Я проверила, на месте ли мой магнитофончик, и быстро отъехала от дома, чтобы Мэтт не заметил мою машину с Элмгроув.

На перекрестке зажегся красный, я взяла кассету, потыркала ее не той стороной и наконец-то вставила. Салон наполнил голос Барри, живой до мурашек по коже, будто он сидел на пассажирском кресле собственной персоной.

«Боже, это слишком много», — потрясенно произнес он.

У меня сжалось сердце, перед глазами все поплыло. Дорога словно растворилась. Сзади послышался гудок, и я выключила магнитофон, выронила его на колени. Я разобьюсь, если буду слушать запись на ходу.

Автомобиль просигналил второй раз, и я тронулась с места, осторожно следуя по Энджел-стрит. Как бы кого не задеть. Я вся кипела, стараясь не взорваться. Надо приехать в центр города, припарковаться в безопасном месте, где можно спокойно прослушать запись, перемотать обратно и прослушать снова.

Перед офисом «Кроникл» нет площадки для парковки. Я объехала здание трижды в поиске свободного места, с каждым разом сердце стучало все сильнее и отчаяннее. Сегодня же суббота, Христа ради, и негде приткнуться носом. Тут я заметила, как много на тротуарах людей, и вспомнила, что скоро «Уотер-Файр». Туристы уже стекаются к вечернему мероприятию.

Мне было не до праздника. Я думала лишь о пленке. Развернувшись, я направилась прочь от реки и туристов в часть города, именуемую деловой. Она находилась всего в пяти-шести кварталах от водного парка, а казалось, будто на другой планете. В старом коммерческом районе до сих пор шла реконструкция. В заброшенных магазинах, отчасти отремонтированных, открылось множество грязных ночных клубов и агентств социальных услуг. В этот час улицы будут пусты.

На Вестминстер-стрит было свободно, и я припарковалась у отеля «Лупос хартбрейк», вмещавшего ночной клуб, который бездействовал в дневное время. Я заперла дверцы машины, схватила магнитофон и перемотала пленку, чтобы прослушать ее с самого начала.

«Боже, это слишком много», — сказал Барри.

На этот раз я не онемела, не испугалась. Прибавила звук и закрыла глаза.

«У тебя снизились продажи?» — с искренней озабоченностью поинтересовался низкий мужской голос.

«Нет, просто… ты же знаешь… ну, может, совсем чуть-чуть», — ответил Барри.

Повисла долгая тишина.

«Пятидесятидолларовые выигрыши в той же коробке?» — спросил Барри. Послышалось трение карточек.

«Да», — подтвердил тот же мужской голос.

«Ты уверен, что их проверили?»

«У нас вышел прокол с печатью. Не беспокойся. Мы выкинули всю пачку. Проблема улажена», — уверил бас с неким раздражением.

Барри скептически ухмыльнулся. Раздался гудок, и я догадалась, что они едут куда-то в машине. Затем стало тихо, будто автомобиль попал в гараж. Послышался шум механизма, а затем некий предмет с хлопком приземлился на приборную панель.

«Вот еще одна партия», — сказал мужчина.

Я не знала, кто сидит за рулем, но представила, как Барри паркует машину. Мотор заглох. Раздался резкий недовольный шепот: «На этом еще можно сделать много денег. А ты испугался?»

«Я не испугался, — прошептал в ответ Барри. — Просто хочу увериться, что проколов больше не будет».

Последовал щелчок, и запись оборвалась. Я восхищалась Мазурски. Не тем, что он влип в грязную историю, а его актерским мастерством. Если он делал эту запись, значит, уже сговорился с Мэттом и пытался раздобыть доказательства для генеральной прокуратуры. Тем не менее он говорил, как мошенник, а не предатель.

Еще один щелчок, и уже другой голос поблагодарил Барри. Через минуту на панель управления посыпались монеты. Мотор заревел, вокруг ехали машины.

«Ты читал статью в „Кроникл“, в разделе бизнеса? О том, какое достижение техники вы, ребята, купили?» — спросил Мазурски.

Вы, ребята. Я остановила пленку, перемотала и включила снова. Не так давно в воскресном номере появлялся очерк о какой-то компании передовых технологий в Род-Айленде. Она изготавливает разное оборудование для лотерей. Вы, ребята. Значит ли это, что собеседник Барри из лотерейного бизнеса?

