На следующий день меня разбудил радостный Машкин голос. Вернее, я сначала услышала телефонный звонок, а уж потом, в телефон, Машка безо всяких «здрассте», радостно заорала:

— Ленка, ура! Колька прорезался! А то я уже думала, что он меня бросил — не звонил целых две недели. А он, оказывается, по какой-то тайге с геологами шарахался. Представляешь, а там связи нет! — Я не поняла, чему больше обрадовалась Машка. Тому, что Коля ей, наконец, позвонил. Или тому, что она узнала, что в тайге ни «би лайны», ни «мегафоны» не работают. Еще бы! В той глухомани еще только сотовых операторов не хватало! И так всю планету обсидели!

Нет, я не против телефонов. Удобно, что и говорить. Но иногда тоска берет. Так раньше было хорошо. Закрыл дверь на замок, и все. Нет меня дома. Хоть обстучись в эту дверь. А теперь нет. Спишь в воскресенье утром самым сладким в мире сном, и вдруг эта маленькая зараза трезвонит где-нибудь у тебя под ухом: алле, алле! Аж, зло берет. Скажете, отключи — и все, и спи себе на здоровье. Ага, а вдруг звонок какой-нибудь важный пропустишь? И вот так все мы и думаем. Потому что привыкли к этому маленькому засранцу, который нахально трезвонит всегда в самый неподходящий момент! А выключить его ни у кого уже не хватает силы воли. Я пробовала. А вы? Как мы раньше без него жили, ума не приложу!

Пока все эти мысли ползали по моей еще не вполне проснувшейся голове, Машка продолжала удобрять мои бедные мозги новой порцией полезной информации.

— Ты представляешь, он все-таки его нашел! — Орала в телефон счастливая Машка.

— Кого? — Мои мысли двигались в тысячу раз медленнее ее языка.

— Как, кого? Я же тебе уже пять минут рассказываю, а ты что там, не слушаешь, что ли?

Я поняла, что добром это не кончится, и решила сократить холостые пробеги.

— Послушай, Маш, давай ты ко мне приедешь. Завтракать.

Машка на секунду замешкалась, видимо, обдумывая мое предложение. Наконец она его обдумала.

— Ага, знаю я твой завтрак. У тебя, небось, только один жареный таракан в холодильнике, и больше ничего нет. Знаю я вас, музыкантов. Только музыкой и питаетесь!

Машка считала, что, если из холодильника не вываливаются продукты при попытке его открыть — совсем как белье из шифоньера, — и их, эти продукты, так же как и белье, не запихиваешь назад в холодильник с помощью коленки при попытке его закрыть, то значит, что у тебя абсолютно нечего есть, и твои близкие находятся на грани голодной смерти. Переубедить ее в обратном было невозможно.

Но я попробовала.

— Маш, у меня не один таракан, а два — на твою долю тоже хватит. А если серьезно, то ты забываешь, что я теперь не одинокая женщина, и мне есть кого кормить. Мой мужчина считает, что я прекрасно готовлю. Приезжай, а? И заодно все мне расскажешь. Ну, хочешь, возьми что-нибудь с собой. Блинчики там, или еще что-нибудь. Я знаю, у тебя точно есть. — Последняя мысль Машке очень понравилась. Она гордилась своей стряпней и была в этой области непререкаемым авторитетом. Машка быстро согласилась на предложенный мной компромисс и, бросив невыключенной телефонную трубку, понеслась на кухню собирать снедь для нашего утреннего пира. А я поплелась в ванную чистить зубы.

Через час мы балдели от аромата свежесваренного кофе и нежного вкуса свежеиспеченных булочек. Булочки мы купили во французской кондитерской. Наплевать на фигуру! Можно иногда позволить себе настоящее райское наслаждение, особенно теплым летним утром. Машка приволокла с собой гору салатиков, но мы обе посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, рванули к французам. Салатики сиротливо кисли на столе, а мы пожирали свежие булочки и не чувствовали никаких угрызений совести. Когда мы доели последние крошки, раздался настойчивый звонок в дверь. За дверью стоял Олег с огромным букетом цветов.

