Пролог

Весна

Когда пилот ткнулся лбом в приборную панель, а вертолет пошел носом к земле, положение, и до того бывшее плохим, стало еще хуже.

Лейтенант отряда «Морских львов» американских военно-морских сил Том Паолетти, схватившись за рукоятку управления, направил вертолет снова в небо. Лопес и Джаз в это время делали все возможное, чтобы не допустить гибели пилота от потери крови.

Элитное подразделение «Эс-Оу» из восьми человек оказалось в этой проклятой стране ради того, чтобы обеспечить благополучный отъезд супруги одного из дипломатов. Миссия была достаточно ответственной, чтобы поручить ее лейтенанту Паолетти, командиру шестнадцатого экипажа «Морских львов». Приказ на проведение операции исходил от самого адмирала Чипа Кроули.

В разговоре с Томом Кроули выразил надежду, что появление спецотряда, в котором заместителем Тома будет знаменитый лейтенант второй статьи Каспер Джекет по прозвищу Джаз, заставит этих фашистских псов поджать хвосты.

Адмирал весьма рассчитывал на то, что Том, с его рядами орденских планок на груди, со спокойным повелительным голосом и открытой, располагающей улыбкой, сможет произвести впечатление на этих жирных обжор и заставить их отпустить миссис Хэмптон на все четыре стороны.

Надеялся адмирал и на тот эффект, который неизменно производил Джаз, с его шестью фугами роста, широченными плечами и суровым лицом; черный, молчаливый, он выглядел довольно зловеще. С таким человеком вполне достаточно было послать совсем небольшой отряд в восемь человек.

Местное правительство утверждало, что никто не удерживает миссис Хэмптон помимо ее воли, поэтому Том и его отряд спокойно прилетели в эту страну коммерческим рейсом, взяли в аэропорту напрокат фургон и направились в отель, где проживала чета Хэмптон до того момента, как Рональд Хэмптон отправился в однодневную поездку в соседнюю страну. Без супруги, что оказалось ошибкой. За этот день политическая ситуация в регионе изменилась столь резко, что Рональду и сопровождающим его лицам обратно вернуться не разрешили.

Узнав, что миссис Хэмптон находится в отеле, Том облегченно вздохнул — похоже, дело ограничится тем, что они просто проводят даму в аэропорт, избежав ненужных инцидентов. В радужном настроении он со своей командой попивал охлажденный чай в приятно прохладном саду, пока миссис Хэмптон паковала свои вещи.

Его настроение несколько упало при виде шести огромных чемоданов миссис Хэмптон, которые были торжественно внесены в сад.

Миссис Вильгельмина Хэмптон принадлежала к тому редкому типу женщин, которые и в пятьдесят могли бы выйти на теннисный корт с ракеткой в одной руке и сигаретой или рюмкой мартини — в другой. На лице миссис Хэмптон не было особой радости от появления целой оравы сопровождающих. Когда же Том предложил ей оставить большую часть чемоданов (поскольку досмотр местными властями мог привести к ненужной задержке), ее лицо возмущенно исказилось, и миссис Хэмптон принялась возражать столь энергично, что у Тома возникло сомнение, стоит ли Соединенным Штатам прилагать такие усилия, чтобы вызволить эту даму с чужой территории.

Том напомнил — не очень деликатно, поскольку деликатно у него не получилось, — что временные задержки в период политической смуты склонны превращаться в постоянные. Хотя стенания от этого не прекратились, они стали на тон ниже, и в результате миссис Хэмптон оставила себе только три чемодана.

Том препоручил ее старшине третьей статьи Марку Дженкинсу — самому младшему из спецотряда, парню с открытым, красивым, почти ангельским лицом, которое скорее подошло бы мальчику из церковного хора. Но эта внешность была обманчива — Дженкинс лез во все авантюры, которые только находил, а потом хвастал напропалую, преувеличивая опасности в десятки раз. Но сейчас Дженкинс подарил миссис Хэмптон свою самую обаятельную улыбку, поинтересовался здоровьем ее внуков и проводил к самому безопасному сиденью в центре фургона.

Когда их фургон покинул место парковки у отеля, О'Лири показал на черную машину, движущуюся позади них:

— Черный седан, и в нем шесть человек.

Черный седан ехал за ними следом.

Тома это не удивило. Его удивило бы, если бы хвоста за ними не оказалось.

Дженкинс и Лопес все еще успокаивали миссис Хэмптон по поводу оставленных ею вещей, как вдруг раздался звук сирены.

Сидевший за рулем энсин Сэм Старрет с тревогой поднял глаза к зеркалу заднего вида — и встретил взгляд Тома.

— Спокойно, — произнес Том.

До тех пор пока они не будут знать наверняка, что сирена адресована именно им, давать полный газ было бы попросту глупо. Это могло спровоцировать полицию броситься вдогонку. Пока что следовало просто не привлекать внимания. Правительство заявляло, что даст миссис Хэмптон возможность спокойно уехать из страны. Так что суетиться не было необходимости.

Но сидящий рядом с водителем старшина первой статьи Кении Кэрмоуди по прозвищу Компьютерный Маньяк, вращая ручку настройки своего радиоприемника, поймал полицейскую волну и повернулся к энсину Джону Нилсону, выполнявшему в спецотряде роль переводчика.

— Четыре машины и один армейский грузовик с целым взводом солдат направляются от аэропорта, нас попытаются задержать, а если это будет необходимо, то применят силу, — доложил Нилсон.

Компьютерный Маньяк обернулся к Тому. Его голос звучал почти весело:

— «План Б», ваша светлость?

Адмирал Кроули настоятельно рекомендовал использовать силу только в самом крайнем случае. Том знал, что если его отряд сделает хоть один выстрел, ему придется давать массу объяснений. Но он бы предпочел несколько неприятных часов перед столом Кроули, чем пяток лет в какой-нибудь вонючей тюремной камере вместе со своим подразделением и прекрасной миссис Хэмптон в ожидании, когда переписка по линии международной амнистии смягчит сердца их тюремщиков.

«План Б» в этом свете выглядел куда привлекательнее.

— Переходим к «плану Б».

Едва лишь эти слова сорвались с губ Тома, как О'Лири выстрелом из пистолета чуть не пробил правое колесо преследовавшей их машины.

Старрет резко взял вправо, свернув на боковую дорогу. За машиной тут же взвилось накрывшее седан облако пыли.

— Миссис Хэмптон, мэм. Хотя нас и уверяли, что нам дадут возможность свободно покинуть страну чартерным рейсом, мы подготовились и к другому варианту отъезда. У нас есть вертолет «Морской ястреб», который ждет нас при выезде из города. Лейтенант Паолетти считает, что самым разумным для нас будет воспользоваться вертолетом.

— Лейтенант, я жму на газ, — выкрикнул Старрет, — но это дерьмо не дает мне сделать больше сорока пяти.

Машину бешено трясло на изрытой колдобинами узкой дороге, для которой и скорость в сорок пять миль в час казалась кошмарной. Но Том знал, что если за ними действительно гонятся, то скорость в сорок пять абсолютно недостаточна.

Неудивительно, что Старрету было столь трудно вести машину. В порядком изношенном фургоне находились восемь крупных мужчин, женщина, которую нельзя было отнести к худеньким, и три весьма тяжелых чемодана.

Чтобы ускорить ход, следовало избавиться от какой-нибудь лишней вещи. В фургоне их было три.

Том встретился взглядом с Джазом. Джаз прекрасно понял, о чем он подумал, — и это было хорошо, поскольку вслух этого говорить не следовало. Миссис Хэмптон и так была расстроена сверх всякой меры. Однако О'Лири, сидящий сзади вместе с чемоданами, угадывать мысли не умел.

— О'Лири, помоги мне продуть балласт, — скомандовал Джаз зычным командирским басом.

Благодарение Богу, что миссис Хэмптон не была знакома с морским выражением «продуть балласт». Когда она поймет его смысл, будет уже поздно.

— Меня укачивает при полете на малой высоте, — пожаловалась она.

Том откинулся на сиденье и повернулся к миссис Хэмптон, надеясь объяснить ей всю тяжесть их положения.

— Мы только что слышали по радио приказ четырем вертолетам тайной полиции и грузовику с тридцатью солдатами задержать нас любой ценой, — сказал он, глядя прямо в глаза миссис Хэмптон и не давая ей отвести взгляд. — Не думаю, что у вас была возможность заглянуть в центральную тюрьму этой страны, но уверяю вас, мэм, что это весьма холодное и темное место, с запахом немытых тел, к тому же кишащее крысами. Если вы хотите провести несколько лет в таком месте, скажите только слово, и мы высадим вас на обочину.

Миссис Хэмптон примолкла. Из ее груди вырвался лишь сдавленный вскрик, когда задняя дверь фургона распахнулась и она увидела, как последний из ее чемоданов на колесиках катит по дороге, как в старой рекламе о туризме в Америке. Том подумал: «А разговаривал ли с этой дамой кто-либо так откровенно хоть раз за всю ее жизнь — конечно, за исключением ее очень важного мужа?»

— Мне нужно, чтобы вы постоянно держались старшины Дженкинса, — продолжал Том. — Если он, или я, или кто-либо из отряда, созданного специально для этого дела, отдаст вам распоряжение, вы должны следовать ему без промедления. Я достаточно ясно выражаюсь?

Миссис Хэмптон мрачна кивнула, ее губы были плотно сжаты.

— Более чем, лейтенант. Хотя, уверяю вас, обо всем этом я обязательно напишу письмо вашему командиру. В моих чемоданах находились сшитые у модельеров платья, очень дорогие, некоторые просто неповторимые.

— Нагните голову и придержите язык, мэм, — ответил Том. — Мы обязательно вытащим вас отсюда, чтобы вы могли написать свое письмо. Я обещаю вам это.

Миссис Хэмптон все же не удержалась от вопроса:

— А что, если они собьют ваш вертолет?

— Поблизости находятся американские военно-воздушные силы, с НАТО есть договоренность о применении силы в случае необходимости. Как только мы поднимемся в воздух, то начнем передавать информацию об этом по всем каналам. Не сумасшедшие же они, чтобы стрелять по нашему вертолету. Мы долетим до аэродрома дружественного нам государства, — Том бросил взгляд на часы, — я думаю, через час. Я позабочусь, чтобы по прибытии вы получили бумагу и ручку.

— А если что-то у вас не получится, — ядовито заметила миссис Хэмптон, — у вас есть «план С»?

— «План С» всегда есть, мэм. «План С» означает действовать по обстоятельствам. Этот план мы всегда делали лучше всего.

Но пока в «плане С» не было никакой нужды. Пока Компьютерный Маньяк указывал водителю по карте путь через запутанные улочки, Старрет жал на газ, а Нилсон следил за ситуацией в эфире, фургон одолел всю дорогу, и они прибыли на место точно по графику.

Точно по графику с неба спустился и вертолет. Пилот сошел по лестнице, чтобы помочь миссис Хэмптон подняться на борт.

Но тут случилось непредвиденное. На дороге появился джип, битком набитый солдатами патруля. Том застонал от досады — подобные случайности предусмотреть просто невозможно. Патруль оказался в ненужное время в ненужном месте. А теперь, естественно, увидев вертолет, военные отправились проверять, в чем дело. Если бы патруль задержался всего на полторы минуты, вертолет бы взмыл в воздух и был уже вне досягаемости прицельного огня.

Вместо этого патруль повернул к ним, и было видно, как автоматы снимаются с предохранителя и как вставляются магазины. Но Лопес сделал свое дело раньше — он выстрелил из гранатомета в джип, пока Том и Джаз помогали миссис Хэмптон подняться в вертолет.

Солдаты бросились врассыпную — но один из них все же остался в джипе; он открыл просто бешеную стрельбу.

И опять трагическое совпадение — одна из этих выпущенных почти наугад пуль прошла через открытую дверь и попала в плечо пилота.

Но Том заменил пилота и сам повел вертолет. Прошло уже несколько лет с тех пор, как он летал на одной из подобных стрекоз. Сейчас это получилось у него не очень гладко, но довольно прилично.

— Боже, командир, — крикнул Дженкинс, перекрывая истерические завывания миссис Хэмптон, — мы дымимся.

Черт, еще одна непредвиденная случайность. Двигатель полыхал, извергая густой дым, словно от осветительного патрона. Похоже, в один из двигателей — или в оба — попала пуля. Удачлив же оказался этот стрелок, черт его раздери!

Но они были уже довольно далеко от города и довольно быстро двигались к границе. Хотя до границы все же не могли дотянуть с одним неработающим двигателем. И, Боже, с переставшей нормально работать подачей топлива. Пуля попала и в бак с топливом. Горящий двигатель и протекающий бак — это уже совсем плохое сочетание, это взрыв! Необходимо опустить эту стрекозу на землю, и сделать это надо как можно скорее.

Внизу расстилалась мрачная пустыня с грозными скалами и весьма подозрительными песками. «Наверное, такой же пейзаж на Луне», — подумал Том. В Новой Англии, где он вырос, ничего подобного он не видел.

— Держитесь за свои места, — крикнул Том, с трудом сажая вертолет на землю. Посадка получилась жесткой. Будь скорость чуть больше — дело обернулось бы катастрофой.

Все, что не было привязано, сорвалось с места.

— Джаз, выведи отсюда миссис Хэмптон! Быстро! — крикнул Том.

Экипаж тут же начал действовать. Джаз и Дженкинс взяли миссис Хэмптон под руки. Пока они вытаскивали ее из вертолета и тянули за собой по высохшей земле к укрытию, миссис Хэмптон отчаянно сопротивлялась, что-то крича севшим голосом.

Лопес и Компьютерный Маньяк несли пилота, а Нилсон, Старрет и О'Лири захватили вещи и запасы воды.

Том покинул вертолет последним; он спрыгнул на землю и побежал, соображая, как бы так рявкнуть на миссис Хэмптон, чтобы она наконец угомонилась.

И тут он услышал, о чем кричит миссис Хэмптон. О своей дамской сумочке. Она оставила в вертолете сумочку.

— Извините, мэм, вам придется обойтись без нее. Вертолет сейчас взорвется, и от него…

— В сумке мои сердечные капли! — хрипло выкрикнула миссис Хэмптон. Ее голос гулко разнесся среди скал, отражаясь эхом от гладких склонов.

Сердечные капли.

— Черт бы тебя побрал. — Это вырвалось у него само собой.

Том увидел, как Джаз поднимается из-за камня, чтобы вернуться к вертолету, но Том был по меньшей мере на тридцать ярдов ближе. И он побежал. Помогая себе руками, чтобы быстрее преодолеть камни, он бросился обратно к вертолету.

Всего через десять шагов он был на месте, нырнул внутрь и принялся искать эту чертову сумку. Ее нигде не было видно — как любую дамскую вещь, которую вам требуется найти. Он бросился на металлический пол, заглянул под сиденья, и…

Джекпот! Он увидел бежевую сумку. Должно быть, она скользнула вперед, когда они приземлялись. Том схватил ее и уже в следующее мгновение был снаружи, убегая прочь столь стремительно, как только мог.

Он был всего в нескольких ярдах от спасительных скал, когда услышал сзади оглушительный взрыв и почувствовал, что его приподнимает в воздух. А потом его словно ударила земля.

«Черт! Хорошо, что я прижал сумочку миссис Хэмптон к груди — с сумочкой ничего не случилось».

Это было последней его мыслью. В следующее мгновение на Тома обрушилась непроглядная мгла.

 

Глава 1

8 августа

Том снял с верхней полки спортивную сумку и медленно направился вместе с другими пассажирами чартерного рейса к выходу из бостонского аэропорта Логана.

«Это хорошо, — подумал он, — что никто не торопится». У Тома еще не прошли приступы головокружения после травмы головы. Из-за этой травмы его недавно чуть было не списали начисто.

Выйдя из терминала, Том увидел густой утренний туман, скрывающий очертания города.

Но Том знал, что, тюка он будет ехать к городку Болдуинз-Бридж, туман рассеется. Сильный океанский бриз охлаждает воздух, делая небо светло-голубым, а городок — привлекательным для туристов и любителей красивых пейзажей.

Том собирался оставаться в этом городке только до воскресенья. Ему предоставили тридцать дней отпуска для окончательного выздоровления. Тома одна мысль об отпуске выводила из себя. Ему, черт побери, не нужны эти тридцать дней. Он и так слишком много времени провалялся в госпитале. Он уж и не помнил, как выглядят его парни. Он даже не знал, не расформировали ли их подразделение вообще из-за происков контр-адмирала Ларри Такера и увидит ли он своих друзей когда-нибудь снова.

Нет ничего удивительного, что он вышел из себя, когда обнаружил, что в то время как он пребывал в глубокой коме, Такер сделал попытку сократить весь шестнадцатый экипаж в бюджете на следующий финансовый год. И что подразделение «Эс-Оу» из шестнадцатого экипажа Такер собирался разбросать по всему миру. Элитное подразделение, которое Том собирал на протяжении нескольких лет, получившее уважительное прозвище «Искатели приключений»…

И Том потерял самообладание в разговоре с контр-адмиралом. Хотя он не выбросил этого человека через окно четвертого этажа штабного здания. Он даже не ударил по самоуверенному, ухмыляющемуся лицу. Том только лишь привел свои возражения — возможно, несколько настойчивее, чем следовало.

Из-за этого ему пришлось провести еще одну неделю в госпитале, чтобы пройти комиссию по психическому состоянию, которую проводила целая команда медицинских докторов и психиатров, выяснявших, была ли его вспышка связана с недавней травмой черепа.

Том смог убедить комиссию, что его взрыв гнева был вызван исключительно тем, что сделал Такер.

Однако в комиссии был капитан Говард Эккерт, которому наступало время для повышения и который весьма желал угодить контр-адмиралу Такеру. И потому общее мнение комиссии в документах зафиксировано не было. Эккерт дал Тому тридцать дней отпуска, заявив, что при столь сильной травме весьма часто бывают некоторые временные психические отклонения — агрессивное поведение, мания преследования, паранойя. Иногда также возвращаются приступы головокружения и головной боли. И поэтому Тому следует некоторое время провести в тишине и покое. Через тридцать дней, когда он вернется на военно-морскую базу в Виргинии, Тому предстояло еще раз пройти такое же психиатрическое освидетельствование, после которого его судьба и будет решена.

Так что Тому пока что оставалось только гадать, спишут ли его медики с военной службы или же позволят продолжить карьеру в американских военно-морских силах.

Первого Том не хотел, но он знал, что Такер дергает за ниточки, чтобы его благополучно списали, а это означало, что в ближайшие тридцать дней он должен как следует отдохнуть и приобрести полную ясность рассудка — конечно, насколько это возможно.

Том знал себя достаточно хорошо, чтобы не планировать визит в родные места более чем на уик-энд — в противном случае гарантировать ясность рассудка было невозможно.

Лучше всего было бы нанести совсем короткий визит, чтобы повидать брата деда, Джо, встретиться с сестрой Анджелой и племянницей Мэллори. Мэллори в этом году должна окончить школу. Ее подростковые годы оказались столь же трудными, как и у Анджелы, да и у самого Тома.

Это непростое дело — принадлежать к семейству Паолетти в столь интеллигентном и утонченном городке, как Болдуинз-Бридж, штат Массачусетс. Наверняка полицейские, снова увидев его, начнут хмурить брови. Сейчас, конечно, он уже далеко не подросток, ему тридцать шесть лет, на его груди множество наград, и он является весьма уважаемым офицером американских военно-морских сил, но полицейские наверняка еще помнят, как называли его между собой — бунтарь, хулиган, «этот дикий маленький трахальщик».

Пожалуй, как бы ему ни было интересно в компании Джо, одного уик-энда в Болдуинз-Бридж будет более чем достаточно. Возможно, удастся уговорить Джо отправиться с ним на Бермуды на неделю или две. Это было бы здорово.

А если Джо будет настаивать, Том мог бы захватить в эту поездку даже Чарлза Эштона.

Мистер Эштон был задушевным другом Джо или его злейшим врагом — в зависимости от того, в каком настроении пребывали эти двое. Джо был знаком с Чарлзом Эштоном еще со Второй мировой войны. В основе их привязанности друг к другу лежал совместный боевой опыт, и потому Том относился к этой дружбе с уважением. Кроме того, Чарлз Эштон был отцом Келли.

Келли Эштон… Том думал о ней каждый раз, когда посещал Боддуинз-Бридж. Конечно, он думал о ней и когда его не было в этом городке. Слишком часто, если учесть, что он не видел ее шестнадцать лет.

