Глава 28
— У тебя на свитере оторвался лейбл, — заметил Малькольм.
— Какое это имеет значение, — ответила Джоселин, расправляя складки темно-синей кашемировой юбки. — Мы будем в своей семье.
Им давно уже пора было быть у Курта и Гоноры, пригласивших их на барбекю, но Малькольм только что вернулся с работы, где его задержал представитель заказчика, указав на несоответствие конструкции буровой вышки нижней части ее основания; затем на бульваре Вилшир он попал в пробку и просидел битых полчаса в душной машине на августовской жаре. Даже сейчас, после душа и смены делового костюма на бермуды и белую рубашку, он был потным и красным.
— Ну да, ты, я, большой начальник и его жена, — ответил Малькольм, протягивая ей свитер.
— Я сделаю это позже, когда у меня будет время, — сказала Джосс.
— У тебя нет времени ни на что, кроме твоей проклятой работы!
У Джоселин задергалось веко. Настроение Малькольма часто менялось, особенно в последнюю неделю, когда у него не ладилось с работой, и это было опасно. Эти внезапные вспышки гнева пугали Джоселин, и она начинала искать их причину — ее возраст, ум, общий банковский счет, который пополнялся в основном благодаря ее высокой зарплате. Она знала, что должна сдерживать себя, но не всегда могла сделать это.
— Неужели ты будешь устраивать скандал из-за пары стежков? — спросила она.
Малькольм недобрым взглядом обвел комнату: на кровати валялось ее платье, которое она сегодня надевала на работу, через спинку стула был перекинут его деловой костюм, желтая пластмассовая корзина в углу комнаты была заполнена невыглаженным бельем.
— По-моему, ты плохо знаешь свои обязанности хозяйки и жены, — рявкнул он.
— Хорошо, я пришью его, — ответила Джоселин, беря иголку, — хотя и не собираюсь надевать свитер в такую жару.
В машине Джоселин был кондиционер, и они решили ехать на ней. Малькольм сидел за рулем. Он ловко лавировал в потоке машин, проскакивая светофоры. Джоселин молчала, стараясь не вспоминать прошлую ночь.
Вскоре они приехали в дом Айвари, и тут выяснилось, что они не единственные их гости.
Барбекю готовилось на крытой террасе, расположенной на склоне выше жилого дома. Курт, вооружившись длинной вилкой с деревянной ручкой, переворачивал жарящихся цыплят. Гоноры пока не было. В плетеном кресле сидел темнокожий человек с большим носом и пышными черными усами.
— Фуад! — радостно закричала Джоселин. — Я и не знала, что ты в Лос-Анджелесе! Когда ты прилетел?
— Вчера вечером, — ответил он, поднимаясь с кресла и заключая Джоселин в объятия. — Я прилетел специально, чтобы повидаться с моей маленькой девочкой.
С тех самых пор, как Джоселин впервые появилась в Лос-Анджелесе десятилетней некрасивой и неуклюжей девочкой и Фуад, часто приезжавший к ним в гости, поклялся ей, что со временем она станет жемчужиной его гарема, он усвоил манеру говорить с ней в шутливом, дружеском тоне. У них в доме Фуад обычно носил американскую спортивную одежду кричащих тонов — красные брюки, розовые и темно-красные рубашки. Джоселин никак не могла представить, что у себя на родине он носит черный халат и белую чалму. Джоселин любила Фуада за его здоровый оптимизм, громкий смех и искрометный юмор.
— Старый обманщик, — закричала она, повиснув у него на шее.
Малькольм, который видел Фуада только раз, у себя на свадьбе, уважительно протянул ему руку.
— Рад снова встретиться с вами, ваше высочество, — сказал он.
— Для друзей я просто Фуад, — последовал ответ.
— До тех пор, пока дело не касается бизнеса, — Курт подмигнул своему арабскому другу, — тогда мы должны преклонять колена и целовать кольцо.
— Ты ведь получил свой заказ? — смеялся Фуад. — Чем ты теперь недоволен?
В начале шестидесятых в самом сердце бескрайней пустыни были обнаружены запасы нефти. Лалархейн пригласил четыре американские компании, включая и компанию «Талботт», принять участие в строительстве нефтепровода и пяти насосных станций, чтобы подвести нефть к Персидском заливу, а это составляло примерно двести тридцать миль. Компания «Айвари» получила эксклюзивное право контролировать все работы от самого начала до того момента, когда заработает вся система.
