Смех Имоджин привлек Роберта к окну. Двор внизу купался в солнечных лучах, снег почти весь растаял, но Роберта согрела не радость от наступления весны, нет, улыбку вызвал смех Имоджин, доносящийся с той части двора, которую Роберт отвел для тренировок.
Он выделил это место, как только начали приезжать его люди, и теперь большую часть дня оттуда доносился звон металла о металл, однако сейчас слышались рокот голосов и смех. Значит, опять Имоджин отвлекает их от серьезного дела. Ей это нетрудно.
Стоило ей появиться в дверях, как воины охотно откладывали оружие, радуясь возможности привлечь ее внимание. Так и сейчас. Роберт старался разглядеть ее в толпе под окном, но платье только иногда мелькало среди полуголых, бронзовых, пахнущих потом тел. И все равно у него было впечатление, что она заполнила собой весь двор.
Роберт тряхнул головой, дивясь глупости мужчин, но все равно улыбнулся. Да и как можно было винить их за то, что они попали к ней в плен, когда он первым добровольно стал ее жертвой? Ее растущие уверенность и восторг перед открывающимся миром были драгоценным камнем в тяжелой жизни воина, и Роберт не желал терять ни секунды такой жизни.
После многих лет сонного существования Имоджин старалась наверстать упущенное, кидалась в маленький мирок своего дома, и подчас даже смотреть на этот ураган было утомительно. Все ей было интересно, и она без устали предавалась всему, что вызвало у нее интерес.
Роберт с нежностью смотрел, как она оживленно болтает с его людьми. Обычно леди не появляются на тренировочной площадке и даже не выказывают интереса к мужским занятиям, но когда леди – Имоджин, удержать ее в стороне невозможно.
Его леди не такая, как все.
Прислонясь к окну, Роберт увидел, как мужчины неохотно вернулись к работе, едва во двор вышел Гарет. Теперь Имоджин была видна Роберту во всей красе, а с ней и поникшая Мэри. Старуха с явным трудом приспосабливалась к возродившейся Имоджин.
Роберт был бы не прочь снять нагрузку с плеч Мэри, в сущности, он даже жаждал стать глазами Имоджин в том прекрасном мире, который она для себя открывала, но не делал этого. Разум неумолимо подсказывал, что так он отдаст ей всю душу без остатка, а гордость требовала не отдаваться до конца, пока он не будет уверен, что Имоджин полностью принадлежит ему.
Это было похоже на поиск изъяна в раю.
Каждый раз, находясь рядом с ней, он чувствовал, что она скрывает мрачную правду, стоящую между ними непреодолимой стеной. Роберт хмуро глядел, как Имоджин и Мэри скрываются за стеной огорода.
Когда его перестала отвлекать головоломка в образе его прекрасной жены, он заметил мужчину, стоящего в тени стены; человек проводил Имоджин глазами.
Роберт нахмурился; он его узнал, это был священник:, который их венчал. Йен, так его назвала Имоджин. Друг Роджера.
Первая неприязнь к этому человеку со временем окрепла. Йен всегда оказывался там, где была Имоджин, и бесцветными глазами следил за каждым ее движением. Роберт всей душой желал избавиться от этого типа, но что-то его останавливало.
Он боялся, как отреагирует Имоджин, узнав, насколько близко от нее находится соглядатай Роджера. Роберт не хотел нарушать шаткий баланс, установившийся между ними, и в то же время знал, что получил бы величайшее удовольствие, если б мог избавиться от него так, чтобы об этом не узнала Имоджин.
Громкий стук в дверь вывел Роберта из глубокой задумчивости, он крикнул: «Войдите!» – и поскорее сел за стол, чтобы его не застукали за странным занятием. Лучше сделать вид, что он занят бухгалтерскими книгами, а не мечтами о жене.
Подняв глаза от бессмысленных цифр, он оторопел: перед ним стоял сэр Эдмонд с брыкающимся ягненком в руках.
Юный рыцарь выглядел смущенным и гордым. Роберт оперся локтями о стол и постучал пальцем по губам.
– И зачем же вы принесли мне овцу, сэр Эдмонд?
Молодой человек густо покраснел и опустил глаза.
– Это не вам, – промямлил он.
