Ночь опустила своё тёмное покрывало, накрывая им Париж. Время близилось к полуночи, но, несмотря на позднее время, по городу разъезжали отряды конных гвардейцев, которые не прекращали поиск беглеца. Почти все ночные прохожие, попадающиеся на пути гвардейцев, подвергались тщательному осмотру. Город словно оказался в военном положении. Горожане роптали, приговаривая, что один человек явно не стоит таких усилий, но, по-видимому, гвардейцы так не считали, рьяно рыская по городу в поисках человека, за голову которого была обещана крупная награда. Несмотря на весьма опасное положение, Филипп не отказался от своей затеи. После весьма впечатляющего купания в Сене, он выбрался без помех на берег и провёл остаток дня вместе со своим новоиспеченном другом, который, без преувеличения, спас ему жизнь, в стареньком полуразвалившемся сарае, который нашел невдалеке от того места, где он выбрался на берег. За несколько часов передышки Филипп успел высушить одежду и отдохнуть. День был наполнен событиями, но, несмотря на это, Филипп чувствовал необычайную лёгкость и новый прилив сил. Происшествие, едва не окончившееся для него печальным образом, ничуть его не образумило. Предполагая, что его везде ищут, он тем не менее покинул безопасное убежище за час до полуночи. Ему необходимо было проделать немалый путь до аббатства, но это его не остановило. Искусно маневрируя, Филипп старательно избегал ночной стражи. Не раз он находился на волоске от гибели, но удача явно сопутствовала ему в этот день. И когда часы на площади начали отбивать двенадцать ударов, к великому облегчению Коринета из-за угла появилась знакомая фигура. Коринет успел раздобыть лошадь и ждал у ворот аббатства Сен-Дени. Вокруг аббатства стояла мёртвая тишина. Слышен был лишь лай собак и шуршание лёгкого ветра.

– Слава богу, ты жив, – пробормотал Коринет, приветствуя приблизившегося Филиппа, который в темноте казался почти невидимым. Тёмного покроя камзол и чёрный жеребец надёжно скрывали его в ночи. Блестела лишь рукоятка шпаги, которая была сделана из серебра. Может, благодаря своему жеребцу и одежде ему удалось избежать весьма нежелательной встречи с гвардейцами. Видимо, его просто не заметили в темноте.

– Оставайся здесь, – шёпотом сказал Филипп, – я один войду в аббатство!

– Хорошо, – покорно согласился Коринет и продолжал таким же тихим голосом, как Филипп, – но, прежде чем ты уйдёшь, я хочу кое-что сказать.

– Говори быстрее, – раздался нетерпеливый голос Филиппа.

– Это меня не касается, но я должен, – нерешительно начал Коринет и продолжал уже более уверенно, – речь идёт о герцогине Мендос. Она переживала за тебя сегодня. Она сказала, что умрёт, если с тобой что-нибудь случится. Она любит тебя и только говорит, что о тебе… я решил, что ты должен знать.

– Хорошо, – по тону Филиппа невозможно было определить, что он чувствует.

Филипп сошёл с коня и, оставив уздечку в руках у Коринета, направился к воротам. Ворота были заперты. Филипп громко застучал. Коринет на всякий случай отъехал за угол улицы. Оставаясь в тени, он отлично видел всё, что происходило перед воротами аббатства. Так, он увидел, как ворота закрылись и Филипп исчез за дверьми. Вокруг было тихо, но Коринета мучило смутное беспокойство. Он напряжённо следил за воротами и вдруг он увидел, что от одной из стен отделились несколько теней и направились к воротам. На них было одеяние монахов, но они вызвали у Коринета странное чувство опасности. Сперва он решил, что слишком сильное впечатление на него произвели сегодняшние события, но, когда ворота аббатства отворились и до ушей Коринета донёсся приглушённый голос, который произнёс два слова: «Он здесь!» – Коринет понял, что Филипп попал в западню, расставленную чьим-то хитрым умом.

Филипп молча следовал за монахом, который медленно шёл впереди него со склонённой головой. Они миновали монастырский двор и остановились перед часовней аббатства.

– Сюда, брат мой, – пригласил монах.