— Малькольм, Джосс, — на террасе появилась Гонора, — а я ходила звонить вам.
— Прости, мы немного опоздали, — ответила Джоселин, — сегодня на дорогах очень интенсивное движение.
— Тысяча извинений, — вмешался Малькольм, широко улыбаясь. — Надо знать мою жену! Она ужасная копуша. Видели бы вы, как она вертелась перед зеркалом! Никак не могла выбрать, какой свитер надеть, и в результате решила, что для свитера слишком жаркая погода.
Джоселин постаралась изобразить веселую улыбку.
За обедом разговор шел в основном о нефтепроводе.
Джоселин не была посвящена в дела Малькольма и не могла поддержать разговор, но она всех внимательно слушала и попыталась кое-что себе уяснить.
— Как вы собираетесь переправлять и сваривать огромные трубы? — начала она расспрашивать Курта. — Где будут жить строители, и вообще, удастся ли тебе нанять столько рабочих?
— Строителям, работающим за границей, выплачивается двойная зарплата, — ответил Курт, — а правительство освобождает их от уплаты налогов.
— Что касается моего управления, — сказал Малькольм, — то для нас это не вопрос денег. Мои ребята сгорают от нетерпения.
— От нетерпения? — Фуад пригладил усы. — В моей стране сгорают от нетерпения, когда очень хочется помочиться.
— Если бы мне представилась такая возможность, я бы, ни минуты не задумываясь, поехал туда, — сказал Малькольм, пропуская шутку Фуада мимо ушей. — Я считаю, что в проекте должны принимать участие самые лучшие инженеры и разработчики.
— Но там ужасные условия, Малькольм, — заметила Гонора, посмотрев на Фуада со смущенной улыбкой.
— На что это похоже? — спросила Джоселин. — Все сравнивают страну с Французской Ривьерой.
— На Ривьере нет нефти, — сказал Малькольм.
Обед закончился, и Гонора отправилась на кухню, расположенную здесь же, мыть тарелки.
Потом все пили кофе, любуясь заходом солнца.
— Ну, Джоселин, расскажи, как тебе живется замужем? — попросил Фуад.
— Кажется, я выдержала экзамен на жену, — ответила Джоселин.
— И это все, что ты можешь сказать? — спросил Фуад.
— Живется, как в раю, — добавила Джосс.
— В раю? — переспросил Малькольм. — Тогда почему ты проводишь там так мало времени?
— Я была занята работой по переборке старого мотора для местной электрокомпании, — пояснила Фуаду Джоселин.
— Джосс очень умна, — сказал Курт, — она схватывает все на лету. — Малькольм молча уставился на скатерть, которую лучи заходящего солнца окрашивали в оранжевый цвет.
Следующий день недели был рабочим, и семья Пек уехала домой в десять часов вечера. Малькольм молча вел машину, не считаясь с другими водителями и правилами уличного движения. Джоселин вертела в руках бумажную салфетку, прихваченную со стола, и смотрела в окно на вспыхивающие огни реклам и светящиеся названия увеселительных заведений.
Когда они приехали в гараж, Джоселин, не в силах больше выносить затянувшееся молчание, сказала:
— Фуад просто невыносим, ты не находишь?
Малькольм промолчал, и только когда они достигли дверей квартиры, бросил ей через плечо:
— Меня от тебя просто тошнит.
Войдя в квартиру, Малькольм достал бутылку виски и, включив телевизор, сделал большой глоток прямо из бутылки. Он иногда выпивал с друзьями, но совсем немного, а за обедом мог осилить бутылку «Хейнекена», но чтобы пить вот так, прямо из бутылки, как настоящий алкоголик, это было уж слишком. Джоселин стало неприятно смотреть на него, и она ушла в свою спальню.
— Закрой за собой дверь, ты не в конюшне! — заорал он ей вслед.
Джоселин вернулась и закрыла дверь. Ее охватила тревога. Стараясь успокоиться, она поправила смятую постель, развесила по шкафам одежду, разложила по ящикам белье мужа, пастой «Аякс» вымыла ванну и туалет. Время от времени она подходила к двери и прислушивалась. До нее доносились взрывы смеха, звучащие с экрана телевизора, — Джонни Карлсон смешил публику своим репликами.
