Свобода. – Богатство города. – Медичи. – Расцвет искусства. – Значение Возрождения. – Характер эпохи. – От Данте до Рафаэля. – Восхождение Петрарки на гору. – Гуманисты. – Украшение города. – Мнение Вазари. – Анекдот о Нанни Гросси. – Рафаэль во Флоренции .

Флоренция – колыбель Возрождения – и теперь справедливо носит название «прекрасной». Расположенная по обеим сторонам реки Арно, она представляет одну из живописнейших местностей Италии и Европы. Уже с начала Средних веков в водовороте борьбы папства и императоров за обладание Италией Флоренция умела сохранить свою независимость демократической республики. Гвельфы и гибеллины, партии Черных и Белых долго держали граждан Флоренции в осадном положении. Бедствия Флоренции, да и всей Италии, в это время, ее усилия, удачи и падения нашли величественное и трогательное выражение в поэме Данте. В XIV веке Флоренция одна энергически сопротивлялась замыслам германского императора Генриха VII, его притязаниям на всю Италию, и одна удерживала за собой республиканскую независимость, в то время как все остальные города Италии задыхались под властью тиранов.

Наряду с политической независимостью, благодаря врожденной энергии жителей и прекрасному республиканскому устройству, быстро развивалась промышленность и росли торговые сношения со всем остальным миром. Прекрасная и обильная природа Тосканы содействовала этому развитию и обогащению жителей.

Наиболее «цветущей» («Florentia») становится Флоренция в XV веке. В это время она – центр Италии, средоточие такого изобилия сокровищ умственных, нравственных и материальных, что в истории редко найдется пример подобного величия и богатства. Среди купеческих домов Флоренции особенно возвысился торговый дом Медичи. Уже в XIV веке Сильвестр Медичи играл преобладающую роль в Синьории (верховном городском совете). Купцы, ремесленники и большинство горожан вообще привыкли считать этот дом опорой и относились к нему с полной преданностью. В начале XV века Джованни Медичи приобрел особую любовь народа своею щедростью, а сын его Козимо – просвещенным покровительством наукам и искусству. Хотя Лоренцо, внук Джованни, только случайно спасся от смерти, в то время как брат его Джулиано был убит заговорщиками, он стал, однако, почти неограниченным правителем Флоренции.

Сам поэт и философ, он тратил огромные суммы на украшение города и покровительство искусствам.

На своей чудной вилле Кареджи он устроил музей и ботанический сад, в монастыре Сан-Марко основал прекрасную библиотеку, улицы города украсил античными статуями, а стены церквей и соборов – картинами, до сих пор сохранившими свою славу. Соревнование других знатных домов и богатых граждан только сильнее способствовало украшению города. В это время Флоренция справедливо получила свое прозвание «итальянских Афин».

Жизнь кипела в этом городе. На улицах его был вечный праздник. Как на турнир стекаются смелые рыцари ломать копья за прекрасных дам, так служители искусства и науки стремились во Флоренцию, на «арену муз». Здесь были мастерские и школы знаменитых художников, сюда иностранные короли присылали огромные суммы для покупки статуй и картин.

К концу века Флоренция достигла высшей степени расцвета. В ней уже таились зародыши будущего упадка и разложения, но она ждала Рафаэля.

Вступив юношей в этот прекрасный город, он вышел отсюда как царственный гений. Из пламени пожара и из-под обломков всеобщего разрушения вынес он скипетр Возрождения и перенес его в новый Рим, возродившийся, как феникс, из собственного пепла. И само название эпохи – Возрождение – относили сперва к одному XVI веку. Потом распространили его на XV и даже XIV. Но как начало волны морской теряется вдали, на горизонте, где появляется ее гребень, так и первые признаки Возрождения надо искать в середине Средних веков.

Под гнетом тяжких условий Италия никогда не теряла воспоминания о своем былом всемирном величии, но Флоренция явилась наиболее сильной выразительницей национальных стремлений. Мы видели роль ее в истории Италии. Благодаря этой роли она стала колыбелью искусства, знания, гражданской и политической свободы.

