Фёкла откровенно скучала и даже немного занервничала от безделья. Она несколько раз жаловалась бабМаше на то, что уже прошло три месяца вместо двух недель, и я, наверное, о ней забыла, и теперь никогда не вернусь из-за границы. Ведь там у меня такой выгодный модельный контракт! И ей, Фёкле, теперь придется до конца своих дней жить здесь и так и не стать звездой номер один международного подиума!

Интересно, как она себе представляла постоянное проживание в моей квартире без прописки и, вообще, на птичьих правах? Но, по здравом размышлении, я пришла к выводу, что куча народу в Москве вообще не заморачивается о таких вещах, как прописка, легальность или что-то подобное. Живут себе по инерции и ни о чем не беспокоятся. Это «поколение next» вообще устроено как-то не так, как все другие. Я поймала себя на мысли, что почему-то мне не хочется думать о себе, как о представителе этого странного поколения, которое выбирает для счастливой жизни Кока-колу. Я эту синильную кислоту всегда терпеть не могла!

Фёкла нервничала все сильнее, и бабаМаша доложила мне об этой ситуации. Я кое-что предприняла.

В один прекрасный момент на квартиру к Фёкле и бабМаше заявился целый выводок стилистов и фотографов и объявил, что Фёкла теперь будет участвовать в некоем суперпуперовском международном конкурсе, в который ее определило родное звездное агентство с моей благородной подачи.

Я заранее согласовала свои действия со всеми заинтересованными сторонами, то бишь: с агентством по найму «мисок», из которого я в свое время извлекла Фёклу, с его услужливой директрисой Жанной Евгеньевной, с моим знакомым стилистом и его приятелем фотографом — людьми, в полном смысле слова профессиональными и серьезными. У каждого из них было свое небольшое профильное предприятие, которое как раз и занималось тем, чтобы создавать из среднестатистических «мисок» настоящих звезд подиума. Вернее, звездами те становились благодаря деньгам спонсоров, но вот делать их мордашки в высшей степени привлекательными — это и была забота моих друзей. Перед обоими я поставила задачу простую и в то же время элегантную — «наваять» для Фёклы приличное портфолио и внушить девушке мысль, что она обязательно победит в этом мифическом конкурсе, в который ее, якобы, рекомендовало ее драгоценное агентство. По моему звонку из Европы.

Фёкла долго визжала от восторга, когда узнала, для чего в ее квартиру прибыла столь представительная делегация. Через два часа квартира напоминала филиал крутейшей фотостудии, а вокруг Фёклы суетились одновременно трое стилистов — я посчитала, что так моя затея будет выглядеть солидней. Мой знакомый стилист, не обиженный гонораром, полностью одобрил мою мысль.

Теперь я наконец могла облегченно вздохнуть. Минимум на две недели можно было забыть про Фёклу, вернее, про ее неожиданную и совершенно не нужную мне депрессию.

Фёкла срочно впряглась в работу, и, к моему удивлению и, я бы даже сказала, радости, я вдруг обнаружила, что она — настоящий профессионал своего дела! Предварительное портфолио, которое мне через пару дней показал фотограф, было весьма недурным.

«Вот и славненько! — подумала я. — Когда все это закончится, тем легче мне будет исполнить свое обещание. Глядишь, из Фёклы действительно получится что-нибудь путное».

И тут мне в голову пришла совершенно гениальная идея. Я схватила телефон и набрала номер моей замечательной учительницы французского языка. «Бон суар, Изольда Феоктистовна, — проворковала я, — я хочу составить протекцию одной моей близкой подруге, которая просто мечтает брать у вас уроки французского». Всю эту тираду я, тщательно подбирая слова, изобразила на вполне приличном языке Гюго и Дюма. Приветливое французское поскрипывание было мне ответом на другом конце моего звонка. «Конечно, милочка. Я уже ее жду».

— Фух! Кажется про Феклу я могу забыть подольше, чем на две недели. Изольда так загрузит ее мозги, что мама не горюй, — я даже сказала это вслух и удовлетворенно вздохнула. Хорошо исполненная работа — это мои любимые минуты в жизни.

Шло время, и я даже стала думать, что после внезапного исчезновения наемного киллера Вована, и, следовательно, полного провала их, вернее, её планов, мой враг может быть все же отказался от своих коварных замыслов?

Но его величество случай и на этот раз вмешался в мою жизнь. И весьма своевременно. Если бы не один услышанный мной разговор, то я бы уже совсем было расслабилась. Но уже упомянутый мной «его величество случай» еще раз доказал мне, что ничего случайного в нашей жизни не бывает.

Однажды вечером, недели через три после инцидента на моей бывшей квартире, я ждала Эмика с работы, как вдруг раздался звонок. Это может показаться странным, но звонили на домашний телефон. В наше время сплошных мобильников это было удивительно.

Телефонных аппаратов в квартире Эмика было всего два. Один в прихожей, другой в кабинете. Этот атавизм в эпоху всеобщей телефонной «мобилизации» был просто бесплатным приложением к интерьеру, поскольку оба телефона были сделаны из малахита.

Пока я бежала из кухни через пять комнат к телефонному аппарату скачками, достойными кенгуру, пытаясь достичь эмикова кабинета, сработавший автоответчик заставил меня резко затормозить на гладком, как лед, паркете.

— Эммочка, сынок. Перезвони мне, как придешь. Разговор не для мобильника. Не доверяю вашим новомодным телефончикам, их всегда прослушивают все, кому не лень. Целую, мой родной. Жду звоночка.

Это была Она. Я никогда не слышала ее голоса и видела ее только на фотографии рядом с фотографией Сашка. Но я примерно так ее себе и представляла. Властные нотки в голосе, даже когда она говорит ласково, безошибочно сказали мне, что это его мать.

За то время, которое я прожила в этой квартире, она никак себя не проявляла, и я даже периодически забывала о ее существовании. И вот вдруг этот голос. Что ей нужно? Она хочет, чтобы Эмик ей позвонил, и разговор не для мобильника. У меня ёкнуло сердце. Вот оно! Ах, Филиппыч, Филиппыч. Скорее всего, ты был прав — полезно иногда пожить «в самом логове врага». У меня испортилось настроение. Неужели все это время она просто выжидала, чтобы ее прежние досадные промахи были позабыты! Это было похоже на правду.

Я заметалась по квартире. Часы показывали половину девятого вечера. Эмик обычно возвращался в это время. Я резко остановилась посреди комнаты и прислушалась.

И точно. Ключ повернулся в замке. В коридоре послышалась знакомая возня снимающего пальто человека, и в комнату вошел Эмик. Мне срочно пришлось изображать на лице радостную улыбку. У меня дрожали руки, и Эмик, обняв меня, вдруг насторожился:

— Что случилось? Ты вся дрожишь!

— Не бери в голову. Просто переутомилась.

— Ты совершенно себя не щадишь! Разве можно столько заниматься. Так, с завтрашнего дня берешь отпуск на две недели. Каникулы! В любой школе всегда бывают каникулы. И уедем куда-нибудь. На недельку!

В другой ситуации я бы подпрыгнула до потолка от счастья. Но только не сегодня. Ага, пока я там буду по курортам разъезжать, тут мою Фёклу жизни лишат. А еще и бабМаша рядом с ней.

— Нет, нет и нет. Никаких каникул. Я только начала понимать вкус учебы, а ты хочешь лишить меня этого удовольствия.

Услышав слово «удовольствие», Эмик, который уж было насупился, поняв, что я не собираюсь ни на какие каникулы, оттаял и заулыбался.

— Хорошо. Если это доставляет тебе столько радости, то учись. Но только я настаиваю на твоем полноценном отдыхе. Может, запишешься в какой-нибудь там фитнес, спа или релакс-салон. Я знаю парочку весьма недурственных. Могу порекомендовать.

Я обняла его и поцеловала.

— Ты у меня такой заботливый. Просто чудо ты моё!

Я не кривила душой. Прожив с этим человеком несколько недель, я убедилась, что Эмик действительно чудо. Деньги не оказали никакого влияния на его душу. Он любил детей, жалел кошек и собак и щедро и искренне жертвовал на детские дома. Разве откровенный бандит может себя так вести? Ну, может, только Робин Гуд. Но он англичанин.

Единственное обстоятельство, которое смущало меня во всей этой идиллии, была его мать. Все-таки, люди говорят, что яблоко от яблони… Вот это-то меня и смущало. И даже тревожило.

Просыпаясь ночами рядом с Эмиком, я не могла подолгу уснуть, прислушиваясь к его дыханию, в стотысячный раз задавая себе вопрос, правда ли, что он настоящий? Не ошибаюсь ли я?

Мое сердце говорило мне, что человек, который так нравился мне, настоящий, хороший. Но трезвый ум и небольшой, но оч-чень жизненный мой опыт нашептывали мне, чтобы я не торопилась. Мало ли, как бывает? Люди могут очень тщательно скрывать свою сущность. Да еще при таком отягчающем факторе, как его мать, которую я теперь мысленно прозвала «безумная мадам»!

