Я проснулась от тихого шороха. Звук был такой, словно кто-то мел веником по полу. Я прошлепала на кухню и убедилась, что не ошибаюсь. Фёкла стояла посреди кухни с веником в руках и смотрела на меня.

— Вот, баб Маша послала, — словно бы оправдываясь, сказала «миска».

— Да, ладно. Я же здесь толком и не жила. Так, перевалочная база. Это ты у нас королева, — засмеялась я, — в моей квартире на всем готовом обреталась. — Фёкла оценила мой юмор и тоже улыбнулась. — А если серьезно, то нам с тобой теперь поговорить надо.

— Вот и бабМаша то же самое мне говорит.

Ах, ты, мисс Марпл! Находчивая, словно клуб КВН. Я расхохоталась еще громче, чем перед этим. Но смех получился какой-то искусственный и неловкий. Но Фёкла таких тонкостей просто не замечала.

— Да-а-а. Баб Маша у нас почище любого детектива. Но поговорить нам и вправду надо. Ты на меня не сердись. Я все тогда хорошо продумала, так что опасности там никакой не было. — Я говорила очень убедительно, подбирая слова и интонации. И, чем больше слов я наваливала перед Фёклой и самой собой, тем меньше я верила в то, что говорила. Наконец я выдохлась и замолчала.

Фёкла стояла посреди кухни, слегка наклонив голову вправо — она так всегда слушала, когда надо было быть внимательной. Я осеклась и села на табурет. Наше молчание становилось тягостным.

— Прости меня, Фёкла, а? — жалобно сказала я и опустила голову. Фёкла продолжала стоять так же молча, и я опустила голову еще ниже. Наконец я осмелилась и снизу, искоса, взглянула на «миску». Она задумчиво смотрела на меня. — Так что там насчет моего прощения, — попыталась я неуклюже пошутить.

— Понимаете, бабМаша мне все объяснила. И я на вас действительно не сержусь. Я просто думаю.

— О чем? — невольно вырвалось у меня.

— Что мне теперь делать. Если все это неправда, ну, розыгрыш, что ли, то как же мне теперь быть? Я же думала, что и вправду на конкурс поеду, — глаза Фёклы наполнились слезами. О, господи! Беда с этими «мисками»! Ну, дурочка, она и в Африке дурочка! У меня отлегло от сердца. Если она действительно до конца не понимала, что на самом деле с ней произошло или могло произойти, то моя задача многократно облегчалась.

— Глупенькая, нашла из-за чего рыдать. Если ты насчет конкурса, так кто тебе сказал, что он отменяется?

Глаза Фёклы высохли так быстро, словно на нее дунули феном.

— Что, правда? Вы меня не бросите? — Она смотрела на меня с такой надеждой, что я поняла, за что баба Маша так к ней привязалась. Такого непосредственного детского ума и наилегчайшего отношения к жизни я еще не встречала. Слава богу, что на свете сохранились такие чистые, не замутненные цивилизацией и сознанием экземпляры! Это же просто сгусток высокопробного добра и любви! Хиппи отдыхают!

Я облегченно вздохнула.

— Ну, что, мадам, не пора ли нам позавтракать? — весело спросила я Фёклу, и мы отправились на бабМашину кухню, откуда уже тянуло непередаваемым запахом жареной картошки. Наплевать на фигуру. Гулять, так гулять!

После завтрака, за которым мы с Фёклой детально обсудили план нашего захвата европейских подиумов, я решила навестить Нику.

Ника стоял передо мной навытяжку, как перед генералом. Или даже маршалом. За то время, как я ушла из «обжорни», мы как-то незаметно поменялись с ним ролями. Теперь я отдавала указания, а он их быстро и аккуратно исполнял.

— Ты бабу Машу навещай, не забывай ее, она все-таки старенькая уже. Хоть и хорохорится. Продуктов там ей или чего еще надо будет — ты следи. Она у нас птица гордая, сама не попросит. Так ты давай с ней похитрее, а то она же вылитая «мисс Марпл».

Я сообщила это Нике совсем без задней мысли. Просто вырвалось. Но он довольно заржал.

— Это точно. Я еще в первый раз заметил, все вынюхивает, выспрашивает. Ну, точно — мисс Марпл.

Я улыбнулась Никиному грубоватому юмору.