А вдруг, когда он приедет в город, там появится и она?

Впрочем, такая вероятность близка к нулю. Сейчас она врач, ведет очень напряженную жизнь, очень занята и не сидит у дороги, ожидая появления Тома.

Шестнадцать лет — это достаточно большой промежуток времени, чтобы перестать думать о ней. Она-то наверняка давно выбросила его из головы, судя по тому, что вышла замуж. Правда, это было давно, и вскоре она развелась.

Что, впрочем, ничего не значило. Она потом снова вышла замуж. «Перестань думать о ней. Вряд ли она появится в этом городке», — приказал он себе.

Том принялся проталкиваться сквозь толпу к остановке автобуса, отвозившего пассажиров к магистрали. Этот автобус назывался Т.

Толпа состояла главным образом из отправляющихся на отдых семейств. Главы семейств выстроились в очередь у ленты транспортера, ожидая свой багаж. Одинокие пассажиры уже давно прошли к выходу, поскольку с ними были только легкие вещи, которые можно было взять с собой в самолет.

Внимание Тома привлек один человек, примерно одного с Томом роста и со светло-каштановыми волосами, чуть подернутыми сединой.

Когда человек наклонился, чтобы снять свой чемодан с конвейера, и затем поднял этот чемодан себе на плечо удивительно знакомым движением, Том резко остановился.

Не может быть.

Не может быть такого, чтобы именно здесь, в аэропорту Логана, Том натолкнулся на человека, известного под прозвищем Торговец.

Нет, волосы этого человека светлее, чем у Торговца. Впрочем, их легко можно и перекрасить.

Но черты лица все же другие… Вместе с тем череп имеет ту же форму. Очертания носа и щек чуть мягче, не так резко выражены, линия подбородка не столь твердо очерчена, как это помнил Том. Может, это все — результат пластической хирургии? Возможно ли такое?

Том подобрался к незнакомцу поближе, желая разглядеть его получше.

Его глаза. Но цвет другой. В глазах была смесь коричневого и голубого цветов. Эту смесь дают контактные линзы с голубым оттенком, когда их надевают люди с карими глазами.

Впрочем, цвет глаз роли не играет. Том узнал бы эти глаза где угодно, какого бы цвета они ни были. Даже если бы лишь бросил только один взгляд.

Боже, неужели это возможно?

Торговец, придерживая свой чемодан, направился к выходу. Том медленно двинулся за ним, толпа толкала его со всех сторон.

Человек с чемоданом двигался иначе, чем Торговец, — но если вас разыскивает полиция всего мира и вы изменили лицо и цвет глаз, то наверняка постараетесь изменить и походку. А этот поворот остался прежним… Том видел его много раз на разных видеопленках, где были зафиксированы действия Торговца. А теперь те же глаза…

Эти глаза Тому даже снились.

Человек, за которым шел Том, толкнул перед собой дверь и направился к такси, поджидавшему на обочине.

Выбираясь из здания аэропорта, Том сделал сложный пируэт, чтобы не наступить на отбившегося от родителей малыша, затем еще одно танцевальное па, чтобы благополучно миновать двух престарелых дам.

Но все же к моменту, когда Том, чувствуя нарастающую боль в голове, достиг двери, Торговец уже сел в такси и уехал.

Что теперь предпринять? Поехать за этим такси?

Но поблизости не было ни одной свободной машины. Том смог лишь зафиксировать в памяти номер отъезжающего автомобиля — «5768» было написано черными буквами на табличке сзади. Том взглянул на часы. Почти 8 часов.

Если это действительно Торговец, следует позвонить в компанию легковых такси, чтобы выяснить, где такси номер 5768 высадило человека, севшего в него в аэропорту Логана.

Впрочем, из этого ничего не выйдет. Наверняка Торговец не доедет до конечного пункта на одном такси. Он выйдет, минует несколько кварталов, а затем возьмет другое такси. И повторит это несколько раз, пока не убедится, что за ним нет слежки.

Пока Том размышлял об этом, автобус маршрута Т подошел к остановке.

Головная боль и головокружение не проходили, и Тому вдруг пришло на память слово «паранойя», которое он слышал в свой адрес совсем недавно.

Да, именно это слово и вспомнят, если он сейчас позвонит и скажет: «Добрый день, я только что видел, как садился в такси международный террорист, которого я выслеживал четыре месяца в 1996 году. Это произошло в аэропорту Логана в Бостоне, куда авторы детективов любят отправлять своих героев…»

Да, именно так.

Но он все равно позвонит. Да, то, что он хочет сказать, звучит дико, но он должен позвонить. И свой звонок он сделает адмиралу Кроули — человеку, который всегда доверял его предчувствиям. Однако позвонит он не сейчас, а из уютного коттеджа дяди Джо в Болдуинз-Бридж.

Том опустился на сиденье у окна и зажал чемодан между коленями, после чего откинул голову и закрыл глаза. Сейчас нужно расслабиться и думать только об отдыхе.

Легко было сказать это — но выполнить невозможно. Мозг продолжал лихорадочно работать.

И работал он над тем, что делать, если придется расстаться с армией. И ответа мозг не находил.

Кафель холодил щеку.

Это было довольно приятное ощущение, но Эштон не хотел умирать, подобно Элвису Пресли, на полу туалета со спущенными штанами.

В такой смерти нет никакого благородства.

У него недавно установились почти приятельские отношения с Богом — с того самого дня, как доктор Грант, осматривавший его в компании удивительно молодых врачей, употребил слова «у вас», «смертельная форма» и «рак», — и все эти слова были в одном предложении. Чарлз понял, что он встретится с Богом совсем скоро, и потому с тех пор стал относиться к нему как к близкому знакомому.

«Смертельная».

Это было далеко не самое смешное и забавное слово из тех, что он когда-либо слышал. Чарлз хотел бы, чтобы ему сообщили о его судьбе в более туманных выражениях: «Вы отдадите концы» или «Вы отойдете в лучший мир» — это бы звучало даже приятно. Он бы снес, если бы выразились и погрубее: «Сыграете в ящик».

Хотя нет. Вид гроба не вдохновлял — даже «Вы умрете» звучало лучше.

По мнению доктора, осталось четыре месяца до того дня, когда его пациент испустит дух.

«Испустит дух» — тоже не самое удачное выражение. Словно бы со смертью из него выйдет воздух, как из спустившего баллона.

Конечно, эти скороспелки с медицинскими степенями тут же стали возражать, что доктор ошибается и смерть наступит гораздо раньше.

Может быть, они говорили об этом утре.

Чарлз не боялся умереть. Ни капли. Он только не хотел, чтобы это произошло на полу туалета и когда никого долго не будет, как сейчас.

Кто-нибудь потом обязательно скажет: «Помнишь Чарлза Эштона? Того самого, что умер в уборной, с голым задом, держась руками за штаны?»

И забудутся все деньги, что он давал на благотворительность, вся его филантропическая деятельность. Забудется здание детского отделения больницы Болдуинз-Бридж, что он построил в память о сыне, который скончался в 1947 году от аппендицита, и в память об одном убитом нацистами французском мальчике, которого он никогда не видел. Забудется, что он помогал выиграть войну. Забудется благотворительный фонд, благодаря которому каждый год три наиболее многообещающих ученика из Болдуинз-Бридж могут поступить в колледж по своему выбору.

Все это забудется — останется только большой голый зад, лежащий на полу уборной.

«Смертельная».

Какое холодное слово.

Чарлз подозревал, что услышит нечто подобное, когда увидел доктора в первый раз, даже когда анализы еще не были готовы.

Когда они ехали домой, он сказал Джо: «Я так стар, что доктор родился намного позже того, как у меня был в последний раз секс. Я сразу понял, что новости будут неутешительными».

Джо ничего на это не ответил. Впрочем, Джо всегда отличался молчаливостью. Джо Паолетти был чуть моложе. Он имел за плечами семьдесят семь по отношению к восьмидесяти у Чарлза. Джо лишь посмотрел на него долгим взглядом, когда они остановились на красный свет.

И Чарлз мудро рассудил, что ему следует придержать язык. Не следовало упоминать секс, беря в расчет, что у Джо не было сексуальных отношений с 1944 года. Он мог бы быть покорителем женских сердец, имея внешность кинозвезды, мог бы менять женщин каждый вечер. Но он жил анахоретом с тех самых пор, как они вернулись в Болдуинз-Бридж с войны.

Войны против нацизма. Второй мировой. Они с Джо повстречались во Франции, во время одной дикой заварушки сразу после высадки в Нормандии. Надо сказать, и тогда Джо был на редкость молчаливым.

Бывает дружба, которая может завязаться только на войне. Про такую дружбу пишут в книгах. Она может свести вместе очень разных людей. Даже таких, как эти двое, — сына бедных, неустанно работающих итальянских иммигрантов из Нью-Йорка и отпрыска древнего и состоятельного бостонского рода, каждое лето приезжающего в Болдуинз-Бридж, чтобы отдохнуть, наслаждаясь прохладными океанскими бризами тихоокеанского побережья. Но они вместе сражались против нацистской Германии, и их объединяло то, о чем говорил Уинстон Черчилль: кровь, труд, слезы и пот.

Слезы.

Джо смахнул слезу, когда доктор сказал Чарлзу о его судьбе. Джо старался сделать это незаметно, но ему это не удалось.

Нельзя провести почти шестьдесят лет со своим лучшим другом — даже несмотря на все ссоры, на то, что временами ты делаешь вид, что имеешь дело только с садовником в твоем саду, который увязался за тобой после войны, — и не знать, что эти слова потрясут его до глубины души.

— Тебе не стоит так спешить, — обратился Чарлз к Богу. — У меня есть еще куча дел.

Собрав все оставшиеся силы, он дотащил пояс пижамных брюк до талии, а потом вытянулся на полу, уже с прикрытым задом, надрывно кашляя и раздумывая, слышал ли Бог обращенные к нему слова.

Доктор Келли Эштон чувствовала, что приехала не вовремя.

Она припарковала свою миниатюрную машину у ограды отцовского дома, почти рядом с принадлежавшим Джо автофургоном «бьюик», которому можно было бы дать лет четыреста, но который все же выглядел весьма внушительно. Затем Келли выключила мотор и, положив на руль скрещенные руки, на несколько мгновений застыла.

Ей подумалось, что то, что она делает, просто глупо. А она сама — полная дура. То, что она, пытаясь сохранить свою практику педиатра в Бостоне, живет в доме отца в Болдуинз-Бридж, это подтверждало. Она должна сдать диплом Гарварда обратно, ей выдали этот диплом по ошибке. Она его не заслуживает.

Ее поведение вдвойне глупо, поскольку ее отец вполне определенно дал ей понять, что не хочет ее здесь видеть.

Ему не нужна ее помощь. Он хотел бы закончить свои дни в одиночестве.

Келли открыла дверцу, потом вынула из машины аптечный пакетик и сумку с продуктами, что приобрела в магазине «Остановись и купи». Сегодня она могла бы остаться дома, но Келли решила разобрать все бумаги из своих залежей и поднялась в 4.30, чтобы отправиться в Бостон еще до часа пик. Ее новое расписание времени на бумаги не оставляло.

Ей также не терпелось приехать пораньше, чтобы узнать результаты анализов Бетси Макенны. Келли подозревала, что у этого худенького шестилетнего ребенка начинается лейкемия. Если подозрение подтвердится, то Келли необходимо самой поговорить с родителями Бетси, дать указания и познакомить их с онкологом.

Но, позвонив в девять часов в лабораторию, Келли узнала, что анализы пропали, так как фургон, который перевозил их, попал в аварию. Целый день кропотливого труда пошел насмарку. И родителей, и Бетси придется приглашать снова.

Это дело Келли перепоручила своей ассистентке Пэт Гири, весьма ответственно относившейся к своим обязанностям. Самой же ей после получения известия о том, что происходит с ее отцом, пришлось отправиться назад — хотя Келли и знала, что отец хочет, чтобы все оставили его в покое.

Но она все же его дочь, и потому ей придется посвятить несколько дней мелким домашним делам, однако стараясь при этом не раздражать отца.

Выбравшись из машины, Келли с силой захлопнула дверцу.

Отец всегда думает только о себе. И почему он решил завести ребенка в столь преклонном возрасте? Она помнит его только стариком — стариком желчным, циничным, пропитанным сарказмом.

Вряд ли он видел в ее матери Тине что-то большее, чем хорошенькое личико и молодое тело. А вот на Тину он производил впечатление многим — элегантностью, красивой внешностью, кажущейся утонченностью и весьма солидной чековой книжкой. Даже сейчас, в восемьдесят лет, этот человек сохранил следы былой красоты. У него до сих пор густые волосы — хотя и не золотистые, как раньше, а седые. А его глаза и сейчас продолжают лучиться синевой, хотя им давно пора быть блеклыми, слезиться и приобрести красноватый оттенок, особенно если вспомнить, сколько алкоголя было выпито за прошедшие годы.

Только вот душа этого человека с годами словно бы съежилась и стала уродливой.

Только в последнее время, поняв, что до смерти остается совсем немного, этот человек бросил пить. Да и то совсем не потому, что решил завязать, а из-за того, что после каждой рюмки — да и после каждого приема пищи — у него начинались жуткие проблемы с пораженным раком желудком.

В этом была некая ирония: рак излечил старика от алкоголизма, который медленно, но верно толкал его к концу. Приступы же белой горячки отвадить отца от рюмки так и не смогли.

Теперь Келли словно имела дело с другим человеком — совершенно трезвым и способным вести связный разговор.

Вот только никаких разговоров он вести не хотел.

Чарлзу не нужна была его дочь. Но ей, черт побери, нужен был отец. А отец у нее будет еще всего месяца три, если не меньше. И даже если она просто молча посидит это время вместе с ним, это будет много больше, чем общение до его смертельной болезни.

Келли решительно вошла в дом и положила все свои покупки на кухонный стол.

От услышанной новости адмирал Кроули на другом конце телефонной линии надолго замолчал. Затем вздохнул — так тяжело, что Том сразу понял, что его ожидает нелегкий разговор.

— Скажи мне еще раз, кем был Торговец? — спросил Кроули.

Том не смог удержаться, чтобы резко не ответить:

— Сэр, я бы предпочел, чтобы вы отнеслись к этому делу серьезно.

— Я отношусь к нему серьезно, Том, я пытаюсь оживить это дело в своей дырявой памяти. Ты не окажешь мне услугу, ответив на мой вопрос? И сделай это потише, а то у меня звенит в ушах. И не надо выпаливать в меня те эпитеты, которыми ты наградил Ларри Такера на прошлой неделе.

Том присел на кухонный стол.

— Сэр, вы тоже, как и Такер, хотите, чтобы шестнадцатый экипаж и подразделение «Эс-Оу» были распущены?

— Я тебе ничего подобного не говорил, — ответил Кроули. — Сынок, я за вас, головорезов, на двести процентов. Шестнадцатый экипаж останется. Даю тебе свое слово. То, что Ларри пытается сделать, совершенно неверно. Но методы, которыми ты против него действуешь, тоже не правильны. Здесь и моя вина. Когда приходится иметь дело с такими дураками, как Ларри Такер, это надо делать тонко, чтобы не получить за это дополнительное медицинское обследование. Не таким я видел человека, которого полтора года назад назначал на пост командира шестнадцатого экипажа.

Кроули был прав. Том почувствовал, как пульсирует кровь в его голове, и потер лоб. Только тут ему бросились в глаза запущенность кухни и обшарпанность стен. Вот чем он должен заняться в этот уик-энд, а не трезвонить по поводу террористов и не подвергать риску свою дальнейшую карьеру.

— Почему бы тебе не оказать мне любезность и не ответить на мой вопрос? — сказал Кроули более мягко. — Торговец. Он имеет отношение к взрыву бомбы у посольства в, насколько я помню, 1997 году?

— В девяносто шестом, — поправил Том. — Да, сэр. Именно он стоял за тем взрывом у американского посольства в Париже. Одна мусульманская экстремистская группа взяла на себя ответственность за это дело, но военно-морская разведка определила, что за этим стоит Торговец. Это определенно его работа.

— И вам поручили принять участие в работе совместного американо-французского подразделения, которое должно было выследить этих террористов… Вы нашли его в Лондоне?

— В Ливерпуле. Англичане тоже принимали в этом участие.

Им пришлось потратить бездну времени, пока был найден старый склад на окраине этого английского городка, знаменитого на весь мир тем, что в нем появилась группа «Битлз». Том был уверен, что если бы власти не решали так долго, кому именно следует арестовывать банду, то все пять террористов были бы захвачены. А так — четверо были убиты, а пятому, Торговцу, удалось бежать, как это часто пишут в репортажах ФБР.

— Одна скрытая телекамера службы безопасности зафиксировала, как в Торговца попала пуля, — продолжал Том. — Анализ видеоматериала показал, что ранение было, по всей видимости, тяжелым. Кое-кто говорил — смертельным. Полагали, что, хотя он и бежал, его шансы выжить были невелики.

Кроули долго молчал, и Том заметил букет цветов, которые Джо поставил в вазу на столе. Насколько Том мог припомнить, у Джо на кухне летом всегда стояли свежие цветы. «Это одно из преимуществ работы садовника», — подумал Том. Может, и ему придется стать садовником, если его отправят в отставку. Он переедет в Болдуинз-Бридж и станет учеником Джо. Узнает все о розах и разбивке лужаек — он интересовался этим еще в школе. Со временем он мог бы заменить Джо в его работе садовником у Чарлза Эштона, а когда Эштон умрет… Если Чарлз Эштон вообще умрет. Этот человек из вредности никогда не сделает другим такую милость. А если бы все же это произошло, Том мог бы работать на его дочь Келли, поскольку именно ей, без сомнения, достанется огромное хозяйство Эштонов — и дом, и земля, и даже тот маленький коттедж, в котором Джо прожил более пятидесяти лет.

Неужели воплотится в жизнь его школьная мечта? Он будет прекрасным садовником у Келли Эштон. От такой возможности может закружиться голова. Келли Эштон, с ее прелестным лицом, не правдоподобно голубыми глазами, внушающим греховные мысли совершенным телом, будет сидеть на веранде… Вот она приглашает его в прохладу дома на стакан лимонада и…

— Что вы замолчали? — спросил Кроули. — Я знаю, о чем вы думаете.

«Нет, адмирал, вы этого наверняка не знаете».

— Вы думаете, если раны Торговца и в самом деле были столь серьезными, он бы не смог бежать.

Не угадал даже близко. Но это именно то, о чем Том думал в 1996 году и потом на протяжении последних нескольких лет. Эта мысль приходила ему в голову так же часто, как и воспоминания о Келли Эштон.

О которой он, пожалуй, думал слишком много.

— Адмирал, — произнес Том, стараясь собраться с мыслями, — если человек, которого я видел, был Торговцем, то он сделал себе пластическую операцию и изменил цвет волос. Но у него тот же рост, та же комплекция. И его глаза… В 1996 году я занимался им несколько месяцев и помню все фотографии из папки заданий. Я неделями просиживал над его фотографиями, над информацией по нему. Может, я сошел с ума, но…

— В этом-то и проблема, лейтенант, — произнес Кроули. — Возможно, вы и в самом деле сошли с ума. У меня на столе лежит папка с последней оценкой вашего психического состояния. В ней целый список последствий вашего ранения в голову. Думаю, вы помните, что самой первой в списке идет «паранойя».

Том провел рукой по лицу. Он знал, что дело этим и закончится.

— Вы могли и не напоминать мне об этом, сэр. Но я в самом деле видел этого человека, и потому счел нужным доложить, что видел.

— Вы предполагаете, что видели, — поправил его Кроули. Том не собирался спорить с адмиралом, хотя и был с ним не согласен.

— Я надеялся, что вы отнесетесь к делу объективно и посмотрите, не встречался ли в последнее время Торговец в докладах военно-морской разведки какого-нибудь ведомства. Я знаю, вы имеете возможность связаться с кем угодно, сэр. Я просто хотел бы узнать, не видел ли в последнее время этого парня еще кто-нибудь, кроме того, кому недавно пробило голову, — добавил он с горечью.

— Я свяжусь с нашими сыщиками, — пообещал Кроули. — Только не сообщай никому больше. Если Такер услышит об этом, ты получишь отставку немедленно.

— Я знаю, сэр, — сказал Том. — Спасибо, сэр.

— Отдохни немного, Том, — сказал Кроули. В следующее мгновение Том услышал в трубке короткие гудки.