Несколько раз я порывалась начать откровенный разговор с Эмиком, но каждый раз я умолкала, потому что в последний момент страх брал надо мной верх. Страх того, что, узнав правду обо мне, Эмик поведет себя так же, как его мать, жестко и даже, может быть, жестоко. И я отступала, снова и снова терзаясь неизвестностью и ужасом возможной потери. Это изматывало меня, но придумать какой-то другой выход я не могла.

«Пусть будет, как будет», — эта мысль всегда была для меня спасительным кругом. Наверное, от нее веяло трусостью и малодушием. Но это только на первый взгляд. Разве много найдется людей, которые, пребывая в абсолютном счастье и комфорте рядом с любимым человеком, найдут в себе силы добровольно от всего этого отказаться? И, может быть, в одну минуту потерять все, что так дорого и к чему стремишься всю жизнь? И я продолжала молчать.

Мы поужинали, и я все ждала, когда Эмик пойдет в свой кабинет. Это было для него ежевечерним ритуалом. Там он садился в кожаное кресло с высокой спинкой и разбирал почту или делал несколько телефонных звонков. Я иногда при этом сидела у него на коленях. Но сегодня мне не хотелось присутствовать при его разговоре с матерью. Я понимала, что при мне он не сможет говорить откровенно. А вот именно эта откровенность меня и интересовала.

Конечно, человек может любить детей и жалеть кошек. Но когда речь идет о деньгах или бизнесе, то я бы не взялась предсказывать, что из этого может выйти. Мне просто хотелось посмотреть на это своими глазами.

Через полчаса после ужина Эмик ушел в кабинет, а я серой мышкой прокралась в прихожую и стала смотреть на телефонный аппарат. Я знала, что когда берут трубку в кабинете, то на телефоне в прихожей загорается зелененький огонек светодиода.

Я прождала минут пятнадцать, подпрыгивая от каждого шороха. Я очень боялась, что Эмик застанет меня за таким непонятным занятием, как сидение в темной прихожей, и мне даже не хотелось думать, каковы могут быть последствия. Наконец зеленый огонек на телефоне вспыхнул как глаз разрешающего светофора. Я дрожащей рукой взяла трубку.

— Мам, привет. Ты звонила. Что случилось?

— Я по тому нашему делу. Прошло уже больше трех месяцев. Я думаю, что все уже всё забыли и окончательно расслабились…

Ух, ты! Значит, мало ей того, что ее горе-киллер исчез бесследно. Она снова за свое. Неугомонная ты наша!

Я сидела в темном углу прихожей, и телефонная трубка плясала в моей руке — так я тряслась от крупной нервной дрожи, которую — знаю точно из собственного опыта, — совершенно невозможно унять.

А Вован по-прежнему проживал там же, где я его видела в последний раз — под строгим надзором Олега и его лучшего соглядатая. Вован ни на что не жаловался и пребывал в прекрасном расположении духа. Наш рыжий киллер состоял у меня на полном пансионе, который ему гарантировал наш с ним устный договор: он спал и ел, сколько хотел, смотрел подряд все сериалы по телевизору, и даже попросил журналы с кроссвордами. Его любимой передачей была передача «Дом-2» с этими жуткими телесными и душевными откровениями всякого неприкаянного телевизионного сброда, набранного прямо с улицы. Вован наслаждался подробностями этого шоу и смаковал их, пытаясь даже обсуждать весь этот бред со стерегущим его детективом. Тот морщился и советовал Вовану заняться каким-нибудь приличным делом. Но «рыжий» искренне возмущался непонятливостью детектива и горевал, что «Дом-2» невозможно смотреть по телеку круглосуточно. После «Дома-2» следующими в культурном рейтинге Вована были мультики. Кто бы сомневался!

И избавиться от этого рыжего туповатого верзилы не было у нас пока никакой возможности. Вот и приходилось держать его под присмотром, кормить, поить и ублажать.

Мы несколько раз обсуждали с Олегом эту неожиданно свалившуюся на нашу голову «ситуацию». Но другого выхода, кроме как наслаждаться обществом Вована, у нас не было. Как ни крутили мы с Олегом этот вопрос, все равно получалось, что спокойней и надежней кормить этого борова самим и держать его на веревочке в соседней комнате. Так хотя бы «мадам», пребывая в неведении какое-то время, не станет ничего предпринимать. Ведь нет ничего хуже, чем неизвестность. Вот этот-то фактор сейчас и работал на нас. Как долго он сможет быть нам полезным, мы не знали.

Когда я на днях на несколько минут заскочила в гости к моим детективам, проверить, все ли там в порядке — присутствие Вована держало меня на легком «взводе», — мы с Олегом в очередной раз обсудили сложившуюся ситуацию и окончательно решили предоставить событиям идти своим чередом. Ведь не навек же все это затянется! Через пару месяцев я спокойно вступлю в наследство, и все закончится само собой.

Если бы мы только знали, сколько всего ожидает нас впереди!

А пока мы терпели рыжего Вована и ждали. Чего? Ничего. Просто ждали.

Это только в дешевых сериалах беспринципные детективы могут тихо пристукнуть своего подопечного, выдав эту неприятность за несчастный случай. В нашем варианте все было совсем не так. Олег был человеком не только профессиональным, но и порядочным. А я дала Вовану слово, что ни один волос не упадет с его головы. Да еще и денег пообещала сверх того, о чем мы договорились. Я верила в людей, и мне почему-то казалось, что если человеку дать шанс выкарабкаться из дерьма и начать новую жизнь, то он просто обязан этим шансом воспользоваться. Поразмыслив немного, я предложила Вовану такой вариант, и он, радостно заржав, сразу же согласился. По мнению Олега это было лишним. Он очень долго молчал и смотрел на меня, не мигая. Потом он просто сказал:

— Я много видел на своем веку, но такой экземпляр, как ты, вижу впервые.

Я не совсем поняла, что он имел в виду, но Олег после этой тирады заулыбался и погладил меня по голове.

— Ты замечательная. — Он переходил на «ты» только в исключительных случаях, когда хотел донести до меня какую-то важную мысль. Больше он ничего не сказал. А потом мы просто пили чай.

Видимо, наши расчеты оказались не совсем верны. Исчезновение Вована если и озадачило «мадам», то ни в коем случае не убавило ее боевого пыла. О чем и свидетельствовало мое сидение сейчас в темном углу эмиковой прихожей и страшная трясучка, из-за которой я боялась быть случайно обнаруженной за таким несвойственным для меня занятием.

Не дослушав мать до конца, Эмик перебил ее довольно резко:

— Мам, ты опять за старое! Ну я же тебе сказал, оно того не стоит. Что тебе, денег не хватает, что ли. — У Эмика явно испортилось настроение.

— Это твои деньги. А я хочу свои! — начала заводиться «мадам».

— Какие же они твои? Отец тебе всегда говорил, что даст тебе на жизнь достаточно, а остальное пожертвует какому-нибудь детскому фонду. Надо было все решать, когда он был жив. Чего теперь кулаками-то махать. Наживешь неприятности с этой криминальной возней.

— Ага, и этот детский фонд зовут Зиночка, — видимо, все остальные слова Эмика она пропустила мимо ушей. Голос ее взлетел до фальцета. — Ты что, с ума сошел? — Последнюю фразу она выкрикнула так злобно и громко, что я чуть не выронила трубку из рук. Яд в ее голосе, который до этого был смешан с изрядной долей ласки — она самозабвенно, как все тираны, любила своего сына — теперь стал настоящим стопроцентным убийственным зельем. — Тебе хорошо говорить, а меня просто смешали с грязью! И кто? Какая-то малолетняя сучка!

— Мама, не кричи. Ну, да. Я тебя понимаю. И эта, как ты говоришь, малолетняя сучка, видимо, не такая уж и дура, раз ты гоняешься за ней уже три месяца. Может, хватит? Послушай, у меня сейчас куча работы. Мне надо довести до ума новый проект, и поэтому мне совершенно некогда возиться со всем этим дерьмом!

— Ты же обещал мне помочь! — мадам взвизгнула так, словно ее за задницу цапнул крокодил. — Вот как ты держишь слово…

Эмик снова не дал ей договорить.

— Мама, я не давал тебе никакого слова. Я просто обещал посильную помощь, но, как видно, ты и без меня справляешься. И вообще, не нравится мне эта твоя затея. Я говорю вполне серьезно, — голос Эмика стал теперь похож на тот его голос, который я однажды услышала в телефонной трубке, когда на заре нашего знакомства он кого-то одернул в офисе. В нем были звон металла и власть. Я поежилась. — Ну, хорошо, — голос Эмика смягчился. — А как ты собираешься забирать наследство у этой Зины, если ты даже не знаешь, из чего именно оно состоит.

— Об этом прекрасно осведомлен этот жирный нотариус, дружок твоего драгоценного папочки, который всегда строил козни против меня, — яд в ее голосе уже стекал Ниагарой с языка и переливался в мои уши. Я замерла от страха, боясь пошевелиться, чтобы случайно не выдать своего присутствия в эфире. — Я не думаю, что он будет сильно брыкаться после того, как этой стервы не станет.

