Мы идем

Бримсон Дуги

Бримсон Эдди

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПОЧЕМУ? ПОТОМУ!

 

 

ГЛАВА 3

B ДНИ ДЕРБИ

Есть вещь, способная даже самого спокойного болельщика превратить в беснующегося дьявола — это дерби. Дистанция а географическом смысле здесь мало что значит; обстоятельства могут быть таковы, что от клуба, соперничающего с вашим, вас отделяют часы езды; тем не менее. Когда вы встречаетесь с ним— это местное дерби. В течение каждого сезона мы слышим бессчетное число раз (и говорим тоже), бессмертные слова: “Мне все равно, что будет дальше, если мы обыграем этих ублюдков!” Для среднестатистического болельщика дерби — наиболее эмоционально окрашенное событие, своего рода “мертвая петля” футбола, которого он всегда не может дождаться и в то же время втихую побаивается, так как оно заключает в себе наибольшие опасения. Конечно, настоящими дерби принято считать достаточно небольшое число Матчей: это игры в Мерсисайде и Манчестере, любая комбинация из “Тоттенхэм”, “Арсенал”, “Вест Хэм”, “Челси” ( не “КПР” или “Кристал Пэлас”: у этих клубов нет больших традиций, их матчи не вызывают большого накала страстей, наконец, поддерживать их всегда считалось уделом “тренди” [примерно то же, то “позеры” — то есть те, кто пришел на стадион потому, что это считается модным]); и, конечно, матчи Old Firm [нечто вроде “матчей извечных соперников” — то есть “МЮ” — “Ливерпуль”, “МЮ” -“Лидс”, “Глазго Ренджерс” -“Селтик”]. Проницательный читатель не преминет отметить несколько пробелов в этом списке; это происходит потому, что за пределами Глазго и премьер-лиги местные дерби, как принято считать, являются чем-то вроде фольклора, не отличаются большим напряжением и не имеют реальной значимости. Но пусть болельщики клубов, борющихся между собой за высокие цели. относятся к нам с пренебрежением; мы-то знаем, что все не так просто. Попробуйте сказать суппортерам “Бристоль Роверс”, что их матч против “Сити” — обычная игра. и они рассмеются вам в лицо, потому что для них, или, допустим, фанов “Кардифф” и “Суонси” или “Кэмбридж” и “Питерборо”. эти игры — важнейшие в сезоне— Во время дерби между фанами существует самая настоящая ненависть, которая часто распространяется на повседневную жизнь, и если вы сомневаетесь в серьезности подобных вещей, то вспомните, чем закончилась попытка Максуэлла объединить “Оксфорд” и “Ридинг”. То, что (на бумаге, по крайней мере) выглядело разумным и адекватным решением, на деле вызвало столь бурные протесты, сделавшие невозможным осуществление этого плана, и это доказывает, что мистер Максуэлл понимал психологию суппортеров так мало, как это вообще возможно. Типичный владелец клуба, в самом деле.

Конечно, мы разделяем подобную точку зрения, так как у нас (фанов “Уотфорда”) есть свои враги, команда, именуемая нами не иначе как “Дерьмо Таун” [в оригинале — Shit Town] или “Скам” [скам — дословно “подонки”, “отбросы”, но поскольку данный термин уже прочно вошел в российский лексикон, было решено оставить его без перевода], — “Лутон Таун”. После многих лет фанатения за Шершней, мы можем заключить, что каждый суппортер на земле испытывает по отношению к своим локальным врагам то же самое, что и мы (наши разговоры с людьми по всей стране подтверждают это). Мы ненавидим все. что напоминает нам о “Лутоне”: их эмблему на рюкзаках (к счастью, редкую в нашем городе), мысль об их идиотском стадионе, любое упоминание об их игроках или их идиоте-тренере (кто бы он ни был, он идиот). На дебилов, поддерживающих их, мы смотрим с отвращением, потому что если в конце каждой недели смотреть на игру скамья [см. предыдущее примечание], можно в самом деле сойти с ума. Мы положительно отказываемся посещать спортшопы, сбывающие их атрибутику (к нашей радости, их мало и они далеко), и никогда не мечтаем о приобретении продукции фирмы, спонсирующей их. Торгаши, приезжающие к нам из их города, подвергаются нами осмеянию, и “Футбольная Лихорадка”, великолепная книга Ника Хорнби, лежит недочитанной на книжной полке Дуга, потому что в ней он наткнулся на главу о фане “Дерьмо Тауна”. В случаях (редких, к счастью), когда их игры показывают по ТВ, мы их не смотрим, против кого бы они ни играли, а результат узнаем по телетексту, и если он нас радует, то мы с удовольствием посмотрим фрагменты их позорного поражения. Конечно, мы не одни такие. Один наш друг организовал контору по выпуску флагов и банеров, и его маленькая империя процветала. Однажды в его конторе раздался звонок: какой-то опущенный ублюдок хотел заказать флаг сине-бело-оранжевых цветов [цвета “Лутон Таун”]. Конечно, в ответ он услышал поток самых грязных ругательств, после чего наш приятель бросил трубку. Только одно мы хотим слышать о них: что они проиграли очередной матч и стоят ниже нас в Лиге (как чаще всего и бывает, к слову). В общем, заряды “Мы ненавидим Лутон” и “Мы погнали Лутон” есть отличное свидетельство наших истинных чувств. Иногда мы удивляемся, а знают ли в клубе о наших таких отношениях, и как они на них реагируют. Как мы уже говорили, для большинства игроков клуб — место работы, и когда контракт заканчивается, они уходят. С этим ничего не поделаешь, и мы с готовностью примем такую ситуацию, зная, что игроки делают все возможное для клуба и нас, т.е. тех, кто платит им деньги, но мы никогда не поймем и не простим кого бы то ни было, перешедшего к нашим врагам, простым росчерком пера перечеркнувшего свою преданность клубу. Как могут они так поступать? Недавно среди фанов “Уотфорда” распространился слух, что мы покупаем экс-“Дерьмо Таун” форварда, и клуб был осажден разгневанными фанами. Мы никогда не допустим этого, даже в миллион лет; мы никогда не будем поддерживать этого игрока, потому что мы не верим ему. Как может он делать максимум. возможного для нас, если он делал это для них? Верность клубу живет глубоко внутри футбольных суппортеров; ненависть к местным врагам живет глубже всего.

Самая некрасивая сторона дерби — это, конечно, насилие. Если даже и бывают дерби без насилия, то мы таких не помним; и на большинстве матчей, домашних и выездных, среди всех событий дня оно запоминалось лучше всего. Клубам и полиции хорошо известно обо всем этом, и перед игрой они обычно пытаются разрядить ситуацию через местную прессу и клубы болельщиков, но это никогда ничего не дает. так как для большинства фанов эти матчи слишком много значат. В Мерсисайде в наши дни красные и синие могут спокойно стоять рядом; но в нашем клубе, и большинстве других, имеющих локальных врагов, дерби — это просто ад, и ты можешь расслабиться только через долгое время после того, как все закончится. Футбол такая игра, где многое диктуют традиции — например, сборная играет на Уэмбли, и финал Кубка проходит там же — но ненависть, которую фаны испытывают к своим локальным врагам, самая древняя традиция из всех. Чувство, которое испытываешь, когда твои парни во время дерби забивают гол невозможно передать словами, и для очень многих оно является наилучшим способом расслабиться. Не самая приятная мысль, но это факт, который невозможно оспаривать. У нас в “Уотфорде” в этом смысле вообще ужасная ситуация, так как “Дерьмо Таун” — команда, с которой нам, наверное, чаще всего не везет. Казалось, мы никогда не сможем обыграть их, независимо от того, насколько выше их мы находимся в Лиге, и где — дома или на выезде — проходит матч, и это также было одной из причин того, что наши матчи всегда сопровождались серьезными вспышками насилия. Когда мы имели несчастье проигрывать им. это повергало нас в депрессию на весь сезон, и за это мы тоже ненавидим их.

