Переговоры с киношниками прошли на удивление легко. Бюджет бюджетом, но хозяйские деньги надо экономить. А то меня не поймут. Киношный режиссер, снимавший клип моему звездуну, звался Кешей. Он был здоровенным флегматичным дядькой, что было очень удобно. Обычно все киношники — дерганные и вспыльчивые натуры. Этот был спокоен. Как удав. В этом и состояло основное удобство. Я знал, что в процессе работы от меня самого будет исходить очень много шума. И мне только не доставало, чтобы еще кто-то помогал мне в этом увлекательном занятии. Творческие люди обычно весьма эмоциональны. И это правильно. Так они компенсируют те интимные творческие процессы, которые долго и неторопливо зреют в глубинах их подсознания. Потом весь этот вулканический материал выплескивается наружу в виде готовых сценариев и концепций, часто новаторских и непонятных никому, кроме его создателя. И вот тут-то наступает момент, когда ничего не понимающие в режиссерских задумках актеры и члены съемочной группы попадают под горячую руку творителя. Через некоторое время, когда после многочасового мата и иногда несильного рукоприкладства вся эта разрозненная толпа людей превращается в коллектив единомышленников, рождается великое чудо, граничащее с настоящей магией. Рождается искусство!

После премьеры все ненадолго успокаиваются, общаются, недолгое время ходят друг у другу в гости. Но потом этот коллектив понемногу разрушается временем и расстояниями. И вместо него возникает новый, который повторяет весь предыдущий алгоритм, создавая новый кино-, концерто— или театрошедевр. Это может относиться к любому виду искусства, хоть к написанию картин. Хотя там все намного интимней.

Я две недели занимался организационными процессами, совершенно выбился из сил, отвечая на вопрос: «Что будем снимать?», и когда увязал миллион связанных с созданием любого проекта вопросов, то упал в кресло и подумал о сценарии. Пришло время и для самого главного. Ведь, согласитесь, можно собрать самых маститых представителей всех заинтересованных в постановке фильма профессий, но испортить все одним единственным вопросом — слабеньким сценарием. Теперь настало время подумать и об этом. Отдохнув и отоспавшись, я ринулся по общагам и злачным местообиталищам богемной тусовки. На меня обрушивали водопады творческой мысли, убеждали, умоляли, даже запугивали. Меня подстерегали за углами домов, в ресторанах, куда я, уставший, заходил перекусить. Мне совали в руки целые пачки отпечатанных на белых листках текстов. Один очень изобретательный сценарист прорвался ко мне в офис и с порога заявил:

— Я — это именно то, что вам нужно.

Я устал от процесса, но решил выслушать этого настырного типа. А вдруг?

Он начал напористо и безапелляционно, сразу перейдя на «ты», хотя я видел его впервые в жизни.

— Представляешь, фильм, с виду обычный фильм. Никто и подумать не может, что там внутри.

— И что же? — лениво промямлил я.

— Там? Бомба! Катастрофа! Крах! Я такое придумал, такое, ты не поверишь! Слушай, — он заговорил быстро, перечисляя детали сюжета: — Добропорядочная матрона, четверо детей, муж, в общем, все в порядке. По утрам — крахмальный фартучек, утренний кофе, семейный завтрак. И много лет, представь, много лет. Аккуратные кучеряшки, ну, эта, как ее, завивка…

— Перманент?

— Да, да, вот это. И никто, понимаешь, никто не догадывается, — он сделал значительную паузу, и потом я услышал то, от чего даже мои тренированные уши скукожились и поникли. Облизываясь и заглядывая мне в глаза, тип произнес вкрадчивым голосом: — Она спит со своим старшим сыном. Ему 15 лет. Уже целый год.

— Чего-о-о? — я впал в транс и не сразу среагировал правильно. Он принял мое замешательство за одобрение и обрадовался, улыбаясь во весь свой гнилозубый рот.

— А-а-а! И тебя пробрало! Вот и я думаю — удачный сценарий, — он прищурил крысиные глазки и скабрезно захихикал.

Кошмар!!! Я медленно приходил в себя, одновременно очень медленно поднимаясь из-за стола и нависая над этим типом, как неотвратимое возмездие.

— Ты думаешь, это будет иметь успех? — мой голос был почти так же вкрадчив как его, и он не заметил подвоха.

— Уверен! — он почти торжествовал, думая, что нашел во мне единомышленника.

— Тогда вперед!

И я с огромным наслаждением сгреб в охапку и вышвырнул этого гадливого засранца из моего офиса. Он долго кувыркался, подчиняясь силе земного притяжения, визжа и подвывая, видимо, от столкновений со стенами и иными твердыми предметами, расположенными по всей протяженности лестницы, ведущей в мою маленькую уютную конторку. Мне очень хотелось вымыть после него руки.

Господи, я иногда ненавижу свою работу!

