Я оказалась права, моя затея не пришлась Саиду по вкусу. Ему, как человеку честному и прямолинейному, претил любой обман, а тут самое натуральное мошенничество. А вот Августиан взирал на меня чуть ли не с восхищением, хотя показательно погрозил мне монаршим перстом и разразился целой речью:

— Дорогая кузина, как вам в голову пришла такая ересь? Вы представляете, какую реакцию данное действо вызовет у синода? Они до сих пор не забыли о вашей роли в событиях пятилетней давности, а тут такая прилюдная пощечина. В общем, я с удовольствием понаблюдаю за этим спектаклем. Джанжуур, друг мой, а как этому отнесется ваша общественность? Леди Рибианна бывает невыносима и характер у нее далек от идеального, но она все же моя родственница и мне не хотелось бы объяснять причины ее безвременной кончины брату…

— Общественность воспримет так, как я решу, — мрачно произнес Князь. Оно и понятно, наш визит и рассказ ему совершенно не понравились. Сложно было сказать, верит он нам с Саидом или нет, наверное, он и сам до конца этого не знал. Но в то же время свое разрешение на проверку обитателей дворца он дал. Думает, что из этого вряд ли что-то выйдет? Возможно. Я и сама не особо уверена в успехе. — Леди Рибианна, с кого вы предлагаете начать?

— Конечно же с самых доверенных лиц, но не с советников или ваших жен, а с телохранителей и стражников. Понимаете, если их соберут для того, чтобы они принесли клятву верности вам, Князь, то это точно не вызовет подозрений.

— Значит, вы все же подозреваете Манора, — хмыкнул Джанжуур, чуть повеселев.

— Нет, но не говорите ему этого, он так эмоционально реагирует на любые мои слова. — Настала моя очередь вежливо улыбаться. — И все же, почему вы согласились, Князь?

— Думаете, я эти дни сидел без дела и предавался горю? — Джанжуур полыхнул яростным взором, но быстро взял себя в руки. — Мои люди тоже смогли кое-что выяснить, и пока эти сведения не идут в разрез с вашими.

— Поделитесь? — азартно спросила я.

— Непременно, но только после этого вашего эксперимента, а то вдруг, имея на руках всю информацию, вы не захотите нас развлечь столь редким зрелищем, как магия, — ответил Джанжуур. — Хотя я не верю, что из этого выйдет что-то дельное.

— Успех операции зависит от нескольких факторов: во-первых, нужно сильнее подогреть слухи о ведьме, чем Пазыл сейчас и занимается; во-вторых, отслеживать всех недовольных и провокаторов, они всегда есть в каждой группе. Пресекать их разговоры не нужно, только запомнить и рассказать мне, а также собрать на этих людей всю возможную информацию. Можно поручить это кому-нибудь из прислуги, но в тайне и так, чтобы они не знали для чего это необходимо. И в-третьих, добавить психологический фактор — заставить людей нервничать, а сделать это легко, когда человек не знает, что ждет его за закрытой дверью. Представьте себе: сначала им придется ждать несколько часов, перебирая в памяти, что они могли такого совершить, что поставило под сомнения их верность, а потом у них на глазах будут заходить в зал люди и больше оттуда не возвращаться. Тем самым мы убьем двух зайцев: пресечем общение с теми, кто уже проверен, и добавим загадочности.

— Леди Рибианна, а ответьте мне на один личный вопрос — почему вы все еще не королева? Вы не подумайте, я ни на что не намекаю, но с вашим умом надо править страной.

Джанжуур хотел что-то еще добавить, но передумал. Возможно, его остановили скучающая улыбка и злой взгляд Августиана.

— Для женщины на первом месте всегда стоит семья, любовь и верность мужу, детям, а о государстве заботьтесь вы, мужчины, — отшутилась я, сказав между тем правду.

Мне не нужна власть, коей грезили отец и мать, меня больше влекли загадки. Для меня одинаково интересно искать ошибки в финансовых отчетах или расследовать преступления, ведь у каждого события есть свои причины.

