Это стихотворение Тагора рассказывает нашу историю. Свободная птица, плененная птица… Шахзада и я были ими по очереди. Можно подумать, что прутья клетки помешают мне расправить крылья или что Шахзада не будет знать, где остановиться в необъятном небе. И все же…

Я продолжаю брать уроки у своего старого учителя, сидя на коврике скрестив ноги, в течение многих часов, вместе с другими учениками. Я учусь там богатству философии света. Я учусь там счастью. Я прогнала свое чувство вины за то, что молюсь с пустым сердцем. «Пророки не молились, когда не чувствовали себя близкими Богу. Они ждали подходящего момента», — сказал нам учитель. Как и я. И такой момент всегда наступает. Мой внутренний голос замолчал. Я считаю, что это хороший знак.

Парламент заседает в Кабуле. Шахзада был избран. Он не давал взяток, никого не запугивал. Честная победа. В эйфории от этого Шахзада сказал мне, что переедет в Кабул. Он снимет большой дом, в котором поместятся все — Кути, дети и я.

Я ждала этого великого события. Я всегда буду его ждать — со страхом и волнением одновременно. Но реальность сильнее нас.

Я потеряла работу в посольстве Франции. Я делала возможное и невозможное, чтобы найти новую работу, но тщетно. Тогда я создала маленькую студию по производству видеофильмов «Women's eyes» — «Женский взгляд», президентом которой является Джамиля. Маленькая Джамиля, которая, плача, снимала женщину-хазарейку, выросла в уверенную в себе журналистку. Заказов мало. Одно время я вела переговоры с ЮНЕСКО о том, что продолжу учить афганок профессии журналиста. Увы, из десяти запущенных проектов ни один не дошел до меня. Я переехала из своего дома с садом и садовником в двухкомнатную квартиру в центре Кабула. Шахзада приходит сюда чаще, чем в свой дом. Он предпочитает этот «кокон».

Иногда я не вижу своего будущего.

У Шахзады жизнь отнюдь не легче. Он получил кресло в парламенте, но потерял часть своего престижа. Он — всего лишь один из 248 депутатов. А в этой стране престиж уже сам по себе богатство. Нет ничего важнее ифтихар — гордости. Он вынужден вести более скромный образ жизни, снять меньший дом в Джелалабаде, распрощаться с телохранителями. Денег не хватает. Иногда ему хочется удалиться в деревню, к своим, к беднякам. У Шахзады ранена гордость. Но я знаю, что он переживет это испытание. Иногда, не предупредив меня, он уезжает «туда», и я в течение нескольких нескончаемых дней остаюсь без новостей от него. Я смотрю на восток, на дорогу, по которой так часто ездила, на невероятно голубое небо, представляю момандские горы и спрашиваю себя, вернется ли он когда-нибудь.

Он советует мне вернуться во Францию.

Однажды он протянул мне сверток. Там было ожерелье, сделанное Кути, — пуштунское колье, украшение бедной женщины. Оно полностью сделано из гвоздик, нанизанных на нитку через равные интервалы, и в центре каждой — красные и белые пластмассовые бусинки, в которых отражается свет. Шахзада объяснил мне, что в деревнях женщины настолько бедны, что у них нет ни украшений, ни духов. Цветки гвоздики ароматизируют их кожу и разжигают желание мужчин. Это ожерелье великолепно. Мне страшно подумать, сколько часов Кути на него потратила. Когда Шахзада описал ей мое восхищение, она удивилась: «Почему она находит этот подарок таким красивым? Она, у которой есть все?»

Все.

Мое решение принято. Я больше не покину Афганистан до тех пор, пока будет жив Шахзада. Возможно, что эта непредсказуемая страна снова окажется в войне, что фундаменталисты вновь захватят власть, — все возможно. Я предупредила Шахзаду: если когда-нибудь ему снова придется взять в руки оружие, если он вернется к партизанам, я последую за ним, какой бы тяжелой ни была там жизнь. Он посмотрел на меня с гордостью: «Ты — сильная и мужественная женщина. Ты настоящая пуштунская жена».

Какой более красивый комплимент он мог мне сделать? Я не знаю такого.