Филипп медленно вошёл внутрь часовни. Обернувшись, он увидел, что монах остался снаружи. Часовня слабо освещалась горящими свечами, которые стояли на маленьком столе, покрытом красной материей. Впереди, у передней стены, стояла статуя Иисуса Христа во весь рост. Четыре ряда скамеек тянулись по обе стороны от прохода, по которому он шёл. Внезапно заскрипела дверь. Филипп резко повернулся вправо. Из-за низенькой боковой двери, согнувшись, выходил пожилой епископ. На его сан указывала красная мантия. Лицо, покрытое глубокими морщинами, удивлённо вытянулось при виде молодого человека, невесть откуда появившегося перед епископом.

– Кто ты, сын мой? И что привело тебя? – старческий голос епископа звучал негромко и слегка хрипло, как у человека, который страдает кашлем.

Филипп подошёл к епископу и молча протянул зажатую в кулак руку. Епископ с возрастающим удивлением смотрел то на бесконечно грустное лицо молодого человека, то на его кулак.

– Что, – начал было епископ, но тут кулак раскрылся. Глаза епископа сразу наполнились слезами, веки задрожали. Дряхлые руки потянулись к молодому человеку, на ладони которого лежал крест, вдетый в волосяную нить.

– Филипп, мой мальчик!

Внезапно лицо епископа изменилось. В глазах появился страх. Он отдёрнул руки, почти коснувшиеся Филиппа, и обеспокоенно оглядел часовню.

Филипп не понимал, что обеспокоило епископа, но последовал его примеру и оглядел часовню.

– Иди за мной, – прошептал епископ и, повернувшись, пошёл к маленькой исповедальне, что стояла в нескольких шагах от алтаря. Войдя внутрь, епископ задёрнул за собой занавесь. Филипп, не понимая по-прежнему поведения епископа, всё же повиновался и последовал в соседнюю кабинку и так же, как до этого сделал епископ, задёрнул занавесь. Перегородка между кабинами опустилась. Они могли видеть друг друга через маленькое зарешечённое окошечко.

– Дай на тебя наглядеться, мой мальчик, – прошептал с любовью епископ Мелеструа. – Один господь ведает, сколько бессонных ночей я провёл в молитвах, умоляя творца о дозволении увидеть перед смертью ещё раз моего мальчика.

– Ваше преосвященство, – чувства переполняли Филиппа, – многие годы я мечтал о встрече с человеком, который стал мне как родной отец. Вы единственный человек, к которому в моём истерзанном сердце осталась крупица любви, ибо всё остальное место занимает ненависть к врагам.

– Враги, – прошептал епископ голосом, полным страха, – берегись их, мой мальчик, берегись. Они протянули свои щупальца повсюду. Они днём и ночью копают могилу, в которую собираются опустить Францию. Они губят всё на своём пути. Они очень опасны, ибо невидимы и наносят удар тогда, когда его никто не ждёт. У них в руках власть над жизнью и смертью.

– О ком вы, ваше преосвященство? – не понял Филипп.

– О них, – последовал ответ, – и помни, мой мальчик. В тебе одном заключена сила, способная противостоять… Раздался болезненный крик епископа и возглас:

– Берегись, Филипп!

Филипп вскочил со своего места, прижимаясь к окошку, и это спасло ему жизнь. Он услышал шум и увидел, как из тонкой дощатой перегородки показалось острие кинжала.

Филипп отдёрнул занавесь и оказался перед монахом с искажённым лицом, который собирался воткнуть в него кинжал. Филипп понял, что не успеет защититься. Исповедальня была узка. В этот момент монах охнул, хватаясь за голову, с которой ручьями потекла кровь. Он рухнул перед Филиппом. Коринет вытер со лба струившийся пот. Он едва успел.

– Берегись, – закричал Филипп, выбегая из исповедальни. Он оттолкнул Коринета, в которого был направлен кинжал ещё одного монаха, целившегося в его спину. Филипп молниеносно сделал выпад и поразил монаха.

– Да сколько их, – пробормотал ошеломлённый Коринет, при виде восьмерых монахов, которые окружали их, стоявших перед исповедальней. У всех были искажённые лица. В руках блестели лезвия кинжалов.

