Через два дня приехал Дасти и сообщил, что Хартли свернул свой лагерь. Следы вели на юго-восток. Было похоже, что банда покинула эти места навсегда.

– Не уверен, что мне это нравится, – пробормотал Скунс, снимая шляпу и почесывая в затылке. – Сначала они разгоняют наше стадо, а потом уезжают – неужели для того, чтобы мы снова могли собрать его? В. этом нет смысла.

– Человек, с которым мы имеем дело, и не должен следовать нашей логике и нашему здравому смыслу, – ответил Джед. Но и ему эта новость не понравилась.

Рио улыбнулся:

– А может, наше варево показалось им слишком острым, а? Умные люди в таком случае поворачиваются и уезжают.

Но никто из них не верил в это. И все пришли к выводу: отъезд банды – просто военная хитрость.

Но думать о будущих неприятностях – не самый лучший способ остаться в живых. Поэтому никто не стал особенно задумываться о причинах внезапного отступления противника.

Возможно, их враги заметили поблизости индейцев, наблюдавших за их хижиной. Возможно, так предполагал Рио, бандиты поняли, что им не совладать с Джедом и его людьми, поэтому они отправились за подкреплением. Кроме того, можно было бы предположить, что Хартли смутило присутствие Элизабет – ведь ее отец считался другом англичанина, – однако в подобное благородство Джед не верил. Он, как и все его люди, полагал, что Хартли перенес свой лагерь в другое место, чтобы замести следы, и теперь выжидал.

Они вернулись к своей работе и снова принялись ловить быков; причем некоторых из них все-таки пришлось клеймить. Воины Красного Волка ежедневно наблюдали за их хижиной, и благодаря этому Джед не чувствовал беспокойства за Элизабет, когда они оставляли ее одну. И все же они старались не удаляться слишком далеко от дома и возвращались на ранчо до наступления темноты. По ночам же по очереди несли вахту, а днем не расставались с ружьями. Джед не сказал Элизабет, что на них напал лорд Хартли. Он полагал, что у нее и так достаточно оснований для беспокойства, и считал, что ей лучше не знать, кто ее враг. В течение следующей недели жизнь на ранчо обрела видимость нормальной, но это была всего лишь видимость. Джед мог бы сравнить эту жизнь с румяным яблоком, изъеденным изнутри червями. Однако Элизабет выполняла всю домашнюю работу со своей обычной расторопностью и неутомимостью. Когда же Дасти сообщил ей, что их враги куда-то уехали, она еще больше приободрилась; ей казалось, что все теперь будет как прежде.

К сожалению, она ошиблась. Теперь Джед, утомленный работой и своими ночными бдениями, даже если и приходил к ней в постель, то почти сразу засыпал. К тому же они очень редко разговаривали. И даже не спорили. Когда же все-таки общались, то произносили самые обычные слова, совершенно бессмысленные. И старались скрывать свои чувства. Они предпочитали не выставлять напоказ глубокие шрамы, которые остались в их душах, и делали вид, что в их жизни ничего не изменилось. Но тот благословенный день на склоне холма, когда жизнь была такой прекрасной, – тот день тускнел в их памяти, и воспоминания о нем уже не казались такими яркими.

Как-то раз они сидели в хижине за ужином. Элизабет поставила на стол горшок с рагу и повернулась, чтобы взять поджаренные ломти кукурузного хлеба.

– Пахнет отлично, мэм, – тотчас же прокомментировал Дасти.

Рио усмехнулся:

– Она быстро учится. Верно? Скоро вам не потребуется такой опытный повар, как я.

Скунс загоготал:

– Опытный повар? Неужели это ты про себя? Вытянув под столом ноги, Джед смотрел на Элизабет, склонившуюся над очагом. От жара щеки ее раскраснелись, а выбившиеся из прически пряди делали ее еще более женственной. Однако ему казалось, что жена похудела. Может, только казалось? Джед пытался убедить себя в том, что Элизабет вполне здорова.