Я еще немного поискал хороший материал, но тщетно. Ничего стоящего я так и не обнаружил. И тогда я успокоился, сел и за две недели написал сценарий сам. Я хотел нести единоличную ответственность как за его триумф, так и за его провал! И мне было наплевать на мнение всего остального мира. Но к моему удивлению режиссер Кеша мои писания вполне одобрил. У меня как гора свалилась с плеч. В процессе обсуждения мы наполняли мое детище все новыми и новыми деталями, пока он не превратился в гипертрофированного уродца. Потом мы с Кешей выпили и выкинули из сценария все лишнее. Кеша поделился своими соображениями с оператором, которому доверял больше, чем родной матери. Оператор тоже внес свои многочисленные коррективы. И предложил вынести сценарий на обсуждение всей съемочной группы. Я спокойно отнесся к этому. Я знал, что все лишнее отвалится в процессе съемок. Мой нюх еще никогда меня не подводил. И еще — никакой сценарий не должен быть незыблемой догмой. Это всегда гибкий и легкий для усвоения зрителем текст, и увлекательное действие, которое рождается по мере продвижения вперед, к финалу проекта. Основные факты, конечно, имеются. Но какие-нибудь пикантные эпизоды — это всегда совместное творчество всей съемочной группы и непосредственно актеров. И не надо мешать этому процессу — иногда совершенно спонтанно рождаются такие неожиданные решения, за которые дают Оскара. Существует мнение, что режиссер — главная фигура. Это правда. Но он ничто без своих деятельных помощников. Хороший режиссер всегда доверяет своим актерам, он диктатор только отчасти. И еще. Хороший режиссер всегда имеет нюх на хороших актеров, поэтому его доверие совершенно безопасно.

Я где-то прочитал, что человечество изобрело за свое многовековое литературное творчество всего тридцать два сюжета. Это любовь, ненависть, вражда, приключения, предательство, работа, дети, дом и родственники, то есть, семья, страх, животные, счастье, смех. Я не смогу перечислить все. Я просто не знаю. Но это меня потрясло. За те миллионы лет, что прошли с момента большого взрыва и по сей день ничего тридцать третьего в нашей жизни не случилось!

Когда я приступал к работе над этим сценарием, я не знал, о чем писать. Что может быть выигрышно и востребовано. И я стал думать. Любовь? Но как можно переплюнуть Шекспира? Ведь он выжал эту тему досуха. Приключения и фантастика? О-о-о! Здесь потрудилась куча народа, начиная от Лема и Стругацких, и заканчивая забитыми всякой фантастической макулатурой полками книжных магазинов на сегодняшний день. Там есть все и на любой вкус. Предательство? Да, пожалуйста! Война, партизаны, изменники разных Родин, а у любви измен тоже не счесть. Выбор впечатляет.

Можно было выбрать счастье, но оно не товарно. Товарно как раз предательство и ужас. Попробовать придумать что-нибудь смешное? Я пробовал. Трудно. Зато кошмар любой сложности тут же лезет изо всех щелей.

И я подумал, что если взять понемногу от каждого жанра, то может получиться что-нибудь занятное. Там каждый найдет что-нибудь для себя. Сказано — сделано.

После многодневного корпения над сценарием, после многочисленных дописок и переписок диалогов, фактов, интерьеров, дополнения и вычищения событийного ряда, коллективного и индивидуального творчества и еще бог знает каких изощрений, мы сообща пришли к выводу, что сценарий готов. Основная идея была моя. Эпизоды рождались в муках у всех участников съемочной группы. Даже уборщица тетя Даша внесла свою лепту. Она принесла нам рисунки своего внука, который, узнав про то, что именно мы хотим снимать, срочно нарисовал интерьеры к нескольким предполагаемым эпизодам. Одним мы даже воспользовались! Вот такой это был труд.

И вот что у нас получилось.

Главный герой каждый день просыпается в новом мире, в новой реальности. Как он туда попадает ему не известно. В каждом мире свои правила игры, свои ценности. Так происходит уже пять лет, с тех пор как ему исполнилось шестнадцать. И надо приспосабливаться и верить, что однажды ты проснешься дома, в своей постели. Без этой веры жить просто невозможно. Но эта мысль понемногу сводит его с ума.

Он помнит всю свою жизнь, каждый день. Эти дни все разные, каждый по-своему интересен, или страшен, или весел. Но все эти дни — это его жизнь. И другой у него почему-то нет.

Когда это произошло в первый раз, он испугался. Через некоторое время он понял, что последовательному переселению в каждый следующий мир подвержен только его дом и дом соседа, профессора, человека, который был дружен с его родителями и даже в свое время учился с ними в одном классе колледжа. Заметив эту странность, главный герой обращается за помощью или каким-либо объяснением происходящему к этому человеку. Тот, ученый, говорит, что ему не ведомы причины, по которым они вдвоем путешествуют по разным реальностям. Будучи человеком добрым и отзывчивым предлагает главному герою держаться вместе. И тот верит этому вновь обретенному другу. Другого у него все равно нет.

