Янтарные небеса

Бристол Ли

Когда благородный Дэниел Филдинг, жених хрупкой, нежной Джессики Дункан, был убит ее жестоким тираном-отцом прямо в день свадьбы, девушке стало казаться, что над ней тяготеет злой рок. Но мог ли бесстрашный Джейк Филдинг, стремившийся расквитаться с убийцей брата, предвидеть, что цель более достойная, нежели месть, появится в его жизни? Теперь он должен оградить от всех невзгод ту, которую полюбил всем сердцем…

 

Глава 1

Июль, 1876 год

В доме стояла благодатная тишина, но вдруг двери парадного хлопнули и в коридоре раздались тяжелые шаги хозяина. Все в его облике, начиная от усталого, раздраженного взгляда до медлительной походки, говорило об отвратительном расположении духа. Слуги рассыпались кто куда в надежде переждать плохое настроение мистера Джейка и не попадаться ему под горячую руку.

… Для Джейка Филдинга самым приятным моментом в путешествиях было возвращение домой. Будучи человеком неугомонным, он не мог долго сидеть на одном месте и предпочитал кочевой образ жизни. Филдинг, бывало, месяцами странствовал по свету, но тем сладостнее оказывалось возвращение в родной дом, где всегда можно поесть за покрытым белоснежной скатертью столом, выспаться в уютной чистой постели, посидеть жарким полднем на ухоженной лужайке в тени раскидистого дерева, потягивая виски и слушая местные сплетни. В такие минуты он мнил себя счастливейшим из смертных – ведь он познал и мятежную свободу странствий, и безграничный покой родного очага.

Всякий раз, подъезжая к родному поместью после долгого путешествия, при одном только виде знакомых холмов и извилистых прохладных ручьев он с замирающим сердцем радостно улыбался. Да, лучшее, что есть в жизни, – это дом, а точнее, возвращение домой. Так было всегда… Но в этот раз…

Да, похоже, в этот раз возвращение в отчий дом нельзя назвать счастливым. Невероятная, возмутительная новость потрясла Джейка до глубины души…

Дэниел Филдинг работал в своем кабинете. Услышав знакомые шаги, он поднялся из-за стола и пружинистой походкой пошел навстречу брату. Глаза его светились радостью.

– Здравствуй, брат. Я так и знал, что ты сегодня приедешь. Уж что-что, а вечеринку ты никогда не пропустишь, верно? Наверное, за версту унюхал запах божественного чили Рио.

Джейк стоял в дверях – весь в пыли, небритый. Недобрый взгляд темно-зеленых глаз предвещал бурю.

– Что, черт подери, здесь происходит? – с порога выпалил он.

Дэниел изобразил на лице самое невинное выражение.

– Разве ты забыл? Сегодня день моего рождения. Он каждый год бывает именно в этот день. И мы по этому поводу устраиваем вечеринку.

Сорвав с головы шляпу, Джейк метнул ее на изящный туалетный столик, так что тот качнулся, а украшавшая его маленькая фарфоровая статуэтка упала на пол и разбилась вдребезги.

Казалось, этой мелочи не заметил никто.

– Ты что, спятил? Боже правый! Я не был дома чуть больше месяца, и за это время ты умудрился сотворить такую глупость! Что, черт подери, на тебя нашло? – кричал Джейк.

Улыбка на лице Дэниела погасла. Слова брата огорчили его, но он взял себя в руки.

– Кто тебе сказал? – спокойно спросил Дэниел.

Джейк нетерпеливо махнул рукой.

– Да, похоже, черт подери, единственный, кто не сказал мне об этом, – ты! Как только я выехал из Форт-Уэрта…

– Я пытался тебя разыскать, – с легким упреком заметил Дэниел.

Чувство неловкости на миг охватило Джейка.

– Я был в пути, – проворчал он. Непреодолимая и необъяснимая тяга Филдинга-младшего к странствиям никогда не вызывала одобрения старшего брата и являлась постоянным предметом их стычек. Сегодня же Джейк не желал выслушивать нотации по этому поводу. Впрочем, их и не последовало. Дэниел лишь заметил:

– Три недели назад ты перевел скот на летние пастбища, и если бы ты после этого вернулся домой с работниками, а не шатался в городе по кабакам, спуская деньги на дешевое виски и еще более дешевых женщин…

– По крайней мере, я не женился ни на одной из них! – перебил его Джейк.

Увидев, как у Дэниела исказилось от боли лицо, он сквозь зубы ругнулся. Проведя рукой по взъерошенным волосам, Джейк попытался взять себя в руки. Нужно спокойно оценить ту невероятную ситуацию, в которой они оказались по милости брата.

Подойдя к большому кожаному креслу у окна, Джейк буквально рухнул в него, с наслаждением ощутив его мягкость каждой частичкой своего измученного тела. Молчание затягивалось, он потянулся к стоявшей на столе у кресла коробке с сигарами. Приняв это за знак перемирия, Дэниел примостился на краешке стола, и лицо его вновь приняло свойственное ему добродушно-веселое выражение.

Джейк смотрел на брата с плохо скрываемым раздражением и нетерпением. Мало того, что он безумно устал, так еще и голова трещала с похмелья, и единственное, чего ему сейчас хотелось, – это принять ванну, плотно позавтракать и завалиться спать на сутки. Как некстати сегодня эти разговоры с братом!

– Черт побери, Дэниел, я ничего не понимаю, просто в голове не укладывается. Это я вечно попадаю в какие-то передряги, а ты вызволяешь меня из них. И так должно быть, а не иначе. Какой, черт подери, бес в тебя вселился?

Дэниел тихонько рассмеялся.

– Я влюбился, – вдруг как-то просто сказал он. Джейк, который уже успел сунуть сигару в рот и как раз собирался чиркнуть о подошву ботинка спичкой, так и застыл. Прошло немало времени, прежде чем он раскурил сигару и затянулся ею несколько раз.

– Ты… что? – растягивая слова, спросил наконец Джейк.

Дэниел плотно сжал губы. Глаза его вдруг сделались холодными. Он явно злился, и от брата это, конечно, не укрылось.

– Я позволил себе влюбиться, Джейк, – намеренно спокойно уточнил Дэниел.

– Ты сошел с ума…

Дэниел промолчал.

Джейк не хотел верить в услышанное и не мог поверить, что брат окажется таким ослом.

– А эта женщина, – спросил он, тщательно взвешивая каждое слово, – она знает, во что впутывается?

Дэниел поспешно отвел глаза. Щеки его покрыл чуть видимый румянец.

– У нас с Джессикой… полное взаимопонимание.

Джейк тяжело вздохнул.

– О Господи! Похоже, у этой потаскушки с мозгами не все в порядке. Это же надо! Подцепить единственного мужчину во всей округе, который может дать все, кроме ночей любви. Голову даю на отсечение, что не позже чем через месяц она будет спать со всяким, кто ходит в штанах, но если тебе на это наплевать…

– Между мужчиной и женщиной существует, помимо постели, много другого, Джейк, – оборвал его Дэниел. Теперь голос его звучал сурово. – Моя невеста…

– Тоже мне невеста! Взял бы уж лучше в жены замызганную цыганку!

– Ты ведь ее еще даже не видел и ничего о ней не знаешь! Ты…

– Я знаю все, что мне нужно знать, – отрезал Джейк и, вскочив, принялся вышагивать по комнате. – Чертова бродяжка, мерзкая авантюристка, грязная охотница за состояниями! Никто даже толком не знает, откуда она взялась и чем занимается!

– Я знаю. – Голос Дэниела прозвучал решительно и очень холодно, как всегда, когда он пытался сдержаться и не дать волю гневу.

Вот он стоит перед ним, его младший брат Джейк, сильный и здоровый. Джейк, который знает ответ на любой вопрос, для которого все ясно и понятно, который не признает полутонов… Джейк, который берет от жизни все, что ему нужно, и никому не позволяет встать на своем пути… Джейк, всеобщий любимец. Что он знает о непреодолимой тоске и страдании, об остром желании достичь невозможного, о том, как трудно, став обладателем прекрасного, отказаться от него? Да как он только смеет давать советы?

Джейк, который отнял у них маму, Элизабет…

Боль и гнев уже готовы были выплеснуться наружу, однако Дэниел понимал, что ни к чему хорошему это не приведет. Лицо его оставалось по-прежнему безмятежным. Джессика – женщина, которая нужна ему и которая прекрасно впишется в его родное поместье. Живая, энергичная, красивая. Совсем как мама…

– Ее отец – странствующий проповедник.

– Как же, проповедник! Цирковой клоун! Черт подери, Дэниел, неужели ты не знаешь, что от этих людей можно ожидать чего угодно? Да всему Техасу известно, что ее папаша – самый мерзкий тип из всех недостойных людишек! В каждом городе до самого Арканзаса он пытался всучить всем желающим змеиный яд и серу, и отовсюду его гнали палками. И доченька его такая же мошенница, ни капли в этом не сомневаюсь. Очень быстро она обдерет тебя как липку и испарится из нашего дома, только ее и видели!

Дэниел опустил глаза.

– Не все так просто… – тихо произнес он.

Джейк остановился, с недоумением взглянул на брата и недоверчиво произнес:

– Где, черт подери, тебя угораздило познакомиться с этими проходимцами?

Дэниел тяжело вздохнул и тронул брата за руку.

– Они остановились на нашей земле. Я должен был проверить, что это за люди. – Он покачал головой, вспоминая свою первую встречу с Джессикой, и в глазах его появилось тревожное выражение. Однако голос оставался по-прежнему спокойным. – Видел бы ты ее, Джейк. Такая красивая кроткая девушка. А этот ее папаша! – Последнее слово он произнес с ненавистью. – В отношении его ты прав. Это шарлатан, каких мало. Мотается из города в город и морочит голову доверчивым людям, которые толпами стекаются поглазеть на его «необыкновенные чудеса»…

– С любящей дочерью в главной роли, – насмешливо подхватил Джейк. – А после представления она отдается всем желающим в своей повозке, чтобы заработать папаше на выпивку?

Глаза Дэниела яростно блеснули.

– Прекрати, Джейк! – бросил он, но тут же взял себя в руки. – Он обращается с ней как со своей рабыней. Она его ужасно боится. Думаю, что он даже бьет ее, хотя сама она мне об этом не говорила. Черт подери, ведь я люблю ее! Как я могу допустить, чтобы она жила в таких условиях и с таким мерзавцем!

Внезапно со всей ясностью на Джейка снизошла правда. Он так и застыл, не донеся до рта дымящуюся сигару. Ну конечно же! Дэниел – благородное сердце – не задумываясь, придет на помощь человеку, попавшему в беду, тем более, если человек этот – очаровательная девушка. И, осознав это, Джейк понял, что не стоит сердиться на своего доброго, доверчивого брата.

– Ты не любишь ее, Дэниел, – проговорил он. – Тебе просто жаль ее. А она использует тебя, это ясно как Божий день. Черт тебя подери, да ты сам ей это позволяешь! – Джейк вновь раздраженно заметался по комнате. – Черт возьми, Дэниел! Неужели ты не понимаешь, во что вляпываешься? Тебе ее жаль? Прекрасно. Дай денег, и через секунду ее отсюда как ветром сдует, уж поверь мне. Выполни свой христианский долг, чтобы тебя не мучила совесть, но, ради Бога, не связывайся с этой дрянью! Для этого нет никаких причин.

Глаза Дэниела потемнели от гнева.

– Еще раз говорю тебе, Джейк: она не дрянь! – И, словно сожалея о том, что позволил себе выйти из себя, снова тронул брата за руку. – Послушай, Джейк, сегодня мне исполняется тридцать пять лет. И как ты совершенно верно заметил, не много найдется женщин, которым я нужен такой, какой я сейчас, каким сделала меня война…

Во взгляде, который бросил Дэниел на брата, не было ни тени укоризны, однако Джейк покраснел, злясь на себя за то, что допустил бестактность. У него и в мыслях не было ни причинять Дэниелу боль, ни напоминать о том, чего уже никто не в силах исправить.

Но Дэниел, не обращая внимания на смущение брата, спокойно продолжал:

– Жена нужна мужчине для многого, Джейк. Тебе известно, что мне предложили баллотироваться на пост сенатора, когда истечет срок полномочий Ласкина, а ты знаешь, как давно я мечтаю стать сенатором. Так вот, быть семейным человеком в моем положении – это только плюс. Да и поместью нужна женская рука.

Джейк хотел что-то возразить, но Дэниел не дал ему и рта раскрыть.

– Джессика – как раз то, что мне нужно, – решительно продолжал он. – Она милая, умная, очаровательная девушка… А избирателям приятно лицезреть красивые лица, – добавил он с легкой улыбкой. – Кроме того, она не капризна, – продолжал Дэниел. – Я люблю ее, Джейк, что бы ты ни говорил и как бы ты на это ни смотрел. Мы с Джессикой отлично подходим друг другу. Да ты и сам скоро в этом убедишься. – И Дэниел, вытащив из кармана жилета часы, открыл их, давая понять, что разговор окончен. – А теперь тебе лучше пойти и привести себя в порядок, пока Мария не устроила взбучку за то, что ты наследил на только что натертом полу. Я встречаюсь с Джессикой через час и привезу ее сюда на барбекю. Сегодня мы объявляем о помолвке, а поженимся через три недели, когда сюда приедет священник.

«А вот это мы еще посмотрим», – мрачно подумал Джейк, однако вслух ничего не сказал.

Джейк знал, когда можно говорить, а когда лучше держать язык за зубами. Сейчас с Дэниелом разговаривать бесполезно, он не будет ничего слушать, а вот с Джессикой…

Подойдя к брату, Дэниел ласково потрепал его по плечу, явно довольный тем, что они, как ему показалось, сумели наконец найти общий язык.

– Я ужасно рад, что ты вернулся, Джейк! Какой день рождения без тебя, а тем более свадьба?! – воскликнул он. – Она тебе понравится, я в этом уверен.

– Мне абсолютно не по душе твоя затея, Дэниел.

В глазах Дэниела мелькнула обида, однако природный оптимизм взял верх, и, легонько сжав Джейку руку, он сказал:

– Тебе нужно отдохнуть. Увидимся вечером.

Громко выругавшись, Джейк швырнул сигару в потухший камин и, резко повернувшись, вышел из библиотеки. Нет, не о таком возвращении домой он мечтал.

Оставшись в одиночестве, Дэниел пытался разобраться в сложившейся ситуации. Понятно, что известие о женитьбе расстроило Джейка. И этого стоило ожидать: он и не рассчитывал на понимание брата.

Дэниел перевел взгляд на портрет матери, висевший над камином. Легендарная Элизабет Коулмен Филдинг была запечатлена художником в возрасте шестнадцати лет. С картины смотрела изумительной красоты девушка. Блестящая шатенка с озорными глазами-изумрудами. Красота Элизабет, ее неукротимый нрав и ненавязчивая, но твердая решимость, вносившая перемены в судьбы всех людей, с которыми ей доводилось сталкиваться, остались в памяти людской по сей день. Этот портрет был первым из многочисленных изящных вещей, которые мама привезла из своего родного дома в Алабаме, желая хоть немного приобщить жителей техасского форта, куда переселилась после замужества, к культуре. Память о матери по-прежнему витала над усадьбой «Три холма», а портрет ее неизменно господствовал в этой комнате.

Джед Филдинг, которого Элизабет полюбила и за которого вышла замуж, презрев всеобщее мнение о том, что она достойна лучшей доли, был крепким хозяйственником. Он числился в первых рядах тех, кто поднимал Техас и способствовал его быстрому росту и процветанию. Элизабет – женственная, утонченная и изысканная – сделала еще больше. Она привнесла культуру. И Дэниел вдруг заметил некоторое сходство между Элизабет и Джессикой.

Он обожал свою мать. Впрочем, ее все обожали. Благодаря ей люди поняли, что главное в жизни – это не унижать человеческое достоинство, уважать чувства других людей, сохранять стойкость духа перед лицом опасности. После ее смерти все в «Трех холмах» изменилось.

В течение десяти лет после рождения Дэниела родители тщетно пытались завести еще одного ребенка. Выкидыш следовал за выкидышем… Наконец родился Джейк – желанный и долгожданный. Но Элизабет это стоило жизни.

Джед Филдинг, сильный, крепкий мужчина, привыкший к суровой жизни прерий, потеряв жену, потерял и любовь к жизни. Через девять лет не стало и его. У Дэниела на руках остался младший брат. Джейк получивший в наследство от матери потрясающую красоту и неукротимый дух. И ради нее, ради мамы, Дэниел целиком и полностью посвятил себя младшему брату.

Братья не были похожи друг на друга ни внешне, ни по характеру. Дэниел – высокий блондин с правильными чертами лица, стройный и изящный – отличался строгой красотой, доставшейся ему в наследство, по-видимому, от предков – выходцев из Старого Света. Его мягкость можно было расценить как слабоволие, однако, как человек безупречно честный и порядочный, он вызывал в людях, его окружающих, уважение и почтение и являлся лидером в обществе. У Дэниела Филдинга не было врагов, все его любили.

Джейк же был как две капли воды похож на мать. Роста братья были примерно одинакового, но в отличие от светловолосого, спокойного и невозмутимого Дэниела темноволосый и неугомонный Джейк казался более крепким. Быстрый и подвижный, он обладал сильным характером, временами бывал даже жесток, тогда как у старшего брата характер был легкий, а нрав – добродушно-веселый. Насколько Дэниел был нетороплив и осторожен, настолько Джейк – вспыльчив и беспокоен. Впрочем, его вспышки гнева проходили быстро, уступая место раскаянию. При благоприятных условиях он бывал мягким как и Дэниел, но, к сожалению, подобные условия случались в его жизни редко.

Дэниел, выросший в достатке и воспитанный благородной аристократкой Элизабет – уроженкой Юга – в светском духе, хотел юному Джейку дать такое же образование, какое получил сам. Он мечтал отправить брата в какой-нибудь восточный колледж изучать право или любую другую науку, которую люди их круга посчитали бы достойной изучения. Однако уже в нежном возрасте Джейка Филдинга стало ясно, что он предпочитает не мыслить, а действовать, так что Дэниел даже завидовал безудержной деловитости младшего брата.

Джейк был типичным представителем Старого Запада, тогда как Дэниелу больше подходила роль предвестника всего нового и прогрессивного. Можно сказать, ранчо «Три холма» принадлежало Джейку в большей мере, чем Дэниелу, поскольку Джейк любил его страстной, всепоглощающей любовью. Дэниел же любил родной дом скорее за то, что он собой олицетворяет, а не за то, чем является в действительности.

Не успел Джейк вырасти, как Дэниел с радостью возложил на брата управление поместьем. Сам же он интересовался дипломатией и тем, что происходит в правительственных кругах, короче говоря – политикой. Склонность Джейка к ведению хозяйства позволила Дэниелу всерьез заняться политикой.

Младший Филдинг объезжал стада, вместе с работниками ухаживал за скотом, вел бухгалтерский учет, ездил на аукционы и распродажи, в общем, управлял ранчо так умело, что Дэниелу приходилось только удивляться. Ссорились братья редко и в основном по пустякам. Они настолько искренне любили и уважали друг друга, что никому и в голову не могло прийти, что между ними может произойти какая-то серьезная размолвка. И вот сегодня…

Вспомнив резкие слова брата, Дэниел вздохнул. Хотелось поскорее выбросить неприятную сцену из головы. Впереди приятный вечер. Вынув из кармашка жилета часы, Дэниел взглянул на них, и со звоном защелкнув крышку, вышел из комнаты.

Его ждала Джессика.

Джессика расправила пышные складки на элегантном желтом хлопковом платье. В глазах ее, только что сиявших восторгом, появилась тревога. Лучшего платья у нее не было никогда в жизни, но понравится ли оно Дэниелу?

В фургоне с покрытым брезентом верхом – единственном доме, который когда-либо знала Джессика, – стоял полумрак. Зеркала у нее не было, поскольку отец считал подобные вещи грехом, но Джессика помнила каждый стежок на платье. Шила она его две недели при тусклом свете свечи и только по ночам, когда отец спал.

Фасон она скопировала с запомнившихся туалетов дам. Лиф сидел как влитой, пожалуй, даже слишком тесно, с беспокойством решила Джессика, легонько проводя руками по округлой груди. Ко всему прочему, она не ожидала, что вырез окажется настолько низким. Даже плечи оказались голыми. Джессика и представить себе не могла, что когда-либо осмелится надеть такое платье. Рукава, короткие и пышные, едва прикрывали локти, а юбка, плотно облегающая тонкую талию, изящными складками ниспадала до самого пола. Ярко-желтый, как солнце, цвет казался Джессике просто великолепным: отец не разрешал ей носить ничего ярче темно-синего. Джессика влюбилась в этот веселый цвет с первого взгляда. Он выгодно подчеркивал ее пышные черные волосы, смуглый, как густые сливки, цвет кожи и делал большие голубые глаза еще более выразительными и блестящими.

Жаль только, что не нашлось пуговиц и кружев на отделку – еще одно греховное желание, о котором раньше она и помыслить не могла. Пришлось обойтись без кружев, а вместо пуговиц впереди она пришила крючки. Да еще, раздраженно подумала Джессика, нетерпеливо расправляя на бедрах топорщащуюся материю, не мешало бы надеть под такое платье пышные нижние юбки, чтобы оно не липло к ногам.

Юная особа очень волновалась. Только бы Дэниелу не пришлось за нее краснеть! Всем сердцем Джессика желала, чтобы ему не стыдно было представить друзьям и соседям свою невесту.

Всего через несколько минут она встретится с Дэниелом, и вместе они поедут в его роскошный особняк, где состоится помолвка. Сердце ее на мгновение замерло. Неужели это не грезы? Скоро, очень скоро никто не сможет помешать ее счастью. После помолвки отец смирится со случившимся.

Схватив расческу, Джессика попыталась хоть как-то укротить густую гриву непокорных волос. Она не сказала отцу о том, что Дэниел пригласил ее на день рождения, так что нужно улизнуть до возвращения Уильяма Дункана.

Вытащив со дна маленькой картонной коробки, в которой она хранила всякую мелочь, пригоршню шпилек, Джессика собиралась заколоть волосы, но остановилась. Отодвинув в сторону ножницы, катушку ниток и выцветшую ленточку, она взяла в руки маленькую поблекшую фотокарточку. «Милая мамочка, – подумала она, прижав ее к щеке, – как бы я хотела, чтобы ты была со мной сегодня, порадовалась бы за меня…»

С мамой жизнь их была совершенно другой, и Джессика ревностно хранила в памяти воспоминания об этих счастливейших, но, увы, минувших годах. Как же они были тогда счастливы! Отец служил приходским священником, и жили они в уютном доме, где на подоконниках росли, радуя глаз, красивые комнатные цветы. Мама учила маленькую Джессику любить Господа, верить в него и быть хорошей, послушной девочкой. В общем, у них была по-настоящему дружная семья.

Но мама умерла, и в Уильяма Дункана словно вселился бес. Он потерял работу, начал пить и в конце концов стал странствующим проповедником, кочующим из города в город, из лагеря в лагерь. Со дня смерти мамы жизнь Джессики стала строиться на страхе, а не на любви, и годы ее юности оказались сплошным кошмаром. Отец требовал от нее беспрекословного, рабского подчинения. Лишь память о маме давала Джессике силы, да те воспоминания о годах счастья и любви, которых она лишилась.

И вдруг Дэниел…

Теперь Джессика не сомневалась, что то счастливое время, когда у нее были дом, семья и люди, которых она любила и которые любили ее, снова вернется. У нее будет муж и дети от него, и она построит для них тот мир, который у нее так жестоко и несправедливо отняли. С Дэниелом сбудутся ее самые сокровенные мечты. Дэниел станет отцом ее детей.

Дэниел… С первого взгляда он показался ей прекрасным рыцарем – изящный, благородный, красивый. Он не только не прогнал их со своих владений, как это делали многие, а отнесся к ее отцу с уважением, а ей улыбался так нежно, что Джессике хотелось плакать: слишком долгое время она лишена была доброго участия. Джессика улыбнулась, вспомнив, как Дэниел в первый же день знакомства прислал им в подарок целую говяжью ногу. А на следующий день она встретила его возле ручья. Это был самый лучший день в ее жизни. Они вместе собирали лесные цветы, Дэниел читал ей стихи, делился своими мечтами и планами на будущее, и она с восторгом внимала ему. Он, конечно же, станет известным, и Джессике льстило, что такой человек мог как-то заинтересоваться ею.

Их встречи становились все чаще, и мысли о нем все неотвязнее преследовали ее. Впервые она встречается с мужчиной, и впервые мужчина завладел всеми ее чувствами. Ей все казалось сном: и его появление в ее жизни, и их мимолетные свидания, и признание в любви, и уж тем более его желание сделать дочь бродячего священника своей супругой. Джессика боялась «пробуждения»…

Ее сладостные мечтания вдруг прервал яркий солнечный свет, ворвавшийся в сумрак фургона и ослепивший ее. Джессика зажмурилась, а когда открыла глаза, увидела отца, силуэт которого четко вырисовывался на фоне синего неба.

Поспешно сунув фото матери в коробку, Джессика непроизвольно попятилась. От Дункана мерзко разило дешевым виски, и шатался он сильнее обычного. У Джессики мурашки побежали по спине от его тяжелого, мрачного взгляда.

– Что это значит, дочь моя? – завопил он так, что тонкие стены фургона задрожали.

Джессике пришлось призвать на помощь все свое мужество, чтобы не выскочить и не броситься наутек. Вскинув голову, она как можно миролюбивее сказала:

– Я рада, что ты вернулся, отец. Дэниел Филдинг пригласил меня на барбекю. Я хотела с тобой попрощаться.

С минуту Уильям смотрел на нее с таким выражением, словно не мог поверить собственным ушам, затем, не желая, видимо, тратить силы на обсуждение этого невероятного заявления, бросил:

– Подбери волосы, дочь моя, и прикройся. Ты похожа на публичную девку!

Джессика машинально провела рукой по копне волос, а другой прикрыла соблазнительно округлую, пышную грудь, которую отец счел до неприличия вызывающей. Горячая краска стыда залила ей щеки, однако она выдержала полный отвращения взгляд отца и даже попыталась ответить на него.

– Нет, отец, я уже взрослая женщина и хочу одеваться соответствующе.

Еще месяц назад Джессика не осмелилась бы разговаривать с отцом в подобном тоне. Но с тех пор как в ее жизнь вошел Дэниел, она почувствовала такой прилив сил, о существовании которых и не подозревала. Впрочем, с тех пор как она познакомилась с Дэниелом, открылось столь многое…

Уильям Дункан с перекошенным злобой лицом наступал прямо на Джессику. Такой дерзости от своей смиренной дочери он не ожидал.

– Женщина, говоришь? – буквально прошипел он. – Бесстыдная девка, вот ты кто! Это подонок Дэниел сделал тебя такой! Я знал, что это произойдет. Как только я увидел порочное лицо этого презренного негодяя, нужно было бежать с его земли. Он уже совратил тебя с пути истинного, и теперь твой удел – гореть в аду! Это сам дьявол во плоти, исчадие ада!

– Замолчи, отец!

Этот отчаянный вопль поразил не только Уильяма Дункана, но и ее саму. Она, во всем безропотно подчинявшаяся отцу, осмелилась говорить с ним в таком тоне!

– Я выхожу за Дэниела Филдинга замуж! И никакой он не дьявол!

– Скорее я отправлю тебя в ад, чем позволю стать его женой! – воскликнул Уильям. Глаза его полыхали такой ненавистью, что бедняжка вся съежилась от страха. – Снимай это позорище, дочь моя, и принимайся за работу! Мы уезжаем из этого Богом проклятого места сегодня же, не теряя ни минуты!

Джессика в изумлении уставилась на отца. Ей казалось, что она ослышалась. Сегодня, когда Дэниел ее ждет… Нет, это невозможно! Ведь счастье, какого она еще никогда не знала, такое огромное и безбрежное, было так близко…

– Но… куда? Куда мы поедем? – едва слышно прошептала она.

– Как куда? Дальше. Я буду читать проповеди язычникам, – высокомерным тоном отозвался Дункан, – а ты отправишься к тетке в «Виргинские дубы», где будешь замаливать свои грехи и где такие подонки, как Дэниел Филдинг, не смогут оказывать на тебя пагубного влияния. А теперь пошевеливайся, дочь моя. И сними наконец это платье! Ты в нем как какая-то потаскушка!

Джессика ахнула. Он хочет отправить ее к тетушке Евлалии в Луизиану… Нет, этого не может быть! Она этого не допустит! Не позволит, чтобы ее, как безропотную овцу, отправили за сотни миль от Дэниела.

– Нет! – воскликнула Джессика. И хотя не предвещающий ничего хорошего взгляд отца пугал ее, еще страшнее казалась перспектива уехать из Техаса. – Нет! – еще раз крикнула она и, попятившись, попыталась прошмыгнуть мимо отца к двери. – Я не поеду! Я хочу выйти замуж за Дэниела! Я…

Уильям бросился на дочь. Джессика не успела увернуться, и кулак отца пришелся ей прямо по ребрам. Не удержавшись на ногах, она упала прямо на сундук с вещами, больно ударившись о его острый угол. Ей не удалось сразу встать.

– Так вот чего ты хочешь, негодная? Стать подстилкой для этого дьявола? – завопил отец. – Хочешь, чтобы он тебя обесчестил, оставил в тебе свое поганое семя, чтобы ты потом родила таких же, как он, извергов? Ты этого хочешь, презренное отродье?

Дункан вновь шагнул к Джессике. Бедняжка попыталась отползти, но не тут-то было. Уильям схватил ее за руку и рывком поставил на ноги. Почувствовав на своем лице его зловонное дыхание, она едва не задохнулась. Глаза отца, горящие лихорадочным, фанатичным огнем, вызывали у Джессики безумный страх. Не успела она отдышаться, как почувствовала на себе руки Дункана. Он рванул платье у выреза, и тонкая материя затрещала. Джессика и ахнуть не успела, как оказалась голой до пояса. Сквозь ветхую от долгой носки рубашку просвечивала полная соблазнительная грудь.

– Сука! – заорал отец, презрительно оглядывая пытающуюся прикрыться Джессику. – Потаскуха! – Выдернув в одно мгновение из штанов ремень, отец замахнулся. – Сейчас ты мне заплатишь за свою похоть!

Джессика попыталась отползти назад, но не успела. Уильям Дункан был мужчина невысокий, но очень крепкий. Удар пришелся по руке и спине и оказался настолько сильным, что материя порвалась, а на нежном теле девушки появился красный след. Джессика глухо вскрикнула, однако отец ее не слышал. Громко сопя, он хотел еще раз ее ударить, но, споткнувшись о коробку с провизией, не удержался на ногах и рухнул на пол.

Джессика мигом вскочила и бросилась к двери. Она оказалась проворнее пьяного папаши и, пока тот, бранясь, пытался подняться, выпрыгнула из фургона. Боясь оглянуться, она подобрала юбку и со всех ног припустила к тополиной рощице, в которой договорилась встретиться с Дэниелом.

А Уильям Дункан так и остался лежать на полу, тяжело дыша и изрыгая проклятия. Голова у него кружилась, и подняться оказалось выше его сил. Так что о том, чтобы броситься вдогонку за недостойной дочерью, нечего было даже и думать. Ну да ничего, скоро сама вернется, успокоил он себя, никуда не денется. Куда же ей еще идти?

Дэниел, нервничая, ходил по опушке небольшой рощицы. Как глупо было с их стороны встречаться именно здесь, на открытом месте, где каждый мог стать свидетелем их свидания! И в то же время глупо переживать по этому поводу, словно они с Джессикой маленькие дети, скрывающиеся от родителей. Как же надоело прятаться! Слава Богу, сегодня они встречаются тайком в последний раз.

Вспомнив о стычке с Джейком, Дэниел нахмурился. Он солгал брату, чего не делал никогда в жизни. Но то, о чем Джейк его спрашивал, касалось только его, Дэниела, и он не обязан был ни отчитываться перед братом в своих действиях и поступках, ни объяснять их. Джессика – невинная девочка, которую следует оберегать от жестокости и несправедливости, и под его защитой она расцветет, превратившись в прекрасную грациозную женщину, какой была его мать.

Да, конечно, она не познает с ним всех радостей супружеской жизни, но зато получит от него многое другое. Дэниел собирался сказать Джессике, что она никогда не сможет иметь от него детей. Но не сейчас, у них еще много будет времени на откровенные разговоры. Чтобы эта новость не причинила Джессике большой боли, нужно найти подходящий момент. Но как объяснишь это Джейку? Ведь брат не догадывается ни о том, какие чувства он, Дэниел, испытывает к своей невесте, ни о том, что по многим причинам практического свойства их брак будет идеальным. Он сделает Джессику счастливой, и она как раз та женщина, которая ему нужна. А все остальное не имеет значения.

В этот момент Дэниел увидел Джессику, и все мысли вылетели у него из головы.

Джессика бежала, путаясь в юбке своего нового желтого платья, еще совсем недавно такого красивого и изящного, а теперь разорванного и грязного, безвозвратно испорченного. Дэниел устремился к ней, протянув руки, и Джессика, перемахнув через неглубокий ручей, бросилась к нему в объятия.

– Дэниел! Ах, Дэниел! Он хочет меня увезти! – рыдая, воскликнула она, уткнувшись ему в грудь. – Я должна была тебе сказать… Я не могла уехать… не сказав тебе…

– Ш-ш… – Дэниел крепко обнял ее, гладя по спине, и Джессика почувствовала, что он весь напрягся, услышав эти слова. – Успокойся, моя радость, отдышись. Я здесь, с тобой, и никто тебя не обидит, – ласково проговорил он.

Одних этих слов оказалось достаточно, чтобы Джессика немного пришла в себя. Чувствовала она себя ужасно. В боку ныло, дышать было трудно, ноги, сбитые о камни в кровь, болели, руки и плечи, исцарапанные о колючий кустарник, имели непристойный вид, а рубец на спине и плече, оставленный ремнем безжалостного отца, горел огнем. По щекам Джессики текли слезы, которые она и не пыталась скрыть, но ей было так уютно в его объятиях, что весь ужас, пережитый в фургоне, казался теперь очень далеким.

Наконец почувствовав, что Джессика уже не так дрожит, Дэниел ласково отстранил ее от себя, снял куртку, набросил ей на плечи и поплотнее запахнул.

– А теперь расскажи мне, что случилось. Куда это отец собрался тебя увезти?

Джессика вздрогнула. При одной мысли о страшных планах отца ей вновь стало плохо.

– Отец сказал, что мы уезжаем. Он собирается отправить меня на плантацию тети Евлалии «Виргинские дубы»… это в Новом Орлеане… навсегда. – Большие голубые глаза Джессики сделались совсем огромными. Она крепко вцепилась в куртку Дэниела. – Ах, Дэниел! Я никогда тебя больше не увижу! Тетя Евлалия живет далеко, и она такая старая, и…

– Ш-ш… – перебил ее Дэниел и, наклонившись, запечатлел на растрепанных густых волосах своей возлюбленной трепетный поцелуй. – Ты никуда не поедешь, и никто тебя у меня не отнимет.

В порыве нежности он сжал Джессике руку, отчего она поморщилась. И тут он вдруг сразу все понял: почему она прибежала вся в слезах, почему платье порвано.

– Что он тебе сделал? Клянусь Богом, я этого не потерплю! Он тебя бил? Отвечай мне! – кричал он, тряся девушку за плечи.

Джессика вскрикнула, не столько от боли, сколько от страха, и Дэниел, почувствовав это, несколько пришел в себя.

– Нет, это просто царапина… – пролепетала Джессика.

Дэниел резко от нее отвернулся и зашагал к лошади.

– Не выгораживай его, Джессика. Пришла пора нам с ним поговорить как мужчина с мужчиной!

– Нет! – В этом «нет» слышалось отчаяние. Догнав Дэниела, Джессика порывисто схватила его за руку. – Не нужно ехать к нему! – взмолилась она. – Ты не знаешь, какой он, пьяный, сумасшедший. Он убьет тебя, да-да, он на это способен! Ну пожалуйста, Дэниел!

Дэниел остановился. Негодование, всецело владевшее им только что, уступило место решительности.

– Хорошо, Джессика, но к нему ты больше не вернешься, это мое условие! А сейчас ты поедешь со мной домой.

Джессика ахнула от изумления. Неужели он и в самом деле увезет ее к себе домой? Но ее вид…

– Дэниел… я не могу… я… – пролепетала она. Однако Дэниел, лицо которого выражало крайнюю решимость, выпалил тоном, не терпящим возражения:

– Мы поженимся сегодня же. Я поступил ужасно глупо. Давным-давно нужно было увезти тебя от этого человека. Так что теперь откладывать не к чему.

У Джессики голова пошла кругом от охвативших ее самых разнообразных и противоречивых чувств: радости, сомнения, недоверия.

– Но неужели это возможно?

– Все это можно устроить в течение часа, – заверил ее Дэниел и, наклонившись, запечатлел нежный поцелуй на щеке Джессики, заглушив тем самым все остальные возражения, если таковые имелись.

Губы его показались Джессике холодными как лед, однако она попыталась убедить себя, что это ей только кажется. Она была так безмятежно счастлива, что о большем и просить не могла. И невдомек ей было, что поцелуй может быть совсем другим, не холодным и безличным, а пылким и страстным. Схватив Дэниела за обе руки, она порывисто воскликнула:

– Я буду тебе хорошей, верной женой, Дэниел! И любящей матерью твоим детям, и…

Пораженная, Джессика запнулась и умолкла. Едва она проговорила последние слова, как в глазах Дэниела появилось такое жалкое, затравленное выражение, что она оторопела. Что с ним такое? Она почувствовала, что он пытается высвободить свои руки. В его взгляде была какая-то неловкость. Он явно что-то хотел сказать, но боялся. Однако это почти неуловимое жалкое выражение исчезло из его глаз довольно быстро. Легонько потрепав Джессику по плечу, он спокойно сказал:

– Знаю, моя хорошая. И кроме тебя, мне никто не нужен. Только пообещай, – он пристально взглянул на нее, словно чего-то опасаясь, – что выйдешь за меня замуж сегодня же и всегда будешь счастлива так, как сейчас.

Ну как Джессика могла ему отказать? К отцу она больше не вернется. Ведь он грозится увезти ее от Дэниела и от того счастья, которое он ей предлагает. Сейчас у нее единственный шанс выйти замуж за человека, который ее любит, и, если она его упустит, другого такого не будет. Нет, она не может этого допустить!

Громко смеясь, Джессика бросилась к Дэниелу в объятия и порывисто воскликнула:

– Да, Дэниел! Да! Да! Да!

 

Глава 2

Большую часть года ранчо «Три холма», расположенное в одном из красивейших уголков Техаса – а, следовательно, и всего мира, – жило размеренной, неспешной жизнью, подчиняясь раз и навсегда заведенному порядку, нарушить который не позволялось ни одному из его обитателей.

Длинный невысокий особняк, приютившийся у подножия одного из трех холмов, за что и получил свое название, стоял в окружении величавых сосен, тенистых тополиных рощ и лугов, покрытых шелковистой травой. Легкий ветерок трепал висевшие на его окнах кружевные занавески. Просторные комнаты в хорошую погоду были залиты ярким солнечным светом, в плохую же в них царил прохладный полумрак. Старый садовник ухаживал за яркими цинниями и бегониями, растущими перед домом и составлявшими предмет гордости и радости покойной мисс Элизабет. В самом доме слуги под недремлющим оком Марии Дельгадес неторопливо и ненавязчиво выполняли свои обязанности по созданию братьям Филдинг максимального уюта и комфорта.

Земли, принадлежавшие братьям, занимали площадь, чуть большую, чем штат Род-Айленд. В какую сторону ни взгляни, всюду, насколько хватало глаз, простирались луга, покрытые сочной травой, на которых паслись тучные стада. За ними присматривали работники. Жизнь в «Трех холмах» текла неторопливо и без каких-либо потрясений. Но три раза в год – на Рождество, весной, во время клеймения скота, и летом, на барбекю, которое устраивалось ежегодно в честь дня рождения Дэниела Филдинга, – тихая, размеренная жизнь ранчо сменялась суматохой. Так было и на этот раз.

На лужайке на двух огромных вертелах уже с полуночи медленно крутились теленок и барашек, и воздух был напоен неповторимым ароматом жареного мяса и тлеющего орешника. В огромных котлах аппетитно булькал густой соус, а из кухни доносились запахи свежеиспеченного хлеба и пряного чили. Длинные столы, покрытые белоснежными скатертями, устанавливались прямо на лужайке, и лучи утреннего солнышка, пробиваясь сквозь листья деревьев, создавали на столешницах причудливый орнамент.

С самого раннего утра работники ранчо начали прихорашиваться: аккуратно причесывались, чистили башмаки, доставали из сундуков самую лучшую одежду. Весь огромный дом – даже самые его укромные уголки – блестел чистотой. Из дома вынесли пианино. Танцы должны были начаться вечером. Слуги заканчивали последние приготовления. Сегодня, первого июля, Дэниелу Филдингу исполнялось тридцать пять лет – событие грандиозное, стоящее того, чтобы как следует его отметить.

Джессике еще не доводилось бывать на ранчо, и, когда они с Дэниелом подъехали на лошади к дому, он настолько поразил ее воображение богатством и великолепием, что ей показалось, будто все это сон. То, что она скоро станет хозяйкой этого огромного поместья, у нее в голове не укладывалось.

Подготовка к барбекю была в самом разгаре. Слуги сновали взад и вперед. Одни расставляли на столах яркую фарфоровую посуду, раскладывали столовое серебро, другие выносили огромные чаши с пуншем, волокли бочонки со льдом, доставленные ценой огромных усилий с гор. К каждому дереву были подставлены лестницы, взгромоздившись на которые, слуги вешали на ветви бумажные фонарики, отчаянно споря друг с другом по поводу того, как это лучше сделать. Царившая вокруг суматоха, буйство красок, острота разнообразных запахов подействовали на Джессику ошеломляюще. Она была потрясена увиденным до глубины души. Однако Дэниел, целиком занятый собственными проблемами, не заметил, в каком состоянии находится его невеста.

Он помог ей спешиться и, вручив поводья молодому босоногому слуге, который, прежде чем приступить к своим обязанностям, бросил на Джессику восхищенный взгляд, схватил ее за руку и потащил за собой к широкой лестнице, ведущей в особняк. Джессике, чтобы не отстать, пришлось припустить за ним бегом.

– Мы не можем позволить себе ждать, Джессика, – проговорил Дэниел, взглянув на свою невесту сияющими глазами. – На вечеринку приглашен судья Уотерс, и он вполне может нас поженить. Ты не возражаешь, Джессика, против гражданской церемонии? Я понимаю, как важно для тебя венчание, но сейчас священник в отъезде. Ты только не волнуйся. В конце месяца он вернется, и мы обвенчаемся в церкви как положено, по всем правилам.

Джессика, пережившая за столь короткое время такие бурные события, просто была не в состоянии возражать.

– Ну что ты, Дэниел! Какое это имеет значение? Ведь мы с тобой будем мужем и женой, – тихонько проговорила она, глядя на него сияющими глазами.

Взглянув на ее лицо, такое невинное и радостное, Дэниел почувствовал укол совести. Она имеет право знать. Настало время сказать ей. Да, но, если сделать это сейчас, он может ее потерять. И Дэниел решил еще немного подождать.

– Ты мне очень нужна, Джессика, – лишь проговорил он. – Ты сделала меня самым счастливым человеком на свете.

Ласково коснувшись ее шелковистых волос, он быстро отдернул руку, обнял Джессику за талию и провел сквозь широкую дверь в дом.

– Мария! Мария! Где ты? – громко закричал он. Стоя в прохладном холле, Джессика быстро огляделась по сторонам. Увиденное привело ее в восторг. Обстановка не отличалась нарочитой роскошью, однако во всем ощущались строгий порядок, основательность и прочность. Джессика вдруг поняла, что в этом доме всегда рады гостям.

Стены холла были обшиты сосновыми панелями теплого желтого цвета, а темный пол казался настолько блестящим, что в нем как в зеркале отражалось желтое платье Джессики. Воздух был насыщен запахом соснового масла и воска. По левую руку от Джессики стоял красивый резной столик орехового дерева, а на нем лампа с плафоном из тончайшего фарфора с искусно выписанным лесным озером. Справа тщательно отполированная деревянная лестница вела на второй этаж. Солнечный свет проникал в холл через два огромных окна, затянутых белыми кружевными занавесками. Джессика инстинктивно почувствовала, что этот дом был нежно любим какой-то женщиной. Что ж, она, вне всякого сомнения, тоже будет любить его.

Из холла открывалась дверь в просторную комнату с огромным камином и мебелью, обшитой темно-красной и темно-коричневой кожей. Здесь же, на первом этаже, находилась столовая. Джессика увидела массивный стол красного дерева и стулья с высокими спинками. В центре стояла ваза с огромным букетом свежих цветов, а прямо над столом красовалась люстра со множеством хрустальных подвесок в форме слезинок, переливающихся всеми цветами радуги и отбрасывающих причудливые тени на оклеенные обоями стены. Внезапно Джессика почувствовала себя неловко. В разорванном платье, растрепанная, она выглядела здесь весьма странно. Поплотнее запахнувшись в куртку Дэниела, она попыталась пригладить волосы, и в этот момент из столовой в холл, тяжело ступая, вошла толстая хмурая мексиканка. Дэниел приобнял Джессику за плечи, желая ободрить.

– Мария, это Джессика. – В голосе Дэниела слышалась гордость. – Сегодня мы поженимся. Сделай милость, займись мисс Джессикой. Я хочу, чтобы она чувствовала себя здесь комфортно. Оставляю ее на твое попечение, а мне еще нужно кое-что доделать. – Обняв Джессику за талию и одарив ее теплой улыбкой, Дэниел добавил: – Иди с Марией, дорогая. Она покажет тебе, где ты сможешь отдохнуть. Это теперь твой дом, так что ничего не бойся и, если тебе что-то нужно, спрашивай не стесняясь.

Если Мария и удивилась словам хозяина, то по ее черным глазам этого нельзя было сказать. Только лицо ее, еще минуту назад хмурое, смягчилось, и, окинув сначала Дэниела, а потом Джессику долгим внимательным взглядом, толстуха удовлетворенно кивнула.

– Давно бы так, сеньор Дэниел, – проговорила она. – В вашем возрасте уже давно пора жениться. Пойдемте, сеньорита, – добавила она, ткнув рукой в сторону лестницы. – У нас полно дел и мало времени. Нужно привести вас в порядок и приодеть.

Джессика тотчас же прониклась благодарностью к этой могучей особе, которая, невзирая на потрепанный вид невесты Дэниела и не удивляясь тому, что она вообще свалилась как снег на голову, ни секунды не колеблясь, радушно и безоговорочно приняла ее в этом доме. «Я буду здесь счастлива, – радостно подумала она, – очень счастлива».

Она сделала шаг в сторону лестницы, но Дэниел на мгновение задержал ее руку в своей. Глаза его сияли.

– Увидимся уже на свадьбе, – проговорил он. – Как только приедет судья, я тотчас же пошлю за тобой.

Джессика направилась к лестнице, а за ней и Мария – решительным шагом женщины, привыкшей командовать.

– Первым делом мыться, – непреклонным тоном объявила она. – Мой Рио притащит из кухни теплой воды для ванны, моя красавица Джулия добавит в воду ароматной, пахнущей цветами соли, которую нам продал торговец, а потом мы подберем для сеньориты красивое платье. – Она остановилась и, вновь направившись в сторону холла, закричала: – Джулия! Рио! – После чего обратилась к Джессике: – А вы, сеньорита, поднимайтесь на второй этаж. Первая дверь. Я сейчас к вам приду.

И, шурша накрахмаленными нижними юбками, Мария принялась отдавать распоряжения Джулии и Рио, которые уже успели прибежать на ее зов, предоставив Джессике возможность самой подниматься наверх. С лица ее не сходила довольная улыбка.

Дом, в котором жил Дэниел, оказался таким же прекрасным, как и он сам, а люди, которые у него работали, безоговорочно любили его. Да и как могло быть иначе? Дэниел Филдинг, вне всякого сомнения, самый добрый и щедрый человек на свете, размышляла Джессика, и ей никогда не удастся в полной мере отплатить ему за все, что он ей сделал.

О таком счастье она даже не мечтала и вряд ли его заслуживала.

На верхнем марше лестницы Джессика остановилась, не зная, какую дверь открыть. Они располагались по обеим сторонам широкого коридора. Мария просила подождать ее в первой комнате, однако не сказала, с какой стороны, с правой или с левой. Недоуменно пожав плечами, Джессика открыла правую дверь.

Ей понадобилось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к полумраку, однако, чтобы понять, что в этой комнате живет мужчина, и этих секунд не потребовалось, Джессика догадалась об этом сразу. В воздухе витал легкий аромат сандалового мыла, которым обычно пользуются мужчины; на цветастом коврике у кровати валялись небрежно брошенные мужские ботинки. Интересно, чьи они? Наверное, Дэниела, решила Джессика. Дверца шкафа была открыта, на вешалках висела мужская одежда. На комоде лежал пыльный стетсон, а со спинки кровати свисало кое-как переброшенное через нее полотенце. Джессика уже дошла почти до середины комнаты, как вдруг заметила, что на кровати кто-то лежит. Приглядевшись, она увидела мужчину, причем совершенно обнаженного. Он спал, обхватив обеими руками подушку, стройный и крепкий. Его темные волосы, гладкие и шелковистые на вид, падали на лицо, полуобращенное к Джессике, а на шее вились мягкими колечками. Джессика словно зачарованная не могла сдвинуться с места. Ее взгляд скользнул по спине мужчины, потом ниже, остановился на ягодицах и на сильных, стройных ногах. Незнакомец спал крепко, как младенец, подогнув одну ногу под себя, а другую вытянув вдоль кровати.

Все это Джессика заметила в одно мгновение, и внезапно ее как громом поразило: да ведь она, сама того не ведая, ворвалась в спальню к какому-то незнакомому мужчине, а он спит себе нагишом и понятий об этом не имеет! Джессика ахнула, и, по-видимому, достаточно громко. Незнакомец проснулся. Он открыл глаза, оказавшиеся изумрудно-зеленого цвета, и посмотрел прямо на нее.

Джессике показалось, что она находится в плену этих зеленых, еще затуманенных сном глаз, целую вечность, хотя на самом деле с тех пор, как незнакомец взглянул на нее, прошла какая-то доля секунды. Этот сильный обнаженный мужчина молча разглядывал ее. Ноги Джессики словно приросли к полу. Повернуться и уйти она не могла. Она открыла было рот, чтобы пробормотать хоть какие-нибудь извинения, как вдруг мужчина быстрым, змеиным движением схватил Джессику за запястье.

– Так-так, посмотрим… Кто тут у нас?

Джейк сонно улыбнулся. «Цыганка, черт подери, да прехорошенькая», – подумал он и пожалел, что очень устал.

Неожиданно для себя оказавшись на кровати незнакомца, Джессика тихонько вскрикнула от удивления и испуга. От его обнаженного тела исходила такая могучая жизненная сила, что девушка затрепетала, а сердце ее бешено заколотилось. Борясь с охватившим ее ощущением и пытаясь сбросить руку незнакомца, Джессика попробовала вскочить, однако это ей не удалось.

– Я… я… – задыхаясь, пролепетала она.

Несколько озадаченный подобной застенчивостью, Джейк тихонько рассмеялся и сел. Прильнув губами к шее девушки, он ощутил гладкую нежную кожу и вновь пожалел, что настолько устал. У него едва хватало сил, чтобы держать глаза открытыми. Но Господи! Как же все-таки хороша эта девчонка, полумечта-полуреальность!

– Нам с тобой будет очень хорошо, только давай отложим это на потом, – пробормотал он, прикоснувшись щекой к оголившемуся плечу девушки.

От его прикосновений Джессику бросило в жар. Вот он провел по ее шее влажным языком, и у нее перехватило дыхание, сердце бешено заколотилось в груди. Собравшись с силами, она все-таки вырвалась из его объятий.

– Эй, не убегай! Тебе будет хорошо! – воскликнул Джейк.

Но Джессика, уже мало что соображая, бросилась к двери и, распахнув ее, выскочила в коридор. И только здесь, почувствовав себя наконец в безопасности, она остановилась, чтобы перевести дух, унять биение отчаянно колотившегося сердца. Невероятное происшествие, приключившееся с ней в комнате незнакомца, не вызвало в ее душе страха. Скорее она испытывала волнение, какое-то неведомое доселе приятное возбуждение и злость на себя. Да как она могла позволить себя трогать и целовать совершенно незнакомому мужчине? Да еще голому! Как могла хоть на секунду вообразить, что испытывает при этом приятные чувства?

А Джейк, тихонько хмыкнув, снова откинулся на подушку и через минуту уже и думать забыл про прекрасную незнакомку. Не успела за ней закрыться дверь, как он снова провалился в сон.

Он думал, что из-за неприятного разговора с братом не сможет сомкнуть глаз. Однако после горячей ванны и плотного завтрака все-таки решил прилечь хоть ненадолго. Но не успел Джейк закрыть глаза, как нежданно-негаданно шум царившей в доме и несвойственной ему суматохи затих, раздражение и недовольство после стычки с Дэниелом куда-то улетучились, и он уснул. Он даже не помнил, когда этот сон начался, помнил только, что во сне к нему явилась девушка с буйными темными кудрями, самыми огромными темно-голубыми глазами, какие ему только доводилось видеть, и бархатистой кожей, источавшей нежнейших запах…

Прошел час, показавшийся Джейку одной минутой, и дверь вновь отворилась. Кто-то тяжело протопал к его кровати, а подойдя, схватил за плечо и принялся трясти. Джейк сердито заворчал и, зарывшись лицом в подушку, закрыл глаза, пытаясь воссоздать – обрывки эротического сна. А непрошеный гость не унимался, все тряс и тряс Джейка за плечо, приговаривая:

– Да вставайте же вы, сеньор, и одевайтесь скорее! Ваш брат просит вас спуститься сию же минуту.

Выругавшись, Джейк отшвырнул подушку и одеяло в сторону и сел. Лицо его было хмурым. Прекрасный сон улетучился, как будто его и не было.

– Черт подери, Мария! Когда-нибудь я тебя пристрелю за то, что ты врываешься ко мне.

Схватив одеяло, Джейк прикрылся им, но не потому, что вдруг застеснялся Марии, а скорее выражая протест против бесцеремонного, как ему казалось, вторжения в его частные владения. Мария купала и одевала его с трехлетнего возраста, лечила, когда он болел, смазывала мазью его разбитые коленки, не единожды вытаскивала его голым из кровати, и стесняться ее было бы по меньшей мере глупо. Но будить его после бурной ночи и не менее бурного утра, заполненного выяснением отношений с братом, она не имела права.

– Что ты, черт подери, себе позволяешь! – взорвался Джейк. – Врываешься без стука в спальню к мужчине! Да что это такое, в самом деле!

Подбоченясь, Мария самодовольно хмыкнула.

– Я не увидела ничего нового, мистер Джейк. Видала мужчин и получше вас.

Джейк пошарил рукой по кровати, пытаясь найти что-нибудь подходящее, чтобы запустить в наглую служанку, но ничего не нашел, кроме подушки, которую и пустил в ход. Однако Мария оказалась на редкость проворна для женщины своего возраста и комплекции и ловко поймала ее.

– Выметайся отсюда, наглая старуха, или я… – Джейк замолчал, во-первых, оттого, что у него от собственного крика разболелась голова, а во-вторых, потому, что вспомнил другую женщину, которая приходила к нему в комнату, когда он спал. Женщина с огромными голубыми глазами. А может, это ему только приснилось? Надо будет спросить Марию… Внезапно до него дошел смысл ее слов. – Что ты сказала про Дэниела? – спросил он, вперившись в служанку острым взглядом. – И вообще, который сейчас час?

Довольная тем, что он наконец-то проснулся, Мария энергично кивнула головой и сообщила:

– Сеньор ждет вас в библиотеке. Через пятнадцать минут он женится.

Если у Джейка и оставались какие-то остатки сна, то их как рукой сняло. Он уставился на служанку изумленным взглядом.

– Что?

Мария кивнула, довольная собой и тем, что ей доверили довести до сведения хозяина такое важное сообщение.

– Судья уже приехал, а красавица сеньорита одевается.

– Боже правый! – злобно прошипел Джейк и, отбросив одеяло в сторону, вскочил. Черт бы побрал этого идиота Дэниела! Подождал хотя бы один день, хотя бы час – и он, Джейк, навсегда вышвырнул бы эту мерзавку из его жизни. Но нет, этому ослу невтерпеж. Он, видите ли, уже сегодня надумал жениться! Ему не терпится разрушить свою жизнь.

А может, еще не поздно? Джейк подошел к шкафу, совершенно не стесняясь своей наготы, и вытащил из него рубашку.

– Скажи Дэниелу, что я иду. Пусть подождет меня. – Лицо его было мрачнее тучи. – И клянусь Богом, Мария, если церемония начнется без меня, я тебе шею сверну! Ну, чего стоишь? Пошевеливайся!

И Джейк, чертыхаясь, принялся натягивать брюки. Мария неторопливо вышла за дверь, снисходительно улыбаясь, и отправилась к жениху – передать ему пожелание разгневанного братца.

Комната, которую Джессика наконец нашла, оказалась светлой и просторной спальней. Как потом выяснилось, в ней спала когда-то мисс Элизабет. Комната показалась девушке настолько милой, что недавнее смущение и неловкость испарились. Едва Джессика успела как следует оглядеться, как один за другим в комнату начали входить слуги. Одни несли ведра с горячей водой, другие – ванну, третьи – банные принадлежности. В общем, началась такая суматоха, что у Джессики уже не осталось времени ни на какие раздумья.

Слуги Дэниела радушно приветствовали ее и были счастливы ей угодить. Они без умолку болтали о том, во что Джессику следует нарядить, как покрасивее сделать ей прическу, и о том, как хорошо, что в доме снова появится хозяйка и дети, как в те, теперь уже далекие, времена, когда была жива мисс Элизабет. Когда Джулия собралась на чердак присмотреть для Джессики какое-нибудь из платьев мисс Элизабет, Джессика запротестовала. Ей вовсе не хотелось, чтобы Дэниел счел ее бесцеремонной. Но Мария, которая, похоже, обладала незыблемым авторитетом, только отмахнулась. Конечно, сеньор хотел бы, чтобы его невеста надела свадебное платье его матери. Жаль только, что у мисс Элизабет его не было, поскольку она тоже, как и Джессика, сбежала из дома, чтобы выйти замуж. Ну да ничего, Джулия все равно подберет для сеньориты что-нибудь подходящее.

Джессике казалось, что она попала в какой-то бурный водоворот. Жизнь ее менялась с такой стремительностью, что она не успевала даже перевести дух. И тем не менее воспоминание о незнакомце, с которым ее столкнула судьба, не изгладилось из ее памяти и то и дело давало о себе знать, причем в самые неожиданные моменты. Когда, например, Джессика принимала ванну или надевала нижнее белье из тончайшего полотна, принадлежавшее мисс Элизабет. Руки помнили его сильные пальцы, кожа – горячие губы… И всякий раз, когда Джессика вспоминала об этом, на щеках ее появлялся румянец, а внизу живота возникало какое-то странное тянущее ощущение. Кто он, это незнакомец? Почему он вел себя настолько оскорбительно и что вообще делает в доме Дэниела? Джессика хотела спросить об этом Марию, но постеснялась. Слава Богу, что она выходит замуж за Дэниела, а не за этого зеленоглазого повесу.

Мария смазала синяки и царапины Джессики мазью и не переставала при этом охать и ахать, однако не задавая никаких вопросов. По правде говоря, Джессика была настолько захвачена тем, что с ней произошло в течение такого короткого времени, что все равно не смогла бы ответить ни на один вопрос. Она словно пребывала в восхитительном сне. Только что в узком и грязном фургоне она терпеливо сносила побои и издевательства отца, с ужасом слушала его угрозы увезти ее из Техаса к тете Евлалии, к той жизни, которую она и представить себе не могла, и вот она уже в усадьбе «Три холма», среди людей, расточающих ей улыбки и комплименты и обращающихся с ней как с королевой, а через несколько минут она будет принадлежать Дэниелу Филдингу, самому доброму и щедрому человеку на земле. Джессика не могла в это поверить. Все, что с ней так стремительно происходило, было настолько прекрасно, что не укладывалось в голове. Джессика могла лишь надеяться, что то счастье, которое она сейчас испытывает, не кончится никогда.

Наконец в комнату вошла Джулия, с гордостью неся платье, которое разыскала для Джессики, и аккуратно положила его на кровать. Джессика была настолько потрясена, что у нее слезы хлынули из глаз и она поспешно прижала к губам руку, пытаясь сдержать вопль восторга.

– Ой! – лишь ахнула она. – Какое красивое! Нет, я не могу его надеть! Я…

Но Мария, которая в этот момент надевала на Джессику корсет, с такой силой потянула за шнуровку, что у девушки перехватило дыхание, и она вынуждена была замолчать. Джессике еще никогда в жизни не приходилось носить корсет.

Она и представить себе не могла, насколько в нем неудобно. Почти такое же ощущение она испытывала, когда по настоянию отца перетягивала себе грудь. Но когда Джессика натянула шелковые чулки и надела изящное нижнее белье из тончайшей материи, она забыла и о корсете, и о том неудобстве, которое он ей доставляет. Она наслаждалась роскошью, свалившейся неожиданно на нее.

– Какая вы тоненькая! – ворчливо проговорила Мария, завязывая корсет. – Но мисс Элизабет была еще тоньше. Потому-то она никак не могла оправиться от родов. Такая изящная дама не приспособлена рожать детей. А вы, мисс Джессика, наверняка подарите сеньору много малышей, сильных сыновей и красивых дочерей.

При мысли об их с Дэниелом детях Джессика затрепетала. Душа ее наполнилась восторгом, а окружающий мир показался чудесным, только что распустившимся цветком. Широко распахнутыми глазами смотрела Джессика на очаровательное платье из розовой тафты, лежавшее перед ней на кровати. Осторожно потрогав его рукой, она обернулась к Марии и, хотя глаза ее радостно сияли, нерешительно спросила:

– Вы уверены? Вы и в самом деле уверены в том, что мне можно… его надеть?

На лице служанки появилась снисходительная улыбка, впрочем, очень быстро сменившаяся на хмурое выражение. Она величаво подплыла к кровати и, взяв платье в руки, нетерпеливо проговорила:

– Поднимайте руки, сеньорита, время не ждет. Судья уже приехал, так что можно начинать свадьбу.

Все еще не в силах отделаться от мысли, что видит прекрасный сон, Джессика послушно подняла руки и позволила надеть на себя великолепное платье из розовой тафты. «О, Дэниел, – радостно подумала она, – смогу ли я когда-нибудь отблагодарить тебя за то, что ты для меня сделал?»

* * *

Джед Филдинг умер, когда Джейку было девять лет, и с тех пор Дэниел стал для него всем: матерью, отцом, братом и лучшим другом. Не кто иной, как Дэниел учил его основам верховой езды и гребле, это он купил брату первую пару шпор. Дэниел учил его стрельбе, заставляя часами тренироваться под палящим солнцем Техаса, и только после того, как убедился, что Джейк овладел всеми навыками владения оружием, вручил его ему. Это был пятизарядный «кольт», подаренный Дэниелу отцом. «Кольт» этот, которым Дэниел очень дорожил, по праву принадлежал ему, однако он без колебаний отказался от него в пользу младшего брата.

Когда Джейк в первый раз в жизни напился, не кто иной, как Дэниел, взвалив брата на спину, понес домой. Именно Дэниел бинтовал разбитые в кровь кулаки мальчика после его первой драки, именно он утешал Джейка, когда тот в первый раз влюбился, а его пассия не ответила ему взаимностью. Дэниел учил Джейка защищать слабых, уважать сильных и никогда не давать себя в обиду. Дэниел рассказывал Джейку все, что ему самому было известно об их матери и о том, каким был отец до ее смерти. Он учил брата гордиться своими родителями и быть достойным их памяти.

Когда Дэниел ушел на войну между Севером и Югом, Джейку показалось, что он потерял брата навсегда. Однако тот вернулся героем, но калекой, причем таким, что не многие мужчины на его месте нашли бы в себе силы продолжать жить, и Джейк, если бы это было возможно, с радостью отдал бы жизнь, лишь бы избавить брата от этих страданий.

Любовь Джейка к брату выходила за рамки братской любви. Он любил брата без оглядки и всем сердцем. Дэниел испытывал к нему точно такие же чувства. Во всем мире у них не было никого, кроме друг друга, и Джейк не мог равнодушно смотреть на то, как брат сознательно губит свою жизнь, равно как и Дэниел не позволил бы Джейку губить свою.

Так что молчать Джейк не мог.

– Ты что, совсем спятил? – грозно прошептал Джейк брату, опасаясь, что услышит судья Уотерс, который, помимо многочисленных достоинств, обладал одним несомненным недостатком: он обожал судачить и считался одним из самых больших сплетников Восточного Техаса. Джейку не хотелось обсуждать семейные дела в присутствии постороннего. Впрочем, он прекрасно понимал, что, если Дэниел и в самом деле решил жениться на этой непотребной девице, их семейные дела скоро станут достоянием всего округа и уж тогда люди всласть посмеются над братом.

Дэниел хотел уйти, но Джейк схватил его за руку.

– Черт подери, Дэниел, неужели ты не понимаешь, что эта девица ставит тебя в глупое положение?

– Джейк, я не хочу больше говорить на эту тему, – устало произнес Дэниел. – Ты же о ней ничего не знаешь.

Хмыкнув, Джейк машинально взъерошил только что подстриженные и аккуратно уложенные волосы. Взглянув на висевший над камином портрет, он с горечью в голосе воскликнул:

– Боже правый, Дэниел! Если бы мама узнала, что ты привел в дом такую девицу, она бы в гробу перевернулась! Ради Бога, подумай, что ты собираешься делать! Хотя бы минуту постой и подумай!

Дэниел улыбнулся, однако улыбка получилась слегка натянутой.

– Маме бы Джессика очень понравилась, – терпеливо проговорил он.

Джейк взглянул брату прямо в глаза.

– Дэниел, прошу тебя, оставь меня с ней на пять минут. Я ей заплачу, и она навсегда исчезнет из твоей жизни.

– Прекрати, Джейк! – выпалил Дэниел. По-видимому, голос его прозвучал достаточно громко, поскольку судья Уотерс, старательно делавший вид, что внимательно просматривает «Республику» Платона в великолепном кожаном переплете, с любопытством взглянул на братьев. Понизив голос, Дэниел решительно продолжал: – А теперь ты меня послушай. Сегодня у меня свадьба. Я женюсь на единственной девушке, которую люблю, и ты не сможешь мне помешать. А вот омрачить самый счастливый день в моей жизни ты вполне способен.

Джейк виновато отвел глаза, а Дэниел тихо продолжал:

– Подумай, Джейк, многого ли я от тебя требую? Всего лишь не портить мне свадьбу – не так уж много.

Джейк мог бы вспылить и высказать брату все, что о нем думает, но не стал этого делать по двум причинам. Во-первых, в глазах брата, с мольбой взиравших на него, он заметил неподдельную боль. Джейк еще ни разу сознательно не причинял Дэниелу боль и сомневался, что сможет сделать это, сейчас даже ради его спасения. А во-вторых, в дверях послышался тихий шорох. Обернувшись, Джейк увидел Джессику Дункан. Все, он опоздал…

Джессика тотчас же почувствовала некоторую натянутость, так не вязавшуюся с радужной атмосферой, не оставлявшей ее с того момента, как она вошла в дом. Это было настолько неожиданно, что она застыла на месте как вкопанная, не в силах сделать больше ни шага. Рядом с Дэниелом стоял какой-то темноволосый мужчина. Взгляд его зеленых глаз был настолько холоден, что у нее упало сердце. На нем были белая крахмальная рубашка, узкий галстук, великолепно сидевшие темно-серые брюки и жилет. Его темные блестящие волосы были слегка взъерошены, что придавало ему разухабистый вид, и небрежной, естественной волной падали на лоб, так что, если бы он и попытался тщательно уложить их, из этого все равно ничего бы не получилось. Сомнений не оставалось: это был тот самый мужчина, которого Джессика видела обнаженным, тот самый, который целовал ее.

Однако не это так взволновало Джессику – по глазам незнакомца было ясно видно, что он ее не узнал, так что смущаться не было причины. Он смотрел на нее с откровенной неприязнью, граничившей с ненавистью, и это было ужасно.

На загорелом лице мужчины застыло мрачное выражение, губы его были плотно сжаты, во всем облике чувствовалась почти осязаемая враждебность. Джессика ничего не понимала. Она даже не знала этого мужчину, так почему он сердится на нее? Что она такого сделала? Да кто он вообще такой?

А Джейк во все глаза смотрел на похожую на цыганку девушку, которую совсем недавно видел во сне, девушку с необыкновенными голубыми глазами и кожей, пахнувшей медом. Так значит, это Джессика, невеста Дэниела! Сложные чувства испытал он, глядя на нее. И потрясение оттого, что узнал ее, и стыд за свое недавнее поведение, и ярость. И пожалуй, из всех этих чувств возобладала ярость. Он был прав. Эта девица, посмевшая нарядиться в мамино платье, – просто презренная нищенка!

Дэниел пошел навстречу Джессике. Лицо его выражало такое безграничное удовольствие, что на секунду все мысли о темноволосом незнакомце вылетели у нее из головы.

– Дорогая, – прошептал он, схватив Джессику за руки, – ты просто ангел.

Джессика вспыхнула от удовольствия. Ей было приятно, что Дэниел с таким неподдельным восхищением смотрит на нее. Джессика и не подозревала, насколько она хороша. Шелковое розовое платье было ей чуточку тесно, однако Мария убедила ее, что так даже лучше, поскольку оно лишь сильнее подчеркивает тонкую талию и округлые бедра и Дэниелу это даже больше понравится. Декольте в форме сердечка, по мнению Джессики, было глубоким до неприличия. Оно настолько открывало грудь, что Джессика даже попросила Марию дать ей какой-нибудь шарфик, чтобы прикрыться, не понимая, насколько соблазнительно выглядит. Однако служанка ее отговорила, а Дэниела, похоже, все в Джессике приводило в восторг. Если что-то в платье и было нескромным, то Дэниел этого не замечал.

Фасон платья уже лет двадцать как вышел из моды, такие пышные юбки уже давно никто не носил, однако Джессика об этом не знала, а если бы и знала, ей было бы все равно. Никогда еще она не чувствовала себя такой элегантной, изящной и красивой.

Она казалась очаровательным бело-розовым видением. Ее темные волосы представляли поразительный контраст с нежно-розовым платьем, огромные глаза сияли, кожа казалась бархатом. Весь облик Джессики выражал неподдельное счастье.

– Свет еще не видывал невесты, которая бы светилась таким счастьем, – хрипловатым голосом проговорил Дэниел, пожимая Джессике руку.

– Ах, Дэниел! – прошептала она, глядя на него сияющими глазами. – Ты так добр ко мне! Обещаю, ты никогда не пожалеешь, что женился на мне. Я буду тебе самой лучшей женой, – искренне добавила Джессика.

Дэниел поднес к губам ее руку и замер. Глаза его на мгновение опечалились.

– Прости, что не подарил тебе кольцо. Купить его не было времени. – Он улыбнулся. – У моей мамы тоже не было настоящего обручального кольца. Папа сплел ей из ивовой коры колечко, и она носила его до самой смерти. – Он с нежностью взглянул на Джессику. – Должно быть, Филдинги все такие. Так торопятся жениться, что совершенно забывают про обручальные кольца. Но на следующей неделе мы поедем в Форт-Уэрт и выберем тебе самое красивое кольцо во всем Техасе.

– Но, Дэниел, ты уже и так дал мне все, что я хочу, – тихо проговорила Джессика. – Никакого кольца мне не нужно.

Она одарила своего возлюбленного таким взглядом, что сердце у него сладко заныло. Да кто посмеет сказать, что он совершает ошибку?

В этот момент Дэниел почувствовал на себе осуждающий взгляд Джейка. Собрав все силы, он заставил себя спокойно ответить на него. Что думает Джейк – это его дело. А он, Дэниел, вне всякого сомнения, должен поступать так, чтобы было лучше для него самого и для Джессики.

Быстро повернувшись, Дэниел подтолкнул Джессику вперед.

– Джессика, познакомься. Это мой хороший друг судья Гарольд Уотерс. Он совершит свадебную церемонию. – Джессика застенчиво улыбнулась полному седовласому мужчине, который припал к ее руке. – А это, – Дэниел повернулся к темноволосому незнакомцу, который за все это время не проронил ни слова, – мой брат Джейк.

Так это его брат! Дэниел никогда не говорил, что у него есть брат, а если и говорил, то она, должно быть, позабыла. Вспомнив обстоятельства, при которых им довелось встретиться, Джессика смутилась. То, что мужчина, бросившийся ее целовать, оказался братом Дэниела, лишь усугубило чувство неловкости. Однако во взгляде Джейка не было и тени узнавания, лишь леденящая душу ненависть.

– Итак, – громко провозгласил судья Уотерс, увлекая их всех за собой, – во дворе твоего дома, Дэниел, собралась целая толпа томимых жаждой гостей. Не стану скрывать, мне тоже не терпится оказаться в их числе. Что ты скажешь на то, чтобы поскорее начать свадебную церемонию?

Джессика, которая все еще никак не могла опомниться оттого, что темноволосый незнакомец, с которым судьба свела ее при таких странных обстоятельствах, не кто иной, как брат Дэниела, безропотно позволила подвести себя к столу, за которым стоял судья с раскрытой книгой в руке. Пригласили свидетелей, после чего двери библиотеки закрыли. Дэниел взял невесту под руку и крепко прижал к себе ее руку. Спиной Джессика ощущала полный ненависти взгляд Джейка, но впереди ее ждало таинство, и она вся обратилась в слух. Судья Уотерс начал церемонию:

– Дорогие возлюбленные! Мы здесь собрались…

Солнце только что скрылось за тополиной рощей, и на землю спустились розовые сумерки. Шумное веселье на лужайке усадьбы «Три холма» было в полном разгаре. Зажгли фонари, и отбрасываемый ими колышущийся свет был похож на какие-то причудливые розовые призраки. Музыканты без устали играли один быстрый танец за другим, и по танцевальной площадке, которой служил хорошо утрамбованный участок земли, вихрем проносились парочки. Вздымались юбки, отовсюду слышался веселый смех. Все оружие, которое только хранилось в доме, по давным-давно установившейся традиции было заперто в библиотеке, поскольку Дэниел Филдинг с малых лет запомнил, что спиртное и оружие должны находиться друг от друга подальше. А сегодня в выпивке недостатка не было.

Джейк пил мало. Он взял себе за правило не пить в раздраженном состоянии. Одна злость способна была довести его до беды, а уж злость в сочетании с виски могла оказаться взрывоопасной. Впрочем, ничто в данный момент не дало бы ему большего удовлетворения, чем возможность обратить эту адскую смесь на наглую соблазнительницу, посмевшую облачиться в мамино платье и сумевшую выставить брата полным идиотом перед половиной округа.

В этот момент Джейк заметил, что к нему как-то бочком подошел Джордж Кейси. Тот тоже не спускал недовольного взгляда с развевающейся юбки из розовой тафты. Во время войны Кейси служил под командованием Дэниела и без устали рассказывал всем желающим послушать историю о том, как Дэниел спас ему жизнь. Потом Дэниела ранило, он привез его домой и доказал ему свое уважение и преданность тем, что все эти годы ни одному человеку не обмолвился, в какое именно место был ранен Дэниел. Сейчас он работал на ранчо, причем работал, не жалея сил, и был по-прежнему предан Дэниелу. Джейку всегда нравился этот мужчина, однако сейчас почему-то его присутствие раздражало.

– Это ж надо, – пробормотал Кейси, горестно качая головой. – Капитан такой умный человек, а позволил какой-то девице окрутить себя. Есть у него вообще голова на плечах или нету?

Джейку почему-то не понравились эти слова, хотя Кейси высказал вслух его собственные мысли, и он еще крепче сжал в руке стакан, сожалея о том, что в нем легкий игристый пунш, а не что-нибудь покрепче. Сквозь грохот музыки до него донесся смех Джессики, звонкий, как бубенчик. То, что она умудрилась завоевать сердца всех – или почти всех – присутствующих, еще больше разозлило Джейка. А наивная улыбка, не сходившая с лица брата, когда он смотрел на эту хитренькую дрянь, сумевшую обвести его вокруг пальца, и вовсе подействовала на него как рвотный порошок.

– Вот уж никогда бы не подумал, что капитан способен сотворить такую глупость, – продолжал причитать Кейси. – Я, конечно, понимаю, мужчина должен жениться, чтобы поддержать свою репутацию. Но зачем для этого брать в жены какую-то шлюшку? Ведь ясно же, что она годится только для одного.

– А ну-ка повежливей, Кейси! – рявкнул Джейк, сжав руку в кулак. – Ты говоришь о жене моего брата!

И Джейк поспешно глотнул водянистого пунша. В этот момент он увидел приближающихся Дэниела и Джессику, и глаза его недобро сощурились. Дэниел радостно смеялся, а его молодая жена вся так и светилась счастьем. Кейси, печально качая головой, удалился.

Подойдя к брату, Дэниел остановился.

– Где это ты прячешься, Джейк? – спросил он чуть запыхавшись, поскольку не пропустил пока что ни одного танца. – Все хорошенькие девушки от тебя без ума. Вскружил бедняжкам головы, а сам скрылся. Нехорошо.

Джейк попытался улыбнуться и перевел взгляд на Джессику. Щеки ее разрумянились, на лбу выступили капельки пота, локоны чуть растрепались, полуобнаженная грудь бесстыдно вздымалась и опускалась. Вне всякого сомнения, она была красива, только красота эта не доведет ее до добра. Джейк понимал, что смутное желание, которое испытывал он сам, глядя на жену брата, ощущают и все присутствующие на празднике мужчины, и, похоже, Джессике это явно нравилось. Дурак Дэниел…

– Я все еще никак не могу прийти в себя, – проговорил Джейк, ставя стакан на столик, стоявший у него за спиной. – Только что собирался пойти к себе.

