Петербург

Большой плац перед военными казармами в Петербурге, рядом с Зимним дворцом. Ровно в полдень, на плацу выстроились пять эскадронов лейб- гвардейского гусарского полка. На очередной осмотр к гусарам, прибыл командир первого кавалерийского корпуса, генерал- лейтенант Уваров.

Отлично выкормленные кони, привыкшие к проведению подобных осмотров, практически не нарушали идеальную линию строя. Сотни всадников держали в руках поводья и, как один, следили за приближением командира корпуса.

Первым делом, Уваров проехался вдоль эскадронов. Он часто останавливался и придирчиво осматривал форму гусаров, пытаясь выявить смельчаков, осмелившихся нарушить общий вид полка. Но нет - на всех была одинаковая форма.

Куртка со стоячим воротником, иначе говоря - «доломан». Поверх доломана была ещё одна куртка - «ментик». Узкие рейтузы, или, как их ещё называли, - «чикчиры». Короткие сапожки, украшённые чёрной шерстяной кисточкой. Пояс - кушак с перехватами. На голове кивер, обшитый чёрной кожей с пером. В центре кивера, спереди… круглая кокарда с двуглавым орлом, с оранжевой каймой и металлической петлицей цвета пуговиц. Доломан, ментик и чикчиры были расшиты шнурами и тесьмой. На доломане и ментике бросались в глаза, пятнадцать поперечных рядов шнуров и три ряда выпуклых пуговиц, сделанные из золота и серебра. Доломан и ментик, у всех гусаров был красного цвета. Исключение составляли лишь воротник и обшлага. Они были синего цвета, как и чикчиры. У всех имелись широкие серые плащи со стоячим воротником, которые были застёгнуты на одну пуговицу. На поясе, висела красная портупея и кожаные, в железной оправе, - ножны, из которых торчала рукоятка сабли. Два пистолета в сумках, прикреплённых к седлу с двух сторон. Рукавицы кожаные, обшитые мехом. Кроме всего прочего, у каждого гусара справа висела ташка с выгравированной на ней эмблемой лейб гусарского полка.

Все эти детали были прекрасно знакомы Уварову. Он сам начинал службу унтер - офицером. Осмотр занял у него не более четверти часа. Судя по его лицу, он остался доволен выправкой гусаров. Чуть помедлив, он развернул коня и пустил его лёгкой трусцой, направляясь в центр. В центре, он сделал ещё один полуоборот и оказался лицом к лицу с полком.

- Господа офицеры! - Уваров заговорил громко и чётко, прохаживаясь взглядом по стройным рядам всадников. - Мною получен высочайший приказ. Нашему корпусу предписывается в трёх месячный срок, покинуть Петербург и направиться в город Вильно. Ваш полк в составе корпуса отправиться четырьмя эскадронами. Вторым, третьим, четвёртым и пятым. Первый эскадрон останется в Петербурге. Наш корпус войдёт в состав 1- й западной армии под командованием его превосходительства Барклая де Толли.

Прозвучало троекратное «УРА!»

Гусары явно воодушевились после слов Уварова. Это отчётливо читалось на их лицах. Уваров не смог сдержать улыбку при виде единодушного воинственного порыва полка.

- Господа, от себя хотел бы добавить ещё несколько слов. - Едва Уваров снова заговорил, наступила мгновенная тишина. - Наполеон сосредоточил в Пруссии едва ли не половину своей непобедимой армии. Туда продолжают поступать подкрепления. И хотя император Франции всё ещё заверяет нас в своей дружбе, вполне очевидно, что всем нам стоит готовиться к войне. В связи с резким ухудшением обстановки на наших границах, господа офицеры, попрошу вас со всей серьёзностью отнестись к предстоящему маршу. Не исключено, что мы можем подойти на место будущей дислокации, к моменту начала военных действий. Это всё, что я хотел сказать. Офицеры второго эскадрона: Лейб-гвардии корнет Астраханов, лейб-гвардии поручик Друцкой -Соколинский, лейб -гвардии поручик Анджапаридзе, лейб-гвардии штаб-ротмистр Невич, командир второго эскадрона ротмистр Арсанов… останьтесь. Остальные свободны.

