Темнота. Звенящая и пугающая. Вот и сбылся мой самый жуткий кошмар — быть похороненной заживо. Мой тихий всхлип в темноте прозвучал набатом, заставив съежиться и замереть от страха.

— Анна, живая! Слава богу!

Громкий голос Августиана напугал и обрадовал одновременно.

— Где мы? — спросила я, боясь задать главный вопрос: «Здесь на самом деле так темно или у меня что-то со зрением?»

— Не знаю, где-то в подземелье, — ответил кузен, обнимая меня за плечи и прижимая к своей груди. — Ты долго не приходила в себя, а я устал поддерживать огонь и уснул.

— А откуда у вас огонь?

Чувствовала я себя ужасно: тело ломило, голова болела, а в районе сердца ощущался холод.

— Король не может быть магом, — хмыкнул Августиан и подземелье осветил тусклый огонек, постепенно разгорающийся на его ладони. — То, что ты сейчас видишь, Анна, это страшная тайна. О моем даре знал только отец, он меня и учил. Даже Двэйн и Лания не догадываются об этом. Анна, ты понимаешь, что это значит?

— Ну, если бы вы, Ваше Величество, планировали меня убить ради сохранения секрета, то вряд ли бы стали демонстрировать свое умение, — съехидничала я. Нужно проявить твердость, отстраниться от Августиана, высказать свой протест о недопустимости подобных тесных объятий, но чувствовала я себя все еще ужасно.

— Анна, прекрати. Чего ты от меня ждешь? Извинений? Короли не ошибаются и не просят прощения! — устало возмутился мужчина.

— Тогда в чем же дело? Надо было не ждать, когда я очнусь, и воспользоваться моим телом для удовлетворения собственного не ошибающегося желания. Вы же уверены, что любая женщина должна быть счастлива уже от одной мысли, что на нее обратил внимание сам монарх! — окончательно психанула я, вываливая на кузена всю обиду, что копилась несколько дней. Выкрутилась из рук короля и попыталась отсесть в сторону, но покачнулась и ударилась головой о стену.

— Дура! Как тебе вообще пришла в голову эта гадость?!

От вспышки гнева огонь на ладони Августиана разгорелся ярче, но это не помешало ему опять прижать меня к себе.

— А что мне еще думать? Сначала грязный шантаж, потом намек, что я слишком много знаю…

Право слово, я и дальше хотела быть сильной, но на глаза почему-то навернулись слезы, а голос на последних словах сорвался.

— Вот как ты можешь быть такой, Анна? — почти сразу успокоился Августиан и тяжело вздохнул. — Другая устраивала бы истерики из-за того, что не знает, как мы здесь оказались и как выбраться, а ты плачешь из-за надуманных обид.

— Они не надуманные!

— Очень даже надуманные и глупые. Да после твоих слов это я должен на тебя обижаться, потому что за столько лет нашего близкого знакомства ты не научилась слышать меня. Анна, я никогда не скрывал своего отношения к женщинам, для меня они делятся на два типа: одних я использую, других люблю и уважаю. Тех, кто входит во вторую группу, очень мало: моя покойная мать, Лания — моя солнечная и любимая супруга, и ты, Анна. Испытывать страсть к жене брата — это такой моветон, что мне даже стыдно было себе в этом признаться…

— Зачем вы мне все это говорите?

Я не хотела ничего слышать, еще меньше у меня было веры королю. Кто знает, может, не добившись результата шантажом, он решил сочинить сказку о своей неземной любви, которую вот уже пять преодолевал?

— Затем, что сегодня я вдруг многое понял. Алтарь, знаешь ли, отличное место для размышлений о жизни, особенно когда над тобой стоит фанатик с ножом.

Августиан даже о таком страшном эпизоде не мог говорить серьезно. Но я, наверное, странная, потому что вот такие мрачные и циничные шутки мне нравились намного больше глупых придворных сплетен или ироничных рассказов для дам.

— И что же вам, Ваше Величество, открыла вселенная? Какие тайны или это были откровения свыше?