– За мной! – крикнул Филипп, бросаясь в свободный проход. Коринет побежал за ним. Филипп прыгнул на ближний ряд скамеек, затем на следующий и, прижимаясь к стене, побежал до места, где был небольшой выступ, который мог надёжно защитить их с тыла. За Коринетом бежали по пятам монахи. Филипп выжидал, сжимая шпагу в руке, он зорко следил за происходящим. Ещё мгновение, и он сделал то, чего убийцы совершенно не ждали. Филипп бросился им навстречу и, пользуясь преимуществом, которое давала длина шпаги, нанёс несколько рубящих ударов, один из которых попал в цель, распоров у одного из монахов лоб. Пользуясь сумятицей, возникшей в среде убийц, Филипп крикнул:

– Прикрывай мою спину! – и, мгновенно отскочив, пробежал по скамейкам, оказавшись слева от убийц.

– Проклятье, я не успею, – закричал Коринет, которого убийцы на время оставили в покое. Один из убийц пытался протереть глаза, которые после удара Филиппа закрыла льющаяся со лба кровь. Остальные семеро бросились на Филиппа, который наносил удары и, сразу же отпрыгивая, мчался по скамейкам, перепрыгивая через ряды. Убийцы гнались за Филиппом, не в силах его поймать, потому что он всё время бегал по часовне, увёртываясь от ударов, а Коринет за убийцами, которые, казалось, совершенно забыли о его присутствии. Но он напомнил о себе, когда, потеряв терпение, запустил топор в спину одного из убийц. Тот рухнул, не издав ни стона. Убийцы остановились, на мгновение повернувшись к Коринету. Филипп мгновенно атаковал их. Находясь между первым и вторым рядом скамеек, он сделал прыжок, достигнув прохода, где стояли убийцы, и нанёс удар наотмашь по ближайшему. Тут же, уклонившись от выпада его товарища, он пригнулся и выбросил шпагу вперёд, чувствуя, как она входит в тело убийцы. Оставшиеся четверо убийц разделились на две части. Двое бросились на безоружного Коринета, а двое остались против Филиппа. Филипп снова бросился на убийц. Размахивая шпагой, он обеспечил безопасное расстояние между собой и убийцами, но увидев, что Коринет схватился врукопашную с одним из убийц, а второй только и ждёт, чтобы воткнуть в него нож, он понял, что всё решают мгновения. Его шпага, сделав полукруг, хлестнула по руке убийцы, а затем вошла в живот. Делая этот манёвр, он едва увернулся от кинжала, который прошёл на расстоянии волоска от его шеи. Уворачиваясь, Филипп спотыкнулся о край скамьи и полетел кувырком к столу. Убийца с диким визгом радости бросился за ним. Шпага выпала из рук Филиппа, когда он упал. Кинжал убийцы был совсем рядом. Филипп, приподнявшись, схватил со стола массивное железное распятие Христа и в тот момент, когда убийца нанёс кинжалом удар, который, благодаря повороту, который сделал Филипп, поразил его плечо, он нанёс распятием сильный удар по голове монаха. Тот рухнул замертво на Филиппа. Филипп сбросил с себя тело и, вытащив кинжал из своего плеча, поднялся. Коринет всё ещё боролся. Он постоянно крутился из стороны в сторону, крепко сжимая своего противника, тем самым не давая его товарищу воспользоваться кинжалом. Филипп метнул кинжал в стоявшего над Коринетом убийцу. Кинжал вонзился в его спину. Увидев, что второй враг повержен, Коринет, издав рык, приподнялся, поднимая и своего противника, которого он сразу бросил на каменный пол. Тот охнул. Коринет придавил коленом его грудь. И, схватив двумя руками его шею, без видимых усилий задушил его. Затем он поднялся и, подобрав топор, подошёл к последнему, оставшемуся в живых монаху, который ничего не видел из-за крови и постоянно крутил головой. Руки его оттирали кровь с глаз. Лёгкий размах Коринета, и голова последнего из убийц покатилась на пол, оставляя кровавую полосу. Зажимая текущую кровь из плеча рукой, Филипп бросился к исповедальне. Он сорвал занавесь и тут же отпрянул, мгновенно побледнев. Епископ Мелеструа лежал, прижимаясь к стенке исповедальни. У ног собралась лужа крови, которая стекала с кинжала, торчавшего в его боку. Но епископ все ещё был жив. Глаза у него были открыты. Он прерывисто дышал. Коринет осторожно вынес его из исповедальни и отнёс на скамейку, где бережно уложил епископа. Филипп снял с себя камзол и, приподняв голову епископа, подложил под неё. Он схватился за кинжал, собираясь его вытащить, но едва слышный голос епископа остановил его:

– Нет… я умираю… подними меня…

Филипп здоровой рукой помог епископу приподняться. Тот оглядел поле битвы, и его голос зазвучал с гордостью:

– Ты победил… Они мертвы… я верю…. ты сможешь одолеть их.