Эмику, видно, стал надоедать этот малоприятный разговор, и он ухватился за ее последнюю мысль:

— Послушай, а не лучше ли, действительно, дождаться официального вступления в наследство и подать на нее в суд. Ну, если она тебя так достает, то это же самый разумный выход из ситуации. Все законно. И не надо ни за кем гоняться. Тем более, не надо будет никого… М-м-м, — Эмик, видимо, подбирал нужное слово, не желая произносить вслух то, что было совершенно очевидно. Но, так и не найдясь, он просто сказал. — В общем, после оглашения завещания ты точно будешь знать, что входит в список этого самого наследства. И спокойно сможешь все отсудить у…

Но он даже не успел закончить свою мысль.

— Ты ненормальный! Я должна подавать в суд на какую-то тварь?! Я должна позорить свое и, кстати, твое имя на весь свет? Чтобы все узнали, как со мной обошелся твой отец? Никогда!

Она срывалась на такие «верха», что у меня заложило уши. Но Эмику этот разговор явно надоел. Он сухо его закончил, сказав просто:

— Мам, я тебе высказал свое мнение, а там поступай, как знаешь. Связываться с криминалом я тебе не советую. Это всегда очень хлопотно и непредсказуемо. Все, пока.

Я аккуратно положила трубку на рычаг. Внутри меня все тряслось. «Поступай, как знаешь». Эта фраза крутилась у меня в ушах заезженной пластинкой, она звучала, словно прицепившийся припев дешевой песенки. Медленно, как в полусне, я поплелась в кухню. Значит, он знал о покушении на меня. Знал, и ничего не сделал, чтобы этого не произошло. «Поступай, как знаешь». Да, век живи, век учись, а помрешь тогда, когда тебя прибьет какой-то наемный киллер. Эх, Эмик, Эмик! Не думала я, что ты можешь быть таки бессердечным.

У меня немного кружилась голова.

Я включила телевизор и уставилась в него ничего не видящим взглядом. В моей голове была только одна мысль: «Он знал».

Утром Эмик ушел на работу, а я позвонила детективам и назначила им встречу в их агентстве. Наше совещание было коротким, но плодотворным. Я сообщила им о телефонном разговоре, и все, посвященные Олегом в мое дело ребята, крепко задумались. Очевидно было одно. «Мадам» не успокоится, пока мои косточки не развеются по ветру свежим прахом. Мне эта её целеустремленность была поперек горла. «Вот зараза, прицепилась», — со все возрастающей досадой думала я уже в который раз.

Но, как ни странно, эта ситуация сейчас только подогревала мой боевой дух. Страх, который терзал меня последние несколько дней, вдруг куда-то испарился, окончательно уступив место злости.

Понимая, что продолжать подставлять Фёклу я больше не могла, я дала команду сворачивать операцию прикрытия имени меня любимой. То, что за моими «девочками» ведется неустанное наблюдение, теперь было ясно, как божий день.

— Ты смотри, — Олег усмехнулся, — а мы их практически ни разу и не видели. Где же они окопались? — Он задумчиво поскреб затылок.

— Какая теперь разница, — я была слегка раздражена — усталость, вызванная постоянным ожиданием каких-то неминуемых гадостей, которые могли прилететь ко мне в гости в любую секунду, изматывала почище любой работы. — Сидят, небось, где-нибудь в соседнем доме. Вон, напротив пятиэтажка, хочешь, прошерсти все квартиры.

Олег ничего не ответил на мой язвительный выпад. Он понимал, что последние месяцы дались мне нелегко.

Решено было немедленно известить бабМашу. Чтобы та под каким-нибудь благовидным предлогом вывела Фёклу во двор, а там детективы подхватят их под видом бабМашиных знакомых таксистов и отвезут в мое новое жилище. Вернее, бабМашу домой, а Фёклу следовало немедленно поселить рядышком, через стенку, в мою новую тайную квартирку. Придется, конечно, Фёкле все рассказать. Но, по сравнению с тем, что могло произойти, это было наименьшее зло.

У меня теперь не было никакого плана. «Я что-нибудь придумаю», — упрямо твердила я самой себе, но моя голова была пуста. Я просто устала ото всех этих переодеваний и постоянного страха. За себя. За Фёклу. За бабу Машу. Да и чувство постоянной ответственности изматывает похлеще любой, самой изнурительной работы.

Но дальнейшие события развивались стремительно, и совсем не так, как я думала. Я уехала домой в полной прострации. Бывают такие состояния, когда мыслей либо нет совсем, либо они путаются в голове так, что толку от них еще меньше.

Олег перезвонил мне через час и голосом, полным ужаса, заикаясь, сообщил, что в моей бывшей квартире никого нет, а телефоны бабМаши и Фёклы молчат. Мне стало плохо. Неужели мы опоздали?!

— Куда они могли деться, если вы круглосуточно разглядываете их на мониторах. Чуть не в туалете камер понаставили, а теперь говорите, что в квартире никого нет. Как такое может быть?! — орала я в телефон. Олег, заикаясь еще больше, пытался объяснить мне, что и сам не понимает, что произошло. Вчера все были на месте. Ночью вроде бы никакой тревоги не было. И вот, на тебе! В квартире никого, и уже Андрей сбегал и лично в этом убедился. — И почему вы мне сразу не позвонили? Я уже час как от вас уехала? Чем вы там вообще занимаетесь?

Я взревела как раненый зверь и, лихорадочно соображая, что теперь делать, стала напяливать на себя первую попавшуюся под руки одежду.

Что же теперь будет? Где мои дорогие, мои славные баб Маша и Фёкла? Куда они запропастились?

Я гнала машину по Москве, чуть не расталкивая все едущие со мной в одном направлении автомобили. Затормозив возле офиса детективного агентства, я ворвалась в него как разъяренная фурия.

— Ну, что, проспали? За что я вам такие бабки плачу, граждане? Вы же мне обещали!

Я вдруг расплакалась и без сил опустилась на диван. Детективы суетились вокруг меня, наперебой предлагая воду, валидол и коньяк. Но я сидела на диване, бессильно опустив голову на руки, и в моей душе была беспросветная тоска. Горестные мысли бродили по моей голове, и я потеряла счет времени.

Когда я очнулась, в комнате была тишина. Немного придя в себя, я сказала тихо:

— Их надо найти. Во что бы то ни стало. — Детективов словно ветром сдуло. Олег вполголоса отдавал распоряжения, и его подчиненные, словно хорошо настроенные автоматы, бросались их исполнять. Молча и четко.

Шли часы, но результата не было. Я просидела в агентстве до вечера и совершенно разбитая вернулась домой. Бросив на тумбочку сумку и ключи от машины, я опустилась прямо на пол в прихожей и расплакалась. От горя и бессилия. Мое воображение рисовало мне картины, одна страшнее другой. Вот мадам пытает Фёклу, пытаясь выбить из нее тайну наследства. Какую тайну? Я не знала, но мне было так горестно и больно сознавать, что я опоздала, что мне было наплевать, есть в наследстве тайна или нет.

В половине девятого вечера в замке щелкнул ключ. Я по-прежнему сидела на полу в темной прихожей, не в силах сдвинуться с места. Я была потеряна и разбита. Эмик вошел в квартиру и замер на пороге. В его глазах отразился ужас. Портфель выпал из его рук, и он бросился ко мне с криком:

— Господи, что случилось! Что ты тут делаешь!

Я расплакалась в третий раз за сегодняшний день. Он сел рядом со мной на пол, обнял мои колени и так мы сидели бесконечно долго. Он ничего не говорил, видимо, понимая, что произошло что-то страшное, и мне надо выплакаться и прийти в себя.

— Зачем вы это сделали? — слезы мои прекратились так же внезапно, как и начались. Эмик оторопело смотрел на меня и ничего не понимал.

— Зоя, скажи, что случилось, — он выдавил из себя эту фразу так, словно на его шее в этот момент смыкала свои смертельные кольца анаконда.

— Я не Зоя, — устало сказала я, — я Зина. Прости, так вышло.

Я высвободилась из его объятий и поднялась с пола. Теперь он сидел на полу один, жалкий, растерянный и ничего не понимающий в происходящем, а я возвышалась над ним, как Эйфелева башня.

— Скажи, зачем вы выкрали моих друзей? Неужели для тебя деньги твоей мамаши важней всего на свете? — Эмик поднялся с пола и стал рядом со мной.

— Послушай, давай пойдем в комнату, и ты спокойно объяснишь мне все, что тут происходит.

Я покачала головой.

— Нет, Эмик, после того, что сегодня случилось, я не могу больше здесь оставаться. Я думала, ты самый лучший человек на свете, а оказалось, что ты такой же, как твоя мать. Она искала меня, чтобы уничтожить, я знаю, я слышала ваш разговор, — я почти кричала на него. Так обиженные дети кричат на своих родителей, причиняя боль и им и себе. Но я взяла себя в руки. — Прости, я не подслушивала, это получилось случайно. Я, конечно, виновата перед тобой. Но только в том, что пыталась хоть как-то защитить себя. — В глазах Эмика теперь читался ужас. Или страх. Я не очень в этом разбираюсь. Но меня уже было не остановить. — Я — Зина. Да, да. Именно та Зина, за которой охотится твоя мать. И это мне твой отец оставил все свои «богачества», будь они неладны. Но я клянусь тебе, я бы все отдала, чтобы знать, где сейчас моя дорогая баба Маша и Фёкла. Их нигде нет. А это значит, что твоя мать выполнила свою угрозу. Но я их обязательно найду!

