Река действительно появилась довольно скоро, но совсем не похожая на ту, какой была раньше: бушующий поток несся безудержно, вихрясь в водоворотах.
Хок с трудом нашел неглубокую заводь, которая к этому часу прогрелась солнцем, и предложил устроить баню. Пейдж никогда не думала, что вода может быть такой роскошью, а чистота – таким подарком. Она расплела волосы и промыла их, нежась в речной прохладе.
Интересно, как меняются взгляды на жизнь, когда ты чистый и сытый, подумала Пейдж, оглядываясь на Хока – разделяет ли он ее доморощенную философию? Но все мысли вылетели у нее из головы, когда она нашла его глазами. Хок стоял под уступом скалы, с которого река низвергалась каскадом, как под мощным душем.
Не отрываясь, Пейдж оглядывала с головы до пят, скрытых в пенной воде, божественной красоты, как отлитое из бронзы, тело.
Потом, отведя с лица мокрые пряди волос, поплыла к нему, борясь с течением. То и дело ее захлестывало свирепыми волнами, но она ни разу не упустила из виду своей цели.
Хок стоял к ней спиной, подставляя лицо сильным струям, бьющим сверху, и не слышал ее приближения. Она нащупала ногами дно и подошла. Шум падающей воды заглушал все другие звуки, но Хок почувствовал, что она рядом, и обернулся.
Ее глаза были настолько красноречивы, что пламя, которое он держал в себе взаперти с той самой минуты, как увидел ее, полыхну до наконец вовне.
Ни слова не говоря, он подхватил ее на руки и вынес из воды. Их вещи были по-прежнему упакованы, но он, не сбавляя шага, направился к рюкзаку, который она соорудила для себя из запасного одеяла, вытряхнул ее его содержимое и, рванув, расстелил одеяло во всю ширину.
Опустив на него Пейдж, он накрыл ее своим телом. Намерения его были откровенны, древнее слов был их немой разговор, и стоило им обняться, как взрыв вожделения снес все преграды между ними.
На этот раз не понадобилось и нежности: только страсть и яростное обладание. Они были двумя половинками, принадлежащими друг другу, и теперь актом любви скрепляли свой союз. Хок начал сразу, одним мощным ударом. Она обвилась вокруг него руками и ногами и вместе с ним, ни на секунду не разлучаясь, ринулась в беспощадный, первобытный омут ощущений.
Ты моя, ты моя, ты только моя – ритмической литанией отдавало у него в голове, и она попадала в такт рефрену, как будто слышала его наяву.
И снова, витая в другом, блаженном мире, тело ее изогнулось в конвульсии, взметнувшись за край неба. Судорожное мужское дыхание заглушило все вокруг, когда Хок с последним содроганием обмяк в ее объятиях.
Я растаяла и приняла его форму, чувствовала Пейдж, наслаждаясь тяжестью мужского тела, ликуя, что наконец-то он потерял контроль над собой. Наконец-то не смог скрыть, что он к ней чувствует.
Так они лежали, переплетясь телами, выключенные из внешнего мира, пока Хок не шевельнулся и не сел.
Обхватив руками колени, он уронил на них голову.
– Прости.
Пейдж, которой совершенно не хотелось шевелиться, принудила себя тоже принять сидячую позу.
– За что?
– За грубость.
– Ну, значит, я безнадежно испорчена. Я так наслаждалась, как только можно.
Он поднял голову и уставился на ее улыбающееся лицо. Потом прислонился лбом к ее лбу.
– О, Пейдж, я не перестаю тебе удивляться. Никогда не угадаешь, что ты скажешь. Ей-Богу, не встречал таких. – Он вздохнул. – Что мне с тобой делать?
Она постаралась ответить легко и весело:
– Любить!
У него заблестели от волнения глаза.
– И этого хватит?
Всем существом она ощущала его неуверенность как свою. – Должно хватить.
Несколько часов спустя они стояли на берегу реки, которая расширилась до опасных пределов, и размышляли, как через нее переправиться. Ничего похожего на брод Хок не нашел.
