Я уже ходила к Рону дней пять, с каждым разом все труднее и труднее было возвращаться домой. Рон больше не спрашивал, хочу ли я остаться, но каждый вечер провожал меня до дома и грустно смотрел, правда, если никого рядом не было. Вообще, наши встречи и прощания потихоньку начали превращаться в ритуал. Утром Рон заходил за мной, причем неважно был ли он в тот день в селении, убегал на охоту или куда-то по делам. Он всегда находил время заскочить, перемолвиться со мной парой слов, поцеловать в щеку, я все ждала, когда до него дойдет, что в губы еще приятнее, но видимо придется действовать самой. Потом или провожал к себе домой, или убегал по делам. Я наводила потихоньку порядок, ждала его, когда на обед, а бывало он приходил только к ужину. Он всегда предупреждал, будет ли дома раньше. Вечером мы вместе ходили на речку, потом он меня провожал, грустно смотрел и опять же целовал на прощания.

Сегодня Рон обещал быть поздно, но попросил его дождаться, при этом у него был такой таинственный вид, что у меня поневоле разыгралось любопытство. День прошел, как обычно, после моего замечания мужчина старался несильно мусорить, так что уборки почти не было. Ужин томился в печке, на селение уже спустились сумерки, а Рон так и не пришел. Любопытство, весь день висевшее надо мной, сменилось беспокойством. А вдруг что-то случилось?! И ведь не позвонишь, не спросишь, все ли у тебя хорошо. Как же не хватает в этом мире телефона, но о нем можно забыть. Нервное напряжение достигло апогея, хотелось бежать, искать или хотя бы спросить у кого-нибудь. Да только у кого? Девчонки вряд ли знают, а Крис пошел с Роном.

Кстати о нем. Мы почти помирились, точнее я попросила у него прошения, сказала, что была не права и меня вообще не должно касаться его отношения с родителями. Он серьезно кивнул, типа извинения приняты и вытащил из кармана цветной шнурок, вроде как подарок от его мамы. Я посомневалась, но взяла, оскорблять его повторно сразу после извинений не хотелось. Крис даже предложил вплести тесемку в мою косу, но я отказалась под предлогом, что очень занята. На самом деле у меня было две причины, плетение волос это в некотором роде процесс интимный, такое не каждому мужчине доверишь, а вторая, были у меня большие подозрения по поводу этого шнурка. Вчера я про него забыла и не показала Рону, а вот сегодня его все нет.

В доме стемнело, можно было зажечь свечу, но мне не нравился их запах, прогорклым салом. Наверно другая бы спокойно пошла домой, но я помнила, как мы так же с мамой ждали отца с работы, как не находили себе место, как позвонил телефон. Трубку тогда взяла мама, на мгновение опередив меня. До сих пор жалею о своем промедлении, если бы взяла я, то сказала бы, что папа задержался на работе или что у него сердечный приступ. Но там из телефона сухо спросили фамилию, поинтересовались, кем мать приходится моему отцу, и столь же равнодушно оповестили о его скоропостижной смерти. Но в нашем мире я хоть знала, куда в случае чего звонить, а тут могла только ждать. Поэтому я завернулась в одеяло Рона, забралась с ногами в его кровать, собираясь, во что бы то ни стало, его дождаться, но в какой-то момент меня сморил сон.

Рон пришел под утро, пропахший потом и кровью, он хотел тихонько забраться ко мне под бочок, но я спала поверхностно и сразу проснулась. Луна светила в окно, хоть немного разгоняя тьму, правда недостаточно для того, чтобы видеть выражение лица этого мерзавца.

– И где ты был? В этом состоял твой сюрприз? Прийти домой под утро и непонятно откуда?

– Хельга, ты осталась, – не слыша меня, полез ко мне с объятиями Рон.

– Прекрати, – стукнула его по рукам. – Пока не ответишь, почему из-за тебя я всю ночь должна была не спать, переживать, нервничать, даже близко ко мне не подходи.

– Ну, Хельга, мы были на охоте, немного увлеклись, загоняя оленя, далеко забрались. Ты правда волновалась? – мои слова он всерьез не воспринял, запустил руки ко мне под одеяло, уткнулся носом за ухо и лизнул шею, это стало последней каплей моего терпения. Я понимаешь ли переживаю, места себе не нахожу, а он заваливается почти утром и собирается еще получить меня в качестве подарка.

