На рассвете я просыпаюсь на том же диване, укрытая одеялом, за которым, вероятно, сходила мама. Диван слишком короткий, и у меня болят затёкшие от неудобного положения ноги.

Мама научила меня верить в порядок, в то, что послушание – залог спокойной и счастливой жизни. В школе мне даже нравилось следовать правилам. Когда знаешь, что нужно делать, как быть хорошей, чтобы похвалили учителя, возникает ощущение безопасности. Моя вера в правила – в наши знаки и жизнь после смерти – всегда была неколебима. Если следовать правилам, всё будет хорошо, верно, как должно быть.

Но правила говорят, что, если папа был отмечен знаком ворона, он заслуживает лишь огня правосудия. Правила говорят, что его душа уже выбрана на уничтожение.

Зачем же я борюсь, спасая его книгу, если он и так обречён? И если это правда, может ли единственный неверный поступок погубить душу добродетельного человека?

Впервые в жизни я усомнилась в вере, и мне страшно.

Впервые я хочу изменить правила.

Впервые я размышляю, важно ли сказанное на твоей коже, если речь идёт о твоей душе?

С первыми проблесками рассвета, пока мама не проснулась, я ухожу из дома. К открытию я уже в музее и прошу разрешения встретиться с Мел. Приходится немного подождать у столика регистрации. Всюду пусто. До открытия магазинов ещё почти час. Избегая смотреть на дежурного куратора, гипнотизирую взглядом сложные узоры на мраморном полу. Наконец меня приглашают в комнату к Мел.

Стучу – и в ответ слышится весёлый голос, приглашающий меня войти. Мел в комнате не одна, вместе с ней на меня изучающе смотрит маленькая смуглая девочка с тёмными, глубоко посаженными глазами. Поздоровавшись, Мел знакомит меня с девочкой.

– Это Изольда. – Заметив мой удивлённый взгляд, наставница поясняет: – Изольда – моя ученица или лучше сказать, воспитанница.

На вид девочке лет шесть, она одета в уменьшенную копию костюма рассказчицы – такие же, как у Мел, юбку и нагрудник. На малышке униформа Мел смотрится карнавальным костюмом.

Смерив меня пронзительным взглядом, ученица прячется под письменный стол. Я с удовольствием оглядываю комнату. Здесь очень уютно: вдоль стен тянутся полки, заставленные книгами, по обе стороны от заваленного всякой всячиной стола расположились удобные кресла. В комнате Мел всё говорит о тепле и внимании к деталям.

– Мне бы хотелось кое-что обсудить, – решаюсь попросить я.

– Конечно. Ты получала мои открытки? Наверное, мне стоило навестить тебя в студии, да? Извини, я никогда раньше не была наставницей и многого не знаю. – Мел ухмыляется безо всякого почтения к своей роли. – Я очень рада тебя видеть, Леора! Знаешь, я уже несколько дней хочу тебе кое-что показать.

– Изольда, мы скоро вернёмся, – говорит Мел девочке под столом и увлекает меня за собой из комнаты.

– Давно у вас воспитанница? – спрашиваю я, как только за нами закрывается дверь. – Она совсем малышка. Мы сворачиваем в коридор «Только для сотрудников», как гласит табличка на стене, и поднимаемся по скрипучим деревянным ступенькам. Лестница узкая, нам приходится идти друг за другом, и Мел, отвечая на вопрос, время от времени поворачивается ко мне.

– Нет, недавно. Воспитанница нужна, чтобы перенять мои знания. Я намерена передать ей всё, что хранится в моей памяти, – с улыбкой поясняет Мел. – Пришло время знакомить следующее поколение со всеми известными мне историями. Изольда должна выучить легенды до мельчайших деталей, на её кожу предстоит нанести множество знаков. Не то чтобы я собиралась куда-то уезжать, но всего предвидеть невозможно. Что, если я умру и наши истории и легенды исчезнут вместе со мной? Я согласно киваю, но не могу не думать о том, что для маленькой девочки это очень странная жизнь.

– Её родители согласны на такое обучение? Мел умолкает, на её лице появляется загадочное выражение.

– У неё нет родителей, – тихо отвечает наставница. Ну конечно, как я могла забыть! У рассказчиц не бывает семьи. Мне остаётся только краснеть от такой неловкости.

– Простите, я не подумала… – пытаюсь извиниться я, но Мел лишь пожимает в ответ плечами, шагая вверх по лестнице и слегка касаясь правой рукой перил.