– На этой неделе, наверное, закончим клеймить скот. – пробормотал он, окинув взглядом друзей. – Думаю, что когда мы отделим молодняк от более взрослых…

Они все услышали топот копыт. Джед первым вскочил на ноги. Схватив ружье, он бросился к прикрытой двери. Его жена в ужасе вскрикнула и уронила на пол тарелку, которую собиралась поставить на стол. Скунс, Дасти и Рио выскочили из-за стола и, подбежав к Элизабет, закрыли ее. У всех троих в руках появились пистолеты.

Из-за двери послышался хрипловатый голос:

– Дружище, положи эту гнусную штуку, пока она не выстрелила. Неужели надо непременно дырявить своих гостей?

Джед улыбнулся и, отложив ружье, вышел из хижины.

– Рад видеть тебя, Сэм Хьюстон! Что ты делаешь в здешних лесах? Тебя вышибли из Штатов?

– Гораздо хуже. Мои друзья техасцы выбрали меня на высокий пост, – спешившись, ответил Сэм.

Тут к двери подбежала Элизабет. Она с радостной улыбкой смотрела на гостя. Генерал Хьюстон был в куртке из оленьей кожи, в широкополой шляпе и в сапогах для верховой езды. На ремне его болталась кобура с пистолетом. Но в остальном, по мнению Элизабет, он ничем не отличался от прежнего Сэма Хьюстона.

– Генерал Хьюстон! – воскликнула она, подбегая к гостю. – Какой приятный сюрприз!

Бросив поводья на коновязь, Сэм в изумлении уставился на Элизабет. Сначала она подумала, что генерал не ожидал увидеть ее здесь, поэтому и удивился; но тотчас же поняла: он поражен произошедшими в ней переменами.

И действительно, Элизабет Коулмен, которую Сэм Хьюстон знал в Алабаме, была безупречно причесанной цветущей красавицей в шелках и кринолине. Женщина же, которую он сейчас увидел, имела мало общего с той юной леди.

Ее волосы, выбившиеся из тугого узла на затылке, свисали на плечи влажными от пота прядями. Нос был усыпан веснушками, оттого что она много времени проводила под солнцем без шляпки или чепчика. А рука, которую она протянула ему, была огрубевшей, и кожа на ней шелушилась. При техасской жаре было немыслимо носить семь нижних юбок; к тому же она не смогла бы содержать их в чистоте. Поэтому Элизабет давно отказалась от кринолина и носила всего одну муслиновую нижнюю юбку. Кроме того, она сильно похудела; под глазами ее залегли лиловые тени, а лицо утратило прежний цвет. Так что не было ничего удивительного в том, что мистера Хьюстона ошеломил ее вид. Но он, сделав над собой усилие, поцеловал ее руку и с улыбкой проговорил:

– Миссис Филдинг, вы выглядите прелестно. И я необыкновенно рад снова увидеть вас. Ваше общество искупает все тяготы моего путешествия.

Элизабет заставила себя улыбнуться в ответ на эту вопиющую ложь.

– Кстати, примите мои запоздалые поздравления, миссис Филдинг, по поводу вашей свадьбы, – продолжал Сэм. – А вы, сэр, – он повернулся к Джеду, – самый удачливый человек, какого я знаю. Ну… может быть, после меня, – добавил он, снова обращаясь к Элизабет. – Рад сообщить вам, что я попросил мисс Маргарет стать моей женой и она, оказав мне честь, приняла мое предложение. Весной мы собираемся пожениться.

Забыв о своем замешательстве, Элизабет в восторге воскликнула:

– О, генерал Хьюстон! Я так счастлива за вас обоих! – Она схватила Сэма за руки; глаза ее сияли. – Но я хочу узнать все подробности! О… мистер Хьюстон, прошу вас, заходите. Мы как раз садились ужинать. Правда, у нас на ужин… – Она потупилась. – У нас все очень скромно. Сэм весело рассмеялся:

– Если это не жилистая говядина, то я с радостью приму ваше приглашение, миссис Филдинг.