Он бросил трубку на аппарат и поднялся со стола. Но тут же замер, пережидая, пока пройдет головокружение. Затем, проклиная свою слабость, отправился искать Джо, чтобы сообщить ему, что он приехал домой на уик-энд и что кухню следует покрасить.

 

Глава 2

— Келли.

Келли замерла, затем подняла голову от холодильника и напряженно прислушалась.

— Келли…

Вот снова, еле слышно. Голос ее отца, звучащий слабо и жалобно. Да, значительно слабее, чем обычно.

Келли быстро сунула четвертушку дыни обратно в холодильник и поспешно направилась в коридор, ведущий в комнату отца.

Окна были закрыты жалюзи, в комнате царил полумрак. Келли подошла к двери, но отца там не нашла.

Тогда она направилась к туалету и…

О Боже!

Ее отец лежал лицом вниз на кафельном полу.

Склонившись над отцом, Келли проверила его пульс. Кожа была холодной, веки отца чуть дрогнули при ее прикосновении.

— Ты появилась вовремя, — прошептал он. — Думаю, ты решила сделать ревизию банок в кухне?

— Я выбросила старый хлеб, — ответила Келли. Ее сердце сжалось. «Не умирай. Не смей умирать». Сделав усилие, чтобы отец не прочитал ее мысли, она ровно произнесла:

— Что случилось?

— Я пытаюсь повторить то, что видел в рекламном ролике. Помнишь? «Я упал, но нисколько не пострадал». Келли эта шутка не рассмешила.

— Папа, ради Бога, прекрати острить хотя бы на тридцать секунд и объясни, что случилось. Ты поскользнулся? Ты чувствуешь боль в груди? Ты ударился головой, когда упал? Ты что-нибудь сломал? Это был инсульт?

Если да, то, слава Богу, он не потерял речь.

— Если ты так хочешь знать, — сказал Чарлз почти строго, — то я сидел на стульчаке, размышляя над своими делами, и совершенно неожиданно оказался на полу. Не думаю, что я ударился головой. И я не ощущаю, чтобы что-либо пострадало, кроме моей гордости.

— Мне придется нанять женщину, которая бы присматривала за тобой, когда меня нет дома, — сказала Келли, внимательно изучая голову отца. — Если я тебе помогу, ты сможешь встать?

— Нет, — ответил Чарлз. — И не надо сиделки. И не думай даже о врачах. Если они появятся здесь, то заберут меня в больницу, а я не собираюсь в больницу. Помнишь Фрэнка Элмера? Его забрали из-за маленькой боли в груди — и он умер на следующий же день.

— Это произошло потому, что у него был обширный инфаркт.

— Ну и что же. Может быть, с ним было бы все в порядке, если бы его не отправили в больницу. Спасибо тебе за заботу, но я останусь здесь.

На его голове повреждений видно не было. Должно быть, падая, он ударился плечом. Келли проверила, целы ли его руки и ноги, хотя старик этому и противился:

— Прекрати.

— Я доктор, — напомнила она. — Если ты откажешься от больницы, тогда может произойти…

— Что произойдет? — спросил он. — Подумаешь, большое дело. Я всего лишь ослабел. Это для тебя не новость. Мне миллиард лет, и у меня рак. Что-то говорит мне, что мое знакомство с кафелем было случайным.

— Если бы у тебя была сиделка…

— Она бы мне тоже надоедала, — завершил фразу Чарлз. — Позови Джо. Ты и Джо поможете мне вернуться в кровать.

Келли выпрямилась, затем бросила пристальный взгляд на отца. Вообще-то он рад, что она здесь? Ее вопрос вырвался сам собой:

— Неужели я тебе действительно надоела?

Чарлз бросил на нее короткий взгляд и открыл было рот, чтобы ответить, но передумал и покачал головой.

— Слушай, позови Джо и возвращайся сама, хорошо?

Келли секунду поколебалась, но отец уже закрыл глаза и отрешился от мира — и от нее. Наверное, даже сам Бог уже забыл, когда они разговаривали. Стараясь не выдать, как ранили ее слова отца (иначе он стал бы только еще раздраженнее), она повернулась и поспешила по коридору обратно на кухню.

Благодарение Богу, машина Джо все еще стояла на том же месте. Келли быстро зашагала к маленькому коттеджу.

— Джо! Ты дома?

Из-за угла показалась какая-то фигура. Келли направилась к ней и…

Это был не Джо.

Это был Том Паолетти, внучатый племянник Джо.

Это был Том, уже взрослый мужчина. Но с поредевшими волосами и с незнакомыми морщинами на красивом лице. Плечи Тома заметно раздались, лицо стало шире, но глаза ничуть не изменились. В карих глазах была все та же смесь легкого юмора, интеллекта и эмоциональности, которые она видела когда-то в глазах Тома-подростка.

Увидев ее, Том резко остановился. Было видно, что он так же изумлен их встречей, как и она.

— Ну и ну, — произнес он. — Келли Эштон. — Его голос тоже оказался прежним — глубоким, теплым и ровным, хотя произношение и говорило о долгом пребывании в утонченной Новой Англии.

— Том, — сорвалось с ее губ. Внезапно в памяти всплыл отблеск приборного щитка его машины, подсвечивающий его лицо, когда она… Келли постаралась отогнать это воспоминание. — Мне нужен Джо. У моего отца… — Она осеклась, вспомнив, что говорила ему те же слова много лет назад, когда была в девятом классе, а Том уже почти окончил школу.

Тогда она, придя из школы, нашла отца лежащим на полу кухни. Это было в середине дня, ее мать должна была с минуты на минуту вернуться со своими подругами из теннисного клуба.

Тогда Келли бросилась искать Джо, а нашла Тома. Вместе они перенесли Чарлза в спальню и осторожно положили на кровать.

— Я не знаю, где Джо, — прервал ее молчание Том. — Я тоже его ищу. У тебя какие-то неприятности? Я могу помочь?

— Да. Спасибо. — Она быстро повела его в главный дом. — Мой отец упал в туалете. Хоть он в последнее время и потерял в весе, но все равно слишком тяжел для меня. Я пыталась убедить его нанять сиделку, которая по крайней мере находилась бы здесь, пока я работаю, но он так упрям!

«Удивительно, — думала она, говоря это, — в первый раз за шестнадцать лет мой визит домой совпал с одним из очень нечастых посещений Джо Томом».

Том следовал за ней.

Келли обернулась, и снова ее поразило, насколько он стал крупнее и шире в плечах.

— Мой отец умирает, — тихо произнесла она. — Неужели Джо не говорил тебе?

— Умирает? — По его реакции было видно, что он этого не знал. — Иисус, нет. Но я с Джо еще не говорил… Келли, мне очень жаль. Это…

Она кивнула.

— Рак. Легкие, печень, в лимфатических узлах, сосудах. Раковая опухоль дала метастазы. Врачи не знают, где опухоль началась, и даже точно не уверены, куда она распространилась, но все это сейчас уже не играет роли. Они не могут наугад оперировать восьмидесятилетнего старика. А время для химиотерапии уже упущено… — Она запнулась. Неужели наступит утро, когда она проснется, а отца не будет? Нет, она к этому совсем не готова. И наверное, не будет готова никогда.

Келли прошла по длинному коридору к комнате Чарлза.

— Давай уложим его в кровать. — Может, после этого они смогут поговорить с Томом Паолетти — предметом ее девичьих грез. И мечтаний взрослой женщины.

— Здравствуйте, мистер Эштон, — поприветствовал Том ее отца, входя в туалет. — Мы пришли вам на помощь.

— Ты помнишь Тома Паолетти, отец? — спросила Келли. Том склонился над Чарлзом, затем повернул голову к Келли:

— Его можно трогать? Он ничего не сломал?

— Думаю, ничего. У тебя ничего не болит, папа?

— Конечно, я помню Тома Паолетти, — проворчал Чарлз. — Ты все еще во флоте?

— Так точно, сэр. — Том и прежде был безупречно вежлив со стариком, несмотря на его некоторую неприязнь к нему. — И до сих пор в спецподразделении ВМС.

Тогда, в прошлый раз, когда Келли было всего пятнадцать, они с Томом с трудом выволокли Чарлза из кухни и втащили его в комнату. Однако сейчас Том поднял Чарлза без видимых усилий и понес без всякой помощи с ее стороны.

— Я командую шестнадцатым экипажем «Морских львов», — произнес Том, бережно кладя старика на кровать.

— Я это знаю, — сказал Чарлз. — Мне говорил Джо. Он очень гордится тобой.

Том нахмурился, его голос стал тише:

— И как он это воспринял?

Чарлз сделал вид, что не понял, о чем его спрашивает Том. Он поднял бровь со старомодной элегантностью:

— Что «это»?

Том посмотрел Чарлзу прямо в глаза:

— Как Джо воспринял тот факт, что его друг умирает?

«Умирает». Вот оно. Правда, произнесенная вслух, правда без иносказаний и прикрас. Другие не хотели произносить это слово, но оно словно висело в воздухе, делая всех тихими и тревожными.

— Он принял это плохо, — так же прямо ответил Чарлз. — Ты надолго здесь останешься? Для Джо было бы лучше, если бы ты задержался.

Келли почувствовала, что это была не совсем правда. Это Чарлзу нужно было, чтобы Том остался. А ее, собственную дочь, он хочет отправить в Бостон.

Том буркнул что-то неопределенное, чего Келли не смогла разобрать.

А она тоже хотела бы, чтобы он остался.

— Когда у твоего отца появилось чувство юмора? — спросил Том, опускаясь на кухонный стул.

Келли бросила лед в два высоких стакана и налила туда лимонад.

— Думаю, когда он перестал пить, — ответила она и повернулась, чтобы поставить лимонад в холодильник. Том поспешил отвести взгляд, но все же успел отметить, что ее фигура осталась столь же совершенной, как и прежде.

— Как твоя мать? — спросил он.

— Прекрасно. Снова вышла замуж. Она живет около Балтимора.

— А моя во Флориде. Когда ты перебралась обратно в Болдуинз-Бридж? Или это только мимолетный визит?

Келли села за стол напротив Тома.

— Я живу то здесь, то в Бостоне. Отец отказывается взять сиделку, так что сейчас каждый вечер мне приходится сюда ездить. Спасибо Джо — это он сообщил мне, что у отца рак — через неделю после диагноза. Мой отец никогда бы мне этого не сказал.

— И сколько он протянет? — быстро спросил Том. — Извини, что я задаю вопрос так прямо.

Келли покачала головой:

— Не извиняйся. Другие тоже задают этот вопрос, хотя и более осторожно. Где-то через месяц он уже не сможет подниматься с постели. Сейчас он успокаивает боль при помощи пилюль…

Она замолчала, словно увянув, и опустила плечи. Но и уставшей она казалась Тому даже красивее, чем прежде. Своей безупречной кожей Келли напоминала скорее игрушку, чем женщину из плоти и крови.

Том невольно провел ладонью по шраму, зная, что за прошедшие годы он к лучшему не изменился. Она же выглядела совершенно по-прежнему. Так же в этих синих глазах можно было утонуть; так же хотелось целовать ее изящно очерченные алые губы.

Это желание возникало в нем тысячи раз — но только однажды, одним сумасшедшим вечером, ему удалось реализовать свою мечту.

Да, тогда на дороге, когда он повернул за угол и впервые за многие годы оказался с ней лицом к лицу… Но это было давно, и обстоятельства были совсем другие.

Келли устало провела рукой по волосам, качнула головой и выдавила улыбку.

— Устала от поездок. Извини. Утром я ездила в Бостон и обратно. Я никак не ожидала тебя встретить, — И еще неприятности с отцом, — подытожил за нее Том. — Тебе, наверное, трудно жить здесь. И каждый день совершать поездки.

Келли решила переменить тему:

— Что-то подобное приходится делать всем работающим на хороших местах. — Она слегка наклонилась вперед. — А как ты, Том? Выглядишь ты неплохо.

— Со мной все в порядке.

Это было правдой — если выбросить несколько недель комы, попытку контр-адмирала Такера распустить отряд «Эс-Оу», тридцать дней на поправку, а также то, что в аэропорту Логана ему встретился Торговец, отчего у адмирала Кроули появились сомнения в нормальности его рассудка. Если не брать всего этого в расчет, то дела просто великолепны.

— Ты здесь один? — спросила Келли. Не было ли это зондированием насчет его возможного брака? Том ответил прямо:

— Да. Я до сих пор один как перст. У меня много времени заняли разъезды, и вот… — Он пожал плечами. — Должен сказать, меня удивило, что ты меня узнала. У меня выпало столько волос.

Келли рассмеялась:

— В остальном ты выглядишь так же. И мне нравится короткая стрижка.

— Спасибо за лесть, но…

— Это не лесть. — Их глаза встретились, и что-то в его глазах напомнило ей о том давнем вечере. Келли поспешно отвела взгляд, чувствуя, как порозовели ее щеки.

Том поднялся и поставил в раковину пустой стакан.

— Мне нужно разыскать Джо, — проговорил он. — Он даже еще не знает, что я в городе.

— Ты надолго останешься здесь? — спросила Келли.

— Не знаю.

— Если у тебя будет время, можешь повидать Чарлза, — сказала она. — Уверена, отец будет рад увидеть тебя, когда ему станет лучше. Может быть, вы с Джо как-нибудь зайдете пообедать? Не обязательно сегодня вечером. Я уверена, что ты хочешь отоспаться. Наверное, ты хотел бы заглянуть еще к своей сестре, так что и завтра вечером, наверное, вас не будет.

— Я собирался остаться здесь только до уик-энда, но сейчас… — Если он скажет это, пути назад не будет. Но как он может покинуть Джо, когда умирает Чарлз Эштон? И Том произнес:

— У меня есть тридцать дней.

— Тридцать? — Келли поднялась со стула, ее лицо просветлело. — О Боже, Том, как было бы великолепно, если бы ты мог остаться! Слушай, празднование в честь Пятьдесят пятой будет на следующей неделе, и я уверена, что Джо хотел бы…

— Стой. Не понимаю. Что за празднование?

Видя недоумение на его лице, Келли рассмеялась:

— Разве ты не обратил внимания на украшения по всему городу?

— Флаги, — вспомнил Том. — Я думал, что они остались со Дня независимости.

— Нет, это для празднования в честь Пятьдесят пятой дивизии, — ответила она. — Это будет большое мероприятие — с сенаторами Кеннеди и Керри на церемонии открытия. Само празднование займет четыре дня. Прибудут солдаты Пятьдесят пятой дивизии и сотни членов их семей. Я читала в какой-то газете, что в живых сейчас осталось уже меньше тысячи солдат. Мой отец — один из них.

— Я знаю, что твой отец участвовал во Второй мировой войне. — Глядя на нее, Том облокотился о стол. — Вот где он встретился с Джо. Во Франции.

— Для Джо и Чарлза приготовят особые места на сцене в день начала церемонии, в следующую среду.

— Но он не был в Пятьдесят пятой. Он служил в военно-воздушных силах задним стрелком разведывательного самолета. — Большего Том о Джо не знал, потому что вытащить из дяди какие-либо сведения было не легче, чем выдрать больной зуб. Том знал, куда больше о своем собственном деде, брате Джо, которого никогда не видел, поскольку тот рано умер.

— Джо был сбит над Францией в 1942 году, — сообщила Келли.

Иисус! Джо не говорил и этого. Все, что удавалось из него вытянуть, было: «Я служил в Европе».

— Я не знаю точно, что Джо совершил — отец мало говорит об этой войне, — но это было как-то связано с Пятьдесят пятой. Что-то Джо сделал для нее, за что ему дали Почетную медаль конгресса.

Том удивленно поднял брови; в первый раз за несколько месяцев у него закружилась голова не от ранения.

— Боже, Джо получил Почетную медаль конгресса! Вот это новость! — Он рассмеялся. — Он мне не показывал ее ни разу…

— Празднование начнется 15 августа, в годовщину победы над Японией, день официального окончания войны, — сказала Келли. — То ли я читала это в газетах, то ли мне говорил об этом отец или Джо, но я знаю, что 15 августа 1945 года, когда закончилась война, солдаты Пятьдесят пятой решили собраться вместе через пятьдесят пять лет, в 2000 году. Тогда 2000 год наверняка казался им очень далеким, почти фантастическим. И они решили встретиться в Болдуинз-Бридж, поскольку дивизию формировали именно здесь. Ты знаешь, что во Вторую мировую в Болдуинз-Бридж был армейский центр подготовки?

Том отрицательно мотнул головой.

— Он располагался там, где пять лет назад построили супермаркет «Остановись и купи». Когда-то там был пожар. Руины армейского центра были снесены в 1950 году. Когда мы ходили в школу, на том месте уже рос лес.

— Я ничего такого не знал, — признался Том.

— Джо и отец не говорили об этом, но они на прошлой неделе ездили в комитет по подготовке праздника, — сказала она. — Ты готов услышать кое-что необычное?

Том рассмеялся:

— Все, что ты говоришь, для меня необычно.

Келли тоже улыбнулась, но грустно.

— Но для меня это особенно необычно. Когда они приехали из этого комитета, то сильно поругались. И Джо больше сюда не заходил.

— Джо? — Том не мог в это поверить. Джо работал у Эштона садовником на протяжении почти шестидесяти лет — с того самого времени, как он и Чарлз вернулись с войны.

— Я сидела за компьютером, — продолжала Келли, — услышала крики и направилась посмотреть, что происходит. Джо был очень расстроен. Я не совсем поняла, что он говорил, но что-то вроде того, что время уходит. Увидев меня, он замолчал, а мой отец ринулся в дом. Как я ни пыталась потом узнать, что произошло, мне это так и не удалось.

Джо не занимается своей работой целую неделю! Том не мог в это поверить. Джо никогда не стеснялся показывать свои чувства, но он всегда держал их под контролем. Он был очень рассудителен и очень терпелив. Теперь же он не общается с Чарлзом Эштоном, с которым провел большую часть своей жизни.

— Может, мне поговорить с ним? — нерешительно предложил Том. — Если я его найду.

— Том! Томми! Это твой чемодан в кухне? — раздался голос Джо.

Том улыбнулся:

— Похоже, меня обнаружили. Келли ответила на улыбку.

— Том, если это в самом деле возможно, останься хоть на какое-то время. Нам всем нужно твое общество.

«Странная просьба, — подумал Том. — Как бы я мог уехать, зная, что Чарлз умирает, зная, что Джо — человек, который столько заботился обо мне, — возможно, нуждается в моей помощи?»

Да и при взгляде на улыбающуюся Келли Эштон мысль остаться в Болдуинз-Бридж подольше…

— Да, я останусь.

Но, выходя из задней двери, чтобы встретить Джо на дорожке, он подумал: «Во что я ввязался?»

 

Глава 3

Мэллори Паолетти прошлась по комнате, слушая обычные причитания матери о том, как скверно все в ее жизни. Нет денег, постоянно приходится заниматься унизительной грязной работой, а тут еще никуда не годная дочь даже и не собирается поступать в колледж в следующем году.

Мэллори мрачно подумала: «Если действительно у матери нет денег даже на то, чтобы поменять протекающий водонагреватель и оплатить все счета за электричество, то откуда возьмутся деньги на учебу в колледже?»

Брат матери, Том, молча сидел на софе, терпеливо слушая словоизвержения Анджелы. Но когда Мэллори подняла на него глаза, то увидела, что Том смотрит на нее. Том тут же отвел взгляд, но и этого мгновения Мэллори хватило, чтобы составить мнение о Томе — он все тот же классный парень, все так же на ее стороне, хотя волосы на его голове изрядно поредели.

Наконец Анджела смолкла. Или же сделала паузу, что было ошибкой, поскольку Том тут же перехватил инициативу.

— А почему бы тебе не поступить во флот? — спросил он, глядя прямо на Мэллори.

Ее мать беззвучно рассмеялась и закурила очередную сигарету.

— Какая мысль! Томми, ты и в самом деле можешь себе представить Мэллори…

— Я спрашиваю не тебя, — перебил ее Том, — я спрашиваю Мэллори. Что ты собираешься делать в жизни, малышка? Что тебе нравится делать? Если ты захочешь, я съезжу с тобой в рекрутский центр. Ты не обязательно должна идти на флот. Мы можем поговорить в этом центре и точно определить, что тебе больше подойдет. В армии любят, когда их рекруты получают высшее образование.