Кнопки на моем магнитофоне такие крошечные, что я всегда боюсь нажать не на ту и затереть пленку. С невероятной осторожностью я включила воспроизведение.

«Сканирующий прибор не страшен нашим билетам. Кто станет проверять билет без выигрыша? — сказал мужской голос. — Говорю же тебе, мы избавились от той пачки. Кончай дрейфить».

«Меня не беспокоит „Смит-Хилл“ и магазины Южного округа, но на площади продавать не буду. В доме напротив живет журналистка из „Кроникл“, она покупает все больше и больше билетов».

Черт! Это про меня.

«Разницу не заметил даже гребаный президент компании. У нас точнейшие копии. Все опрошенные из фокусной группы с ума сходят по этой игре. По зелененькому эльфу. Говорю тебе, на их фанатизме надо делать деньги».

Послышался шелест бумаги, молчание.

«Хорошо. Выглядит неплохо. Я должен возвращаться в офис. Высади меня у моей машины», — попросил мужчина.

Затем в голосе Барри прозвучала первая нотка напряжения.

«Эй, а как насчет того, чтобы подделать новую игру за десять долларов? Вы столько рекламы пустили на радио. Покупатели уже ее спрашивают».

Собеседник ответил прямо и тем же самодовольным тоном: «Ты шутишь? В этом и есть смысл всей бодяги с рекламой».

* * *

Я прослушала пленку трижды, пока до меня все дошло. Лотерейный агент. Фокус-группы. Реклама. Этот человек способен согласовать производство фальшивок с раскруткой лотерейной игры. Он аферист из самой системы.

Я достала микрокассету из магнитофона и теперь держала ее в руках. Она была такой маленькой, столь ценной и хрупкой, что я вдруг испугалась класть ее в рюкзак, где навалены блокноты, тампоны и скомканные бумаги. Надо поскорее доставить эту улику в редакцию, в безопасное место, ведь тут кроется объяснение уже не одного, а двух убийств. Найдя в сумочке упаковку мятных пастилок, я вытряхнула из нее пастилки, спрятала кассету в металлическую коробку, засунула ее в передний карман голубых джинсов и оглядела улицу — нет ли вокруг кого подозрительного.

Единственными представителями человеческого рода были трое угловатых подростков перед входом в клуб «Лупос хартбрейк». Они походили на манекенов, приставленных к фасаду. Этакая пародия на стильных завсегдатаев вечеринок с преувеличенно суровым, угрожающим видом. Я вышла из машины и, стараясь не смотреть в их сторону, повернула за угол.

Я шла вдоль Юнион-стрит — узкой улицы с высокими пустыми домами. По пути мне встретились двое пьяниц, которые протянули ладони, когда я проходила мимо. Я отрицательно покачала головой и ускорила шаг, будто ничего не вижу. «Вот стерва!» — послышалось вслед.

Тревожно заглядывая в каждый закоулок, я решительно направлялась к редакции «Кроникл», до которой оставалась пара кварталов. На Вашингтон-стрит пришлось остановиться. Машины ехали плотным потоком: прибывшие на «Уотер-Файр» туристы отчаянно искали свободное место для парковки. Я проскользнула меж автомобилей на другую сторону улицы.

Минуя местную пивную «Мерфи», вздрогнула от удара кулака по стеклу, повернулась и увидела в дверях Грегори Айерса. Стоя в твидовом пиджаке, вельветовых брюках со стрелками и туфлях на толстой подошве, он махал мне рукой. Лицо его казалось моложе, веселее, чем в прошлый вечер. Интересно, один он там? Или с женой?

— Я только что оставил вам сообщение в редакции, — сказал Айерс.

Сначала я подумала, что речь пойдет о смерти Леонарда, однако тон Грегори был деловым. Глядя на него пустым взглядом, я отчаянно соображала. Как главе лотерейной компании, Айерсу наверняка доложили о фальшивках, которые я им принесла. На витрине «Мерфи» висела эмблема лотереи: вероятно, он здесь по делу или по вопросу расследования поддельных билетов.

— Мне нужно с вами поговорить, — сказал Грегори, понизив голос до полушепота. — Мы хотели бы найти виновных как можно скорее.

Я почувствовала кислый запах из его рта, будто он недавно пил пиво, однако взгляд его, следивший за моей реакцией, был вполне трезвым.

— Хорошо, — ответила я, стараясь сохранять спокойствие, хотя сердце у меня стучало.