— Вот-вот, так ей и уход нужен соответствующий. Да, и за Фёклой тут присмотри. Мои детективы с нее глаз не будут спускать. Она же дурочка, может по недомыслию куда-нибудь вляпаться, по доброте душевной. А баба Маша к ней привязалась, как к родной. Не дай бог, что с Фёклушкой случится, у бабки инфаркт будет. — Ника покивал головой, принимая все к сведению и соглашаясь быть моим «девушкам» родной матерью. — Денег я тебе достаточно оставлю, чтобы они ни в чем не нуждались. Но вот с магазинами да продуктами обязательно помоги, — повторила я еще раз. Для солидности. — Да, чуть не забыла. Вот мой новый номер телефона. Старую «симку» я выбросила. А то ее до хрена народу знает, — сказала я и с тоской подумала про Эмика. Выбросив вчера свою старую «симку», я навсегда отрезала себе путь к отступлению. Там был его телефон. Да и он мне теперь позвонить не сможет.

Но я постаралась, чтобы облачко, затуманившее мое светлое чело, прошло для Ники незамеченным. Не надо ему знать о моих душевных ранах.

— Все сделаем в лучшем виде, — Ника ради меня и в костер бы прыгнул, а особенно после того, как я щедро профинансировала его «обжорню», и он вырвался вперед среди своих конкурентов по бизнесу, сделав в столовке капитальный ремонт и обновив всю мебель. «Обжорня» сияла новыми клеенками на столиках и хромированной стойкой для подносов, по которой граждане, с удивлением разглядывая капитальный «неевроремонт», двигали свою немудреную, но вкусную, как дома, еду. Ника знал толк в домашних обедах.

Нафига русскому человеку в обед разные заморские изыски? Борщ с сахарной косточкой, пюре да котлетка размером в ладонь плюс салатик капустный с маслицем. А на десерт — грушевый компот. Вот она, здоровая и вкусная еда! Мечта любого человека в обед. И кто с этим поспорит?

После того, как мои жизненные обстоятельства так круто изменились, причем безо всякого моего участия, меня больше ничто не держало в Москве. И я приняла решение воспользоваться советом Олега. Оставалось не так много времени, чтобы мои враги наконец отстали от меня навсегда — пара месяцев по сравнению с тем, что я уже пережила, были просто «тьфу!», и теперь я могла спокойно уехать. А еще я очень нуждалась в отдыхе.

Отдав все распоряжения, я наконец решила сделать то, к чему мысленно готовилась все утро — позвонить Дэвику. И это была основная причина, по которой я сегодня приехала к Нике. Мне еще не хватало, чтобы мои враги узнали о моих планах! А у Ники всегда найдется парочка незарегистрированных телефонных номеров. Но в данном конкретном случае меня полностью устраивал старый, как мир, черный эбонитовый телефон-монстр. Он был оборудован круглым циферблатом и тяжелой трубкой с маленькими дырочками. Это был телефон-динозавр. Наверное, по нему еще когда-то звонили в охваченный революцией Смольный, и девушка-телефонистка отвечала приятным голосом: «Соединяю!».

Сейчас я заботилась не только о собственной безопасности. Я до сих пор чувствовала легкие укоры совести от того, что Дэвик пострадал из-за меня. И хотя моей вины здесь не было и быть не могло, но все же чувство то ли досады, то ли еще чего-то неприятного, оставляющего в душе осадок, тихонько притаилось внутри меня. Это и заставляло меня быть предусмотрительной и осторожной.

Дэвик, мой самый надежный в мире нотариус, хранитель моего будущего благосостояния и прочая, и прочая, до сих пор отсиживался в Европе. Я его понимала. После того злополучного выстрела, он, не отличавшийся храбростью, которая в его профессии часто с лихвой заменяется осторожностью, предпочитал не рисковать. До моего вступления в наследство он решил, что самым безопасным местом для него будет город вальсов и дворцов — Вена. Австрия всегда славилась педантичным исполнением законов, и нотариусу там было комфортно, как в раю. Да и мне теперь просто надо было продержаться еще каких-то два месяца!

Единственное, о чем я действительно сожалела, так это о том, что мне придется расстаться с художником, музыкантом и моей замечательной «француженкой». Но я надеялась, что смогу вернуться к ним, как только все утрясется. Я позвонила всем по очереди и объявила, что у них должен вскоре наступить небольшой, но очень оплачиваемый отпуск. Гитарист обрадовался, художник огорчился, а француженка осталась, как всегда, невозмутимой.