— Лукавите, леди Рибианна, — усмехнулся король. — Не всех женщин привлекает спокойная семейная жизнь и ваше присутствие здесь тому подтверждение. Кстати, я знаю, как увеличить успех вашей мистификации. Устроить показательную казнь. Уверен, у многоуважаемого Джанжуура найдется в зиндане подходящий преступник, на котором можно будет опробовать ваш, дорогая кузина, способ устрашения.

— Это же бесчеловечно! — возмутился Саид, прожигая монарха гневным взглядом.

— Саид! — рявкнул Джанжуур, видимо, замечая в действиях моего друга нечто большее, чем я.

— Князь Мансур все еще считает леди Рибианну святой, забывая, что на руках этой, несомненно, достойной женщины уже есть кровь…

Августиан скривил губы, посматривая на Саида с превосходством и обещанием. Интуиция подсказывала мне, что кузен просто запретит ему въезд в свою страну. Сейчас он об этом не скажет, конечно, не станет рисковать своей жизнью или тем, что князь может просто не отпустить меня домой. Но Августиан точно не забудет моих слов и угроз князя, пусть и невысказанных.

— Убить, защищая свою жизнь — это не преступление, а защищая людей и страну — подвиг. Вы предлагаете Анне уподобиться палачу?! Это жестоко и низко! — распалялся Саид.

Я грустно улыбнулась, с одной стороны было приятно, что друг защищал меня, с другой, возникла одна непрошеная мысль: «А Двэйн так же отстаивал бы мою невиновность или поддался бы на уговоры короля ввиду их целесообразности? Потому что Августиан прав, наглядная демонстрация проклятия даже со скептиков сбила бы спесь».

— Саид, успокойся, никто не настаивает, чтобы я становилась палачом. — Положила свою ладонь на руку друга. — Поверь, мне самой претит убийство, пусть даже и виновного человека. Поэтому способ устрашения, который предложил Его Величество, мы оставим на крайний случай, если ничего другого не поможет.

— Я согласен с леди Рибианной, — поставил точку в разговоре Джанжуур. — Раз мы всё решили и обсудили, я вас больше не задерживаю, друзья. Леди, задержитесь, пожалуйста. Саид, если уж ты взвалил на себя нелегкий труд телохранителя, то подожди за дверью, у нас с названной матерью моего сына конфиденциальный разговор.

Друг вышел вслед за Августианом, оба выглядели откровенно недовольными решением Джанжуура. Я же терялась в догадках, потому что не представляла, о чем со мной хочет поговорить Князь, да еще и наедине. Ошиблась, помимо нас с Князем и Азаматом, спящим в своей корзинке, в кабинете находился еще и Манор. Он прятался за одной из потайных панелей и вошел в кабинет сразу же, как за королем и Саидом закрылась входная дверь.

— Значит, я слишком эмоционален? — усмехнулся Манор, держа под мышкой какие-то свитки. О! Неужели это рисунки из темницы провидца?! — Леди, мне льстит ваше восхищение, но вы совершенно не в моем вкусе.

— Что? — Я отвлеклась от созерцания вожделенных записей. — Манор, от вас я ожидала любой глупости, но никак не такой самовлюбленности. Лучше покажите документы, это ведь из камеры того старика?

— Радуйтесь, что вы не мужчина, а то вы ответили бы мне за оскорбления! — прошипел раздосадованный степняк и кинул свитки на стол.

Джанжуур откровенно наслаждался зрелищем, по-моему, он не меньший манипулятор, чем Августиан. Или правителями становятся только такие люди?

— Это вам надо радоваться, что я не мужчина и не имею привычки смывать оскорбления кровью. Потому что ваше предположение, что я — герцогиня Варийская, аристократка в двадцать первом поколении, могу испытывать какие-то чувства к вам — к человеку без роду и племени, к мужлану и женоненавистнику, это не просто оскорбление, а абсурд. И вообще, вы себя в зеркале видели? Я не о вашей внешней непривлекательности сейчас говорю, в мужчинах она все же не главное, а о выражении лица. Девушки при виде вас в обморок не падают?