Следующие два рассказа, отражающие типичную ненависть фанов “Уотфорда” к “Скам”, мы извлекли из глубин своей памяти. Оба они смешные; конечно, мы могли похвастать серьезными вещами, но мы не хотим афишировать свое участие в них, так же как мы отказались включить в книгу факты, присланные нам фанами “Лутона”. Если это их огорчило — тем лучше.

Гоп-стоп

Давным-давно, году так в 1983, кажется, у меня был подержанный “форд-зодиак”, который был предметом моей гордости и счастья. В нем с комфортом могли разместиться 6 человек, и он был нашим выездным транспортом — мы повсюду ездили на нем. Я думаю, в том году мы пробили около 20 выездов таким образом — только в Лондон однажды поехали на поезде — и это было по-настоящему клевое время. Самая лучшая вещь, случившаяся в том году. это одна из тех историй, которые любят пересказывать на секторе или в пабе. Я никогда ее не забуду, потому что она очень прикольная.

Мы ехали смотреть наш матч против “Ноттс Каунти” и нас было только пятеро, так что было просторней, чем обычно. Когда мы выехали на М1 у Хэмел Хэмпстед, мы ожидали увидеть каких-нибудь голосующих наших парней, однако увидели фана “Дерьмо Таун” в розе и с поднятым большим пальцем. Мы не могли поверить в свое счастье. Это было как сон наяву! Мы остановились, и он спросил: “Вы едете в Лутон, парни?”

“Конечно”, ответили мы. “Садись, и мы подбросим тебя до Арндэйла” (большой торговый центр неподалеку от сарая, который они называют своим стадионом).

Этот ублюдок был так счастлив. “Я простоял не больше пяти минут. Спасибо, парни. Вы ездите на каждый матч?” Он болтал без умолку, и мы поддакивали ему, согласно кивая головами. Мне кажется, этому челу был лет 17 или 18 и он конкретно не въезжал в ситуацию. Как мы сдерживались, чтобы не засмеяться, я и сам не понимаю. Мне кажется, он начал беспокоиться, когда мы на скорости около 70 миль проскочили поворот на Лутон, и понял, что здесь что-то не так, когда мы проехали два следующих поворота, потому что внезапно стал подозрительно молчаливым.

“Вы ведь собираетесь в Лутон, так ведь?”, — спросил он. серьезно, похоже, беспокоясь насчет ответа. “Мы ездим в Лутон раз в году, сынок, когда “Уотфорд” играет там, а сегодня ты поедешь с нами смотреть игру Шершней, так что сиди спокойно и не дергайся”. Его физиономия являла собой весьма красноречивую картину. Мало того, что он не попал на матч, так он еще едет черт знает куда с людьми, болеющими за врагов, и не может при этом ничего сделать! Примерно около часа ему пришлось просидеть так, слушая наши разговоры о том, как мы ненавидим его клуб, его стадион, их гребаных фанатов и их тренера.

Когда, мы приехали в Ноттингем, мы высадили его, забрав его шарф на память. “Вы не отвезете меня обратно в Хемел?” Идиотизм этого вопроса даже спустя десяток лет вызывает у меня улыбку. Мы выкинули его на окраине Ноттингема, и я даже не знаю, как он добрался домой — да в общем-то мне на это наплевать, честно говоря — но это было самое смешное, что я видел в связи с футболом Выражение лица этого типа, когда мы высадили его, — это просто классика.

Рассказ пожарника

Если вы хотите послушать мою любимую футбольную историю, это как раз она. Я ходил на футбол с несколькими отличными парнями, все они имели хорошую работу — ведь если вы хотите ходить на футбол в наши дни. это чертовски дорогое удовольствие. Конечно, на матчах и на выездах разговоры сводились в основном к тому, как мы ненавидим “Дерьмо Таун”, и мы старались навредить им как можно больше. Это стало проявляться и в обычной жизни: один наш чел, адвокат. отказывается вести дела фанов “Дерьмо Таун”, потому что, как он говорит, “Я и так много дел проиграл”. Совсем недавно, другой парень из нашей банды, пошел с женой за покупками, и когда они были в магазине спортивной одежды, он услышал, как какой-то хер спросил майку “Дерьмо Таун” для своего племянника. Тогда он обернулся и сказал что-то вроде “ты чего, не можешь научить жизни своего щенка?”, после чего этот хер и жена моего приятеля были просто в шоке.

Самая клевая история случилась недавно, и в ней поучаствовал наш лидер, пожарник. Однажды ночью они поехали по вызову тушить горящий дом, и он, проникнув туда через переднюю дверь, стал заливать пламя. Когда ему удалось потушить огонь в холле, он с еще одним человеком поднялся по лестнице в одну из пылающих спален, и что же он там увидел? На стенах повсюду были постеры “Дерьмо Таун”, и счастливое лицо Керри Диксона [тогдашний тренер “Лутона”], глупо улыбаясь, пялилось на него со стены. Даже одеяло на кровати было “Дерьмо Таун”!

Он, конечно, вышел из себя, и то, что он сделал, я думаю, вряд ли ему полагалось делать по инструкции. Он просто смыл все это дерьмо со стены, и. по его словам, “когда я закончил свою работу, Керри Диксон и его парни и вся остальная дерьмо-таунская болтня была разметана по комнате”. Его босс подумал, что он сумасшедший, но что он мог сделать? В конце концов комната горела, а он потушил огонь. Ее владелец, парень лет 14, был просто в шоке, и ему вряд ли помогли слова моего приятеля “нужно реально смотреть на вещи. так что не вешай носа, а лучше найди себе приличный клуб”. Вряд ли он считает этот случай таким интересным, каким он кажется мне.

Следующий репортаж иллюстрирует чувства, обуревающие суппортеров маленьких клубов. Он был прислан нам джентльменом, желающим быть известным не иначе как “дворовый пес”!

“Бэт Сити”

Вчера мой любимый “Бэт Сити” играл на выезде против “Стэйлбридж Селтик” в последнем матче сезона. Вместо того, чтобы заниматься приличным делом, каким заняты все суппортеры, то есть отправиться на матч, я не сделал этого/так как я уже был на Стэйлбридж. Я просто лег спать, а с утра купил газету. Я не собираюсь оправдываться — каждый имеет право к чему угодно относиться пренебрежительно — но я достаточно часто раньше посещал матчи своей команды, а потом решил заняться “коллекционированием стадионов”. Идеи для поездок я черпаю в Western Daily Press. Я не знаю, почему я поехал на матч “Сэйлсбери” — “Уилдстоун”; это значило проехать 88 миль, чтобы посмотреть футбол ужасного качества, но я никогда не бывал там и просто хотел увидеть людей на трибунах и команды на поле. Как всегда, мой желудок ныл, мечтая о хот-доге (хотя я вегетарианец), и я, как обычно, ушел в перерыве, так как игра действительно была невыносимой; время по пути домой я провел, занимаясь поиском по радио результата матча “Бэт Сити”.

