Глава третья

ДЕЛА СЕМЕЙНЫЕ

Если вынести футбол за скобки, то самым важным в жизни людей — и совершенно правильно — является семья. Но ответьте честно, и пусть наш вопрос прозвучит банально: оказавшись перед выбором — провести субботний вечер с женой или пойти поболеть за ваших парней, что вы предпочтете?

У футбольного фаната любовь к клубу с неизбежностью рано или поздно вторгается в семейную идиллию, которая, хочется верить, поджидает его за порогом входной двери. И радость победы, и горе поражения очень скоро становятся достоянием жены, подруги, детей и пр. А в случае с дерби нервы напряжены уже за неделю до матча, и, если победа означает вселенское ликование, поражение ввергает в состояние, близкое к суицидальному. Совместная жизнь с футбольным фанатом может показаться адом, и наши жены это, скорее всего, подтвердят.

С другой стороны, когда отношения не ладятся, от женщины вполне можно ожидать жестокого удара ножом в самое больное место. Об этом повествует К. из Бирмингема.

ЧЕРТОВА СТЕРВА

Пару лет назад я наконец-то отделался от своей чертовой стервы. Мы прожили вместе более шести лет, и все это время было для меня сущим кошмаром. Она вообще не врубалась в то, что футбол означает для мужчины, но первое время я, как полный кретин, мирился с этим. Я даже два сезона не покупал абонемент, поскольку знал, что мне придется пропустить немало игр из-за необходимости ходить по магазинам и в гости к разным придуркам.

Единственное, что удерживало нас вместе так долго, — это мои сыновья: Крэйг, которому сейчас уже девять лет, и Даррен, которому семь с половиной. Как любой нормальный мужчина, я просил ее дать мне возможность играть с ними в футбол и брать их с собой на «Сент-Эндрюс», [89] чтобы поболеть за «синих». Вот здесь-то и начались проблемы, поскольку эта стерва не хотела, чтобы я брал детей с собой, пока им не стукнет хотя бы лет пять. Она утверждала, будто они не готовы к подобным испытаниям, а я, как последний лох, делал то, что она хочет, только бы не осложнять себе жизнь. Сущим адом было стоять по субботам у витрины «Радио Ренталз» [90] или бежать в букмекерскую контору, чтобы узнать результаты.

Не поймите меня неправильно: когда мы познакомились, она казалась классной девчонкой. Но стоило нам пожениться, как она стала вертеть мной как хочет. Когда в конце концов нам пришлось расстаться, я и представить себе не мог, что отчебучит эта мстительная корова.

Поначалу она не возражала против моих свиданий с детьми, но я мог встречаться с ними только по воскресеньям, а значит не мог взять их с собой на футбол. Но по крайней мере у меня самого появилась возможность ходить туда, когда захочется, так что я худо-бедно мог это пережить. Спустя почти год у нее появился дружок, совершеннейшая тряпка. Он смотрит матчи по каналу «Скай», сам родом из Бромсгроува, носит майку «Ливерпуля», но на его игре бывает не чаще одного раза за сезон, и то — если повезет. В общем, полный ноль.

Я очень люблю своих детей, они — самое важное, что есть в моей жизни, и я готов убить любого, кто причинит им зло. Так что вы можете представить, какой ужас охватил меня, когда, приехав за ними, я увидел, что Даррен бежит ко мне в майке «Виллы». Я слетел с катушек и накричал на него так, что он расплакался и убежал обратно к мамочке. Я помчался следом и стал орать на эту корову, дескать, что за дерьмо происходит в ее доме.

Та ответила, что мой сын сам попросил купить ему майку «Виллы», после того как ее новый дружок на прошлой неделе сводил обоих ребят на «Вилла Парк» на игру с «Ливерпулем», а меня никто не спрашивает, важно только то, чего хочет сам Даррен. Я ушам своим не мог поверить. Он повел моих парней в эту дерьмовую яму? Голову ему оторвать мало! Да как он смел с ними так поступить? Я был готов убить его. Крэйг стоял рядом в майке «синих» и кричал матери, что она хорошо знала, как это меня заводит. Мой мальчик, я люблю тебя! Ее дружок, конечно, полный мудак, но она сама все подстроила, чтобы настроить сына против меня. Ниже пасть невозможно.

Мне пришлось уйти и сесть в машину, чтобы успокоиться. Я сказал ей, чтобы Даррен вышел, когда будет готов. Крэйг подошел и сел рядом, иначе ему досталось бы от мамаши за то, что он закричал на нее. Он сказал, что в тот день, когда он якобы поддерживал «Ливерпуль», под курткой у него была майка «Бирмингема», и как же эти слова поддержали меня! Не парень, а золото! Даррен вышел минут через двадцать. Говенную майку он снял, и я почувствовал раскаяние. Его глаза распухли от слез, бедный малыш. Но это была не его вина, он просто не знал, что делает. Я завел машину и повез их прямиком к «Сент-Эндрюсу». Мы сидели в машине и ели чипсы, а я пытался объяснить семилетнему пацану, насколько важно то место, куда мы едем, и как важно для меня его отца, чтобы он тоже полюбил его.

Когда он закончил возиться со своим игрушечным роботом, мы вытащили из багажника мячик и стали перебрасываться им прямо на дороге. Мне стало легче: может быть, однажды он поймет, что это был поворотный момент в его жизни. Как любой отец, я желаю своим детям только хорошего и хочу оградить их от всякого зла.

Я ненавижу эту стерву за то, что она сделала. Я перемолвился словечком с ее тупорылым приятелем, и он никогда больше не будет пытаться взять их с собой на игру. (Крэйг обещал позвонить мне, если он все же попробует сделать это.) Отныне мои парни будут ходить на игры только со мной, поскольку я не могу допустить, что ситуация повторится. Я пригрозил ей, что подам в суд по делам опекунства, если она вздумает вставлять палки в колеса.

История Брайана из Ноттингема также замешана на отношениях в семье и на симпатиях к клубам-антагонистам. Это рассказ на схожую тему, но под несколько иным углом зрения.

«КАУНТИ»

Как это бывает у большинства мальчишек, клубные пристрастия достались мне в наследство от отца и старшего брата. Я не могу вспомнить дня, когда бы мы не пинали мячик, и я постоянно слышал одно и то же: «„Каунти“ [91] то, „Каунти“ се». Они оба всей душой были преданы команде, и это, конечно, не могло не отразиться на мне.

Я все время жаловался, что они не водят меня на футбол, но когда мне исполнилось десять лет (если я ничего не путаю), отец начал брать и меня с собой на трибуны; мы всегда сидели вместе, стараясь забраться как можно ближе к центру. Волшебные были ощущения! «Каунти» здорово играл в то время, а некоторые игры из тех, что мы видели, были просто великолепны. Когда я немного подрос, пошла мода на то, чтобы носить клубные майки, и, разумеется, у нас у всех они были. Мы занашивали их до дыр. Местные ребята, местная команда — всё как полагается. К тому же мы жили в нескольких минутах ходьбы от стадиона и обычно успевали прийти домой, чтобы узнать результаты других матчей.

Так вот, когда мне было двенадцать лет, родители расстались, и хотя отец поначалу продолжал водить нас на футбол, затем ему пришлось переехать по работе в Ипсвич, так что совместные походы на стадион стали задачкой не из простых. Мой брат поступил на флот, а мама не хотела, чтобы я ходил на игры в одиночку, в общем, положение безвыходное. Дело было дрянь, я вам скажу. Двенадцатилетнему пацану приходилось каждую субботу сидеть в саду, прислушиваясь к шуму толпы. Обалдеть можно!

А потом (мне было около тринадцати) мать завела себе нового приятеля. Он был бы совершенно нормальным, если б не оказался поганым «красным»: [92] носился со своим «Форестом» и то и дело доставал меня до крайности. Все, что я слышал, так это: «„Каунти“ — дерьмо» (как будто я не догадывался), а «„Форест“ — это круто», ну и прочую фигню. В его машине на заднем стекле болталась дурацкая эмблемка, а еще там была старая наклейка, возвещавшая: «Не верь в меня, верь в „Форест“!» Меня это так бесило, что хоть на стенку лезь. Когда у них с матерью отношения стали более серьезными, он даже начал жаловаться ей, что я надеваю майку «Каунти» на наши совместные выходы куда-либо, дескать, это его смущает. Вот наглец! Он даже пытался убедить ее не пускать меня на игры «Каунти», а позволить ему сводить меня вместо этого — на «Форест»! Подумайте, что может быть хуже? Даже мои друзья начали подозревать, будто я стал «красным», а это было совсем из рук вон. Но самое страшное началось тогда, когда я решил пожаловаться отцу. Он и бровью не повел: у него была новая подружка, и ему даже нравился этот мамин дружок, несмотря на то что тот болел за «Форест». С братом было ничуть не лучше, да и не видел я его почти. Он все время был черт-те знает где, а может, и на другом конце света.

В конце концов, кошмар стал явью: мамин дружок поселился у нас. Я старался отговорить мать от этой идеи, но безрезультатно. Один мой приятель посоветовал сказать ей, что он ко мне приставал, но я, поразмыслив, отказался от этой затеи. А он тем временем стал наезжать на мою комнату и особенно на плакаты, висевшие на стенах. В итоге даже мать поняла, что он меня просто достал, и только тогда он оставил меня в покое.

Сам я не лез на рожон, тем более что, когда мне стукнуло четырнадцать, я наконец получил разрешение ходить на «Каунти» самостоятельно и на домашнем фронте воцарился нейтралитет. Любые разговоры о «Каунти» и «Форесте» оказались под запретом, и так продолжалось до тех пор, пока я не уехал от них в прошлом году. Впрочем, я немного подпортил ему настроение, проехавшись по поводу вылета «Фореста» из премьер-лиги в прошлом сезоне. [93] Но вы бы тоже так поступили, правда ведь?

