Ветер приятно овевает лицо, перебирая молодую бородку, играя с длинными усами, забирается в складки походного платья. Прозрачное сияющее бирюзой небо на горизонте обрамляют белые облака. Как красиво… Уходящее солнце освещает каменистую желто-серую землю и далекие, оставшиеся за спиной черные горы. Весь мир вверху и внизу так ярок, так светел… а он, словно полководец, стоит на вершине скалы и осматривает свое, растянувшееся змеей войско: обозы, табуны лошадей, стада овец и коз. Вот только не он ведет в поход воинов — для этого боевой маг чёрной сотни Фадлаллаха Камара, сын достойного отца, слишком молод, и под ногами его не каменная твердь, а крутые бока араратского пегаса.

Да, Махмуд достоин чести быть всадником столь благородного животного!

Тяжела ноша славы рода Камар. Махмуд с пяти лет знал, кем станет. С молодых ногтей он старался быть достойным своих предков. Учился, как воевал — где талантом, где усердием, а где и хитростью. Лучшие учебники, лучшие учителя. Его не интересовали ни эксперименты с заклятиями, ни алхимические поиски, ни тропы холодных звезд. Только сила и мощь, только ловкость и быстрота — всё, что помогает уничтожить ненавистное его сердцу зло.

Отец часто говорил: меч придумали ненавистники всего живого, но воины должны хорошо владеть этим проклятым оружием. Так и с адхарма — для борьбы на равных с князьями неправды, недостаточно выучить светлые заклинания. Надо познать соперника изнутри, подняться над черным и белым, добром и злом. С этой непостижимой для многих кудесников высоты знаний, легче заметить ростки лжи и успешнее вырывать сорняки адхарма. Никто из волшебников, идущих на Священную войну, не упрекнет боевых магов за мрачный нрав, за холодный блеск в глазах, за почти каменные сердца, потому что каждый воин черной сотни подобен мученику, согласившемуся добровольно преступить законы дхарма и, ради светлой идеи, в будущей жизни терпеть за своё отступничество мучения. Но в награду чернокнижники получали ясный ум, острый глаз, разящее слово. Знания воинов сотни Фадлаллаха Камара были глубоки, силы велики, а воля непоколебима. Может, поэтому мудрецы, ведущие войско дхарма, чаще всего посылают в дозор разведчиков Фадлаллаха? Кто, как ни маги черной сотни знают уловки, ухищрения детей лжи?… А они где-то рядом, рыщут, вынюхивают, роют землю там, где прошли тысячи сапог, копыт, чтобы по упавшим в камни каплям пота, крови, помету животных, узнать, сколько идет воинов, сколько с ними коней, верблюдов, пегасов… Сколько гигантских черепах с корзинами на панцирях, сколько взнузданных ездовых варанов и больших сирийских боевых мангустов. Издалека не разглядеть — змею похода накрывает надежный щит, — а вот по следам прочитать можно. Поэтому большинство воинов черной сотни не впереди войска, а сзади, в засадах. Он же, Махмуд Камар, в данную минуту сидит на пегасе между небом и землей и краски мира бьют его по глазам, заставляя щуриться, и ветер развевает конец чалмы, а в молодой душе кипит жажда подвигов и предчувствие битвы…

Вдруг в груди проснулось беспокойство. Словно он узнал, нет, догадался, ЧТО сейчас произойдет! КТО, освещенный кровавым заревом уходящего солнца, появится на линии горизонта! У него не было сомнений — внизу спокойствие, размеренный гул, монотонный шум шагов, неторопливый цокот копыт и скрип осей, однако скоро все изменится — тьма наступит с юга нежданно, раньше срока ночь придет на землю…

Махмуд, пришпорив пегаса, взмыл повыше, чтобы первым рассмотреть наступающие армии адхарма и рассмеялся — его интуиция не подвела.

… перед мысленным взором Махмуда встала картина той битвы…

Священная война… Как же ты была страшна для любителей жизни и как упоительна для ловцов славы!