Я просто люблю футбольные стадионы; люблю их больше, чем секс, чем свою работу, чем что угодно. Когда жена сказала мне, что собирается уйти (после пяти лет совместной жизни), я ответил, что поеду смотреть “Челтенхэм Таун”, так что ключи она может положить в почтовый ящик. Во время недавней поездки из Бэт в Корнуолл я взял напрокат машину и, чтобы не тратить время попусту, попросил прислать счет за бензин в офис. Была суббота, светило солнце, и я чувствовал себя как ребенок, забравшийся в магазин со сладостями. Меня всегда привлекала Западная Региональная Лига. так что в один день я увидел домашние арены “Уэллингтон”, “Элмор”, “Тивертон”, “Гредитон”, “Окхэмптон”. “Тэвисток”, “Плимут Аргайл” (где я смотрел их матч против “Кардифф”, завершившийся вничью 0-0). “Солтэш”, “Лискерд”, “Сент-Блэйзи” и “Сент-Остелл”. Даже не могу передать словами то удовлетворение, которое я ощущал к концу дня; было ощущение полного достижения цели. Я не маньяк — я просто люблю футбольные стадионы, и эта “коллекция” есть мой отдых от работы, которая меня выматывает, хотя получаю я очень неплохо, так что мне грех жаловаться на судьбу.

Даже когда я бываю заграницей, я занимаюсь тем же. В Швеции в прошлом году я провел день, изучая стадион клуба “Халтсфред”, и я проделывал то же в Голландии, Греции, Бельгии, Ирландии и даже Японии. Я всегда знаю, что меня ожидает, но это притягивает меня слишком сильно. Я не видел ничего более прекрасного на свете, чем вид включенных осветительных мачт на горизонте, это почти порнография; мне просто необходимо увидеть поле, трибуны, рассмотреть угловые флажки. Мне безразлично, что это — Олд Траффорд (да, конечно, я был на всех стадионах Лиги) или Плэйн Хэм (клуб “Ларкхолл”, Лига Ветеранов Сомерсет). Они чем-то напоминают храмы, только меньше и лучше. Я никогда не покупаю никаких буклетов и не делаю фотографий —мне достаточно просто знать, что я был там. Результаты я узнаю из спортивной полосы в Mail on Sunday, изучаю посещаемость, и если вижу (например), что на матче в Марлоу против “Парфлит” было 198 зрителей, в глубине души я жажду быть 199-м.

Да, это может показаться странным поведением, и это действительно так, но теперь я расскажу вам такую историю. Однажды днем я сидел дома, просматривал телетекст, разыскивая в нем футбольные новости (что я делаю десятки раз в день), и я увидел то, что изменило все мои представления о суппортерах. Мое любимое место на земле — Твертон Парк, Бэт — сгорело в результате поджога. В считанные секунды я был в машине и мчался на стадион так быстро, как мог. Приехав, я обнаружил группу пенсионеров, глазеющих на почерневшие останки трибун. Там были люди, помогавшие строить их (всего за 662 фунта в 1930 году) из материалов, изготовленных в выходные на местных фабриках, с помощью кранов фирмы Stothart & Pftt; люди. пребывавшие в шоке, для которых перестало существовать все — их офисы, квартиры, бары, все. Я чувствовал себя осиротевшим.

Короче, случилось вот что. Шестеро или около того фанов “Бристоль Сити”, возвращаясь со своего выезда, облили бензином старые деревянные трибуны (там еще были служащие, так как горел свет) и подожгли. Трибуны занялись сразу же, и все было кончено в считанные минуты. Чуть позже их задержали полисы за вождение в нетрезвом состоянии. Причина поджога была проста: на нашем стадионе также играли “Бристоль Роверс”.

Несколько недель спустя в магазине в Бристоле я заметил человека, у которого под ветровкой была надета майка, заинтересовавшая меня. Я попросил его показать ее, отпустив какую-то шутку. Там были изображены (в цвете) несколько парней, которых вели полисы. Это была реальная фотография, а под ней подпись: “Bristol City Fire Brigade” [“Пожарная Бригада Бристоль Сити”]. Я просто обалдел. Я обратился на Эштон Гэйт [стадион “Бристоль Сити”] с жалобой, но они отреклись от этого типа. Я спросил их, как они могут пускать на свой стадион людей в таких майках, но в ответ услышал обычные россказни — мол, эти люди вовсе не суппортеры, и прочую чушь.

Я знаю, что это фаны “Сити” — мы даже периодически встречали их на матчах “Бэт Сити” — и назвать их мудаками, по моему, слишком мягко. Не знаю, может быть это комплекс “спящего великана” (хотя, на мой взгляд, он больше годится для пребывающих в коматозе геронтов), или в Бристоле слишком много социальных проблем. Как бы то ни было, это определило мое отношение к их клубу. Хотя мы никогда особенно не любили “Роверс”, по крайней мере наш стадион приносил им удачу. Может быть, мы слишком любили старый Твертон Парк и сроднились с ним, не знаю. Но зато я знаю, что те люди, бывшие там после пожара, уже не вернутся, и это трагедия. Лишить людей возможности смотреть футбол, украсть у них любовь к своей команде — это отвратительно. Я не понимаю, как кто-то может так поступать. Может быть, кто-то считает, что я слишком резок — Бог тому судья. Если таков менталитет, преобладающий сегодня на трибунах Лиги, то я лучше буду оставаться дома. Я просто получаю удовольствие от своего хобби, и насилие никогда не было частью моего увлечения футболом; на мой взгляд, оно просто глупо. Недавно я видел, как фаны “Кэнвей Айлэнд” громили логово фанов “Манготсфилд” — выглядело вполне современно…

Мы получили определенное количество писем от суппортеров, которые иногда, по разным причинам, присутствовали на матчах других клубов, и хотя лично мы находим это странным, в том случае, если это —финальная игра на Уэмбли, об этом можно подумать. Помещенное ниже письмо было прислано нам Стивом из Кройдона и отлично иллюстрирует приоритеты суппортеров (особенно из Лондона и прилегающих местностей) — клуб, Юг, Англия. Известное противостояние Север — Юг весьма живуче.

День с Умниками [обиходное название клуба “Уимблдон”]

Хотя сейчас я живу в Южном Лондоне, я болею за клуб из центра страны. Однако когда “Уимблдон” играл на Уэмбли, я решил пойти на матч, и каждый, кто был на той игре, знает, что там было огромное количество лондонцев, ставших фанами Умников на один день, и я не вижу в этом ничего предосудительного. Для меня и парней, с которыми я вместе работал и выпивал, а мы поддерживаем разные клубы, это был шанс пойти на футбол вместе, да и просто весело провести время. Это было достаточно клево, так как мы всегда говорили о том, что неплохо бы нам собрать маленький моб и замутить что-нибудь, и сейчас мы собрались и были готовы к танцам.

В любом случае, перед игрой, как обычно, мы отправились выпить и встретились с группой Умников, которые вначале с подозрением косились на нас, но так как мы собирались поддерживать их клуб, то в конце концов приняли нас как своих. Поскольку мы были из разных клубов, различные истории посыпались одна за другой, и мы решили составить десятку наиболее ненавистных стадионов, клубов и игроков. Не было ничего удивительного в том, что лидировали у нас скоузерс [жители Мерсисайда], чем все были довольны, за исключением моего несчастного приятеля, который болел за “Эвертон”. Примерно в 12.30 что-то около Т5 фанов “Ливерпуля” вошли в паб, и хотя для нас все равно как сигнал раздался — “чужие”, фаны Умников встретили их так тепло, как будто просто собирались хорошо провести вместе время, и знать ничего не знали ни о каких неприятностях Итак — хотя, скажу я вам, это было против всех правил — мы также приняли их. Сейчас, как всем известно” финал Кубка обязательно сопровождается показом по ТВ, и вы можете смотреть его независимо от вашего места обитания, и Умникам всерьез грозила эта процедура, что выяснилось впоследствии. Атмосфера в пабе была фантастической, пока здесь не собралось порядочно скоузерс и они не начали распускать языки относительно “мудаков кокни” и все такое прочее, чего я просто не могу слышать. Справедливости ради нужно сказать, что их довольно быстро заткнули их приятели, и все оставалось как было.