Я почти выкрикнула это в лицо Эмику. Он по-прежнему смотрел на меня каким-то затравленным взглядом и молчал. Я больше не могла этого вынести и слезы снова предательски потекли по моим щекам, но я прерывающимся голосом закончила фразу:

— Прости. Я должна уйти. — Уходя, я обернулась и сказала то, что должна была сказать: — Я любила тебя. По-настоящему. Правда.

Когда за мной захлопнулась дверь, я в четвертый раз за сегодняшний день расплакалась. Что-то многовато было на сегодня этой арифметики, но обстоятельства были сильнее меня.

Я спускалась в лифте, я шла на стоянку за своей машиной, и слезы лились из меня, как фонтанные струи. Так горько и безутешно я не рыдала никогда, даже в далеком светлом Зауралье.

Я ехала по вечернему городу, стекло было мутным от плотной пелены дождя, а в моей душе бушевал тропический ливень. Он выливался из моих глаз реками слез, и только чудо спасло меня в тот вечер от неминуемой аварии. Бог любит несчастных!

«Господи, — думала я, размазывая по лицу косметику, — за что? Я же ничего плохого никому не сделала. Я думала, что смогу быть счастлива, и познакомились-то мы совершенно случайно! Я же не виновата, что этого человека не должно было быть в моей жизни! Совсем!» Я рыдала, как белуга, или что-то в этом роде. И весь мир вокруг меня истекал вселенским потопом. Я плакала не от того, что меня обманули, и не от бессилия, а просто от обиды. Обыкновенной, почти детской обиды. Как же мне теперь жить? Ведь я действительно любила Эмика, и он тоже любил меня. Я знала это, я чувствовала это так же хорошо, как чувствует это любая женщина на этой планете. Мы так устроены. Мы всегда знаем, когда нас любят по-настоящему. Но эта глухая боль от обиды точит тебя изнутри, этот обиженный ребенок, притаившийся в каждом из нас, часто совершает по-детски непредсказуемые поступки. И, как и любой ребенок, потом представления не имеет, как все исправить.

Почему я не осталась? Я не знаю. Может быть, если бы Эмик сгреб меня в охапку, успокоил, нашептал бы мне в ухо всяких милых глупостей, я бы и оттаяла. Но он молчал. И это решило все остальное. Наверное, после того, что я ему наговорила, он меня должен просто возненавидеть! Еще бы! Я ведь спала с его отцом! Думаю, что для такого человека, как Эмик, это было слишком. Все было кончено.

Я вошла в свою квартиру и бросилась на кровать, прямо в пальто и в сапогах. Я лежала ничком, зарывшись головой в подушку, и выла. Как бездомная собака воет на луну. Неожиданно сзади меня раздался шорох. Я затихла от неожиданности и чуть не подскочила от страха, когда кто-то, стоящий позади меня, громко вздохнул. Я медленно перевернулась и глянула в сторону вздыхающего. Передо мной стояла баба Маша! И со мной произошло то, чего до этого не могло произойти в принципе — я грохнулась в обморок!

Я очнулась от того, что какая-то влага лилась мне на лицо. Я открыла глаза. Мое ослабевшее тело, уже без пальто и сапог, лежало вдоль кровати, под головой был ворох подушек, а в лицо мне баб Маша брызгала прохладной водой.

— Господи! Баб Маша, — я рванулась из подушек и бросилась на шею моей драгоценной, золотой, бриллиантовой мисс Марпл. — Как я по тебе соскучилась! Куда же вы обе подевались?

Я повисла на ней, вцепившись в ее мягкие, пахнущие сдобой, плечи.

— Ну, ну. Здесь я, здесь. Никуда я не девалась. А Фекла вон дрыхнет. Из пушек не разбудить.

Баб Маша гладила меня по голове, по плечам, словно маленького ребенка. А мне было так тепло и спокойно в ее объятиях.

— Баб Маш, ты мне расскажешь, что с вами стряслось? А то я тут чуть всех не поубивала!

Баб Маша отстранила меня от себя и заглянула мне в глаза:

— Конечно, я тебе все расскажу. Тут такой детектив был, что и в кино не покажут! Пришлось соблюдать строжайшую конспирацию!

Через пять минут мы сидели у нее на кухне и при тусклом свете свечи — баб Машину конспирацию пока никто не отменял — пили чай с моими любимыми пирожками. Несмотря на конспирацию, баб Маша все равно успела всё. Как всегда!

Я откусывала от пирожка маленький кусочек — на ночь печеное означало смерть хорошей фигуре, — и запивала его душистым малиновым чаем и слушала неторопливый баб Машин рассказ.

Перед тем, как Эмочкина мать позвонила к сыну на домашний телефон (последовательность событий я легко вычислила, сверив с бабой Машей некоторые мелкие детали), она сделала две вещи: наняла новых — уже третьих по счету — «киллеров» (а может, это были старые, но с новыми, более изощренными, инструкциями?) и решила лично проинспектировать «объект», то есть, меня. Это стало ясно моей мисс Марпл из последовавших в тот день событий.

«Киллерами» мы продолжали называть их по инерции. Может, они были бандитами какой-то другой специализации, но нам это было все равно.

Бдительная баба Маша, которая вот уже третий месяц проживала рядом с ничего не подозревающей Фёклой, во время очередного планового похода в продуктовый магазин умудрилась «срисовать» непривычную возню вокруг моей старой квартиры. По лестнице в подъезде прошмыгнул какой-то странный тип, которого баба Маша здесь до этого никогда не видела. По-видимому, он просто поднялся на наш этаж, чтобы осмотреться, но никак не ожидал, что в тот же самый момент моя мисс Марпл отправится за покупками.

Я вспомнила слова Олега о том, что «мадам» какая-то «нефартовая», и непроизвольно улыбнулась. Похоже, Олег был недалек от истины. Даже туповатый Вован изучил расписание выходов бабы Маши в магазин перед тем, как переться к ней в квартиру. А этот, третий по счету «претендент» на звание моего палача оказался, видимо, самым невразумительным. Действительно, не везло эмиковой «мамашке» на толковых преступников! А может, это просто мне везло? Это ведь как посмотреть.

Баба Маша тем временем продолжала свой рассказ.

Тип растерялся от такой неожиданной встречи с ней в подъезде, и ему пришлось срочно ретироваться, бормоча себе под нос что-то вроде:

— Простите, я, кажется, ошибся подъездом.

Это на предпоследнем-то этаже здоровенной элитной московской многоэтажки! Старушка сочла это очень подозрительным, и не ошиблась. Ее детективная интуиция поразила меня еще при первом с нею знакомстве. Если бы баба Маша вдруг начала писать детективные романы, то, думаю, слава Агаты Кристи ей была бы гарантирована.

В магазине за бабусей пристроился другой весьма подозрительный субъект, который потом проводил её почти до самого дома. Он неумело прятался за деревьями, чем сильно развеселил мою проницательную старушку и окончательно заставил утвердиться в мысли, что враг снова перешел в наступление.

— Вот неумехи, — сказала она мне, качая головой.

Незнакомая и подозрительная личность один раз — это могло бы быть простым совпадением. Но целых два совпадения для моей мисс Марпл были уже не просто звоночком, а настоящим громогласным колоколом. И тогда она стала наблюдать. Из-за плотно закрытой занавески баба Маша битых два часа озирала двор и окрестности, пока не заметила, что по двору подозрительно часто ходит тот же самый же субъект, что шастал в подъезде.

К нашим детективам она уже привыкла и знала их всех в лицо. Жильцов нашего дома она тоже знала наперечет — старики любопытны, как дети. А эта личность была ей незнакома. Видимо, Эмикова мамаша расслабилась и решила, что я уже все свои страхи как следует позабыла, и теперь можно брать меня голыми руками.

Собственно, я этого и добивалась, поселив в моей квартире Фёклу, как две капли воды похожую на меня. Враг должен был удостовериться в том, что я — беспечная дурында, которой одно китайское предупреждение, даже в виде выстрела, ни о чем не говорит.

Но самое главное было не это. Баба Маша сообщила мне такую новость, от которой я сама чуть не свалилась с табуретки, на которой до этого спокойно сидела, поедая пирожки.

Самым главным было то, что «мадам», по-видимому, исчерпав все запасы терпения — все же три месяца — это срок! — ничего лучше не придумала, как самолично заявиться прямо к дверям моей квартиры. Под видом обыкновенного работника социальных служб. Да! Наверное, я так долго испытывала ее терпение фактом своего существования, что она наплевала даже на конспирацию. Какая конспирация, если на кону такая куча денег! Видимо, основным обстоятельством, толкнувшим «мадам» на такой безрассудный поступок, было то, что время неумолимо убегало. И в данном конкретном случае оно работало на меня. Ведь до вступления в наследство оставалось всего около двух месяцев!