Сразу после этих слов, из общей массы выехали пять всадников. Все пятеро разительно отличались друг от друга. Арсанов был высокого роста, слегка худощав, голубоглазый с русыми волосами. В каждой чёрточке молодого лица сквозили твёрдость и решительность. Мужественное лицо ротмистра слегка смягчали тонкие усики. Они же, придавали лицу особое очарование и непонятную притягательность. Серб Невич тоже был высокого роста, но слегка полноват, зеленоглазый, с каштановыми волосами. Грузин Анджапаридзе являл собой точный образ кавказского жителя. Невысокий и смуглый, с выступающими скулами на лице и жёстким взглядом. Друцкой - Соколинский…тот был весь светлый. Он был небольшого роста и обладал едва ли не женственными чертами лица. Последний Астраханов, обладал средним ростом и крепким телосложением. У него были карие глаза и тёмные волосы. Кроме всего прочего, во всех его движениях сквозила непонятная нервозность.

- Господа, - объявил Уваров, едва они приблизились к нему на близкое расстояние, - счастлив сообщить о том, что ваше ходатайство удовлетворено. Ротмистру Арсанову в связи с предстоящей свадьбой положили отпуск, в два с половиной месяца. Остальным, положили отпуск ровно в два месяца. На время вашего отсутствия граф, эскадрон возглавит штаб ротмистр Безобразов. На этом всё. Желаю приятно повеселиться.

- Благодарю, Ваше превосходительство! - одновременно прозвучали пять радостных голосов.

- Честь имею, господа!

Гусары отдали честь, провожая отъезд командира корпуса. Сразу после этого, между ними, разгорелся оживлённый разговор. Все пятеро начали о чём-то увлечённо спорить. Закончилось всё это громким возгласом Астраханова.

- О чём можно спорить, господа офицеры? Мы - свободные люди. Завтра разъедемся в разные стороны. Но сегодня-то…разве мы не обязаны отметить такое, вне всякого сомнения, выдающееся событие?

- В трактир! - одновременно провозгласили все четверо.

- Вот именно, господа! - Астраханов улыбнулся.

Сказано-сделано. Поставив лошадей в стойла, они наняли ямщика и отправились в трактир, что находился неподалеку от полковых казарм. Когда они вошли в трактир, там почти не было посетителей. Заняты был всего один стол, за которым сидели двое мужчин в купеческой одежде. Купцы с настороженностью встретили появление гусар, чей воинственный нрав был хорошо известен всему Петербургу. Все пятеро по привычке бросили беглый взгляд на внутреннее убранство трактира. Русская печь, от которой исходила такая приятная теплота. Икона в углу. Ряд незамысловатых, разукрашенных росписями полочек над стойкой. Несколько бутылей с вином на полочках. Проход с аркой, ведущий, по всей видимости, из зала в помещение кухни. На стене, справа от стойки, висела казённая бумага, датированная 1781 годом. Это бумага привлекла внимание поручика Друцкого.

- «Устав о вине», - громко прочитал он. Его голос звучал со своеобразным насмешливым акцентом. - Засвидетельствовано в казённой палате. Сей указ, устанавливает винные меры, что должны иметься в каждом питейном заведение России. Очень интересно, господа, вы не находите? - поручик повернулся к своим друзьям, а затем снова продолжил чтение: - Что же должно иметься в каждом трактире? Вот…самое первое, да и слух приятно ласкает: «Ведро»! Дальше по списку идёт «графин». Милое дело. Следом идёт «бутылка» тоже неплохо. Дальше идёт «кружка»…терпимо. Дальше идёт «стопка». Сойдёт в плохие времена. Дальше идёт…даже язык не поворачивается произнести это слово. Неужели в нашем государстве кто-то пользуется такой… «мерой»? Шкалик. И последняя в списке…четвертинка. Видно, последняя в списке «мера» для того чтобы нюхать, наподобие табака. Господа, - поручик снова повернулся к друзьям, - вы не находите странным, что этот самый устав вывесили спустя тридцать лет после принятия?

В ответ на эти слова, все заулыбались, а Астраханов развёл руки в стороны и глубокомысленно обронил:

- Велика Россия!