Каждый новый день приносит всё новые и новые приключения. Главный герой обнаруживает себя в таких ситуациях, которые ему не могли даже присниться. В первые дни он мало интересовался окружающим, потому что скучал по своей семье. Она по странному стечению обстоятельств с ним в это путешествие не попала. Но однажды он обнаруживает всю свою семью рядом с собою. И судя по всему, никто из родных даже не догадывается, что парень где-то отсутствовал последние несколько недель. Только вот они ведут себя странно. Отец работает совсем не там, где прежде. Мать — пьяница. А его брат — инвалид. Главный герой вдруг понимает, что это не его дом, а всего лишь одна из параллельных реальностей. И он рад, когда наутро все исчезают. Но утро приносит ему новые странности. Теперь он — предводитель каких-то гигантских муравьев, и идет страшная война. Он должен спасать этот мир. А утром снова другая реальность. Дни сливаются в один сплошной поток разных испытаний. Иногда ничего не происходит целыми месяцами, но иногда на главного героя наваливаются целые ворохи чьих-то проблем и требуют от него напряжения всех жизненных сил. Эта изматывающая гонка продолжается уже пять лет. Однажды он даже обнаружил себя американским президентом. А ведь ему всего двадцать один год! Но по законам того мира это возможно. И от его решений зависит судьба страны. Он начинает вести дневник, тщательно записывая туда все, что с ним происходит. Он делает это, чтобы не сойти с ума. У него нет и не может быть друзей. Только его сосед — ученый. Только он всегда рядом с ним и всегда готов прийти на помощь.

И чем больше миров наслаивается на его сознание, тем хуже становится главному герою. И вот, наконец, наступает день, когда в одном из миров он встречает Её. Времени им отпущено только до вечера. Он помнит об этом и, чем меньше остается для него времени побыть вместе с любимой, тем крепче зреет его желание прервать эту пытку, остановить это странный процесс. И герой решает прямо сейчас искать причину такой его удивительной жизни. Проанализировав события последних нескольких лет, он приходит к мысли, что его жизнью кто-то или что-то управляет. И он неожиданно находит источник своих бед. В отчаянном поиске ответа он без предупреждения заходит в гости к соседу-ученому и обнаруживает у него на столе тетрадь с записями, из которых узнает, что вся его жизнь — это гигантский эксперимент. Его сосед изобрел что-то вроде аппарата, с помощью которого можно переносится из одной реальности в другую, и как истинный ученый решил испытать этот аппарат на себе, чтобы узнать, конечно ли количество реальностей, окружающих нас, или этот процесс бесконечен? Он настроил его на частоту своего сознания, но что-то дало сбой, и аппарат вместе с хозяином почему-то прихватил для этих путешествий еще и часть окружающей действительности в виде главного героя и его дома. Больше ничто в фокус аппарата не попало. Наука вообще часто дает сбой, только нам об этом, как правило, никто не сообщает, нас убеждают, что так и должно быть. Наука жестока по определению, потому что оправдывает себя своей полезностью для человечества.

Сосед не стал посвящать своего новоиспеченного молодого приятеля в эти неприятные подробности, а для себя решил, что так даже лучше. Можно наблюдать сразу за двумя объектами. Для научного эксперимента это именно то, что нужно.

Когда выяснилась правда, парень в отчаянии и, забыв обо всем на свете, хочет одним поворотом верньера вернуть все в точку «ноль». Но ученый умоляет его не делать этого. Мир погибнет, не пережив таких смертоносных перестановок. Пути назад нет! Аппарат может работать только в одну сторону. Все надо делать плавно. А это значит, что и ручку прибора по-прежнему надо крутить не чаще, чем один раз в день. Главный герой соглашается. Теперь он всё знает, и это знание дает ему надежду когда-нибудь увидеть своих родных, затерявшихся где-то во мраке Времени. Но его теперь волнует и кое-что еще — это Она. Как одновременно остаться с любимой и вернуться в свою реальность?

Ученый предупреждает, что это невозможно и что любимая исчезнет вместе со следующим поворотом ключа. Тогда главный герой решает пожертвовать встречей с родными и умоляет ученого больше не поворачивать ключ, а остаться навечно в этой реальности. Страшная дилемма! Что важней — остаться навсегда в чужом незнакомом мире или искать свой родной дом и близких? Но ученый не может остановить эксперимент. Единственное, что он может обещать, это снова взяться за исследования пространства и времени, чтобы попытаться найти способ забирать с собой живые объекты. И если ему это удастся, то снова попытаться найти реальность, где живет Она. И тогда все вопросы будут разрешены. Интрига закручивается еще туже. С наступлением утра они снова перемещаются в следующую реальность. Главный герой безутешен. Он теряет вкус к жизни. Много дней проводит он, не вставая с постели. За окном мелькают новые миры, но он равнодушно смотрит в потолок. Его это больше не интересует — ни войны, ни победы, ни богатства. Он выяснил одну подробность — если не выходить из дома, то протекающие мимо тебя реальности не реагируют на тебя, они словно бы тебя не замечают. И это его сейчас вполне устраивает.