Перед тем как лечь спать, она осмелилась заглянуть в гостиную. Малькольм сидел, развалившись на большом бархатном диване — свадебном подарке одного из компаньонов Курта.
— Малькольм, уже первый час, — сказала она тихо.
Малькольм вскочил на ноги, злая усмешка исказила его лицо, рука сжалась в кулак. Размахнувшись, он ударил ее по левой щеке. Удар был такой силы, что, если бы Джоселин не схватилась за дверной косяк, то наверняка не устояла бы на ногах.
— Будешь знать, как приставать ко мне! — заорал он.
Схватившись за щеку, Джоселин бросилась в постель и закуталась с головой в одеяло.
Дверь с шумом захлопнулась. Щека у нее горела, в ухе звенело. Джоселин заплакала. Что, если он повредил ей ухо? Может, следует позвонить в больницу, которая обслуживает сотрудников компании «Айвари»? Но что она скажет? Что ее ударил муж за то, что она не хотела пришивать к свитеру ярлык фирмы «Баллантайн»? Джоселин уже винила во всем себя. Если бы я не вела себя как последняя сука, ничего бы не случилось. Малькольм очень нервничал за рулем. Еще бы, такое движение! Да еще эти неудачи на работе! Джоселин плотнее прижалась к подушке и неожиданно для себя скоро уснула.
Среди ночи она проснулась. Тишину квартиры разрывали какие-то протяжные стоны, похожие на завывание ветра в трубе. Она вскочила с постели, острая боль пронзила ей ухо. Джоселин вбежала в гостиную. На экране телевизора мелькали какие-то черно-белые кадры. Малькольм спал, уронив подбородок на грудь, откуда вырывались протяжные стоны. Он стонал во сне.
Опустившись на колени, Джоселин легко коснулась его руки.
— Дорогой, проснись.
Глаза Малькольма открылись, и он уставился на нее отсутствующим взглядом.
— Джоселин? — взгляд постепенно становился осмысленным.
— Тебе что-то приснилось?
— Кошмар. Мне снилось, что я ребенок и… — Он вздрогнул.
— Все хорошо, дорогой, — она взяла его лицо в свои ладони и стала покрывать его поцелуями. — Я с тобой. Успокойся.
Обняв Малькольма за талию, Джоселин повела его в спальню. Не снимая бермуд, он лег на кровать. Джоселин привалилась к нему. Она гладила его голову и плечи, утешая, как маленького мальчика. Он повернулся к ней лицом.
— Ты не уйдешь от меня? — спросил он.
— Не надейся, от меня не так легко отделаться.
— Мне никогда не было так плохо. Этот ублюдок из «Паловерде ойл» отклоняет все мои проекты.
— Это не только твои проекты, но и всей группы.
— Основные идеи мои.
— Ты принимаешь все слишком близко к сердцу.
— Хорошо тебе говорить, ты ведь очень умная.
— И ты тоже.
— Я не должен был становиться проектировщиком.
— Напрасно ты так думаешь, пройдет время, и все станет на свои места.
— Господи, чего бы я не отдал, чтобы попасть в Лалархейн. Вот где можно проявить себя. — Его голос был сонным.
— Тсс… спи.
— Отдал бы все, чтобы попасть туда…
На следующий день Джоселин предложила Малькольму пригласить Курта и Гонору на ленч, но тот наотрез отказался и выскочил из-за стола, не доев бутерброд с тунцом, запах которого еще долго стоял в кухне.
Набравшись решимости, Джоселин позвонила Гоноре и пригласила ее в бар Майка Лимона. Всего два дня назад они встречались с сестрой в ее доме на барбекю.
Джоселин никогда не любила ни о чем просить и сейчас чувствовала себя очень скверно. До бара было рукой подать, но Джоселин, несмотря на летнюю одежду, вся взмокла, когда вошла в полумрак помещения, пропахшего запахами кухни. Гонора уже ждала ее, сидя за отдельным столиком, — бар был переполнен, но имя Айвари и пятидолларовая купюра возымели свое действие.
— Привет, — сказала Джоселин, опускаясь в кожаное кресло.
Потягивая коктейль «Том Коллинз», она обдумывала, как лучше начать разговор.