Нам ли, мужчинам, не знать, что неприязнь, которую мы питаем к соседям-соперникам, — не повод забыть о женских чарах (хороших или дурных — это как повезет). И тут могут быть свои сложности, о чем пишет Стиви из Шеффилда.

ОХ УЖ ЭТА РОДНЯ!..

Когда я встретил свою будущую жену, а это произошло уже порядочное время назад, я и представить себе не мог, сколько мучений, равно как и наслаждений, мне уготовано на пятнадцать лет вперед. Речь идет не о нашем браке — речь о том, что у меня в кармане лежит абонемент на игры «Уэнсди», а мужчины с ее стороны — ярые фанаты «Юнайтед». Но это еще не все: два ее брата, скажем так, принимают активное участие в субботних «мероприятиях».

Как вы догадываетесь, все это всплыло наружу лишь после того, как мы встречались уже не одну неделю, — так я ее тогда чуть было не придушил! Я всегда говорил ей, что не стану общаться с выродками. Но она, зная о том, что происходит в ее семейке, уверяла меня что игра ей — по барабану. Ну я вроде бы и смирился. В конце концов, мы все знаем, что любовь слепа.

Первый мой поход к ее родителям оказался, мягко говоря, тяжким испытанием. Она, похоже, не стала говорить им, за кого я болею, а когда они меня сами спросили об этом, я просто сказал, что не особо увлекаюсь футболом, так что разговор перешел на другие темы. Затем, однако, появилась парочка мудил, ее братьев, и я им явно не понравился. То, как они смотрели на меня с другого конца гостиной, было красноречивее всех слов, но папаша был настроен дружелюбно, так что им не оставалось ничего другого, кроме как хрюкать себе что-то под нос — в той самой чудн о й манере, которая свойственна фанатам «Юнайтед».

Еще несколько недель все шло прекрасно, пока как-то вечером ее братаны не подкатили ко мне на кухне и не устроили мне допрос по поводу футбола. Один из них, похоже, провел расследование, потому что они явно знали, что я фанат «Уэнсди». В конце концов пришлось сознаться — ну и что такого, мне нечего стыдиться, — и они рассвирепели. Я постоял-послушал их оскорбления, а затем заявил, что я не только фанат «Уэнсди» — я еще и сестру их трахаю, мол, так далеко уже зашли наши отношения. К счастью, в этот момент в кухню зашла мамаша, которая, не подозревая, что там у нас происходит, позвала меня в гостиную. Мудаки пошли за мной и сказали отцу, что я — фанат «Уэнсди». Он тоже разозлился и приказал мне валить из их дома и не возвращаться. Тут взвивается моя птичка, а затем и мамаша, и все превращается в грандиозный скандал. А я просто стою и слушаю. Круто было, хотя подозреваю, что и мамаша бы взъелась, если б они сообщили ей, что я сдуваю пыльцу с ее доченьки на регулярной основе.

Спустя десять минут моя птичка хватает меня за рукав и тащит на улицу, а мудаки идут за нами. Успеваю подумать: «Ох уж сейчас начнется…» — но они начинают орать не на меня, а на нее: дескать, как это она позволяет фанату «Уэнсди» иметь ее во все места. Этого я уже стерпеть не мог — в конце концов, она моя девушка — и начал орать на них в ответ. Слово за слово, они перешли к делу и отпрессовали меня по самое не хочу.

После этого я все равно продолжал встречаться с нею, но от дома своей возлюбленной старался держаться подальше. В редкие дни я видел ее семейство: братцы ни слова не говорили, а папаша только ворчал себе что-то под нос, стоило завидеть меня.

Конечно, все это было много лет назад, теперь мы женаты и все идет хорошо, правда, свадьба кончилась хорошей сварой, ведь два ее братца были единственными «клинками» [94] среди пятидесяти фанатов «Уэнсди». Ну, сейчас-то мы по крайней мере разговариваем, и все же я должен сказать, что, если моя дочь притащится ко мне в дом с «клинком», дело кончится трупом!

Женщины погубили немало истинных футбольных душ. В их арсенале имеются разные способы, как оставить парня вне игры, загнать его под каблук. Некоторые из них умудряются родить ребенка в субботу, господи помилуй! И тем не менее, хотя они используют свои тактические приемчики и умеют мстить самым садистским образом, нормальный сильный мужчина обычно одерживает верх и в финале возвращается на стадион. Мы знаем много подобных примеров, но недавно нам довелось услышать историю парня, который облажался по полной программе, и самым худшим образом. И, что самое страшное, он тоже, как и мы, болеет за «Уотфорд» и даже был тем самым человеком, который когда-то на играх представал в виде Гарри-шершня. Так что история эта из печальных, хуже не придумаешь.

ОБОЛВАНЕННЫЙ «ГОВНЮЧКОЙ»

Был апрель 95-го, я заканчивал учебу в Университете Халла, рассчитывая получить диплом с отличием в области права. Три года я занимался тем, что участвовал в попойках, что-то учил между делом, а также следил за тем, как расслабленный до предела «Уотфорд» несерьезно относится к угрозе вылета из премьер-лиги, ну и, конечно, сам флиртовал с любой особой женского пола, готовой уделить мне чуточку внимания. Короче говоря, нормальная студенческая жизнь. Но за несколько недель до выпуска я страшным образом запал на одну девчонку, и, что самое ужасное, она оказалась из числа «говнюков».

Это открылось, когда мы заработали очко на «Говнуорт-роуд» [96] (1:1) — первый более-менее приемлемый результат дерби «Уотфорда» с «говнюками» за долгие-долгие годы. Десять сезонов мы не могли их победить, да и в последний раз это был всего лишь матч Англо-Итальянского кубка. [97] Но меня все это не волновало: я предвкушал очередной сезон в первом дивизионе, обдумывал планы на будущее и задавался вопросом, на какие шиши буду покупать пиво по два фунта за кружку. Денег за душой у меня не было, но в тот вечер я все же умудрился надраться со всеми остальными в нашем студенческом клубе, ведь это была последняя попойка перед выпускными экзаменами, до которых оставалось всего три недели. Когда была выпита обязательная в таких случаях доза спиртного, с неизбежностью начались песнопения, в основном на футбольную тему.

Плюс университетского городка, в котором проживает около 20 тысяч студентов, в том, что здесь можно встретить болельщиков едва ли не всех команд страны. К сожалению, это также означает, что, хотя у вас будет с кем спеть добрую старую песню, рядом окажется и несколько заблудших душ, болеющих за Говнотаун. К несчастью для меня, девушка оказалась одной из них.

В тот вечер у меня уже был повод для расстройства. Один парень, по имени Джеймс, болельщик «Рединга», два с лишним года ждал момента, когда его команда (эти жалкие овцеёбы) выиграет, и вот наконец его мечта сбылась (они обыграли нас с невероятным счетом — 4:1), так что теперь он никак не мог успокоиться. Потом ко мне подкатила парочка «говнюков» со своими обычными подколами о сентябрьских 4:2, а это было уже слишком. Никому не позволено упоминать об этой игре. А они это сделали. Я вспомнил золотые моменты сезонов 1981–1984, наших лучших лет. Вот это были деньки! В общем, я решил отомстить. Я не могу похвастать ни особой наглостью, ни физической силой, поэтому рассчитывать на то, что я смогу уделать этих склизких говнюков, не приходилось. И тогда в моей голове родился более хитрый план. Я решил, что заставлю ту девчонку, которая подпевала их убогой компашке, запасть на меня, а затем раскручу ее по полной программе. Таким образом, я наносил этим уродам удар изнутри — чтобы словосочетание «Футбольный клуб „Уотфорд“» лезло у объекта моей мести из ушей.

В итоге человек поверженный превратился в человека одержимого. То, что я придумал, было лучше любой драки — это было утонченное издевательство. Я не люблю махать кулаками — я предпочитаю выплескивать энергию в песнях и речевках, давя ими этих жалких клопов, и теперь и мне предстояло внести свою лепту в войну против «Л*т*н».

Мне удалось произвести на нее впечатление, что, говоря откровенно, было нетрудно. Она явно запала на мое умение покачиваться в такт песне «Правь, Британия», и, когда я предложил ей отведать пиццы, она с готовностью отправилась в мое логово.

Да, план был хорош, однако исполнил я его неважно. Я собирался на следующий день пойти на игру «Бервик Рейнджерс» [98] — «Гринок Мортон» [99] в какой-то богом забытой дыре в компании таких же помешанных на футболе идиотов, но предпочел провести весь день с женщиной, которую хотел использовать в своих целях. Более того, уже очень скоро я понял, что мой план трещит по всем швам, потому что я сам на нее запал. Поэтому я решил, что лучший способ выйти из этой передряги — это вынести футбол за скобки, а наши с ней отношения перевести в обычное романтическое русло.

Увы, даже этого мне сделать не удалось. Я пытался прикидываться, будто меня не волнует, что она из «говнюков», но это было не так, и ситуация усугублялась тем, что она, как и я, была завсегдатаем стадиона в дни матчей. Ее рассказы о том, что она водится с Конопатым Говнюком Хартсоном [100] или Шоувадди-гребаным-вадди-Оуксом, [101] приводили меня в бешенство, и я отвечал ей рассказами о том, как расхаживал в одеянии «шершня», и о том, как выпивал с игроками в клубе после матчей. Ситуация была безвыходная: каждая подобная история ножом вонзалась в сердце одного из нас. В конце концов мы оба поняли, что наши отношения переросли в беспрерывное соперничество. Я познакомил ее со всеми болелами «Уотфорда», каких только знал в Халле (правда, их там было не так уж много), а она как-то на выходные решила в отместку пригласить в гости пару фанатов «Л*т*на». Ей-то, может, и было прикольно, но ни я, ни «говнюки» ничего забавного в нашем общении не обнаружили, а когда ночью я вышел пописать и услышал: «Эй ты, урод, держись подальше от наших девчонок» — стало ясно: ситуация опасно накалилась.

