Борис протянул вперед правую руку с палочкой, он уже не раздражался, не фиксировался на погрешностях, он сам стал исполняемой музыкой, она текла с ним, с его телом, когда каждый звук расцвечивался движениями его рук. Он стал с оркестром одним целым, с каждым музыкантом в отдельности. Они чувствовали друг друга глазами. Борис знал, что все воспринимают каждый оттенок музыки точно также как он.

Мощный, чисто русский, неведомый здесь Глинка. Зрители не знают русского рыцарского романа в стихах, не слушали всей оперы, но увертюра должна «лететь на всех парусах»… они так и играют: радостная энергия, неясная тревога, сказочная фантазия. Все динамично, стремительно, и в тоже время видны величие и сила увертюры. Другая музыка, не западная, но… она должна быть понятна: любовь, победа добра над злом! Русская аудитория знала и «аккорды оцепенения» и «гамму Черномора»… для них в увертюре уже звучали много раз слышанные арии, но здешняя публика ни про каких Руслана и Людмилу не знала… просто людям следовало услышать: «вот русская музыка!», она другая, но прекрасная. Борис был в каком-то трансе, вся его нервная энергия была сейчас сконцентрирована в музыке, в рождаемых под его руками звуках… Вот и все: мощный ликующий финал: пир, праздник, преддверие торжества! Борис больше не волновался, его состояние не было волнением, он хотел работать, был весь наэлектризован. В зале не захлопали, но зашевелились, стало чуть шумнее. Борис ушел за кулисы.

Сейчас будет ошеломляющая музыка Мусоргского Ночь на Лысой горе. Поскольку Борис сам эту музыку обожал, то ему было просто необходимо, чтобы она понравилась французам. Это было делом чести. Барабан, литавры… какие-то нечеловеческие голоса. Духи тьмы… ведьмы, шабаш! Музыкальный триллер. Фортиссимо… «грузные шаги», аккорды-переклички, судорожность, агрессивность, визги флейты-пикколо, неистовый пляс. Никто не поймет про русский фольклор, но надо, чтобы было страшно. Просто надо напугать! Вот не дали им исполнить всю фантазию целиком, предпочли двух русских композиторов вместо одного. Но… самое главное, они получат… будет им русская музыка. Все… закончили. Ага, захлопали… да еще как хлопают. Вот так, все, значит, удалось! Приятно! Оркестр поднялся и Борис ушел за кулисы.

Антракт большой, можно будет отдохнуть. «Надо сказать, чтобы мне чаю принесли…» — подумал Борис, закрывая дверь своей комнаты, ему надо было настроиться на Равеля. Совсем все сейчас будет другое. Он закрыл глаза и постарался сосредоточится на Вальсе… Трудная вещь, французская, понятная публике. Там 13 минут, а потом Концерт в соль мажор… выйдет Эмар, он уже приехал, Борис его видел, они поздоровались, но Эмар не остановился, просто издали кивнул, понимал, что Бориса не надо отвлекать, вот и не подошел. Переводчица подходила с какими-то пустяками, знакомила с мужем. Он его имя даже не запомнил. Принесли чай… Борис стал с удовольствием пить какой-то теплый напиток, который здесь считался чаем. Да, ладно, хорошо, что, хоть, не обычная «заварка». Все это сейчас неважно.

По радио объявили о начале второго отделения. Ребята уже рассаживались. Ну, все пора… Борис вышел и внимательно посмотрел на музыкантов. Под его взглядом они встрепенулись, тоже перестраиваясь на другую музыку. С Равелем надо не подкачать, он для них был труднее: внимательный слушатель ощутит ауру этой музыки, базис смыслов, но… это не будет просто вальсом, вот тут в чем нюанс! Какой уж тут вальс… публике не удастся вытянуть ноги и уютно облокотиться о спинку кресла. Слишком будет нервно, тревожно, ускользнет.