Роберт расхохотался, хотя понимал, что нечему удивляться, такое происходило уже несколько недель, хотя он и не поощрял повальное безумство. Все Гарет виноват: подаренный им букет душистых трав вызвал негласное состязание между рыцарями, каждый сражался за возможность получить поцелуй, и казалось, что нет пределов, до которых они не дошли бы ради этой цели.
Даже здравомыслящий Мэтью поддался всеобщему помешательству, вспомнил Роберт, недобро глядя на ягненка. Как раз сегодня утром старик с гордостью презентовал Имоджин мягкое утиное перышко; а когда галантно преклонил колено на каменный пол перед камином, колени угрожающе скрипнули.
Роберт хотел было засмеяться и подозревал, что его желание разделяли все свидетели этой глупости, но свирепый взгляд Мэтью запретил любую реакцию на его выступление. Однако Имоджин не заметила всеобщего скрытного веселья, она помогла старику подняться и выбранила за глупость, но заулыбалась и покраснела, она явно была довольна галантным жестом ворчливого старика.
Она обняла Мэтью и спросила, не проводит ли он ее в кладовку, чтобы проверить свежесть специй.
Мэтью взял ее под руку, и они вышли; блаженная улыбка на лице Мэтью отбила у всех охоту веселиться. И всколыхнула новую волну изобретения удовольствий для Имоджин. Роберт бесстрастно глядел, как чертова овца вырывается из рук сэра Эдмонда.
Роберт нисколько не осуждал мужчин, он сам воодушевился при виде того, как Имоджин, уходя, бездумно поглаживала перышком щеку.
Роберт представил, как он сам подарит ей перышко.
Разумеется, это будет в спальне. Они оба будут лежать голые на ковре перед камином, он проведет перышком по холмикам грудей, по ложбинке на животе, потом выше…
Роберт закрыл глаза и глубоко вздохнул. Горячечное воображение сыграло злую шутку с его телом.
Эдмонд имеет полное право на замешательство, сердито подумал Роберт. Рыцари – не пастухи, а, по мнению Роберта, с овцами должны иметь дело только пастухи. Судя по виду Эдмонда, молодой рыцарь и сам пришел к такому выводу.
– Значит, не моя овца? – Эдмонд так неистово замотал головой, что Роберт не удержался и скривил губы. – А раз не моя, зачем ты ее сюда принес?
Эдмонд передернулся, на лице появилось отчаяние.
– Я… я думал… ну, я думал…
– Сомневаюсь, – пробурчал Роберт, но пожалел мальчика и продолжил за него: – Догадываюсь, что ты думал. Ты думал, что, если принесешь это вонючее животное леди Имоджин, моей жене, – подчеркнул он, – она так проникнется, э-э, значительностью подарка, что одарит некоторой благосклонностью твою недостойную персону. Я правильно излагаю?
Эдмонд опустил голову и кивнул, отчего клок светлых волос упал на лоб. «Неужели и я был таким в молодости?» – растерянно подумал Роберт. Это казалось невозможным.
– Ну и почему же миледи осталась без этого необычного знака внимания?
– Не смог ее найти, – брякнул Эдмонд, и от сдерживаемого смеха у Роберта закололо в боку. Он осторожно вздохнул и после того, как восстановил самообладание, сказал:
– Так ты хочешь, чтобы я тебя к ней отвел?
Эдмонд просиял и поднял голову.
– А вы это сделаете?
Роберт больше не мог сдерживаться, он засмеялся и встал.
– Конечно. Не могу же я лишить жену такого великолепного подарка. Она на огороде, следуй за мной.
Чтобы выйти во двор, надо было пройти через зал, и Роберт усмехнулся, видя, какими ревнивыми взглядами провожают Эдмонда рыцари, догадавшиеся, кому предназначена овца. Бедный мальчик так вытянулся, что Роберт опасался, не упадет ли он, если и дальше не будет смотреть под ноги. Правда, его новоявленное величие подрывала овца, которая бурно протестовала. Должно быть, это некоего рода колдовство, как иначе можно объяснить охватившее всех безумие?
И Роберт, хоть и противился, но тоже поддался ее чарам, как и его люди. Просто он был более сдержанный.