– Только после того, как потанцуешь с невестой, – заявил Дэниел.

И прежде чем Джессика с Джейком успели опомниться, он вложил руку Джессики в руку брата. Положив свою руку сверху, Дэниел несколько секунд смотрел на них обоих сияющими от счастья глазами.

– Вы единственные люди, которых я люблю больше всего на свете, – тихо проговорил он, и в глазах его появилась надежда. – Я хочу, чтобы вы получше узнали друг друга. – И, хлопнув Джейка по спине, Дэниел ухмыльнулся. – Иди, потанцуй. Дай мне возможность хоть немного отдышаться, да и Джессике я уже все ноги оттоптал.

В этот момент начался вальс, и Джейку ничего не оставалось, как обнять Джессику за талию и увлечь в танце.

Сердце ее учащенно билось, и не только потому, что она не пропустила ни одного танца и немного устала. Она чувствовала у себя на талии сильную и теплую руку Джейка, ощущала, как трутся о его бедра ее пышные юбки, как легко и в то же время крепко держит он ее руку, и испытывала отчего-то приятное волнение.

Танцевал Джейк очень легко и вел ее настолько непринужденно и с такой грацией, что Джессика без труда выполняла па танца, который ей еще никогда не доводилось танцевать. С благодарностью взглянув на своего новоиспеченного деверя, Джессика улыбнулась, однако Джейк не ответил на улыбку. Глаза его были темными и дерзкими, без малейшего намека на дружеское расположение.

– Итак, мисс Джессика, – протянул он, – нам с вами велено получше узнать друг друга. Я бы сказал, что вы знаете обо мне намного больше, чем я о вас… А может, правильнее было бы сказать не «знаете», а «видели»?

Джессика вспыхнула. Ее глубоко задели грубые слова Джейка, с которым она искренне хотела подружиться. Внезапно нахлынули воспоминания. Она знала, какие сильные у Джейка руки, какие узкие бедра, какая тонкая талия. На мгновение Джессика представила себе, что между ее рукой и плечом Джейка, покрытым золотистым бронзовым загаром, нет преграды из материи, что пальцы ее касаются голого тела, и почувствовала такое смущение, что едва не отдернула руку.

Однако Джессика понимала, что слишком многое поставлено на карту. Дэниелу очень важно, чтобы она подружилась с Джейком, да и для нее самой это имеет большое значение. Но вот чего она никак не могла понять, так это враждебности своего деверя. Джессика была уверена, что не сделала ничего, что могло бы дать повод для такого отношения. В конце концов, ведь Джейк сам схватил ее за руку, когда она случайно зашла в его комнату, она вовсе не вешалась ему на шею. Должен же он понимать, что она просто ошиблась дверью.

Решительно взглянув на него, Джессика проговорила:

– Вы меня не любите, верно?

– Верно, – отрезал Джейк и закружил ее в вихре вальса. – Я не люблю женщин, которые обманывают моего брата.

Джессика рот раскрыла от изумления.

– Но я вовсе его не обманываю! – воскликнула она. – Я люблю Дэниела!

Джейк презрительно взглянул на нее.

– Вы любите его деньги, – холодно уточнил он. – Такие девицы, как вы, другой любви не знают.

Джессика замерла. Она не знала, чем заслужила подобное отношение, но была глубоко обижена и оскорблена. Будь ее воля, она бы тотчас же бросила Джейка и ушла с площадки. Но Дэниел очень любит брата, значит, ради него нужно проглотить обиду и все-таки попытаться хотя бы наладить с Джейком нормальные человеческие отношения.

Самым ровным тоном, на который только была способна, Джессика проговорила:

– Это неправда. Но я вижу, вы уже составили обо мне самое нелестное мнение. Только не понимаю почему. Дэниел просил нас стать друзьями, и, я думаю, нужно хотя бы попытаться ими стать. В конце концов, нам ведь придется жить под одной крышей, – подытожила она.

– Вовсе не обязательно. – Джейк бесстрастно взглянул на Джессику, однако уже через секунду в его глазах мелькнуло отвращение. – За тысячу долларов вы могли бы сегодня же исчезнуть из нашего дома. Брак ваш будет считаться недействительным, и Дэниел снова обретет свободу. У меня есть деньги, детка, и я вам их предлагаю. Ну, что вы на это скажете?

Где-то на середине этой оскорбительной речи они перестали танцевать, однако по-прежнему стояли: Джейк – обняв ее за талию, а Джессика – положив руку ему на плечо. Джессика смотрела на своего деверя, вне себя от обиды и гнева, он же сверлил ее холодным взглядом. В этот момент в толпе танцующих послышались возмущенные возгласы, заглушаемые громким цокотом копыт. Музыка стихла. Джессика обернулась и похолодела. Свадьба, еще недавно казавшаяся ей волшебной сказкой, превращалась в жуткий кошмар. И похоже, кошмар этот только начинался.

На площадке появился верхом на лошади Уильям Дункан. Расталкивая всех, он ехал прямо на Джессику, и лицо его было мрачнее тучи.

– Дочь моя! – возопил он. – Я так и знал, что найду тебя здесь, в этом вертепе! Иди сюда, презренное отродье! Ко мне!

Джессика сняла с плеча Джейка руку. Помимо воли ноги сами понесли ее сквозь расступившуюся толпу к отцу. «Нет! – с отчаянием думала она. – Только не это! Прошу тебя, Господи, не дай, чтобы это произошло сейчас!»

Схватив отца за ногу, она взглянула на его пышущее яростью лицо потемневшими от страха и горя глазами.

– Прошу тебя, отец, не устраивай сцен! – взмолилась она. – Не причиняй людям беспокойство!

– Залезай на коня, дочь моя! – мрачно изрек Уильям. – Ты поедешь со мной.

Джессика отчаянно замотала головой, изо всех сил вцепившись в грубую штанину отца.

В этот момент она увидела, как сквозь толпу пробивается Дэниел, спокойный и предельно собранный. Джессика рванулась к нему, но отец, схватив ее за плечо, удержал.

– Не подходи, парень! Эта женщина моя, а своего я никому никогда не отдаю! – прорычал он.

Джейк заметил, что рука Дункана потянулась к пристегнутому к седлу дробовику, и машинально провел рукой по бедру, пытаясь нащупать револьвер. Во время долгого путешествия он привык постоянно носить с собой оружие. Вспомнив, что оставил его в доме, он тихонько выругался. Понимая, что брату угрожает опасность, Джейк ринулся к дому за оружием.

Дэниел спокойно встретил разъяренный взгляд Дункана.

– Добро пожаловать, мистер Дункан. Надеюсь, вы всегда будете моим самым дорогим гостем. Но Джессика теперь моя жена, и вы пугаете ее.

С этими словами Дэниел направился к Джессике.

Дункан молниеносно выхватил ружье, и в толпе кто-то испуганно ахнул. Дэниел остановился и с изумлением взглянул на тестя.

– Дэниел! – в ужасе закричала Джессика. Уильям Дункан нажал на курок.

Все дальнейшие события Джессика видела как будто со стороны и сквозь призму звуков и красок. Вот лицо Дэниела исказилось от боли, на его белоснежной рубашке расплылось ярко-алое пятно, которое с каждой секундой становилось все больше и больше. Дэниел начал медленно оседать на землю. В толпе раздались крики ужаса. Джессика услышала и свой собственный голос, резкий и пронзительный, повторяющий снова и снова:

– Нет! Нет! Нет!

Отец грубо схватил ее за руки, потянул вверх и перебросил через седло лицом вниз. Джессика слабо пыталась сопротивляться, однако все ее попытки оказались тщетными. В ушах звенело, и она не сразу поняла, что слышит собственный крик. Дэниел лежал на земле не шевелясь, и Джессика, увидев это, принялась отчаянно вырываться из рук отца. Она, рыдая, тянула руки к любимому. Казалось, еще секунда, и она сумеет соскользнуть на землю, но в этот момент шею ее пронзила острая боль, перед глазами встал туман, и как Джессика ни старалась, дотянуться до Дэниела она уже не смогла… Отец пришпорил лошадь, и под ее мерное укачивание Джессика почувствовала, что теряет сознание. Последней ее мыслью была мысль о том, что она никогда больше не увидит Дэниела.

Джейк услышал звук выстрела в тот момент, когда ставил ногу на нижнюю ступеньку лестницы. И не просто услышал, а почувствовал, словно пуля пронзила ему сердце. Похолодев от ужаса, он повернулся и бросился бежать, расталкивая собравшихся локтями. Подбежав к безжизненно распростертому на земле телу брата, он опустился перед ним на колени.

В плече Дэниела зияла рваная рана, из которой фонтаном хлестала кровь. Пропитав рубашку, она уже стекала на землю. Джейк крепко прижал к ране руку, пытаясь остановить зловещий поток.

– Где доктор Петерс? Кто-нибудь, скачите за ним… Да быстрее же, черт подери! – крикнул он.

Несколько человек сорвались с места и бросились бежать, кто-то завопил:

– Бегите за шерифом!

Толпа вокруг Джейка начала сужаться. На лбу его выступили капельки пота, дыхание с трудом вырывалось сквозь приоткрытые губы, руки тряслись от напряжения. Кто-то подсунул под голову Дэниела сложенную в несколько раз куртку, кто-то, тихонько всхлипывая, накрыл его ноги шалью, кто-то сказал:

– Нужно занести его в дом. Еще кто-то возразил:

– Нет, сбегай за бинтами. Попытаемся здесь остановить кровотечение.

Все эти голоса слились в ушах Джейка в один общий гул. Он слышал только свое собственное хриплое дыхание, чувствовал под руками лишь липкую теплоту и видел, как вздымается и опускается грудь Дэниела – единственное доказательство того, что брат все еще жив.

Лицо Дэниела побелело от потери крови, на лбу выступил пот, взор затуманился. Он долго смотрел на Джейка, словно не узнавая. Внезапно лицо его исказила гримаса такой острой боли, что Джейку пришлось призвать на помощь все свое мужество, чтобы не заплакать.

– Джейк… – едва слышно прошептал Дэниел. Он с трудом дотянулся до руки брата и тут же бессильно уронил ее. На лице его промелькнула тень беспокойство. – Обещай мне…

– Что? – хрипло спросил Джейк. – Все, что угодно, только скажи.

– Привези ее обратно, – прошептал Дэниел. – Поклянись мне, что бы ни случилось, ты привезешь ее…

Туман поплыл у Джейка перед глазами. Он стиснул зубы, не в силах проронить ни слова. Потом поспешно, пока Дэниел не успел закрыть глаза, прошептал:

– Конечно, я ее привезу. Не волнуйся.

Дэниел легонько потянул Джейка за рукав и, с трудом разлепив спекшиеся губы, прошептал:

– Обещай…

Лицо Джейка помрачнело. Бросив взгляд на ведущую к «Трем холмам» извилистую дорогу, Джейк внезапно осипшим голосом произнес:

– Обещаю.

 

Глава 3

Джессика прижалась лицом к железной решетке, защищавшей разбитое оконное стекло, и взглянула на ночное небо, пытаясь увидеть луну или звезды и по ним хотя бы приблизительно определить, который сейчас час. Но сегодня, как и в предыдущие дни, небо было затянуто темными тучами. За окном стояла непроглядная мгла. По земле мелькали темные тени – это ветер теребил ветви деревьев и косматый мох, покрывавший стены дома. В лицо Джессике брызнули холодные капли дождя. «Сколько же дней прошло с тех пор, как я сюда попала?» – тоскливо подумала она.

Отец погиб, и Джессика осталась одна.

Уильям Дункан увез дочь из «Трех холмов» в Луизиану, однако Джессика не помнила из этого путешествия ровным счетом ничего. Она словно пребывала в страшном сне. В ушах по-прежнему звучало эхо выстрела, перед глазами стояло изумленное лицо Дэниела и кровавое пятно, расплывавшееся на его рубашке, в голове билась одна-единственная мысль: Дэниел, единственный добрый и порядочный человек, которого подарила ей судьба, умер, и виновен в его смерти ее собственный отец.

Джессика понимала, что ее ждет в доме тетки. Когда-то Евлалия являлась предметом зависти всей семьи. Младшая дочь простого лавочника, она умудрилась выйти замуж за богатого плантатора и уехала с ним на его роскошную плантацию «Виргинские дубы», чтобы жить там в довольстве и роскоши. Но война отняла у нее все. Муж погиб, землю конфисковали, дом сгорел, а сама Евлалия повредилась рассудком. Всю жизнь для Джессики самой страшной угрозой было, что ее отправят к тетке. И вот теперь это произошло.

Они прибыли к развалинам, бывшим когда-то процветающей плантацией «Виргинские дубы», под вечер, и отец, обдавая Джессику тяжелым запахом виски, принялся громко разглагольствовать о том, что собирается оставить ее у тетки Евлалии ради спасения ее же души. Вытащив несчастную из наемного экипажа, он поволок ее по ветхим ступенькам дома. Джессика пребывала словно в оцепенении. Все казалось ей нереальным, все было безразлично. Уильям распахнул покосившуюся входную дверь, и та издала жалобный звук, похожий на стон умирающего. Они вошли в обшарпанный холл, и отец принялся во всю глотку звать свою сестру Евлалию. Из темноты выплыло призрачное видение: костлявое тело, давно не мытые, висящие сосульками седые волосы, бледное морщинистое лицо, горящие, как угли, глаза. Тетя Евлалия… Отец грубо толкнул Джессику, и она, не ожидавшая ничего подобного, рухнула на грязный пол прямо под ноги старухе.

– Вот моя дочь, – прошипел он, и в голосе его прозвучала такая ненависть, что у Джессики кровь застыла в жилах. – Она носит в себе дьявольское семя. Черви гложут ее сердце! Греховный мир завладел ее мыслями, и изо рта ее вырываются богохульные речи! Ее нужно запереть, чтобы сатанинские силы не смогли проникнуть в ее душу. А вину свою пусть день и ночь искупает смиренной молитвой. – Отец на секунду остановился перевести дух, вытер вспотевший лоб и напыщенно продолжал: – Сам же я призван читать проповеди дикарям, живущим по ту сторону гор. Посему поручаю тебе, сестра моя, спасение души этого заблудшего дитя. Но прежде чем отправиться выполнять миссию, порученную мне Господом, я не прочь испить бокал вина, если просьба моя не будет тебе в тягость.

Словно издалека до Джессики донесся приторно-сладкий голос Евлалии:

– Ну конечно, брат Уильям, мы с полковником будем счастливы оказать вам гостеприимство. Прошу вас, проходите в гостиную, располагайтесь поудобнее, а я тем временем прикажу кухарке приготовить вам легкий ужин, чтобы вы могли восстановить утраченные после долгого пути силы.

Никакой гостиной в доме тетки не было, и, насколько Джессике было известно, полковник погиб больше десяти лет назад. Только теперь она пришла в себя и поняла, какой кошмар ее ожидает.

На ужин им подали на выщербленных тарелках черствые маисовые лепешки и в тыквенных чашах настойку из одуванчиков. Для себя Уильям раздобыл кувшин домашнего вина. Евлалия важно восседала во главе стола в поношенном платье и стоптанных туфлях, словно знатная великосветская дама, которой, впрочем, когда-то была.

Джессика украдкой обвела взглядом унылую столовую, по углам которой висела паутина, тускло освещаемую стоявшей на столе и издававшей мерзкий запах сальной свечой.

Обстановку ее составляла немногочисленная и убогая мебель: у стульев недоставало ножек, у кресел – подлокотников. На полу виднелись засохшие следы рвоты. В углу стояла какая-то старая бочка. В потолке зияла здоровенная дыра, сквозь которую проглядывало ночное небо. Джессика даже представить себе не могла, что отец может оставить ее в таком месте.

За столом мало ели и так же мало разговаривали. Уильям коротко и выразительно приказывал Евлалии содержать свою дочь в строгости ради ее же пользы. Евлалия же сладким голоском распространялась о том, какие у нее в саду растут чудесные незабудки и сколько гостей она собирается пригласить на следующий бал. «Сумасшедший дом», – подумала Джессика, и мысль эта была единственной здравой со дня свадьбы. Не может быть, чтобы отец оставил ее в этом сумасшедшем доме, решила она.

Поужинав, отец нетерпеливо вскочил и бросил на дочь какой-то странный взгляд. Джессике показалось, что в глазах его промелькнуло сожаление. Но нет, лицо его вновь исказилось ненавистью. Значит, она ошиблась, решила Джессика. Видимо, мерцание свечи, отбрасывающей трепещущий свет на лицо отца, ввело ее в заблуждение.

– Лучшего ты не заслуживаешь, сука! – зло прошипел он. – Пойду помолюсь за спасение твоей души.

И Уильям, подхватив под мышку кувшин домашнего вина, помчался со всех ног на зов Господа… и навсегда исчез из жизни Джессики.

Осознав наконец, какая участь ее ждет, она пронзительно вскрикнула и бросилась было за ним, но сильные черные руки схватили ее и понесли. Джессика отчаянно брыкалась, кричала, царапалась, но все было напрасно. Ее принесли в кладовку с зарешеченным окном и заперли. Отныне ей предстояло сидеть в этой темнице.

На следующее утро Джессика увидела сквозь решетку, как Рейф, огромный чернокожий детина, слуга Евлалии, несет по лужайке, заросшей высокой, по колено, травой, безжизненное тело Уильяма Дункана. Отца нашли в болоте. Он плавал на поверхности лицом вниз, обхватив руками пустой кувшин из-под вина.

Джессика боялась отца, вспышки его гнева приводили ее в ужас, ей всегда хотелось вырваться из-под его господства, однако она никогда не испытывала к нему ненависти. В конце концов, Уильям был ее родным отцом, а Джессике с малых лет внушали, что дети должны почитать своих родителей. Она понимала, что должна оплакивать отца, но слез не было. С его смертью в душу Джессики проник леденящий холод, ужасающая смесь двух чувств: облегчения, оттого что отца больше нет на свете, и страха, оттого что она осталась совсем одна. Чувства эти были настолько странны и противоречивы, что Джессике, целиком и полностью занятой тем, чтобы в них разобраться, было не до выражения скорби. Может быть, когда-нибудь она и поплачет по нему. А сейчас ей необходимо приложить все силы к тому, чтобы остаться в живых.

Поначалу Джессика еще пыталась следить за временем и не теряла надежды. Мало ли кто может зайти в усадьбу и постучать в ее ветхую входную дверь. Например, какой-нибудь мелкий торговец, или бродяга, или кто-нибудь еще. Тогда она расскажет ему, в какое затруднительное положение попала, и ей непременно помогут. Да что она, в самом деле, сделала, чтобы подвергаться такому бесчеловечному наказанию? Всего лишь вышла замуж, причем за человека хорошего и доброго. Она никого не опозорила, не нарушила никакого закона. Так за что ей такие страдания? Господь должен быть к ней милосерден. Ведь если она и совершила какой-то грех, то весьма незначительный, и ее можно за него простить.

Но время шло, один унылый день сменялся другим, и Джессика постепенно поняла, что никто ее не спасет. Ни единая живая душа не пройдет мимо усадьбы, а если кто и окажется вдруг где-то неподалеку, то увидит лишь полуразрушенную старую плантацию, каких по берегам Миссисипи и по ее заболоченным рукавам множество. Так зачем ему останавливаться, зачем подходить к ней? Ему и в голову не придет, что здесь кто-то живет. Кроме того, никто не знает, куда увез ее отец. Если бы даже ей представилась возможность послать письмо, к кому она может обратиться с просьбой о помощи? Дэниел, дорогой, любимый Дэниел, погиб от руки отца. Если бы отец был жив, у нее хотя бы оставалась надежда, что он когда-нибудь увезет ее отсюда, из этого сумасшедшего дома. Но отец умер, а Евлалия ревностно выполняет последнее желание человека, который никогда не вернется, чтобы отменить его. Джессика осталась одна на всем белом свете, и нет никакой уверенности в том, что ее кто-то вызволит отсюда, разве что она сама придумает какой-нибудь хитроумный способ, чтобы выбраться из своей темницы.

Но день сменялся ночью, и ни самих перемен, ни надежды на них не было. Отчаяние уступило место ужасу, потом депрессии, и Джессика чувствовала, как с каждым днем убывает у нее воля к жизни. «Скоро я стану такой же сумасшедшей, как и старуха, захватившая меня в плен, – подумала Джессика, отходя от окна. – И умру в этой проклятой темнице…»

В комнате уже стояла кромешная мгла. Джессику мучил голод. Он стал уже ее обычным состоянием, поскольку Евлалия кормила ее лишь овсяной кашей и мамалыгой, и то не каждый день, а порции были крошечные. Но Джессика страдала не столько от голода, сколько от темноты. В углу кладовки уже начали свою возню крысы, а скоро изо всех щелей выползут жуки, крупные, величиной с человеческий палец, шумные насекомые, способные издавать лапками пронзительный треск. Эти отвратительные создания толпами носились по полу, даже карабкались иногда на ее голые ноги…

Вздрогнув, Джессика обхватила себя руками. В ее темнице был леденящий холод, хотя на дворе стояло жаркое лето. На бедняжке была лишь ночная рубашка, потрепанная и замызганная. Всю остальную одежду Евлалия отобрала и почему-то изорвала в клочья. Волосы Джессики стали липкими и сальными, поскольку со дня приезда она не принимала ванну, и теперь они ниспадали ей на плечи и спину грязными сосульками. Иногда несчастная девушка использовала воду, которую ей давали для питья, чтобы умыться, однако этого было явно недостаточно, чтобы привести себя в порядок, и Джессика оставила эти бесплодные попытки, а вскоре вообще перестала чувствовать исходящий от нее неприятный запах. За дверью послышались шаги, и Джессика вздохнула с облегчением: наконец-то она будет хоть и не долго, но не одна. В ржавом замке со скрипом повернулся ключ, и дверь, взвизгнув, отворилась.

Евлалия никогда не приходила одна, так что если Джессика и подумывала вначале сбежать, когда ей приносили еду, то вскоре поняла, что сделать это ей не удастся. С Евлалией остались двое: Рейф, бывший невольник, которому после отмены рабства некуда было идти, и Уилл, надсмотрщик, жилистый, с похотливым взглядом мужчина, который считал усадьбу «Виргинские дубы» последним прибежищем, где можно укрыться от северян и всяких подонков, наводнивших после Гражданской войны юг. Он считал, что огромные невозделанные территории могут дать ему возможность сколотить когда-нибудь состояние. Эти двое слуг рыскали по округе, добывая для Евлалии продовольствие, крали, если не получалось по-другому, и ходили с собаками в лес на охоту. Они охраняли немощную старуху, которая по-прежнему была для них госпожой, запасали дрова и выполняли какие-то работы по дому. Массу времени они проводили за чисткой ружей, а бывало, и просто сидели на обветшалом крыльце, лениво жевали табак да сплевывали его в зияющие щели. А еще они сторожили Джессику.

Сегодня сопровождал Евлалию и остался у дверей, пока она носила племяннице скудный ужин, Рейф. Джессика была этому рада. Всякий раз, когда приходил Уилл, она ощущала неловкость и страх, а когда он ощупывал своими черными глазками ее едва прикрытое тоненькой рубашкой тело, ее пробирала дрожь.

Евлалия вошла в каморку, неся в одной руке поднос, а в другой – потрескивающую свечу, которой служила сосновая шишка с налитым в нее воском.

– Добрый вечер, дорогая. Ну как, тебе сегодня лучше?

Евлалия вбила себе в голову, что Джессику нужно держать взаперти из-за болезни. Поначалу Джессика еще пыталась спорить с теткой, но, поняв, что это бесполезно, махнула на все рукой.

– Да, спасибо, мэм, намного лучше. Думаю, что я уже почта поправилась. Быть может, завтра я смогу прогуляться по саду…

– Ну что ты, детка, для этого ты еще слишком слаба. Ты очень бледненькая, и потом, зачем ты стоишь возле окна? Так ведь можно и простудиться. Право, если до следующей недели ты не поправишься, придется мне послать за доктором Фортиниром. Я так о тебе беспокоюсь, девочка моя.

Разговор этот каждый день был одним и тем же. Поначалу Джессика пыталась спорить с теткой, возмущалась, что ее держат взаперти, убеждала выпустить ее из кладовки, рассказывала ей о Дэниеле и о том, что она вышла замуж, но ничего этим не добилась. Наоборот, настроение ее после этих разговоров только падало. Кроме того, если Джессика возмущалась тем положением, в которое попала, слишком яростно, Евлалия не кормила ее целый день, а то и больше. Так что Джессика в конце концов поняла: с теткой нужно вести себя спокойно и не лезть на рожон.

Евлалия прошла мимо Джессики, поставила поднос на пол, и на девушку повеяло отвратительным запахом давно не стиранной одежды и немытого тела. Тусклое пламя свечи осветило крошечную квадратную комнату с покрытыми паутиной стенами и неровным полом. Каморка эта была пуста, если не считать стоявшего в углу ночного горшка, который выливали крайне редко, да лежавшего на полу старого матраса, конечно, без подушки и простыни. В углу кладовки сидела тощая крыса. Моргнув несколько раз – видимо, тусклый свет оказался для нее слишком ярким, – мерзкая тварь юркнула в щель.

– Ну ладно, дорогая, у меня мало времени, а дел еще полным-полно. Я должна отнести твой поднос на кухню и отдать распоряжения насчет ужина. Полковник пригласил сегодня гостей. – Говоря это, Евлалия кокетливо взбила грязной рукой растрепанные седые волосы, словно находилась не в вонючей кладовке, а перед зеркалом роскошной гостиной.

– Как славно! – Джессика подошла поближе к свече и внимательно взглянула на тетку. – Быть может, мне тоже можно сойти вниз и присоединиться к вам?

Евлалия долго смотрела на племянницу, а потом сказала:

– Право, пора бы тебе уже выйти на белый свет, моя дорогая. Ты так давно не встречалась с молодыми людьми. Еще немного – и станешь старой девой, вообще замуж не выйдешь.

– Да, – чуть слышно проговорила Джессика, не веря своим ушам. Никогда еще она не слышала от тетки таких слов. – Думаю, вы правы. Если бы… полковник был настолько любезен, что представил меня вашим соседям…

– Ты могла бы надеть голубое тюлевое платье, – мечтательно проговорила Евлалия. – И жемчужное ожерелье, которое полковник подарил мне на свадьбу. Ты ведь видела его, моя милая? С бриллиантовой застежкой?

– А под платье – шелковые нижние юбки, а на ноги – новые лайковые туфельки, – тихонько подхватила Джессика, сделав по направлению к тетке маленький шажок, и затаила дыхание, боясь ее спугнуть. Только бы ей дали выйти из этой кладовки, а там… – А вы бы помогли мне сделать прическу…

Евлалия мечтательно вздохнула:

– Какая это радость – готовить молодую девушку к ее первому балу! А когда ты будешь спускаться по лестнице, все гости будут провожать тебя восхищенными взглядами, как когда-то меня… – Голос ее замер. Евлалия погрузилась в воспоминания.

Никакой парадной лестницы в «Виргинских дубах» не было. Когда-то процветающая плантация оказалась на пути армии северян во время жестокой битвы, которая разразилась на Эйвери-Айленде за соляные прииски. Соль ценилась обеими воюющими сторонами на вес золота. Усадьба «Виргинские дубы» пострадала очень сильно. Верхний этаж особняка был разрушен, надворные строения сожжены, обстановка разграблена. Невольники и домашний скот угнаны, поля выжжены и вытоптаны. И все это произошло всего через несколько дней после того, как Евлалия получила известие о гибели мужа на войне. Она так и не оправилась от этого удара, предпочитая прятаться от правды в придуманном ею мире.

Временами Джессика жалела тетку и, уж конечно, не желала ей зла. Но шли дни, стража ее приходила и уходила, надежда на освобождение становилась все призрачнее, Евлалия все глубже погружалась в мир безумных грез, и Джессика чувствовала, что ей все труднее становится понимать и жалеть женщину, которая держит ее в темнице. Изо всех сил, которых с каждым днем становилось все меньше, она пыталась сама не сойти с ума…

Не в силах больше ждать, Джессика подсказала:

– Может быть, мы начнем готовиться? Я слышу вдалеке топот копыт. Наверное, это уже едет полковник.

Евлалия медленно приблизилась к ней. Взгляд ее, еще несколько секунд назад такой мечтательный, внезапно стал злым и настороженным.

– Ах ты, гадкая девчонка! – прошипела она. – Хотела меня провести? Думаешь, я не знаю, какие темные мысли бродят в твоей голове? Ты хочешь моего мужа! Каждую ночь ты предаешься похотливым мечтам о нем! Мерзкая шлюха! Уильям был прав. Тебя и в самом деле нужно держать взаперти от всех порядочных людей и для твоей же пользы! Я сдержу свое обещание, Уильям, – проговорила Евлалия, вскинув голову к потолку. – Я не выпущу ее, не беспокойся! – Она перевела взгляд на Джессику. – На колени, девчонка, или я прикажу Рейфу выпороть тебя! Будем молиться о спасении твоей души.

Джессика обреченно опустилась на колени на голый и грязный пол и принялась молить Господа о чуде, не веря в то, что оно может свершиться.

В тени дома, нахлобучив шляпу на лоб, сунув руки в карманы макинтоша и подняв воротник, чтобы защититься от холодных брызг, стоял человек. В тусклом свете, струящемся из окна, на фоне стены четко выделялось его лицо, выражавшее крайнее нетерпение и сосредоточенность. Человеком этим был Джейк.

Отряд, посланный шерифом в погоню за Уильямом Дунканом примерно через час после его отъезда, потерял его след в десяти милях от «Трех холмов». Джейк не хотел уезжать от брата, пока врач не скажет ему, что тот вне опасности. Несколько часов просидел он возле кровати Дэниела. В горячке несчастный все время говорил о какой-то плантации «Виргинские дубы» и Новом Орлеане. Джейк понял, что беглецов надо искать именно там. Так что, не дожидаясь рассвета, он оседлал лошадь и отправился в путь. Из дома младший Филдинг не взял ничего, кроме оружия и еды, которую Рио поспешно собрала и сунула в седельные сумки. Глаза Джейка горели решительным огнем, губы были плотно сжаты: он не собирался возвращаться с пустыми руками. Однако цель он себе ставил не привезти Джессику, а покарать ее отца, Уильяма Дункана.

Поиски дались Джейку нелегко: негодяй хитро заметал следы. С трудом разузнав, что Уильям отправился в Галвестон, Джейк последовал за ним с отставанием более чем в неделю, а добравшись туда, обнаружил, что Дункан пересел на пароход и отбыл в неизвестном направлении. К тому времени как Джейк прибыл в Новый Орлеан, Уильяма уже и след простыл. Оставалось лишь надеяться, что догадки Дэниела верны: Уильям отвез дочь на плантацию своих родственников в Новом Орлеане.

Однако в Новом Орлеане Джейку сказали, что никакой плантации под названием «Виргинские дубы» ни в этом городе, ни вообще где бы то ни было на побережье Миссисипи нет. Больше недели Джейк колесил по городу, наводя справки в каждом квартале, с каждой минутой раздражаясь все больше и больше. Может быть, Дэниел ошибся? Или девчонка придумала, что у нее есть тетка? А что, если именно в эту минуту этот сукин сын Дункан улизнул из города безнаказанно?

Время шло, а новостей не было. И вот вдруг после месяца напряженных поисков Джейк наконец узнал то, что ему было нужно. Да, плантация под названием «Виргинские дубы» действительно существует. Владельцем ее был полковник Фишер. До войны она считалась крупнейшим в этих краях поставщиком индиго и риса. Но находилась она вовсе не в Новом Орлеане и даже не на Миссисипи, а черт знает где, где-то рядом с Эйвери-Аилендом, на заболоченном рукаве Лафорш.

Джейк отправился туда. Раздобыть подробную карту оказалось делом невозможным, а из людей, которых он расспрашивал, редко находились такие, которые что-то слышали о плантации «Виргинские дубы»; они смотрели на Джейка как на сумасшедшего. По их словам, плантация во время войны была разрушена, никто там больше не жил. Однако Джейк не представлял, где ему еще искать Джессику, и решил проверить, правду ли ему говорили.

Одного взгляда на полуразрушенный особняк оказалось достаточно, чтобы понять: то, что ему рассказывали, – правда. Настроение Джейка упало, он готов был рвать и метать. Проделать такой длинный путь, и все без толку! Да ни один нормальный человек не станет жить в таком полуразвалившемся доме, это ясно как Божий день!

Филдинг стоял как в воду опущенный, размышляя, что же делать дальше…

И вдруг взгляд его упал на ветхую пристройку с односкатной крышей, служившую сараем. Каково же было его удивление, когда он увидел в этом сарае домашний скот! Он стал присматриваться. У стены дома была сложена поленница дров. Над дымоходом вился дымок. К дереву перед домом были привязаны две охотничьи собаки, неимоверно тощие. Джейк наблюдал за усадьбой целый день и в течение этого времени заметил двоих мужчин – ни один из которых не был похож на Дункана – и старуху. Когда на землю спустились сумерки, он привязал лошадь в лесу, на приличном расстоянии от усадьбы, а сам подобрался ближе. С задней стороны дома он заметил зарешеченное оконце. Приглядевшись, он с замиранием сердца увидел ту, которую искал так долго и так мучительно. Джессика, на его счастье, подошла к оконцу именно тогда, когда он подполз к ее темнице.

По правде говоря, до сих пор он думал только о том, как найти Джессику и – если на белом свете существует хоть какая-то справедливость – Дункана. Дальнейших планов Джейк не строил. Да и зачем? Все казалось ему простым: найдет Джессику, скажет ее тетке, что собирается отвезти девушку к законному мужу, и поедет с ней верхом на лошади на ближайшую станцию. Там посадит Джессику на поезд, следующий на Запад, и дело с концом. Однако из того, что он увидел, было ясно: этот план не сработает. И дело тут не только в Дункане. Если эти его родственнички предпочитают жить как крысы, значит, они ненормальные. Кроме того, они держат девчонку за решеткой и наверняка под замком. Следовательно, на этих людей никакие уговоры и доводы не подействуют, так что нечего и пытаться. Да и времени у него нет на всякую там дипломатию.

Неделю назад Джейк отправил домой телеграмму, в которой справлялся о самочувствии Дэниела. Ответ был прост: «Я здоров. Найди ее, пожалуйста».

Никакого плана у Джейка не было. Он был лишь взбешен тем, что Дункан бросил свою дочь у тетки, а сам куда-то уехал, и пока он, Джейк, теряет тут драгоценное время, этот негодяй все дальше уходит от него.

У Джейка не было лошади для Джессики. Добыть кобылу можно было только в городе, а ближайший город находился отсюда на расстоянии почти целого дня пути. День туда, день обратно… Нет, это недопустимо долго. Он и так уже потерял слишком много времени.

Джейк не сомневался, что обещание, данное брату, выполнит: вызволит Джессику из темницы и отправит ее в «Три холма», а сам отправится вдогонку за ее негодяем отцом.

В маленькой душной каморке тяжелым пологом повисла полночь. Стояла тревожная тишина, нарушаемая лишь размеренным стуком дождя по огромным, тяжелым листьям гортензии, растущей прямо под окном. Густой туман обвил оконную решетку своими призрачными пальцами. Дом спал. Джессика, плотно завернувшись в ночную рубашку и подложив под голову руку, дремала на своем убогом матрасе…

… Самым простым оказалось попасть в дом: открыть ветхую входную дверь было проще простого. Однако на двери комнаты, где, по его расчетам, должна была находиться Джессика, висел огромный замок. Открутить болты можно было перочинным ножом, и Джейк возблагодарил Бога, что он у него оказался с собой. Несколько минут, и… оглушительно скрипнув, дверь отворилась. Джейк замер. Выждав некоторое время, он понял, что обитатели развалюхи не проснулись.

Войдя в комнату, Джейк чуть не задохнулся: в лицо ему ударило невыносимым запахом гнили и человеческих испражнений. Превозмогая отвращение и стараясь не думать ни о чем, кроме спасения Джессики, он стал присматриваться в темноте. Увидев ее на полу, он в два прыжка, быстро и бесшумно, как пантера, оказался возле нее.

Почувствовав что-то неладное, Джессика открыла глаза и хотела закричать, но не успела: чья-то сильная рука зажала ей рот. Сначала она решила, что к ней, как она и боялась, забрался Уилл, отвратительный тип с завораживающим, как у змеи, взглядом. Джессика принялась отчаянно брыкаться, однако насильник, не отрывая руку от ее рта, швырнул ее на пол.

– Только попробуй меня ударить или куснуть, и я тебе так дам, не обрадуешься! – яростно прошипел он. – У меня нет времени возиться с вопящими бабами. Перекину тебя через плечо да и вынесу из дома. Ну давай, поднимайся, пока не перебудила весь этот чертов дом!

И, зажимая Джессике рот рукой, другой он рывком поставил ее на ноги. Сердце ее исступленно колотилось, она изо всех сил старалась держаться на ногах, а незнакомец потащил ее к двери и, чего Джессика никак не ожидала, выволок из комнаты. Вцепившись в сильные руки невесть откуда взявшегося освободителя, Джессика, оторопев от неожиданности и страха, семенила с ним рядом, пытаясь поспеть за его широченными шагами.

Влажный ночной воздух пахнул Джессике в лицо. Откуда-то издалека доносился приглушенный шум. Мир, которого она так давно не видела, радостно встречал ее. Только что пережитый ужас быстро исчез, уступив место удивлению, и Джессика повернула голову, чтобы взглянуть в лицо тому, кто возродил для нее этот мир. Большая часть его лица была скрыта низко надвинутой на глаза шляпой, видны были лишь плотно сжатые губы. Непокорная прядь темных волос выбилась из-под шляпы и упала на воротник. Это был не Уилл, как Джессика уже успела догадаться. Какой-то незнакомец. Нет, она уже где-то видела этого человека. Но где?

И вдруг Джессику осенило. Да ведь это Джейк! Ну конечно, Джейк! Ее захлестнула волна отчаянной радости. Но откуда он здесь взялся? Как нашел ее?

Джейк, больно обхватив Джессику одной рукой за талию, а другой по-прежнему зажимая ей рот, тащил ее по заросшей буйной травой поляне. Сквозь тонкую ночную рубашку Джессика чувствовала его влажное от дождя плечо. Джейк… Дэниел… Техас…

Внезапно за спиной у беглецов послышалось рычание, а затем тишину ночи прорезал яростный лай. Джейк замер. Тут же к первой собаке присоединилась вторая, потом раздался крик и по шатким ступенькам крыльца прогромыхали тяжелые башмаки.

Джейк в сердцах ругнулся. Теперь только ноги могут их спасти. Схватив Джессику за руку, он бросился бежать. За их спинами раздался выстрел. Джессика поскользнулась на влажной траве, однако упасть не успела – Джейк поддержал ее и, больно стиснув ей руку, рванул за собой.

– Черт бы тебя подрал! Я тебя сейчас брошу.

Джессике хотелось кричать от боли и страха, но она сдержалась. Лай слышался все ближе, все отчетливее. Джессика уже не сомневалась, что слуги тетки пустились за ними в погоню. Понимая, что с ней сделают, если им с Джейком не удастся удрать, Джессика сломя голову помчалась от ненавистного дома.

 

Глава 4

– Джейк! – едва выговорила Джессика, тяжело дыша. Они продирались сквозь густой подлесок. Мокрые ветви больно хлестали ее по лицу и по всему телу. – Как… Дэниел?..

Джессика хотела что-то добавить, но в этот момент ее волосы запутались в ветвях какого-то кустарника, и, пытаясь высвободиться, она дернулась с такой силой, что искры посыпались из глаз. Джессика, пронзительно вскрикнув, вырвала свою руку из руки Джейка.

Он остановился. Будь его воля, он бросил бы эту девицу, от которой одни несчастья, на произвол судьбы. Однако поступить так Джейк не мог, совесть не позволяла. Надо выкручиваться. Он подумал, что их преследователи скоро отстанут: у них нет хороших лошадей. А на клячах далеко не уедешь. А вот собак Джейк боялся. Собаки – это убийцы, жаждущие крови. Вон как страшно рычат! Кроме того, они прекрасно умеют выслеживать свою добычу. А уж какую добычу – опоссума, енота или человека, – им все равно.

Но ведь он обещал Дэниелу. Вспомнив об этом, Джейк снова схватил Джессику за руку и потянул за собой. Джессика взвизгнула, и Джейк тотчас же догадался, в чем дело.

Длинные нечесаные волосы бедняжки запутались. Джессика заплакала. Бормоча ругательства, каких бедолага в жизни не слышала, Джейк схватил злосчастную прядь волос и отчаянно потянул. Безрезультатно. Грозное рычание становилось все слышнее. Нельзя было терять ни секунды. Выхватив из висевших на поясе ножен острый нож, Джейк одним движением руки отхватил запутавшуюся прядь волос у самых корней. Освободив девушку, Джейк обхватил ее рукой за талию и помчался к тому месту, где оставил лошадь. Животное уже исступленно било копытами о землю.

Подбежав к лошади, Филдинг бесцеремонно схватил Джессику и почти швырнул в седло. Чувствуя, что сейчас свалится на землю, несчастная лихорадочно вцепилась в лошадиную гриву. Лошадь попятилась, и Джессике показалось, что она падает. Но в этот момент Джейк, вскочив в седло, натянул поводья и успокоил испуганное животное, а Джессику прижал животом к крупу лошади, но она снова начала сползать с нее. Успев схватить Джессику за талию, Джейк притянул ее к себе с такой силой, что она едва не задохнулась.

– Держись, черт бы тебя побрал! Если ты сейчас свалишься, я уже ничего не смогу сделать!

Собаки были уже совсем рядом. Они щелкали зубами и злобно рычали. Джейк огрел испуганную лошадь поводьями, она рванулась вперед и помчалась с такой бешеной скоростью, что оба седока едва не свалились на землю.

Джессика сидела на лошади, свесив ноги на одну сторону. Джейк никогда не видел, чтобы женщины ездили верхом по-другому, и ему и в голову не пришло, что ехать в таком положении небезопасно. Отчаянно ныла рука, которой он придерживал Джессику, да она еще вонзила в нее ногти с такой силой, что того и гляди выступит кровь. Лошадь перепрыгнула через поваленное дерево, и Джессика немного съехала вниз. «Сейчас упадет, – мрачно подумал Джейк. – Навязалась на мою голову». Остановиться, чтобы поправить ее в седле, он не мог. Собаки гнались за ними по пятам и лаяли так, будто их было не две, а целая стая. Кроме того, Джейку казалось, что позади слышится стук копыт. Но хуже всего было то, что Джейк понятия не имел о том, куда они скачут.

Жадно хватая ртом воздух, придавленная к спине лошади тяжестью веса Джейка, Джессика думала о том, что если не упадет на землю и не погибнет под копытами, то Джейк раздавит ее и она все равно умрет. Нога Джейка прижимала ее ногу к лошадиному крупу с такой силой, что Джессика перестала ее чувствовать. Передняя лука седла больно впивалась ей в бедро. Дождь все усиливался. Он заливал Джессике глаза, нос, рот. Но самое страшное было то, что тропинка, по которой они мчались, вела прямиком в болото. Джессика отчаянно заерзала, пытаясь обернуться и взглянуть Джейку в лицо.

– Что ты делаешь? – в ужасе прокричала она. – Куда ты…

– Не вертись! – Джейк натянул поводья, чувствуя, что Джессика снова соскальзывает.

– Мы не можем туда ехать! Мы…

– А куда нам еще ехать?

И Джейк выразительно мотнул головой, давая Джессике понять, что преследователи скачут по пятам, значит, сворачивать им некуда. Лицо его было мокрым от дождя и пота, глаза полны отчаяния и вместе с тем решимости. Обхватив Джессику за талию, он снова взгромоздил ее на лошадь. Джессике показалось, что ребра ее сломаются. Давно она не чувствовала себя такой тоненькой… с того самого вечера, когда Джейк кружил ее в вихре вальса. Казалось, это было сто лет назад… А впрочем, она, похоже, совсем спятила, если вспоминает об этом, когда за ними гонятся собаки и два вооруженных человека.

Внезапно Джейк, натянув поводья еще крепче, отцепил руку Джессики от себя. Джессика пронзительно вскрикнула, решив, что он собирается ее сбросить. Но Джейк, наоборот, ухватив девушку за колено, рванул ее вверх, отчего она распласталась на лошади в самой неприличной позе.

– Вот так! – выпалил он одним духом. – Держись за седло, а не за меня. Я не знаю, сколько нам еще придется скакать, а руку я уже не чувствую.

Джессика сидела теперь на лошади более надежно и уже не ощущала на своем голом колене тяжелую руку Джейка, не чувствовала своими холодными ягодицами его теплого паха. Его тяжеленная нога уже не вжимала ее ноги в лошадиный круп. Внезапно, как это ни странно, Джессика почувствовала смущение – хотя, казалось бы, до смущения ли в такой обстановке. На нее, полуголую, наваливался всем телом почти незнакомый мужчина. Такого с ней еще не бывало. Вдруг Джессика отчаянно закричала:

– Но эта тропинка ведет в болото! Давай свернем с нее. – Именно отсюда Рейф принес безжизненное тело отца, и при воспоминании об ужасе, который она тогда испытала, Джессика вздрогнула всем телом.

– Если хочешь назад, я тебя не держу, – коротко бросил Джейк, лихорадочно осматриваясь вокруг, нет ли поблизости какой-нибудь другой тропинки. – Только сдается мне, эти две собаки, что гонятся за нами, с удовольствием сожрут тебя на ужин, а из того, что останется, твои многоуважаемые родственнички сделают наживку. Будет с чем удить рыбу.

И тут впереди Джейк заметил какой-то огонек. Не раздумывая он повернул лошадь и поскакал прямо на него.

Ветви деревьев и кустарника били Джейка прямо по лицу, норовя сорвать шляпу, и он пригнулся пониже. Лицо ему тотчас же защекотали волосы Джессики. Сердце Джессики колотилось под его рукой быстро, как испуганный зайчик. И Джейку вспомнилось, как она стояла под руку с братом, сияющая, розовощекая, в мамином платье, плотно облегавшем ее стройную фигуру и подчеркивавшем высокую грудь, и почувствовал злорадство. Сейчас эта девица, грязная и растрепанная, в замызганной рубашке, трясется от холода и страха… Он пришпорил лошадь.

Звук погони слышался уже не так явственно, а огонек все приближался. Что это за огонек? Может, свет в окошке дома или кареты? Тропинка, заросшая буйной травой, была вся усеяна камнями, но все-таки это была тропинка – а в прошлом даже дорога – и она куда-то вела. В одном Джессика оказалась права: болото где-то совсем рядом. Запах затхлой воды становился с каждой минутой все сильнее, хлюпающие звуки – все отчетливее. Но самое плохое – это то, что направлялись они не в ту сторону, откуда приехал Джейк, а в противоположную.

Отодвинув густую завесу из испанского мха, Джейк резко натянул поводья, почувствовав, что копыта лошади увязают в болотистой почве. Тонкую пелену дождя прорезал зыбкий желтый свет. Свет этот исходил из стоявшего на берегу заболоченного места фонаря. Рядом с ним сидел на корточках тощий негр. Услышав за спиной топот копыт, он с любопытством обернулся.

В руке он держал длинную, заостренную на конце палку. У ног его стояло ржавое ведро, из которого торчала острога с насаженными на нее лягушками. Болото жило своей болотной жизнью и источало громкие звуки, почти заглушавшие яростный лай и топот копыт. Назойливо жужжали насекомые, оглушающе квакали лягушки и жабы.

– Добрый вечер, – настороженно проговорил негр.

– Куда ведет эта тропа? – не отвечая на приветствие, коротко бросил Джейк и натянул поводья, сдерживая гарцующую лошадь. Животное явно нервничало. Во-первых, потому, что лошадь чувствовала приближение собак, во-вторых, оттого, что копыта ее увязали в болотной тине. Кроме того, волнение седоков, такое же осязаемое, как туман, отнюдь не действовало на нее успокаивающе.

Лоснящееся лицо негра расплылось в щербатой ухмылке.

– Да Бог с вами, масса, куда ей вести? – Он ткнул палкой в сторону болота. – Вот здесь и обрывается.

Чертыхнувшись, Джейк обернулся через плечо. Собаки снова взяли их след. Похоже, это болото – их единственное спасение.

Вода, блестевшая между островками травы и полузатонувших стволов деревьев, казалась черной, как река Стикс, и такой же манящей и привлекательной. И не было ей ни конца ни края. Однако у берега была поставлена на якорь маленькая плоскодонная пирога.

Заметив ее, Джейк тут же соскочил с лошади и потянул Джессику за собой. Она плюхнулась на колени прямо в грязь: онемевшие ноги отказывались ей служить. Не обращая на нее внимания, Джейк принялся снимать седло.

– Сколько хочешь за лодку? – бросил он негру. Ухмылка сошла с его лица, в глазах мелькнуло беспокойство.

– Нет, сэр, я не могу продать свою пирогу. Куда ж я без нее? Как буду кормить семью? Я не могу…

Стащив со спины седло, седельные сумки и одеяло, Джейк хлопнул испуганное животное по крупу. Лошадь галопом помчалась прочь. Увязая в болотной жиже, Джейк понес вещи к лодке.

Джессика попыталась подняться. Ей это удалось с трудом, ноги дрожали и отказывались служить. Оглянувшись, она прислушалась. Собаки были уже совсем рядом.

– Джейк… – испуганно прошептала она.

– Масса, пожалуйста, не отнимайте у меня мою пирогу! Куда мне без нее? Я…

Джейк зашвырнул седло в лодку. Джессика бросилась к ней. Холодная густая жижа просачивалась у нее между пальцами ног, подол длинной рубашки волочился по грязи, но ей было все равно. Сунув руку в карман, Джейк вытащил монету и швырнул ее негру.

– Сегодня вечером ты никого не видел, – приказным тоном проговорил он и забрался в лодку, волоча за собой шест. – Понял?

Налету поймав монету, негр покрутил ее перед носом и, увидев, что это целых пять долларов, вытаращил от удивления глаза.

– Да, сэр, – едва выдохнул он. – Я никого не видел. И никакой пироги у меня не было. Спасибо, сэр. Я все понимаю, правда-правда!

Джессика протянула Джейку руку, боясь, что он выполнит свою угрозу и бросит ее. Но он грубо схватил ее под мышки и, втащив в лодку, швырнул на дно лицом вниз.

– Лежи тихо, – прорычал он, – и не шевелись!

Взяв шест, Джейк оттолкнулся им от берега, и едва успел это сделать, как из кустов выскочили, остервенело лая, собаки. Втащив шест в лодку, Джейк рухнул всем телом прямо на Джессику.

– Ни звука, – прошептал он ей на ухо.

Закусив губу от боли, Джессика кивнула. Дышать она не могла совершенно, но жаловаться было бессмысленно.

Утлая лодчонка медленно поплыла по течению, и скоро ночная мгла поглотила ее. Собаки, учуяв запах лошади, бросились по ее следу, как Джейк и предполагал. В этот момент на берег выскочили Уилл и Рейф. Глаза их азартно блестели. Похоже, погоня доставляла им истинное наслаждение. Коротко расспросив рыбака и получив на все свои вопросы отрицательный ответ, они поскакали вслед за собаками.

Джессика почувствовала, как напряженное, словно натянутая струна, тело Джейка начало понемногу расслабляться.

Однако он по-прежнему не шевелился. Грудь у Джессики болела, одна рука, которую она неловко подложила под себя, тоже, а колени вообще превратились в два огромных синяка. Пряжка ремня Джейка больно вонзилась ей в бедро, и Джессике казалось, что если она сейчас не вдохнет полной грудью, то задохнется. Теплое, но ужасно тяжелое тело Джейка пригвоздило ее ко дну лодки. Его размеренное дыхание обжигало ей ухо. Он что, собирается лежать так всю ночь?

– Ты не мог бы с меня слезть? – тихонько прошептала Джессика, когда терпеть эту пытку уже не было никаких сил.

– А зачем? – ухмыльнулся он. Голос его вдруг изменился. Низкий, протяжный и чуть насмешливый, он напомнил Джессике о роскошном особняке, о запахе тлеющего орешника, которым был пропитан воздух тогда, на барбекю, на праздновании дня рождения Дэниела, о сонной улыбке и блестящих изумрудно-зеленых глазах…

– Ты такая мягкая…

– Но мне больно! – возмутилась Джессика и заерзала, пытаясь выбраться из-под него. Попытки эти, однако, ни к чему не привели. Джейк оказался слишком тяжелым.

Теперь, когда опасность миновала, Джейк стал способен испытывать другие чувства, помимо страха и волнения. Мягкая круглая попка, к которой прижималась нижняя часть его тела, вызвала у него прилив желания, особенно когда Джессика заерзала, пытаясь высвободиться. Когда мужчина испытывает самое большое удовольствие? Во-первых, когда удается избежать грозящей ему опасности, и во-вторых, когда он занимается любовью с хорошенькой женщиной. Правда, любовью Джейк сейчас не занимался, однако положение, в котором лежала Джессика, живо напомнило ему кое о чем. Джейк усмехнулся.

Но внезапно он вспомнил, кто, собственно, эта особа, сумевшая возбудить в нем такие приятные ощущения. Именно по ее милости он торчит в этом Богом забытом болоте, а брат, тяжело раненный, лежит где-то за тридевять земель. Возбуждение Джейка тут же испарилось. Опершись руками о дно лодки, он приподнялся, отодвинулся от Джессики и, прислонившись спиной к седлу, с отвращением взглянул на нее.

Джессика села и, судорожно вдохнув в себя влажный воздух, закашлялась. Дождь лил не переставая. Тонкая рубашка Джессики намокла и прилипла к телу. Вода ручьем стекала по волосам на шею и грудь.

– Мы здесь подхватим лихорадку! – воскликнула она, прерывисто дыша.

Джейк схватил шест – скорее из чувства самосохранения, которое тот ему давал, чем для того, чтобы вести лодку, – и сердито ткнул им в холмик из травы, мимо которого они проплывали. Было слишком темно, чтобы что-то предпринимать. Единственное, что оставалось, – это найти место для ночевки и подождать до утра, а там уж думать, как выбраться на сушу. Раздражение Джейка все нарастало. Вовсе не так собирался он провести последнюю ночь в Луизиане. Издалека доносились пронзительные крики, вой и рев: звери были заняты своими делами. Из воды торчали черные остовы уродливых деревьев, усеянных испанским мхом. Вдруг что-то или кто-то с громким плеском бухнулось в воду, и Джессика вздрогнула, напряженно всматриваясь в темноту. Какое ужасное место! Сколько людей здесь погибло! И ее отец тоже…

– Надо выбираться отсюда! – взвизгнула она. – Я же предупреждала тебя! Нельзя было ехать в эту сторону! Как мы теперь выберемся отсюда? Нам нужно…

– Если хочешь добираться вплавь, – перебил ее Джейк, – валяй, я не буду тебе мешать. А если нет – заткнись!

Джессика уставилась на Джейка недобрым взглядом. Конечно, надо быть совсем сумасшедшей, чтобы наброситься на своего спасителя сразу после того, как им с таким трудом удалось избежать опасности. Да и как можно бояться какого-то болота после того кошмара, который она пережила в плену у Евлалии? Но Джессика так ослабла от голода, была настолько ошарашена свалившимися ей на голову событиями последнего часа, столько вопросов, на которые она до сих пор не знала ответа, теснилось в голове, что нервы у нее не выдержали. Стиснув руки в кулаки, она взорвалась:

– Не смей так со мной разговаривать! И нечего приказывать мне заткнуться, когда я пытаюсь сказать тебе…

Внезапно вся злость, которая копилась в Джейке все последние недели, когда он искал Джессику и никак не мог найти, вспыхнула в нем ярким пламенем. Ожидание и беспокойство, бесплодные поиски, страх за Дэниела, злость и возмущение оттого, что, приехав в Луизиану, потерял след человека, которому мечтал отомстить, а вместо этого вынужден возиться с горластой чумазой девицей, – все эти чувства в одно мгновение достигли своей кульминационной точки. Выдернув из воды шест, Джейк уперся им Джессике в грудь. Глаза его яростно сверкали, но тем не менее он очень тихо и с расстановкой проговорил:

– Хорошо, мадам. Ты хочешь говорить? Так говори. Где этот сукин сын, которого ты называешь своим отцом?

Джессика так и ахнула. Однако не оттого, что острый конец палки больно уперся ей в грудь. Ее поразила ярая ненависть, с которой Джейк смотрел на нее. Казалось, глаза его метали молнии, настолько яркие, что непроницаемая мгла рассеялась. Внезапно Джессика поняла: ее освобождение на самом деле никаким освобождением не является. Она вырвалась из ада только затем, чтобы оказаться в руках дьявола, ведь Джейку Филдингу наплевать, будет она жить или умрет. Второе даже предпочтительнее.

Как бы в подтверждение этих мыслей Джейк легонько надавил шестом.

– Отвечай! – Голос Джейка звучал тихо, и это было особенно жутко, поскольку вокруг кипела бурная болотная жизнь. – И если ты думаешь, что я хоть секунду буду колебаться, сбросить ли тебя за борт на корм крокодилам, ты глубоко заблуждаешься! Сделаю это с величайшей радостью!

Джессика до боли в пальцах вцепилась в борта лодки, боясь даже дышать. Бледная, с затравленным, испуганным взглядом, она являла собой несчастное существо. Будь Джейк чуть меньше занят собственными переживаниями, будь он не таким уставшим и промокшим, он почувствовал бы к ней жалость, но в таком состоянии, в каком он находился сейчас, он готов был ее задушить.

– З-зачем? Зачем тебе знать? – прошептала она.

– Я собираюсь его убить, – холодно бросил Джейк. Джессика разжала руки и, опустив глаза, едва слышно проговорила:

– Ты опоздал.

– Что?

Джессика подняла голову, и Джейк увидел искаженное от боли лицо и слезы, стоящие в глазах.

– Я сказала: ты опоздал! – крикнула она. – Он уже умер! Оставил меня в этом страшном месте… а сам умер!

На мгновение Джейк замер. Потом выругался – короткое неприличное слово прорезало ночную мглу – и воткнул шест в воду с такой силой, что лодка закачалась и их обдало вонючей болотной водой. Обхватив себя руками, пытаясь хоть немного согреться, Джессика отвернулась, чтобы не видеть сумрачного лица Джейка и его плотно сжатых губ, и, свернувшись калачиком, забилась в угол лодки как можно дальше от своего спасителя. Она понимала, что он ее бросит. Теперь она ему не нужна. Бросит ее в этом страшном болоте и глазом не моргнет.

Заметив вдали небольшой островок, Джейк машинально направил лодку к нему. Все в нем клокотало от ярости. Все его тщательно продуманные планы рухнули. Он чувствовал себя одураченным. Сколько мучений перенес он – и все зря! Как все это глупо и несправедливо! После продолжительного молчания Джейк, почти не разжимая губ, бросил в темноту:

– Как?

– Утонул, – тихо ответила Джессика.

Обведя несколько повеселевшим взглядом темное стоячее болото, Джейк глубоко вздохнул. Именно это он и хотел, услышать.

Через некоторое время они подплыли к какому-то холму. Нос лодки уткнулся в него, и Джейк придержал лодку шестом, чтобы она пришла в равновесие. Маленький островок нельзя было назвать очень надежным убежищем, но не плыть же им с Джессикой бесцельно всю ночь. Ухватившись за болотную траву, Джейк принялся подтягивать лодку к берегу. Наконец дно ее зацарапало о песок, и Джейк ступил на берег, но, тотчас же провалившись по щиколотку в тину, тихонько выругался.

Отшвырнув шест, он ухватился руками за нос лодки.

– Вылезай! – приказал он Джессике.

Джессика нерешительно поднялась, помешкала несколько секунд, однако, видя, в каком Джейк находится настроении, не осмелилась с ним спорить. Она осторожно вылезла из лодки и, тут же поскользнувшись в вонючей тине, упала. Джейк, занятый в этот момент тем, что, пыхтя, вытаскивал тяжелую лодку на берег, не обратил на нее ни малейшего внимания.

Убедившись, что лодка стоит надежно, Джейк, вытирая с лица капли пота и дождя, внимательно осмотрелся. Во время странствий ему доводилось спать где попало, однако тогда у него имелось все необходимое для ночевки, а сейчас – только одно тоненькое одеяло. Джейк решил не разводить сегодня костер: для этого он слишком устал и промок.

«Наверняка на этом островке полным-полно всякой нечисти, – раздраженно подумал он. – А вот то, что дно у лодки широкое и плоское, хорошо. Немного, правда, твердое, ну да ничего. И что эта девица совершенно не держится на ногах, постоянно падает?»

Однако Джессика, пока Джейк был занят своими размышлениями, уже успела подняться и теперь стояла у него за спиной, маленькая, мокрая и несчастная.

– Ты хочешь меня здесь бросить? – спросила она. Несмотря на то, что она изо всех сил старалась сохранять присутствие духа, голос ее слегка дрогнул.

– Моя бы воля, с удовольствием бы это сделал. – Отвернувшись от Джессики, Джейк принялся рыться в седельных сумках. Голос его звучал уже не так сурово, как прежде. – Но не могу. Я отвезу тебя в «Три холма» к мужу.

Ахнув от неожиданности, Джессика в несколько прыжков подскочила к Джейку и ликующим голосом воскликнула:

– Так Дэниел, жив?

Выудив наконец из сумки маленькую кожаную фляжку, Джейк устало опустился на дно лодки, опершись спиной о седло и широко раздвинув ноги. Не обращая внимания на дождь, он открыл крышку, поднес фляжку к губам и принялся жадно пить. Напившись, закрыл крышку и хмуро бросил Джессике:

– Да, хотя ты со своим мерзавцем отцом очень хотела его погубить.

Не обращая внимания на последние слова Джейка, Джессика бессильно опустилась на землю, прижав ко рту руку, чтобы сдержать радостный вопль. Глаза ее блестели от слез. Дэниел… Ее Дэниел, который любил и защищал ее, единственный светлый лучик в ее жизни со дня смерти матери, жив! Он не умер и ждет ее! Все то время, которое она провела в темнице, с каждым днем все глубже погружаясь в пучину отчаяния и теряя надежду на спасение, он ждал ее, думал о том, как найти ее и привезти обратно. Лицо Джессики осветилось несказанной радостью. Боясь, что радость эта выплеснется наружу, Джессика прошептала, почти не разжимая губ:

– И он хочет, чтобы я вернулась?

Бросив на нее удивленный взгляд, Джейк повернулся положить фляжку обратно в сумку. Что за странная девица! Глядя на нее, можно подумать, она рада тому, что не стала богатой вдовой, а возвращается к живому Дэниелу. Глаза сияют, на щеках румянец. Будто и в самом деле влюблена в Дэниела. Ну уж этого быть не может!

– Да. Бог знает почему, – отрезал Джейк.

Джессика уселась в дальнем углу лодки, положив на колени стиснутые руки. На лице ее застыло мечтательное выражение, значения которого Джейк не мог понять.

Нахмурившись, он снял с седла одеяло, завернулся в него и улегся на дно лодки, подложив под себя пончо, чтобы было помягче, а под голову седло. И за что на его голову все эти напасти? Нет, чего-то он, Джейк, во всей этой истории не понимает. Ну да ладно, не до того сейчас, он слишком устал. Завтра обо всем поразмыслит. Но самое главное – нужно будет подумать о том, как побыстрее вернуться домой. Впрочем, это тоже подождет до утра, решил Джейк и, натянув одеяло на голову, закрыл глаза.

Джессика сидела в уголке лодки, обхватив себя руками. Она не чувствовала больше ни голода, ни холода. Она думала о том чуде, которое только что произошло, и ей было тепло и уютно.

– Джейк, – обратилась она к своему спасителю, намереваясь спросить, долго ли им добираться до «Трех холмов» и как чувствует себя Дэниел. Ей хотелось забросать его вопросами о том, что произошло на ранчо с того дня, как отец увез ее. Но Джейк, уютно завернувшись в единственное одеяло, уже крепко спал, тихонько посапывая. Этот странный человек привык заботиться только о самом себе.

Почувствовав легкое смущение, Джессика прислонилась к борту лодки. Улыбнувшись, она поплотнее завернулась в мокрую ночную рубашку и, свернувшись калачиком, забилась в уголок. Сегодня ничто не может нарушить ее счастья. И пускай льет дождь, пускай ей холодно и неуютно! Дэниел хочет, чтобы она к нему вернулась. Впереди ее ждет усадьба «Три холма», счастливая прекрасная жизнь, и ради этого она вытерпит все трудности и лишения.

 

Глава 5

Наступило утро, ясное и чистое. Густой туман еще лежал белым пушистым одеялом над самой водой, но солнечные лучи, ниспадающие с лазурного неба, ласкали его своими жаркими щупальцами, отчего он постепенно превращался в легкую дымку. Над коричневато-зеленой поверхностью воды сновали маленькие насекомые. Там, где они касались неподвижной глади своими легкими крылышками, расходились ровные круги. Из воды выпрыгнул, хватая широким ртом воздух, окунь и, блеснув на солнце всеми цветами радуги, выгнувшись, вновь с плеском ушел в воду.

На противоположном берегу, ярким белым пятном выделяясь на фоне зелени, неподвижно застыла белая цапля. На холме неподалеку от лодки грелась на солнышке толстая ленивая черепаха. Воздух был напоен сладким пьянящим запахом магнолий. Неподвижная гладь заболоченной реки была усеяна облетевшими с них белоснежными лепестками. Вокруг царило буйство красок и запахов. Каких растений и цветов здесь только не было! И гиацинты, и дикие ирисы, и лилии, расписанные ярко-оранжевыми и черными полосами. По обоим берегам сплетясь ветвями, стояли могучие дубы и высокие кипарисы, поросшие густым мхом, и казалось, что над головой раскинулся густой зеленый шатер. Утренняя – неспешная, ленивая – жизнь болота разительно отличалась от ночной – кипящей и бурной.

Джессика с трудом разомкнула глаза. Она никак не могла понять, где находится. Все тело ломило: ни согнуться, ни разогнуться. Она попыталась сесть и больно ударилась головой о борт лодки. Боль прошла по всему телу, от макушки до самых пяток, и Джессика глухо застонала. Утреннее солнышко почти высушило на ней рубашку, лишь местами ветхая ткань еще липла к телу. Лицо, руки и ноги распухли от укусов насекомых. От голода кружилась голова и тошнота подкатывала к горлу.

Внезапно Джессика поняла, где находится. И все всплыло в памяти: как они с Джейком с головокружительной скоростью удирали от погони в ночи под проливным дождем, как за ними гнались собаки… Да ведь ее ждет Дэниел! Джейк сказал, что отвезет ее к нему…

Джессика рывком села, отчего застывшие в одном положении мышцы предательски заныли, и лихорадочно огляделась по сторонам. Джейка в лодке не было. Седло, одеяло, смятое пончо и шляпа валялись здесь, а сам он бесследно исчез. Значит, он все-таки ее бросил… Оставил на этом крошечном островке посреди мрачного болота… Что же ей теперь делать?

И тут она увидела Джейка. Он стоял к ней спиной на топком берегу перед раскидистым деревом, усеянным роскошными цветами. Облегченно вздохнув, Джессика села и принялась его разглядывать. Темная хлопчатобумажная рубашка обтягивала его сильные плечи, расстегнутый жилет свободно болтался на спине, светлые штаны из саржи плотно облегали длинные стройные ноги. Густые черные волосы блестели на солнце, рубашка без воротника открывала взору золотистую от загара шею. Джейк казался сильным, прочным, надежным. Впрочем, таким он и был. Глядя на него, Джессика почувствовала, что, пока он рядом, с ней ничего не случится. Одно его присутствие действовало успокаивающе.

Должно быть, Джейк видел, что она проснулась, потому что крикнул не оборачиваясь:

– Ага, наконец-то проснулась.

Повернувшись, он направился к ней, без тени смущения застегивая брюки. Джессика оторопело взглянула на него. О Господи! В то время как она наблюдала за ним, даже восхищалась им, он…

Заметив на лице юной особы гримасу ужаса, Джейк ухмыльнулся. Джессика вспыхнула и поспешно отвела взгляд. Ткнув рукой в сторону кустов, возле которых он только что стоял, Джейк озорно сказал:

– Прошу. Не беспокойся, я за тобой подсматривать не буду.

Джессика отвернулась, чтобы совсем не видеть этого наглеца, пытаясь преодолеть смущение и злясь на себя за то, что его испытывает. По правде говоря, уединение она считала неслыханной роскошью. Путешествуя с отцом, она привыкла к таким полевым условиям, в которых пребывала сейчас, и к тому, что рядом с ней кто-то находится. Но одно дело – отец, и совсем другое – Джейк Филдинг со своими длинными ногами, неторопливой походкой и нагловатой ухмылкой. И хуже всего то, что ей действительно надо в кустики, только как до них добраться, если этот наглый тип так и сверлит ее своими озорными изумрудными глазами?

Видел бы Дэниел сейчас свою невесту, размышлял между тем Джейк. Он и раньше никак в толк взять не мог, что брат в ней нашел, а сейчас на нее вообще смотреть было страшно. Немытые, сальные волосы сосульками свисают на плечи и спину, глаза опухшие, лицо обезображено следами от комариных укусов. В двух местах, около рта и на скуле, вздулись два желвака. Похоже, комарики постарались на славу. Губы белесые и дрожащие, под ногтями траурная кайма. Поношенная ночная рубашка, серая от долгой носки, подол которой залеплен грязью и водорослями. Джейк и сам чувствовал себя не лучшим образом, после того как провел ночь в мокрой одежде, но Джессика выглядела просто отвратительно. Такое впечатление, что она тяжело больна и вот-вот отдаст Богу душу.

Джейк с отвращением покачал головой.

– Ну и видок у тебя, мадам, – откровенно проговорил он. – Хоть бы помылась, что ли?

Вздрогнув от обиды, Джессика круто обернулась, готовая броситься на своего обидчика. Чувствовала она себя премерзко. Тело ныло, голова кружилась от голода. После ночи, проведенной в мокрой рубашке на жестком дне лодке, у нее не было никакого настроения выслушивать колкости Джейка. Хотелось лишь одного: выбраться из этого Богом забытого места как можно скорее. Вне себя от ярости, она открыла было рот, чтобы высказать Джейку все, что о нем думает, но тотчас же закрыла его.

Джейк прав. Ей и в самом деле необходимо вымыться. Как ни тяжелы были условия, в которых Джессика жила последнее время с отцом, она всегда умудрялась быть чистой даже без роскошной ванны.

Гордо вскинув голову, Джессика вылезла из лодки, хотя все мышцы у нее ныли от боли. На Джейка она даже не взглянула. Прошествовала мимо него по топкому берегу к кустам, не подавая вида, что каждый шаг причиняет ее исколотым ногам острую боль, и чувствуя спиной его насмешливый взгляд.

Воспользовавшись отсутствием Джессики, Джейк набрал в ковшик немного воды и принялся бриться. Хотя он ненавидел бриться холодной водой, но ничего не поделаешь: горячей нет, а привести себя в порядок просто необходимо. После бритья Джейк всегда чувствовал себя намного лучше. По правде говоря, он вообще этим утром ощущал себя неплохо, насколько это возможно при сложившихся обстоятельствах. После дождя вода в болоте стала чище, жара немного спала, и Джейк считал, что худшая часть путешествия осталась позади. К вечеру они уже будут в Новом Орлеане и он отправит телеграмму Дэниелу. Получив от него ответ, он посадит эту особу на поезд, а сам останется в городе на несколько дней. Раз уж судьба забросила его так далеко, надо воспользоваться случаем и погулять.

Покончив с бритьем, Джейк выплеснул мыльную воду в болото и только принялся вытирать бритву, как услышал позади треск веток. Джессика возвращалась. Потревоженные шумом птахи разлетелись из кустов кто куда, оглашая блаженную тишину болота истошными криками. Хорошо хоть сегодня держится на ногах и не падает, усмехнулся Джейк. Добрый знак. День обещал быть удачным.

– Я хотела бы сейчас помыться, – сказала Джессика, подойдя ближе.

– Кто же тебе не дает? – бросил Джейк, продолжая вытирать бритву о штаны.

Джессика пристально взглянула на него.

– Но ведь не собираешься же ты… смотреть?

На лице Джейка в очередной раз расплылась нагловатая усмешка.

– А почему бы и нет? Теперь моя очередь.

Джессика тотчас же поняла, что он намекает на тот день, когда она по ошибке зашла в его комнату и увидела его спящим. Как же он был красив: стройное тело, длинные ноги… Впрочем, о чем это она? Тоже мне, нашла красавца! «Вспомни-ка лучше о том, чем закончилась эта первая встреча», – нашептывал внутренний голос. Джессика покраснела. Совершенно наглый, невыносимый тип! А теперь ей придется путешествовать вместе с ним и быть от него в полной зависимости. Нет, это невозможно! Она этого не вытерпит. Он грубый, невоспитанный, неприятный человек. Но самое главное – он ее ненавидит и наверняка приложит максимум усилий, чтобы превратить ее жизнь в ад. А ей придется безропотно сносить его издевательства. Интересно, сколько он еще будет намекать на их первую встречу? Это обидно и несправедливо!

Неожиданно для самого себя Джейк обратил внимание на то, что ночная рубашка Джессики почти прозрачная. Бедняжка спала под проливным дождем почти голая! Ну и хорош же он… Мог бы предложить девушке одеяло. Надо же быть таким невнимательным! И тут же он попытался успокоить свою проснувшуюся вдруг совесть. Разве он виноват в том, что пришлось похищать Джессику из этого сумасшедшего дома, в который ее запихнул родной отец, в одной рубашке? До вещей ли было, когда за ними по пятам гнались слуги полудурков, именуемых себя ее родственниками?

Тонкая ткань плотно прилегала к полной груди Джессики. Розовые соски соблазнительно просвечивали. Пикантное зрелище, и не вполне пристойное. И эта особа еще печется о какой-то скромности! С треском сложив бритву, Джейк направился к лодке, бросив через плечо:

– Я не увижу для себя ничего нового, можешь не волноваться!

Джессика метнула на Джейка яростный взгляд. Она не вполне поняла, собирается он отворачиваться или нет. Впрочем, если он думает, что она при нем снимет рубашку и войдет в воду, то глубоко заблуждается. Какой же он все-таки наглый тип! Джессика уже раскрыла было рот, чтобы сообщить ему об этом, однако Джейк опередил ее. Презрительно взглянув на Джессику, он спокойно, хотя его так и подмывало взорваться, проговорил:

– У меня нет никакого желания находиться в лодке с девицей, от которой несет за три версты. Ради Бога, вымойся! Я отвернусь.

От унижения Джессика едва не расплакалась. Ей хотелось бросить в лицо обидчику что-нибудь резкое, но она сдержалась и, стиснув зубы, просто спросила:

– У тебя есть мыло?

Порывшись в сумке, Джейк выудил кусок мыла, который использовал, чтобы развести пену для бритья, и, бросив его Джессике, демонстративно повернулся и зашагал прочь. Однако далеко отходить он не стал. Во-первых, потому, что в болоте могли водиться всякие твари, так что купаться в нем небезопасно, а он не затем терпел всякие лишения и подставлял голову опасности, чтобы вернуться к Дэниелу с пустыми руками. А во-вторых, не бывать тому, чтобы какая-то девчонка указывала ему, что можно делать, а что нельзя, на что можно смотреть, а на что нет, куда можно идти, а куда нет. Укрывшись за поросшим мхом камнем, Джейк развалился на земле в удобной позе и, сунув в рот травинку, принялся жевать, нежась на солнышке. Отсюда ему было отлично видно Джессику, тогда как она его видеть не могла.

Похоже, Джессика не очень-то поверила в то, что он не станет за ней подглядывать, поскольку рубашку снимать не стала, а зашла в воду прямо в ней. Тихонько хмыкнув, Джейк с наслаждением отдался приятному времяпрепровождению – созерцанию обряда купания прелестной дивы. Вот она вошла в воду, и рубашка, сразу намокнув, прилипла к ее лодыжкам, четко обрисовав их, потом к икрам, к бедрам. Когда вода дошла до талии, рубашка вздулась и заплясала на поверхности, словно толстая подушка. Скоро Джессика выйдет из воды и будет все равно что голая, с удовольствием подумал Джейк, переведя взгляд на желтую бабочку, порхавшую над лежавшим в воде прямо у берега толстенным бревном.

Но в этот момент в голову ему пришла весьма неприятная мысль, и настроение его упало. Не может же он везти Джессику в город в этой немыслимой ночной рубашке, а тем более сажать ее в таком виде на поезд! Придется раздобыть для нее какую-нибудь подходящую одежду. О Господи! Ну за что ему такие мучения! И угораздило же Дэниела связаться с этой особой!

Перед глазами Джейка встал образ Дэниела, такой, каким он видел его в последний раз. Бледный, немощный, лицо кривится от боли. После ранения его отнесли в мамину комнату и положили на кровать с пологом. Как умолял он тогда Джейка найти Джессику! С каким отчаянием вцепился ему в руку! Вспомнив про Дэниела, сраженного пулей отца собственной невесты, Джейк почувствовал, как его охватывает ярость, и недобро прищурился.

Прошлой ночью он слишком устал, чтобы предаваться размышлениям, а до того единственным желанием, которое он испытывал, было желание отомстить. Но теперь правда встала перед ним, суровая и неотвратимая, и о ней стоило поразмыслить. Итак, этот старый подонок, отец Джессики, погиб – мысль об этом привела Джейка в ярость, и он, стиснув кулаки, тихонько выругался, – так что мстить ему, Джейку, больше некому. Этот сукин сын пытался убить Дэниела, и Джейк бы его за это никогда не простил, но судьба распорядилась иначе. Мало того, еще приходится возиться с его дочерью.