Ученый пытается скрасить его существование рассказом о том, что он продолжает вращать ручку чудо-аппарата — ведь где-то еще может оказаться реальность, в которой есть Она. Он рассказывает приятелю о своих исследованиях. Проходят месяцы, затем годы. Что-то меняется в сознании и ученого, и главного героя. Сам эксперимент сейчас уже не так важен. Главное — это все-таки сама жизнь. Ученый пытается убедить главного героя в том, что он, несмотря ни на что, счастливый человек. Ведь там, в его прошлой обычной жизни главный герой мог прожить только одну реальность. Обыкновенную, обыденную жизнь, как у всех. А теперь он может проживать эти жизни на любой вкус. Разве это не прекрасно? Главный герой не знает, что ответить. Он думает о том, что лучше: его собственная жизнь, которую он утратил навсегда, со спокойным размеренным домашним уютом, рядом с родными людьми. Или его теперешнее непредсказуемое существование. Где все — неизвестность. Каждый день его теперешней жизни чаще всего похож на сумасшедший дом. И если в новой реальности и встречаются иногда его родные, то они совсем не похожи на тех, прежних. И у него есть теперь только одна цель — найти Её и вернуть свою любовь. Ради этого он готов жить дальше. Он, наконец, приходит к выводу, что самая главная вещь на свете — это любить и быть любимым.

Эпилог. Два очень пожилых человека сидят на деревянной террасе и смотрят на розово-сиреневый закат. Они оба молчат, каждый думает о своём. Ученый, что эксперимент продолжается — осталось совсем недолго до точки «ноль», до начала отсчета измерений. И тогда он узнает, конечны ли они? Ведь если в точке «ноль» они не вернутся в свой мир, значит, его эксперимент неудачен. И количество миров бесконечно. И вдруг, когда он однажды перещелкнет тумблер в точку «ноль», глубокая черная бесконечность поглотит этот мир? А может, остановиться и оставить все как есть? Разве жизнь — это не самая главная ценность, данная человеку? И какая тогда разница, в каком из миров прожить ее остаток? Здесь есть о чем подумать.

А главный герой думает о том, сможет ли он найти мир, в котором он снова будет счастлив. Такой же, как тот, в котором он был счастлив тогда с Ней. Пусть всего один день в своей жизни. Но ради этого дня стоило жить. Он вновь и вновь переживает внутри себя ту встречу и их любовь. И надежда не покидает его.

Закат растворяется во мраке ночи. Ответов на вопросы нет. Их не может быть. Эти вопросы вечны. И глубокая тьма поглощает все что было.

Вот такой вот сюжетец! Каша, мед, говно и пчелы! Но всем понравилось.

И мы приступили к съемкам. Актерский ансамбль подобрался знатный. Палпалыч велел на гонорары не скупиться, и я расстарался. Пара звезд первой величины обрекала фильм на коммерческий успех вне зависимости от удачности сюжета. Но я надеялся, что помимо кассы я соберу лавры победителя и по остальным параметрам.

Герка оказался просто находкой. Мы снимали день и ночь, в павильонах и на натуре. В других городах. Он был словно двужильный. При этом почти все время пел. Петь он любил невероятно. И как только он открывал рот, то все вокруг влюблялись в него раз и навсегда. Я был очень доволен, хотя и уставал как собака. Мне приходилось участвовать во всех вопросах, вникать во все мелочи — я ведь, по совместительству, был как бы основным сценаристом, и меня постоянно дергали не только по всем хозяйственным, но и по любым творческим вопросам. И поэтому, доплетаясь вечером до кровати, я валился как подкошенный и забывался тяжелым сном. Но так случалось не каждый день. Иногда я просто не мог уснуть, крутя в голове одновременно десяток проблем. Я похудел, оброс и был похож на пожилого лохматого барбоса с ближайшей помойки. Но я был счастлив и прекрасно себя чувствовал, несмотря ни на какие бытовые тяготы.

Когда мы отсняли уже две трети материала, и режиссер Кеша милостиво позволил мне полюбоваться на некоторые смонтированные наспех куски, я пришел в неописуемый восторг. Фильм трогал и заставлял волноваться. Актеры были проникновенны и нигде ни разу не сфальшивили. Хотя задачи перед ними ставились о-го-го какие сложные! Но их игра была такой тонкой и виртуозной, что я почувствовал успех. Это было как запах нового весеннего воздуха после долгой зимы, как предчувствие выиграющего на будущей неделе в лотерею набора цифр. В общем, я называю это «запахом удачи».

Теперь мне нужна была музыка. Это должна была быть такая музыка, чтобы с первых нот «запах удачи» бил в нос любому зрителю. И я знал, к кому я пойду за такой музыкой. Я нанял самого лучшего композитора. С моей точки зрения. Я называл его Француз. Я обожал его музыку. За плечами у него было два десятка фильмов, вернее, музыки к ним, и после каждой премьеры вся страна распевала музыкальные темы из новых фильмов. Последнее десятилетие я как-то потерял его из виду. Жизнь была к нему неласкова. Но я верил в него, у него было совершенно уникальное музыкальное мышление. Он умел залазить в образ того, о чем писал. Для музыканта такое умение на вес золота. Послушав его мелодию, сразу становилось понятно, о ком она написана. Его музыка не была безликой, она имела четко обозначенное конкретное лицо. Вот такой человек мне и был нужен.

