— Клянетесь ли вы любить друг друга, беречь друг друга и быть опорой во всех делах? — Раскатистый бас, окладистая борода — непременные атрибуты любого уважающего себя батюшки — в церкви свои незыблемые каноны.

— Клянемся, конечно, клянемся!

Артем страстно поцеловал Беллу, и они, взявшись за руки, понеслись по длинному коридору. Тонкое белое платье развевалось от быстрого бега и путалось в ногах. Кисейная, почти прозрачная и невесомая накидка соскользнула с тщательно уложенных девичьих локонов и потерялась еще где-то в начале коридора. Все это было не важно. Сейчас все было не важно, кроме них двоих. Скользкий паркет предательски вилял под ногами. Но Артем крепко держал Белочку за руку, и влюбленные видели сейчас только глаза друг друга. Весь остальной мир на время исчез, чтобы не мешать им наслаждаться этой минутой. Они, наконец, были вместе, навсегда, и это главное!

А по паркету теперь можно не бегать, а летать. Так же точно, как летали сейчас где-то там высоко-высоко в небесных сферах их счастливые души. Они бежали бы и бежали, бесконечно, счастливо смеясь, и не замечая ничего вокруг. И время бы, наверное, замедлило свой собственный бег, чтобы продлить эти удивительные мгновенья.

А вослед им весело хохотали Оленька и Мария, добрые сестрички и неразлучные подружки. Рядом с ними стояли несколько молодых людей — бывшие однокурсники Артема по географическому училищу. Это были замечательно интересные люди — братья Павел и Алексей Моршановы, князь Алекс Олонецкий — весельчак и душа любой компании и обрусевший француз Оливье Дюваль. Артем сдружился с ними в бытность свою студентом-курсантом, и после его возвращения из путешествия в Африку прежняя студенческая дружба возрождалась между этими повзрослевшими уже юношами, чтобы перейти в свое новое качество — крепкую мужскую дружбу.

Артем пригласил друзей на свадьбу, и они остались в доме Астафьевых на несколько дней — погостить. И это они сейчас, вырядившись в расписные бумажные рясы, дурачились вместе с молодоженами, повторив на свой лад древний венчальный обряд. Молодежь веселилась! Папенька с маменькой таких шуток не одобряли, но портить общее веселье не хотели. Новые люди, новые веяния! Что ж поделаешь, все в жизни изменяется. В прежние времена стал бы кто-нибудь подшучивать над батюшкой? А для молодежи все нипочем! Вон, рясы бумажные раскрасили — точь-в-точь архиерей на венчании — и, знай себе, веселятся! Эх-хе-хе!

Караганов и капитан «Одеона», стоявшие поодаль от веселившейся от души молодежи, с улыбкой смотрели на них, и каждый думал о своем. Недалеко от них старый боцман, по-привычке не выпускавший изо рта свою трубку, оперся на подоконник, и на темно-коричневом лице его бродила рассеянная улыбка. Из трубки иногда вырывалась очередная порция густого сизого дыма и мгновенно улетучивалась в открытое настежь окно. Боцман был философом и давно уже перестал думать о таких мелочах, как спасение души и прочая моралистская ерунда. С его точки зрения молодежь развлекалась правильно.

Все трое зашли перед рейсом еще раз поздравить молодоженов — завтра «Одеон» уходил в очередное плавание, теперь к холодным берегам Антарктиды. Артем был благодарен друзьям за их внимание и даже поймал себя на мысли, что немного завидует им, ну, разве только, самую малость — путешествия были его страстью с самого детства. Но молодая прелестная жена была сейчас для него дороже всех путешествий в мире. Эта мысль быстро утешила юношу, и его сиюминутная слабость растворилась в бесконечной любви, как только он взглянул на свою милую Белочку.

Долго молчавший Караганов, наконец, глубокомысленно произнес:

— Вот подумайте-ка, любезнейшие мои друзья. На излете наш просвещеннейший девятнадцатый век, а что мы видим? Никакого уважения к традициям предков. Никакого намека на почтение к их жизненному укладу.

Капитан вскинул вверх брови, выражая крайнюю степень удивления.

— Помилуйте, батенька, вы ли это говорите? — Удивление капитана было неподдельным. — Вы ведь всегда подчеркивали свою независимость от общественной морали и любого давления извне на вашу личность. И вдруг вы говорите о молодежи так, словно бы осуждаете ее. И осуждаете искренне. Вы меня совсем запутали!