Джейк мог бы отдать за брата жизнь, однако этого от него сейчас не требовалось. Требовалось совсем другое: разыскать жену Дэниела – что он и сделал – и привезти ее к нему. Однако здравый смысл подсказывал Джейку, что делать этого ни в коем случае нельзя. Как можно везти к брату женщину, которая – это Джейк знал наверняка – его погубит?

Но ведь, черт подери, он дал слово!

Джейк сердито чертыхнулся. Эти невеселые мысли грозили разрушить радужное настроение, с которого начался день. Только этого ему не хватало! Нахмурившись, Джейк перевел взгляд на Джессику. Запрокинув голову и выгнув высокую шею, она полоскала в воде волосы, при этом соблазнительная грудь ее выпрыгнула на поверхность. У Джейка перехватило дыхание, и он поспешно перевел взгляд на лежавшее в воде бревно.

Эта Джессика – самая настоящая дрянь. Но ведь Дэниел надеется на него. Значит, у него нет выбора. Он сдержит данное брату слово, привезет ему жену, но пока не узнает, что замыслила эта бойкая девица, не видать ей «Трех холмов» как своих ушей!

Приняв это решение, однако до конца не успокоившись, Джейк отбросил травинку, которую пожевывал, в сторону и поднялся. В этот момент на поверхность вынырнула крупная рыбина и тотчас же ушла под воду. В животе у Джейка заурчало. Последний раз он ел сто лет назад и сейчас явственно представил себе, как шипит на сковородке рыба, распространяя вокруг умопомрачительный запах. Джейк уже пытался, когда проснулся, найти дров, чтобы развести костер, но безрезультатно. Вокруг валялись только трухлявые поленья да зеленые ветви, которых не хватило бы даже на то, чтобы вскипятить немного воды для кофе. Впрочем, все это пустяки. К полудню они уже будут в городе, а к следующему утру – в Новом Орлеане, где и позавтракают. Да как позавтракают!

Горячие булочки и сосиски, щедро политая маслом овсяная каша, яичница из шести яиц с ветчиной и полный кофейник кофе! Рот Джейка наполнился слюной.

Но это все в ближайшем будущем. А пока придется довольствоваться несколькими сухарями и парочкой тоненьких кусочков бекона, которые он поджарил два дня назад. Вытащив из одной седельной сумки сухарь и кусок бекона, а из другой – штаны и рубашку, Джейк крикнул:

– Эй, мадам!

Джессика порывисто обернулась, хлестнув по воде мыльными волосами, и машинально прикрыла руками грудь. Глаза ее сделались огромными и испуганными. Джейк усмехнулся. Ну и видок у нее, обхохочешься!

Он потряс в воздухе добытыми вещами, недоумевая, что это на него нашло. Тоже мне благодетель выискался! Единственные чистые вещи, которые у него есть, а он вздумал, видите ли, их отдавать. А сам что наденет? Да ладно, ничего, перебьется как-нибудь, решил Джейк. Похоже, он все-таки испытывал угрызения совести оттого, что не предложил Джессике ночью одеяло, а может, хорошие манеры, которые Дэниел столько времени пытался ему привить, наконец-то усвоились.

– Можешь надеть эти вещи, когда вылезешь из воды, – проговорил он.

– С… спасибо, – пролепетала Джессика, по-прежнему с беспокойством глядя на Джейка.

Бросив одежду на ближайший куст, Джейк добавил:

– И давай побыстрее. Я не намерен торчать тут весь день.

Он отнес предназначавшуюся для завтрака еду на покрытый мхом камень и облокотился о него, удобно вытянув ноги. По правде говоря, если бы он не был так голоден, не хотел бы принять горячую ванну и поспать в нормальной постели, он был бы не прочь провести в этом чудесном уголке пару деньков. Пышная красота заболоченной реки притягивала к себе как магнитом, что вовсе не удивительно: слишком много дней и ночей Джейк провел в обществе отчаянно мычащего скота и своих помощников, особым умом не блиставших. И теперь ему было приятно просто посидеть на берегу, наслаждаясь созерцанием изумительной природы.

Быстро покончив с завтраком, Джейк принялся машинально бросать камушки в лежавшее у самой кромки воды бревно, прислушиваясь к приглушенному стрекоту насекомых и тихому плеску воды. Он не сомневался, что за поворотом болото кончится и начнется дорога. А оттуда до цивилизации рукой подать. Ему даже думать было противно о том, чтобы идти пешком – ни один уважающий себя хозяин ранчо не пойдет пешком, если можно на чем-нибудь ехать, – однако другого, похоже, ничего не остается. Впрочем, Джейк утешал себя тем, что скоро они с Джессикой доберутся до какой-нибудь фермы, где можно будет купить лошадь. Деньги у него есть, без них он еще никогда не отправлялся в путь.

Взгляд его неторопливо переместился на Джессику. И что это она так копается? Джейк хотел было крикнуть, чтобы она поскорее выходила, но передумал.

Джессика закончила споласкивать волосы. Вода ручьями стекала по ее лицу, по струившимся по спине блестящим локонам. Мокрая ночная рубашка плотно, словно кожа, облепила высокую грудь и тонкую талию. Отворачиваться Джейку как-то не хотелось.

У Джессики оказалась чертовски хорошая фигура. Хотя за последнее время она заметно похудела – живот, казалось, прилип к спине, ребра выпирают, ключицы торчат, – однако худоба ее нисколько не портила. Грудь у Джессики была округлая и полная, словно специально созданная, чтобы умещаться в мужской руке, по стройным бедрам так и хотелось пройтись руками. Джейка вдруг охватило желание. Если бы мужем ее был не Дэниел, а кто-то другой, Джейк обязательно выяснил бы, что тот в ней нашел. И если бы Джессика была не Джессикой, а какой-нибудь другой женщиной…

Но Джессика была именно Джессикой – ничтожной бродяжкой, собиравшейся погубить его брата, и Джейк разозлился на себя за то, что в голову лезут такие пошленькие мыслишки. Лучше уж думать о некоем доме в Новом Орлеане, где женщины носят шелковые подвязки и источают нежное благоухание, словно камелии. Нужно будет первым делом заглянуть туда, если, конечно, повезет и они с Джессикой доберутся до города сегодня.

И вдруг Джейк остолбенел. Джессика, оставаясь в счастливом неведении относительно того, что за ней наблюдают, просунула руку в ворот рубашки и принялась намыливаться. Вот она прошлась мылом по руке, потом по плечу, потом вокруг шеи, потом по груди, и Джейк понял, что отвернуться не в его силах. Он не смог бы этого сделать даже под страхом смерти.

Во все глаза следил он за ее невинными и в то же время такими откровенными движениями, а мыльные пальцы Джессики деловито скользили по телу: по руке, по грудной клетке, по верхней части живота, дальше Джессике помешала материя, и она убрала руку. Наклонившись, она принялась намыливать сначала одну ногу, потом другую. Потом рука ее скользнула под юбку и прошлась по икрам, бедрам, поднялась выше…

Джейк судорожно сглотнул и отвернулся.

– О Господи! – хрипло пробормотал он и, вскочив, повернулся к Джессике спиной. Слышно было, как Джессика плещется в воде: наверное, споласкивается. Он глубоко вздохнул, пытаясь заставить себя думать о Новом Орлеане и аромате камелий. Но не тут-то было. Образ Джессики упрямо стоял перед глазами, не желая исчезать.

Тогда Джейк свернул папироску, просыпав при этом большую часть драгоценного табака на землю, и чиркнул о каблук спичкой. Однако добился лишь того, что в горле запершило еще сильнее. Должно быть, Джессика уже вышла из воды и снимает мокрую ночную рубашку за каким-нибудь чахлым кустиком. Джейк попытался выбросить мысли об этом из головы.

Он решительно отошел от лодки еще на несколько шагов и снова поднес папироску к губам. Сердце его отчаянно колотилось в груди. Подойдя к лежавшему у самого берега бревну, он только собрался поставить на него ногу, как вдруг бревно открыло маленькие темные глазки и, мотнув мощным хвостом, соскользнуло с берега в воду.

«О Господи, да это крокодил!» – ахнул Джейк. А он, идиот, любовался им все утро, ничего не подозревая! Мерзкое пресмыкающееся между тем поплыло прямехонько к тому месту, где только что мылась Джессика. Обернувшись, Джейк хотел было позвать ее и рассказать о том, что им чудом удалось спастись, но передумал.

Глубоко вздохнув, Джейк докурил папиросу, с беспокойством оглядывая окрестности. Нужно убираться из этого проклятого места как можно скорее.

Когда Джейк вернулся к лодке, Джессика сидела на пеньке. Она уже успела натянуть его одежду и теперь пыталась пригладить буйную гриву вьющихся волос руками. Услышав за спиной шаги, она обернулась и, робко улыбнувшись, указала рукой на брюки.

– Немного велики, – пояснила она, словно извиняясь.

Джейк окинул Джессику критическим взглядом. Велики оказались не только брюки, но и рубашка. Рукава слишком длинные и широкие, да и просторная чересчур. Джессика не стала заправлять ее в брюки, и она доходила ей почти до колен. В некоторых местах материя прилипла к влажному телу, подчеркивая его соблазнительные выпуклости и впадины, которые Джейк прекрасно помнил. Штаны доходили до самой земли, почти скрывая голые ноги Джессики, хотя она и подвернула их несколько раз.

Нет, так дело не пойдет, решил Джейк, ей ведь придется носить эти брюки целый день, а она в них шагу ступить не может. Не долго думая он вытащил нож и, опустившись перед Джессикой на колени, ухватился за брючину у самой лодыжки. Джессика так и ахнула.

– Не отрезай! – взмолилась она. – Ты ведь тогда больше не сможешь их носить!

Насмешливо взглянув на нее, Джейк принялся укорачивать штаны. Она что, считает, он не в состоянии купить себе еще одну пару штанов?

– Ты в них даже стоять не можешь, – буркнул он. – А как собираешься ходить? Или ты думаешь, я буду носить тебя на руках?

Джейк отрезал штанину, и голая лодыжка Джессики – маленькое чудо, полное красоты и изящества, – оказалась в его руке. Джессика и не пыталась вырваться. Джейк поспешно отпустил ее ногу и принялся отрезать другую штанину. Но на сей раз до ноги Джессики он не дотрагивался.

– Не сваливаются они с тебя, когда стоишь? – спросил он. – Может, дать ремень?

Джессика покраснела.

– Нет, – ответила она, смущенно кашлянув. – Они сидят отлично. Спасибо.

Джейку вспомнились бедра Джессики, соблазнительно округлые. Естественно, брюки на ней будут сидеть как влитые. В этот момент ему вдруг пришло в голову, что под брюками у Джессики ничего нет. Судорожно вздохнув, Джейк порывисто поднялся.

– Ну вот и все, – проговорил он хриплым голосом и, избегая встречаться с Джессикой глазами, бросил ей отрезанные куски материи. – Обмотай как-нибудь ноги. Не исключено, что нам придется идти пешком.

Джессика поспешно принялась обматывать ноги остатками материала, пораженная внезапной щедростью Джейка и благодарная ему. А Джейк отправился обратно к лодке и, нахлобучив на голову шляпу, принялся пристегивать к поясу кобуру с револьвером. Пора было трогаться в путь.

Джессика наконец-то решилась задать Джейку вопрос, который давно ее мучил.

– Джейк… как ты думаешь, мы долго будем добираться до «Трех холмов»? – с беспокойством спросила она.

Джейк резко обернулся и взглянул на Джессику. Она уже обернула ноги остатками материи – получилось, на взгляд Джейка, очень неплохо – и теперь нервно пыталась заплести свои мокрые волосы в косу. Над левым виском зияла внушительных размеров проплешина. Эту прядь Джейку пришлось отхватить ножом, когда она зацепилась за ветку дерева. Сейчас ее явно не хватало. Внезапно Джейку стало жалко Джессику. Теперь, когда она вымыла голову, видно было, что у нее очень красивые волосы.

Да что это с ним, в самом деле? Нашел тоже, кого жалеть!

– Что, никак не можешь дождаться? – презрительно бросил он.

Джессика смущенно взглянула на него.

– Ты имеешь в виду: никак не могу дождаться, когда мы приедем домой?

– Домой! – фыркнул Джейк, нахмурив темные брови. – Наша усадьба никогда не будет домом для таких, как ты, мадам, заруби себе это на носу!

У Джессики упали руки. Она вздрогнула, словно Джейк ее ударил. Она ничего не понимала. Только что он отдал ей свои рубашку и брюки и даже подкоротил их, чтобы ей удобнее было ходить, а через секунду готов смешать ее с грязью.

Ну почему он ее так не любит? Что она ему такого сделала? И как доказать ему, что она достойна его уважения?

– Дэниел – мой муж, – робко проговорила она. В глазах Джейка мелькнули презрение и злость.

– Ах муж! Ну-ну! Скажи еще, что ты собираешься быть ему хорошей и верной женой! – выкрикнул он.

Джессику охватила такая ярость, что она порывисто сжала в кулаки руки, готовая броситься на своего обидчика. Она ненавидела, когда на нее кричали, хотя по долгому опыту знала, что лучший способ укротить мужчину – это, обуздав свой гнев, как бы велик он ни был, выказать ему смирение и покорность. Джессике не понравился взгляд, которым одарил ее Джейк, но она молчала, хотя ее так и подмывало бросить ему в лицо, что она вовсе не такая, какой он ее считает. Она лишь стиснула руки в кулаки и продолжала сидеть, ожидая, что будет дальше.

Джейк решительно шагнул вперед и, намереваясь сделать следующее обвинение более внушительным, вскинул руку. Джессика отпрянула и по привычке подняла руку, прикрывая лицо. Джейк замер. В голубых глазах Джессики застыл такой страх, что ярость его как ветром сдуло. Господи, да ведь она думала, что ее ударят!

– Боже правый! – воскликнул он, разгневанный и оскорбленный. – Я еще ни разу в жизни не ударил женщину и не собираюсь начинать сейчас! Чего, черт подери, ты боишься?

Однако Джессика, похоже, не очень-то поверила ему: когда он сделал по направлению к ней шаг, намереваясь отнять у нее от лица руку, она вся сжалась. Повернувшись, Джейк тихонько выругался и зашагал к лодке.

Сняв шляпу, он взъерошил волосы, обуреваемый самыми разнообразными чувствами. Черт подери! Ну что за несносная девица! Джейк уже не помнил, что побудило его наброситься на нее, однако меньше всего ему сейчас хотелось выяснять с ней отношения. Внезапно он вспомнил, что Дэниел говорил, будто отец бил ее, и ему стало тошно. Ну как прикажешь вести себя с такой особой?

– А, черт! – наконец проговорил он, еще раз проведя рукой по упругим мышцам шеи. – Давай выбираться отсюда.

Он уже поставил одну ногу в лодку, но остановился и, бросив на Джессику взгляд через плечо, ворчливо проговорил:

– Есть хочешь?

Она уже встала с пенька, по-прежнему настороженно глядя на Джейка, однако при упоминании о еде немного расслабилась.

– Да, – с благодарностью проговорила она.

Порывшись в седельной сумке, Джейк вытащил два последних сухаря. Положив на один из них бекон, он протянул бутерброд Джессике, другой же сухарь оставил себе.

– Давай ешь. – Он пожал плечами. – До обеда скорее всего больше ничего не будет.

При виде и запахе такой желанной еды рот Джессики наполнился слюной, и, выхватив сухарь у Джейка из рук, она впилась в него зубами.

Джейк взглянул на нее насмешливо и с изумлением.

– О Господи, мадам! Они что, в этом сумасшедшем доме, тебя не кормили?

Джессика покачала головой. Ей было стыдно, но она не могла ничего с собой поделать. Она даже не могла хоть на секунду перестать жевать, чтобы ответить Джейку. В три приема проглотив бутерброд, она только тут поняла свою ошибку.

Жирная соленая свинина тяжело упала в пустой желудок и теперь грозила выйти из него с такой же скоростью, с какой и вошла. Джессика прижала руку ко рту, но это не помогло. Отбежав в сторону на несколько шагов, она рухнула на колени, и ее стало выворачивать наизнанку.

Глядя на нее, Джейк почувствовал, что сейчас последует ее примеру. Бросив недоеденный сухарь на землю, он с отвращением выругался.

– О Боже! Ты кому угодно аппетит испортишь!

Он смотрел, как содрогаются ее узкие плечики, как душат ее позывы рвоты, и с трудом сглотнул. Не хватало еще, чтобы его самого стошнило! Сорвав с головы шляпу, он хлопнул ею о бедро и раздраженно выругался.

– Ну и дурочка же ты, черт бы тебя побрал! – воскликнул он, направляясь к Джессике. – Когда ты ела последний раз? И почему, дьявол тебя раздери, ты мне не сказала, что так голодна?

Он схватил Джессику за плечо, не зная, как ему себя с ней вести, что ей сказать, но она, смахнув его руку, плача, воскликнула:

– Не прикасайся ко мне! Не смотри на меня! Прошу тебя…

Больше добавить она ничего не успела, одолеваемая новым приступом рвоты, и Джейк отступил, чувствуя себя абсолютно беспомощным.

Наконец все было кончено, и Джессика, совершенно обессиленная, прислонилась щекой к прохладной древесине пня. Ее всю трясло. Такого унижения она еще не испытывала никогда в жизни.

– Черт бы тебя побрал, мадам! Одна морока с тобой! Давай-ка поднимай свою головку с пня и…

Добавить Джейк ничего не успел. Джессика вскочила и, стиснув руки в кулаки, порывисто воскликнула:

– Не смей называть меня «мадам»! Меня зовут Джессика! И нечего надо мной издеваться! – Джессика покраснела от злости.

Джейк изумленно воззрился на нее.

– Я буду называть тебя так, как хочу, черт подери, – пробормотал он, немного опомнившись.

– И перестань при мне ругаться! Папа говорит… говорил… что ругаться грешно.

И неожиданно для самой себя Джессика расплакалась. Из груди ее вырвались рыдания, слезы потоком хлынули из глаз, и, как ни старалась, она не в силах была их сдержать. Закрыв лицо руками, и уткнувшись в шероховатую поверхность пня, Джессика всецело предалась своему горю. Вся боль, ужас и унижение, которые она испытала за последние месяцы, – все вылилось в этих рыданиях, и Джессика чувствовала себя слишком уставшей, чтобы бороться с ними.

– Только этого мне не хватало! – пробормотал Джейк. – Возиться с рыдающей бабой!

Джессика понимала, что он злится. Что ж, Джейк имеет на это полное право. Он ее ненавидит и презирает и наверняка не по доброй воле отправился ее искать. Сидел бы себе сейчас дома да занимался своими делами, а тут приходится выручать из беды какую-то девицу. Умом-то Джессика это понимала, однако сделать с собой ничего не могла. Злость, обида, страх, теснившиеся в ней, в конце концов, нашли выход в слезах.

Глядя на Джессику, Джейк вновь почувствовал жалость. Вслушиваясь в ее отчаянные рыдания, он думал о том, что никогда бы не поверил, что такая хрупкая девушка способна на такие страдания. Она казалась такой маленькой и жалкой! Мешковатая, не по плечу одежда, спутанные мокрые волосы с проплешиной у виска… Джейк опустился рядом с ней на корточки, движимый непривычным и необъяснимым желанием обнять Джессику, прижать к своей груди, утешить, как маленького ребенка. Он робко провел рукой по ее волосам, потом рука его скользнула к ней на плечо. Неуклюже как-то Джейк потрепал ее за плечо. Однако, почувствовав раздражение от собственной беспомощности, Джейк помимо воли ворчливо проговорил:

– Послушай, слезами горю не поможешь. Нечего лежать тут на земле и рыдать. И если ты думаешь, что я всю дорогу до дома буду вокруг тебя прыгать, ты сильно ошибаешься. Ну давай, поднимайся. Нужно ехать, а то скоро станет слишком жарко.

Джессика наконец сумела подавить рыдания и затихла, хотя плечи ее продолжали вздрагивать под рукой Джейка. Она не ожидала от него ни нежности, ни доброты, ни даже понимания. Однако его грубость, злость и бессердечность с первого же момента встречи глубоко задели ее. Джессика устала оттого, что ее всю жизнь обижали. Устала смиренно склонять голову перед ударами судьбы. Устала шарахаться с пути беспардонных, хорошо одетых хлыщей, таких как Джейк Филдинг, возомнивших себя пупом земли и полагавших, что она недостойна даже стоять с ними рядом. Устала постоянно ждать самого худшего. Джейк прав: слезами горю не поможешь, и жалеть себя нечего. И Джессика поклялась, что никогда больше не станет этого делать.

Она жена Дэниела Филдинга, и пора быть достойной этого имени. Она имеет право ходить с высоко поднятой головой. Она выдержала оскорбления отца и презрение почти всех, кого знала; пережила покушение на жизнь мужа, собственное похищение и сумасшедшие выходки Евлалии, и ничто – ни это ужасное болото, ни слабость и голод, ни даже сам Джейк Филдинг – не сможет ее теперь сломить. В «Трех холмах» ее ждет счастливая жизнь, однако, похоже, придется за нее побороться.

Джессика выпрямилась и, стиснув зубы, вытерла рукой слезы. Обернувшись, она взглянула на Джейка, и взгляд этот ему не понравился. В припухших от слез голубых глазах Джессики светилась отчаянная решимость.

– Можешь обо мне не беспокоиться, – бросила она хрипловатым голосом и упрямо вскинула подбородок, чего Джейк никак не ожидал. – Ты видел, как я плачу, первый и последний раз.

Джессика встала и, гордо вскинув голову, зашагала к лодке.

 

Глава 6

Залив Атчафалайа считался одним из самых больших в стране. Он занимал площадь около двух тысяч восьмисот квадратных миль водных путей, ведущих по большей части в никуда. Его медленные воды текли и текли в неопределенном направлении, прежде чем раствориться в топкой низменности или повернуть вспять, да так хитроумно, что неопытный лоцман мог плавать по ним в течение многих дней, пока не понимал, что движется по кругу. Случалось, даже бывалые охотники и рыбаки бесследно исчезали в топкой трясине. Среди местных жителей ходили всякие легенды о путешественниках и предпринимателях, которые хвастались тем, что сумеют покорить это проклятое болото, и без вести пропадали в его черном сердце. Немногие из тех, кто осмеливался отправиться в болото один, возвращались обратно.

Но Джейку с Джессикой было об этом неведомо. Да и откуда они могли знать?

Спустя шесть часов после того, как Джейк отправился в путь в полной уверенности, что за поворотом откроется дорога, он по-прежнему, с силой упираясь шестом в дно, продвигал пирогу вперед. Наступил полдень, потом день, однако ничего не менялось, и Джейк стал понимать, что теплой постели и сытной еды им сегодня не видать. Ветви кипарисов, сплетавшиеся над головой, становились все толще, все темнее, клонились к воде все ниже. Пышный занавес из ивовых веток приобретал все более темный оттенок, а испанский мох был местами таким длинным и тяжелым, что Джейку приходилось вытаскивать из воды шест и отодвигать заросли в сторону, чтобы расчистить путь пироге.

Джессика, вся сжавшись, молча сидела на корме лодки. С самого утра они с Джейком и двух слов друг другу не сказали, и временами Джессике казалось, что он вообще позабыл о ее существовании. Она видела, как с каждым часом меняется его лицо, от беззаботного становясь все более мрачным, как он с силой втыкает шест в темную воду и, отталкиваясь от него, продвигает пирогу вперед, оставляя за кормой глубокую борозду из мутной грязи и водорослей. Он проделывал это снова и снова, пока Джессике не стало казаться, что ритм его тела сливается с пульсирующей тишиной болота, становясь его неотъемлемой частью.

Нервы Джессики были напряжены до предела. Еще немного – и она закричит, если не из-за гнетущей тишины, то от страха. Тогда она обхватила себя руками, плотно сжала губы и сдвинула колени. Она уже давно оставила всякую надежду вновь вернуться в цивилизованный мир и теперь сконцентрировалась лишь на том, чтобы выжить.

Пирога медленно скользила под низко склонившимися ветвями, и Джейк пригнул голову, чтобы они не хлестали его по лицу, при этом шляпа его прошлась по жирному телу огромной черно-коричневой змеи, обвившейся вокруг ветви. Рептилия злобно зашипела. Джессика прикусила губу и еще крепче обхватила себя руками.

«Мы погибнем в этом проклятом месте», – подумала она, но, когда Джейк, обернувшись, взглянул на нее, поняла, что произнесла эту фразу вслух. Глаза Джейка злобно сверкнули.

– Веселенькая мысль, – мрачно изрек он и, в очередной раз подняв шест, воткнул его в воду. – По крайней мере, далеко до ада добираться нам не придется.

– Не богохульствуй!

Джейк изо всех сил оперся о шест. Плечи его уже давно нестерпимо ломило.

– «Не ругайся, не богохульствуй…» – ехидно передразнил он Джессику. – А скажите-ка, мэм, вы что, считаете, я гожусь только на то, чтобы спасать вашу шкуру?

Джессика одарила его недобрым взглядом. Наконец-то дождалась от него хоть каких-то слов, хотя мог бы быть с ней и повежливее. Внезапно вся злость и страх, копившиеся в ней в течение всего дня, выплеснулись наружу.

– Прости, конечно, но в этом ты тоже не очень-то преуспел. Хорошо еще, если сумеешь спасти свою собственную!

Глаза Джейка загорелись, и Джессика поняла, что сейчас ей несдобровать, однако спокойно встретила его взгляд. Все, что угодно – даже драка, – лучше, чем это угрюмое молчание, висевшее между ними весь день и усугублявшее ужасающее чувство неотвратимой гибели. Казалось, даже зловонный болотный воздух был до отказа насыщен им.

– Думаешь, у тебя это лучше получится? – воскликнул Джейк. – Был бы счастлив посмотреть!

– Я же говорила тебе, чтобы ты не лез в это болото! Я…

– Ради Бога, мадам, больше не будем об этом!

– Я же просила не называть меня «мадам»!

Повисло гнетущее молчание. Джейк воткнул шест в мутную воду и оттолкнулся с такой силой, что Джессика едва не опрокинулась навзничь.

– Надо было все-таки тебя бросить, когда была такая возможность, – пробормотал он. – Дождешься, что я это сделаю. Посмотрим тогда, как ты без меня обойдешься!

– Не боюсь я больше твоих угроз, Джейк Филдинг, – храбро солгала Джессика. – Можешь, если тебе так хочется, бросить меня здесь. Ничего, как-нибудь переживу. Переживала и худшее.

Джейк вновь сердито взглянул на нее. Казалось, его так и подмывает послать ее ко всем чертям, и в то же время во взгляде его было что-то странное, но что именно, Джессика никак не могла понять. Без единого слова он отвернулся и молча поплыл к ближайшему берегу.

Лодка ткнулась носом в берег, и Джейк, перепрыгнув через борт, очутился в мутной воде.

– Вылезай, – приказал он, – и помоги мне.

Джессика послушно вылезла в темную воду и ухватилась за нос пироги, а Джейк принялся толкать сзади. Когда наконец они общими усилиями вытолкнули лодку на берег и спрятали среди кустов, Джессика выбралась из тины и внимательно оглядела место предстоящего ночлега.

Оно казалось суше, чем тот островок, где они с Джейком ночевали вчера, однако таким же недружелюбным. Длинная болотная трава, похожая на волосы покойницы, стлалась по земле, остроконечные листья усыпанных цветами кустов простирали вверх свои костлявые пальцы, заросли болотной ежевики и колючего кустарника заполонили собой все свободное пространство под деревьями.

Джейк вылез из воды, потирая руками плечи, и коротко бросил:

– Посмотри на свои ноги.

Джессика с недоумением взглянула на него, ожидая разъяснений, но их не последовало, и она перевела взгляд на ноги. Осторожно ухватившись за мокрые брючины, она приподняла их, обнажив лодыжку. То, что она увидела, заставило ее пронзительно вскрикнуть.

О Господи! Пиявки! Скользкие, мерзкие, жадные существа. Их было видимо-невидимо. Тела их быстро наливались кровью. Ее, Джессики, кровью! У Джессики перехватило дыхание. Тошнота подкатила к горлу. Казалось, еще немного, и ее опять вывернет наизнанку. Джессика судорожно сглотнула. «Держи себя в руках! Не смей вопить!» – приказала она себе.

Увидев, с каким ужасом Джессика смотрит на присосавшихся к ней отвратительных паразитов, Джейк почувствовал необычайный приступ веселья. Наконец случилось хоть что-то, сумевшее развеять мрачное настроение, не оставлявшее его на протяжении всего дня. Присев на корточки, он вытащил нож и, испытывая странное удовлетворение оттого, что Джессике так не повезло, принялся деловито соскабливать пиявок.

– Только подумай, – приговаривал он, пока Джессика стояла, закрыв глаза, стараясь не думать о том, что он делает, – ты только сегодня утром купалась в этой самой воде. – И, не удержавшись, чтобы не подколоть ее, добавил: – Удивительно, почему эти твари тогда не облепили тебя с головы до ног.

От одной мысли об этом у Джессики подкосились ноги. Чтобы не упасть, она схватила Джейка за плечо, пока он продолжал распространяться о том, какую опасность таят в себе местные воды.

Но когда острые ногти Джессики впились ему в плечо, он вскрикнул от боли.

– Эй, мадам, отцепись от моего плеча!

Джессика с трудом заставила себя это сделать, а Джейк, задрав ей другую штанину, продолжил соскабливать пиявок со стройной белой лодыжки тупым концом ножа.

– Надеюсь, ты не собираешься падать в обморок? – без особого интереса спросил он.

Тщетно борясь с подступившей к горлу тошнотой, Джессика попыталась подумать о чем-нибудь приятном, однако ни одна приятная мысль не приходила в голову.

– Нет, – хриплым, однако полным решимости голосом произнесла она. Умрет, но не опозорится перед ним в очередной раз! – Я н… никогда н… не падаю в обморок.

– Это хорошо. – Джейк поднялся и сунул нож в ножны. – А то наверняка упадешь прямо на змею. Их тут кишмя кишит. – И, с отвращением оглядев расстилавшийся вокруг пейзаж, добавил: – Голову даю на отсечение, если это не сам ад, то не иначе как подступы к нему.

Вытащив из лодки шест, он зашел в высокую траву и принялся водить им по кругу, время от времени постукивая по земле. Несколько отвратительных гадин выскользнуло из травы и метнулось в кусты. У Джессики ноги подкосились от страха. Она бессильно прислонилась к стоявшему за спиной дереву, но, вспомнив, что и на дереве могут быть змеи, поспешно выпрямилась.

Очертив вокруг себя круг, Джейк примял траву – при этом ему пришлось повозиться с каким-то ползучим растением, которое никак не хотело поддаваться, – и вытащил ружье. Отступив назад, он выстрелил в землю. Выстрел громыхнул с такой силой, что Джессика подскочила от неожиданности. Кроны деревьев тотчас же ожили: птицы с шумом и гамом разлетелись в разные стороны, а какие-то неизвестные Джессике зверушки, обитавшие, по-видимому, в том месте, где Джейк разбил лагерь, испуганно юркнули в траву, ища укрытия. Довольный, Джейк убрал оружие в кобуру.

Взяв шест, он понес его обратно к лодке, по дороге взглянув на Джессику с плохо скрываемым презрением.

– О том, как разводить костер, наверняка представления не имеешь?

Джессика гордо вскинула голову. Хоть и угораздило их попасть в такое Богом забытое место, ничего не поделаешь, придется как-то приспосабливаться. Очень может быть, что им придется погибнуть, только вряд ли это произойдет сегодня.

– Естественно, имею! – проговорила она, пытаясь не повышать голоса.

Джейк коротко кивнул.

– Спички в сумке.

И, не удостоив Джессику ни словом, ни взглядом, зашагал прочь, продираясь сквозь кусты. Шаги его становились все глуше, пока наконец не стихли вдали.

А Джессика так и осталась стоять. Несмотря на влажную полуденную жару, ее пробирала дрожь. После ухода Джейка наступила гнетущая тишина, и Джессика чувствовала себя покинутой и никому не нужной. Ей казалось, что сотни глаз наблюдают за ней с ветвей кустарника, с веток деревьев, с противоположного берега. Она попыталась представить милую сердцу усадьбу «Три холма», такую красивую, изысканную, мирную и безопасную, однако ей не верилось, что такое место и в самом деле есть на свете, а если и существует, маловероятно, что она его когда-нибудь увидит. Скорее бы уж Джейк возвращался!

Но когда Джейк вернется, он должен увидеть горящий костер, иначе он в очередной раз разозлится. А Джессике этого вовсе не хочется. Значит, нужно приниматься задело. Собрав все свое мужество, Джессика осторожно сделала один шажок, потом другой и начала собирать сухие ветки.

– Господь – мой пастырь, – забормотала она, пытаясь себя ободрить. Однако молитва не возымела должного действия.

Джессика уже, должно быть, в пятидесятый раз прочитала двадцать третий псалом, когда послышался треск веток. Джейк возвращался. Первым ее побуждением было вскочить и завопить от радости, однако Джессика заставила себя сидеть на месте. Спокойно и методично, не оборачиваясь, продолжала она подбрасывать дрова в костер. В седельных сумках Джейка нашлось изрядное количество муки и закваска. Джессика смешала эти продукты с питьевой водой из фляги. Получилось тесто. Добавив в него для вкуса ягоды ежевики, она выложила тесто на сковородку и поставила ее на угли. Лепешка должна получиться на славу!

Джейк возвращался с уткой, которую раздобыл на ужин и уже успел выпотрошить и ощипать. Выйдя на поляну, он застыл на месте как вкопанный, потрясенный невероятной картиной: Джессика сидела перед костром и пекла в сковороде хлеб.

Удивительно! Он не сомневался, что, как только уйдет от нее, она устроит истерику, после чего забьется в лодку и будет сидеть там до тех пор, пока он не вернется. А оказывается, она развела аккуратненький костерок – сообразив предварительно очистить для него место от травы и веток, – вытащила каким-то непостижимым образом из лодки тяжеленное седло, на котором теперь сидела как в кресле, и расстелила на земле пончо, чтобы не запачкать посуду. Она даже соорудила из сосновых наростов и веток пару факелов и установила их на берегу, по-видимому, для того, чтобы отпугнуть крокодилов. Джейк не знал, испугаются крокодилы или нет, но то, что Джессика додумалась до этого, ему понравилось. Сам бы он вряд ли догадался.

Понравилось ему и то, что Джессика не стала набрасываться на него с упреками, пока он сооружал вертел, насаживал на него утку и прилаживал ее над низким пламенем. Он слишком устал, чтобы вступать с ней в перебранку, и был слишком обеспокоен создавшимся положением вещей, чтобы тратить энергию на споры. Джейк был благодарен Джессике хотя бы за то, что она молчит.

Весь день он пытался убедить себя в том, что ошибается, но сейчас уже не было смысла отрицать очевидное: за следующим поворотом болота никакой дороги и никакой суши нет и не будет. Они с Джессикой заблудились, в этом нет никакого сомнения.

Джейка не столько раздражал сам этот факт, как то, что приходится в этом признаваться. Он вырос в восточном Техасе, с его пологими холмами и безграничными просторными пастбищами. Пустыни к западу от Миссури и бесконечные холмистые прерии Канзаса были знакомы ему досконально. Он великолепно умел читать следы, оставленные человеком или животным. И до сего момента слово «заблудиться» в его лексиконе отсутствовало.

Джейк с подозрением взглянул на Джессику, ожидая, что она сморозит какую-нибудь глупость или задаст какой-нибудь дурацкий вопрос и тем самым выведет его из себя. Больше всего его раздражало то, что она оказалась права насчет этого проклятого болота, а Джейк твердо придерживался мнения, что нет на свете ничего хуже женщины, оказавшейся правой. Интересно, когда она в очередной раз заявит ему, что все вышло именно так, как она говорила?

Джессика, однако, оставалась в неведении относительно его переживаний. Когда лепешка покрылись сверху хрустящей корочкой, она вытащила ее из сковородки, потом вытряхнула из сковородки крошки и набрала в нее воды для кофе. Она привыкла заботиться об отце во время путешествий и прекрасно умела это делать. Утка между тем жарилась, распространяя дивный аромат. Прозрачный сок стекал с нее в костер и шипел. У нее уже кружилась голова от голода, однако утренний урок пошел ей впрок, и Джессика дала себе слово, что спешить больше не станет. Сейчас она будет есть медленно и осторожно, ведь ей потребуются силы для дальнейшего путешествия, конца которому пока что не предвидится, и их необходимо беречь.

Джейк вытащил из сумки маленький полотняный мешочек с кофейными зернами и протянул Джессике. Она молча взяла его и принялась молоть зерна камнем. Покончив с этим, добавила воду. Во время долгого отсутствия Джейка она решила ни в коем случае не выводить его сегодня из себя, а похоже, это происходит всякий раз, стоит ей раскрыть рот.

Странно все это, размышляла Джессика, тряся сковороду, чтобы кофе перемешался с водой. До знакомства с Джейком она ни разу не повысила голос ни на одного мужчину. Ей даже подумать об этом было страшно. Однако за последние сутки настроение ее – не говоря уж о жизни – разительно переменилось. Джессика считала, что хорошего в этом мало, поскольку, если они с Джейком хотят выбраться из этого проклятого места – а такая возможность с каждой секундой становилась все призрачнее, – они должны действовать сообща. И Джессика сделала вывод, что самое лучшее для них – это общаться как можно меньше.

Тарелка была только одна, и Джессика сдвинула хлеб на одну половину, чтобы на другую положить утку. Снимая тяжелую птицу с вертела, она немного обожгла пальцы. Потом налила кофе в единственную жестяную кружку. Ужин был готов. Джейк не стал ждать приглашения. Оторвав от утки ножку, а от лепешки щедрый кусок, он уселся на пончо у Джессики за спиной и прислонился к седлу, на котором она сидела.

Он был настолько голоден, что проглотил жирную мясистую ножку, даже не чувствуя вкуса. Хлеб же оказался для него приятным сюрпризом. Джессика положила в него что-то сладкое – оказалось, что это ягоды ежевики, – и Джейк решил, что никогда еще в походе ему не доводилось есть такую вкуснятину.

– Очень вкусно, – похвалил он и, облизав пальцы, потянулся за вторым куском.

– Спасибо, – вежливо отозвалась Джессика.

Джейк был прав. Это и в самом деле было вкусно. По правде говоря, ничего вкуснее она в жизни не ела, и ей пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы не наброситься на еду с такой же жадностью, как Джейк. Она принялась аккуратно откусывать горячее, пахнущее дымком мясо и теплый хлеб маленькими кусочками. На этот раз, к ее величайшему облегчению, желудок с благодарностью принимал каждый кусочек.

Джейку же было не до хороших манер. Он запихивал в рот огромные куски птицы и хрустящего сладкого хлеба, запивая их густым кофе. Он представить себе не мог, как это Джессика умудрилась приготовить такой сухой, пропеченный хлеб. У хлеба его выпечки вечно подгорал низ, а верхушка оставалась сырой. Похоже, эта девица не совсем безрукая, кое-что все-таки умеет делать.

Налив себе вторую кружку кофе, Джейк спохватился и передал кружку Джессике. Взяв ее обеими руками, Джессика принялась отхлебывать кофе маленькими глоточками. Когда она возвращала ему пустую кружку, Джейк вдруг обратил внимание, что у нее очень изящные, женственные ручки.

Перед ужином он посчитал за благо то, что она молчит, но теперь, насытившись и уютно прислонившись спиной к седлу с сигарой в одной руке и кружкой с остатками кофе в другой, он почувствовал, что молчание с каждой минутой становится все более гнетущим. Наверное, до сих пор злится на него за то, что утром довел ее до слез, решил Джейк. Или за то, что днем вышел из себя и накричал на нее. Или еще за что-нибудь. У нее масса причин злиться на него, черт подери! В этот момент Джессика встала.

– Доедай, – проговорил Джейк, кивнув на тарелку. Хлеб они съели весь, но маленький кусочек утки еще оставался. – Я больше не хочу.

– Я тоже, – отозвалась Джессика. – Заверну во что-нибудь. Утром доедим.

Она положила остатки утки в седельную сумку и, собрав посуду, принялась мыть ее на берегу болота. Все это она проделала молча. Не выдержав больше, Джейк сказал:

– Знаешь, единственное, что нам остается, – это найти основной приток. Он выведет нас к истоку. Должно же это болото куда-то впадать, в залив или в Миссисипи. Так что мы не заблудимся.

– Думаю, ты прав, – отозвалась Джессика, не оборачиваясь.

Окинув взглядом ее хрупкие плечи, изящно выгнутую спину, Джейк поспешно перевел взгляд на кончик сигары.

– Здесь полным-полно всякой дичи и рыбы, так что с голоду мы не умрем.

По правде говоря, Джейк был не очень хорошим охотником, хотя метким стрелком считался. Просто у него никогда не возникало необходимости самому добывать себе пищу. Во время путешествий он обычно питался беконом и бобами, а дома – простой, но обильной пищей, которую готовила Рио. Ни один скотовод никогда не обучался искусству охоты и рыбалки, у него и без того забот было много. Но здесь, на болоте, жирной рыбы и дичи было в изобилии, да и осторожностью она не отличалась, и Джейк не сомневался в том, что обязательно что-нибудь раздобудет.

– Я уверена, с нами ничего не случится, – с сомнением в голосе произнесла Джессика, возвращаясь к костру, и робко улыбнулась.

«Мне бы твою уверенность», – подумал Джейк.

Джессика уселась на краешке седла поближе к огню, где было меньше москитов. Джейк казался настолько уверенным в том, что ситуация, в которую они попали, не так безнадежна, как выглядит, что Джессике ужасно захотелось ему поверить. Однако жизнь, похоже, обходилась с Джейком Филдингом гораздо милостивее, чем с Джессикой, и обычно не давала ей повода для оптимизма. Ей даже представить было страшно, что Господь дал ей в мужья такого замечательного человека, как Дэниел, спас ее от сумасшедшей старухи Евлалии только затем, чтобы погубить в этом топком болоте. Неужели ей никогда больше не увидеть своего милого мужа, уютного, уже успевшего ей полюбиться дома? Быть этого не может! Однако Джессика уже научилась не ожидать милостей от сурового и ничего не прощающего Господа. Он вполне способен поступить с ней так, как ему заблагорассудится.

Прихлопнув впившегося ему в шею москита, Джейк тихонько выругался. Джессика бросила на него укоризненный взгляд, и он нахмурился. Ему вдруг ужасно захотелось извиниться. Вот еще, разозлился он, станет он извиняться перед какой-то свистушкой! Джессика продолжала пристально смотреть на него. Глаза у нее были синие-синие. Таких Джейку еще ни у кого не доводилось видеть.

Темнота на болоте наступает рано. Вот она уже накрыла его своим черным плащом. Пробудились ото сна ночные жители, и до притомившихся путников донеслись издаваемые ими шорохи и приглушенные крики. В желто-оранжевом пламени костра черты лица Джессики несколько сгладились, контуры фигуры показались Джейку более плавными. Вновь вспомнилось ему, какой была Джессика в ту ночь, когда ее отец чуть не убил Дэниела. В розовом мамином платье, изящная и красивая. Как легко она скользила в танце, как радостно улыбалась! Настоящая женщина. Дэниел совсем спятил, что привел ее в их дом.

Джессика сидела к Джейку боком. Подняв руки, она попыталась заплести свои густые тяжеленные волосы в косу. При этом рубашка натянулась, отчетливо обрисовав грудь. Интересно, понимает ли она, какую приняла соблазнительную позу? Здравый смысл подсказывал Джейку, что прекрасно понимает, однако в манерах Джессики сквозила такая невинность, что Джейк тут же усомнился в этом. Нет, она действует совершенно бессознательно. И что это она все время молчит? Хоть бы сказала что-нибудь. Пускай бы даже устроила истерику. Все лучше, чем это гнетущее молчание.

Конечно, она напугана. Винить ее за это нечего, ему и самому не по себе. Однако Джейк ничуть не сомневался, что в конце концов они выберутся из этого болота. Единственное, что его беспокоило, – так это трудности, которые им предстоит преодолеть. Джейк терпеть их не мог и предпочитал обходиться без них, именно поэтому он выбрал профессию скотовода, а управлять ранчо предоставил Дэниелу. Жизнь на пастбище была проста, незатейлива и нетребовательна. Там ты сам себе хозяин, действуешь, как сам считаешь нужным, и заботишься только о самом себе.

Но сейчас и до самого конца путешествия он вынужден заботиться о какой-то мало интересной ему особе. И не только заботиться о том, как бы с ней ничего не случилось, но и думать, какие мысли бродят у нее в голове, как она себя чувствует, чего ей хочется, а чего нет. Только бы, черт подери, она снова не расплакалась.

Не в силах больше терпеть напряженное молчание, Джейк взглянул на Джессику.

– Послушай, мадам…

– Джессика, – решительно перебила его она. – Меня зовут Джессика.

– Мисс Джессика, – раздраженно поправил ее Джейк. Ему вдруг совершенно расхотелось с ней общаться. Ну что за несносная девица! Однако, уставившись на тлеющий кончик сигары, он продолжал: – Послушай, я понимаю, тебе не очень приятно то, что мы оказались в таком положении, но ведь если ты будешь на меня дуться, этим делу не поможешь. Если мы хотим выбраться из этой передряги, нам нужно постараться ладить друг с другом.

– С тобой нелегко ладить, – спокойно обронила Джессика.

Джейк удивленно хмыкнул.

– Это верно, Дэниел любит повторять, что у меня манеры, как у дикого койота.

– Он прав.

Джейк с подозрением взглянул на Джессику, не насмехается ли она над ним, однако лицо ее не выражало ни тени насмешки. Оно казалось абсолютно бесстрастным.

– Черт подери, да ты и сама не подарок, – проворчал он, в очередной раз затягиваясь.

Джессика опустила руки, отчего волосы заструились по ее плечам и спине темным водопадом, и повернулась к Джейку. Он подумал, что она собирается задать ему жару за то, что он снова ругается, и открыл было рот, чтобы поставить ее на место, однако, к его удивлению, она просто спросила:

– Почему ты меня так ненавидишь? Может, скажешь мне, что я такого сделала?

Джейк изумленно воззрился на нее.

– Ну, мадам, если ты не знаешь… – И, выразительно вздохнув, коротко закончил: – Вы со своим папашей едва не убили моего брата. И если ты думаешь, что я позволю тебе прибрать к рукам «Три холма», ты глубоко заблуждаешься.

Лицо Джессики при свете костра казалось белым как мел, а глаза – почти черными. Неожиданно она проговорила:

– Я не сожалею о том, что он погиб.

Сказано это было настолько тихо, что Джейк едва расслышал.

Джессика и сама не ожидала, что произнесет такие слова. Более того, она и не подозревала, что так думает. По-видимому, эти мысли копились в ней подспудно в течение нескольких недель. Когда Джессика поняла, что высказала их вслух, щеки ее залила краска смущения, лицо исказила гримаса боли. Она хотела взять свои слова назад, а вместо этого сказала:

– Мой отец, я знаю, так грешно говорить… – Она запнулась и, уронив руки на колени, с трудом продолжала: – Он был жестокий человек, не всегда честный, и… он пытался убить Дэниела. Мне не жаль, что он умер.

Последние слова она произнесла почти шепотом, избегая смотреть Джейку в глаза.

Как же она могла сказать такое! Если Джейк и раньше презирал ее, то теперь вообще и в грош ставить не будет. Джессика попыталась вымолить у Господа прощение, однако молитва получилась какой-то малоубедительной. Наверное, потому, что ужасное признание, которое она только что сделала, оказалось чистой правдой.

С минуту Джейк молчал, пытаясь переварить эту новую информацию. Как-то она не вязалась со всем тем, что он уже знал о Джессике. Запрокинув голову, чтобы лучше видеть озадачившую его девицу, он с любопытством заметил:

– Дэниел говорил, что твой отец тебя бил.

Джессика замерла. Возможно, чтобы загладить впечатление от своих жестоких слов, а может быть, чтобы Джейк не думал про ее отца и ее саму еще хуже, чем уже думает, она с достоинством проговорила:

– Родители имеют право наказывать своих детей так, как считают нужным. Это их дело.

Джейк медленно выпрямился, не сводя с Джессики глаз. Его воспитывали в духе почтительного, почти благоговейного отношения к женщине, и хотя с годами он узнал, что некоторые женщины заслуживают меньшего уважения, чем другие, все же считал, что ни один порядочный мужчина не опустится до того, чтобы ударить женщину. В отдаленных юго-западных городах, где мужское население в несколько раз превышало женское, даже к проституткам относились с почтением. Еще совсем недавно мужчина, позволивший себе прилюдно отпустить презрительное замечание в адрес женщины, мог быть подвергнут смертной казни. Джейку даже подумать было противно, что нашелся человек, способный поднять руку на такое маленькое, хрупкое и беззащитное создание, как Джессика, даже если она ему чем-то не понравилась или не угодила. А она считает это в порядке вещей.

– Нет, Джессика, – строго сказал он. – Ни единому человеку не дано право бить тебя, даже если, по его мнению, ты этого заслуживаешь. И если ты мыслишь иначе, ты просто дурочка.

Джессика удивленно взглянула на Джейка и внезапно ощутила трепет. Она и сама не понимала почему: то ли слова Джейка возымели на нее такое действие, то ли оттого, что он впервые назвал ее по имени. Легкая улыбка, показавшаяся Джессике странной – ей еще ни разу не приходилось улыбаться Джейку, – тронула ее губы.

– Ты сейчас говоришь совсем как Дэниел. Кажется, вы с ним гораздо больше похожи, чем я думала.

Джейк вынужден был отвернуться. Улыбка, появившаяся на лице Джессики, делала ее такой молоденькой и красивой, что у него перехватило дыхание. Он и сам не понимал, что с ним такое происходит, но чувствовал, что их отношения с Джессикой становятся с каждой минутой все более запутанными.

– Я вовсе не похож на Дэниела, – коротко бросил он. – Он человек мягкий и обходительный, а я – резкий и грубый.

Он хотел было выпить остатки кофе, но вовремя спохватился и предложил ей. Джессика покачала головой. Тогда Джейк встал и направился к лодке, по пути выплеснув кофе.

Вернулся он с одеялом и отрывисто бросил:

– Сегодня будем спать на земле. Днище лодки такое твердое, что хребет сломать можно.

Джессика нерешительно поднялась, а Джейк мигом занял ее место, положив голову на седло и накрыв ноги одеялом.

– Если тебе надо в кустики, – деловито проговорил он, не глядя на Джессику, – давай побыстрее. Ужасно хочется спать, а пока ты будешь бродить туда-сюда, я глаз не сомкну.

– Мне не нужно, – пролепетала Джессика, глядя на Джейка. Интересно, куда это он собрался ее уложить спать?

– Тогда подбрось в костер дров и ложись.

С этими словами Джейк снял шляпу и, устроившись поудобнее, закрыл глаза.

Джессика не спеша принялась подбрасывать в костер дрова, а когда закончила и обернулась, увидела, что Джейк хмуро наблюдает за ней.

– Ну, и чего ты ждешь? – нетерпеливо бросил он. – У нас всего одно одеяло. Или ты ложишься рядом со мной, или останешься без него. – И он приподнял краешек одеяла, приглашая Джессику лечь рядом.

Джессика пришла в ужас. Она была совершенно уверена, что спать под одним одеялом с мужчиной неприлично. Ведь именно об этом говорил отец в своих проповедях. Женщина, потерявшая стыд, в конце концов, получает по заслугам. Подумать только, лечь рядом с Джейком Филдингом, у которого такие длинные ноги, сильные руки, шершавый небритый подбородок… При одной мысли об этом у Джессики в горле пересохло.

– Прошлую ночь я прекрасно обошлась без одеяла, – как можно спокойнее проговорила она. – Я буду спать в лодке.

– Не глупи! По ночам бывает сыро, подхватишь лихорадку, а мне потом с тобой возись! Только этого мне не хватает! Ты что, боишься, что я тебя укушу? Не бойся, я смирный. Полезай под одеяло!

Джессика колебалась всего несколько секунд. Путь предстоит долгий, наконец решила она, так что не стоит устраивать себе лишних неудобств. Джейк прав: не хватает еще после всего того, что ей довелось вытерпеть, и в самом деле подхватить лихорадку. Им еще предстоит выбираться из болота, так что здоровье нужно беречь. Да и одной в лодке спать не хочется. Мало ли что может случиться. А у Джейка чувство опасности развито отлично и ружье под рукой.

Стараясь не думать о его длинных ногах, Джессика забралась на пончо и улеглась под одеяло как можно дальше от Джейка.

Хотя их тела и не соприкоснулись, Джейк почувствовал, что она лежит словно натянутая струна, и страшно разозлился. Он, естественно, не ожидал, что она станет его благодарить за широкий жест, но брезгливо отстраняться от него словно от прокаженного – это уж слишком! Кроме того, если она и впредь собирается лежать от него на таком расстоянии, им никакого одеяла не хватит.

– Черт подери! – воскликнул Джейк и, обхватив Джессику за плечи, притянул к себе поближе. – Я не собираюсь всю ночь драться с тобой за одеяло!

Приподнявшись на локте, он ловко подоткнул под Джессику одеяло, чтобы никакие ползучие гады не смогли к ним ночью забраться, и тут же пожалел о том, что сделал. Глаза Джессики расширились от удивления. Когда Джейк нечаянно коснулся грудью ее груди, она тихонько ахнула, при этом губы ее чуть приоткрылись, словно приглашая его прильнуть к ним поцелуем. Джейк поспешно отвернулся и принялся еще усерднее подтыкать под нее одеяло. Какие же хрупкие и нежные у нее плечики, какие стройные бедра, высокая соблазнительная грудь! Джейк попытался не думать об этом и не мог. Бедро его прижалось к ее бедру, горячее дыхание опалило щеку. Вся она была такая мягкая и податливая, что дух захватывало. Нужно быть совсем каменным, чтобы лежать с ней рядом и не испытывать при этом никаких чувств.

Перед Джейком предстал ее обворожительный образ: длинные стройные ноги, округлая попка, упругая грудь, скрытые широкими, не по росту штанами и мешковатой рубашкой. Внезапно ему в голову пришла шальная мысль. А что, если притянуть Джессику к себе, коснуться губами ее слегка приоткрытых губ, почувствовать, как маленькие руки обвивают его шею? И в какой-то момент, завороженный взглядом широко распахнутых, изумленных глаз Джессики, Джейк едва не поддался соблазну. Но тут же опомнился – да что это с ним творится, в самом деле! – и сердито выругался.

Сердце у Джессики бешено колотилось в груди. Почему он так пристально на нее смотрит? Чувствуя прикосновения Джейка, она замерла, боясь даже дышать. Две пуговки на рубашке Джейка и на его нижнем белье были расстегнуты, и в вырезе виднелись темные вьющиеся волосы. Джессика смотрела на них и никак не могла оторвать глаз. В горле у нее пересохло, дыхание вырывалось с трудом.

– Ты знаешь какие-нибудь другие слова, кроме ругательных? – тем не менее, твердым голосом спросила она.

– Нет, – отрезал Джейк и, поспешно подоткнув одеяло ей под ноги, немного отодвинулся, чтобы поправить одеяло со своей стороны.

Покончив с этим, Джейк улегся, сложив руки на груди и положив голову на седло. Джессика попыталась расслабиться и не могла. Они почти соприкасались головами, плечами, бедрами… От Джейка исходило блаженное тепло. Всем своим телом Джессика ощущала его сильное мускулистое тело. Она еще ни разу в жизни не лежала так ни с одним мужчиной. Ей было странно, неловко и в то же время необыкновенно приятно. Вот только заснуть вряд ли удастся.

– Ты что, не собираешься снимать ботинки? – спросила она, откашлявшись.

– А зачем? – удивился Джейк.

Повернув голову, он взглянул на Джессику. Лицо его оказалось так близко, что ресницы едва не коснулись ее щеки. Джессика вспыхнула и поспешно отодвинула голову, делая вид, что устраивается поудобнее.

– Но ты же собираешься спать!

– Запомни: никогда не следует снимать ботинки во время путешествия, – авторитетным тоном заявил Джейк. – Нужно быть готовым ко всему. Может случиться так, что тебе придется вскочить и бежать. И потом, в них может заползти какая-нибудь мерзкая тварь. – Он пожал плечами. – Я знавал ковбоев, которые принимали в ботинках ванну и даже… – Джейк запнулся. Он хотел сказать: «Занимались любовью», – но почему-то постеснялся.

– А ты тоже ковбой? – спросила Джессика.

Джейк тихонько рассмеялся.

– Нет, черт побери, я джентльмен, разве не заметно? – Видя, что Джессику и в самом деле заинтересовал разговор на эту тему, и побоявшись, что она станет ругать его за бранные слова, поспешно продолжал беззаботным тоном: – Ненавижу сидеть взаперти. Есть люди, которые не любят заниматься скотом, а вот я ничего не имею против. Дэниел – тот прирожденный политик. Хлебом не корми, дай позаботиться о благополучии Техаса. А я скотовод. Забочусь о скоте. Мы оба делаем то, что нам нравится.

– Да, – тихонько проговорила Джессика, – я понимаю. Должно быть… самое лучшее в мире – это скакать себе верхом на лошади и ни от кого не зависеть. Просто ехать куда хочешь и делать что хочешь. И чтобы никто тебе не навязывал свою волю, и никто тебя не запирал…

В голосе Джессики прозвучала такая горечь, что Джейк изумленно взглянул на нее.

– Что за работа у тебя? Что ты делаешь? – быстро перевела она разговор на другое.

Джейк ухмыльнулся.

– Сидеть у костра с такими же, как я, пропыленными насквозь ковбоями и ругаться на чем свет стоит.

Джессика рассмеялась, и смех ее прозвучал настолько нежно, что Джейк удивленно повернул голову. Он еще никогда не слышал, чтобы она так смеялась. Какой приятный звук!

Но когда он взглянул на нее, смех ее замер, и Джессика, смущенно отвернувшись, перевела взгляд на темное небо. Джейк последовал ее примеру.

Он старался не думать о том, что ее теплое бедро прижимается к его бедру, что грудь ее так близко. Стоит только протянуть руку – и коснешься ее, или маленького упругого живота, или того места, что пониже… Джейк почувствовал нарастающее желание. Он не привык отказывать себе ни в чем, и теперь единственное, что ему оставалось, – это убедить себя в том, что меньше всего на свете он хочет эту женщину, которая мало того что приносит одни несчастья, но еще и приходится его брату женой.

Но маленькое тело Джессики оказалось настолько горячим, что Джейка прошиб пот, а когда она пошевелилась, у него перехватило дыхание. Он хотел одного: отвлечься от ощущения, что ее густые вьющиеся волосы, шелковистые и мягкие, пропитанные ее запахом, щекочут ему щеку.

Джейк смотрел в небо, хотя его практически не было видно за густыми ветвями деревьев, переплетенными между собой да к тому же увитыми какими-то ползучими растениями. Кроме того, стоял густой туман, и звезд было не разглядеть. Да и днем солнце было скрыто такой густой листвой, что Джейк не мог держать точный курс. Сейчас он понятия не имел, в каком направлении они движутся: на север или на юг, на восток или на запад. Раздражала собственная беспомощность.

Тяжело вздохнув, он сердито бросил:

– О Господи! И что у тебя за придурковатые родственники? Это же надо было поселиться в таком месте!

Поколебавшись, Джессика ответила:

– Когда-то «Виргинские дубы» были процветающей плантацией.

– Времена эти давно канули в Лету, уж поверь мне. – И, помолчав, задал давно интересовавший его вопрос: – И как только ты согласилась там жить?

– Думаешь, меня кто-то спрашивал? – с горечью проговорила Джессика.

Ей даже думать не хотелось о доме тетки Евлалии и о том кошмаре, который она там пережила. Но Джейк коснулся этой темы, и Джессика мысленно перенеслась в свою тюрьму. С трудом, едва сдерживая подступившие слезы, она продолжала:

– Я думала, что сойду с ума. Когда я была маленькой, папа иногда, если считал, что я плохо себя веду, закрывал дверцы повозки наглухо, а меня оставлял внутри. Мне было так жарко и так хотелось пить, что казалось, будто я сейчас умру. Я тогда думала, что худшей пытки просто не существует. Но у Евлалии оказалось еще хуже. В каморке, куда меня поместили, не было света. Иногда тетя забывала принести свечу и еду, а мне ужасно хотелось есть. Окна были без стекол, одни решетки, и сквозь них хлестал дождь. Я пыталась придумать, как сбежать из этой ужасной комнаты, но решетки были такие прочные, да и Рейф с Уиллом поочередно меня сторожили. Уилла я побаивалась. Он так странно на меня смотрел… А иногда… о, это ужасно, но я молила Господа о смерти, чтобы не состариться и не сойти с ума в этом жутком месте, как тетя Евлалия. Я не могла помыться, мне не давали никакой одежды. Да еще тараканы… – Джессика замолчала. Вновь все переживать было очень трудно. – Самое страшное на свете – оказаться взаперти, – тихо добавила она, непроизвольно сжимая руки в кулаки, чтобы слова ее прозвучали более убедительно. – Я бы не выдержала в этом доме больше ни единого дня.

Джейк пришел в ужас от ее рассказа, однако у него не было слов выразить свои чувства и мысли. Оказывается, девчонку всю жизнь держали взаперти, сначала жестокий, деспотичный отец, потом сумасшедшая тетка. Да такая жизнь могла сломить любого, даже самого сильного мужчину. А она, хрупкая девушка, выдержала. Тюремное заключение – вообще страшная штука, особенно в таких условиях, какие выпали на долю Джессики. Неудивительно, что она убежала к Дэниелу. И неудивительно, что тому захотелось взять ее под свою защиту и заботиться о ней. Джейк не знал, что сказать и как теперь вести себя с Джессикой.

Так лежали они молча довольно долго, прислушиваясь к шумной ночной жизни обитателей болота, каждый думая о своем. Джессика с удивлением обнаружила, что та неловкость, которую она испытывала вначале, лежа рядом с Джейком, бесследно исчезла. Более того, она чувствовала себя с ним спокойно и уютно. Ей казалось, что они больше никогда не будут врагами. Она даже начала думать – хотя на это у нее не было причин, – что со временем они смогут стать друзьями.

– А потом пришел ты, – договорила она и, повернув голову, взглянула на Джейка. – И хотя я ненавижу это болото и боюсь его, здесь все равно лучше, потому что… потому что здесь меня не держат под замком.

Джейк откашлялся и, не глядя на Джессику, проговорил:

– Давай-ка лучше спать. На рассвете двинемся дальше.

Джессика отвернулась и закрыла глаза. Ей казалось, что она никогда не заснет, однако не прошло и нескольких минут, как стрекот насекомых и кваканье лягушек стали как-то тише, а потом и вовсе исчезли. Джессика погрузилась в глубокий сон. А Джейк еще долго лежал, не смыкая глаз, смотрел в темное небо и думал.

 

Глава 7

Наступило утро, жаркое и душное. Джессика проснулась, чувствуя, что все тело у нее липкое от пота. Осторожно сбросив с себя одеяло, она попыталась отодвинуться от горячего, как печка, Джейка, но не тут-то было. Что-то тяжелое навалилось ей на ногу и на живот. Теплое размеренное дыхание коснулось ее щеки, и в ту же секунду Джессика поняла: это нога Джейка пригвоздила ее к земле, а мускулистая рука, обхватив ее за талию, властно притянула к себе.

Сна тут же как не бывало. Сердце Джессики отчаянно забилось в груди, и, повернув голову, она взглянула на Джейка. Лицо его казалось таким умиротворенным и кротким, что Джессика диву далась. Куда девался грубоватый, решительный молодой человек, с которым ей то и дело приходилось выяснять отношения? Мальчишка, да и только. Лежит себе, посапывая, рядом с ней. Темные густые волосы в беспорядке упали на лоб, длинные ресницы покоятся на розовой от сна щеке. На массивном подбородке, подчеркивая его, проступила уже довольно заметная щетина. Однако даже этот не особенно приятный отличительный признак сильной половины рода человеческого вызвал у Джессики прилив нежности. Лицо Джейка было обращено к ней и находилось так близко, что у нее перехватило дыхание. Щекой он прижимал к седлу прядь ее волос.

Взгляд Джессики скользнул от подбородка Джейка вниз. Его мощная шея была покрыта капельками пота и никаких нежных чувств не вызывала. А вот ямочки возле ключицы показались Джессике такими маленькими и уязвимыми, что сердце ее защемило от нежности. Глядя на Джейка, Джессика ощутила непреодолимое желание дотронуться до него рукой, отбросить со лба прядь волос, пройтись рукой по ключице, потом по шершавому подбородку. При одной мысли об этом сердце ее ускорило свой ритм, дыхание стало более учащенным. Тяжелая рука Джейка, обнимавшая ее за талию, вызывала какое-то непривычное, трепетное чувство. Джессике еще никогда не приходилось просыпаться в объятиях мужчины, и вот теперь это произошло?

Осторожно, стараясь не разбудить Джейка, Джессика взяла его за запястье, намереваясь убрать его руку.

В ту же секунду Джейк проснулся. Зеленые глаза открылись и не мигая уставились на Джессику, ясные и чистые. Даже не верилось, что секунду до этого Джейк спал крепким сном. Джессика замерла, не смея пошевелиться.

А Джейк с удивлением подумал, что действительность не так уж сильно отличается от сновидений. Лицо Джессики, румяное и нежное, вот оно, совсем рядом. Губы чуть приоткрылись – то ли хочет что-то спросить, то ли что-то воскликнуть, – глаза огромные и синие, как небо над Техасом. Темные шелковистые волосы рассыпались по плечам и груди. Маленькие пальцы сжимают его запястье, и их тепло передается ему, жаром растекаясь по всему телу. Лежал бы так, кажется, всю жизнь, сжимая Джессику в объятиях. Потрясенный этой мыслью, Джейк вместо того, чтобы убрать руку, машинально передвинул ее выше, к груди.

Как, должно быть, сладостно коснуться губами губ Джессики. Он уже ощущал их вкус, сладкий, словно дикий мед, нежный, как нераспустившийся бутон. Желание вспыхнуло в нем яростным огнем, настойчивое, непреодолимое. Огромные, полные ожидания глаза Джессики притягивали к себе как магнитом. Сердце Джейка исступленно забилось.

Казалось, время остановилось. Джейк не шевелился, Джессика не дышала. Сердце ее билось в груди так быстро и так больно, как еще никогда в жизни. Вне себя от волнения ждала она, что будет дальше. Там, где рука Джейка касалась ее тела, жгло как огнем. Почему же он не убирает руку?

Внезапно над головой раздался пронзительный птичий крик, и очарование минуты бесследно исчезло. Убрав руку, Джейк порывисто вскочил.

– На завтрак нет времени. – Голос его звучал хрипло. – Давай собираться.

Когда плывешь по болоту, кажется, что время течет очень медленно. Мир полон каких-то сюрреалистических образов и неестественных звуков, бесконечного движения и таких же бесконечных раздумий. Джессика уже и сама не знала, сколько времени они плывут: два или пять дней, неделю или месяц. Временами ей казалось, что нигде, кроме болота, они никогда не были и никогда не будут. Мир начинался и кончался покрытыми мхом растениями и темной мутной водой, которая текла неведомо куда. И центром этого мира был Джейк.

Напряженность, не оставлявшая их в первые дни путешествия, постепенно исчезла, и смутная надежда Джессики на то, что они в один прекрасный день смогут стать друзьями, крепла медленно, но верно. Существовала, правда, между ними некоторая дистанция, которую Джейк установил в самом начале, однако и она, к великой радости Джессики, медленно сокращалась. Время от времени Джейк даже вспоминал о том, что нужно сначала предложить кофе Джессике, а уж потом пить самому, и уже не так часто, как прежде, забывал о ее существовании. Однажды, когда они остановились на ночлег, Джейк куда-то ушел и отсутствовал в течение довольно продолжительного времени. Вернулся он с полной шапкой ежевики и белкой, которую подстрелил на ужин, и первым делом спросил:

– Ты не могла бы испечь такой же хлеб, как тогда?

Джессика была только рада ему угодить и, когда Джейк принялся уписывать теплый хлеб за обе щеки, почувствовала себя на седьмом небе.

Конечно, время от времени Джейк раздражался, однако Джессика понимала, что такой уж у него характер, да и происходило это не так часто, как раньше. Единственное, что неизменно выводило его из себя, – это когда Джессика заводила разговор о Дэниеле. Тогда лицо его делалось жестким и отвечал он односложно, а то и вовсе молчал. Джессику это задевало, однако не так, как раньше, когда он пользовался каждой возможностью, чтобы заявить ей, что она Дэниелу не пара и в «Трех холмах» ей не место.

К своему немалому удивлению, Джессика обнаружила, что с Джейком довольно легко общаться. Он, похоже, ничего не имел против того, чтобы рассказать ей о тех местах, которые ему довелось увидеть, и не поднимал ее на смех, когда она делилась с ним своими самыми сокровенными мечтами, которые никому еще не поверяла. Например, как было бы хорошо побывать на балах в великолепных танцевальных залах Нового Орлеана, или в городах, расположенных на севере, где есть дома высотой в целых пять этажей, или во французском городе Париже, где, как она слышала, колеса карет красят золотой краской.

Иногда, чтобы скоротать время, Джейк рассказывал ей всякие истории, и для Джессики это были самые счастливые часы. Больше всего ей понравилась история об одном человеке, попавшем на необитаемый остров. Человека этого звали Робинзон Крузо. Еще Джейк рассказал ей историю про одну семью, которая потерпела кораблекрушение и поселилась на дереве, и еще одну, которую написал Вильям Шекспир, где в конце все умирают. Последняя Джессике не понравилась, и она сказала об этом Джейку, но он лишь рассмеялся. Джессика любила его смех, правда, слышала его редко.

Бывали между ними и неловкие моменты. Иногда вдруг Джейк надолго замолкал, а время от времени Джессика ловила на себе его пристальный взгляд, и сердце у нее замирало. Тогда Джейк поспешно отворачивался и вскоре после этого обязательно находил какой-нибудь предлог, чтобы вспылить.

Однажды вечером, когда Джессика расчесывала на ночь волосы, Джейк тихонько подошел к ней сзади и легонько провел рукой по голове.

– Мне так жаль, что тебе пришлось отрезать волосы… – Голос его звучал как-то очень нежно и ласково.

Джессика машинально подняла руку – она уже совсем забыла об этом эпизоде, – и пальцы ее коснулись его грубой руки. На лице Джейка появилось какое-то странное выражение, и сердце Джессики подпрыгнула. Но уже мгновение спустя Джейк вновь замкнулся и, резко повернувшись, зашагал прочь. А Джессика еще долго сидела у костра, трогала то место на голове, которого коснулся Джейк, и думала о нем.

В ту ночь – впрочем, как и во все другие ночи – Джейк лежал с ней рядом и никак не мог заснуть. Теперь он даже во сне старался не задеть ее.

Время шло. День сменялся ночью, ночь – днем, и иногда двум путешественникам казалось, что, кроме них, в мире больше никого нет. Что касается Джессики, так она вообще не могла припомнить того времени, когда Джейк существовал отдельно от нее. Казалось, он всегда был и будет неотъемлемой частью ее жизни.

Перед заходом солнца они всегда останавливались на ночлег. Так было и сегодня. Усевшись на поваленное дерево и ловко выстругивая из веточки кипариса зубочистку, Джейк наблюдал за тем, как Джессика тушит на ужин мясо. На душе у него было неспокойно, хотя на лице это никак не отражалось. В. отличие от Джессики Джейк совершенно четко знал, сколько времени они плывут по этому проклятому болоту: семь дней и семь ночей, заполненных Джессикой.

И за это короткое время она умудрилась целиком завладеть его мыслями и чувствами и внести в его душу смятение. А ведь он не единственный сильный и здоровый мужчина на ранчо, таких там пруд пруди. И они будут кружить вокруг нее, как кобели вокруг суки, и рано или поздно она непременно отдастся одному из них, поскольку такая женщина, как Джессика, понятия не имеет о том, что такое верность. Это видно невооруженным глазом.

Джейк внимательно посмотрел на Джессику. От постоянного пребывания на солнце лицо ее покрылось золотистым загаром, а глаза казались еще ярче. Красивые темные густые кудри в беспорядке рассыпались по спине и по плечам. Джейка так и подмывало зарыться в них лицом и руками, ощутить их мягкость и волнующий аромат. Распущенные волосы и загорелая кожа делали Джессику похожей на цыганку, порывистую и свободолюбивую, и от одной мысли о том, как он будет ее укрощать, у Джейка сердце замирало в груди. Но в этот момент Джессика повернулась к нему и робко улыбнулась, и Джейк понял: она и не подозревает о том, насколько соблазнительна. И это делало ее еще более желанной. Однако самое плохое было не в том, что Джейка влекло к Джессике, а в том, что она сумела найти к нему какой-то особый подход. Вела себя с ним спокойно, по-женски мягко и вместе с тем решительно, и так это у нее получалось ловко, что Джейк готов был безропотно повиноваться ей во всем. Она была безмерно благодарна ему за малейшее проявление доброты, однако стоило ему произнести хоть одно бранное слово, как лицо ее каменело и Джейку становилось не по себе.

Он поймал себя на том, что слишком много времени проводит в размышлениях, чем бы еще порадовать Джессику, и это ему не очень-то понравилось. И тем не менее стоило Джессике ему улыбнуться, как на сердце у него становилось легко и радостно. В Джессике каким-то непостижимым образом переплетались невинность и мужество, детская непосредственность и женская зрелость. Хотелось обнять ее, прижать к своей груди, защитить, приласкать и любить, любить беззаветно…

Черт бы побрал этого Дэниела! Если ему потребовалась жена – соратница, помощница в его политических делах или что-то в этом роде, – почему он не нашел себе какую-нибудь старую деву, страшную как смертный грех, которой было бы наплевать на то, что он неполноценный мужчина? Зачем он взял в жены такую ослепительную красавицу, мимо которой ни один нормальный мужик не сможет пройти спокойно? Дэниел далеко не дурак, так неужели он не понимает, что такая женщина, как Джессика, принесет ему одни неприятности?

И все-таки Дэниел в первую очередь политик – Джейк слишком долго живет с ним по одной крышей, чтобы этого не знать, – и понимает, что красотка жена поможет ему завоевать на выборах много голосов, а для Дэниела это очень важно. Может, именно поэтому он и выбрал Джессику в жены?

Но что же делать ему, Джейку? Может, все-таки не везти ее к брату? Нет, об этом не может быть и речи. Дэниел этого не переживет, да и Джессика, похоже, будет несчастна. Да, но жить с ней в одном доме и ловить ее мимолетные улыбки, смотреть, как она поднимается к себе в спальню, пустую спальню… Такого и врагу своему не пожелаешь.

Внезапно Джейка осенило. Господи, как же он забыл! Ведь это решит все проблемы сразу.

Джессика бросила в тушеное мясо горсточку перца и, взглянув на Джейка через плечо, улыбнулась. У Джейка защемило сердце.

– Пусть еще немного покипит, – проговорила Джессика. – Есть очень хочешь?

– Могу подождать, – ответил Джейк и снова взялся за свою зубочистку.

Джессика выпрямилась и внимательно посмотрела на Джейка. За последние дни она уже не раз поражалась тому, насколько он не похож на своего брата. Дэниел был открытым, как солнечный свет, и нежным, как теплый летний ветерок. Джессика всегда знала, чего от него можно ждать. А вот Джейк был непредсказуем и вспыльчив… Зато с ним было интересно и волнующе, как перед грозой, когда дух захватывает в ожидании разгула стихии. Конечно, Джейку недоставало изысканных манер брата и его изящества, однако его грубая сила давала Джессике ощущение полной безопасности. Кроме того, рядом с Джейком она не испытывала неловкости, как это иногда бывало с Дэниелом, когда Джессике казалось, что она никогда не будет для него достаточно хороша и всегда будет смотреть на него снизу вверх. С Джейком же она чувствовала себя на равных. Она даже поверяла ему свои самые сокровенные тайны, а он ни разу не поднял ее на смех, всегда внимательно слушал. И почему это с Дэниелом она никогда не чувствует себя свободно?

Дэниел, конечно, замечательный человек. Нежный, щедрый, потрясающе красивый, но она никогда не обращала внимания на то, сильные ли у него ноги, играют ли под тонкой тканью рубашки мышцы… Внезапно Джессике пришло в голову, что она вообще забыла, как выглядит Дэниел. На душе стало как-то неприятно и тягостно, словно она совершила какое-то гнусное предательство, и Джессика, пытаясь сбросить его с себя, поспешно взяла ложку и стала помешивать мясо. Впрочем, что себя накручивать, выдумывать проблемы там, где их нет, размышляла она. Джейк с Дэниелом совершенно разные, вот и все. Джейк ей нравится, но Дэниела она любит. Беззаветно и искренне. И по возвращении в «Три холма» жизнь ее будет счастливой и радостной, ведь рядом с ней будет Дэниел, ее обожаемый муж, и его брат Джейк, ее добрый, хороший друг.

– А знаешь, что я сделаю, как только приеду домой? – спросила Джессика с задумчивой улыбкой. – Приму ванну. Настоящую горячую ванну. Я слышала, что в больших городах продают необыкновенный мыльный порошок. Положишь его в воду – и на поверхности появляются пузырьки, а вода начинает благоухать цветами. Купаться в такой воде, должно быть, одно удовольствие. А еще я слышала, что есть такая вода, которая называется туалетной. Помажешь ею кожу – и сразу запахнет розой. Как, должно быть, приятно ходить по шикарным магазинам, источая нежный аромат, и любоваться всякими красивыми флакончиками, лентами и бумажными цветами! – Джессика застенчиво рассмеялась. – Когда папа останавливался в городе, мне очень хотелось это сделать, но, конечно, он никогда не выпускал меня из повозки.

– Ты можешь не просто любоваться всеми этими вещами, Джессика, – осторожно проговорил Джейк. – Ты можешь их иметь.

Обернувшись через плечо, Джессика бросила на него недоверчивый взгляд и залилась краской.