— Нет, ни господь, ни духи меня не посетили, а вот мысль о том, что я еще слишком молод и хорош собой, чтобы умирать, ко мне пришла. Я даже собирался воспользоваться магией, тогда я еще считал себя великим магом, но алтарь блокировал мой дар. Потом появилась ты, вся такая воинственная и красивая, умирать расхотелось совершенно, а тем более отдавать тебя этому престарелому извращенцу. Особенно после того, как ты смотрела на него с открытым ртом…

— Вам показалось. — Признаваться в своих потаенных желаниях я и не подумала.

— Не показалось, я старческой слепотой или слабоумием не страдаю, — съязвил Августиан. — И не перебивай своего короля, а то ишь моду взяла. Я ей, можно сказать, душу изливаю, а она вместо того, чтобы восхищенно пожирать меня взглядом, только и делает, что спорит.

— Вы не подумайте ничего плохого, дорогой кузен, но это во мне течет кровь императора араев.

Захотелось по-детски показать язык, но чувство самосохранения остановило в последний момент. Меньше всего я ожидала смеха, Августиан ржал, неприлично похрюкивая. Огонек на его ладони дрожал, то ярко вспыхивая, то почти угасая. Удивительно, но смех будто разогнал тьму, мне уже не казалось, что где-то в углах прячутся призраки или крысы. Веселость короля, очень смахивающая на истерику, заставила и меня начать улыбаться. Да, увидел бы нас кто в этот момент, точно подумал бы, что мы сошли с ума.

— Две королевские особы сидят в каком-то подземелье и ведут беседы о возвышенных чувствах — такой анекдот даже во сне не приснится, — фыркая мне в волосы, произнес кузен.

— Во сне?! Точно, это было во сне!

Я вздрогнула, вскакивая на ноги. В этот раз почти удачно, подумаешь, слегка ударилась локтем о стену и макушкой о потолок. Что-то упало на пол и с легким звоном покатилось по каменным плитам. Артефакт. Он опять стал твердым и напоминал симпатичную безделушку. Я подобрала его и положила в карман, почему-то бросать артефакт в подземелье мне не хотелось.

— Анна, сядь, а то я подумаю, что тебя впору связывать, пока ты не угробила себя и меня.

Августиан поднялся, правда, он о низком потолке знал и вставал осторожно.

— Нет, нам надо идти, сидеть нельзя. Саид, он же будет искать далеко отсюда, надо успеть дойти, — несколько сумбурно объясняла я, ожидая вопросов об артефакте.

Но король меня удивил, заговорив совсем о другом:

— Анна, послушай меня. — Августиан крепко сжал мое плечо и заглянул мне в глаза. — Пока ты спала, я проверил несколько ходов. Нам некуда идти — вокруг лабиринт из тоннелей. Для того чтобы по ним блуждать, нужна вода, еда и много-много времени, возможно, годы.

— Я правильно поняла, тот порыв души и сумбурные признания были от безысходности? — Хитрая улыбка сама появилась на моем лице. — Спешу вас разочаровать, мой король, я планирую прожить еще долго. И если вам тоже не хочется умирать, предлагаю искать путь наверх вместе. Кстати, водички не хотите?

Теперь уж на моей ладони появился кубик льда. О том, что у меня в кармане завалялось немного еды, говорить не стала, если верить сну, блуждать нам действительно под землей еще долго.