— Знаешь, аромат твоего кофе проник даже в мою квартиру, — целуя меня, сказал он.

— Еще бы, у нас же на кухне дымоход общий. Вот аромат и проник беспрепятственно к тебе прямо в спальню. Привет, заходи, у меня Машка кофейничает.

Мы с Олегом еще раз поцеловались и потом пошли в кухню. Находчивая Машка достала из хлебницы вчерашний бородинский хлеб и резво строгала ветчину, которую она, оказывается, тоже контрабандой принесла ко мне. У нас есть негласный уговор — если тебе в рот попало что-нибудь вкусное, немедленно его выплюнь! Это девиз всех женщин, следящих за своей фигурой. Обычно мы свято чтим этот кодекс. Но только не сегодня! И Машка, видимо, как и я, с самого утра питая отвращение к нашим обычным салатикам, решила на всякий случай захватить ветчины к завтраку. Но все произошло, как произошло, и вот теперь ветчина нас здорово выручила. Я знаю точно — предлагать мужчине на завтрак салатик — это нарываться на стопроцентный качественный скандал. А вот ветчина на завтрак — это знак особого уважения к их мужским персонам. И это правильно!

Олег умял четыре бутерброда, и только после этого я приступила к расспросам.

— А каким ветром ты сегодня дома? И почему не позвонил? — Я с пристрастием допрашивала его, потому что позавчера он сказал, что уезжает в командировку на неделю. Олег не торопясь дожевывал, а я аж приплясывала под столом от нетерпения.

— Все просто. Финансирование не подтвердили, и нашу экспедицию завернули с полпути. Деньги за билеты вернут, а вот раскопки пока подождут. Что-то у них там не срослось. Но знаешь, раньше бы я страшно расстроился, а теперь совсем другое дело. Я радовался, как мальчишка, который на рыбалке вместо карася поймал щуку. Догадываешься, почему? — Я зарделась. Олег одобрительно кивнул. — Ответ правильный. Потому что раньше я был кто? Я был одинокий никчемный холостяк. А теперь я кто? Теперь я кое-кому очень нужный мужчина. — И он обнял меня, назидательно посмотрев на Машку. Та откровенно любовалась нами и не скрывала этого. Наконец я вспомнила, по какому поводу мы сегодня собрались. — Маш, послушай, что ты мне там в телефон пыталась рассказать? Если честно, я ничего не помню. Знаешь, это как солдата — поднять подняли, а разбудить не разбудили. Так что, давай сейчас. А то я сгораю от любопытства.

— Я что-то пропустил? — Удивился Олег. — А я думал, у вас тут обыкновенный девичник выходного дня. А вы, оказывается, не просто так собрались.

Машка махнула рукой.

— Нет, ты все не так понял. Я ничего Ленке еще рассказать не успела. И даже хорошо, что ты тоже пришел. Не придется два раза одно и тоже пересказывать. — Машка поставила варить вторую порцию кофе. Мы терпеливо ждали. — Понимаете, я, так же как и вы, не могла Кольке две недели дозвониться. А тут вчера он сам звонит, и слышно его было так, словно он звонит с Марса. В общем, связь была хреновая. Но не в этом дело. Он мне вкратце рассказал, что был в какой-то экспедиции, то ли в тайге, то ли в тундре — я не поняла. Но завтра он вылетает из Хабаровска и, скорее всего, завтра же вечером уже будет здесь. Лишь бы там у них погода не подвела. Вот. — Машка выпалила это все одним махом и теперь сидела, тяжело дыша — воздуха у нее хватило только на эту короткую содержательную речь. Олег по своей хорошей привычке археолога решил систематизировать полученную информацию.

— Так. Значит, Колька завтра прилетает из Хабаровска, куда он попал после какой-то экспедиции. Интересно, а что он там делал?