Примерно в 1.30 мы отправились на стадион. Как только мы покинули паб, некоторые скоузерс снова начали распускать языки. Как я понял, у части этих ублюдков не было билетов, и они пошли за нами. Они думали, что Умники — легкая мишень, но среди примерно сорока суппортеров “Уимблдона” был наш моб из приблизительно десяти человек, настроенных весьма решительно. Ни один ливерпульский ублюдок не отнимет ни у кого билета, пока мы здесь. Когда мы спустились в метро, мы помяли, что скоузерс следуют за нами. Мы пропустили вперед Умников, а сами шли в хвосте, с тем чтобы принять на себя удар, когда все начнется. Так все и случилось. Мы услышали, как они ускорились, и развернулись прежде, чем они приблизились, так что у них не было ни единого шанса, потому что мы знали, что делать. Будучи скоузерс, то есть трусливыми ублюдками, они остановились, но мы сами прыгнули на них, и они здорово облажались. Мы догнали только двоих и завалили их. Они, вероятно, знали, что так может получиться, и что их приятели бросят их. лохи. Один из наших хотел забрать у них бумажники и ключи, как обычно делается в таких случаях, но Умники остановили нас. Они были шокированы произошедшим; они не ожидали, или не хотели, во всяком случае, никаких неприятностей. Трудно представить себе моб фанов “Уимблдона”, не так ли? Тем не менее было заметно. что они довольны, что мы с ними.

Дорога на Уэмбли — одно из самых сильных ощущений, связанных с футболом. Даже хотя играла не моя команда, я был горд находиться там, и, сражавшись за этих парней, почувствовал себя одним из них. Мы встретили несколько знакомых парней из других клубов, которые, подобно нам, стали Умниками на один день, и вскоре выяснилось, что обычная ливерпульская практика быковать и отнимать билеты имела место еще ночью в пятницу. Так же как мы. они (другие случайные Умники) успели перемахнуться с фанами “Ливерпуля”, но в отличие от нас они также отлавливали их и отбирали билеты назад. Мы даже разговорились с парочкой полисов неподалеку от стадиона, и они сказали, что знают о происходящем, но не могут ничего предпринять, так как нет ни времени, ни возможности опознать подонков. Несчастные ублюдки, потерявшие билеты, ходили, как в воду опущенные, и можно было видеть некоторых поблизости от Уэмбли буквально в слезах, потому что они пропускали величайший день в истории своего клуба. Спекулянты, конечно, встречали всех с распростертыми объятиями, и они должны благодарить судьбу за этот день, хотя мы видели, как некоторые спекулянты просто отдавали билеты пострадавшим Умникам.

Сама игра сейчас уже стала историей. Могу честно сказать, что я радовался голу так же, как любым другим, виденным мною в своей жизни, и все мы были в приподнятом настроении, когда покидали трибуны. Это был славный футбольный денек. Мы шли пешком, все наверху блаженства, но скоузерс были отнюдь не в радостном настроении. Хотя некоторые пожимали руки фанам Умников, те, кто был помоложе, выглядели не на шутку мрачно, и было ясно, что так просто домой они не уедут. Мы шли впереди группы из примерно пятнадцати скоузерс. и чем ближе к метро, тем чаще мы слышали их реплики в наш адрес. Мы немного разошлись в стороны, чтобы освободить пространство на тот случай, если они прыгнут на нас. До моих ушей снова донеслось “мудаки кокни” или что-то в этом роде; я остановился и обернулся, будучи уверен, что остальные наши сделают то же самое. “Давайте, парни”, — сказал я. “Не надо так переживать, ладно?” Я шагнул вперед с протянутой рукой, и хотя они сначала попятились, один из них тоже протянул мне руку.

Сейчас сложно сказать, каковы были его действительные намерения, но я начал первым. Будучи левшой, я накатил ему в висок, а когда он начал падать, добавил коленом поддых, и он рухнул на землю. Остальные наши свирепо прыгнули на них, так что они не успели среагировать. Мой оппонент вышел из игры. и огляделся в поисках новой мишени, но те, кто мог, уже убежали, а остальные, так скажем, были заняты. Внезапно из бара на противоположной стороне улицы раздался шум, и когда я посмотрел туда, то увидел, что примерно раз в десять больше скоузерс высыпали из него и движутся на нас. Это было похоже на начало неприятностей. Тысячи людей проходили мимо, вовсе не собираясь нам помогать. Полисов поблизости тоже не было, так как мы проверили это, прежде чем начать.

Когда они приблизились, я прежде всего посмотрел, нет ли у них перьев, так как скоузерс известные любители пускать в ход ножи, а мне вовсе не улыбалось быть порезанным. Вроде все было в порядке, и мы развернулись к ним лицом к лицу. Сейчас кажется, будто это длилось долгие минуты, но на самом деле все произошло в течение нескольких секунд, за которые мы собрались и наметили себе мишени. Однако в отличие от тех, первых, эти знали, что делать Хотя я пригнулся, когда двинулся вперед, кто-то накатил мне с боку, и я не удержался на ногах. Я успел схватить одного из них и повалился вместе с ним на землю, держа его таким образом, что у него не было шансов подняться и начать махаться. Внезапно нас как бы накрыла серая масса. Черт знает откуда, появились полисы; они растащили нас и запихнули в свой микроавтобус, я даже не успел сообразить, что к чему. Буквально за минуту автобус заполнился как участниками махача, так и случайными прохожими, потому что полисы повязали каждого в радиусе тридцати футов.

В участке я прикинулся невинной жертвой, пользуясь тем, что фанаты “Уимблдона” славятся своим добродушием и тем. что редко попадают в переделки, так что вышло, что этот тип просто напал на меня, когда я хотел пожать ему руку. Полис, повязавший меня. подтвердил, что противник меня подмял, и это также сыграло в мою пользу, и спустя пару часов я уже прогуливался на свежем воздухе с незапятнанной репутацией и готовностью глотнуть пивка. Жаль, что не все наши так легко отделались, но это уже другая история, так сказать — неизбежный риск. Главное — это был клевый денек, вероятно, один из лучших в моей жизни.

Во время работы над книгой мы получили огромное количество писем и встретились с множеством людей, рассказавшим нам о многих эпизодах, иногда серьезных, иногда интересных, иногда ужасных, иногда незначительных, и иногда заставивших задуматься. Мы также собрали много в высшей степени забавных сообщений и наблюдений, так как, помимо прочего, футбол прежде всего доставляет людям радость. Но одно письмо должно быть помещено здесь просто непременно. Оно имеет мало общего с содержанием книги и этой главы в частности, но оно показывает, до какой степени доходит одержимость поклонников маленьких клубов, и к тому же оно просто веселое. Мы призываем всех прочитать его и постараться не истолковывать превратно. Оно было прислано нам анонимом, но мы полагаем, что никто не написал бы о подобном случае, не имей он места в действительности.