— Мэллори хочет, чтобы ее кожу украшали татуировки! — произнесла Анджела. — Вот о чем она думает в последние дни. Но, ты не поверишь в это, несмотря на всю эту разрисованную кожу, Мэллори — хороший ребенок. Глядя на нее, я часто вспоминаю себя, когда мне было восемнадцать.

Это было далеко от истины. Ростом Мэллори превосходила мать примерно на шесть дюймов, причем сложена она была как амазонка. Впрочем, мать сама виновата, что сильно сдала за последнее время — ей не следовало курить свой вонючий «Уинстон» в таких количествах, что порой не хватало денег даже на молоко.

— Подумай об этом, — сказал Том Мэллори. — Я останусь здесь, по-видимому, до конца месяца.

Том собирается пробыть в городе несколько недель? Когда-то эта новость привела бы ее в восторг. Сейчас же Мэллори этому нисколько не обрадовалась. Том будет видеть, как они бедны, что они обе — она и мать — неудачницы, которые к тому же ненавидят друг друга. У них осталась последняя надежда всех неудачников — покупать лотерейные билеты на последние заработанные деньги.

Том поднялся.

— Покажите мне водонагреватель, — попросил он. — Если его требуется заменить, я сделаю это сам. Пока я в городе, могу сделать и другие работы.

То, что он предложил, было неплохо. Если бы он просто дал Анджеле чек, она бы истратила его на что угодно, только не на водонагреватель. Она бы перекрасила волосы, сделала бы маникюр, купила бы новое платье и нанесла бы на лицо макияж, надеясь, что это поможет ей заловить богатого муженька из публики, что постоянно толпится в четырехзвездной гостинице «Болдуинз-Бридж». Она бы накупила лотерейных билетов в надежде, что выигрыш покончит со всеми их денежными проблемами.

Скорее всего Том это тоже отлично понимал.

— Он в подвале. — Открыв дверь, Анджела начала спускаться по скрипучим ступенькам.

Но Том не последовал за ней сразу, а задержался. Достав из кармана деньги, он протянул их Мэллори.

— Это на еду. — В его руке было несколько сотен долларов.

Но прежде чем она успела взять эти деньги, он быстро вынул сигарету из ее рта и погасил ее о пепельницу.

— Слушай, — сказал он, — ты бросаешь курить. Прямо с сегодняшнего дня. Для службы во флоте тебе следует быть в форме. И поверь мне, это лучше получится без сигарет.

На лице Мэллори появилась досада.

— Ты напрасно думаешь, что кто-либо может мне указывать.

Том рассмеялся, взял ее на руки и подкинул — как делал, когда ей было еще семь. Мэллори не удержалась и тоже засмеялась.

— Ты все такой же, — сказала она. Том вложил деньги в ее ладонь.

— У тебя есть шанс выбраться отсюда, — произнес он, внезапно становясь серьезным. — И сделать это совершенно самостоятельно.

Она с ужасом почувствовала, что ее глаза наполняются слезами. Боже, как она хотела уехать отсюда! Порой это желание становилось просто нестерпимым!

— Томми, я стою здесь в темноте! — крикнула Анджела. Том отвернулся, притворившись, что не видит слез Мэллори.

— Подумай об этом, — повторил он, направляясь к лестнице.

«Хорошо, я подумаю. Это несложно. Вот только кто оплатит счета за продукты и за квартиру? Кто позаботится о моей матери?»

Мэллори толкнула дверь, сердитая на весь мир. И на Тома, который попытался дать ей надежду, когда яснее ясного, что они сидят, по уши в помоях и это не изменится никогда.

 

Глава 4

Том принял душ, а затем включил радио, пытаясь отвлечься от непрекращающейся головной боли. Потом направился к холодильнику, чтобы достать пиво. И тут услышал голоса у двери.

Джо и Чарлз возвращались.

Это произошло раньше, чем Том ожидал. Обычно после своей карточной игры эти двое расходились далеко за полночь.

— Разве раньше я просил тебя о чем-нибудь? — сердито говорил Чарлз; его голос был тонким и пронзительным, он словно разрезал тишину ночи. — Просил?

Голос Джо звучал мягче, но был не менее громким:

— Я молчал все эти годы! Думаешь, я хотел эту медаль, что хранится на чердаке? Думаешь, я не вспоминал о ней каждый раз, как поднимался на чердак?

Том выскочил из дома.

Чарлз был красным, словно его хватил апоплексический удар. Он буквально дрожал от ярости.

— Как ты только мог предположить, что я…

— Время настало, — перебил его Джо. — Дженни умерла, и правда ей нисколько не повредит. Ты — единственный, кто боится этой правды! И твоя жена тут совершенно ни при чем.

Внезапно Чарлз закашлялся. Кашель сотрясал все его тело.

— Черт тебя побери, — просипел он в промежутке между приступами кашля. — Черт бы тебя побрал! Убирайся отсюда! Ты уволен, сукин сын!

— Эй, эй, ребята… — Том двинулся к машине и увидел, как Келли подъезжает с другой стороны. В ее машине был виден какой-то баллон. Кислород.

— Прекратите! — резко выкрикнула она. — Немедленно! Вы оба!

Келли выбралась из машины и с силой захлопнула дверцу.

— Ты не можешь меня уволить, ты, самовлюбленный, самодовольный ублюдок, потому что я ухожу сам!

— Ну и ну, — пробормотал Том, преграждая Джо путь к коттеджу. — Всегда полезно набрать побольше воздуха и сосчитать до десяти. Давайте забудем вашу беседу. Вы оба погорячились. А сейчас успокоитесь, о'кей?

Келли протянула отцу какую-то таблетку. Когда он проглотил таблетку, она помогла ему прикрепить на лицо маску, а затем что-то подстроила на баллоне, чтобы Чарлзу было легче дышать. Скоро дыхание его стало спокойнее. Только после этого Келли впервые взглянула на Тома. В ее широко открытых глазах сквозило удивление. Все происходящее здесь было для нее такой же загадкой, как и для него.

— Что это значит? — спросила она, немного отступив, чтобы Джо не смог ретироваться в свой коттедж. Чарлз сорвал маску с лица.

— Семь, восемь, девять, десять, — отрывисто бросил он. — Ты уволен!

— Папа, — укоризненно произнесла Келли, когда он снова разразился кашлем. Затем она опять надела на него маску и скосила глаза на Тома.

Но Чарлз снова сорвал маску.

— Ты хочешь знать, что происходит? Я скажу тебе. Этот Иуда согласился дать интервью одному тупому придурку, который написал книгу о Пятьдесят пятой дивизии. — Он снова закашлялся. Когда Келли поднесла к его лицу маску, он уклонился от ее помощи и надел маску сам.

— Его зовут Курт Кауфман, — бросил Джо. — Он является профессором истории Бостонского колледжа, и слово «тупой» не может относиться ни к нему, ни к его книге.

Чарлз снова снял маску.

— Для меня достаточно того, что он фриц. Это дает мне право…

— Его дед служил с тобой в Пятьдесят пятой, — сказал Джо. — Он погиб в борьбе с нацизмом неподалеку от Нормандии.

Чарлз молча надел маску и отвернулся от Джо, столь невежливым способом заканчивая дискуссию.

Джо направился прочь. Том двинулся за ним, из-за головокружения — медленно, словно ребенок, который только-только учится ходить.

Том никогда не видел Джо столь рассерженным. Те несколько раз, когда Джо выходил из себя, это всегда было очень кратковременно. Такой глубокой, кипящей ярости Том не наблюдал никогда.

— Если он хотел написать о Пятьдесят пятой дивизии, то почему обратился к тебе? — спросил Том, потирая лоб, чтобы избавиться от внезапной резкой боли. — У матери на фотографии ты в форме военно-воздушных сил.

Келли бросила на него тревожный взгляд:

— Том, с тобой все в порядке?

Черт. Похоже, он выглядит так же плохо, как и чувствует себя.

— Я устал, у меня болит голова. — Он поспешил сменить тему:

— Я хочу знать, что произошло. Почему этот писатель хочет поговорить о Пятьдесят пятой с ветераном военно-воздушных сил?

Джо перевел взгляд с Тома на Чарлза и покачал головой.

— Извини, — сдавленно произнес он. — Это секрет.

— Черта с два, — выпалил Чарлз. — Ты хочешь разболтать его Кауфману. Какой же это секрет? — Он бросил взгляд на Тома. — Кауфман хочет поговорить с ним потому, что Том является «Героем Пятьдесят пятой». «Героем Болдуинз-Бридж». Ты помнишь памятник у гавани? Ту статую, под которой перечислены фамилии жителей города, погибших во время войны?

Том хорошо знал эту статую. Он перечитывал длинный список имен под ней много раз и никогда не мог понять — почему вместо «Герои Болдуинз-Бридж» на монументе выбито «герой».

Чарлз на минуту замолчал, вдыхая кислород через маску, затем продолжил:

— Подойди к памятнику и посмотри на лицо. У этого памятника лицо Джо. Джо не разрешил писать свое имя, но памятник посвящен ему. Во Франции, через несколько недель после высадки в Нормандии, он доставил информацию о немецком контрнаступлении. Эти данные спасли тысячи солдат Пятьдесят пятой дивизии. И потому ему поставили памятник.

Герой Болдуинз-Бридж. Тихий, незаметный Джо, любящий разводить цветы, был «Героем Боддуинз-Бридж».

— Ну и ну, — протянул Том, поворачиваясь, чтобы взглянуть на своего дядю. — Почему ты никогда мне об этом не рассказывал? Это могло мне пригодиться, когда меня в пятнадцатый раз вызывали к директору школы.

Он вдруг понял, что в его шутке есть и доля правды. Один Бог знает, как бы сложилась его судьба, если бы он считал себя не отпрыском «этих чертовых Паолетти», а знал, что живет в доме героя — «того самого героя, с памятника».

Джо только насмешливо фыркнул. Но в глаза Тома он избегал смотреть.

— Немцы хорошо знали местность и планировали отрезать часть Пятьдесят пятой, — продолжал Чарлз. — Изолировать ее от остальных союзных сил. Бой был очень яростным — пленных не брали ни мы, ни они. — Он перевел взгляд на Келли. — Благодаря Джо тысячи солдат из Пятьдесят пятой смогли получить шанс выжить.

— «Благодаря Джо», — насмешливо фыркнул Джо. — Не благодаря Джо, и ты отлично это знаешь! Я был ранен — я не мог даже ходить. Без тебя я…

— Я просто тебя дотащил, — энергично возразил Чарлз, после чего снова закашлялся.

— Дыши кислородом, — строго приказала ему Келли, — или я заберу тебя в больницу.

Джо возразил:

— Ты не просто ехал мимо. Ты хочешь, чтобы люди думали, что…

Чарлз снова хотел снять маску, чтобы ответить, но Том решил прервать спор.

— О'кей. — Он задержал руку Чарлза. Похоже, он уже превращается в рефери. Хорошо, что головокружение прошло и остается лишь справиться с головной болью. — Подождите минутку. Я все еще не понял. — Том пронзил Джо проницательным командирским взглядом:

— Несколько часов назад я узнал от Келли, что ты был сбит над Францией в 1942 году. Но союзные войска высадились во Франции летом 1944 года. Что ты делал во вражеском тылу в 1942 году? Тебя сбивали дважды? Или эта дата неверна?

— Нет. — Это было все, что произнес Джо. Похоже, он снова вернулся к своей обычной манере давать односложные ответы.

— Ага, — произнес Чарлз, — видишь, ты готов рассказывать обо мне, но когда дело касается тебя… — Он перевел горящий взгляд на Тома. — Он был сбит в 1942 году и сильно пострадал. Это часто случается, когда самолет падает камнем. К счастью для него, его нашли не немцы, а люди из французского Сопротивления. Благодаря этому он попал в безопасное место, а не в концентрационный лагерь — немцы американских военнопленных отправляли в лагеря вроде Освенцима. Женевскую конвенцию немцы не соблюдали.

Джо тряхнул головой:

— Они не хотят это слушать. И я не хочу это слушать, — О чем, как ты думаешь, этот Кауфман хочет спросить тебя? — бросил ему Чарлз. — Не про то ведь, как защитить розы от ранних заморозков!

— Папа! — воскликнула Келли. — Вы оба совсем вышли из себя. Может, нам следует…

— Французы нашли его и спрятали, а потом вылечили, — перебил ее Чарлз. — Когда он был среди них, то немного научился французскому. Это позволило ему ходить по французской территории и определять военные объекты для бомбардировки их воздушными силами. Это оказалось намного эффективнее разведки с воздуха. Поскольку эта работа у него получалась хорошо, ему предложили остаться в оккупированной Франции, чтобы помочь подготовить высадку союзников. — Чарлз глубоко вдохнул из баллона с кислородом. — Джо начинал войну в военно-воздушных силах, а закончил ее в Управлении стратегических служб.

Том растерянно посмотрел на своего дядю. Управление стратегических служб. Он всегда восхищался этим человеком, был благодарен ему за доброту, за то, с каким уважением тот к нему относился, — ничего подобного Том не видел даже от родной матери. Но в его глазах дядя был лишь садовником, и Том полагал, что войну тот прошел каким-нибудь мелким чиновником, поваром или… Иисус, что угодно, но только не Управление стратегических служб.

— Боже, Джо, — тихо произнесла Келли. — Ты два года был разведчиком в оккупированной немцами Франции?

Тому тоже доводилось выполнять кое-какие трудные задания, некоторые были крайне опасны. Иногда ему приходилось оказываться у неприятеля под чужой маской. Бывало, что он сидел за столом с людьми, которые мгновенно пустили бы ему пулю в лоб, если бы узнали, кто он на самом деле.

Но никогда его не посылали на подобные задания на целых два года.

— Это было давно, — сказал Джо.

— Но ты бы снова согласился, если бы тебя попросили сделать это еще раз, — кашляя, произнес Чарлз.

Джо уставился на своего старого друга мрачным взглядом:

— Как и ты.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга, не мигая и не отводя глаз, пока кашель не заставил Чарлза согнуться.

— Ты все же собираешься дать это интервью? — жадно хватая ртом воздух, спросил Чарлз.

— Думаю, я должен это сделать. Чарлз сердито закрыл лицо маской и втянул в себя столько кислорода, сколько смог.

— Но ты сказал: «Это было давно». Так какой смысл? — Он снова закашлялся, да так, что на глазах выступили слезы, а на губах появились капельки крови.

Келли с тревогой взглянула на Тома:

— Я думаю, лучше отвести его в дом. Ты не возражаешь?

— Прекрасная мысль. — Том взял Чарлза на руки, убедился, что Келли несет следом баллон с кислородом, и направился к дому.

Однако Чарлз еще не закончил свой разговор с Джо. Он поднял голову и, глядя поверх плеча Тома, обвиняюще протянул дрожащую руку:

— Ты ненавидел меня с того момента, как увидел в первый раз!

Джо стоял в дверях, наблюдая, как Том переносит Чарлза в дом. Его сердце ныло.

В тот первый раз, когда он увидел Чарлза — почти шесть десятилетий назад, — того тоже несли.

За то, что Анри и Жан-Клод принесли его в дом Сибелы, их всех могли расстрелять.

Чарлз был серьезно ранен, жизнь медленно покидала его. Он был без сознания. Аристократически красивое лицо его было бледным, искаженным болью, светлые волосы слиплись от крови и грязи. Чарлз казался сказочным принцем, упавшим с неба. Срочно требовалась медицинская помощь, которую могла оказать только Сибела, так что пришлось проделать большой путь с огромным риском для всех. Если бы немцы нашли их здесь, то всех бросили бы в тюрьму, чтобы, потом повесить.

Но вовсе не страх был в сердце Джо, когда он увидел раненого летчика. В его сердце была надежда.

Американцы высадились во Франции. Высадка союзников, ради которой он положил столько труда, состоялась.

Пройдет совсем немного времени, и небольшой городок Сент-Элен будет освобожден. Пройдет совсем немного времени, и несколько еврейских семей, укрытых в разных местах города, смогут выйти на улицу и увидеть солнечный свет.

— Положи его на стол, — отрывисто скомандовала Сибела, завязывая свои длинные темные волосы узлом, чтобы они не мешали ей тщательно мыть руки в тазу. — Мне нужна горячая вода. Мари, разожги огонь. Петра, принеси бинты и мыло. Сними с него форму, Джузеппе.

Она повернулась к Джо, обдав его взглядом темно-карих глаз.

Джо кивнул и перенес американского лейтенанта на тщательно обструганный деревянный стол. С лейтенанта быстро сняли одежду — теперь при появлении немцев его можно было выдать за крестьянина, случайно раненного шальной пулей с приближающегося фронта.

Джо собрал всю одежду и вложил в нее бирку с фамилией. «Чарлз Эштон», — прочитал он надпись на ней, прежде чем завязать все в узел. Одежду следовало зарыть немедленно — и достаточно глубоко, чтобы рыскающие по городу голодные собаки не учуяли запаха крови и не раскопали ее.

Один из помощников Сибелы принес простыни, чтобы закутать в них Эштона, но Сибела отложила их в сторону. Эта летняя ночь была теплой, на теле американца выступил пот, так что покрывало ему не требовалось.

Сибеле было всего двадцать лет, но на ее столе уже побывало немало самых разных людей — и все они были окровавлены.

У Эштона, как заметил Джо, было три пулевых ранения — в плечо, в бок и в бедро.

— Пули до сих пор сидят в нем, — произнесла Сибела, окончив осмотр. — Это хорошо. Должно быть, пули были на излете. Возможно, нам удастся сохранить ему жизнь.

Пули на излете не пробивают человека насквозь и не вырывают мясо и жилы, оставляя незаживающие раны.

— Если я смогу вынуть эти пули, — продолжила Сибела, — и если мы не занесем инфекции…

Когда ее глаза встретились с глазами Джо, она показалась ему много старше своих лет. Да, он знал, что инфекция унесла не меньше жизней, чем немецкие пули. Без больниц, без настоящих докторов, раненые солдаты обычно умирали. Тот факт, что пули застряли в теле, позволял надеяться, что раненый выживет, но шансов на это было немного.

Джо дотронулся до плеча Сибелы и ощутил ее напряженные мышцы. Эти руки уже не раз делали невозможное возможным.

— Ты можешь его спасти, — тихо сказал он. Сибела кивнула:

— Я могу попытаться. Мне необходим помощник, который бы подержал раненого, если тот очнется.

У них не было морфия, а удаление пуль без обезболивающих средств не могло не быть крайне болезненным. У Джо уже был в этом собственный опыт. Может быть — только может быть, — потеря крови у Чарлза Эштона была столь большой, что он останется без сознания до того времени, пока она не закончит операцию.

Конечно, эта надежда не сбылась. Раненый вдруг застонал, его веки дрогнули, и он открыл глаза, чтобы взглянуть на Сибелу глазами цвета летнего неба.

Сибела на какой-то миг растерялась. Она в первый раз смотрела в глаза американца. Джо она не считала американцем, поскольку его мать была француженкой, а отец итальянцем и вырос он в Нью-Йорке — по своему характеру городе больше европейском, чем американском.

Даже без одежды было видно, что раненый — американец. Он словно сошел со страниц журнала о Голливуде — с отливающими золотом волосами, словно вырубленными чертами лица, чистыми голубыми глазами.

Раненый какое-то время смотрел на Сибелу, потом поднял руку, чтобы коснуться ее щеки.

— Ангел, — прошептал он.

Сибела поспешно отвела глаза и отступила, избегая его прикосновения.

— Скажи ему, что он ошибается. — Сибела плохо знала английский, но произнесенное слово поняла. Она кинула взгляд на Джо. — И скажи, что после того, что я с ним сделаю, он будет называть меня дьяволом.

Но Джо не успел перевести, поскольку Эштон поднял голову и с заметным усилием попытался привстать.

— Француженка, — прохрипел он. — Ты — француженка, ангел. Сестра! Что случилось с?.. — У раненого не было сил даже говорить, но он все пытался приподняться. Вдруг его глаза закатились, и он рухнул на стол.

— Быстро, — скомандовала Сибела Мари и Люку. — Держите его.

Когда она щупом определяла положение первой пули, Эштон издал стон, но не очнулся.

— Я не смогу пойти с тобой сегодня вечером, — сказала Сибела Джо. — Я должна присмотреть за ним. Первые несколько часов после операции всегда самые сложные.

Джо расстроился, но попытался это скрыть.