— Ну-с, чем порадуете? — спросил он меня при первой же встрече.

— Кто? Я? — удивился я.

— Ну не я же? Это, кажется, вам нужна хорошая музыка?

— А. Ну да.

Странный дядька. Видимо, все, кто умеет хоть что-то толково делать — странные. Наверное, это закон. Но мне нужна только музыка. И мы приступили к работе. Мы — это потому что он приносил мне с утра несколько мелодий, а я выбирал. На четвертый день я сдался. Это было похоже на нюхание духов в парфюмерном бутике при попытке выбрать приличные духи на подарок к Восьмому марта. На пятом флаконе ты уже перестаешь соображать, что где, и все запахи кажутся одинаковыми.

Композитор невозмутимо проигрывал мне очередную музыкальную тему, когда я сказал:

— Знаете, давайте вы сам определитесь с музыкой.

Он удовлетворенно кивнул, собрал ноты и исчез. Я не видел его недели две. Но когда мы снова встретились, то он принес уже целые готовые куски с аранжировками. Вчерне, конечно. Наметки. Но когда мы подставляли их к соответствующим фрагментам фильма, они ложились туда так же точно, как кусочки смальты в огромную мозаику старинной фрески. Музыка была очень точной. Кеша плакал. А это было очень необычно для абсолютно невозмутимого человека. Я понял, что с композитором попал в «десятку». Видимо, он, как и я, тоже предпочитал карт-бланш. И тогда полет творческой фантазии, не ограниченный ничьими пожеланиями, превращается в настоящее искусство. Так и случилось.

Скорее всего, он сделал это намеренно. То есть он намеренно приносил мне несколько дней подряд по целой пачки мелодий, чтобы лишить меня возможности выбирать. Ведь, как известно, проблема выбора — самая сложная на земле. Таким образом, он освободился от любого диктата и смог создать именно то, что нам было нужно. И правильно сделал!

Я совершенно забыл о компьтерщике! Компьютерщиками я называю всех деятелей, работающих в этой сфере, вне зависимости от их специализации. Я вспомнил о нем только тогда, когда съемки уже подходили к концу. Но это было вполне вовремя. Видимо, мой мозг устроен так, что он начинает решать проблемы по мере их поступления. Это очень удобно и избавляет от сумбура в голове.

Я всегда был малокомпьютеризованной человеческой единицей и едва тянул на продвинутого пользователя. Я вообще против чрезмерного технического прогресса, он меня сильно настораживает. По большому счету, компьютер — это зловредное изобретение, которое может привести нас всех обратно в пещеры. И никакого парадокса здесь нет. Ведь теперь без компьютера человечество просто не сможет создать что-нибудь похуже, чем какая-нибудь супербомба, а с компьютером — легко! И если это все когда-нибудь шарахнет по нам, то все уцелевшие дружными рядами пойдут в первобытно-общинный строй. Но сильной катастрофы я здесь не вижу. Близость к природе полезна для здоровья. И у людей, наконец, появится много времени, чтобы подумать о смысле жизни. А то сейчас им некогда, все времени не хватает!

Но с другой стороны, компьютер берет на себя все больше и больше наших обязанностей. И это приводит к обратному от прогресса эффекту. Поясню. Дети, которые не умеют складывать в уме простые двузначные цифры, это будущие моральные, и не только, уроды. И никакие ноутбуки их не спасут. А это значит, есть надежда, что с помощью массового производства таких индивидов технический прогресс заглохнет сам собой. Стало быть, никакая сверхбомба изобретена не будет. Так что, может случиться, что тот, кто нам мешает, тот нам и поможет.

У технического прогресса есть еще одна беда. Дети перестали читать классиков. Вместо этого они играют в видеоигры. Но нельзя же видеоиграми подменить целый божий мир. Все равно второй гораздо интересней первого. Бог — самый лучший компьютерный дизайнер. И он давно уже все придумал. Что может быть интереснее самой жизни?! Остальное — только жалкие копии. И видеоигры тоже. В видеоиграх все дохлое и заранее пластмассовое — и люди, и их дела. Есть один нетрадиционный выход из этой щекотливой ситуации. А почему бы вместо тупых межгалактических стрелялок не написать видеоигру по мотивам «Вишневого сада», например? Или «Дяди Вани»? Там есть, над чем подумать, господа дизайнеры и программисты. И двух зайцев убьем.

А еще мне кажется, что человек, не прочитавший ни одного рассказа Чехова, тоже может придумать бомбу. Ему просто больше нечем себя занять.

Пожалуй, единственное место, где компьютеры по-настоящему уместны — это кино. Ведь кино — это сказка, а сказку надо делать качественно. И обязательно с хорошим концом. А для этого все средства хороши! Даже компьютер.

Я весь вечер ломал голову, кто бы мог помочь мне в вопросе компьютеризации нашего фильма. Ведь сделать хорошие эффекты — это вам не фунт изюма! И я придумал. Мне нужен был приличный разработчик тех самых пресловутых видеоигр. Эти умеют все! У них на экране такое творится, что любо-дорого. А у нас как раз было несколько почти космических военных эпизодов, и они срочно требовали осовременивания с помощью хороших компьютерных мозгов, простого русского мата и приличного бюджетного вливания. Да и романтическим сценам не помешали бы компьютерные прибамбасы. Всякие там сверкающие лучи, водопады любовных звезд и прочая мишура. В общем, я собирался отдать свой фильм на растерзание всяким разным хакерам.

