После оттепели опять наступили холода. Полянку всю замело снегом. Старый дворник чуть ли не целый день расчищал панели; Машка и дворничиха помогали ему скалывать лёд.

Во дворе было пусто. Подвальные ребята сидели дома, потому что боялись мороза: у кого не было валенок, у кого — полушубков. Дети из верхних этажей проводили дневные часы в гимназии, и только толстый Мара выходил иногда во двор с деревянной лопаткой и салазками.

Поверх заячьей шапки у него был надет башлык, туго перетягивающий его толстые румяные щёки, на ногах — шерстяные рейтузы и резиновые ботики с застёжками, на руках — варежки с тесёмками, продетыми в рукава. Ему было трудно двигаться в тяжёлой, длинной шубе. Стукнет он несколько раз лопаткой по снегу, постоит с минуту у крыльца, вздохнёт, оглядит заснеженный двор, полный галок, и пойдёт обратно в дом, волоча за собой по каменным ступенькам новенькие салазки.

В свободную минуту Марийка бежала в подвал к горбатой Вере, которая хворала всю зиму.

Полуцыган вот уже несколько месяцев, как работал в военном госпитале. Семье его жилось полегче.

В огромной печке всегда пылал огонь и в чугуне варилась картошка.

Тараканиха давно уже перестала давать работу на дом. Длинная Наталья ходила в военный госпиталь мыть полы.

Больная Вера лежала на кровати, выдвинутой из тёмного угла к окошку. У Веры болела спина, и поэтому под горб ей подкладывали большую подушку в розовой наволочке.

— Все косточки у меня ноют, — часто жаловалась она тоненьким голоском.

— Доктора бы позвать надо, — угрюмо говорила Наталья. — Вот отец выберется, сходит к Григорию Ивановичу, попросит его зайти.

Вера бывала очень рада, когда к ней приходили Марийка и Машка. Машка рассказывала новости, а Марийка читала вслух какую-нибудь из Лориных книг.

Вера слушала, откинувшись на розовую подушку. В тоненьких пальцах её мелькал железный крючок. Она вязала кружево из катушечных ниток.

Когда начинало темнеть, возвращался из школы Сенька. Пальтецо у него было расстёгнуто нараспашку, глаза блестели. Он бросал книжки на стол и красными отмороженными руками вытаскивал из карманов стеклянные трубки, гвозди, какие-то пузырьки, — всё, что он наменял в школе.

— Ух ты, до чего ж холодно! Картошка сварилась? А я сейчас в госпиталь к маме забегал. Раненых там сколько! Даже в коридорах кровати стоят: солдаты все забинтованные, стонут. Сестрица Фаина Петровна мне три пузырька подарила, сейчас буду новый опыт делать: берётся соляная кислота и нашатырный спирт…

Слова быстро, словно горох, сыпались из Сенькиного рта. Он неумолчно что-то рассказывал, давился горячей картофелиной и, даже не сняв пальто, начинал возиться с опытом у плиты. Машка снимала с печки чугун с картошкой и, ловко слив горячую воду, ставила его на стол.

— Там, на полке, кислая капуста стоит, — говорила Вера.

Ребята уплетали горячую, круто посоленную картошку. Вере ставили её порцию на стул возле кровати.

— Если б я была богатая, — говорила Машка наевшись, — я бы каждый день себе жарила картошку на постном масле. До чего ж это вкусно!

— Теперь не нажаришься, — отвечала Вера: — масло с каждым днём дорожает, ну прямо скачут цены…

Крючок быстро мелькал в её тоненьких, сухих пальцах, и она была похожа на маленькую рассудительную старушку.

Вечером приходили домой из госпиталя Полуцыган и Наталья. Они приносили в медных котелках кашу или клейкий перловый суп.

— Господи, и что ж это делается на свете! — рассказывала Наталья. — Сегодня опять эшелон раненых привезли. Слепые, глухие, кто без рук, кто без ног… Глядеть на них страшно! Сколько эта война проклятая народу загубила!.. У нас в четырнадцатой палате один солдатик лежит с простреленным животом. Ну молоденький, прямо мальчик. Мучается, бедняга, третьи сутки, криком кричит. Я там пол мыла… Сама тряпку выкручиваю и плачу…

Как-то в один из таких вечеров Марийка сидела в подвале возле Вериной кровати и мастерила из тряпок куклу.

Вера вязала своё бесконечное кружево. За последнее время она ещё больше побледнела и всё чаще жаловалась на боль в спине.

— Марийка, а Марийка, ты что ж сегодня книжку не принесла? — спросила Вера, опуская на одеяло вязанье.

— Принесла, — сказала Марийка. — Я на ней сижу. Сейчас будем читать. Интересная!..

Но читать им на этот раз не пришлось. Дверь открылась, и вошли Полуцыган и Наталья.

— Ну, дочка, как дела? — спросил печник у Веры, сунув ей пряник.