– Ну что ты… Я вовсе не это имела в виду… Дэниел и так уже был ко мне слишком добр. У меня язык не повернется просить его о таких пустяках. Нет… – Она смущенно улыбнулась и, повернувшись к костру, снова принялась помешивать жаркое. – Единственное, чего мне хочется, – это просто жить в «Трех холмах» с Дэниелом.

– Нет, тебе хочется большего, хотя, быть может, ты и сама этого не понимаешь, – проговорил Джейк, не сводя с нее задумчивого взгляда. – И ты заслуживаешь большего.

Джессика замерла и, обернувшись к Джейку, вопросительно взглянула на него.

– Я много размышлял о том, что ты мне рассказывала о себе и о той жизни, которую вела. – Лицо его сделалось очень серьезным. – Несправедливо, Джессика, что такая молодая и красивая девушка, как ты, перед которой распахнут целый мир, не видела его и ничего не знает о нем. А сейчас тебе представляется возможность его посмотреть.

Щеки у Джессики залились румянцем, и она склонилась над костром, чтобы скрыть его. Она была тронута такой нежной заботой, и ей льстило, что Джейк назвал ее красивой. Прежде он никогда этого не говорил.

– У меня есть все, – просто сказала Джессика.

– Тебе не захочется возвращаться к Дэниелу и жить на каком-то Богом забытом ранчо восточного Техаса, когда ты увидишь мир во всем его великолепии. – Джейк изо всех сил старался говорить спокойно, чтобы Джессика не уловила в его голосе нетерпения. – Ты сможешь жить в любом городе мира, в каком только пожелаешь: в Нью-Йорке, Новом Орлеане или даже в Париже, во Франции. Ты сможешь купить себе самые красивые наряды, карету и хорошенький маленький домик. Ты сможешь поступить в какой-нибудь колледж, где обучают танцам и хорошим манерам. Черт подери, Джессика, ты только подумай об этом! – Вскочив, он порывисто воскликнул: – У меня есть деньги, столько, что тебе и за всю жизнь не истратить! Я могу посадить тебя на поезд, и ты поедешь, куда тебе захочется. Накупишь себе всяких туалетов, будешь ходить на званые вечера, где найдешь какого-нибудь хорошего молодого человека, который будет тебе настоящим мужем.

У Джессики все внутри оборвалось. Она не верила своим ушам. Внезапно ей припомнился тот вечер в «Трех холмах» – как давно это было! – когда она кружилась с Джейком в вихре вальса. Тогда он тоже предложил ей деньги в обмен на расторжение брака, и глаза у него казались темными от ненависти. И оказывается, после всего того, что они пережили вместе, он ни капельки не изменился. Она поверяла ему свои самые сокровенные секреты, свои чаяния и надежды, в общем, изливала ему душу, а он все это время думал только о том, куда бы ее сплавить. Ничего не изменилось!

Джессика почувствовала такую тяжесть в груди, что ей стало трудно дышать.

– У меня уже есть муж, – тихонько прошептала она.

Нетерпеливо сорвав с головы шляпу, Джейк провел рукой по волосам.

– Черт подери! Дэниел никакой тебе не муж, и ты это прекрасно знаешь. Ты собираешься выбросить на ветер целую жизнь! Неужели ты этого не понимаешь? – Джейк попытался придать своему голосу большую уверенность. – Послушай, все, что от тебя требуется, – это написать Дэниелу письмо о том, что ты передумала. Он поймет. Брак будет расторгнут, а я позабочусь о том, чтобы ты ни в чем не нуждалась. Так будет лучше для всех, понимаешь?

Единственное, что Джессика понимала, – так это то, что ее предали. Ей было так больно, что не передать словами. Хотелось крикнуть Джейку: «Ведь я считала тебя своим другом! Думала, что ты поймешь, доверяла тебе…» Джессика сжала деревянную ложку с такой силой, что костяшки пальцев побелели и заныло плечо.

– Я люблю Дэниела, – дрогнувшим голосом проговорила она. – И никогда его не брошу.

– Любишь? Да что ты, черт подери, знаешь о любви! Ты благодарна ему, только и всего! А для того чтобы мужчина и женщина жили вместе, одной благодарности мало. Неужели ты не понимаешь, что, вернувшись к Дэниелу, окажешь ему плохую услугу? Как, ты думаешь, он будет себя чувствовать, находясь рядом с тобой изо дня в день и зная, что никогда не сможет сделать тебя по-настоящему своей? А ты сама? Ведь ты женщина, а не какое-нибудь каменное изваяние! С таким мужем, как Дэниел, ты уже через полгода переспишь на ранчо со всеми, кто носит штаны!

У Джессики внутри что-то оборвалось. Она порывисто обернулась вне себя от ярости и обиды и, не понимая, что делает, швырнула ложку в своего обидчика. Горячий соус огнем опалил ему шею. От неожиданности и боли Джейк завопил и, непроизвольно вскинув руку, толкнул Джессику прямо в грудь.

Она потеряла равновесие. Джейк замер: на его глазах Джессика падала прямо в костер…

 

Глава 8

Все произошло в какую-то долю секунды. Джейк бросился к Джессике, выхватил ее из огня и, повалив на землю, лихорадочно сбивал руками язычки пламени, уже успевшего охватить брюки и подол рубашки. Джессика тихонько беспомощно всхлипывала. Будь у нее силы, она вопила бы в голос. Почувствовав едкий запах паленого, Джейк пришел в ужас и еще усерднее принялся сбивать огонь.

– Джессика… О Господи… Прости меня. Я не хотел… О Боже, Джессика, ты не очень обожглась? Тебе больно?

Сначала Джессика была настолько испугана произошедшим, что решила, будто Джейк почему-то надумал ее избить. Плача, она попыталась вырваться, но, заметив, что на ней горит одежда, перестала сопротивляться и безропотно подчинилась Джейку. А он все катал и катал ее по влажной траве, исступленно колотя по ней руками. Наконец усилия его увенчались успехом. Он оказался на Джессике, однако ему и в голову не приходило подняться. Лицо его было белым как мел, глаза потемнели от страха. Джессика лежала, прерывисто дыша и вздрагивая всем телом. Только сейчас до нее дошло, какой страшной смерти она избежала. Она слышала, о чем ее спрашивал Джейк, но не могла вымолвить ни слова.

– Н… нет, – наконец выдавила она из себя хриплым шепотом. – Я н… не обожглась… Со мной все в порядке.

Джейк медленно закрыл глаза. Тело его обмякло. Уронив голову ей на грудь, он выдохнул:

– О Господи… Прости меня. Я не хотел тебя толкать.

Джессика лежала, ничего не соображая. В висках у нее по-прежнему стучало от страха, дыхание с трудом вырывалось из груди, руки и ноги тряслись. И казалось самым естественным обхватить Джейка руками за шею и прижаться к нему.

Джессика ощущала на груди его горячее, прерывистое дыхание, чувствовала тяжесть его сильного тела. Руки ее зарылись в его шелковистые густые волосы, пальцы коснулись теплой шеи, и Джессику внезапно пронзило острое чувство наслаждения. Было так приятно ощущать на своей груди горячее дыхание Джейка, чувствовать неистовое биение его сердца. Казалось таким естественным находиться в его объятиях и самой обнимать его. Ужас, который она только что пережила, улетучился в мгновение ока. Теперь Джессика испытывала лишь облегчение и отчаянную радость оттого, что осталась цела и невредима, что Джейк в очередной раз спас ее.

Но мало-помалу Джессикой овладели и другие чувства, незнакомые и немного пугающие, однако очень приятные. Нога Джейка лежала между ее ног, его узкие бедра прижимались к ее бедрам, сквозь тонкую ткань рубашки ощущалось тепло его щеки. Внезапно Джессика почувствовала, что соски ее как-то странно заныли и затвердели. Только сейчас она наконец-то сообразила, в какой неприличной позе они лежат, и сердце ее забилось быстрее. Но самым странным было то, что ей хотелось, чтобы так они с Джейком лежали всю жизнь, и при мысли об этом она вспыхнула.

Должно быть, и Джейк в этот момент подумал о том, что поза, в которой они лежат, не вполне пристойна. Не глядя на Джессику, он откатился в сторону и, все еще прерывисто дыша, улегся с ней рядом, а Джессику пронзило острое чувство одиночества. Рука Джейка лежала у него на груди, и Джессика видела, как подрагивают его пальцы в такт биению сердца.

Джессика заставила себя сесть, хотя тело было как ватное, а сердце все никак не могло возобновить свой нормальный ритм. Однако свое состояние она приписала только что пережитому страху.

– А как ты? – с трудом выдавила Джессика.

Она заметила у него на шее, в тех местах, куда попали брызги от соуса, несколько маленьких красных пятнышек, и сердце ее сжалось. Робко протянув руку, она легонько коснулась кончиками пальцев ожогов. Глаза их встретились. На мгновение в них промелькнула трепетная нежность, и Джессике живо припомнились те чувства, которые она только что испытала, лежа в его объятиях.

Джейк сел и, отвернувшись, бросил хриплым голосом:

– Да, все хорошо.

Прошло немного времени, и он пошел к костру. Почти машинально Джейк подбрасывал в костер дрова, удивляясь тому, что горшочек с мясом не перевернулся.

А Джессика села и, обхватив ноги обеими руками, уперлась подбородком в колени, как любила сидеть с детства. Некоторое время царило молчание. Джессика первой нарушила его. Даже не пытаясь скрыть звучавшую в голосе боль, она тихо спросила:

– Почему ты это сказал, Джейк? Почему ты вечно говоришь мне всякие гадости? Чтобы побольнее обидеть?

Джейк обернулся. В глазах его застыло беспомощное выражение. Он не знал, что делать. После того, что только что произошло, он не мог заставить себя грубить Джессике. Она сидела, обхватив руками колени, и в этой позе казалась маленькой и беззащитной, как девочка. Язык не повернулся бы накричать на нее. Джессика нетерпеливо ждала объяснений, и Джейку волей-неволей пришлось их давать.

– Черт подери, Джессика, я вовсе не хотел тебя обидеть. – В голосе его прозвучали непривычно нежные, хотя и нетерпеливые нотки. – Неужели ты считаешь, что я целыми днями только и думаю о том, как бы побольнее тебя уколоть? Я пытаюсь помочь тебе, неужели ты этого не понимаешь?

Джейк и в самом деле придерживался того мнения, что для всех – не только для Дэниела и его самого – будет лучше, если Джессика куда-нибудь уедет. Куда угодно, только подальше от «Трех холмов». Он и раньше так считал, а теперь и подавно.

Лицо Джессики оставалось бесстрастным.

– Нет, не понимаю. Почему ты говоришь, что Дэниел мне не настоящий муж? Ты же знаешь, что это не так. Ведь ты присутствовал на нашей свадьбе. И хотя венчал нас не священник…

Джейк почувствовал нарастающее раздражение и поспешно отвернулся к костру, пытаясь его скрыть.

– Ты прекрасно знаешь, что я не это имею в виду.

– А что? – Голос Джессики прозвучал недовольно. – Я буду ему хорошей женой. Пусть я не настоящая леди, с которыми он привык иметь дело, и не так изящна, но я выучусь хорошим манерам. Я буду вести хозяйство, заботиться о Дэниеле, рожу ему детей.

Джейк медленно обернулся.

– Ты… что?..

Уловив в голосе Джейка неподдельное изумление, Джессика растерялась. Чему это он так удивился?

– Я… я сказала, что буду матерью его детям…

Джейк не верил своим ушам. В полном недоумении уставился он на Джессику. В ее огромных голубых глазах, которые он уже так хорошо знал, не было ни тени фальши. Решительно вздернутый подбородок выражал немедленную готовность его владелицы встать на защиту своих прав. Правда, голос чуть дрожал, но это можно было отнести за счет волнения. Он ничего не понимал. Неужели она и в самом деле ничего не знает? Неужели такое возможно?

Очень осторожно, боясь спугнуть Джессику, Дэниел спросил:

– Джессика… разве Дэниел… тебе ничего не говорил?

Лицо Джессики выражало полнейшее смятение.

– О чем?

Нет, этого не может быть, подумал Джейк. Ведь Дэниел уверял его, что она знает. А что, если он вовсе не рассказывал Джессике о том, что у него никогда не будет детей, а попросту уклонился от ответа? Все это время он задавал себе вопрос, что заставило такую девушку, как Джессика, отдать свою молодость и красоту человеку, который никогда не сможет дать ей полноценную замужнюю жизнь. А оказывается, она ничего не знает!

Нет, это невозможно. Дэниел никогда не стал бы лгать. Конечно, он ей все рассказал.

– Да ладно, Джессика, ты же знаешь, о чем идет речь. – Голос Джейка прозвучал сдержанно. – Неужели вы с Джейком никогда не говорили… – Джейк чувствовал себя круглым идиотом, но молчать он не мог, – про детей?

Джессика растерялась. Она не знала, что Джейк пытается ей сказать, но понимала – что-то важное и неприятное. Внезапно, сама не зная почему, Джессика вспомнила, каким взглядом посмотрел на нее Дэниел, когда она как-то вскользь упомянула об их будущих детях. В глазах его появился страх, такой же, какой она видела сейчас в глазах Джейка.

– Да нет, как-то не приходилось… Не было случая… – пролепетала она, сама не понимая, почему вдруг ей стало так трудно говорить.

Тихонько выругавшись – таких слов Джессике еще не приходилось слышать, однако догадаться об их значении было несложно, – Джейк взъерошил волосы и уставился на нее таким взглядом, словно видел впервые или словно она какое-то странное существо, которое выползло из болота.

Сделав по направлению к Джессике один шаг, Джейк застыл на месте. Он никак не мог поверить, что Дэниел ничего ей не сказал. Почему он так поступил? Зачем женился на этой попавшей в беду девушке, не объяснив ей, какую цену ей придется платить за его покровительство? Неужели его брат способен на такую подлость?

А может быть, Дэниел был настолько ослеплен ее красотой, преисполнился к ней такой жалости, что действовал под влиянием порыва, решив рассказать всю правду о себе позже? Быть может, он был настолько очарован ею и ошарашен благодарностью, которую она ему выказала, что решил, будто его физическая ущербность не имеет никакого значения? Но она имеет значение, это ясно как дважды два, и Дэниел должен был это понимать!

Джейк не знал, о чем думал Дэниел. У него в голове не укладывалось, что брат оказался способен на такую низость. Одно он понимал совершенно отчетливо: необходимо, чтобы Джессика узнала правду, и немедленно.

И он проговорил, коротко и внятно:

– У Дэниела никогда не будет детей, Джессика.

Джессика с недоумением уставилась на Джейка. Слова эхом звучали в голове, болью отдаваясь в сердце. Мир вокруг нее потускнел. Это неправда, мелькнуло в голове. Дэниел бы ей обязательно сказал. У них будут дети, конечно, будут. Ведь без этого никакой совместной жизни быть не может. Дети – это неотъемлемая часть того восхитительного будущего, о котором она мечтала. Джейк просто дразнит ее. Это шутка, жестокая шутка. Это никак не может быть правдой.

– Лжешь, – хриплым голосом проговорила она.

– Черт побери, почему я должен врать?! – Лицо Джейка было мрачным. – Я только говорю то, о чем, как я думал, ты знаешь. То, что Дэниел должен был сказать тебе.

И правда, с какой стати ему врать? В душе взметнулись самые разнообразные чувства: обида, боль, ощущение того, что ее предали.

– Но он не сказал, – тупо произнесла она.

В глазах Джейка вспыхнуло раздражение, вокруг рта появились глубокие складки.

– А мне он сказал, что ты знаешь. Не думал я, что настанет день, когда я буду стыдиться своего брата, но ему нет оправдания. Он врал тебе и мне. Он не имел никакого права это делать!

Джессика тут же инстинктивно встала на защиту Дэниела. Она не могла поверить, что он сознательно хотел ее обидеть или обмануть. Забыв о собственной боли, о крушении надежд на полноценную семейную жизнь, Джессика выпалила:

– Многих людей Господь не осчастливил детьми, мы не единственные. Это, конечно, трагедия, однако это не означает, что жизнь этих людей не может быть такой же полной, как и у тех, у которых есть дети!

– Черт подери, Джессика, дело не только в детях! Твоя жизнь никогда не будет полной! Неужели ты этого не понимаешь? – крикнул Джейк, шагнув к Джессике. Глаза его были полны самой неподдельной боли.

Джессика изумленно смотрела на него, ничего не понимая.

Джейк не знал, что еще сказать, чтобы до нее наконец дошло. Ну как ему достучаться до ее сознания? Неужели она и в самом деле такая бестолковая? Невыносимо было смотреть в ее широко распахнутые, молчаливо вопрошающие глаза.

Повернувшись к Джессике спиной, стараясь, чтобы голос его звучал как можно спокойнее, он проговорил:

– Дэниела ранили на войне. Счастье, что он не умер… хотя, черт подери, думаю, в течение целого года или около того он наверняка считал, что было бы лучше, если бы он погиб. Джессика… Дело не только в детях, – с болью в голосе заметил он. – Дэниел не может любить женщину. Совсем не может.

Но Джессике было не до того, чтобы анализировать значение его слов. Ее поразило выражение его лица, его взгляд, полный сострадания и жалости. Так Джейк еще никогда на нее не смотрел.

– Это неправда, – прошептала она. – Дэниел любит меня. Он такой ласковый…

Джессике вдруг смутно припомнилось, как Дэниел по-братски чмокал ее в щеку, ласково пожимал ей руку или гладил по головке. Какие же холодные были у него губы, какая вялая рука… Джессика попыталась выбросить эти мысли из головы. Ведь он любит ее, заботится о ней!

– Черт подери, Джессика! – взорвался Джейк. – Я говорю не об объятиях и поцелуйчиках, а о том, что происходит между мужчиной и женщиной в постели!

Джессика по-прежнему смотрела на него недоумевающим взглядом, и до Джейка наконец начало доходить.

– Бог мой, Джессика, неужели ты еще никогда ни с кем не спала? – медленно спросил он, глядя на нее во все глаза.

Внезапно до Джессики дошел смысл его слов. Словно открылся какой-то клапан и волна понимания нахлынула на нее. Щеки ее покрылись ярким румянцем. Конечно, она знала, что происходит между мужчиной и женщиной в постели. Отец не раз читал ей лекции о греховности плотских развлечений, сопровождая свой рассказ ужасающими подробностями. Но слышать об этом от Джейка…

Джессика сгорала со стыда под острым, недоверчивым взглядом Джейка. Не в силах смотреть на него, она лишь пробормотала запинаясь:

– Н… нет, к… конечно, н… нет…

Джейк и сам не понимал, почему признание Джессики его так удивило. В глубине души он всегда подозревал, что она невинна, невинна во всех отношениях, так что удивляться было нечему. Он понял это со дня их первой встречи, с того момента, как в первый раз увидел ее. Одному Богу известно, как ей удалось сохранить невинность при той жизни, которую она вела. И что же ей теперь сказать?

Однако ничего говорить Джейку не пришлось. Джессика его опередила. Вне себя от стыда оттого, что такой человек, как Джейк, заговорил с ней на столь интимную тему, Джессика выпрямилась.

– Это… не имеет значения. Дэниел…

– Нет, имеет! – воскликнул Джейк. – И для Дэниела, и для тебя. – Его как будто прорвало. – Это самое важное в отношениях между мужчиной и женщиной. Именно поэтому Господь создал нас такими разными. Как ты можешь говорить, что это не имеет значения, когда даже не знаешь, о чем идет речь?

Джейк понимал, что нужно остановиться, что он затронул очень скользкую тему. Позже, вспоминая этот разговор, он ужаснется, что говорил такие вещи женщине.

Присев рядом с Джессикой на корточки, Джейк повернул ее за подбородок и заставил смотреть ему в глаза. В ее глазах он увидел столько страдания…

– Это неправильно, Джессика, так не должно быть…

Джейк запнулся, попытался подобрать нужные слова и не смог. Ну почему он такой косноязычный? Внезапно Джейка охватила злость на брата, которого он всегда идеализировал. Ну почему Дэниел сам не поговорил со своей невестой на эту тему? Ведь он получил блестящее образование и всегда умел говорить красиво и гладко. А он, Джейк, способен лишь на то, чтобы ругаться да резать правду-матку в глаза. Еще никогда в жизни Джейк не чувствовал себя настолько скованно и неловко. А Джессика все смотрела на него, ожидая, что он скажет дальше.

– В каждой женщине, равно как и в тебе, есть то, что делает ее женщиной… – снова смущенно начал он. – Женщина создана именно для того, чтобы быть рядом с мужчиной днем и спать вместе с ним ночью. А тебе предстоит все ночи напролет проводить в одиночестве, испытывая томление и чувствуя себя никому не нужной и покинутой, потому что человек, за которого ты вышла замуж, не сможет доставить тебе радость физической близости… Ведь женщина спит с мужчиной не только для того, чтобы зачать ребенка, – по крайней мере, так не должно быть. От того, что происходит между ними в постели, она получает удовольствие… Я не могу тебе толком объяснить все это, потому что не знаю, как это сделать, какие для этого подобрать слова… Но мне ужасно жаль, что с Дэниелом тебе никогда не суждено стать настоящей женщиной и испытать все радости любви.

О Господи, что он такое несет? И почему он вообще должен распространяться на эту тему? Ведь могла же ее мать или какие-нибудь подружки посвятить ее во все тонкости взаимоотношений между мужчиной и женщиной. Но похоже, они этого не сделали. А Джессика все смотрела на него, с любопытством и вместе с тем смущенно. Она изо всех сил старалась понять Джейка. А что он мог рассказать ей о любви и нежности, когда общался лишь с проститутками, да веселыми вдовушками, да девицами из приграничных городов, не знавшими ни стыда, ни совести? Как мог поведать такой невинной девушке, как Джессика, о том, что существует настоящая, чистая любовь, когда и сам был обделен ею?

Заметив, с каким смятением смотрит на нее Джейк, Джессика опустила глаза, но он еще крепче сжал рукой ей подбородок, заставив смотреть на себя.

– А как же Дэниел? – спросил он, решив затронуть ту тему, о которой имел представление. – Подумала ли ты о том, какая это мука для него – каждый день находиться с тобой рядом, видеть тебя и не мочь… Ведь он все еще хочет тебя, Джессика. А когда мужчина хочет женщину, он весь горит как в лихорадке, его снедает яростный огонь и он способен думать лишь о том, какая ты красивая, как нежно пахнет твоя кожа, какое восхитительное у тебя тело. Он мечтает лишь об одном: заняться с тобой любовью, потому что, даря наслаждение, он и сам получает наслаждение…

Голос Джейка прервался. Сам того не замечая, он отпустил подбородок Джессики и легонько провел пальцем по ее теплой шелковистой щеке. В глазах ее больше не было страха, лишь трепетное ожидание, и сердце его дрогнуло.

– Самое прекрасное, что могут делать мужчина и женщина вместе, Джессика, – это любить друг друга, – проговорил Джейк хрипловатым голосом и, не в силах удержаться, перевел взгляд на губы Джессики, розовые, мягкие и нежные. – Господь создал мужчину таким образом, что часть его тела способна находиться в теле женщины, а женщина способна принимать его. И не может быть для мужчины большей муки, чем желать женщину и знать, что он никогда не сможет ею обладать.

Джейк коснулся пальцем уголка губ Джессики и почувствовал, как они слегка дрогнули. И внезапно ему пришло в голову, что он говорит вовсе не о чувствах Дэниела, а о своих собственных.

Судорожно сглотнув, он потупил взор и с трудом, неуклюже поднялся. Долгое время оба молчали. Джейк первым нарушил молчание:

– Пойду посмотрю, что там у нас с ужином.

Он зашагал к костру, а Джессика еще долго сидела, уставившись на свои руки и не зная, ни что сказать, ни что подумать.

На следующий день Джессика с Джейком почти не разговаривали. Стояла влажная, удушливая жара. Казалось, настроение двух затерявшихся в болоте путешественников передалось окружающей природе: все замерло в безмолвном ожидании. Джессика чувствовала: должно произойти что-то такое, что нарушило бы гнетущее молчание, разрядило бы возникшую между ней и Джейком неловкость, вязкую, словно ленивые волны жары, и густую, словно тучи насекомых.

Как она ни пыталась выбросить вчерашний разговор с Джейком из головы, обрывки его то и дело вспоминались, не давали покоя, и она, сама того не желая, терзала их, как собака кость – трепетно, не спеша, с наслаждением. Она очень многого не понимала, но спросить не могла.

Джейк говорил, что чувство, которое она испытывает к Дэниелу, вовсе не любовь, а только благодарность. И хотя здравый смысл подсказывал Джессике, что ей лучше всего забыть его слова, она была не в силах это сделать. И в самом деле, откуда ей знать, какие чувства она испытывает к своему мужу? Их знакомство развивалось слишком быстро и бурно. Дэниел действовал настолько стремительно и решительно, что у Джессики дух захватывало. Конечно, она благодарна ему, у нее есть для этого все основания. Но существует ли какая-нибудь разница между благодарностью и любовью?

Джессика украдкой взглянула на Джейка. Он с силой втыкал шест в мутную воду, направляя пирогу к берегу, собираясь остановиться на ночлег. Выражение лица его было строгим, профиль четко вырисовывался на фоне темнеющего неба. Боясь, что он перехватит ее взгляд, Джессика поспешно отвернулась, чувствуя, как сердце затрепетало в груди. А вот с Дэниелом у нее никогда такого не бывало. Никогда от его мимолетного взгляда у нее не начинало трепетать сердце, и, как Джессика ни пыталась, она не могла припомнить, какого цвета у него глаза.

Джессику охватило отчаяние, однако она попыталась подавить его. Нет, не может того быть, чтобы Джейк оказался прав. Она не сделала ошибки. Она любит Дэниела и будет ему хорошей женой. Кроме Дэниела, у нее нет никого на свете, и все у них будет хорошо. А все-таки интересно, что подразумевал Джейк под томлением, которое она якобы станет испытывать по ночам. Может, это то самое чувство, которое иногда накатывало на нее, когда она лежала под одним с ним одеялом, прислушиваясь к его ровному дыханию и чувствуя, что ладони у нее становятся влажными от пота, а сердце начинает биться быстрее лишь оттого, что он рядом? От одной мысли об этом Джессике сделалось не по себе. Она поспешно отвернулась, боясь, что Джейк прочитает по ее лицу, какие мысли бродят у нее в голове. Это было бы вовсе ни к чему.

Но почему он упорно молчит? Хоть бы сказал ей что-нибудь легко и непринужденно, как раньше. Хорошо бы придумать какую-нибудь тему для разговора. Джессика чувствовала: если сейчас не произойдет что-нибудь такое, что могло бы снять это ужасное напряжение, возникшее между ними, она закричит.

И это «что-то» произошло.

Джейк направлял пирогу к берегу, где переплетающиеся ветви ив образовали густой зеленый шатер. Вытаскивая из воды шест, он случайно стукнул по ветке дерева, и что-то тонкое, скользкое и извивающееся плюхнулось Джессике прямо на колени. Змея!

Джессика завопила во весь голос и, порывисто вскочив, сбросила отвратительное пресмыкающееся на дно лодки. Злобно зашипев, змея свернулась в кольцо и вскинула маленькую головку.

– Убери ее! Убери! – крикнула Джессика, и потревоженные шумом птицы и белки защебетали и защелкали над головой.

Глянув на змею, Джейк весело рассмеялся.

– Ну что ты? Это же зеленый уж. Он не кусается. Перестань вести себя как безмозглая дурочка!

Но Джессика чувствовала себя так, будто пребывает в кошмарном сне. Она никак не могла избавиться от мерзкого ощущения змеи на коленях и продолжала вопить так, будто ее режут:

– Убери ее! Убери!

Внезапно змея, которой, видимо, не понравился весь этот шум-гам, поползла, извиваясь, прямо к Джессике. Крича, Джессика попятилась и, когда отступать дальше было некуда, поставила ногу на край лодки, готовая, если потребуется, прыгнуть в воду.

– Прекрати сейчас же! Я же сказал тебе, что она абсолютно безвредна. – Наклонившись, Джейк схватил извивающегося ужа за туловище прямо за головой и, подняв его, шагнул к Джессике. – Отойди от края, идиотка ты эдакая, а то еще свалишься, чего доброго, за борт!

Но Джессика уже ничего не соображала. Она только видела, что Джейк направляется к ней с огромной змеей в руках. В панике она отшатнулась и… не удержалась в лодке.

Отчаянно замахав руками, Джессика попыталась удержать равновесие. Отшвырнув змею в сторону, Джейк поспешно протянул ей руку. Ухватившись за нее, Джессика рванула Джейка на себя с такой силой, что, не удержавшись на ногах, он полетел следом за ней в вязкую вонючую воду.

К счастью, у берега было не очень глубоко. Кашляя и отплевываясь, Джессика поднялась. Голова и лицо ее были облеплены зелеными водорослями. Зловонная вода попала в рот, и привкус оказался невыносимым. Джейк, который тоже уже успел встать на ноги, ругался на чем свет стоит.

– Ах ты, безмозглая дура! Смотри, что ты наделала! Черт бы тебя побрал! Я вымок до нитки!

– Я не виновата! Ты сам напугал меня до смерти!

– Надо же, и ружье намокло! Как мы теперь раздобудем что-нибудь на ужин, отвечай!

Их пронзительные крики заглушали тихие чмокающие звуки болота. Наконец-то нашелся повод снять напряжение, повисшее над ними темной грозовой тучей. С отвращением выжав подол рубашки, Джессика побрела к берегу, сердито бросив через плечо:

– Зачем ты издевался надо мной? Я же просила тебя выбросить эту змею, а ты…

– Нужно было, чтобы она тебя укусила! – яростно крикнул Джейк и, ухватившись за борт лодки, которая, по счастью, благодаря своему тяжелому дну, не опрокинулась, потащил ее к берегу.

Джессика выбралась на берег и пошла, оставляя за собой липкие, грязные следы.

– Так тебе и надо, что ты весь промок! Если бы ты не… Больше добавить она ничего не успела, потому что за ее спиной раздался ужасающий, леденящий душу крик Джейка.

 

Глава 9

Этот страшный, дикий, какой-то звериный вопль эхом прокатился по окрестностям. У Джессики кровь отхлынула от лица, пальцы заледенели. Казалось, время остановило свой бег. Все дальнейшее происходило словно в замедленной съемке. Медленно повернувшись, Джессика, спотыкаясь, побрела к Джейку.

– Джейк, что с тобой? О Боже! – крикнула она, и собственный голос показался ей чужим. Каждый шаг давался Джессике с трудом. Ноги вязли в тине и путались в водорослях. Джейк упал, не доходя нескольких шагов до обрывистого берега. Белое как мел лицо исказилось от боли, руки судорожно вцепились в скрытую водой ногу.

– Ах он сукин сын! – прохрипел он. – О Господи…

– Джейк, что с тобой? – Джессика наконец-то добралась до него и рухнула рядом прямо в воду. Отчаяние и ужас взметнулись в ее груди, и, схватив Джейка за руку, она принялась трясти его, словно собиралась вытрясти из него ответ и спасти от того, что ему угрожает. – Что?!

– Нога! О Боже… Капкан!

Каждое слово давалось ему с трудом, вылетало из груди со свистом. Наклонившись, отчего его побледневшее лицо стало еще белее, он принялся обеими руками ощупывать механизм, в который попала его лодыжка. Он попытался разжать страшные челюсти, и мышцы на плечах и на спине вздулись от напряжения. Джессика с ужасом увидела, что мутная вода начала краснеть. Джейк истекал кровью!

Прислонившись спиной к обрыву, Джейк сел, свесив голову на грудь. Он тяжело, прерывисто дышал.

– О Боже, как больно…

Он закрыл глаза и стиснул губы.

Джессика почувствовала такую боль в груди, словно кто-то схватил ее сердце огромной ручищей и крепко сжал. Сунув руку в воду, она на ощупь нашла ногу Джейка, провела рукой вниз, пока наконец не добралась до зловещих металлических челюстей, сомкнувшихся вокруг ноги Джейка. От ее суетливых движений кровавая вода всколыхнулась. Джессика попыталась разомкнуть страшные челюсти обеими руками, но у нее ничего не получилась, лишь Джейк слабо застонал от боли. О Господи, ну почему она такая беспомощная?

Вдруг с противоположного берега послышался громкий всплеск. Потом другой. Кто-то входил в воду.

Джессика с ужасом уставилась на кровавую воду, которую уже подхватило течением и понесло. Вдалеке вода покрылась рябью. Крокодилы! Раздался еще один всплеск, на сей раз немного в стороне, под кустами, и Джессике показалось, что даже воздух вокруг пронизан мощной силой, несущей грозную опасность.

– Джейк, ты должен попытаться встать, – проговорила она хриплым голосом и вскарабкалась на берег у Джейка за спиной. – Давай, выходи из воды. – Она подхватила его под мышки и попыталась приподнять. – Ну же, быстрее, прошу тебя, попытайся!

Если Джейк и уловил в голосе Джессики тревожные нотки, ему было не до того, чтобы ломать себе голову над тем, откуда они взялись: голова кружилась; и в глазах потемнело от боли. Но все-таки ее нервозное состояние как-то передалось ему. Оперевшись о дно здоровой ногой, он встал, и Джессика с силой, которой от себя не ожидала, потянула его вверх и каким-то непостижимым образом вытащила из воды. Однако оба они понимали, что на полную безопасность рассчитывать не приходится. Отвратительные гады с маленькими злыми глазками неотвратимо приближались. Привлеченные запахом крови, они уже через несколько минут выберутся на берег – в этом не было никаких сомнений.

Джессика со всей силы уперлась обеими руками в скользкие челюсти и попыталась их разомкнуть. Вид у капкана был зловещий. Его острые как бритва зубья, пробив ботинок Джейка, вонзились в ногу. Джессика жала изо всех сил, обливаясь потом от напряжения и страха, но капкан не поддавался.

Наклонившись, Джейк стал ей помогать. Челюсти чуть-чуть раздвинулись, но в этот момент Джейк разжал руки и тут же вскрикнул от боли: капкан снова захлопнулся. Все их с Джессикой усилия пошли насмарку! Нет, лихорадочно подумала Джессика, объятая ужасом, что-то здесь не так. Как же охотники вытаскивают добычу, если даже усилиями двух человек не удается открыть капкан? А крокодилы, извиваясь, подплывали все ближе, и Джессика изо всех сил сдерживалась, чтобы не закричать от страха.

И в этот момент она увидела плоский круглый рычаг, с помощью которого открывался капкан. Рычаг этот находился прямо под ногой Джейка.

Джейк снова нагнулся, собираясь помочь Джессике. Полными боли глазами смотрел он на приближавшихся аллигаторов.

– Нет! – крикнула Джессика, отталкивая его.

Сунув руки в капкан, она с силой нажала ладонями на рычаг. Щелкнув, капкан открылся.

Прерывисто вздохнув, Джейк схватил кровоточащую ногу обеими руками и начал осторожно вытаскивать ее. Наконец нога оказалась на свободе, и Джессика отпустила рычаг. Тут же челюсти снова сомкнулись с таким зловещим лязгом, что у нее все оборвалось внутри.

Однако ни на то, чтобы перевести дух, ни на то, чтобы поздравить друг друга с освобождением, времени не было. Нужно было что-то делать дальше. Джейк опустился на землю, жадно глотая раскрытым ртом воздух, пытаясь собраться с силами. Лицо его было пепельно-серым. Лихорадочно оглядываясь по сторонам, Джессика заметила лодку и не раздумывая бросилась в воду.

– Джессика, не надо! – хрипло закричал Джейк, поспешно садясь. – Не лезь в воду!

Но она его не послушалась. Глядя вперед, боясь оглянуться, чтобы не видеть мерзких тварей, грозящих смертью, она ухватилась за пирогу обеими руками и потащила ее к тому месту, где поджидал ее Джейк. И только он успел рухнуть в лодку и втащить за собой Джессику, как что-то огромное и твердое стукнулось о борт, едва не перевернув лодку.

Опираясь о шест, Джейк с трудом поднялся. От напряжения лицо его стало багровым. Широко расставив ноги, чтобы не упасть, он, размахнувшись, с силой воткнул шест в воду. Раздался яростный треск, и вода вокруг лодки заходила ходуном. Похоже, крокодил не ожидал нападения. Воспользовавшись суматохой, Джейк оттолкнулся от берега, и пирога медленно поплыла по течению.

Джейк тяжело облокотился о шест, собираясь с силами, а Джессика лежала на дне лодки. Ее трясло от страха так, что стучали зубы. Перед глазами плыли красные круги. Все позади, уговаривала она себя, все позади. Они остались живы. Живы, а это самое главное.

– Джейк, сядь, – немного успокоившись, хрипловатым и дрожащим голосом проговорила она. – Сними башмак. Дай взглянуть на твою ногу.

– Нет. – Джейк закусил губу и, с силой воткнув шест в воду, оттолкнулся. Лицо его, к ужасу Джессики, вновь приобрело пепельно-серый оттенок. – Я чувствую себя вполне сносно.

Но Джессика видела, что это далеко не так. Ботинок был весь разорван и уже начал пропитываться кровью.

– Не глупи! – приказала она строгим голосом. – Снимай башмак! Ведь должны же мы перебинтовать тебе ногу! Сядь Джейк, ради Бога!

– Если я сниму башмак, – коротко бросил он, – у меня распухнет нога, и потом уже я никогда его не надену. – Он глубоко вздохнул, превозмогая боль, с такой же решимостью и твердостью отгоняя ее от себя, с какой вонзал шест в илистое дно болота. И уже более сдержанно добавил: – Нога не сломана. Только сильно кровоточит. Наверное, рана глубокая. Самое лучшее, что я могу сделать, – это оставить все как есть. Ничего со мной не случится. Мы должны плыть дальше.

Джессика с беспокойством оглянулась. Крокодилы плыли за их лодкой, и не думая отставать. Похоже, Джейк прав: нужно плыть дальше. Она внимательно посмотрела на Джейка, и ей стало не по себе. Казалось, каждое движение причиняет ему острую боль, хотя он стоически пытался не подавать вида, что испытывает адские муки. Кожа приобрела землистый оттенок и вся покрылась капельками пота. Он совсем не мог опираться на больную ногу и всякий раз, когда отталкивался шестом, чуть не падал.

Джессика открыла было рот, чтобы начать уговаривать его передохнуть, но поняла, что это бесполезно. Джейка не переупрямить. Чем больше она будет его просить, тем настойчивее он будет в своем решении. Ладно, решила Джессика, еще несколько метров. Только несколько метров, а потом она заставит его остановиться на ночлег и разуться.

Прошло еще немного времени. Джейк упрямо продвигал пирогу вперед. Джессика не сводила глаз с кормы, каждую секунду ожидая какой-нибудь опасности, но все было спокойно. Слышалось лишь тяжелое дыхание Джейка. Он по-прежнему ритмично с силой втыкал шест в воду и вытаскивал его из воды. Джессика перевела дух. Ей показалось, что Джейк уже тверже стоит на ногах. Лицо, правда, слишком мрачное, но это скорее всего от напряжения. Все с ним будет хорошо!

Вдруг голос Джейка, очень спокойный и ровный, прервал ее размышления:

– Джессика, мне нужна твоя помощь.

Глаза Джейка смотрели куда-то поверх ее головы, словно он заметил что-то вдалеке, губы были серого цвета, пальцы, которыми он крепко сжимал деревянный шест, побелели.

– Возьми шест, – проговорил он, – и толкай лодку сама. Не останавливайся. Мне кажется, я больше не могу…

Джессика мигом вскочила и, выхватив шест у Джейка из рук, другой рукой попыталась поддержать его, но сил у нее на это не хватило. Джейк мешком свалился на дно лодки. Джессика опустилась рядом с ним на колени. Глухие рыдания вырвались у нее из груди. Джейк лишь отмахнулся.

– Все будет хорошо, – проговорил он невнятным голосом и, тяжело дыша, добавил: – Только ужас как болит… Нужно несколько минут передохнуть…

«О Господи, Джейк, только не умирай!» – взмолилась Джессика и положила его голову к себе на колени. Заметив, что Джейк закрыл глаза, она осторожно положила его голову на седло, чтобы ему было удобнее.

В этот момент Джейк открыл глаза и схватил ее за руку.

– Плыви дальше, – проговорил он хриплым голосом. – От меня несет кровью, так что мы не можем… останавливаться. Просто втыкай шест в дно и налегай на него всем телом. Это несложно. Ты справишься.

– Да, справлюсь, – сказала Джессика и сама поразилась тому, насколько уверенно прозвучал ее голос. Внутри же у нее все сжималось от страха.

Что же делать дальше? Уже темнело. Как облегчить страдания Джейка – непонятно. Болото кишмя кишит змеями и крокодилами, в лесах по обоим берегам рыщут медведи и пумы. И потом, что станет с Джейком, если она не сумеет вылечить его рану?

– Не беспокойся, – тем не менее решительно добавила она.

Джейк кивнул и, тяжело сглотнув, закрыл глаза.

Джессика встала. Она справится, обязательно справится. Ведь жизнь Джейка находится в ее руках и он на нее надеется. Она воткнула шест в воду и, облокотившись о него, оттолкнулась. Лодка описала круг. Она попробовала еще раз, приложив всю силу, которая у нее была. На сей раз лодка пошла прямо, однако не в том направлении, которое было нужно, а к берегу. Джессика бросилась к корме, пытаясь исправить положение.

Она вся взмокла от пота. Однако причиной тому была вовсе не физическая усталость, а страх. Именно от страха исступленно билось сердце. Сколько времени она продержится? И что произойдет с ними, если она остановится? Тяжело ли ранен Джейк? Джессика знала, что такое гангрена и заражение крови, от которого человек умирает в течение нескольких дней… О Господи, только бы этого не случилось с Джейком! Он должен получить помощь. Она обязана что-то придумать.

И внезапно ее осенило. Ловушка! Ведь кто-то поставил ее в воду, не сама же она появилась там каким-то непостижимым образом. Кто-то ее установил. Выходит, они не одни в этом болоте. Если есть ловушка, значит, поблизости есть и охотник, а если есть охотник, то существует вероятность того, что им окажут помощь. Первая робкая надежда забрезжила в душе Джессики, и она повернулась к Джейку, чтобы сообщить ему об этом, но глаза его были закрыты, и Джессика промолчала.

Нет, нельзя уплывать далеко. Где-то рядом непременно должна быть хижина охотника, Джессика чувствовала это. Единственное, что оставалось, – это найти ее.

Вытащив шест из воды, она снова погрузила его в воду и с силой оперлась о него. Пот заливал глаза, и казалось, что это вовсе не пот, а слезы.

– Хотя я иду по долине, где притаились тени смерти, – зашептала она, – я не боюсь зла, ведь ты со мной, о Господи! Твой посох охраняет меня…

Джейк то приходил в себя, то впадал в забытье. Боль яростным пламенем охватила не только ногу, но и все его тело. Стиснув зубы, он пытался бороться с ней, но ничего не получалось. Он слышал шепот Джессики, но не мог разобрать слов. Пытался разглядеть ее силуэт, но перед глазами стояла кровавая пелена. Отчаяние охватило его, лишь усилив и без того невыносимую боль. «О Господи, не дай мне умереть! – взмолился он. – Только не сейчас. Если я умру, она останется совсем одна…» И тут туман поглотил последние проблески его сознания.

* * *

Когда стемнело, Джессика наконец увидела то, что искала. Она не знала, сколько времени плавала по болоту взад и вперед, взад и вперед, не отъезжая больше чем на триста ярдов от того места, где был установлен капкан, напряженно ощупывая глазами поросший деревьями и густым кустарником берег в полной уверенности, что она что-то не заметила. Она была уверена, что хижина где-то рядом. Джессика уже не чувствовала острой боли в плечах и в ногах, только дышать было трудно. Казалось, легкие сейчас не выдержат и разорвутся. Всякий раз, когда Джессика поднимала шест, она не знала, удастся ли ей сделать это еще раз.

Наступили сумерки. Окружающая природа приняла зыбкие очертания, становилось все страшнее, и вдруг… Нет, нет, она не верила своим глазам…

Хижина. Она сливалась с деревьями, ветви которых причудливо переплетались. Домик был установлен на кипарисовых сваях, отстоявших футов на пятьдесят от берега и со стороны казавшихся обыкновенными стволами деревьев. Но над ними, почти скрытая в густой листве, виднелось причудливое сооружение из кипарисовой коры под крышей из листьев карликовой пальмы. Джессика вспомнила рассказ Джейка о семье, потерпевшей кораблекрушение и соорудившей себе дом на дереве. Издав торжествующий вопль, она принялась грести к берегу. Наконец-то они нашли надежное пристанище!

Когда до берега осталось совсем немного, она неуклюже перелезла за борт, позабыв о том, что в воде ее могут подстерегать всякие опасности в виде крокодилов и змей, ухватилась за нос пироги и, пыхтя и отдуваясь, принялась вытаскивать ее на берег. Наконец Джессике удалось это сделать, и она тотчас же кинулась к Джейку.

– Джейк, – позвала она, тряся его за плечо сначала легонько, а потом все сильнее. – Джейк, вставай! Пожалуйста, вставай!

Обернувшись, Джессика бросила обеспокоенный взгляд на хижину. В ней по-прежнему не было света, отчего вид у нее был совершенно заброшенный. Значит, помощи ждать неоткуда. Как же ей одной затащить Джейка наверх?

– Джейк. – Она крепко сжала его руку. – Ну прошу тебя!

Джейк открыл глаза и посмотрел на нее отсутствующим взглядом. Джессика даже не была уверена, что он ее слышит.

– Мы должны идти, – тем не менее, спокойно и твердо произнесла она и, схватив Джейка за руки, потянула на себя.

Тяжело дыша, он кое-как сел.

– Почему мы остановились? – тут же набросился он на Джессику. – Я же говорил тебе…

– Не волнуйся, я нашла убежище. Но тебе придется пройти некоторое расстояние.

Джейк взглянул на нее так, словно она потеряла рассудок, но у Джессики не было сил с ним спорить.

– Пошли, – проговорила она, сунув ему в руку шест. – Опирайся на шест. Я знаю, ты сможешь дойти.

После многочисленных безуспешных попыток Джейку наконец удалось с помощью Джессики выбраться из лодки. Он стоял, тяжело опираясь на шест, собираясь с силами. Пот градом стекал по его лицу. Джессика предусмотрительно взяла из лодки седельные сумки и, повесив их на шею как сбрую, крепко обхватила Джейка за талию, ласково приговаривая:

– Это недалеко. Ты дойдешь.

Казалось, короткое расстояние между береговой линией и хижиной им не преодолеть никогда. Несколько раз ноги у Джейка подкашивались и он готов был рухнуть на землю, но Джессика поддерживала его. Быстро темнело, но даже в стремительно сгущавшихся сумерках лицо Джейка выделялось белым пятном, а глаза полыхали болью. Он не справится, с отчаянием думала Джессика. А если он потеряет сознание, прежде чем она успеет затащить его в хижину, она уже ничем не сможет ему помочь.

Но Джессика недооценила силу воли Джейка. Он преодолевал боль и головокружение с такой же яростной решимостью, с какой боролся со змеями и аллигаторами с самого начала путешествия. Ему удалось забраться по лестнице, хотя каждое движение причиняло нестерпимую боль. Джессика поддерживала его сзади, нашептывая всякие ободряющие слова. Волнение и страх, что он так и не доползет до спасительного убежища, нарастали в ней с каждой секундой.

– Осталось совсем немного, – шептала она. – Мы почти добрались…

Преодолев наконец подъем, они оказались на ветхом крыльце. Джессика толкнула дверь в хижину, и она легко поддалась. Джейк, у которого, похоже, больше не осталось сил, тяжело повис на Джессике, и ей пришлось почти втаскивать его внутрь. В хижине царила непроглядная мгла. Когда глаза Джессики привыкли к темноте – а произошло это довольно быстро, – она разглядела убогую обстановку: стол, стул с высокой спинкой, печурка, а в самом дальнем углу – гамак. Собрав последние силы, Джессика подтащила Джейка к гамаку, на который тот тяжело рухнул.

Несколько секунд Джессика стояла, наклонившись над ним. Он тяжело дышал и опять впал в забытье. «Господи, как же помочь Джейку?»

На столе стояла лампа. Отыскав в седельной сумке спички, Джессика зажгла ее и внимательно огляделась, надеясь найти хоть что-нибудь, чем бы можно было обработать и перебинтовать рану.

Обстановка хижины была самая что ни на есть спартанская. Пахло сыростью и плесенью. Над железной плитой низко висела полочка, на которой стояло несколько горшочков с засохшими остатками еды. По стенам были развешены капканы всевозможных форм и размеров, при взгляде на которые Джессику передернуло; на полу у плиты валялась пыльная медвежья шкура. На столе она увидела несколько острых ножей весьма зловещего вида. Выбрав самый большой, Джессика направилась к своему подопечному. Для начала нужно было разрезать ботинок. Джейк был плох. Он лежал, абсолютно ко всему безучастный. Самое ужасное – начала подниматься температура.

– Мне ужасно жаль, Джейк, – прошептала Джессика и, стиснув зубы, принялась разрезать мягкую кожу ботинка снизу вверх.

Джейк застонал: кровь уже успела засохнуть, и действия Джессики причиняли ему острую боль. При тусклом свете лампы Джессика внимательно осмотрела рану.

От середины икры вниз нога распухла чуть ли не вдвое. Кроме того, она была какого-то багрово-синего цвета. Из многочисленных глубоких ранок сочилась свежая кровь. Она смешивалась с уже засохшей кровью, так что на глаз невозможно было определить, началось заражение или еще нет.

Джессика решила промыть ранки и продезинфицировать виски.

– Какого черта! – закричал Джейк, когда боль от спиртного разлилась огнем по всей ноге.

– Виски поможет предотвратить заражение крови, – пояснила Джессика и снова плеснула на раны. На сей раз Джейк, стиснув зубы, терпел.

– Дай-ка мне фляжку, – слабым голосом проговорил он, протягивая руку.

Поколебавшись, Джессика выполнила его просьбу. Приподнявшись на локте, Джейк сделал щедрый глоток и снова рухнул на кровать, тяжело дыша.

– Черт подери, женщина, ты что, хочешь убить меня?

Джессика воспрянула духом: это было первое полное предложение, которое Джейк произнес после нескольких часов, наполненных лишь стонами и отрывистыми междометиями.

– Что ты сделала с моим ботинком?

– Разрезала, – спокойно ответила Джессика.

Джейк разразился потоком ругательств, и Джессика вздохнула с облегчением: раз ругается, значит, чувствует себя лучше.

Однако эта вспышка, вызванная, по всей видимости, воздействием спиртного, быстро прошла. Джейк замолчал, с трудом переводя дух. Джессика принялась искать, чем бы ему перевязать ногу.

– Где это мы? – спросил Джейк слабым голосом несколько минут спустя.

– Думаю, в хижине охотника.

– Хоть какие-нибудь признаки жизни есть?

Джессика покачала головой:

– Нет, но я уверена, что хозяин ее рано или поздно объявится. А пока он не вернулся, мы можем здесь отдохнуть.

Джейк помолчал, собираясь с силами, потом спросил:

– Как ты нашла ее?

Джессика нашла наконец какие-то лоскутки, не очень грязные.

– Я знала, что она где-то должна быть. Ведь если есть капкан, значит, должен быть и тот, кто его поставил.

Джессика наклонилась над Джейком. Ей показалось, что в его затуманенных болью глазах мелькнуло восхищение. Губы Джейка дрогнули, будто он собрался улыбнуться. Но как только Джессика осторожно взяла в руку его ногу, плотно сжал губы и устало закрыл глаза.

– Дай еще… виски, – выдавил он из себя.

Джессика покачала головой, хотя сердце ее разрывалось от боли.

– Не могу, Джейк. Мне нужно смочить повязку.

– О Боже! Нога прямо горит.

Смочив тряпочку виски, Джессика аккуратно наложила повязку.

– Еще немного потерпи, – прошептала Джессика, увидев, как Джейк вцепился руками в веревки гамака.

На дне фляжки виски осталось на пару глотков, и она, поддерживая ему голову, дала ему пригубить. Какое счастье, что он за время путешествия по большей части не вспоминал о заветном напитке! Что бы они сейчас делали?..

Джейк уронил голову Джессике на колени, и она ласково гладила по его спутанным волосам. Голова у бедолаги кружилась от слабости, по телу равномерно, как биение сердца, проходила пульсирующая боль.

На шершавой стене прямо перед ним в углу висела густая паутина. Джейк видел этот угол отчетливо, а вот остальная, большая часть комнаты и лицо Джессики меркли в желтовато-белесом свете лампы. Джейк чувствовал на себе ласковое прикосновение пальцев Джессики, но не ощущал тепла ее ног. Он боролся с болью и пытался удержать ускользающие проблески сознания, и борьба эта отняла у него все силы. И вскоре он понял: бороться с болью бесполезно, лучше принять ее как друга, нежданно-негаданно заявившегося в гости.

– Ах, Джессика, – пробормотал он после продолжительного молчания, – ну почему, черт подери, мы должны помирать в таком паршивом месте?

Джессика собралась было ответить, но поняла, что вопрос риторический. У Джейка начинался бред. Что ж, может, это и к лучшему – не так будет чувствовать боль.

Джейк закрыл глаза, устав бороться с неизбежным, однако обрести покой оказалось не так-то просто. А слова продолжали литься из него бурным потоком. Он и сам не понимал, почему это происходит, просто возникла потребность говорить и говорить, и он не стал ей противиться.

– Я всегда, даже мальчишкой, был сущим дьяволом, – деловито пробормотал он, – а вот Дэниел – образцовым мальчиком. Он пошел в мать, а я – в отца. Отец мой был сварливым необразованным стариканом, хотя и владел огромным ранчо. Маме так и не удалось, как она ни старалась, придать ему светский лоск… Мамы своей я не помню. Она умерла, когда я появился на свет, но мне всегда казалось, что я ее знаю. Имя ее было известно в Техасе каждому, ее не забыли и после смерти. Это мама заставила отца построить красивый дом, разбила роскошный цветник, заставила слуг ходить по дому в обуви, купила пианино. О ней ходили легенды. Как бы мне хотелось ее знать! Может, я стал бы тогда совсем другим. Кто знает?

Джессике показалось, что он чуть-чуть улыбнулся, и у нее немного отлегло от сердца, хотя она понимала, что радоваться рано. Склонившись над Джейком, она ласково коснулась рукой его щеки. «Мой Бог, как же он горит!»

– Ш-ш, успокойся. Ты должен отдохнуть, – тихонько проговорила она.

– Ты хочешь, чтобы я был другим, Джессика? – вдруг спросил Джейк.

Сердце Джессики учащенно забилось. Он смотрел на нее с таким волнением, что ей стало не по себе. Как жаль, что он говорит это в горячке!

– Ты мне нравишься таким, какой ты есть, – ласково улыбнулась она. – Прошу тебя, постарайся не волноваться.

Джейк нахмурился, стараясь что-то припомнить, но мешала тупая боль, которая все никак не отпускала. Он понимал, что должен молчать, но не мог. И что это на него нашло? Почему он изливает Джессике душу, рассказывая о таких вещах, о которых еще никому не говорил, каких никто не имеет права знать?

– Иногда мне так хотелось быть другим. Как Дэниел… Но чем больше я старался, тем хуже получалось. – Джейк вздохнул.

Джессика попыталась встать, чтобы развести огонь, но он, схватив ее руку, прижал ее к своему лицу.

– Не уходи, – пробормотал он. – Мне так приятно, когда ты меня гладишь.

У Джессики сердце сжалось от боли, и она осталась. Он продолжал говорить, а она, слушая, гладила его по голове.

– Брат всегда заботился обо мне. После смерти матери отец совсем сдал, и всю оставшуюся жизнь взгляд его был каким-то безжизненным… Говорят, я рос как сорная трава, но это не так. Дэниел учил меня всему, что знал сам. Он пытался вырастить меня таким, каким вырастила бы мама, однако ничего хорошего из этого не вышло. Я оставался диким и необузданным. Когда Дэниела призвали на войну, я рвал и метал от ярости, потому что по молодости лет мне не разрешили идти вместо него. По справедливости это я должен был идти воевать, а не он. Я всегда умел драться, а не он, и это меня должны были ранить, а не его… – Джейк смотрел на Джессику горящими от жара и боли глазами. – Ты ведь тоже это понимаешь, Джессика? – нетерпеливо спросил он. – Все это понимали. На месте Дэниела должен был быть я. Ему предстояло прожить хорошую, счастливую жизнь… – Джейк вздрогнул. – А я был ни на что не годен. От меня всем одно беспокойство. Да, лучше бы я стал калекой.

Склонившись над ним, Джессика с тревогой смотрела в его затуманенные глаза.

– Не говори так. На все воля Божья. Нельзя ставить ее под сомнение.

Устало закрыв глаза, Джейк пробормотал:

– Ты была бы счастлива, Дэниел был бы счастлив. Бог был не прав. – Лицо его исказилось от боли. – Как холодно…

Джессика встала и бережно положила голову Джейка на матрас. Он легонько пожал ей руку, и тут же у него начался озноб. Его немилосердно лихорадило.

Джессика быстро развела огонь, однако плита была устроена таким образом, что не отдавала много тепла, да и хижина не была приспособлена его хранить. Джессика подошла к Джейку: нужно было снять с него мокрую одежду.

Первым делом она стянула с него второй ботинок. С ним пришлось изрядно повозиться. И как она ни старалась не причинить боли Джейку, ей не удалось этого сделать. Когда наконец ботинок упал на пол, Джессика дышала как загнанная лошадь, а Джейк посылал на ее бедную голову всяческие проклятия, значение которых Джессика не могла разобрать, да и не хотела.

Дальше нужно было снять ремень. Неловкими пальцами принялась она расстегивать пряжку. Ей еще никогда не приходилось раздевать мужчину, и во сне не могло присниться, что она станет это делать. Она долго провозилась со всякими незнакомыми застежками и клапанами, то и дело касаясь таких же незнакомых частей тела. Наконец ремень был расстегнут, но тонкий ремешок из сыромятной кожи, с помощью которого крепилась кобура, никак не поддавался. Мокрый, он к тому же был завязан настолько туго, что его никак не удавалось развязать.

Пытаясь ослабить узел, Джессика нечаянно коснулась пальцами ног Джейка и поразилась незнакомому трепетному чувству, которое вызвало это прикосновение. Руки у нее дрогнули. Она понимала, что не должна касаться такого интимного места, и все равно испытывала удовольствие.

Наконец ей удалось расстегнуть ремешок и снять ремень. Облегченно вздохнув, Джессика убрала с лица волосы. Слава Богу, самое трудное позади. Наклонившись к Джейку, она принялась деловито расстегивать ему рубашку, а потом пришел черед брюк.

Еще месяц и даже день назад она и представить себе не могла, что придется заниматься таким делом. Пока она расстегивала пуговицы на брюках и стаскивала их, сердце ее колотилось как сумасшедшее и во рту пересохло. Но Джейк промок насквозь и весь дрожал, а раздеть его, кроме нее, было некому.

Под одеждой у Джейка оказалось белье из белого батиста, такое тонкое, что уже почти успело высохнуть. Впрочем, этому немало способствовала поднявшаяся высокая температура. Джессика была только рада тому, что белье не придется снимать. Она не представляла себе, как стала бы раздевать Джейка догола, и вовсе не была уверена в том, что он сказал бы ей за это спасибо, даже если бы от этого зависела его жизнь. Впрочем, тонкое белье и так почти ничего не оставляло ее воображению.

Вспыхнув от стыда, Джессика поспешно отвела взгляд и, накрывая Джейка одеялом, приказала себе больше не смотреть на него. Но должно быть, она слишком неловко стала подтыкать под него одеяло и причинила боль, потому что он вдруг застонал и на секунду открыл затуманенные жаром глаза.

Джессика не знала, что ей делать. Джейка трясло все больше, так, что у него уже стучали зубы. Он попытался что-то сказать, но сквозь плотно стиснутые зубы слов было не разобрать. Пытаясь согреться, он обхватил себя руками и хотел было свернуться калачиком, но задел больную ногу и застонал так жалобно и протяжно, что у Джессики мучительно сжалось сердце.

Она быстро оглядела комнату, ища, чем бы еще накрыть Джейка, и взгляд ее остановился на медвежьей шкуре. Пыхтя и отдуваясь, она взгромоздила тяжеленную шкуру на Джейка, но его по-прежнему лихорадило, и Джессика могла лишь беспомощно наблюдать за его страданиями.

– О Джейк! – прошептала она и, присев на краешек кровати, обеими руками сжала его руку. – Что же мне с тобой делать?

Наклонившись, она прижалась щекой к его горячему лбу, чувствуя, как дрожь сотрясает его сильное тело.

– Что же делать?

Внезапно ее осенило. Приподняв тяжелую шкуру, она улеглась рядом с Джейком и, обхватив его обеими руками, притянула к себе, согревая собственным теплом. И так Джессика провела всю ночь, не выпуская Джейка из своих объятий.

 

Глава 10

Всю ночь Джессика спала урывками и только к рассвету, когда Джейка немного отпустила лихорадка, забылась крепким сном. Проснулась она через два часа, словно кто-то ее толкнул. Джейк лежал как-то уж чересчур спокойно.

Джессика похолодела от страха. Резко подняв голову, она посмотрела на него и встретилась взглядом с усталыми зелеными глазами. Джессика облегченно вздохнула. И вдруг она осознала, где лежит, а главное – как и с кем. Голова ее покоилась у Джейка на груди, одной рукой она обнимала его за талию, а другой – за плечи. Ногой крепко прижимала его ноги, чтобы Джейку было тепло и чтобы он во сне не задел больную ногу. Он же, обхватив ее руками за талию, надежно и бережно прижимал к себе. Под тонким бельем чувствовалось его сильное мускулистое тело. Исходящее от него тепло действовало на Джессику удивительным образом. Ей было необыкновенно уютно и приятно. И тут она вдруг вспомнила слова Джейка о красоте близости мужчины и женщины. Ей даже показалось, что она понимает, что тогда имел в виду Джейк.

Едва подумав об этом, Джессика пришла в ужас. Да она, похоже, совсем лишилась рассудка! Как только такое может в голову прийти?! Она попыталась сесть, и Джейк, вопросительно взглянув на нее, разжал руки, позволив ей это сделать. Он стал приходить в себя со всеми вытекающими отсюда последствиями.

– Я хочу пить, – хмурясь, бросил он.

Джессика бросилась к фляге с водой.

Жар, уже не такой страшный, как раньше, скорее изматывающий, чем опасный, не оставлял Джейка в течение всего дня. Он впился в него как клещ, которого не оторвешь, заставляя метаться и стонать во сне, а в недолгие минуты бодрствования делая его раздражительным. Джессика отыскала в хижине немного зерен и, мелко помолов их, смешала с изрядным количеством меда, но Джейк смог проглотить всего несколько ложек этого кушанья. Периодически она будила его и заставляла пить. Он ворчал, но всякий раз пил с жадностью. Джессика клала ему на руки и на лоб холодные компрессы: другого способа сбить жар она придумать не могла. Оставалось лишь надеяться, что это поможет.

И весь этот день ее не покидало чувство беспокойства и неуверенности, возникшее утром, когда она проснулась в объятиях Джейка. Она пыталась не обращать на это внимания, как не обращаешь внимания на мелкую царапину или зубную боль, но оно все равно присутствовало здесь и не давало покоя.

Как же так? Ведь она жена Дэниела. Но в его присутствии у нее никогда так сладко не замирало сердце и не кружилась голова. Он обнимал ее, касался своими холодными губами ее щеки, улыбался ей, и она чувствовала себя в полной безопасности. Но никогда ему не удавалось вызвать у нее чувство трепетного восторга и томления, какое бушевало в ней в присутствии Джейка.

А она замужем за Дэниелом…

Пока Джейк спал, беспокойно разметавшись во сне, Джессика развела огонь, нагрела воды и хорошенько выстирала его одежду, а потом развесила ее на крыльце сушиться на солнышке. И одного прикосновения к материи, касавшейся его тела, было достаточно, чтобы душа ее запела от счастья.

Днем лоб Джейка казался уже не таким горячим, а когда Джессика перебинтовывала ему ногу, она заметила, что опухоль немного спала, хотя кожа приобрела теперь зловещий темно-пурпурный оттенок. Однако тонких красных паукообразных линий, тянувшихся к сердцу и указывающих на заражение крови, не было. Джессика позволила себе вздохнуть с облегчением. В сердце ее закралась робкая надежда, и она принялась горячо молить Господа о выздоровлении Джейка.

В кладовке охотника она нашла немного красных бобов и риса и приготовила из них ужин, полагая, что Джейку захочется чего-нибудь посытнее, чем утренняя пустая похлебка. Однако он к еде не притронулся, даже брезгливо отвернулся, но некоторое время спустя Джессика все-таки заставила его немного подкрепиться. После этого Джейк заснул глубоким здоровым сном. На лице его выступили капельки пота, возвещавшие о том, что лихорадка наконец-то отступила. Разложив на полу у кровати медвежью шкуру, Джессика расположилась на ней, чтобы быть поближе к Джейку, если ему вдруг что-нибудь понадобится, и заснула с улыбкой на губах.

На следующее утро Джейк проснулся, чувствуя ломоту во всем теле. Он был слабым, словно новорожденный младенец, голова казалась набитой ватой, но, когда он осторожно, очень осторожно пошевелил ногой, она лишь немного заныла. Мучительная боль прошла.

Джейку приходилось чувствовать себя и хуже, чем сейчас. Когда он пас скот, чего с ним только не случалось: и змеи его кусали, и ноги и руки он ломал, и животные, которых он пытался укротить, его лягали. Так что сейчас был не самый худший вариант. Джейк это понимал, однако больше всего на свете он ненавидел состояние беспомощности. Особенно претило оно ему теперь, когда все силы и умение нужно было положить на то, чтобы заботиться о Джессике и каким-нибудь образом вытащить их из этого злополучного болота.

Джессика… Вспомнив о ней, Джейк обернулся, ища ее глазами, и одного этого движения оказалось достаточно, чтобы у него разболелась голова. Джессика стояла у плиты, склонившись над горшком, источавшим божественный запах. Джейку смутно припомнилось, как она пристала к берегу – хотя он просил ее плыть не останавливаясь, – объяснив свой поступок тем, что нашла пристанище, как она тащила его в хижину по веревочной лестнице… Как, черт подери, ей это удалось? Потом она сняла с него мокрую одежду, промыла рану виски. Больно было ужасно, зато он избежал заражения. Интересно, сколько времени он пребывал в бессознательном состоянии? Единственное, что он помнил, – так это ту первую ночь, когда его бил озноб, а Джессика обнимала его и прижимала к себе, чтобы согреть, да еще разрозненные обрывки снов…

Вспомнив эти сны и то, как, проснувшись на следующее утро, он заглянул в ласковые голубые глаза Джессики, Джейк почувствовал во всем теле блаженное тепло. Пытаясь преодолеть эти ощущения, он непроизвольно напрягся, чтобы сесть, и нога тотчас же заболела. Он выругался, однако чувство злости больше пришлось ему по душе, чем то непонятное ощущение, которое он только что испытал.

Джессика обернулась и встретила его хмурый взгляд восторженной улыбкой.

– Как хорошо, что ты проснулся! Не пытайся сесть сам, я тебе помогу.

Джейк, не обратив на эти слова никакого внимания, упрямо сел сам. Джессика взяла тарелку и положила туда какой-то еды.

– Что это? – недовольно буркнул Джейк, когда она протянула ему тарелку. Еда пахла восхитительно, да и Джейк был настолько голоден, что сейчас съел бы что угодно, хоть вареное седло, даже без соли.

– Тушеная рыба. Я добавила в нее дикие помидоры и лук, чтобы было вкуснее.

Она уселась рядом с Джейком и поднесла ему ложку ко рту. Джейк недовольно нахмурился.

– Я и сам умею есть, – проворчал он.

Даже от такого непродолжительного сидения у него закружилась голова, однако Джейк считал, что горячая еда быстро поставит его на ноги. А чтобы он позволил кому-то кормить себя с ложечки, когда у него действуют обе руки, – не бывать этому!

Спокойно глядя на капризного больного, Джессика отдала ему тарелку, но незаметно придерживала за дно. И правильно сделала – у Джейка так тряслись руки, что, если бы Джессика не пришла ему на помощь, он бы вывалил тушеную рыбу на себя. Поняв это, он позволил ей помочь ему справиться с ложкой.

Рыба оказалась просто восхитительной!

Когда первый приступ голода был утолен, Джейк спросил:

– А где ты раздобыла рыбу?

– Я нашла на крыльце старую рыболовную сеть, – деловито отозвалась Джессика, – положила в нее немного медвежьего жира, и рыба сама заплыла в сеть.

Джессика, конечно, лукавила. Все было не так просто. Перед рассветом она провела в болоте целых два долгих часа, согнувшись в три погибели, ожидая, когда рыба заплывет в сеть. Она понимала, что Джейку нужно мясо, но стрелять не умела, так что пришлось добывать рыбу.

Джейк с изумлением смотрел на Джессику. Он имел представление о том, как трудно ловить рыбу, не имея ни удочки, ни наживки. Он пытался это сделать с самого начала этого трудного путешествия, но тщетно. А вот Джессике это удалось.

Джейк смотрел на нее таким странным взглядом, что Джессике стало неловко, а может, он слишком сильно сжал ее руку, но, так или иначе, рука ее дрогнула, ложка опрокинулась, и содержимое ее вылилось Джейку на шею и на грудь.

– О Господи, женщина! Да что это с тобой?

Раздраженный Джейк начал было стряхивать с себя кусочки помидоров и лука, но тут же пожалел о своей несдержанности. Рыба была уже не настолько горячей, кроме того, он сам виноват в том, что случилось. Однако Джессика уже спрыгнула с гамака и через несколько секунд вернулась с мокрой тряпкой.

– Да ладно, сам справлюсь, не маленький, – пробурчал он и вдруг встретился с ней глазами. Лицо ее, еще несколько минут назад такое радостное, помрачнело.

– Еще хочешь? – тем не менее, вежливо осведомилась она. Джейк хотел, однако, решив наказать себя, отказался.

– Нет, – буркнул он и сунул тряпку Джессике в руку. – Я уже наелся.

Прислонясь головой к стене, он смотрел, как Джессика деловито снует по комнате, и чувство стыда и потери переполняло его. «Подонок ты, Филдинг, – сердито думал он – Женщина спасает тебе жизнь, а ты готов ей голову откусить за это» Вспомнив, что пришлось вынести Джессике за последние несколько дней, Джейк только диву дался. Ни одна женщина не способна выдержать такие тяжкие испытания, какие выпадали на долю Джессики с самого начала путешествия, – в этом он не сомневался. Похоже, эта девица, если что задумала, обязательно выполнит. «Дьявол, а не женщина!» – с восхищением подумал он.

Этим утром Джессика выглядела просто обворожительно. Она перехватила на затылке свои густые волосы кусочком веревки, и темные локоны рассыпались по спине и по плечам. Солнечные лучи, врывавшиеся в дом сквозь распахнутую дверь, играли на них, заставляя их блестеть и переливаться. Кожа у нее была цвета чайной розы, и даже темные круги под глазами – следы усталости – не сумели обезобразить изящных, правильных черт лица. Мешковатая одежда, которой Джейк ее снабдил, обрисовывала при ходьбе ее изящную фигурку. Двигалась Джессика легко и непринужденно, одно удовольствие на нее смотреть. Интересно, знает ли Дэниел, как ему повезло?

Внезапно сердце Джейка сжалось от боли. Ну конечно же, знает. Как же ему не знать?

Тяжело вздохнув, он заметил:

– Мария говорит, когда я болею, я хуже самого дьявола.

– Я бы этого не сказала, – ответила Джессика, моя тарелку.

Помолчав, Джейк добавил:

– А когда я ей грубил, она била меня по руке ложкой.

Джессика улыбнулась, по-прежнему не оборачиваясь.

– Я это запомню.

Воцарилось молчание. Джейк немного расслабился. Ему было тепло и уютно. Он понимал, что необходимо как можно быстрее начать разрабатывать ногу, пока мышцы не затвердели. Как же он хотел, чтобы утраченные силы вновь вернулись к нему! А еще Джейк мечтал о горячей ванне.

Он устало провел рукой по небритой щеке.

– Колется, – пожаловался он, хотя и не собирался этого делать.

Джессика подошла, вытирая руки о полотенце, и сдержанно взглянула на него.

– Хочешь, я тебя побрею? – внезапно предложила она. Джейк заколебался. Если он сам попытается это сделать, то наверняка порежется, а то, чего доброго, и вовсе перережет себе горло. Однако он никогда не доверял женщине, у которой в руке бритва. «Да ведь ты доверил Джессике собственную жизнь, так чего тебе бояться?» – укорил он себя.

– Ну, если ты считаешь, что справишься… – осторожно заметил он.

Сначала Джейк держался очень напряженно, но по мере того, как Джессика водила лезвием по его бороде, понемногу перестал бояться, что она его зарежет, и успокоился. Похоже, Джессике еще никогда не доводилось никого брить, поскольку случалось, что она несколько раз проводила по одному и тому же месту. Однако она взялась за дело так же рьяно, как и за все остальное, и даже ни разу не порезала Джейка. Вытерев с его лица остатки мыльной пены, она удовлетворенно улыбнулась.

– Ты выглядишь намного лучше.

Джейк провел рукой по чисто выбритому подбородку и щекам и улыбнулся в ответ.

– Я и чувствую себя лучше.

Глаза его светились такой огромной благодарностью за столь незначительную услугу, что Джессика порывисто проговорила:

– Если бы ты снял свою нижнюю рубашку, я бы вымыла тебе руки и… – Она запнулась, поражаясь самой себе за то, что решилась предложить такую интимную услугу, но Джейк, кивнув, уже принялся поспешно расстегивать пуговицы.

– Это было бы просто здорово. Я весь липкий от пота.

Джессика вернулась с кувшином воды, в которую добавила уксус, и чистым полотенцем – она сама его вчера выстирала – и уселась рядом с Джейком на краешек кровати.

Отчетливо вспомнилась их первая мимолетная встреча в «Трех холмах», и сердце как-то глухо откликнулось на это воспоминание. Она покраснела оттого, что Джейк догадается о ее греховных мыслях.

Уверенными движениями опытной сиделки Джессика начала растирать его мокрым полотенцем. Прикосновение прохладной ткани доставило Джейку ни с чем не сравнимое удовольствие, и, блаженно застонав, он закрыл глаза. И внезапно Джессика со всей ясностью поняла: Джейк прав. Помимо дружбы и защиты мужчина может предложить женщине и многое другое. Так можно ли сказать, что она и в самом деле любит Дэниела, если испытывает трепет, прикасаясь к телу другого мужчины?

Наверное, Джейк прав: к Дэниелу она чувствует лишь благодарность. Нужно лишь надеяться, что благодарности для совместной жизни будет достаточно. Должно быть достаточно.

Джейк открыл глаза, и Джессика принялась мыть ему руку от плеча вниз Какие же у него сильные руки! Одно удовольствие дотрагиваться до них. Джессика вспомнила, как Джейк во сне обнимал ее за талию. Интересно, какие бы чувства она испытывала, если бы он притянул ее к себе не во сне, а наяву?

Джейк наблюдал за ней с благодушным выражением на лице.

– Солдаты легиона умирали в Алжире, – тихонько, почти про себя, пробормотал он. – И некому было облегчить их предсмертные страдания, и некому оплакать их.

Джессика ласково взглянула на него.

– Это что, поэма?

Джейк хмыкнул и улыбнулся.

Джессика принялась мыть ему вторую руку.

– Ты любишь читать? – слегка задыхаясь, спросила она.

Улыбка Джейка стала печальной.

– Когда пасешь скот, чувствуешь себя иногда настолько одиноко, что читаешь все подряд, все, что только можешь найти – от Шекспира до наклеек на коробках с табаком. Мама очень любила читать, – добавил он. – Папа часто рассказывал, что, когда они поженились, он первым делом купил ей у торговца целый стеллаж книг. Сам он, как мне кажется, вряд ли умел – как, впрочем, и многие жители Запада – хорошо читать, но после маминой смерти я частенько заставал его в библиотеке. Он просиживал там целыми часами, поставив перед собой мамин портрет. Наверное, ему казалось, что, читая мамины книги, он таким образом общается с ней.

Слова эти глубоко тронули Джессику. Какой, оказывается, сильной может быть любовь мужчины к женщине! Интересно, какие испытываешь чувства, когда тебя так любят?

– А ты, Джессика, любишь читать? – вывел ее из задумчивости голос Джейка.

– Я читала только Библию, – ответила она, слегка покраснев. Взгляд Джейка странным образом волновал ее, и Джессика никак не могла заставить себя взглянуть на него. Она еще усерднее принялась тереть ему руку.

– У нас в «Трех холмах» очень много книг. – Голос Джейка сделался задумчивым. Ему припомнился тот день, когда он напал на Дэниела за то, что тот собрался жениться на Джессике. Как он мог тогда так ошибаться? Он внимательно смотрел на Джессику. – Когда мы вернемся домой, я тебе их покажу.

«Когда мы вернемся домой…» Он никогда не говорил этого раньше. Еще несколько дней назад он запрещал ей называть «Три холма» домом и предложил денег, чтобы она уехала куда-нибудь подальше. А теперь он собирается отвезти ее домой. Такая перемена должна бы, кажется, обрадовать Джессику, однако она не ощущала никаких радостных чувств, лишь какую-то глухую тоску. Она вернется домой… к Дэниелу.

Мысли о Дэниеле не принесли Джессике никакого удовольствия, и она поспешно отогнала их от себя.

– Расскажи мне о «Трех холмах», – попросила она Джейка.

Тот хмыкнул.

– Со строительством этой усадьбы связана целая легенда. Во времена Республики отец переехал в Техас. Милях в пяти от того места, где сейчас стоит большой дом, обитало племя чероки. Единственным достоянием отца в то время были пара тысяч акров земли да несколько сотен голов скота, которые он получил за участие в войне. Как-то раз отец играл в покер с неким пижоном англичанином по фамилии Хатли – в то время в Техас валом валили иностранцы, горя желанием вложить свои капиталы, – и выиграл свыше ста пятидесяти тысяч акров. – Джейк бросил на Джессику лукавый взгляд. – Говорят, правда, что отец сжульничал во время игры, однако сам он никогда в этом не признавался.