Она кинула на него взгляд и подарила грустную, нежную улыбку:

— Тебе без меня будет даже безопаснее. Это было правдой. Сибела была просто безрассудна в своей борьбе с нацистами. Ей было недостаточно лишь пересчитывать немецких солдат и грузовики с боеприпасами. Она старалась подобраться ближе, так близко, чтобы подслушать разговоры, узнать, с какого склада ее маленькая армия может украсть оружие, чтобы потом использовать его против оккупантов. Она подбиралась к немцам на такое расстояние, что, будь она обнаруженной, пули в голову ей было бы не миновать.

Джо опустил взгляд на сверток с одеждой, который все еще держал в руках. Нужно было немедленно вырыть глубокую яму, иначе он не успеет на конспиративную встречу.

— Иди, — сказала Сибела, зная, что ему пора уже уходить.

Джо перевел взгляд с нее на раненого американца, и в нем вспыхнула ревность. Джо тут же обругал себя. Ревности не должно быть к тому, кто умирает.

Он бросил на Сибелу последний взгляд — на долю секунды утонув в темноте ее глаз, — потом повернулся и выскользнул в царящую за стенами дома ночь.

Он знал, что Сибела на время войны установила для себя три правила. Эти три правила должны были помочь ей бороться с оккупантами, хозяйничавшими в Сент-Элен.

Первым было — никогда не упускай возможности нанести удар по немцам. Вторым — никогда не обещай никому встретиться еще раз. И — это было третьим правилом — никогда не влюбляйся. Поскольку война и любовь несовместимы.

Сибела рассказала Джо о своих правилах, когда они выпили несколько бутылок вина. Потом она отправилась к себе наверх, взяв с Джо слово, что он тоже будет следовать ее правилам.

Теперь, роя лопатой яму, он мучительно раздумывал, даст ли ей это обещание раненый американский летчик.

К тому же может оказаться, что Сибела от него и не потребует следовать своим правилам.

— Спасибо тебе большое, — сказала Тому Келли, закрывая дверь в спальню отца. — Опять ты меня выручаешь.

В длинном коридоре царил полумрак. Свет, пробивающийся с нижнего этажа, отбрасывал необычные тени. Это выглядело очень романтично.

Но все остальное не располагало к роману — пульсирующая боль в голове, нелепый наряд, состоящий из одних шорт, и то, что Келли не относилась к пустышкам, которым можно было поморочить несколько недель голову, а потом смыться.

— Я рад, что мог быть полезен, — сказал он. — Знаешь, Келли, я должен перед тобой извиниться.

Она прочитала по его глазам, за что он хочет извиниться, и отвернулась:

— Нет, не стоит.

— Я должен. Та ночь, перед тем как я уехал из города…

— Мы оба поддались порыву, — отозвалась Келли, стараясь не встретиться с ним взглядом. — Мы оба были такими молодыми.

Это она была молодой. Ему-то было около девятнадцати. И на порыв можно списать первый поцелуй, но не то, что произошло позже, в темноте площадки для парковки автомобилей.

— Так или иначе, я всегда хотел извиниться перед тобой. Я воспользовался случаем.

— О, пожалуйста… — Явно смущенная, Келли поспешно пошла по коридору. — Не делай из мухи слона. Ты не передашь Джо, что он не уволен? Скажи, что у отца это просто сорвалось с языка.

— Думаю, Джо и сам это понял, — ответил Том. — Но я передам ему.

— Будет плохо, если Джо не помирится с отцом до самой его смерти.

Том стоял у двери; он понимал, что пора уходить. Сейчас он попрощается и двинется домой. Он уже извинился, хотя Келли явно не была склонна затрагивать эту тему.

Но уходить не хотелось. Хотелось обнять ее за талию, несмотря на то что ее сейчас обуревали заботы, несмотря на ее затрапезную домашнюю одежду.

Том кашлянул:

— Мне нужно посмотреть, как там Джо. Я попытаюсь с ним поговорить.

Келли кивнула и протянула руку:

— Спасибо тебе еще раз. И пожалуйста, не волнуйся насчет… Ты знаешь. Это было так давно.

Так просто уйти сейчас было бы грубо. Том только осторожно протянул ладонь, боясь дотронуться до Келли.

Ее маленькая твердая рука утонула в его, но пожатие было крепким. Это его не удивило — он знал характер Келли Эштон.

Сделав над собой усилие, Том отступил назад. И разжал руку. Толкнув дверь кухни, он даже смог изобразить на лице улыбку.

— Увидимся завтра, — произнес он, покидая кухню.

 

Глава 5

9 августа

Верно, это он. Это Джо.

Келли смотрела вверх на статую, расположившуюся посреди ухоженной лужайки между городской гаванью и знаменитой на весь мир гостиницей.

Сегодня утром она встретила Тома перед памятником и нисколько этому не удивилась. Не было ничего странного в том, что он захотел еще раз взглянуть на статую, которую называли «Герой Болдуинз-Бридж».

— Привет, — только и сказала она при встрече. Поспешное бегство Тома вчера вечером ее удивило.

— Взяла свободный день? — Его голос звучал как обычно — непринужденно и дружелюбно.

— Совсем нет. — Келли постаралась, чтобы ее голос прозвучал также непринужденно — чтобы он не догадался, что при его виде ее бросило в жар и ей захотелось, чтобы он немедленно, при всех, начал ее целовать. — Вернее, я действительно собиралась провести этот день дома, но мне позвонили, и потому мне придется возвращаться в Бостон.

У Тома на голове была бейсбольная кепка, а на носу — очки. Хотя они и закрывали большую часть лица, все же можно было разглядеть усталость, словно Том плохо спал сегодня ночью или все еще мучился головной болью. Однако от него столь замечательно пахло свежим бельем и хорошим кофе, что у Келли неожиданно возник порыв уткнуться носом в его футболку и глубоко вдохнуть.

— Посмотри. — Келли достала из сумочки сделанные в библиотеке ксерокопии. — Это из «Голоса Болдуинз-Бридж». Том рассмеялся:

— У нас мысли совпадают. Я как раз собирался в библиотеку.

— Я провела там больше двух часов, и это все, что я нашла, — сказала она. — Может, ты будешь более удачлив.

— 8 мая 1946 года, — прочитал Том, взглянув на верхний лист. — Спустя год после войны.

— Да, через год после победы в Европе. Тогда в городе торжественно открыли памятник. Именно этот памятник, — добавила она. — Его установили на средства миссис Харпер Бэлдвин в память о ее сыне и племяннике — хотя в статье и утверждается, что в честь двух ее сыновей. Оба служили в Пятьдесят пятой, оба остались в живых — и не в последнюю очередь благодаря Джо, который, рискуя жизнью, предупредил командование о готовящемся наступлении. Миссис Бэлдвин использовала фотографию Джо в качестве модели для памятника, но надпись со своим именем тот потребовал убрать.

Келли замолчала, глядя, как Том быстро пробегает глазами страницу и разглядывает фотографии. На одном фото миссис Харпер Бэддвин стояла рядом с Джо, который явно чувствовал себя неловко. Их окружала весьма хорошо одетая публика. Джо же был в военной форме, и его лицо казалось не правдоподобно молодым. В 1946 году ему было двадцать два. Когда его сбили над Францией, ему было восемнадцать!

— Во второй статье кратко пересказывается случай, как Джо спас дивизию, — пояснила Келли. — В ней я не нашла почти ничего нового по сравнению с тем, что рассказал нам отец прошлым вечером. Хотя здесь упоминается, что Джо… — Келли придвинулась ближе, чтобы прочитать текст из-за его плеча. Ее рука скользнула по руке Тома, когда она показывала нужный абзац. — Вот здесь. «Джозеф Паолетти, работающий в настоящее время садовником в Болдуинз-Бридж в семействе Эштонов, встретился с Чарлзом Эштоном, офицером Пятьдесят пятой, тогда лейтенантом, когда тот в июне 1944 года был ранен во Франции. Г-н Паолетти помогал прятать раненого офицера от немцев, когда из-за немецкого контрнаступления лейтенант Эштон оказался далеко в тылу на оккупированной немцами территории».

Келли подняла глаза на Тома.

— Мой отец тоже был там. В тылу у немцев. Ты знал это?

Он удивленно взглянул на нее поверх очков, и она рассмеялась:

— Глупый вопрос. Извини.

Том медленно перевел взгляд с фотографии Джо — еще молодого, но уже столь же серьезного — на суровое лицо статуи.

— Это точно Джо. — Келли перехватила его взгляд. — У него глаза Паолетти.

Том рассмеялся:

— Ты хочешь сказать, что у него хитрые глаза, как у всех Паолетти?

Келли обернулась:

— Нет, Боже. Ты не…

— Ладно, — буркнул он. — Вольно! Я пошутил.

Но она стояла достаточно близко, чтобы видеть выражение его глаз.

— Нет, ты не шутишь.

Келли сообразила, что стоит чересчур близко к Тому, но назад не отступила. Не захотела. Ее притягивало к нему. Это было удивительно — никакого притяжения не было, когда он находился далеко, и сразу возникало, когда он был близко. Это было что-то вроде притяжения наэлектризованных тел; Келли показалось, что между ней и Томом может проскочить искра.

Прошлым вечером она извинила его за то, что он целовал ее когда-то давно, — но он не просил ее простить его за то, что он покинул город на следующий день, только лишь невнятно попрощавшись. Если бы он тогда попросил ждать его, она бы ждала.

— Объясни. — Том посмотрел на нависающую над ними статую. — Ты сказала про глаза. Чем же таким они отличаются от всех прочих?

Что ему ответить? Что его глаза действуют на нее магически? Заставляют биться сильнее сердце? Наполняют голову безумными фантазиями, подогреваемыми воспоминаниями о нескольких быстрых поцелуях на переднем сиденье автофургона?

— Ну, — начала она, тщательно подбирая слова, — это трудно сформулировать. Может, это связано с вашим итальянским происхождением или с тем, что и ты, и Джо умело скрываете свои эмоции. — Заметив, что он собирается возразить, Келли поспешно добавила:

— Это очень хорошо.

К тому же вы оба всегда выглядите немножко грустными. Даже когда улыбаетесь. — Она бросила на него быстрый взгляд. — А может, потому что вы храните много тайн.

Том рассмеялся; на щеках появились морщины.

— У меня нет никаких тайн.

— Конечно. — В голосе Келли прозвучала ирония. — Если не считать того, что ты служишь в спецподразделении ВМС и все, что ты делаешь, является секретным. Твоя жизнь — совершенно закрытая книга. Да и Джо… Все эти годы я думала, что он простой садовник, а оказалось, что у него есть тайна, которая касается другого государства. Куда ни кинь, везде одни секреты.

— Только насчет войны, — запротестовал Том. — Из Европы вернулось много людей, которые не хотят вспоминать про войну. И их нетрудно понять.

— Но у Джо есть секрет, связанный и с его личной жизнью.

— Какой секрет? — удивился Том.

— А, вот видишь! — с торжеством воскликнула Келли. — Почему Джо никогда не женился? Почему ты никогда не женился?

Последний вопрос ей давно хотелось задать, хотя она и знала на него ответ. Том был не из тех, кто добровольно оседает на одном месте.

Она показала пальцем на портрет Джо, который Том все еще держал перед собой:

— Посмотри на него. Он просто великолепен. Но этого мало — он еще и герой войны; ему посвящен памятник. Я уверена — все женщины в городе должны были выстроиться в очередь, чтобы познакомиться с ним.

— Знаешь, однажды я спрашивал Джо об этом, — сказал Том, — я хотел узнать, почему он не женился на моей бабушке — вдове его брата. Она приехала в Боддуинз-Бридж через несколько лет после Джо. Он нашел для нее работу повара в доме твоего отца. Похоже, она ему нравилась; я видел фотографии — настоящая красавица. Кажется, она вышла замуж за моего деда, когда ей было только семнадцать. Так что вдовой она оказалась в весьма юном возрасте — двадцати трех лет, хотя у нее и был уже «хвост» — пятилетний ребенок, мой отец. Джо помог ей снять в городе дом, помог осесть здесь — но это и все, что было между ними. Когда мне было около шести, она вышла замуж за почтового служащего. Мне это не понравилось. Много лет спустя я спросил Джо, почему он не женился на ней, и он ответил, что любит Грэй как сестру. Он был рад, что она вышла замуж, рад, что она нашла человека, с которым могла вместе провести жизнь, рад, что она не осталась в одиночестве. — Том посмотрел на памятник. — Тогда я спросил его, как получилось, что он никогда не был женат, как случилось, что он не нашел ту, с кем можно было жить вместе? Джо ответил, что не женился потому, что встретил и потерял свою единственную настоящую любовь во время войны. Помню, как он это сказал: «Свою единственную настоящую любовь». — Том несколько секунд молчал. — Он сказал мне, что после встречи с ней на других он смотреть уже не мог. Никто не мог с ней даже сравниться. А семьи ради семьи Джо не хотел. Он предпочел остаться одиноким.

Келли еще раз окинула взглядом памятник.

— Потерял, — прошептала она. — Она… — Келли бросила взгляд на Тома. — Она погибла?

— Не знаю, — признался Том. — Слово «потерял» может означать многое. Может, она вышла замуж за кого-то другого. — Он бросил взгляд на бумаги, которые все еще держал в руках.

Келли забрала эти бумаги и положила их в свою сумочку.

— Боже, это кажется так… не знаю, как сказать. Так романтично. — Джо всегда казался ей прагматиком, весьма земным человеком. Он был для нее лишь садовником, прислугой. Однако все это время в его сердце жила былая любовь. Кто бы мог подумать? — Думаешь, он поступил правильно? — спросила Келли. — Значит, у человека может быть лишь одна настоящая любовь? Ты веришь в настоящую любовь?

Том покачал головой.

— Спроси кого-нибудь еще. У меня мало опыта в этом вопросе. Это было… довольно далеко от той работы, которой я занимался.

— Но у тебя наверняка есть мнение на этот счет, — настаивала она. — У нас всех есть представление о том, какой любовь должна или не должна быть. Думаю, ты просто избегаешь серьезных отношений.

— Ну, спасибо, доктор Фрейд, — протянул Том. — А тебе не приходило в голову, что при моей работе лучше вообще не связывать чью-либо судьбу со своей? — Внезапно он рассмеялся:

— Мне кажется забавным выяснять этот вопрос, когда нас слушает Джо. — Он обернулся к статуе.

Внезапно зазвенел пейджер Келли. Она выключила его, когда шла в библиотеку, но тот, перемещаясь в сумке, включился.

— Извини, — произнесла она, бросив взгляд на экран пейджера и доставая сотовый телефон. — Я должна позвонить в офис.

Она набрала номер.

— Привет, это доктор Эштон. Я только что получила сигнал на пейджер.

— Доктор, извините, что беспокою вас. — Это была Пэт Гири. — Но только что пришли результаты анализов Макенны.

Келли закрыла глаза.

— Пожалуйста, скажи мне, что это какая-то разновидность анемии.

— К сожалению, это не так. Подтвердились самые худшие опасения, — ответила Пэт. — Бренда Макенна просила сообщить результаты. Могу я записать ее на завтра?

— Нет, лучше на сегодня, — решила Келли. — И позвони доктору Мартину. Пусть онколог посмотрит Бетси как можно скорее.

— Но вы сейчас в отпуске.

— Это не отпуск. Это просто передышка. Назначь время для Макенны через час. Я еду немедленно.

Том сделал шаг в сторону.

— Я собирался купить краску в магазине «Все для дома», — произнес он. — Но я могу это и отложить, чтобы остаться с твоим отцом.

— Не меняй своих планов, — ответила Келли, — но вот если бы ты зашел к нему по пути домой…

— Хорошо, иди. Увидимся позже.

Она побежала к своей машине.

Это был он.

В магазине «Все для дома» на Первой улице города Болдуинз-Бридж.

Нагрузив коляску банками краски и валиками, Том прокладывал себе путь к кассе через толпу, когда увидел Торговца. Или по крайней мере человека, очень похожего на того, которого он видел у ленты выдачи багажа в аэропорту Логана. Торговец толкал свою тележку к выходу, двигаясь от четвертой кассы.

Том пристально вгляделся в удаляющуюся фигуру. Да, без сомнения, это был человек из аэропорта — каштановые волосы с сединой, овальный подбородок, легкая сутулость — словно в попытке уменьшить рост. Нет, ошибки быть не может.

Но что, черт побери, Торговец делает в Бодцуинз-Бридж?

Делает покупки. Тележка была набита ими доверху. Том даже заметил торчащий электрический шнур.

Том почувствовал, как холодеет его спина. Человек, ответственный за взрыв машины в 1996 году у американского посольства в Париже, покупает электрический провод.

Оставив свою тележку прямо в проходе — к большому неудовольствию покупателей, Том направился к двери, за которой скрылся Торговец.

Поспешно выбравшись из помещения, он прикрыл глаза от солнца ладонью и внимательно осмотрел площадку для парковки машин.

Торговец словно испарился. На площадке было много машин. Одни въезжали на площадку, другие выезжали с нее, в некоторые перегружали покупки, но Торговца нигде не было видно.

Том снова осмотрел площадку. Ну, давай, встань и обнаружь себя. Нельзя нагрузить тележку, а потом так быстро сесть в машину. Если только…

К выезду на улицу двигались четыре машины, у входной двери стояло несколько пустых тележек. Если машина Торговца стояла у обочины…

Том пристально вгляделся в машины у дальнего конца огромной площадки для парковки. Там несколько машин ожидали, когда загорится зеленый свет и они получат возможность выехать на главную дорогу. Две машины белого цвета были совсем маленькими, еще одна представляла собой автофургон, последняя была седаном синего цвета. Все машины находились слишком далеко, чтобы можно было разглядеть их номера. Пока Том вглядывался в машины, поменялся светофор, и все машины тронулись с места.

Черт!

Том вернулся обратно в здание и направился к женщине, обслуживающей четвертую кассу.

— Извините, мэм. — Он прочитал ее имя на прикрепленном к груди значке. — Мэй. Только что от вас отошел человек, взявший целую тележку всякой всячины. Помните, у него еще был электрический шнур?

Женщина взглянула на него, но продолжала работу, поднося товары бирками к сканеру.

— Почти все, кто прошел мимо меня после перерыва, подходят под ваше описание.

Она улыбнулась своей шутке, и у Тома отлегло от сердца. Отлично. Она приветлива и, похоже, умна.

— Это было всего несколько минут назад, — уточнил Том. — У этого человека были каштановые волосы, чуть седые. Ему где-то около сорока пяти лет. Он покупал моток провода.

— Приятные карие глаза? — спросила она. «Карие глаза!!! Но держи себя в руках».

— Да, — ответил Том. Если это действительно Торговец, то, когда он покинул аэропорт Логана, ему уже не было смысла прятать глаза за синими контактными линзами. Но, черт побери, что ему понадобилось в Болдуинз-Бридж?

Мэй удивленно взглянула на него, ожидая, когда он продолжит.

— Он мой сводный брат, — не моргнув глазом соврал Том. — Моя ненормальная сестра послала меня проверить, не забыл ли он кое-что купить… Но я его упустил. Он ушел раньше. Я заметил, что у него был шнур, но не знаю, купил ли он плоскогубцы.

— Он купил много вещей, — сообщила Мэй, продолжая работать. — Провод, кусачки, узкие плоскогубцы. И еще… изоленту, много изоленты, и целую гору переключателей… — Она взяла кредитную карточку у очередного покупателя и провела ее через считывающее устройство. — Было что-то еще. Какие-то электрические устройства и прекрасный букет садовых цветов. Он сказал, что не мог удержаться от этой покупки.

Цветы. С чего это вдруг террорист покупает цветы? В голове Тома возникли два предположения. Первое — никто не заподозрит террориста в человеке, покупающем цветы. Второе — это не Торговец. Это всего лишь тот же человек, которого Том видел в аэропорту Логана. Ничего больше Том предположить не мог.

— А у него не было часов? — поинтересовался Том. Создавая бомбу с часовым механизмом, легче всего использовать обыкновенный будильник.

Мэй отрицательно покачала головой:

— Нет, определенно нет. У нас такого товара нет.

— Он расплатился кредитной карточкой или…

— Наличными.

Было бы слишком хорошо, если бы он использовал кредитную карточку. Но даже если бы у него была кредитная карточка, она наверняка была бы краденой, и найти по ней Торговца было бы невозможно.

— Спасибо, Мэй, — поблагодарил Том.

— Желаю удачи, — ответила она. Да, удача ему определенно нужна.

— Бомба в машине, — вздохнул адмирал Кроули. Том медленно сел на кухонный стол. Он чувствовал, что даже сам себе верит с трудом.