А затем дела пошли совсем скверно, и наконец положение стало просто невыносимым — буквально в течение одного дня. Мой близкий друг Марк, болевший за «Уотфорд» еще с шестидесятых, обозвал меня предателем и сказал, что дети мои станут исчадиями ада. Затем мать моей подруги задела меня в разговоре по телефону, и я, не сдержавшись, напомнил ей, что она тоже из «говнюков»! Едва ли так следует поступать с людьми, с которыми у тебя есть шанс породниться.

Я сам себя одурачил, и теперь все кругом меня презирали. Мой чудесный план был вывернут наизнанку: теперь она без лишних церемоний «имела» меня и измывалась надо мной. Она заставила меня пойти на компромисс в важнейших для меня вопросах. Она выплюнула мне в лицо мои убеждения, и я это стерпел. Так я предал свой клуб и потерял честь. Теперь я навек опозорен тем, что сплю с врагом, а она может гордиться собой: ей удалось одержать верх.

Я ее ненавижу.

Когда речь заходит об игре, семейных делах и региональных футбольных склоках, то с неизбежностью вспоминают о мерсисайдском дерби. Мы в свое время описывали страсти, которые кипят между «красной» и «синей» частями Ливерпуля, а затем получили письмо, где обо всем этом рассказывается куда лучше, чем получилось у нас.

ТЫ НЕ БУДЕШЬ ОДИН НИКОГДА!

Вся страна, похоже, убедила себя в том, что жители разных районов Ливерпуля живут душа в душу и просто млеют от успехов своих соседей. Сожалею, но мне придется развенчать этот миф, раздуваемый в СМИ, поскольку он очень далек от правды. Картинки, которые рисуют бывшие профи и разные юмористы, не говоря уже о старой доброй Цилле, [102] не отражают чувств огромного числа фанатов, живущих в наших краях.

Я помню, как впервые испытал настоящую духовную близость со своим отцом. Этот день запечатлен у меня в душе: 28 октября 1978 года. На самом деле он не был таким уж заядлым болельщиком и поначалу не водил меня на стадион, но по субботам всегда слушал радиотрансляции, занимаясь домашними делами. Болел он за «Эвертон», потому что его собственный отец в свое время поддерживал именно этот клуб. Помню, как в тот день он вдруг завопил что было мочи, и мама бросилась посмотреть, что случилось. Я помчался было за нею, но увидел, что она возвращается. Мама велела мне не обращать внимания на папу, потому что он ведет себя как ребенок. Но я не мог пропустить такое зрелище! Он же подозвал меня к своей машине и объяснил, что Энди Кинг, [103] выступавший в составе «Эвертона», только что забил гол в ворота «Ливерпуля» на стадионе «Гудисон Парк». [104] Он сказал, что мама ничего не понимает, но тогда и я ничего не понимал. Его возбуждение росло с каждой минутой, да так, что он пообещал взять меня на следующий домашний матч «Эвертона», если счет останется без изменений. Вот каким образом произошло наше единение: вперед, «Эвертон», вперед! Это была первая победа над «Ливерпулем» за семь лет и первая победа «Эвертона» в моей жизни.

Сам не знаю почему, но когда я в понедельник отправился в школу, то на каждой перемене кричал «Эвертон!», что прибавляло мне как новых друзей, так и новых врагов. Неожиданно я почувствовал, что я — вместе с кем-то, и с тех пор это ощущение не покидает меня. Хотя отец не взял меня на следующую игру, вскоре он все же сводил меня на стадион — так я попал на крючок. В том году «Ливерпуль» уверенно двигался к победе в чемпионате, но победный крик «1:0!» по-прежнему завораживал меня, шестилетнего мальчишку, равно как и моих товарищей. «Ливерпуль» становился все сильней и сильней, а «Эвертон» влачил унылое существование — хвалиться было нечем. Когда же положение стало выправляться, к «Эвертону» стали относиться как к ребенку, которого поощрительно гладят по головке, — никогда не забуду это ощущение. В 1984-м все переменилось, так как «Эвертон» дошел до финала сразу в двух кубках. Поражение от «Ливерпуля» [105] в финале Молочного кубка [106] отчасти обесценило это достижение, но последовавшая затем победа над «Уотфордом» [107] (благодаря очень сомнительному голу и дерьмовому судейству) хорошо подсластила проглоченную пилюлю. Поскольку команде стал знаком вкус побед, отец с большей легкостью начал отпускать меня на стадион одного.

В следующем сезоне «Эвертон» играл особенно здорово и в октябре обыграл «Ливерпуль» на «Энфилде», забив один из красивейших голов, что я видел в своей жизни. Отношение к нам фанатов «Ливерпуля» в тот день круто изменилось, ведь впервые за пятнадцать лет их команда перестала быть лучшей в Мерсисайде, а с этой мыслью очень сложно примириться. В том году «Ливерпуль» ничего не выиграл, а «Эвертон» стал чемпионом и был близок к тому, чтобы сделать дубль, но поражение в Кубке Англии [108] с лихвой компенсировал победой в Кубке обладателей кубков. [109] Большинство людей в городе долгие годы поддерживали «красных», [110] поскольку те несли флаг британского футбола на европейских полях, теперь же, в момент нашего триумфа ситуация переменилась. Для многих наших соседей единственным желанием стало завоевать Кубок европейских чемпионов, чтобы снова почувствовать себя победителями и небрежно бросить в сторону: «А ведь „Эвертон“ еще ни разу не завоевывал этот трофей!» Болельщикам «Ливерпуля» явно недоставало доброжелательности, и именно они потом утянули английский футбол на дно, спровоцировав кошмар на «Эйзеле». [111]

Следующий сезон оказался хуже не придумаешь. Сначала «Ливерпуль» вернул себе чемпионское звание, опередив нас на каких-то два очка. Затем всеобщее внимание привлек финал Кубка Англии, где впервые встретились две мерсисайдские команды, но «Ливерпуль» опять победил 3:1 и впервые оформил дубль. Мне никогда не забыть реакцию их болельщиков. И ощущения, будто нас снова снисходительно погладили по голове, приговаривая: «Да, у „Эвертона“ был свой звездный час, но теперь им пора спуститься с небес на землю».

Многих из нас это разозлило, и команда опять ринулась в бой: в сезоне 1985/86 мы вновь завоевали чемпионский титул. Именно в это время был вбит клин между многими ливерпудлианцами. Соперничество клубов превратилось в этакие качели — вверх взлетал то один, то другой, — и это породило страстное желание одержать верх над противником — желание, не знакомое очень многим людям в наших краях ни до, ни после тех событий.

Но кажется, «Эвертон» был обречен играть роль второй скрипки в отношениях с соседями, и ожидание дерби оставалось единственной отрадой. Представьте себе наше положение: мы вынуждены жить в одном городе с теми, чей успех все время довлеет над нами. Тема их превосходства навязла в зубах, она преследует нас в пабах, магазинах, на работе. Нам постоянно напоминают, что мы занимаем почетное второе место — из двух возможных. И если вы думаете, что нас это устраивает, вам стоит сходить к врачу. Кстати, далеко не все из нас слушают этих гребаных «Битлз».

Конечно, было бы странно, если бы мы, рассуждая о семейных перипетиях, не написали ничего о собственном доме, ведь, что бы ни утверждала молва, у нас все-таки есть отец.

ПОДАЮЩИЙ МЯЧИ

Когда мы оба были значительно младше, День коробочек означал для нас посещение бабушки с дедушкой, которые, так уж вышло, жили не более чем в полумиле от «Уайт Харт Лейн». [112] Как известно всем фанатам, День коробочек хорош только одним: в этот день есть футбол, — и наш отец, постоянно искавший способ превратить нас в поклонников «Тоттенхэма», решил использовать эту возможность и затащить нас на «Уайт Харт Лейн».

В те времена на День коробочек всегда приходились дерби, и наш отец рассчитывал, что мы, став свидетелями зарубы между двумя командами из северной части Лондона, сделаем наконец свой выбор в пользу «жидов». [113] Отец начал готовить нас к этому событию за несколько недель и так преуспел, что мы с нетерпением ждали встречи, обещавшей явить высокий образец футбольной игры. К сожалению, наш папаша не предусмотрел, что еще 50 тысяч человек имеют такие же виды на матч, и уже на пути к стадиону нам стало ясно: шансы попасть туда у нас нулевые. Все билеты оказались распроданы заранее. Нам по-настоящему было жаль отца, и не только потому, что он пропустит игру своих любимых «шпор», но и потому, что рядом идут четверо расстроенных детишек, дергающих его за пальто и думающих о том, какого же дурака он свалял.

В тот день «Фулэм», [114] находившийся тогда на пике своего успеха, играл с соседями из «Челси» на «Стэмфорд Бридж», и, говоря по правде, мы бы в любом случае с куда большей охотой отправились туда. Тем не менее папаша одного из лучших друзей Эдди (его звали Кит) был заядлым болельщиком «Фулэма» и точно так же, как и наш отец, горел, желанием приобщить своего сына к семейным традициям. В то время в команде были такие футболисты, как Джордж Бест [115] и Родни Марш, [116] и он при каждом удобном случае водил нас на игры.

Эдди с готовностью признает, что в те годы получал наибольшее удовольствие именно от походов на «Крейвен Коттедж», [117] несмотря на то что фанаты «Фулэма» едва ли были особенно заразительны в выражении своей поддержки команде (так, кстати, дело обстоит и до сих пор), всё, на что их хватало, — это вялое скандирование: «„Фулэм“, „Фулэм“!» или «Джорджи Бест — лучше всех!» Куда интереснее было наблюдать за отцом Кита, когда при подаче угловых и т. п. тот начинал возбужденно потирать руки. Он тер ими так быстро, что чуть искры не летели. Бойскаутам было чему у него поучиться. За ним всегда стояло несколько парней которые прикалывались всякий раз, когда это происходило, но так и не решались засмеяться в открытую. Так вот, когда мы так обломались с «Уайт Харт Лейн», Эдди сказал отцу, что нам наверное, стоит поехать в западную часть Лондона на другой матч. Бедняга не мог ему возразить. В конце концов, на дворе было Рождество.

