Вот так шажок-шажок и день прошел. Удачный, если не сравнивать с вчерашним марафоном сна. Томас шел по улице, улыбаясь. Надо же, обрадовался из-за такой мелочи — знакомству с хорошим человеком... Пустяк, а все равно приятно...

Когда Тихоня вышел во двор, думал, что его там будет ждать раненый Краснофф, поэтому заранее стал подбирать слова, которые мог сказать наглецу, однако к своему разочарованию увидел, что Фф нигде не было. Посмотрел по сторонам — никого. Тихоня даже растерялся. Что теперь делать? Куда идти? День только начался, а фронт работ, не успев открыться, закончился, и эта для кого-то радостная новость, вдруг стала подтачивать его хорошее настроение. Тихоня чувствовал, что в данный миг ему весело, глаза горят, но колокола уже звенят и через пару минут ему станет плохо. Так волна подмывает песочный замок. Томасу не хотелось упускать из своей души тепло, лишаться ощущения покоя. Чертыхальски начал искать в своей памяти что-то радостное, пытался зацепиться за какое-нибудь безмятежное воспоминание, за ту расслабленность, которая недавно так приятно разлилась по телу...

Но всё впустую. Вдруг горным селем накатила болотная тоска. Промелькнула мысль, а что если вернуться и снова напроситься к Сермяге в гости? Невозможность исполнения своего желания Томаса расстроила ещё больше. Подумал: «Вот тебе раз — и гвоздь промеж глаз!». Что ж так тяжко и тошно, почему в груди сердце сжало? Только что веселился, и на тебе! Почему во рту появился горький привкус?

Томас посмотрел на укрытое белесыми перьями небо. Есть две еврейские истины. Первая — всё пройдет. Эти облака пройдут, эти деревья пройдут, и он пройдет. Мимо деревьев, мимо облаков. Вся его уникальность, нечеловеческое везение — всё пройдет. Но почему? Ведь такого второго как он уже не будет. Такого, который так смотрит на небо, и как он видит облака — никто не видит, даже если станет рядом с ним и также задерет голову вверх. Он уникальный... Впрочем, как и любое создание в этом мире, будь оно какого угодно цвета, вероисповедания и размера мешка за спиной, в котором хранятся нажитые ими грехи...

Все пройдут...

Вторая еврейская истина догоняет первую — всё относительно. Кому-то небо — вдохновение, кому-то — источник беды. Кому-то водка — лекарство, кому-то — отрава. Бесконечный список... Относительно Хлебореза Томас счастлив, относительно Андрея — нет. И это, как не хорохорься, есть мучительная горькая истинная правда.

В конце концов, относительно метронома вселенная мотыляется туда-сюда...

Нет, так дальше продолжаться не может — ему нужен отдых! Срочно надо понежиться на песочке, покупаться, смыть пот-грязь, отдохнуть от городского шума и хоть на час-день, забыться, заглушить тикающий в его голове часовой механизм. Да! Было бы неплохо сменить обстановку, а то что это такое — работа да работа? Он ведь приехал отдыхать! Он на пенсии в самом-то деле. А может... соединить первое со вторым? Пришедшая вдруг мысль заставила Томаса противненько захихикать: он понял, что должен сделать, чтобы забыть о своей минутной, вызванной Андреем Сермягой слабостью.