— Он мог бы купить будильник где угодно. В любом магазине. Сэр, я знаю, как дико все это звучит. Сначала я вижу этого человека в аэропорту Логана, а затем — в Болдуинз-Бридж. Мне это и самому кажется странным. При чем здесь Болдуинз-Бридж? Зачем этот человек сюда прибыл? Не из-за меня же!

— Том, ты должен за этот месяц хорошенько отдохнуть. Расслабься. Буду с тобой откровенным, сынок. Когда ты вернешься, тебе будет нелегко. Контр-адмирал Такер активно старается расформировать «Эс-Оу». И он не единственный, кто хочет, чтобы ты и твои «Искатели приключений» покинули шестнадцатый экипаж. Если ты хочешь сохранить свое место, то должен вернуться во всеоружии. И делу совсем не поможет, если ты будешь всем трезвонить, что видел убитого террориста — или Элвиса Пресли, или гостей из космоса — в своем родном городе. Я за тебя, лейтенант, ты знаешь, но я ничего не смогу сделать, если ты сам будешь подставляться.

— Сэр…

— Отдохни, лейтенант. — Кроули повесил трубку, и в ухо Тома ударили короткие гудки.

Если он хочет сохранить свое место…

Том хотел. Его работа значила для него почти все.

Но если тот, кого он видел, и в самом деле был Торговцем, то тут уже речь идет не о чьем-либо месте. Мысль о том, что Торговец может взорвать Правительственный центр в Бостоне, приводила в ужас.

Если только Торговец и в самом деле не появился здесь ради Тома. Том принимал участие в операции, во время которой были убиты сообщники Торговца — среди них была и его жена. Хотя та операция и была секретной, но секреты можно купить или украсть.

 

Глава 6

Закончив поливать розы, Джо принялся скручивать шланг в моток, поглядывая время от времени на богатый фасад дома Чарлза.

Чарлз остался в доме один. Уборщица, миссис Лернер, ушла примерно полчаса назад. А Келли Джо видел уезжающей в город еще утром. Было удивительно, что она до сих пор не вернулась.

Джо мог бы сам навестить Чарлза, но кто знает, не взъерошит ли тот свои перья и не поднимется ли у него кровяное давление.

Теперь даже странно вспомнить, что когда-то Джо считал Чарлза человеком железной выдержки, способным оставаться спокойным, что бы ни происходило вокруг.

Видимо, время берет свое. Во время войны они были здоровыми мужчинами, в старости же человек становится похожим на ребенка.

Время войны… Удивительно, но эти годы врезались в память Джо так, словно это было совсем недавно. По сравнению с этими воспоминаниями годы с 50-х по 80-е были лишь чем-то смутным, просто стремительным чередованием зимы и лета. Когда Джо закрывал глаза, он мог вспомнить почти любой день войны во всех деталях.

Он помнил и падающие на кухне Сибелы капли, и запах дома, и страх на лицах людей, прятавшихся на чердаке, и ослепительную улыбку Сибелы, когда она приветствовала немецких солдат из патруля, и ее попытки очаровать немцев, чтобы что-то у них выведать.

Он помнил и Чарлза — еще не сгорбленного и умирающего, а молодого и здорового. Да, он был ранен, но когда Джо увидел его во второй раз, в Чарлзе жизнь била через край.

Он сидел на кровати Сибелы, его правая рука была на перевязи, бок и нога закутаны в бинты. Да, он сидел на кровати Сибелы — женщины, неустанно работавшей на Сопротивление, дававшей кров и пищу любому, кого преследовали нацисты и кто с ними боролся, женщины, которой каждый грош приходилось зарабатывать неимоверным трудом.

Теперь она отдала даже свою кровать — американскому офицеру с золотистыми волосами.

Играя в карты с двумя Люками и Доминик, Джо бросил взгляд в проем двери. Американец был бледен и выглядел диковато с недельной щетиной и темными кругами под глазами — и все равно он был таким красивым, каким Джо не мог быть никогда.

Чарлз Эштон словно излучал что-то магическое, как бы светился изнутри. Этот свет делал его волосы еще более золотистыми, а глаза — еще более голубыми. Впрочем, возможно, такое впечатление возникало оттого, что, как знал Джо, раненый имел большой счет в банке. Большие деньги придают человеку достоинство и уверенность. Бедному же для того, чтобы чувствовать себя уверенно, нужно немало трудиться.

Пока Джо наблюдал за ним, американец достал сигарету из ящика у кровати. Доминик зажгла сигарету, и раненый благодарно улыбнулся ей.

Нет, определенно в этом человеке была какая-то магия.

Может, Сибела и не отдала свою кровать раненому, может, она делит ее с ним. Эта мысль была неприятной, но сегодня хорошие мысли в голову не приходили. Всю ночь Джо пытался собрать информацию о немцах — но безрезультатно, и еле вернулся обратно живым.

— Джузеппе?

Он повернулся к поднимавшейся по ступенькам Сибеле. Увидев, что он благополучно вернулся, Сибела просияла. Бросившись к нему, она обняла его, как иногда делала, хотя и редко, и Джо в очередной раз удивился, какой тоненькой и хрупкой была эта женщина.

Казалось просто невероятным, что она являлась одним из лидеров Сопротивления. Но твердость, способность брать на себя ответственность, безграничная стойкость делали ее сильной.

— Благодарение Богу, — прошептала она. — Говорили о твоем аресте, но я ни от кого не могла добиться ничего определенного. — Она отстранилась, чтобы взглянуть в его глаза;

Ее голос дрожал. — С тобой и в самом деле все в порядке? — Она провела рукой по его плечу, потом по руке. — Все на месте?

— Я только сильно устал, — ответил Джо на ее родном французском. — Я очень рад, что вернулся.

— Что случилось?

— Меня остановил патруль и потребовал документы.

Его документы были поддельными. Если бы у него была возможность бежать, он бы это сделал. Но бежать он не мог — его бы убили наверняка. Если бы раскрылось, что документы поддельные, его бы задержали, и это тоже означало бы смерть — после долгих пыток, устраиваемых с целью получить сведения о других участниках Сопротивления. Однако Си-бела уверяла, что документы сделаны хорошо, и Джо решил показать их, моля Бога, чтобы она оказалась права.

— Я был задержан, — произнес он, — но не из-за того, что они что-то заподозрили.

Поначалу он этого не знал. Его отвели в комнату, где он стал ждать допроса, но допроса не последовало. Джо не знал, что и думать, когда его впихнули в переполненный железнодорожный вагон.

— Правительство Виши обеспокоила нехватка продовольствия, — объяснил он Сибеле. — Поскольку в моих документах сказано, что я итальянец, я оказался в числе депортированных из страны.

В смехе Сибелы прозвучало недоумение.

— Что?

— Меня отослали в Италию, поскольку нацисты не хотели, чтобы я ел их хлеб. Они не могли сообразить, что когда немцев прижмет, они вывезут все до последнего зерна.

Только через девять часов езды по железной дороге появилась возможность бежать, и он спрыгнул с несущегося на большой скорости поезда. Джо повезло — он отделался ушибами, хотя вполне мог сломать шею.

— После того как я бежал, мне пришлось прятаться вдали от дорог, поскольку мои документы остались в поезде. Это было нелегко. — Нелегко — это еще мягко сказано, но в детали Джо входить не собирался. Сибела часто ходила на опасные задания и прекрасно понимала, с чем столкнулся Джо. — Извини, что не мог вернуть раньше.

— Теперь это не имеет значения, — ответила она. — Я рада, что ты наконец здесь.

Она еще не убрала руки. Глядя в ее красивые, бездонные, как ночная мгла, глаза, Джо понял, что теряет рассудок. Наклонившись, он поцеловал ее — об этом он мечтал всю ночь, пока шел сюда.

Это было глупо. Но когда Сибела так смотрела, у него появлялась надежда, что она не будет противиться его поцелуям. Этот поцелуй выглядел нелепо еще и потому, что происходил на виду у раненого, который с удивлением смотрел сквозь дверной проем.

— Неплохая попытка, — сухо буркнул он. Это было первое слово по-английски, которое Джо слышал за многие месяцы — если только не считать передач Би-би-си и неловких упражнений Сибелы, которую он учил языку. — Но вряд ли это ее интересует. Я не уверен — поскольку мой французский оставляет желать лучшего, — но, похоже, ее муж где-то неподалеку. — Он перевел взгляд с Джо на Люка Прио, а затем на Люка Ламбера. — И никто из вас не понял, что я сказал. Но это не важно — поскольку никто из нас не говорит по-немецки, мы все прекрасно ладим друг с другом.

Сибела мягко высвободилась из рук Джо и выжидательно взглянула в его глаза, желая, чтобы он перевел.

Но раненый не дал этого сделать. Он показал на себя пальцем и, стараясь, чтобы его голос прозвучал четко, произнес:

— Чарлз Эштон. Вы, должно быть, главный — тот, кто пропадал. Из-за вашего исчезновения здесь был настоящий переполох. Вы несколько моложе, чем я ожидал. Думаю, вы поймете меня лучше, чем все эти «лягушатники». — Он протянул было правую руку, но сморщился от боли и, поспешно ее опустив, протянул левую:

— Зовите меня Чарлз. Джо сделал шаг в комнату.

— Я знаю, что ваше имя Чарлз, лейтенант. — Он сложил руки на груди, намеренно игнорируя протянутую руку. — Я прочитал это на бирке, когда вас сюда принесли. Эти «лягушатники» спасли вам жизнь.

На лице Чарлза промелькнуло удивление. Он опустил руку.

— Вот как? Я думал, вы поняли, что я шучу. — Если он и смутился, то только на миг. С видимой болью на лице он сел в кровати. Затем с интересом вгляделся в Джо. — У вас нью-йоркский акцент. Где, черт, вы научились так говорить по-английски?

— В Бруклине.

— Боже, вы американец! — Чарлз рассмеялся. — Никогда бы не сказал, глядя на вас. Ничего похожего.

— К сожалению, не могу сказать того же о вас. — Джо повернулся к Сибеле и Люку Ламберу:

— Почему он не на чердаке? Если сюда явится немецкий патруль… — Сообразив, что говорит по-английски, Джо повторил свои слова по-французски.

— Там очень жарко, — объяснила ему Сибела. — С его ранами эту жару очень трудно переносить. И после того, что он сделал, я не могу запихнуть его на чердак.

Чарлз возразил по-английски:

— Я ничего такого не сделал. — Джо понял, что раненый возобновляет прежний спор. — Скажи ей, что она ошибается.

— Он герой, — сказала Сибела.

— Она не права, — возразил Чарлз и повернулся к Сибеле:

— Ты не права. Я не герой. Моей единственной целью является возвращение домой в Болдуинз-Бридж, Массачусетс, и не в гробу. Думаю, чем быстрее вы вернете меня в мое подразделение, тем скорее я окажусь снова в Штатах. Пусть Пятьдесят пятая идет хоть до самого Берлина, а я хочу вернуться в свой летний домик, налить себе сухого мартини и смотреть, как садится солнце.

Глядя на то, как он сидит на кровати и разминает пальцами сигарету, легко было поверить, что раненый говорит от души. Даже облаченный в поношенную одежду, этот человек был похож скорее на состоятельного аристократа, чем на обыкновенного фермера. И уж совсем он не походил на простых людей, таких как Сибела, оба Люка и Доминик, да и Джо, которые не хотели сидеть сложа руки, позволяя Гитлеру с его ненавистным СС хозяйничать в Европе.

Джо с отвращением отвернулся. Но Сибела вдруг разразилась таким быстрым потоком слов, которые Джо даже не смог сразу понять. Но все же суть он уловил, и это заставило его взглянуть на Чарлза другими глазами.

— Она говорит, что вы спасли двадцать пять детей и двух сестер, — перевел он. — Так не может поступить человек, который заботится только о своей шкуре. Она сказала, что сестры спрятали детей в подвале церкви Вознесения, надеясь, что там безопаснее. Но солдаты вашего батальона прорвали немецкую оборону, и бои разгорелись именно в районе церкви. И вы с тремя американскими солдатами вызвались рискнуть, чтобы прийти детям на помощь.

Какое-то мгновение Джо казалось, что Чарлз готов возразить. Но он только сжал губы в твердую линию и качнул головой.

— Это был глупый поступок. Все равно что встать вместо мишени.

— Мне очень жаль, что все ваши друзья убиты, — произнесла Сибела по-английски. Получилось это почти правильно, но с сильным французским акцентом.

Чарлз прекрасно ее понял.

— Они мне не друзья. Они просто солдаты, которым я приказал пойти со мной. Я даже не дал им выбора. — Он поднял глаза на Джо, его взгляд стал жестким. — Скажи ей это. Скажи по-французски и удостоверься, что она поняла.

Джо негромко перевел, подумав, что превращается в простого переводчика.

— Скажи ему, что никто из детей не пострадал, — распорядилась Сибела. — Даже тот мальчик, за которым он вернулся.

Джо увидел в ее глазах печаль и понял, что она вспомнила о Мишеле, ее собственном сыне. Никто не вернулся за двухлетним Мишелем, когда он оказался в перестрелке в одной из первых схваток между бойцами Сопротивления и немецкими захватчиками. Его отец, муж Сибелы, был убит в этом бою. А потому мальчик оказался один, и взрыв оборвал его короткую бесценную жизнь.

Джо перевел то, что она сказала. На это раненый мрачно проворчал:

— Скажи ей, чтобы т смотрела на меня так. Я, черт побери, никакой не герой. Скажи, что я не знаю, что нашло на меня в то утро, и что я не повторю подобного и за миллион долларов.

Когда Джо перевел эти слова, Сибела тихо рассмеялась. Потом отвернулась.

— Не говори ему, — сказала она Джо. — Но я этому не верю.

Она вышла.

— Я понял ее слова, — сказал Чарлз, когда Сибела покинула комнату. — Но она не права. Я не отношусь к таким, как вы.

Сибела окликнула с лестницы всех, чтобы они вышли и дали раненому отдохнуть. С ее уходом в комнате словно потемнело. Даже воздух, казалось, стал горячее и тяжелее. Доминик и оба Люка поспешили к выходу. Джо тоже повернулся к двери, но Чарлз схватил его за рукав.

— Я другой, — произнес он. — А вы? Вы из Управления стратегических служб?

— Чем меньше вы будете знать обо всех нас, тем лучше.

— Вот как! Я слышал, что Сибела называла вас Джузеппе. Надеюсь, вы меня сейчас не зарежете, Джо?

— Пока идет война и я нахожусь здесь, я — итальянец, а не американец. Не привыкайте звать меня Джо. Если вы не прекратите меня так называть, я могу погибнуть.

— Вы определенно из Управления стратегических служб, — буркнул Чарлз, закуривая новую сигарету. — Я слышал о ваших парнях и их делах в тылу противника. Но меня все это делать вы не заставите.

— Тем не менее вы здесь.

— Не по своей воле. У меня создалось впечатление, что эта девчонка — Сибела — думает, что, как только я поправлюсь, ваши люди помогут мне вернуться в мое подразделение.

— «Эта девчонка», — заметил Джо, — хозяйка дома, где мы прячемся. И именно она — командир тех людей, которых вы видели. Именно она командир, а не я. Эти люди работают со мной, но не на меня.

Лейтенант с недоумением взглянул на дверь, за которой исчезла Сибела.

— Не может быть. Она — генерал этой пестрой армии? Она же так…

Красива. Женственна. Точеная, как статуэтка. Но в пленительных темных глазах Сибелы была видна твердая, как сталь, решимость — и несгибаемая стойкость.

— Среди лучших диверсантов, насколько я знаю, есть и женщины, — сказал Джо. — Сибела и ее друзья подкладывают мины под железнодорожные пути, дают информацию о складах боеприпасов и перемещении войск. Даже изображение буквы "V" на стенах помогает подавить дух немцев.

— В странный мир мы попали, — задумчиво произнес Чарлз. Затем покачал головой. — Не могу себе представить, чтобы моя жена Дженни взрывала бы железнодорожные вагоны. Не думаю, что она сможет сама открыть даже банку с краской. — Вас удивит, когда вы увидите, на что способны люди, когда их вынуждают к этому обстоятельства, — заметил Джо. Итак, у Чарлза есть жена. Эта новость, к его удивлению, Джо очень обрадовала. Словно он ожидал каких-то перемен в отношениях с Сибелой, а Чарлз этому мешал. Но надеяться на какие-то отношения с этой женщиной было просто смешно. Она была недоступна. Это было само воплощение Жанны д'Арк, посвятившей всю себя освобождению страны. Она напоминала ангела, которым можно было восхищаться издали, ангела, лишенного человеческих желаний и парящего где-то высоко в небе.

— Ты не поговоришь обо мне с Сибелой? — спросил Чарлз. — Скажи ей, что я не хочу ждать. Я хочу вернуться за линию фронта как можно скорее.

— Это не так просто. Линия фронта проходит далеко на западе и севере. Бои идут очень тяжелые — немцев выгнать совсем нелегко. Переправить тебя назад будет сложно.

— Черт. — Чарлз бросил взгляд на Джо, его губы тронула усмешка. — Если меня быстро не вернут обратно, то я поправлюсь и меня не отправят домой.

Джо взглянул на забинтованную ногу раненого.

— Пока ты не сможешь двигаться сам, твоя транспортировка связана с большим риском.

Внезапно вошла Сибела, с ленчем для Чарлза на подносе: два бесценных по этим временам яйца, кусочек черного хлеба, немного сыра, а также обычная их пища — репа.

— Это очень большой риск, — подтвердила она, так как слышала последние слова их разговора. Поставив поднос, она вопросительно посмотрела на Джо:

— Что ты собираешься делать?

— Наш гость очень нетерпелив. Он хочет вернуться в свое подразделение как можно скорее.

— Он слишком слаб для этого. — Используя свой маленький запас английских слов, Сибела обратилась к Чарлзу:

— Ты еще недостаточно окреп, чтобы куда-то идти.

Лейтенант улыбнулся:

— Может, вы просто не хотите, чтобы я уходил? Я всегда произвожу впечатление на девушек. А вы очень хорошенькая. Отныне любое ваше желание является командой, господин генерал.

Сибела вопросительно взглянула на Джо, но тот не стал переводить все. Он сказал Сибеле:

— Он отправится в дорогу, как только ты скажешь, что он для этого готов.

 

Глава 7

— Что толку в извинениях, если ты продолжаешь поступать так, за что потом извиняешься? — Голос Чарлза дрожал от гнева. — Это все равно что извиняться за удар по голове, а потом снова бить!

— Но я не бью тебя по голове, — горячо возразил Джо. — Если уж и вспоминать про удар по голове, то вспомни, сколько раз ты бил меня после 1944 года! Это ты должен передо мной извиняться!

Когда Том вошел в комнату, то увидел Чарлза с засунутыми в уши пальцами, напевающим «ла-ла-ла», чтобы не слышать слов Джо.

— Что здесь происходит? — почти крикнул Том, чтобы его услышали.

Оба старика смолкли, хоть и продолжали стоять друг против друга, словно боксеры, посередине просторной комнаты Чарлза.

В руках Чарлза был баллон с кислородом. Глядя на Тома, Чарлз молча надел маску на лицо.

— Почему ты не ставишь зажим на нос? — недовольно спросил Джо. — Если тебе нужен кислород…

Чарлз поднял свою палку и швырнул ее так далеко, как мог, то есть почти рядом.

— Вот почему! — яростно захрипел он. — Я не могу ходить сам, не могу дышать сам. И почему Бог не ударит в меня молнией и не убьет меня?

— Потому что у тебя еще много дел, — ответил Джо.

— Вроде тех, чтобы давать глупым журналистам интервью? — Чарлз уже не мог стоять на ногах, он сел на софу. Том поспешил помочь, но вместо благодарности встретил мрачный взгляд. — Рассказывать глупые истории, которые сейчас ничего не значат? Прошлое уже давно в прошлом, Джузеппе. Раскапывать это снова…

— Парни, — сказал Том, — так все же, что произошло во время войны?

Как он и ожидал, оба тут же прикусили языки. Наступила тишина.

Том подождал. Он не спешил. У него было разрешение Келли пользоваться ее компьютером в любое время, и потому он мог разнимать спорщиков часами и вместе с тем у него оставалось время, чтобы просмотреть старые файлы на Торговца и разрешить свои сомнения.

Первым не выдержал молчания Джо.