Но вдруг…

Что-то пошло не так. Сон не стал повторять минувшее. Синева неба ушла, растворилась во мраке, укрылась чернильным крылом, но звезды не зажглись, серп луны не вышел… Почему же? Тогда, много лет назад, был свет, пусть не яркий, но был. Белые молнии, огненные ядра, оставляющие в небе багровые полосы следов — этого хватало, чтобы рассмотреть ощеренные многозубые паст писачасов, пылающие желтым пламенем безумия глаза ракшасасов и йаксасов, даже в свете тусклых вспышек от заклинаний можно рассмотреть погоняемых колдунами хату-дханами своры рогатых гшсачасов и нишичаров. Да, можно было рассмотреть и наполниться ужасом, ибо нет в этом мире ничего их страшнее — Брахма и захотел бы из своего тела родить созданий более ужасных, да не получится — всё, что он мог, уже явил Поднебесному свету много тысяч лет назад[1].

Тогда был свет, и он мог увидеть детей лжи. Их чешуйчатые спины, мохнатые лапы, саблевидные когти, рога, торчащие из локтей и колен, глаза полные ненависти и жажды крови… Видел и не испугался, переборол свой страх… Теперь же мрак… Ночь… Забвение…

И ужас оттого, что ему судьба не дает шанса разглядеть лицо врага …

Неужели ему предстоит поединок с адхарма в кромешной тьме? Готов ли ты — воин рода Камар пойти на лавину демонов с завязанными глазами? Готов сразиться в чуждом тебе мире — в безжизненной пустоте?

Готов ли?

Махмуд-бег очнулся, вывалился из забытья и в этом ему помог крик-вопрос, пульсирующий как барабанная дробь: «Готов ли ты? Готов ли…».

Сон ушел.

Где-то капала вода.

Сверху доносился еле слышный шелест. Такой звук издают крылья летучих мышей, когда их очень много, и они трутся друг о друга. Наверное, он в пещере. Поэтому так темно. Волшебник ощутил, что лежит он на скверно пахнущей овчине. Пытался прислушаться, что происходит вокруг, но мешал звон в голове и вообще он чувствовал себя необычно, словно после… Да, когда-то в молодости Махмудпопробовал сейджаб — кашицу из перетертого корня морок-травы. Тогда его, как и сейчас, немного подташнивало, но это была необычное, приятное ощущение, его лицо чуть онемело, движения замедлились. Шехир-эмини попытался крепко сжать кулак, но не получилось, словно пальцам было лень проявлять силу… И дышалось легко, не болела спина, как будто и не было удара о камни четыре года назад, когда он от жары потерял сознание и упал с винтовой лестницы.

Все понятно.

Его…

Его кто-то накормил сейджабом. И почему он здесь находится? Что случилось?

Мысли неслись горным потоком. Махмуд-бег с ужасом осознал, — он не помнит, что было вчера! Совершенно выпало из памяти, как он молился, как ложился спать. А неделю назад? Не помнит! Возраст преклонный, зачем хорохориться, но не настолько же, не до провалов в памяти!

И почему он находится в пещере?

Так, пора во всем разобраться. Волшебник попытался встать, но…

Не получилось!

Тонкие шелковые шнурки стянули кисти рук, шею, грудь, пояс, ноги в коленях и в щиколотках. Вот так новость — он пленен! Это интересно… Махмуд-бег даже улыбнулся. С ним незнакомцы пытаются играть в старую забаву — расплетай. Во время долгих стоянок в степи, маги черной сотни часто так играли — завязывали друг друга по очереди, и пытались вырваться. Иногда с помощью магии, иногда полагаясь только на свою ловкость и терпение.

Что надо делать?

Успокоил дыхание, расслабил все члены, сначала ступни, потом икры, бедра, ягодицы, пояс, живот, грудь, и дальше плечи и руки до кончиков пальцев…

Вот только эта затея ни к чему хорошему не привела. Тонкие веревки не чувствуя преграды опали вслед за плотью, и теперь, когда настала очередь малейшего напряжения, паутина врезалась в кожу.