Мы прибыли за полчаса до начала игры, но все подходы к стадиону были уже забиты. Как частенько случалось в те времена, «Стэмфорд Бридж» утопал в густом дыму от брошенной на поле пиротехники, но мы все же надеялись попасть внутрь и увидеть игру. Однако, когда мы уже приближались к турникетам, полиция объявила, что стадион заполнен и вход будет закрыт. Вот облом: мы оказались не у дел второй раз за день. Справедливости ради скажем, что отец не плюнул на все, а стал кидаться на каждого встречного в поисках лишних билетиков. Затем он приказал нам принять как можно более жалкий вид и подошел к какому-то копу с мольбой не дать «бедным-несчастным детям пропустить игру „синих“, иначе праздник будет для них бесповоротно испорчен». Эдди даже получил подзатыльник, только вот ему не вспомнить теперь почему. Возможно, чтобы его неподдельные слезы разжалобили полицейского, но скорее всего потому, что Эдди назвал отца дураком испортившим нам всю жизнь.

Вскоре мы поняли, что бьемся впустую, так как толпа вокруг рассеялась, и нам не оставалось ничего иного, как, поджав хвосты, отправиться восвояси. Но тут случилось нечто невероятное. К отцу, занявшемуся утиранием слез Эдди, подошел какой-то мужик в клубной куртке «Челси». Спросив, его ли это дети, он сказал, что один из подающих мячи мальчишек не появился и ему срочно нужна замена. Затем он повернулся к одному из наших братьев — не станем называть его имени опасаясь возмездия, чреватого попаданием в больницу, — и спросил, не хочет ли парнишка немного поработать. Можете представить себе схватку за место, разгоревшуюся между нами и оказавшуюся, прямо скажем, жестокой. Дуги просто-напросто пригрозил брату расправой, а Эдди попытался вырубить его тут же, на месте, чтобы самому получить больше шансов. Другой наш брат на удивление равнодушно отнесся к происходящему. Он, правда, никогда особо не фанател и потому, впустую протаскавшись по всему Лондону в холодный день (да еще в День коробочек), потерял к игре всякий интерес — да так, что тот к нему больше не вернулся, как мы ни старались. Тем временем мы стали умолять этого человека: «Возьмите меня, возьмите меня!» — но отец отвел нас в сторону, и братец зашагал к стадиону, показав нам из-за спины фигу. Как же мог Господь так жестоко поступить с детьми, да еще и в праздник?!

Нам пришлось вернуться в Тоттенхэм, где до самого вечера мы отчаянно жаловались на судьбу, пытаясь добиться сочувствия от матери, но она отругала нас, мол, хватит вести себя как эгоистичные засранцы, — и все это под далекий шум с «Уайт Харт Лейн», звучавший просто издевательски. Наш братец прибыл домой около половины седьмого — на такси, заказанном для него клубом. Можете себе представить, как его распирало от гордости, к тому же каждый момент с его участием был запечатлен на телекамеры, что делало ситуацию для нас еще горше. Он соловьем заливался о том, как перед угловым подал мяч Джорджу Бесту — самому Джорджу Бесту, подаренному нам небом! — и, несмотря на жгучую злобу, кипевшую внутри нас, мы были вынуждены признать, что его рассказ произвел на нас неизгладимое впечатлением и что дома ему позволено будет проиграть весь матч (со всеми лучшими моментами) на Эддином «Саббатео». [118]

Дома братец уже с порога горел нетерпением продемонстрировать нам весь матч. То ли ему хотелось выжать из нас последние капли зависти, то ли он все еще пребывал на вершине блаженства, сложно сказать, но мы почувствовали, что обставить его в «Саббатео» — единственный способ хоть как-то облегчить наши страдания. И именно в этот момент входит мама и спрашивает, переоделся ли он в чистое белье и куда положил грязные трусы. Есть много причин, чтобы любить свою мать, но, честно говоря, наша мама нам особенно дорога именно за эти слова. Слова «грязные трусы», сказанные о ком-то другом, музыкой звучат в ушах мальчишек, особенно если виновник торжества отчаянно пытается заткнуть говорящему рот.

«Грязные трусы? Он что — обкакался?»

Мы-то думали, что просто глупо насмехаемся, но тут наружу вышла вся правда:

«А он вам не сказал? Он описался от восторга, когда выбегал из туннеля».

Наш братец сидел на коленках с одной стороны «Саббатео», а Эдди с другой, и нам, признаться, потребовалось какое-то время, чтобы до конца осознать смысл сказанного. Во время одного из величайших событий в своей жизни наш брат от нервного напряжения не справился с мочевым пузырем. Слава Тебе, Господи! Все-таки Бог есть на свете. Неисповедимы пути Его, но Он любит нас… Слава Тебе, Боже! Эдди загоготал, а братец с мясом стал вырывать куски поля из-под ног маленьких футболистов и метать пластик во все стороны. Затем он на бешеной скорости пролетел мимо матери, выкрикивая ругательства в ее адрес. Эдди, конечно, тут же поведал эту сногсшибательную новость остальным членам семьи, что вызвало дикий хохот. Брата не просто уличили в слабости — теперь каждый стал напоминать ему о том, что его позор покажут на следующий день по телевизору.

И вот мы сидим, не отрываясь от ящика. Мы даже пригласили кое-кого из друзей, чтобы насладиться моментом, а братец закрылся подушкой и даже не высовывался. Каждый раз, когда камера выхватывала его, можно было заметить, как он приседает, чтобы скрыть свой позор. Это было восхитительно. Жаль, у нас тогда не было видеомагнитофона.

Странно, но теперь мы испытываем некоторую неловкость за то, что украли у брата такое великое событие. Каждый раз, когда речь заходит о футболе, он весь съеживается в надежде, что никто не напомнит ему о том случае. Но если кто-то говорит, что далеко не каждому выпадает шанс подать мяч на угловую отметку для Джорджа Беста, значит очень скоро последует другая реплика — о том, что далеко не каждому удается описаться в присутствии 50 тысяч орущих футбольных фанатов, а также перед многомиллионной телеаудиторией.

Прости, Боб, мы старались удержаться, но у нас не было выбора. Мы не могли не рассказать.

Справедливости ради Эдди поведает другую историю о нашем многострадальном брате, бросающую тень на нас самих.

ВЫ ЖИВЕТЕ НА МОИ ДЕНЬГИ, ПИДОРЫ!

Когда я только начал регулярно ходить на игры «Уотфорда», команда была близка к вылету из тогдашнего третьего дивизиона. Уровень выступлений, однако, тогда не имел для меня большого значения, потому что эти ребята были моими кумирами. Я просто ходил на матчи, не врубаясь особо в ценность набранных очков и не прикидывая турнирные перспективы. Мне достаточно было знать, что мы играем с «Галифаксом» [119] на старом добром «Вике» [120] и я должен быть там. Когда же слова «повышение или понижение в классе» перестали быть для меня пустым звуком, изменилось и мое отношение к футболу. Смысл приобрела каждая игра, и мы начали путешествовать, посещая выездные матчи нашей команды. Дуги б о льшую часть времени отсутствовал на «службе родине» (как он сам любил повторять), поэтому я всегда составлял компанию нашему брату Бобу. Он был просто супер. У меня своих денег не было, так как я все еще ходил в школу, и Боб оплачивал мой проезд. Он был таким ярым поклонником «шершней», что дальше некуда, так что мы помотались за клубом по всей стране, пока тот карабкался наверх из четвертого дивизиона. Начиная с «Торки» в День коробочек и заканчивая «Сканторпом» [121] в том же чемпионате, — потрясающее было время.

Перед началом нового сезона мы провели несколько недель в ожидании выхода календаря, желая поскорее узнать, какие новые места и когда нам предстоит посетить. Первый матч сезона должен был состояться на выезде в Уолсолле. [122] Сейчас это едва ли звучит столь же заманчиво, но тогда мы с нарастающим возбуждением считали дни, оставшиеся до матча. Наконец мы сели в клубный автобус и отправились в путь. Казалось, все «шершни» страны летят в одно из центральных графств королевства. Трасса М-1 была будто раскрашена в желтые, черные и красные цвета — красотища!

Старенькая арена в Уолсолле [123] куда больше походила на стадион, чем та картонная коробка, которая стоит у них сейчас, [124] — это была настоящая футбольная арена. В нашем распоряжении были открытый боковой сектор и небольшая часть трибуны под крышей, пение и шум там, стояли просто фантастические. Болельщики с другой стороны также создавали классную звуковую поддержку — в общем, атмосфера была что надо. А затем произошла катастрофа: «Шорники» [125] забили гол, потом другой. Вот болваны, этого не было в программке!

Каким же дерьмом может оказаться футбол! В этот момент армии болельщиков «Уотфорда» прибыло: мы видели, как из поезда выскочили наши ребята и на всех парах помчались через мост к стадиону. Поезд опоздал на полтора часа, и они были изрядно взвинчены. Среди них были многие из уотфордских заводил, и вскоре всех облетела новость: прибывшие собираются броситься на поле (излюбленная наша тактика в те времена), если «Уолсолл» забьет еще, или в перерыве — если счет останется прежним.

Тем временем «Уолсолл» продолжал оказывать давление на правах хозяина поля и был вознагражден за это сомнительным пенальти. Энди Рэнкин, [126] вратарь от бога, и представить себе не мог, до чего важным окажется его умение брать пенальти, поскольку исключительно благодаря ему мы не бросились тогда на поле и на трибуны фанатов «Уолсолла». В течение нескольких минут «шершни» перевернули весь ход игры и сравняли счет: 2:2. Вот за что я люблю футбол! Во втором тайме наши парни продолжили куражиться, и мы выиграли 4:2. Солнце сияло, мы были на коне. Проигрывая 0:2, взять пенальти и затем победить 4:2 на выезде в Уолсолле! Это ли не повод считать ФК «Уотфорд» одной из лучших команд Европы, если не мира? Мы попали в футбольный рай. После финального свистка торжество продолжалось: катя по трассе М-6, мы от всей души горланили песни. Но затем все пошло наперекосяк: сначала автобус застрял в гигантской пробке, а потом, издав какой-то жуткий звук встал окончательно.

