«Он бросил меня в грязь, и я стал, как прах и пепел».

(Иов 30:19) Книга Иова

Тоня поселила гостей рядом — на Кутузова, в доме, где когда-то жил цыганский барон. Судьба у него вышла кривая. Стоит потратить пару минут, чтобы мне рассказать, а вам послушать. Приходят как-то к барону сваты, а он видит — это не сваты вовсе, а свита, и жених не цыган, а бес. Понял барон, что кому-то напакостил, и ему «пороблено». Нечисть в дочь любимую единственную вцепилась. Что делать? Соседей, родичей звать? Не позвал — гордый, а надо было — вмиг бы налетели, наплевали, нашептали — от таких сватов и запаха серы б не осталось. Решил в одиночку бой держать. Чтобы беду отвести, согласился продать душу за обещание не трогать его дочку. Ничего не выгадал — сам через год кровинушку довел до греха. Запрещал на улицу выходить, на парней смотреть — вдруг там снова бес приноравливается? Та влюбилась в цыгана-красавца, загоревала, а когда поняла, что счастья ей не видать, взяла да и повесилась на воротах.

Барон ушел неизвестно куда. Дом остался пустой. Петровна подсуетилась, выкупила у родни не задешево. Для виду батюшка приходил, кадилом махал. С тех пор жили здесь гости баронессы. Кто от Князя — добро пожаловать на Кутузова. Из-за границы? — туда же. Не дом — хоромы. Евро-ремонт, евро-мебель, евро-дизайн. Техники — тонны. Кондиционеры, солярий, сауна, душ-Шарко, зимний сад в теплице, но и это ещё не всё. Для такого богатства охрана нужна хорошая, и она имелась. На втором этаже над гаражом, жил такой себе дядечка по хозчасти — дядя Ваня Сопля. Не Сопля, а Сопля. Рост — метр пятьдесят, в плечах узковат, лицом худоват, глазами остер. Дед Вани был жокеем на Ростовском ипподроме. Завистники, которым приходилось вес сгонять, говорили, что того можно было соплей перебить, но даже за глаза боялись произносить обидное прозвище — поэтому Сопля. Кличка перешла по наследству сыну, а потом внуку.

Ваня нравом пошел в деда — соседские пацаны его боялись, как прокаженного. Родителям даже пришлось переехать в другой район, а так взрослые в отместку за своих поскрёбышей придушили бы Ваню ещё мальцом. Перевели забияку в школу-восьмилетку самой рабоче-крестьянской окраины — Курдюмовки. Там пободаться любят от мала до велика — на сшибки с соседями из Зайцево, Зеленополья, Кодема, Доломитного до самой пенсии ходили. Но в классе не нашлось таких, кто мог бы усмирить Ваню.

Да, фамилия его была — Самохвалов.

В августе девяносто девятого Сопле было сорок четыре годика. За плечами три отсидки, драки, поножовщина. А почему? Да потому, что у Ивана челюсти сводило от несправедливости, наглости и тупости человеческой, бахвальства, ограниченности, зазнайства, взяток, чиновничьего произвола, бесчестия, косности, равнодушия, от потерявших стыд прокуроров, налоговиков, проверяющих-стращающих всех проклятых мастей... Да мало ли от чего? Если бы война, да на фронт — быть бы ему героем с крестами на всю грудь. Первым в атаку бы шел, языков брал, связь под шквальным огнем налаживал, а в мирное время... Не приживаются на Руси злоненавистники и правдорубы. В общем, с таким охранником спалось спокойно.

Я не рассказывал, как Ваня с Тоней познакомились? Конечно нет, — это риторический вопрос...