Это неприятно. Теперь Махмуд-бег не мог даже глубоко вздохнуть. Мысль, что ему, наверное, предстоит так лежать до утра, не обрадовала. А кто сказал, что его утром отпустят? Шехир-эмини расстроился, даже возмутился! Но… Вдруг такие простые первобытные эмоции разбудили в нем того, трезвого настоящего Махмуда-бега, и подсказали, что всё окружающее — сон, что под действием сейджаба он ничего не поймет, как бы не старался, не сможет правдоподобно проанализировать ситуацию, в какую попал. Что надо просто попытаться заснуть, и через некоторое время ему станет легче. Уйдут ненужные воспоминания молодости, вернется память, и он сможет найти выход, распутать веревки. Он поймет, где он и что с ним.

Надо просто поспать.

Махмуд-бег улыбнулся, и постарался не обращать внимания на сдавившую грудь шелковую паутину. Он знал, пару минут и всё пройдет, — он всегда засыпал быстро. Если у человека чистая душа, ему незачем по ночам мучить себя сомнениями…

Когда дремота накрыла разум шехир-эмини, ему почудилось, что рядом пищат летучие мыши. Перед тем как волшебник заснул, эхом мелькнула мысль: «Что они здесь делают? Не хватало ещё, чтобы во сне нетопыри выпили его кровь».

Очнулся шехир-эмини в одно мгновение.

Сколько времени провел в беспамятстве, неизвестно, но в этот раз он был почти тем Махмуд-бегом, который помнит день рождения своего наследника. Почему почти? Потому что он знал: умер правитель Востока, умер старый мудрый волшебник, умер муж и отец. Он знал, что его тело покрывают пузыри ожогов, его глазницы сейчас — истекающие сукровицей язвы. Он помнил, как недавно страдал, казнил, и снова страдал. Но это была боль душевная, а сейчас ему было легко, словно лежал не на овчине, а на русской перине. Значит, его ещё поддерживает дурман морок-травы, но когда пройдет время, — а оно приближается неотвратимо — настанет для него Джаханнам на земле.

Слепой, беспомощный, спеленатый узами.

В этот раз Махмуд, ощутив на теле тонкие шелковые щупальца, не улыбался, потому что знал, кто его связал. И почему. Он бы поступил также. Наверное, его лицо, да и всё тело покрыто кашицей из огнелова — перемолотой массы морозного хоботка, подорожника, мяты и тысячелистника.

Шехир-эмини попытался нахмурить лоб и понял — маски на лице нет. Выходит, другое средство. Какое?

Вдруг мерный ход мыслей прервал писк. Это — летучая мышь! Рядом! Он вспомнил, как очнулся в первый раз. Тогда нетопырей было много. Под потолком пещеры, и около ног. Это может значить одно из двух.

Или он у друзей или его…

Вопрос острый, как стилет, раскаленный, как лава Везувия, ясный, как солнце в зените, взорвал мозг правителя: «А где Анвар?».

Махмуд-бег взвыл, и только сила воли ему не дала выкрутиться, дернуть телом, и тем самым нанести себе лишний вред. Маг страдал, сдерживая гнев. Страшная мысль, что он стал калекой, слепцом, начала таять и отошла под натиском другой, ещё более ужасающей истины — он не знает, что произошло с его сыном! Последнее воспоминание, — женский крик, и он бьет морозным облаком в сторону своей проклятой жены-фанатички. Только взял повыше, чтобы не задеть Анвара.

А потом крик Фаруха.

О чем он просил? Не помнит. Совершенно не помнит!!!

Шехир-эмини прислушался. Где сын? Только писк, шевеление. Почти рядом, у ног. Стоп! Надо найти выход, пока голова трезва, пока не пришла боль. Потом будет поздно — когда спадет действие морок-травы, он ни о чем уже не сможет думать.

Где он?

В пещере.

Большой?