Этот город был очагом и священным алтарем той бескровной мирной революции, которая благодаря усилиям гуманистов, гениальных мастеров искусства, поэтов, ученых и знаменитых граждан открыла источник новой жизни для Италии и всего мира. Революция эта коснулась прежде всего воспитания, сделала знание всеобщим достоянием, создала цельный индивидуальный характер, породила почти религиозное поклонение красоте, дала новый толчок развитию христианских воззрений.

«Обмен веществ», вызванный Возрождением в организме человечества, был так силен, что вся эпоха вполне заслужила данное ей название эпохи «открытия человека».

В самом деле, не только открытие Нового света характеризует эту эпоху как время страстного возбуждения мысли, чувств и стремлений, но еще больше – изучение тела и духа самого человека, открытие новых и новых перспектив в этой области.

В XV веке заря Возрождения охватила всю Италию.

Не говоря уже о Милане и Урбино, где герцогский дом особенно выдавался среди современников высоким образованием, даже тираны, прославившиеся невероятной жестокостью, корыстью и бессердечным эгоизмом, невольно подчинялись общему влиянию. Так, знаменитый своим кровожадным деспотизмом дерзкий кондотьер Сигизмундо Малатеста держит при своем дворе целый штат ученых и поэтов. Отдыхая в замке после разбойничьих набегов и опустошений, он проводит время в их кругу и принимает серьезное участие в философских диспутах.

В стенах построенного им храма, в саркофагах погребал он торжественно тех, кто умирал при его дворе, и над гробницами заказывал прекрасные надписи – выражение скорби и почтения.

История рисует нам его характер в мрачных до отчаянья красках, и тем не менее к нему относятся слова папы Пия II: «Сигизмундо хорошо знал историю, имел обширные сведения в философии, у него был талант ко всему, за что он ни брался».

Освобождение человека из тяжелых оков невежества, суеверия и духовного рабства начинается в XIII веке, когда Данте бесстрашно сорвал завесу, скрывавшую светлый Божий мир от взоров непосвященных. Он смело взглянул и на окружавшую его жизнь, и на душу человека. То, что он увидел здесь, на земле, глубоко омрачило его душу, но в изучении природы поэт нашел силы и возможности для борьбы.

На языке родной Тосканы, которому суждено было стать языком всей Италии, автор «Божественной Комедии» стал петь свободу и любовь, природу и возрождение.

Рафаэль завершил купол величественного здания, заложенного Данте.

Каждый камень на улицах Флоренции в XVI веке, подобно Каабе магометан, хранил память о ступавших на него славных мужах, имена которых длинною цепью соединяют Данте с Рафаэлем.

Подобно воинству крестоносцев следуют за Данте герои Возрождения – славные флорентийцы: поэты-ученые Боккаччо и Петрарка, Луиджи Пульчи и Пьетро Аретино, гуманисты вроде Никколо Никколи, художники Джотто, Таддео Гадди, Мазаччо, фра Бартоломео, скульпторы и зодчие Орканья, Пизано, Брунеллески, Гиберти и Донателло. Вереница эта блестяще завершается Леонардо да Винчи, Микеланджело и, наконец, Рафаэлем, единственным не флорентийцем, но гениальным пришельцем, явившимся принять законное наследство великих предшественников.

Наука предшествует поэзии и искусству в эпоху Возрождения: XIV век – век гуманистов, XV – век искусства. Стремление к познанию природы, к сближению с ней возрождается как в научном рвении, так и в попытках изображения ее. Попытки эти вначале очень слабы. Описания местности носят характер более географический, чем поэтический, как это находим у Данте и Боккаччо.