Было два варианта. Идти дальше по тому же берегу в надежде, что он куда-нибудь да выведет. Или перейти реку здесь и выйти к людям без промедления, поскольку с высоты холма, куда Хок только что поднимался, он увидел на гребне горы по ту сторону реки примету двадцатого века – антенну. Она не могла стоять сама по себе, она означала жилье или по крайней мере проторенную дорогу. Пора было оставить реку-проводника. Но прежде следовало ее перейти.
Хок, как всегда, действовал основательно. Первым делом они устроили привал и подкрепились. Потом он сколотил небольшой плот для багажа. Они с Пейдж сняли с себя все лишнее, стеснявшее движения. Слава Богу, палатка и спальник были в непромокаемой упаковке.
При таких мерах предосторожности они благополучно перебрались бы на тот берег, если бы не одно непредвиденное обстоятельство, которое и свело на нет все их приготовления.
Когда пожитки были погружены на плот, Пейдж сказала:
– А ведь если мы утопим этот плот, нам до конца жизни придется прятаться от людей.
Они рассмеялись: Пейдж осталась в самодельных шортах и подвязанной на животе блузке, а Хок – в одних плавках.
– Поздновато спрашивать, – сказал он, – но все-таки: ты умеешь как следует плавать?
Губы его все еще улыбались, но глаза глядели озабоченно.
– Как тебе сказать, золотых медалей и всего такого у меня нет, но разряд – выше среднего.
Он заговорил, глядя на быструю реку:
– Бог его знает, какая здесь глубина, но выше и ниже течение гораздо сильнее, так что выбираем меньшее из зол.
Мимо проплыла и утонула в водовороте ветка.
– Это от дождей в горах такой разлив. В обычных условиях к июлю горные речки уже смирные и спокойные.
– Нашей, наверное, забыли сказать, какой сейчас месяц.
– Да, просчет налицо, но теперь уже ничего не исправишь.
Он спустил плот на воду.
– Идем по отдельности, так будет вернее. Вон там, – он указал на место примерно в ста пятидесяти ярдах вниз по течению, – мы причалим. Я надеюсь. Если придется плыть, греби поперек изо всех сил.
Будет о чем порассказать внучатам, подумала Пейдж, решительно входя в воду.
Хок пустил ее первой, чтобы держать в поле зрения, и, толкая плот, двинулся следом. Тут-то на него и налетело вырванное с корнем дерево, несущееся по волнам.
Оно появилось так внезапно, что Хок не успел уклониться. Плот, подпрыгнув, перевернулся, а Хока зацепило корнями и поволокло вниз по реке.
Пейдж плыла саженками, вкладывая все силы в каждый взмах и гадая, насколько ее хватит. Услышав позади страшный шум и треск, она обернулась как раз вовремя и успела увидеть, что плот перевернулся, а Хока уносит налетевшее на него дерево.
– Хок!
Вода сразу набралась ей в рот. Чуть не захлебнувшись, она яростно пустилась вдогонку за стремительно уносящимся прочь деревом. Волны то и дело накрывали ее с головой, крутили, болтали, вертели из стороны в сторону. Но она должна была догнать Хока. С ним ничего не могло случиться. На долю секунды она прикрыла глаза, представив, что с ним что-то случилось. Нет, только не с ним! Он семижильный. Он прошел огонь, воду и медные трубы. Он выплывет. Выплывет, она знала.
Ее нога коснулась чего-то твердого – дно!
Пейдж отчаянно преодолела последние буйные метры, выбралась на сушу и упала навзничь, ловя ртом воздух, моля Бога дать ей силы. Она должна была идти искать Хока – как он сейчас без нее?
…Открыв глаза, Пейдж поняла, что пролежала в забытьи довольно долго. Солнце висело уже низко на западе. Покачиваясь, она поднялась и осмотрелась. Гребня горы с антенной видно больше не было. Пейдж не знала даже, в какой стороне его искать.
Река, через которую она переправилась, бежала, как прежде. Только Хока нигде не было. Пейдж рассеянно взглянула на свои ноги, все в царапинах – вот откуда эта саднящая боль! Но сейчас ей было не до царапин.
Хока унесла река. Значит, надо идти вниз по течению. Ход ее мыслей был прост и не требовал усилий. Терять энергию на размышления, когда дорога каждая минута, она не могла.