Часто киношники, и вообще любые специалисты затуманивают голову непосвященной публике, говоря, что создание настоящих компьютерных эффектов — страшно дорогое и страшно сложное занятие! Не верьте! Это все ерунда. В Голливуде — да. У нас — нет.

Мне уже приходилось сталкиваться с изготовлением компьютерных эффектов в своей пестрой жизни. Только в небольших объемах. И, представьте себе, почти обыкновенный компьютерный народ, который хорошо в этом ориентировался, смог таки сообразить, как решать такую задачку. Главное — найти идею. А техническое исполнение приложится само собой.

И вообще, любая творческая мысль может быть воплощена в жизнь при помощи русской смекалки и не очень больших затрат. Большими затраты становятся тогда, когда вы обращаетесь к человеку с мировым именем. Конечно, он будет стоить кучу денег. А если обратиться к менее известной личности, то можно обойтись малой кровью. Просто у нас на Руси Левши никогда не переведутся. На зависть всем заморским Спилбергам. И результат будет замечательный. Никогда не догадаетесь, что это было сделано почти на коленке. Мне не поверят сейчас заядлые скептики. А и не надо. Я не для них стараюсь!

Я раз и навсегда усвоил одно простое правило — работать только с профессионалами. Они всегда вывезут тебя и твои идеи с помощью своих мозгов. Самое сложное — отыскать их в огромной куче людей, бьющих себя пяткой в грудь и заявляющих, что они и есть настоящее «то, что надо». Но тут только время и совместная работа ставит все на свои места.

Я проснулся не очень рано — компьютерные гении обычно любят поваляться в кровати до обеда, и поэтому торопить свою встречу с ними не стоит. В районе двенадцати дня я позвонил.

— Привет, — ответила «труба», — сто лет тебя не слышал.

— Дело есть, — коротко сказал я.

— Ок. Приезжай.

Через час я беседовал с Веней — лучшим по моим прикидкам компьютерным дизайнером. Я точно не знал, как называется его профессия. Я и до сих пор не знаю этого наверняка. Но это на процесс никак не повлияло. Я объяснил задачу. Он почесал лохматый затылок.

— Кино, говоришь? — Веня задумался. — Я знаю, что где снимают кино, там есть деньги. Мы люди не жадные, но один я не справлюсь. За пять зеленых червонцев я подгоню тебе команду дивных, как ты говоришь, хакеров. И мы чего-нибудь наколдуем. Только нам нужно будет оборудование и прикид к нему. Ну, там всяко-разно, программы, в общем, все что надо. Часть мы у фирмачей сопрем, у них там в ихних голливудах все уже давно придумано, чего нам свои мозги напрягать. Но кое-что придется покупать. А то качества не будет. Нам американские ребятишки по дешевке любую «лицензию» прямо со студии сольют. Там народ тоже кушать хочет. За всю операцию я отвечаю. Идет?

Конечно, идет! Я уходил от него спокойный, как олимпиец перед стартом. Этот меня еще никогда не подводил.

Прошло четыре месяца. Я дико устал, но проект явно приближался к концу. Уже запускались на телевидение анонсы, уже играли по радио главную музыкальную тему из будущего киношлягера. Кстати, основной трек к фильму спел тоже Герка. А кто же еще? Нам же потом и клип снимать, такую миниверсию фильма — это было уже решено.

За время съемок Герка насобачился очень прилично играть. На мой взгляд, он прямо на глазах превращался в настоящего стоящего киноактера. Что поделать, талант! Я стал подумывать о тех временах, когда фильм уже станет нашим прошлым, а для Герки наступит горячее время гастролей. Это мне было так же очевидно, как и то, что за окнами уже лежал снег. Приближался день премьеры. Мы все мандражировали, как и положено настоящим артистам. Только Палпалыч демонстрировал чудеса хладнокровия. А чего ему бояться? Деньги всегда утешат человека, в любой беде. Но я верил в успех. Я не первый год был одной из гончих моей обширной Вселенной — шоу-бизнеса. И мой собачий нюх говорил мне, что профессионалы, заботливо собранные мной в команду, и на этот раз не подвели. Музыка была приятна слуху и запоминалась с одного прослушивания. Фильм был наполнен современностью и одновременно ставил перед зрителем проблемы разумного-доброго-вечного. Игра актеров была прекрасна, это уже было видно по тем смонтированным и озвученным эпизодам, которые пошли в прокат в качестве анонсов. Я договаривался о премьере в самом лучшем киноконцертном зале страны. Таково было пожелание Палпалыча. Кто бы сомневался!

И вот этот день настал. Мы были похожи на персонажей из мультфильма «Фильм, фильм, фильм». У всех стучали зубы, и на лбу выступал холодный пот. Вся съемочная группа сбилась тесной кучкой в кафушке перед зрительным залом и нервно пила уже третье ведро кофе.