Джессика изумленно смотрела на него.

– Но неужели сам мистер Хатли никак на это не отреагировал?

– Еще как отреагировал. Но тогда подобные споры разрешались с помощью оружия. Отец так и поступил.

– Похоже, твой отец был человеком, которому палец в рот не клади, – заметила Джессика.

Джейк кивнул.

– Верно. Но именно такие люди и могли выжить тогда в наших краях. Наверное, многого из этой истории мы так никогда и не узнаем. Семейству Хатли, – добавил он задумчиво, – до сих пор принадлежит участок земли, примыкающий к нашему ранчо, но, похоже, оно об этом позабыло. Все это семейство вернулось в Англию и, сдается мне, не держит на отца зла.

Джейк пожал плечами.

– Впрочем, тогда земля стоила дешево, и отец представления не имел, что выиграл, в сущности, целое состояние. Это сейчас, как тебе известно, содержать огромное ранчо выгодно.

– Отец одним из первых погнал скот на север, и он часто рассказывал нам, что это была мамина идея. Говорят, когда она заставила его построить этот огромный дом, не было человека, который бы не остановился взглянуть на него, потому что подобного ему на Западе никто еще не видел.

Внезапно глаза Джейка потускнели, и, не глядя на Джессику, он каким-то потухшим голосом сказал:

– Конечно, все это произошло до моего рождения, так что я знаю эту историю только с чужих слов. А вот Дэниел многое может тебе поведать.

Дэниел… Всякий раз они снова возвращаются к Дэниелу, и Джессика почувствовала, что не может больше молчать. Руки ее замерли. Она заставила себя взглянуть Джейку прямо в глаза. Что ему сказать, она и сама не знала, но понимала: нужно как-то объясниться. И, набрав в грудь побольше, воздуха, проговорила:

– Джейк… я хочу, чтобы ты понял. Я не собиралась ни причинять Дэниелу зло, ни обманывать его…

Джейк потупил взор. Видно было, что он чувствует себя так же неловко, как и Джессика.

– Наверное, я всегда это знал, – тихонько проговорил он.

– Я вышла за него замуж вовсе не из-за денег, – упорно продолжала Джессика. Ей так хотелось, чтобы он понял. – Я даже не думала об этом. Просто… он так хорошо ко мне относился… Рядом с ним я чувствовала себя лучше и чище и… – Она опустила глаза и дрогнувшим голосом закончила: – Мне нужно было, чтобы кто-то обо мне заботился.

Джейк вперился в нее долгим взглядом.

– Мадам, – совершенно искренне произнес он, и на сей раз подобное обращение не покоробило Джессику. Наоборот, в устах Джейка оно прозвучало как комплимент. – Зачем вам чья-то забота? Вы вполне самостоятельны.

Джессика просияла. В глазах Джейка явственно читалось уважение. Какие простые слова – однако, произнеся их, он словно оказал Джессике самые высокие почести. И только сейчас Джессика с изумлением поняла, что Джейк и в самом деле прав.

«Да, – подумала она. – Я могу о себе позаботиться. Потому что ты меня этому научил».

Джейк улыбнулся.

– Дэниел говорил мне, что ты очень похожа на нашу маму, и, по-моему, он прав. Она приехала в наши дикие края и построила здесь империю. Она боролась с похитителями скота и с индейцами, так же как ты сражалась со змеями и крокодилами. Она спасла моему отцу жизнь… и ты – мне.

Джессику пронзило чувство трепетного восторга. Она поспешно отвернулась, чтобы не выдать своих чувств, и, бросив влажное полотенце, взяла сухое.

– Ну вот и все, – улыбнулась она, вытерев его руки насухо.

Джессика наклонилась к Джейку, и вдруг ему захотелось потрогать ее волосы. С недоумением она смотрела на него, а он как зачарованный теребил локон пальцами, словно пробуя его на ощупь.

– Какие у тебя красивые волосы! – проговорил он. Джессика поразилась. Джейк считает, что у нее красивые волосы! Ни один человек еще не говорил ей этого.

Джессика неловко коснулась рукой своих волос и выпрямилась. Прядь волос, которую ухватил Джейк, заструилась у него между пальцами и упала Джессике на плечи. Вспыхнув, она поспешно отвернулась и, подхватив кувшин с водой, проговорила:

– А папа считал, что грех иметь такие волосы, как у меня.

Спокойно взглянув на Джессику, Джейк заметил:

– Он ошибался.

И в это мгновение им обоим показалось, что все вокруг замерло. Они были совсем одни в этом огромном мире. Он смотрел на нее, она – на него, и, кроме них, больше ничего не существовало. Но мгновение это прошло, слишком яркое и напряженное, чтобы длиться долго. Джессика первая отвела взгляд и поспешно вышла за дверь вылить воду и повесить полотенце сушиться.

Когда она вернулась, Джейк дремал, устав от слишком бурной утренней деятельности. Джессика наклонилась над ним, чтобы повыше натянуть ему на грудь одеяло. Выражение глаз у нее было настолько мечтательное, что Джейк улыбнулся.

– О чем ты думаешь? – спросил он хрипловатым голосом. Джессика смутилась и принялась лихорадочно подтыкать под него одеяло.

– Да так, лезет в голову разная чепуха.

– Какая? – сонным голосом спросил он.

Пожав плечами, Джессика выпрямилась.

– Просто я вспомнила, что ужасно давно не носила платье. – И тоскливым голосом, больше для себя, чем для Джейка, добавила: – Мне еще никогда не покупали готовое платье. Иногда мне так хочется… – Не договорив, она вспыхнула и, взглянув на Джейка, деловито закончила: – По-моему, ты устал. Тебе нужно отдохнуть.

Джейк кивнул и устало закрыл глаза. Последнее, о чем он подумал, засыпая, было: когда они наконец доберутся до Нового Орлеана, он купит ей самое красивое платье, которое только найдется в этом чертовом городе.

– По-моему, нога моя уже поджила. Так что можно будет завтра же трогаться в путь, – проговорил Джейк. – Пора выбираться отсюда.

Прошло уже четыре дня, в течение которых Джейк упорно разрабатывал свою больную ногу, хотя поначалу это доставляло ему огромные мучения. Однако он упрямо ходил по двору и по комнате, опираясь о палку, которую Джессика вырезала ему из ветки кипариса. Теперь нога хоть и побаливала, но уже не так сильно, опухоль почти спала, и, что самое приятное, Джейк оказался прав: кость не была задета.

Дни, которые они провели в хижине охотника, были самыми счастливыми в жизни Джессики.

Они сидели около веревочной лестницы и тихонько болтали. Вдруг Джейк встал, а через минуту уже вернулся с веточкой магнолии. Этот простой молчаливый жест тронул Джессику до глубины души.

Стояла удушливая жара, и голос ее прозвучал лениво и приглушенно:

– Ну куда ты так спешишь? Мне здесь нравится, и я бы с удовольствием тут еще пожила.

– Не много же тебе надо, – фыркнул Джейк.

Джессика улыбнулась ему мимолетной улыбкой.

– У нас есть крыша над головой, вдоволь еды. Ни крокодилы, ни змеи нас не беспокоят. Раньше у нас и этого не было.

Джейк с беспокойством взглянул в сторону болота. Он подозревал, что для Джессики эта начиненная клопами хижина и унылое безмолвие – что-то вроде прекрасного замка, но ему здесь уже порядком осточертело. Он хотел домой. И то, что они наткнулись на следы человеческого обитания, вселяло некоторую надежду. Джейк чувствовал: цивилизация близко. И дом. И Дэниел.

Прямо у хижины росли какие-то деревья, сплошь покрытые испанским мхом. На них нашли себе пристанище древесные лягушки, и теперь они оглашали окрестности пронзительными криками. Раздраженно смахнув мох, щекотавший ему шею, Джейк сердито бросил:

– Век бы не видеть этой мерзости!

– А мне он нравится, – заметила Джессика, наблюдая, как Джейк, явно машинально разрывая на полоски серый мох, вновь связывает их. Какие же красивые у него руки! Джессике ужасно хотелось положить сверху свою руку, чтобы почувствовать исходящее от Джейка ласковое тепло.

Оторвав наконец глаза от рук Джейка и переведя взгляд на сонное болото, Джессика проговорила:

– Тетя Евлалия рассказывала мне одну легенду об этом испанском мхе. Говорят, жила на свете одна индейская девушка. Во время ее свадьбы на их стойбище напало вражеское племя. Девушку убили, сняли с нее скальп и повесили его на дерево. И вот волосы начали перелетать с дерева на дерево, постепенно седея. И вскоре все деревья были покрыты этими волосами. И теперь существует поверье, что мох будет висеть на деревьях всегда как дань тем, кому судьба уготовила не познать любви.

К концу рассказа голос Джессики стал грустным. Она искоса взглянула на Джейка со смущенной улыбкой: что, если он сочтет ее неинтересной рассказчицей да и историю эту глупой выдумкой?

– Впрочем, тетя Евлалия могла это все и придумать. Кто знает? Она мастерица на всякие выдумки, – прибавила Джессика.

Взгляд Джейка, и грустный, и нежный, и вопросительный, на мгновение задержался на ее лице. Было в нем еще что-то такое, чего Джессика никак не могла понять. Но уже через секунду Джейк поспешно отвел глаза, и Джессика так и не догадалась, что еще было в этом взгляде.

Джейк отшвырнул от себя мох, но ветер подхватил его, метнул обратно, к Джессике, и он запутался у нее в волосах. Испуганно вскрикнув, она замотала головой, пытаясь стряхнуть с себя сухую противную растительность.

– Джейк, ну зачем ты его бросил! Фу, какая гадость!

– Ты только что говорила, что он тебе нравится, – рассмеялся Джейк.

– Да в нем к тому же какие-то мошки!

Продолжая смеяться, Джейк принялся помогать Джессике вытаскивать мох из развевающихся кудрей. Он и сам не понял, как это произошло. Он все продолжал смеяться, он так давно этого не делал. Выражение лица Джессики было до смешного испуганным. Руки их сталкивались, мешали друг другу, губы Джессики оказались так близко… Джейк вовсе не собирался этого делать. У него и раньше была тысяча возможностей, которыми он не воспользовался. Он и не думал об этом. Он этого и не планировал. Но губы его коснулись ее губ…

Можно было бы на этом остановиться. Легкий нежный поцелуй, знак хорошего настроения и признательности, не означавший ничего особенного. О нем тотчас же можно было бы забыть. Но когда Джейк почувствовал, как, испуганно ахнув, Джессика приоткрыла навстречу губы, сердце у него исступленно заколотилось, по телу побежали мурашки, кровь закипела. И он поцеловал ее еще раз.

Джессику словно обдало жаром. Голова у нее закружилась, ноги подкосились. Думать она не могла, да и не пыталась. Она и представить себе не могла, что способна испытывать нечто подобное. Губы Джейка были мягкими и нежными, однако не только это потрясло Джессику до глубины души. Она чувствовала себя так, словно он вдохнул в нее новую жизнь, наполнил душу трепетным восторгом. Он целовал ее, и у Джессики перехватило дыхание. Ощущения, которые она сейчас испытывала, были столь же незнакомыми, сколь чудесными и восхитительными, и Джессика могла лишь наслаждаться и упиваться ими.

Джейк не мог поверить в то, что это и в самом деле произошло. Оторвавшись от ее губ, он сжал Джессике лицо обеими руками и заглянул в ее глаза, горящие счастьем и в то же время испуганные. Должно быть, такие глаза сейчас и у него. Он не знал, что сказать, что сделать. Разум подсказывал одно, но тело не желало подчиняться разуму. Оно жаждало вновь прильнуть к Джессике, нежной и восхитительно теплой. Он открыл было рот, чтобы хоть что-то сказать, быть может, просто прошептать ее имя, и только собрался разжать руки, как вдруг увидел полные страха глаза Джессики. Только что мягкая и податливая, она напряглась.

Он не слышал ни шагов за спиной, ни щелчка взведенного курка, но понял – им угрожает какая-то опасность, а в следующую секунду к его голове приставили стальной ствол ружья.

 

Глава 11

Не оборачиваясь, Джейк очень медленно поднял руки над головой. На лице Джессики был написан ужас. Оба они, затаив дыхание, ждали развязки.

За спиной Джейка раздался голос с сильным местным акцентом:

– Вот так-то лучше. Так, кто тут ко мне пожаловал? Ага, любовнички? Скрываетесь от ревнивого мужа? И случайно набрели на скромную хижину Жан-Клода Баптиста?

Джессика неуклюже поднялась, не отрывая глаз от бородатого мужчины, державшего Джейка под прицелом. Джейк прищурился, пытаясь взглядом предупредить ее, чтобы она не шевелилась, однако она не обратила на него ни малейшего внимания. Облегчение, охватившее ее оттого, что она наконец-то увидела живого человека, уже не важно, хорошего или плохого, победило страхи.

– Мы не сделали ничего плохого, мистер Баптист. Просто заблудились и увидели вашу хижину…

Хотя из-под кожаной шляпы охотника выбивались косматые волосы, а лицо заросло густой бородой, вид у него был вовсе не зловещий. Наоборот, лицо у хозяина хижины оказалось круглое, румяное и довольно приятное. Он взглянул на Джессику, и в глазах его мелькнули веселые искорки.

– Да, в этом треклятом болоте кто хочешь заблудится, особенно если человек этот не местный, – проговорил он, опуская ружье.

Джейк, по-прежнему держа руки над головой, медленно повернулся лицом к охотнику, чтобы в случае чего первая пуля досталась ему.

– Если бы не обстоятельства, мы бы не зашли к вам в хижину. А за те продукты, что мы съели, мы вам заплатим.

Хмыкнув, Жан-Клод лишь отмахнулся:

– Да ладно. Не часто мне приходится принимать у себя в хижине гостей. – Теперь он смотрел на Джейка с Джессикой с живым интересом. – Ну, что новенького в городе?

Джейк тотчас же расслабился: похоже, убивать их не собираются, наоборот, ждут от них последних новостей. И в Богом забытом болоте, и в прериях Дикого Запада существовало правило: когда встречаешь незнакомого человека, считай его другом, если, конечно, он тотчас же при встрече не поведет себя враждебно. А новости всегда считались ценным товаром, и спрос на них не падал. Вытащив из кармана кисет с табаком и бумагу, Джейк сначала предложил охотнику закурить, а потом принялся рассказывать, что произошло в последнее время на территории от Галвестона до Нового Орлеана: как прошли выборы, какие нынче цены, и так далее и тому подобное.

Джессика, которая не принимала участия в разговоре, а скромненько сидела в сторонке, скоро почувствовала себя спокойнее и, когда наступила короткая пауза, робко проговорила:

– Мы были бы очень признательны, если бы вы смогли указать нам дорогу к ближайшему городу.

Облокотившись о приклад ружья и с удовольствием докуривая папиросу, охотник задумчиво взглянул на нее.

– Сделать это будет непросто, очаровательная мадемуазель, но… – он бросил лукавый взгляд на Джейка, – за несколько монет и за понюшку этого великолепного табака я сам доставлю вас в факторию кузена Робертса. Она находится неподалеку.

У Джейка от радости перехватило дыхание. Господи, неужели этот кошмар наконец-то останется позади? Неужели они выберутся из этого проклятого болота?

– А когда мы сможем двинуться в путь, как вы думаете? – только и смог проговорить он.

Воздев глаза к узенькой полоске неба, проглядывающей сквозь густую листву деревьев, Жан-Клод о чем-то задумался и наконец сказал:

– Сейчас. Тогда к вечеру прибудем на место.

Джессика встретилась взглядом с Джейком, они невольно подались навстречу друг другу, и вдруг между ними словно встала стена. Объятия, сменившиеся поцелуем, значение которого невозможно умалить, явились сейчас причиной какой-то неловкости. Повернувшись к охотнику, Джейк принялся обсуждать с ним подготовку к отъезду, а Джессика незаметно направилась к дому собирать вещи.

Интересно, смогут ли они с Джейком после всего случившегося сохранить прежние отношения? Джессика очень в этом сомневалась.

Совершенно неожиданно они очутились на техасской земле. Кошмар закончился. Скоро они будут дома, и от счастья им хотелось петь и смеяться.

Оказывается, сами того не подозревая, они плыли по болоту, впадавшему в Миссисипи, на запад, так что от хижины Жан-Клода до границы с Техасом оказалось рукой подать, а вот Новый Орлеан, наоборот, остался по другую сторону болота.

В фактории Джейк приобрел пару ботинок, две лошади и седло для Джессики, хотя качество товаров оставляло желать лучшего. Ботинки были не техасского производства, лошади тоже выращены не в Техасе, однако Джейк не сетовал. Лошадки попались крепкие, да и в седле он настолько рад был очутиться, что с удовольствием поехал бы и на муле, лишь бы верхом.

До Дабл-Спрингс, техасского городка, они добрались к полудню. Это был маленький, тихий, ничем не примечательный городок. Пятьдесят – шестьдесят дощатых домишек да с полдюжины магазинчиков, опоясывающих центральную площадь, – вот и все. В воздухе стоял резкий запах навоза и сырой земли, дорога была изрыта повозками и буквально засыпана мусором, который вываливали на улицу прямо из магазинов, но Джейку с Джессикой городишко этот показался самым красивым из когда-либо виденных. Ведь он находился в Техасе, дома.

Перед пыльным зданием с ветхой вывеской «Салун – еда – номера» они спешились.

Несмотря на явные способности к верховой езде, Джессика ужасно устала, и теперь каждая частица ее тела молила о пощаде.

Шагая рядом с Джессикой по дощатому тротуару, Джейк весело ухмыльнулся.

– Не знаю, как ты, а я чертовски рад, что сегодня нам не придется спать на земле. Как ты смотришь на то, чтобы остановиться в этом городишке на пару деньков? Хоть отдохнем немного да походим по магазинам. Тут неподалеку я заметил телеграф. Можно послать в «Три холма» телеграмму. Черт подери! Мы можем даже большую часть пути проделать в дилижансе!

У Джессики загорелись от радости глаза, и не только потому, что ей выпало счастье наконец-то поспать в нормальной постели и хорошенько поужинать, но и оттого, что впервые за много дней Джейк ей улыбался. Последняя часть пути выдалась нелегкой, и Джейк с Джессикой почти не разговаривали. А вот теперь можно отметить скорое возвращение домой. Джессику переполняла бешеная радость.

– Это было бы просто замечательно, Джейк! Как ты думаешь, я смогу здесь принять ванну? – воскликнула она.

Джейк рассмеялся.

– Леди, вы можете получить здесь все, что вам заблагорассудится.

Джессика еще ни разу в жизни не была в салуне и теперь, входя следом за Джейком через вращающиеся двери в тусклое помещение, почувствовала благоговейный трепет. Однако она была несколько разочарована тем, что в салуне не оказалось рогатых и хвостатых чудищ, а ее саму тотчас же при входе не поразили гром и молния. В этот час дня в салуне было очень мало посетителей и стояла тишина. Лишь в самом дальнем углу за столиком азартно резались в карты несколько мужчин да какой-то старик с шустрыми глазками в запыленной одежде сидел в одиночестве, ковыряя вилкой в тарелке. При появлении Джейка с Джессикой разговоры тут же стихли и все взоры устремились на Джессику. И тут только она поняла, что вид у нее и впрямь оставляет желать лучшего.

Мужская одежда, порванная и грязная, висела на ней мешком, пыльные нечесаные волосы в беспорядке рассыпались по плечам, ноги обмотаны какими-то тряпками… Съежившись, Джессика попыталась спрятаться за спину Джейка, подальше от подозрительных взглядов, хотя слишком близко подходить к Джейку тоже не хотелось: вдруг ему стыдно, что он заявился в приличное заведение с такой кикиморой. Она робко коснулась рукой лица, в полной уверенности, что оно вымазано грязью, потом волос, злясь на себя, что не догадалась хотя бы перевязать их какой-нибудь веревочкой. Однако Джейка, похоже, ничуть не смущал ее внешний вид. Подойдя к стойке, он поздоровался с хозяином заведения и небрежно бросил:

– Две чистые комнаты на одну ночь.

Хозяином салуна был низенький костлявый мужчина с седыми усами, порыжевшими от табака, узенькими блеклыми глазками и грязными руками с траурной каймой под ногтями. Его помятая рубашка, когда-то белого цвета, теперь казалась такой же грязно-серой, как и его старенькие подтяжки. Фартук был усеян многочисленными пятнами. Вперившись в Джессику долгим взглядом, он не спеша осклабил в ухмылке нечищеные желтые зубы.

– Ваше дело, мистер, но стоит ли тратить деньги? Для вашей женщины у нас есть отличная конюшня. И совсем недорого, всего двадцать пять пенсов за ночь.

Игроки в карты разразились оглушительным хохотом, а Джессика от стыда готова была сквозь землю провалиться. Нужно было подождать Джейка на улице, с отчаянием подумала она. И вдруг, прежде чем она поняла, что происходит, Джейк молниеносным движением схватил хозяина за рубашку, поднял в воздух и притянул к себе. Смех тут же стих.

Убийственно спокойным голосом Джейк произнес:

– Я уже давно путешествую, мистер, и привык отстреливать всяких гадов, встречающихся на моем пути. Так что советую подбирать выражения, когда ты говоришь о моей сестре.

Мужичонка, оглядев зал и не найдя поддержки, взволнованно пробормотал:

– Слушаюсь, мистер, как прикажете…

Медленно опустив хозяина салуна на пол, Джейк с преувеличенной старательностью принялся разглаживать на его рубашке складки.

– Почему бы тебе просто не дать мне два ключа? И занимайся себе своим поганым делом.

Не отрывая от Джейка глаз, хозяин пошарил под стойкой и вытащил оттуда два ключа.

– Два доллара каждая комната.

Голос его звучал сердито, взгляд был настороженным. Бросив на стойку пять долларов, Джейк взял ключи.

– Я хочу, чтобы в комнату дамы принесли ванну и горячую воду. – Слово «дама» Джейк произнес с нажимом и, уничтожающе улыбнувшись, добавил: – Немедленно.

Хозяин заведения отдал приказание помощнику, а Джейк, повернувшись к Джессике, ласково ей улыбнулся и вручил ключ с бумажной бирочкой, на которой стояла цифра «шесть».

– Я хочу сходить на почту и дать телеграмму, – проговорил он. – Не бойся, эти ослы… джентльмены, – с усмешкой поправился он, – тебя не обидят. Оставайся в своей комнате до моего возвращения, а потом мы с тобой сходим поесть.

Видя, что Джейк спокоен, Джессика и сама успокоилась и с улыбкой тихо сказала:

– Хорошо.

Картежники возобновили за ее спиной игру, и, когда Джессика поднималась по лестнице, никто, кроме Джейка, на нее не смотрел. То, что она сейчас примет ванну, настолько обрадовало Джессику, что она тотчас же забыла о произошедшем с ними неприятном инциденте. Кроме того, ей очень понравилось, что Джейк назвал ее сестрой: в груди разлилось блаженное тепло.

Комната оказалась крошечной и узкой. Обстановка была убогая: кровать с продавленным матрасом, застеленная сероватыми простынями, умывальник с треснувшим фарфоровым тазом и кувшином и стул с прямой спинкой. Но это была настоящая комната с прочными деревянными полами и настоящая кровать с подушкой. Так чего еще желать? Жалкая комната казалась Джессике чудесным дворцом. Вздох восхищения вырвался из ее груди, когда она опустилась на кровать и с удовольствием провела рукой по тощему матрасу.

Вспомнив, как Джейк встал в салуне на ее защиту, Джессика улыбнулась, а глаза ее приняли мечтательное выражение. В последние дни он держался слишком отчужденно, и Джессика никак не могла понять, о чем он думает, жалеет ли, что завез ее так далеко. Она не раз задавала себе вопрос, изменились ли их отношения от того, что произошло между ними в последний вечер, который они провели на болоте, и как вообще все это могло произойти…

Воспоминание о губах Джейка, прильнувших к ее губам, о его теплом теле, прижавшемся к ее телу, о нежных, ласковых руках, касающихся ее лица, преследовало Джессику день и ночь, не давая покоя. Он поцеловал ее, и одного воспоминания об этом оказалось достаточно, чтобы у Джессики сердце начинало исступленно колотиться в груди, а по телу разливалось восхитительное блаженное тепло, которого ей прежде еще никогда не доводилось испытывать. И хотя в глубине души Джессика очень дорожила этими минутами, хотя переживала их снова и снова, она неоднократно пыталась забыть все, что произошло, поскольку этот эпизод в корне изменил ее взаимоотношения с Джейком. Джессика была убеждена, что Джейк поцеловал ее случайно, он вовсе не собирался этого делать и никогда больше не допустит подобной вольности. Так что чем скорее она забудет о случившемся, тем лучше. Джейк уже наверняка забыл обо всем. А сегодня даже назвал ее своей сестрой.

Джессика попыталась убедить себя в том, что именно его сестрой ей и хочется быть. Однако это ей не вполне удалось.

Джейк покинул салун в самом отвратительном расположении духа, но, пройдясь по дороге, стал отходить. Не хватало еще после всего, что они с Джессикой пережили, расстраиваться из-за каких-то недоумков. Он преодолел все свалившиеся на его голову трудности, достойно вышел из всех переделок, и теперь, когда все испытания остались позади и его наконец-то ждет теплая постель и нормальная еда, Джейк был твердо намерен насладиться ими. У него есть все основания считать себя счастливым, ведь он почти дома.

Дэниелу он послал телеграмму следующего содержания: «Джессика вне опасности. Едем домой. Остановились на пару дней в Дабл-Спрингс. Беспокоимся о тебе. Ждем ответа».

Справившись на почте, он решил подстричься и побриться. И вот не прошло и часа, как Джейк Филдинг, словно заново родившись, шел к площади, откуда отправлялись дилижансы. Надо было посмотреть расписание.

Дилижанс на Форт-Уэрт отправлялся послезавтра. Хотя сам Джейк предпочел бы ехать верхом, он понимал, что для Джессики подобное путешествие будет нелегким. Кроме того, на их клячах далеко не уедешь – это все равно что добираться пешком. Нужно будет продать их на извозчичьем дворе Дабл-Спрингс.

Заходя в промтоварный магазинчик, Джейк весело насвистывал. Продавщица была счастлива продать ему брюки, темно-синюю хлопчатобумажную рубашку, узенький галстук-шнурок и ботинки, не в пример купленным в фактории.

Ожидая, пока завернут покупки, Джейк заглянул в отдел товаров для женщин. На деревянных вешалках висели платья, но настолько убогие, что глаз не на что было положить. В основном это были платья из плотной шерсти или хлопка серых и коричневых тонов. Да эти наряды только для жен фермеров подходят. Он обернулся и встретился взглядом с продавщицей.

Вспомнив недавний инцидент в салуне, Джейк нахмурился. Что это она так на него уставилась? Продавщица же, не подозревая, что ее чисто женское любопытство вызвало раздражение у незнакомца, фыркнула и повернулась к своей напарнице с явным намерением посплетничать. Обе закивали головами, бросая на Джейка подозрительные взгляды, а он, хмурясь, все перебирал невзрачные платья, пока не нашел того, что хотел. Это было простое платье из хлопка, немного дороже, чем все остальные, чуть помятое и пыльное от долгого висения на вешалке, но голубое, под цвет глаз Джессики.

Сорвав платье с крючка, Джейк подошел к продавщице.

– Я возьму это, – заявил он.

Собравшись с духом, та спросила:

– Желаете что-то еще, сэр?

Он вдруг подумал, что у Джессики нет туфель, а он и понятия не имел, какие туфли подойдут к этому платью. А за туфлями потянулась целая вереница разной женской чуши: нижние юбки, белье, чулки, корсет и еще бог знает что. Недовольство самим собой и раздражение оттого, что он привлекает излишнее внимание, все нарастало. Ну надо же, поставить себя в такое дурацкое положение! Даже ради Джессики не стоило этого делать.

– Подберите пару каких-нибудь красивых туфель, которые подошли бы к этому платью, и всякие прочие безделушки. – И, видя, что продавщица смотрит на него с – недоумением, сердито глядя на нее, рявкнул: – Все, с ног до головы!

В глазах продавщицы вспыхнуло такое подозрение, что Джейк едва не вспылил. Отсчитав несколько банкнот, он швырнул их на прилавок, прежде чем она успела сказать что-либо, о чем ей потом пришлось бы очень пожалеть.

– Заверните все и отнесите в салун, комната номер шесть.

И, забрав свой сверток, Джейк пошел к выходу. Бросив взгляд на оставленные деньги, девушка быстро пришла в себя.

– Но, сэр, – крикнула она Джейку вслед, – какой вам нужен размер? Не могли бы вы…

Но Джейк уже решительно закрыл за собой дверь, чтобы не слышать ее голоса и не чувствовать спиной недоуменных взглядов. На улице он вздохнул с облегчением. Для проезжей парочки они с Джессикой что-то уж слишком быстро привлекли всеобщий интерес. Хотя это ведь маленький городок и любое новое лицо тут же становится объектом пересудов. Плевать на них! Завтра он отведет Джессику в магазин. Пусть сама выберет себе одежду, если та, что он купил, ей не понравится, а уже послезавтра они отправятся домой.

Эта мысль почему-то, не доставила Джейку никакого удовольствия. Он и сам не понимал почему. Ведь он выполнил то, что Дэниел просил его сделать: нашел Джессику и доставил ее домой. Так почему же мысль о возвращении в родную обитель ничуть не радует его?

Джейк попытался выбросить из головы мысли о собственном незавидном будущем, однако это оказалось не так-то просто. И, озабоченно хмурясь, Джейк медленно направился к салуну.

Завернувшись в простыню, Джессика стирала в ванной свою грязную одежду. Искупавшись и вымыв голову, она чувствовала себя превосходно. Единственное, что омрачало радость, – так это мысль о том, что придется снова влезать в старую одежду Джейка. Может, когда эти тряпки высохнут и если ей удастся отстирать самые грязные пятна…

Размышления ее прервал стук в дверь.

– Кто там? – робко спросила Джессика, вспомнив про наглых завсегдатаев заведения, которые так бесцеремонно ее разглядывали.

Однако из коридора послышался женский голос, и Джессика, немного успокоившись, подошла к двери, чуть приоткрыла ее и выглянула в щелочку.

Женщина, стоявшая за дверью, взирала на Джессику с любопытством и явным неодобрением, однако вид у нее был вполне безобидный. Сунув в дверь увесистый сверток, она проговорила:

– Джентльмен сказал, чтобы я доставила это сюда.

Придерживая простыню одной рукой, Джессика другой взяла сверток и с недоумением взглянула на него.

– А что там?

– Платье и белье. Если размер не…

Вскрикнув от восторга, Джессика захлопнула дверь прямо перед носом у женщины и бросилась к кровати, на ходу развязывая сверток. Развернула его – и не поверила собственным глазам. Перед ее восхищенным взором предстали: две нижние юбки, белые нитяные чулки, панталоны, нижняя батистовая сорочка, отороченная кружевами, и высокие ботинки из мягкой кожи с жемчужными пуговками. Все вещи издавали восхитительный запах крахмала и новизны.

А платье… Джессика схватила его и приложила к себе, не обращая внимания на то, что простыня свалилась на пол. Такой красоты она еще никогда в жизни не видела. Ярко-синего, как васильки, цвета, отороченное кружевом цвета слоновой кости, оно впереди было задрапировано нежнейшим белым гипюром, собранным сзади в турнюр, украшенный крошечными синими цветочками. Великолепный наряд, достойный самой взыскательной женщины.

Щеки Джессики зарделись, глаза засияли, и, зарывшись лицом в восхитительную ткань, она прошептала, чувствуя, как счастье переполняет ее:

– О, Джейк, спасибо тебе…

Час спустя Джейк постучался к Джессике в комнату. За это время он побродил по городу, пропустил внизу, в салуне, стаканчик виски и немного подремал у себя в комнате, после чего переоделся в новую одежду, начистил ботинки и даже повязал галстук. Джейк всегда любил после кочевой жизни возвращаться к цивилизации, однако никогда еще он не чувствовал себя таким счастливым, как сейчас. Может, это оттого, что еще совсем недавно он вовсе не был уверен в том, что когда-нибудь ему доведется увидеть город, сытно поесть и выпить стаканчик виски. А может, оттого, что сейчас его ждала Джессика.

Дверь открылась, и у Джейка перехватило дыхание. И вовсе не потому, что, привыкнув изо дня в день видеть Джессику в уродливой мужской одежде, скрывающей фигуру, он забыл, что она женщина. Просто он представить себе не мог, что от одного взгляда на Джессику у него будут подкашиваться ноги, а сердце сладко замрет в груди.

Джессика была обворожительна. Платье с глубоким вырезом, отороченным кружевом цвета слоновой кости, открывало взору высокую грудь. Точно таким же кружевом были украшены короткие, по локоть, рукава. Драпировка из нежнейшей белой ткани плотно обтягивала бедра и подчеркивала тоненькую талию, а сзади была собрана в турнюр. Волосы Джессика уложила в высокую прическу, и лишь легкие завитки, окаймляющие лицо, наводили на мысль о том, какой великолепной волной они закроют плечи, если ей вдруг захочется вынуть из них шпильки. Загорелую кожу Джессики покрывал легкий румянец. Синие глаза сверкали как сапфиры. Она была прекрасна, она выглядела как настоящая леди, и Джейк не ожидал увидеть ее такой. Одного взгляда на Джессику оказалось достаточно, чтобы пробудить в нем острое желание, которое, как ему казалось, осталось далеко, на болоте. Ему хотелось не только смотреть на нее… хотелось большего.

Невольно сорвав с головы шляпу, Джейк улыбнулся, хотя лицо словно судорогой свело.

– Ты великолепно выглядишь.

Джессика покраснела. Джейк смотрел на нее так, что ее вдруг охватило непонятное смущение, а сердце забилось быстрее. Сам он тоже выглядел совсем другим. Волосы коротко подстрижены, лицо чисто выбритое и загорелое. Новенькая накрахмаленная рубашка, новый жилет, галстук и до блеска начищенные ботинки. Даже ремень для кобуры был начищен. Джейк выглядел таким свежим, мужественным и настолько красивым, что Джессике даже не верилось, что перед ней человек, с которым она столько времени провела в болоте. Близость его каким-то непостижимым образом волновала Джессику. Не в силах больше выдерживать его взгляд, она опустила глаза.

– Спасибо тебе за платье… и вообще за все, – пробормотала она.

– Я рад, что тебе понравилось.

Джейк никак не мог оторвать от нее взгляда. Наконец, вспомнив, зачем он, собственно, пришел, проговорил, стараясь, чтобы голос его звучал как обычно:

– Я подумал, может, тебе захочется сходить со мной на телеграф. Вдруг уже пришла телеграмма из «Трех холмов». А потом мы могли бы поужинать в салуне, пока там еще не очень людно.

Джессика лишь радостно улыбнулась в ответ. И вовсе не потому, что ей так уж не терпелось получить ответ из «Трех холмов» или ей уж слишком хотелось есть, а потому, что больше всего на свете ей хотелось прогуляться по главной улице городка в новом платье под руку с Джейком.

И не было женщины счастливее Джессики, когда Джейк, бережно взяв ее под руку, вывел на улицу и повел по тротуару. Впервые Джессика почувствовала, что она красива, что о ней заботятся и ее не дадут в обиду. А еще она явственно ощущала, что с таким мужчиной, как Джейк, ее где угодно примут с распростертыми объятиями.

Они почти не разговаривали. Джессика чувствовала, как пульсирует жилка на руке Джейка в том месте, где ее рука касается его руки, с удовольствием ощущала исходящее от него тепло. Проходя мимо запыленной витрины магазина, она взглянула на нее и увидела отражение Джейка: он улыбался. Джессика почувствовала смущение и радость. Смущение оттого, что он догадался о ее желании зайти в магазин посмотреть товары, а радость – потому что Джейк, судя по радужному выражению его лица, совершенно забыл о неприятном инциденте, произошедшем у стойки салуна.

На телеграфе оказалось полным-полно народу, и Джессика осталась у дверей, предоставив Джейку возможность самому протискиваться сквозь толпу. Путешествие их подходило к концу, однако это ее почему-то не радовало. В глубине души она вовсе не ждала телеграммы от Дэниела, как должна была бы, хотя и пыталась убедить себя, что ей ужасно хочется узнать, что Дэниел жив и здоров и ждет не дождется ее возвращения. Сама она не горела желанием его увидеть. Почему-то она подумала, что сейчас теряет что-то самое ценное.

– Добрый день, мэм, – послышался у нее за спиной чей-то голос.

Джессика в изумлении обернулась. Позади стоял незнакомый мужчина. Джессика глянула в его ледяные серые глаза, и улыбка, появившаяся было на ее губах, тотчас же погасла.

Это был крупный мужчина с длинным лошадиным лицом, испещренным оспинами, и сильными руками, Он смотрел на Джессику с такой наглой ухмылкой, что она похолодела. На бедрах его, довольно низко, где-то под слегка выпяченным животом, болтался револьвер. Незнакомец стоял, опираясь о стену, в несколько небрежной позе, однако производил впечатление человека с молниеносной реакцией, который привык действовать не раздумывая. На жилете его красовалась звезда шерифа.

Джессика инстинктивно подалась назад. Мужчина не сводил с нее глаз. Взгляд его, казалось, пронзал ее насквозь, срывал с нее одежду, и, похоже, мужчине это доставляло огромное удовольствие.

– Добрый день… шериф, – как можно приветливее сказала Джессика.

Мужчина коснулся своей сильной рукой полей шляпы.

– Шериф Стреттон, мэм. Это мой город.

Джессика слегка улыбнулась, не зная, что сказать. Шериф по-прежнему не сводил с нее взгляда.

– Видел, как вы сегодня приехали. – Ухмылка его стала еще более гадкой. Протянув руку, он коснулся кружев, украшавших рукава платья Джессики. – В платье вы лучше выглядите. Больше похожи на настоящую женщину.

Джессика попятилась, но уперлась спиной в стену. Дальше отступать было некуда.

Однако шерифу, похоже, было на это наплевать. Его грубая рука прошлась по голой руке Джессики. Кожа тотчас же покрылась мурашками.

– Этот ваш брат… – Джессика заметила, что на слове «брат» шериф сделал ударение, однако по своей наивности не поняла почему. – Слишком уж он вспыльчив. А мы здесь, в Дабл-Спрингс, живем тихо-мирно.

– Мы не хотим никому причинять беспокойства, – дрогнувшим голосом проговорила Джессика.

Палец шерифа заскользил по ее руке с внутренней стороны, а когда Джессика попыталась прижать руку к телу, палец забрался в сгиб локтя, едва не касаясь груди.

– Это хорошо. – Шериф теперь стоял чуть ли не вплотную к Джессике, обдавая ее зловонным дыханием. – Я стараюсь знакомиться со всеми, кто приезжает в наш город, и с мужчинами, и с женщинами, особенно с хорошенькими. – Глаза его сладострастно загорелись. – Городок у нас маленький, и дела идут по заведенному мною порядку. Люди довольно быстро понимают, что со мной лучше ладить.

У Джессики исступленно забилось сердце, в горле пересохло. Ей казалось, что на теле ее, в тех местах, которых касались его мерзкие руки, появляются грязные пятна. Ухватив Джессику рукой за подбородок, шериф заставил ее взглянуть ему в глаза. Похотливый блеск его глаз усилился.

– Вы понимаете, что я имею в виду… мэм?

– Что, черт подери, здесь происходит?

Голос говорившего звенел от злости, однако Джессика вздохнула с облегчением: это был Джейк.

Не спеша выпрямившись, шериф встретился взглядом с Джейком. В глазах его читалось то же презрение и необузданная сила.

– Я всего лишь выполняю свою работу, мистер, – протянул он.

Лишь огромным усилием воли Джейку удалось обуздать свою ярость. Он прекрасно видел, как эта скотина лапал Джессику, и единственное, чего ему хотелось, – это заехать мерзавцу в челюсть. Однако значок шерифа его остановил. Можно, конечно, не всегда уважать закон, однако подчиняться ему следует… или по крайней мере оправдать кого-то за недостаточностью улик.

– И ваша работа заключается в том, чтобы приставать к женщинам? – ядовито осведомился он.

Шериф выпрямился и как бы невзначай ухватился за ремень, на котором висела кобура с «кольтом». Джессика вся напряглась.

– Моя работа, – неторопливо произнес Стреттон, – заключается в том, чтобы проверять всех приезжих.

– А не лапая можно ее проверить?

Джейк говорил громко, так что на телеграфе все его слышали. Да и прохожие сгрудились на противоположной стороне улице, ожидая, что будет дальше. Джессика взглянула на Джейка: на щеках его ходили желваки, он не сводил полного ненависти взгляда с шерифа.

– Джейк, прошу тебя… – начала было она, однако шериф ее опередил.

– Я как раз говорил вашей очаровательной… сестре, что нам здесь, в Дабл-Спрингс, никакого беспокойства не нужно.

– Держись от нее подальше, и его у тебя не будет! – выпалил Джейк.

– Угрозы властям, парень? – зловеще прошипел Стреттон.

Джейк шагнул к нему.

– Ах ты, сукин сын, если бы я хотел угрожать…

– Джейк, прошу тебя! – Джессика поспешно схватила Джейка за руку и умоляюще взглянула на него, потом перевела взгляд на суровое лицо шерифа, потом на жаждущую крови толпу горожан. – Все в порядке. Он вовсе не это имел в виду… Может, пойдем? Я… я ужасно проголодалась.

Глубоко вздохнув, Джейк разжал кулаки. Он прекрасно знал таких людишек, как Стреттон. Навидался их за время путешествий вдоволь. Не исключено, что несколько лет назад этот мерзавец сам был вне закона. А теперь, поди ж ты, страж порядка! Готов пристрелить любого, кто ему не подчиняется. Краешком глаза Джейк заметил его охранников, выдававших себя за его помощников и бдительных членов комитета. При виде угрожавшей их боссу опасности они выползли из тени и придвинулись поближе. Без сомнения, Стреттон держал город в кулаке. Одни подчинялись ему из страха, другие – по простоте душевной. Никто не оспаривал его методов. Начальству виднее. Это был типичнейший пример законного беззакония, против которого Дэниел, став сенатором, собирался отчаянно бороться. Такие люди, как Стреттон, будут существовать всегда и всегда будут держать за горло страхом. Однако Джейк понимал, что сегодня ему, пожалуй, с этим подонком не разделаться.

Не отрывая взгляда от Стреттона, он схватил Джессику за руку и, выведя ее на тротуар, повел к салуну.

Рука Джессики трепетала в его руке, и Джейку стало стыдно за то, что он не смог сдержаться и дал волю гневу.

Взяв Джессику под руку, он заставил себя улыбнуться.

– Забудь его, – проговорил он. – Через пару дней мы уедем из этого города, а сегодня отметим наше возвращение к цивилизации. Я уже чувствую во рту восхитительный вкус бифштекса.

Джессика улыбнулась, потому что этого хотел Джейк, и еще потому, что при виде улыбки Джейка в груди ее разлилась теплая волна, бороться с которой было невозможно. И тем не менее она никак не могла забыть, как этот наглый шериф трогал ее, каким мерзким взглядом он на нее смотрел, совсем как отец.

Джессика еще никогда не ужинала в салуне, и, как ни старалась расслабиться и, отрешившись от всяких неприятных мыслей, бездумно наслаждаться вкусной едой, ей было нелегко это сделать. И дело было не только в том, что здесь потихоньку собирался народ и становилось все шумнее, и не только в произошедшей на телеграфе неприглядной сцене. Она чувствовала, что с этого момента все пойдет по-другому.

Чувствовал это и Джейк. Радостное настроение, с каким он въехал в город, испарилось без следа. Он ощущал смертельную тоску и какой-то неясный страх. Все шло не так, как должно было идти. В течение многих недель он видел в Джессике простую девчонку, растрепанную, грязную, доведенную до отчаяния, иногда сердитую, иногда раздраженную, иногда забавную, но она всегда была рядом, сильная и мужественная. А сейчас за столом напротив него сидела красивая, хорошо воспитанная молодая женщина. Совершенно незнакомая. Жена Дэниела.

Взглянув на бифштекс, который поставила перед ним официантка, Джейк проговорил:

– Ответ еще не получен.

Джессика с недоумением взглянула на него и только потом поняла, что он говорит о телеграмме. Почему у нее словно гора с плеч свалилась от этого известия? Наверное, потому, что, пока не будет ощутимых доказательств существования усадьбы «Три холма», она сможет вспоминать ее как какой-то смутный сон и ей не придется думать о том времени, когда путешествие с Джейком подойдет к концу.

Джейк принялся разрезать бифштекс.

– Это означает, что им пришлось везти телеграмму на ранчо, так что только завтра кто-нибудь отправится в город с ответом.

Джессика кивнула. Она тоже взялась за нож с вилкой, но почувствовала, что есть ей не очень хочется. А еще ей не хотелось думать ни о «Трех холмах», ни о Дэниеле. Но почему? Ведь в последние несколько недель лишь думы о Дэниеле и о прекрасном доме, стоявшем в окружении зеленых лугов и холмов, не дали ей сойти с ума. Джессике казалось, что лишь ради этого ей стоит жить. И вот теперь ей так не кажется. Что же с ней такое происходит? Джессика никак не могла понять.

Кто-то принялся наигрывать на пианино веселую мелодию. В салун вошла очередная группа мужчин. Все они так и вперились в нее взглядами, и только сейчас Джессике пришло в голову, что она здесь единственная женщина. Она принялась с беспокойством озираться по сторонам и, бросив взгляд на лестницу, заметила, что по ней спускается женщина. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: эта особа не кто иная, как местная проститутка. Лишь мельком взглянув на нее, Джессика смущенно отвернулась.

– Ну и волосы, – пробормотала она, едва ли осознавая, что говорит вслух.

Оглянувшись и сообразив, что именно так поразило Джессику, Джейк весело хмыкнул.

– Это верно, даже Господу не под силу создать волосы такого цвета, – непринужденно бросил он и снова принялся за еду.

Женщина, о которой шла речь, не отличалась ни красотой, ни молодостью. Щеки ее были сильно нарумянены, на губах – ярчайшая помада, которая абсолютно не сочеталась по цвету с коротко остриженными, торчавшими во все стороны волосами ярко-оранжевого цвета. Одета эта особа была в немыслимое черное платье, едва прикрывавшее колени, из-под которого торчали многочисленные красные юбки, – малоприличное даже для публичной девки. Однако как ни вульгарна казалась эта девица, ее появление отвлекло внимание мужчин от Джессики, за что Джессика была ей благодарна. Когда она взглянула на проститутку во второй раз, та как раз смотрела в ее сторону, и Джессика ей улыбнулась. На лице женщины отобразилось такое изумление, словно ей никогда никто не улыбался. Поспешно отвернувшись, она облокотилась о пианино и принялась о чем-то болтать с каким-то мужчиной довольно свирепого вида.

«Интересно, много ли времени Джейк проводил с такого рода женщинами?» – подумала Джессика и тотчас же поймала себя на том, что ей неприятно вообще думать, что Джейк мог проводить время с женщинами.

Это было по меньшей мере странно, ведь Джейк когда-нибудь женится и привезет жену домой, в «Три холма». Они с Джессикой подружатся, а дети Джейка будут бегать по дому, заняв место тех детей, которые могли бы родиться у нее, у Джессики. Хорошая это будет жизнь. Они все будут так счастливы вместе!..

Однако в данный момент между Джессикой и Джейком возникла почти осязаемая напряженность, и Джессике трудно было представить себе то счастье, которое ее ожидает в «Трех холмах».

Немного помолчав, она проговорила, стараясь придать своему голосу непринужденность:

– Наверное, ты просто счастлив, что тебе не придется больше есть мою стряпню.

Джейк даже головы не поднял от тарелки.

– Мне она тоже нравилась, – буркнул он.

Внезапно перед ним встал образ Джессики, такой милый, ставший уже привычным. Вот она, наклонившись над костром, что-то помешивает в кастрюльке. Непокорные волосы лезут ей в глаза. Она, мотнув головой, перебрасывает их через плечо и с некоторой робостью смотрит на него, Джейка.

«Неделя, – подумал он, – самое большее десять дней, и все кончится. Она вернется домой целой и невредимой, а все произошедшее с нами будет казаться кошмарным сном. Она вернется домой, к Дэниелу…»

Повисло молчание. Джессика смотрела, как Джейк аккуратно и методично отрезает от мяса кусочки и отправляет их в рот, и не могла оторвать взгляда от его сильных рук. Эти руки не раз спасали ее от опасности, выручали из беды, прижимали ночью к себе, ласково гладили ее по голове, трогали ее лицо, когда мягкие губы касались ее губ… Джессика поспешно затолкнула эти чересчур приятные воспоминания в самый дальний уголок памяти.

Есть она уже не могла. Бифштекс был сочным и вкусным, но Джессике казалось, что она жует опилки. Джейк отложил нож и вилку в сторону и принялся потягивать пиво. Джессика сидела напротив, положив руки на колени. Она казалась необыкновенно прекрасной и в то же время недоступной. Кружево, которым был отделан ворот платья, отбрасывало на ее гладкую смуглую кожу причудливые тени. Джейк смотрел на нее и никак не мог насмотреться, словно каждая минута, в течение которой он любовался Джессикой, могла быть последней.

Наконец он с трудом выдавил:

– Послезавтра здесь будет дилижанс. Если мы на нем отправимся в путь, то через неделю будем дома.

Голос его звучал странно, несколько приглушенно. Казалось, слова эхом разносятся по залу, словно он пустой. Через неделю…

Джессика попыталась улыбнуться, однако улыбка ее тут же погасла. Она взглянула на Джейка. Какой же он красивый и… грустный! Ей хотелось ободряюще коснуться его руки, заставить его снова улыбнуться. Она интуитивно догадывалась, какие чувства он сейчас испытывает. Не понимала, однако догадывалась.

– Замечательно, – промямлила она.

Значит, осталась неделя, и она вернется домой. К Дэниелу… А Джейк будет ее деверем. Они все будут счастливы. Все будет хорошо.

Джейк не помнил, сколько времени они просидели так, не проронив ни слова, просто глядя друг на друга. Однако в молчании их не ощущалось никакой неловкости.

А салун постепенно наполнялся народом. Шум стоял невообразимый. Джессике здесь было явно не место. Отодвинув стул, Джейк встал.

– Я отведу тебя наверх, – проговорил он, не глядя на Джессику, – а потом спущусь вниз и поиграю немного в карты.

Джессика кивнула и, поднявшись, еще раз попыталась улыбнуться. Странно будет сегодняшнюю ночь спать в одиночестве, без Джейка.

Поднимаясь по лестнице, они по-прежнему не смотрели друг на друга и старались не касаться друг друга руками. Снизу доносился оглушительный шум: гремела музыка, то и дело раздавались взрывы смеха и соленые шуточки, – и Джессика подумала, что вряд ли сможет заснуть в такой обстановке. Впрочем, даже если бы снизу не доносилось ни звука, скорее всего она тоже бы не сомкнула глаз.

Отперев дверь, Джессика вошла и повернулась к Джейку лицом, собираясь пожелать ему спокойной ночи.

– Если хочешь, можешь встать завтра попозже, – сказал он. – Утром я собираюсь продать лошадей и купить билеты на дилижанс. А ты, когда встанешь, если есть желание, пройдись по магазинам.

Джессика улыбнулась, тронутая такой заботой.

– Спасибо, Джейк, – проговорила она. – Спасибо за все. – И, потянувшись к нему, легонько поцеловала его в щеку.

Джейк машинально обнял ее руками за талию и замер. Он вовсе не собирался привлекать ее к себе. Он и сам не понимал, как это случилось. Джессика стояла и не думая вырываться. Взгляды их встретились. Ее глаза, огромные, синие, казалось, поглотили его, темные, наполненные жгучим желанием. Джессика непроизвольно сделала шаг вперед и оказалась в его объятиях.

Губы его, мягкие, теплые и влажные, коснулись ее губ. Руки притягивали ее все ближе и ближе. Поцелуй становился все неистовее. Джессику пронзило такое чувство, будто она умирает и заново рождается. А руки Джейка уже забродили по ее спине и плечам, все крепче прижимая ее к себе. И Джессика почувствовала, как ее руки, обвившись вокруг шеи Джейка, притягивают его к себе. Но если в поцелуе Джейка бушевала бешеная страсть, то поцелуй Джессики был пронизан трепетной нежностью и несказанным изумлением. Как цветок раскрывается под жгучими лучами солнца, так и Джессика распахнула Джейку свои объятия, словно говоря: «Я твоя, бери меня». Внезапно ее как громом поразило: да она же любит его, любит давно, самозабвенно и страстно.

И в ту же секунду, словно прочитав ее тайные мысли, Джейк решительно, почти грубо оторвался от ее губ и выпрямился. Он стоял, тяжело дыша. Глаза его по-прежнему были темными от потрясения и неистового желания. Руки больно сжимали талию Джессики и, когда она попыталась отстраниться, машинально удержали ее. Джессика чувствовала, что губы ее горят огнем, а тело трепещет от острого желания, доселе незнакомого. Она взглянула на Джейка, и на лице ее отразилось все смятение чувств.

Джейк резко разжал руки, и Джессика сразу же почувствовала себя маленькой, слабой, покинутой. Ощущение было таким острым, словно ее ударили в грудь, и не оказалось у нее сил ни говорить, ни протягивать к нему свои трепетные руки. А он все смотрел на нее не отрываясь, и глаза его были полны такой боли, что у Джессики сердце сжалось в груди. Казалось, так стояли они не несколько секунд, а уже несколько часов. Наконец, не проронив ни слова, Джейк, резко повернувшись, зашагал прочь.

 

Глава 12

Джессика не знала, сколько времени металась по узенькой комнате, крепко сжав руки и закусив губу, чтобы сдержать слезы: радости, боли или смятения – она и сама не могла бы сказать.

Джейк…

Она любит его, любит страстно, сильно. Как она могла выйти замуж за Дэниела, когда дороже Джейка для нее нет никого на свете? Оказывается, любовь – это не только признательность и благодарность, которые она испытывала к Дэниелу, а нечто гораздо большее. Это мощное, всепоглощающее чувство, которое захватывает тебя всю, заставляя сердце биться быстрее. Хочется принадлежать любимому целиком и полностью. Ему, и только ему одному. Чувство это зрело в Джессике уже давно, пока она не поняла, что больше не в силах ему противиться, Джейк… Только Джейк… Больше никто ей не нужен.

А она жена его брата.

Снизу доносились пронзительные звуки музыки, взрывы оглушительного хохота, звон разбитого стекла. За окном раздался звонкий цокот копыт по утоптанной земле. В холле захихикала какая-то женщина, мужчина что-то тихо проговорил ей в ответ. Дверь в соседний номер открылась, потом закрылась.

Мысли Джессики неслись вскачь, больно щемило сердце. Ей хотелось одновременно и плакать, и смеяться, хотелось крепко прижать Джейка к себе, ощутить силу его рук, почувствовать биение его сердца. Что же ей теперь делать?

Раздался стук в дверь, и у Джессики на мгновение замерло сердце. Облегчение и отчаянная радость захлестнули ее.

– Джейк! – прошептала она и бросилась открывать. Дверь распахнулась, и у Джессики опустились руки. Боль и горькое разочарование сменили безудержную радость. На пороге стоял не Джейк, а шериф Стреттон.

Он вошел в комнату и с шумом захлопнул за собой дверь. Однако шума этого никто не услышал: из салуна доносилось нестройное пение. Похоже, завсегдатаи уже успели крепко набраться. Джессика машинально сделала шаг назад. Она пребывала в таком замешательстве, что ей даже в голову не пришло спросить, зачем шериф, собственно, явился. Оглядев Джессику с ног до головы холодным ненавидящим взглядом, Стреттон мерзко ухмыльнулся.

– Ну что ж, мэм, – проговорил он, – пора нам с вами поближе познакомиться. Этот ваш братец… – и снова голос его прозвучал издевательски, – плотно засел за карточный столик, так что, думаю, нам никто не помешает.

Сердце Джессики отчаянно забилось в груди.

– Шериф… – полувопросительно проговорила она и остановилась, не зная, что сказать дальше.

Однако что бы она ни говорила, это уже не имело никакого значения. Шериф надвигался на нее, ощупывая ее взглядом, и по мере того, как Джессика отступала, глаза его становились все более похотливыми.

– Вы знаете, – проговорил он, – обычно я не связываюсь с чужими женами. – Джессика с немым ужасом наблюдала за тем, как шериф начал расстегивать ремень. – Но поскольку вы этому чересчур прыткому парню не жена, а сестра… – он ухмыльнулся, обнажив желтые зубы, – то думаю, вы не будете слишком возражать, если мы с вами немного развлечемся.

Джессика уже уперлась ногами в железную раму кровати. Дальше отступать было некуда. «Джейк, – вихрем пронеслось у нее в голове. – Джейк!» Но с губ не слетело ни звука.

Сняв ремень, Стреттон бросил его на кровать и шагнул к Джессике.

И только тут Джессика закричала, но тотчас же сильная рука заткнула ей рот, и крик замер. Джессика почувствовала, что сейчас задохнется. Она попыталась вырваться, но это ей не удалось. И как Джессика ни сопротивлялась, шериф, не прилагая особых усилий, повалил ее на кровать.

У Джейка оказалось на руках два туза, и он уставился на них невидящим взглядом. Музыка, смех, бессмысленные лица сидевших за столом незнакомых людей – все куда-то улетучилось. Слышалось лишь биение собственного сердца, а в голове стучало: «Как ты мог это сделать? Как посмел допустить такое? Боже милостивый, ведь она жена Дэниела!»

Почувствовав на себе вопросительные взгляды игроков, Джейк поднял ставку на один доллар. Он уже два раза проиграл, однако это его не волновало. Единственное, о чем он сейчас мог думать, – это о мягких, нежных губах Джессики. Единственное, что хотел видеть, – это ее глаза. Вот бы вновь заключить ее в свои объятия и целовать, целовать, целовать. Воспоминание о ее восхитительно округлом, податливом теле жгло его как огнем. Как он мог уйти от нее?

Но ведь он пообещал себе, что подобного больше не случится. После эпизода у хижины охотника он к Джессике и близко не подходил. Он приказал себе выбросить все произошедшее из головы и считал, что это ему удалось. А оказывается, вовсе нет.

«Ты не сделаешь такую подлость ни Дэниелу, ни ей, ни себе. Забудь ее. Она не твоя. Она возвращается домой», – приказал себе Джейк… и почувствовал, как больно сдавило горло. Каждая клеточка тела, казалось, застыла в напряженном ожидании. Как же ему хотелось вновь прижать Джессику к своей груди, коснуться губами ее трепещущих губ…

Помимо своей воли Джейк бросил взгляд на лестницу.

«Не смей! Держись от Джессики подальше. Оставайся здесь, играй в карты, напейся, если так тебе будет легче, только не ходи к ней», – приказал он себе.

Он никак не мог забыть выражения ее глаз. Она хотела позвать его, он знал это совершенно точно. Если бы она позвала, если бы произнесла хоть слово, он никогда бы не ушел. А если сейчас он поднимется по лестнице, все, с прежней жизнью будет покончено. Он уже никуда ее от себя не отпустит.

Джейк стиснул зубы и сжал руки в кулаки. Отвернувшись от лестницы, он снова уставился в свои карты.

Мотая головой из стороны в сторону, Джессика рыдала, отчаянно пытаясь придумать, как ей вырваться. Шериф навалился на нее всем телом, и сделать это оказалось непросто. Пытаясь задрать юбки, он больно полоснул ее по ноге острыми ногтями. Сладострастно сопя, он прижимал ее к кровати все сильнее.

– Ну давай, девочка, барахтайся, – шептал он. – Так мне даже больше нравится.

Он уже срывал с нее нижние юбки.

Изловчившись, Джессика со всей силы куснула насильника за руку и принялась кричать что было сил. Однако внизу гремела музыка, шаркали стулья, смеялись посетители. И никто ее не услышал.

Джессика брыкалась, извиваясь всем телом, пыталась сбросить с себя негодяя, но все усилия ее оказались тщетными. С отчаянием она поняла, что шансов нет! Зловонное дыхание шерифа обжигало щеки; руки его стискивали ей ноги с такой силой, что на нежной коже появились красные пятна. И ни один человек не приходил на помощь…

Джессика шарила по кровати, пытаясь найти хоть что-нибудь, чем можно было бы ударить мерзавца. Пальцы ее коснулись гладкой кожи кобуры. С криком ярости, ужаса и отчаяния она выхватила из кобуры револьвер.

– Ну, что собираешься делать, парень?

Сидевший напротив мужчина вытащил двойку. У него были один валет, две десятки и королева, а у Джейка – карты одной масти и тузы. Джейк долго смотрел невидящим взглядом в карты. Сердце его гулко стучало.

«Сиди на месте. Оставь ее в покое».

Спокойно сложив карты, Джек поднялся из-за стола и не оглядываясь направился к лестнице.

Джессика приставила револьвер к затылку шерифа. Тот злобно выругался и схватил ее за руку, но она закричала и, извиваясь всем телом, попыталась откатиться в сторону. Это у нее не получилось, и тогда она со всей силы принялась колотить шерифа револьвером по голове, брыкаясь при этом и пиная его ногами.

Внезапно комнату потряс выстрел. Руку Джессики со страшной силой отбросило назад, револьвер упал на кровать. Джессике смутно почудилось, будто она умирает. Что-то произошло, и наступил конец… Внезапно тело шерифа обмякло, зловонное дыхание перестало опалять ей лицо. Отпихнув от себя ненавистного насильника, Джессика скатилась с кровати и, вся дрожа, уставилась на безжизненное тело.

Повсюду – и на стене, и на полу – была кровь. Белые простыни тоже постепенно пропитывались ею, и хлестала она из дырки в спине шерифа. Джессика взглянула на свои руки. Они были все в крови, да и лицо наверняка тоже. Шериф не шевелился и не дышал. Он был мертв. «Я убила его», – тупо подумала Джессика, не вполне, однако, осознавая того, что произошло. Она еще раз взглянула на свои руки, на залитую алой кровью постель, на лежавший на кровати труп, и из груди ее вырвался какой-то клокочущий звук. На секунду Джессике показалось, будто она пребывает в каком-то страшном сне. «Нужно сказать Джейку», – с полным безразличием подумала она…

И в это мгновение в комнату ворвался Джейк. Одной секунды ему хватило, чтобы обвести взглядом убогое помещение – окровавленное тело на кровати, всхлипывающая от ужаса Джессика. Стреттон мертв. Он хотел изнасиловать Джессику, и она каким-то непостижимым образом умудрилась его убить.

Джейк знал, какие порядки царят в маленьких городках. Ни один человек не избежит ответственности за убийство шерифа, особенно женщина. И никто не станет искать причины, по которой она это сделала. Джейк понимал, что Джессику посадят, а она умрет, если ее снова будут держать взаперти.

Джейк размышлял минуту, не больше. Подскочив к Джессике и схватив ее за плечи, он повернул ее лицом к себе.

– Джессика, Джессика, послушай меня. Ты меня слышишь?

Лицо Джессики маячило перед ним темным пятном. Ее по-прежнему била крупная дрожь. В голове не было ни одной мысли. Она попыталась что-то сказать, но с губ сорвалось лишь несколько невнятных звуков. Единственное, что она понимала: Джейк здесь – значит, теперь ей нечего бояться.

– Послушай, – пылко говорил Джейк, – иди в конюшню, оседлай мою лошадь и оставь ее там, а сама выбирайся из города. Помнишь заросли орешника неподалеку от города, мимо которых мы проезжали? Помнишь? – Джейк снова тряхнул Джессику за плечи и тряс до тех пор, пока она не кивнула. – Жди меня там. Но если я не приеду через час, уезжай. Скачи на запад. Возвращайся к Дэниелу. Ты сможешь это сделать, Джессика? Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Да, – с трудом выдавила из себя Джессика. Горло ее сдавило словно тисками, было больно дышать. Она тряслась словно в лихорадке и не чувствовала биения собственного сердца. – Да, да…

Потому что Джейк ей это приказал, подумала она, а то, что приказывает Джейк, она обязана выполнить.

Больно схватив Джессику за плечи, Джейк потащил ее к двери.

– Спускайся по черной лестнице, – скомандовал он. – Я постараюсь задержать их подольше. Беги.

И Джессика, подхватив юбки, помчалась к черной лестнице. Внезапно дверь в коридор распахнулась, и Джессика встретилась взглядом с оранжевоволосой особой.

– Черт подери, детка, что здесь происходит? – изумленно спросила та.

Но Джессика не остановилась.

Джейк услышал шаги на лестнице, потом шум в коридоре.

«Все, – подумал он, – теперь уже поздно спасаться бегством. Беги, Джессика, беги…»

На пороге возник хозяин салуна в сопровождении двух вооруженных завсегдатаев. Они молчали, однако по их лицам видно было, что они сгорают от любопытства. К насилию они не привыкли. Шериф держал город в ежовых рукавицах.

Они смотрели на залитую кровью кровать, на мертвого шерифа и глазам своим не верили.

Первым в себя пришел хозяин салуна. Изрыгая проклятия, он бросился к бездыханному телу. Один из мужчин наставил револьвер на Джейка. Филдинг поднял руки и, делая вид, что отступает, бочком придвинулся к открытой двери.

– Да это же шериф! Боже правый! Этот сукин сын выстрелил ему прямо в спину! – раздался возглас хозяина салуна.

– А у того даже оружия не было! Надо же, стрелял в безоружного!

С лица того парня, что направил на Джейка револьвер, градом катился пот. Переводя безумный взгляд с хозяина салуна на Филдинга, он закричал:

– Это все он! Тот, кто устроил скандал на телеграфе!

– Я ни в чем не виноват, – тихо проговорил Джейк, но никто его не слушал.

– Бегите за помощниками шерифа! О Господи! Шерифа убили!

– Так и знал, что этим дело кончится! – вопил хозяин салуна. – Сразу было видно, что от него жди беды!

Джейк попробовал сделать маленький шажок по направлению к двери, однако второй завсегдатай таверны тоже вытащил револьвер.

– А ну-ка стой спокойно, мистер!

Джейк понимал, что спастись бегством он может только сейчас. С тремя испуганными мужиками он еще может справиться, а вот когда подоспеет вооруженная охрана шерифа, именовавшая себя его заместителями, у него не останется ни единого шанса.

«Беги, Джессика, беги!»

Тот, что наставил на Джейка револьвер, скомандовал:

– Давай-ка вытаскивай, мистер, свою пушку. – Он тяжело дышал, и рука, в которой он держал оружие, тряслась. – И давай мне рукояткой вперед. Только не торопись.

Медленно, не сводя глаз с направленного на него оружия, Джейк осторожно взялся двумя пальцами за рукоятку револьвера, а третий положил на спусковой крючок и, медленно вытащив оружие из кобуры, протянул мужчине. Тот потянулся за револьвером.

В этот момент за окном раздался топот копыт. Крутанув оружие вокруг пальца, Джейк прицелился и принялся палить в стену, к которой мужчины стояли спиной. Те попадали на пол и, побросав свои револьверы, прикрыли головы руками. Продолжая стрелять, Джейк выбежал из комнаты и помчался к черной лестнице.

Джессика спрятала лошадь в густой чаще орешника, а сама бегала по опушке в ожидании своего любимого. Прошло уже больше часа, она в этом не сомневалась. Ночь стояла безлунная и темная, орешник рос довольно далеко от дороги. Вокруг стояла мертвая тишина.

Джейк, о Джейк! Где же он? Почему остался? Что с ним теперь будет? Может, он ранен, или его уже посадили в тюрьму, или…

Он сказал, чтобы она его не ждала. Приказал ехать к Дэниелу. Но разве она может его бросить?

«Я никогда его больше не увижу, – подумала Джессика. – Он ранен или убит, и я его больше никогда не увижу…»

Прижав к губам дрожащие пальцы, она попыталась прочесть молитву, однако единственное, что ей удалось произнести, – это имя Джейка.

Она не должна была бросать Джейка. Нужно вернуться в город и найти его. Джессика повернулась, неверным шагом направилась к лошади и вдруг… замерла.

Сквозь плотную, всепоглощающую тишину с дороги прорвался едва слышный дробный топот копыт. Какой-то одинокий всадник. Это вполне мог быть помощник шерифа или кто-то из городских жителей, погнавшийся за ней. Надо бежать, но… ноги не слушались ее, она вся будто окаменела.

Тем временем лошадь свернула с дороги. На фоне деревьев показался неясный силуэт всадника. Джессика по-прежнему стояла как вкопанная.

И лишь когда всадник спешился, она, подхватив юбки, бросилась к нему в объятия, а он крепко прижал ее к себе и зарылся лицом в ее душистые волосы.

От радости Джессика не могла вымолвить ни слова. Она чувствовала невероятное облегчение, и единственное, на что была способна, – это прижиматься к Джейку. Он рядом, целый и невредимый.

– Я сбил их со следа, – отдышавшись, выдохнул Филдинг. – До утра они не пошлют за нами погоню, а мы к тому времени будем уже далеко.

Джейк! Живой! Какое счастье! Джессике хотелось кричать от радости. Она вскинула голову навстречу его ищущим губам…

Необыкновенное чувство охватило их обоих. Чувство, большее, чем радость и облегчение. Второй раз им удалось вырваться из лап смерти, и теперь они упивались этим блаженным ощущением.

Джессика так и не поняла, каким образом они оказались на земле – то ли у нее подкосились ноги, то ли это Джейк увлек ее на землю. Но так или иначе, это произошло, и он крепко обнимал ее, все целуя и целуя. Все в Джессике ликовало, она растворялась в своем возлюбленном и была безумно счастлива. Сколь же упоительным может быть поцелуй… Джессика никак не могла насладиться. Трава была мягкая и влажная, но она не чувствовала холода – объятия Джейка согревали ее.

– Джейк… Слава тебе Господи… – чуть слышно прошептала она, – я уже думала… слава тебе Господи…

Джейк гладил ее по шелковистым волосам.

– Джессика, я не могу… О Боже, как же я хочу!..

И губы его вновь прильнули к ее губам, страстно, крепко, по-хозяйски. А Джессика, сдавленно застонав, прижалась к нему всем телом, и казалось ей, что она никогда не сможет прильнуть к нему так тесно, как хотелось бы.

А губы Джейка уже покрывали поцелуями ее шею, руки скользили по талии вверх и вниз, и Джессика затрепетала от восторга. Когда же рука Джейка накрыла ее полную грудь, Джессика замерла. А в следующее мгновение она почувствовала на своей груди его влажное обжигающее дыхание, а затем страстный поцелуй. Джессику пронзило неведомое восхитительное чувство, от которого тело обмякло, а внизу живота возникло еще не испытанное доселе мучительное желание. Она еще больше прижалась к Джейку, застонав от невыразимого блаженства. Какое счастье! Ее обнимает Джейк, которого она любит, о котором мечтает.

А Джейк, прильнув к ее груди, казалось, никак не мог от нее оторваться. Он гладил ее живот, коснулся бедер, потом его руки скользнули ниже. И с каждым движением Джессики, с каждым стоном, слетавшим с ее губ, Джейк становился все слабее, все труднее становилось ему держать себя в руках.

«Останови меня, Джессика, – беспомощно подумал он. – Не дай этому случиться». Но было уже слишком поздно. Джейк потерял над собой власть. Желание, поразившее его, оказалось столь сильным, что он не в силах был с ним совладать, да и не хотел этого. Ясно было одно: потерять Джессику он не может.

Подняв ей юбки до самой талии, он гладил ее ноги. Прохладный ночной ветерок коснулся пышущей жаром кожи Джессики. Она затрепетала, и темное беззвездное небо закружилось у нее перед глазами, целое море самых разнообразных ощущений пронзило все тело, а когда рука Джейка поползла вверх, незнакомое ноющее чувство в животе усилилось, и Джессика поняла, что хочет Джейка, жаждет его прикосновений, объятий, нежных слов, которые он будет нашептывать ей на ушко.

Она слышала биение собственного сердца и замерла в напряженном ожидании того, что неизбежно должно было произойти. Она понимала: сейчас случится что-то такое, что навсегда изменит ее. Страха Джессика не ощущала. Чего ей бояться? Ведь Джейку она готова отдать себя всю без остатка и его получить для себя целиком и полностью…

Осторожно сняв с нее панталоны, Джейк отбросил их в сторону и обнял Джессику. Грудь его плотно прижималась к ее ноющей груди, губы прильнули к ее губам сладостным поцелуем. Джессика почувствовала, как Джейк осторожно раздвинул ей ноги и шершавая ткань его брюк коснулась ее нежной кожи. Казалось, время ускорило свой бег, а потом и вовсе исчезло, словно то, что происходило между влюбленными, не имело к нему никакого отношения. Осталась лишь их всепоглощающая страсть, которую им обоим не терпелось удовлетворить.

Джессика смутно, как сквозь пелену, видела, как Джейк, сняв с пояса револьвер, принялся расстегивать пуговицы на одежде. Ночь была наполнена ожиданием неизвестного, напоена чувствами и желаниями, которых Джессике еще никогда не доводилось испытывать, и о существовании которых она даже не подозревала. Вдруг она почувствовала, как что-то твердое, горячее, незнакомое и оттого пугающее коснулось самого низа ее живота. Объятие Джейка становилось все крепче, прерывистое жаркое дыхание опалило ей ухо, губы вновь прильнули к ее губам.

Джессика понимала, что будет больно. Однако огромное, всепоглощающее желание, охватившее ее, пересилило страх. Казалось, каждая клеточка ее трепещущего тела взывает к Джейку, моля его поскорее подарить ей еще неведомое наслаждение. Прошлое, будущее – все куда-то исчезло. Остался лишь миг ожидания и то, что должно произойти вслед за ним.

И вот он настал, этот чудесный момент, наполненный и болью, и восторгом. Прильнув к Джейку, Джессика уткнулась лицом ему в плечо, пытаясь заглушить крик, а он обхватил ее обеими руками, словно защищая от опасности, которая ей сейчас вовсе не угрожала. Джессика чувствовала на своей щеке его горячую, чуть влажную щеку, грудью – быстрое биение его сердца, лицом – легкое прикосновение его шелковистых волос, руками – его сильные мышцы. Это был Джейк, ее Джейк, для которого она появилась на свет, которому отдалась вся, без остатка, и которого теперь принимала.

Постепенно боль стала уходить. Джейк ритмично двигался, и она поразилась тому, насколько красив этот акт, связывающий душу и тело воедино, составляющий из двух людей единое целое. И впервые Джессика поняла сущность любви, ощутила, что значит быть женщиной. И не кто иной, как Джейк, открыл для нее эти истины, ввел в незнакомый восхитительный мир, который навсегда изменил ее. Никогда уже ей не стать прежней.

И еще долго после того, как незабываемые минуты остались позади, Джейк крепко прижимал Джессику, маленькую и хрупкую, к своей груди, и единственное, чего ему хотелось, – это обнимать ее так всю оставшуюся жизнь. Душа его пела от радости, а тело казалось легким, словно воздушным. Джессика заполонила все его существо, проникла в душу, наполнила собой каждую клеточку кожи. Все мысли у него были только о ней. Джессика… Он испытывал к ней такие чувства, какие ему еще никогда ни к кому не доводилось испытывать. Невозможно передать словами, как тронуло его душу произошедшее.

И вдруг сквозь охватившее Джейка ликование начал проникать ужас. Он попытался отогнать это неприятное ощущение от себя и не смог. Джессика, это дорогое его сердцу, невинное существо, женщина, чья жизнь таким непостижимым образом переплелась с его собственной жизнью, единственная женщина в мире, сделавшая его настоящим мужчиной… жена его брата…

«Бог мой! Что же я наделал?!»

Он хотел подарить ей весь мир, хотел любить ее, охранять ее, навсегда сохранить для себя хотя бы частицу ее… А сделал то единственное, что способно погубить ее.

Джейк прислушивался к биению своего сердца, смотрел, как сгущаются краски ночи. В ночном кошмаре только что родилось чудо, породившее другой, еще более худший кошмар, которому теперь не будет конца. Кошмар этот станет преследовать их с Джессикой до конца жизни, и возврата назад уже никогда не будет. Как же все это случилось? Боже правый, что же они наделали!

Джессика лежала настолько тихо, что Джейк даже подумал, что она заснула. Джейк почувствовал прилив такой нежности, что лишь огромным усилием воли сдержался, чтобы не заключить ее в свои объятия.

Джессика…

Как это могло произойти? Как он мог допустить такое?

– Джессика, – проговорил он хриплым голосом и легонько потряс ее за плечо. Она открыла затуманенные глаза, и Джейк поспешно отвернулся. Он не мог заставить себя взглянуть на нее. Как он будет теперь смотреть ей в глаза?

Джейк сел.

– Мы должны ехать, – резко бросил он. Каким ненавистным показался ему собственный голос! – На рассвете за нами вышлют погоню. Мы должны убираться отсюда.

Он встал и отошел в сторону, делая вид, что чувства Джессики его абсолютно не волнуют, и злясь на себя за это. За спиной послышался тихий шорох: Джессика поднялась и принялась поправлять одежду. Джейк стоял, чувствуя, как нарастает в душе ужасная, всепоглощающая боль. Он стиснул зубы и крепко зажмурился, пытаясь преодолеть ее.

Не оборачиваясь, он едва слышно прошептал:

– Прости меня.

 

Глава 13

Казалось, эта темная ночь не кончится никогда. Стояла кромешная мгла и благоговейная тишина, нарушаемая лишь тихим цоканьем лошадиных копыт. Лошади неуверенно ступали по незнакомой дороге. Усталость и пережитое потрясение, в конце концов, оказали на Джессику свое пагубное воздействие: она чувствовала себя разбитой и настолько подавленной, словно ее вот-вот готова была поглотить черная бездна небытия. Ею овладело какое-то полусонное состояние, и казалось, что недавние события ей только приснились. Не может быть, чтобы она застрелила человека, а потом занималась любовью с Джейком.