Пейдж побрела по берегу, такому пустынному, словно она была одна-одинешенька в этом чужом мире. А может, Хок просто решил, что дерево – хороший транспорт? Она распрямила плечи и прибавила шагу.
Только завидев их плот, невинно плескапшийся на прибрежной волне, она заплакала. И плакала все время, пока вытаскивала его на берег, отвязывала, выгружала и раскладывала сушиться их снаряжение. Она сама не знала, почему плачет. Может, потому, что многое подмокло. А может, потому, что Хок позаботился о том, чтобы сберечь для нее их пожитки, но не позаботился о себе.
Тысяча чертей, я не позволю тебе бросить меня со всем этим барахлом! Я найду тебя, даже если придется искать всю ночь!
Но на целую ночь поиски не растянулись.
От солнца оставался только веер алых лучей на небе, когда Пейдж заметила посреди реки какой-то темный предмет. Бежать она не могла: рюкзак так придавил ее своей тяжестью, что приходилось выверять каждый шаг, чтобы не потерять равновесие. К тому же и сердце у нее замирало от страха: что она там увидит?
Хок лежал на огромном валуне, обтекаемом водой. Когда дерево, тащившее его вниз по реке, натолкнулось на камень, ударом Хока освободило. Но к тому моменту он был почти без сознания.
Инстинктивно цепляясь за выступы, он вскарабкался на валун. И тут силы покинули его.
В закатных лучах Пейдж разглядела, что у него на лице кровоподтеки, одежда на правом боку изодрана, как будто его терзал разъяренный бык. Но он дышал, он был жив!
Как же переправить его на берег?
Пейдж вспомнила про плот. Далеко ли, близко ли она его оставила, сейчас было неважно. Она сбросила рюкзак и заторопилась обратно по берегу. Страх дал ей второе дыхание.
Свет дня уже угасал, когда она вернулась. Хок неподвижно лежал на прежнем месте.
Надо было развести костер, но она решила не тратить на это время, пока не переправит Хока на сушу. Слава Богу, валун, на котором он лежал, был такой широкий, что Хок поместился на нем целиком, и до него не доставали тяжелые, непрестанные удары волн.
Пейдж сошла в воду, которая показалась ей теперь гораздо холоднее, и, толкая перед собой плот, направилась к валуну. Глубокий участок, который пришлось переплыть, оказался очень небольшим, и Пейдж подвела плот к той стороне камня, где течение, разбиваясь, теряло стремительность.
– Хок! Хок, откликнись, прошу тебя! Одной рукой придерживая плот, другой она зачерпнула воды и плеснула ему в лицо.
Он застонал.
– Хок, надо тебя забрать отсюда. Ты поможешь мне?
У него задрожали веки, но глаза не открылись. Ждать было нечего. Пейдж стала тихонько стягивать его с камня, пока он не заскользил вниз сам, своей тяжестью. Тогда она быстро подставила плот и подхватила его.
Пейдж не помнила, как она справилась с обратной дорогой, как выволокла Хока из воды. Осталось только ощущение кошмара. На скорую руку она развела костер – снова помогла предусмотрительность Хока, так упаковавшего спички, что они остались сухими. Она подсунула под него одеяло и подтащила к огню.
Следующим делом было осмотреть его раны. При мерцающем свете костра она разглядела синяки и царапины на правой стороне его лица и весь в ссадинах, от подмышки до бедра, правый бок. Но кровотечение почти везде уже остановилось.
Пульс был сильный и ровный – хороший знак. Но на лбу – рубец от удара, которым, вероятно, и объяснялась потеря сознания. Похоже, мы только затем и отправились в путешествие, чтобы порасшибать себе лбы. Интересно, ты узнаешь меня, когда очнешься?
Надо было согреть его. Пейдж подержала одеяло над огнем, хорошенько просушив его, потом закутала Хока.
Она чуть не заплакала, когда он открыл глаза. Но, сдержавшись, потрепала его по здоровой щеке.
– Как ты себя чувствуешь?
Его глаза туманила боль, и он не сразу сфокусировал взгляд на ее лице.
– Не знаю, – прошептал он. – Как после потасовки в баре.