Свод высокий — эхо от капели разносится далеко. Кто здесь ещё есть кроме него? Нетопыри. Это плохо или хорошо? Если он в библиотеке Сааифа, хорошо. Если в катакомбах Пере — плохо.

Махмуд-бег усмехнулся. Вот как бывает. Думаешь о настоящем, а окунаешься в прошлое, и тяжесть минувших лет окрашивает современность кровавыми разводами. Большие знания несут большую печаль.

Правители Константинополя не могли терпеть тех, кто владеет магией крови. Не выдержав постоянных стычек с боевыми магами, местные каиниды ушли, кто в горы Афганистана, кто в Карпаты. Вот только с нетопырями, которые не питаются насекомыми, а пьют кровь, румийцы ничего поделать не могли — крылатые животные размножались слишком быстро. Сто лет назад, казалось, победили, но началась война с османлисами. По воле звёзд Махмед II покорил звезду Босфора, и почти все волшебники поверженной Византии ушли вместе с человеческим войском.

Пока мир оправлялся от войн, летучие кровососы снова заполонили пещеры Пере.

Восточные маги всегда с уважением относились к одним из древнейших созданий этого мира, поэтому не считали нужным совершать набеги в катакомбы и пещеры пригорода Истамбула, чтобы покончить с кровососами.

Неужели Фарух оставит его наедине с этими тварями? Такого просто не может быть! И если он лежит здесь… А вампиры пьют кровь неслышно, он при всём желании не почувствовал бы… хотя… Фарух…

Стоп!

Он не мог его так бросить, должен был дать какой-то знак, успокоить, или положить рядом дополнительную порцию морок-травы…

Махмуд-бег пошарил руками по овчине и… Коснулся мизинцем холодного камня.

Вдруг на шехир-эмини хлынули, словно снежная лавина, образы, краски, непонятные шорохи, обрывки мыслей, разговоров. Перед магом взорвалась, вспыхнула новая реальность, словно он обрел глаза, но только увидел окружающий мир не зрительно, а как бы изнутри. Перед ним во всей красе предстали своды невообразимо большой пещеры. От первого камешка, лежащего у его ног, до последней трещинки в далеком гроте. Он мог описать каждую пару каменных сосулек, тянущихся друг к другу. Они словно лезвия мечей приближались снизу и сверху. И там, в такой далекой и в тоже время близкой выси он различил мириады живых летучих созданий. Он мог любую отличить от остальных. У одной лапка перебита, у другой на грудке меховая опушка с рыжеватым оттенком светлее, чем у остальной братии. Их много, больших и малых, старых и молодых.

Внутренний взгляд кудесника соскочил с искрящихся алмазами стен, опустился на свое тело…

Махмуд-бег увидел у маленького озерца с чистой водой постамент. Эта возвышенность оказалось его ложем. Он тут лежал спеленатый, беспомощный… и около его руки хранился шар — домик рыбки Кривды! Вот что приготовил ему в помощь Фарух. Но это был не единственный сюрприз… Возле ложа стоялидеревянные ясли… там должен быть его мальчик — Анвар, будущий воин… Но там… Шехир-эмини напряг разум…

Кишмя кишели крылатые вампиры!!!

Шевелились крылья, блестели спинки, так отчетливо видные тонкие острые коготки с противным хрустом цеплялись за тонкие палочки детской кроватки…

Вдруг несколько ужасных, ушастых с морщинистыми приплюснутыми носами морд поднялись над этим противным месивом и заглянули Махмуд-бегу в его пустые глазницы….

[1]Писачасы, ракшасасы, йаксасы, гшсачасы, нишичары — вампиры, демоны, чудовища — создания тьмы, вышедшие из тела Брахмы и живущие в Тала — подземном царстве тёмных созданий, жилище великанов-людоедов, призраков и демонов. Во время Священной войны князья адхарма призвали это мерзкое воинство для усиления своей армии. Хату-дхана — колдуны-погонщики, сумевшие подчинить себе гостей из потустороннего мира.