Интересно, на что она рассчитывала? Лично набить мне морду? Или пырнуть ножом на глазах у изумленного киллера? Оскорбленное женское самолюбие часто толкает на необдуманные поступки даже самых умных женщин. В общем, я не знаю, что у нее было на уме.

Хотя, если подумать, то она была не так уж и не права. Примитивность в таких делах часто является синонимом простоты. А вот это иногда срабатывает.

Одно теперь было совершенно очевидно — у «мадам» сдают нервы. А, как известно, самый страшный зверь в лесу — это бешеный заяц. «Мадам» не совсем тянула на роль зайца, но принцип был примерно один. Для того, чтобы до меня добраться, был разработан примитивно тупой, но, как показывает практика, самый надежный план. Практика эта, как и многие знания о современной действительности, достаются многими из телесериалов. Я это отлично знала по собственному опыту! Но чего же на зеркало пенять, коли рожа крива? Сериалы-то и берутся из нашей незатейливой и часто примитивной жизни!

Мамаша так и пыхтела от злобы, когда вчера звонила Эмику. И чего же здесь нового? Ненависть к сопернице — это же еще библейский сюжет. Он древнее всех сериалов вместе взятых! И если женщина, задумавшая отомстить сопернице, самолично захочет насладиться этим зрелищем, то ничего новенького в этом нет. Все старо как этот мир.

Часа в три, уже после того, как баба Маша увидела подряд двоих незнакомых ей людей, явно старавшихся не попадаться ей на глаза, в дверь квартиры позвонили, и на резонный вопрос бабы Маши: «Кто там?» сказали просто и доходчиво: «Соцстрах». Баба Маша глянула в глазок и, увидев там некую женщину, опять таки резонно решила не открывать.

— Не знаю я вас, милая, а потому идите с богом. Сейчас много кто по подъездам ходит, мало ли что, — бабМашина откровенность зашкаливала все допустимые нормы, но бабуся пошла «ва-банк». И правда, чего это ей с нехорошими тетками разговоры разговаривать. А мы им правду-матку! И пусть потом разбираются, просто ли бабуся осторожничает или уже всех поддельных соцстраховцев вывела на чистую воду. В общем, со словами: — А внучке моей пенсия еще не положена, — бабка дверь не открыла. Вот и весь сказ!

Дело в том, что лицо этой женщины было ей не совсем незнакомо. Я, как самая предусмотрительная в мире клиентка детективного агентства и лучшая ученица Сашка — я так думала! — еще месяц назад стащила у Эмика с камина фотографию его «маман» и сделала ее точную копию на ближайшем цветном ксероксе. Это стоило мне сорок рублей, но в итоге личность моего главного врага была изучена бабой Машей до последней черточки. Не знаю, зачем именно я так поступила. Скорее всего, просто так, на всякий вонючий случай. И, надо же, какое совпадение! Такой случай все-таки нашелся. И если бы не это крошечное обстоятельство, обошедшееся мне всего в сорок рублей, то может быть план, который придумала хитроумная эмикова мамаша, и удался бы ей.

Мало ли шляется у нас по подъездам социальных работников, фальшивых и не очень? И среди них ведь попадаются вполне себе настоящие, те, кто реально заботятся о наших пенсионерах. Правда, они встречаются редко. Все больше их двойники. Но всё же!

Итак, увидев в дверной глазок знакомую до мелочей личность, баба Маша сразу смекнула, что здесь что-то не так, и, скорее всего, враг, выждав положенное время, уже лично перешел в наступление. Бдительная мисс Марпл также разглядела за плечом этой дамочки того самого субъекта, который приклеился к ней в магазине. Субъект, правда, прошмыгнул на следующий этаж, сделав вид, что никакого отношения к соцстрахователям не имеет.

— Представляешь, Зиночка, даже за такие огромные деньги, которые эти богатеи платят своим «держимордам», те все равно не умеют работать красиво!

Я сидела и во все уши слушала мою бабушку-божий одуванчик, которая со знанием дела расписывала мне азы работы детектива-топтуна, который с ловкостью бывалого оперативника должен быть Шерлоком Холмсом и комиссаром Мегрэ в одном флаконе.

— И зачем же им такие деньжищи платють, если их простая бабушка на улице разглядеть сумеет?

Я засмеялась.

— Простая, да не простая! Ты же у меня вон какая. Настоящая мисс Марпл!

Баба Маша зарделась от удовольствия.

— Ну, скажешь, тоже. Какая же из меня мисс Марпл? Та была настоящий ас!

— Ой, ли! БабМаш, не прибедняйся. Ты мне еще не рассказала, как ты умудрилась и от моих детективов удрать, и Эмикову мамашку провести? Мои детективы специально на одной площадке с тобой квартиру сняли, чтобы круглые сутки тебя охранять. Мониторов дорогущих понаставили, чтобы вы с Фёклой у них такие же круглые сутки под надзором были. А ты вон их как! Ох, и достанется им от меня «на орехи», — я кипятилась просто так, для порядка. Радость от вновь обретенных дорогих для меня людей, которых я уже считала пропавшими без вести навсегда, быстро примирила меня со всем миром. — А еще говоришь, что мисс Марпл — ас. Она просто ребенок по сравнению с тобой.

— Ты ребят-то не ругай. Нельзя мне было их оповещать. Ну, никак нельзя. Я как поняла, что «мадам» самолично к нам заявилась, так сразу подумала, что дело — дрянь. И еще неизвестно, смогли бы твои Олег с Андрюшенькой нас спасти. Я им на всякий случай пирожочков сразу-то и отнесла. Они меня спросили, что за женщина приходила, — а как же не спросить, службу-то блюсти надо! — так я и сказала, что из социальной службы — зачем людей зря волновать-то, — бабМаша хитренько так глянула на меня исподлобья, проверяя мою реакцию. Я заметила ее взгляд, и подумала: «Вот хитруля! Еще и пирожков отнесла. Это значит, обстановку проверила, все ли спокойно». Вслух же я сказала:

— Я думаю, что режим жесткой конспирации теперь уже можно отменять. Вроде бы, полчища врагов нашу дверь пока не обстреливают, значит, у «мадам» временная передышка на переднем крае. И еще, — я сделала короткую паузу — для солидности. — Надо бы ребятам этим провинившимся позвонить. Сказать, что отбой тревоги. А то они же до сих пор на ушах стоят.

— Да, да, да, — засуетилась бабМаша. — Позвони, милая, позвони. Теперь-то уже все прояснилось, теперь можно. А то никакой информации ни о чем не было, а «мадам»-то прямо перед дверью. Вот я и не стала им ничего говорить-то про нее. А вдруг у нее киллеров на каждом этаже понатыкано? А? Это же такой бы Содом начался. Не дай бог, ребятки бы твои пострадали. Они хорошие, и Олежка, и Андрюшенька. А у Андрюшеньки еще и ребеночек маленький. Нельзя ему пострадать-то, — бабМаша искренне убеждала меня в том, что другого пути у нее не было, и в ее голосе было столько сочувствия к нашей доблестной охране, что я смягчилась.

Рассуждая здраво, от «мадам» действительно можно было ждать любого фокуса. И она бы теперь могла уже ни перед чем не остановиться. Одно слово — бешеный заяц!

— А так мы утекли потихоньку с Фёклой-то, и все, — закончила бабМаша свою примиряющую речь. Мне ничего не оставалось, как еще раз облегченно вздохнуть. Победителей не судят.

Я набрала номер Олега. Совершенно измученный голос — учитывая время суток и ситуацию, ответил мне:

— Алле.

— Кончай «шухер», — бодро сказала я, — нашлись наши девушки.

Голос Олега словно подменили:

— Где?

— Все в порядке. Дома у бабМаши.

Длинная витиеватая тирада последовала за моим ответом. После этого Олег спросил:

— Как дома? Мы же там были.

— А они вам просто не открывали. «Хвоста» боялись.

— Чего? — Олег взорвался. — Они, что там, обе с ума посходили?!

— Ладно, Олег, не кипятись. Я думаю, что ситуация позволила им так поступить. Дело в том, что в нашем подъезде вчерашним днем ошивалась сама «мадам», собственной персоной. Под видом работника соцстраха. Да еще парочка типов шастала. Баба Маша их заметила, когда в магазин ходила. — Олег молча засопел в трубку. — Ты чего замолчал, — невинным голосом спросила я его.

— Да была там какая-то тетка. Мы видели на мониторах. Но она по всем квартирам ходила, — в голосе Олега была одновременно досада и недоумение — как он мог так «лопухнуться», — вот мы и подумали, что действительно соцстрах. Но бабМаша ей дверь не открыла, мы и не стали шума поднимать. Еще и сама нам сказала, что «соцстрах». — На последних словах Олег запнулся, и только в трубке слышно было его маловнятное бормотание. Я прислушалась. Разобрав только «твою мать» и «тоже мне, поклонницы Пуаро», я зажала рот рукой, чтобы не выдать себя — я давилась от хохота. БабМаша провела моих высокооплачиваемых детективов, как детишек неразумных, и мне понятна была досада Олега. Но трезво рассуждая, я не могла не согласиться с доводами моей персональной мисс Марпл — события могли развернуться непредсказуемо. Может она и вправду спасла моих детективов от больших неприятностей.