– В рассказчицы берут только круглых сирот. У Изольды никого нет. От меня отказались при рождении. Мои родители не могли себе позволить иметь ребёнка… Подробностей я не знаю. – Я пытаюсь что-то сказать в утешение, но Мел останавливает меня взмахом руки. – Не надо. Сочувствие здесь ни к чему. Всё к лучшему. Меня избрали в рассказчицы, когда я была совсем маленькой. Следили за мной несколько лет, чтобы удостовериться, что я достаточно умна, а когда мне исполнилось примерно столько же, сколько сейчас Изольде, приставили ко мне воспитательницу. Она была рассказчицей и выучила меня так же, как я собираюсь учить Изольду. – Так вот почему у рассказчиц нет знаков семейного древа! – догадалась я. Пока мы идём по лестнице, у меня перед глазами спина Мел, испещрённая знаками легенд и сказок, но семейного древа среди них нет. Наверное, эти вопросы могут показаться неуместными, но Мел вроде бы не против ответить.

– У меня нет знаков, обязательных для всех. Мне не разрешается их наносить. Моя кожа принадлежит всем. Своей истории у меня нет, я – олицетворение всех наших историй. – Голос Мел звучит спокойно, но мне всё-таки жаль, что после Мел не останется ничего от неё самой. Наконец лестница заканчивается, и Мел открывает другую дверь, тоже только для работников музея.

– Здесь хранятся книги историй.

Широко раскинув руки, Мел поворачивается ко мне, и я вижу полки, уставленные книгами. Комната убрана в красные и золотые цвета. На стенах изумительные картины, шкафы ломятся от книг, но эти книги не такие, как обычно. Возможно, они сшиты иначе, чем привычные Книги мёртвых.

– Здесь очень много сказок, Леора, читать не перечитать! – Мел осторожно снимает с полки одну из книг. – В этих книгах – истории нашего народа. Это собрание исключительной ценности. Когда-нибудь и я стану частью этой библиотеки. Горделиво улыбаясь, Мел смотрит на меня, но у меня в голове вертится одна, и совсем невесёлая, мысль: «Мы будем помнить твои истории, но кто же будет помнить тебя?» Некоторое время я расхаживаю среди книжных полок, вдыхая запах хорошо отполированного дерева, и беру в руки книгу за книгой. На обложках нет имён, и мне неуютно, что нельзя поприветствовать мёртвых и спросить их разрешения прочесть книги, как я обычно делаю дома С книгами предков. На страницах-только истории, одна за другой. Очень странное ощущение: у меня в руках книга из чьей-то кожи, такая близкая и одновременно чужая, без имени. Мел сияет, она будто бы подпитывается энергией окружающих нас книг. Наверное, всё это напоминает ей о цели её жизни.

– Красивые, правда? – с воодушевлением спрашивает Мел. Мне необходимо задать ей один вопрос. – Скажите… вы когда-нибудь… сомневались во всём этом укладе? – выпаливаю я.

– Объясни поподробнее, что ты имеешь в виду? – задумчиво переспрашивает Мел.

– Что, если… – Я собираюсь с духом, понимая, что сейчас произнесу нечто столь близкое к ереси, что мне страшно. – Что, если наши знаки на самом деле ничего не значат? Что, если всё это, – я обвожу рукой комнату и полки с книгами, – просто способ заставить нас вести себя пристойно? Что, если, – я перехожу на шёпот, – если никакой жизни после смерти нет?

– Ах, милая моя! – обнимает меня Мел. – Какие серьёзные вопросы! Не удивительно, что ты задаёшь их именно сейчас. Смерть заставляет нас задуматься над горькими сторонами бытия. Я ничего не говорю в ответ, но признаю, что Мел права. Раньше подобные мысли меня не посещали.

– Возможно, для тебя это новость, но подобными вопросами в какой-то период жизни задаются очень многие.

– Правда? – с нескрываемым удивлением я смотрю на Мел. – Но все ведут себя так, словно никогда и ни в чём не сомневались. Мел отступает на шаг и проводит рукой по корешкам книг на полке.