Машка набрала в грудь побольше воздуха и выдала вторую часть спича.

— Так он ездил на Север, нашего супостата искать. Ну, того, кто на наши машинки покушался. Я подробностей не знаю, но Колька сказал, что он его вычислил. То есть, получается, что он теперь знает, кто к нам с тобой в квартиры залез, понимаешь? — Я теперь все поняла. Наша домашняя милиция, как и положено прирожденному Шерлоку Холмсу, не оставила попыток расследовать это дело. И это несмотря на совершенно наплевательское отношение ко всему произошедшему самих потерпевших. Более того, потерпевшие теперь до конца дней своих должны быть благодарны этому таинственному взломщику за его удивительное преступление. Он лучше любого брачного бюро справился с задачей по устройству нашей с Машкой личной жизни. Да еще так удачно! Так что никакого зла мы на этого похитителя не держали.

Наиболее разумную версию нашей дальнейшей жизни предложил Олег.

— Девочки, давайте не будем торопиться, а просто дождемся Николая. Он нам все и прояснит. Ждать-то осталось каких-нибудь 24 часа. Даже меньше. А пока я приглашаю вас обеих в театр. — Олег поднялся из-за стола и, перекинув кухонное полотенце через плечо, словно рыцарский плащ, галантно поклонился нам с Машкой. — У вас ровно четыре часа, чтобы, не торопясь, привести себя в порядок, потому что перед театром мы заглянем в кафе. А сейчас я пошел к себе — надо немного с монографией повозиться. А то в последнее время я что-то совсем забросил свою научную работу. — И Олег ласково глянул на меня.

— Ты об этом жалеешь, — поддразнила я его.

— Нет, дорогая, — ответил он мне фразой из Голливудских фильмов и откланялся.

Назавтра мы собрались у Машки — встречать Колю и, чтобы убить время, я на Машкином раздолбанном рояле, доставшемся ей в наследство от меня еще пять лет назад — я купила себе нового Беккера! — сыграла несколько своих новых композиций, которые в последнее время записывала в нотную тетрадь с завидным постоянством. Рояль Машка последний раз настраивали во времена царя Гороха, и он звучал неблагозвучно, как голос доисторического монстра. Но Олег был в восторге. Машка была более критична — журналюга, все-таки, но и она все же признала мои опусы достойными внимания. А дождаться от Машки комплимента — это все равно, что попасть на концерт звезды в первый ряд. Несмотря на то, что она умела вкусно готовить — обычно творчество и быт вступают у людей в противоречие — Машка была въедливым и цепким журналистом, с богатым слогом и резким пером. За что редактор и ценил ее, хотя материал она могла обсасывать неделями, чем доводила редактора до белого каления — сроки есть сроки!

Время за музицированием летит быстро — я это еще в детстве подметила. Не за тем музицированием, когда нужно разучивать противные гаммы часами, а тогда, когда ты уже владеешь своими пальцами в такой степени, что они, как хороший инструмент, позволяют тебе оперировать музыкальными фразами. Именно на этой стадии занятия превращаются в искусство, и ты получаешь от них большое удовольствие. Чего нельзя сказать об окружающих.

Мой парень, с которым я встречалась в эпоху моей учебы в Гнесинке, был студентом физмата, будущим Ландау или Эйнштейном — я так этого и не узнала, и замечательно засыпал под мои бесконечные репетиционные рулады. Когда я обижалась на то, что он не хочет приобщаться к прекрасному, он соглашался, что ведет себя по-свински, утверждал, что прекрасное ему по душе, но все всегда повторялось с завидным постоянством. Как только я пыталась сыграть ему мою очередную пьесу или этюд, его непреодолимо клонило в сон. И мы расстались.