Начали… Борис сам чувствовал, что… получается… красивые порхающие звуки… и вдруг — неприятные диссонансы… страшноватый, скребущий душу конец. В зале было тихо, люди не отошли от фальшивой, предательски манящей легкости так называемого вальса, им стало не по себе… а значит… они все сделали правильно. Ну все… сейчас — первая часть Концерта Равеля в соль мажор. На сцену вышел Эмар, публика доброжелательно, но сдержанно захлопала, приветствуя исполнителя. Эмар пожал Борису руку, и обменялся рукопожатием с первой скрипкой. Саша чуть привстал и поклонился. Ну, да… так принято — канон. Потом Эмар подошел к открытому роялю и еле заметно кивнул Борису, сообщая о своей готовности. Соло флейты… отлично… и… вступает Эмар. Тоже классно звучит: легкие, еле заметные, филигранные, пульсирующие, скачущие касания, почти джазовые, кажется, что это импровизация, и рояль перекликается с духовыми, фагот, флейта, валторны, кларнеты, труба… все быстрее, быстрее… поскакали, поскакали… замедлились, споткнулись… ах, какая мягкая манящая арфа… вкрадчивые звуки тянут душу, тревожные трели и… сразу рояль успокаивается, и струнные такие элегические… и… опять нервные звуки, навязчивые, бьющие в уши… и все внезапно обрывается, неожиданно и резко. Молодец Эмар… виртуозно. Замечательно! Не хуже Крамера, хоть и по-другому, по-своему.

Остается Цыганка. Еще одно усилие. Вышел Дюме…, они посмотрели друг другу в глаза, все, мол, нормально. Начинается его соло, такое длинное, самодостаточное, кажется что и оркестр не нужен, в звуках сдерживаемая страсть, что-то темное, дикое, не совсем понятное. Дюме на них на всех и не смотрят. Ребята слушают его звук. Очень красивый: глубокий, нервный, сдержанный. Борис стоит к Дюме спиной и просто ждет. Ребята, с инструментами на коленях тоже ждут… и так более шести минут. Это непривычно. А потом по его знаку… струнные начинают соло скрипки чуть поддерживать, легко, ненавязчиво, капельку… вразнобой. И звук нарастает… пиццикато… звук отрывистый, тихий, вкрадчивый… вдруг шквал… и опять тихо, но неистово, темп нарастает… и замедляется. Все на контрастах, зыбко, ненадежно… Борис не оборачивается на Дюме… просто не может, да и не нужен он ему… финал! Дюме кланяется, пожимает им с Сашкой руки и уходит. Борис за ним.

Шквал аплодисментов, хлопают все. Надо снова выходить. Хорошо. Незаметный знак, и оркестр поднимается. Дюме снова кланяется залу, и один раз кланяется, повернувшись к оркестру. Ребята легонько стучат смычками по пюпитрам. Публика встает… несут цветы. Пару больших и пышных корзин. Борис знает, что это от дирекции зала и от импресарио. Так всегда бывает. У Дюме в руках тоже букет, и вот… и у самого Бориса букет. Какой красивый, его придется в гостинице оставить, не тащить же с собой. Жаль.

А теперь чуть ослабевающие аплодисменты вспыхивают с новой силой. На сцене появляется Эмар. Аплодисменты не прекращаются. Пианист низко кланяется… к авансцене идут женщины. О, да он тут любим… импозантный мужчина. Понятное дело, кто-то держал букеты и для него… Исполнители уходят за кулисы… ждут полминуты и снова появляются под неутихающие овации. Да, понравилось. А черт их знает… хлопают им или ему тоже. Будем надеятся, что и его оркестр был на высоте. Почувствовал маленькую паузу, артисты уходят и, Борис знает, что они больше уже не вернутся. Хватит, пора уходить. Он последний раз кланяется и идет за кулисы. Саша тоже идет за кулисы, все тянутся за ним. Отыграли. Все возбуждены, подталкивают друг друга, переговариваются, Борис не слышит, о чем они говорят. Ребята на него смотрят, что-то ждут: комментариев, замечаний, комплиментов:

— Все молодцы! Спасибо! Отдыхайте, вы заслужили. Все было хорошо… Кто хочет, езжайте в гостиницу, а можете погулять. Отъезд завтра в десять. Постарайтесь выспаться.