Завидев гусар, сам хозяин трактира подошёл и почтительно приветствовал дорогих посетителей. По его знаку, двое подручных мужчин в фартуках, немедленно занялись гостями. Перво-наперво, они предоставили гусарам лучший стол. Стол был покрыт дорогой скатертью с красивыми узорами. Усадив гостей за стол, они внимательно выслушали все пожелания по поводу закуски. Затем, перешли к самому главному.

- Что будут пить господа офицеры? Винца, водочки?

Все пятеро удивлённо переглянулись между собой.

- Что ещё за вопрос? Конечно, водочки, - ответил за всех Астраханов.

- Анисовой? Яблочной? А может, фирменной Табуреточки?

- Начнём с Анисовой, а там дальше видно будет!

- Сколько принести? - прозвучал новый вопрос.

- С чего начнём господа? - Астраханов незаметно улыбнулся, - с четвертинки или шкалика?

- Корнет, ещё один подобный вопрос, и я вычеркну вас из списка моих друзей, - совершенно серьёзно предупредил Астраханова-Друцкой.

- Ведро? - предложил Анджапаридзе.

- Давайте начнём с кружки! - неожиданно для всех предложил Невич.

Друцкой с явной симпатией посмотрел на Невича.

- Вот за что я уважаю вас, штаб-ротмистр. Вы всегда молчите, а если что скажете, так это не слова ей богу, а настоящее произведение искусства.

Все приняли предложение Невича. Стол начал постепенно заполнятся закуской. Появились две впечатляющие по объёму, кружки с анисовой водкой. Пошли, что называется «по первому кругу». Вначале провозгласили тост за государя императора. Затем - за императорскую семью. Третий тост был провозглашён за славный второй эскадрон гусаров лейб- гвардейского полка. Здесь пришлось сделать небольшую передышку. Водка закончилась. Но ненадолго. Появились ещё две кружки. Второй круг пошёл гораздо быстрее. Если вначале разогревались, то теперь попросту брали «разгону». Третья пара кружек с анисовой водкой, появилась после того, как прозвучал тост в честь солдат, отвоевавших крепость Измаил. Третий круг прошёл под частый смех. При этом говорили почти все одновременно. Из-за чего и не представлялось возможным понять, о чём на самом деле идёт речь. Однако в конце круга всё же восстановилось относительное понимание за столом. И это понимание привело к решению перейти, минуя яблочную водку… сразу на «Табуреточку». Довод в пользу такого решения был приведён до удивления простой. Они, могли попросту не добраться до «Табуреточки» если бы начали пробовать всё подряд. Сразу после принятия этого решения, на столе появились сразу пять кружок с любимой всеми водкой. После последнего события, на гусар начали бросать тревожные взгляды и работники трактира и посетители. Все прекрасно видели, что гусары навеселе и ведут себя всё более и более несдержанно. Выражалось это в громких криках и лёгких перебранках, которые заканчивались штрафным отпитием. Однако всеобщее волнение по поводу возможных действий гусар закончились, едва дверь в трактир отворилась и вместе с огромными клубами пара впустила внутрь отряд из десяти полицмейстеров. Все полицмейстеры по обыкновению были облачены в чёрные плащи. Они сразу заняли два стола. Словно по команде, все полицмейстеры начали снимать свои треуголки, стряхивать с них снег и выкладывать рядом с собой, на стол. Следом за ними, вошли ещё несколько человек в гражданской одежде. Трактир постепенно начал наполняться посетителями. Однако гусары практически не замечали происходящего вокруг них. Но все обратили на них внимание, когда поручик Анджапаридзе внезапно закричал во всё горло:

- Господа офицеры!

Все четверо мутными глазами уставились на поручика, совершенно не замечая странную тишину, воцарившуюся в трактире после этих слов.

- Позор, господа офицеры. Позор нам! - произнёс с сильным акцентом поручик, сопровождая свои слова театральным жестом. Акцент всегда появлялся после принятия изрядного количества спиртного.

- Ну, это слишком поручик. Вы перегибаете палку, - раздались за столом недовольные голоса.

- Ничут - возразил Анджапаридзе, - мы не провозглашали тост в честь невэсты нашего друга ротмистра Арсанова. Эта просто…преступление с нашей стороны. Непроститэльный промах. Досадное нэдоразумениэ.

- А ведь правильно говорит поручик, - раздались за столом удивлённые голоса, - как это мы могли позабыть?