Сэм вел себя как настоящий джентльмен и за ужином старался побольше говорить о том, что могло бы заинтересовать Элизабет. Он передал ей поздравления от отца и рассказал об алабамских новостях, о новейших модах и о том, кто и как устраивал званые вечера в последнее время. Поведал также о рождениях, браках, помолвках и о многом другом.

Элизабет слушала с величайшим вниманием и почти не прикасалась к еде. Несколько раз она перехватывала взгляд Джеда – он смотрел на жену с каким-то странным выражением на лице, однако Элизабет не придавала этому значения.

Когда она поднялась со своего места, чтобы подать на стол пирог с дикими ягодами, Джед, повернувшись к гостю, спросил:

– Так что же привело тебя сюда? Сэм усмехнулся:

– Видите ли, пока я бездельничал и разъезжал по штату Теннесси, мои добрые техасцы избрали меня в палату представителей, и сейчас я держу путь в Остин.

– И вы направились туда окружным путем, генерал? – подал голос Скунс.

Мужчины вопросительно взглянули на гостя. Все знали, что Сэм Хьюстон – друг Джеда, но, с другой стороны, генерал был не таким человеком, чтобы наносить светские визиты. Все прекрасно понимали: Сэм приехал на ранчо не только для того, чтобы поздравить новобрачных. Более того, никто не сомневался: новости, которые привез гость, не из приятных.

И действительно, Сэм внезапно помрачнел и, понизив голос, проговорил:

– Я думал, что вам будет интересно кое-что узнать. В Накогдочесе большие неприятности.

Элизабет поставила перед мужем тарелку с куском пирога, но Джед лишь мельком взглянул на него.

– Ламар? – спросил он, пристально глядя на Сэма.

– Благодарю вас, миссис Филдинг. Он выглядит очень соблазнительно. – Сэм взял вилку, но даже не прикоснулся к своему куску пирога. Когда Элизабет отвернулась, гость положил вилку на стол. – Этот безумец… – В голосе Сэма прозвучала такая ярость, что Элизабет вздрогнула и обернулась. – Он уничтожит все, что мы создали…

Джед нахмурился:

– Что же он натворил теперь?

Элизабет вернулась к столу с кусками пирога для Дасти и Скунса.

Сэм между тем продолжал:

– Ламар решил, что земля в резервации Накогдочес ничья и ее можно захватить. Он решил воспользоваться этой землей и одарить ею своих друзей. Поэтому согнал с нее чероки. Вождь Боул пытался договориться с ним, но он призвал на помощь армию. Все закончилось резней. Не пощадили никого – ни детей, ни женщин, ни стариков…

В комнате воцарилось тягостное молчание. Наконец Джед пробормотал:

– Мне очень жаль, Сэм…

Рука Хьюстона, лежавшая на столе, сжалась в кулак. Лицо его исказилось, словно от боли, и он сквозь зубы пробормотал:

– Вождь Боул мертв…

И снова воцарилось молчание. Элизабет, конечно же, понимала, какие чувства обуревали Сэма и Джеда. Она знала, что у генерала Хьюстона и ее мужа были друзья среди индейцев чероки. Но как теперь они поступят, что предпримут в сложившейся ситуации, – об этом Элизабет не могла даже догадываться.

Наконец Дасти, прервав затянувшееся молчание, проговорил:

– Значит, они вышли на тропу войны?

Вернувшись к столу с двумя последними кусками пирога, Элизабет в тревоге взглянула на генерала Хьюстона. „Тропа войны“. Дома, в Алабаме, читая газеты, она встречала иногда эти слова и слышала их в разговорах мужчин о западных территориях. Но они, эти слова, никогда не имели для нее особого значения, никогда не волновали ее, не тревожили, не пугали… Однако теперь, когда она была в Техасе, – теперь эти два слова наполнились вполне реальным содержанием.

Немного помолчав, Хьюстон ответил:

– Индейцев оттеснили за Ред-Ривер, но они не намерены мириться с этим. Можете не сомневаться… – Еще больше помрачнев, Сэм продолжал: – Чероки всегда старались жить в мире с белыми людьми, но их воины не забыли, как держать в руках оружие. Уже приходят сообщения о стычках. Было несколько нападений на поселенцев.