– Большинство действительно не сомневается. Каждый в своё время переживает мгновения борьбы и противоречий, задаёт вопросы, колеблется и через эти сомнения приходит к вере. – Мел понимающе улыбается. – Меня убеждают факты, Леора. Наши истории передавали из уст в уста с начала начал. Сравни все эти книги, и ты увидишь, что в сути своей они одинаковы. Слова, которым учили меня, это те же слова, которыми рассказывали эти легенды в самый первый раз. Я верю, что в наших сказаниях и заключена наша истинная история. Нахмурившись, я пытаюсь разобраться в хаосе собственных мыслей.

– То есть вы верите, что и Белая Ведьма, и Мория, и даже Святой когда-то по-настоящему жили на свете?

– Да, в какой-то мере это так. – Мел сочувственно смотрит на меня. – Неверно истолковать можно всё что угодно. Бывает, люди искажают истинное значение легенд, подгоняют их под собственные шаблоны. Но какой бы смысл в них ни вкладывали, истории остаются прежними. Есть чистая сердцем женщина с кожей, отмеченной знаками. И есть другая, мятежная, непослушная, она проклята, её кожа пуста. Для чистых сердцем правда этой истории очевидна. Знаки показывают нашу искренность, говорят о том, что нам известны тайны сердца, которые будут открыты, возможно, лишь в день суда. – Мел оглядывается на книжные полки. – Все ответы в наших сказаниях и легендах, Леора. Их нужно только найти. Приходи сюда в любое время. В твоих силах обрести свою историю, свой собственный путь к вере.

Как у Мел всё просто.

Мы выходим из комнаты, в которой хранятся книги рассказчиц, и спускаемся по той же узкой скрипучей лестнице. В самом низу Мел дружески обнимает меня:

– Я знаю, как это сложно, Леора. Не торопись, дай себе подумать. Если в наших книгах заключена правда, – а я уверена, что это так, – то ничего не изменится до тех пор, когда ты будешь готова вернуться к истинной вере. Только не сдавайся, ладно? Я согласно киваю. Слова Мел вселяют в меня спокойствие и уверенность своей опорой на огромный пласт истории. Глубоко вздохнув, чтобы собраться с силами, я задаю вопрос, ради которого и пришла.

– Вы ведь присутствуете на церемониях взвешивания душ, правда? Мел собралась было уходить, но теперь останавливается у холодных ступеней каменной лестницы.

– Да, это моя обязанность. Мне оказана большая честь – рассказывать заключительную историю для каждого почившего.

– А можно узнать о церемонии поподробнее? Например, когда принимают решение о книгах – заранее или во время взвешивания? Может быть, сведения собирают до самого последнего дня?

Мел присаживается на ступеньку и приглашает меня присоединиться.

– Ты хочешь спросить о взвешивания души твоего папы, ведь так? До неё осталось совсем недолго. – Я молча киваю в ответ. – Что ж, сейчас, скорее всего, происходит множество самых разных вещей, Леора. Кто-то в правительстве изучает книгу твоего папы и составляет подробный отчёт о его жизни и знаках. – Тут я не могу не вспомнить о Верити. – Все взвешивания, на которых я была, начинались с молитвы, призывающей предков поделиться мудростью и прозорливостью. Потом судья обычно приглашает друзей и родственников покойного выйти вперёд и поделиться историями о его жизни. Если случай необычный, эти истории могут повлиять на решение судьи. А потом выносят и оглашают вердикт.

– Мне обязательно там что-то говорить? – Меня охватывает ужас при одной мысли о том, что придётся стоять перед зрителями и рассказывать о папе.

– Нет, не обязательно. – Мел лукаво подталкивает меня коленом. – Но, возможно, ты сама пожелаешь чем-то поделиться.

– Очень сомневаюсь, – с улыбкой качаю я головой. – Я там умру от страха! Мел оценивающе смотрит на меня:

– Мне кажется, я знаю, чем тебе помочь. Тебе известно, что любой гражданин может выбрать историю, которую прочтут на церемонии взвешивания? – Я киваю. – А хочешь узнать, какую историю выбрал твой отец? Думаю, это придаст тебе сил. Он просил прочесть легенду о жизни после смерти, Леора. Твой отец ни в чём не сомневался.

И прямо там, на холодных каменных ступеньках, Мел рассказывает мне эту историю.

Возлюбленные

Жили-были король с королевой, и правили они своим королевством мудро и милосердно. Он был умён и светел, как утреннее солнце, а она – чиста, как полная луна. Их любовь была непреложна, как рассвет, и прекрасна, как закат.