Караганов улыбнулся.

— Знаете, капитан, с возрастом, видимо, что-то происходит с людьми, и прежнее мнение уже не кажется им уж таким непреложно правильным. Я много думал об этом и пришел к выводу, что вроде бы одно другому не мешает. И черт бы с ним! Но все же есть что-то во всем этом общепринятом укладе, что-то есть в этих старых традициях. Не могу пока точно подобрать слова, но это что-то вроде связи поколений друг с другом. Убери традиции, и связь прервется. А это плохо. Нет, не подумайте, — вдруг прервал он сам себя, — я без фанатизма. Но, но, но… — И Караганов задумчиво замолчал. Капитан не прерывал его молчания и ждал, чем тот закончит свою столь неожиданную сентенцию. Но тут вдруг подал голос боцман.

— Здоровье у них играет. Молодость. Вот они и скачут. А время пройдет, остепенятся, все опять вернется туда, откуда началось. — И боцман снова погрузился в свою приятную созерцательность. Караганов встрепенулся, взмахнул рукой и, словно бы стряхивая с себя минутное наваждение, почти пропел:

— И как древние снова воскликнем — О времена! О нравы! А значит, ничегошеньки и не поменялось с тех самых времен. И нравы те же.

И снова покатилось бесконечное и бесстрастное время.

Через положенный срок Белочка родила прелестного толстенького мальчика. В честь деда его нарекли Кузьмой. Кузьма Иосифович был на седьмом небе от счастья, как и любой другой дед, заполучивший, наконец, долгожданного внука. Катерина Егоровна окружила Белочку еще большей заботой и вниманием, хотя куда уж больше-то! Белочку все просто обожали — за ее добрый нрав и бесконечную готовность помогать всем вокруг. Артем готовился к новой экспедиции, но рождение сына, в хорошем смысле, совершенно выбило его из колеи. Он целыми днями просиживал около колыбельки, разглядывая малыша и тихонько — чтобы не разбудить Кузеньку — разговаривая с Белочкой, строя планы на будущее для них самих и для сына.

Белочка по ночам немного плакала. Но совсем немного. Просто от предчувствия разлуки. Они еще не расставались с Артемом дольше, чем на один день. Это было, когда Артема вызвали по срочной необходимости в Совет географического общества, где ему предложили поучаствовать в следующей научной экспедиции. Он с восторгом согласился и провел целый день в заботах, связанных с предстоящей поездкой. И только когда ехал домой, осознал, что это означает долгую разлуку с любимой женой. Артем огорчился, но Белочка отнеслась к предложенному Артему проекту с неожиданным спокойствием. Она удивительно ласково и убедительно объяснила мужу, что ему просто необходимо побывать в этом необыкновенном путешествии. А она, как добрая жена, будет ждать его дома и считать дни до их встречи. Артем был благодарен Белочке за это тихое понимание и поддержку. Вполне успокоившись, он наскоро чмокнул жену в щеку и унесся заниматься тысячей мелочей, которые еще необходимо было сделать перед длинным путешествием. А Белочка упала на кровать и разрыдалась. Она все понимала, она знала, как необходима любому мужчине интересная и любимая работа. Но ее сердце готово было разорваться пополам. Наплакавшись вволю, Белочка привела в порядок свое прекрасное лицо, а заодно и мысли. Грустно вздохнув, она сказала себе, что таков удел любой любящей жены — ждать и любить. Всю жизнь. И этот простой незатейливый факт наполняет смыслом жизнь любой нормальной женщины. Это еще никому не удавалось изменить. А раз так, то надо просто изменить отношение к этому факту. И принять его как должное. Тогда все становится на свои места.

Через месяц Артем уехал, а Белочка осталась дома — ждать любимого мужа и воспитывать маленького Кузеньку. Кузьма Иосифович и Катерина Егоровна, Машенька и Ольга — вся эта маленькая планета крутилась теперь вокруг малыша и Белочки. Семья была дружной, и это было их старой нерушимой традицией.