Лишь спустя несколько лет, поднакопив жизненного опыта, я поняла свою ошибку. Когда хочешь развлечь мужчину, не стоит играть ему классическую музыку дома, он не оценит твоих усилий. Если только этот мужчина сам не является профессиональным музыкантом. Они более терпимы к классической музыке в домашнем варианте. Но здесь есть другая опасность — если вы будете играть, с его точки зрения, плохо, он тоже вас бросит. Так что, лучше не рисковать.

Реакция Олега на мои музыкальные сочинения меня искренне порадовала, но, вспомнив печальный опыт из предыдущей жизни, я решила с музыкальными экзерсисами не перебарщивать. Так оно надежнее!

Часы показывали уже почти половину четвертого, когда раздался телефонный звонок и радостный голос Николая сообщил нам, что самолет, наконец, приземлился, и он через час будет с нами. Машка возбудилась невероятно и пулей улетела на кухню — стряпать. У нее был разработан грандиозный кулинарный план, и чтобы воплотить его в жизнь часа ей за глаза хватит. Тем более, что все исходные ингредиенты Машка приготовила еще со вчерашнего вечера — когда она все успела? — и с утра пораньше терроризировала нас с Олегом восхитительными кухонными запахами. Вот и сейчас, пока я наигрывала им мои вариации на тему вальсов Штрауса, из кухни в комнату плыл удивительный аромат томившейся на огне баранины в чесночном соусе. Олег даже деликатно заметил:

— Маш, а можно кусочек твоей баранины попробовать? Так сказать, в качестве дегустации.

Но Машка была неумолима.

— Никакой баранины до ужина. Если ты хочешь есть, то так и скажи. Я могу положить тебе немного оливье и сделать бутерброды с колбасой.

Олег мгновенно согласился заменить баранину на оливье и колбасу, и через пять минут жевал, умильно мурлыкая от удовольствия.

— Машка — ты гений! — Сказал он, прожевав первый бутерброд.

— Я — кулинарный гений, — уточнила Машка, ловко разделывая куриную тушку и фаршируя получившееся филе какой-то затейливой начинкой.

— А это что будет? — Поинтересовалась я.

— Это котлеты из куриного филе, фаршированные сыром и ветчиной и обвалянные в льезоне и сухарях. Вкусно. — Последнее слово было лишним, но я не стала это уточнять.

Когда стол был уже почти готов и осталось привнести в него только последние элементы декора типа ажурно вырезанных салфеток, раздался долгожданный звонок в дверь. Машка, завопив как индеец-делавар из романов Фенимора Купера, рванула к двери.

— Ура, Колька приехал, — орала Машка, отпирая дверь. Но это был не Колька. Это был ошарашенный Машкиным криком почтальон. Он осуждающе глянул на нас через старомодное пенсне с одинокой, треснувшей пополам линзой — вторая была заклеена пластырем, — и презрительно поджал губы.

— Ой, простите, пожалуйста. — Машка была ошарашена не меньше почтальона. Почтальон сменил гнев на милость и величественно протянул Машке объемистый конверт.

— Вам письмо. Из Испании.

Машка опешила от неожиданности:

— Мне? Из Испании? — Почтальон сложил свое лицо в гримаску, означавшую примерно следующее: «Если вы не знаете, где находится Испания, то я могу вам об этом рассказать». Но Машка быстро пришла в себя — она вообще была очень сообразительна и неожиданно сказала: — Спасибо. Я знаю, что такое Испания. — И после этого она взглянула на конверт. И тут глаза ее поползли куда-то вверх в область лба. — Послушайте, граждане, да тут же не мой адрес указан.

Но почтальон был невозмутим.

— Я знаю, — спокойно парировал он, — и могу все объяснить. Если вы будете меня слушать.

И тут я, наконец, поняла, что надо брать ситуацию в свои руки — Машкина импульсивность сильно тормозила процесс.

