Надежда Филипповна [84] милая! Достичь девяноста пяти упрямство потребно и сила – и позвольте стишок поднести. Ваш возраст – я лезу к Вам с дебрями идей, но с простым языком - есть возраст шедевра. С шедеврами я лично отчасти знаком. Шедевры в музеях находятся. На них, разеваючи пасть, ценитель и гангстер охотятся. Но мы не дадим Вас украсть. Для Вас мы – зеленые овощи, и наш незначителен стаж. Но Вы для нас – наше сокровище, и мы – Ваш живой Эрмитаж. При мысли о Вас достижения Веласкеса чудятся мне, Учелло картина «Сражение» и «Завтрак на травке» Мане. При мысли о Вас вспоминаются Юсуповский, Мойки вода, Дом Связи с антеннами – аиста со свертком подобье гнезда. Вы жили вблизи абортария, Людмилу [85] от мира тая. и изредка пьяная ария в подъезде звучала моя. Орава черняво-курчавая клубилась там сутками сплошь, талантом сверкая и чавкая, как стайка блестящих галош. Как вспомню я Вашу гостиную, любому тогда трепачу доступную, тотчас застыну я, вздохну, и слезу проглочу. Там были питье и питание, там Пасик [86] мой взор волновал. там разным мужьям испытания на чары их баб я сдавал. Теперь там – чужие владения. Под новым замком, взаперти, мы там для жильца – привидения, библейская сцена почти. В прихожей кого-нибудь тиская на фоне гвардейских знамен, [87] мы там – как Капелла Сикстинская - подернуты дымкой времен. Ах, в принципе, где бы мы ни были, ворча и дыша тяжело, мы, в сущности, слепки той мебели, и Вы – наш Микельанджело. Как знать, благодарная нация когда-нибудь с тростью в руке коснется, сказав: «Реставрация!», теней наших в том тупике. Надежда Филипповна! В Бостоне большие достоинства есть. Везде – полосатые простыни со звездами – в Витькину [88] честь. Повсюду – то гости из прерии. то Африки вспыльчивый князь, то просто отбросы Империи. ударившей мордочкой в грязь. И Вы, как бурбонская лилия в оправе из хрусталя, прищурясь, на наши усилия глядите слегка издаля. Ах, все мы здесь чуточку парии и аристократы чуть-чуть. Но славно в чужом полушарии за Ваше здоровье хлебнуть!