Филипп опустил епископа обратно. В глазах умирающего светилось счастье.

– Мой мальчик… в молодости… я совершил чудовищную ошибку…

– Тише, – остановил его Филипп, – с нежностью гладя голову епископа, – вам следует беречь силы.

– Нет, – прошептал епископ, – времени мало… а я многое должен сказать… помни самое главное – избавься от ненависти… она убивает твою душу… и помогает им.

– Вы говорите о герцоге Бургундском? – склонившись над епископом, спросил Филипп.

– Нет, они гораздо… страшнее… Филипп, мой мальчик, избавься от ненависти и береги её… береги… они постараются убить её… только ты сможешь спасти… – рука епископа упала вместе с последними словами, душа покинула его тело.

Филипп прижал безжизненное тело к своей груди.

– Отец, отец, и вы меня покинули, – шептал он горестным голосом.

– Филипп, – Коринет положил руку ему на плечо, – мы не можем оставаться здесь, это слишком опасно, нам надо уходить.

Филипп оставил тело епископа и, поцеловав его в лоб в последний раз, покинул часовню вслед за Коринетом. Они беспрепятственно покинули аббатство. Коринет помог Филиппу взобраться на лошадь, и они уже собирались отъехать, когда Коринет услышал печальный голос Филиппа:

– Отец, кого я должен оберегать, кого?

* * *

Мария Анжуйская до поздней ночи оставалась рядом с Мириандой, которая хотя и не плакала больше, но замкнулась в себе и ни с кем не разговаривала. Она даже не подняла голову, когда к ним заглянул герцог Барский. Герцог попытался заговорить с Мириандой, но та упорно молчала. Пробормотав что-то про касающееся женского упрямства, герцог удалился. Мария тоже пыталась заговорить с Мириандой, но даже ей не удалось прервать молчание кузины. Мирианда почти всё время сидела на постели, сложив руки на коленях. Бледность, столь несвойственная Мирианде, покрывала её лицо. Грусть, словно тёмное облачко, отражалось в глазах Мирианды. Время от времени у неё вырывались вздохи, которые, несомненно, указывали на то, что Мирианду занимали печальные мысли. В конце концов Мария не выдержала этого безмолвного упрёка кузины.

– Признай, наконец, что брат прав, оберегая тебя от этого человека. К тому же, если быть искренним до конца, ты не можешь не понимать, что де Миран отверг тебя… он тебя не любит.

– Но я его люблю, – Мирианда прервала, наконец, своё молчание и голосом гордым и печальным продолжала, – я люблю его и умру, мечтая о нём.

Марию не на шутку обеспокоило состояние Мирианды. Кузина отличалась весьма скромным нравом, и её упрямство удивляло и раздражало Марию. Она ясно понимала, что у Мирианды не было надежды на взаимность. А если б де Миран всё же осмелился полюбить её, такой брак стал бы невозможен. Мирианда не могла не понимать всего этого. Её любовь обречена, но по какой-то непонятной Марии причине, Мирианда упорствовала. А ведь, чего доброго, кузина способна и выполнить свою угрозу. Последняя мысль привела Марию в ужас. Она собиралась вновь попытаться воздействовать на кузину, но её намерение прервал стук в дверь.

– Войдите, – громко сказала Мария.

Мирианда даже не подняла голову, когда в комнате появилась горничная. Это была пожилая женщина. Лицо женщины выражало серьёзную обеспокоенность. Она поклонилась принцессам.

– Могу я поговорить с вашей светлостью? – робко спросила женщина.

– Моя кузина не в духе, – ответила Мария, понимая, что вопрос адресован Мирианде.

– Прошу прощения, ваша светлость, я так и передам этому страшному человеку!

Мирианда внезапно встала с постели и быстро подошла к горничной. Не в силах скрыть волнения в голосе, она спросила:

– Что вам велели передать?

Горничная оглянулась на Марию Анжуйскую.

– Прошу прощения, ваша светлость, но этот человек строго-настрого велел сказать это только вам!

– Это моя кузина, можете открыто говорить при ней. Вас послал Коринет?