Элизабет не смогла удержаться от вопроса.

– Где? – спросила она.

Сэм бросил на нее взгляд и тотчас же осознал свою оплошность. Он виновато посмотрел на Джеда и поспешил успокоить Элизабет:

– Вам не стоит волноваться, миссис Филдинг. Я не хотел напугать вас. Вы здесь в полной безопасности и должны знать об этом.

Но Элизабет знала только одно: над ее домом снова нависла угроза и ее жизни снова угрожала опасность – пусть даже она не знала, какая именно.

Элизабет посмотрела на Дасти; ей вдруг вспомнился его рассказ о нападении индейцев… Повернувшись к мужу, она проговорила:

– Ты ведь, кажется, говорил, что чероки – цивилизованные люди. – В голосе Элизабет помимо ее воли прозвучал упрек.

Джед внимательно посмотрел на жену.

– Любой человек попытается дать отпор, если его довести до отчаяния, Элизабет. Даже самый цивилизованный.

Едва ли эти слова могли успокоить ее. А ведь она ждала от мужа поддержки и утешения, и он должен был это знать.

Тут Сэм вдруг оживился и с наигранной бодростью воскликнул:

– О Господи, я совсем забыл о том, как надо вести себя за столом! Ну и манеры! Индейцы – не самая подходящая тема для застольной беседы. Нам следует поговорить о чем-нибудь другом. – Сэм улыбнулся и сунул руку в карман. – Миссис Филдинг, смею заметить, что ваша красота и ваша отменная кухня способны лишить рассудка любого мужчину, и я чуть не забыл… Я привез вам письма от вашего отца и от моей невесты.

Элизабет схватила протянутые ей письма и на время забыла об индейцах и прочих опасностях. Аккуратно сложенные листки бумаги с восковыми печатями казались ей сейчас настоящими сокровищами.

С улыбкой взглянув на Сэма, она воскликнула:

– О, генерал Хьюстон, благодарю вас! Ведь прошло столько времени!..

Ей хотелось немедленно вскрыть письма и прочесть их, но Элизабет знала, что это было бы невежливо по отношению к гостю. К тому же она понимала, что гораздо приятнее читать письма в полном уединении, смаковать каждое слово, перечитывать каждую строчку снова и снова…

Элизабет со вздохом опустилась на стул.

Дасти, расправившись со своим куском пирога, заявил:

– Никогда не ел ничего вкуснее, миссис Филдинг. Элизабет одарила его ослепительной улыбкой:

– Спасибо, Дасти. Я испеку еще один, как только вы соберете ягод для него.

– Договорились, мэм. Это будет наша сделка. Поднявшись из-за стола, Дасти взял свое ружье и шагнул к двери. Обернувшись, сказал:

– Надеюсь, еще удастся поговорить с вами, генерал. Хочу послушать о хорошеньких девочках. Возможно, вы что-нибудь о них знаете.

За этой грубоватой остротой последовал взрыв мужского смеха, и Элизабет залилась румянцем. Впрочем, шутка Дасти ее не очень смутила – сейчас она думала лишь о письмах.

Скунс и Рио тоже вышли из хижины; им надо было накормить и напоить лошадей. Элизабет быстро убрала со стола и вымыла посуду. Джед с Сэмом все еще сидели за столом, но Элизабет не интересовалась их беседой. Сняв передник, она проговорила:

– Джентльмены, вы простите меня, если я ненадолго покину вас? Не хочу быть невежливой, но…

– Да-да, конечно, – улыбнулся Сэм. – Вы хотите прочесть письма, не так ли? А я как раз собирался предложить вашему мужу выйти на воздух выкурить сигару.

Элизабет ответила генералу благодарной улыбкой. Джед встал из-за стола.

– Давненько мне не приходилось курить хорошие сигары, Сэм. Ты не сам их крутишь, нет?