* * *

Как же я ошибалась. «Долго» — это не то слово, которым можно было бы охарактеризовать время, проведенное в подземном лабиринте. «Бесконечность» — вот более подходящее. Мы шли и шли, падали, ползли, вставали и опять шли. Поначалу Августиан подсвечивал нам путь постоянно, но и его силы не бесконечны, поэтому огонь стали использовать только на развилках, чтобы по колыханию воздуха найти верный путь. А все остальное время держались за стену и медленно брели вдоль нее, не выпуская рук друг друга. Один раз мы чуть не потерялись, поэтому больше не рисковали. Августиан шел на пару шагов впереди меня, освещая путь, огонек на его ладони мигнул и пропал, погружая меня во тьму. Я остановилась, позвала кузена, он не ответил. Стало страшно, подумала, он упал и потерял сознание, поэтому я, как могла быстро, пошла к тому месту, где он был. И никого не нашла. Я ползала по каменному полу тоннеля, пытаясь нащупать тело Августиана, звала его по имени, чего раньше никогда себе не позволяла, и только спустя минут пятнадцать где-то в стороне увидела отблеск огня. Кузен прибежал из бокового хода, в его взгляде засел страх, в моем наверняка тоже. Впервые я не отстранялась от Августиана, а сама его обнимала, темнота и одиночество пугали меня намного сильнее, чем смерть.

Потом венценосный кузен рассказал свою часть истории, он просто шел, а в какой-то момент не обнаружил меня за своей спиной. Побежал обратно, тоже звал, искал, выскочил на какую-то развилку и тогда услышал мой голос. В общем, так мы обнаружили, что в подземелье сохранились древние ловушки в виде порталов на близкие расстояния. Можно только восхититься умом того, кто построил лабиринт, ведь если бы я или кто-то другой шел один, то никогда бы не заметил, что его постоянно перекидывает куда-то. При таком раскладе найти выход нереально. Я человек не мстительный, но в тот момент мне как никогда хотелось, чтобы маг, закинувший нас сюда, получил сполна за свои деяния. Не знаю, как ему удалось бросить в нас заклинанием переноса, но ничего другого, объясняющего наше попадание в лабиринт, в голову не приходило.

Когда идти уже совсем не оставалось сил, мы ложились спать. Раньше мне казалось, что я не смогла бы уснуть на жесткой лавке или на неудобной кровати. Ерунда, спать можно и на камнях. Объятия Августиана уже не воспринимались неприличными, потому что спать, прижавшись друг к другу, намного теплее. Это в первое время волнуют условности, несвежее дыхание или запах пота, а после двух или трех дней думаешь только о том, как прожить следующий и не потерять надежду. Мои кубики льда нас очень выручали, в подземелье было достаточно влажно и сил у меня на них много не уходило. С едой обстояло хуже, мизерные запасы закончились еще пару дней назад, как мы их не растягивали. По нашим подсчетам выходило, что под землей мы находимся четверо суток, а может, и больше.

Физические силы таяли быстрее магических, мы все чаще и дольше отдыхали, а чувство безысходности и отчаяния только усугубляли ситуацию. В голове билась мысль, что можно просто лечь и уснуть, чтобы уже никогда не проснуться. Но тут вспоминались слова провидца о том, что без передачи дара он не мог умереть. Получалось, что мне волей-неволей придется скитаться по подземелью. Возможно, я даже выберусь на поверхность спустя несколько месяцев, но кто сказал, что я после этого проживу дольше, чем это будет необходимо дару? Поэтому я гнала мрачные и упаднические мысли прочь, вспоминала о Роберте и Даньке, о Двэйне и Саиде, о деде, о сестре и родителях.

С Августианом мы старались не разговаривать о будущем, обходили тему нашей вероятной смерти и частенько просто молчали. Кузен не пытался больше навязать мне свое отношение к любви, то ли не верил в то, что мы выберемся, то ли просто решил не раздражать меня. В то, что он вообще забыл о своих чувствах или вдруг прозрел, увидев меня в нелицеприятном виде, я не верила, слишком уж заботливы и нежны были его руки, поступки.

Вчера я невольно стала охотником. Вот только никому и никогда я не рискну рассказать, какую дичь добыть, а потом съесть мне довелось. До сих пор волны тошноты накатывают от воспоминаний об этом эпизоде. Мы брели, каким-то чудом умещаясь в узком тоннеле плечом к плечу, и тут в неясном свете что-то мелькнуло живое и юркое. Не задумываясь, я бросила в мелкую зверюшку магией. Вышло спонтанно и, скорее, от страха.