Барнстоунуорт [город, в котором происходит действие известной британской мыльной оперы]

Одна из наиболее смешных историй, связанных с футболом, свидетелем которых я был, в то же время является, вероятно, одной из самых грустных. Это было в 1977 году, я тогда служил в RAF [Royal Air Force — Королевские Военно-воздушные Силы] в Линкольне во время известной забастовки пожарников. В течение двух дней на нашем участке ничего не произошло, пока наконец мы не получили сообщение о возгорании в камине. Для настоящих пожарников возгорание в камине — просто хлеб с маслом, но для нас — да. мы здорово перепугались. Я помню все, как будто это происходило вчера. Итак, мы помчались к этому дому с двумя полисами на байках в качестве сопровождения, и когда прибыли туда. то обнаружили типичное строение а-ля Coronation Street [еще одна известная мыльная опера] (две комнаты сверху, две снизу) с дверьми, ведущими, сразу в переднюю комнату. Камин полыхал. Не только поэтому, но главным образом потому, что это был наш первый пожар, повсюду были представители местной прессы, и необходимость все сделать правильно здорово давила на нас. Пока парни быстро готовили снаряжение, я постучал в дверь; мне открыла женщина небольшого роста. “Вы приехали тушить огонь, да?”, — спросила она. “Заходите, я поставлю чайник”.

Зайдя внутрь, я обнаружил, что дом почти полностью завешан фотками игроков “Линкольн Сити”. На обратной стороне двери висели красно-белые шарфы. над плитой — фотография стадиона. Хозяин, видимо недавно вернувшийся с работы, сидел за столом и ел картошку с рыбой, одновременно просматривая последнюю страницу местной газеты —хронику происшествий. Это было как известные эпизоды из одного телефильма, и я подумал, что эти люди в самом деле жалкие северные ублюдки, которых можно видеть по телевизору в занудных драмах о жизни рабочего класса. “Вы любите футбол, да?”, — спросил я, просто чтобы сказать что-нибудь, после чего мне пришлось выслушать нескончаемую тираду примерно в том смысле, что “Сити” — величайшая вещь со времен сотворения мира, и т.д. и т.п.

Пока я был в доме и разговаривал с этими двумя людьми, которые вели себя так, будто и беспокоиться не о чем. наши парни влезли на крышу и просунули шланг в отверстие камина. Действия при подобном виде пожара заключаются в разбрызгивании воды и тушении огня паром, но вспомните, это был наш первый вызов и мы перестремались, так что парни открыли кран на полную. Стоя в комнате, я внезапно услышал, как шум работающего насоса перешел в визг и началось черт знает что, так как камин стал буквально извергать сажу, в него попало около 200 галлонов воды. Комната, хозяева, я и все фотки на стенах были покрыты черной грязью, но самое смешное, что этот чел продолжал есть как ни в чем не бывало.

Я не верил глазам своим. Их комната была в руинах, но этот мужик все еще ел, а женщина была настолько благодарна, что мы потушили огонь, что я подумал, что она согласилась бы иметь от меня детей, попроси я ее об этом. Я и остальные парни были порядком смущены, но она и слышать не захотела, когда мы предложили вернуться на следующий день и все очистить.

Я с удовольствием бы сейчас вернулся туда — просто посмотреть, изменилось ли что там с тех времен. Даже сейчас, когда наступает пять часов [в Англии матчи по субботам обычно начинаются в три часа, следовательно, в пять все результаты уже известны], я всегда ищу результат матча “Линкольн Сити”, думаю об этой парочке и вспоминаю тот вечер.

 

ГЛАВА 4

РАСИЗМ

Почти каждый, читающий эту книгу, рано или поздно столкнется с людьми, “знающими все” о футбольных хулиганах, но тем не менее ни разу не бывавших ни на одной игре. Мы встречались с этим типом людей тысячи раз — на работе, в пабе, даже дома — и они как зубная боль. Они верят всему, что читают в прессе о “нашем” менталитете, и не хотят слышать ничего от нас самих, потому что уверены, что все мы поголовно — безграмотные дебилы, ультраправые, безработные подонки из разбитых семей с криминальных окраин. Это, как все МЫ знаем, полная чушь. Это примерно так же близко к истине, как утверждение, что типичный шотландец носит килт, играет на волынке и жмот, или что типичный ирландец — толстый трудяга, любитель “Гиннесса”.

Факт существования подобного идиотского мифа целиком на совести средств массовой информации, ФА (Футбольной Ассоциации) и Футбольной Лиги, считающих, что футбольные суппортеры — бараны, и что относиться к ним нужно соответственно. Достаточно только взглянуть на то. как осуществляется контакт между клубами и их фанами, и на эволюцию, проделанную ФА в ее отношении к тем, кто ездит за сборной, со времен фарса, сопровождавшего Чемпионат Европы 1988 года. чтобы понять, что это действительно так. Однако, есть одна проблема, по поводу которой озабоченность этих прекраснодушных созданий превышает все мыслимые пределы, по поводу которой организуются кампания за кампанией. Но пока они пытаются уверить публику в том, что эта проблема — настоящая заноза в Британском клубном футболе, истина заключается в том, что на стадионах и среди тех, кто заполняет дешевые трибуны, она не существует на том уровне, о котором твердят футбольные авторитеты и лидеры традиционных политических движений. Эта проблема — расизм.

Утверждать, что среди футбольных фанов нет расистов, было бы чудовищно наивно, но на основании собственного опыта мы можем сказать, что расизм преобладает за пределами стадионов, а не внутри их, и по простой причине: мы, суппортеры, преклоняемся перед каждым, кто отдает все нашей команде. Дайте мне, или почти любому фану любого клуба страны, центрфорварда, рожденного с чувством гола, или защитника, который положит Ромарио в карман, и я позволю ему прийти ко мне домой, есть мою еду, пить мое пиво и разрешу жениться на моей единственной дочери независимо от того, откуда он и какого цвета.

Есть клубы, которые в своей истории имели фанов-расистов, но постоянно останавливаться на этой проблеме — значит заставить людей отказаться от посещения стадионов и наслаждения футболом. Вне всякого сомнения, множество суппортеров с этнических окраин были, и остаются, при убеждении, что эти кампании действительно вызваны расизмом на трибунах. Многие из тех цветных суппортеров, кто регулярно посещают матчи, однако, вовсе не рады тому, что их рассматривают как “особый случай”, потому что это совсем не то, чего они хотят. Мы даже пойдем так далеко, что скажем, что футбол является примером того, как спорт может позитивно влиять на общество, потому что для многих, особенно детей, игроки — герои, не имеющие цвета. Если вы сомневаетесь в этом, взгляните на толпы белых, черных и азиатских ребятишек, с гордостью носящих майки с такими надписями, как “Коул”, “Йебоа” или “Ширер” Вероятно, в их сознании нет места расизму.

Так почему же футбол постоянно подвергается атакам с этой стороны? На то есть две основные причины. Первая — это то, что наша игра не только занимает важное место в жизни общества, но и является легкой мишенью. Ни один “авторитет” не осмеливается рассматривать проблему так, как это делаем мы, потому что большинство людей приходят в ужас от одной мысли о том, что их могут назвать расистами. Мы хорошо понимаем эти страхи, так как расизм возведен в ранг дурной привычки, так же как, например, педофилия, но кто-то ведь должен сказать правду— Эта концепция разрушает футбол; и это далеко не здорово. Второй фактор, который говорит против нас — то, что песни, которые поют суппортеры во время игры, иногда расистского содержания (слова медиа, не мои). Ерунда.

Важно понять, почему мы кричим и поем на футболе, ведь у большинства из нас это происходит естественно. Футбол по своей природе очень эмоционален, и если что-то идет не так, толпа переключается на игроков, чужих и своих, пытаясь спровоцировать ответную реакцию. “Ты грязный северный/южный/жирный/черный/лысый/кокни ублюдок” (выберите по вкусу), “ты скоузерская мразь” или “ты шотландский мудак” — все это легко услышать, так же как “ты бесполезный козел”, “ты дерьмо”, и т.д. и т.п. Все эти комментарии — ругательства, ни одно из них не красиво, но почему одно слово из этого ряда более оскорбительно, чем другие? Неужели слово “черный” действительно кого-то задевает? Ниггер, паки [пакистанец], хонки [аналог “черномазого”, но применительно к белым], чинки [косоглазый] — оскорбления, но не черный. Во всех ругательствах, помещенных выше, фан фиксирует свое внимание на игроке. Называя его “грязным ублюдком”, “жирным/черным” и т.д. он, очевидно, показывает, что игрок — мишень.