— Извините, пожалуйста, — спокойно сказала я, вплотную придвигаясь к входной двери и оттирая Машку на задний план, — но, объясните, наконец, что здесь происходит, и почему вы решили чужое письмо вручить моей подруге. — И тут мой взгляд случайно упал на конверт. Там латинскими буквами размашистым крупным почерком был написан мой собственный домашний адрес. И тут у меня самой наступил легкий шок. Почтальон вдоволь насладился нашими вытянутыми лицами и перешел к делу.

— Понимаете, все очень просто. Я сегодня разносил почту. Все как обычно. Вот это письмо я принес по указанному адресу, позвонил в дверь, и мне открыла пожилая женщинв.

— Это моя мама, — невольно вырвалось у меня. — С дачи приехала. — Я повернулась спиной к почтальону и пространно пояснила специально для моих друзей: — Она вчера звонила, предупреждала, что надо пенсию получить и грязное белье в город привезти — машинки-то теперь на даче нет. А я сказала, что сегодня с Олегом к тебе иду — Кольку с севера встречать.

Затем я снова повернулась к терпеливо ожидавшему конца моей речи, почтальону.

— А, так это для вас письмо? — Почтальон с интересом посмотрел на меня в упор. Пенсне при этом съехало ему на кончик носа. — Это же значительно упрощает дело!

— Давайте все по порядку, — вежливо попросила я. — Итак, вам открыла пожилая женщина, и что же было дальше?

— А дальше-то все и началось. Она взглянула на письмо, прочитала адрес, я попросил ее расписаться в получении — письмо-то заказное, а она вдруг мне и говорит: «Не могли бы вы это письмо доставить по другому адресу. Я вам заплачу. Просто оно может быть важным для моей дочери, а она сейчас в гостях у своей подруги, и домой вернется только поздно вечером. А ей это письмо было бы очень интересно прочесть. Я бы и сама его отвезла, но дело в том, что у меня электричка на дачу через сорок минут уходит, а следующая только через два часа». Ну, я и согласился. Она мне сто рублей дала. А что? Деньги всем нужны, а время свободное у меня было. Вот я это письмо сюда и принес. Недалеко ведь. Да, чуть не забыл — вы распишитесь за него, чтобы никаких недоразумений в дальнейшем не было. — И он протянул мне смятую бумажку. Я молча взяла ручку и черкнула закорючку на потертом сером листочке. На этом почтальон откланялся и испарился. А мы так и стояли в коридоре еще минуты две, разглядывая странный серый конверт весьма внушительных размеров. На нем сверху был написан мой домашний адрес, а внизу, там, где графа «отправитель», стояла синяя чернильная печать: г. Барселона, Адвокатская контора «Гойя и сыновья». Или примерно так.

— Точно из Испании, — прошептала Машка и, нахмурившись, посмотрела на меня.

— Интересно, это как-то связано с Колькиной командировкой? — Не обращаясь ни к кому конкретно, сказал Олег. На этот риторический вопрос ответа мы пока не знали.

Во входную дверь снова позвонили. Звонок был настойчивый и очень противный. Машка аж подпрыгнула от неожиданности:

— Вот, проклятый почтальон! Наверное, забыл нам сказать, что с нас тоже сто рублей! — И, чертыхаясь, она резко рванула входную дверь на себя. За дверью стоял улыбающийся Колька, и Машкины проклятия обрушились на его ничего не подозревающую голову. Колька опешил от такого приема и слегка насупился. Но Машка тут же на лету переменила настроение, и повисла у Кольки на шее с громким криком: — Ура! Колька приехал! — Он снова заулыбался и тоже обнял Машку, звонко чмокнув ее в нос. Но после этого он отодвинул ее от себя и строго спросил:

— А ну, признавайся, что тут у вас происходит? И чего это вы все в коридоре выстроились, а лица у вас такие кислые, что я подумал, что это в мою честь?

Мы все дружно замахали на него руками, наперебой пытаясь переубедить его, что он все не так понял, а у нас тут чертовщина какая-то происходит. Но Колька, как самый уравновешенный среди нас человек, быстро навел порядок в нашей компании, выпроводил нас всех из коридора в кухню и, увидев шикарно накрытый стол, удовлетворенно пророкотал:

— Вот теперь я вижу, что здесь меня действительно ждали!