— Дорогая, ты добыла для нас ужин! — обрадованно воскликнул Августиан, когда мы обнаружили замороженную крысу в нескольких шагах от нас.

— Ты хочешь это съесть?! — скривилась я, глядя на тушку животного.

Когда я стала называть короля на «ты», не помню. Само как-то вышло. Да и странно говорить что-то вроде: «Ваше Величество, отвернитесь, я хочу справить малую нужду». А иногда коридоры были настолько длинные и прямые, что с подобной просьбой приходилось обращаться не только мне.

— Мы хотим, — поправил меня Августиан. — И ты тоже будешь есть эту вкусную и питательную крысу. Это не обсуждается.

И ведь заставил. Хотя стоит признать, что выпотрошенная и хорошо прожаренная крыса мало чем отличалась по вкусу от дикой птицы. А вот запах… Мне кажется, вонь от палёной шерсти пропитала меня насквозь. Но больше всего нас расстроил размер тушки. Крыса пусть и была крупнее, чем те, что я видела в городе, но мяса в ней оказалось совсем немного.

Несколько раз за эти дни я пыталась воспользоваться даром предвидения, чтобы найти верный путь, но он молчал. Я успокаивала себя мыслью, что мы и так идем правильно, но уже не верила в это.

Сегодня идти было труднее, чем обычно. Сказывались отсутствие сил и частично разрушенные коридоры подземелья. Нам пришлось несколько раз возвращаться назад до ближайшей развилки и выбирать другой путь. Когда очередной ход закончился завалом, я не выдержала:

— Все, я больше не могу.

Я опустилась на землю, идти дальше не было ни сил, ни желания.

— Анна, ну еще немножечко, — присел рядом Августиан. Он был таким изможденным и грязным, что ни один придворный никогда не признал бы в нем короля. Я наверняка выглядела еще хуже. — Я уверен, мы где-то недалеко от выхода. Посмотри, как много стало обвалов, земли на полу, а вон там корни пробиваются. До поверхности уже близко.

— Пойдем, обязательно. Посидим немного и пойдем.

Обхватила руками колени и опустила на них голову. Кузен не стал спорить, он вообще за эти дни стал мягче, терпимее.

— Хорошо. — Он сел рядом и обнял меня за плечи, огонек потух, и все погрузилось во тьму. — Анна, я был не прав.

— Что я слышу, Августиан? Нет-нет, только не говори, что я уже брежу, — фыркнула я, приподнимая голову. Очень не хватало света, чтобы посмотреть в глаза королю.

— Не паясничай, Анна, тебе это не идет. Я не знаю, выберемся мы отсюда или нет, проживем ли мы достаточно долго или этот отдых плавно перейдет в сон, который унесет нас в небесные чертоги. Я не боюсь смерти, но и уходить из этого мира не хочу. А еще меня тяготит мысль, что я тебя обидел. Обещаю, что не буду тебя принуждать стать моей фавориткой, если мы выживем.

— А если нет? — улыбнулась я. За годы знакомства с королем я успела его неплохо узнать, так вот обещаниями он не разбрасывался, старался вообще их не давать. А если приходилось, то всегда их выполнял.

— Станем призраками и будем скитаться по земле вместе. Так что набирайся сил и в путь, если не хочешь до скончания веков быть привязанной ко мне, — пошутил Августиан, откидываясь спиной на стену. По тому, как буквально через минуту расслабилась его рука, я поняла, что он устал не меньше моего, а его поведение всего лишь бравада.

Я тоже задремала, но вряд ли надолго, от неудобного положения ногу свело судорогой и пришлось проснуться. Пока меняла позу и растирала мышцы, не сразу заметила, что темнота вокруг не абсолютная. А когда смогла рассмотреть свои руки, сердце сделало кульбит от радости. Свет проникал в тоннель откуда-то сверху, пробиваясь между камней со стороны завала. Я уже хотела разбудить Августиана и рассказать ему о своем открытии, но решила не торопиться и сначала проверить.