– Если ваша светлость имеет в виду одноглазое чудище, то да, – ответила горничная.

Мирианда, которую охватывало волнение всё сильней и сильней, бросила взгляд на Марию, которая прекрасно понимала, о чём или о ком может пойти речь и по этой причине осуждающе покачала головой, но потом пожала плечами, словно разговор её ничуть не интересовал.

– Рассказывай, – голос Мирианды задрожал.

– Вот, ваша светлость, – горничная достала откуда-то из-под складок записку и протянула Мирианде, которая буквально выхватила её из рук горничной.

Мирианда отошла в сторону и развернула сложенную вчетверо записку. Чтение продолжалось лишь одно мгновение. Мирианда вскрикнула и пришла в состояние нервного возбуждения. Она забегала по комнате в поисках чего-то.

– Что там написано? – не выдержала Мария, видя бурную реакцию Мирианды.

Заламывая руки, Мирианда бросилась к ней.

– Он ранен. Ему нужна моя помощь. Я не знаю, не знаю, как ему помочь… кузина, что мне делать?

– Господи, – пробормотала Ма£>ия…приведите его к себе и вылечите, что же ещё.

– Но как? Как? – чуть ли плача спрашивала Мирианда, – у ворот охрана. Его везде ищут.

– Ваша светлость, – подала голос горничная, – у меня есть ключик от калитки, что в саду, я могу его привести во дворец.

– Добрая душа, – Мирианда бросилась к шкатулке, лежавшей на комоде, возле кровати, и, взяв первое попавшееся кольцо, отдала горничной, – бери и приведи его, только скорей.

Горничная в замешательстве посмотрела на Мирианду.

– А вдруг его заметит дворцовая стража?

– Я сейчас, – Мария Анжуйская вышла из покоев и вскоре вернулась с плащом и шляпой своего брата.

– Идём, – бросила она горничной, первой покидая комнату.

Мирианда молитвенно сложила руки, вознося свой голос к небесам. Несложно было догадаться, о чём она просит всевышнего. Минуты стали злейшими врагами. Мирианде казалось, что с момента ухода Марии прошла целая вечность, хотя прошло не более получаса. Она почти отчаялась, когда, наконец, дверь отворилась и в комнате появилась Мария Анжуйская, а вслед за ней Коринет, который поддерживал раненного Филиппа.

– Санито, – Мирианда рванулась со всей поспешностью, на которую только была способна.

Филипп, смущённый столь горячей встречей Мирианды, сделал попытку отстраниться, но не тут-то было. Мирианда сумела даже Коринета оттеснить. Обняв его за плечо, она проводила Филиппа в комнату, смежную с её спальней, которая служила покоями для личной прислуги Мирианды. Она помогла Филиппу снять с него плащ. Сама сняла с него шляпу и, вернувшись в свои покои, бросила всё это на кресло. Затем она побежала обратно. Коринет молча наблюдал. Мария же, не сдержавшись, последовала за ней. Войдя, она увидела, как Мирианда стягивает белую рубашку Филиппа, которая была наполовину в его собственной крови. Мария собиралась сказать кузине, что она поступает неприлично, но сообразила, что её слова не образумят Мирианду. Поэтому всё, что оставалось сделать Марии, так это закончить начатое. Тяжело вздыхая, она начала помогать Мирианде. Они сняли рубашку общими усилиями, уложили Филиппа на кровать и, начисто обмыв рану, смазали её каким-то составом и накрепко перевязали. Все действия заняли не более четверти часа. Не раз за это время Филипп порывался отказаться от помощи, но нежные пальчики Мирианды всякий раз ложились на его губы, приказывая замолчать. Мирианда с такой нежностью и заботой прикасалась к Филиппу, что ему явно становилось не по себе. Филипп не хотел, чтобы его появление расценили неправильно. Он обратился за помощью к друзьям и ничего более. Но Мирианда думала иначе, и он понимал это. Мирианда в сотый раз потянулась, чтобы поправить подушку под головой Филиппа, когда Мария подхватила её за руку и вывела из комнаты, не забыв затворить за собой дверь.

– Ему нужна помощь, – возмутилась было Мирианда, но Мария с твёрдостью возразила:

– Ему нужен покой более всего!

– Он не умрёт? – с тревогой спросила Мирианда.