- Господа офицеры, - Анджапаридзе, шатаясь, встал, потом немного отошёл от стула. Поднял ногу и, согнув её в колене, поставил на тот самый стул, где недавно сидел. А руку, сжимающую кружку, положил на колено. - За здоровье будущей графини Арсановой! За здоровье…- Анджапаридзе, было, запнулся, но тут же последовала подсказка: - Абашева Виктория Николавна!

- За здоровье Виктории Николаэвны! Счастья, любви, долголетия,…а самое главное уважения и понимания желаю. Жена - это прекрасно. Это рай на земле. Это родной человек. Любимый человек. За жену, как за родину…жизнь можна отдать. Жена всегда должна слушаться мужа. Она эго лицо и имя. Очаг, который горит ярко или можэт потухнить. Жизнь, - которая может закончиться не начинаясь. Жена - это горе…большое горе

- Эка вас занесло, поручик, - пробормотал пьяным голосом Астраханов, - ещё немного подобных слов и ротмистр навсегда останется холостяком. Поглядите на него…он за весь вечер, не произнёс ни единого слова. Ротмистр явно не в духе, а вы…большое горе

Слова Астраханова с точностью обозначали истинное состояние Арсанова. Ротмистр сидел, небрежно развалившись на стуле. Куртка была расстёгнута. Рука покручивала кружку на столе, а хмурый взгляд…был направлен в сторону полицмейстеров.

- Ротмистр, вы собираетесь выпить за свою невесту? - громкий голос Друцкого заставил Арсанова взглянуть на него. Но вместо того, чтобы поддержать тост, он неожиданно спросил:

- Господа, вам не кажется, что эти мерзкие полицмейстеры недостаточно уважительно смотрят в нашу сторону. Я бы даже сказал больше. Они смотрят на нас с вызовом.

Все взгляды гусар мгновенно обратились в сторону полицмейстеров. Те сразу заметили повышенно внимание к своим особам. Зная вспыльчивый нрав гусар, полицмейстеры сделали вид, будто не обращают внимания на происходящее. Лишь изредка, один из них бросал осторожный взгляд в сторону гусар.

- Вам показалось, ротмистр, - раздался голос Друцкого, - они даже не смотрят в нашу сторону.

- Вы тоже заметили, поручик? - Арсанов сразу схватился за эти слова, - не считаете ли вы, что такое поведение абсолютно недопустимо? Полицмейстеры относятся к нам с явным пренебрежением.

- Вовсе нет, - возразил Друцкой, - они просто смотрят туда, куда им хочется.

Арсанов ещё больше нахмурился.

- Вот именно, поручик! Пожелали - бросили на нас презрительный взгляд. Пожелали - отвернулись в сторону. Вот снова…смотрите, - Арсанов указал на самого высокого полицмейстера, чья голова возвышалась над остальными. Этот полицмейстер, бросил обеспокоенный взгляд в сторону Арсанова.

- Вы как желаете господа, а я не намерен терпеть этого оскорбительного для каждого дворянина…поведения!

- Ротмистр! - Друцкой попытался, было, его остановить, но Арсанов попросту не обратил внимания на эту попытку. Он поднялся и начал застёгивать куртку. А потом, пошатываясь, направился в сторону полицмейстеров. Арсанов остановился возле того самого полицмейстера, которого заподозрил в неуважении. Тот даже вида не подал, что пристально следит за всеми действия Арсанова. Но его голос за своей спиной, он всё же услышал.

- Сударь, позвольте заметить…вы самым возмутительным образом смотрели на меня и моих друзей. Я надеюсь, вы понимаете, насколько оскорбительно выглядели ваши взгляды? Понимая это, вы должны понимать и другое. А именно, что я жду от вас извинений и обещания, впредь избавить благородных людей от столь бессовестного внимания.

- Вы ошибаетесь, милостивый государь, - не оборачиваясь, ответил полицмейстер, - у меня и в мыслях не было ничего подобного.

- Ошибаюсь? - выговаривая эти слова, Арсанов устремил на Друцкого торжествующий взгляд. - Видите, поручик? Он ко всему прочему, меня ещё и лжецом обозвал!

- Даже в мыслях не было, - начал оправдываться полицмейстер…в этот момент Арсанов положил руку на эфес сабли. Невич увидел этот жест и со всей серьезностью, на которую был способен в данный момент, предостерёг Арсанова.