Сестры поговорили о нестерпимой жаре, которой, казалось, не будет конца, о правильном уходе за японской сакурой, о визите Фуада и других ничего не значащих вещах. Прекрасные глаза Гоноры пристально рассматривали лицо Джоселин. Наконец она не выдержала и спросила:
— Что у тебя со щекой, Джосс?
— Ничего, — ответила Джоселин, отодвигаясь подальше от сестры.
— Мне кажется, у тебя здесь синяк, — Гонора дотронулась до своей скулы.
Перед выходом из дома Джоселин нанесла на лицо толстый слой грима, запудрила место, где был синяк, и была вполне уверена, что сестра ничего не заметит, но, очевидно, в полумраке бара ее лицо было невыгодно освещено.
— Ах, это, — начала она сбивчиво, — разве ты не заметила его в понедельник? Я ударилась о приборную доску в машине.
Официант принес заказ. «Пора», — решилась Джоселин, цепляя на вилку большую креветку.
— Гонора, послушай, мне надо кое-что с тобой обсудить.
— Слушаю.
Две пары, сидящие за соседним столиком, шумно поднялись со своих мест. Раздался взрыв смеха. Воспользовавшись шумом, Джоселин произнесла скороговоркой:
— Попроси Курта, чтобы он послал нас с Малькольмом в Лалархейн.
Гонора внимательно посмотрела на сестру.
— Я не совсем ясно поняла, что ты хочешь?
— Попроси Курта, чтобы он задействовал Малькольма в лалархейнском проекте, — повторила Джоселин, избегая взгляда сестры и чувствуя, как краснеет.
Помолчав, Гонора ответила:
— Джосс, ты же знаешь, что я никогда не вмешиваюсь в его дела.
— Превосходно. Спасибо за помощь, Гонора. Премного благодарна.
Тонкие брови Гоноры сошлись у переносицы.
— Н…не в…верь р…рассказам Фуада, — от волнения Гонора начала слегка заикаться. — Он вырос в Америке. Лалархейн — страна, в которой исповедуют ислам в самой строгой его форме, и американской женщине там не место. Ты не сможешь там работать.
— Ну и что?
— Ты хочешь сказать, что оставишь свою карьеру?
— Вполне возможно.
— Но, Джосс, ради чего? Ты талантливый инженер. Здесь ты далеко пойдешь. Курт не устает говорить, что у тебя блестящее будущее.
Джоселин чувствовала себя неуютно. Спокойный, наставительный тон Гоноры напомнил ей, что она всегда была младшей в семье.
— Я думаю, что компания «Айвари» вполне обойдется и без меня, — сказала она с обидой в голосе.
— Но что ты будешь делать в стране, где все подчиняется законам шариата? Женщины там сидят дома, а если и выходят на улицу, то закрывают лицо чадрой. Им не разрешается водить машину. Даралам, столица страны, — это просто большая грязная деревня, где нет воды, канализации, магазинов и ресторанов. Там даже никакой растительности нет. Это на открытках все выглядит красиво, а на самом деле там просто ужасно: жара, мухи, нищие, мерзкие запахи. Те три дня, что я провела там, были худшими в моей жизни. Лалархейн — это не страна, это печь, огненная печь.
Джоселин вяло ковыряла вилкой в салате.
— Малькольму очень бы хотелось поработать там.
— Но что будешь делать ты?
— Я найду себе занятие.
Гонора внимательно посмотрела на нее.
— Джосс, ты не бере…
— О Боже, нет. Я не девятнадцатилетняя идиотка.
Губы Гоноры задрожали, на глазах навернулись слезы. «Если бы Курт увидел ее сейчас, он бы наверняка убил меня, — подумала Джоселин, — и был бы прав». Однако из упрямства она не извинилась перед сестрой.
Помолчав, Гонора сказала:
— Я уверена, что для Малькольма и здесь найдется хорошая работа. Компания всегда продвигает способных.
Наступила тишина. «Она, наверное, думает, что меня подослал Малькольм», — решила Джоселин и сказала:
— Только прошу тебя ничего не говорить Малькольму о нашем разговоре. Он убьет меня, если узнает. Он считает, что родственные связи не должны влиять на работу.
— О, Джосс, ты говоришь совсем как в детстве.
— Если не хочешь помочь Малькольму, то так и скажи! — выпалила Джоселин. От шума голосов, запахов кухни у нее закружилась голова. — Мне кажется, что он тебе никогда не нравился.