Но и это не могло остудить наши сердца, пусть нам и предстояло провести более двух часов в ожидании другого автобуса. Мы немного поплясали вокруг машин, стоявших в пробке, пытаясь упросить других болельщиков «Уотфорда» подбросить нас до дома. Спустя примерно час мы заметили автобус, привлекший особое внимание всех, кто находился на дороге. Это был автобус ФК «Уотфорд», в котором ехали игроки, наши кумиры. Все ребята бросились к нему, чтобы поприветствовать парней и поздравить их с замечательной победой. Боб и я тоже подскочили, в надежде поговорить с кем-то из футболистов, а может, даже упросить их взять нас с собой. Но им не было до нас никакого дела. Никогда не забуду выражение лиц многих из них. Мы, юнцы и парни постарше, поддерживали их, следовала за клубом по всей стране, а они смотрят на нас так, словно мы стайка «говнюков». Некоторые ребята махнули рукой: дескать, мы ни на что всерьез и не рассчитывали. А Боб просто оторопел, и в этот момент послышалась фраза, которая пронзает меня до глубины души по сей день: «Эй, вы живете на мои деньги, пидоры!»

Я смотрел на Боба и еще на пятерых-шестерых парней, выкрикивавших оскорбления в адрес футболистов. Они просто не могли поверить, что те не остановятся хотя бы на миг и не спросят, все ли у нас нормально. Не так уж много от них и требовалось. Однако автобус укатил вдаль, а мы сели на дорогу, ожидая, когда нас увезут отсюда. Боб не произнес ни слова.

Приехали полицейские; они поняли, что всем будет лучше, если нас просто посадят на другой транспорт. Остановили несколько автобусов, и нас с Бобом присоседили к каким-то теткам, возвращавшимся домой из Блэкпула после уик-энда. На самом деле, нам страшно повезло, потому что у них с собой были тонны еды и нас накормили. Пока мы шли домой с развилки, где нас высадили, Боб только и говорил, что об отношении к нам футболистов, а закончил тем, что зарекся ходить на матчи. День был долгий, и я решил, что он просто устал. Но я ошибся. С того дня ноги Боба больше не было на «Викарейдж Роуд».

А теперь наступает время рассказать о самом страшном. Поначалу я думал, что у него просто такой период, что он несколько «переел» футбола. Но затем случилось ЭТО. Примерно пару месяцев спустя, когда я коротал субботний вечер дома, заявился Боб и бросил мне программку на матч. Вот черт да это же программка на игру с «Говнотауном»! «Откуда у тебя это дерьмо?» — спросил я. И тут он вытаскивает шарф — оранжево-бело-голубой. Так, значит, вот до чего он дошел — стал «говнюком»! Я сначала решил, что это дурацкий розыгрыш, но затем в доме появился его приятель Энди — парень, которому я не доверял, поскольку он был не только «говнюком», но еще и педиком — кошмарное сочетание. Мне оставалось сидеть и, раскрыв рот слушать, как Боб изливает свою ненависть к «шершням». Он просто не мог поверить, что я остался верен клубу, проявившему такое неуважение к своим фанатам, и многие слова, которые он тогда проорал, до сих пор звучат у меня в ушах.

Равнодушие, проявленное футболистами и руководством команды в тот день, стоило им поддержки моего брата, и я до сих пор не могу простить им этого. С тех пор я перестал воспринимать игроков как кумиров: они приходят и уходят, так же, как и тренеры президенты, директора. В течение нескольких лет Боб менял клубы как перчатки, пока не остановил свой выбор на всемогущем «Бат Сити». [127] Я знаю, что при воспоминании о тех временах он думает то же самое, что думаете вы, рассматривая старые фотографии, запечатлевшие вас в дурацкой одежде: почему же я был тогда таким олухом?

Но также я знаю: мой брат совершил тяжелейшее из футбольных преступлений по вине нашей собственной команды.

 

Глава четвертая

НА РАБОТЕ, НА ОТДЫХЕ, НА СТАДИОНЕ

Обсудив дела семейные, перейдем к трениям на работе. Если вы — активный болельщик (а то и хулиган), дух футбольной вражды может запросто захватить вас на рабочем месте, где так легко оказаться бок о бок с людьми, которых с радостью станешь поливать грязью в день дерби. Слишком часто то, что начинается как добродушный треп, перерастает в нечто куда более серьезное. Об этом повествует Иэн, поклонник «Вест Брома» из Черной страны.

МОРДОБОЙ

Несколько лет назад я устроился в одну из автомастерских Вулверхемптона и в тот же день понял: мои худшие предчувствия оправдались. Все, кто там работал, были фанатами «волков», и вот я, «мешок» [130] до мозга костей, попадаю прямо в их логово. Но что делать? Мне нужна была эта работа, пусть она и стала живым воплощением ночного кошмара.

Я, конечно, сразу сказал, что ни за кого не болею, и мои слова были не так уж далеки от истины, учитывая тогдашние успехи нашей команды. Почти полгода мне каким-то образом удавалось скрывать свое истинное лицо, но все пошло прахом, когда Грэм Тэйлор [131] объявил о том, что покидает «Молино». [132]

Некоторые парни на моей работе были вне себя от радости, другие, напротив, сердито ворчали, что он, дескать, урвал жирный кусок мяса со стола — и все в таком духе. И вот тут я не сдержался и ляпнул такое, чего ни в коем случае не должен был говорить (думаю, вы представляете, как это обычно бывает). Мы сидели с несколькими парнями в комнате отдыха, слушали новости по радио, и, когда ведущий упомянул Тэйлора, я по невероятной, неведомой мне причине брякнул, что Тэйлор всегда был для нас мудаком, достойным «волков». В ту же секунду все уставились на меня, и кто-то озвучил интересующий всех вопрос: «Для кого это „для нас“?»

Я оказался по уши в дерьме. Стоило мне заявить о том, кто я такой, как на меня обрушился шквал немыслимых оскорблений и насмешек. Я всегда считал, что худшее из зол — когда болельщиком вашей команды оказывается какая-нибудь светская сука вроде Фрэнка Скиннера, [133] но этим уродам удалось доказать, что я сильно заблуждался. Уже к обеду мое признание облетело мастерскую со скоростью лесного пожара, и на стенах около моего верстака, а также в туалете появились соответствующие надписи. Но я решил терпеть и держаться за место.

Поразительно, какой эффект может оказать на таких недоносков, как фанаты «волков», заявление, что твоя команда — отстой. Они просто из кожи вон лезли, чтобы вывести меня из себя. Всякий раз, когда они делали свои «остроумные» замечания по поводу «мешков», их плохой игры, дерьмовой экипировки, состояния нашего стадиона и по поводу наших фанатов, — я молчал, словно в рот воды набрав. Конечно, со временем это начало меня доставать, тем более что они, не получая отпора, стали переходить на личности. В итоге я почувствовал, что с меня довольно. Как-то раз, в пятницу, когда я собирался уже уходить, один из самых крикливых мудил снова стал меня задирать, и я, даже не задумываясь, развернулся и дал ему по морде. Остальные моментально вскочили с мест. Ударив одного из них, я словно бы дал всем остальным разрешение от души меня отдубасить. Что они и сделали.

В понедельник я уволился, предпочтя больше в мастерской не появляться. Но я позвонил начальнику и рассказал о причинах своего поступка. Как мне потом говорили, двоих из тех, кто на меня напал, выкинули с работы, остальным влепили выговор. Забавно, что тот парень, которому я вмазал, хотел подать на меня жалобу за рукоприкладство, но начальник, похоже, подрезал ему крылышки. Эх, надо было съездить этому козлу посильнее.

Конечно, на работе может представиться случай поиздеваться над футбольными врагами, но зачастую это бывает небезопасно, о чем повествуют Билли из Лондона и Кит из Манчестера.

«ВЕСТ ХЭМ»

Я работаю в районе Сити в крупной страховой компании. У нас есть футбольные фанаты всех лондонских клубов. Еще несколько месяцев назад мы с удовольствием шутили друг с другом, обсуждая события прошедших выходных и турнирные перспективы наших команд. Обычные мужские разговоры в конторе.

А затем появился парень, который все испортил. Его страсть к «Челси» была какой-то яростной, безумной, и нам сразу же стало ясно, что он не потерпит ни одного слова против своих обожаемых ребят со «Стэмфорд Бридж». С его приходом атмосфера в коллективе стала портиться. О чем бы мы ни говорили, он заводил свое «„Челси“ то, „Челси“ се» и попросту всех затрахал. Как вы понимаете, мне, «молотобойцу», не очень-то улыбалось слушать все это дерьмо изо дня в день. В общем, я решил избавиться от этого мудака. Не за пристрастие к «Челси» (на работе имелись и другие болельщики этого клуба), а за то, что он портит нам жизнь.

Начал я достаточно осторожно: так, надписи в туалете, гаденькие записочки на столе и тому подобные штучки. Спустя пару дней это стало его доставать, и я решил «ковать железо», пользуясь тем, что никто меня не подозревает. Короче говоря, через пару недель я стал посылать ему одно за другим анонимные письма на компьютер, и тут он по-настоящему взбесился. На самом деле, я писал всякую ерунду вроде: «„Челси“ от любой шпаны в миг наделает в штаны» или «„Шед“, [134] привет! Даешь минет!» Но парень совсем слетел с катушек. Каждый раз, когда он, уставившись в экран, читал очередное сообщение, ему словно иглой зад пронзало. Дальше было некуда. Он стал обвинять всех — от уборщиц до генерального директора. Но ничего не мог доказать и просто злился, что меня веселило еще больше.