Петрарка совершает восхождение на гору близ Авиньона под влиянием непосредственного влечения, но ему приходится оправдывать себя в этом перед современниками и самим собою. Он взял с собой брата и двух крестьян. Пастух в горах умолял его вернуться, говоря, что сам пробовал взойти на гору 50 лет назад, что с тех пор никто более не думал об этом, да и он вернулся скоро назад с разбитыми членами, разорванным платьем и с раскаянием в душе. Петрарка не послушался. С невероятными усилиями он и спутники его достигли вершины и увидели облака под собой. В его рассказе об этом сильнее звучит мысль о природе, стремление к ней, чем собственно чувство красоты. При нем книга – «Исповедь св. Августина», и он указывает в ней брату на следующие слова: «И вот люди восходят и изумляются высоким горам, далеко убегающему морю, шумящим потокам, океану и движению светил, и люди теряются в изумлении пред этим величием».

Таково было начало эпохи, но уже скоро итальянцы могли понимать и глубоко чувствовать самые тонкие штрихи природы, а также проявления внутренней жизни человека и научились мастерски изображать как ландшафт, так и черты лица, улавливая духовный смысл природы и характеров. Слишком много в этом умении приписывали античному возрождению. Развитие индивидуальности, стремление личности к свободе и к пытливому познаванию природы – вот, повторяем, главное основание эпохи. Но направление, полученное наукой, искусством и литературой в руках последовавших за Данте гуманистов, наложило на всю эпоху печать античного, языческого мира.

Мистическое самоотречение и страх грозящих человеку со всех сторон темных сил сменились радостным чувством прелести земной жизни, восхищением красотой тела и духа и смелым, светлым взглядом на природу как на источник живого наслаждения. «Видеть и наслаждаться» – стало лозунгом века.

Этот новый, сияющий жизнерадостностью взгляд отразился прежде всего на зодчестве.

Готический стиль уступил место стилю ренессанс.

Грандиозное сооружение Флоренции в этом стиле – собор Санта-Мария дель Фьоре – строили в продолжение 176 лет Арнольфо да Камбио, Джотто, Таддео Гадди, Орканья и Таленти. Наконец, закончил его Филиппо Брунеллески, один из величайших гениев эпохи. Он устроил над собором величественный восьмиугольный купол, в диаметре на целую сажень превосходящий купол собора Св. Петра.

Это прекраснейшее творение зодчества XV века украсили великолепные скульптурные произведения Бандинелли, Донателло и Гиберти. Другая прекрасная церковь того же стиля, Санта-Кроче, также украшенная работами великих мастеров, и теперь служит пантеоном великих флорентийцев: здесь покоятся Данте, Микеланджело, Галилей, Макиавелли и многие другие.

Дворцы Боргезе, Строцци, выполненные во флорентийском стиле, как бы высеченные из одного утеса, и палаццо Питти, построенное по рисунку Брунеллески, украшали уже город во время Рафаэля и заключали в своих стенах богатые собрания произведений античности, а также великих современных мастеров. Наконец, улицы и площади почти на каждом шагу останавливали восхищенный взор любителя красоты и искусства. Не только в самом городе, но и в замках и монастырях, рассеянных по холмам и в долинах за городскими стенами, также процветало искусство.

«Во Флоренции достигли большего, чем где-либо, совершенства во всех искусствах, и в особенности в живописи». Так говорит современник Рафаэля и первый биограф его, известный художник Вазари.

По его мнению, этому содействовали три обстоятельства. Первое, что сама атмосфера Флоренции воспитывает такие души, которые не могут удовлетвориться слабыми произведениями и по свойственной им благородной свободе судят не по имени автора или мастера, но ставят выше всего истину и торжество прекрасного. Второе, что во Флоренции, где собрано столько богатств, жизнь очень дорога и трудна, почему художник должен быть очень производительным. Третье, быть может, по словам Вазари, еще сильнее первого и второго, – это честолюбие, которым насыщен воздух Флоренции: стремление превзойти всех других, не давая таланту успокоиться, побуждает его достичь неоспоримой славы, так как быть только равным с другими считают там позорным. Понимание красоты было так тонко развито во Флоренции у современников Рафаэля, что один художник, Нанни Гросси, умирая, отстранил поданное ему распятие и просил дать другое, работы Донателло, говоря, что он умер бы в отчаянии, если бы в последнюю минуту жизни видел плохо исполненное произведение искусства.