Он сбегал в ванную — помыть с дороги руки было просто жизненно необходимо — шутка ли — с самого Хабаровска не мыл! После этого Колька плюхнулся за стол и стал молча и с невероятной скоростью уплетать все, что попадалось ему под руку. Олег несколько минут так же молча смотрел на приятеля, а потом последовал его примеру. И минут пятнадцать за нашим столом раздавалось только ритмичное чавканье и довольное урчание почти насытившихся мужчин. Мы с Машкой лениво поковырялись в тарелках, снедаемые нетерпением услышать, наконец, Колькин рассказ, который мог пролить хоть какой-нибудь свет на все, что произошло с нами за последнее время. Конверт из Испании все это время сиротливо лежал на столе под Машкиной тарелкой.

Когда с мясом и салатами было покончено, и Николай, отдуваясь, отвалился от стола, Машка подала голос.

— Ну, слава богу, наелся. Такое впечатление, что тебя не кормили недели две.

Коля улыбнулся:

— Знаешь, ты почти угадала. Эти химические вермишелеобразные сухие консервы, которыми я питался последнее время, надоели мне хуже горькой редьки. Но теперь я сыт и полностью в вашем распоряжении. Спрашивайте.

Я покачала головой.

— Нет, Коля, давай все по-порядку. Во-первых, я думаю, нам стоит все же вскрыть письмо, а то твое появление было столь стремительным, что мы о нем почти забыли. А во-вторых, о чем мы тебя можем спрашивать, если сами не знаем даже какие вопросы задавать?

Колька насторожился:

— Какое письмо? — Машка вытащила из-под своей тарелки серый конверт и молча показала его Кольке. Он взял письмо в руки, повертел и спросил: — И откуда у вас это взялось?

Я решила взять инициативу в свои руки и подробно рассказала Кольке о почтальоне и вообще, обо всем, что произошло за несколько минут до его возвращения.

— И если бы ты не потащил нас так стремительно в сторону кухни, то ты бы обо всем узнал еще полчаса назад. Но, я думаю, что и так сойдет. Единственное, что мне совершенно непонятно, почему моя мама решила так срочно передать это письмо мне? Да еще таким странным образом?

Колька помахал письмом перед моим носом и сказал:

— Ничего странного. И вообще, твоя мама очень умная женщина, я это сразу заметил. Я думаю, она хотела тебя подготовить.

— Подготовить? К чему?

— Вот это ты узнаешь своевременно. А теперь, как ты сама сказала, давай все по-порядку, — Колька вскинул руку театральным жестом типа «вуа-ля». — Олег, твой выход. Думаю, ты справишься с переводом. Помнится, ты у нас еще в школе полиглотом слыл.

— Господи, так ты еще и полиглот, — удивилась я. — Чего я о тебе еще не знаю? — И я нежно растрепала ему волосы. Олег покраснел от удовольствия.

— Да как-то все случая не было сообщить, — застенчиво сказал он. — Я еще и арабский знаю, и еще кое-что. Так, для работы очень удобно.