Однако, некоторые могут поспорить с тем, что между этими ругательствами нет разницы. Например, я толстый и лысый, и люди могут попытаться задеть меня, комментируя эти факты. Я могу избегать этого посредством диеты и ношения парика. Это невозможно для чернокожих, и поэтому, дескать, это хуже. Но это звучит дико — разве кто-то хочет изменить цвет кожи? Каждый цветной, которого я встречал, гордился тем, что он цветной, и я уверен, что подойди я к Лесу Фердинанду или Стэну Коллимору и спроси их, не хотят ли они стать белыми, они рассмеются мне в лицо (по крайней мере!).

Семидесятые и восьмидесятые были ужасным временем для цветных игроков на поле, особенно на некоторых стадионах, однако сейчас все изменилось. Такие игроки, как Клайд Бест, путем своего присутствия духа, настойчивости и мастерства заставили людей принимать их просто как великих игроков, а не как великих черных игроков. В наши дни, конечно, все по другому, потому что почти в каждой команде есть черные игроки. Цвет кожи футболиста — нечто нематериальное для подавляющего большинства суппортеров, и это говорит о прогрессе расовых отношений в игре и обществе. В чем футбол действительно нуждается, так это в выборе нового курса в отношении к этой проблеме, нужно взглянуть на то позитивное, что привносят черные и иностранные игроки в нашу игру. Например, Иан Райт демонстрирует позитивное отношение к любым формам оскорблений и показывает, как с этим бороться. Он — верхушка пирамиды, великолепный игрок, зарабатывающий огромные деньги (чему завидуют и несуппортеры) и также очевидный пример для подражания детям.

Когда Кантона потерял самообладание в матче против “Кристал Пэлас”, я ждал затаив дыхание, когда же в этом деле будет разыграна расистская карта. Долго ждать не пришлось, потому что быстро стало понятно, что она привлечет общественное мнение на сторону Эрика. Сработало. Через несколько дней пресса и телевидение уже утверждали, что участвовавший в инциденте суппортер — член Национального Фронта, хотя это не было доказано. Nike использовали тот же трюк в своем рекламном ролике, где Кантона спрашивает, кого мы видим — футболиста или француза. Хотя после того случая он выглядит либо идиотом, либо хулиганом.

Мы уверены, что лучше больше внимания уделять позитивным сторонам игры, чем зацикливаться на негативных. Да, оскорбления игроков широко распространены в футболе, но это мало что значит помимо эмоций тех, кто смотрит игру. Для большинства суппортеров в наши дни игроки не имеют цвета, и если вы сомневаетесь в этом, задайте себе простой вопрос: когда последний раз вы были свидетелем действительно расистского инцидента на игре, не принимая во внимание тех случаев, когда отдельные языкастые граждане распускают языки о “таких-сяких черных”?

Могу честно сказать, что за все время, когда я хожу на матчи, не считая Дублин, о котором мы поговорим особо, я был свидетелем только одного эпизода, который я определил бы как в самом деле расистский. Для суппортеров “Уотфорда” визиты к “Вест Хэм” в золотые деньки Барнса и Блиссетта не всегда были удачны. Однажды я пошел на игру с женой. Так как она — поклонник Молотобойцев, я повел ее на домашнюю трибуну, где размещались любители футбола из Ист-Энда. Выход игроков на поле Аптон Парк сопровождался обычными изъявлениями любви в адрес Молотобойцев, но хуже всего было то. как один мужик разговаривал со своими маленькими детьми. Такие реплики, как “Смотри, сынок, это один из этих черных ублюдков” и “Смотри, парень, черномазый”, вызвали у меня тошноту. Самым неприятным были не сами оскорбления — белые игроки и суппортеры “Уотфорда” также получили свою долю — а звучавшая в них неподдельная злоба. Было страшно видеть людей, ведущих себя таким образом, и это стало еще хуже, когда “Уотфорд” открыл счет. Этот эпизод я так и не забыл, но это был единственный раз, когда я был свидетелем подобных вещей. В очень немногих клубах еще остались расистские элементы, однако после упорной работы по их устранению они составляют мизерное меньшинство суппортеров. и они ни в коем случае не показатель для подавляющего большинства фанов нашей страны.

В то время как, без сомнения, любые проявления расизма абсолютно неприемлемы, будь то на работе или в спорте, футбольные суппортеры — это только футбольные суппортеры. Следовательно, не нужно постоянно подвергать игру нападкам и утверждать, что она является главным пристанищем этой заразы. Некоторые индивидуумы, приходящие на матчи, являются расистами, это неизбежно, однако вряд ли стоит из-за этого бросать тень на репутацию остальных и говорить, будто игра охвачена этой проблемой. Мы — суппортеры, любящие великую игру. и мы любим тех, кто в нее играет, какой бы национальности и цвета кожи они бы ни были. Кого мы, суппортеры, действительно ненавидим, так это людей, указывающих нам, кто мы и что мы, вот кого я действительно назвал бы расистом.

Оскорбления толпы — просто еще одна грань внимания. Почти каждую игру я смотрю из-за ворот, и выкрикивание оскорблений — вторая натура для меня и большинства суппортеров по одной причине: мы любим наши клубы и хотим, чтобы они выигрывали матчи — для нас. Когда они играют хорошо, все прекрасно и они получают только похвалу и лесть и купаются в лучах славы, но когда плохо… Однако противник не может рассчитывать на какое-либо уважение. Одна из причин, по которым это происходит — обычно пустая надежда повлиять на результат путем давления на противника. Игроки знают, что их будут оскорблять; это часть их работы. Если игрок слышит с трибун что-то ему неприятное, это. конечно, не есть хорошо. Но как насчет той боли. которую они приносят нам годами? Если они сыграли фигово, они покидают поле расстроенными, и. может быть, посидят в тишине в раздевалке какое-то время; но мы — фаны — покидаем трибуны, чувствуя себя опустошенными, униженными, уничтоженными. “Уотфорд” не раз разбивал наши сердца. следовательно, мы можем время от времени дать игрокам хлебнуть немного горя. Разве это не просто другая сторона любви? Игроки знают: в субботу днем мы поливаем их грязью, но если встретим в понедельник, то скажем “привет!” и потом будем рассказывать приятелям, кого встретили на улице.