Не знаю, что хотел ответить или сделать Манор, но Джанжуур сбил его планы своим хохотом. Для меня это тоже стало полной неожиданностью, поэтому мы на Князя смотрели с одинаковым изумлением.

— Леди Анна, а вы не хотите остаться в Камсуре? — отдышавшись спросил Князь. — Нет-нет, не думайте, я не примкнул к толпам ваших поклонников, как мой верный друг Манор. Просто ваше появление в степи как глоток морозного воздуха, такой же обжигающий, но бодрящий. Да и мой друг наконец-то поймет, что не все женщины глупы и завистливы, жадны и сумасбродны.

— Ваш город, Князь, произвел на меня очень сильное впечатление. Пусть я не много в своей жизни путешествовала, но красивее города не встречала. Но такое серьезное решение, как переезд куда-либо, я никогда не стала бы принимать без согласия супруга, — улыбнулась я Джанжууру. — Манор, извините за грубые слова. Буду с вами честной — вы мне не нравитесь, но Князь вам доверяет и я, в силу фактов и наблюдений, тоже не считаю вас предателем. Предлагаю заключить перемирие и сосредоточиться на общем деле.

— Вы мне тоже не нравитесь, так что не обольщайтесь, — фыркнул степняк и сел в кресло. — Это не все рисунки и записи, а только часть. Мне они показались любопытными, хотя я до сих пор считаю, что тот старик был просто сумасшедшим.

— Одно другому не мешает, — махнул рукой Джанжуур, вылавливая один из свитков. — Леди Анна, вот из-за этих записей я попросил вас остаться. Вы на нашем языке читать не умеете, зато я уверен, знаете древний язык араев. Безумец писал на странной смеси из трех основных языков: рамхасском, алардском и языке араев. Конечно, я мог бы привлечь ученых, но пока не хочу этого делать, и вы сейчас поймете почему. В общем, я хочу заручиться вашим сотрудничеством, я вам перевожу ту часть, что на рамхасском, а вы мне остальное.

— Позвольте мне сначала взглянуть на записи, прежде чем что-то обещать, — нахмурилась я, подозревая, что провидец мог запечатлеть много лишнего на стенах своей камеры.

Я протянула руку к свитку, Джанжуур спокойно отдал его мне уже в развернутом виде. На миг мир вокруг меня замер, застыл и будто выцвел, оставляя пред собой хаотично набросанные рисунки и словосочетания, фразы, вырванные из контекста, и просто слова. Не знаю, кто перерисовывал все это на бумагу, но он настоящий художник, а в каждом истинном творце живет хотя бы крупица дара. Образы прошлого и будущего хлынули в мой мозг, перемешиваясь и оставляя после себя головную боль, а еще жуткое желание никогда и не при каких обстоятельствах не пользоваться переданным стариком даром. Но хуже всего то, что я внезапно поняла, точнее, увидела — провидческий дар со мной ненадолго, не мне с ним мучиться до конца жизни. Мне бы радоваться, да страх за дочь, пока еще нерожденную, но которая у меня обязательно будет, заставил сердце сжаться и отложить свиток с деланно равнодушным видом. Я не хочу знать будущего, ни своего, ни чужого!

— В этом нет смысла. Манор, вы правы, тот старик был безумцем. Можно, конечно, созвать ученый консилиум, но вряд ли они что-то скажут разумное.

— Вы так сразу это поняли, даже не зная перевода половины слов?

Джанжуур подозрительно посмотрел на меня, а я чуть не заскрипела зубами от досады. Это надо же было так глупо попасться, лучше бы сделала заинтересованный вид.

— Могу ошибаться, — задумчиво произнесла я, хотя точно знала, о чем пророчество из свитка. — Но кажется, слова на разных языках дублируются. Вас же, Князь, заинтересовала фраза о том, что младшему брату — трон и предательство, а старшему — тень и верность? Думаете, у вас все-таки есть старший сын? Или брат? А вдруг это вообще из какой-нибудь сказки? Я считаю, таких фраз можно написать сотни, они будут подходить многим людям и никому конкретно. А вы что скажете, Манор?