Интересно, догадывается ли он, что подделкой занимаются сами представители лотерейной компании? Если Айерсу нужна моя помощь, попытаюсь обменять ее на информацию.

— У вас есть минута?

Грегори приглашал меня пройти в пивную. В будние дни журналисты обожают здесь обедать, но в субботу, в такой час, внутри наверняка одни бармены.

У меня не было лишней минуты. В кармане лежала кассета, улика невероятной значимости, основание для сенсационной истории, которая прогремит на весь Род-Айленд. Ноги у меня подергивались от желания бежать в редакцию. Там Дороти прослушает запись, пока та мистическим образом не исчезла, и позвонит Натану, несмотря на выходной. Редакторы будут ломать голову, подбирая лучший заголовок. Мне хотелось крикнуть во все горло: «Остановите печать!» — прямо как в кино.

Однако я разрывалась между двумя возможностями. Все равно через час, когда я успокоюсь и сделаю набросок статьи, придется сесть на телефон и вызванивать того же Айерса. Кто из лотерейных агентов отвечает за территорию Уэйленд-сквер? Кто из подчиненных имеет доступ к результатам опроса общественного мнения?

— Всего лишь минутка, — настаивал Грегори.

На другой стороне улицы стоял черный «кадиллак». За рулем сидел водитель, очевидно в ожидании Айерса. Как знать, куда он сегодня поедет и смогу ли я поймать его вечером?

Я последовала за Грегори в пивную, к столу возле барной стойки. Половину стульев еще не расставили после вчерашней уборки. Из посетителей — только двое мужчин, уставившихся в экран телевизора. Мы сели около окна с видом на Юнион-стрит. Перед Айерсом уже стояла полная кружка пива и начатый сандвич с беконом. Он отодвинул в сторону и то и другое. За его спиной располагались два огромных автомата с лотерейными билетами.

— Сожалею, что вам пришлось пройти через все это, — сказал Грегори. — Хотите что-нибудь поесть? Пиво? — Он стал высматривать официантку.

Я покачала головой:

— Извините, у меня мало времени.

— Хорошо, хорошо, понимаю. Скажите мне только одну вещь. Я слышал, вы купили билеты в магазине Мазурски на Уэйленд-сквер. Когда это было? Недавно?

Я отвечала на этот вопрос полицейским, указала конкретное число, подчеркнув, что в тот день убили Барри Мазурски. Они, несомненно, передали всю информацию Айерсу. Видимо, он решил прибегнуть к излюбленному мной приему: задавать вопросы, на которые заранее знаешь ответ, чтобы установить контакт.

— Две недели назад. Когда погиб Мазурски.

Грегори оглянулся через плечо непонятно на что. На пустые стулья? На экран? Повернувшись, кивнул в знак признания ужасной трагедии, однако в его глазах не было искренности. Я поняла, почему Айерс выглядит моложе. На щеках его лежал слой светло-оранжевых румян и пудры. Видимо, на сегодня назначены съемки рекламы и телепередачи.

— Мне жаль, что вы пострадали из-за подделки билетов. — Он нахмурился, и на лбу его появилась вертикальная линия, подпортившая безупречный грим. Грегори снова показался старым.

Открылась дверь, вошли двое мужчин и направились прямо к бару. Послышался грохот стульев, опускаемых на пол.

— У вас есть предположения насчет того, каким образом удалось создать столь точные копии? — спросила я.

Айерс проигнорировал вопрос.

— Должно быть, для вас это стало большим разочарованием.

Грегори смотрел на меня многозначительным взглядом, но я не понимала, что он пытается мне сказать. Или это сопереживание? Сочувствие?

— Представляю, какой шок вы испытали, когда узнали, что это подделка, — продолжал он.

— Да, ситуация не из приятных.

— Сожалею, — повторил Айерс, и борозда на его лбу стала еще глубже.

Я пожала плечами.

— Такая громкая история с фальшивками может нанести серьезный удар по имиджу лотерейной компании. И это в то время, когда штату так нужны деньги, — сказал он.

Какой смысл говорить о том, что и так очевидно? У меня было такое ощущение, будто он выступает перед публикой. Я даже оглянулась, ожидая увидеть камеру и съемочную команду. У меня нет времени на разговоры. Надо убираться отсюда.

— Кто является лотерейным агентом на нашей территории?

Мне показалось или Грегори прищурился?

— Точно не знаю, — медленно произнес он. — Надо будет проверить.