Время пролетело неожиданно быстро. Артем вернулся из путешествия, и Белочка заметила, что путешествие пошло мужу на пользу — перед ней теперь стоял не тот восторженный юноша, которого она впервые увидела около костра в далеком африканском лесу. Теперь перед ней был загорелый мужественный человек, со слегка загрубевшими от солнца и ветра чертами лица, с твердым взглядом и спокойными уверенными движениями, которые сменили юношескую порывистость и пылкость. Мальчик превратился в мужчину. И Белочка заново влюбилась в своего мужа. Он же был несказанно счастлив и ни на минуту не мог оставить обожаемую жену и карапуза, который уже вполне уверенно переступал с ноги на ногу и, хватаясь пухлыми ручонками за стену и вообще любые предметы, попадавшиеся на пути, смело осваивал комнату за комнатой большого родительского дома.

Артем и Белочка по-прежнему жили вместе с родителями Артема. Дом был таким большим, что здесь хватило бы места еще на две-три семьи. Но дело было не в этом. Артем и в мыслях не мог предположить, чтобы оставить своих славных и горячо любимых родителей. А те, будучи добрейшими на свете людьми, в свою очередь обожали сына и его милую жену. О маленьком Кузеньке даже и речи быть не могло! Его баловали и нежили все в этом доме, включая многочисленную челядь. Даже старый лакей, который служил еще отцу Кузьмы Иосифовича, предпочитал постоянно торчать около двери в детскую, боясь, что по причине старческой глухоты не сможет вовремя различить нянюшкин зов. «А вдруг маленькому барчуку что-нибудь понадобится, а я, старый пень, не расслышу? Это же не дело. Нет, я лучше около дверей подежурю. Так оно надежней будет», — объяснял он нянюшке и занимал свой пост на стуле с высокой деревянной спинкой, стоящем рядом с дверью в комнату маленького Кузьмы.

Так прошел еще год. И когда в очередной раз Артему предложили участие в экспедиции, его сердце затрепетало от волнения. Как же ему снова пережить такую долгую разлуку? Он приехал домой в довольно мрачном настроении, и на расспросы Белочки только нежно гладил ее руку и с грустью смотрел в окно.

— Понимаешь, милая, — наконец, сказал он, — я не хочу снова быть вдали от тебя. Эта разлука невыносима, я страдаю от нее, как ни от чего еще не страдал в своей жизни.

Белочка задумалась. Ведь не бывает так, чтобы совсем не было выхода. Она знала это по собственному опыту. И выход был найден.

На следующий день она предложила Артему взять ее с собой в путешествие.

— Я ведь прекрасно рисую. А если немного подучиться, я смогу составлять карты. Ведь картографа в вашей экспедиции пока нет? — Артем был в восторге от своей жены. Красота и ум редко ходят рука об руку, но ему повезло. Он, ни минуты не медля, бросился реализовывать Белочкин проект.

Но, увы! В серьезных научных организациях не принято было пользоваться услугами женщин. Даже очень умных. Потратив целый месяц на обивание порогов и уговаривание чиновников, Артем совсем пал духом. Никто и ни за какие коврижки не хотел связываться с дамой в столь опасном и длительном путешествии.

— Помилуйте, сударь, — отвечали ему чиновники всех рангов и мастей, — да у нас картографов-мужчин пруд пруди! И потом, это же абсолютно секретная профессия. Вы, наверное, смеетесь, милостивый государь. — Даже обижались иные из этих чиновников. — Да и учиться этому ремеслу надо не один год. Где же мы возьмем столько времени, даже если на миг отвлечься от всех остальных резонов? И вообще, дама, в столь непредсказуемом путешествии? Очень сомнительно.

Артем теперь безвылазно сидел дома в своем кабинете и часами смотрел в окно. За окном пейзаж почти не менялся, но Артему было все равно. «Ну и пусть, — думал он, — пусть я останусь здесь навсегда. Чем плохо дома, с семьей», — и он через силу пытался улыбнуться, представив себе забавного Кузьму, который часто теперь обследовал дверь его кабинета и, найдя в ней очередную щелочку или трещинку, тут же пытался расширить ее всеми имеющимися в его распоряжении средствами. А средства были очень простыми. Крошечные пальчики-отверточки могли раскрутить и раскурочить все, что угодно, стоило только дать им волю. Поэтому нянюшка и старый лакей тщательно следили, чтобы барин, Кузьма Артемьевич, никогда не оставался без надзора.

Так прошел еще месяц, и однажды дверь в кабинет Артема распахнулась и на пороге показалась фигура, которой Артем никак не ожидал увидеть.

— Здрав будь, дорогой зятек, — архангельский говорок невозможно было перепутать ни с одним другим наречием в мире. Артем удивленно вскинул брови и выскочил из кресла навстречу дорогому гостю.