Но затем я сделал глупость, отправив ему сообщение от лица Мэттью Хардинга. [135] Вообще-то ничего страшного там не было, судите сами: «Привет, Пол! Это Мэттью. Когда будешь на „Стэмфорде“, передай Кену, [136] что мое завещание под креслом». Он рассвирепел и в бешенстве вылетел из кабинета. В свое оправдание хочу сказать, что тогда я почувствовал угрызения совести, поскольку и впрямь зашел слишком далеко, тем более что все остальные расстроились и начали обвинять друг друга. А потом один парень догадался, что это был я, не иначе, и при всех заявил об этом.

Мне не оставалось ничего иного, как признаться в содеянном. Я, конечно, попытался объяснить, что этот парень — мудак, что он испортил нам жизнь и потому я так с ним обошелся. Но на болельщиков «Челси» мои слова не произвели должного впечатления, они, прямо скажем были не в восторге от случившегося.

На следующий день, придя на работу, я увидел, что этот парень поджидает меня возле моего стола. Наверняка ему поведали, кто его так доставал, и теперь он, очевидно, жаждал извинений. Протянув ему руку, я попросил прощения и начал объяснять, почему вытворял все это, как вдруг он схватил меня за рукав и, притянув к себе, боднул прямо в лицо. Затем швырнул меня на стол, сбив бумаги и компьютер на пол, и для пущей убедительности пнул ногой под дых. После чего вышел и больше не возвращался.

Все это было заслуженно, я на сей счет не заблуждаюсь, но и то, что он уволился, — вполне справедливый итог. Другие ребята сохранили произошедшее в тайне от начальства, что было с их стороны весьма благородно, и постепенно жизнь в нашем офисе вошла в прежнее русло. К счастью, новичок, взятый на освободившееся место, оказался «молотобойцем» — так же, как и я. Уж с ним-то мне точно осложнения не грозят.

«ГОРОЖАНИН»

Это случилось пару лет назад. Я работал в одной крупной компании, занимающейся сервисным обслуживанием, что означает постоянную занятость и разрывающиеся от звонков телефоны. Только в обеденный перерыв появляется время поболтать с кем-нибудь из сослуживцев, поэтому разговоры о футболе на рабочем месте исключены.

За столом напротив меня сидел парень по имени Джефф, и хотя он был не единственным болельщиком «Сити» [137] у нас в компании, только он ходил на футбол регулярно. Думаю, то, что мы не могли с ним долго разговаривать на футбольные темы, было для него спасением. Поскольку ему было бы непросто стерпеть то, что мы, фанаты «Юнайтед», могли наговорить.

Правда, мы и так его раздражали. Клубными шарфами, кружками и прочим, не говоря уже о том, что на Рождество фанатам «Сити» обязательно рассылались поздравительные открытки с эмблемами «Юнайтед». Но Джефф плевать на нас хотел, и это страшно раздражало. Вот я и решил посмотреть, как далеко мне удастся зайти, испытывая его на прочность.

У нас на работе старшие менеджеры могли посылать сообщения на компьютер любого оператора. Мы могли на них отвечать, но сами никому написать не могли. Однако мне — не важно как — удалось узнать, где хранятся пароли, и проникнуть в систему. Поначалу я забавлялся тем, что посылал сообщения другим болельщикам «Юнайтед», шутил по-всякому, и, поскольку они не знали, кто это делает, меня страшно веселила сложившаяся ситуация. Правда, имейте в виду: поймай меня кто-нибудь из начальства за этим делом — я бы вылетел с работы в ту же секунду. Честно говоря, было бы лучше, если б я остановился, но вы же знаете, как сладко бывает ходить по лезвию бритвы.

Вот я и решил напасть на этого чувака. Начал с простого, типа: какое дерьмо «Сити», какие ослы его фанаты — и все в таком духе. Я писал не чаще двух раз в неделю — держал парня в тонусе, но вскоре это стало его доставать. Он сообщил о происходящем руководству, те поговорили с каждым из нас и сменили пароли в надежде, что все прекратится. Конечно, они ошиблись, потому что я знал, где хранятся заветные комбинации. Постепенно парень начал слетать с катушек, завелись и менеджеры.

Чем дальше я заходил, тем сильнее он бесился. Он засыпал угрозами всех ребят, поскольку подозревал всех и каждого, а затем в пух и прах разругался со своим непосредственным начальником, который обвинил его в чрезмерной чувствительности. Теперь-то я понимаю, что на этом следовало остановиться, но, когда поползли слухи, что из его клуба собирается уйти Кинкладзе, [138] а это означало дальнейшее увязание «Сити» в болоте, я просто не мог удержаться еще от одного послания. Но вот беда: как раз когда я писал его, меня вызвал к себе начальник, и я, как последний идиот, оставил текст на экране. Естественно, его кто-то прочитал, так что, вернувшись, я обнаружил, что меня уже давно дожидаются. Мне, конечно, вставили по полной программе, да еще на глазах у всех. Я знал, что вляпался и, возможно, потеряю работу, поскольку дело касалось вопросов информационной безопасности, но что еще хуже — тот чувак всё слышал, и в его взгляде, направленном на меня читалась жгучая ненависть. «Тебе не жить, урод», — только и сказал он тогда, а от меня в ответ услышал: «Мечтай-мечтай, придурок».

На самом деле я куда больше боялся его, чем потери работы.

На следующий день меня вызвали к директору и сурово отчитали, дав понять, что, если я когда-нибудь опять стану кого-то задирать, меня тут же уволят. К тому же меня пересадили в другую часть комнаты — напротив тетушки почтенного возраста. В результате работа стала совсем скучной. Ну, по крайней мере, чувак не мог мне угрожать, и к концу рабочей недели я даже думать о нем забыл.

В пятницу вечером я решил пойти в клуб с подругой, и первым, кого я там встретил, оказался Джефф. Он тут же меня засек, и по выражению его лица я понял, что лучше бы нам переместиться в какое-нибудь другое заведение. Но моя подруга встретила там своих приятелей и мне пришлось остаться.

Чуть позже мне захотелось пописать, и, поскольку Джеффа нигде не было видно, я решил, что он уже ушел, и спокойно отправился в туалет. Встав около писсуара, я уже расстегнул штаны, как тут меня грохнули головой о стену, и я упал на пол. Подняв глаза, я увидел Джеффа: выражение его лица было достаточно красноречиво. «Получи, козел!» — сказал он и принялся пинать меня ногами и пинал до тех пор, пока кто-то не зашел в туалет и не оттащил его. Вызвали полицию, его арестовали, меня же отвезли в больницу с сотрясением мозга и несколькими сломанными ребрами.

В результате ему пришлось отсидеть три месяца за нападение — главным образом потому, что он уже привлекался к ответственности за рукоприкладство, о чем, кстати, не упомянул в анкете при поступлении на работу. Знай я об этом, точно не стал бы его задирать. Пусть я и был не прав, но, ей-богу, это была всего лишь шутка. И потом, говоря откровенно, у фанатов «Сити» не так часто бывает повод посмеяться, не правда ли?

Для большинства футбольных болельщиков игра сама по себе — только часть развлечения. Футбол — это не просто мероприятие, это целая культура, и она позволяет нам, мужчинам, вести себя так, как мы никогда не повели бы себя в обычной жизни. В частности, футбол дает нам возможность (и пусть немногие отважатся это признать) открыто выражать свои эмоции, которые при других обстоятельствах, по тем или иным причинам, мы предпочитаем скрыть. Скажите, например, когда вы последний раз просто так (не по поводу важной победы команды) заключали своего приятеля в объятья? Футбол позволяет нам изливать раздражение и гнев в атмосфере, оправдывающей эти чувства. Вся обстановка на стадионе — плевать, что там говорят «болельщики новой генерации», — вдохновляет на то, чтобы орать и бесноваться, с легкостью освобождаясь от негативной энергии. Все происходит мгновенно — стихийно и ярко. Так что мы получаем куда больше, чем просто девяносто минут развлечения. Речь идет о целой культуре эмоциональной разрядки.

Тягостное время между играми мы, фанаты, проводим за разговорами о футболе, продолжая жить и дышать им. Футбол просто-напросто требует, чтобы о нем говорили — дома и на работе, в пабе и даже в ресторане, как о том повествует Билли из Ипсвича.

ЗА УЖИНОМ

Это случилось пару лет назад. Я сидел в ресторане с цыпочкой, за которой увивался бог знает сколько времени, пока она наконец не согласилась поужинать со мной. Мы провели вместе с полчаса, все шло на лад, и я даже стал представлять, как затащу ее в постель.

Примерно в этот момент в зал вошли новые посетители и уселись за соседний столик. Две обычные пары, решившие сходить в ресторан, — ничего особенного. Мое дело тем временем было на мази, и я чувствовал, что подступает момент предложить цыпочке заехать ко мне. Тут до меня донесся обрывок разговора за соседним столиком, собственно, все, что я услышал, было слово «Сити».

Как вы понимаете, мое внимание моментально переключилось на тот столик: я готов был поклясться, что за ним сидят «желтые». [139]

Я вмиг забыл о еде и сладких надеждах на то, что будет после, и стал прислушиваться к чуши, которую они несли, — на случай, если они начнут поносить мой любимый «Таун», конечно же. Один парень все говорил и говорил о шансах «Сити» на конец сезона, о том, что им наверняка светит повышение в классе — всю эту обычную хренотень, и наконец дошел до главного. Разговор пошел об «Ипсвиче», и я весь обратился в слух. Этот мудак нес ахинею о том, будто бы «Ипсвич» в наших краях — как бедный родственник, что мы никогда не попадем в премьер-лигу и т. д. и т. п., а другой парень ему только поддакивал! Ну чем не доказательство, что все «вертолетики» — полные болваны? Какие еще нужны свидетельства?

К этому моменту я уже стал закипать, и моя цыпочка — тоже. Правда, не столько из-за дерьма, которое несли эти чуваки, сколько из-за того, что я так резко переключился с нее на их стрекотание. Как обычно в таких случаях поступают девицы, она начала выказывать знаки недовольства — но только я ее уже совсем не слушал, потому что те двое дошли до полного идиотизма. Они так рассуждали о будущем «Ипсвича», словно сами болели за миланский «Интер», не иначе.