Наверно, своими воплями я перебудила половину соседей. Я высказала все, что накопилось. Что он думает только о себе, наплевав на данные мне обещания, что не созрел для нормальных отношений, что помощи от него никакой, к чему это вспомнила, не знаю, наверно до кучи. Прошлась по его привычке в грязных вещах лез в постель, вспомнила, что он только одно от меня хочет. А есть мужчины, которые относятся ко мне серьезно и даже подарки дарят. Так что, сунув ему в руку ту тесемку и хлопнув напоследок дверью, ушла.

* * *

Рона душили противоречивые чувства, его сильно задели претензии Хельги. Да как она вообще могла на него кричать?! Он не какой-нибудь щенок, только оторвавшийся от мамки, он матерый волк! Вожак! Будь на месте Хельги кто-то другой, то расплата за такие слова последовала бы незамедлительно. Тогда что он делает на улице босиком? Почему незаметно следит за девушкой? Наверно от того, что обида и ярость не смогли заглушить чувство страха за девушку. Хельга выбежала на улицу до рассвета, она не знает, что в темноте могут таиться много опасностей. Он оправдывал свое желание ее защитить обычной заботой о неразумных членах стаи, заставлял себя оставаться в тени. Рон думал, проводит девушку до дома и уйдет к себе, чтобы забыть о ней. Так будет лучше, раз им сейчас тяжело, то что будет потом?

Но Хельга не спешила входить в дом, она села на ступеньки и заплакала. Сердце Рона сжалось, сквозь собственные эмоции пробилась мысль, что она плачет из-за него. Вспомнились слова девушки, что она волновалась, ждала, даже осталась у него. Да если бы Рон об этом знал, он бросил бы и Криса, и оленя, и вообще все, жаль вернуть назад ничего нельзя. Но это не давало право Хельге кричать на него. Ведь он и так признал свою вину. Рон сел в тени дома, он не мог уйти, бросив девушку одну на улице, и подойти к ней тоже не мог, у него все же есть гордость. Хоть он не единожды наступал на нее, но только не в этот раз, всему есть предел. Хельга должна извиниться.

Небо окрасилось зарей. Девушка вздохнула, встала, на лице решимость, а в глазах пустота. Рон не доверял интуиции, но сейчас она ему подсказывала, что надо было сразу подойти, поговорить, может быть даже обнять, потому что настрой Хельги ему не понравился. Он даже дернулся окликнуть ее, посидев на утренней прохладе, он успел немного остыть и, сказанное Хельгой уже не казалось таким ужасным, ведь она просто переживала, но было поздно, девушка вошла в дом. Ничего сегодня он уже не будет ее тревожить, а завтра она придет и они все выяснят. Он спокойно объяснит, что она не может на него кричать, что так поступать недопустимо, что везде есть свои традиции и обычаи.

Дома его ждала еще теплая еда, получается, Хельга всю ночь подтапливала печь, чтобы она не остыла. Гадкое чувство вины проникло в душу, от него кусок не лез в горло, только решив для себя, что он тоже извиниться перед девушкой, Рон смог нормально поесть. Но в постели его ждало еще более тяжкое испытание, подушка и одеяло пахло Хельгой. Это в который раз напомнило, какой шанс он упустил и возможно навсегда.

Тот день он почти весь проспал, идти никуда не хотелось, еще утром он рассмотрел вязаную тесемку, что бросила ему Хельга. Сразу стало понятно желание Криса затащить его в дальний лес на охоту. Но он сам виноват, кто его тянул за язык рассказывать другу, что он хочет сделать Хельги подарок и есть вероятность, что она останется на ночь у него. Оказывается, Крис подсуетился раньше и подарил ей тесемку, ее вплетают в волосы, чтобы все знали – эта самка или самец заняты. Вообще такие вещи надо делать своими руками, самому вязать, самому вплетать в волосы, чтобы вещь пропиталась твоим запахом и служила сигналом для конкурентов. Крис же тесемку не плел, это за него сделала мать, это конечно не оскорбление, но волчица от самца такой бы подарок не приняла. Правда у Хельги нет такого нюха, ее легко обмануть, надо будет рассказать ей все потом. Рон сам тоже приготовил подарок. Он еще по пути в селение заметил интерес Хельги к меху кролика. Его это удивило, ведь летом он довольно невзрачный, а еще навело на мысль о подарке.

Весь следующий день он был занят, поэтому придя домой и, обнаружив в нем пустоту, сначала даже не поверил. К хорошему привыкаешь быстро, вот и он за несколько дней привык, что дома его ждет желанная женщина, вкусный ужин, чистота и уют. А тут тишина, пустота, как все последние годы до появления Хельги. Он не стал ничего себе готовить, завалился в постель, обнял подушку, все еще пахнущую девушкой и постарался уснуть, чтобы хоть как-то заглушить тоску.