— Анна, ты куда? — догнал меня на полпути вопрос кузена, и за моей спиной вспыхнул огонек.

— Нет, потуши его! — резко крикнула я, но видя непонимание в глазах короля, добавила чуточку спокойнее: — Кажется, там выход, надо только добраться.

— Анна, даже если там есть проход, мы не сможем его раскопать, только силы зря потратим. — Августиан грустно вздохнул, но огонь потушил.

— Сможем, — пробормотала я, ощутив на своем лице легкое дуновение ветерка, принесшего аромат луговых цветов.

Я почти на ощупь отыскала подходящий плоский камень и начала расширять узкий лаз под самым потолком. Через несколько минут ко мне молча присоединился Августиан. Он расшатывал крупные камни, которые я успела подкопать, и сталкивал их вниз. Работать было очень тяжело, и только все пребывающий свет давал нам силы.

Протискиваясь в очередной раз между камнями и землей, я неожиданно вывалилась в кусты. Они же не дали скатиться по склону небольшого оврага на самое дно. Я смотрела на вечернее небо, виднеющееся сквозь листву, и не верила, что у нас получилось. Слезы текли по щекам, а в голове билась страшная мысль: если бы я не проснулась на закате, мы с Августианом так никогда не узнали бы, как близко находился путь на свободу.

— Мы все еще живы? — Следом за мной вывалился чумазый кузен, у него было такое изумленное лицо, что я рассмеялась.

Августиан тоже расхохотался, радостно и задорно, наверное, если бы мы могли, то начали плясать от счастья и обниматься. Но все силы мы потратили и даже спуститься к ручью, журчащему на дне оврага, невозможно было себя заставить.

— Все завтра, — принял решение за нас двоих король, помогая мне удобнее устроиться под кустом и укладываясь рядом. О том, чтобы разжечь костер и речи не шло, никто из нас не смог бы поддерживать его и охранять сон другого. Поэтому не оставалось ничего другого, как довериться богу и судьбе.

— Как думаешь, это пахнет вереск? — спросила я у Августиана.

— Уверен, что это не он, — сонно ответил кузен, зевая. — Вереск цветет в конце лета.

— Оказывается, мало видеть картины будущего, надо еще уметь правильно их понять, — расстроилась я.

Вот почему не сказала Пазылу о сиренево-синих цветах из моего видения? К чему вся эта загадочность и таинственность? Поймет ли Саид, что я имела в виду, или решит, что сошла с ума?

— Что? — не понял меня Августиан.

— Ничего, утром посмотрим, куда нас занесло и что так приятно пахнет, — выкрутилась я и закрыла глаза.

Мысленным взором я представила Саида, как всегда, решительного и немного воинственного, черноглазого и небритого. Наверняка он где-то там попрощался со мной, потерял надежду. А я ведь обещала ему подсказку. Достала артефакт и сжала его в своей ладони: «Ну же, малышка, не подведи, позови Саида».

* * *

— Хватит мельтешить! — рявкнул Двэйн, раздраженный кипучей деятельностью друга и затаившейся в его глазах надеждой.

— Я не понимаю, как ты можешь есть, спать, ходить по лагерю с такой каменной мордой, будто это не твоя жена осталась там, под развалинами, а совершенно чужой человек! — сорвался Саид.

Он приехал недавно. Как только слухи о чудовищной трагедии достигли Камсура, он все бросил и сорвался сюда, в надежде отыскать и спасти любимую.

— Что я, по-твоему, должен делать?! Рыдать над могилой Анны и рвать на голове волосы?!

Именно это и было самым горячим желанием Двэйна, когда практически на его глазах произошел не то взрыв, не то землетрясение, в один миг разрушившее храмовый комплекс араев. Тогда, несколько дней назад, он замер на склоне холма, чувствуя, как разбивается его сердце вместе с древним городом. Опоздал. Опять опоздал, и на этот раз бесповоротно. Душа отказывалась верить в очевидное, но после встречи с сумасшедшим телохранителем Анны надежда пропала.

