Доктор Флуршютц и лейтенант Ярецки направлялись из больницы в город, Дорога была в ямах и выбоинах, возникших в результате того, что по ней ездили грузовики с железными шинами, поскольку резины не хватало. В безмятежно спокойном воздухе высилась тонкая черного цвета металлическая труба неработающей толевой фабрики. В лесу щебетали птицы. Рукав Ярецки был приколот английской булавкой к карману его форменного кителя.

"Странно, — сказал Ярецки, — с тех пор, как я лишился левой руки, правая кажется мне противовесом, тянущим вниз… лучше оттяпали бы и ее тоже".

"Вы же симметричный человек., инженеры ведь соображают в симметрии".

"Знаете, Флуршютц, иногда я уже и не вспоминаю, что имел такую профессию… Вам не понять этого, своей-то профессии вы не изменили".

"Ну, так уж однозначно это не стоит утверждать… Я был скорее биологом, чем врачом…"

"Я предложил свои услуги фирме "АЕГ", людей ведь сейчас везде не хватает, Но не могу себе представить, что я снова сижу за чертежной доской, А как вам кажется, сколько всего человек погибло?"

"Не знаю, пять миллионов, десять, а может, и все двадцать, неизвестно, сколько их будет, когда все это закончится".

"А я убежден, что это вообще никогда не закончится. Так будет продолжаться вечно".

Доктор Флуршютц остановился: "Скажите, Ярецки, а вы вообще осознаете, что пока мы здесь так вот спокойно разгуливаем, пока жизнь вообще течет здесь столь размеренно и спокойно, в паре километров отсюда со смехом палят друг в друга?"

"Знаете, я вообще кое-чего не могу понять… Впрочем, мы с вами свою долю всего этого уже отхватили…"

Доктор Флуршютц механически пощупал шрам от огнестрельного ранения под козырьком: "Я, собственно, не это имел в виду,, это случилось раньше, когда ко всему этому еще принуждали, людям было стыдно… нет, сейчас, по совести говоря, нужно было бы сойти с ума".

"Этого еще только и не хватало… благодарствую, уж лучше нализаться…"

"А рецепту этому вы следуете основательно".

Порывом ветра со стороны неработающей толевой фабрики до них донесло запах смолы.

Доктор Флуршютц, худой и согбенный, со своей белокурой козлиной бородкой и в пенсне, смотрелся в военной форме немного неуклюже. Какое-то время они молчали.

Дорога спускалась вниз, Расположенные на расстоянии друг от друга одноэтажные домики, возведенные здесь, перед городскими воротами, не так давно, выстроились в одну шеренгу и производили вполне мирное впечатление. В каждом из палисадничков виднелась заботливо ухоженная зелень овощей.

Ярецки сказал: "Вот удовольствие жить здесь, год за годом вдыхая этот смоляной запах".

Флуршютц вздохнул: "Я бывал в Румынии и в Польше. Видите ли, там везде так же мирно стоят дома, с такими же вывесками: каменщик, слесарь и всякое такое… В одном из блиндажей возле Арментьера под досками обшивки была вывеска "Tailleur pour Dames"… Это, может быть, пошло, но только там до меня наконец-то дошло все безумие происходящего".

Ярецки словно не слышал его: "Теперь с одной рукой я мог бы также пристроиться инженером на какой-нибудь заводик, выполняющий армейские заказы".

"Вам это больше нравится, чем "АЕГ"?"

"Нет, мне вообще уже ничего больше не нравится… А может, и с одной рукой еще раз подать рапорт на службу? Чтобы метать гранаты, достаточно и одной… Вы не поможете мне прикурить сигарету?"

"А что, вы уже успели сегодня опрокинуть, Ярецки?"

"Я? Стоит ли говорить о том, что я сегодня не опрокинул ни капли, и причиной тому есть вино, к которому я вас сейчас отведу".

"Хорошо, ну а как же насчет "АЕГ"?"

Ярецки усмехнулся: "Если уж быть откровенным, то это сентиментальная попытка вернуться к гражданской жизни, иметь перед собой карьеру, остепениться, завести семью… но в это вы верите так же мало, как и я".

"А почему, собственно, я не должен в это верить?"

Ярецки продекламировал, подчеркивая ритм сигаретой: "Потому что… война… никогда… не кончится, ну сколько еще прикажете вам это повторять!"

"Такой исход также возможен", — согласился Флуршютц.

"Это единственный исход".

Они подошли к городским воротам. Ярецки поставил ногу на бордюрный камень, вытащил из кармана перчатки и, зажав сигарету в углу рта, выбил ими дорожную пыль на ботинках. Затем он разгладил усы, и, проследовав под холодной аркой ворот, они вышли в узкий тихий переулок.