— Я сразу говорил, что это рисование — бессмысленная работа, — буркнул степняк, пряча волнение за грубостью.

— Да, надо было вас послушать, — примирительно улыбнулась я, вставая. — Мой вам совет, Князь, сожгите это. А то псевдоученые раздуют из таких расплывчатых фраз целую религию. Старика причислят к святым, а в его текстах из года в год будут появляться новые предсказания или расшифровки к старым.

— Все может быть, но я пока повременю сжигать эти свитки, — не поверил мне Князь. — И еще кое-что, прежде чем мы начнем проверять всех, предлагаю без лишних свидетелей взять клятву у моих личных телохранителей…

* * *

То ли результаты пробного теста так впечатлили Джанжуура, то ли он решил вообще не полагаться на случай, но Князь отдал распоряжение своим людям согласно моим рекомендациям. В итоге подготовка к проверке обитателей дворца слегка затянулась, и обед пришлось опять проводить в компании Августиана, жен Князя и его советников. Что могу сказать, после моего тщательного допроса и слухов, которые и без Пазыла с успехом распространились по дворцу, ненависти и страха в глазах окружающих прибавилось. Только Азамат все так же продолжал мне улыбаться, а я ему, игнорируя все недоброжелательные взгляды в свой адрес.

Зухры за столом не было, судя по тому, что оставшиеся жены Князя вели себя тихо и незаметно, стараясь лишний раз не попасть на глаза Джанжууру, он вчера и до них добрался. У меня же язык не повернулся спросить у Саида, какое наказание полагается в их стране женщине за измену. В старых легендах за такое привязывали к позорному столбу и все проходящие кидали в женщину камни. Хотелось верить, что этот пережиток варварских времен давно в прошлом.

Нам с другом вообще не получилось ни о чем поговорить, потому что до обеда мы практически не виделись. Августиан резко вспомнил, что мы приехали в степь не для того, чтобы проводить расследования, и созвал всю нашу делегацию на совещание. Саида, конечно, не пригласили, и ему пришлось дожидаться меня опять под дверью. А на обеде я сидела рядом с Джанжууром, как и в прошлый раз. Потом мне захотелось подышать свежим воздухом в саду. Надеялась, что хоть там у меня будет возможность отдохнуть. Но нет, Джанжуур решил составить мне компанию на прогулке, а с ним два десятка телохранителей. На их фоне даже Пазыл затерялся, хотя он и Саид постоянно были рядом со мной. Стоит отдать должное Князю, он не говорил со мной о делах, больше вспоминал о своей молодости, об отце и матери, рассказывал о местах и странах, в которых успел побывать за свою жизнь. Джанжуур все так же ни на минуту не расставался с сыном, делясь со мной своими планами на его будущее. Думаю, ему нужно было выговориться, а может, так он пытался справиться с горем и одиночеством.

Небольшой казус случился на обратном пути, когда я спросила у Князя, где мне можно освежиться перед важным мероприятием. Леди о таких вещах не спрашивают у мужчин, но из-за разделения дворца на женскую и мужскую половину, туалетных комнат для гостей как таковых не было. А ничто человеческое не чуждо даже королеве, что уж говорить обо мне. И тут открылось, что одну меня на территорию гарема боится отпускать сам Князь, а охране в лице нескольких служанок не доверял Саид.

— Леди Рибианна, прошу не думать обо мне ничего предосудительного. — Джанжуур вздохнул и чуть-чуть отошел от меня. — Но вы можете воспользоваться ванной в моих апартаментах…

— Что?! — Лицо Саида пошло красными пятнами, а Пазыл мужественно загородил собой почему-то меня. — Анна честная женщина, она не переступит порог спальни чужого мужчины!

— Саид, спокойнее. — Кажется, до меня дошло, почему так возмущен друг. — Уверена, у Князя были самые благородные намерении. С чего ты вообще взял, что он предлагает посетить его спальню, речь же шла о ванной?

— Да-да, только о ванной, — заверил нас Джанжуур.