Жила в Курдюмовке Савельевна — всю жизнь в торговле. Красотой не славилась, с мужиками не ладилось, жила одна, но то ли так карта выпала, то ли Савельевна удачно подлегла, — в тридцать пять понесла. Родила девочку — Анютой назвала. Жили вдвоем — мать работала, дочка подрастала. Кто был отцом — никто не знал, но то, что он был красавец — факт. Мать широкая в кости — дочь просто фигуристая, крепко сбитая. У Савельевны сала на полтора центнера — дочь в теле, но без фанатизма, хочется подойти, прижаться, за талию подержаться. У мамаши плечи — шпалы носить, у Анюты все как надо, покато и гладенько. И самое обидное — на мать в её девичестве и старые пердуны не смотрели, а за Анютой женихи, словно репей за хвостом кобелиным.

Как настала пора дочку замуж выдавать, — а жених подобрался видный, красавец, из проходчиков с Румянцева, зубоскал, каких и среди этой братии мало. Матери бы радоваться, а она... Свадьбу устроила, деньгами и продуктами помогла. Везде поспеет, похихикает. С будущей сватьей на кухне две смены отпахала, в общем, не мать, а подарок, вот только... Даже не знаю, как и сказать... Савельевна из близких на свадьбу пригласила только одного знакомого — нашего дядю Ваню. Что у них, кашалота и ерша, было раньше неизвестно. Соплю последние пять лет никто не видел и уже успели подзабыть о таком кадре. Может их связывала давняя любовь или дружба, ведь в молодости жили на соседних улицах...

Антонина Петровна была приглашена на свадьбу со стороны мужа. Она видела, как Ваня, зажатый с двух сторон, томился в окружении горняков и их супружниц. Приглашенные говорили на одном языке, вспоминали известных им людей, смеялись над своими шутками, а Ваня — ещё без паспорта, со справкой об освобождении, без родных, жилья, работы — сидел с мертвым лицом и ел капусту. От водки поначалу отказался — после отсидки не шло, но: «Чего не пьешь, не по-нашему! Да ты не девка, чай, давай до дна! Шо филонишь?».

Выпил. Ещё раз выпил. Баронесса понимала, куда все катится и что сейчас начнется. Дядя Ваня после шестой рюмки, играя желваками, уставился в тарелку с нарезанными кровавыми помидорами, а рядом гуляли ничего не замечающие уже хорошенько макнутые коногоны и забойщики, у которых друг женится на красавице Анюте. Гости пришли гулять, выпивать и кричать «горько!» — для них всё веселье впереди, только начинается. Антонина Петровна видела — мужики подобрались жилистые, а откуда в шахте быть жиру на боках? Кулаки у них недетские — без отбойного молотка уголек добывать можно. Но даже им с дядей Ваней не справиться — пока повалят на пол, сколько челюстей сломает?

Встала Тоня, тронула Соплю за плечико, попросила сходить на кухню помочь кастрюлю с компотом перенести. Дядя Ваня — как не помочь? — тяжело вышел из-за стола и чуть пошатываясь, побрел за приятной, на его осоловевший глаз, полной женщиной. Когда они нырнули в темный коридор, Антонина пропустила вперед помощника и, недолго думая, тюкнула его кулаком по темечку. Взвалив на плечо обмякшее легкое тело, она вынесла дядю Ваню на улицу. Бабы хохочут -свадьба только началась, а первых гостей уже понесли!

Очнулся Сопля через полчаса у баронессы дома. Сама на диван уложила, нашатырь поднесла, тряпкой, смоченной в уксусе, виски протерла, размяла ему шею, дала таблетку и попросила заснуть. Дядя Ваня молча отвернулся к стенке и через минуту уже посвистывал.

С тех пор он жил у Антонины Петровны.

...Встретил Ваня Томаса и Лесю приветливо. Сначала отпросился у хозяйки на ближайшие выходные порыбачить, а потом пошел помогать устраиваться гостям.

Дальше можно пропустить — в тот день ничего интересного больше не было. Леся ходила по комнатам-этажам и цокала языком — ей здесь нравилось. Томас, закинув ноги на журнальный столик, сидел на веранде, слушал радио, пил квас с сушками и размышлял, что Тоне рассказать о «красненьком», чем оправдаться?