Он осторожно вскрыл письмо и стал читать его вслух. После всех вступлений и изъявлений уважения и прочего шел текст следующего содержания: «Настоящим письмом ставим вас в известность, что сеньор Альмадевар, единственный оставшийся в живых наследник древнего и почитаемого испанского рода, просит исполнить его последнюю волю. Пребывая в летах весьма преклонных, нижайшая просьба его к вашему семейству — прибыть как можно скорее в Каталонию, в родовое имение Альмадеваров, дабы он мог перед лицом вечности насладиться общением с единственными оставшимися в живых прямыми потомками семьи Альмадевар, волею судеб ныне проживающими в России. Он надеется, что получит должное понимание и толику любви в сердцах людей, которые дороги ему, как его единокровные родственники, и которые, как он безмерно надеется, смогут достойно принять после его кончины в наследство то, что было оставлено в свое время ему высокородными предками и распорядятся им согласно разумности и рачительности». В исполнении Олега перевод с испанского был немного витиеватым и с налетом старинной изысканности, но сути дела это не меняло. Сказать, что содержание этого документа повергло меня, да и всех прочих в шок — это не сказать ничего. Я сидела как каменный истукан и глупо улыбалась. Испания? Предки? Что за ерунда! Я взяла из рук Олега письмо, еще раз пробежала глазами текст и, ничего не поняв, потому что не знала ни единой буквы по-испански, просто так, на всякий случай, снова заглянула в большой серый конверт. И не напрасно. Там, в самом дальнем уголке притаился еще один крошечный конвертик. Он был изящным, с тисненой монограммой в виде перекрещенных сабель, образующих букву «А». На конвертике размашистым почерком было написано по-испански только имя — Татьяна Астафьева. Значит, это было лично для моей мамы. Я сложила все бумаги назад в большой серый конверт и подняла глаза на моих друзей. Колька присвистнул.

— Так вот оно где вылезло, это испанское наследство, — сказал он словно бы самому себе. Мы дружно повернули головы в его сторону, и наши глаза были у всех одинаково круглыми от удивления. Олег нашелся первым:

— А ну, колись! Ты наверняка что-то знаешь, а мы сейчас чувствуем себя полными идиотами, — Олег посмотрел на нас с Машкой, — и идиотками. Правда, девочки? — Мы дружно кивнули.

— А-а, что! Эк вас пробрало отсутствие информации в век высоких технологий! — Колька явно издевался. За дело взялась Машка. Она подошла к нему сзади, крепко обняла за шею и поцеловала в макушку. Колька обмяк в ее руках и сдался. — Хорошо, убедили. — Он притянул Машку к себе и усадил ее на колени. — Но, предупреждаю, уважаемая публика, эта история длинная-предлинная. Так что предлагаю еще раз подзаправиться на полную катушку.

— Обжора, — сказала Машка и снова чмокнула Кольку, теперь уже в кончик носа. Потом она слезла с его колен и поставила на плиту чайник. Минут через десять, прихлебывая горячий чай и заедая его вкуснейшим Машкиным пирогом со сливами, Колька, наконец, приступил к рассказу.

— Понимаете, друзья, я, как истинный следователь, а, следовательно, человек с пытливым умом и любопытным носом, был весьма заинтригован всей этой вашей чертовщиной со стиральными машинками. Когда взломщик забрался уже в дом к Марии, я понял, что копать надо намного глубже, чем это могло показаться с первого взгляда. Почему? Объясняю. Маша имеет, так сказать, опосредованное отношение к семье Лены и Татьяны Петровны. По крайней мере, на первый взгляд. И сколько я не напрягал мозги, с помощью простой дедукции и при полном отсутствии информации я далеко не продвинулся. Я попытался действовать с помощью стандартного опроса местного населения, то есть вас, мои дорогие женщины, но ничего дельного никто из вас троих, включая уважаемую Татьяну Петровну, сообщить мне по существу этого дела не смог. Или не захотел, — и Колька сделал в этом месте паузу, а у нас троих снова удивленно взлетели кверху брови. Но Колька невозмутимо продолжил: — Потом я попробовал связаться по телефону с той местностью, где, по моим предположениям, я мог узнать хоть что-нибудь об этом деле. Черта с два! Эта местность находится в таких богом забытых местах, что, там даже толком телефон не берет. Это вообще где-то между точками, именуемыми в народе «у черта на куличках» и «куда Макар телят не гонял». И я понял, что искать разгадку этого странного происшествия мне придется самому. Причем в тех самых местах, о которых я вам только что рассказывал. Поскольку, с точки зрения моего прямого начальства, это дело — классический «висяк», то мне ничего другого не оставалось, как испросить его, то есть начальства, благословения, и отправиться на вашу, так сказать, историческую родину, клятвенно заверив начальство, что я обязательно распутаю это дельце. Иначе меня бы никто никуда не отпустил. Не скрою, в тот момент мной двигал не только профессиональный долг, но и, — Колька ласково взглянул на Машку, — некая личная заинтересованность. Вы ведь уже готовы были забрать заявление о ваших стиральных машинках, помните? И пусть это процессуально невозможно, но лично для меня это был приятный знак. Это означало, что вы тоже имели некую личную заинтересованность в этом деле, только эта заинтересованность была совершенно иного рода. Как нормальные, заботливые, и, не побоюсь этого слова, любящие женщины, — при этих его словах мы с Машкой зарделись, как маков цвет, — вы не хотели беспокоить своих мужчин, то есть нас, — и он показал пальцем себе на грудь, — лишними заботами, заключавшимися в возне с вашими стиральными машинками. С одной стороны, это похвально и характеризует вас как порядочных и, снова не побоюсь этого слова, замечательных гражданок, на которых приличные мужчины просто обязаны вскоре жениться. — И он вопросительно посмотрел на Олега, прервав свою содержательную речь необходимой паузой. Олег в этот момент с достоинством кивнул головой в знак полного согласия с доводами приятеля и поцеловал меня в щеку. Я посмотрела на него ласковым взглядом и послала воздушный поцелуй Николаю. Но тут неожиданно в Колину обстоятельную речь вмешалась нетерпеливая Машка, прерывая наш невольный обмен любезностями.