Коринет, не выдержав, расхохотался, Мария рассмеялась вслед за ним. Оба при этом сочувственно смотрели на Мирианду. Мирианда поняла, что вопрос прозвучал весьма глупо. Рана была лёгкая и никак не могла отразиться на здоровье раненного. Но ведь она беспокоилась, а они этого не понимают. Мирианда обиженно бросила:

– Смейтесь, сколько угодно, но я его не оставлю до тех пор, пока не буду убеждена, что его здоровью ничего не грозит.

Хохот усилился. Мария буквально рухнула в кресло, заливаясь смехом. Коринет прикрывал рукой свой рот, но тем не менее не мог сдержать порывы смеха.

– Что смешного в моих словах? – возмутилась было Мирианда, но заразительный хохот кузины подействовал и на неё. В следующую минуту Мирианда залилась счастливым смехом. Веселье продолжалось недолго.

– А у вас, похоже, весело, – голос герцога Барского был подобен ледяной воде. Все сразу замолчали.

Коринет низко поклонился герцогу. Мария и Мирианда взирали на него со страхом.

– Кто мне скажет, что делает этот человек в ваших покоях? – резко спросил герцог, указывая на Коринета.

– Я уже ухожу, ваше высочество, – Коринет поспешно повернулся, собираясь выйти, но его остановил голос герцога, прозвучавший резко и повелительно:

– Останьтесь! Коринет повиновался.

Герцог некоторое время молчал, переводя взгляд с сестры на кузину, а затем приблизился к Коринету и в упор спросил:

– Вы также участвовали в убийстве его преосвященства епископа Мелеструа?

Коринет растерялся. Чего, чего, а обвинять его в убийстве епископа Мелеструа, этого он явно не ожидал. Его молчание было расценено герцогом как признание.

– Вот и ваш Санито де Миран, – воскликнул с презрением герцог Барский, – я говорил, что он убийца, а вы, кузина, мне не верили. Не далее как несколько часов назад он проник в аббатство Сен-Дени и убил несчастного старика. Всеми уважаемого епископа Мелеструа, а заодно и больше десятка несчастных монахов, вина которых была в том, что они дали приют этому…

– Остановитесь, – вскричал Коринет, с испугом глядя на дверь, за которой находился Филипп, – клянусь, вы ошибаетесь…

– Замолчи, подлый убийца, – вскричал герцог Барский, я позабочусь о том, чтобы к утру ты болтался на дереве и…

– Не давайте обещаний, которых вам не выполнить, – послышался спокойный голос Филиппа. Обнажённый по пояс, с перевязанным плечом, он стоял на пороге и мрачно смотрел на герцога Барского.

– Прекрасно, – герцог Барский угрожающе покосился на Мирианду и Марию, – вы дошли до того, что, совершив злодеяние, прячетесь за женщинами. Низкий и бесчестный поступок. Но ничего, я позабочусь о том, чтобы к утру ваша гнусная душа покинула ещё более гнусное тело. Как ты осмелился убить епископа? Как ты мог поднять руку на беззащитных монахов? Ты грязный убийца! Твоё место на виселице, рядом с твоим уродливым другом.

– Вы, – Филипп сделал шаг вперёд, но внезапно покачнулся и мгновенно покрылся бледностью, – что со мной? – прошептал Филипп, взгляд его стал бессмысленным, а в следующую минуту он рухнул бы на пол, если бы Коринет не подхватил его.

Пока Коринет укладывал Филиппа на постель, герцог Барский направился к двери и, едва собрался открыть её, как Коринет, оставив Филиппа, бросился за ним и железной рукой удержал дверь.

– Нет, – коротко произнёс Коринет.

– Ты будешь мне указывать, – в бешенстве воскликнул герцог Барский, – мерзкий уродливый убийца, ты не более чем через четверть часа будешь в подземелье, а твой друг окажется в руках гвардейцев, которые только и ждут… но герцог не договорил. Коринет схватил его за шиворот и швырнул на пол с такой лёгкостью, словно перед ним был не взрослый мужчина, а ребёнок. В следующее мгновение он навис над герцогом с топором в руке. Его единственный глаз выражал решимость.

– Я убью любого, кто осмелится приблизиться к нему!

– Нет, – Мирианда бросилась к своему кузену, но Коринет схватил её за руку.

– Отойдите в угол, – скомандовал Коринет грозным голосом.