Впрочем, все, что касалось Джейка, ей не могло присниться. Все остальное – да, но только не это. Непривычная ломота во всем теле и безбрежный душевный покой убеждали ее в том, что они с Джейком и в самом деле занимались любовью. И даже если мир в эту секунду вдруг полетит в тартарары, этих минут у нее никто не отнимет. Они с Джейком любили друг друга, и теперь ей-ничто не страшно.

Наконец наступил рассвет. Нехотя оттолкнув ночь своими серыми крючковатыми пальцами, позолотил он верхушки деревьев и кромку неба. Джессика представления не имела, сколько времени ехала верхом, чуть ослабив вожжи. Наконец они добрались до какого-то ручья. Лошадь Джейка остановилась и, опустив голову, принялась пить, и лошадь Джессики тоже послушно остановилась и жадно припала к воде. Джейк спешился, а Джессика, бросив на него недоуменный взгляд, огляделась по сторонам.

Она понятия не имела, куда они заехали: Филдинг оказался мастером по запутыванию следов. Похоже, во время долгих странствий ему частенько приходилось этим заниматься. Джессике казалось, что ночью они ехали куда глаза глядят, а на самом деле Джейк самым тщательным образом продумал маршрут, чтобы как можно дальше отъехать от города и одновременно пустить преследователей по ложному следу. Сейчас они находились в плодородной холмистой местности восточного Техаса – страны фермеров. Несколько раз Джессика с Джейком меняли первоначально взятый курс и теперь находились почти в двадцати милях к северо-востоку от Дабл-Спрингс и намного дальше от «Трех холмов», чем в тот день, когда въезжали в проклятый городишко, где они стали невольными участниками таких ужасных событий. Тот путь, с которого Джейк свернул в первый раз, вел на запад. И теперь оставалось лишь уповать на то, что к тому времени, как участники погони поймут, что беглецы ускакали совсем в другом направлении, преследование потеряет всякий смысл.

Местом, которое они выбрали для привала, оказалась крошечная полянка, окаймленная со всех сторон густым кустарником, ветви которого склонялись до самой земли, защищая Джессику с Джейком от посторонних глаз. Неподалеку от этого места находилась скала, покрытая ползучими растениями. Она образовывала естественный альков, небольшую пещерку, где Джейк и Джессика могли переждать полуденный зной. Отдыхать сейчас, конечно, было не время, но лошади спотыкались от усталости и уже не могли идти дальше. Кроме того, здравый смысл подсказывал Джейку, что бдительность его за долгую ночь притупилась. Так что лучше отдохнуть сейчас, чем потом сожалеть о том, что не сделал этого. И Джейк принялся распрягать свою лошадь.

– Здесь нас никто не найдет, – бросил он, не глядя на Джессику. – Позже поедем дальше и постараемся раздобыть что-нибудь поесть, а сейчас самое лучшее, что можно сделать, – это затаиться и выждать.

Джессика с трудом соскочила на землю. Тело ломило от боли. Лицо бледное и измученное, под глазами от усталости темные круги. Бросив на нее мимолетный взгляд, Джейк поспешно отвернулся, и сердце его больно сжалось. Он поклялся защищать ее, заботиться о ней, собирался доставить ее домой в целости и сохранности, а сам морил ее голодом, затащил в самое сердце страшного болота, подверг тяжелейшим физическим испытаниям, которые способна вынести не каждая женщина… и в довершение всего сделал из нее женщину. А сейчас ее преследует банда подонков, которым никакой закон не писан и которые, если поймают ее, наверняка растерзают. А что он может сделать, чтобы защитить ее? Она измучена до предела морально и физически, а он даже не может предложить ей что-нибудь поесть.

Подойдя к нему, Джессика робко проговорила умоляющим голосом:

– Джейк, может, нам лучше вернуться и рассказать им, что случилось? Не можем же мы без конца скрываться от преследования.

– Нет! – отрезал Джейк таким голосом, что Джессика вздрогнула, и, сняв со своей лошади тяжелое седло, понес его к алькову. – Они тут же расправятся с нами без суда и следствия!

– Но ведь это был несчастный случай…

– Нет, черт подери! – Швырнув седло на землю, Джейк повернулся к Джессике. Лицо его было мрачным, взгляд – враждебным. – Этот чертов шериф мертв! Застрелен прямо в спину! И всем наплевать на то, как это произошло. Чтобы выйти из этой комнаты, мне пришлось отстреливаться. Ты что, думаешь, им интересно то, что ты им будешь рассказывать? Да если они нас поймают, то вздернут на виселице тут же!

Джессика смотрела на Джейка полными ужаса глазами. Правда, которая ей открылась, оказалась настолько проста… Джейк взял всю вину за случившееся на себя. Он пробивал себе дорогу из комнаты с помощью револьвера, иначе его непременно схватили бы и линчевали. И не важно, что шериф был убит не намеренно, что она, Джессика, только защищалась, а Джейк и вовсе не сделал ничего плохого. Он взял на себя вину за убийство, которого не совершал, чтобы защитить ее! Джессике припомнилось, какой мукой были полны его глаза прошлой ночью, какое тяжелое молчание висело между ними всю дорогу, пока они спасались бегством, и ей стало все ясно.

Она прижала к губам дрожащие пальцы, чтобы заглушить готовый вырваться стон. Лицо ее покрыла смертельная бледность, глаза казались огромными.

– О Джейк! – едва слышно прошептала она. – Что же я с тобой сделала?

Джейк замер. Ему так хотелось подойти к ней, заключить ее в объятия, успокоить, прогнать все страхи прочь. На самом деле голос его был вовсе не злой, как казалось Джессике, а полон отчаяния. Меньше всего на свете Джейку хотелось причинить ей боль.

– Джессика… – проговорил он, и голос его дрогнул от нежности. Он сделал по направлению к ней шаг, но вовремя одумался и, потупив взор, прошел мимо к своей лошади. – Ты ничего со мной не сделала. Единственное, что нам остается, – это потихоньку выбраться из этого штата и добраться до ранчо. Дэниел… – Голос Джейка прервался, и он поспешно принялся поправлять подпругу. – Дэниел все уладит.

Он даже думать не мог о Дэниеле. Не мог представить себе, как станет смотреть брату в глаза после всего того, что натворил. Усилием воли, которой у него, похоже, уже не осталось, Джейк приказал себе выбросить мысли о брате из головы. Ему нужно думать о настоящем, а с будущим он как-нибудь разберется в свое время. Да Дэниел никогда и не узнает. И потом, он вовсе не собирался заниматься любовью с Джессикой, все произошло случайно, как и убийство шерифа.

Случайно? Нет! Им с Джессикой было предначертано свыше встретиться и полюбить друг друга. Лучше этой ночи любви у Джейка ничего не было, это он знал наверняка, но тем не менее чувство вины не оставляло его.

Джессику трясло мелкой дрожью, и она обхватила себя обеими руками.

– О, Джейк, я не хотела, чтобы это случилось! – сдавленным голосом проговорила она. Слезы уже готовы были хлынуть у нее из глаз, однако она сдержалась и не заплакала. – Я не могу, чтобы ты… страдал из-за меня. – Голос ее дрогнул. Как же ей хотелось кинуться к нему, обнять, прижать к груди, однако она не в силах была сделать ни шага. – Разве ты не видишь, что я тебя люблю? Я никогда…

Плечи Джейка дрогнули. Несколько секунд он не шевелился, потом поднял седло.

– Ты не можешь меня любить, – проговорил он хриплым голосом. – Ты замужем за Дэниелом.

Что-то в Джессике содрогнулось от боли. Ей показалось, что еще немного – и она зарыдает. Джейк понес седло к алькову, и она направилась следом за ним.

– Я ничего не могу поделать. И ты знаешь, что это правда. Ты знаешь…

Джейк уронил седло на землю, а когда повернулся к Джессике, она увидела в его глазах такую муку, что даже остановилась.

– Не надо, – проговорил он и сжал руки в кулаки. И хотя это единственное слово он произнес ласково, взгляд его, полный неподдельного страдания, полоснул Джессику как ножом. – То, что произошло прошлой ночью… – Он запнулся, видимо, подбирая слова и злясь на себя за то, что никак не может подобрать и что ему вообще приходится говорить на эту тему. – Это не должно больше повториться. Я не должен был… – Он замолчал и глубоко вздохнул. Джессика с мольбой смотрела на него, и он тщетно пытался не поддаться жалости. Как можно говорить ей, что он сожалеет о случившемся, если ничего уже нельзя изменить? Какой смысл им обоим об этом сожалеть? Как заставить Джессику понять то, чего он сам не понимает?

Джейк плотно сжал губы и, впившись ногтями в ладони, безжизненным голосом произнес:

– Мы поступили плохо. Нужно все забыть и продолжать жить по-старому.

Он отвернулся и отошел в сторону, а Джессика осталась стоять где стояла, внезапно почувствовав необыкновенный прилив сил и полное спокойствие. Джейк прав. Она замужем за Дэниелом. Может быть, то, что сделали они с Джейком, считается грехом, но она не испытывает ни стыда, ни сожаления за содеянное. До знакомства с Джейком она не знала ни жизни, ни надежды, ни любви. Если за то, что они занимались любовью, она попадет в ад, что ж, она готова платить столь малую цену. И никогда она не станет сожалеть о случившемся.

Отчетливо выговаривая каждое слово, Джессика тихонько проговорила:

– Я никогда не буду жалеть о том, что произошло. Я… я знаю, что Дэниел – мой муж, но ты не сможешь заставить меня стыдиться того, что я тебя люблю.

Ухватившись рукой за свисавшую почти до самой земли ветку дерева, Джейк стиснул зубы. «Не надо, Джессика, не надо, – мысленно взмолился он. Он боялся обернуться, боялся встретиться взглядом с ее умоляющими глазами, с открытым, честным лицом. – Ради Бога, не надо…»

В горле у Джессики застрял комок, слезы навернулись на глаза, однако усилием воли она сумела подавить их. Возникла напряженная тишина, наполненная болью и отчаянием, и Джессика от всей души пожелала, чтобы ей удалось подавить эту боль. То, что могло бы для них с Джейком стать радостью, обернулось болью; то, что должно было стать будущим, осталось в прошлом, и все-таки Джессика решила сказать все до конца.

– Я люблю тебя, Джейк. Я всегда тебя любила, и буду любить до конца своих дней. И никто не в силах мне это запретить.

Джейк медленно обернулся. Взгляд его был полон такой боли и желания, надежды и отчаяния, что у Джессики сердце заныло от жалости.

– Помоги мне, Господи! – прошептал он, и голос его дрогнул. – Я тоже тебя люблю.

Он подошел к ней, и они бросились друг к другу. Джессика уткнулась лицом ему в грудь; в их отчаянном порыве сквозила безудержная радость: пускай у них нет будущего, эти секунды принадлежат только им, и никто не сможет их у них отнять. А поскольку жизнь и так до сих пор была к ним слишком сурова, разве могут они мечтать о большем?

От одного сознания того, что она находится в объятиях Джейка, в груди поднялась и постепенно стала нарастать теплая волна. Джейк смотрел на Джессику с такой нежностью и теплотой, что она потянулась ему навстречу и прильнула губами к его губам. Поцелуи, медленный, глубокий и нежный, наполнил их души благоговейным трепетом.

Джейк ласково гладил ее немного взлохмаченные волосы, а Джессика не отпускала его губы.

Обхватив лицо любимой обеими руками, Джейк взглянул ей в лицо.

– Джессика, если мы сейчас не остановимся… – прошептал он, прерывисто дыша.

Краска смущения залила лицо Джессики, но глаза сияли.

Одного взгляда на Джейка оказалось достаточно, чтобы она поняла: единственное, чего ей хочется, – это всегда видеть страсть в его глазах. Другого ответа не было. Смело глядя Джейку в глаза, она прошептала:

– Я не хочу останавливаться.

Взгляд, которым окинул ее Джейк, казалось, вобрал в себя ее всю, с головы до ног. Глаза его засветились восторгом от предвкушения того, что Джессика предлагала. Легонько коснувшись губами ее лица, Джейк подхватил ее на руки.

Он отнес ее туда, где ветви деревьев, переплетаясь, образовывали над головой зеленый кружевной полог, защищая влюбленных от еще нежаркого утреннего солнышка, и бережно опустил на землю. Джессика протянула к нему руки, и на губах ее заиграла призывная, хотя и застенчивая улыбка. Джейк лег рядом с Джессикой. В его изумрудных глазах, которые с каждым мгновением становились более темными от переполнявшей его страсти и от предвкушения того, что сейчас должно было произойти, мелькали искорки.

– Я только хочу любить тебя, Джессика. Большего мне не нужно, – тихонько прошептал он.

– Большего я и не прошу, – прошептала она в ответ.

Они ласкали друг друга трепещущими пальцами – и прикосновения эти доставляли им ни с чем не сравнимую радость, смотрели друг на друга сияющими глазами – и взгляды эти были красноречивее слов. Время потеряло для них свой смысл. Все, что еще несколько минут считалось важным, растворилось в утреннем солнышке. Казалось, на земле, кроме них и переполнявшей их страсти, никого и ничего не существует. Джейк принялся медленно раздевать Джессику, и, хотя сначала ей было неловко оттого, что ее раздевают днем, при свете, стыдливость ее тотчас же исчезла, как только она увидела, с каким восхищением смотрит на нее Джейк. Казалось, он вбирал в себя ее тело восторженным взглядом, медленно, благоговейно, без слов говоря ей, что она прекрасна. И под этим обожающим взглядом Джессика и в самом деле почувствовала себя прекрасной. Сняв с нее все до нитки, Джейк принялся раздеваться сам.

Прикосновение его, обнаженного, подействовало на Джессику словно удар молнии. Так странно было видеть рядом обнаженного мужчину… прикасаться к нему, изнывать от желания… Чудеснее этого ощущения Джессика никогда прежде не испытывала.

Джейк покрывал легкими поцелуями лицо Джессики, упиваясь, желая продлить сладостные мгновения. Он прошелся руками по ее гладким черным волосам, распушил их, и они окутали плечи Джессики тяжелой волной. Потом он долго молча смотрел на нее. Джессика. Его Джессика. Радость от того, что она здесь, с ним, рядом, захлестнула его. Ему хотелось, чтобы и Джессика испытывала те же чувства, хотелось подарить ей наслаждение и счастье. Какая же она красивая, его Джессика! Дух захватывает, когда смотришь на нее.

Прошлой ночью он овладел ею жадно и грубо, словно не веря в то, что на его долю выпало такое счастье. Но Джессика заслуживала большего. И сегодня настало их время. Ничто сегодня не помешает им с Джессикой насладиться друг другом, а уж он постарается сделать так, чтобы минуты сладостного обладания длились как можно дольше, чтобы они могли испить удовольствие до последней капельки. Больше всего на свете Джейк хотел сделать Джессику счастливой.

Под его обожающим, страстным взглядом Джессика вспыхнула. Джейк провел рукой по ее талии и бедрам, отчего она затрепетала, и легонько коснулся губами ее губ.

– Не бойся, – прошептал он. – Сегодня тебе не будет больно, я обещаю.

Прерывисто вздохнув, Джессика прошептала:

– Я не боюсь.

Она и в самом деле не боялась, лишь вновь чувствовала внутри непривычное, тянущее ощущение.

Джейк покрывал легкими поцелуями ее лицо, шею, грудь.

Вдруг ее живота коснулось что-то твердое и горячее. Ощущение оказалось столь острым, что Джессика ахнула. В этот момент Джейк припал к ее груди жадным ртом – и всю ее пронзило острое чувство наслаждения.

А Джейк, словно не замечая, что с ней происходит, продолжал целовать ее грудь. Он то сжимал ее губами, то нежно ласкал. Джессика стонала, наслаждаясь острым желанием. Она гладила своего возлюбленного, ласкала ждущими глазами, но он не торопился. Хотел целовать ее всю, измучить ее жаждущее тело, хотел вновь услышать из ее уст мольбу… Когда рука Джейка скользнула к ее бедрам, Джессика непроизвольно сомкнула ноги, но уже через секунду раздвинула их в предвкушении ласк. Джейк чуть коснулся пальцем ее самого интимного местечка, и Джессика замерла. Тянущее чувство внизу живота превращалась в острую приятную боль, и она требовала насыщения.

Раздвинув своими сильными ногами ноги Джессики, Джейк обнял ее за шею и долго молча смотрел на нее горящими глазами, изумрудными, как омытые солнцем листья над головой. Наклонившись, он прильнул губами к ее рту и вошел в нее.

Сделал он это нежно и осторожно, однако Джессика, инстинктивно ожидая боли, со всей силы впилась руками в его плечи. Он вонзался в нее все глубже и глубже, и вскоре чувство дискомфорта, которое поначалу она испытывала, исчезло, уступив место удовольствию, а потом и самому настоящему наслаждению. Джейк замер, крепко прижимая ее к себе, и она застыла, наслаждаясь чудесным мгновением, которое он ей подарил.

– О Джессика! – задыхаясь, прошептал он. – Как бы я хотел… чтобы ты почувствовала сейчас то… что чувствую я!

Джессика открыла глаза. В его затуманенных темных глазах пылал огонь желания.

– Я чувствую… – прошептала она.

Джейк нежно коснулся губами щеки Джессики и попытался осторожно выйти из нее. Джессика, протестуя, тихонько вскрикнула, и он снова неспешно вошел в нее, на сей раз чуть глубже, чем вначале. Так продолжалось много раз. И с каждым новым вторжением Джессика чувствовала, что они с Джейком становятся одним целым. Мир начинался и кончался размеренным ритмом движений Джейка, и это продолжалось бесконечно долго, пока Джессике уже не начало казаться, что, кроме этого волшебного мига, который они с Джейком создали вместе, больше ничего не существует.

А Джейк двигался все быстрее и быстрее, все мощнее и глубже входил в нее, и она радостно принимала его. Внутри разгорался огонь, становясь все жарче: Джессике уже хотелось избавиться от этой сладкой пытки. Она жадно прильнула к Джейку, тяжело дыша, и внезапно ее словно окатило бурной волной. Она содрогнулась, затрепетала и, задыхаясь, жадно ловя ртом воздух, застонала. Джейк в это же мгновение подхватил ее стон. И в этот момент Джессике показалось, что оба они унеслись куда-то в неведомые дали, где, кроме них, не существует никого и ничего.

Но даже когда они вернулись на грешную землю, Джейк по-прежнему не выпускал Джессику из своих объятий. Обнимая ее руками и ногами, словно боясь потерять, он склонил голову к ней на грудь. Долго еще влюбленные молча обнимали и ласкали друг друга. У них не было слов, чтобы выразить всю полноту пережитых чувств. Однако усталость, накопившаяся после ночи, проведенной в седле, дала о себе знать, и Джессика с Джейком мирно заснули в объятиях друг друга под ласковыми лучами летнего солнышка.

Когда Джейк проснулся, был уже полдень. Впервые с тех пор, как он отправился на поиски Джессики – а это случилось почти два месяца назад, – он как следует выспался. Это было удивительно, но еще более удивительным казалось чувство, охватившее его в самом начале пробуждения: чувство глубокого удовлетворения.

Но вот что его вовсе не удивило, так это то, что он проснулся совершенно обнаженным под сенью густой зеленой листвы, сквозь которую, как сквозь сито, пробивались солнечные лучи, да к тому же держа в объятиях свернувшуюся клубочком спящую Джессику.

Она спала крепко, как ребенок, положив голову ему на плечо. Губы ее были чуть приоткрыты, длинные ресницы отбрасывали на щеки причудливые тени. Густые иссиня-черные кудри рассыпались по плечу Джейка и по его руке, и на мгновение он поразился контрасту, который представляла его смуглая рука, черные волосы и белоснежное плечо Джессики.

«Какая же она красивая!» – с восторгом подумал Джейк, однако слово это показалось ему мелким и незначительным, неспособным выразить обуревавшие его чувства.

Джейк сознавал свою вину. Это ощущение маленьким черным дьяволенком притаилось в душе, но стоит ему только выпустить дьяволенка на волю, как он кинется на него с кулаками. Кроме того, его по-прежнему не оставлял страх: ведь шериф мертв, а его дружки скорее всего до сих пор рыщут в поисках виновников. Но это все в будущем, а сейчас у него есть Джессика, а у нее есть он, и этого вполне достаточно. А уж он, Джейк, постарается, чтобы они были друг у друга как можно дольше.

Джессика спала так крепко, что у Джейка не хватило духу будить ее. Он осторожно отодвинулся и, переложив голову Джессики со своего плеча на седло, встал. Накрыв ее своей рубашкой, он натянул брюки и, не удосужившись обуться, направился к ручью.

Оставив брюки на берегу, Джейк зашел по пояс в воду и сразу же почувствовал прилив бодрости: прохладная вода в мгновение ока сняла вялость и апатию, которые он ощущал после сна. Мыла у Джейка не было – все их с Джессикой вещи остались в Дабл-Спрингс, – но и без мыла окунуться в холодный ручей было истинным наслаждением.

Мысли Джейка не выходили за пределы самого ближайшего будущего. Нужно было раздобыть еды и до наступления темноты найти более подходящее место для ночлега. Здешние места были ему не слишком знакомы, однако он понимал, что найти их с Джессикой на этих холмах, покрытых густыми зарослями, будет непросто. Неподалеку Джейк обнаружил ферму. Там они с Джессикой смогут сделать кое-какие припасы на несколько дней. Он надеялся, что нескольких дней будет достаточно, чтобы преследователи отстали от них.

Удовлетворенный тем, что хотя бы некоторые вопросы поддаются решению, Джейк вытянулся в ручье во весь рост, и вода накрыла его с головой. А Джессика стояла на берегу и смотрела на него.

Одета она была лишь в его рубашку, которую не застегнула, а только придерживала рукой у ворота, чтобы полы не распахнулись. Стройные голые ноги, копна волос, сонные глаза, застенчивая улыбка… Очаровательная лесная нимфа, да и только! Прелестное видение, порожденное собственным воображением. Джейк замер. Не смея дышать, он стоял, любуясь ею.

– Я тебя потеряла. Думала, ты меня бросил, – проговорила Джессика, робко улыбаясь.

– Ну что ты. – Голос Джейка звучал чуть хрипловато. – Я бы никогда тебя не бросил, и ты это прекрасно знаешь.

Джейк шагнул к ней навстречу, но в этот момент Джессика подошла к самому краю ручья и подняла руки. Рубашка соскользнула на землю, и она вошла в воду, сопровождаемая изумленным взглядом Джейка, – обнаженная, прекрасная, немного смущенная.

– Вода холодная, – предупредил, смеясь, Джейк. Джессика ойкнула и попятилась, однако в глазах ее появились веселые искорки.

– Холодная вода полезна для здоровья, – заявила она и смело направилась к Джейку.

Кожа у нее покрылась мурашками, но Джессика, не обращая на это внимания, упорно шла вперед. Сначала в воде исчезли ноги, потом темный треугольник волос, потом стройные бедра и тоненькая талия, и к тому времени, когда Джессика дошла до Джейка, вода добралась ей до груди, а он уже не чувствовал никакого холода, наоборот, ему казалось, что вода теплая, как парное молоко. Чувство трепетного восторга переполняло его душу.

Протянув руки, он обхватил Джессику за бедра, а она обняла его руками за шею. Запрокинув голову, она взглянула на Джейка, и глаза ее, освещенные яркими солнечными лучами, показались Джейку бирюзовыми.

– Ты жалеешь? – прошептала она, и в голосе ее прозвучало легкое беспокойство.

– Нет, – едва слышно проговорил Джейк и притянул Джессику к себе, согревая ее своим телом. – Нет, Джессика. Как я могу жалеть?

И это была истинная правда. До конца своей жизни – а он не сомневался, что она будет нелегкой, – он никогда не станет сожалеть о том, что произошло между ними, даже если им больше не суждено испытать подобные чудесные мгновения.

Джессика прижалась щекой к груди Джейка. Для нее тоже все страхи, беды и печали начинались и кончались этим мгновением. Счастье, подобное тому, что испытали они с Джейком, редко выпадает на долю человека, и им нужно дорожить, его следует прятать, как драгоценности, от чужих глаз. Джессика ни о чем не жалела и знала, что никогда не будет жалеть.

Еще крепче обхватив Джейка руками за шею, она прошептала:

– Скажи, Джейк, все люди в любви так счастливы, как мы?

Она почувствовала на своих волосах прикосновение его ласковых губ, а в следующее мгновение Джейк, обхватив лицо Джессики обеими руками, заставил ее взглянуть ему в глаза.

– Нет, только мы, – сказал он тихо и совершенно серьезно.

Джессика снова опустила голову и прижалась щекой к его груди, а он, глубоко вздохнув, закрыл глаза, пытаясь осмыслить свои слова, только что сказанные любимой.

Он и в самом деле был уверен в том, что только им с Джессикой посчастливилось испытать подобную глубину чувств, потому что они с ней – одно целое. Редко, очень редко людям удается найти вторую половину. Большинство людей даже не подозревают о ее существовании и вовсе не ощущают ее отсутствия. А вот им с Джессикой повезло: они нашли друг друга. И мысль об этом наполнила душу Джейка такой радостью, что у него даже голова закружилась. Они нашли друг друга. Разве можно усмотреть в этом что-то плохое? Разве можно сожалеть об этом?

Джессика слегка отстранилась от него, и Джейк, немного ослабив объятия, с нежной улыбкой взглянул на нее. Джессика подняла руку и коснулась пальцем тоненьких лучиков-морщинок у него под глазами, потом, откинув обеими руками мокрые волосы с его лба, прошлась по лицу трепетными пальцами. Каким же он казался красивым с берега! Каким сильным было его тело, мускулистое и совершенное, без единого изъяна! Джессику охватило единственное желание – броситься в воду и идти к нему, и она не стала этому противиться. И сейчас, стоя рядом с Джейком в воде под лучами солнца, чистая, обнаженная, и нисколько не стыдясь этого, Джессика хотела ласкать его, чтобы навсегда запомнить каждый изгиб его тела.

– А я тоже подсматривал за тобой, когда ты купалась. В то первое утро на болоте, – чуть насмешливо проговорил Джейк.

Джессика недоверчиво взглянула на него, но, видя, что он не шутит, смутилась.

– А зачем?

– Потому что ты красивая, – признался Джейк. – И я уже тогда хотел тебя.

– Я не знала… – Джессика потупила взор. Ей было приятно слышать эти слова, однако она никак не могла подавить чувство неловкости. – Зря ты мне это сказал.

Джейк улыбнулся и, тихонько вздохнув, зарылся лицом в ее душистые волосы. Как же он любил ее! Не передать словами.

– Я знаю, – пробормотал он, – но ты действуешь на меня так, что мне хочется признаваться во всех своих смертных грехах.

Джессика поцеловала его и нежно провела рукой по его груди, руке, шее. От этих пронизанных лаской прикосновений у Джейка подкосились ноги, а тело налилось блаженной легкостью. А она, с обожанием взглянув на него, тихонько прошептала:

– Какой же ты красивый, Джейк!

– Ну что ты… Вовсе нет, – пробормотал он.

Джейк ласкал ее грудь, желая доставить Джессике такое же удовольствие, какое доставляла ему она.

– Нет, красивый… – Она уже совсем согрелась, холодная вода лишь придавала остроту ощущениям. Соски у нее стали твердыми, а Джейк все гладил и гладил эти маленькие упругие груди, так что на Джессику вновь накатила блаженная истома. – Для меня… – прошептала она.

Закрыв глаза, чтобы в них не било яркое солнце, Джессика отдалась сладостным ощущениям. Он ласкал ее всю: лицо, грудь, живот, спину, снова грудь, и Джессика вторила ему. Ей хотелось гладить его везде, и нежные ее ручки опускались все ниже… Джессика робко взглянула на Джейка, но он и не думал возражать, а лишь еще крепче притянул ее к себе, и она вдруг почувствовала на своем животе его восставшую плоть. Джессика подняла голову и встретилась взглядом с его уже такими знакомыми глазами – горящими, зовущими, жаждущими. Джессика затрепетала в предчувствии уже изведанного счастья.

– Мне нравится, как ты меня ласкаешь, Джессика, – проговорил Джейк.

Она вздрогнула от этих, казалось бы, простых слов. Ее движения становились все более смелыми, и вот пальчики ее коснулись его восставшей плоти – неоспоримого доказательства силы его желания. Джейк стиснул руками ее грудь.

– О Джессика! – прошептал он и больше не в силах был вымолвить ни слова.

Так стояли они обнявшись, с каждым вздохом ощущая все нарастающее желание.

«Я люблю тебя, Джессика», – подумал Джейк и еще крепче обнял ее, не в силах облачить это признание в слова.

«Я люблю тебя, Джейк», – подумала Джессика, однако чувства, которые она в данный момент переживала, оказались настолько сильными, что она не смогла произнести ни слова.

Подхватив Джессику на руки, Джейк вынес ее на берег и бережно положил на траву, где они предались восторгам любви.

 

Глава 14

Они закупили все необходимое на ферме, притулившейся на скрытом от людских глаз склоне холма, и, обосновавшись на полянке в самой глухой чаше леса, провели там больше недели. Это были восхитительные дни, наполненные любовью и нежностью, – маленькое чудо, ниспосланное им судьбой, которое Джессика с Джейком будут вспоминать до конца своих дней. Они вместе смеялись, вместе резвились на поляне, долго и страстно любили друг друга под звездным небесным шатром и под жаркими лучами полуденного солнца.

Они старательно пытались запомнить каждое прожитое мгновение. Вот Джессика, воткнув в волосы лесные маргаритки, которые набрал для нее Джейк, кружится, босоногая, на поляне и звонко смеется. Вот Джейк просыпается оттого, что что-то щекочет ему лицо – это Джессика легонько касается перышком его губ, – и недовольно хмурится. Но раздраженное выражение, появившееся было в его глазах, постепенно сменяется наслаждением, когда Джессика, убрав перышко, приникает к его губам поцелуем. Джессике хочется навсегда запечатлеть в памяти голос Джейка, которым он рассказывал ей всякие истории, связанные с различными созвездиями, отыскивая их на ночном небе, пока она лежала, умиротворенная, в его объятиях. А Джейку – изумленный смех Джессики, которым она приветствовала его как-то утром, проснувшись оттого, что на ее обнаженное тело водопадом сыплется ежевика. Воспоминания… Сладостные, драгоценные… И каждое из них Джессика с Джейком, спрятав в самый дальний уголок памяти, ревностно хранили, чтобы вытащить их на свет Божий потом, когда, кроме воспоминаний, у них больше ничего не останется.

Они никогда не говорили о будущем, хотя и понимали, что оно рядом, притаилось где-то за холмом, словно враг, готовый напасть в любую минуту. Но они попытались, применив хитрость, избавиться от этого врага, так же как они избавились от преследователей: сначала спрятавшись от него, а потом притворившись, что его не существует. Время, которое они провели вместе, открывая для себя друг друга, было слишком ценным, чтобы позволить кому-то или чему-то завладеть хотя бы его частью.

Иногда Джейк предавался несбыточным мечтам о том, как он увезет Джессику с собой, сначала на север Канзаса, потом на Запад. Может быть, им даже удастся добраться до Калифорнии. За рекой Миссури уже никого не интересует, кто ты такой, откуда приехал, что тебя привело в эти края. Там они с Джессикой смогут начать новую жизнь.

Джессика не любит Дэниела, она любит его, Джейка, так зачем же оставлять ее с братом? Наверняка можно изыскать какой-то способ, чтобы получить развод. Как они будут строить совместную жизнь, Джейк не знал. Он вообще боялся говорить о своих мечтах вслух, однако крохотный лучик надежды не покидал его, вселяя уверенность в том, что мечты эти могут стать реальностью.

Настал день, когда они тронулись в путь, однако не на север, о чем мечтал Джейк, а на запад. Они уже использовали все запасы кофе и муки, которые приобрели у фермера, да и бекона едва-едва оставалось на один обед. Так что волей-неволей нужно было ехать в город за провизией.

Они уже давно выехали за пределы округа Шелби, в течение почти двух недель не наблюдалось никаких признаков погони, и Джейк был уверен в том, что опасность миновала. Однако когда они подъехали к небольшому городку Накогдочес, Джессика почувствовала страх. И тому было много причин. Первая и самая главная – Джессика прекрасно помнила, как встретил их тот злосчастный городишко. Но самым печальным было то, что возвращение в цивилизованный мир означало конец идиллии и необходимость принятия какого-то решения, и Джессика это прекрасно понимала.

Понимала она также и то, что не может оставаться женой Дэниела после всего того, что произошло у них с Джейком. Дэниел добрый, хороший человек, и ей была отвратительна сама мысль о том, чтобы причинить ему боль. Однако лгать она не могла. Придется сказать Дэниелу, что она любит Джейка, в надежде на то, что он поймет и простит. Но сначала нужно добраться до «Трех холмов». Все вместе они обязательно что-нибудь придумают. Должны это сделать.

Большую часть пути Джейк ехал, погруженный в какие-то свои мысли. Впрочем, Джессика догадывалась, о чем он думает. Время от времени она бросала взгляд на его хмурое лицо и понимала, что он беспокоится не о погоне и не об опасностях, с которыми сопряжено возвращение к цивилизации – до тех пор, пока они будут двигаться на запад, все дальше и дальше от Дабл-Спрингс, в этой части Техаса им ничто не угрожает, – а о конце путешествия, когда им придется встретиться лицом к лицу с Дэниелом.

Еще большее беспокойство овладело Джессикой, когда они въехали в Накогдочес. Настроение Джейка, напротив, улучшалось с каждой минутой. Он радовался городу – хотел послушать последние новости, которых уже давно был лишен, поспать в нормальной постели и хорошо поесть. По правде говоря, Накогдочес разительно отличался от невзрачного городка Дабл-Спрингс. Его широкие улицы были запружены повозками и колясками, по тротуарам прогуливались хорошо одетые мужчины и женщины. Все дома нарядно сверкали новой краской. Деловая жизнь, похоже, била ключом. В городе было два самых настоящих отеля, церковь и множество разнообразных магазинов. Однако Джессика никак не могла отделаться от чувства неуверенности и беспокойства. Быть может, слишком большое скопление людей, лошадей, домов, шум и суета оказали на нее такое действие. Она уже давно привыкла спать на земле и довольствоваться обществом лишь Джейка да лесных обитателей.

Джейк почувствовал, что она нервничает, и, помогая спешиться перед магазином, ободряюще ей улыбнулся.

– Все будет хорошо. Здесь нам никто не причинит зла, – проговорил он. Задержав на ее талии руки чуть дольше, чем требовалось, Джейк пытался передать Джессике хотя бы часть своей уверенности. – Кроме того, – добавил он, легонько подтолкнув ее к тротуару, – нужно же нам где-то купить продукты и одежду. Первым делом купим тебе приличный костюм для верховой езды и ботинки. Как ни красиво это платье, ездить верхом в нем не очень удобно.

Джессика сдержанно улыбнулась, пытаясь сбросить с себя дурное настроение. Платье ее, о котором с такой похвальбой отозвался Джейк, красивым уже никак нельзя было назвать. Хотя Джессика стирала его в ручье, чище оно от этого не стало, да и подштопать его тоже не мешало бы. Да, Джейк прав: им много чего нужно купить.

Маленький магазинчик был битком набит товарами, а покупателей в нем оказалось немного, чему Джессика была только рада. Хозяин поздоровался с ними, не выходя из-за прилавка, и Джейк, небрежно ответив на приветствие, повернулся к развешанным на стене седельным сумкам.

– Вижу, вы не местные? – дружелюбно осведомился хозяин магазина. Похоже, он был не прочь завязать разговор.

– Мы здесь проездом, – ответил Джейк, выбирая сумку. – Хотим купить у вас всего понемножку, – добавил он, неся выбранный товар к прилавку. – Немного муки, бекона, кофе, с полфунта соли и три фунта фасоли, а для моей жены – удобный костюм для верховой езды.

«Моей жены»… Джейк сказал это совершенно естественно, легко и непринужденно, и Джессика почувствовала себя так, словно распахнулась дверь и она вошла в новый, чудесный мир. Она и в самом деле жена Джейка во всех смыслах, хотя они и не венчаны. Как же приятно слышать эти правдивые слова из уст Джейка! Внезапно беспокойство, не покидавшее Джессику с того момента, как они въехали в город, куда-то улетучилось, уступив место полнейшей безмятежности. Все у них будет хорошо. Иначе и быть не может.

Хозяин магазина, глаза которого блестели в предвкушении крупного заказа, был счастлив услужить. Он проворно выложил заказанные товары на прилавок и проводил Джессику к полкам с женской одеждой. Она выбрала холщовые штаны, рубашку, шляпу, чтобы лицо не обгорело под жарким техасским солнцем, и рассматривала ботинки, когда сзади подошел Джейк.

– Я оставил деньги, – сказал он, ласково касаясь рукой ее руки. Даже бывая на людях, они старались прикоснуться друг к другу. Вести себя более сдержанно они не могли. – Купи себе все, что хочешь, а я отведу лошадей в конюшню и сниму нам комнату, а потом вернусь за тобой. А это тебе.

И Джейк протянул Джессике длинную конфету. В глазах его вспыхивали веселые искорки. Джессика рассмеялась от удивления и удовольствия. Подмигнув ей, Джейк сунул другую конфету себе в рот и вышел из магазина с руками в карманах и шляпой набекрень. «Как мало, оказывается, надо, чтобы сделать Джессику счастливой!» – подумал он.

А Джессика и в самом деле была счастлива. Она выбирала ботинки и чувствовала себя в этой заставленной коробками и всевозможными ящиками лавке легко и непринужденно. Сегодня они с Джейком будут спать в настоящей постели как самые настоящие муж с женой. Сегодня насладятся комфортом, которого не видели уже много недель. А потом они приедут в такой же вот маленький городишко и поселятся в нем. И никто ни о чем не будет их спрашивать, никто ничего про них не узнает. Все у них будет хорошо.

Джессика отнесла выбранные вещи хозяину магазина, тот услужливо завернул их и принялся укладывать во вторую седельную сумку, которую Джейк приобрел для нее. В этот момент на глаза Джессике попался большой ящик с сухофруктами, и она подошла поближе, чтобы получше рассмотреть его содержимое, прикидывая, сколько можно увезти, чтобы не слишком нагружать лошадей.

Она пребывала в таком восторге от находки, способной разнообразить их скудное меню, что даже не слышала, как вернулся Джейк. Джессика уже набрала в мешочек кураги, как сзади послышался тихий голос:

– Идем, Джессика.

– Джейк? – удивилась она. Ей показалось, что с тех пор, как он вышел из магазина, прошло не больше минуты. И радостно воскликнула: – Смотри, что я…

– Не шуми. – Голос Джейка звучал приглушенно, лицо – было мрачным. – Идем отсюда.

– Но…

– Быстро! – прошипел Джейк, и только тут Джессика заметила его необычайную бледность, какое-то затравленное выражение лица, и сердце ее мучительно сжалось от тревоги и ощущения надвигающейся опасности. Высыпав курагу обратно в ящик, она молча вышла следом за Джейком из магазина.

Лошади их стояли там же, где они их оставили. Джейк, не отрывая глаз от прохожих, принялся молча прикреплять седельные сумки к седлу, после чего помог Джессике взобраться на лошадь. Ей очень хотелось узнать, что произошло, однако она не посмела. Они поехали рядом спокойной рысцой. Джессика видела, как побелели у Джейка костяшки пальцев оттого, что он сдерживался, чтобы не пустить лошадь в галоп. От этого молчаливого мрачного напряжения Джессике хотелось закричать, но Джейк молчал, и она боялась нарушить гнетущее молчание.

Когда последние дощатые дома и аккуратные садики остались позади и перед путниками открылась широкая пустынная дорога, Джейк стегнул лошадь, пустив ее в галоп. Джессика последовала его примеру, пытаясь не отставать; она уже откровенно боялась, но и выяснять что-либо на такой бешеной скорости было невозможно. Только бы узнать, что случилось…

Наконец Джейк остановился в тени какого-то раскидистого дерева. Загнанные лошади тяжело дышали.

– Джейк, прошу тебя! – закричала Джессика, и голос ее прервался. – Скажи мне, что стряслось?

Джейк тяжело дышал. Мертвенная бледность покрывала его загорелое лицо, на лбу выступили капельки пота. Не глядя на Джессику, он молча вытащил из кармана сложенный вчетверо плотный лист бумаги и протянул ей.

Джессика развернула его трясущимися пальцами. Это оказалось объявление, где черным по белому было написано:

«Разыскивается опасный преступник Джейк Филдинг, совершивший убийство. Всякому, кто доставит его живым или мертвым, – щедрое вознаграждение».

У Джессики остановилось сердце. Объявление выпало из безжизненных пальцев и, перевернувшись несколько раз в воздухе, упало на траву у обочины дороги да так там и осталось, зловеще белея.

Джессика хотела крикнуть: «Нет!» – но только беззвучно шевелила губами. Лишь в голове стучало, болью отдаваясь в висках: «Нет! Нет!»

Джейк спешился. Облокотившись о ствол дерева, он уставился невидящим взглядом на выжженную солнцем землю Техаса. Несколько раз глубоко вздохнув, он попытался взять себя в руки. Неделя, которую он провел с Джессикой, эта блаженная неделя, полная любви и нежности, была лишь попыткой уйти от суровой действительности в мир грез, и глупо было воспринимать ее всерьез. Надежды покинули ее, оставив голую правду. Нужно было давным-давно взглянуть этой правде в лицо.

«Разыскивается»… Ведь считается, что он застрелил блюстителя порядка, и за такое преступление его даже повесить мало. Описание его внешности уже разошлось по телеграфу по всему Техасу, и наверняка в этот момент рейнджеры прочесывают окрестности в поисках его, так что шансы выбраться из штата живым у него крайне малы.

Да, ему придется выбираться из штата, из родного Техаса… Никогда ему больше не суждено увидеть милую сердцу усадьбу «Три холма» и ее окрестности с их зелеными лугами и глубокими прохладными ручьями, с наполненными солнцем и пылью тяжелыми трудовыми буднями и полными блаженной неги восхитительными ночами…

Единственное, что у него было, – это усадьба «Три холма», а большего Джейку и не требовалось. Как бы далеко он ни отъезжал, он всегда знал, что его ждет родной дом с просторными комнатами, белоснежными простынями, сытной едой, жизнь в котором течет мирно и неспешно. Маленький, тихий уголок Техаса, милее которого нет ничего на белом свете. Дом, где его ждет Дэниел…

О Господи, Дэниел!

При воспоминании о брате у Джейка перехватило дыхание, перед глазами поплыли красные круги. Дэниел, который всегда мог все уладить, который знал ответы на все вопросы, который полагался на него… Дэниел, которого он любил и которому доказал свою любовь тем, что отнял у него самое дорогое существо на свете – Джессику. Этого Дэниелу уже никогда не удастся уладить. Джессика…

– Джейк? – послышался за спиной ее голос, робкий, дрожащий.

Джейк обернулся. Лицо у нее было бледное, напряженное, но Джейк не знал, что ей сказать. Сказать было нечего. Он даже не мог заставить себя взглянуть на нее.

Взяв в руки вожжи, Джейк ловко вскочил в седло и, отвернувшись от Джессики, бросил:

– Поехали. Нужно отсюда уезжать.

Он стегнул свою лошадь и поскакал, снова, как и прежде, заметая следы.

Джессике ничего не оставалось, как последовать за ним.

На закате они сделали привал, развели маленький костерок и, взяв по тарелке бекона с фасолью, уселись ужинать. Однако ни у Джессики, ни у Джейка аппетита не было, да и разговаривать им тоже не хотелось. Расположились они под высоким берегом реки, надежно скрывавшим их от посторонних глаз. Дым от костра исчезал в ветвях раскидистого тополя. Здесь беглецы были в безопасности.

Понуро сидели они, погруженные каждый в свои думы. Вот и пришел конец сладостным мечтам, начинается тяжелая, безрадостная жизнь. Отчаяние окутало их, словно плотная, мрачная пелена, и Джессика с Джейком чувствовали, что никакими словами не рассеять его и никуда от него не деться. Действительность предстала перед ними во всей своей неприглядности, и больше не было никакого смысла пытаться уйти от нее.

Наконец Джейк оторвался от тарелки и отставил ее в сторону. Взяв в руку кружку с кофе, он отпил глоток, не чувствуя вкуса.

– Я никогда никого не убивал. У меня даже в мыслях такого не было, – тихо, задумчиво, почти про себя проговорил он. Ирония собственных слов поразила его, и он чуть было не улыбнулся, но, взглянув на Джессику, почувствовал, как слезы застилают ему глаза. Поспешно переведя взгляд на черную жидкость, Джейк тихонько добавил: – Но я совершал много таких вещей, за которые стоит повесить. Так что, может, это и справедливо.

Джессика поняла, что он имеет в виду ее и то, что они оба предали Дэниела. От этой мысли она почувствовала в груди мучительную боль. Очень хотелось плакать, но нужно держаться.

– Мы вернемся в Дабл-Спрингс и расскажем правду, – звонким, решительным голосом проговорила она.

– Нет, черт подери! – Джейк порывисто выплеснул остатки кофе в костер, и пламя, злобно зашипев, взметнулось вверх. – И хватит об этом!

– Больше нам ничего не остается! Это…

– Нет! Шериф мертв, Джессика. Они засадят тебя в тюрьму на всю оставшуюся жизнь! – Он встретился с Джессикой взглядом, и в глазах его была такая мука, что у нее чуть сердце не разорвалось от горя. – Неужели ты думаешь, что я буду жить, если с тобой такое случится?

– Но я не могу допустить, чтобы тебя повесили за преступление, которого ты не совершал! – воскликнула Джессика. – Как ты можешь просить меня об этом?

– А как ты можешь просить меня, чтобы я отправил тебя в тюрьму?

Мгновение оба смотрели друг на друга с горечью и мукой. Казалось, мгновение это, полное отчаяния оттого, что будущее безотрадно и изменить его они не в состоянии, будет длиться вечно. Наконец, тяжело вздохнув, Джейк отвернулся.

– Никто меня не повесит, – проговорил он. – Не волнуйся. Единственное, что мне нужно сделать, – это доставить тебя домой целой и невредимой… а потом я поеду на Запад.

Подавив готовый было вырваться крик, Джессика бросилась к Джейку.

– Джейк, нет! – Она опустилась рядом с ним на колени и схватила его за руку. На лице Джейка застыла гримаса муки и боли. – Ты не можешь вечно скрываться от преследования, как какой-то преступник! Не можешь меня бросить! Джейк, я люблю тебя, я…

– Тебе придется забыть меня, – хриплым голосом проговорил Джейк, уставившись на пламя. – Ты должна вернуться в «Три холма» и жить с Дэниелом. – Каждое слово с трудом вылетало из его рта, словно пробивалось сквозь толщу отчаяния. – Ты должна забыть все, что между нами было, выбросить меня из головы, словно меня никогда не было на свете. Пойми, меня разыскивают, жизнь моя в постоянной опасности.

Он прерывисто вздохнул, и Джессика почувствовала на своей груди, шее, глазах его горячее дыхание. Ей очень хотелось заплакать, но слезы не шли: слишком сильными были боль и чувство безысходности. Прижавшись лбом к плечу Джейка, она дрогнувшим голосом тихо прошептала:

– Я никогда тебя не забуду… В тебе – вся моя жизнь. Джейк медленно закрыл глаза, пытаясь сдержаться, но никакая сила в мире не могла помешать ему крепко обнять Джессику и властно притянуть к себе. Он прерывисто вздохнул, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы и медленно стекают сквозь сомкнутые ресницы. Губы его жадно прильнули к губам Джессики. Они прижались друг к другу, стараясь отогнать от себя отчаяние, разрывавшее их души, и занялись любовью, неистово, безудержно, словно телами пытались выразить протест против пустоты и расставания, которые им предстояло вынести. Джейк прижимал к себе Джессику с силой, способной сокрушить любые преграды, но не способной удержать ее возле себя. Но хоть и сильна была страсть, бросившая их в объятия друг друга, но быстротечна, и в конце концов Джессика с Джейком разжали объятия.

Небо было темным и беззвездным, и разверзшаяся над головой пустота, черная и необъятная, как сама ночь, казалось, готова была поглотить их.

– Я поеду с тобой, – наконец прервала тягостное молчание Джессика.

– Нет. Сейчас тебе больше, чем когда-либо, требуется защита Дэниела, – проговорил Джейк, глядя в пустое темное полотно неба.

Джессика повернулась к нему лицом.

– Ты же мне говорил, что я прекрасно умею сама о себе заботиться.

– Ты его жена, Джессика. – И в этих простых, произнесенных тихим голосом словах отразилось все его отчаяние, все прошлое и будущее. – Ты принадлежишь ему. А я… я никогда больше не смогу вернуться домой.

И впервые Джейк позволил себе задуматься над суровой правдой этих слов. Все эти недели, проведенные с Джессикой, «Три холма» и Дэниел были для него чем-то неясным, аморфным. Усадьба – местом, куда они должны добраться, а Дэниел – человеком, который все уладит… Нет, ничего уладить Дэниел уже не сможет. Он, Джейк, предал Дэниела не только телом, но и душой. Предал человека, который научил его всему тому, что знал сам, который олицетворял собой все хорошее, что только есть в мире; предал брата, которого когда-то любил больше всех на свете…

Дэниел тоже любил Джессику, теперь-то Джейк это понимал. Джейк знал, как можно любить женщину, не обладая ею, поскольку сам любил Джессику, тайно, безнадежно. И он будет любить ее всегда, хотя может случиться так, что он никогда больше не заключит ее в свои объятия. А Дэниелу он причинил самую большую боль, какую только один мужчина способен причинить другому. Он не только любил его жену, но и спал с ней, чего Дэниел никогда не в состоянии будет понять и никогда не простит. Впрочем, Джейк и не станет просить его о прошении.

Джейк знал, что никогда больше не сможет смотреть Дэниелу в глаза. В глубине души он и раньше понимал, что никогда не сможет вернуться в «Три холма», потому что полюбил жену брата. Прежняя жизнь, такая до боли знакомая, закончилась. Больше ее никогда не будет.

– Может, так даже лучше, – тихонько проговорил он.

Джессика смотрела на беззвездное небо, просвечивающее сквозь густую листву, и почувствовала, как от его слов ее охватила такая слабость, что не было сил пошевелить ни рукой, ни ногой. Стиснув зубы и закрыв глаза, она попыталась подавить эту слабость, которая не принесла бы сейчас никакой пользы ни ей, ни Джейку. Пытаясь ухватиться за соломинку, Джессика сказала:

– Это был несчастный случай. Ты никого не убивал. Если мы объясним это Дэниелу, он поможет тебе. – Но, говоря это, она понимала, что Джейка не переубедить. И дело тут вовсе не в убитом шерифе. Они бегут сейчас не от закона, а от Дэниела. Они предали его, совершив грех во имя любви, и теперь настал час расплаты.

Медленно и осторожно, взвешивая каждое слово, Джейк бесстрастным голосом произнес:

– Это последнее, что я могу сделать… для вас обоих. Ты нужна Дэниелу. Я… я обещал, что привезу тебя к нему. Он позаботится о тебе. С ним ты будешь в безопасности. Я должен отвезти тебя к нему. – И, коротко вздохнув, закончил: – Быть может, этого недостаточно, но это все, что я могу сделать.

Джессика всеми силами постаралась скрыть охватившее ее отчаяние. Как она может вернуться к Дэниелу, когда единственное, что у нее есть в жизни, – это Джейк? Как может спокойно жить с человеком, которому изменила, и знать, что Джейк влачит где-то жалкое существование, каждую минуту думать, что его схватят и отдадут под суд? У нее страшно защемило сердце.

– Прошу тебя, – умоляюще прошептала она, – давай уедем куда-нибудь, где нас никто не знает. Никто нас не найдет. А даже если и найдут… Пускай! Это не будет иметь никакого значения, ведь мы будем вместе.

Джейк замер и, выпустив ее руку из своей, поднялся и принялся натягивать брюки. Одевшись, резко бросил:

– Мужчина, который спасается от погони, не может позволить себе тащить за собой женщину. Я не смогу заботиться одновременно и о тебе, и о себе. У одного меня еще есть шанс спастись, а с тобой я наверняка пропаду.

Джессика поняла, что он специально хочет причинить ей боль, и, закусив губу, промолчала. Джейк прав. Ей ничего не остается делать, как отпустить его. Нельзя, чтобы он из-за нее подвергался опасности.

В тусклом желтом свете костра Джессике отчетливо было видно каждое движение Джейка, четко вырисовывался его темный одинокий силуэт. Вот он выливает на землю остатки кофе, отодвигает в сторону вязанку хвороста.

«Он уедет, – с отчаянием подумала она. – Я вернусь к Дэниелу, а он уедет куда-нибудь далеко-далеко, где будет в безопасности и где прошлое никогда его не достанет. И я никогда его больше не увижу. Никогда не узнаю, жив он или нет. Я никогда его больше не увижу…»

У них с Джейком нет и никогда не было общего будущего. С того самого момента, когда она влюбилась в него, она уже понимала, что эта любовь преступна. Она не может отправиться вместе с ним. Она замужняя женщина, а он человек, которого считают преступником. Но как ей жить без него?

Горькие слезы выступили у Джессики на глазах. Повернувшись к Джейку, она дрогнувшим голосом прошептала.

– О, Джейк, что же нам делать?

На вопрос этот не было ответа, и они оба это знали. Джейк долго сидел, уставившись на пламя костра. Наконец, не оборачиваясь, проговорил, тихо, весомо:

– Я думаю… – Он вздохнул. Видимо, ему хотелось сказать что-то другое, но другого сказать было нечего. – Будем жить дальше. – Затрещал костер, в воздух взметнулись тучи искр, но тут же исчезли: ночь поглотила их. Уставившись на язычки пламени, Джейк тихо, но решительно повторил: – Будем жить дальше.

Легкая прохладная дымка повисла над землей. Джейк остановил лошадь на самом гребне холма. Внизу простирался изумительной красоты ландшафт бледно-зеленых и коричневых тонов, кое-где пронизанный яркими пятнами. Осень уже вступала в свои права. Ни у Джессики, ни у Джейка не было верхней одежды, которая защитила бы их от холода и сырости. Джейк сидел, глубоко надвинув шляпу на лоб. Лицо его, покрытое капельками дождя, было абсолютно непроницаемо.

– Вот и приехали, – сказал он подъехавшей к нему Джессике.

Тринадцать недель прошло с тех пор, как он вызволил ее из дома сумасшедшей тетки Евлалии. И все это долгое время, пока одно время года сменяло другое, они были вместе. Время это, наполненное безграничной радостью и страшным отчаянием, им не забыть никогда. Особенно последние недели – после посещения городка Накогдочес, – состоявшие из нанизанных друг на друга жарких дней, проведенных под раскаленными янтарными небесами, и полных отчаяния ночей, каждая из которых могла стать последней.

Они ехали, заметая следы, объезжая попадавшиеся на их пути города и населенные пункты, тщательно выискивая места, где можно запастись продовольствием, подолгу отсиживаясь в безопасных, с точки зрения Джейка, местах и медленно, но неуклонно продвигаясь на запад. Усадьба «Три холма», вожделенная цель их путешествия, постепенно стала казаться им зыбким миражом, чем-то несуществующим и недосягаемым.

Всякий раз, когда Джессика с Джейком делали привал, они со смутным страхом думали о том, что он может оказаться последним. За каждым холмом мог скрываться эскадрон техасских рейнджеров, вооруженных револьверами с уже взведенными курками, любой незнакомец, мимо которого они проезжали, мог оказаться человеком, посланным в погоню; каждый стук копыт, разрывающий тишину ночи, мог означать приближение начальника полиции со своими помощниками. Днем Джессика с Джейком скакали, преследуемые призраками вины и правосудия, неотступно следовавшими за ними на своих конях, а ночью сжимали друг друга в объятиях, чувствуя, как переполнявшая их страсть еще больше усиливается от сознания того, что эта ночь любви может оказаться последней.

И вот Джессика стоит рядом с Джейком. Сначала она даже не поняла, что Джейк имеет в виду. И вдруг ее осенила догадка «Три холма»! Кончился кошмар, начавшийся, казалось, сто лет назад, когда отец тяжело ранил Дэниела. Больше некуда бежать, незачем скрываться от погони!

Джессика взглянула на Джейка. Она представить себе не могла, о чем он думает, что чувствует, в последний раз обозревая холмы и равнины, на которых вырос и по которым ему никогда больше не придется бродить. Ей не верилось, что после долгих месяцев бешеной скачки и страшного отчаяния она проснется в одно прекрасное утро и окажется, что они дома. Она представить себе не могла, что все произойдет именно так.

Джессика глубоко вздохнула.

– Тебе нужно будет… взять свежую лошадь и запас продовольствия, – проговорила она. – И мы поговорим с Дэниелом. Скажем ему всю правду о том, что произошло в Дабл-Спрингс. Он наверняка сможет что-то сделать.

Лицо Джейка оставалось бесстрастным. По-прежнему не сводя глаз с горизонта, он сказал:

– Он уже наверняка давно все знает. Одно мое присутствие здесь таит для него опасность.

Джейк понимал, что не может даже увидеться с братом, но он не мог и уехать, не удостоверившись в том, что с Дэниелом все в порядке. Может, он попросит кого-нибудь из работников дать ему лошадь и немного денег, но о том, чтобы остаться, и речи быть не может.

Подняв поводья, он кивком головы указал направо.

– Внизу проходит граница наших земель. Там разбит лагерь. Наверняка в нем найдется кто-нибудь, кто мог бы проводить тебя до дома.

Он осторожно направил свою лошадь по скользкому склону холма, и Джессика, которая никак не могла прийти в себя оттого, что они наконец-то добрались до места назначения и что это означает конец их с Джейком отношений, молча последовала за ним.

Они подъехали к загону для скота, и, хотя нельзя было сказать, что жизнь в лагере била ключом, но и заброшенным его никак нельзя было назвать. Они объехали загон, битком набитый отчаянно мычащей скотиной, надеясь не нарваться на часовых, лениво объезжавших окрестности в поисках отбившейся от стада скотины, и были уже в сотне ярдов от бревенчатого дома, как вдруг из-за обрыва вынырнул какой-то всадник и вскинул ружье.

– А ну-ка стой, мистер!

Джейк продолжал ехать и не думая останавливаться. Джессика, слишком измученная и ошарашенная, следовала за ним.

Незнакомец прицелился. Макинтош его был темным от дождя, небритое лицо усеяно дождевыми каплями.

– Стоять, сукин сын! – голосом, не предвещавшим ничего хорошего, крикнул он. – У нас и так уже полным-полно хлопот, а ты… – Внезапно голос его прервался. Раскрыв рот от изумления, он опустил ружье. – Джейк?! Чтоб мне сдохнуть! – Круто повернувшись с седле, он заорал: – Кейси! Иди сюда! Джейк приехал! Черт подери, да это Джейк! А с ним миссис Филдинг! О Господи, Джейк!

Пришпорив лошадь, он помчался к Джейку. Резко затормозив возле него, он, ухмыляясь во весь рот, схватил Джейка за руку и принялся энергично трясти ее.

– Чтоб мне пусто было! Мы уж думали, ты погиб! Что, черт подери, с тобой приключилось? Почему ты так долго не возвращался? – Внезапно, видимо, почувствовав, что ведет себя не очень прилично в присутствии дамы, мужчина выдернул свою руку из руки Джейка и, приложив ее к шляпе, смущенно взглянул на Джессику. – Как говорится, мы ужасно рады видеть вас целой и невредимой, мэм. Добро пожаловать домой, мэм. – И, посчитав, похоже, официальную часть приветствия законченной, снова повернулся к Джейку. – Где, черт подери, тебя носило?

Наклонившись вперед и скрестив руки на передней луке седла, Джейк улыбнулся:

– Я тоже рад тебя видеть, старый ты дьявол. Когда ты наставил на меня свое ружье, я уж подумал, что мне больше не жить. Что, по-прежнему всякое ворье докучает?

Ухмылка на лице мужчины исчезла, уступив место обеспокоенному выражению.

– Да нет, Джейк… – помявшись, проговорил он.

Но в этот момент позади раздался стук копыт, и через секунду, сдерживая разгоряченного коня, перед Джейком возник Кейси. Мужчины долго смотрели друг на друга: Кейси – прерывисто, с трудом, дыша, Джейк – выжидающе. Наконец Кейси приподнял шляпу и, проведя рукой по влажным редким седеющим волосам, выдохнул:

– О Господи! Это и в самом деле ты!

Взгляд его переместился на Джессику и задержался на ней, настороженный, недоверчивый, вобравший ее всю, от ног, обутых в ботинки, до головы, на которой красовалась потрепанная, вся в пятнах широкополая шляпа. Наконец, видимо, удовлетворенный тем, что перед ним и в самом деле жена Дэниела Филдинга, Кейси коротко кивнул и проговорил:

– Рад видеть вас живой и здоровой, мисс Джессика. С возвращением. – И, повернувшись к сидевшему на лошади мужчине, коротко бросил: – Том, скачи домой. Скажи капитану, что они вернулись. Да пошевеливайся, парень! – рявкнул он, когда Том, не желая пропустить ничего из того, что будет дальше, замешкался. – Он ждет их уже четыре месяца! Ты что, хочешь, чтобы из-за тебя он ждал их еще дольше?

Развернув лошадь, Том галопом поскакал к дому, а Джейк, выпрямившись, с беспокойством спросил:

– Как Дэниел? Он…

– С ним все в порядке, – бросил Кейси, скосив глаза в сторону, словно высматривая что-то у Джессики за левым плечом. – Только чуть с ума не сошел от беспокойства за вас обоих. Поехали домой, мисс Джессика, нечего мокнуть под дождем. Капитан мне голову оторвет, если вы вдруг заболеете. Да и жаркое стынет.

Джессика бочком придвинулась к Джейку, наконец-то ощутив, что настал конец. Скоро она увидит Дэниела. А Джейк уедет.

Кейси повернулся, чтобы ехать в усадьбу, но Джейк остановил его, схватив его лошадь за уздечку.

– Мне нужна лошадь, Кейси, – проговорил он. – И хоть немного денег.

Кейси вперился в него долгим грустным взглядом и нехотя проговорил:

– Сюда приезжали рейнджеры, парень, искали тебя. Не знаю, в самом ли деле ты сделал то, что они говорят, или нет, и, по правде сказать, не хочу знать, но на твоем месте я не стал бы тратить время на то, чтобы брать свежую лошадь. Голову даю на отсечение, они с усадьбы глаз не спускают.

Джессика почувствовала, как Джейк напрягся. «Нет, – подумала она. – Только не сейчас…»

Вытащив из кармана несколько банкнот, Кейси протянул их Джейку.

– Вот, возьми, здесь около пятидесяти долларов. Больше у меня нет.

Нехотя взяв деньги, Джейк несколько мгновений смотрел на них, потом сунул в карман.

– Спасибо, – проговорил он, глядя только на Кейси. – Отвези миссис Филдинг к Дэниелу. Скажи ему… – Джейк снова прерывисто вздохнул и, круто развернув лошадь, закончил: – Скажи ему, что мне очень жаль.

Голос его звучал несколько приглушенно: он уже уезжал, отдалялся от них.

Кейси взял лошадь Джессики под уздцы, призывая ее следовать за ним. Он что-то говорил, но Джессика его не слышала. Все происходившее казалось ей страшным сном. Не может быть, чтобы вот так все кончилось, внезапно и неотвратимо, словно только сейчас ты была жива и вдруг умерла, окончательно и бесповоротно, и ничто не в силах тебя воскресить. Все кончено… При одной мысли об этом сердце Джессики словно сдавило тисками, стало трудно дышать. Ей не хотелось в это верить, хотелось закричать от горечи и боли, но она не в силах была выдавить из себя ни звука.

Подергав ее лошадь за уздечку, Кейси проговорил:

– Поедемте, миссис Филдинг. Пора домой.

И внезапно Джессика словно очнулась от сна. В один миг все стало до боли реальным: капли дождя, падавшие со шляпы на спину и стекавшие по ней холодными струйками; взгляд Кейси, строгий, решительный; удаляющийся дробный топот копыт…

Медленно и неотвратимо схватил ее в свои цепкие объятия полузабытый ночной кошмар, ставший реальностью.

Джейк уезжает… Все кончено, вот так, легко и просто. Он уезжает, а она даже не может попрощаться с ним.

– Джейк! – задыхаясь от боли и отчаяния, выкрикнула Джессика.

«Джейк!» – насмешливо отозвалось эхо. А Джейк, словно не слыша, продолжал скакать вперед. Он не обернулся.

 

Глава 15

Июль, 1879 год

По тракту Гуднайт, ведущему на восток, ехали трое всадников. Они были усталые, запыленные. Разговаривать им не хотелось, лишь изредка мужчины перебрасывались парой фраз. Они возвращались домой.

Вскоре после полудня к ним присоединился четвертый. Трое, не останавливаясь, молча кивнули в ответ на приветствие незнакомца. Лошади по-прежнему трусили размеренной рысью. Теперь уже четыре всадника молча ехали по дороге.

На закате сделали привал. Вновь прибывший вытащил из переметной сумы кукурузные лепешки и вяленое мясо, чем разнообразил скудное меню гуртовщиков, состоящее из фасоли и кофе, и все принялись есть, так же, как только что ехали, – молча, сосредоточенно.

Один из мужчин неторопливо и без всякого интереса спросил:

– Куда направляешься, незнакомец?

Вновь прибывший, согнувшись над своей чашкой кофе, уставился на язычки пламени. Был он бородат, с длинными волосами и неразговорчив. Позже один из всадников скажет, что в нем проскальзывало что-то неприятное, но подобных типов на дороге можно встретить сколько угодно.

– Пока что и сам не знаю, – ответил он. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь стрекотом цикад да кваканьем древесных лягушек. Один из мужчин поднялся, чтобы взять спальный мешок. Другой не спеша проговорил:

– Мы возвращаемся из Денвера. Пригнали туда две тысячи длиннорогих быков. Выносливая скотина эти быки. Никто, кроме них, не пройдет по этому тракту.

Первый, облокотившись о бревно, поскреб руку и заметил:

– Все сейчас двинули на Запад. Народу – не протолкнуться, словно на воскресном пикнике. Чизхолмский тракт весь забит переселенцами.

– А все эти проклятые железные дороги, – встрял в разговор третий. – Скоро и скотину пасти негде будет, помрут тогда треклятые янки, что придумали эти дороги, с голоду. По мне, так мужчина должен скакать на лошади, а не трястись на паровозах.

– Вот и приходится ковбоям гнать скот на Запад, – согласился с ним второй.

– Давно не был в Форт-Уэрте? – спросил первый, обращаясь к вновь прибывшему и не особо рассчитывая получить ответ.

– Эта чертова железная дорога скоро и весь город погубит, – заметил третий. – Иностранцев ужас сколько отовсюду понаехало.

Для техасцев всякий, кто не был техасцем, считался иностранцем.

– А я бы с удовольствием съездил сейчас в Форт-Уэрт, – вмешался первый. – И плевать мне на каких-то иностранцев. Попил бы виски… Техасское виски – самая стоящая вещь на свете, доложу я вам.

– Сейчас все гуртовщики штата туда направляются на аукцион. Вот уж порезвятся вволю.

– Я не был в Техасе три года, – медленно проговорил вновь прибывший.

– Да уж, не повезло тебе, приятель. Вновь прибывший промолчал.

На рассвете трое мужчин, собравшись, продолжили свой путь, и четвертый поехал с ними.

В усадьбе «Три холма» царила веселая предпраздничная суматоха. На длинных столах, накрытых белоснежными скатертями и украшенных яркими красно-бело-синими флажками, стояли корзинки со свежим хлебом, кувшины с чили и острым соусом для мяса. За домом были установлены вертела, на которых жарились, источая восхитительный аромат, свиные и коровьи туши. Хорошенькие девушки с яркими лентами в волосах прогуливались под руку с красивыми молодыми парнями, работниками ранчо, облаченными по случаю праздника в свои самые лучшие воскресные костюмы. Звонкий женский смех заглушал пронзительные, однако приятные на слух звуки скрипок: скрипачи, похоже, решили порепетировать перед танцами, которые должны были состояться позже. Под раскидистыми деревьями собрались женщины постарше посплетничать, не выпуская из поля зрения детей. Мужчины держались особняком. Дети и сплетни их мало интересовали, а вот выкурить сигару, выпить доброго виски и поговорить о делах, ценах и политике они были не прочь. Народу на лужайке собралось видимо-невидимо. Скотоводы со всего штата, съехавшиеся в Форт-Уэрт на аукцион, сначала остановились в усадьбе «Три холма», хозяин которой, Дэниел Филдинг, устраивал ежегодное барбекю в честь своего дня рождения.

Дэниел Филдинг переходил от одной группы приглашенных к другой, обращаясь к каждому гостю по имени. Срок назначения его сенатором истекал в январе, и он снова собирался баллотироваться в сенат. Хотя было ясно, что сегодняшнее мероприятие столь же политическое, сколь и социальное. Никакой нужды в усиленной предвыборной агитации не было: ни у кого из собравшихся не вызывало сомнения, что лучшего кандидата на пост сенатора, чем Дэниел Филдинг, в Техасе не сыскать.

– Со всей откровенностью заявляю вам, сенатор, что во всем Техасе вы лучше всех умеете принимать гостей!

Дэниел остановился рядом с группой почтенных матрон, взирающих на него с улыбкой, и глаза его озорно блеснули.

– Это только потому, что у меня хватает ума приглашать к себе самых прелестных дам во всем штате, – галантно отозвался он.

– О, да вы здесь всем дамам головы вскружили! – лучезарно улыбнулась миссис Диринг, пышная особа лет пятидесяти. – Ну-ка дайте мне малыша. Какой чудесный крупный мальчуган! Наверняка вырастет таким же сердцеедом, как и его отец.

Собравшиеся вокруг них в кружок женщины закудахтали как клушки, когда Дэниел, ссадив со своего плеча сына, вручил его миссис Диринг.

– У него прорезался еще один зуб, – с гордостью объявил он, – и ему не терпится его продемонстрировать. Так что берегите пальцы.

Малыша, однако, больше заинтересовали ярко-желтые перья канарейки, украшавшие шляпку миссис Диринг, и он потянулся к ним, пытаясь схватить их своей пухлой ручонкой, вызвав тем самым умиленный смех дам.

– Никогда еще не видела такого счастливого ребенка! Дай мне его, Розали.

– Он с каждым днем все больше и больше делается похожим на вас, сенатор… хотя волосы у него определенно мамины. Бог мой! Таких роскошных кудрей я еще никогда в жизни не видела!

– Ну что ты, Сьюди. Посмотри только на его глаза, озорные, как смех, и зеленые, как техасские холмы.

Рассмеявшись, Дэниел наклонился и принялся высвобождать из ручонки сына седой с голубым отливом локон миссис Диринг.

– Скорее внешне он похож на мать, а характером весь в меня, такой же упрямый. Ну же, Джош, оставь тетину шляпку в покое, и в следующий раз, когда я поеду в Галвестон, я куплю тебе настоящую канарейку. Ну как, идет? Вот и молодец.

И Дэниел снова посадил мальчугана к себе на плечо, не обращая внимания на разочарованные стоны дам и протестующий крик сына. Джош, однако, не долго горевал, что его оторвали от такого приятного общества. Он тотчас же потянулся к шляпе отца, заинтересовавшись серебряными долларами, украшавшими ее околышек. Дэниел тут же снял шляпу и протянул сыну, и тот потянул ее в рот.

– Вы избалуете ребенка, сенатор, – заметила миссис Кэткарт, тем не менее, ласково глядя на Дэниела Филдинга. Среди присутствующих дам не нашлось бы ни одной, которая втайне не мечтала, чтобы ее муж был хотя бы немного похож на него.

– Вот и хорошо, – отозвался Дэниел и с обожанием взглянул на сидящего на плече малыша. – А для чего еще нужны дети? Кроме того, – он заговорщически подмигнул Джошу, – всем известно, что самый быстрый способ завоевать голоса на выборах – это целовать детей. Верно, партнер?

Проговорив это, Дэниел чмокнул сынишку в пухлую коленку, вызвав тем самым у женщин взрыв громкого хохота. Джош пронзительно взвизгнул и радостно закачался, теребя отцовскую шляпу ручонками, после чего снова сунул ее в рот.

– Честно говоря, сенатор, я никак не могу понять, зачем вы тратите время на таких старых ворон, как мы. Дайте нам вашего мальчугана, мы за ним присмотрим, не беспокойтесь, а сами идите занимайтесь своими предвыборными делами.

– Леди, – ласково проговорил Дэниел, – я никогда не счел бы время, проведенное с такими очаровательными особами, потраченным напрасно. Пусть ваши мужья считают, что они несут ответственность за будущее Техаса, но вы, мои дорогие, несете ответственность за них, как и моя жена за меня. – Он ухмыльнулся и подмигнул дамам. – Так что постарайтесь повлиять на ваших благоверных, чтобы они проголосовали за меня. Понятно?

И, сопровождаемый любящими женскими взглядами, Дэниел пошел сквозь толпу приглашенных, то и дело останавливаясь, чтобы продемонстрировать своего очаровательного наследника, без всякого смущения принимая комплименты и знаки восхищения, как и положено отцу, который гордится своим чадом.

– Нет, вы видели такое? – воскликнула одна из дам. – Этот человек души не чает в своем сыне!

– Голову даю на отсечение, еще не было на свете человека, который бы так трясся над своим отпрыском, – отозвалась вторая. – Джессика мне рассказывала, что она едва уговорила его не брать мальчугана с собой в Остин прошлым летом. Малыш тогда еще грудь сосал.

– Она еще наплачется с этим мальчишкой, если будет воспитывать его в том же духе, помяните мое слово, – недовольно бросила миссис Диринг. – Совершенно напрасно они его так балуют.

– Да что ты, Розали, – фыркнула миссис Лемар. – Я еще в жизни не видела такого покладистого, добродушного ребенка.

– А уж мать над ним трясется не хуже отца, – гнула свое миссис Диринг. – Ведь она не отняла мальчишку от груди, даже когда он научился пить из чашки. Делать ей больше нечего! Помню, я дождаться не могла, когда перестану кормить своих двоих грудью и переведу на коровье молоко – у нас в Техасе оно отличное, сами знаете. И надо сказать, хуже им от этого не стало. Выросли здоровые и крепкие, как сосны.

– Они оба не в меру носятся с этим мальчуганом, – согласилась миссис Карсон. – И все-таки в жизни не видела такой приятной семьи.

Миссис Диринг важно закивала головой, соглашаясь с остальными.

– Надо признаться, я сначала была не очень-то большой сторонницей этого брака, но сейчас не могу не согласиться, что семья получилась отличная.

– Счастливая эта Джессика Филдинг, – задумчиво проговорила миссис Лемар. – Подумать только, вышла из самых низов, а кем стала.

– Дэниел без нее шагу ступить не может, – согласилась миссис Карсон, и дамы, повернувшись, с улыбкой взглянули в ту сторону, откуда доносились взрывы хохота: Дэниел с сынишкой развлекали группу молодых людей.

Джошуа Коулмен Филдинг родился ровно через восемь с половиной месяцев после того, как Джессика вернулась к мужу, с которым ее разлучили небезызвестные трагические события, произошедшие в день свадьбы.

Все считали, что Дэниелу крупно повезло. И в самом деле, жена после долгого отсутствия вернулась к нему целой и невредимой, сам он поправился после тяжелого ранения и занял освободившееся кресло в сенате, да к тому же у него родился сын. И все это произошло в течение одного года. По поводу рождения ребенка ходило много шуточек. Мужчины, разговаривая на эту тему, ухмыляясь, замечали, что Дэниел времени даром не терял, а женщины обменивались понимающими улыбками. Однако все соглашались, что Дэниел Филдинг, слишком много переживший за этот год – сначала его серьезно ранили и похитили у него жену, потом с братом произошла такая ужасная история, что не передать словами, – заслуживает того счастья, которое наконец-то ему улыбнулось. И никто не догадывался, что эти первые недели после возвращения Джессики в «Три холма» были наиболее трагичными в жизни Дэниела. И никому вплоть до сегодняшнего дня и в голову не пришло, что малыш, которого Дэниел так обожает и которым так открыто восхищается, не его сын.

В тот день, когда Джессика снова вернулась к нему, Дэниел почувствовал себя так, словно наконец-то пробудился от ночного кошмара. В последний раз он получил известие от Джейка из Дабл-Спрингс. Брат сообщал, что они с Джессикой скоро будут дома. Но они не приехали, а вместо них нагрянули техасские рейнджеры в таком количестве, что заполонили все ранчо, и заявили, что Джейк совершил преступление в том самом городе, из которого давал телеграмму. Дэниел уже и не надеялся, что увидит брата и жену живыми.

И вот наконец чудо свершилось: Джессика вернулась домой. Живая и невредимая вернулась к нему! Дэниел с ликованием заключил ее в свои объятия. И вдруг… он встретился взглядом со своей женой… В ее глазах было написано все! И белый свет померк для Дэниела.

Захлебываясь слезами, Джессика поведала ему о том, что произошло в Дабл-Спрингс. Отчаянно рыдая, она умоляла Дэниела догнать Джейка, вернуть его обратно, помочь ему, потому что Джейк невиновен и потому что она любит его.

Никогда еще Дэниелу не приходилось испытывать таких чувств – отчаяния, горечи и злости. Единственная женщина, которую он когда-либо любил, влюблена в другого. И этот другой – его собственный брат.

Если бы Дэниел смог найти Джейка в эти первые страшные месяцы после возвращения Джессики домой, он бы убил его. Подспудное чувство возмущения и даже зависти, которые он испытывал к своему сильному, беззаботному и обласканному судьбой младшему брату, внезапно выросло до огромных размеров, в одну секунду превратившись в жадное, ненасытное чудовище. У Джейка было все: сила, свобода, решительность, мужество, обаяние, выбор. А у него, Дэниела, только Джессика, но Джейк и ее отобрал. Дэниел знал, что никогда не простит брата, ненависть расцвела в нем пышным, зловещим цветом.