Олег тем временем перестал бормотать проклятия и снова заговорил вполне членораздельно: «А насчет типов… Так по подъезду все время люди туда-сюда ходят. К квартире никто не подходил, в двери не ломился. А прохожие — они и есть прохожие».

Олег снова замолчал, видимо, соображая, как такое могло вообще с ним произойти. Я решила его «дожать» — нечего на работе ушами хлопать, даже если ты «великий и могучий» сыщик, и сказала с ехидцей:

— Провела вас моя «мисс Марпл», как в сериале про Красную Шапочку. Или Колобка.

— Зина, какие Колобки, — голос Олега снова стал усталым. Мне стало его жалко. Он действительно искренне любил свою работу и гордился качеством ее исполнения. А какое тут качество, если его подопечные испарились прямо из-под его опытного детективного носа? Это же звонкий щелчок по этому самому носу. Тем более, что это случилось впервые за всю его долгую практику. Позор на седины старого опытного сыщика!

Но эти все соображения я сейчас держала при себе. Я-то тоже была хороша! Фотографию «мадам» я, конечно, отсканировала. Но вот Олегу я ее не давала! Просто не было повода. Дело в том, что следить за ней мы не собирались с самого начала. Зачем нам за ней гоняться, если ее «войско» так и норовило осадить наши законные рубежи? И поэтому мы с Олегом сразу решили, что будем вести только оборонительные действия. Я и додуматься не могла, что «мадам» сама, собственной персоной, заявится прямо ко мне домой! А бабМаше я этот снимок вроде как случайно показала, безо всякой задней мысли. Так, для поддержания наших с ней философских бесед. А ведь правильно говорят — случайности этим миром не запланированы.

Все эти мысли вихрем промчались в моей уставшей голове, и я сделала вид, что смилостивилась:

— Ладно. Отбой тревоги. Слава богу, все обошлось. Может, так действительно было лучше всего. Я тебе все потом расскажу в подробностях, — я уже было собралась отключиться, но не выдержала и снова злорадно хихикнула в трубку. — Во, прикол, Олежка. Тебя же бабуся «сделала»!

Олег уже был так измотан, что у него не было сил даже как следует огрызнуться. Он только тихо сказал:

— Ладно, шути, шути. А если серьезно, то вас всех надо дружно по заднице отшлепать. И мисс Марпл твою. Невзирая на возраст. — И отключился.

Я только сейчас начала по настоящему приходить в себя. Такой страшный груз свалился с моих плеч! Мои драгоценные девочки опять рядом.

Я совсем расхотела спать. А вот есть я захотела еще больше. Те два пирожка, которые я съела час назад, быстро растворились в моем молодом организме без следа. Мысли об испорченной фигуре меня больше не посещали.

Словно угадав это мое желание по моим голодно рыскающим вдоль стола глазам, баба Маша придвинула поближе ко мне плетеную вазочку с пирожками — они у нее не выводились, словно яичница у холостяка, и сказала:

— Вот, поешь нормально. А то все в своих ресторанах. Там же человечьей еды нет. Одни объедки. А я пока картошечки поджарю. И салатик у меня есть.

Я набросилась на пирожки. После восьмого пирожка я поняла, что могу жить дальше. Сытенько вздохнув, я наконец обрела возможность соображать вполне здраво. После еды всегда хорошо думается. И я еще раз прокрутила в голове все, что только что узнала. Вывод был простым: БабМаша просто хотела максимально разрядить и обезопасить ситуацию. Пусть и таким своеобразным способом.

Я задумалась уже всерьез. А ведь старушка была не так уж и неправа! Когда неизвестно, сколько и какой именно враг тебя окружает, да еще с учетом того, что «мадам» самолично заявилась на поле брани, тут можно ожидать чего угодно. Ведь точно предположить, чем был вызван ее визит: оскорбленной мстительной натурой или тем, что ее предыдущий посланец неожиданно и бесследно исчез, и она наняла целую, вооруженную до зубов, армию и разместила ее вокруг нашего дома, никто бы не взялся. Даже хитроумная мисс Марпл. Лично! И здесь действовать по-тихому было самым логичным выходом из ситуации.

Эти мысли, только в виде каких-то фантомов или неосознанных образов, бродили в моей голове и до этого. Но осознала я их и смогла обратить в слова только сейчас. Странно. Я ведь совсем недавно сама сказала Олегу, что поведение бабМаши могло быть вполне оправданным. Но сказала я это тогда просто так, чтобы Олег не злился на бабМашу. Но получается, что я все сказала правильно? Детективы, конечно, ребята бравые. Но нашуметь могли бы знатно. А «светить» их агентство мне тоже было не с руки. Опять бы милиция понаехала, стала бы вопросы задавать.

Неизвестно, чем могло все закончиться, если бы «мадам» и вправду наплевала на здравый смысл и решила избавиться от меня во что бы то ни стало.

Это как мина на минном поле. Настоящая или учебная? Когда ее находят саперы, то издали и не разглядишь. Если учебная, то и бог с ней. А вот если настоящая…

Пока все эти соображения неспешно бродили по моей голове, старушка продолжала в том же духе по новому кругу:

— Ребят же жалко. Могли бы и сами пострадать, и нам бы не помогли. Тут ведь не разберешь, как лучше. Но когда тихо, оно всегда надежней, — бабМаша словно бы прочитала мои мысли. Какие все-таки у меня рядом люди замечательные! Я перебила ее довольно бесцеремонно:

— Ладно, ладно. Ты мужиков моих не выгораживай. Проспали они вас. За это ответят как-нибудь. Ну, оштрафую я их, что ли. Или что-нибудь в этом роде. Ты, давай, лучше, дальше рассказывай. Интересно же! Как же вы с Фёклой испарились так незаметно, что никто и понять ничего не смог?

И баба Маша продолжила свой рассказ.

Вычислив «супостатов» — она так их и называла старорежимным словом «супостаты» — бабуся спровадила Фёклу смотреть телевизор — чтоб не мешала думать, а сама присела на кухонный табурет — немного поразмышлять и прийти к какому-то консенсусу.

Если все совсем плохо, то, скорее всего, недруги оборудовали свой наблюдательный пункт где-нибудь неподалеку. Наверняка, один в подъезде обретается, а кое-кто видимо во дворе дежурит. А может и еще где-нибудь? Поди, знай!

Ситуация была непростая. Чем больше она сидела и думала, тем больше понимала, что не все так просто. И это затянувшееся затишье может оказаться тем самым безветрием перед страшной, все разрушающей бурей. Здесь было о чем подумать! Просидев около получаса, баба Маша пришла к выводу, что простого пути из этой ситуации не найти. Существовал только один, очень небезопасный, совсем не традиционный и даже странный выход. И чем больше она об этом думала, тем очевидней ей становилось, что этот странный нетрадиционный выход может оказаться единственным спасительным вариантом для нее и Фёклы.

Обратиться к «своим» детективам она так и не решилась. Мужики они были хорошие и профессионалы знатные. Но это могло бы наделать много шума. Или просто выдать намерения бабы Маши удрать от «супостатов». А в планы бабы Маши не входило просто «удрать». В ее планы входило «незаметно исчезнуть». Раз уж противник пошел в наступление, то логичнее всего было испариться в неизвестном направлении. И выиграть время. Пускай поищут!

Насчет детективов у мисс Марпл были сомнения. Она чувствовала себя неловко, так, словно бы предавала своих друзей. Или соратников.

Но, поразмышляв еще некоторое время, бабМаша пришла к тем выводам, в правильности которых теперь убеждала меня с такой горячностью.

— Я решила, что пусть они не в курсе будут. Так оно надежней. Понимаешь, Зин, в такой ситуации еще неизвестно, что лучше — пошуметь слегка или наоборот, потихоньку да полегоньку выбраться из этой квартиры, которая теперь неожиданно превратилась для нас с Фёклой в ловушку. Вот я и выбрала то, что попроще. — Бабуся уже в двадцать пятый раз убеждала меня в одном и том же. Все же она чувствовала себя немного виноватой перед Олегом. Ей было неудобно сознавать, что, желая ему добра, она его невольно «подставила».

— Ничего себе, попроще, — мои глаза стали шире сантиметров на пять, когда моя мисс Марпл объяснила мне, что именно она посчитала самым простым способом «утечь от супостатов», — в твоем возрасте акробатикой заниматься, это ты считаешь попроще? Да еще на предпоследнем этаже моего небоскреба! Ну, ты даешь! — В моем голосе непонятно чего было больше, порицания или восхищения.

Но баба Маша только усмехнулась.

— Ничего, в моем возрасте некоторые еще в специальных Олимпийских играх даже медали выигрывают. Я недавно передачу про это по телевизору смотрела. Тетенька одна, семьдесят четыре годочка, и кросс бежит, и прыгает. Прямо, чемпионка. А ты уж меня совсем со счетов списала.