Мало кто знал, но он уже несколько дней подряд ездил к башне и привозил оттуда какую-нибудь вещицу. Он бы сразу переправил все в дом, но Имоджин настаивала, что все должно оставаться так, как есть.
Она бесстрастно и холодно отказывалась от своего прошлого, но Роберта жгло воспоминание о том, как любовно она поглаживала кожаные переплеты книг. Перед уходом из башни она тайком сунула в карман какой-то обрывок листа, и Роберт скрипнул зубами, чтобы не взреветь. То, что она от него что-то скрывает, пронзило Роберта ножом в сердце, и только ночью, глядя на спящую жену, он разглядел в ее жесте беспомощность. Беспомощность, которую она не хотела ему показывать, и память о чем-то мрачном, что она скрывала от его взора. Только боязнь потерять жену удержала Роберта от того, чтобы снести эту башню с лица земли камень за камнем и вернуть Имоджин ее детство. Но злость оставалась.
Злость на то, что страх перед братом заставляет ее настаивать на сохранении башни в ее теперешнем виде. Злость на то, что она не верит в мужа, не верит, что он способен заслонить ее от любой напасти, особенно от ее подлого братца.
Если бы она с ним поговорила! Попроси она, и он избавил бы ее от всех демонов. Роберт представил себе, как с удовольствием сотрет Роджера в порошок, и свирепо улыбнулся. Но она ему ничего не сказала. Она держит при себе своих врагов и их тайны.
И все же он некоторым образом с ними боролся. Боролся каждый раз, когда вручал ей вещицу из ее прошлого. Каждый раз это было молчаливой мольбой, обещанием до последнего дыхания защищать ее от всех, кто посмеет причинить ей вред.
Роберту оставалось только надеяться, что она поймет и со временем впустит его в свою душу.
А пока он довольствовался улыбкой, которой она встречала каждый новый реликт своей юности, и теплотой прижатого к нему тела, молчаливо благодарившего его в темноте спальни.
Знал бы Эдмонд.
Имоджин глубоко зарыла руки в потеплевшую почву. Зима казалась бесконечной, но наконец-то прошла. Солнце с каждым днем становилось теплее, ветер – приятнее.
После многолетнего холодного одиночества Имоджин наслаждалась ощущением, что она жива. Просто глубоко вздохнуть и почувствовать весенние запахи уже было счастьем. Почти чудом. Она еще многого не умела делать, но уже знала, что если постараться, то можно всему научиться. Каждый день она все больше работала, и ей это нравилось.
Сегодня старик Дункан учил ее полоть, и Мэри, хоть и ворчала, что это не дело для леди, не захотела упустить возможность подольше поспать, и бурча позволила нарушить социальный запрет.
Имоджин была очень довольна тем, как все складывается. И Мэри хорошо – после многолетней преданной службы у нее появилось время для себя, и Имоджин хорошо, она нашла свое место в мире. Коли Дункан будет за ней следить, у нее не останется оправданий для безделья.
Имоджин методично работала и думала: как забавно, что ее руки почти так же полезны, как скрюченные пальцы Дункана.
Не только забавно. Ощущение было такое, что она возвращается к человеческому обществу после долгого изгнания. Что произошло волшебство, а волшебником был Роберт, вернувший ее к жизни.
Она представила себе нелепую картинку, как ее муж, воин, сильный и простой человек, показывает фокусы, и нашла в ней некое очарование. И вообще, по ночам он уж точно занимается колдовством, он создает его своим телом. Память подсказала ей детали этого волшебства, и она вспыхнула.
И задрожала. Радость. Думать о ней – значит искушать судьбу, но, возможно, она боялась искушать брата? Это он прислал к ней Роберта, об этом нельзя забывать. А помнить было очень трудно, потому что ни одно действие брата не может быть источником радости.
Руки сдавили комья почвы оттого, что солнечный день вдруг потускнел, и виноват в этом был Роджер. Черт возьми, он был повсюду, он выжидал где-то на обочине ее жизни, чтобы все разрушить. Она боялась об этом думать, но, возможно, все, что она сейчас испытывает, – это очередной ход в игре Роджера. Может быть, он знает, что, если она лишится жизни, если потеряет Роберта, это ее окончательно погубит.