— Мон шер, я надеюсь, когда вы будете в Париже, вам не помешает немного языковой практики. Желаю удачи и жду вас на занятия. — Господи, ну настоящий школьный сухарь! В лучшем смысле этого слова. Но откуда она прознала про Париж? Хоть я туда и не собиралась, но старая грымза шестым чувством уловила, что я намылилась в Европу. Вот это нюх!

А если честно, то мне хотелось немного развеяться, и прекрасная Вена, где сейчас обретался Дэвик, была для этого самым подходящим местом.

— Привет, — голос у Дэвика был радостным и каким-то благодушным. Он напомнил мне голос ведущего телеканала «Культура» с непередаваемо романтичной фамилией Варгафтик, который вот также непринужденно и со знанием дела рассказывает своим приятным голосом о прекраснейших городах мира. И о Вене в том числе.

— Привет, Дэвик, как дела? — мой голос был, наверное, не таким радужным, потому что Дэвик сразу насторожился.

— У тебя что-то случилось?

Я не стала отпираться.

— Случилось, — мой вздох получился слегка театральным, но только совсем чуть-чуть. — Я тут немного вляпалась. Но ты не переживай, — поспешила я успокоить моего друга, — сейчас все в порядке. Почти. Я не хочу говорить об этом по телефону. Вот если бы лично, — и я замолчала, вспомнив совет из великого романа Моэма «Театр» — взял паузу, так держи ее. Пока сама не кончится. Дэвик повеселел:

— Ты? Хочешь в Вену?

— А что? Разве это нельзя?

— Ну, что ты? Я буду рад тебя видеть!

Я повесила трубку и тут же перезвонила в агентство — заказать билет на ближайший рейс в Австрию.

Ника все это время внимательно слушал и сидел рядом со мной тихо-тихо.

— Ты звони мне, хорошо? — мои слова были серьезными. Ника кивнул и снова промолчал. На его лице я впервые в жизни заметила что-то вроде грусти. Я обняла его и поцеловала. — Мы прорвемся. Обязательно. — Ника снова молча кивнул. В уголках его глаз блеснули капельки влаги. Но он не сдавался, только нижняя губа у него предательски подрагивала. Ника крепко обнял меня:

— Возвращайся, мы будем ждать, — голос его срывался, но от слов повеяло надеждой и простым человеческим участием. Я чуть было сама не прослезилась.

— Ладно. Мне пора. — И я уехала.

Отдав все нужные и ненужные распоряжения бабМаше, я собственноручно перекрасила и подстригла Фёклу так, чтобы она теперь не имела со мной даже отдаленного сходства — так мне было намного спокойней. Подумав, я разместила Фёклу в квартире рядом с бабМашиной. Пусть, пока я буду путешествовать по дальним странам, моя «миска» будет под надежным присмотром. Теперь я сочла свою миссию наполовину исполненной.

Самой Фёкле я объяснила, что полечу в Европу, чтобы все разведать и разнюхать-разузнать; ведь должны же мы с ней представлять настоящим образом, как там обстоят дела с подиумами. Фёкла была на двадцатом небе от счастья. Или от его предвкушения. Теперь она верила мне так же безоговорочно, как до этого бабе Маше. А та еще и подлила масла в огонь.

— Ты, Фёклушка, помни, что благодарность — это самое главное достижение хомо сапиенс.

— Кого? — наморщила мраморный лобик Фёкла. Баба Маша махнула рукой и проворчала:

— Ладно, забудь. Я только хотела сказать, что всем, чего ты когда-нибудь достигнешь, ты должна быть обязана вот этой замечательной девушке. Запомнила?

Фёкла послушно кивнула и неожиданно сказала:

— А-а-а, я вспомнила. Хомо сапиенс — это человек разумный. Я в Интернете читала.

Мы с бабМашей переглянулись. Ну, слава богу! Лед тронулся. Недаром же я совсем недавно заметила какой-то новый блеск в глазах нашей подопечной. Значит, она и вправду не совсем безнадежна. Ведь даже на подиуме круглым дурам никогда не удержаться. Влезть туда можно. Но вот удержаться… Это совсем другая история.