И почему считают, что мишенью могут быть только игроки? В “Уотфорде” такой мишенью часто служил Элтон Джон [Элтон Джон, как известно — представитель секс-меньшинств], так же как все, в той или иной степени связанные с клубом. Как часто фаны “Манчестер Юнайтед” слышат тему Dambusters [английский фильм о действиях британских ВВС против “Люфтваффе” во Второй Мировой Войне; таким образом суппорторам “Манчестер Юнантед” напоминают о катастрофе над Мюнхеном в 1968 году, в которой погибли футболисты тогдашнего “МЮ”] со всеми ее подспудными значениями? Мы также слышали о том. как фанов “Брэдфорда” оскорбляли их противники, кидая на поле горящие листки бумаги [напоминание о трагедии, произошедшей на стадионе в Брэдфорде, когда там в результате пожара погибло значительное количество зрителей], это просто другие формы оскорблений, также направленные на провоцирование реакции. Если вы хмуритесь каждый раз, слыша, как приезжий моб обвиняет вас в бегстве от ваших местных врагов, вы никогда не пойдете на игру вновь. Но вы знаете, что. в общем-то, здесь нет ничего личного, это ничего не значит. Большой вопрос, однако, в том, что дает нам право на оскорбления. По моему, на него легко ответить. Когда я плачу мои потом заработанные деньги и прохожу через турникеты, я попадаю туда, где все мои неприятности забываются. Здесь меня не интересуют карьера, здоровье и деньги; здесь есть только футбол, который дает нам противников, на которых мы можем выместить накопившуюся злость посредством криков, аплодисментов и пения. Человек, сидящий рядом со мной, или вами, может быть безработным или директором компании, это не значит ни йоты, потому что на девяносто минут мы все одинаковы, у нас общая цель, и мы забываем себя.

Игра знает это, и тем не менее продолжает сползать в трясину семейной атмосферы; заряды и песни зажимаются в тиски. Если вы идете в паб, вы ожидаете услышать, как кто-то заказывает выпивку; если вы идете на игру, то ожидаете услышать крики, песни и ругательства, и эти крики, песни и ругательства создают атмосферу, которую никогда не смогут создать семьи с их 2,4 детьми в среднем и похлопыванием в ладоши. Игра нуждается в нас, суппортерском хард-коре, чтобы быть тем, что мы любим, и пора принять это, пока еще не поздно.

Конечно, все, о чем мы здесь говорили, относится к клубному футболу. Если вы хотите дискутировать о расизме среди суппортеров, то матчи сборной совершенно иное поле для дебатов. Без сомнения, поездки заграницу со сборной Англии вызывают чувство национальной гордости. которое слишком часто проявляется ненавистью ко всем не-англичанам, независимо от их цвета. В этом контексте расизм приравнивается к национализму, защите флага и ненависти ко всему остальному. Радикальные ультраправые партии, выбирающие матчи сборной своей мишенью, знают, что многие суппортеры испытывают такие чувства. Нацистские жесты, столь печально часто наблюдаемые среди английских фанов, — тому свидетельство, хотя странно, почему они выбирают столь очевидный иностранный символ для демонстрации чувства национальной гордости. Методы, используемые местными службами безопасности, никогда не помогут в этой ситуации. Они осуждают англичан еще до их прибытия, и видят врага в каждом человеке с Юнион Джеком. Это может привести только к тому, что истинные суппортеры прекратят ездить за национальной командой, следовательно, увеличится концентрация траблмэйкеров. Обычные фаны боятся этого клейма, и никто не может винить их за это.

 

ГЛАВА 5

УЛЬТРАПРАВЫЕ

Так как футбол — игра, заключающая в себе все элементы жизни общества, и хорошие и плохие, то неудивительно, что экстремистские крайне правые (а сейчас и крайне левые) политические партии используют футбол для вербовки людей в свои ряды. Когда английские фаны устроили беспорядки в Дублине, о чем рассказали выпуски новостей по всему миру. по поводу этой игры возникло очень много вопросов. Очень быстро стало ясно, что это было больше чем обычное проявление футбольного насилия, так как в данном случае участие принимали определенные политические группы. Мы попытались связаться с ними. обратившись с просьбой поучаствовать в написании данной главы. За одним исключением, все они отказались, что можно было предвидеть. После разговоров со многими людьми, бывшими в Дублине тем вечером, мы поняли, что этот рассказ ответит на те вопросы, которые, собственно, мы и собирались затронуть.

Дублин

Я активный участник БНП (Британская Национальная Партия) и поклонник одного небольшого клуба с севера страны, славящегося хорошей выездной деятельностью своих фанов, а также сопутствующими ей беспредельными акциями, организуемыми нашим хард-кором. Как член БНП, я рассматриваю клуб как идеальное место для вербовки людей и распространения литературы на матчах, домашних и выездных. Наша партия со всей серьезностью относится к футболу, так как большинство людей, посещающих матчи — это белые британцы, рассматривающие жизнь как борьбу против существующей системы, которая, мы уверены, предает народ, пытающийся сделать страну такой, какой она была ранее, то есть великой. Наша цель —помешать этому, заставить людей думать о том, что происходит вокруг них; только так мы сможем снова сделать Британию великой. Мы продаем около 150 газет в месяц, и в настоящее время число членов партии постоянно растет (после некоторого периода застоя). Конечно, многим людям из клуба не нравится то, что мы распространяем свою литературу на трибунах, мне известно это хотя бы по тем письмам и звонкам, которые приходят в клуб и местную прессу; таким образом, многие не одобряют нас. Все. что я могу сказать по этому поводу — если вам не нравятся наши издания, не покупайте их — в конце концов, мы живем в свободной стране. В прошлом у нас также были некоторые проблемы с такими организациями, как Анти-Нацистская Лига (АНЛ) и Анти-Фашистское Действие (АФА), но парни из нашего моба, не разделяющие наших политических взглядов, всегда вместе с нами выступали против них, так как они рассматривают любые действия против нас как действия против моба и его репутации в целом.

Будучи преследуемой организацией, группы БНП по всей стране поддерживают тесные контакты друг с другом, обмениваясь информацией, в том числе и о возможных готовящихся против нас акциях. Ультраправые партии имеют репутацию партий, активно использующих насильственные методы борьбы, поэтому если их задевают, они незамедлительно реагируют, привлекая к акциям большое количество участников, но по-настоящему элитной праворадикальной бригадой считается Combat 18 (С18), названная так в честь Адольфа Гитлера (по порядковым номерам букв алфавита — А=1, Н=8), которая имеет свои определенные принципы и установки. Повсюду они используют насилие и тактику террора против всех, кто, по их мнению, стоит на пути распространения правильных взглядов. Они являются устрашающим фактором для тех, кто хотел бы убрать нас подальше от клуба. Я думаю, что многие люди хотели бы выступить против нас, но не могут на это отважиться, и, наверное, никогда не смогут.

В феврале 1995 года наша банда вместе с другими членами БНП из другого северного клуба отправилась на матч сборной Англии в Дублин. Еще за несколько месяцев до этого мы получили директиву во что бы то ни стало попасть на этот матч — но мы в ней и не нуждались: мы хорошо знали, что такое Ирландия и какова была политическая ситуация на тот момент; мы предполагали, что полиция попытается остановить нас в аэропорту, чтобы воспрепятствовать поездке. Мы знали, что все будут против нас, так как знают, зачем мы едем. но мы были уверены, что у них не хватит сил остановить нас. Также ходили разговоры, что на матче будут люди, которые специально приедут наблюдать за нами. В то время лично я думал, что все это не более чем слухи, однако теперь, вспоминая произошедшее, я думаю, что это было правдой, и там действительно были люди. прибывшие вычислять нас.

Нашей целью было быстро и не привлекая внимания попасть в Дублин. возглавить поддержку на матче и, по возможности, сорвать матч таким образом, чтобы привлечь как можно большее внимание средств массовой информации. Нужно было дискредитировать британское правительство перед началом англо-ирландского мирного процесса. Матч, как известно, транслировался напрямую, так что лучшей возможности для демонстрации английского рэмпейджа и не требовалось, тем более что, как мы знали, другие группы сделают все возможное, чтобы устроить шоу на игре.