Почти три часа ожидания закончились полным триумфом. Теперь мы стояли на сцене, окруженные плотным кольцом прессы и зрителей. Все аплодировали. Кеша, гордый и сияющий, давал интервью. Композитор кланялся и раздавал автографы. Он и до этого не был безвестной личностью. Но этот фильм закрепил за ним почетное звание мэтра. Он сиял от счастья и суммы гонорара.

Мои киношные хакеры, одетые как всегда в драные джинсы и растянутые во всех местах свитера, сбились в стайку около края сцены. Они с интересом и плохо замаскированной робостью рассматривали пространство вокруг себя, а журналисты, хищно оглядывая свежее, стоящее на сцене «мясо», уже готовили атаку на вновь испеченных медийных персон.

Я скромно стоял сбоку и любовался творением рук своих. Бобер сидел в зале и не высовывался. Ему важен был факт, а не известность. Он был весьма доволен и благосклонно кивнул мне, когда мы случайно встретились с ним глазами. Это было самым важным событием для меня за последние несколько лет моей жизни. Этот кивок означал действительно обеспеченную старость и банановые острова. Но до них надо было еще дожить. У меня от нервного истощения уже не осталось никаких посторонних чувств, кроме воли к победе. Я шел к ней, как солдат времен Великой войны. И я дошел. Как солдат. До самой Победы. Теперь я знал — мое будущее с этих пор не во мраке. Теперь у меня есть постоянная работа, потому что у меня теперь есть персональная звезда первой величины — Герка. Это было ясно по той реакции, с которой поклонницы лежали у его ног, а пресса, гроздьями висевшая на нем, выспрашивала у ничуть не растерявшегося пацана подробности его биографии. Но самым главным было то, что мне уже позвонили целых два очень маститых продюсера и, поздравив с премьерой, поинтересовались моими планами в отношении пацана. Я ответил уклончиво, а они попросили о встрече. Вот это было главным показателем успеха. Конечно! Имя Герки раскрутилось в мгновение ока, а это уже имело свое денежное выражение. Слетелись, вороны! Эх, ребятки, где же вы были раньше? Я теперь ни за что не отдам вам моего золотого мальчика. До тех пор, пока он сам не захочет от меня уйти.

Будущее было светлым и радужным.

А пока я стоял на краешке сцены и наблюдал за Геркой. На его лице не дрогнул ни один мускул, когда его взяли в кольцо толпы разношерстных журналюг. Всем хотелось быть первыми в открытии этой потенциально новой звезды. А он вел себя так, словно давно знал, что он и есть новая мегазвезда нашего дорогого шоу-бизнеса. Он был спокоен, собран и доброжелателен. Таких все любят. И он играл эту роль играючись, так же, как до этого роль главного героя в нашем фильме.

Вечером был банкет. Потом я спал три дня подряд. Когда я включил телефон, то обнаружил на нем сразу десяток неотвеченных вызовов от Бобра.

— Тебе что, деньги не нужны? — миролюбиво проворчал он, когда я ему перезвонил. — Да, ладно, ладно, не оправдывайся. Знаю, что ты устал как собака. Как приведешь себя в божеский вид, приезжай ко мне, — и он продиктовал адрес.

Чудеса бывают! Одно дело — работать на Бобра. А совсем другое — приехать к нему в гости. Это даже круче, чем к Донне! Такие люди вообще не пускают в свою жизнь никого лишнего. Мое сердце билось в груди как паровой молот. Ура! Я всегда верил в себя. Я никогда даже ничуточки не сомневался в своих замечательных профессиональных и организаторских способностях. Но неужели я действительно вытащил тот самый счастливый лотерейный билет, о котором мечтают все люди моей профессии? Это действительно было чудом. Талантливых и инициативных много. Но вот везучих… А это было настоящим везением.

Я приехал к Бобру, и вежливая охрана проводила меня в его кабинет. Это был огромный выложенный малахитом зал с золочеными вензелями на стенах.

Почему-то бывшие советские люди питают особое пристрастие к большим открытым пространствам. Я не понимаю этого, но могу предположить два варианта. Либо ностальгия по огромным архитектурным излишествам времен соцреализма, как то: холлы гостиниц, предусмотренные для создания огромных очередей пространства магазинных торговых залов, часто заполненные только пустующими громоздкими прилавками, и любые аналогичные помещения. Либо, напротив, крохотность хрущевско-брежневских квартирушек, и вообще, отсутствие любого жилищного комфорта, узаконенное строжайшими распоряжениями партии и правительства.

Есть еще третий вариант. Это зависть к королевским апартаментам и желание любого человека их иметь в личном пользовании. Но я привык думать о людях только хорошее.

Посредине зала сидел за столом сам хозяин. Стол был очень большим и удобным. Старинное зеленое сукно покрывало его необъятную поверхность. На нем, как и положено для таких столов, в длинный ряд расположились настольная лампа в белом шелковом абажуре, письменный прибор, вероятно, семнадцатый-восемнадцатый век — на глаз определить было сложно, ноутбук и в массивной рамке фотография миловидной женщины, окруженной двумя детьми. Наверное, семейство Бобра. Бобрята выглядели очень мило и респектабельно. Так же, как и их отец.