— Ничего, помаленьку, — ответила Вера и посмотрела на отца своими большими, серьёзными глазами.

— А мы сейчас у доктора были. Он обещался сегодня зайти. Посмотрит тебя, лекарства хорошего даст, — сказала Наталья. — Надо хоть пол подмести… Ишь, намусорил, химик несчастный…

Сенька схватил веник и начал подметать.

Прошло полчаса. Доктор не приходил.

Вера сидела на кровати в чистой рубашке и вздрагивала от каждого стука.

— Да что ж это он не идёт? — спрашивала она ежеминутно.

— Сбегай, Марийка, домой, погляди, может, гости пришли, — сказала Наталья.

Марийка накинула платок и побежала домой. Доктор стоял в передней и разговаривал с Сашей-офицером.

— Ты не уходи, — говорил он, надевая калоши, — я сейчас вернусь, только зайду к нашему печнику, посмотрю его девочку.

Марийка выскочила с чёрного хода и побежала обратно в подвал.

— Идёт!.. Идёт!.. — крикнула она ещё с порога. — Он одевается, и чемоданчик уже в руке…

И правда, за дверью скоро послышались шаги. Это доктор осторожно спускался по скользким ступенькам.

Марийка юркнула за лежанку. Она боялась, что если доктор увидит сё в подвале, то сейчас же велит бежать домой.

Полуцыган распахнул дверь.

— Ну, как дела? Покажите-ка вашу больную, — сказал доктор громким весёлым голосом.

Он снял шубу и положил сё на табуретку, а чемоданчик с инструментами поставил на стол.

Вера всё ещё держала вязанье в руке и испуганно улыбалась.

— Снимите рубашку, — сказал доктор.

Наталья торопливо стащила с Веры рубашку. Доктор начал выслушивать Веру через трубочку.

Марийка сидела на корточках за лежанкой. Ей всё было хорошо видно. Она чуть не вскрикнула, когда увидела голый Верин горб, который казался сейчас ещё больше, чем под платьем.

— Дыши! Глубже. Ещё, — говорил доктор, приложив ухо к трубочке.

Все молчали. Было слышно, как булькает в чугуне картошка и трещит за печкой сверчок.

— Ну что ж, — сказал наконец доктор, — у вашей девочки туберкулёз позвоночника, да при этом ещё и острое малокровие. Ей необходимо усаленное питание, солнце, песок, Крым. Увы, в наше тяжёлое время всё это недосягаемо. Я пропишу ей пока мышьяк и железо…

«Как же это так? — подумала Марийка. — Мышьяком ведь крыс морят. А железо разве можно есть?»

И она представила себе, как Вера своими острыми мелкими зубами будет грызть большой ржавый брусок железа. Да разве и поправишься от железа! Вот если б и самом деле Веру отправили в Крым…

Весь вечер Марийка думала о том, почему это так много на свете больных и бедных людей. Она вспомнила умирающую от рака мать Саши-переплётчика, горбатую Веру, солдата с простреленным животом.

Нет, верно, царь не знает про то, как тяжело живётся людям. Иначе бы он им помог.

«А что, если написать царю письмо? Почтальон-то, наверно, к нему ходит в Зимний дворец. Царь прочитает письмо и пришлёт Вере денег — ведь у него много».

Назавтра целый день она обдумывала, как написать письмо. Вечером, когда Поля ушла в баню, Марийка присела к кухонному столу и поставила перед собой пузырёк с чернилами. В шёлковой коробке у неё давно лежал листок, который она подобрала у доктора в кабинете. Царю ведь не напишешь на простой бумаге, разлинованной в клеточку. И она старательно начала писать на узком листке глянцевой бумаги, где наверху стоял штамп: «Доктор медицины Г. И. Мануйлов, приём от 7 часов вечера».

«Дорогой царь», — написала Марийка. Немного поразмыслив, она решила, что царь может обидеться на такое простое обращение, к тому же в сказках царей величали «ваше величество».

Зачеркнув «дорогой царь», она написала: «Ваше величество, уважаемый царь, к вам есть важная просьба. В нашем доме живёт одна девочка, Вера Полуцыган. У неё перекривление спины и большой горб. Его можно вылечить, если послать в Крым, в детскую больницу, но у них нет денег, а всё дорожает, потому что военное время. А у меня самой пальтишко никуда не годится и отмороженные руки. Хорошо бы мазать гусиным жиром, но сами знаете, какая дороговизна. А в доме купца Осипова живёт одна женщина — у неё раковая болезнь. Прошу тоже обратить внимание. Мария Внукова.

Дом № 14 по Губернаторской улице, город Закрайск».

Письмо Марийка вложила в голубой конверт и наклеила марку. Сверху она надписала большими буквами: «Важное», а внизу помельче: «Петроград, Зимний дворец, передать царю от Марии Внуковой».

Утром она опустила письмо в ящик на углу и стала дожидаться ответа.