— Борис Аркадьевич, а вы не едите в гостиницу?

— Нет, я не еду… а что?

— Ничего… я просто спросила. «Что спрашивать? Корова. Не буду я им рассказывать о своих планах… ни к чему…» — подумал Борис, глядя на толстую Свету.

— А у вас, Света, какие планы?

— Мы с Машей пойдем погуляем. Но надо еще поесть в гостинице… Ничего я играла?

— Замечательно. И Маша молодец. Езжайте в гостиницу, приятного аппетита, не загуливайтесь…

— Борис Аркадьевич, а вам Дюме понравился… мы с Машей…

— Светочка, мы потом об этом поговорим. Дюме — замечательный скрипач. Доброго вам вечера!

Борис отделался от надоедливой пухленькой виолончелистки Светы, в изнеможении зашел в комнату, пару минут посидел на диване, и стал медленно переодеваться. Надел свои мокасины и сразу почувствовал, что палец на ноге болит. Вечер для него еще не окончился и Борис сняв ботинок, стал приклеивать к пальцу пластырь. Голова не болела, но была тяжелой, привычно ныли плечи и поясница, возбуждение пока не улеглось. Может даже и хорошо, что он шел в ресторан, а не ехал в гостиницу, все равно не уснул бы. «Вернусь, надо будет Наташке позвонить… или еще раз Маринке попробовать, если она будет на Скайпе» — Борис вышел в почти опустевший коридор и увидел свою ресторанную компанию: Дюме с женой, переводчицу с мужем и Эмара, пианист был один. Все уже переоделись и оживленно разговаривали, доброжелательно и расслабленно друг другу улыбаясь.

Борис присоединился к их разговору. Ему бы хотелось сейчас говорить по-русски, он устал, но… это было невозможно. Ничего, будет привычная смесь из английского и французского. Простую французскую речь Борис понимал, а английский для всех был неродным. Как-нибудь… Ребята загружались в автобус, кого-то ждали, но Борис не подошел. Оказывается специально для их выхода в ресторан был заказан маленький автобус. Надо же, как любезно. В салоне все говорили о знаменитом ресторане традиционной баскской кухни Campagne et Gourmandises. Все были возбуждены, оказалось, что когда был заказан столик, Дюме на имейл прислали меню с рекомендациями и описаниями: креветки в остром соусе с сухофруктами, медальоны из телятины, свинина по старинному рецепту… ах, ах, ах… фруктовые салаты и пирожные, фирменные пироги… О, французы и… их гастрономия. О музыке не было сказано ни слова. «Ну, это пока… за столом будет по-другому» — Борис был в этом уверен. Они въезжали в Биарриц… свежий морской воздух, прохладно. Круглый столик на террасе. Борис уселся, не принимая участия в обсуждении меню, весь еще во власти впечатлений от сегодняшнего концерта. Мысли о Марине его совершенно оставили. Завтра они уже будут в Канне. «Надо не забыть завтра утром первым делом местную газету купить. Там будет рецензия» — мысленно напомнил себе Борис. Вырезки из газет о выступлениях он собирал.

Тут ему почему-то подумалось, что по приезде с гастролей, надо будет немедленно приступать к работе над новой программой для фестиваля в Тольятти. А может опять сыграть Равеля… вот только с каким пианистом? Надо думать…

— Борис, что вы заказываете… Борис?

— Месье нас не слышит… Борис! Борис!

— Мы его сейчас напугаем… Эмар с комичным видом принялся петь мелодию из Ночи на Лысой горе…

— Я слышу, слышу… просто думаю. А вы все что заказываете? Оказывается все выбрали, ждали только его. У столика наготове стоял «гарсон».

Так, надо собраться: продукты моря или мясо? Борис почувствовал зверский аппетит. Наташа бы посоветовала креветки, они «легче», а сейчас уже поздно. Борис торжествующе заказал телятину и посмотрел на часы: всего пол-десятого, «детское время».