Я больше не мог терпеть и наклонился к ним. «Простите, — сказал я, — но я случайно услышал ваш разговор и всю ту чушь, которую вы несете».

В этот момент моя цыпочка встала и ушла, а эти четверо тупиц уставились на меня разинув рты. Ну, я и пошел рассказывать им о славных моментах истории «Ипсвич Тауна» и обо всех матчах, в которых мы их разносили в пух и прах на протяжении многих лет. Я даже вставил кое-что о Роберте Чейзе [140] и Брайане Ганне вдобавок.

Тут, заметив неладное, к нам подошла официантка и поинтересовалась, всё ли в порядке.

«Нет, ни фига не в порядке, — ответила одна из женщин. — Этот человек нас донимает и оскорбляет». При этом она настолько свирепо смотрела в мою сторону, что официантка с мольбой в голосе попросила меня уйти.

«С удовольствием!» — ухмыльнулся я и покинул ресторан в превосходном расположении духа.

Я ехал домой и думал: пусть мне и не удалось затащить в постель цыпочку — я вполне компенсировал эту потерю тем наслаждением, которое получил, испортив вечер «желтым» ублюдкам. Тем более что им едва ли удастся быстро забыть о случившемся. Ну сами посудите: неужели я должен был сидеть и слушать, как они обливают грязью моих ребят? Покажите мне такого болельщика, который бы выдержал это.

Футбол — это игра не только для профессионалов или полупрофессионалов. Тысячи людей выходят погонять мяч по выходным, другие бьются в местных любительских турнирах в надежде, что их обнаружит какой-нибудь заблудший скаут, а чаще просто чтобы занять время до ланча или похода в паб. Но даже в таких соревнованиях есть противостояние, вызванное то ли соседством, то ли делами минувших дней, и страсти там бушуют нешуточные, а участвующие в них игроки бьются до разрыва аорты. Ведь вам, признайтесь, не раз и не два приходилось слышать о таких воскресных играх, которые превращаются в настоящие побоища. То-то и оно.

Но и такого уровня футбол подчас дарит незабываемые ощущения. Мы слышали сотни рассказов о любительских матчах, иногда жутких, иногда веселых. Поэтому хотим поведать вам забавную историю, в которой Дуги предстает не только дерьмовым тренером, но и хреновым футболистом.

ЧЕМПИОНАТ ГАРНИЗОНА

Во время службы в Королевских ВВС я был тренером футбольной команды, составленной из ребят моей эскадрильи, прочно застрявшей в подвале турнирной таблицы чемпионата нашего гарнизона. К этому печальному обстоятельству я (к несчастью, имевший навыки игры в воротах) сам, по своей воле, добавил еще более основательный повод для расстройства — в матче против лучшей команды чемпионата. Что особенно досадно, парни из этой команды были нашими главными соперниками — и не столько в футболе, сколько в остальных сферах гарнизонной жизни.

Соперничество наших эскадрилий проявлялось как в пабе, где мы устраивали всевозможные турниры (вроде того, кто больше выпьет), так и в небе, во время тренировочных полетов. При каждом удобном случае это соперничество поддерживалось нашими командирами, уверенными в пользе «здорового» соревновательного духа.

Для нашей футбольной команды важность предстоящей встречи стала ясна еще за неделю. Сразу же несколько офицеров позвонили нам и недвусмысленно высказали свои пожелания, а все прочие просто пообещали устроить нам выволочку в случае проигрыша. Это было совершенно лишнее, поскольку еще больше взвинтило команду в целом и каждого игрока в отдельности.

В день матча мы вышли на поле в полном составе, а вот другая команда, по независящим от нее обстоятельствам, насчитывала лишь десять игроков. Притом среди зрителей были только жены, подружки да какой-то ребенок. Но поскольку они превосходили нас в каждом компоненте игры, их нисколько не смущала перспектива играть против нас в «урезанном» составе, хотя для нас, конечно, это было несколько унизительно. Мало того, их вратарь серьезно пострадал в первом тайме после нашей единственной атаки и был вынужден покинуть поле. Вот я и вызвался встать к ним в рамку, клятвенно пообещав играть честно!

Получив от своего капитана кое-какие инструкции и помня о том, что мы только раз угрожали их воротам в первом тайме, они согласились на мое предложение, и я занял место в воротах, чтобы защищать их от атак собственной команды! Впрочем, ей очень недоставало мастерства (признаюсь в этом скрепя сердце), и я стоял практически без работы. Правда, и «соперники» (в чьих воротах я находился) никак не могли забить гол. Стало казаться, что мы (то есть моя настоящая команда) можем рассчитывать на очко. Как вдруг удачный вынос мяча нашими оборонцами привел к тому, что центрфорвард беспрепятственно подхватил его и побежал мне навстречу, преследуемый соперниками, которые не очень-то верили, что я стану спасать их шкуру. Он уже вошел в штрафную (я в этот момент стоял на ленточке ворот как вкопанный), как тут его все-таки сбили, и арбитр зафиксировал нарушение правил. Это означало, что мне предстоит попытаться отразить пенальти, исполненный игроком собственной команды, у которой появился хороший шанс добиться первой победы в сезоне, да еще одержать ее над лидером и нашим заклятым врагом. На меня обрушилась лавина страшных угроз, недвусмысленно намекающих на то, что произойдет, если я даже шелохнусь в момент удара; моя же команда кричала, чтобы я не рыпался и дал мячу влететь в сетку. Тем временем я, выразительно выкатывая глаза, пытался дать знак нашему центрфорварду, что буду прыгать влево, и, как мне показалось по его кривой ухмылке, он мою мысль понял. Когда же исполнитель пенальти разбежался, я нырнул влево, но он, думая, что это подсказка, ударил туда же и попал аккурат в меня, а мяч отскочил в поле.

Наши парни были настолько потрясены отбитым мною пенальти, что проиграли отскок, а соперники погнали мяч вперед и незамедлительно забили гол в ворота команды, пребывавшей в полной прострации.

На меня, разумеется, посыпались все шишки. Не важно, что я не играл с самого начала, что у них было только десять человек в составе и что я подсказывал центрфорварду, куда собираюсь прыгать. Утром в понедельник я ушел со своего тренерского поста и весь день подвергался насмешкам со стороны как своих сослуживцев, так и парней из враждебной эскадрильи, которые звонили мне вновь и вновь, чтобы поблагодарить за добытые два очка. Вот это был уже настоящий кошмар.

Возможно, вы удивитесь, но если Дуги настолько же религиозен, насколько обаятелен Грэм Келли, то Эдди — убежденный христианин. Многие из вас усмехнутся, вспомнив, какие книги мы пишем. Что ж, это ваше право, но Эдди нравится высказывание: «Важно только то, что думает о тебе Господь Бог». Правда, религия вошла в жизнь Эдди довольно поздно, а его вера не всегда была крепка как скала. Примером тому служит следующая история.

ГРЯДЕТ СУДНЫЙ ДЕНЬ

Я пришел к вере в довольно зрелом возрасте — в 27 лет. К тому моменту миновало уже несколько лет, как я перестал участвовать в футбольных побоищах и немного угомонился. Нас с Дуги никогда не «кормили» дома религией. Отец верил в Элвиса и в силу телевидения, а мама — в субботние сериалы, воскресные ванны и живительную силу овощей.

Мой путь был долгим и извилистым, и привел он меня к церкви, находящейся не далее, чем в ста ярдах от моих дверей. Начав туда ходить, я вскорости стал постоянным посетителем воскресных служб. Наш викарий Питер — замечательный человек (впрочем, как и подобает викарию), он помог мне ощутить твердую землю под ногами, терпеливо отвечая на все те извечные вопросы, которые ему и до меня приходилось слышать тысячи раз. Б о льшая часть его паствы — особы немолодые, и наверняка с каждым годом список тех, кому он отправляет рождественские открытки, сокращается. Так что, думаю, Питер был совсем не прочь привлечь в свои ряды людей помоложе.

На одной из служб я сидел среди паствы и, как обычно, не вслушивался особенно в проповедь. Все мои мысли были либо о состоявшейся накануне игре, либо о положении нашей команды в таблице, но тут я услышал, что Питер упомянул имя «святого» Грэма Тэйлора. [142] «Ого! Да он читает мои мысли», — подумал я и, встрепенувшись, весь обратился в слух, поскольку эти слова определенно были предназначены мне и только мне. Викарий рассказал о том, что когда-то «святой» Грэм жил в этом приходе и частенько посещал нашу церковь, черпая здесь божественное вдохновение то ли для определения состава, то ли для чего-то еще. Я просто ушам своим не мог поверить. Сюда, в эту божью обитель, захаживал сам Грэм Тэйлор! Как знать, может быть, он даже сиживал на той самой скамье, где сижу сейчас я.

И тут Питер, продолжая говорить об этом великом муже (я имею в виду Грэма), заговорил о некоторых «трудностях» в связи с ним. Представьте себе мой ужас: по истечении года общения я узнаю страшную правду о том, что Питер, оказывается, имеет сезонный абонемент на матчи… «Л*т*на» и вовсе не желает удачи моим «шершням». Это был единственный раз, когда я позволил себе вскрикнуть, находясь в стенах святого храма. Не знаю, что на меня нашло, по отчаянное «нет!» все-таки сорвалось с моих губ. Питер поднял глаза, и вся паства воззрилась на меня. Моя подружка дернула меня за рукав, словно говоря «заткнись!», но я наклонился к ней и, до сих пор не веря своим ушам, прошептал: «Викарий — за „говнюков“!» Удар в голень привел меня в чувство, но следующий час я все равно провел в прострации. Можно ли продолжать ходить в церковь на проповеди одного из «этих»? Что это — испытание, посланное мне Богом? Но я не готов к этому, ведь прошел только год!