А Джессика… От одного ее вида Дэниелу становилось тошно. Стоило ему взглянуть на нее – и он представлял ее совокупляющейся со своим братом, в то время как он, Дэниел, навсегда лишен возможности обладать женщиной. Джессика, его милая, красивая, невинная невеста, испорчена и развращена похотливым братцем и вернулась к нему, Дэниелу, обесчещенной.

Дэниел заперся у себя в кабинете и в течение долгих-долгих дней почти ничего не ел, практически не спал и только пил, пил, пил… Казалось, еще немного – и он потеряет рассудок. Впрочем, это его не очень волновало: жизнь перестала представлять для него какую-либо ценность.

Но время шло. Дэниел начал приходить в себя. Сделанного не исправишь. Жизнь проходит, а у него столько дел. Срок его полномочий в сенате еще не истек. От него зависят судьбы многих людей. Он не вправе подводить своих избирателей. Не хватало еще, чтобы от его переживаний страдала работа! Кроме того, когда истечет срок его полномочий в качестве сенатора, он собирался снова баллотироваться на этот пост. Так что скандал ему нужен меньше всего. А если он вышвырнет Джессику из дома, после того как в течение долгих месяцев сходил с ума от отчаяния и уже не надеялся ее увидеть, все поймут, что случилось. Да ему и не хотелось вышвыривать Джессику вон. Единственное, чего хотелось, – спокойной и счастливой жизни в «Трех холмах», как он и задумывал вначале, когда собирался жениться на Джессике.

Дэниел отправился в Остин, где принялся работать, не щадя себя, для своих любимых избирателей, изо всех сил пытаясь забыть жену, которая его предала. Когда он вернулся, живот у Джессики уже начал округляться, и снова жизнь Дэниела превратилась в кошмар.

Естественно, все сочли, что отцом ребенка, который должен был родиться, является он, Дэниел, и, само собой, Дэниел никого не стал в этом разубеждать. Они с Джессикой никогда не говорили между собой на эту тему. Ему было даже жаль ее: перенесенное нервное напряжение и страх отрицательно сказались на ее здоровье, и Дэниел чувствовал, что не в состоянии приносить ей дополнительную боль. Его собственные страдания облегчались поддержкой, которую он получал из внешнего мира. Все знакомые считали, что Дэниел живет той жизнью, о которой всегда мечтал, и, по правде говоря, Дэниелу не так уж трудно было играть навязанную ему роль счастливого мужа и гордого отца. Иногда в течение этих страшных для него месяцев до рождения Джошуа он ловил себя на том, что фантазирует, будто не просто играет эту роль, а на самом деле является счастливым мужем и гордым отцом…

И вот когда Дэниел впервые взял на руки орущего младенца с красным, морщинистым личиком и взглянул в восхищенное лицо жены, он почувствовал, что фантазии его стали реальностью. Джессика и в самом деле его жена, а Джошуа – его сын во всех смыслах, кроме физического, и Дэниел полюбил его огромной, слепой, всепоглощающей любовью, не знавшей другого выхода. Отняв у него одну мечту, Джейк дал ему взамен другую, гораздо более реальную, об осуществлении которой Дэниел никогда и не помышлял, – сына.

Джессика сильно изменилась после рождения ребенка. Она взяла на себя заботы о ранчо, которые когда-то лежали на Джейке, и с головой ушла в воспитание сынишки, словно никогда и не мечтала о другой жизни. Любовь, которую Джессика с Дэниелом испытывали к растущему мальчугану, сблизила их. Джессика была для Дэниела женой во всех смыслах, кроме физического. Иногда ему казалось, что тех месяцев, которые Джессика провела от него вдали, не существует, Временами он даже забывал, что у него есть брат, а если и вспоминал, то с легкой горечью и скорбью: для него Джейка уже три года не было на свете.

Не проходило дня, чтобы Дэниел не благодарил Господа за свою счастливую судьбу. Он популярный, быстро набирающий силу сенатор. У него красивая, изящная, умная и очень деятельная молодая жена, которой завидуют все его избиратели, и крепенький, здоровый сынишка. Ирония заключалась в том, что все это Дэниел получил от человека, которого ненавидел, однако он редко об этом задумывался, а когда подобные мысли приходили в голову, Дэниел пытался побыстрее отделаться от них. У него прекрасная, счастливая жизнь, и он больше не позволит, чтобы кто-то или что-то ей угрожало.

– Эй, сенатор, давай-ка сюда мальчугана!

Улыбнувшись, Дэниел не спеша начал протискиваться сквозь толпу к загону для скота, где пятеро его соседей любовались низкорослыми бычками, которых он совсем недавно приобрел.

– Посмотрите-ка на этого мальчишку! – воскликнул один из мужчин. – Да он скоро будет сидеть в седле!

– На следующей неделе я куплю ему сапоги со шпорами, – ухмыльнулся Дэниел и поставил малыша, которому уже надоело сидеть у отца на плече, на ноги. Мальчуган тотчас же решительно заковылял к низкой загородке загона. Один из мужчин, смеясь, подхватил его на руки и развернул в другую сторону. Джошуа так же решительно зашагал в противоположном направлении.

– Что-то не видно сегодня твоей обворожительной молодой жены, – заметил один из мужчин.

– У нее кое-какие неотложные дела в конторе. Их нужно уладить перед завтрашней поездкой в Форт-Уэрт, – ответил Дэниел и, облокотившись на изгородь, сдвинул шляпу на затылок, не спуская настороженного взгляда с Джошуа, который восторженно преследовал яркую бабочку.

– Значит, ты сам туда не едешь? – без всякого удивления спросил его собеседник. Владельцы ранчо уже привыкли к тому, что Джессика представляет «Три холма» на аукционах скота, и вели с ней дела так, как вели бы с самим Дэниелом, зная, что муж во всем полагается на нее.

– Не могу же я быть одновременно в двух местах, не разорваться же мне, – беззаботно отозвался Дэниел. – Потому-то Господь и наградил меня такой женой, как Джессика.

– Мы будем по тебе скучать, но ты не переживай, мы присмотрим за твоей женой, а то как бы с ней чего не случилось.

Дэниел расхохотался.

– Неужели вы до сих пор не поняли, что моя жена сама может себя защитить?

Мужчины весело хмыкнули.

– Черт подери, Дэн, хорошенькой леди никогда не помешает иметь рядом с собой какого-нибудь парня, хотя бы для того, чтобы он сводил ее куда-нибудь пообедать. Ты же не хочешь, чтобы она умерла с голоду?

– Ну, в провожатых у нее наверняка недостатка не будет, – ответил Дэниел, и глаза его озорно блеснули. – Если память мне не изменяет, в прошлый раз в Форт-Уэрте у нее их было столько, что они не помещались за одним столом.

– Черт подери, Филдинг, ты самый счастливый мужик в Техасе. И где ты умудрился отыскать такую женщину?

Дэниел улыбнулся.

– То, что самый счастливый, спору нет, джентльмены. Один Бог ведает, как бы я без нее справлялся в течение этих последних двух лет. Дел по горло: и ранчо, и сенат… Джошуа! Ну-ка иди сюда!

Но Джошуа, внимание которого целиком было поглощено бабочкой, проигнорировал призывы отца.

Смеясь, Дэниел коснулся рукой полей шляпы.

– Простите, джентльмены, но мне пора. Дела, дела… Только не расходитесь. До званого ужина вам предстоит послушать мою речь. – И, еще раз безуспешно позвав сына, Дэниел помчался к нему и принялся, к восторгу малыша, тоже гоняться за бабочкой.

– Прекрасный человек, – лениво проговорил один из мужчин, наблюдая за ним. – Я обязательно буду за него голосовать на следующих выборах.

Другой задумчиво покачал головой: обычно обсуждение достоинств одного Филдинга не обходилось без обсуждения недостатков другого.

– Кто бы мог подумать, что такое случится с его братом?

– Эта история могла погубить кого угодно, только не Дэна Филдинга, – согласился его сосед, облокотившись о загородку.

Некоторое время мужчины молчали, вспоминая Джейка Филдинга.

– Говорят, он кого-то убил, а потом уехал из Техаса.

– Я слышал, что он присоединился к банде Джеймса в Юте.

– Скажешь тоже! – фыркнул первый. – Банды Джеймса в Юте отродясь не бывало.

– Этот Джейк всегда был бешеным, – вспомнил третий, щурясь на солнце. – Горячий, как порох, в отличие от Дэна. Никогда нельзя было знать, чего от него ожидать. Я всегда чувствовал, что с ним что-то подобное может произойти.

– А знаете что? Не могу я все-таки поверить в то, что старина Джейк способен на такое. Конечно, вспыльчивым он был, спору нет, да и после работы к рюмке не прочь был приложиться, но он всегда был порядочным парнем. Не могу представить, чтобы он выстрелил кому-то в спину.

Повисла задумчивая и долгая тишина. Высказанное предположение не отличалось новизной. В течение последних лет каждый из присутствующих думал то же самое, в глубине души не веря, что Джейк Филдинг мог совершить такой подлый поступок.

Наконец один из мужчин проговорил с большим убеждением:

– Черт подери, Мелоун! Дэниел в приятельских отношениях со всеми блюстителями порядка отсюда до Эль-Пасо, не говоря уж о самом губернаторе. Если бы он хотел, Джейка Филдинга уже давно оставили бы в покое. Неужели ты думаешь, что Дэниел не оправдал бы его, если бы тот был невиновен?

На мгновение вопрос повис в воздухе, вызвав у присутствующих некоторую неловкость. Ответить на него было нелегко. В этот момент раздался звон колокола, призывавший избирателей послушать речь Дэниела, и сомнения относительно справедливости обвинения Джейка были забыты. Теперь собравшихся интересовали лишь политические игры. Затушив папиросы и нахлобучив на головы шляпы, мужчины поспешили присоединиться к толпе, чтобы послушать, что им будет говорить Дэниел Филдинг.

Сквозь раскрытое окно конторы до Джессики донесся громкий, внушительный голос мужа, время от времени сопровождаемый энергичными рукоплесканиями и одобрительными возгласами. Легкая кружевная занавеска позволяла ясно видеть все, что происходит во дворе: Дэниел, высокий, златоволосый, стоя на обитом яркой материей помосте, произносит проникновенную речь, вызывающую полное одобрение всех собравшихся; Джошуа, уютно приникнув к пышной груди Марии, стоявшей в первых рядах, взвизгивая от восторга, хлопает своими – крошечными ручонками, даже когда делать этого вовсе не требуется, вызывая у стоявших рядом мужчин снисходительные ухмылки, а у Марии – справедливые замечания. Джессика улыбнулась, наблюдая за ними. Как же ей хотелось находиться сейчас на дворе, под теплыми солнечными лучами, среди избирателей, самой держать на руках сына и громкими возгласами приветствовать мужа!

Она со вздохом отошла от окна и вернулась к столу.

– Вы хотели меня видеть, Кейси? – спросила она.

Пожилой мужчина взглянул на нее с презрением и неодобрением, граничащими с откровенной, ничем не прикрытой ненавистью. Хотя он, как и полагается, стоял, сняв шляпу, и изо всех сил пытался изобразить почтительность, это у него плохо получалось. Весь его облик был пронизан злобой и негодованием. И не только оттого, что ему приходилось выполнять приказы женщины – хотя одного этого было достаточно, чтобы такой мужчина, как Кейси, ее возненавидел, – а потому, что он был единственным, кто, помимо Дэниела и Джессики, знал, что Дэниел не мог быть отцом Джошуа.

Но Джессика в течение этих трех лет привыкла к тому, что Кейси ее презирает. После всего того, что она пережила, презрением ее было не пронять. Кроме того, она знала: Кейси предан Дэниелу настолько, что с радостью исполнит любое его желание. А Дэниел желал, чтобы к Джессике относились с уважением, и одной этой причины было достаточно, чтобы Кейси держал свои чувства при себе.

– Да, мэм, – мрачно изрек он. – Я хочу знать, что это вам в голову взбрело. Неужели вы и в самом деле собрались завести в «Трех холмах» этих идиотских иностранных быков? Никто мне не говорил…

– А я и не знала, Кейси, – холодно прервала его Джессика, – что должна обсуждать с вами свои дела. – Но, решив, что самый быстрый способ закончить дискуссию – это не раздражать собеседника, проговорила более миролюбивым тоном: – Рогатый скот брахманской породы никакой не иностранный. Его уже более тридцати лет с успехом разводят в Каролине.

– Мерзкие горбатые твари, – проворчал Кейси. – Да они испортят все наше поголовье скота!

Легонько барабаня пальцами по столу, Джессика спокойно взглянула на Кейси.

– Не испортят, а улучшат. Так мы получим гораздо более здоровое и крепкое потомство.

– Мы прекрасно без них обходились все эти годы, – упрямо возразил Кейси, насупившись и прилагая все усилия к тому, чтобы не разозлиться. – Не хватало еще, чтобы какая-то женщина указывала нам…

– А сколько голов скота пало в Техасе от ящура за последние пять лет? – перебила его Джессика. Хотя голос ее звучал спокойно, а лицо по-прежнему оставалось безмятежным, она чувствовала, что начинает закипать. В глазах ее появился недобрый огонек, который Кейси уже хорошо мог угадывать. – Разве сумели тогда ваши распрекрасные скотоводы сделать хоть что-то, чтобы остановить падеж скота? А какая-то женщина сумеет! Мне очень жаль, если вам, Кейси, это не нравится, но ничего не поделаешь, именно так обстоят дела.

Кейси мрачно смотрел на Джессику, и внутри у него все кипело от ярости. Ради Дэниела он пытался быть к ней терпимым, однако еще до того, как стало ясно, чем она занималась с этим предателем Джейком по дороге домой, Кейси эта девица не очень-то нравилась. А уж после того, как выяснилось, какая это шлюха, он едва мог ее выносить. Однако Дэниел, похоже, испытывал к своей развратнице жене совсем другие чувства. Он вел себя так, словно на этой дряни, которая, едва поселившись в «Трех холмах», стала здесь полновластной хозяйкой, свет клином сошелся.

Но мало того, что эта особа выставляла напоказ свое предательство. Пока Дэниел заседал в сенате, она фактически прибрала к рукам все дела на ранчо. Кейси был убежден, что, если за ней не присматривать, она скоро развалит все хозяйство. И он присматривал. Ради Дэниела.

Однако когда Кейси попытался сказать Дэниелу, что он думает по поводу его жены, старый друг набросился на него, словно разъяренный бык, пригрозив не только вышвырнуть его из усадьбы, но и убить, если он еще хоть раз позволит себе неуважительно отозваться о Джессике. И Кейси ничего не оставалось делать, как проглотить горькую пилюлю. А вот сделать вид, что она ему пришлась по вкусу, он уже не мог.

– А что думает о ваших грандиозных планах капитан? – не сдавался он.

– Мой муж, как обычно, полагается на мое мнение, – ровным голосом проговорила Джессика. – До сих пор я не сделала ни одной ошибки, не так ли, Кейси?

Кейси сдержал уже готовый было вырваться дерзкий ответ. Все дело было в том, что Дэниел давал своей жене полную свободу во всем, и до тех пор, пока он с одобрением относится к любому ее поступку, Кейси ничего не мог поделать.

– Скотопригонный двор не место для женщины, – тем не менее, упрямо бросил он.

Джессика с горечью улыбнулась, подумав о том, что ей приходилось бывать во многих местах, в которых женщине бывать не стоит, и делать многое такое, что женщине делать не положено. Однако этот короткий экскурс в прошлое испугал Джессику, и она поспешно вернулась в настоящее. Взяв себя в руки, она решительно расправила плечи и твердо взглянула Кейси прямо в глаза.

– Этот вопрос, Кейси, не подлежит обсуждению. Если вы не желаете ехать со мной, я легко найду себе другого провожатого…

– Не нужно, – поспешно перебил он ее. Кто-то ведь должен присматривать за этой особой, и эту работу он не мог доверить никому. – Я поеду.

– Хорошо. – Голос Джессики по-прежнему звучал ровно. – Тогда можете идти к гостям. Завтра рано утром выезжаем.

Когда Кейси ушел, Джессика позволила себе с облегчением вздохнуть. Она тяжело опустилась в кресло. Праздничное настроение как рукой сняло. Джессика надеялась, что со временем Кейси как-то примирится с ее присутствием в «Трех холмах» и с тем, что она заправляет всеми делами на ранчо, однако ничего подобного не произошло. Внезапно Джессика почувствовала страшную усталость. Почему, она и сама не знала. Быть может, из-за стычки с Кейси, а может, потому, что ей почему-то не хотелось завтра ехать в город, а может, из-за жары.

Прошло три года с тех пор, как испуганная, растрепанная и смущенная молодая девушка прибежала к Дэниелу Филдингу, моля его о защите. Три года – день в день – с тех пор, как Джессика Дункан стала миссис Дэниел Филдинг, что повлекло за собой ряд событий, круто изменивших жизни самой Джессики и братьев Филдинг. Казалось, с тех пор прошла целая жизнь.

Женщина, сидевшая сейчас в конторе и заправлявшая всеми делами усадьбы «Три холма», не имела ничего общего с той беспомощной молоденькой девчонкой, которая так доверчиво и с такой радостью вручила свою жизнь в руки Дэниела Филдинга. Сейчас, в возрасте неполных двадцати двух лет, Джессика Филдинг была женой одного из самых богатых и влиятельных людей в Техасе. Ей ежедневно приходилось сталкиваться с проблемами, от которых зависели жизни сотен людей. Она снискала уважение мужчин и зависть женщин. К ее мнению прислушивались, ее приказы выполнялись беспрекословно. Она была очаровательна, изящна, прекрасно одета и хорошо воспитана. Сидела ли она с мужем на званом обеде, на котором присутствовали самые выдающиеся политические деятели штата, или негромко и отрывисто отдавала приказания работникам ранчо, от нее веяло такой властностью, что всем было ясно: с этой сильной, непреклонной и знающей женщиной нельзя не считаться. Сейчас Джессика чувствовала себя намного старше своего возраста.

Три года назад, когда она увидела Дэниела, только что ставшего ее мужем, распростертым на земле, сраженным пулей ее отца, Джессика думала, что худшего с ней ничего не может случиться. Ужасные дни заточения, проведенные ею в доме сумасшедшей тетки Евлалии, показали, что может быть еще хуже. Потом, когда она вытаскивала обессиленного, раненого Джейка из болота, а следом на запах крови сползались крокодилы и, казалось, встреча со смертью неминуема, Джессика познала еще больший ужас. Потом был убитый ею шериф и расставание с Джейком. Она думала, что это конец. Большей боли Джессика не испытывала никогда и не думала, что испытает. Но это было только начало.

Самым худшим оказалось смотреть мужу в глаза и видеть, как в них просыпается холодная ненависть, когда она умоляла его спасти своему брату жизнь; чувствовать, как руки его с силой отталкивают ее от себя; видеть искаженное мукой лицо; знать, что своей любовью она сломала судьбу не только Джейку, но и этому доброму, великодушному человеку, который дал ей свое имя и свою любовь, и которому она отплатила черным предательством.

И вот тогда Джессика поняла, что больше ей не выдержать. Потянулись страшные, темные, бессонные ночи, наполненные бесконечной пустотой, и дни, когда ее преследовали призраки двоих мужчин, которым она загубила жизнь. Жажда жизни, которая привела ее сквозь толщу глубочайшего одиночества к самой большой радости и обратно, становилась все слабее и слабее, а потом и вовсе умерла. Теперь вокруг Джессики существовала лишь пустота. Больше ничто ее не удерживало в этом мире.

И вдруг Джессика поняла, что в ней зарождается новая жизнь, не терпящая того, чтобы ею пренебрегали. Джошуа… Джейк исчез из ее жизни – насколько Джессике было известно, поскакал навстречу своей смерти, – но он оставил внутри ее часть себя. И эта часть с каждым днем росла в ней и крепла. Они с Джейком зачали этого ребенка, это чудо любви, и, пока с ней будет Джошуа, Джейк тоже навсегда останется с ней.

Джошуа… Ребенок, сотворивший чудо не только с Джессикой, но и с Дэниелом. Джейк преподнес им бесценный дар, сумевший вдохнуть в них обоих новую жизнь. Только благодаря Джошуа Дэниел снова начал улыбаться Джессике, закрыв глаза на прошлое. Только ради Джошуа Джессика простила себя и начала вновь возрождаться к жизни. Только благодаря Джошуа они стали семьей.

Но Джессика в отличие от Дэниела ничего не забыла. Всякий раз, когда она заглядывала в зеленые смеющиеся глазенки сына, перед ней вставал образ Джейка и сердце пронзала такая острая боль, что она поспешно отворачивалась, не в силах вынести воспоминаний, навеянных красотой сынишки. Не было дня, чтобы она не вспоминала Джейка. Холодной зимой, когда слуги приносили домой вязанки дров, она думала о нем, представляла, как он протягивает к костру озябшие руки или как его застигает в горах снежная буря. Сидя за уставленным яствами столом в красивом наряде и драгоценностях и ведя остроумную светскую беседу, она представляла себе Джейка, голодного и промерзшего. Затаив дыхание, со страхом просматривала она каждую газету, боясь, что Джейка схватили, и, не увидев такого объявления, с некоторым облегчением и разочарованием откладывала газету в сторону: если бы его схватили, она бы по крайней мере знала, что он жив.

Иногда ночью ей снилось, что Джейк умирает, одинокий, беспомощный, и зовет ее. Она вскакивала с постели, и ей казалось, что голос Джейка эхом проносится по комнате. Тогда она шла в детскую и, подхватив на руки спящего сынишку, принималась гладить его по шелковистым черным кудрям, целовать в румяные щечки и прижимать к себе так неистово, что ребенок начинал хныкать. Джейк… Быть может, он потерян для нее навсегда, но у нее есть его сын….

Стряхнув с себя воспоминания, Джессика поднялась из-за стола и снова повернулась к окну. Нужно было выйти во двор и поздороваться с гостями, хотя ей очень этого не хотелось. Теперь она понимала: именно это время года и особенно сегодняшний день навеяли эти грустные воспоминания. Обычно она с радостью выполняла обязанности хозяйки большой усадьбы, с головой окунаясь в работу, которая до отказа заполняла дни и заставляла к вечеру валиться с ног от усталости. Но ей почему-то страшно не хотелось ехать в Форт-Уэрт, и, если бы у Дэниела оказалось свободное время, она непременно попросила бы его сделать это за нее. Она так устала.

Посередине проникновенной речи Дэниела Джошуа захотелось к отцу, и он так настойчиво стал проситься к нему, что Дэниел сжалился и взял его к себе на помост, вызвав тем самым целую бурю шуточек по поводу того, что младший Филдинг уже начинает проявлять политические наклонности. Джессика с улыбкой смотрела на мужа. Он являл собой довольно забавную картину: на одной руке – довольный Джошуа, другой – отчаянно жестикулирует, рассуждая о будущем Техаса.

И в этот момент Джессике неожиданно в голову пришла одна удивительная мысль, наполнившая ее душу гордостью. Сын Джейка будет бродить по холмам и долинам окрестностей усадьбы «Три холма», как когда-то это делал сам Джейк, под надежной защитой любви Дэниела. А она, Джессика, приложит все свои силы, чтобы ранчо, которое унаследует их с Джейком сын, росло и процветало, а Дэниел приложит все силы, чтобы штат Техас, в котором малышу предстоит расти, стал еще более свободным и сильным. Джошуа не принадлежит прошлому, и оно не должно омрачать его жизнь. Он принадлежит будущему. И хотя Джессика уже ничего не может сделать для Джейка, для его сына она сделает все, что в ее силах.

Джессика вышла во двор под неистовый грохот аплодисментов и одобрительных выкриков, сопровождавших заключительную часть речи ее мужа. Она взошла на помост и, смеясь, взяла сразу же потянувшегося к ней малыша у Дэниела из рук и подставила мужу щеку для поцелуя. Они втроем постояли несколько мгновений на помосте, и силуэты их четко вырисовывались на фоне ярко-синего неба: Дэниел, обняв Джессику за плечи и с нежностью глядя сверху вниз на ее смеющееся лицо, и Джессика, крепко прижимая к себе Джошуа. Они казались идеальной семьей, в которой царят только мир и покой, и в это мгновение – только в это мгновение – ни прошлое, ни будущее не омрачало их счастливого настоящего.

 

Глава 16

Странную они представляли собой пару на шумных улицах Форт-Уэрта – главного скотоводческого города штата: великолепно одетая, уверенно шагающая молодая женщина и пожилой мужчина в затрапезной рабочей одежде, с недовольной миной на лице. Впрочем, в этом городе, где жизнь била ключом, можно было встретить кого угодно: и состоятельного владельца ранчо в сапогах с богато расшитыми голенищами и золотыми часами в кармашке жилета, и ковбоя, который только что приехал в Форт-Уэрт, отработав сезон на пастбище, и которому не терпится немного поразвлечься, и репортера с востока, и купца в полосатом костюме и рубашке с целлулоидным воротничком, и даже какого-нибудь индейца или мексиканца в ярком пончо.

В публичных домах отбоя не было от посетителей, салуны работали по двадцать четыре часа в сутки. Время от времени раздавались выстрелы – какой-нибудь ковбой, у которого кровь бурлила в жилах, давал таким образом выход своей энергии. Однако на них никто не обращал внимания, равно как и на восторженные визги проститутки, которую не в меру пылкий поклонник, перебросив через плечо, уносил по пыльной и запруженной людьми и повозками улице в свою комнату.

Джессика деловито перешагнула через какого-то пьяного, развалившегося прямо на тротуаре, одним холодным взглядом стерла нагловатую ухмылку с лица молодого гуртовщика и быстро подобрала юбки, чтобы желтый табачный плевок погонщика мулов, который в самых что ни на есть цветистых выражениях убеждал своих запряженных в повозку питомцев не выскакивать на тротуар, не испачкал ей одежду. В другое время веселая, бурлящая жизнь быстро растущего города показалась бы ей приятным разнообразием после долгих, спокойных месяцев, проведенных в «Трех холмах», но сегодня единственное чувство, которое она испытывала, – это нетерпение. Мрачная физиономия Кейси, вышагивающего рядом, ничуть не улучшала ей настроение.

– Таких страшилищ я отродясь не видывал, – недовольно возвестил он, должно быть, уже в сотый раз. – Издевательство над животными, вот что я вам доложу. Если вы пригоните этих уродов в «Три холма», над нами будет смеяться вся округа.

– Все, хватит об этом! – отрезала Джессика. – Я их купила, они наши, и дело с концом. Завтра утром работники погонят их домой. Можете отправляться вместе с ними. У меня есть еще кое-какие дела в банке, так что я на несколько дней задержусь.

– Нет, мэм, – упрямо возразил Кейси. – Капитан сказал, чтобы я оставался с вами, я и останусь.

– Уверяю, я без вас прекрасно обойдусь.

Кейси одарил Джессику яростным взглядом. Собственно говоря, он давно мог бы от нее уехать, и пусть сама о себе заботится. Он никак не мог прийти в себя от унижения, которое пережил. Нет, подумать только! Не кто-нибудь, а сама хозяйка «Трех холмов», спокойно смешавшись с толпой пастухов, владельцев ранчо к аукционеров, не обращая внимания на царившую вокруг суматоху и резкие запахи скотного двора, хладнокровно осматривает этих отвратительных уродцев, словно и в самом деле знает, что делает, а потом звонким голосом, чтобы все ее слышали, предлагает за них свою цену, гораздо выше той, которую дают мужчины. И самое ужасное в том, что она даже не понимает, что выставляет себя на посмешище. Даже сейчас не видит, что ее провожают полными тщательно замаскированного неодобрения и неприязни взглядами. Женщина, занимающаяся покупкой скота! Слыханное ли дело? Она и Дэниела выставляет на посмешище, а он не только позволяет ей это делать, но даже поощряет. И это самое страшное. Кейси так и подмывало бросить Джессику и этих премерзких животных, которых она называет быками, и уехать – пускай сама с ними разбирается. Но Дэниел приказал ему заботиться о своей жене, и Кейси волей-неволей приходилось подчиняться.

– Я останусь, – хмуро бросил он.

– Отлично, – коротко кивнула Джессика. – В таком случае не могли бы вы сделать мне одолжение? Поезжайте к Кертисесам, поблагодарите их за приглашение и скажите, что я все-таки не смогу его принять. Мне еще нужно будет поработать кое с какими бумагами, прежде чем идти в банк. Ужинать сегодня я буду у себя.

Так, теперь она заставляет его работать курьером. Кейси обиженно поджал губы, однако сдержался и ничего не сказал. Молча коснувшись рукой полей шляпы, он повернулся и зашагал в противоположную сторону выполнять поручение.

Как только он ушел, Джессика облегченно вздохнула и пошла чуть медленнее. На самом деле ей сегодня вечером нечего было делать, но она уже не могла выносить неистового веселья Форт-Уэрта, не говоря уж о гнетущем присутствии Кейси. Вечер, проведенный в отеле, – не такая уж большая плата за тишину и покой, хотя бы незначительные.

Она ужасно скучала по сынишке. До последней минуты не знала, хватит ли у нее сил его покинуть. Хриплые крики, лошадиное ржание, свистки паровоза и стук колес не могли заменить ей звонкого детского смеха и нежного голоска, зовущего свою любимую мамочку. Даже звон разбитой посуды и вслед за этим громкая брань Марии были бы ей сейчас милее, чем оглушительные звуки веселящегося вовсю города. Как же она хотела увидеть своего малыша! Как скучала по его темным кудряшкам, подпрыгивающим на затылке, когда мальчуган мчался по комнате; по озорному блеску изумрудно-зеленых глаз, когда он бывал особенно доволен собой; по нежному запаху кожи; по пухлым ручонкам, которыми он крепко обхватывал маму за шею, когда считал, что она им недовольна! Джессика не представляла, как проведет в разлуке почти целую неделю. И горько улыбнулась, поняв, что ее маленький сынишка, по всей вероятности, нужен ей гораздо больше, чем она ему.

В следующий раз, решила Джессика, она возьмет Джошуа с собой, к этому времени он уже наверняка подрастет… если он, конечно, будет, этот следующий раз. До сих пор она не обнаружила в Форт-Уэрте ничего такого, что бы побудило ее снова приехать в этот город.

Постройка железной дороги способствовала процветанию и росту Форт-Уэрта. Строительство и реконструкция шли полным ходом. Всюду, куда ни кинь взгляд, – строительные леса и брезентовые палатки, в которых селились прибывшие со всех концов страны рабочие. Отели и бордели были до отказа заполнены приезжими. Кто-то решил поселиться в этом городе навсегда, кто-то был проездом, поскольку благодаря железной дороге стало гораздо удобнее добираться с востока на запад, и люди пользовались благами цивилизации, переезжая из одного конца страны в другой. Когда-то Техас был для переселенцев центром мира, а теперь – просто перекрестком дорог, и это навевало грусть. С ростом города все изменилось.

Облегченно вздохнув, Джессика покинула шумную улицу и вошла в относительно тихую гостиницу. Отель, который выбрал для нее Дэниел, считался одним из самых представительных в городе и разительно отличался от салунов и домов терпимости. Комната, которую занимала Джессика, была обставлена очень уютно, если не сказать элегантно. Кровать с красивым покрывалом, письменный стол, шкаф для одежды, в углу – мягкое кресло со скамеечкой для ног. Джессике повезло: ей дали номер, расположенный с северной стороны. В нем царил полумрак и было прохладно.

Скинув полотняный жакет, Джессика подошла к зеркалу, чтобы снять шляпку. Из зеркала на нее взглянуло собственное отражение: раскрасневшаяся, слегка растрепанная молодая женщина, влажные кудри прилипли ко лбу, перья на шляпке устало поникли. Пожав плечами, Джессика стянула с головы шляпку, радуясь тому, что день, по крайней мере, большая его часть, позади. Она швырнула шляпку и жакет на туалетный столик и в этот момент услышала позади себя какой-то шорох.

Джессика круто обернулась и прижала руку к горлу, пытаясь сдержать уже готовый было вырваться крик. Она не могла двинуться с места. Так и стояла, широко раскрыв глаза от страха, чувствуя удары неистово колотящегося сердца.

Из кресла, стоявшего в углу, поднялся какой-то мужчина. Был он высокий, с темной бородой, худощавый и подтянутый. Во всем его облике чувствовалась настороженность, готовность моментально отреагировать на опасность. Его длинные темные волосы спускались до плеч, на шее болтался выцветший платок, одежда – пропыленная и поношенная. Лицо его, с резкими, как гранит, чертами, было темным от загара – лицо человека, который привык ежедневно сталкиваться с опасностью и научился ее распознавать и обходить стороной. А его глаза… его глаза, зеленые, как техасские холмы… когда-то то весело искрившиеся, то метавшие громы и молнии, то глядевшие с нежностью или затуманенные желанием… сейчас они были непроницаемыми, усталыми и старыми как мир.

– Здравствуй, Джессика, – тихо проговорил он. Джессика и сама не знала, сколько времени простояла в оцепенении. И вдруг что-то дрогнуло у нее в груди. Словно внезапно, после долгого заточения, рухнули стены темницы и несчастное, забитое, полное отчаяния существо вдруг вырвалось на волю и, ощутив необыкновенный прилив сил, бросилось навстречу желанной свободе.

– Джейк… – прошептала она. – Джейк! Живой!

Отчаянная, невероятная радость захлестнула все ее существо. Джессика не могла ни говорить, ни дышать. Хотелось броситься к нему, коснуться его рукой, удостовериться, что он и в самом деле здесь, в этой комнате, что это не игра ее воображения.

Джессика с трудом сделала один маленький шажок в его сторону, протянув руку, вне себя от волнения и радости… И остановилась. Джейк… Джейк, который не раз спасал ее от смерти, который держал ее в своих объятиях, который заставил ее понять, ради чего она живет… Джейк, который когда-то был неотъемлемой ее частью, которого она любила страстно, отчаянно… Его больше не было. Теперь перед ней стоял Джейк, которого она не знала. Джейк с темной бородой и тяжелым взглядом, человек, слишком многое повидавший на своем веку, чтобы остаться прежним. Джейк, чье стройное, худощавое тело говорило о трудной борьбе за выживание, из которой он вышел победителем, взяв в союзники лишь решимость… Джейк, этот знакомый незнакомец…

Их разделяло всего несколько шагов, но Джессика поймала себя на том, что не может их преодолеть. Она смотрела на Джейка, а он смотрел на нее, и казалось, даже воздух между ними пронизан напряжением, как перед грозой, и не дает им броситься в объятия друг друга. Джессика поднесла к губам трепещущие пальцы, чтобы сдержать готовый вырваться крик, и почувствовала, как их обожгло горячее, с трудом вырывавшееся дыхание. А сердце все колотилось, сильно, неистово. Она смотрела на Джейка и не могла наглядеться. Одного сознания того, что он здесь, живой и здоровый, было достаточно, чтобы сердце ее наполнилось безудержной радостью. Джейк! Ее Джейк… Впрочем, он уже не ее. Он здесь, но ей не принадлежит.

Джессика отняла руки ото рта, с жадностью вглядываясь в его лицо.

– Что… что ты здесь делаешь? – прошептала она.

Джейк, в свою очередь, был настолько потрясен увиденным, что не мог сдвинуться с места. Джессика… Такая красивая… И совершенно другая. Та Джессика, которую он помнил, была молоденькой девушкой с буйной копной темных волос и огромными голубыми глазами, в грязной мешковатой одежде и с запачканным лицом. Он так долго хранил в памяти этот ее образ, что он стал почти талисманом. Джессика… Невинная и решительная, безрассудно доверчивая и отчаянно храбрая… Джессика… Девушка, которую он любит.

Ее больше не было. Перед Джейком стояла женщина, которую он с трудом узнавал: великолепно одетая, изящная и сдержанная. Волосы закручены на затылке в тугой узел, лишь несколько выбившихся из прически локонов обрамляют лицо. На ней накрахмаленная белая блузка с пышными рукавами и плотно прилегающими манжетами – последний крик моды, – тонкая серая юбка и изящные ботинки из великолепной кожи. Она немного пополнела. Фигура стала более округлой. Взгляд – строже и взрослее. Лицо немного осунулось, вокруг рта появились скорбные морщинки, которых Джейк не помнил, говорившие о перенесенных страданиях. «Как ты жила все это время, Джессика? – с беспокойством подумал Джейк. – Была ли ты счастлива?»

Наверное, не нужно было пытаться ее увидеть. Зря он сюда приехал.

Не сводя с Джессики глаз, Джейк проговорил:

– Я соскучился по дому. Хотелось хоть раз повидать Дэниела.

Джессика не в состоянии была проронить ни слова. Единственное, на что она была способна, – это смотреть на него.

От одного взгляда на Джессику у Джейка перехватило дыхание.

– Ты прекрасно выглядишь, – хриплым голосом проговорил он.

«Как же давно мы не виделись! – подумал он. – Целую жизнь…»

– Ты тоже, – прошептала Джессика. Для нее он и в самом деле выглядел великолепно. Ведь он был ее жизнью, надеждой, ответом на молитвы, которые она возносила Господу в течение многих лет. Ведь он Джейк. Ее Джейк! И он здесь, с ней рядом.

Джейк почувствовал, что сердце его бьется медленно, размеренно, словно оно молчало в течение многих лет и только теперь начало биться. Джессика… Откровенно говоря, он вовсе не собирался ее увидеть. Джейк давным-давно приучил себя к тому, что они больше никогда не встретятся. И даже после того, как она приехала в Форт-Уэрт с Кейси и без Дэниела, он поклялся, что не подойдет к ней, будет держаться от нее подальше…

Он увидел, как глаза ее наполнились болью. Срывающимся голосом, в котором слышались самые разнообразные чувства – и жалость, и отчаяние, и нежность, – Джессика прошептала:

– О Джейк! Где же ты был? – Ей хотелось броситься к нему, но она сдержалась. Лишь еще пристальнее впилась взглядом в его лицо. – Что делал?

Лицо Джейка оставалось непроницаемым. Он долго смотрел на нее, потом ответил:

– Просто жил.

Джессика почувствовала, будто сердце ее разрывается на части.

Прошло несколько томительных секунд. Джейку очень хотелось прикоснуться к ней. Просто протянуть руку, дотронуться до нее, почувствовать, что она и в самом деле существует. Он настолько страстно этого хотел, что у него заболели глаза, перехватило дыхание, но он не мог заставить себя протянуть руку.

– Говорят, Дэниел преуспевает. – Голос Джейка звучал сдавленно и несколько странно, словно чужой.

– Да, – едва выдохнула Джессика. Она словно оцепенела. Не в силах была сдвинуться с места. Только глаза, горевшие огнем, были живыми на застывшем, казавшемся маской лице. – Мы… думаем, что его изберут на второй срок.

– Это хорошо. – Слова пронеслись между ними как пушинки, подхваченные летним ветерком. – Именно этого он всегда хотел.

– Он… очень счастлив.

Джессика и сама не понимала, о чем говорит. А в голове билась одна мысль: «Он не может здесь оставаться. Он должен уйти. Иначе его арестуют».

– Хорошо. – Именно это Джейк и хотел знать. Именно поэтому пришел сюда. Теперь он должен уходить. Ему нельзя здесь оставаться.

Однако он заставил себя собраться с мыслями и продолжить разговор.

– Как дела на ранчо?

– Хорошо. – Джессика чувствовала, что в горле у нее пересохло. Сердце билось в груди с такой силой, что, казалось, заставляло колыхаться легкую ткань блузки. А в глазах Джейка, где-то в глубине и видимый только ей, вспыхнул огонь, яростный, страстный, такой же, какой снедал и ее. – Я только что приобрела бычков. Брахманской породы.

Губы Джейка тронула едва заметная улыбка, настолько неуловимая, что Джессике на мгновение даже показалось, что она ее придумала.

– Я слышал.

И внезапно Джейк почувствовал, как внутри зарождается желание, такое мощное, яростное и всепоглощающее, что перехватило дыхание и ему пришлось призвать на помощь всю свою силу воли, чтобы укротить его. Он не должен ему поддаваться. Джессика принадлежит другому мужчине. А он, Джейк, должен уйти. Здесь ему делать нечего.

Но он не мог заставить себя сдвинуться с места. В горле пересохло, тело было напряжено до предела.

– Мне только нужно было знать… – Джейк запнулся. Он смотрел на Джессику не отрываясь. Как же он ее хотел! Тогда у него было бы чем жить те долгие недели, месяцы, годы, поджидающие его впереди. – Что у тебя все в порядке, – закончил он.

«Не уходи, Джейк… Не уходи… «– мысленно взмолилась Джессика.

– У меня все хорошо, – прошептала она.

– Я рад, – хрипло прошептал он в ответ. Он понимал, что пора уходить, но не мог даже отвести от Джессики глаз.

Джессика поняла, что должна найти в себе силы сама сказать об этом. Она должна это сделать. Обязана!

– Тебе опасно здесь оставаться, – дрогнувшим голосом проговорила она, хотя все в ее душе восставало против этих слов и того, что за ними последует.

Джейк глубоко вздохнул, чувствуя в груди нарастающую боль.

– Да. Я должен идти.

Все. Слова сказаны. Он шагнул к двери. «Пускай уходит…» Джессика изо всех сил стиснула руки в кулаки.

Джейк взялся за ручку двери. «Не отпускай меня…»

– Джейк!

Джессика бросилась к двери, сама не понимая, что делает. Она коснулась его руки и, взглянув в его глаза, почувствовала, как пламя, полыхавшее в них, перекинулось на нее. А у Джейка было такое ощущение, будто руку его ожгло огнем. Он наклонил голову, и губы их встретились.

Это должен был быть короткий прощальный поцелуй. Последнее прикосновение друг к другу, только и всего… А он получился жадным, страстным, всепоглощающим. Джессика обеими руками обхватила Джейка за шею, а он прижал ее к себе с такой силой, что ей стало больно. Губы его впились в ее губы, тело вжалось в ее тело. Страсть вспыхнула в них обоих таким яростным огнем, что погасить ее оказалось не под силу ни ей, ни ему. Наконец они разжали объятия и стояли, пожирая друг друга взглядами. И ничего нельзя было прочесть в их глазах, ничего… кроме ничем не прикрытой, бесстыдной правды.

Джессика отступила на шаг назад. Руки ее медленно потянулись к пуговицам на блузке.

Целый фейерверк чувств вспыхнул в Джейке, когда он шагнул к кровати. Ему казалось, будто все, что с ним происходит, ему только снится. Мягкая пуховая перина, запах солнца и накрахмаленной чистой ткани. Трепещущая, чуть влажноватая кожа Джессики под его дрожащими пальцами, ее темные волосы, разметавшиеся по подушке сверкающим темным водопадом. Ее зардевшееся лицо, искаженное гримасой желания. Ему хотелось целовать это лицо, только его одно, снова и снова, но, захваченный водоворотом страсти, единственное, что Джейк мог, – это исступленно прижиматься губами к губам Джессики. Руки его забродили по ее телу, такому мягкому, округлому, трепетному, бархатистому. Он нее исходил нежный аромат, сводивший Джейка с ума. И она ласкала его, как же она его ласкала…

Джессика медленно прошлась руками по спине Джейка, заново открывая для себя каждый участочек его тела, желая убедиться, что он и в самом деле здесь, с ней рядом. Вот пальцы Джессики коснулись его шеи, слегка запутавшись в длинных волосах, пробежали по спине, добрались до упругих ягодиц и жадно, бесстыдно сжали их. Дыхание ее с трудом вырывалось изо рта в перерыве между страстными поцелуями, и ей хотелось, чтобы Джейк целовал ее еще и еще. Какая же у него бархатистая кожа, какое же крепкое тело! Бедра его с силой вжимались в ее бедра, руки исступленно ласкали ее, губы пили из ее губ. Джейк… Джейк, которого она считала мертвым, живой и невредимый… Джейк, который вернулся к ней… Джейк, настоящий, сильный и крепкий. Джессика чувствовала себя опьяненной им, ослепленной им. Сердце ее бешено колотилось в груди, каждая клеточка ее тела требовала ласки. Джейк… Ее Джейк… Только он, и никто другой…

Ему хотелось переласкать и перецеловать все ее тело, погрузиться в пучину страсти и остаться там навсегда. Сердце его гулко стучало в груди, и казалось, от стука этого сотрясается все его тело, уже охваченное всепоглощающим огнем. В течение долгих лет, состоявших из бесконечных дней и ночей, он носил в себе этот огонь, пытаясь подавить его, забыть его, отстраниться от него, однако это ему так и не удалось, и теперь огонь этот вспыхнул с невиданной мощью, укротить который Джейку оказалось не под силу. Ему хотелось продлить сладостный момент, предшествующий обладанию, до конца насладиться упоительными ласками, блаженными поцелуями, но стройные ноги Джессики уже раскинулись, призывая его войти во влажный, горячий центр, созданный для того, чтобы дарить невиданное наслаждение, и Джейк с радостью подчинился. Ничего, кроме яростного желания и возможности его удовлетворить, больше не существовало для него в эту минуту. И Джейк с силой вошел в Джессику.

Он почувствовал, как она вздрогнула всем телом, услышал ее сдавленный крик и понял, что ей больно, но желание его оказалось столь сильным, что Джейк не смог ни остановиться, ни отстраниться. Он всем телом прильнул к Джессике, вонзаясь в нее все глубже и глубже, и она выгнулась всем телом, приникая к нему все теснее, обвив ногами его поясницу. Крик боли постепенно превратился в тихий стон, полный невыразимого блаженства. Джейк почувствовал, как ногти Джессики вонзаются ему в спину, как, оторвавшись от его рта, она впивается губами ему в плечо, как руки ее притягивают его к себе все теснее и теснее, хотя он уже при всем желании не мог бы от нее отстраниться. Дыхание с трудом вырывалось у Джейка из груди; сердце трепетало, словно птичка, пойманная в клетку; в голове не было ни единой мысли, кроме одной – удовлетворить неистовое желание. Наконец, в очередной раз с силой вонзившись в нее, Джейк почувствовал, что больше не выдержит. Переполнявшая его страсть хлынула наружу, и он содрогнулся, давая ей выход. Тяжело дыша, он исступленно приник к Джессике как к живительному источнику, дававшему силы, и Джессика затрепетала, чувствуя, что страсть, переполнявшая Джейка, передается и ей.

Так лежали они, прильнув друг к другу, чувствуя, что тела их по-прежнему пышут жаром, дыхание смешивается, сердца бьются в унисон. Они не в силах были разжать объятия. Никак не могли поверить, что блаженные мгновения любви, которые они только что испытали – как и многое в их жизни, – остались позади и вскоре превратятся лишь в воспоминания.

Наконец Джейк дрожащей рукой принялся гладить влажное, раскрасневшееся лицо Джессики. Он попытался выйти из нее, но Джессика запротестовала, и Джейк тут же заключил ее в свои объятия, крепко прижав к груди и обхватив руками и ногами. Джессика чувствовала, как сильно бьется его сердце, как его горячее дыхание опаляет ее лицо. Как же она его любит! Годы, проведенные без него, казались ей теперь прожитыми напрасно. Она не жила, а просто существовала, это была не жизнь, а лишь жалкое ее подобие. Джессика чувствовала себя страшно уставшей, опустошенной, но впервые за последние три года живой. Ее ум, сердце и душа были полны им, Джейком.

Джессика подняла голову и взглянула на него. Как это удивительно, что самые сокровенные мечты, которые она так ревностно хранила в самых затаенных уголках души, вдруг стали явью! Она легонько коснулась кончиками пальцев его густой шелковистой бороды, ощущая под ней такие знакомые контуры лица. Джейк… Совсем другой… И все-таки Джейк. Ее Джейк. Джессика провела рукой по сеточке морщин, притулившихся в уголках закрытых глаз. Они показались ей более глубокими, чем три года назад – солнце, ветер и нелегкая жизнь сделали свое черное дело, – но лицо Джейка не было уже таким суровым, как в момент встречи, губы не настолько плотно сжаты, брови уже не хмурились сердито. Джессика коснулась ладонью его губ, и ее возлюбленный запечатлел на ее руке поцелуй.

– Я люблю тебя, – прошептала она. – Все эти три года, каждый день и каждую ночь, я любила тебя.

Джейк открыл глаза. Они сияли счастьем и чувствами, которые не передать словами и которые он тем не менее попытался выразить.

– А ты все эти годы была постоянно со мной, – проговорил он хрипловатым голосом, пожирая глазами ее лицо, желая удостовериться, что Джессика и в самом деле здесь, с ним, рядом, что она ему не приснилась. – Я пытался ускакать от тебя, но ты как призрак ехала со мной рядом…

– Как я только могла подумать, что смогу жить без тебя… – проговорила Джессика, и голос ее дрогнул.

– Джессика, слава Богу, я тебя нашел! – порывисто воскликнул он.

В едином порыве они стиснули друг друга в объятиях. Джейк зарылся лицом в ее волосы, Джессика спрятала лицо у него на плече. Закрыв глаза, они так крепко обняли друг друга, что заболели руки, но и этого им было мало, хотелось прильнуть друг к другу еще теснее.

– Я не могу тебя больше терять, – прошептал Джейк.

– Я не смогу тебя отпустить.

Но мало-помалу правда, от которой нельзя было скрыться, начала надвигаться на них, неся с собой отчаяние, загородиться от которого они не могли, как ни старались. Наконец Джейк разжал объятия и сел. Джессике не оставалось ничего другого, как отпустить его.

Несколько секунд он сидел на краешке кровати, повернувшись к Джессике спиной. Джессика изо всех сил вцепилась в сбившиеся простыни руками, чтобы не схватить Джейка за плечи и снова не притянуть к себе. «Не уходи, – билась в голове единственная мысль. – Не уходи… Не сейчас, только не сейчас».

Джейк встал, но лишь затем, чтобы взять свою одежду. Он натянул штаны, однако застегивать их не стал. Подойдя к креслу, на котором оставил рубашку, он порылся в кармане и выудил кисет с табаком и бумагу. По-прежнему не оборачиваясь, тихо спросил:

– Дэниел знает?

Знает ли Дэниел? Джессика почувствовала себя так, словно сверкнула молния, разверзлись небеса, и на землю хлынул благодатный дождь: Джошуа, со спутанными черными кудрями и смеющимися зелеными глазами… Джошуа – подарок, преподнесенный ей Джейком, который даже не подозревает, что у него есть сын.

Джессика потянулась было к Джейку, намереваясь преподнести ему эту радостную весть. Она уже вдохнула в себя побольше воздуха… и остановилась. Перед глазами, вытесняя друг друга, начали вставать самые разнообразные картины. Вот Джошуа гордо восседает на отцовском плече. Вот он, заливаясь звонким, счастливым смехом, бросается в объятия Дэниела. Вот Дэниел смотрит на нее, Джессику, и глаза его наливаются ненавистью при одном упоминании имени Джейка. Вот Джейк, худощавый, мускулистый и напряженный, словно натянутая струна. Человек, которому ее любовь принесла такие страдания. Что он предпримет, если она ему скажет? Что подумает?

Он поедет в «Три холма», в этом нет никакого сомнения, и постарается увидеться с сыном. И если его не убьют рейнджеры, то это сделает Дэниел.

Отголосок здравого смысла, с каждой секундой все больше набиравший силу, подсказал Джессике, что ей не следует торопиться, нужно подумать хорошенько, прежде чем выкладывать Джейку всю правду, поскольку от этой правды зависит не одна жизнь.

– Да, – услышала она свой собственный голос.

Джейк глубоко вздохнул. Негнущимися пальцами он кое-как скрутил сигару, чиркнул спичкой. Как странно! Когда он в последний раз видел Джессику, чувство вины по отношению к своему брату, которого он любил искренно и нежно, постоянно терзало ему душу. Ведь он соблазнил его жену! Теперь, по прошествии трех лет, он вновь сделал то же самое, однако не ощущал ни тени стыда. Ощущение вины осталось, Джейку не удалось подавить его, но каким бледным оно казалось в свете всех страданий, которые он перенес за последние годы ради брата и его жены.

И теперь Джейку впервые пришла в голову мысль, что, быть может, они с Джессикой приняли неверное решение тогда, три года назад. Мысль эта, новая и неожиданная, потрясла его до глубины души. Все это время он убеждал себя в том, что у него не было выбора: закон и собственный кодекс чести вынуждали его вернуть Джессику ее законному мужу и уехать из Техаса куда глаза глядят. Но разве может быть верным решение, принесшее столько боли стольким людям? И ему самому, и Джессике, и Дэниелу, которому приходилось жить, зная о неверности жены и предательстве брата.

«Нет, – подумал Джейк, расправляя плечи, невольно напрягая при этом мышцы шеи. – Нет, мы поступили правильно. Это было самое лучшее, что мы могли сделать. Да что там самое лучшее! Единственное! Джессика, скажи, что я прав…»

Однако Джессика сдавленным голосом, полным горя и какой-то отчаянной решимости, лишь проговорила:

– Ты не можешь больше так жить.

Глубоко затянувшись, Джейк уставился в окно. Внизу бурлила шумная городская жизнь. Десятки людей смеялись, разговаривали, ходили взад-вперед… и любой из них мог выстрелить ему в спину, едва он ступит за порог этой комнаты, только для того, чтобы получить награду. Знакомая картина, знакомое ощущение…

– У меня нет выбора, – безжизненным голосом отозвался он.

Ну почему перед ними постоянно встает проблема выбора? Почему им вечно приходится от нее зависеть? Из-за этой проклятой проблемы Джошуа никогда не узнает, кто его настоящий отец, а Джейк – что у него есть сын. Пока Джейку приходится скрываться от правосудия – хотя он и не совершил никакого преступления – и от любимого брата, у них нет выбора. Но если бы он был свободен… Господи, если бы он был свободен! Да, но было бы ей тогда легче сделать выбор? Джессика не знала.

Она села в постели, плотно завернувшись в простыню. В душе ее клокотали отчаяние и надежда.

– Джейк, мы должны рассказать правду. Прошло три года, страсти улеглись. В Дабл-Спрингс сейчас новый шериф. Даже законы, и те изменились. Если… если бы я съездила в Дабл-Спрингс, может быть, мне удалось бы найти кого-нибудь, кто что-то видел, кто знает правду… – Голос Джессики прервался. Глаза ее с мольбой взирали на Джейка. – Джейк, мы должны хотя бы попытаться.

Он медленно обернулся. Лицо его казалось непроницаемым.

– А если нам это не удастся? – спокойно спросил он, однако хрипловатый голос выдал сдерживаемое волнение. – Ты закончишь свои дни в тюрьме, а меня повесят.

И никто из них не увидит своего сына. Как же выбрать между человеком, которого она любит, и сыном – самым дорогим, что у этого человека есть и о чем он даже не подозревает?

Джессика побледнела. Плотно сжав губы, она изо всех сил вцепилась в простыню.

– Значит, так ничего и не изменилось? – с горечью спросила она, и голос ее дрогнул.

Как же ему хотелось заключить ее в объятия, прижать к своей груди, стереть с ее лица это выражение боли и отчаяния, сказать, что все будет хорошо! Но он давным-давно понял, что от правды не убежишь, как бы тебе этого ни хотелось.

– Ничего, – лишь проговорил он, хотя признание это разрывало ему сердце.

Джессика долго молча смотрела на него. На его голую грудь, поникшие плечи, на темные волосы, видневшиеся на том месте, где распахнулись незастегнутые брюки. Лицо его было грустным, в глазах пустота. Все изменилось. И не изменилось ничего…

Глаза Джессики наполнились слезами. Губы задрожали. Медленно протянув к Джейку руки, она прошептала:

– Люби меня.

Он подошел к ней. Вновь они приникли друг к другу, в очередной раз стараясь убедить себя, что этот короткий миг будет длиться вечно. Они попытались забыть о прошлом, не думать о будущем, раствориться друг в друге. Этого было недостаточно, но в данный момент ничего лучшего они сделать не могли.

 

Глава 17

На следующее утро Джейк проснулся со странным, давно забытым чувством. В первый момент, пока он находился в полудреме, ему даже показалось, что он снова в своей комнате в «Трех холмах», лежит на знакомой кровати. Под ним мягкий пуховый матрас и чистая простыня. Из конюшни доносится позвякивание уздечек и тихое ржание, из пристройки, где размещались работники ранчо, – беззлобная ругань, а из кухни, вотчины Рио, – бодрящий аромат кофе и аппетитный запах сосисок. Но если бы он был в «Трех холмах», то не валялся бы сейчас в постели, а уже давно был бы на ногах, и свернувшаяся клубочком спавшая рядом с ним женщина была бы не реальным человеком, а просто игрой воображения.

Джессика лежала на боку спиной к нему, слегка подогнув колени и прижавшись щекой к подушке. Джейк обнимал ее за талию, и в течение всей ночи они спали, тесно прильнув друг к другу. Так что пробуждение было, по сути, не пробуждением, а лишь продолжением сна.

На лице Джейка расплылась улыбка, о появлении которой он даже не подозревал, и, подавшись вперед, он зарылся лицом в густые волосы Джессики, разметавшиеся по ее спине. Ему захотелось погладить ее.

Три года назад она была юной, стройной и хрупкой. Теперь же тело Джессики стало мягким, округлым, а сама она – более женственной, и такой она нравилась Джейку даже больше. Ее маленький животик не был больше плоским и даже несколько втянутым, как раньше, а стал по-женски округлым, а грудь была теперь тяжелой и полной. Стоило Джейку пройтись руками по ее спине, как она тихонько застонала, будто вовсе не спала. Наклонившись, он поцеловал Джессику в бархатистую спину, и она, поймав его пальцы, поднесла их к губам.

Он почувствовал, что она нежно улыбается, и провел рукой по контуру ее шелковистых губ, по кончику языка. Он ласкал ее грудь, и желание вновь проснулось в нем. Каждая клеточка ее тела, такого теплого, мягкого, женственного, приводила его в восхищение. Он прижался к Джессике еще теснее, вдыхая исходящий от нее сладостный запах. Она пахла солнцем и им, Джейком.

Она повернулась к нему лицом, и глаза их встретились. Ее немного сонный взгляд манил к себе. Обхватив его одной рукой за шею, Джессика принялась другой рукой играть его волосами, а ногу закинула на обе его ноги. Они смотрели друг на друга лениво, умиротворенно, чувствуя, что даже лежать так уже огромное наслаждение.

Джейк снова провел рукой по ее спине: от шелковистых, мягких волос до округлых бедер и ягодиц. Наклонившись, почти лениво поцеловал Джессику в лоб и в уголки глаз, подтянул ее ногу повыше и еще теснее прижался к ней.

Джессика коснулась рукой его лица. Изучающе, с любопытством прошлась по бороде, которой раньше у Джейка не было. Почувствовав эти робкие прикосновения, он улыбнулся, и Джессика, заметив его улыбку, прошлась рукой по контуру его губ, как совсем недавно это делал Джейк. Он принялся целовать кончики ее пальцев, нежно всасывая их по одному ртом, и глаза Джессики затуманились от желания. «Какого же огромного удовольствия мы были лишены!» – с грустью подумала она.

Перевернув Джессику на спину, Джейк осторожно вошел в нее. Глаза ее распахнулись от удовольствия, и Джейк почувствовал, что ему хочется смотреть на нее еще и еще. Закинув ее ноги себе на талию, он обхватил Джессику руками за бедра и еще раз с силой вошел в нее. Она закрыла глаза.

– Посмотри на меня, Джессика, – пробормотал Джейк. – Дай мне взглянуть в твои глаза.

Джессика послушно открыла глаза, и Джейку показалось, что никогда ему не доводилось видеть более восхитительного зрелища. Затуманенные страстью, полные восторга, они, казалось, о чем-то вопрошали и были полны им, Джейком. Подняв руку, Джейк легонько погладил Джессику по лицу. Джессика… Такая красивая. Его Джессика.

Тела их задвигались в медленном, восхитительном любовном ритме. Солнечные лучи, проникшие сквозь окно в комнату, ласково коснулись своими теплыми щупальцами их переплетенных тел. Они смотрели друг на друга и не могли насмотреться. Они отдавали себя друг другу целиком, без остатка, и каждый преподносил себя другому как бесценный дар. И вдруг, а это всегда оказывается вдруг, чувство ни с чем не сравнимого восторга охватило их.

И даже после всего того, что между ними произошло, они не выпустили друг друга из объятий: они нежно ласкали друг друга, шептали ласковые слова, и Джейк почувствовал, как его вновь охватывает желание. Ощущение того, что его мужская плоть начинает расти, увеличиваясь в размерах, прямо в мягком, обволакивающем тепле чрева Джессики, было потрясающим. Такого Джейку еще никогда не доводилось испытывать. Оно еще более усилилось при виде изумленных глаз Джессики, в которых вновь начало зарождаться желание. «Всегда должно быть именно так, – подумал Джейк, двигаясь ритмично и глубоко. – Мы должны быть всегда вместе…»

Потом они тихо лежали рядом. Солнце поднялось уже высоко, и его косые лучи падали на их обнаженные тела уже под другим углом. Сначала Джессика с Джейком не разговаривали: слова были не нужны. Им казалось, что они всегда были вместе и всегда будут вместе. В глубине души они понимали, что это всего лишь иллюзия, однако им не хотелось ее разрушать.

«Я сделал ошибку, – ясно понял Джейк. – Не нужно было уезжать от нее. Тогда, три года назад, это казалось правильным, единственно возможным выходом, а на самом деле это было неверно».

А может, все-таки это не было ошибкой? Джейк взглянул на Джессику. Рядом с ним лежала изнеженная, хорошо ухоженная женщина. Она отнюдь не пострадала от его отсутствия, скорее даже выиграла. Если бы она уехала тогда с ним, она не стала бы той Джессикой, которую он держал сейчас в объятиях. Смогла бы она выдержать все те испытания, которые выпали на ее долю? И вправе ли он был просить ее об этом?

Перед Джейком встал образ той Джессики, какой она была три года назад, когда они плыли по болоту, возвращаясь в «Три холма» – какой же долгой и трудной была эта дорога! – а потом он вспомнил ее такой, какой видел вчера. Она шла по улицам Форт-Уэрта рядом с Кейси, и город, до отказа забитый владельцами ранчо и ковбоями, казалось, безропотно подчинялся ее воле. И Джейка переполнила гордость за Джессику. Да, она выдержала все испытания. Она способна выдержать все, что угодно.

Но это еще не означает, что он, Джейк, имеет право просить ее разделить с ним его судьбу.

Улыбнувшись воспоминаниям, Джейк проговорил:

– Я видел тебя вчера на аукционе.

Джессика взглянула на него, и сердце ее дрогнуло при мысли о том, что Джейк стоял в толпе, смотрел на нее, а она об этом и не догадывалась. Интересно, какое впечатление она на него произвела? Понял ли он, что она выполняет почти все его обязанности в «Трех холмах»? Что отдает распоряжения, которые он отдавал, принимает решения, которые он принимал, требует уважения и полного подчинения от рабочих, что раньше входило в его обязанности? А если бы понял, то как бы к этому отнесся?

Однако он смотрел на нее с такой одобряющей улыбкой, что Джессика почувствовала: он отнесся бы к этому прекрасно.

– Ты удивился? – тихонько спросила она.

Джейк хмыкнул, и звук этот показался Джессике странным – она так давно его не слышала, – но в то же время необыкновенно привлекательным.

– Нет, черт подери! С чего бы мне удивляться? Если есть на свете хоть одна женщина, способная обращать на себя внимание мужчин, так это ты.

Самые разнообразные чувства – облегчения, гордости, благодарности – охватили Джессику: Джейк в ней не разочаровался, ему приятно видеть, какой она стала. Радости Джессики не было конца. Дэниел предоставил ей неограниченную свободу, считая, что именно так и следует поступать. Он распахнул для нее двери, которые были закрыты для большинства женщин. Джессика всегда уважала его и была благодарна ему за это. Но даже в Дэниеле она чувствовала некоторую сдержанность и едва заметное осуждение, которое он опасался высказывать вслух. А вот Джейк ее не осуждал. Он ожидал, что она станет именно такой деловой женщиной, какой стала, и гордился ею.

Но Джессике хотелось большего. Ей необходимо было удостовериться, что Джейк ни в коей – даже в малейшей – мере не сомневается в правильности ее поступков.

– Джейк, – спросила она, не спуская глаз с его лица, – а ты бы так поступил? Купил бы бычков брахманской породы? Владельцы других ранчо считают, что я сошла с ума, и даже… – Джессика замолчала, ей не хотелось упоминать имя Дэниела, и неловко закончила: – Даже те, кто так не считает, думают, что это у меня простая блажь. Но мне кажется, они нам нужны.

«А вот по каким причинам, я тебе пока не могу сказать», – мысленно закончила она. Джейк задумался.

– Сейчас многие, как тебе известно, переселяются на Запад, – проговорил он после короткого молчания. – Считается, что путь этот под силу преодолеть только длиннорогим быкам, только у них хватает для этого жизненных сил. Но стоит им перебраться через Скалистые горы, и они гибнут от холода и болезней. Все говорят о необходимости выведения более сильной или совершенно другой породы. Да, – решительно закончил он, взглянув на Джессику, – думаю, я бы попробовал. Если где-то и можно провести такой эксперимент, то это в «Трех холмах».

Джессика обняла Джейка и спрятала лицо у него на груди. Он и не представлял, как много значило для нее то, что он с одобрением отнесся к ее покупке, какой уверенности в себе придали его слова. Дэниел со своей снисходительностью никогда не смог бы этого сделать. Заняв место Джейка, Джессика изо всех сил старалась сделать «Три холма» более процветающим и богатым ранчо, чем оно было, ради Джейка и во имя будущего их сына. И то, что Джейк одобрял ее приобретение, было для нее словно благословение Божье. О большем она не могла и мечтать.

А впрочем, какое значение имеют все ее попытки сделать ранчо более процветающим, если Джейку никогда не суждено это увидеть?

Джессика слегка отстранилась от него, и Джейк догадался, о чем она думает. С того самого момента, как он приехал в Техас, мысли у него были только о родном доме, потерянном для него безвозвратно. И сейчас его вдруг охватило яростное желание узнать все до мельчайших подробностей о том, какой стала его любимая усадьба, что происходит в «Трех холмах», как жила Джессика эти три года, что делала, чем занималась. Сколько же прошло времени с тех пор, как он покинул свой родной дом, отправившись на поиски Джессики! И как же он скучал по нему!

Значит, Джессика возложила на себя его, Джейка, обязанности. Дэниел бы этого сделать не смог. Его интересы лежали совершенно в другой плоскости. Он никогда не испытывал такой страсти к разведению скота, как он, Джейк. А вот Джессика, похоже, разделяла его страсть. И, как обычно, рьяно взялась за дело. Джейку очень хотелось узнать, что она сделала и как; ему было интересно, кто из работников ранчо еще работает, какой скот они выращивают, как продают его. Но едва он открыл рот, чтобы задать все эти вопросы, как тотчас же закрыл его.

Потому что на самом деле знать все это ему вовсе не хотелось. Если он узнает о том, как идут дела на ранчо, это лишь причинит ему боль. За последние годы он слишком много сил потратил на то, чтобы заставить себя не оглядываться назад, и теперь не стоило этого делать. Ведь воспоминания, как он успел уяснить, – это злые демоны, выматывающие всю душу, и нужно гнать их от себя подальше. И Джейк, стараясь не думать о приносящем боль прошлом, рассеянно сказал:

– Отличные пастбища для скота в Колорадо. Места там дикие, но потрясающе красивые. Есть такие уголки, что стоит взглянуть на небо – и теряешь голову.

Джессика затаила дыхание, ожидая, что Джейк скажет дальше: впервые он упоминал о том, где был и что делал. А ей так хотелось это знать, чтобы представить, в какой обстановке он провел эти три года. Однако она тихо лежала рядом с Джейком.

А он продолжал, машинально перебирая пальцами ее волосы:

– Никогда не думал, что буду испытывать такие чувства к какому-нибудь другому месту, кроме Техаса. Но есть одно такое местечко… индейцы называют его Золотая река. Даже не знаю, почему они его так прозвали. Золота там и в помине нет. Хотя… может, и есть, только белым людям об этом не известно. Как бы мне хотелось, Джессика, чтобы ты там побывала!

Внезапно до Джейка дошел тайный смысл собственных слов. Да ведь он предлагает Джессике ехать с ним. Еще не все потеряно. Когда-то он бросил ее и уехал, и поступил неправильно, но сейчас…

Нет! Он правильно поступил, когда оставил ее. Это был единственно честный поступок, от которого Джессика только выиграла. Она богата, у нее есть процветающее ранчо и хороший, надежный муж, который заботится о ней. А она заботится о нем. И все у них хорошо.

А то, что ему, Джейку, пришло в голову, – просто безумие. Он никогда не осмелится предложить ей отказаться от всех благ, поскольку ему нечего предложить ей взамен. Вне пределов Техаса он в безопасности, рейнджеры его не достанут. Однако помимо рейнджеров существуют еще и полицейские, с которыми за эти годы ему приходилось сталкиваться неоднократно. Впрочем, полицейские обычно разыскивают всяких головорезов, к которым он сам себя причислил. А если он станет респектабельным гражданином, поселится на каком-нибудь клочке земли, женится…

Да он просто спятил! Джейк мысленно выругал себя и попытался выбросить эти дурацкие мысли из головы. Пока он тут предается безумным мечтам, считая, что сумеет всех перехитрить и остаться целым и невредимым, его фамилия уже наверняка черным по белому напечатана на доске объявлений: «Разыскивается опасный преступник…» Нет, он не станет предлагать Джессике ехать вместе с ним, не сделает такую глупость. Он и не мечтал еще раз увидеть Джессику, и эти несколько последних часов были роскошью, которой он не заслуживает. Самое лучшее – это поблагодарить за них судьбу и забыть о них.

Но как ему отпустить Джессику?

Да очень просто! Ведь она счастлива с Дэниелом. Брат заботится о ней, и он, Джейк, должен быть благодарен ему за это. Кроме того, Джессика нужна Дэниелу. Неужели он хочет снова причинить боль брату?

Сердце Джейка билось медленно и ровно. Взяв Джессику за подбородок слегка дрожащими пальцами, он заглянул ей в глаза. Он не имеет права просить ее ехать с ним.

Глаза Джессики были такими голубыми, такими открытыми. «Оставь ее в покое, Джейк», – приказал он себе.

– Джессика, поедем со мной, – проговорил он хрипловатым голосом и, отрезая себе все пути к отступлению, порывисто продолжал: – Я не говорю, что будет легко. Я не многое могу тебе предложить, вернее, совсем ничего… Но за горами полным-полно свободной земли, на которой можно поселиться, и никому нет дела до того, кто ты такой и что натворил. Не стану кривить душой, Джессика, жизнь у нас вряд ли будет легкой, но мы с тобой пережили и не такое… Ради всего святого, Джессика, это единственный шанс, который у нас есть!

Джессика смотрела на Джейка, широко раскрыв глаза. Слова его, произнесенные торопливо, пылко, словно в горячечном бреду, подействовали на нее как удар молнии. Голова закружилась, сердце запело от радости. Первым ее побуждением было сказать «да». Именно это они должны были сделать много лет назад, именно об этом она его просила. Еще не поздно, еще есть шанс…

Но внезапно, спеша и перегоняя друг друга, в голову ей хлынули совершенно другие мысли, самые противоречивые чувства захлестнули ее. Ведь она теперь не одна. У нее есть сын, Джошуа, о существовании которого Джейк и не подозревает. Дэниел, быть может, ее отпустит, но он никогда не отдаст ей Джошуа. А если они заберут его тайком, Дэниел последует за ними хоть на самый край земли, и они не смогут чувствовать себя в безопасности. Но если даже им как-то удастся договориться с Дэниелом, существует еще множество причин, по которым не следует сломя голову соглашаться на предложение Джейка. Они живут тихо-мирно в своем маленьком, уютном мирке, в «Трех холмах»… Джошуа – сын сенатора, всеми любимый и обласканный, у которого есть все, что душе угодно. Он получит самое лучшее образование, огромное наследство. Так что для него лучше? Быть сыном влиятельного, богатого отца, который в нем души не чает, или сыном человека, преследуемого законом? Жить в богатстве или в нищете и постоянном страхе, так никогда и не узнав правду о своих родителях?

Постыдные мысли, но, как Джессика ни старалась, она не могла от них отделаться. «О Джейк! Я только хочу поступить так, чтобы всем было хорошо: и тебе, и нашему ребенку. Но что же мне тебе ответить?» – с отчаянием подумала она.

Джейк взглянул на Джессику – лицо ее приобрело вдруг замкнутое выражение, глаза потускнели – и почувствовал, будто в сердце ему воткнули острый нож. Он отнял руку от ее лица, ощущая во всем теле ноющую боль. Какой же он дурак! Как он посмел даже подумать о том, что Джессика все бросит и помчится за ним!

Джессика бросила на него умоляющий взгляд.

– Джейк… – робко начала она.

Но в этот момент в дверь громко постучали. Джейк с Джессикой замерли.

– Миссис Филдинг, – послышался мужской голос. – Это Дженкинз, служащий отеля. Вы у себя?

Джессика с тревогой взглянула на Джейка. В лице его читалось крайнее напряжение. Рука инстинктивно потянулась к лежавшей на полу у кровати кобуре.

– Миссис Филдинг, – не унимался ретивый служащий. – Простите, что потревожил вас, но пришел какой-то человек из банка. Говорит, что у него назначена с вами встреча.

О Господи! Она совершенно забыла обо всем. Стараясь, чтобы голос ее звучал естественно, Джессика крикнула:

– Ах да! Я проспала. Прошу вас, скажите ему, что я сейчас спущусь.

– Слушаюсь, мэм.

Послышался звук удаляющихся шагов, и Джейк немного расслабился. Джессика поспешно повернулась к нему. По лицу ее было видно, что она колеблется.

– Джейк, я…

– Тебе лучше идти. – Голос Джейка звучал спокойно, деловито, однако лицо сделалось каким-то отрешенным, глаза смотрели на нее безо всякого выражения, как вчера, в первые минуты свидания. – Лучше не вызывать никаких подозрений. Делай то, зачем ты сюда приехала. – И, отбросив в сторону простыню, Джейк начал одеваться.

Конечно, он прав. Дэниелу сразу же станет известно, если произойдет что-то из ряда вон выходящее: в Форт-Уэрте немало найдется владельцев ранчо, считавших своей обязанностью присматривать за хорошенькой молоденькой миссис Филдинг. И если она поведет себя не так, как от нее ожидают, это вызовет ненужные подозрения, чего ни она, ни Джейк позволить себе не могут. Но она не может оставить Джейка вот так, когда между ними столько несказанного, когда самый жизненно важный вопрос висит в воздухе…

– Джейк, нам нужно поговорить. – Джессика завернулась в простыню, не торопясь вылезать из кровати, чувствуя, что если она сейчас встанет с постели, то положит конец всему, что еще может быть между ними. – Джейк, не уходи. Я должна пойти на деловую встречу, чтобы не вызывать подозрений, но мы с тобой должны поговорить. Дождись меня. Обещаешь, что дождешься меня?

В этот момент Джейк как раз засовывал рубашку в штаны, повернувшись к Джессике спиной. Услышав ее умоляющий голос, он живо представил себе ее всю, такую милую, соблазнительную и желанную. Он закрыл глаза, но образ Джессики не шел у него из головы. Еще несколько часов, день, два – это все, что у него осталось. Что плохого в том, чтобы дождаться ее? Пока что он не готов уйти. Да и не могут они расстаться, так ничего и не решив.

– Никакие важные дела в данный момент меня не ждут, – неторопливо произнес он.

Облегченно вздохнув, Джессика вскочила с кровати и, спрятавшись за ширмой, принялась поспешно одеваться.

Мысли путались в голове. Как сказать ему о сыне? Нужно выработать какой-то план, чтобы быть готовой ответить на все его вопросы и подстраховаться от всяких неожиданностей. Джейк по-прежнему мужчина, которого она любит, но он так сильно изменился. Откуда ей знать, как он отреагирует на сообщение о том, что у него есть сын? И как сказать ему, что он никогда этого сына не увидит?

Когда Джессика вышла из-за ширмы, Джейк был уже полностью одет и стоял у окна, глядя на улицу. На мгновение Джессику охватила тревога, но она отбросила все свои страхи прочь. Он не осмелится выйти на улицу днем. Он дождется ее. Конечно, дождется.

– Я… я постараюсь вернуться как можно быстрее, – проговорила она. Джейк не обернулся, и Джессика спросила, стараясь, чтобы голос ее звучал спокойно: – Ты ведь дождешься меня, правда, Джейк?

Он обернулся. На губах его играла сдержанная улыбка.

– Дождусь.

Джессика поспешно вышла, хотя ей очень хотелось остаться. Но остаться она не могла. Почему-то ее не оставляло дурное предчувствие, что, когда она вернется, Джейка в комнате уже не будет.

Филдинг смотрел из окна на спешащую, великолепно одетую Джессику… Прохожие оборачивались, засматриваясь на нее, мужчины, касаясь полей шляп, почтительно здоровались с ней. Внезапно ему вспомнилась молоденькая девушка, единственным желанием которой было походить по настоящему магазину, посмотреть на товары и понюхать духи. Он всегда говорил, что она заслуживает большего. Теперь у нее все есть.

Так кого он обманывает?

Джессика построила свою жизнь без его участия. Дэниел простил ее, сделал своей женой. И за это она должна быть ему благодарна. У нее теперь есть все, что душе угодно. Дэниел об этом позаботился. Неужели она сможет от всего этого отказаться? И как только у него язык повернулся просить ее!

И зачем ее ждать? К чему выслушивать ее оправдания и объяснения? Зачем смотреть на ее жалостливое лицо, зачем выслушивать всякие извинения? Одно то, что он пришел сюда, – безумие, а уж если останется – это безумие вдвойне. Так что самое меньшее, что он может сделать, – это избавить и себя, и Джессику от мучительной сцены прощания. Он должен уйти.