Нам принесли кофе, и мы приступили к разговору. Он был непринужденным с его стороны, но еще несколько натянутым с моей. Я ведь не знал, насколько меня хотят приблизить. Рассчитывать на статус друга я пока не мог. Хотя, если быть честным, Бобер мне нравился. Он всегда вел себя предельно порядочно. А я любил, когда со мной обращались подобным образом. Но все это не давало мне права рассчитывать на то, что Бобер захочет со мной подружиться. Иногда это сильно мешает работе, и потом, наше социальное неравенство было очевидным.

У богатых вообще совершенно другой тип мышления. Они уже давно не решают наших с вами бытовых проблем, и поэтому их мышление, освобожденное от этого вида мыслительного мусора, вольно перемещаться в пространстве по совершенно новым траекториям. И оно перемещается. Только у всех по разным. Кто-то начинает заниматься собирательством. Картин, фарфора, любых других предметов искусства. В этом он находит себя и преуспевает, радуясь, что есть теперь чем похвастать перед друзьями, такими же коллекционерами.

Другие с головой уходят в бизнес и делают своим основным занятием собирание денежных знаков. На мой взгляд, это пропащие люди. Деньги ради денег — это плохо. Это грозит психозом и не доводит до хорошего. Деньги надо тратить на радости жизни. Иначе, зачем они тогда нам?

Бобер был счастливым синтезом и того, и другого. И еще у него случайно завалялось то качество, которого обычно напрочь лишаются те, кому привалило богатство. У него сохранилась душа. Иначе, зачем ему снимать кино?

Мы сидели и мило болтали ни о чем: о природе, о погоде. Я пытался определить, как теперь ко мне относится этот, в общем, совсем не плохой, но все-таки очень богатый человек. Вдруг в комнату вошла женщина, в которой я узнал леди с фотографии. Она подошла к Бобру и звонко чмокнула его в макушку. Его глаза наполнились любовью и счастьем. Да он еще и любим! Это открытие было для меня еще одной приятной новостью. Обычно в таких семьях все живут как бы своей жизнью — муж — сам себе. Жена — тоже. А тут!

— Дорогая, познакомься. Это тот человек, о котором я тебе рассказывал. Он сегодня у нас обедает.

Вот еще новости! А почему я об этом ничего не знаю? Но я улыбался абсолютно искренне. Мне все больше и больше нравились эти люди. Может, они и вправду захотят взять меня к себе в друзья? Я ведь много лет был совершенно один. И часто это отсутствие родственной души давало себя знать во время тяжелых депрессий или безденежья. Мне не нужны были их миллионы. Я возьму ровно столько, сколько заработал. Но от их дружбы я бы не отказался.

Жену его звали Женей. Она поболтала с нами минут десять и, извинившись, ушла на кухню — руководить стряпней.

Через час нас пригласили в столовую. Семейный обед был еще одной моей несбыточной мечтой. Но, похоже, что для меня наступила пора «сбычи мечт». Я ел, пил дорогое вкусное вино и общался с интереснейшими на свете людьми. Я боялся спугнуть эту удачу. Я был галантен, вежлив и быстренько вспомнил все светские манеры, которым в детстве тщетно пыталась обучить меня моя бабушка.

Но так было только первые полчаса. Потом я понял, что здесь это не имеет никакого значения, и перестал пыжиться. День пролетел незаметно. Когда сумерки сгустили синеву за окном, мы перебрались к камину. Потягивая сладкий херес, я рассказывал хозяину о своей прошлой жизни, о планах на будущее. Я не скрывал, что связываю свое будущее с Геркой. С его предполагаемыми грандиозными гастролями, о которых я думаю уже два месяца. И у меня уже есть наметки.

Он слушал очень внимательно. Когда я выговорился, он подошел ко мне и, положив руку мне на плечо, сказал:

— Я рад, что, наконец, нашел человека, который так точно понимает мои планы, а самое главное — умеет их воплощать. Я всегда ценил в людях только две вещи — глубокую порядочность и профессионализм. Ты такой человек.

Когда я уходил из этого дома, мы договорились назавтра встретиться в его офисе и обсудить детально план Геркиных гастролей.

— Твой гонорар за фильм, я думаю, стоит увеличить вдвое, — на прощание сказал мне хозяин. — И вообще, я завтра подготовлю твой персональный контракт. Герка принесет мне кучу денег, но там есть и твоя доля. Я люблю, когда мои люди ни в чем не нуждаются. — Я благодарно улыбнулся. — Кстати, как у тебя с квартирой? — неожиданно спросил он.

— Имеется. Не беспокойтесь, — торопливо ответил я. Моя холостяцкая конура меня вполне устраивала.

— Ладно. Разберемся. — Он помолчал и вдруг сказал: — А за фильм тебе отдельно спасибо, ты действительно великий человек. Я этого еще никому не говорил. Ты — первый.

И я откланялся.