— Бог мой, Алексей Митрофанович, вы-то какими судьбами здесь? — Артем радостно тряс руку Белочкиному деду.

— Вот, приехал вас проведать, внучка письмо прислала. Да и на правнука я давненько не любовался. А я не один приехал. Анна Матвеевна сейчас с Катериной Егоровной в покоях челомкаются. Пусть их, они женщины, у них свои разговоры, а у нас свои. Потом с ними повидаемся. А сейчас, Артем, у меня к тебе интересное предложение есть. — И Алексей Митрофанович загадочно прищурился. — Может, присядем, так ведь намного удобней будет.

Артем покраснел и засуетился вокруг гостя.

— Господи, Алексей Митрофанович, само собой, присаживайтесь. Вот кресло поудобней, прошу вас, — Артем с удовольствием суетился вокруг Белочкиного деда — за короткое время их знакомства дед стал для Артема по-настоящему близким человеком. Узнав из первых уст историю его жизни, Артем проникся к этому человеку огромным уважением и симпатией. История их жизни и любви с Анной Матвеевной казалась чьей-то нереальной выдумкой, если бы Артем сам не был участником многих событий, которых и для более зрелого человека с лихвой бы хватило на большой кусок жизни.

Артем кликнул прислугу и вскоре на столе в кабинете уже стоял большой фарфоровый чайник с заваренными в нем ароматными травами, и пряный дух летнего сена и цветов медленно заполнял все пространство комнаты — Алексей Митрофанович не признавал ни чая, ни кофе. Неторопливо разлив по чашкам травяной настой, — Алексей Митрофанович все и всегда делал неторопливо: «Кто не торопится, тот и не опаздывает, да и опаздывать нам некуда», — любил говорить он, — дед уютно устроился в кресле, и теперь явно был готов к долгому обстоятельному разговору. Артем понял, что в такую даль, да еще со всем семейством дед вряд ли бы приехал без веской причины. Поэтому и разговор сейчас предполагался не пустячный.

— Белочка рассказала мне в письме о твоих трудностях, — начал Алексей Митрофанович. — И помощи просила. — Дед во время разговора продолжал вдыхать аромат, исходивший из чашки, и при этом довольно щурился, словно кот на солнышке. — Грех любимой внучке отказать. Да и выгода здесь большая может быть. А если эти два дела вместе сложить? Вот и подумал я — чего это ты, дед, на одном месте сидишь. Так и совсем закиснуть можно. И вот я здесь. Я думаю, что моему флоту негоже просто так по морям по старинке гонять. Времена нынче новые идут, я их приближение завсегда своим носом чую. Оттого и в делах всегда успешен был. Так что, Артемий Кузьмич, принимай командование. А мне, пожалуй, и на покой пора. Вот и жена моя того же мнения. — И он шумно отхлебнул из чашки душистый отвар. — Ты не тушуйся, я никуда не деваюся. Я рядом буду, если что надо — подскажу. Ну, а ты в дело входи. Тебе тоже на этом стуле не век отдыхать. Надо семью кормить. Хоть ты человек и не бедный, но денежки, они приход любят. Ну как, согласен? — И дед в упор взглянул на Артема, в глазах его при этом читалась изрядная доля любопытства.

Артем от неожиданности потерял дар речи и сидел сейчас, хватая ртом воздух, словно рыба, случайно выброшенная на берег. Он смотрел на названного тестя и даже не мог сообразить, что же ему сейчас отвечать. Алексей Митрофанович терпеливо ждал.

— Да, я согласен, — только и смог вымолвить Артем, и в глазах тестя заиграли искорки молодого задора. Так и должно всегда начинаться новое дело — весело, с легкостью и задором. Тогда ему обеспечен успех.

— Вот и ладненько. Ответ твой смелый и необдуманный. Но другого у тебя сейчас и быть не может. Жизнь того требует. А смелость, она, как известно, города берет. Вот и нам с тобой предстоит не один город взять. Не бойся, я рядом буду.

И закрутилось-завертелось вокруг Артема новое дело. Они с Белочкой переехали в Архангельск, и Кузьма Иосифович с Катериной Егоровной благословили сына — а что же еще им оставалось. Сын вырос и, как ни удобно было ему сидеть в родительском гнезде, все же правильней было становиться на свои собственные ноги.