В конечном итоге с недопониманием быстро разобрались. Оказалось, по неписаному закону степи если женщина переступает порог спальни мужчины, не будучи связанная с ним кровными узами, то это равносильно предложению себя в любовницы или наложницы. Князь нас заверил, что его спальню я даже не увижу, а чтобы совсем успокоить Саида, приказал Пазылу проводить нас. Сам он хотел сразу пойти в зал, который собирались использовать для принятия новой клятвы. Я поблагодарила правителя вслух, а себя мысленно за благоразумность, которая не позволила мне пойти лично будить ночью Саида. Не думаю, что он набросился бы на меня или к чему-то принудил, но нам пришлось бы какое-то время потратить на установление истины и преступника мы бы точно не поймали.

К залу мы с Саидом и Пазылом подошли примерно спустя полчаса. Коридор буквально кишел от количества стражников и прислуги мужского пола. Судя по их взвинченному состоянию и раздраженным окрикам друг на друга, ждали они нас уже давно. Неужели Джанжуур их тут еще перед обедом собрал?

— Ведьма… — бежал впереди меня шепоток. Это слово на языке степняков я уже давно выучила и в переводе не нуждалась. Я взирала на окружающих холодно и надменно, мне даже не нужно было притворяться, воспитание и осознание собственной значимости меня всегда выручало.

— Все зло от баб! — сплюнул мне под ноги один из степняков и схлопотал удар в зубы от Саида. Удар друга был стремительнее, чем реакция Пазыла, но и тот не отставал, тут же загородил меня с левой стороны и обнажил кинжал. Я не поняла ни слова из того, что он сказал своим товарищам. Жаль, интересно было бы выучить несколько ругательств на рамхасском.

— Подожди, — остановила я Саида, который излишне агрессивно вступился за мою честь. — Пусть живет, тем более что в его жизни действительно женщины сыграли не последнюю роль. Точнее одна, которая прокляла его род, и теперь все мужчины в нем умирают насильственной смертью. Так что не видать ему старости…

— Пощади! Сними проклятие!

Мужик, которому Пазыл перевел мои слова, упал передо мной на колени. Мой телохранитель с азартом ученого наблюдал за мной и окружающими, неустанно работая переводчиком, невзирая на недовольство Саида. Друг попытался отпихнуть степняка, но где там, тот вцепился в мой подол и взирал на меня с дикой надеждой вперемешку со жгучей ненавистью.

— Нет. Не могу, да и не хочу. Твой дед надругался над невинной девой, она была почти ребенком. Он не просто ее изнасиловал, он истязал ее, превращая нежную кожу девочки в кровавые лоскуты. Именно ее предсмертное проклятие довлеет над всем вашим родом. И будет жить до тех пор, пока не останется ни одного садиста в вашем роду. Скольких женщин лично ты бил и насиловал? Молчишь? А я вижу тени всех их за твоей спиной, они требуют отмщения и справедливости. И скоро оно настанет. Фатима, Надира, Гульнара…

Я уходила, тихо произнося женские имена, которые будто сами собой возникали в моей голове. А еще там мелькали картинки, страшные и гадкие. Я не смогла бы снять проклятие, даже если бы сильно хотела, да и случайно увиденного в прошлом этого степняка хватило, чтобы жаждать его смерти почти так же сильно, как все его жертвы. Мерзкий тип, любящий причинять людям боль, как, впрочем, и все его родичи по мужской линии. Да, он ни одну из своих жертв не убил, но вряд ли они ему за это благодарны. Он мог бы изменить свою судьбу и самостоятельно снять проклятие, если бы понял, что за всю свою жизнь он не совершил ничего хорошего, что его порок — зло и с ним нужно бороться. Но такие как он о подобных вещах не задумываются, считая, что можно брать от мира все, ничего не давая взамен. Глупцы!

Мужик выл, кричал что-то мне вслед, но я не оглядывалась, не видела в этом смысла. Вообще постаралась сразу же забыть о нем, тем более с преступниками он связан не был. Но не потому, что верный вассал своего господина, просто ему никто не предлагал предать Джанжуура. Хрип за моей спиной подсказал, что у кого-то из моих друзей не выдержали нервы. Но и тогда я не стала оборачиваться, чтобы проверить выжил тот степняк или нет. Зачем, если он все равно одной ногой в могиле?