Мужчины, посмеиваясь, вышли из хижины. Элизабет с минуту поколебалась, прежде чем скрыться за одеялом. Опустившись на кровать, она распечатала письмо отца. Прочитала первые слова – и глаза ее затуманились слезами.

„Моя бесценная девочка…“

Ей пришлось на несколько минут оторваться от письма – слезы мешали читать.

„Папа, – думала Элизабет, и в сердце ее разрасталась боль, парализовавшая волю и чувства. – Папа, мне так тебя недостает“.

Наконец, взяв себя в руки, она вернулась к чтению.

„Для мужчины горчайшая судьба – потерять дочь, отдать ее другому мужчине, и то, что сейчас я не могу быть с тобой, только удваивает эту горечь. И все же не стану сетовать на судьбу, ведь я хочу так много сказать тебе, особенно сейчас, когда мне ясно, что мое письмо дойдет до тебя через долгие недели, возможно, даже месяцы.

Письмо, написанное тобой в день твоей свадьбы, стало моим талисманом, который я храню возле сердца, потому что, перечитывая его, я понимаю: только величайшая любовь могла заставить тебя отказаться от привычного образа жизни и дать тебе мужество последовать в глухие и дикие места за твоим мужем. Должно быть, это такая же любовь, какую я питал к твоей матери, а она – ко мне, и если она принесет тебе хотя бы половину той радости, что черпали мы друг в друге, то это означает благословение Божие.

Я чувствую, что с моей стороны было большой ошибкой не узнать мистера Филдинга получше, но я много общался с мистером Хьюстоном и другими знающими его людьми, и они заверили меня в том, что он весьма достойный человек. Признаюсь, что на душе у меня тяжело, потому что меня страшит мысль о той жизни, что ты ведешь на границе, но я надеюсь убедить твоего мужа принять мою помощь. А теперь я только прошу его лелеять тебя и обращаться с тобой так, как должно и как ты заслуживаешь. Хотелось бы, чтобы в будущем он разрешил мне навестить вас или даже пожить вместе с вами в вашем доме.

Ты унаследовала мудрость своей матери, моя дорогая, и силу своего отца, и я не сомневаюсь, что ты станешь доброй и достойной женой для своего мужа. Мне очень недостает твоего общества – больше, чем можно выразить словами, но я желаю тебе счастья. Ты всегда останешься для меня самой любимой, как и теперь.

Твой обожающий тебя отец“.

Складывая письмо, Элизабет не могла удержаться от слез. Они падали на листок, как капли дождя, и чернила расплывались на бумаге. Ей так хотелось увидеть отца, так хотелось вновь почувствовать запах магнолий и водяных кипарисов и услышать негритянские спиричуэлз, звучавшие летними вечерами. Ей так не хватало обедов в особняке отца, не хватало яркого света множества свечей, запаха воска и мерцания начищенного серебра. Ей хотелось услышать звуки фортепьяно и увидеть ласковую улыбку отца, слушающего ее игру. Суждено ли ей снова увидеть свой дом?

Он написал: „… только величайшая любовь могла заставить тебя отказаться от привычного образа жизни…“

Но было ли для нее достаточно этой любви?

Элизабет утерла слезы тыльной стороной ладони и распечатала письмо Маргарет. Визит Сэма Хьюстона и все, связанное с ним, было даром небес, и она решила, что не станет омрачать его недостойным чувством жалости к себе.

Она слышала, как Сэм и Джед вернулись в хижину. Мужчины топали сапогами и о чем-то негромко беседовали. Элизабет стала читать письмо Маргарет, и первые же строчки вызвали у нее улыбку.

„Элизабет, ты самая счастливая девушка на свете! Только подумать – ты сбежала в Техас со своим возлюбленным! Я всегда подозревала, что ты на это способна, но никогда не предполагала, что такое случится! Можешь мне поверить, у мамы еще более чопорный вид, чем всегда, и губы сжаты крепче, чем обычно…“

Элизабет быстро пробежала глазами эту часть письма. Она прекрасно представляла миссис Нэнси, вернувшуюся домой, и ей не хотелось надолго задумываться о том, как та себя вела.