— Ты ошибаешься, Джосс. Курт и я сразу полюбили его, — ответила Гонора с нежностью в голосе.
— Тогда почему же ты не хочешь помочь ему?
Гонора вздохнула.
— Если ты абсолютно уверена, что Лалархейн именно то место, где вам хочется работать, то, конечно же, я поговорю с Куртом.
— Спасибо, — ответила Джоселин сухо и знаком подозвала официанта, но Гонора опередила ее и попросила записать стоимость ленча на счет Курта.
Джоселин ушла первой, так как спешила на работу. Гонора, у которой на без пятнадцати три была назначена встреча на бульваре Олимпик, еще некоторое время оставалась в баре. Она смотрела, как сестра лавирует между столиками, пробираясь к выходу, и подумала: «Бедная Джосс». Ее сомнения в том, что брак младшей сестры удачен, возросли, когда она наблюдала за молодоженами во время их последней встречи. Как Малькольм ни стремился казаться хорошим парнем и угождать всем, она укрепилась во мнении, что за его красивой наружностью скрывается что-то темное и непонятное.
«Неужели он ударил Джосс? Судя по тому, как тщательно она пыталась это скрыть, так оно и было на самом деле. Что же заставило Малькольма ударить Джосс? Какие у них проблемы?»
Гонора медленно пила кофе. Бар постепенно пустел. Группа молодых водителей автобусов заканчивала обед. Гонора смотрела на них и вспоминала свою работу в кафе «Строудс». Многое изменилось с тех пор. Теперь она богатая женщина, владеющая особняком на Бель-Эа, большой квартирой в Лондоне на Аппер-Брук-стрит, у нее есть сад с редкими деревьями и растениями, яхта на Ньюпорт-Бич, меха, драгоценности, сделанные по специальному заказу. У нее есть муж, которого она любит и который отвечает ей взаимностью. Она живет как в раю. Но тогда почему временами ей становится так грустно, так пусто и одиноко?
Причина в том, что она не может забеременеть. Она прошла курс лечения и здесь, и в Нью-Йорке, ее обследовали самые лучшие гинекологи, они с Куртом, занимаясь любовью, следуют всем советам врачей, и все безрезультатно. Курт часто успокаивает ее, говоря, что его желание иметь троих детей было шуткой. Ему нужна только она одна и больше никто. «Раньше я была бедна, — думала Гонора, — иногда впадала в отчаяние, но у меня не было таких тяжелых воспоминаний, я не испытывала такой пустоты и горечи».
Гонора допила кофе, резко поднялась и направилась к выходу.
После ужина Курт и Гонора обычно гуляли по саду. Вот и сейчас они, держась за руки, шли по крутой тропинке, вдоль которой были высажены редкие цветы.
— Курт, это правда, что ваша компания посылает за границу только лучших специалистов? — спросила Гонора после того, как рассказала ему о встрече с Джоселин и о ее просьбе.
— Ей что, не терпится сделать карьеру? — спросил Курт.
— Для Малькольма.
— Не вижу проблем. Надо помогать родственникам. Скоро мы начнем строительство дамбы на Миссисипи, и я отправлю их туда.
— Джосс решила оставить работу.
— Джосс? — удивился Курт. — Ребенок?
— Нет, — ответила Гонора, — Курт, может, я чего-то не поняла, но мне кажется, что она решила оставить работу из-за Малькольма, чтобы не быть бельмом у него на глазу.
— Это с ее-то амбициями и мужским складом ума?
— Мне тоже кажется это странным.
Курт нагнулся и сорвал цветок.
— По-моему, она сошла с ума.
— Я думаю, что у них не все в порядке.
— Она говорила тебе об этом?
— Нет, конечно, ты же знаешь Джосс. Просто я это чувствую. Ей непременно хочется, чтобы Малькольм сделал карьеру.
— Помнится, на барбекю он говорил, что ему очень хочется поехать в Лалархейн. Но, Гонора, там все только усложнится. У нас уже развелись несколько пар после совместной поездки туда.
— Но она просила меня об этом, а ты знаешь, что значит для нее просить кого-то об одолжении. Она считает, что работа в Лалархейне поможет Малькольму сделать карьеру.
— Хорошо, Прекрасная Елена, я подумаю над этим, — ответил Курт, втыкая цветок в волосы Гоноры.