В зале находились: Джанжуур с сыном, Августиан, Манор и парочка телохранителей, на которых мы и провели пробный эксперимент. Он был впечатляющим: среди четырех проверяемых человек, одним из которых стал Манор, сразу обнаружился лазутчик. Кстати, именно из-за него так затянулось начало основного спектакля. Джанжуур просто не мог поверить, что в его окружении есть человек, сливающий информацию. Конечно, он тут же распорядился пытать этого охранника и, судя по его мрачному лицу за обедом, узнанное его не порадовало. Всю прогулку меня так и подмывало задать несколько вопросов, но мы ведь договаривались с Князем поговорить об этом после массовой проверки его людей.

Манор тоже имел крайне злобный вид, тому способствовало сразу несколько причин. Первая и самая главная — он не знал, что никакого волшебного артефакта нет. Я думала, он подслушивал наше обсуждение спектакля, и поэтому восхищалась его актерскими данными: тому, с каким гордым видом он возложил свою мозолистую ладонь на кинжал Князя, и с какой твердостью и уверенностью произносил слава клятвы. А потом, когда он узнал, что все это лишь наглая и хитрая инсценировка, то жутко оскорбился и, конечно же, считал виноватой меня. Вторая причина заключалась в том, что он проморгал предателя у себя под носом. Тут уж он своих эмоций не сдерживал и рвался лично вырвать кишки шпиону. Правда, поглядывал он почему-то на меня, и я даже обрадовалась, когда удалось сбежать из кабинета Князя.

Только Августиан сохранял хорошее настроение и не скрывал довольную полуулыбку. Вот что он еще задумал? Второе совещание подряд да после столь масштабной проверки я точно не выдержу.

— Леди Рибианна, мы вас уже заждались.

Кузен подарил мне хищный оскал.

— Извините, немного попугала народ в коридоре, — отмахнулась я.

Голова опять разболелась, прохладная вода, которой я успела умыться в ванной князя, помогла ненадолго. Или это у меня такая реакция на короля?

«Скорее всего, на использование чужого дара», — подсказала справедливость. Пришлось согласиться. Но от этого еще сильнее захотелось все бросить и вернуться домой. Обнять Двэйна, затискать Роберта и Даньку, поговорить с дедом. Не давала этого сделать только одна мысль — дома меня никто не ждал. Более того не факт, что он у меня еще есть, Августиан обещаниями не разбрасывался. Но семью он у меня не сможет отнять, пусть даже не пытается!

— Добавили смятения собранной информацией? — усмехнулся Августиан.

— Я госпоже не говорить о Кызыле, — тут же открестился Пазыл. — Я сам не знать о проклятии…

— Ясно. Леди решила оклеветать человека ради пользы дела, — скривился Манор.

— Что ты сказал?! — рявкнул Саид, собираясь повторно отстаивать мое честное имя с кулаками.

— Оклеветать? Вы думаете, ради правого дела я пройду по головам невинных людей? — С удивлением воззрилась на мужчину, не давая Саиду затеять новую драку. — Даже не знаю, господин Манор, чувствовать себя польщенной после ваших слов или оскорбленной.

— Если нет, то вам не составит труда развеять мои сомнения, — злился степняк. — Расскажите, например, что-нибудь о моем прошлом. И если хотя бы часть ваших слов будет правдой, я лично принесу вам свои извинения.

— А если все они будут правдой? — решила свести ненужный разговор к шутке, даже улыбнулась через силу этому неприятному типу.

— Я встану перед вами на колени, — опрометчиво пообещал степняк.

— Ваше Величество, вы не одолжите мне на время одну занятную вещицу. — Протянула руку к Августиану, тот недовольно скривился, но свою безделушку от подслушивания отдал. — Давайте отойдем к окну, господин Манор.

— Зачем? — напрягся мужчина, смотря на маленькую пирамидку в моей ладони.