Дотронулся до правой щеки и поморщился.
– Да уж, – она постаралась не выдать голосом своей тревоги, – вид у тебя как раз соответствующий. А что твой бок?
Хок набрал в грудь воздуха и вдруг замер с искаженным болью лицом.
– Ну и дела!
– Без рентгена, конечно, не определишь, но вполне возможно, что ты поломал пару ребер. Тебя здорово стукнуло.
– А что это было?
– А что ты помнишь?
Искорки заблестели в его глазах: значит, он заметил, что они с Пейдж поменялись местами.
– Я помню, как плыл и как что-то меня ударило. Что это было?
– Какое-то дерево. Зацепило тебя корнями и потащило.
Он пристально посмотрел на Пейдж.
– Я мог утонуть.
– Мог.
– Как ты меня нашла?
Она заставила себя улыбнуться.
– Очень просто. Ты загорал на камне посреди реки, а я проходила мимо. Он нахмурился.
– Да, да, помню, я за что-то цеплялся, чтобы меня не снесло обратно в воду.
– Ты здорово цеплялся. Когда я подошла, ты был уже на самом верху.
Он посмотрел на нее с явным недоверием.
– Так ты нашла меня на камне?
– Ну да.
– Как же, черт побери, ты меня оттуда перетащила на берег?
– На плоту. Ты его крепко сбил, можешь гордиться. Уж как его сегодня колошматило, а он все целехонек.
Пейдж пощупала Хоку лоб. Теплый. Если не сказать – горячий.
Стараясь скрыть свое беспокойство, она поднялась.
– Поставлю-ка я палатку. Должна тебе сказать, что чехлы нас не подвели: спальный мешок совершенно сухой. Когда вернемся, можешь отписать благодарность фирме, которая выпускает такое снаряжение.
Хок хотел было ответить улыбкой, но не позволила распухшая щека. Пейдж еще раз подоткнула вокруг него одеяло и отошла. Он заснул почти мгновенно.
Расставлять палатку одной оказалось гораздо труднее, но Пейдж справилась и затащила туда спальный мешок, который уже прогрелся у костра. Потом разбудила Хока.
– Сможешь дойти до палатки? Твоя постель готова.
Хок поднялся, оглядываясь вокруг, как будто хотел сориентироваться. С помощью Пейдж добрел до постели и послушно поел горячего супа, который она наскоро сварила.
Пейдж видела, как ему больно, и ее пробирал страх. Идти он не сможет. Что же с ними будет? о Пока ему нужен был покой. Поэтому Пейдж не стала тоже забираться в спальный мешок, а легла рядом, завернувшись в одеяло. Никогда еще она не чувствовала такую беспомощность у постели больного.
В течение ночи она несколько раз поднималась к нему. Сон его был беспокойный, он пылал, но ни разу не проснулся. Пейдж смотрела, как бы он не раскрылся, боясь осложнений: ведь он пролежал много часов в мокрой одежде. На рассвете она задремала, и во сне ей приснились голоса, говорившие на непонятном языке. Она вскочила и отдернула клапан палатки.
Снаружи стояли двое, глядя на нее, как на марсианина, который свалился с неба прямо перед ними и требует отвести его к вождю. Пейдж чувствовала по отношению к ним примерно то же. Они были в джинсах и ковбойках, но волосы у них были длинные, перехваченные сзади тесемками. Широкополые ковбойские шляпы затеняли бронзовые лица. Невозмутимые бронзовые лица.
– Вы знаете, чьи это владения, леди? – в конце концов спросил один из них.
Смех, сродни истерическому, вырвался у Пейдж.
– Владения? О, видите ли, мы вовсе не посягаем ни на чьи владения, хотя может показаться иначе. Мы летели на самолете и вынуждены были сесть вон там. – Она махнула рукой через плечо.
Пришельцы посмотрели на цепь гор у нее за спиной, потом опять на нее, и довольно-таки подозрительно.
– Мой.., э.., друг – его поранило вчера, когда мы переправлялись через реку. Нельзя ли как-нибудь доставить его к врачу?
Они были само недоверие, и Пейдж предпочла умолчать о своей профессиональной принадлежности.