На следующий день он все-таки не выдержал и решил проверить, все ли у Хельги в порядке. Вдруг она заболела, ведь сидела на утренней прохладе легко одетая. Девушки в доме не оказалось, пришлось воспользоваться нюхом, который привел его к дому для щенков. Сквозь забор он наблюдал, как Хельга возится с мелкими детьми, как они пищат и виснут на ней. Он стоял и улыбался, глядя, как они играют, балуются, смеются. Хельга не делила детей, она обнимала всех, гладила и взъерошенного волчонка, и скромную девчушку с косичками, каждый получал свою порцию ласки. Рону захотелось перелезть через забор и присоединиться к этой шумной компании, а больше всего хотелось уткнуться носом в грудь Хельги и млеть, от ее ласк. Но видимо Хельге это было ненужно, она и не вспоминала о нем. Рон собрался уходить, раз он не нужен девушке, то навязываться не будет, но тут она подняла взгляд и с какой-то тоской взглянула на небо. Сердце забилось быстрее, Хельга тоже скучает, может они еще смогут понять друг друга?! Рон решил зайти к ней после обеда, ему просто совесть не позволила забрать Хельгу у детей.

* * *

Я брела по лесу, настроение было хуже некуда. Обида все еще жгла сердце, но в то же время я понимала, что была не права. Рон мне никто и кричать на него я не должна была, надо было гордо уйти, а не уподобляться истеричке. Той ночью решила, что как только он придет извиняться, я тоже попрошу прощения, но буду при этом холодна и недоступна, чтобы он понял, я за ним бегать не собираюсь. Он не пришел, ни в тот день, ни на следующий, ни сегодня. Значит, я была права, ему от меня нужно было только одно. Наверно рассудив на досуге, что с такой истеричкой, как я много хлопот, он благополучно обо мне забыл. А я дура уже успела привязаться.

Сегодня девчонки, глядя на мою депрессию, потащили меня к детям. Глупые, они были уверены, что с мелкими сорванцами никто не сможет скучать, я и не скучала. Но обнимая чужих детей, моя тоска стала еще сильнее, потому что это напомнило мне о том, что своих у меня нет и возможно, уже не будет. Под предлогом дел, я ушла, но не домой. Там я не могла уединиться. Я дошла до реки, но и там были люди, видимо всю казарму выгнали купаться, молодые парни плескались, игрались в воде, как недавно дети на лужайке. Всем было хорошо и весело, так что не буду портить своим видом им настроение. Сначала брела вдоль реки, но около нее были большие кусты, которые приходилось обходить. Потом углубилась немного в лес, раз уж гуляю, то может, найду знакомые растения. Вспомнилось, что здесь нет лекарств, а мой отравленный химией организм таким здоровьем, как у оборотней не отличается. На первый взгляд природа сильно не отличалась, правда деревья были не такие, как у нас, но много ли я их знаю в нашем мире? Дуб, береза, орешник, хвойные, ну еще липу смогу определить, когда она цветет. Ну может быть каштан отличу, давно ездили с родителями на Черное море и там их было много. А сколько других деревьев есть в нашем мире, тот же кипарис, никогда не видела, но на картинках дерево было высоким и большим. Я пригляделась внимательнее к окружающему меня лесу, высокий, листва мелкая, стволы прямые и толстые, не знаю, но пусть будут кипарисами. Интересно, а грибы у них есть? Наверно еще для них рано, грибы ближе к осени появляются, но это у нас, а как у них? Я старалась думать о чем угодно, только не о Роне. Впереди замаячил просвет, надеюсь, там полянка и можно будет поискать знакомые травы. Оборотни, конечно, пьют отвары трав, но на вкус они мне не очень нравятся, горчат, а сахара здесь нет, мед же удовольствие редкое. Сами оборотни пчел не разводят, насекомым не нравится их запах, они покупают его на ежегодной ярмарке у дивов. С последней ярмарки прошел почти год и запасов меда не осталось, если только у таких экономных, как Селена. Вообще-то оборотни были сладкоежки, что меня очень удивило, а заодно подсказало еще одну идею, чем можно занимать в этом мире. Пчел я не боюсь, оборотнем не явлюсь, так почему бы не заняться пасекой? Тем более я тоже очень люблю сладкое и очень по нему скучаю.