Неужели Айерс до сих пор этого не сделал? Такие вещи выясняются при первом намеке на мошенничество.

— На мой взгляд, агент должен первым почувствовать неладное, ведь из-за фальшивок падают продажи настоящих билетов.

Грегори изменился в лице.

— Вы правы насчет распространения лотерейных билетов штата, однако штат страдает не только от временного падения доходов. Дурная слава может повлиять на прибыль в будущем, на программы, финансируемые нами.

У него засверкали глаза, и я догадалась, что все прежде заданные вопросы — лишь прелюдия. Цель Айерса состояла не в получении информации, а в том, чтобы отговорить меня писать статью о подделке билетов, да еще и от первого лица.

— Преждевременная огласка дурно скажется на расследовании, — продолжил он. — Я надеялся, мы сможем достигнуть некоего соглашения.

Отложить историю на несколько дней в обмен на эксклюзивное интервью? В обычных обстоятельствах это было бы вполне нормальным предложением, но не сейчас, ведь производство фальшивых билетов связано с двумя убийствами.

— Не думаю, что такое возможно.

Айерс нахмурился, и на его лбу проступила вторая вертикальная морщина. Молчание затянулось, я собралась уходить. Ясное дело, разговор подошел к концу. Однако Грегори остановил меня:

— Пожалуйста, еще одну минутку.

Нехотя я опустилась обратно на стул. Он полез в карман пиджака и достал оттуда лотерейный билет.

— Откровенно говоря, мне кажется, лотерейная компания в долгу перед вами…

Вот это да!

— В долгу передо мной?

— Да, ведь вы купили фальшивый билет.

У меня отвисла челюсть. Неужели он считает, что лотерея должна мне деньги?

— У вас был выигрышный билет. Вы не могли знать, что покупаете подделку.

Десять тысяч долларов. Сердце у меня забилось. Десять тысяч долларов! Айерс собирается дать мне такую сумму?

Он положил билет на стол и молча смотрел на него. Слова были излишни.

Я понизила голос:

— Это билет с выигрышем в десять тысяч долларов?

— Понятия не имею, — ответил Грегори. — Любой настоящий билет имеет шанс стать выигрышным. Под защитным слоем может скрываться и двести пятьдесят тысяч.

Он поднял лотерейный билет, поднес его к свету и ухмыльнулся. Так же он делает, объявляя по телевизору победителя, перед тем как похлопать счастливчика по плечу. В глазах его светилась отеческая доброта. И тут я поняла две вещи: Айерс держит в руках билет с выигрышем в четверть миллиона долларов, но никогда не скажет об этом вслух.

Я уставилась на яркий квадрат у него в руках. Грегори собирался отдать его мне. Однако не за однодневную задержку выхода статьи. Наши взгляды встретились. В баре кто-то кашлянул. Со звоном открылась касса. Айерс положил билет на стол.

— Знаете, я ведь видел вас в «Мохиган сан», за столом для игры в блэк-джек. И в курсе, что вам не повезло.

Я была поражена. Откуда ему знать, если за мной не следили? Сердце остановилось в груди. Перестало биться. Земля не вращалась, а время потекло вспять. Если ему докладывают обо всех моих действиях, то он должен знать, что пленка Леонарда у меня.

— Помните, мы повстречались в студии на радио? — Грегори прочел мои мысли. А затем очень тихо, едва слышным шепотом добавил: — Мы нашли единственную копию.

Вот что означал обыск квартиры Леонарда. Мы посмотрели друг другу в глаза. Это был глубокий, многозначительный взгляд.

— Вы видели, как я забрала запись передачи с моим участием. И все.

— Верно, — улыбнулся Айерс. — Запись. — Снова повисла тишина, и он придвинул билет ко мне. — Я хочу вручить вам настоящий билет в знак примирения.

Двести пятьдесят тысяч долларов. Я могла бы оплатить все медицинские счета отца. Маме не придется продавать дом. Отдам деньги за квартиру, долги канут в прошлое. Ладони защекотало, и я ощутила возбуждение сродни тому, что испытываешь за столом для игры в блэк-джек, когда идет карта. Двести пятьдесят тысяч долларов! И уже будет не важно, попаду ли я в следственную команду. Можно просто бросить работу в бюро. Стать фрилансером. Вернуться в Бостон. Написать хорошую книгу.

Сквозь окно я видела черный «кадиллак», ожидающий на Юнион-стрит. За водителем, на заднем сиденье, сидел мужчина.