— Я должен вернуться к работе, — буркнул он, поворачиваясь к двери. — Розы…

— Погоди. Розы могут подождать, — сказал Том командирским голосом, которому Джо немедленно повиновался. — Послушайте, джентльмены, я не собираюсь вас умолять. Так что если вы не желаете говорить об этом…

— Не желаем, — прервал его Чарлз, бросив еще один яростный взгляд на Джо.

— Ладно, — сдался Том. — Тогда я не буду больше вас об этом спрашивать. Но я хочу услышать ответ на другой вопрос. Ответ от тебя, Джо. Сколько дней осталось мистеру Эштону жить на белом свете?

Это был жестокий вопрос, но оставить этих двоих спорить и дальше было бы еще более жестоко.

Джо понурил голову и отвернулся.

— Не знаю. — Его голос был едва слышен.

— Да, ты не знаешь, — сказал Том. Ему было неприятно говорить следующие слова, но он должен был это сделать. — Келли сказала, что три-четыре месяца максимум. Думаю, вы оба это знаете. — Он повернулся к Чарлзу:

— Сколько в трех месяцах дней?

Лицо Чарлза смягчилось.

— Какая разница, — скрипуче произнес он.

— Разница есть. — Том старался говорить как можно мягче. — Пожалуйста, ответьте мне на вопрос. Так сколько дней?

— Около девяноста, — наконец сказал Чарлз.

— Девяносто дней, — повторил Том. — Как вы думаете, сколько чудесных дней — таких, как сегодняшний, с чистым небом и небольшой влажностью — будет за эти дни?

Ответом ему было молчание.

— По всей вероятности, намного меньше, чем девяносто, — ответил Том сам на свой вопрос. — Нам следует об этом помнить, не так ли?

Тишина.

— Я вижу, вы со мной согласны. Тогда я задаю следующий очевидный вопрос, джентльмены: зачем, черт побери, вы тратите эти восхитительные дни на бесполезные споры, которые вы ведете уже пятьдесят пять лет? Почему бы вам не отправиться на лодке мистера Эштона порыбачить?

Чарлз и Джо переглянулись.

— Ради чего вы спорите? Забудьте, не думайте об этом больше. Идите к гавани, наройте червей, проведите день так, как вам того хочется. Можете посидеть и здесь, в тишине, если хотите, но просто глупо не воспользоваться этим восхитительным, бесценным, дарованным вам Богом днем.

Снова ответом была тишина. Но Том не продолжил своего монолога. Он ждал ответа.

Первым нарушил тишину Джо.

— Позвонить управляющему причала? — сдавленно спросил он Чарлза.

Чарлз молчал. «Неужели этого чертова упрямца не проняли мои слова?» — подумал Том. Когда пауза затянулась, он окликнул:

— Мистер Эштон?

Чарлз наконец уступил:

— Ладно. — Это прозвучало как ругательство, но для начала и это было неплохо.

— Послушайте, — сказал Том им обоим, — какова бы ни была причина ваших споров, вы должны забыть ее. Если не сейчас, то в ближайшие же дни.

— Мы можем решить ее в одно мгновение. Пусть Джо пообещает не болтать больше направо и налево. Джо сердито поджал губы.

— Значит, я должен идти на сцену и получать еще одну Почетную медаль? Я буду стоять перед телекамерами, что вещают на всю страну, и жать руки важным лицам, приехавшим из Англии и Франции? Должен притворяться…

— Стоп, — перебил его Том. — Важные лица откуда? О чем вы говорите?

— О церемонии в честь Пятьдесят пятой, — произнес Джо. — Я вовсе не хочу туда идти.

— Ты должен, — сказал Чарлз. Джо тут же рассвирепел:

— Я никому ничего не должен.

— Погодите, — вмешался Том. — Одну минуту. Вы только что говорил, что будут какие-то важные лица из Англии?

— Какая-то дальняя родственница королевской фамилии. Никто о ней и не слышал, — мрачно ответил Чарлз. — А ты думал, они пошлют правнука Черчилля? Вот его руку я бы хотел пожать!

— Ты даже не знаешь, есть ли у Черчилля правнук, — заметил Джо.

— Ну, организаторам этой церемонии по крайней мере следовало бы попытаться это выяснить. А кого они посылают из Франции? Наверное, каких-нибудь потомков коллаборационистов?

— Келли говорила, что будут присутствовать несколько сенаторов, — вспомнил Том.

Соединенные Штаты, Англия и Франция. Три страны, работавшие вместе для того, чтобы поймать Торговца в 1996 году. Три страны, которым удалось уничтожить большую часть группировки Торговца, включая его дорогую жену. Болдуинз-Бридж будет заполнен ветеранами войны и битком набит зрителями. Си-эн-эн наверняка установит повсюду свои камеры.

— Черт! — вырвалось у Тома. — Мне нужно позвонить по телефону.

— Возможно, целью Торговца является не Бостон, — сказал Том Джазу. — Целью является Болдуинз-Бридж. Если ты только можешь в это поверить.

— Ты предполагаешь бомбу в машине?

— Да. Этот ублюдок на этом и специализируется.

Со своим заместителем и лучшим другом Том беседовал по телефону с кухни Эштонов.

— Какую охрану они приготовили для этого праздника?

— Еще не знаю. Я попросил дядю позвонить в местное отделение полиции, чтобы все разузнать. — Чарлза и Джо он уже информировал об опасности. Узнав о ней, они прекратили свои глупые споры.

Том рассказал им и о том, как увидел Торговца в аэропорту, и о недоверии адмирала Кроули. Джо и Чарлз немедленно отправились в кабинет Чарлза, чтобы подробнее узнать об охране церемонии. Тома удивило, что при этом они беседовали совершенно нормально, без обвинений и оскорблений в адрес друг друга.

— Кроули уже знает? — спросил Джаз.

— Я звонил ему, но его не было на месте. А оставлять сообщение я не хотел. — Подобные вещи не сообщают на магнитофон. Том сделал глубокий вдох прежде, чем произнести то, что сказать ему было очень тяжело:

— Ты должен знать, что адмирал не совсем мне верит.

— Не может быть! — рассмеялся Джаз.

— Он мне совершенно не верит, — признался Том до конца.

Странно, но его заместителя это не удивило.

— Так какую ты мне ставишь задачу?

— Джаз, я буду с тобой откровенен. Стопроцентной вероятности, что это действительно Торговец, у меня нет. Возможно, я потерял нюх в связи с этим чертовым ранением.

— Дай мне день-два, чтобы развязаться с делами, — сказал ему Джаз, — и я буду на месте. Я соберу остальную часть команды. Подумай, кого следует взять.

Джаз приедет, чтобы помочь ему. Словно гора свалилась с плеч.

— Если они смогут приехать, пусть не сообщают, куда отправляются. Они должны придумать какое-то прикрытие. Я знаю, что свои лучшие дела ты проворачивал в отпуске, так что…

— Я всегда хотел познакомиться с твоим дядюшкой Джо. Кроме того, ведь в Болдуинз-Бридж находится знаменитая школа акварели?

— С каких это пор ты занимаешься живописью? — удивился Том.

— Я буду заниматься ею через два или три дня, лейтенант, — ответил Джаз. — Это интереснее, чем лежать на пляже в компании бездельников, принимая солнечные ванны.

— Хорошо. — Подняв глаза, Том увидел стоящего в дверях Джо.

Шагнув в комнату, Джо протянул Тому лист, а затем снова исчез в коридоре. На листе дрожащим неровным почерком Чарлза было написано несколько строк.

— Бог мой! — Том обратился к Джазу. — На все церемонии полиция Болдуинз-Бриджа выделила обычный состав рабочего дня — пять человек. Для контроля за зрителями нанимается еще два дополнительных полицейских.

— В таком случае нам и в самом деле требуется собрать всю команду. Подожди.

Том мог слышать, как Джаз перебирает бумаги.

— Компьютерный Маньяк занят, — наконец доложил Джаз. — Он в Калифорнии на специальном задании. Уолченок лежит в больнице — ему делают операцию на колене. А О'Лири не будет в стране несколько недель. Он на соревнованиях по стрельбе в Саудовской Аравии.

— Черт. Мне нужен хороший стрелок. — Том закрыл глаза. — Ты можешь найти хорошего снайпера?

— Это нелегко, сэр. Эти соревнования собрали всех лучших стрелков.

Всех лучших стрелков.

— Разузнай, отправилась ли туда Элисса Лок, — распорядился Том. Фрэнк О'Лири из «Эс-Оу» был только вторым стрелком в США. Лейтенант второй статьи Лок всегда побеждала его, когда они соревновались. Когда наступало время стрельбы в цель, она становилась роботом.

— Я точно знаю, что она свободна, — сказал Джаз. — Ее не приглашали в Саудовскую Аравию. Женщину без паранджи на соревнования в Аравию? Никогда.

— Позвони ей.

Джаз чуть помолчал.

— Сэр. Вы думаете, что это… разумно?

Лок давно стремилась в отряд «Морских львов», в котором до сих пор были только мужчины. Она одолевала Тома и Джаза с просьбами, умоляя дать ей шанс показать себя в деле.

— Она сейчас где-то работает и хочет сделать бешеную карьеру, — сказал Том. — Она может и не захотеть брать отпуск ради сомнительного предприятия. Сообщи ей, что, возможно, я ошибаюсь и ей придется провести время на пляже или изучать с тобой акварели.

— Со мной? Боже! — Голос Джаза упал.

— Ты готов отправить мне файлы относительно Торговца?

— Все готово, лейтенант.

— Послушай, Джаз. Я еще раз говорю — это не приказ, а просьба…

 

Глава 8

Принтер, выводящий из компьютера информацию о Торговце, смолк, и Том выключил компьютер Келли. Посмотрев на изображение, Том прошел по коридору, спустился по лестнице и очутился в столовой, где Чарлз и Джо вступили в новый спор.

— Ты не прав, — горячо говорил Чарлз. — Это слишком очевидно.

— Все куда проще, дурачок, — возражал Джо. Чарлз вытаращил глаза:

— Это кого ты называешь дурачком? Том снова почувствовал приступ головной боли в районе левого глаза.

— Матерь Божья! — выдохнул он. Спорщики обернулись к нему. — Я оставил вас всего на тридцать минут, и вы снова принялись за свое. Если вы не прекратите враждовать, я откажусь от вашей помощи. — Он сурово посмотрел на своего дядю:

— Я ожидал от тебя более разумного поведения. Зачем ты его обозвал?

— Обозвал? — Джо перевел смущенный взгляд с Тома на Чарлза.

— Ты сказал «дурачок», — напомнил Чарлз.

— Это просто такое выражение, я слышал его в кино. «Все куда проще, дурачок». Я не… — Он смущенно рассмеялся. — Ты подумал, я обзываю Чарлза… — Он посмотрел на Чарлза, который, сидя за столом, втягивал в себя кислород из баллона. — Я мог бы сказать тебе много всякого, но я никогда бы не назвал тебя дурачком.

Чарлз, казалось, был удовлетворен.

— Ну, спасибо!

— Мы пытались определить место у гостиницы, где террористы скорее всего могли бы оставить машину с бомбой, — сказал Джо.

Только сейчас Том заметил огромную карту города, расстеленную на столе.

Джо показал пальцем на ближайшую часть карты, где был виден дугообразный объезд вокруг гостиницы.

— Я решил, что людям Торговца лучше всего поставить машину с бомбой у главного входа, но Чарлз считает, что это будет чересчур очевидно. — Он бросил взгляд на Чарлза. — Ты же ходил с нами подрывать железнодорожный путь, по которому немцы перебрасывали войска к линии фронта. Немцы этого ожидали. Они устроили засаду — в ту ночь, в том месте, где мы собрались произвести взрыв. Ты помнишь это?

Чарлз не ответил.

— А потом мы взорвали путь около города, прямо рядом с немецкими казармами, — напомнил Джо. — Немцы не ожидали, что мы появимся там, и дорогу никто не охранял. Это была идея Сибелы…

— Конечно, я это помню! — оборвал его Чарлз, внезапно став серьезным. — И ты знаешь, что я помню, черт возьми!

— Это было в сорок четвертом? — спросил Том. Он впервые слышал имя Сибелы, и ему было бы интересно узнать подробности.

В 44-м эти двое были совсем молоды. Джо, как это ни странно звучит, было двадцать, Чарлзу около двадцати четырех.

Когда Тому было двадцать четыре, он только что прошел подготовительную программу для поступления в спецподразделение ВМС. После обучения его назначили в первый экипаж, в котором ему пришлось почти сразу выполнять опасную операцию.

Но перед своей опасной работой он прошел подготовку. Весьма обширную и утомительную, которая продолжалась на протяжении нескольких лет. Он набрался сил и стал устойчив психологически. Он мог справиться, казалось, со всем на свете.

Но несмотря на всю эту огромную подготовку, все же бывали моменты, когда он чувствовал себя беспомощным.

А вот Джо и Чарлз учились всего несколько месяцев в лагере для новобранцев, после чего их бросили в самое пекло. Потом судьба заставила их вести войну на свой страх и риск, далеко в глубине вражеской территории.

Том знал еще мальчишкой, что Джо и Чарлз участвовали во Второй мировой войне, но ему не рассказывали ни о каких подробностях. Подробности он слышит лишь сейчас. Подрыв немецких железных дорог. Рейды вблизи немецких казарм. Сибела…

Но было непохоже, что он сможет узнать что-либо еще, поскольку оба старика примолкли. На его вопрос о Сибеле никто не ответил.

Джо тяжело сел на стол, словно мгновенно постарев еще больше.

— Может, мне уйти? — негромко спросил Том.

— Нет, — ответили оба в унисон.

— Я сделал несколько телефонных звонков, — меняя тему, сообщил Чарлз. — Думаю, чтобы поймать террориста, нам нужно еще несколько компьютеров. Я заказал три. Восточное крыло этого дома будет нашим штабом. Я также заказал несколько новых телефонных линий. Мне пришлось весьма потратиться, чтобы эти линии были готовы к пятнице.

— Вот как? — Том был озадачен. — До того, как вы начнете тратить деньги, вы должны знать…

— Что твои начальники не верят, что ты видел Торговца… — Чарлз буквально пронзил его взглядом.

— Да, есть такая маленькая проблема, — признал Том.

— Их можно понять. Террорист, планирующий взорвать морской курорт в Новой Англии!

— Поэтому вы не должны слишком тратиться, — заключил Том.

— Это мои деньги, — отрывисто бросил Чарлз, — я могу тратить их так, как мне заблагорассудится. Через несколько месяцев я их тратить уже не смогу, так что я хочу потратить их сейчас.

Том присел на стол, чувствуя, что его ноги не столь сильны, как прежде. Да и головная боль вновь начала донимать.

— Плохо то, что я не могу доказать, что Торговец в городе. Хорошо бы его выследить.

— Сделаем его фотографию, — предложил Чарлз. Он протянул руку к телефону. — Я приобрету несколько камер.

Том остановил его и мягко отодвинул телефонный аппарат, чтобы Чарлз не мог его достать.

— Фотография может и не помочь. — Он протянул Чарлзу листки, только что распечатанные на принтере. На листках были фотографии Торговца.

— Это он? — спросил Чарлз, рассматривая листки через очки, которые всегда носил в нагрудном кармане. — Торговец?

— Да, это он, — ответил Том. — Но сейчас он выглядит несколько иначе.

— Это вполне понятно, — заметил Джо. — Учитывая, что его ищут по всему миру.

— Изменения на его лице невелики, но все же он выглядит по-другому, — произнес Том.

— Но остались какие-то особые приметы? — спросил Джо. — Что-то такое, что бы его выдавало?

— Все особые приметы он изменил. Кроме одной. Все члены экстремистской группы, к которой он принадлежит, имели одну и ту же татуировку. Стилизованный глаз на тыльной стороне правой ладони. — Он протянул Чарлзу лист с изображением татуировки. — Глаз символизирует власть и мощь. Татуировка сравнительно невелика — не больше монеты в четверть доллара или полдоллара. Насколько я знаю, Торговец ее не удалил, хотя сейчас — кто знает? Если он все еще с ней, то ему придется носить на руке какую-нибудь повязку типа медицинской.

— Итак, мы должны искать человека примерно твоего возраста, — подытожил Чарлз, — с седеющими волосами, кожей, испытавшей пластические операции, и с какой-либо повязкой на правой руке или татуировкой в виде глаза.

Глядя на фотографию Торговца, Чарлз заметно оживился. Было непохоже, что этот человек через несколько месяцев должен умереть. Своим баллоном с кислородом Чарлз не пользовался уже несколько минут.

Все же Том не смог удержаться от улыбки, попытавшись представить себе Чарлза патрулирующим улицы Болдуинз-Бридж с тростью и баллоном с кислородом.

— Вот что нам было бы полезно заполучить, так это отпечатки пальцев Торговца, — заявил Чарлз. — Тогда нам наверняка поверят.

— При условии, что военно-морская разведка или ЦРУ имеют в своем файле эти отпечатки, — заметил Том. — Но прежде чем пытаться получить эти отпечатки, нам еще надо найти этого человека. Для этого трех пар глаз недостаточно. Мой заместитель, лейтенант Джекет, прибудет в город в пятницу, вместе с англичанином Старретом и лейтенантом Лок.

Том уже получил от Джаза послание по электронной почте. Остальная часть отряда выехать не могла, но он и Сэм Старрет отложили дела и скоро прибудут. Они возьмут в аренду машину в аэропорту Логана и приедут в Болдуинз-Бридж в три часа. Ах да, и Элисса Лок прибудет с ними тоже, да поможет Бог им всем.

— Они могут остановиться у меня, — объявил Чарлз. — Здесь много места.

— Хорошо бы сначала спросить об этом у Келли.

— Почему это я должен спрашивать об этом у Келли? Это мой дом…

— Потому что она ваша дочь и тоже живет здесь, — отрезал Том. — И будет лучше всего, если вы ее спросите, не согласится ли она, чтобы мои знакомые, которые приехали на отдых, остановились в свободных комнатах.

— Ты не хочешь, чтобы Келли знала обо всем? — спросил Джо.

Том несколько минут колебался. Может, Келли и впрямь надо во все посвятить?

— Не знаю, — наконец произнес он. — Давайте решим, что я должен ей сказать. — Он перевел взгляд с Чарлза на Джо. — Нам следует сохранить этот секрет при себе, джентльмены. Я знаю, что вы умеете хранить секреты. — Эти двое умели хранить секреты, поскольку о чем-то молчали еще с 1944 года. — И я должен предупредить вас, чтобы вы прекратили свои глупые споры. Если вы этого не сделаете, в деле вы больше не участвуете. Мне не нужны такие помощники. Вам понятно?

Чарлз посмотрел на Джо, а Джо посмотрел на Чарлза. Затем оба перевели взгляд на Тома и кивнули. Иисус, как странно, что эти двое провели вместе почти шестьдесят лет.

— С этого часа я хочу, чтобы вы всегда были вместе, покидая это здание. Всегда носите с собой сотовый телефон. Если вы увидите кого-то, кто покажется вам подозрительным, постарайтесь, чтобы вас не заметили. Вы должны проследить за этим человеком, если сможете, и позвонить мне.

— Хочешь, мы отправимся в гостиницу и установим наблюдение в вестибюле? — спросил Чарлз, заметно довольный, что принимает участие в этой спецоперации. — Если Торговец в городе, ему же надо где-нибудь остановиться.

— Я возьму шахматы, — предложил Джо. — Это будет первоклассным прикрытием. Террорист никогда не заподозрит, что два человека, играющих в шахматы в гостинице, на самом деле охотятся за ним.

Он немедленно отправился за шахматами. Поднялся и Чарлз:

— Я возьму свою шляпу.

Том с удивлением увидел, как старик спешит из комнаты, позабыв о своем баллоне с кислородом. И в первый раз за все время мысленно поблагодарил за это Торговца.

Услышав на остановке, что миссис Эллис видела ее отца и Джо играющими в шахматы в вестибюле гостиницы, Келли стремительно кинулась домой. Но, добравшись до двери своего дома, она остановилась, заметив сквозь оконное стекло Тома, сидящего за кухонным столом в окружении папок и стопок бумаги.

Том надел на нос очки для чтения, и они придали ему странный вид — то ли не в меру мускулистого библиотекаря, то ли воина-интеллектуала. Келли видела, как Том поднял руку и, поморщившись, провел ею по лбу, словно пытаясь прогнать сильную боль.