Артем от природы был сметлив и разумен. Алексей Митрофанович терпеливо объяснял ему все тонкости новой науки: как судно снарядить, как команду подобрать, как договор заключить, как товар выбрать. Великое множество мелочей и премудростей нового дела сначала казались Артему совершенно непостижимыми.

Но время шло, и меньше чем через год он уже самостоятельно и лихо управлялся с объемистыми гроссбухами, по-хозяйски ощупывал холст и парусину, выбирал пеньку и мед. Но самое главное, теперь Белочка была все время рядом. Она тоже входила в курс дела и была до того толковой и сообразительной, что иногда даже быстрее мужа понимала суть различных вопросов и училась виртуозности в их решении.

А вскоре Артем понял, что по части договоров лучше, чем Белочка никто не управится. Так уж ласково умела она купцов привадить, такой им почет и уважение оказывала, что любили ее все, с кем только сталкивала ее жизнь. А купцы, хоть народ и прижимистый, а на ласку и доброе слово падки. А особенно когда это слово из самой души идет. И такие скидки они Белочке делали, что у конкурентов только скулы от зависти сводило.

Так и пошло дело. Белочка не только купеческому делу обучилась, а вслед за мужем и мореходное дело потихоньку освоила. Так, для себя, чтобы понятие обо всем иметь. И теперь команды на свои кораблики Артем тоже набирал, только посоветовавшись с женой. А также каждый матрос считал за честь с хозяйкой побеседовать. И если вдруг кто для их кораблей в команду не годился, то Белочка и здесь умела человеку такие слова сказать, что уходил он без обиды, а с пониманием и не держал в душе зла.

И еще в одном деле Белочка добилась своего. Наперекор всем чиновникам и злопыхателям она обучилась рисованию карт. И вот как это случилось. Однажды, готовясь к одной из своих очередных экспедиций, Артем поехал в Питер по неизбежным и важным делам, связанным с этим путешествием. И совершенно неожиданно в одном из длинных коридоров питерских присутственных мест ему встретился горный инженер Желобов — один из тех горных инженеров, которые когда-то так нелюбезно обошлись с юным Артемом в его первом путешествии на корвете «Одеон». Желобов и сейчас узнал Артема и, холодно поздоровавшись, уже было норовил прошмыгнуть мимо. Но Артему как раз нужен был для путешествия человек с такой, как у Желобова, специальностью. Артем давно уже помимо торговых дел во время многочисленных своих путешествий предавался своей истинной страсти — географии. А она, эта наука, столь всеобъемлюща, что включает в себя множество разных аспектов и тонкостей. В путешествии надо и описанием земель заниматься, и минералы искать, и, опять-таки, все аккуратно в отчеты заносить. И многие-многие мелочи в разных краях уметь подсмотреть, запомнить, классифицировать и снова в отчете бумажном отразить. И про животных, птиц и непохожих на нас людей тоже забывать нельзя. А для этого одних глаз и рук не хватит. Для этого разные специалисты нужны.

С благословения Алексея Митрофановича собирался Артем в этот раз на своем корабле через Атлантику вокруг Южной Америки пройти, очень его интересовали острова, те, что недалеко от тех берегов в океане притаились. Рассказывали люди бывалые, что на тех островах великаны каменные стоят, и люди живут там длинноухие и короткоухие, а еще знакомый купец странные фигурки, привезенные из тех мест, Артему показывал. Те фигурки из дерева вырезаны, вроде на божков языческих похожие, а ребра у них, словно у худых котов, наружу торчат. Таких фигурок он еще нигде не встречал. Вот и хотелось Артему хоть одним глазком самому в те места заглянуть — столько он всяких рассказов о них наслушался. В детстве ему книжка про такие же острова встретилась, но тогда все сказкой и небывальщиной казалось. Может, и не о тех местах в той книжке речь шла, но только мечте ведь все равно. Мечта, она движения требует. И теперь, когда столько было морских миль кораблями собственными исхожено, грех было от своей детской мечты отказываться. Но отправляться в такое далекое путешествие, не имея на борту изрядных специалистов в науках разных, было весьма непредусмотрительно. А вдруг на тех островах что-нибудь не подмеченное еще никем встретится? Или что-то интересное, доселе невиданное увидится? А без специалиста это интересное запросто пропустить можно. С Порфирьичем и парочкой его друзей — один был орнитолог, второй поиском кладов сильно увлекался — Артем уже успел переговорить. Все трое были абсолютно согласны плыть с Артемом хоть на край света. И в этой компании как раз не доставало специалиста по минералам. Поэтому Артем и поймал за полу сюртука высокомерного Желобова. Тот, даром, что высокомерный, а специалист хороший — Артем о нем уже давно все справки навел. И пошел Артем на хитрость — все же не зря его тесть к купеческой породе определил. Пригласил он инженера в приятное питейное заведение на Невском, скромное и с хорошими обедами. Вот там они по душам и поговорили. А как вышли оттуда, уже ясно было, что пока еще они не друзья закадычные, но, скорее всего, дело этим и закончится. Так и вышло со временем.