Имоджин отбросила мрачные мысли и сосредоточилась на работе. Она хотела утешить душу звуками ранней весны и стала прислушиваться; пели птички, жужжали пчелы, блеяла овечка…
Овечка? Во дворе?
Она повернулась к Дункану, который копал грядку.
– Дункан, ты слышишь овечку?
– Да, миледи, слышу. – Дункан оперся о лопату и поскреб пальцем нос. – И вижу. Ее держит сэр Эдмонд.
Имоджин испуганно обернулась на блеяние.
– Я не хотел прерывать твою работу, малышка, – сказал Роберт, – но сэру Эдмонду не терпится вручить тебе маленького… ну, кое-что.
– Кое-что? Ты имеешь в виду овечку?
– Вообще-то я думаю, что это ягненок, но могу ошибаться. Я не силен в деревенских делах.
– Да, сэр, вы совершенно правы, – осклабился Дункан. – Это ягненок.
– Полагаюсь на твое знакомство с такими вещами, Дункан.
– Спасибо, сэр.
– Не за что.
К этому моменту Эдмонд уже готов был провалиться сквозь землю, он переминался с ноги на ногу, желая, чтобы мучительный момент поскорее закончился.
– Прекратите оба, – строго сказала Имоджин и неловко встала. – Разве вы не видите, что смущаете сэра Эдмонда?
– Мы не виноваты, – фыркнул Роберт. – Его смущает овца.
– Ягненок, сэр.
– Ягненок. Верно. Еще раз спасибо, Дункан.
– Не обращайте на них внимания, Эдмонд, они дурачатся, – снисходительно сказала Имоджин и улыбнулась, не осознавая, что от этого он чуть не лишился сознания. – У вас действительно ягненок?
– Д-да, леди Имоджин.
– Можно его погладить? Я давно не гладила ягненка.
Эдмонд чуть не упал, устремившись к ней. Роберт с грустной, понимающей улыбкой покачал головой. Вот и еще один воин сражен. Все они похожи на моряков, тонущих в море под пение сирены.
Имоджин на ощупь отыскала ягненка на руках у Эдмонда и ласково улыбнулась. Ягненок, кажется, тоже не устоял перед ее чарами, замолчал и потянул голову к ее руке.
– Ой, какой миленький, – ворковала Имоджин. – Можно я его подержу?
– Конечно! – завопил Эдмонд с почти неприличным облегчением, отчего Имоджин даже вздрогнула.
– Кажется, ты способна очаровывать животных стой же легкостью, что и людей, – качая головой, сказал Роберт, подошел к ней и взял за плечи. Ему стало легче, когда она инстинктивно прислонилась к нему, хотя все ее внимание было приковано к ягненку.
– О, Роберт, можно я его оставлю? Он такой миленький и не доставит хлопот.
– Но, Имоджин…
– Обещаю, ты и не заметишь, что он здесь. С ним будет не больше проблем, чем с какой-нибудь собакой, бегающей вокруг дома, я обещаю.
– Имоджин, овца…
– Пожалуйста, – умоляюще прошептала она, и Роберт понял, что утонул.
– Ладно, пусть остается, – вздохнул он, слегка злясь на себя за такое решение. – Но чтобы в нашей комнате его не было. Тебе придется найти для него…
Суровую лекцию прекратил восторженный визг Имоджин, она обняла Роберта за шею и поцеловала. На секунду он прижал ее к себе и хотел углубить поцелуй, но ягненок брыкнулся, и Роберту пришлось отодвинуться.
Он стрельнул глазами в Дункана и с облегчением увидел, что старик уже копает. Эдмонд оказался не таким проворным, он с отвисшей челюстью смотрел на целующуюся пару.
– Эдмонд имеет вид отшлепанного щенка, – прошептал Роберт на ухо Имоджин. – Кажется, он считает, что я украл его награду.
Она покраснела, чем окончательно сразила Эдмонда.
– Да, конечно, извините, сэр Эдмонд. – Она повернулась и с непогрешимой точностью, всегда изумлявшей Роберта, встав на цыпочки, поцеловала юношу в пылающую щеку. – Ягненок просто замечательный, не знаю, как вас благодарить.
– Можешь назвать овцу в его честь, – съехидничал Роберт.