Один из них, согнувшись, забрался в палатку. Выйдя, сказал что-то товарищу, но не по-английски. Тот кивнул и исчез за деревьями.
– Куда он пошел? – в тревоге спросила Пейдж.
Неужели им все равно, что Хок ранен? Тот, что остался, ответил:
– За тележкой. Так тащить будет далековато.
– А!
– Он из апачей, верно?
– Я думаю, да, – ответила она не без удивления. – А что?
Человек ухмыльнулся, и его лицо сразу приняло дружелюбное выражение.
– Вы знаете, что вы в резервации апачей? Пейдж покачала головой.
– Но я что-то не узнаю его. Он откуда?
– Он говорил, что он родом из Дульсе, Нью-Мексико.
– Ясно. Хикарилья.
Человек кивнул с явным удовлетворением.
– Ваш друг скоро обернется? – спросила Пейдж.
– За час.
Она порылась в рюкзаке и достала кофейник.
– Пожалуй, сварю кофе, а Хока попробую напоить водой.
– Вашего друга зовут Хок?
– Да.
– Таких имен сейчас не услышишь. Меня, например, зовут Джон Энтони, а моего товарища – Роджер Томас.
– Очень приятно.
Почему-то она почувствовала себя Алисой, угодившей в Страну чудес.
Они добились, чего хотели. Нашли дорогу из дикого мира в цивилизованный. Пейдж мельком взглянула на человека, который, нагнувшись, подправлял костер. Да. Цивилизованный. О, Хок, если бы ты мог порадоваться вместе со мной! Мы выбрались, и все благодаря тебе. Пожалуйста, поправься – ради меня.
Пейдж, довольная, смотрела, как удобно лежит Хок. Неожиданные спасители доставили их в свой домик на колесах, уложили Хока в постель, и Пейдж обтерла его холодной водой, чтобы сбить температуру.
До ближайшего города, как они сказали, был день пути.
Лихорадка наконец пошла на спад. Пейдж, опасавшаяся пневмонии, стала надеяться, что худшее позади. Она просидела двое суток у его постели и была совершенно разбита.
Решив, что можно ненадолго оставить Хока, она пошла коротким коридором на кухню. Там молодая девушка мешала в большой кастрюле что-то вкусное и улыбнулась остановившейся в дверях Пейдж.
– Здравствуйте. Меня не было, когда вы и ваш муж приехали. Я – Алисия, дочь Джона Энтони.
Алисия была воплощением пышущей свежестью молодости. Линялые джинсы не скрывали стройных ног в высоких кожаных ботинках. Красная футболка необыкновенно шла к загорелой коже, а короткая стрижка – к большим черным глазам. Настоящая красавица, с улыбкой подумала Пейдж. Выглядела девушка лет на двадцать, не больше.
Но надо было расставить все по местам.
– Я не замужем. Меня зовут Пейдж Уинстон. Хок Кэмерон вез меня на самолете во Флагстаф на прошлой неделе, но нам пришлось совершить вынужденную посадку.
– Вот как!
У Алисии загорелись глаза.
– Я когда пришла домой, сразу к вам, познакомиться. А вы уже спали в кресле. У Хока такой вид, будто он подрался.
– Так оно и было. Подрался с деревом. А если тебе кажется, что он плохо выглядит, можно приискать и другого парня, – сказала Пейдж нарочито по-свойски.
И обе рассмеялись.
– Он ведь очень красивый, правда? – сказала Алисия и застенчиво потупилась.
Пейдж почувствовала, как эти невинные слова девушки царапнули ее где-то глубоко внутри.
– Правда.
– Вы его давно знаете?
– Нет, только со дня катастрофы.
– Значит, вы не знаете, он женат или нет?
– Могу побиться об заклад, что нет.
Алисия просияла.
– А вам нужна помощь? Только скажите.
– Вообще-то нужна. Твой отец говорил, что телефона здесь нет. Ты не могла бы мне подсказать, как добраться до телефона?
Алисия задумалась.
– До телефона двадцать пять миль. Двадцать пять длинных миль, это несколько часов. Но я уверена, что отец согласится отвезти вас туда.
Пейдж опустилась на стул у кухонного стола. Мозги у нее работали вяло.