Мирианда, а вслед за ней Мария Анжуйская, безропотно последовали этому приказу. Когда они оказались в углу, Коринет схватил за шиворот герцога Барского и отнёс к ним.

– И это, сударь, ваша благодарность?

Коринет поклонился Мирианде, но голос звучал непреклонно:

– Вашему брату стоило поблагодарить человека, который пощадил его. А вместо этого он хочет предать его смерти.

– Он достоин смерти, как и вы, – с ненавистью произнёс герцог Барский, и не будь здесь моих кузин, вы бы поняли, с кем имеете дело. Я собирался передать вас в руки палача, но после того, как вы обращались со мной, я решил собственноручно убить вас. Лишь так я избавлю себя от ваших грязных прикосновений.

– Вы можете убить меня прямо сейчас, в обмен на обещание спасти моего господина!

– Не стану я давать никаких обещаний, – огрызнулся герцог Барский.

Коринет ничего не сказал. Не спуская взгляда с герцога Барского, он присел рядом с Филиппом и пощупал ему лоб. Он горел. Филипп был охвачен сильным жаром. Из уст Коринета вырвалось проклятье.

– Ему плохо? – Мирианда подбежала к постели и села рядом с Филиппом, несмотря на угрожающий взгляд Коринета.

– Если только вы осмелитесь причинить ему вред, клянусь, я убью вас, несмотря на глубокое уважение, которое к вам питаю, – предупредил Коринет.

– Замолчите, – гневно ответила Мирианда, – да как вы смеете говорить мне такие слова. Если я стерпела ваше отношение к моему кузену, то лишь только потому, что видела в них ваше желание спасти Санито. Неужели вы и вправду думаете, что я способна причинить ему вред?

Коринет не нашёлся, что ответить. Он встал с постели, давая возможность Мирианде устроиться поудобней. Коринет заметил взгляд герцога, который оглядывал комнату, видимо, в поисках какого-либо оружия, которое он смог бы применить против своего врага.

– Ради вашей же безопасности, не пытайтесь бороться со мной, – почти попросил Коринет, – я не хочу стать вашим палачом, но так случится, если вы причините ему вред. Потерпите немного, и мы покинем дворец.

Мария Анжуйская умоляюще взглянула на брата. Тот некоторое время колебался, потом кивнул головой.

– Хорошо, убить вас я всегда успею! Надеюсь, нам с сестрой позволено сидеть в вашем присутствии? – насмешливо поинтересовался герцог Барский.

Коринет лишь молча поклонился. Герцог помог сестре сесть в кресло, стоящее рядом с постелью, а потом уселся сам и поднял на Коринета глаза.

– Признаться, ваша преданность Санито де Мирану удивляет меня, – заговорил герцог, – в наше время слуги столь неблагодарны… Интересно, где он вас нашёл?

– Недалеко отсюда, – коротко ответил Коринет, и тут же спросил Мирианду: – «Как он?»

– С кузиной нам предстоит весьма долгий разговор, – снова подал голос герцог Барский, – по поводу того, как избавиться от весьма дурной наклонности – помогать убийцам…

– Будь они теми, кем вы их считаете, – негромко ответила Мирианда, не переставая хлопотать над раненным, – вы были бы давно мертвы. Если вы не понимаете этого, то мне от всей души жаль вас.

– Вот как вы заговорили, кузина, – герцог недобро усмехнулся, так почему бы вам не спросить этого уродливого виллана о том, как они убили епископа и устроили кровавую бойню среди монахов?

– Я не стану спрашивать. Мой Санито не мог так поступить!

– Вы слишком доверчивы, кузина. К тому же, общеизвестно, что женщины, влюблённые женщины, становятся крайне глупы.

– Она не глупа, – вмешался Коринет, – это вы слепец.

– Оскорбляйте, мой друг, и дальше, – почти весело произнёс герцог Барский, – перед смертью всё дозволено.

– Хорошо. Вы умны, не чета нам, ваше высочество.

– Ваше высочество? – перебил Коринета герцог Барский, – предупреждаю, после всего, что вы сделали, лесть вам нисколько не поможет.

– Я и не собирался льстить, – возразил Коринет, – я лишь хотел предложить вашему высочеству вопрос.

– Времени у нас много, так почему бы и нет? Вы захватили нас в плен. Так что прошу вас, не стесняйтесь, распоряжайтесь нами по собственному усмотрению.