Читая у Вазари приведенные выше слова, мы понимаем, как должно было биться сердце юного Рафаэля при одном слове «Флоренция», особенно когда он приближался к цели своего путешествия.

В Риме гробница Рафаэля. Там прах его, и там же, в Ватикане, памятник его вечной славы. На пути своем он достиг репкой известности и поклонения, но лучшим временем жизни оставались для него, конечно, годы от 1504 до 1508, которые можно назвать «флорентийским периодом», хотя он и не жил безвыездно в этом городе.

Полная независимость, сокровища природы и искусства, город, залитый солнечным светом, веселая жизнь, прекрасные женщины и еще молодость, 21 год, – всем этим он имел возможность вполне насладиться.

Никто не мог отказать ему в таланте, но во Флоренции нелегко было обратить на себя большое внимание молодому художнику. Флорентийцы не видели произведений Рафаэля, не знали его «Мадонны Конестабиле», которая в настоящее время считается одним из лучших его созданий и была написана им перед самым появлением в столице искусства. Вспоминая слова Вазари, нужно думать, что Рафаэль мог только выиграть от своей неизвестности, вступая в соревнование с художественными знаменитостями Флоренции.

Энергично берется он за работу, и благодаря восприимчивости быстро развиваются его талант и знания. Первым произведением Рафаэля во Флоренции была «Мадонна дель Грандука». Эта картина и теперь украшает галерею дворца Питти. Со времени Рафаэля о ней совсем забыли, и только великий герцог Тосканский Фердинанд III отыскал ее и никогда, даже в дороге, с ней не разлучался; потому-то она и получила название «Madonna del Granduca» («Мадонна великого герцога»). В ней Рафаэль с необыкновенной силой изобразил идеал прекрасной и застенчивой материнской любви. Особую прелесть придают лицу Марии опущенные, полузакрытые глаза, обращенные на божественного сына.

Как растение, пересаженное из темного места на свет, сразу оживает, зеленеет и распускается полным цветом, так видно в этой картине влияние перемены, которую испытал Рафаэль по приезде во Флоренцию. Здесь нет ничего сверхчувственного, как в произведениях Умбрии; художник осмотрелся кругом, вздохнул полной грудью, вгляделся в окружающую его живую толпу и, познав красоту человека, воплотил ее в красках на полотне. Рафаэля можно упрекать за низведение божества на землю столько же, сколько Фидия и других знаменитых мастеров древности – за их изваяния. И там и здесь художник лишь облагораживал тип человека, приближая его к божеству.

В самом деле, искусство стоит тем ниже, чем более удаляется от характера телесной красоты. Искусство, предшествовавшее веку Рафаэля и Микеланджело, особенно страдало этим вследствие религиозного аскетизма. Первым Донателло, а за ним и другие пластики обратились к природе и стали изображать здорового человека. Пример их оживляюще подействовал на живопись, что повело к расцвету этого искусства, вполне отвечая характеру эпохи.

К сожалению, неизвестна та женщина-мать, чьи черты вдохновили Рафаэля. Быть может, великий художник встретил ее в одной из деревень в окрестностях Флоренции, как впоследствии в Риме, во время карнавала, он набросал другой свой чудный рисунок – «Мадонна делла Седиа», положив лист бумаги на опрокинутую бочку и забью окружающую его толпу и все на свете.

Как бы то ни было, ближайшая к «Мадонне дель Грандука» «Мадонна Ансидеи» доказала, что Рафаэль не прочь иногда вернуться к традициям родной своей школы. В особенности фигуры двух святых на этой картине могут служить примером самого горячего религиозного экстаза. В то же время как в этой картине, так и во фреске в Сан-Северо, многое в изображении напоминает и Фьезоле, и фра Бартоломео, свидетельствуя о том, что Рафаэль успел уже ознакомиться с живописью во флорентийских церквах и соборах.