Из торговых автоматов на меня смотрели самые разные лотерейные билеты, и среди них счастливый эльф из новой версии «Грин покера». Чтобы получить отчеты по фокус-группам, нужно находиться у самой вершины правления лотерейной компании. «Я не вышел бы на одну сцену с Грегори Айерсом», — сказал Леонард на митинге.

Грегори Айерс, глава лотерейного бизнеса, на самом деле мелкий мошенник, который рискует своим положением и популярностью ради дешевых махинаций с фальшивыми билетами? В голове не укладывается, однако Леонард, очевидно, докопался именно до этого. Поэтому и критиковал по радио своего единственного союзника. Айерс достал монету и протянул мне билет.

— Давайте посмотрим, повезет ли вам, Хэлли.

Я испытывала такое жгучее желание схватить билет и снять защитный слой, что у меня дрожали пальцы. Так хотелось увидеть под латексом заветное сочетание цифр! Я пыталась убедить себя, что не беру никаких обязательств. Всего лишь соглашаюсь потереть билет монетой.

Это была серия «Дворец Цезаря». Та самая, которую рекомендовал Барри. Я взяла билет и монету и удалила первый квадрат со стороны рулетки. Выигрышным номером была четверка. Потерла первую из цифр. Там значилось пятьдесят тысяч долларов. Адреналин ударил в голову.

— Продолжайте, — сказал Айерс.

За остальными четырьмя квадратами оказалось тоже по пятьдесят тысяч.

— Поздравляю.

Я крепко сжимала билет с уникальной комбинацией. Внутренний голос говорил: никто не знает, что у меня есть кассета. Ни Дороти. Ни Дрю. Ни Мэтт. Я могу спокойно отдать ее Айерсу.

Рука с зажатым в ней билетом дрожала. Двести пятьдесят тысяч долларов. Так ли мне нужно восстанавливать свое доброе имя в журналистике?

Мы встретились взглядами.

— Откуда мне знать, что это не фальшивка?

Айерс повернул билет обратной стороной и указал на полосу сканирования.

— Хотите поехать в офис компании и проверить его? А заодно выписать чек?

Я взглянула на припаркованный напротив «кадиллак».

— Прямо сейчас?

Он кивнул, и я перевернула билет. Барри хотел, чтобы я купила «Дворец Цезаря», потому что эта серия не подделывается. Я ладонью ощущала подлинность. И как мне отсюда выбраться, не заключив сделку с Грегори? Двух человек убили из-за этой кассеты. Если я не отдам ее Айерсу, он не станет церемониться.

— И вы обещаете, что, отдав вам пленку и покинув Род-Айленд, я никогда о вас не услышу?

Он одобрительно улыбнулся. Двести пятьдесят тысяч долларов. Я могла бы оплатить медицинские счета отца. Да, но что бы сказал мой отец?

Ответ на этот вопрос заглушил марширующий оркестр, который выстукивал на барабанах двести пятьдесят тысяч ударов. Квартира в престижном районе Бостона. Каждое утро я бы бегала по эспланаде. Работала фрилансером на разные журналы, а после обеда писала эссе. Возможно ли отказаться от такого предложения? От такой жизни?

Я кивнула и опустила лотерейный билет в рюкзак. Расстегнула молнию внутреннего кармашка и заметила маленький магнитофон. Серебристый металл сверкнул из-под бумажки.

Айерс по-отечески улыбнулся, однако я чувствовала растущее нетерпение. Он хотел быстрее разделаться с проблемой. Вытер лоб тыльной стороной ладони, размазав макияж.

— Вы сама хозяйка своей судьбы, — отметил Грегори, глядя на мой рюкзак, словно вспоминая о моей жадности в тот день, когда я потерла ему руку на счастье.

«Неужели я из тех, кто берет взятки?» — заговорила во мне совесть. Совесть девушки, выросшей в порядочной семье Вустера и неизменно посещавшей мессу по воскресеньям.

Я вспомнила, каким Леонард был тем вечером в баре. Леонард, жаждущий славы и высоких рейтингов. Несмотря на все это, он оказался неподкупным. Он победил демона. «Пристрастие к азартным играм меняет людей, — говорил он со знанием дела, которое мне тогда не было понятно. — Люди навлекают на себя несчастье».

Сказано обо мне. Оказавшись по уши в долгах, я так низко пала, что раздумываю, брать ли взятку.