— Хотите, чтобы о ваших тайнах знали все здесь присутствующие? А как же клятва, данная отцу? — усмехнулась я, поворачивая на пирамидке верхушку. Теперь нас не услышат, а я наконец-то выскажу этому неприятному типу все что накипело. — Что, тяжело быть тенью младшего брата, знать, что он занимает ваше место? Сколько раз за свою жизнь вы мечтали рассказать ему правду? Сколько раз спрашивали себя: почему так сложилась жизнь, почему отец открыл вам правду так поздно? Но чаще вас мучит мысль, зачем он вообще это сделал. Думаю, вы и сами уже догадались, что именно произошло примерно тридцать лет назад. Тогда ваш отец случайно узнал о существовании старшего сына и о том, что жить ему осталось недолго. Но он не из-за плохих вестей приказал упрятать провидца в камеру и отрезать ему язык. Нет, он понимал, что появление нового наследника — это угроза объединения степи. Поэтому он взял с вас, тогда еще молодого, амбициозного сына кухарки клятву верности, но не себе, а Джанжууру. Именно его вы клялись защищать даже ценой своей жизни. Сильная клятва, на крови, закрепленная официальной последней ведьмой. Сколько вам тогда было? Четырнадцать? Казалось бы, вот оно признание — личный телохранитель и доверенное лицо наследника. Но как быстро счастье сменилось осознанием, что вас банально использовали? Несколько месяцев?

— Семь, — хрипло ответил Манор, смотря на меня остекленевшими глазами. Он будто бы меня не слышал, а снова переживал свою личную трагедию, изменившую ему всю жизнь. — Целых семь месяцев я жил, чувствуя себя нужным, взрослым и вовлеченным в тайну. Тяжелое обучение ничуть не делало меня менее счастливым. А потом меня вызвал к себе Князь перед походом, и рассказал, что он из него не вернется, что он мой отец и я должен позаботиться о брате. Напомнил о клятве и поведал мне о последствия ее нарушения…

— Тень и верность — это ведь не приговор. Можно быть верным другом, но при этом не обрекать себя на одиночество. Подумайте, Манор, ваша жизнь проходит, а вы так и варитесь в своей давней обиде, раз за разом спрашивая себя: «А что если бы…» Не надо, живите полной жизнью, женитесь, родите детей… — договорить напутственную речь я не успела, Манор опустился передо мной на колени и приник губами к моей руке. — Вы с ума сошли, немедленно встаньте. Да-да, я понимаю, что вы всегда выполняете свои обещания, но мне этого не надо. Я вообще против унижений.

— Стоять на коленях перед красивой женщиной — это не унижение, — с горечью ответил мужчина, но с колен поднялся. Я стояла спиной к остальным, но просто физически ощущала любопытствующие взгляды и парочку ревнивых.

— Я же вам не нравлюсь? — улыбнулась Манору, стараясь отвлечь его от грустных мыслей.

— Леди, вы самая красивая женщина, которую я когда-либо видел, но все портит ваш характер. — К степняку постепенно возвращалась его вредность и меня это почему-то радовало. — Жаль, я не знаком с вашим супругом, а то с радостью пожал бы его руку — святой человек!

— Вы даже не представляете насколько, — усмехнулась я, провернула обратно вершину пирамидки и развернулась к остальным присутствующим. Все без исключения мужчины в зале задавались одним и тем же вопросом, это было видно по их глазам. «Что она ему сказала», — читалось в них. — Господа, стыдно быть такими любопытными. Подумаешь, мужчина объяснился даме сердце в любви, он же сделал это от чистого сердца, без всяких пошлостей и намеков. Господин Манор вообще на редкость честный человек.

— Ведьма, — донеслось до меня тихое и гневное шипение упомянутого «честного человека».

— Пес, — с милой улыбкой, но так же тихо бросила я через плечо.

Удивительно, я ожидала увидеть злость на лице мужчина, а обнаружила первую искреннюю улыбку. Нет, я совершенно ничего не понимаю в мужчинах. Домой, срочно домой к Двэйну, подальше от этих странных степняков, которым нравятся ведьмы.