Под раскидистым вязом, шепчущим «че-ше-ще», превращая эту кофейню в нигде, в вообще место – как всякое дерево, будь то вяз или ольха – ибо зелень переживает вас, я, иначе – никто, всечеловек, один из, подсохший мазок в одной из живых картин, которые пишет время, макая кисть за неимением, верно, лучшей палитры в жисть, сижу, шелестя газетой, раздумывая, с какой натуры все это списано? чей покой, безымянность, безадресность, форму небытия мы повторяем в летних сумерках – вяз и я?