Я тоже улыбнулась ей в ответ.

— Тебя спишешь! Как же! А насчет Олимпийских игр я обязательно узнаю. Вдруг и правда тебя возьмут. — Мы снова посмеялись, и баба Маша вернулась к своему рассказу.

Она рассуждала так: наверняка у «убивцев» оружие есть? А если у них приказ от Эмиковой мамашки добиться результатов любой ценой? Нет, на такой риск баба Маша пойти не могла.

В этом месте ее рассказа я мысленно с ней согласилась. Ведь, в отличие от меня, бабМаша не знала о еще одной неудавшейся попытке покушения — Вован по-прежнему сидел под домашним арестом, охраняемый бдительным оком здоровенного мужика по имени Степан. Ростом и внешностью Степа напоминал Илью Муромца. И Вован, когда понял, что теперь это его личная охрана, притих и сидел в импровизированной тюрьме смирно, ни разу не предприняв попытки самостоятельно выйти на свободу.

Я немного отвлеклась от повествования бабМаши, погрузившись в свои размышления. Но когда я вынырнула на поверхность из глубин своего подсознания, оказалось, что ничего существенного я не пропустила. БабМаша только приступила к описанию того, как ей удалось сбежать. По сравнению с бабМашей хитроумный Колобок «отдыхал» и нервно курил в сторонке!

Она сильно привязалась к Фёкле, которая за последние месяцы стала ей как родная дочь. Или внучка. Кому что больше нравится. И она никак не могла рисковать ею, тем более, что мы с ней не раз обсуждали, как Фёкла заживет, когда все это наконец закончится. И у бабы Маши созрел вполне себе замечательный план. То, что за квартирой наблюдают, можно было предположить и безо всякой дедукции.

Детективы, само собой. Они утыкали всю квартиру маленькими, со спичечную головку, камерами. Единственным местом, о котором детективы то ли забыли, то ли даже в своем самом страшном сне не могли предположить такой путь отступления и не понатыкали там своих вездесущих видеокамер, был балкон.

Но вот «враг», который глупостью никогда не отличался, мог наблюдать сейчас за ними откуда угодно. Баба Маша была тертый калач, и во время одной из наших задушевных бесед однажды мне сказала удивительную вещь: «Если думать, что твой недруг глупее тебя, то это значит проиграть войну, не начав её».

Поэтому, резонно решив, что вариантов у нее нет, и свободным остался только один путь, она и решила воспользоваться таким экзотическим видом побега.

Еще задолго до этих событий предусмотрительная баба Маша перезнакомилась со всеми своими соседями, справа и слева, сверху и снизу. И, поскольку, добрая часть из них жила в соседнем подъезде, это ей сейчас очень пригодилось. Она приказала Фёкле, которая слушалась бабу Машу беспрекословно, быть наготове, собрать кое-какие вещички и ждать позднего вечера.

Я опять немного отвлеклась от бабМашиного повествования, пытаясь зачем-то мысленно восстановить хронологию событий.

Так. Это все происходило вчера, в день, когда раздался звонок на домашний телефон Эмика. То есть, получается, что «мадам», во-первых, начала действовать, а во-вторых, позвонила Эмику. Хотя, нет. Что-то у меня не складывалось. Я задумалась. Точно! Она же просто ему не дозвонилась. Потому что не хотела доверять столь щекотливый разговор мобильнику. Тогда все становится на свои места. Интересно, что было бы, если бы она ему дозвонилась с первого раза? И какой именно помощи она добивалась от Эмика? Этого, видимо, я никогда не узнаю. Но, скорее всего, у них был какой-то разговор. Иначе, зачем бы она так настаивала? Сколько я ни размышляла впоследствии над этим, только один ответ приходил мне в голову. Ей очень хотелось почувствовать себя защищенной. Чтобы ее сын стал за нее горой. Только почему она не подумала о том, что за эту защиту ее сын мог загреметь в холодные края на много-много лет? Да и она с ним за компанию. Странная логика. Не женская, а просто глупая. Слепая ревность и обида боролись со слепой материнской любовью.

Эмикова мамаша допустила только одну-единственную помарочку в своем плане — слишком рано пустила своих «соглядатаев» по моему следу, прямо пред ясны очи моей неутомимой мисс Марпл. И ее план бы на сто процентов удался, если бы не одно крохотное обстоятельство. «Мадам» даже предположить не могла, что в ее планы вмешается старушка-божий одуванчик! И все ей поломает. К чертовой матери! Сработавшая на опережение баба Маша, вовремя заметившая начавшиеся маневры неприятеля, не стала дожидаться новых выстрелов или других неизвестных неприятностей и беспрепятственно сбежала прямо из-под носа и наших друзей, и наших врагов, соблюдая все правила конспирации. Она до самого позднего вечера наблюдала за двором, где в тени карусели на детской площадке затаился незнакомец, шлявшийся утром по подъезду. Огонек его сигареты иногда вспыхивал в темноте, освещая лицо мужчины. Выждав, пока двор опустеет, бабМаша приступила к исполнению задуманного. Ей совсем не хотелось дожидаться ночи в этой, ставшей, видимо, небезопасной квартире.

В сгустившихся, почти ночных тенях, бабуся и её подопечная Фёкла, рискуя сломать себе шею, упражнялись в акробатике, перебираясь со своего балкона на другой, который принадлежал квартире из соседнего подъезда. Такой прыти от моей мисс Марпл не ожидал никто. Ни мои детективы, бдительно следящие за моей бывшей квартирой. Ни даже я. Ведь никому, даже самому опытному оперативнику, не придет в голову установить камеру для наблюдения на балконе! И этим единственным обстоятельством и воспользовалась моя замечательная старушка. Перед началом операции «Побег» она отнесла пирожков детективам, пожелала им спокойной ночи, а потом просто погасила свет во всех комнатах, сделав вид, что они с Фёклой легли спать.

Их акробатические этюды закончились благополучно, и, перебравшись на соседский балкон, мисс Марпл как ни в чем не бывало постучалась в окошко к ничего не подозревающим супругам Полонским — пенсионерам, мирно смотрящим по «ящику» в этот неурочный час свой любимый телесериал. Пенсионеры сначала страшно переполошились, но, увидев за окном улыбающуюся бабу Машу, они поскорее распахнули гостеприимную балконную дверь и встревоженными голосами стали допытываться, что же произошло.

— Ой, миленькие мои, — не то заговорила, не то запела баба Маша, — тут такое дело странное произошло. Собрались мы с Фёклушкой вечерком воздухом подышать. А дверь-то у нас и заклинило! Эти новомодные двери теперь-то все из железа делают. И не сломать ее никак и не открыть. И кричи — не кричи — не услышат. Этаж-то вон какой высокий. А в стенку стучать вам как-то неудобно, время-то уже позднее. Не в окно же голосить! Люди все перепугаются, на ночь глядя. И, как назло, и деньги на телефоне закончились, своим-то позвонить. Вот и пришлось мне на старости лет по чужим балконам шастать. Вы уж простите нас, горемык. Придется сейчас у родственников переночевать, а завтра мы ремонтников вызовем. А то страшно-то с закрытой напрочь дверью. Мало ли что, пожар там, или другая напасть, а мы взаперти.

В ответ услышав сочувственное квохтание супругов-пенсионеров, которые после просмотра бесконечных телесериалов готовы были поверить в любые небылицы, баба Маша и Фёкла благополучно выскользнули в соседний подъезд.

— А теперь, Фёклушка, давай-ка переоденемся. Ты теперь тоже бабушкой, как и я, станешь. Ты же в актриски хочешь податься? Вот и тренируйся. Дай-ка я на тебя гляну. Вот и славно, — причитала баба Маша, поправляя на голове у Фёклы старомодный капор из своего личного гардероба.

— А как же вы, — пискнула Фёкела, — вас же узнать могут.

— Не могут, — деловито сказала баба Маша, цепляя себе на подбородок длинную седую бороду. — Ты, вот, в бабусю приоделась, стало быть, я в дедусю превращусь. О, как! Загляденье, — сказала мисс Марпл, осторожно заглядывая в окно подъезда, в котором отразилась ее почти натуральная косматая борода. — А что, пожилая пара вышла на свежий воздух вечерком. Чем не натуральная история.

Баба Маша подвернула повыше юбку, заправила ее в предусмотрительно надетые заранее брюки, а сверху накинула видавший виды то ли мужской пиджак, то ли куртку.

— От прежних времен осталось, — сообщила она Фёкле, — ты, что, думаешь, я всю жизнь в одиноких бабушках ходила? Нет, были когда-то и мы рысаками. И дедушки у нас имелись. Но теперь все вышли.

Фёкла глядела на бабу Машу широко открытыми глазами. Она ее такой никогда еще не видела — задиристой, словно мальчишка, залезший в соседский сад за недозрелыми яблоками. Но ей все нравилось. Особенно это приключение, смысла которого она не понимала, получив от бабы Маши только коротенькое объяснение: за нами следят «супостаты». Нам надо незаметно «утечь». Причем слово «утечь» баба Маша сказала страшным заговорщическим шепотом.