Был у короля брат, чья зависть была горячее огня и острее льда. Брат видел, как любили короля подданные и как обожала мужа королева. Брат короля хотел знать, каково это, быть столь почитаемым, и вознамерился свергнуть короля и его потомков, завладеть троном и наслаждаться всеобщим восхищением.

Братья соревновались во всём, как часто бывает у братьев. Они любили вызывать друг друга на состязания. И брат короля придумал, как заманить его в злые сети. Он устроил пир, пригласил друзей и позвал своего монаршего брата. Когда угощение было съедено, а вино выпито, брат короля показал всем богато украшенный сундук из чёрного дерева.

– Сундук достанется тому, кто поместится в нём целиком! – объявил он.

Король улыбнулся. Друзья его брата были – как бы это повежливее выразиться? – довольно высокими и тучными.

«Сундук достанется мне!» – подумал король, глядя, как гости один за другим примериваются к ящику.

Наконец настал черёд короля. Он влез в сундук и лёг на спину, подтянув к груди колени. Король уместился так хорошо, словно сундук сделали по его мерке.

– Ага, братец! Я победил, а твои друзья – проиграли! – воскликнул король.

И тут брат короля захлопнул тяжёлую крышку, а толстые гости уселись сверху, заперли замок и опутали сундук цепями, а потом бросили в реку.

И король поплыл прочь – прекрасный сундук стал его гробом. Спустя некоторое время сундук обрёл пристанищ у корней дерева, росшего у самой воды, и листья дерева, напитавшись добротой и милосердием короля, стали источать удивительный аромат.

Вскоре скорбящая королева, которая правила государством в отсутствие супруга, прослышала о благоухающм дереве и отправилась к нему. Увидев дерево, она сердцем почувствовала, что её пропавший муж совсем близко. Королева нашла сундук, спрятанный под корнями, и привезла его домой, чтобы муж её покоился с миром.

Завистливый брат, стремящийся к власти, узнал о находке королевы и пришёл в ярость. Он пробрался к сундуку, открыл его и изрубил тело короля мечом, а потом разбросал куски в далёких землях. В королевство он вернулся довольным и счастливым, уверенный, что брат его исчез навсегда.

Но любовь королевы снова указала ей путь. Королева оставила сына править королевством, а сама отправилась на поиски мужа. В куче опавших листьев она нашла его ногу, в камышах на болоте – плечо, а в волнах морского прилива – голову. Прошли годы, и королева собрала все части тела своего супруга, кроме одной. Вернувшись домой, королева вновь сложила из частей тело мужа.

В её отсутствие брат короля каждый день сражался с принцем, пытаясь захватить престол. Это был яростный и неутомимый враг, и сын короля часто впадал в отчаяние, но с каждым днём силы его росли.

Истинной любви всегда сопутствует волшебство. Познавший такую любовь подтвердит, что это правда. Не было на свете любви крепче, чем любовь короля и королевы. И волшебство не заставило себя ждать. Куски тела короля срослись, по венам потекла кровь, лёгкие наполнились воздухом. Король вернулся к управлению государством. Брат его при виде истинного правителя забился в дальний угол, но король в милости своей оставил предателю жизнь.

В свой срок, передав корону сыну, король сошёл в подземный мир, где правил мёртвыми вместе с королевой, и правили они мёртвыми мудро и справедливо, как правили когда-то живыми. Наследник королевства сразился с братом короля и победил в страшной кровавой битве.

И вскоре проигравший вступил в мир мёртвых, где снова стал подданным короля и никогда более не восставал против брата.

Последние слова мы с Мел произносим хором. Я тоже знаю их наизусть:

«Эта история призвана напомнить, что жизнь наша продолжается и после смерти. Пусть наша кожа должна быть срезана, а тела похоронены, но наши души и наша любовь будут жить вечно».

Мел встаёт, знаки на её крупном теле вытягиваются. Она берёт меня за руку.

– Леора, твой отец очень любил твою мать! Зная, что умирает, он выбрал эту историю в знак неколебимой веры. Он не боялся смерти и знал, совершенно точно знал, что его ожидало. Удачи тебе, моя дорогая! Не беспокойся о церемонии: ты всё сделаешь правильно, я не сомневаюсь.

Мы прощаемся, и Мел уходит к себе в комнату в цокольном этаже, к маленькой воспитаннице с пустой кожей.

Ухожу и я, размышляя, что ждёт меня на взвешивании. Так хочется думать, что всё сложится хорошо и правильно, что бояться нечего.

Но в это слабо верится.