Элизабет продолжила читать письмо и одновременно прислушивалась к голосам мужчин – они сейчас стояли у самой двери и говорили об Алабаме. Маргарет писала о предстоящей свадьбе и своих планах.

„… Это, конечно, будет происходить на плантации, и, Бет, если бы ты только могла приехать, я считала бы себя самой счастливой девушкой на свете! Я заказываю в Париже платья для своих подружек – платья самого изысканного перламутрово-розового оттенка…“

Маргарет описывала и свое собственное подвенечное платье, а также называла имена гостей, которых намеревалась пригласить на брачную церемонию. Элизабет читала и отчаянно завидовала подруге. Эта свадьба должна была стать прекрасным и счастливым событием. Эта свадьба должна была стать такой, о какой она сама мечтала… Всю жизнь Элизабет мечтала о прекрасной и торжественной свадьбе. Она представляла, как спускается по дубовой лестнице, спускается, разодетая в кружева и украшенная жемчугами… Внезапно до нее донесся голос Джеда:

– Не могу поверить, что ты говоришь это серьезно, Сэм. Привезти сюда такую леди, как мисс Маргарет Ли, – да ты, должно быть, лишился рассудка.

– Я бы тоже никогда не подумал, что ты способен на подобный поступок. Но ведь привез же ты сюда мисс Коулмен…

Возникла пауза. Потом снова послышался голос Джеда:

– У меня не было выбора, только поэтому я привез сюда Элизабет.

– Я так и предполагал, – сказал Сэм. – Моя будущая теща пыталась проявлять деликатность, но все же пошли сплетни…

Элизабет вспыхнула. Вероятно, мужчины не подозревали о том, что их голоса хорошо слышны. Она знала, что должна была дать им понять, что слышит их, но не могла заставить себя сделать это. Совершенно утратив интерес к письму Маргарет, Элизабет прислушивалась…

Сэм продолжал:

– Должен тебе сказать, что ее отец был очень огорчен. Но я заверил его, что ты позаботишься о его дочери. Надеюсь, что ты не выставишь меня перед ним лжецом.

– Ты ведь хорошо меня знаешь, Сэм. – Джед немного помолчал, потом вновь заговорил: – Я взял на себя ответственность за нее. И сделаю все возможное…

– Уверен, у тебя это прекрасно получится, – с усмешкой проговорил Сэм. – Я всегда знал: тебе нужна хорошая жена.

– Заботиться в Техасе о женщине – тяжкая ответственность, Сэм, поверь мне.

Сэм снова усмехнулся:

– Готов побиться об заклад, что твоя молодая жена сама сможет позаботиться о себе, если ты дашь ей шанс.

Джед фыркнул:

– Ты не в своем уме, Сэм. Я всегда говорил: ты мало знаешь о женщинах, меньше, чем любой известный мне человек. Мисс Маргарет Ли… Она здесь не выживет. Ты же знаешь, какая здесь жизнь. И я не думаю, что ты захочешь предложить такую жизнь мисс Маргарет.

Сэм рассмеялся:

– Ты должен понять одну вещь, мой мальчик. Эти леди-южанки гораздо сильнее, чем кажутся. По правде говоря, я думаю, что они самые стойкие женщины в мире. Разве твоя молодая жена не доказала этого?

В ожидании ответа Джеда Элизабет затаила дыхание. Она уже столько горьких истин от него наслушалась… Нет, она не станет слушать ответ мужа.

Поднявшись с кровати, Элизабет с веселой улыбкой на устах вышла к мужчинам. Они бросали на нее испуганные, почти виноватые взгляды, но она с невозмутимым видом проговорила:

– Маргарет написала мне замечательное письмо, генерал Хьюстон, но она только разожгла мое любопытство. Мне бы так хотелось узнать все подробности! Пожалуйста, если это вас не затруднит, расскажите мне о ваших планах и о будущей свадьбе.