- Ротмистр, остановитесь. Иначе, уверяю вас, свадьбу придётся отложить.

- Прекрасно. Мы найдём другой способ, - выговорив эти слова, Арсанов схватил полицмейстера за голову и с силой стукнул ею об стол, за которым тот сидел. Он повторил это действие три раза. Свершив праведную расправу, Арсанов с довольной улыбкой развёл руки в сторону и произнёс:

- Мы отомщены господа!

Арсанов только и успел произнести эти слова. Не успели они отзвучать, как он получил не меньше десятка ударов со всех сторон, которые буквально смели его в сторону. Увидев такое непочтительное отношение к своему другу, гусары бросились на выручку. Анджапаридзе убрал ногу со стула, и, схватив его, понёсся на полицмейстеров. Он без малейших угрызений совести, обрушил стул на ближайшего полицмейстера. Тот, охнув, рухнул на пол. Невич сразу вступил в рукопашную драку. Друцкой с Астраханов перевернули стол на полицмейстеров, тем самым, отгоняя их от Арсанова. А в следующую минуту, они помогли ему подняться с пола. Несмотря на довольно значительный ущерб, понесённый в первые минуты сражения, Арсанов сохранил воинственный пыл.

- Ну мерзкое племя…погодите у меня, - увидев, что Анджапаридзе находится в тяжелом положении, Арсанов ринулся ему на помощь. По пути он хватал всё, что попадалось под руки, и бил им всех, кто оказывался в пределах досягаемости его рук. Драка закипела вовсю. Полицмейстеры решили с полнотой использовать численное преимущество. Для этого, они разделились по двое и атаковали каждого из нападающих. В ход безостановочно шли стулья. То и дело раздавались болезненные крики. Бывало, что одним стулом били несколько десятков раз. В итоге чего от стула оставались лишь ножки. С одной такой ножкой от стула сражался Астраханов, защищаясь от двух наседавших на него полицмейстеров. Они уже практически одолели его, когда один из полицмейстеров рухнул на пол, издав глухой стон. На его месте оказался…Арсанов. В руках у него были две увесистые кружки.

- Ваш черёд, сударь, - с этими словами, Арсанов обрушил на второго полицмейстера град ударов кружками.

В итоге, тот последовал за своим товарищем. Арсанов на мгновение остановился, но едва он это с делал, как сзади по голове, получил увесистый удар такой же кружкой. Не обращая внимания на падающего Арсанова, Астраханов сделал выпад ножкой, втыкая её в нос нападающему. Оттуда мгновенно потекла кровь. Полицмейстер выронил из рук кружку и схватился за кровоточащий нос. Пользуясь замешательством полицмейстера, Астраханов отбросил ножку и несколько раз двинул его кулаком, целясь в разбитый нос. Полицмейстер свалился. Увидев, что враг повержен, Астраханов бросился к Арсанову. Тот сидел на полу и держался за голову. Из маленькой раны чуть повыше виска вытекала тонкая струйка крови.

- Ротмистр, как ваше самочувствие?

- Прекрасно. Готов к битве! - сделав усилие, Арсанов вскочил на ноги.

Оглянувшись, они сразу увидели, что трое остальных их друзей находятся в плачевном состоянии. Их со всех сторон теснили. Астраханов сразу бросился им на выручку. Арсанов же огляделся в поисках оружия. Заметив ухват, стоявший возле печи, он бросился к нему. А через мгновение, с ним в руках, бросился уже на полицмейстеров. Без малейших угрызений совести, Арсанов начал колотить ухватом полицмейстеров. И настолько преуспел в своих действиях, что сумел высвободить свободное пространство для своих друзей. Те, мгновенно осознали появившееся преимущество. Они сразу же пошли в яростную атаку, обрушивая град ударов на своих врагов. Раздались свистки. Полицмейстеры вызывали помощь. Они чувствовали, ещё немного, и им придётся совсем плохо. Гусары, услышав свистки, удвоили усилия. Началось всеобщее избиение. Разгром был в полном разгаре, когда в трактир ворвались около двух десятков полицмейстеров. Они, без особых трудностей быстро скрутили всех пятерых гусар и повезли в тюрьму.