Леонард умер из-за этого подонка в гриме, презренного, продажного старика, который улыбается в камеру и обманывает каждого болвана в штате. Мне вдруг страшно захотелось разорвать билет и бросить его Айерсу в лицо. Однако с новой волной возбуждения я поняла истинную цену лотерейного билета. Это же доказательство того, что он пытался дать мне взятку, замести следы и заполучить кассету, которую Леонард бросил мне в ящик перед смертью. Я уже представляла себе иллюстрацию на первой странице «Кроникл»: увеличенный в размере лотерейный билет с баснословным выигрышем.

Вместо того чтобы достать из кармана кассету, я начала рыться в рюкзаке; пальцы цеплялись за бумаги и ручки, пыль и песок застревали под ногтями. На самом дне я нашла недавно вынутую из магнитофона кассету с записью интервью Надин Мазурски, взятого две недели назад.

И отдала ее Айерсу: подарок от одного мошенника другому.

Я старалась выходить из пивной не спеша, как женщина, заключившая мир путем компромисса. Однако я знала: как только Айерс услышит мой голос на пленке, как только раздастся первый вопрос к Надин, он мгновенно все поймет. На тротуаре я бросила взгляд на черный «кадиллак», по-прежнему припаркованный на Юнион-стрит.

Ускорив шаг, я направилась к редакции, моля Бога, чтобы Айерс не сразу нашел магнитофон. На Фаунтин-стрит пришлось остановиться: по ней непрерывным потоком неслись машины туристов. Отсюда мне было видно, что у дверей «Кроникл» нет журналистов, которые обычно выходят покурить, и тут я поняла: сегодня суббота, и центральный вход будет заперт. Надо обежать здание вокруг — до служебных ворот на Сабин-стрит и найти в рюкзаке электронную карточку-ключ.

Машины пролетали по Фаунтин-стрит с такой скоростью, что в воздухе стояли клубы пыли. Скоро загорится красный, и они остановятся. Оглянувшись, я увидела, как открылась дверь «Мерфи» и Грегори Айерс быстро зашагал через улицу к «кадиллаку». Опустилось окошко, он передал что-то водителю и навис над автомобилем.

До меня вдруг дошел весь ужас содеянного. Айерс уже уничтожил Барри и Леонарда; какой шанс, что я останусь в живых? Сделав шаг с обочины на проезжую часть, я была готова пуститься бегом, но машины продолжали лететь по Фаунтин-стрит на желтый свет. Снова посмотрела назад. Айерс по-прежнему стоял над «кадиллаком», вдруг отступил и сердито замахал руками, указывая в моем направлении.

Из автомобиля вышел водитель — высокий широкоплечий мужчина в куртке цвета хаки, который тотчас метнулся за мной. Загорелся красный, однако, даже перебежав улицу, я не успею добраться до служебного входа в редакцию, отыскать ключ и отпереть дверь.

Оглядевшись вокруг, я заметила полицейскую машину перед Юнион-стейшн, у светофора. Зажав рюкзак под мышкой, помчалась вниз по Фаунтин-стрит и через Дорранс. На другой стороне улицы пришлось притормозить: тротуар был полон пешеходов, направлявшихся на «Уотер-Файр», — этакая пробка из неспешных туристов-зевак. К тому времени как я добралась до Юнион-стейшн, включился зеленый, и полицейская машина удалилась от меня на двадцать метров.

Мужчина в куртке цвета хаки пересекал Дорранс-стрит. Все вокруг мелькало яркими красками. Нервные импульсы заменили мысли. Ногами командовал адреналин. Я неслась к парку Уотер-Плейс. Там должна быть уйма полицейских. Там я найду помощь и защиту.

По другую сторону подземного перехода, у Стены надежды, вдоль реки пролегали пешие дорожки. Повернешь налево — уткнешься в непробиваемую толпу у бассейна, ожидающую, когда процессия из лодок зажжет огни. Я выбрала правый берег, ведущий в Ист-Сайд.

Начинало смеркаться, а людей становилось все больше, и без того узкая дорожка стала совсем непроходимой. Я тревожно оглянулась. Преследователь вынырнул из тоннеля и окинул взглядом толпу. Тотчас заметил меня. На мне же ярко-желтая куртка для бега, чтобы машины видели издалека. Надо ее снять.

Справа дорогу блокировала группа подростков. Слева на меня двигалась молодая мама с двойной коляской, создавая пробку.