Приняв это решение, Джейк повернулся к двери, но в этот момент послышался осторожный стук. Тихонько выругавшись, Джейк застыл на месте. Рука его потянулась к револьверу.

– Джейк, это Кейси. Впусти меня, – послышалось из-за двери.

Джейк облегченно вздохнул. Должно быть, Джессика столкнулась с Кейси внизу и сказала ему, что он здесь. Джейк, конечно, предпочел бы, чтобы никто не знал о том, что он приехал в этот город, но сделанного не воротишь. И потом, черт подери, приятно будет поговорить перед отъездом хоть с кем-то из своих знакомых.

Джейк осторожно приоткрыл дверь, и Кейси проскользнул в комнату. Мужчины долго смотрели друг на друга. Кейси почти не изменился за эти годы, зато Джейк изменился до неузнаваемости. И тот и другой молча отметили это про себя.

Наконец Джейк, которого постепенно стало охватывать чувство радости от созерцания знакомого лица, заговорил первым:

– Рад видеть тебя, Кейси.

– Хотел бы я сказать тебе то же самое, Джейк, – угрюмо бросил Кейси.

Со вчерашнего дня, когда он увидел, как Джейк проскользнул в комнату Джессики, Кейси пребывал в бешеной ярости. Случилось так, что он приехал в отель раньше Джессики. Увидев, что Джейк направляется в ее комнату, он хотел уговорить его уйти, не дожидаясь Джессики, и таким образом предотвратить их встречу, но не успел: Джессика вернулась. Кейси ничего не оставалось делать, как уйти к себе и предоставить событиям развиваться своим чередом.

Он стал ждать, когда Джейк уйдет, справедливо полагая, что чем дольше Джейк задержится в комнате Джессики, тем хуже будет для всех. У Кейси теплилась надежда, что свидание бывших любовников будет коротким, проще говоря, что они не возобновят своих прежних отношений. Однако когда Джейк не вышел из комнаты через пятнадцать минут, надежда эта бесследно исчезла. А спустя еще час Кейси уже не сомневался в том, что Джессика с Джейком удовлетворяют свою постыдную, звериную страсть. Он представил себе их совокупляющимися, и ему стало тошно. Джессика не спустилась к ужину, и Кейси понял, что эти двое что-то замышляют. А когда Джейк не вышел из комнаты даже утром, у Кейси рухнула последняя надежда. Эта сучка Джессика рассказала Джейку про сына, и теперь они замыслили выкрасть ребенка и куда-нибудь сбежать.

Кейси не сомневался, что это разобьет сердце Дэниелу – человеку, которому он посвятил всю свою жизнь.

Он стоял лицом к лицу с Джейком, не подозревая, что тот собирается делать, однако догадываясь, что он что-то задумал. Кейси прекрасно понимал, что только от него зависит, потеряет Дэниел все то, чем дорожит больше всего на свете, или нет. Самое малое, что он, Кейси, может сделать, – это открыть Джейку глаза на то, какой страшный удар он нанесет брату своим предательством. Глядя на Джейка, такого усталого и растерзанного, Кейси решил, что у него есть надежда на успех.

Сняв шляпу, он небрежно облокотился о туалетный столик.

– Ты чертовски плохо выглядишь, – непринужденно заметил он.

Джейк печально провел рукой по бороде.

– Не сомневаюсь.

Интересно, что подумал Кейси, обнаружив его в комнате Джессики? А впрочем, какая разница. Да, похоже, у него совсем не осталось совести. Его почти что застукали с женой брата, а ему на это наплевать.

Джейк, не испытывая никакого стыда и сожаления, встретился взглядом с Кейси и задал ему единственный интересовавший его вопрос:

– Как дела дома?

Кейси потребовалось много времени, чтобы ответить на такой простой вопрос. Он долго смотрел на Джейка, пристально и с неприязнью, и Джейку почему-то вспомнилось, что раньше человек этот был военным, и очень даже неплохим.

– Хорошо, – проговорил он наконец несколько вызывающим тоном. – Просто отлично.

Джейк подождал, что Кейси ему скажет дальше. Долго ждать ему не пришлось.

– Послушай, Джейк, – решительно проговорил Кейси, – я пришел сюда только потому, что мы с тобой бывали вместе во многих переделках, и я решил, что ты имеешь право знать. Пойми, против тебя лично я ничего не имею, хотя нельзя сказать, что я одобряю некоторые твои действия. – Кейси бросил взгляд на разобранную и смятую постель, и в глазах его появился нехороший огонек. Джейк понял, что Кейси имеет в виду вовсе не то, что произошло в Дабл-Спрингс.

Спокойно глядя на него, Джейк ровным голосом проговорил:

– Продолжай.

Сверля его мрачным взглядом, Кейси подчинился.

– Не знаю, что она тебе сказала и что вы там оба задумали, но советую тебе ради тебя самого и ради твоего брата хорошенько все взвесить, прежде чем снова причинять кому-то боль. Они счастливы, Джейк.

Порывисто вздохнув, Джейк провел рукой по волосам и отвернулся. Он так и знал, что Кейси будет говорить нечто подобное, но это еще не означает, что он должен его слушать.

Однако Кейси упрямо гнул свое:

– Посмотреть на них, так они ничем не отличаются от любой другой женатой парочки. Я понимаю, прошлого не изменить, но я голову даю на отсечение, что Джессика и не вспомнила про тебя, с тех пор как ты уехал. А уж как она носится с капитаном, это надо видеть! Так что на твоем месте я бы хорошо подумал, прежде чем связывать свою судьбу с такой женщиной.

– Кейси… – сдавленным голосом проговорил Джейк не оборачиваясь.

– И как мне ни больно это говорить, капитану нужна эта женщина. – Кейси отлично знал, что успех нужно развивать. Он понимал, что своими словами задел Джейка за живое. Ведь несмотря на то что Джейк натворил кучу глупостей, он всегда любил своего брата. – Иначе почему он не выгнал ее из дома три года назад? Подумай об этом, Джейк. Ведь ей здорово повезло. Он принял ее, не задав ни единого вопроса, а этот ребенок… Да ведь он любит этого мальчишку как родного! Они живут хорошо, Джейк…

Джейк замер. После слова «ребенок» он уже ничего не слышал.

– Что? – проговорил он, медленно обернувшись. Кейси с недоумением уставился на него. Глаза Джейка потемнели настолько, что стали почти черными, а губы, наоборот, сделались мертвенно-бледными. Он смотрел на Кейси так, словно видел его впервые, и Кейси принялся лихорадочно думать, что он сказал такого, отчего у Джейка стало такое лицо.

– Какого ребенка? – вновь переспросил он.

О Господи! У Кейси перехватило дыхание. Он не мог проронить ни слова. Только стоял столбом и смотрел на Джейка, лицо которого начало покрываться красными пятнами. Великий Боже! Так она ему ничего не сказала! Эта маленькая лживая сучка все скрыла, а он-то, дурак, выложил все как на духу! Если бы он был умнее, Джейк ушел бы отсюда, как и пришел…

Кейси лихорадочно размышлял. Еще никогда в жизни ему не приходилось с ходу что-то придумывать, но теперь он понимал, что от того, насколько быстро он это сделает, зависит будущее. И наконец его осенило.

– Я думал, ты знаешь, – проговорил он. – Об этом писали в газетах. – Он рассмеялся, однако смех его прозвучал не очень естественно. – Но наверное, ты не очень-то часто читал газеты, верно?

Джейк по-прежнему стоял, не сводя глаз с лица Кейси. Кейси нервно облизал губы.

– Ну, ты же знаешь Дэниела, так что, думаю, не станешь удивляться. Пару лет назад он взял ребенка-сироту и воспитывает его…

Холодно глядя на Кейси, Джейк вытащил револьвер и прицелился Кейси прямо в грудь.

– Правду, – спокойно проговорил он.

Кейси прошиб холодный пот. Ничего подобного он не ожидал. И никогда еще ему не приходилось видеть таких ледяных глаз. Он медленно выпрямился, и дуло револьвера поползло вверх, повторяя движения его тела. Кейси снова облизал губы.

– Черт подери, Джейк! Что это на тебя нашло?

Джейк взвел курок. Губы его были так плотно сжаты, что под черной бородой четко вырисовывались скулы.

– Я сейчас проделаю в тебе дырку, сукин ты сын! Говори правду!

Кейси не сомневался, что Джейк сдержит свое обещание. Он ведь уже один раз убил человека. По крайней мере, один раз. И этот кровожадный взгляд…

– Ладно, черт тебя подери! – Он махнул рукой, сдавшись. Пот с него уже катил градом. – Что ты от меня хочешь? Эта сука вернулась домой беременная, а ты не хуже меня знаешь, что твой брат не мог сделать ей ребенка! – В голосе его прозвучало презрение не только к Джессике, но и к самому себе за то, что не сумел держать язык за зубами.

Мужчины не сводили друг с друга взгляда, казалось, целую вечность. Лицо Джейка оставалось бесстрастным. Рука, державшая револьвер, не дрогнула, и Кейси начал бояться, что Джейк все равно его убьет. Через секунду он уже в этом не сомневался. Что ему стоит, этому бандиту!

Наконец Джейк медленно снял палец с курка и тихо проговорил:

– Убирайся отсюда.

Кейси не стал заставлять Джейка упрашивать себя дважды.

С видом человека, получившего смертельный удар, но упорно отказывающегося умирать, Джейк опустил револьвер и убрал его в кобуру. Долго смотрел он на то место, где стоял Кейси, ничего не выражающим взглядом.

Когда Джессика час спустя ворвалась к себе в комнату, сердце у нее в груди бешено колотилось. Она быстренько уладила дела с банкирами, пренебрегая социальными условностями, чем под конец переговоров вызвала беспредельное удивление и порицание двух столпов делового мира Форт-Уэрта. Во время встречи все мысли ее были о Джейке. Ее не оставляло ужасное предчувствие, что она поступила неправильно, что, когда она вернется, комната окажется пуста… Но почему? Почему ей пришлось уйти, так ни до чего с ним и не договорившись? Почему он выбрал именно этот момент, чтобы безо всякого предупреждения задать ей самый важный в жизни вопрос? И какой ответ она могла дать и даст Джейку сейчас? Конечно, при условии, что она его вообще увидит.

Распахнув дверь, Джессика поспешно обвела взглядом комнату и, увидев развалившегося на кровати Джейка, почувствовала такое облегчение, что у нее подкосились ноги. Он полулежал на кровати, скрестив ноги, закинув руки за голову и уставившись на дверь. Когда Джессика ворвалась в комнату, он даже не пошевелился. Это должно было насторожить Джессику, равно как и его замкнутое, настороженное лицо. Будь она менее озабочена своими чувствами, она бы заметила, что расслабленная поза Джейка на самом деле не что иное, как предельная собранность, что он выглядит не как мужчина, ожидающий возвращения любовницы, а как опасный зверь, весь подобравшийся для смертоносного прыжка.

Но Джессика, у которой от радости светились глаза, а щеки разрумянились, не заметила ничего. Джейк здесь, он никуда не ушел, а больше ее ничто не волновало. Быстро подойдя к Джейку, она присела рядом с ним на краешек кровати.

– О Джейк! Я так боялась, что ты меня не дождешься, что ты решишь уйти… Я так спешила…

С быстротой молнии Джейк с силой схватил Джессику за запястье. Руку ее пронзила такая острая боль, что Джессика вскрикнула. Глаза Джейка горели злобным огнем.

– Почему ты мне не сказала? – медленно проговорил он.

Джессика с изумлением уставилась на него. Рука нестерпимо болела, но еще большую боль она почувствовала в сердце, когда увидела искаженное мукой лицо Джейка.

– Джейк, о чем ты? – едва выдохнула она.

Пальцы его сжались еще крепче, и Джессика сдавленно вскрикнула.

– Почему ты не сказала, что у нас есть ребенок? – резко спросил Джейк.

Вопрос этот эхом пронесся по комнате, болью отозвался у Джессики в голове. Самые разнообразные чувства навалились на нее: недоверие, ужас, стыд, горечь, но превыше всего – страх. В глазах Джейка, помимо боли, можно было прочитать злость и презрение. Силы оставили Джессику. Ее вдруг обуял такой ужас, что она не могла выговорить ни слова, лишь едва слышно прошептала:

– Откуда ты узнал?

Джейк зло прищурился. Он еще сильнее сжал Джессике руку, не сознавая, что причиняет ей страшную боль. Пальцы Джессики онемели.

– Ну уж, конечно, не от счастливой мамаши, – ровным голосом проговорил он и коротко бросил: – От Кейси. Я что, единственный человек в Техасе, который не знает?

– Джейк! – взмолилась Джессика. – Я собиралась тебе сказать…

Джейк вскочил, отпустив ее так неожиданно, что Джессика упала на кровать и прижала руку к груди, сдерживая уже готовый вырваться крик боли. Круто обернувшись, Джейк встал перед ней. Глаза его горели яростным огнем, лицо исказилось от гнева.

– Неужели? А может, ты надеялась, что меня поймает на улице какой-нибудь рейнджер? Тогда и говорить ничего не пришлось бы. Это бы избавило тебя от многих проблем, верно?

– Джейк, прошу тебя! – рыдая, воскликнула Джессика, но он уже не владел собой. Таким она его еще никогда не видела и страшно испугалась.

– Что ж, черт тебя дери, ты таки получила все! – закричал он. – Прекрасный дом, любящего мужа и незаконного ребенка, которого ты ему навязала! Ты прекрасно все устроила! И как только я мог вообразить, что ты бросишь все это и уедешь со мной! – Он хрипло презрительно рассмеялся. – Просто обхохочешься!

– Джейк, прекрати! – воскликнула Джессика. – А что мне еще оставалось делать? Ты же меня бросил! Ты…

– И ты этим прекрасно воспользовалась! Я всегда знал, что ты умеешь о себе заботиться!

Но, говоря это, Джейк понимал, что Джессика права. Понимал он также и то, что злится не на нее, а на свою злосчастную судьбу, незадавшуюся жизнь, роковое стечение обстоятельств, сделавшее его изгнанником, а его брату давшее все, абсолютно все!

Тяжело дыша, Джессика закрыла лицо руками, защищаясь от ненависти в глазах Джейка, от ярости, сквозившей в его голосе, лихорадочно думая, как найти в себе силы и разубедить его. Но Джейк уже завелся так, что остановить его было невозможно. Жажда разрушения вселилась в него. Хотелось топать ногами, бить, крушить, ломать все вокруг себя. И не важно, что под руку попадется женщина, которую он любит, – он и ее готов был смести с лица земли. Подскочив к Джессике, он едва сдержался, чтобы не схватить ее за руку и не рвануть к себе, чтобы она стоя слушала его убийственные обвинения.

– Тебе это было только на руку, Джессика! Что, скажешь нет? – выкрикнул он. – Ты построила себе маленький сказочный мирок, поселилась в нем и решила, что сможешь прожить так всю жизнь! Так вот что я тебе расскажу о жизни, моя дорогая! Жизнь – тяжелая, мерзкая и несправедливая штука! И похоже, для вас с Дэниелом пришло время прочувствовать это на собственной шкуре!

Джессика подняла к нему бледное, искаженное страданием лицо.

– Джейк, ты все неправильно понял. Прошу тебя…

И Джейк замолчал. Внезапно его как громом поразило: у него есть ребенок! Сын! Плод их с Джессикой любви. Любви, которая круто изменила его жизнь, ради которой он пожертвовал всем самым дорогим на свете: братом, домом, свободой. Но эта же любовь подарила ему сына, который навсегда останется вместе с ним и которого никто у него не отнимет…

Джейк пристально посмотрел на Джессику. Наконец он спокойно, но твердо проговорил:

– Я отдал тебе всю свою жизнь, Джессика, но не отдам своего ребенка. Тебе его у меня не отнять.

И, повернувшись, Джейк вышел, громко хлопнув дверью.

А Джессика так и осталась сидеть на кровати, прижимая руку к губам и чувствуя, как слезы стекают у нее по щекам. У нее не осталось сил ни на то, чтобы окликнуть Джейка, ни на то, чтобы пошевелиться. Выйдя за дверь, он, казалось, забрал их с собой.

 

Глава 18

Глаза Дэниела горели яростью.

– Как, черт побери, ты это допустил? – тихо спросил он, едва сдерживаясь, чтобы не взорваться.

Кейси стоял перед ним, вперившись взглядом в шляпу, которую нервно комкал в руке. Все то, что Дэниел собирался ему сказать, он уже сам себе сказал, и не было таких ругательств, какими бы он себя ни обозвал, так что Дэниел мог не стараться. А ведь единственное, что хотел сделать Кейси, – это защитить Дэниела. Вместо этого же он собственными руками привел разрушительную машину в действие, и теперь ничто не могло повернуть ее вспять. Если бы Кейси знал, что, застрелившись, он хоть как-то поможет Дэниелу, он бы с радостью это сделал.

Дэниел откинулся на спинку стула. Вдруг он вспомнил, что в этой самой комнате три года назад произошла их с Джейком последняя стычка. Джейк всегда отличался вспыльчивым характером и упрямой решимостью. Так что он, Дэниел, должен знать: если даже ему удастся добиться в жизни счастья, то покоя не будет никогда.

Джейк… В Техасе он провел время с Джессикой, а теперь направляется сюда, в «Три холма», чтобы разрушить все, что он, Дэниел, с таким трудом воздвиг. В течение трех лет он пытался забыть о существовании брата и в конце концов добился своей цели: Джейк стал казаться ему каким-то нереальным существом, которое уже не сможет причинить ему ничего плохого. А теперь выясняется, что Джейк едет сюда, что он знает о существовании сына, и не считаться с ним больше нельзя. Дэниелу казалось, что он спит и видит какой-то кошмарный сон. Он пытался сделать все, что было в его силах, чтобы Джейк никогда больше не появился в их с Джессикой жизни, но это ему не удалось. И теперь ему придется столкнуться с последствиями.

Дэниел встал и подошел к окну. Отодвинув занавеску, он взглянул на мирно раскинувшуюся перед домом зеленую лужайку. Нет, он ничего не отдаст Джейку! Приложить столько усилий, чтобы получить Джессику и сына… Он не позволит брату отнять их у него!

Джессика принадлежит ему. Пусть она и была связана с Джейком физическими узами, но она всегда принадлежала ему, Дэниелу. Он заботился о ней, жил с ней, первым полюбил ее. И Джошуа тоже его сын. Джейк еще молод, полон сил и энергии. При желании и везении он еще сумеет построить себе новую жизнь. А у него, Дэниела, есть только Джессика и Джошуа. Он не может отдать их своему брату. И не отдаст.

– Я хочу, чтобы весь день и всю ночь ранчо охраняли вооруженные люди, – тихо, но решительно проговорил он. – Скажешь им, что сюда направляется мой брат, который угрожает моей жене и сыну. И я приказываю… – Дэниел глубоко вздохнул и решительно, не чувствуя сожаления, закончил: – Приказываю остановить его.

На лице Кейси отразилось полное удовлетворение. Коротко кивнув, он вышел из комнаты. Он в лепешку разобьется, но ради Дэниела сделает так, что Джейк не пройдет сквозь кордон охраны. И приказ отдаст не просто задержать его, но стрелять на поражение.

Они выехали из Форт-Уэрта часовым поездом почти сразу после того, как город покинул Джейк. Джессика понимала, что Джейк не сможет приехать в «Три холма» раньше их с Кейси – а то, что он едет именно туда, не вызывало сомнений, – ведь он скачет верхом на лошади и не по прямой дороге, а в объезд. И тем не менее она, стиснув руки в кулаки, всю дорогу смотрела невидящим взглядом в окно, мысленно умоляя поезд ехать побыстрее.

Когда они наконец добрались до усадьбы, Джессика не стала терять время на то, чтобы сообщить домочадцам о своем приезде, а, перепрыгивая через ступеньку, помчалась наверх и, выхватив спящего сына из рук изумленной Марии, с облегчением вздохнув, крепко прижала малыша к груди, с наслаждением ощущая щекой его теплое, мягкое тельце. Она не подозревала, что собирается предпринять Джейк, и не знала, за кого она волнуется больше: за человека, которого любит, или за ребенка, которого этот человек собирается у нее отнять. Она знала одно: Джейк, такой вспыльчивый, решительный и вместе с тем непостоянный, привыкший получать все, что ему хочется, и лишенный сейчас всего, пойдет на что угодно, лишь бы выкрасть сына. Больше всего ее беспокоило то, что она представления не имеет, как он собирается это сделать.

Джессика знала, что, пока она в детской играет с Джошуа, который от радости заливался восторженным смехом, Кейси внизу докладывает Дэниелу обо всем, что произошло в Форт-Уэрте. И на нее нахлынуло отчаяние и чувство вины за то, что она принесла такое горе человеку, не совершившему никакого преступления, а лишь любившему ее. К тому времени как она нашла в себе силы спуститься вниз, к Дэниелу, она поняла, что сказать ей ему, в сущности, нечего, что их счастливой жизни пришел конец.

Услышав, что Джессика входит в библиотеку, Дэниел медленно обернулся. Он думал, что, увидев ее, испытает бешеную ярость и слепящую ненависть, ведь эта женщина в очередной раз предала его, однако, к своему удивлению, ощутил совершенно противоположные чувства.

Она стояла, прижимая к себе Джошуа, обхватив рукой его головку, а мальчуган дергал ее за темные локоны. Мать и сын… Такие похожие, такие красивые… Лицо Джессики было бледным и грустным и в то же время необыкновенно решительным, и внезапно Дэниел почувствовал к ней такую всепоглощающую любовь, что не передать словами. Джессика с Джошуа принадлежат ему. Он заплатил за них цену прощением, преданностью и любовью. Ради них он вступил в борьбу с самим собой, с обществом и с предательством Джессики и вышел из этой борьбы победителем. И теперь никто не отнимет у него эту победу. Он никому не позволит разрушить то, что воздвигнул.

Джессика взглянула на Дэниела: в глазах его стояла такая боль, что у нее дрогнуло сердце.

– Дэниел… мне ужасно жаль… – дрогнувшим голосом проговорила она.

Он подошел к ней и ласково обнял за плечи. В этот момент Дэниел понял, что пойдет на все, лишь бы сохранить Джессику и семью, которую они создали. Он невесело улыбнулся и хрипловатым голосом проговорил:

– Не беспокойся, Джессика. Ты уже дома. Никто не причинит нам зла.

Потянулась бесконечная вереница часов, складывающихся в дни, наполненные тревожным ожиданием. На подступах к усадьбе была удвоена охрана. Вооруженные мужчины патрулировали границы через регулярные промежутки времени, хотя, если бы Дэниел удосужился их спросить, а Кейси оказался не настолько упрямым, чтобы не прислушаться к их мнению, охрана сказала бы, что считает подобные меры бесполезными. Джейк бродил по холмам и долинам, окружавшим ранчо, с тех пор как научился ходить. В лесах и на лугах, в пещерах и рощах он ориентировался не хуже любого лесного зверя и чувствовал себя там как дома. Ему были известны все тайные тропинки, ведущие к «Трем холмам», о существовании которых вооруженная охрана, призванная его задержать, и не догадывалась. Так что нечего было даже думать, что Джейк Филдинг не проникнет в усадьбу, если он замыслил это сделать, и представители охраны даже начали потихоньку заключать пари, насколько быстро Джейку Филдингу удастся их перехитрить.

Но дни проходили за днями, ничто не нарушало спокойствия обитателей усадьбы, и Джессика попыталась убедить себя, что Джейк решил не подвергать себя и своего ребенка опасности возвращением на ранчо. В течение дня жизнь шла своим чередом, разве что Дэниел ни на минуту не выпускал Джошуа из поля зрения да и на Джессику, куда бы она ни направилась, бросал обеспокоенные взгляды. А так все было как прежде. Джессика играла с сыном, занималась домашними делами, они с Дэниелом, как и прежде, обсуждали положение дел на ранчо, и притворяться, будто все хорошо и им ничто не угрожает, день ото дня становилось все легче. Но по ночам стоило Джессике закрыть глаза, как перед ней вставало то искаженное мукой, то полное ярости лицо Джейка. А когда она засыпала, ее начинали мучить кошмары.

Однажды она проснулась от такого кошмара ночью. Тело было влажным от пота, сердце исступленно колотилось в груди, дыхание вырывалось с трудом. Джессика никак не могла вспомнить, что же ей такое приснилось. Запомнила только, что она бежит к Джейку, который протягивает к ней руки, и никак не может добежать до него, а Джошуа…

Внезапно ее как громом поразило: Джошуа!

Не удосужившись даже набросить халат, Джессика вскочила с постели и выбежала в холл. Распахнув дверь детской, она ворвалась туда и застыла на месте как вкопанная.

В комнату сквозь раскрытое окно лился лунный свет, отчего силуэт Джейка казался серебристым. Джейк стоял у колыбели, держа на руках безмятежно спавшего Джошуа. Он низко склонился над малышом, придерживая рукой его покрытую шелковистыми волосами головку. А Джошуа, удовлетворенно посасывая палец, сладко спал, положив голову на плечо отца.

Так они стояли довольно долго. Отец с сыном. А мать у двери протягивала к ним руку, словно желая защитить их обоих или притянуть к себе.

Наконец Джейк тихо проговорил:

– Он даже не заплакал, когда я взял его на руки. – Голос его, полный безграничного удивления, слегка дрогнул.

Он обернулся, и при свете луны Джессика увидела, что по щекам его катятся слезы. До сегодняшней ночи Джессике казалось, что ее уже ничем не пронять, но, увидев, как Джейк плачет, почувствовала в сердце такую боль, словно его разрезают на две части.

– Как его зовут? – тихонько спросил Джейк.

– Джошуа, – прошептала Джессика, сама не зная, как ей удалось произнести хотя бы одно слово. – В честь твоего отца.

Ей показалось, что Джейк кивнул. Он снова опустил голову, коснувшись бородатой щекой волос мальчугана, и еще крепче прижал его к своей груди. Сердце Джессики зашлось от боли. Как же ей хотелось броситься к Джейку, обнять его, но она не могла двинуться с места.

Джейк сам подошел к ней и осторожно передал ей спящего ребенка.

– Чудесный малыш, – проговорил он хрипловатым голосом и, проведя рукой по волосикам Джошуа, сдавленно прошептал: – Позаботься о нем вместо меня, хорошо?

И, повернувшись, направился к окну. Секунду спустя его уже не было в комнате.

А Джессика крепко прижала к себе сына и, закрыв глаза, прошептала:

– О, Джейк, что же я с тобой сделала?

Джейку столько раз в своей безмятежной юности приходилось лазить по раскидистому дубу, росшему с северной стороны усадьбы, что сейчас он начал спускаться по нему машинально, не задумываясь над тем, куда поставить ногу. Он спускался с ветки на ветку, а в голове билась одна-единственная мысль: сегодня он спускается по знакомому с детства дереву в последний раз. В глубине души Джейк понимал, что ставит точку не только на своем прошлом, но и на чем-то гораздо большем. Однако это не имело такого уж большого значения, поскольку лучшую часть самого себя, единственную часть, к которой относился с любовью, он оставил в этой комнате. Легко спрыгнув на землю, Джейк почувствовал, что все кончено, и даже обрадовался этому.

В спину ему уткнулось стальное дуло револьвера, и Джейк этому даже не удивился. Он даже не попытался обернуться.

– Значит, ты все-таки сделал это, Джейк, – тихо проговорил Дэниел. – Мне следовало это ожидать. Не знаю, как ты умудрился проскочить мимо охраны в первый раз, но уверяю тебя, что больше тебе этого сделать не удастся. Давай сюда свой револьвер.

Дэниел и сам удивился тому, что голос его звучит настолько ровно. В течение этих трех лет, полных ненависти к Джейку, он часто думал о том, какие чувства – ярость или жалость – испытает, доведись ему встретиться лицом к лицу со своим братом. И вот… единственное, что он испытывал сейчас, – это спокойную решимость. Он сделает то, что должен сделать для защиты своей семьи.

Джейк понимал, что мог бы сейчас оказать сопротивление и, вполне возможно, вышел бы из схватки с братом победителем. Он мог бы пуститься бежать, вряд ли Дэниел стал бы стрелять ему в спину. И та и другая мысль пришла ему в голову, и обе он отмел. Он почувствовал, что устал сопротивляться и даже рад тому, что конец настал именно здесь, в родной усадьбе, рад, что сдается брату, а не кому-то другому. Все могло бы кончиться гораздо хуже. Вытащив из кобуры револьвер, Джейк, не оборачиваясь, протянул его Дэниелу.

Дэниел взял оружие, по-прежнему держа брата под прицелом. Странно, но он не испытывал почти никаких чувств. Просто делал то, что должен был делать.

– Ладно, – тихо проговорил он, – не будем поднимать никакого шума. Пошли к старому амбару. Только медленно.

Старый амбар считался в «Трех холмах» одной из самых первых построек. Он был выстроен из толстых бревен, а на двери его висел мощный железный засов. Для нужд ранчо уже давным-давно требовалось более просторное помещение, которое и было построено, и теперь амбар использовался лишь для хранения старых инструментов и оборудования. Мальчишками Джейк с Дэниелом часто играли там.

Они уверенно шли по лунной дорожке. Примерно на середине пути Джейк заговорил. Он просто должен был это знать.

– А если бы я побежал, ты бы застрелил меня?

Секунду поколебавшись, Дэниел тихо, но уверенно ответил:

– Думаю, что да, так что, пожалуйста, не делай этого.

Джейк ничего не сказал.

Дверь амбара со скрипом отворилась, и Дэниел, ткнув револьвером Джейку в спину, ввел его внутрь. Лунного света, лившегося сквозь отворившуюся дверь, оказалось достаточно, чтобы Дэниел увидел то, что ему нужно. Он подошел к свисавшей со стены веревке.

– Руки за спину! – коротко приказал он. Джейк повиновался.

Дэниел связал Джейку запястья и затянул узел с такой силой, что Джейк поморщился: грубая веревка ободрала ему кожу. Покончив с этим, Дэниел скомандовал:

– Садись.

Джейк неловко опустился на грязный, покрытый соломой пол, и Дэниел принялся связывать его лодыжки. Впервые за три года Джейк взглянул на своего брата, и, хотя в амбаре царил полумрак, увиденное настолько потрясло его, что сердце у него болезненно сжалось. Как же постарел Дэниел! Какое угрюмое у него лицо! Джейку вспомнился последний их день три года назад: вот Дэниел рассказывает ему о своей внезапной женитьбе, и глаза его светятся счастьем; вот он доверчиво вкладывает руку Джессики в его руку, говоря: «Вы единственные люди, которых я люблю больше всего на свете», – а вот Дэниел на земле, истекающий кровью, умоляет его отыскать Джессику. Господи, как могло случиться, что они с Дэниелом стали врагами? Как это могло произойти?

– Прости меня, Дэниел, – голосом, полным боли, прошептал Джейк. – Я вовсе не хотел, чтобы так случилось.

Дэниел взглянул на него, и впервые за три года в нем проснулось острое чувство горечи и сострадания к брату. «Черт подери, Джейк, ведь я любил тебя, доверял тебе. Ведь ты был моим братом! А сам предал меня…» – пронеслось у него в голове, но он тут же подавил в себе жалость.

– Ты думаешь, мне доставляет удовольствие тебя связывать? – сердито бросил он и туго затянул вокруг лодыжек Джейка еще одну петлю. – Но я не могу пустить тебя в их жизни. Они мои. Кроме них, у меня никого нет. – Внезапно у него перехватило дыхание, и, коротко вздохнув, Дэниел сосредоточился на завязывании узла. – Не могу, – закончил он и встал.

Взглянув на Джейка, он заметил в его глазах смирение и полнейшую покорность судьбе.

– Что ты собираешься со мной делать? – помолчав, спросил Джейк.

Казалось, Дэниел не слышит вопроса. Но вот он посмотрел на Джейка, и в его взгляде не было ничего: ни жалости, ни сожаления, ни удовлетворения, ни даже злости.

– Утром первым делом я поеду к начальнику полиции, – деловито ответил он. – Ты не оставил мне выбора, Джейк.

Джейк кивнул, безропотно принимая свою дальнейшую судьбу, какой бы та ни была, и прислонился спиной к стене.

Несколько секунд Дэниел стоял, глядя на брата, потом повернулся и вышел из амбара, крепко-накрепко заперев за собой дверь.

Когда он вошел в дом, у него внезапно отчаянно заколотилось сердце. Он прошел в детскую и, только стоя перед колыбелью, в которой лежал его спящий сын, стал постепенно успокаиваться. Протянув дрожащую руку, он коснулся головки мальчугана, чувствуя, что одного этого прикосновения достаточно, чтобы силы вновь вернулись к нему, и понимая, что ради малыша он может пойти на все, что угодно.

– Не может быть по-другому, Джош, – прошептал он, стараясь, чтобы голос его звучал решительно. – Не может.

Он прошел мимо закрытой двери спальни жены в свою спальню, не переставая читать молитву. В глубине души Дэниел вовсе не был уверен, что сдать Джейка в полицию – это единственный выход. Заснул он уже перед рассветом.

Яркое утреннее солнышко коснулось своими лучами лица Джейка, и он поморщился. Повернув голову, он едва сдержался, чтобы не застонать: шея затекла. Он попытался пошевелить руками, и плечи пронзила острая боль.

– Где она, черт тебя подери! – послышался с порога яростный вопль.

В дверях стоял брат. Джейк попытался сесть, но мышцы были ватные, а рот словно набит опилками.

– О чем ты? – пробормотал он, пытаясь сесть. Страшный удар свалил его на пол. У Джейка в глазах потемнело от боли, а когда немного прояснилось, первое, что он увидел, – это багровое лицо Дэниела. Со всклокоченными волосами он был ужасен.

– Где она?

– О чем ты, черт побери, говоришь? – выкрикнул Джейк, лихорадочно пытаясь развязать веревку, которой были связаны руки. Из рассеченной губы на бороду стекала струйка крови, во рту чувствовался металлический привкус. Он снова рванул веревки, в ярости оттого, что не может защитить себя. – Что на тебя нашло?

– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю! – Дэниел шагнул вперед. Его так и подмывало поставить Джейка на ноги и придушить, однако он сдержался. – Где моя жена? Где вы договорились встретиться?

Джейк тотчас же оставил свои бесплодные попытки высвободиться. Всю злость его как рукой сняло. Он с недоумением уставился на Дэниела.

– Джессика уехала?!

Дэниел ухмыльнулся. Всю ночь он не смыкал глаз, прикидывая, как сказать Джессике про Джейка и стоит ли говорить вообще. Утром он даже не сразу пошел в амбар. У него теплилась смутная надежда, что Джейк сбежал. Когда он спустился в столовую, то Джессики на своем привычном месте напротив не оказалось. Мария сообщила ему, что мисс Джессика уехала куда-то на рассвете, а когда вернется, не сказала. И вообще вела она себя очень странно, с беспокойством заметила Мария, прижимала к себе ребенка так, словно боялась, что больше его никогда не увидит. Может, что-то случилось?

– Она не знала, что ты сидишь в амбаре, связанный по рукам и ногам, – проговорил Дэниел, тяжело дыша. – Она пошла на свидание с тобой, о котором вы наверняка вчера сговорились. И ты мне скажешь, где вы собрались с ней встретиться, иначе, видит Бог, я убью тебя на месте без всякого сожаления! Говори!

«Джессика…» – вихрем пронеслось у Джейка в голове. Он прекрасно знал, куда она отправилась.

Он со страхом и недоверием взглянул на Дэниела.

– У нее была одна идея, – медленно проговорил он, – что, если она съездит в Дабл-Спрингс, ей удастся каким-то образом доказать, что произошло на самом деле, и, таким образом, обвинение с меня снимется. – И порывисто добавил: – Ты должен остановить ее, Дэниел! Она может наговорить всяких глупостей и сделать все, что угодно! Ты должен отправиться за ней!

Дэниел уставился на него, ни на секунду не сомневаясь, что Джейк говорит правду. Губы брата были плотно сжаты, лицо исказилось от боли, в глазах сквозила тревога.

– Ради всего святого, поезжай! Ведь ее могут посадить в тюрьму!

Дэниел лихорадочно размышлял, что делать. Перспективы казались такими мрачными, что он пришел в ужас. Он столько сделал для того, чтобы Джейк никогда больше не появлялся в их с Джессикой жизни, и был уже так близок к успеху… И вот теперь может случиться так, что все его усилия пойдут насмарку. Если он выедет прямо сейчас, существует вероятность того, что удастся все уладить. Правда, Джессика опередила его на несколько часов, но время еще есть, и если ему повезет…

– Никто не посадит ее в тюрьму! – резко бросил он и повернулся к двери.

– Дэниел!

Голос Джейка звучал настолько решительно, что Дэниел обернулся.

– Я еду с тобой! – не терпящим возражений тоном заявил Джейк.

Братья долго смотрели друг на друга, и каждый из них отлично понимал другого. Наконец Дэниел вытащил нож и перерезал веревки.

Поездка, которая верхом на лошади длилась бы целую вечность, занимала на поезде не более шести часов. Раньше Джессике было не до того, чтобы любоваться окрестностями: они с Джейком были заняты тем, что отыскивали укромные места, где можно было спрятаться от рейнджеров, да водоемы, чтобы можно было напоить лошадей. Но сейчас она с удовольствием разглядывала открывающийся за окном пейзаж. Каждые несколько миль поезд проезжал мимо какого-нибудь небольшого городка или почтовой станции. То тут, то там виднелись фермы и дома. Со строительством железной дороги местность разительно изменилась.

Дабл-Спрингс тоже изменился настолько, что его было не узнать. В городе построили железнодорожный вокзал, два пансиона, в которых посетителям предлагалась горячая еда, и две самые настоящие двухэтажные гостиницы. Магазины сверкали новенькими витринами. Улицы, вдоль которых тянулись дощатые тротуары, были запружены повозками и двуколками.

Никакого плана действий у Джессики не было. Не знала она и того, что ее ждет. Вчера, глядя Джейку в глаза, она поняла, что у нее нет выбора. Она забрала у него все. И самое меньшее, что она может для него сделать, – это отдать ему свободу. Слишком долго она пряталась от правды, слишком долго пребывала в бездействии. И, решившись на единственно возможный поступок, Джессика уже не могла откладывать его осуществление ни на минуту.

В глубине души она всегда была уверена, что правду о том, что произошло, знают не только они с Джейком. Кто-то в городе наверняка что-то видел или слышал, и Джессика надеялась только на это. Она понимала, что скандал, который наверняка разразится, если ей удастся найти свидетелей злосчастного происшествия, сильно навредит Дэниелу, и ей было искренне жаль мужа. Однако с другой стороны, если правда наконец-то всплывет наружу, есть вероятность того, что убийство шерифа сочтут непреднамеренным и ее, Джессику, оправдают. А уж то, что Джейка оправдают, – это наверняка.

Во время поездки Джессика постоянно мысленно возвращалась к тому кошмару, который она пережила в номере гостиницы три года назад, и надежда на то, что кто-то что-то видел или слышал, становилась все слабее, пока совсем не угасла. Наверняка никто ничего не видел, ведь дверь была закрыта. Так что судьям придется полагаться лишь на ее слово. Этого может оказаться недостаточно для того, чтобы спастись самой, однако вполне хватит для спасения Джейка. Должно хватить.

Она расскажет правду, а уж решать, верить ей или нет, придется судье и присяжным. И если они ей не поверят… Если не поверят, ей придется сесть в тюрьму и она никогда больше не увидит своего мальчугана. Однако как ни странно, Джессика не чувствовала никакого страха. То, что она собирается сделать сейчас, она должна была предпринять с самого начала. Она не может отдать Джейку трех лет, вычеркнутых у него из жизни, не может вернуть ему дом, брата, ребенка. Но она может добиться, чтобы его перестали считать преступником. Должна сделать по крайней мере это.

… Джессика распахнула дверь салуна, и в тот же миг на нее нахлынуло потрясающее чувство, словно она перенеслась на три года назад. Все было как прежде. Тот же посыпанный опилками пол, та же обшарпанная стойка, тот же подозрительный, замызганный хозяин. В углу за столиком группа мужчин играла в карты… В общем, все, как в тот день три года назад. При виде Джессики разговоры тут же смолкли, и все присутствующие, как и в тот день, уставились на нее. Только тогда во взглядах завсегдатаев сквозила откровенная насмешка – впрочем, как они еще могли смотреть на растрепанную, грязную девчонку в мужской одежде, – а сейчас на изящно одетую молодую женщину все взирали с любопытством и некоторой опаской. Джессика едва сдержалась, чтобы не улыбнуться.

Она представления не имела, что может здесь найти. Может, ничего, может, все, а может, лишь что-то, что выпало из ее памяти. Как она и ожидала, воспоминания нахлынули на нее, но ни одно не в силах было ей помочь. А может, она приехала в этот город, чтобы отдать последнюю дань прошлому, сказать ему последнее «прости»? Джессика и сама не знала.

И вдруг она увидела женщину, поразившую тогда ее воображение своими ярко-оранжевыми волосами. Она стояла, облокотясь о стойку бара. Ее короткое платье, кое-где заштопанное, золотистого цвета, было испещрено пятнами. Перед глазами Джессики замелькали полузабытые образы. Вот по лестнице спускается женщина в черно-красном платье. Джессика провожает ее любопытным взглядом. Вот открывается дверь, из-за нее высовывается всклокоченная оранжевая голова. Круглые глаза с тревогой смотрят на Джессику. «Черт подери, детка, что тут происходит?»

Джессика медленно направилась к женщине, чувствуя, как исступленно колотится сердце, а ладони становятся влажными от пота. Женщина выпрямилась и, подозрительно прищурясь, всматривалась в Джессику. В горле Джессики застрял комок; мелькнула мысль, что она не сможет заговорить. О Господи, только этого не хватало!

– Простите, мэм, – с трудом выдавила она из себя. – Могу я с вами поговорить?

Дэниел использовал все свое влияние, чтобы получить для поездки в Дабл-Спрингс частный вагон. Выехали они около полудня.

Джейк сидел у окна, Дэниел – у прохода, а Кейси – позади Джейка. Он был настороже, и Джейк знал, что в спину ему, незаметно для других пассажиров, нацелено дуло револьвера. Он попытался с юмором отнестись к тому, что Кейси держит его на мушке и что Дэниел считает такие меры предосторожности необходимыми, однако из этого у него ничего не вышло.

Джейк не отрывал глаз от окна. Поезд шел медленно, и окружающий мир как-то очень плавно менял свой лик. Ему подумалось, что точно так же – неторопливо и непреклонно – проплывают годы его жизни, и сравнение это показалось ему довольно точным. Он прожил недолгую, но бурную жизнь. И теперь, когда конец близок, Джейк почувствовал страшную усталость.

В вагоне долго царило напряженное молчание. Наконец Джейк нарушил его. Не отрывая взгляда от окна, он проговорил:

– Ты молодец, что заботился о них. – Голос его звучал спокойно. Он просто констатировал факт. – Я тебя еще не успел поблагодарить за это.

– Не тебе меня благодарить, – отрезал Дэниел. – Джессика – моя жена, а Джошуа – мой сын. Так что заботился я о своей семье.

Джейк долго молчал. Когда он наконец повернулся к Дэниелу, лицо его было спокойным, однако по глазам было видно, какая жестокая борьба гордости с желанием получить ответ на вопрос, который так и вертелся у него на языке, в нем происходит.

– Ты расскажешь Джошуа или нет? – наконец решился он. Дэниел, не ожидавший ничего подобного, на мгновение смутился.

– Конечно, нет, – наконец бросил он.

Казалось, этот ответ удовлетворил Джейка. Он немного расслабился и, глядя прямо перед собой, проговорил:

– Я имею в виду… даже то, что у него был дядя. Думаю, ты прав, так будет лучше, особенно пока он еще слишком мал. Потом, быть может, сочинишь какую-нибудь историю.

Внезапно до Дэниела дошло, что Джейк говорит о собственной смерти. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но лишь проглотил комок в горле и промолчал. Джейк снова повернулся к окну, и, выждав немного, Дэниел тоже отвернулся.

Женщину звали Лотти, и она согласилась поговорить. Они сели за грязный столик прямо у двери. Лотти пыталась смотреть на Джессику с напускным безразличием, однако Джессика заметила в ее глазах искорку любопытства.

– Конечно, я тебя помню. – Она пожала плечами, и на секунду резкие черты ее лица смягчились. – Помню, как ты сидела здесь в тот вечер и улыбалась мне… Я даже подумала: «Вот ненормальная!» Да и у этого твоего ковбоя, видать, не все дома, раз он привел тебя в такое место.

Джессика, стиснув под столом кулаки, едва сдерживала дыхание.

– А вы помните, что случилось потом? – спросила она нарочито спокойным голосом.

– Ты имеешь в виду стрельбу? – Лотти помрачнела. – Да, помню. Я как раз поднималась наверх, когда Стреттон стучался в дверь твоей комнаты. Помню, я еще подумала, что это, должно быть, твоя комната, иначе с какой стати шерифу было туда стучаться?

Джессика боялась даже моргнуть.

А Лотти неторопливо продолжала, и лицо ее было невозмутимым:

– Если хочешь знать мое мнение, этого сукина сына давно пора было пристрелить. Ты не первая, кого он пытался изнасиловать. Но только тебе повезло, что он этого не сделал.

В душе Джессики взметнулась надежда, словно воздушный шар, вот-вот готовый взорваться.

– Так вы знали… – проговорила она дрожащим голосом, – вы знали, что он хотел со мной сделать?

Лотти снова пожала плечами.

– Я слышала, как ты вопила. Об остальном нетрудно было догадаться. Только знаешь, у меня в тот момент был клиент, и я ничем не могла тебе помочь. Не то чтобы я люблю совать нос в чужие дела, но ты мне понравилась, такая милая девочка, и мне тебя было жаль. Слышала, как раздался выстрел, но к тому времени, как я добралась до двери, твой ухажер – потом мне сказали, что фамилия его Филдинг, – уже мчался вверх по лестнице… А когда я наконец нацепила свои шмотки и открыла дверь, ты уже неслась по лестнице вниз, словно за тобой гнались тысячи чертей. И я поняла, что все кончено.

Она проговорила это спокойным и даже деловитым тоном, не подозревая, что ее воспоминания бесценны: они могут спасти две жизни. Сердце у Джессики заколотилось как бешеное. Не слыша от волнения собственного голоса, она проговорила:

– Значит, вы слышали выстрел до того, как Джейк поднялся по лестнице? Вы знаете, что это не он стрелял?

Женщина взглянула на Джессику как на полоумную.

– Конечно, знаю. Нужно быть круглой дурой, чтобы догадаться: если мужчины не было в комнате, когда прогремел выстрел, то он никого не убивал.

Все! Весь этот кошмар позади! Есть свидетельница, которая все слышала, видела Джейка, может рассказать, что он вошел в комнату, когда выстрел уже прозвучал, и таким образом снять с него обвинение. Лотти может рассказать присяжным не только то, что Джейк не стрелял, но и то, что она слышала, как Джессика боролась с насильником. Теперь они с Джейком будут свободны. Трехлетний кошмар позади.

Джессика порывисто схватила Лотти за руку. Та явно оторопела от неожиданности, однако даже не пыталась выдернуть руку.

– Прошу вас, – задыхаясь, проговорила Джессика, чувствуя, как от волнения кровь стучит в висках, – прошу вас, пойдемте со мной к шерифу. Расскажите ему все, что только что мне рассказали.

Лотти с грустью посмотрела на Джессику и печально улыбнулась.

– Это бесполезно, детка. Я еще два года назад говорила, что твой парень никого не убивал. Не думай, что я хотела засадить тебя за решетку, детка, просто не хотелось врать… Вообще-то мне плевать было, кого из вас посадят, но я могла сказать только то, что видела. – Она пожала плечами и выдернула из руки Джессики свою. – Но я могла говорить все, что угодно, а Джейка Филдинга все равно обвинили в убийстве. Кому-то очень хочется повесить бедолагу, и этот кто-то из кожи вон лезет, чтобы это сделать. – Взгляд Лотти стал суровым, голос звучал уверенно. – Зря тратишь время, детка. Ни ты, ни я ничего не сможем сделать, чтобы что-то изменить, а я давным-давно поняла простую истину: иногда самое лучшее – это притвориться, что ты знаешь меньше, чем на самом деле. Так можно избежать больших неприятностей. На твоем месте я бы поехала домой и обо всем постаралась забыть. Другого тебе ничего и не остается.

* * *

Дэниелу казалось, что поезд тащится как черепаха. Он пытался успокоить себя тем, что в Дабл-Спрингс попадет уже через три часа после Джессики, а за это время ни с ней ничего не случится, ни она не успеет что-либо предпринять, но это ему не удавалось. В голове вертелся единственный вопрос: почему? Ну почему спустя целых три года прошлое снова явственно напомнило о себе? Почему после всего того хорошего, что он сделал для Джессики, она вновь восстала против него, Дэниела? Ведь все было кончено еще три года назад. Так зачем ворошить старое?

Дэниел знал, что Джессика собирается признаться в том, что совершила убийство. Знал он также и то, что ей не удастся никого в этом убедить. Правда, может разразиться скандал, но он его замнет. Ему приходилось улаживать и не такое. Дэниела беспокоило не то, что Джессика решилась на такой отчаянный шаг. Он никак не мог понять, почему она это сделала. Неужели она была с ним настолько несчастна, что предпочла тюрьму их совместной жизни? Неужели ей наплевать на то, что она может больше никогда не увидеть сына? О чем она вообще думала, когда сбежала из дома, желая восстановить попранную справедливость? Ведь она прекрасно знает, что Джейк сам умеет прекрасно о себе позаботиться и что ее героический порыв ни к чему не приведет, а лишь осложнит и без того непростую ситуацию.

Было еще кое-что, что мучило Дэниела, и о чем он старался не думать: Джейк. Дэниел десятки раз напоминал себе о причинах, по которым был вынужден тащить с собой Джейка. У него не было другого выхода. Дэниел был уверен, что сумеет уладить в Дабл-Спрингс дела, но если вдруг что-то пойдет не так, как он рассчитывает, тогда он сдаст Джейка полиции, чтобы спасти Джессику. Кроме того, пора было положить конец всей этой истории, и они с Джейком оба это знали. Да он, Дэниел, не сможет спокойно спать, зная, что Джейк в любую минуту готов ворваться в его жизнь, разрушить все, что он с таким трудом создал и с такой решимостью защищал! Как ему растить сына, строить карьеру, заниматься ранчо и политикой, если он знает, что где-то неподалеку притаился Джейк, который покушается на самое дорогое, что у него есть? Нет, черт побери, у него нет выбора! Джессика с Джейком его ему не оставили.

Джейк молча сидел рядом и по-прежнему смотрел в окно. В последний раз он видел проплывающий за окном пейзаж. За последние два часа он не проронил ни слова. Да и что он мог сказать?

Дэниел медленно закрыл глаза, и чувство жалости к брату, совершенно сейчас неуместное, нахлынуло на него. «О Джейк, ну зачем ты это сделал? Почему не убежал, когда была такая возможность? Почему дал себя поймать?» Дэниел уже много лет и по многим причинам ненавидел брата, но он не ожидал, что отношения между ними закончатся именно так. Ему вовсе этого не хотелось.

Дэниел не мог больше выносить гнетущего молчания. Он взглянул на Джейка, на его строгий, четкий профиль. Все тот же Джейк. Человек, способный невозмутимо встречать любые удары судьбы. Может, они и отличаются друг от друга тем, что Джейк умеет примириться с поражением, а он, Дэниел, нет?

Мысль эта потрясла Дэниела. И внезапно он почувствовал бешеную ярость. Но злился он не брата, а на злосчастную судьбу, сделавшую их смертельными врагами, и, поняв это, попытался переключить свою злость на Джейка.

– Какой черт тебя заставил это сделать? – резко бросил он и, когда Джейк повернулся, с недоумением глядя на него, пояснил: – Это единственное, чего я никак не мог понять. Ты, который всегда думал только о себе, вдруг взвалил на себя вину за преступление, которого не совершал! Почему ты это сделал?

Губы Джейка тронула легкая улыбка. Он небрежно пожал плечами, словно то, что он сделал, было каким-то незначительным поступком.

– Тогда это для меня не составило большого труда. – И, видя, что брат не понимает, о чем он говорит, задумчиво добавил: – Отец Джессики постоянно запирал ее в повозке. Разве ты не знал? А в доме тетки, куда он ее привез, на окнах были решетки. Они держали ее почти без одежды и в кромешной тьме. Черт подери, Дэн, да она всю жизнь была узницей! И я не мог позволить, чтобы она снова ею стала. – Он спокойно взглянул на Дэниела и закончил: – Просто не мог.

Дэниел смотрел на брата таким взглядом, словно видел его впервые в жизни. И в этот момент он ощутил какое-то странное чувство неловкости. Будто он сделал что-то не так, и теперь приходится в этом признаваться. Он чувствовал, что нужно что-то сказать в свою защиту или в свое оправдание, и уже открыл было рот, но в этот момент машинист дал гудок, возвещая о том, что поезд подходит к Дабл-Спрингс, и Дэниел промолчал.

Отвернувшись, он уставился прямо перед собой. Но в глазах его застыла тревога, и, как Дэниел ни пытался, он не мог отделаться от неприятного чувства, что настало время взглянуть на вещи, которые он старался не замечать, просто делая вид, что их не существует.

 

Глава 19

– Так вы знали… – недоверчиво проговорила Джессика тихим голосом, но уже через минуту голос ее набрал силу. – Все время знали! У вас была свидетельница, готовая подтвердить, что Джейк Филдинг невиновен, а вы ничего не сделали!

День клонился к вечеру, когда шериф Лютер Маккол въехал в город, весь пропыленный и злой как черт. Основания тому были немалые. Весь день он потратил на то, чтобы выследить горного льва, который за последний месяц убил двоих мужчин и погубил бесчисленное количество скота. Выследить зверя и даже сделать по нему пару выстрелов ему удалось, но лев все-таки от него ускользнул, а шерифу пришлось вернуться в город намного раньше, чем он планировал. В конторе его уже дожидалась Джессика Филдинг.

Телеграмма от ее мужа пришла четырьмя часами раньше.

Маккол отстегнул револьвер и положил его на стол, выбил об угол стола запыленную шляпу и лишь после этого сел. Невозмутимо достав из ящика стола коробку с патронами, он принялся перезаряжать револьвер, демонстративно не обращая никакого внимания на Джессику.

За последние несколько часов в голове Джессики стала постепенно складываться ужасающая картина того, что происходило в Дабл-Спрингс, – картина, в которой было еще много пробелов и в которую трудно было поверить. И вот теперь, когда победа была совсем близко, Джессика не могла позволить ей ускользнуть.

Опершись руками о стол, она нагнулась вперед, почти касаясь лица шерифа своим лицом.

– Эта женщина из салуна, Лотти, все слышала, – настойчиво проговорила Джессика. – Она видела, как Джейк поднимался по лестнице после того, как раздался выстрел. Она готова поклясться в этом, и если бы вы…

– Да вы можете раздобыть хоть сотню свидетельниц, готовых поклясться, миссис Филдинг, – спокойно перебил ее Маккол, не отрываясь от своего занятия. – Только это ничего не даст. Что было, то быльем поросло. И нечего пытаться что-либо изменить.

Шериф Дабл-Спрингс Лютер Маккол прошел суровую школу жизни. Когда его назначили шерифом в этот город, он точно так же почитал правду, как и любой другой человек. Он и сейчас относился к ней уважительно, но по-своему. Маккол уже давно понял, что одному человеку не под силу что-либо изменить в этом мире. Кроме того, у него было достаточно своих проблем, чтобы заниматься делами давно минувших дней, произошедшими задолго до того, как он приехал в этот город.

Как и все, кто имеет дело с законом, Маккол отлично понимал, что тот, кто пытается замять это трехгодичной давности дело, лицо влиятельное и при желании запросто может снять его с должности шерифа. А Маккол намеревался отложить появление вакансии на эту должность как можно на более длительный срок. И самое простое, что он мог для этого сделать, – это ни во что не вмешиваться. У него и своих забот хватает. Нужно поддерживать в городе порядок да и себе на хлеб зарабатывать. Маккол в этом преуспел. Он клал себе в карман по доллару в день, и пока что ему везло. Недовольных им практически не было.

Прочитав телеграмму сенатора Филдинга, Маккол исчез из полицейского участка до двух часов, когда должен был прибыть поезд. Он надеялся, что к тому времени, как он вернется к себе, Филдинг уже успеет забрать жену и что ему не придется иметь дела ни с ней, ни с ним. Пускай господин сенатор сам улаживает свои домашние дела. Мог же он уладить все остальные. Но шериф просчитался. И вот теперь приходилось иметь дело с разъяренной женой сенатора.

– Но он же невиновен! – кричала Джессика. – Это я застрелила шерифа Стреттона! Он хотел меня изнасиловать! И вы знали это! Лотти вам все рассказала!

– Это дело вне моей компетенции, – спокойно отозвался шериф.

– Что вы хотите этим сказать? – Джессика не верила своим ушам. Она уже так близко подобралась к истине, и вот та снова ускользает от нее. – Неужели вы не понимаете, что это дело можно наконец закончить? Почему вы не хотите меня выслушать?

Прокрутив весь барабан револьвера, Маккол вернул его в исходное положение и снова положил оружие на стол. С жалостью взглянув на Джессику, он тяжело вздохнул. Похоже, бедняжка ни о чем не догадывается. Что ж, он считает, что она имеет право знать.

– Вы должны поговорить со своим мужем, миссис Филдинг, а не со мной и не с Лотти, – проговорил он. – Похоже, вы действуете наперекор друг другу. Он давно обо всем позаботился.

У Джессики кровь застыла в жилах. Она в недоумении уставилась на шерифа. Она не хотела знать, о чем именно позаботился Дэниел, однако в ту же секунду услышала свой собственный голос:

– Дэниел? А какое отношение ко всему этому имеет Дэниел?

Шериф спокойно сказал:

– Он человек богатый и обладает большой властью. Мне кажется, он многим щедро заплатил за то, чтобы правда никогда не выплыла наружу.

У Джессики голова пошла кругом. Она не могла ни понять, ни поверить в услышанное. Все это как-то не укладывалось в голове. Зачем Дэниелу это нужно? Дэниелу, такому добропорядочному и честному до щепетильности… Неужели все происходящее – правда?

– Вы хотите сказать, что мой муж… заплатил, чтобы Джейка обвинили в этом преступлении?

Голос Джессики звучал хрипловато. Маккол пожал плечами.

– Или за то, чтобы не обвинили вас. Я знаю лишь одно: сколько бы вы ни признавались в том, что совершили убийство, даже если бы взяли в свидетели самого Моисея, вас все равно бы оправдали. Думаю, во всем штате не найдется ни одного полицейского, который арестовал бы вас.

Нет, это невозможно! Этот кошмар должен кончиться! Не может же он продолжаться вечно? Не может быть, чтобы Дэниел так подло поступил со своим братом, ведь он знает, что Джейк невиновен, и не допустит, чтобы его повесили.

И Джессика твердым голосом проговорила:

– Вы лжете.

Выдвинув ящик стола, Маккол вытащил из него узкую желтую полоску бумаги и протянул ей.

– Смотрите сами.

А сам встал и отошел к плите, на которой стоял кофейник.

Джессике хотелось смять ненавистную полоску бумаги и швырнуть ее в огонь. Хотелось громко крикнуть: «Нет!» – и колотить шерифа за предательство по его мощной спине до тех пор, пока он не попросит пощады. Хотелось повернуться и выбежать из полицейского участка вон, но не было сил оторваться от неровных букв телеграммы, извещавшей:

«Моя жена прибывает в 14. 00. Не забудьте о нашей сделке. Мы приезжаем в 17. 00 вместе с задержанным. Д. Филдинг».

Шериф Маккол повернулся, держа в руке жестяную кружку с кофе.

– Может, налить вам, пока мы ждем? – вежливо осведомился он.

Телеграмма выпала у Джессики из безжизненных пальцев. В этот момент прозвучал гудок, возвещавший о прибытии пятичасового поезда.

В Дабл-Спрингс, кроме них, больше никто не сошел. Кейси схватил Джейка за одну руку, Дэниел – за другую. Джейк покорно шел между ними, немного ошеломленный тем, что попал в город, который так много для него значил и о котором он почти ничего не помнил. Как странно! Он думал, что стоит ему попасть сюда, как на него нахлынет целый поток малоприятных воспоминаний. Но ничего подобного не произошло. Он видел лишь грязный маленький городишко, которых в восточном Техасе десятки. Должно быть, если ему придется стоять перед вратами рая, он тоже будет испытывать полнейшее безразличие.

Они уже дошли до полицейского участка, как вдруг действительность предстала перед Джейком во всей своей неприглядности, и он инстинктивно напрягся. Дэниел тотчас же выхватил револьвер.

– Даже не пытайся, Джейк, – спокойно предупредил он.

Джейк взглянул на брата, чувствуя, что стремление сбежать бесследно испарилось, осталось лишь ощущение грусти и пустоты.

– Не надо, Дэниел, – устало проговорил он. Однако Дэниел, не опуская револьвера, холодно смотрел на него. Кейси еще крепче ухватил Джейка за руку и потянул вперед, но Джейк не сдвинулся с места. Он не отрываясь смотрел на брата.

– Я пойду, но только если ты не будешь держать меня под прицелом. Неужели я прошу слишком многого? – Видя, что Дэниел колеблется, Джейк нетерпеливо бросил: – Ради Бога, убери ты эту игрушку! Ведь в участке может находиться Джессика! Неужели ты хочешь, чтобы она видела, как ты целишься в собственного брата?

Но Дэниел все никак не мог решиться убрать оружие. Еще несколько секунд прошло в мучительных колебаниях. Наконец здравый смысл победил. Дэниел убрал револьвер и коротко кивнул Кейси, чтобы тот отпустил руку Джейка.

– Хорошо, – проговорил он прищурившись: лучи заходящего солнца били ему прямо в глаза. – Ты, Кейси, подожди здесь, но глаз не спускай с двери. Он парень прыткий, да и терять ему нечего. – И, с вызовом глядя на Джейка, закончил: – Только потому, что он дал слово, еще не значит, что он не попытается бежать, если подвернется такая возможность.

Кейси кивнул, неохотно отпустил Джейка и отступил на шаг назад.

Джессика увидела всех троих в окно. Она с ужасом смотрела, как Дэниел вытащил револьвер и нацелился на Джейка. «Нет, этого не может быть, – подумала она. – Дэниел не станет стрелять в своего брата. Ведь, несмотря ни на что, он любит его».

Шериф тоже заметил мужчин и, повернувшись к Джессике спиной, направился к двери.

Джессика перевела взгляд на лежавший на столе револьвер и, бесшумно ступая, подошла к столу.

У двери Дэниел остановился, чтобы посмотреть на Джейка. Ему страшно не хотелось отдавать брата в руки правосудия, но тот не оставил ему выбора. Похоже, другого пути нет.

Быть может, он высказал бы эту мысль вслух, глядя брату в глаза, но в этот момент шериф Маккол открыл дверь.

– Заходите, джентльмены, – проговорил он. – Я ждал вас. – Он взглянул на Дэниела. – Ваша жена здесь, сенатор.

Дэниел с Джейком вошли в помещение, и первое, что они увидели, – это Джессику с револьвером в руках. И целилась она прямо в шерифа.

– Отойдите от Джейка, или я сейчас пристрелю Маккола! – прерывисто дыша, проговорила она. Голос ее звучал гораздо тверже, чем она сама ожидала. В глазах стояла отчаянная решимость. Она понимала, что другого способа освободить Джейка у нее нет. – Один раз я уже стреляла в человека, так что во второй раз тоже смогу.

На какое-то мгновение Дэниел, Джейк и шериф в ужасе застыли. Они не верили собственным глазам. Сначала они ничего, кроме револьвера, не видели, но потом, когда первый испуг прошел, они взглянули Джессике в глаза. Перед ними стояла женщина, готовая пойти на все ради спасения любимого.

Дэниел с шерифом заговорили одновременно.

– Джессика, ради Бога… – с ужасом воскликнул Дэниел.

– Ну-ну, миссис Филдинг, поосторожней с этой штукой… – обеспокоенно произнес шериф.

– Назад, вы оба! – громко приказала Джессика. Револьвер в ее руке не дрогнул. Не дрогнула и ее решимость. – Отойдите от него!

– Джессика, прошу тебя…

– Нет, Дэниел, – не глядя на мужа и не спуская глаз с шерифа, бросила Джессика. – Джейк заплатил тремя годами жизни за убийство, которого не совершал. Теперь пришла моя очередь. Мне не хочется убивать этого человека, но, если я это сделаю, это убийство тебе, Дэниел, уже не удастся замять, а Джейк будет свободен. – Джессика медленно взвела курок. – А теперь отойдите от него. Джейк, беги отсюда.

Маккол с Дэниелом медленно отошли от Джейка, но, вместо того чтобы бежать, Джейк пошел к Джессике. Джессика еще крепче вцепилась руками в револьвер.

– Джейк, беги!

– Нет, Джессика, – тихо сказал он. Лицо его было очень грустным. – Все кончено. Я устал бегать.

– Джейк, прошу тебя!

Но он по-прежнему шел к ней.

– Я не могу допустить, Джессика, чтобы ты это сделала. Ты нужна Джошуа. И вообще это не выход.

Теперь он стоял возле нее: глаза усталые, лицо печальное. Он взял ее за руку и осторожно поставил револьвер снова на предохранитель. У Джессики затряслись руки, и она зарыдала, горько, безутешно, сотрясаясь всем телом. Вытащив из ее руки револьвер, Джейк протянул его шерифу. Джессика бросилась Джейку в объятия.

Она крепко прижалась к нему, а он обнял ее, пытаясь утешить, но она все никак не могла успокоиться. Когда-то она пообещала ему, что он никогда не увидит, как она плачет, и мужественно сдерживала свое обещание, хотя ей частенько приходилось несладко. Но теперь, когда все было кончено, она горько и безутешно разрыдалась.

Джейк закрыл глаза и зарылся лицом в густые волосы Джессики, пытаясь сдержать уже готовые хлынуть из глаз слезы. Он исступленно прижимал к себе Джессику, и у него разрывалось сердце от сознания того, что он делает это в последний раз. Он не мог выпустить ее из своих объятий, а она не в силах была отстраниться от него. Так и стояли они, прильнув друг к другу, и казалось, ничто, кроме разве что смерти, не в силах их разлучить.

Дэниел смотрел на них, и его изумленное лицо исказилось от боли. Он еще не до конца осознавал всю силу их страсти друг к другу, но уже понимал, насколько она велика. Джессика могла бы убить ради Джейка. Ради него она бросила бы все: дом, семью, ребенка.

А Джейк… Что им двигало, когда он принял решение взять на себя всю вину за преступление, которого не совершал? Были ли у него сомнения в правильности своего поступка? Сожалел ли он когда-нибудь о том, что сделал? Глядя на них сейчас, Дэниел был уверен в том, что брат ни разу за эти три года ни о чем не пожалел. Просто непостижимо! Они готовы были жизнь отдать друг за друга!

Джессика… Он, Дэниел, любил ее по-своему. Но похоже, любви этой оказалось недостаточно.

Джейк почувствовал на своем плече чью-то тяжелую руку. На секунду он легонько сжал талию Джессики, словно желая придать ей сил.

– Джессика, – прошептал он ей на ухо, – не плачь, успокойся. Пора.

Джессика с трудом подавила рыдания, но она все никак не могла выпустить Джейка из своих объятий. «Прошу тебя, Господи, – мысленно взмолилась она, – дай мне силы в последний раз».

Джейк первым разжал объятия. Оторвав от себя руки Джессики, он отстранил ее от себя. Стиснув зубы, чтобы снова не разрыдаться, Джессика подняла к нему залитое слезами лицо. Она будет сильной. Ради Джейка. Нельзя, чтобы он запомнил ее рыдающей.

– Пошли, Филдинг, – строго приказал Маккол.

Джейк послушно повернулся.

– Я думаю, в этом нет необходимости, шериф, – вдруг сказал Дэниел.

Голос его прозвучал спокойно. Три пары глаз изумленно воззрились на него, но он смотрел лишь на шерифа Маккола.

– Я думаю, когда мы переговорим с судьей Бейли, обвинение с моего брата будет снято. Совершенно очевидно, что моя жена совершила убийство в целях самозащиты. – Он прерывисто вздохнул. – Судья – мой давний друг. И я уверен, уже к вечеру мы сумеем все уладить.

Маккол с явным облегчением снял с плеча Джейка свою руку.

– Вы приняли правильное решение, сенатор, – только и сказал он.

Дэниел взглянул на Джессику.

– Надеюсь, – бросил он и направился к ней.

Он ласково стер с ее недоуменного, покрасневшего лица слезы и улыбнулся. Улыбка была грустной, но по глазам Дэниела уже можно было прочесть, что он удовлетворен тем, что все наконец-то встало на свои места, что больше не придется вешать обвинение на невинного человека.

– Я наделал много ошибок, Джессика, – ласково проговорил он. – Я совершил преступление, такое же тяжкое, какое совершила ты или Джейк, но сделал это лишь во имя любви. – Он на секунду опустил глаза и добавил: – Теперь настало время если не для искупления своей вины, то по крайней мере для того, чтобы сделать выводы из ошибок прошлого. Я не хочу больше быть причиной страдания невинных людей. Я думал, что сумею защитить тебя своей любовью, – продолжал он, вновь поднимая на Джессику глаза, – а на самом деле сделал тебя своей пленницей. Потому что ты никогда не была моей. Равно как и Джошуа.

Джессика прикусила губу, боясь вымолвить хоть слово. Она смотрела на Дэниела во все глаза, не смея поверить в то, что он сказал, но в глубине души понимая: он и в самом деле освободил Джейка, а теперь освобождает и ее.

– Дэниел, я… – проговорила наконец она, но он ласково приложил к ее губам палец, призывая ее помолчать, и в глазах его мелькнула боль.

Потом он повернулся к Джейку. Братья долго молча смотрели друг на друга. Сколько же между ними было несказанного, сколько же произошло такого, чего уже никогда не исправить… Однако Джейк решил хотя бы попытаться это сделать. Он чувствовал, что не может расстаться с Дэниелом, так ничего ему и не сказав.

– Дэниел… – хрипло пробормотал он, и лицо его выражало гамму чувств: и боль, и сожаление, и благодарность. – Я никогда…

Но в глазах Дэниела отразилось такое страдание, что было ясно: больше ему не выдержать.

– Не будем сейчас об этом, – проговорил он дрогнувшим голосом и повернулся к двери. – Пойдем к судье, пока он еще не ушел.

Они вышли на залитую янтарным солнечным светом улицу. Сначала Джессика, потом Дэниел и наконец Джейк. Шериф остался стоять в дверях. Немного отстав, Джейк тронул Дэниела за руку.

– Дэн, – тихонько позвал он и, когда Дэниел взглянул на него, смешался и смущенно бросил: – Спасибо.

Дэниел понимал, что должен что-то ответить. Он хотел ответить. Но что бы он ни сказал, он не мог вернуть брату потерянные годы. Ведь из-за него Джейк потерял целых три года жизни… жизни Джошуа. И ничто не в силах было вернуть их обратно. Дэниел боролся с собой, стараясь найти себе прощение, и не мог. Он раскрыл было рот, чтобы сказать хоть что-то, что могло бы как-то облегчить душу, но слов не было.

В этот момент Дэниел заметил выходящего из тени здания Кейси, и глаза его испуганно расширились: Кейси медленно вытаскивал из кобуры револьвер. Верный Кейси понятия не имел о том, что произошло в полицейском участке. Он готов был застрелить Джейка, если тот вдруг вздумает бежать.

Казалось, эта страшная секунда, от которой зависело будущее, не кончится никогда. Никто не заметил Кейси. Теперь жизнь Джейка целиком была в руках Дэниела.

Подняв револьвер, Кейси взвел курок – Дэниелу даже показалось, что он слышит щелчок, – и прицелился в Джейка.

Сейчас все может измениться в его, Дэниела, пользу…

И внезапно Дэниела как громом поразило: «Джейк… Брат…»

Годы ненависти, злости, предательства испарились в тот же миг, словно их и не было. С искаженным от ужаса лицом Дэниел бросился вперед и закрыл Джейка своей грудью.

– Кейси, не надо! Не стреляй!

Но выстрел раздался. Джессика пронзительно закричала. Дэниел, сраженный пулей, навзничь упал на землю. Лицо убийцы исказилось от боли и ужаса. Пуля, предназначенная для Джейка, поразила человека, которого он любил больше всех на свете. С криком он бросился вперед, к Дэниелу. Инстинктивно вскинув револьвер, шериф выстрелил. Кейси мешком свалился на землю. Оружие выпало из его руки.

Все это произошло в какую-то долю секунды. Сердце Джейка исступленно забилось в груди. Словно во сне слышал он крик Джессики, видел, как из магазинов и салунов выскакивают люди, слышал вокруг громкие голоса, чувствовал едкий запах дыма и пыли. И внезапно ему припомнился день рождения брата, давным-давно, три года назад… Полубезумный старик крадет молоденькую невесту и стреляет в жениха. Тот падает на землю. Он, Джейк, подскакивает к брату, прижимает его голову к своей груди, зажимает руками рану, зовет на помощь и молит Господа о том, чтобы он не дал Дэниелу умереть…

И вот сейчас все повторяется. Только теперь Джессика, опустившись на колени прямо в залитую кровью грязь, отчаянно рыдая, кладет голову Дэниела к себе на колени.

Схватив брата за руку, Джейк прерывисто прошептал:

– Все в порядке… Держись… Сейчас придет врач…

Но Дэниел знал, что ничего уже не будет в порядке. Пуля прошла навылет. Грудь была залита кровью. Изо рта на подбородок стекала струйка крови. Дэниел посмотрел на Джессику и попытался улыбнуться. Потом его уже затуманенный взгляд упал на Джейка.

– Все в порядке, – прошептал он и снова попытался улыбнуться. – Все должно было кончиться… так… раньше…

У Джейка перехватило дыхание. Он крепко обхватил Дэниела за плечи. Джессика дрожащей рукой гладила его лицо. Джейк наклонился к брату.

– Прости меня, Дэниел, – дрогнувшим голосом едва слышно проговорил он, еще сильнее обхватив его за плечи. Он не мог допустить, чтобы Дэниел ускользнул от него в небытие. – Прости за все. Несмотря ни на что, ты мой брат и я всегда любил тебя.

Дэниел уже дышал с трудом, однако лицо его было спокойным.

– Я знаю, – просто ответил он. Превозмогая боль, Дэниел с усилием поднял руку и, коснувшись лица Джейка, слабым голосом проговорил: – Обещай мне…

– Все, что угодно.

– Обещай… что позаботишься… о нашем сыне. Рука Дэниела упала. Глаза закрылись. Он ушел… Джейк закрыл глаза и уткнулся лицом в плечо брата. Он никак не мог выпустить его из своих объятий. Прошло несколько минут, показавшихся Джейку вечностью. Он видел, как кто-то потянул Джессику за руку, заставляя ее встать. Она подчинилась, но плакать не перестала. Потом кто-то дотронулся до его плеча, и ему тоже пришлось встать.

Притянув Джессику к себе, Джейк погладил ее по голове, потом взглянул на распростертого на земле брата, но ощутил не боль утраты, а радость обретения. Брат передал ему своих самых дорогих людей, о которых ему теперь надлежало заботиться, которых надлежало защищать и любить.

– Обещаю, – тихо проговорил он.

И, обняв Джессику за плечи, Джейк повел ее по улице.

 

Эпилог

1880 год

Солнце уже клонилось к закату, освещая последними лучами Скалистые горы, когда к маленькому домику подъехал на лошади мужчина. Впереди него горделиво восседал его сынишка. Из дверей дома вышла женщина, и при виде мужа и сына на лице ее появилась радостная улыбка.

«Три холма» были проданы с аукциона по самой высокой цене. Оставив позади прошлое, Джейк, Джошуа и Джессика двинулись на Запад, в будущее, которое им предстояло построить. Они были владельцами тысячи пятисот голов рогатого скота новой выносливой породы, выведенной от скрещивания лонгхорнов и брахманских бычков, неказистого на вид деревянного дома, построенного ими собственноручно, и огромного ранчо, территорию которого не охватишь глазом. Это была еще не династия, но уже ее начало.

Джошуа нетерпеливо спрыгнул с седла, приземлившись на четвереньки, и тут же вскочил. У него не было времени на то, чтобы выслушивать мамины сетования по таким пустякам, как царапины на руках и коленях.

– Мама, мама! Посмотри, что я нашел!

Он мчался к крыльцу, пыхтя от напряжения; лицо его сияло от радости. В грязной ручонке он зажал какой-то блестящий камень.

– Папа говорит, что это золото дураков, но я все равно его не выброшу!

Джессика наклонилась было, чтобы как следует рассмотреть находку и похвалить сына, но Джошуа уже умчался прочь. Ему не терпелось спрятать свое сокровище.

Смеясь, Джессика крикнула ему вслед:

– Мыть руки! Сейчас будем ужинать!

Спешившись, Джейк привязал лошадь к столбу и, улыбаясь, направился к жене. Всякий раз при виде его Джессика испытывала чувство радости и восторга. Джейк снял шляпу, и солнце осветило его взъерошенные волосы, гладкую загорелую кожу и сеточку морщин, притаившихся в уголках глаз. Он был высоким и сильным, но шел легко и уверенно. И Джессике казалось, что с каждым днем он становится все красивее.

Взойдя на крыльцо, Джейк нагнулся поцеловать свою сияющую молодую жену и ласково положил руку на ее уже округлившийся живот: они ожидали второго ребенка. Джессика запрокинула голову, и поцелуй, вначале ласковый и нежный, вдруг неожиданно для них самих превратился в горячий и страстный.

Они готовы были стоять так вечность, если бы не Джошуа. Подскочив к Джессике, он принялся дергать ее за юбку, громко требуя, чтобы его наконец накормили. Рассмеявшись, Джейк схватил сынишку под мышки. И счастливые муж с женой в обнимку вошли в дом, их общий дом.