Коринет сделал вид, что не замечает ярко выраженной иронии. Впервые он отложил топор и, глядя прямо в глаза герцога, спросил:

– Вы были свидетелем схватки моего господина с двумя бургундцами. Скажите, сколько уколов он получил?

– Ни одного, – не задумываясь, ответил герцог Барский.

– Именно. А теперь взгляните на рану моего господина и ответьте, какой из «безобидных монахов, давших нам приют»… мог такое сделать?

– Да он мог получить рану в стычке с гвардейцами или ещё как-нибудь. Благо, врагов у него хватает, и герцог осёкся, потому что дверь отворилась и в комнате появилась женщина лет 45 в чёрном платье, с длинным шлейфом. Это была королева Кастилии Иоланта Арагонская.

– Что здесь происходит? – королева обладала весьма незаурядным умом и почти сразу же оценила угрозу, исходящую от одноглазого великана. Великан поглядывал на не менее внушительный топор, прислоненный к стене рядом с ним. Мирианда, Мария Анжуйская и герцог Барский встали и молча ожидали дальнейших событий. При этом герцог пристально следил за Коринетом, готовый в любое время остановить его, если он вздумает причинить вред королеве.

– Кто этот человек? – королева указала на лежавшего в постели Филиппа.

– Санито де Миран, ваше величество, – ответила бледная Мирианда.

– Понятно, – королева ещё раз оглядела присутствующих, а затем сказала повелительным голосом, обращаясь к Коринету:

– Сударь, будьте добры, отойдите к двери и проследите, чтобы никто не вошёл в эту комнату!

Коринет молча повиновался.

– Что вы говорите, матушка, – возмутился было герцог Барский, – следует вызвать стражу…

– Замолчите, – перебила его королева, привести сюда человека, которого ищет весь город, было непроходимой глупостью. А вызвать охрану – значит, совершить ещё большую глупость. Мы поможем этому молодому человеку, и никто никогда не вспомнит, что произошло этой ночью.

– Ваше величество, – Мирианда бросилась в ноги королеве.

– Встань, непослушное дитя, – королева приподняла её за плечи, – посмотри мне в глаза, Мирианда, и пообещай, что ты никогда более не попытаешься встретиться с ним. Только в обмен на это я позволю позаботиться о нём.

– Я согласна, Ваше высочество, – едва слышно произнесла Мирианда, – только спасите его.

– Вот и хорошо!

Королева удалилась из комнаты. Никто не издал ни звука, пока королева вновь не возвратилась в сопровождении пожилого человеке в ночном халате, который усиленно протирал глаза.

– Посмотрите его рану, сударь, – королева указала на плечо Филиппа. Повязка на нём была сплошь пропитана проступившей из раны кровью.

Лекарь неторопливо снял повязку и стал рассматривать рану. Кровь по-прежнему выделялась из раны. Лекарь вытер её снятой повязкой, со всей тщательностью осмотрев рану, он повернулся к королеве и, пожимая плечами, сказал:

– Рана неглубокая, но у молодого человека жар, что крайне удивительно… Если только… – лекарь осёкся и, помедлив мгновение, вновь склонился над раненым, осматривая на этот раз язык, а затем и зрачки. Со зрачков лекарь вновь с тщательностью обследовал рану и когда он снова обернулся к королеве, лицо его выражало полную беспомощность. Лекарь развёл руками.

– Я не в состоянии ему помочь. Ещё до наступления рассвета он умрёт.

Коринет побледнел, услышав эти слова, Мирианда издала слабый крик.

– Вы уверены? – спросила королева.

– Не знаю, чем ранили этого молодого человека, но, вне всякого сомнения, этот предмет был предварительно обмазан сильнодействующим ядом, который распространяется по всему телу. Сожалею, ваше высочество, но его нельзя спасти.

Мирианда рухнула, лишившись сознания. Над ней склонилась Мария Анжуйская.

– Вы понимаете, что ему нельзя здесь умирать! Коринет едва нашёл в себе силы кивнуть головой королеве.

Через час начнётся смена караула, – продолжала королева, – мы поможем вынести его из дворца, а дальше вы будете предоставлены самому себе.

Коринет посмотрел на лежавшего Филиппа, грудь которого бурно вздымалась, и выдавил из себя единственное слово:

– Хорошо!