Девушка подала ей тарелку с тушеным мясом.
– Вот, поешьте. А потом не хотите ли принять душ и поспать? – Она села напротив Пейдж, заботливо глядя на нее. – У вас усталый вид. Если Хок проснется, я за ним присмотрю или разбужу вас. – Она ласково похлопала Пейдж по руке. – Вы можете спать в моей комнате, если хотите.
Пейдж почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Это означало, что она на пределе – так растрогаться от элементарной человеческой заботы.
– Спасибо, Алисия. Вы с отцом так о нас заботитесь!
Вся кухня засияла от улыбки девушки.
– Это нам в радость. Я только очень жалею, что не могу помочь с телефоном. Ваши семьи, наверное, с ума сходят. Но вообще вам здорово повезло.
– Знаю. Главное везенье – это Хок. Без него я бы ничего не смогла.
Алисия понимающе улыбнулась.
– Он особенный, правда?
– Правда, – пробормотала Пейдж. – Истинная правда.
Проснувшись наутро, Хок с удивлением обнаружил у своей постели индейскую девушку.
– Доброе утро, – стыдливо проговорила она.
" Он хотел улыбнуться в ответ, но что-то мешало. Он потрогал лицо и обнаружил на нем бинты.
– Где я?
Он с неудовольствием услышал свой голос. Не самый оригинальный вопрос, но, черт побери, кажется, произошла какая-то подмена: была река, плот и его подруга. Прежде чем Алисия успела ответить, он снова спросил:
– Где Пейдж?
– О, она спит. Она просидела с вами двое суток, а вчера поздно ночью я ее уговорила пойти лечь и вызвалась присмотреть за вами.
Хок почувствовал облегчение: значит, Пейдж тоже здесь.
– Это трейлер моего отца, – объясняла девушка. – Я – Алисия Энтони. Мой отец со своим другом нашли вас и мисс Уинстон позавчера у реки, вы там разбили палатку. – Она оделила его сочувственной улыбкой. – Мисс Уинстон говорит, что у вас была большая температура.
Хоку понадобилось несколько минут, чтобы переварить всю эту информацию. Значит, они здесь уже два дня. Смутно припомнились ему нежные руки и тихий голос Пейдж. Теперь была ее очередь выхаживать пострадавшего.
Что-то давило ему на лоб. Он поднял руку и нащупал огромную шишку над правым глазом.
– Да, шарахнуло меня как следует. – Он взглянул на девушку, не отрывавшую от него взгляда. – Но лоб у меня крепкий.
– Мисс Уинстон очень беспокоилась. Вам повезло, что она врач.
– Я как-то об этом не думал. Наверное, ты права.
Он усмехнулся – криво, насколько позволяла распухшая щека.
Алисия, вдруг вспыхнув, заговорила, чтобы скрыть смущение:
– Доктор Уинстон еще спрашивала, как отсюда добраться до Флагстафа. Кажется, ей это очень срочно.
Ну, конечно. Как же он забыл о ее отце! Нечего разлеживаться, пора ехать.
– Она объяснила, что вы были ее пилотом и что она не хочет вас оставлять, пока не убедится, что с вами все в порядке.
Ее пилот?! Она не хочет уезжать, пока не убедится, что со мной все в порядке?.. Он пристально взглянул на девушку. Ну да. Теперь мы в реальном мире и возвращаемся к нашим прежним ролям. Она – доктор Уинстон, а я – просто ее пилот.
Хок попытался сесть, но его повалила пронзительная боль в груди.
– О, Хок, вы не должны двигаться. Доктор Уинстон говорит, что у вас наверняка перелом ребер. – Девушка наклонилась к нему и поправила подушку. – Лежите тихо, а я принесу что-нибудь поесть. Вы небось с голоду умираете!
Он взглянул в ее глаза, полные восхищения. Плевать ему на боль в боку и на боль в голове. И на боль оттого, что у них с Пейдж все позади. Это было вчера. Надо жить сегодняшним днем. Он улыбнулся, как мог, девушке, беспокойно переминавшейся с ноги на ногу.
– Звучит заманчиво, даже очень заманчиво.
Он разберется со своей болью попозже, и так, как он это делал всегда, – один.