По окончании службы паства отправилась пить кофе, а я решил поговорить по душам со священником. Конечно, каждый несет свой крест, но уже очень скоро я окончательно убедился в том, что на сердце викария лежит груз страстной привязанности к футбольной команде из Дерьмотауна. И тут меня поразила простая мысль. Мы не только несем свой крест, у каждого из нас есть предназначение. После долгих лет мучительных раздумий над тем, что я есть и зачем существую, мне вдруг открылось мое собственное предназначение. Я был послан викарию во спасение.

Правда, он по сей день упорствует в своем заблуждении, не желая слышать доводов разума. Мне сложно смириться с мыслью, что Господь Бог обрек его, человека, наделенного полнотой веры, на такие мучения. Питер не знает, что и ответить, а только смеется каким-то трескучим, сатанинским смехом, от которого пробегает мороз по коже. Правду говорят — неисповедимы пути Господни.

Но самые смешные истории рассказывают наши старые приятели — полицейские. По понятным причинам мы не можем напечатать ничего, что могло бы навлечь на них гнев начальства, равно как и обнародовать названия команд или указать на конкретный матч, ведь фанаты — люди мстительные.

Возможно, вы удивитесь, но некоторые полицейские (как и некоторые женщины) по-настоящему любят футбол. Нас в свое время это изрядно удивило. Вот только к другим болельщикам они относятся как к куску дерьма. Копы, дежурящие на футбольных матчах, обладают некоторыми исключительными правами, так что им можно даже слегка позавидовать. Они не только освобождены от входной платы и занимают лучшие места, бесплатно пьют чай и едят печенье — они обладают правом избить человека. Последнее особенно актуально в том случае, когда речь идет о фанатах ненавистной им команды, как рассказывает один из этих человеколюбцев.

ТЫ ПОПАЛ, СЫНОК…

Долгие годы я проработал, охраняя порядок на матчах на «Бернден Парк», [143] где раньше базировался «Болтон». Много лет назад мы переехали из-под Лондона в эти края, так как жена хотела быть поближе к своей семье. Добиться перевода трудности не составляло. Сам я с крайнего юга, поэтому меня всегда направляли охранять гостевой сектор, ведь местная публика, услышав мой акцент, не оставила бы меня в покое, особенно в матчах против южан. А так моя служба была не столь уж затруднительна, да и приезжие фанаты в целом вели себя куда лучше, чем местные.

Прежде чем поступить на службу, я сам активно участвовал в футбольных делах, а в юности мы с отцом всегда приобретали сезонные абонементы на матчи местной команды. Я до сих пор терпеть не могу наших тогдашних соседей, и перспектива вволю поиздеваться над этой вонючей шайкой заставляла меня с нетерпением ждать матча с ними.

В Болтоне мы держали свободными сектора между местными молодчиками и приезжими фанатами. Во время матчей обе стороны обычно задирали друг друга выкриками, да и после игры местные частенько старались кого-нибудь выцепить. И вот как-то раз появляется первая порция приезжих фанатов. Работы пришлось ждать недолго. Как нам передали по рации, среди них был один заводила, горланистый тип, который мог легко затеять свару. Появившись на арене, гости ринулись к ограде и стали срывать глотки на хозяев. Неделю за неделей происходит одно и то же, но каждый раз кучка лихих парней думает, что они первые. Нашим обычным приемом было вклиниться в их гущу, рассеять толпу, никого особо не прищучивши — просто заставить их отойти от ограды. Этим мы, показывали, что настроены по-деловому, а заодно немного подбадривали местных болел.

Но спустя всего пару минут этот идиот опять навалился на ограду. Один из моих коллег, стоявший в пустом секторе, кликнул меня, а сам, схватив парня через решетку за кисть, стал выкручивать ему руку. Когда я подошел, парень орал так, что уши закладывало. Его дружки пытались объяснить, что он только-только появился и еще не понял, что там стоять нельзя, но меня это не интересовало. Малыш попал. Я зацепил его свободную руку в наручники, так что мой коллега мог отцепиться от второй. Когда я уже собирался заковать и ее, парень попытался отбиться, и в результате я случайно оторвал ему рукав куртки. Мы на долю секунды застыли, глядя друг на друга. А затем он назвал меня сукой, что едва ли могло мне понравиться, и я потащил его оттуда. Обозленный дальше некуда, парень стал кричать своим, чтобы те выяснили мой номер. Они же попытались выплеснуть свое бешенство на моих коллег-полицейских.

Я повел его вокруг поля в полицейскую комнату под центральной трибуной и передал дежурному сержанту, шепнув тому пару слов насчет порванной куртки. Сержант решил, что наилучшим выходом будет узнать имя этого парня, хорошенько его закошмарить, а затем просто-напросто вывести за пределы стадиона. Пока сержант выяснял имя и адрес провинившегося, тот все наклонялся вперед, пытаясь прочитать, что написано в дежурном журнале. Сержант спросил, что он делает, и тот ответил, что хочет узнать мой номер и подать на меня жалобу. Тогда сержант встал и, сграбастав его за воротник, сказал, что, если ему так неймется, его могут упечь в камеру до самого понедельника, а затем предъявят обвинение в агрессивном поведении, сопротивлении аресту, причинении ущерба и телесных повреждений. Парень тут же наделал в штаны, и они быстренько пришли к соглашению: сержант его отпустит, если тот обязуется держаться за милю от стадиона до конца дня. А затем я сопроводил его к выходу.

У нас вообще-то была дверь около главного входа, через которую мы обычно выдворяли таких отморозков, но меня посетила отличная мысль. Вместе с моим коллегой мы повели его туда, где на стадион заходило большинство местных болельщиков. Среди них попадаются по-настоящему злобные типы, так что приезжим фанатам лучше держаться отсюда подальше. Мы подвели его к одной из очередей и объявили, что этот сопляк-южанин возомнил себя крутым парнем. А затем отпустили. Обожаю, когда люди, которые только что обосрались, пытаются сохранить бравый вид. Я понятия не имею, что с ним потом стало (если вообще что-то стало), поскольку мы вернулись обратно на арену. Но честное слово, я бы сильно удивился, если б узнал, что ему удалось уйти, не получив хотя бы пары подзатыльников. Но уж я-то его больше не видел — это точно.

Тем, у кого есть форма, не обязательно даже присутствовать на матче, чтобы испортить кому-нибудь жизнь от лица закона.

ДОРОЖНЫЙ ИНСПЕКТОР

Я уже пять лет работаю инспектором на дороге, и хотя мне в голову не придет искать другое место, порой моя работа бывает скучной: все время приходится мотаться туда-сюда по одним и тем же участкам шоссе. Мы с напарником — большие любители футбола и в дни поспокойнее частенько устраиваем себе развлечение под названием «Засеки придурка».

Мы выслеживаем машины с выставленной эмблемой или шарфом особо ненавистных нам клубов. Жители Северного Лондона могут болеть только за одну команду, [144] так что белые и синие цвета, да еще в сочетании с полудохлым попугайчиком [145] служат мне отличным сигналом. Мой напарник — один из тех несчастных южан, кому почему-то нравится «Ливерпуль», но, как и большинству нормальных людей, ему свойственна врожденная неприязнь к «МанЮнайтед». Нам частенько приходится работать в дни матчей, что облегчает поиск жертв для нашей забавы — мы просто вылавливаем кого-то из спешащих на игру фанатов и мурыжим, пока не надоест. Приятно наблюдать за тем, как они покрываются п о том, боясь опоздать к началу встречи. Они готовы тебе голову снести, но отчаянно пытаются сдержать раздражение. А вот если машина набита парнями, один из них обязательно скажет что-нибудь этакое. И тут их можно взять за яйца, посеять раздор между ними — и всё одной простой фразой: «Чем раньше мы разберемся, тем скорее вы продолжите свой путь».

Обожаю говорить такое. Теперь можно делать все что угодно: отыметь их по полной, поиграть с ними как кошка с мышкой, — полный кайф. И не думайте, что мы не понимаем, что они говорят в наш адрес, стоит только отвалить. Но нам по барабану — мы то, поймите, просто помираем со смеху.

Если я дежурю в субботу вечером, то мне просто необходимо выловить хотя бы одного засранца. Если мы победили, а они проиграли, я только покуражусь чуток. Но если ситуация обратная, то я переверну его машину вверх дном, пока не найду чего-нибудь, к чему можно прицепиться. Забавно еще бывает спросить их, якобы с сочувствием, ходят ли они на матчи — ну, с таким намеком, что я из их лагеря. В них, разумеется пробуждается надежда на мое снисхождение. Но стоит мне дать им понять, что я — из «канониров» и следовательно, ненавижу «шпор», как их физиономии тут же вытягиваются. Круче всего, конечно, поймать фанатов, еще только-только выезжающих из города на гостевую игру, поскольку они наверняка опоздают на все на свете и будут злиться по-настоящему.

Раньше я иногда даже заставлял снимать клубные эмблемы и игрушки-талисманы с окон, заявляя, что они закрывают обзор и потому недопустимы. Временами я говорил, что завелась какая-то банда малолеток, нападающих на машины с эмблемами «шпор». Люди поверят всему, что скажет коп, особенно если они попались к нему в лапы. Правда, общение со мной не всегда бывает таким уж неприятным. Я никогда не подхожу слишком строго к «канонирам», если только они не ведут себя чересчур уж вызывающе. Обычно я ограничиваюсь внушением и прошу не превышать скорость.

Мой напарник, разумеется, вытворяет те же штучки с фанатами «Юнайтед».

Но отнеситесь к моему рассказу непредвзято. Поставьте себя на наше место — да и вы бы сами вели себя точно так же. Б о льшую часть времени мы гоняемся за нарушителями, рискуя собственной шкурой, ловим похитителей автомобилей и разных лихачей. Занятие увлекательное, но порой небезопасное. Приходится использовать те немногие возможности расслабиться которые предоставляет нам работа, и я не сомневаюсь, что по всей стране найдется немало копов, которые развлекаются подобным образом.