— Пропустите! — крикнула я юнцам. Те недовольно повернули головы, но не двинулись с места. — Пожалуйста, это очень важно. Пропустите! — снова завопила я.

Я никак не могла снять куртку. Мужчина приближался, и я уже видела черты его лица. Даже на расстоянии я узнала его: широкие плечи, набухшее от ячменя веко. Именно он был в тот вечер в магазине Барри в молочном отделе. В длинной куртке с капюшоном.

Черт! Я протиснулась мимо подростков, чуть не сбив одного с ног. Волна страха прокатилась от сердца к пяткам. Сзади раздалась ругань, но я не останавливалась. Куртка цвета хаки. Эта куртка убьет меня! По парку разливалась симфония Бетховена. Я пыталась побороть страх, прогнать кошмар, поджидающий меня в засаде.

С каждым шагом я все болезненнее ощущала, как металлическая коробочка с кассетой впивается мне в бедро, напоминая, что поставлено на карту. Пленка — моя единственная защита. Человек в куртке цвета хаки не убьет меня, пока не получит кассету.

Бежать по булыжникам очень сложно. Лишь бы не упасть. По другую сторону пешеходного моста должна быть лестница или пологий подъем на Мемориал-бульвар. Если свернуть с дорожки незамеченной, преследователь может застрять в толпе и уйти вперед до Стипл-стрит, в направлении к Ист-Сайду.

Под пешеходным мостом была бы кромешная темень, если бы не тусклый свет от фонаря, подвешенного прямо над водой. Я бросила куртку в реку, и ее унесло течением. Сильный запах мочи смешивался с хвойным дымом костров на плоских чашах. Я кашлянула, нога подвернулась на скользком булыжнике, и я упала.

Интуитивно успела выставить вперед руки и перекатилась на дорожку в сторону моста. Содрала кожу на локтях, лодыжку пронзила острая боль. Толпа сочувственно обступила меня. Поднимаясь на колени, я заметила какие-то заросли вдоль реки, в зоне досягаемости. Быстро вытащив из кармана металлическую коробку, швырнула ее в листья.

Поднялась на ноги, с содроганием сделала пару шагов. Справа были ступени на Мемориал-бульвар. Я зашагала по ним, ощущая, как боль поднимается от лодыжки вверх по ноге. Высокий человек нагонял меня, но я не могла передвигаться быстрее.

— Вам нужна помощь? — спросила женщина за сорок, которая стояла в компании с пятью дамами в нарядных платьях, на высоких каблуках и при полном макияже.

— Да, мне нужна помощь! — Я махнула рукой. — Меня преследует вон тот человек.

Сгорбившись, я с трудом шагала вверх, как бегун, пересекший финишную линию. Женщины перестроились на своих высоких каблуках в кучу, чтобы блокировать выход. И вскоре я уже хромала по Мемориал-бульвару в поисках полицейских или патрульной машины.

Добравшись до Юнион-стейшн, я остановилась, чтобы перевести дыхание, обернулась и огляделась. У машины стояли двое парней. Ко мне приближались женщина с ребенком и мужчина с малышом на шее. Человека в куртке цвета хаки не видно.

Я юркнула за дом и прислонилась к стене, тяжело дыша. Неужели те дамочки не пропустили его на выходе? Или преследователь не заметил ступеней и продолжил бежать вдоль реки? Надо убираться отсюда, пока он не сообразил, где ошибся.

Нигде не было ни одного полицейского, зато и преследователя не видно. Редакция находилась через пару кварталов. На углу я не стала ждать, пока загорится зеленый. Проскочила мимо машин, срезая угол по Дорранс, чтобы попасть на Сабин-стрит. От боли голова шла кругом, и яркая вывеска на здании «Кроникл» развевалась как флаг в шторм.

У служебного входа я достала карточку-ключ и приложила ее к двери. Мелькнул красный сигнал. На Сабин-стрит повернула машина. Я повторила операцию второй раз и дернула дверь. Бесполезно.

«Успокойся, — говорила я себе, — вставляй ее медленнее, чтобы код прочитался». Однако трясущиеся руки не слушались. Хлопнула дверца автомобиля. Краем глаза я заметила черную машину у обочины. Наконец замок щелкнул, дверь подалась.

Твердый предмет уперся мне в спину, огромная ладонь зажала рот.

— Полезай в машину, — приказал мужской голос.