Она подскочила со своего места и, сложив ладошки лодочкой, взмолилась тоненьким противным голоском:

— Колечка, я все понимаю, и с удовольствием выйду за тебя замуж. Я очень-очень этого хочу, а Ленка Олежку просто обожает, и тоже выскочит за него при первой возможности, но я умоляю тебя, давай сейчас без этих сантиментов, а? Мы же сгораем от любопытства! — Она звонко чмокнула Кольку куда-то в область уха и уселась на свое место. Я и Олег слегка покраснели при этих бесцеремонных Машкиных откровениях. Но на это кроме нас самих никто не обратил внимания. Коля степенно кивнул и продолжил как ни в чем не бывало.

— Так вот. На чем это я остановился? Ах, да! Па-а-а-прошу почтенную публику не сбивать меня с мысли, а то выйдет намного дольше. — Машка нетерпеливо заерзала, но промолчала. — Повозиться с этой проблемой меня заставило мое шестое следовательское чувство — с одной стороны, и вполне — таки реальные отпечатки пальцев — с другой.

— Какие отпечатки пальцев? — Снова вклинилась нетерпеливая Машка.

— А помнишь, у Татьяны Петровны на даче преступник поранил палец, когда курочил машинку, и оставил на металле кровавый отпечаток. Так это же именины сердца! Тут вам и четкий отпечаточек, и группа крови. Все, как учили! — И Колька потер руки, словно собирался прямо сейчас схватить этого преступника за шкирку. — Я сравнил все это добро с нашей милицейской картотекой, и вот он, готовый ответ — Зубов Михаил Михайлович, кличка Зуб. Но самое интересное, что родом гражданин Зубов из поселка Кишма! И вот тут-то мое шестое следовательское чувство снова зашевелилось где-то глубоко внутри моей сущности, и понял я, что надо мне обязательно побывать там, в этом далеком далеке, и никак мне от этого не отвертеться. Вот так я попал сначала в славный город Иркутск, а потом и дальше, в эту самую вашу Кишму. Дыра, скажу я вам, первостатейная. И правильно сделал ваш дед, что всех ваших родственников оптом оттуда увез. Зэки там сейчас одни, да пьяницы обитают. Далековато от цивилизации. Но все же удалось мне там кой-кого найти и узнать, наконец, что же такого интересного хотел найти этот злополучный горе-преступник в ваших стиральных машинках! — И Колька загадочно улыбнулся.