Фёкла привыкла доверять этой добрейшей тетушке больше, чем самой себе, и такого объяснения ей вполне хватило. Тем более, что баба Маша теперь часто рассказывала ей всякие истории из своей жизни, которые Фёкла до этого дня считала чем-то вроде легенд или сказок. Но сегодня одна из этих легенд ожила и превратилась во вполне осязаемое приключение. Да еще какое! Она не знала, что означает вся эта загадочная история, но ждала от жизни только приятных сюрпризов.

— Я тебе, дева моя, потом обязательно про все расскажу. А сейчас пока некогда. Не приставай, — ответила бабМаша на робкую Фёклину попытку все-таки добиться правды.

Приведя себя в порядок и еще раз тщательно проверив экипировку, они вдвоем с бабой Машей, взявшись под ручки, неторопливым старческим шагом вышли из подъезда, стараясь не попадать под яркий свет дворовых фонарей, и растворились в предвечернем, смешанном со смогом, городском тумане.

Баба Маша привела Фёклу прямо к себе домой. Ведь она никогда не приходила сюда после того, как появилась в моей бывшей квартире, чтобы стеречь драгоценную Фёклу, значит, здесь было, по ее мнению, вполне безопасно. И не звонила она мне по той же причине — конспирация! А вдруг мой телефон прослушивался! А зная, что я нахожусь на территории врага, она даже думать не хотела, что там со мной могли сделать, проведай мамаша Эмика, что я все это время сижу у нее прямо под носом!

Баба Маша как настоящий детектив-профессионал на всякий случай не включала свет в своей квартире.

— Понимаешь, Зиночка, это ведь только в кино все хорошо заканчивается. А в жизни выстрелы всегда настоящие. И не могла я беспечно ко всему этому отнестись. Тем более, что враг твой уже однажды проявил себя, что удумали, в людей стрелять! А потом она, мадама твоя, совсем обнаглела, и сама пришла. Во второй раз она, вишь, поганка, от своей затеи не отступилась! — БабМаша возмущенно покачала головой. — И один раз, и второй раз! Гадюка какая! Плохо это. Поэтому я и подумала — береженого бог бережет.

«И третий, — подумала я. — Какое счастье, что я ничего не рассказала бабМаше про Вована».

Баба Маша деловито рассказывала мне о своих приключениях, а я словно бы слегка раздвоилась. Я одновременно думала о том, как странны все эти превратности судьбы и слушала бабМашу.

После благополучного прибытия «на историческую родину» — бабМаша любила сочные метафоры, — они вместе с Фёклой наспех поужинала захваченными на всякий случай бутербродами и легли спать, предварительно заперевшись на все замки и придвинув к двери тяжеленный комод — для надежности. Моя мисс Марпл строго-настрого наказала Фёкле никуда не звонить ночью по мобильнику и, тем более, никуда не выходить.

Весь следующий день они потихоньку выглядывали в окна и вели себя как можно незаметнее — не появится ли и под этими окнами тот, вчерашний, незнакомец. Мало ли что!

А поздним вечером появилась я, вся в слезах, и по моему громкому вытью за стеной баба Маша определила, что пора ей уже выходить из подполья.

Так запросто старушка-божий одуванчик и ничего не подозревающая «миска» провели матерых детективов, бдительно наблюдающих за дверью и содержимым их квартиры. Но, самое главное, совершенно невредимыми улизнули из-под самого носа совсем недобро настроенных чужих дядек и тетек, у которых за плечами было столько всякой всячины, что нам лучше и не знать.

Наверное, изрядная доля такого же, как и у меня, везения была и у этих двух женщин! Скорее всего, везение такая же заразная штука, как и невезение! Ничем иным нельзя было объяснить их благополучный исход из-под неприятельского глаза.

Я слушала эту удивительную историю и думала: «Как же странно, но правильно устроен этот мир! Вот жила где-то посреди города бабуля. И я о ней ничего не знала. И вдруг, в один прекрасный день она спасает жизнь и мне, и Фёкле. И все так ловко! Даже дюжий мужик из детективного агентства не провернул бы все так замечательно, как эта чистенькая маленькая старушечка. Просто чудеса какие-то!»

Мы сидели на бабМашиной кухне. Свеча еле-еле коптила, и мне не хотелось включать свет. Так это было уютно и патриархально — запах свежих пирожков, коптящая свеча и неторопливый интересный разговор. БабМаша исподволь все же пыталась внушить мне, что положение наше пока неизвестно, и лучше себя никак в ее квартире не проявлять:

— Знаешь, детективы твои теперь в курсе. Они здесь тоже вчера вечерком крутились. Но смысла никакого им показываться я не видела. Мало ли, кто за ними самими наблюдает. Но пока я бы повременила сильно на улице отсвечивать. Кому не надо, тот пусть про то, что мы здесь, и не догадывается. Еда есть, если что, ребята подкинут. Найдут способ. — Ее голос звучал неторопливо, как лесной ручеек, и я с ней полностью соглашалась, кивая головой, и думая при этом о чем-то своем. И мне было так хорошо и спокойно, что хотелось просидеть здесь, на этой, вкусно пахнущей пирожками, кухне целую вечность. И если бы даже наше инкогнито и было бы кем-нибудь раскрыто, я бы ни за какие коврижки не хотела бы, чтобы сейчас включился свет и исчезла магия этой длинной, волнующей и прекрасной ночи.

Рядом со мной примостилась Фёкла — она проснулась и пришла к нам на кухню. Девушка сидела со спокойным и безмятежным выражением лица, прислушиваясь к нашему разговору. По ее лицу совершенно невозможно было угадать о чем она думает.

За прошедшие месяцы она сильно изменилась. Повзрослела, что ли. Я не могла с уверенностью сказать, что с ней произошло, но у нее изменился взгляд. Теперь вместо лупоглазой несерьезной дурочки на меня смотрело вполне осмысленным взглядом совершенно другое, здравомыслящее существо. И в его взгляде иногда был легкий укор. Ну, конечно! Теперь, мало того, что она знала, что я ее, как бы это помягче выразиться, слегка подставила, но она еще и понимала, что это означает. Наверное, мне теперь предстояло как следует поговорить с Фёклой и объяснить ей кое-что.

Но моя замечательно умная и проницательная мисс Марпл и сейчас не подкачала! Словно считав мысли с моего лба, она прервала прямо на середине своё жутко интересное повествование, и вдруг, ни с того ни с сего, сказала:

— Ты, Зина, не думай. Фёкла на тебя зла не держит. Я ей тут вечерком кое-что объяснила. Про настоящую дружбу, про верность, да и еще про всякое такое. Да еще и напомнила, что не забесплатно вся ее работа намечалась. Так что девушка теперь ко всему с пониманием относится.

Я благодарно взглянула на бабу Машу — ну вылитая миссис Хадсон!

Я вспомнила про Эмика, и у меня защемило сердце. Зачем я так налетела на него? Обвинила человека черт знает в чем! «Сам виноват, — мысленно оправдываясь перед самой собой, я все же чувствовала себя неуютно, — надо было сразу все это прекратить, а он развел со своей мамашкой-монстром «сюси-пуси». Ведь она ему открытым текстом говорила, что собирается убить человека! А с него как с гуся вода. «Поступай, как знаешь!» Ничего себе! На что он рассчитывал? На то, что она раскается или одумается? Ага, щас! — Я вспомнила окровавленного Дэвика, и у меня прибавилось решительности. — Она же ему прямо сказала, что не пожалеет меня ни капельки! И где бы я сейчас была, если бы сама себя не защищала?» В этом утверждении был резон, и я опять немного успокоилась. Но не до конца.

«Ладно, поживем — увидим», — продолжала я дальше успокаивать себя, но в моей душе скребли то ли черти, то ли кошки. Заметив, что я погрустнела, баба Маша со свойственной ей проницательностью, ласково сказала:

— Не грусти, дева моя. Все образуется. И все на место станет, чему должно быть. А если не судьба, то и печалиться здесь не о чем.

Я была согласна с каждым ее словом. Но… Ах, Эмик, Эмик. Какого лешего тебе нужно было уродиться у этой кикиморы! И теперь я совершенно не представляла, что делать. Конечно, я обидела его своим недоверием, и теперь это, само собой, вылезет наружу. И какого черта я не рассказала ему все с самого начала! Может, он бы и понял меня. А вдруг бы сыновние чувства не дали бы ему защитить меня? Ведь мы были знакомы с ним без году неделя! «Нет, он не такой, — уговаривала я себя, — но сейчас гадать на кофейной гуще поздно».

Все другие обстоятельства просто кричали мне, что я поступила правильно. Ведь, не просиживай я в его квартире сутки напролет, не предприми столько мер безопасности, не расставь ловушку-Фёклу для эмиковой мегеры-мамаши — и все могло закончиться не так радужно. «И Эмик бы мне не помог. Ведь его мамаша меня так ненавидит, что никто бы её не переубедил отвязаться от меня. Причпокнула бы меня где-нибудь в темном углу, а ему бы сказала, что понятия ни о чем не имеет».

Я наконец окончательно успокоилась, убедив себя, что все и всегда к лучшему!