Английские фаны как фаны сборной отличаются от себя самих в своей клубной ипостаси. Как фаны сборной, они в первую очередь чувствуют необходимость в утверждении чувства национального самосознания и самоутверждения, для чего Дублин — идеальное место; что может быть лучше, чем играть против команды, набранной из игроков той же национальности и возглавляемой тренером, которого нельзя назвать иначе как “иуда” и предатель своей страны? Английские суппортеры гордятся тем, что они англичане, и хотя подавляющее большинство из них ни в коем случае не может быть причислено к расистам, в их любви к стране есть изрядная доля национализма. Они требуют, чтобы к ним откосились с уважением, и если этого не происходит, тогда-то все и начинается. Это обстоятельство объясняет то, почему меры, принимаемые полицией иностранных государств, обычно оказываются недостаточными, и то, как легко англичане добиваются своего, если захотят.

Мы были удивлены тем. как легко мы попали в Дублин. В Англии в аэропорту мы не имели проблем, и то же самое можно сказать и о нашем прибытии в Ирландию. Мы уехали во вторник, вместе с несколькими другими бригадами, и хотя в пути произошло несколько мелких происшествий, они просто являлись отголоском состоявшейся ранее в том же сезоне кубковой игры. В любом случае, мы не собирались скрывать, что мы англичане. Когда мы прибыли в город, мы встретились с несколькими другими мобами, ознакомившись таким образом с обстановкой. Муссировались слухи, что якобы большое число членов С18 добралось а начале недели разными маршрутами (с целью избежания вычисления и депортации), и они активно налаживают связи с членами Ulster Freedom Fighters (Ольстерское Движение Сопротивления) [оранжистская организация в Северной Ирландии], организации, с которой С18 поддерживает тесные контакты со времени провозглашения англо-ирландского соглашения. Ближе к ночи мы нашли подходящий паб и зависли в нем; время от времени наведывались небольшие группы фанов. Они рассказали нам о небольших стычках в городе, но в целом, по их рассказам, все было спокойно, и местные, похоже, не имеют намерений проявлять какую-либо активность.

В день матча мы увидели множество знакомых лиц; число английских суппортеров стремительно росло, и атмосфера накалялась с каждой минутой. Новости из пабов перемежались лоялистскими слоганами, в совокупности с несколькими замученными махачами это помогло всем проникнуться подобающим настроением. Активно распространялась литература БНП, и большинство разговоров было не о футболе, а о том, что произойдет на стадионе и в его окрестностях. Кто-то разузнавал, какие дальше планы, и каждый собирался принимать активное участие в их осуществлении.

Выйдя из паба, мы двинулись к стадиону, и шоу началось. Мы собрались в большой моб, и полиция хотела только, чтобы мы как можно быстрее прошли по улицам и оказались на трибунах. Меры безопасности были просто смешными. Не составило никакого труда попасть на стадион — мы просто прошли через них (полисов) и турникеты. В этот момент я понял, что мы можем замутить что-нибудь реальное.

На стадионе атмосфера была наэлектризована, полна ожидания чего-то, что вот-вот должно было произойти, и взаимной ненависти. Кругом знакомые лица; такого состава я никогда раньше не видел. Что еще меня удивило, в нашем секторе были также и ирландцы, на которых немедленно прыгнули. Непохоже было, что полиция могла это остановить, и многие ирландские болельщики стали покидать трибуну, спасаясь бегством. С приближением начала матча все громче звучали заряды “Не сдадимся ИРА” и “Ольстер — британский?”, во главе всего этого стояли члены БНП (это может показаться странным кому-то, но я действительно считаю, что большинство англичан в целом разделяют наши взгляды, но нуждаются в ком-то, кто объединил бы их и подтолкнул к действию).

Некоторые из английских парней были в масках, что не совсем обычно для нас, но эти парни начали швырять специально приготовленные предметы в людей, сидевших в секторе под нами. Мы хорошо начали, и становилось ясно, что мы полностью контролируем обстановку в этой части трибуны. Было понятно, что так не может продолжаться долго, с другой стороны, все внимание журналистов было приковано к нам, и мы внезапно поняли, что вот он — шанс показать всему миру, как мы по-настоящему относимся к Северной Ирландии. Футбол дал нам шанс, но игра сама по себе была для нас только шагом на пути к достижению цели. Как я уже говорил, нашей изначальной целью был срыв матча, но в тот момент мы поверили, что действительно сможем сделать это.

Когда ирландцы начали с центра, мы зарядили “Зиг Хайль” и все такое; полиция позволяла нам делать все, что угодно. Один полис, либо очень храбрый, либо очень глупый, полез в толпу, пытаясь выцепить там кого-то. В этот момент люди стали ломать сиденья, вооружаясь ими, поскольку ожидали вмешательства спецназа, которое должно было послужить сигналом для начала кик-офф. Но события приняли другое направление, когда ирландцы открыли счет. Некоторые ломанулись вниз, и начался тотальный беспредел.

Я помню, что эту картину показывали напрямую в пабах и клубах по всей Британии, а также во многих местах Европы. Это было самое офигенное, что я когда-либо видел на футбольном матче. Народ внизу выскакивал на поле; между ними возникали махачи, поскольку Там были и англичане и ирландцы, но это уже не было так важно, так как нас больше интересовала политическая сторона дела. Полисы избрали своей мишенью на поле английских парней, но тут начали мы, и им пришлось переключаться на нас. Мы увидели, что игроки покидают поле; затем прозвучало сообщение, что игра прервана. Ощущение собственной силы было просто офигительным. Мы достигли большего, чем надеялись, потому что это попало в новости по всему миру. БНП была достаточно хорошо известна, и то, что мы могли организовать такое, было неплохим ответом нашим оппонентам. БНП больше не смогут игнорировать; на следующий день о нас говорили повсюду — и за обеденными столами, и на рабочих местах.

Тем временем стадион опустел, остались только мы и полисы. Было ясно, что они хотят вытеснить нас со стадиона как можно быстрее (ясное дело, подальше от глаз журналистов). Когда мы двинулись к выходу, они направили нас в сторону морского порта. Они были немного (совсем чуть-чуть) напуганы; им, наверное, не давала покоя мысль, что мы можем начать снова. По дороге все, кого мы встретили, подверглись “небольшой” обструкции. Так как мы прилетели на самолете, то мы попытались вырваться из оцепления, но полисы сказали, что мы попадем в аэропорт через морской терминал. Но когда мы прибыли в порт, они стали загонять всех на паром. Когда кто-то стал настаивать на варианте с аэропортом, полисы врубились в толпу и стали окучивать нас дубьем. Махач в сложившихся условиях не представлялся возможным, так как полисы просто сбивали людей с ног, так что мы решили возвращаться этим путем. Вспоминая это, я содрогаюсь при одной мысли о том, что могло бы произойти, попади мы в аэропорт. Когда мы отчалили, все было очень клево, потому что глумежка продолжалась, и многие группы БНП были на борту. Хотя многие люди были изрядно помяты, настроение у всех было офигительным. Когда мы прибыли в Холихед. там все было запружено журналистами, но мы постарались избежать их внимания. Всегда найдется кто-то, кто готов увидеть свою физиономию на телеэкране, но только не я.

На следующий день этот инцидент был на обложках всех британских изданий. Вначале повсюду пестрели статьи об участии БНП и С18 в случившемся, но через пару дней все вернулось к избитым клише насчет “подвыпивших футбольных фанов”. Ни слова об ультраправых, наших целях и политической ситуации, которая послужила катализатором. Ни за что не поверю, что для журналистов на первом месте была спортивная сторона случившегося; я уверен, что просто правительство было озабочено тем, что могло бы произойти, допусти оно более-менее правдоподобную трактовку событий. По идее, полиции обеих стран должны были объединить свои усилия по предупреждению беспорядков, но вместо этого нам по сути дела было позволено делать что угодно. Так что, возможно, в этом и был весь смысл.