До полянки оставалось пара шагов, как я услышала за спиной треск веток, оглянулась, запоздало вспомнив, что не в парке, и дикие звери здесь столь же естественны, как у нас голуби. На меня летел крупный черный зверь, сердце ухнуло в пятки, ноги подкосились, я не сразу поняла, что это Рон. А когда он в прыжке обернулся человеком, просто обессилено повисла на его руках. Мимолетный страх забрал последние силы, раньше я думала, что всегда успею залезть на дерево, если нападет зверь, но сегодня поняла, что нет. Может, кого-то страх подстегивает и заставляет делать грандиозные вещи, а у меня отнимает ноги, будь это не Рон, меня бы уже съели.

– Ты куда собралась?! На корм зверям?! – рычал на меня Рон, прижимая к себе. Его сердце бешено стучало, грудь вздымалась от тяжелого дыхания, но мне было не страшно с ним. Рон был горячим, я чувствовала это щекой и всем телом, через платье. Странно, но его обнаженное тело с каждым разом смущало меня все больше. Наверно оттого, что хотелось погладить, дотронуться, обнять. Нет, надо брать себе в руки, вспомнить, что он меня обидел, что не приходил, но как я себя не уговаривала, ничего не получалось.

– Я просто гуляла, – нашла в себе силы на ответ, а вот отлипнуть от мужчины не смогла, да он и не позволил, даже не заметив моих вялых попыток.

– Она пошла гулять!! А догадаться, что в лесу водятся хищники, не могла?! – Рон был возмущен, это чувствовалось по голосу, но в то же время в нем же прослеживался страх за меня.

– А разве вы всех крупных хищников не разогнали? – не вовремя вспомнились уроки из школы, когда говорили, что волчьи стаи вытесняют всех крупных хищников. Ну может кроме медведей и тигров.

– Тебе бы и мелкого хватило, – рыкнул Рон. – Да тебя при желании даже кролик загрызет. Вот где у тебя нож? Или хотя бы палка?

Было неприятно, что он считает меня такой беспомощной, можно подумать я в лесу палку не найду.

– Почему ты на меня кричишь?! Я не твоя…, – возмущенно вскинула голову и осеклась, поймав его взгляд. Он тоже переживал за меня, как тогда я ночью за него. Да я не него жена и даже не любовница, у него нет никаких прав на меня кричать, но и у меня той ночью не было. – Извини, Рон. Я тогда погорячилась, мне не надо было на тебя кричать. Я же не твоя пара и не мать, чтобы требовать от тебя отсчета.

– Не надо, не говори так, – мужчина стиснул меня сильнее. – Просто не кричи на меня в следующий раз.

– А будет следующий?! – я дернулась из его рук, но он не пустил.

– Ты же вернешься?! Хельга, возвращайся, мне без тебя плохо, – прошептал он на ухо, касаясь его губами. Мурашки пробежали по телу, стало тепло и приятно, виной тому слова или губы Рона, не знаю, да и неважно. – Обещаю, я буду больше помогать.

– Ты свои обещания не очень-то выполняешь, – буркнула я, но скорее для себя, чтобы хоть как-то собраться и не растаять от его слов, он же так и не извинился.

– Ты не представляешь, как я жалею, что задержался тогда. Каждый раз, когда ложусь в кровать и чувствую твой запах, понимаю, что мог быть с тобой в ту ночь. Для меня это хуже пытки, – его губы касались моей щеки, дыхание опаляло, стало тяжело дышать. – Вернись, Хельга.

Я тоже не железная, пусть он не сказал «прости», но стоит ли цепляться за слова, когда я и так слышу раскаяние. Хотелось как-то выразить обуревающие меня чувства, без слов, чтобы он понял все сам. Потерлась щекой о его щеку, как-то случайно коснулась его губ своими губами, напрочь забывав о том, что Рон ни разу не целовался. А сама я кажется, уже и не помню, как это делается. Поэтому наш первый поцелуй получился робкий, неуверенный. Я целовала мягкие губы Рона, а он затаил дыхание и боялся пошевелиться, только громкий стук сердца выдавал его волнение.

– Тебе не понравилось? – спросила я, отстранившись от его губ. Щеки горели огнем от смущения, мне впервые довелось самой целовать мужчину, а он не ответил на мой поцелуй.

– С тобой мне нравится все, – хрипло выдохнул он, и в доказательство, притянул меня за бедра к себе, чтобы я могла животом прочувствовать насколько сильно ему все понравилось.

– Когда приятно, на поцелуй отвечают, – робко заметила я, как бы мне не было неловко говорить на такие темы, но целоваться с Роном хотелось сильнее.

– Покажи еще раз, как правильно, – облизал он пересохшие губы.