Сходил Желобов с Артемом в одну экспедицию, потом и во вторую, пообщался потеснее с ним, и понял инженер, что зря тогда от юноши нос воротил.

— Ты, Артемий Кузьмич, на меня не обижайся, — позже говорил Артему Желобов, — я, когда тебя в первый раз увидел, ты мне что-то совсем не понравился — молодой, зеленый, еще и с гонором. Но и на старуху бывает проруха. Видимо, перепутал я гонор с нормальной человеческой жаждой знаний. Ты уж прости меня. — Артем только смеялся и Желобова дружески по плечу хлопал. Вот как жизнь людей сводит!

Единственное, что поначалу сильно удивляло Желобова, так это то, что рядом с Артемом всегда его жена, Изабелла, находится. Узнал ее инженер, вспомнил, что с ними на корабле тогда эта девушка и бабушка ее из Африки плыли. Сначала ему очень странным показалось, что женщина рядом с мужем во всех тяготах и лишениях морского похода поровну со всеми хлеб делит. Непривычно это было. Да еще потом и по земле его в экспедициях сопровождает, записи делает, рисует для памяти все чудеса, что на пути попадаются. А путешественник за свою жизнь немало разного необычного встретит.

Но когда он поближе с Астафьевыми познакомился, то уже ничего странного инженер в том не находил. Столь разумна была эта молодая женщина, что не зазорно было иной раз и самому к ней за советом обратиться. И когда понадобился Белочке учитель в деле картографическом, то Желобов и подсказал Артему, где его разыскать. И адресок подкинул. Так Артем нашел в Питере для Белочки учителя. Звали его Якоб Оттович Боссен. Он был из обрусевших немцев и, выйдя на пенсию, тихо прозябал в Петербурге, в маленькой мансарде под самой крышей. У старика теперь была масса свободного времени, и Якоб Оттович все его отдавал любимому занятию — рисованию карт. Человеком он был неазартным, а все же была у него одна-единственная тайная страсть — старинные карты. Располагая бесконечным количеством времени, старик часто обходил антикваров и букинистов и подолгу ковырялся в целых Монбланах сваленных в кучу старых бумаг. Там вперемешку могли лежать и листки со стихами какого-нибудь малоизвестного российского поэта, бездарные, но написанные замечательной каллиграфической вязью; попадались обрывки рукописей — научных и вполне литературных, без титульных листов и обложек, иногда весьма ценных авторов. А также среди всякого ненужного хлама встречались изредка и настоящие сокровища для ценителя старых карт. Якоб Оттович, раскопав такой очередной шедевр, торговался с хозяином лавки за каждую копейку и, сторговавшись, тащил бесценную бумагу к себе в мансарду, где и любовался ею, словно молодой влюбленный своей избранницей. Иногда он заходил в дорогие антикварные магазины и смотрел на карты, развешанные на стенах под стеклом. Карты были очень старые, но прекрасно сохранившиеся, и стоили они недешево. Старик, внимательно рассмотрев очередную карту, старался до мельчайших деталей запомнить ее, и долгими вечерами потом сам вручную перерисовывал эти старинные карты, чтобы хоть как-то скрасить свою однообразную жизнь. Был он одиноким, ибо всего себя без остатка посвятил единственной любви — своему делу. И так бы, скорее всего, тихо и незаметно для окружающих и исчез бы этот незлобивый и приятный в общении старичок, если бы неожиданно не возник перед ним Артем, который, заехав однажды в Питер по своим делам, прямиком направился по заранее указанному ему адресу. Старый картограф удивился такой странной просьбе молодого человека, но гонорар, который посулил ему этот необычный то ли купец, то ли путешественник, взволновал воображение Якоба Оттовича до крайности. Пятьдесят рублей в месяц за обучение рисованию карт женщины? Такого странного предложения старому картографу еще никто не делал! Но, боже мой! Сколько карт можно приобрести на такие деньги в ближайшей лавке у знакомого торговца! От таких перспектив у старика закружилась голова. Одним из условий этой работы был временный переезд на жительство Архангельск. Немного подумав, старик согласился. Все равно он ничем особенно спешным занят не был. А таких денег ему вряд ли кто-то еще предложит. Он испросил позволения у Артема на некоторый свободный временной период для подготовки к переезду и улаживанию своих немногочисленных питерских дел. И вот через месяц в доме Астафьевых в Архангельске появился новый жилец. Поначалу он весьма настороженно отнесся к странному желанию этой красивой женщины — хозяйки дома — научиться старинному и точному ремеслу рисования карт. Но вскоре Белочкино прилежание и жажда знаний покорили сердце старика-картографа. Он всю жизнь составлял карты и любил свою работу всем сердцем, и еще не попадалось ему таких прилежных и сообразительных учеников, как эта молодая женщина Он передал ей весь свой опыт и знания, а она их с благодарностью приняла.