– Нет! – взвыл Эдмонд, забыв о приличиях. Роберт весело наблюдал, как молодой человек прокашлялся и начал снова: – Леди Имоджин, такой благодарности мне не надо. И никакой не надо. Я лучше вернусь к работе, не могу же я весь день болтаться.
Он склонился к ее руке с таким изяществом, которого Роберт у него никогда не замечал, и большими шагами удалился. Роберт удержал победный вопль и выдал его только после того, как Эдмонд скрылся за углом.
– Имоджин, как ты это делаешь, черт возьми? – Он изумленно покачал головой.
– Что делаю? – рассеянно спросила Имоджин, стараясь успокоить ягненка.
– Ничего, пустяки, – со смущенной улыбкой сказал Роберт.
– Роберт, мне кажется, он голодный. Что делать? – Она сунула ягненку палец, и он агрессивно принялся сосать.
– Меня не спрашивай. Я воин, а не фермер.
– Хороший хозяин должен быть и тем, и этим, сэр, – пробурчал Дункан. – А что касается ягненка, по-моему, надо отнести его на кухню, чтобы ему дали молока и место возле печки.
Лицо Имоджин посветлело.
– Блестяще. – Она вывернулась из рук Роберта и вложила в них ягненка.
– Какого…
– Это ягненок, а не овца, и он голодный, так что лучше пойди накорми его.
– Ты оставляешь меня с этой чертовой тварью? Тебе его подарил один из дураков-обожателей, ты за ним и ухаживай.
– Эдмонд не дурак, а я занята работой. – Она сказала это строго, но весь эффект пропал из-за улыбки, с которой она погладила ягненка по голове. – К тому же, как сказал Дункан, ты не можешь быть только воином, тебе придется научиться разным делам. Имеешь шанс попрактиковаться, так что учись обращаться с овцами, а я вернусь к работе.
Роберт свирепо посмотрел на Дункана, который вдруг оказался ужасно занят копкой, потом беспомощно поглядел на неугомонную тварь, которая усиленно сосала деревянную пуговицу на его рубашке.
– Я не хочу ухаживать за овцой, – жалобно сказал Роберт, понимая, что похож на капризного ребенка.
Имоджин потянулась и запечатлела на его губах долгий поцелуй.
– Конечно же, хочешь, – прошептала она ему на ухо. – Пожалуйста.
Он застонал, поняв, что его обошли и он проиграл. Он выпростал одну руку, притянул Имоджин к себе и впился в нее свирепым поцелуем, чтобы чем-то возместить поражение. Ягненок громко запротестовал.
Роберт с отвращением посмотрел на подлого зверя.
– Значит, молоко и тепло, да, Дункан?
– Верно, сэр Роберт.
Роберт кивнул, кинул последний жаркий взгляд на жену и повернулся уходить, но его остановил тихий голос:
– Приходи за мной через час, я, наверное, все закончу, и мы сможем… все обсудить в нашей комнате.
Он засмеялся, откинув голову:
– Ты толкаешь меня на сложную сделку, но так и быть. Час, и ни секундой больше.
Он шел к кухне и понимал, что усмехается и идет упругим шагом. Поглядев на ягненка, он самодовольно улыбнулся.
– Похоже, за тебя получил награду не только Эдмонд, но и я, и моя будет получше, гарантирую.
Ягненок посмотрел на него пустыми глазами и укусил пуговицу, расколов ее надвое.
До Имоджин донесся свист Роберта. Не понимает она этого человека. Она покачала головой и стала дальше полоть грядку. Дункан вдруг заговорил:
– Если не возражаете, я скажу, что он хороший человек, ваш муж.
– Ты так думаешь? – Она продолжала работать, сделав вид, что ответ не имеет для нее значения.
– Я не думаю, миледи, я знаю.
Хороший человек? Разве бывают хорошие люди? Как они могут жить, если миром правят такие, как Роджер? Имоджин взмолилась, чтобы это было правдой. Ей так нужно, чтобы это было правдой! Миру очень нужны хорошие люди, яростно дергая сорняки, думала она, но ей необходимо больше. Ей необходимо, чтобы он был тем, кем кажется.
Не слишком ли много она просит у судьбы?
Может быть, и много, но она знала, что на меньшее несогласна. Если Роберт окажется ставленником Роджера, ее новая жизнь обратится в пепел, и ей больше незачем будет жить.