Я повторила, а потом еще и еще. Рон оказался способным учеником, скоро уже он меня целовал жадно, страстно, заставляя терять остатки разума. Эмоции захватили нас, голова кружилась, воздуха не хватало, я через силу оторвалась от его губ, подставляя под поцелуи шею, запрокинув голову. Рон почему-то вздрогнул всем телом, издал хриплый рык и приник к моему горлу не губами, а зубами. Дрожь пробежала теперь по моему телу, еще больше обостряя желание, я застонала, чувствуя легкие укусы попеременно с поцелуями. Рон рыкнул еще раз, дернул подол платья вверх, запуская под него обе свои ладони, которые сомкнулись на моих бедрах. Мужчина легко приподнял меня, я обвила руками его шею, ноги мои он сам закинул себе на талию. Я опять приникла к нему поцелуем, чувствуя, как он в нетерпении пытается задрать мне нижнюю рубашку, чтобы проникнуть внутрь, туда, где все горело от желания. Он торопился, боясь, что передумаю, я же хотела его не меньше, поэтому сама нетерпеливо укусила его за шею. Рон издал стон и прижал меня спиной к дереву. Я громко вскрикнула и зашипела, но уже нет от удовольствия, а боли, какой-то сучок казалось, пропорол мне бок.

– Хельга?! Что с тобой?! – Рон как-то сразу понял, что мне больно, осторожно опустил на ноги, развернул и с ужасом уставился на расплывающееся пятно крови на сарафане. – Прости, я не хотел!

– Рон, ты не виноват, мы вместе забыли обо всем, – бок саднило, я скривилась от боли, на глаза навернулись слезы. Было обидно, что все так неудачно закончилось, может быть не судьба?

– Нет, это я виноват. Я вожак, самец и подверг тебя опасности, – он нахмурился, но между тем взялся за мое платье и начал снимать его. – Надо осмотреть рану и перевязать.

Сарафан был снят, нижняя рубаха задрана, вызвав у меня бурю негодования и смущения, ведь под ней ничего не было. Но в тот момент Рона мои прелести не интересовали или он делал вид, что это так. Следом я лишилась большей части своей рубахи, а мой бок обзавелся некрасивой и тугой повязкой. Надев на меня сарафан, Рон подхватил меня на руки и понес.

– Рон, я сама могу идти, – в принципе ничего страшного не случилось, рана была не глубокая, просто большая, кровавая царапина.

– Хельга, мне нетяжело. И так мы дойдем быстрее, надо промыть рану и посмотреть, нет ли заноз, – когда Рон говорит таким тоном, нет смысла с ним спорить. Я постаралась удобнее устроиться, если такое вообще возможно, когда что-то болит, положила голову ему на плечо и тоскливо вздохнула. – Так сильно болит?

– Да нет, просто сарафан жалко, он у меня один, хорошо девочки две рубашки подарили. Они говорят, сшей, а я не умею. В моем мире этим не надо было заниматься, всегда вещь можно было купить.

– Попроси, чтобы они тебя научили. Знаешь, от матери остались вещи, можешь забрать их все или выбрать что-то нужное. И еще, я тебя сегодня и завтра никуда не отпущу, рана может воспалиться, надо будет промывать и делать перевязки, – я открыла рот, хотела сказать, что сама вполне справлюсь, но Рон меня перебил. – Это не обсуждается, если ты так не хочешь спать со мной, у меня в доме есть еще одна спальня.

Он сказал это спокойно, но мне показалось, что его обидит, если я начну настаивать на отдельной комнате.

– Рон, дело не в этом, у тебя кровать узкая нам вдвоем будет тесно, а у меня еще этот бок. Я из-за него наверно спать ночью не смогу, – как бы мне не хотелось побыть рядом с Роном, я понимала, что в ближайшие дни мне будет не до объятий.

– Я поставлю еще одну кровать к своей, места хватит, – оставалось только согласиться, но почему-то мне была приятна такая его настойчивость. Вот бы еще сказал, что он меня никогда и никому не отдаст.

– Хорошо, – я улыбнулась и мягко коснулась губами его щеки.

– Ну уж нет, мы теперь целоваться будем только в кровати и подальше от острых предметов, – рассмеялся Рон. – Мы ведь будем?

– Ну не знаю, ты же мужчина, тебе и решать, – подмигнула в ответ.

– Всегда бы слышать от тебя такие слова, – мечтательная улыбка на лице Рона меня рассмешила, но я быстро поняла свою оплошность, смеяться было больно. Мужчина озабочено сдвинул брови и произнес. – Жаль, придется подождать, пока все не заживет.