— Да что угодно, только не выглядеть бездушным големом! — Саида бесило, что друг не разделял его веры, что похоронил Анну, не видя ее тела. Как такое возможно?! Ведь когда любишь до последнего надеешься, разве нет? — Я разговаривал с Пазылом, он убежден, что Анна жива, и ты только зря тратишь тут время, ведь она сказала искать ее в другом месте.

— Там, где вереск? Очень точное описание, ничего не скажешь, — зло произнес Двэйн, который чудом не убил этого самого Пазыла, узнав, что тот должен был охранять Анну. — Предлагаешь, ждать до конца лета и ехать обыскивать всю степь?!

— А ты думаешь, Анна знает, как и когда цветет вереск? Что если в ее видении это были похожие цветы? Например, шалфей, сейчас как раз период его цветения.

— Саид, ключевые слова здесь «в ее видении», где гарантия, что оно вообще было?

— Я все понял, больше не буду мельтешить и отвлекать тебя от бессмысленного поиска. — Саид вскинул голову и свистом подозвал своего коня. — Пазыла я забираю, еще возьму запасную лошадь и кое-какие припасы.

— Куда ты собрался? — нахмурился Двэйн, которому не понравился намек друга на его якобы равнодушие и смирение.

— Искать Анну. Если нужно, я объеду всю степь, если есть хоть малейшая вероятность найти ее. Когда-то Анна просила верить ей, и я верю. — Князь Мансур вскочил в седло и пустил коня вскачь.

Двэйн смотрел вслед другу и разрывался от противоречивых желаний, с одной стороны, он хотел так же сорваться, чтобы без сомнений искать Анну, с другой, на нем лежало бремя ответственности. Все найденные тела предстояло достойно захоронить, отправить родственникам письма с соболезнованиями, а впоследствии принять на себя обязанности регента. Двэйну не нужна никакая власть, он бы все отдал ради того, чтобы Анна была жива. Но бросить людей, страну ради бреда сумасшедшего и всю жизнь посвятить себя поискам мечты он не мог.

Саид же, наоборот, не мог просить друга за эту черствость и прагматичность, для него любимая женщина заменила весь мир. Крохотная надежда на то, что Анна жива, давала князю желание жить дальше самому.

С Пазылом они собрались быстро, у телохранителя давно все было готово, он который день методично обследовал местность вокруг развалин, ища заросли вереска. Телохранитель был уверен, что госпожа не ошиблась и где-то есть цветущий раньше времени куст со снегом поблизости. Саид не стал его разуверять. Князю вспомнились слова отца, который мог безошибочно находить свою жену и детей где угодно: «Надо искать сердцем». Долгие годы Саид считал, что отец смеялся над ним и просто не хотел открывать какую-то тайну, обижался, пока однажды сам не ощутил родственную связь. Впервые это произошло, когда умер отец, Саид вдруг почувствовал потерю, как в момент смерти матери. Но она ушла из жизни практически у него на глазах, а о гибели отца Саид узнал значительно позже того странного приступа. Поэтому, когда в следующий раз он ощутил нечто похожее, то, не задумываясь, поспешил к сестре. И опоздал.

Мужчины отдалялись от холма, надо было отправиться утром, но Саид устал ждать, боялся не успеть, как с сестрой и отцом. Его не пугала даже начавшаяся портиться погода, с юго-востока неожиданно налетел порывистый ветер, пригоняя серую тучу. Она смотрелась инородно на ясном закатном небе, тем большей неожиданностью стали холодные капли дождя.

— Князь, это же снег, — ахнул и побледнел Пазыл, подставляя ладонь.

Саид присмотрелся и увидел маленькие снежинки, которые таяли, не долетая до земли.

— Госпожа говорила — снег подскажет, — недоверчиво смотрел на неуместные осадки телохранитель.

— Тогда не будем терять времени, — воодушевился Саид и направил коня в ту сторону, откуда принесло тучу.