— Видите ли, дорогая Изабелла, поверхность земли имеет форму настолько сложную, что изображение оной — это дело многотрудное и тщательное, — тон старого картографа был немного менторским и поучающим, но Белочка слушала его внимательно. Ей и в голову не пришло бы потешаться над его высокопарным слогом и некоторой самовлюбленностью, сквозившей в речах Якоба Оттовича, когда он начинал очередную лекцию. — Создателем первой карты люди считают древнегреческого ученого Анаксимандра. В шестом веке до нашей эры начертил он первую карту, изобразив на ней землю в виде плоского круга, окруженного водой, — Якоб Оттович прокашлялся, очищая запершившее горло. То ли волнение его одолевало, то ли просто с непривычки, а только так приятно было ему, что кто-то разделил, наконец, его тайную страсть к картографии. Он довольно потер руки и продолжил: — Но я не согласен с этим общепринятым мнением. Дело в том, что еще пещерные люди умели рисовать, и я сам видел изображения простейших картографических рисунков на скалах в Северной Италии. Вы себе не представляете, как я волновался. Среди этих рисунков был план, показывающий возделанные поля, тропинки, ручьи и даже оросительные каналы. Это же наипервейший в истории человечества кадастровый план! — Старый картограф так разволновался, словно бы снова оказался в Северной Италии и самолично сделал это важнейшее открытие Он достал платок и отер пот со лба. — И это бронзовый век! — Он все еще не мог прийти в себя. Белочка встала из-за стола и сбегала в сени за холодным квасом. Ученый выпил квас жадными глотками и, окончательно успокоившись, смог продолжить урок. — Во втором же веке нашей эры грек Клавдий Птолемей обобщил знания своих коллег о Земле и Вселенной и назвал свой труд «Руководством по географии». Аж восемь томов содержал тот великий труд. И 14 столетий после этого ученые, путешественники и купцы использовали «Географию» Птолемея, содержавшую, заметьте, весьма точные карты. И, что самое любопытное, — этот ученый муж снабдил свои карты градусной сеткой, — Якоб Оттович поднял кверху свой длинный костлявый палец. Это означало, что открытие Птолемея теперь так же важно для самой Белочки, как и ее собственная жизнь!

Белочка продолжала внимательно слушать своего учителя. Ей действительно было интересно. Ей нравилось узнавать новое обо всем на свете, и поэтому старый картограф пришелся ей по сердцу. А уж как он был счастлив, этого просто невозможно было передать словами. Старик так увлекся, что казалось, он выступает перед целой научной кафедрой, до отказа заполненной любознательными, жадными до знаний, студентами. Он бегал по комнате, размахивал руками, отчего речь его делалась еще живее и красочней.

— Представляете, дорогая Изабелла, первый глобус был создан немцем по имени Мартин Бехайм в год, когда Колумб отправился на поиски сказочной Индии. Колумб же и предложил практически использовать шарообразность земли, чтобы, идя на Запад, достичь берегов, которых до него еще никто из европейцев не описывал. Шестнадцать лет потребовалось ему, чтобы добиться разрешения у испанского правительства на это плавание, и всего 33 дня для того, чтобы осуществить свою мечту. — Якоб Оттович снова поднял вверх палец. — Видите, Изабелла. Ничто не должно помешать осуществиться любой мечте.