Половица внезапно скрипнула под ее ногой — очень тихо, но этого оказалось достаточно, чтобы Том тревожно вскинул голову, поспешно поднялся и включил внешний свет.

Келли зажмурилась от вспыхнувшего фонаря.

Интересно, как бы она приветствовала его, если бы он ждал именно ее в их общем доме… «Привет, дорогой, я уже дома».

Он бы вышел ей навстречу, поцеловал от всей души — а потом стал бы срывать с нее одежду. Она мигом бы позабыла и свою усталость, и все разочарования прошедшего дня.

— Извини, — произнес Том, позволяя ей пройти. — Я не подумал. Мне следовало включить этот свет раньше.

— Ничего страшного. — Ее голос был неровным, и Келли кашлянула, опасаясь, что он угадает направление ее мыслей. — Снаружи не так темно, как это кажется сидящим при свете внутри.

Она поставила сумку на стол, Том же начал собирать свои бумаги. Очки он сунул в карман.

— Ты можешь не уходить, — сказала она. — Можешь работать здесь — столько, сколько хочешь.

— Спасибо, — кивнул он. — Но я сделал уже много. Все в порядке?

Келли выдавила из себя улыбку:

— Как все может быть в порядке, когда у шестилетней девочки потенциально смертельное заболевание? Бетси отправляется завтра утром в больницу. Еще несколько анализов, и мы начнем химиотерапию…

В этот момент Келли вдруг поняла, что из гостиной доносятся звуки трансляции игры в бейсбол. В гостиной Чарлз смотрел телепередачи на широком экране, только когда был не один.

Значит, Джо с ним.

Келли толкнула дверь кухни и прошла в полутемную столовую, затем миновала проход, который вел прямо в огромную гостиную. Хотя в гостиной горела только одна лампа, огромный экран освещал добрую часть комнаты.

Чарлз и Джо сидели вместе, в одной комнате, на одном диване, наблюдая, как «Ред соке» играет с «Балтимором». Они обсуждали Номара Гаркиапарру, который собирался нанести удар.

Келли осталась в комнате, наблюдая за двумя стариками. Номар сделал удачный удар, и Чарлз с Джо разразились довольными криками. Келли не расслышала, что сказал Джо, но Чарлз от этих слов радостно рассмеялся.

Чарлз смеялся. С Джо.

Келли скорее почувствовала, чем услышала, что к ней приближается Том. Обернувшись, она приложила палец к губам. То, что произошло с Чарлзом и Джо, напоминало чудо, и Келли не хотела, чтобы чудо это исчезло. Показав Тому жестом, чтобы он шел за ней, Келли быстро провела его на верхний этаж.

Она заговорила только тогда, когда закрыла дверь.

— Как ты это сделал? — спросила она. — Что ты им сказал?

— Не очень радуйся, — предупредил он. — Вопрос, о котором они спорят, все еще не решен.

— Но они сидят вместе… Как ты это сделал? Ты их загипнотизировал, это почти чудо… — Голос Келли дрогнул, она отвернулась, чтобы скрыть слезы. Это действительно было чудо.

— Да ничего такого я не делал, — ответил Том. — Я только рассказал им о… ну, о проекте, над которым я работаю, и предупредил их, что если они будут и дальше воевать, я их не приму в свой проект.

Келли смутилась от того, что Том видит ее слезы. Этого еще недоставало. Эштоны не должны терять самообладание. Они никогда не позволяют эмоциям овладеть собой. «Возьми себя в руки, — говорил ей в детстве отец, скрываясь за газетным разворотом. — Ты же рациональный человек. Слез — даже если это слезы радости — нужно избегать во что бы то ни стало».

— С тобой все в порядке? — спросил Том. Его голос звучал мягко в сгущающейся темноте. — Был тяжелый день?

— Я немного… устала, — призналась Келли. Эштоны никогда не показывают свою слабость, черт бы их побрал. Но почему она должна им подражать? В конце концов, Том — самый лучший ее друг в Боддуинз-Бридж. И потому она сказала ему правду:

— Я так устала, что у меня слипаются глаза. Это был отвратительный день.

Ее голос дрогнул, но на этот раз ей было все равно.

— Не знаю, что и сказать, чтобы поблагодарить тебя за то, что ты сделал.

Она хотела обнять его в знак благодарности, но не сделала этого. Что-то ее удержало.

— А за меня не волнуйся, — заверила она Тома. — Я не собираюсь плакать.

И она поспешила к себе, чтобы остаться одной. Том за ней не последовал. Она этого от него и не ожидала.

 

Глава 9

Том не мог сконцентрироваться на бейсбольной игре. Но и возвращаться к материалам о Торговце не было смысла. Он их просмотрел уже пять или шесть раз и многое помнил наизусть.

Неплохо было бы проверить по компьютеру, не прислал ли ему Компьютерный Маньяк дополнительную информацию, но компьютер находился в комнате Келли, и дверь была тщательно прикрыта.

Том постоял несколько секунд посреди комнаты, прислушиваясь. За дверью было тихо. Возможно, она уже легла спать.

Жаль, что он сейчас не с ней. Впрочем, ей нужна поддержка друга, а только лишь другом он быть ей не сможет. Ему нужно большее.

Относительно этой женщины его одолевали противоречивые чувства. Впрочем, противоречивые чувства у него и насчет того дела, что он затеял.

А что, если человек, которого он видел в аэропорту и магазине, на самом деле вовсе не Торговец?

Тома всегда выводило из себя то, что этот террорист сумел избежать наказания. Все, казалось, уже примирились с этим — но только не Том. Даже ЦРУ, несколько раз затевая дело по розыску Торговца, в конце концов отказалось от этой затеи.

Выйдя во двор, Том увидел, что свет в комнате Келли уже погас. Она спала.

Он прошел дальше, до забора. Здесь была самая короткая дорога в город — если перелезть через забор. Даже с головной болью Том взобрался на ограду всего за полсекунды — чтобы еще через полсекунды спрыгнуть в соседний двор.

Даже на таком расстоянии он мог слышать звуки музыки проходящего в городе карнавала. Том направился к городу, надеясь, что прогулка на свежем воздухе поможет ему уснуть.

Несмотря на усталость, Келли никак не удавалось забыться сном.

Она слышала, что бейсбольная программа закончилась, после чего ее отец отправился спать. Позднее послышался странный звук — льющейся по ступенькам воды.

Накинув халат, Келли вышла в темный коридор и поспешно спустилась по ступенькам. Дверь в комнату Чарлза была открыта настежь.

Отец еще мог самостоятельно забираться в кровать, но пройдет совсем немного времени, и он эту способность потеряет. С каждым днем он становился все худее и слабее. Он словно таял.

От этой мысли у Келли сжалось сердце.

— Может, тебе что-нибудь принести?

Чарлз отрицательно покачал головой, хотя она видела, что он совсем плох.

— Может, ты возьмешь одну из пилюль, что прописал доктор Грант?

Отец глянул на нее мельком и отвел глаза.

— Я уже принял одну час назад. Было рано брать следующую.

— Я могу позвать доктора. Он посмотрит…

— Я не настолько плохо себя чувствую. — Отец кивнул ей в знак прощания:

— Доброй ночи.

Келли почувствовала разочарование. Чарлз был истинным Эштоном, свою боль он держал в себе. Но почему она должна обязательно вести себя как истинный Эштон, почему не может дать волю своим чувствам? В конце концов, ее отец умирает.

— Тебе совсем не интересно, что я делала сегодня? — спросила она. Ее голос прозвучал сердито и немного громче, чем следовало. Чарлз не успел ответить — она продолжила:

— Сегодня я встречалась с родителями маленькой девочки, которая, возможно, скоро умрет от лейкемии. Хотя в наши дни процент выздоравливающих высок, шансов у нее немного. Ей требуется интенсивная химиотерапия, что само по себе сильно действует на организм. Мне пришлось объяснять все это ее родителям. Требовалось и успокоить их, и сделать так, чтобы они отнеслись к делу очень серьезно. Если она даже простудится, ее ослабленная иммунная система может дать сбой. — Голос Келли дрогнул. — Я давала подобные разъяснения много раз, но этот случай был особый. Шансов нет почти никаких… Папа, это был один из самых худших дней в моей жизни.

Отец не отвечал. Он продолжал лежать, откинувшись на подушки и глядя перед собой отсутствующим взглядом, словно уже переселился в какой-то другой мир.

— Возможно, мне не следовало становиться доктором, — сказала Келли. Подобное признание вырвалось у нее впервые. Раньше она держала это предположение при себе. — Каждый раз я очень переживаю, словно умираю я, а не мои пациенты.

Отец снова не ответил, и Келли поняла, что он хочет, чтобы она ушла. Ему и так плохо, а тут еще она со своим нытьем. Но уходить она не хотела. Имеет же она право поговорить со своим отцом! Может быть, даже расплакаться. В конце концов, хватит играть в Эштонов с их стремлением прятать все внутри, подавлять свои чувства, не выдавать никому своих мыслей. Отец скоро умрет, и тогда она уже никогда не сможет поговорить с ним по душам.

— Я сегодня пришла домой словно выжатый лимон, — говорила Келли. — Все, что мне хочется, — это упасть и разрыдаться.

Отец бросил на нее удивленный взгляд, но затем быстро отвел его. «Разрыдаться». Это было одним из самых запретных выражений в словаре Эштонов.

— Не волнуйся — я никому не показываю своих чувств, — добавила она. — Я не смогла сдержать себя только сегодня вечером, когда разговаривала с Томом.

Ничего в ответ. Келли не могла даже определить, слушает ее отец или решает в голове математическое уравнение, стараясь отвлечься от всего, что она говорит. Келли почувствовала себя уязвленной.

— Знаешь, он мне все еще безумно нравится. С тех пор как он здесь появился, я постоянно стараюсь его обольстить.

Отец закашлялся. Да, видимо, он ее слушает.

Келли поспешно помогла ему надеть кислородную маску. Когда отец восстановил дыхание, она заглянула ему в глаза. Он тоже смотрел на нее.

— Почему ты говоришь мне это?

Потому, что она хочет быть с ним совершенно откровенной. Откровенной во всем. Если она сегодня говорила Бренде и Бобу, что их дочь, по-видимому, умрет, то почему она должна таиться от собственного отца?

— Я хочу, чтобы ты знал, кто я.

— Я и так знаю, кто ты!

— Ты не знаешь даже доли…

— То, что мне надо, я знаю, а большего мне не нужно.

— Вот как. — Ее голос был еле слышен. Как он мог сказать такое? — И ты не хочешь знать мои секреты? Не хочешь знать о… о… — Келли пыталась вспомнить что-либо важное, чего он не знал. — Ты не хочешь знать, какими были лучшие дни моей жизни? Не хочешь знать, что один из этих дней я провела с тобой? Ты взял меня с собой на парусную яхту, тогда мне было двенадцать, и мы попали в шторм. Ты помнишь это?

— Нет. — Он помнил. Она знала, что он помнит. Она видела воспоминание о ветре и волнах в его глазах.

— Ты не отослал меня вниз, а доверил помогать в управлении яхтой, — продолжала Келли. — А после того, как мы в ту ночь добрались до дома, ты вручил мне «Пурпурное сердце», которым тебя наградили во время войны. Я знаю, что ты это помнишь.

Старик отрицательно покачал головой.

— Ты знаешь, что я до сих пор храню эту медаль. Ты сказал мне, что я хороший моряк. Я очень гордилась, что ты сказал мне это. Но после этого случая мама больше не разрешала мне выходить в море.

Боже, как Келли хотелось принимать участие в жизни своего отца! Она надеялась, что они еще выйдут вместе под парусом в море. Она поможет выиграть ему парусную регату, и он скажет ей, что он ею восхищается.

— Ты не стал уговаривать ее, чтобы она изменила свое решение. Ты не стал с ней даже спорить. Ты сразу с этим согласился. Я рассердилась на тебя — я не думала, что ты с такой готовностью поднимешь лапки. — Келли сама не могла поверить, что эти слова сорвались с ее губ. Она явно нарушала традиции сдержанных Эштонов.

Не ожидал от нее столь горячей речи и Чарлз. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же прикусил язык.

— Что? — произнесла Келли, мысленно умоляя: «Ну поговори со мной, отец».

— Ты не знала всей серьезности положения, в которое мы попали тогда на яхте, — наконец выдавил из себя он. — Говоря по правде, без твоей помощи мы бы не вернулись. Считай чистой удачей, что мы не утонули. Ты плохо плавала, и, если бы яхта затонула, ты бы пошла ко дну. После того дня я сам не хотел, чтобы ты отправлялась куда-нибудь на яхте.

Ее отец испугался, что она утонет. Ее отец испугался! Это было трудно себе представить. Он казался таким спокойным, хладнокровным во время шторма.

— Но потом я прошла курс обучения плаванию! Однако сразу после того, как я получила сертификат, ты продал яхту.

— Я ею больше не пользовался. И кто-то сделал мне предложение…

— Ты ею не пользовался, потому что начал пить.

Это была правда, и Чарлз замолчал. Келли продолжила:

— У меня был и другой столь же прекрасный день. Тогда я свалилась с велосипеда и погнула переднее колесо.

Чарлз недовольно пошевелился.

— Все твои прекрасные дни непременно связаны с какой-нибудь катастрофой. — Это было сказано раздраженно, но, Боже, по крайней мере он говорил. Келли опасалась, что после ее слов о пьянстве он вообще не станет с ней разговаривать.

— В тот день я впервые в жизни попробовала пива, — призналась она. — Когда я покинула пивной бар, то спустилась с пригорка на слишком большой скорости, врезалась в угол дома и поцарапала локоть.

Чарлз насмешливо фыркнул:

— Незабываемое переживание.

— Я сидела на обочине, когда мимо на мотоцикле проезжал Том. Вот почему у меня и осталось незабываемое впечатление. Я провела с ним остаток дня и большую часть утра. Мы просто ездили по окрестностям. В округе было много старинных зданий, и он хотел их осмотреть. Он рассказывал мне много об истории города и был очень ко мне добр. Я никогда не забуду ни одной минуты этого дня. Этот день был чудесным даже в том, что я поцарапала локоть, — благодаря этому Том и остановился рядом.

В ее голове всплыло воспоминание, как они неслись на мотоцикле Тома, как она держала Тома за талию и прижалась щекой к его спине. Потом она вспомнила, как сидела рядом с Томом в автофургоне Джо.

— Я добавлю к моему списку лучших дней и сегодняшний, — сказала Келли. — Хоть он и начался плохо, но завершился замечательно. Когда я вернулась домой и обнаружила, что ты и Джо провели день без ссор… Когда я увидела тебя в гостиной… — Она моргнула, пытаясь прогнать слезы, но потом решила их не скрывать. Пусть видит, как она тронута. — Я была так рада увидеть, что ты наконец понял, как бесценно время, что тебе осталось, — особенно для тех, кто тебя любит.

Чарлз закрыл глаза. Однако не попросил ее уйти. И потому она продолжала еще настойчивее:

— Я знаю, ты не хочешь, чтобы Джо беседовал с этим писателем. Но объясни — почему? Я все еще боюсь, что у вас опять начнутся споры, что вы наговорите друг другу резкостей и ты так и умрешь, жалея о своих словах. — Ее голос дрогнул. — Отец, я хочу, чтобы ты поговорил со мной начистоту. Скажи мне, что именно вы с Джо не поделили? Я не могу понять, пока не узнаю, в чем состоит ваша проблема. Что такого может произойти между двумя людьми, которые дружат всю свою жизнь?

Чарлз молчал столь долго, что Келли подумалось, что он погрузился в сон и уже не ответит.

— Я люблю тебя, — прошептала она, рискнув произнести эти слова вслух. — И я хочу быть частью твоей жизни. Хотя бы маленькой частью…

Но внезапно он заговорил.

— Это была женщина, — прошептал он. — Ее звали Сибела Дежарден. — Французское имя прозвучало музыкой на его губах; французское произношение Чарлза было безупречным. — Она участвовала в движении Сопротивления. Она спасла мне жизнь — как и жизни многих английских летчиков, многих евреев. Все, что она делала, было посвящено борьбе с немцами. Она рисковала своей жизнью, подрывая немецкие дороги и склады с имуществом. Она была очень отважной и на редкость красивой. Такие глаза… Такая храбрость…

Отец поднял глаза на Келли, и она с изумлением увидела поблескивающие на ресницах слезинки. Губы отца, губы представителя твердокаменных Эштонов дрожали.

— Я был женат, — сказал он, — и я знал, что Джо любит ее, и…

Келли взяла его за руку. Женщина… Вся эта война между Чарлзом и Джо разгорелась из-за женщины. Такое трудно даже вообразить.

— Я никогда не говорил о ней, — сказал Чарлз, снова закрывая глаза. — Я мог о ней только думать. То, чего хотел Джо, разорвало мое сердце — он хотел рассказать ее историю всему миру.

Келли отвела волосы отца с его лба. Ей хотелось, чтобы он продолжил — но он и так сказал много больше, чем она ожидала. Женщина.

— Хочешь, я поговорю с Джо? — мягко спросила она. — Может, мне удастся его переубедить?

— То, чего я хочу, ты сделать не можешь, — ответил Чарлз, не открывая глаз. Когда он снова заговорил, голос его звучал столь тихо, что Келли едва смогла разобрать:

— Прошло пятьдесят шесть лет, и до сих пор все, чего я хочу, — это вернуть ее назад.

Он затих.

Келли поцеловала его в щеку.

— Доброй ночи, отец, Я люблю тебя.

Его веки слегка дрогнули. Она любит его. После более чем тридцати лет равнодушного к ней отношения его дочь все еще как-то ухитряется его любить.

Но этого все же ему недостаточно.

Боже, что с ним происходит?

Чарлз услышал, как мягко притворяется дверь, и открыл глаза.

Комната была слегка освещена — светом ночника, который зажгла Келли.

Из-за таблетки, которую он принял час назад, Чарлз почувствовал себя так, словно он куда-то плывет. Таблетка боль не заглушала, но, несмотря на эту боль, в голове вновь закружились воспоминания о Франции.

1944 год.

Лето высадки в Нормандии

Джо моргнул, и ему показалось, что полумрак комнаты сменился ярким светом. Он моргнул еще раз — и словно перенесся из своей комнаты в кухню Сибелы. Ему было уже не восемьдесят, а двадцать четыре, он был не умирающим стариком, а идущим на поправку молодым солдатом.

Его дела идут хорошо. Он уже может передвигаться с палкой. Сибела вынула пули из его бедра и плеча.

Сибела считала его героем, потому что он вернулся в церковь за ребенком, которого там забыли. Чарлз сам не знал, почему он сделал это. Он даже не был способен ясно вспомнить этот момент. Весь тот бой всплывал в памяти эпизодическими отрывками. Когда в него ударила пуля, его первой мыслью было, что он убит.

Но он не погиб. И даже не был взят в плен и отправлен в концентрационный лагерь. Напротив, он оказался в одном из штабов французского Сопротивления, где к нему отнеслись как к герою.

Но героем он не был. Героем мог называться Джо. Судя по командирскому голосу, он был из Управления стратегических служб, выполнял особо опасные задания — но за столом старался брать себе меньше всех.

Несмотря на всю суровость Джо, Чарлз не мог не восхищаться этим человеком. Им просто невозможно было не восхищаться.

Оставалось всего несколько дней до того, как Сибела и Джо могли переправить Чарлза обратно за линию фронта. Но Чарлз не мог ждать и этих несколько дней.

Хотя по сравнению с жизнью в лагере или расстрелом находиться здесь было несказанной удачей, но Чарлз чувствовал себя как в темнице. Он не мог днем выходить во двор, поскольку напротив дома Сибелы был дом одного из нацистов.

Собственно, и Анри, и оба Люка тоже редко выходили из дома днем. Они уходили ночью, прячась в тени, словно упыри или вампиры. Возвращались они в дом Сибелы перед рассветом, ложились на пол кухни и спали до полудня, если не больше.

Сибела и еще одна женщина, что жила с ними, придерживались того же распорядка дня. Они бодрствовали ночью, часто участвуя в опасных операциях, но им еще приходилось заниматься и повседневными делами — готовить еду для спящих на полу кухни, чистить, стирать, ловить рыбу в реке.

Чтобы заработать на хлеб, Сибеле пришлось брать заказы на штопку. Обе женщины никогда не сидели без дела.

Было забавно, что заказы давали им немецкие солдаты, патрулировавшие улицы города. Сибеле приходилось штопать их рваные носки.

Джо был столь же неутомимым, как и Сибела. Много времени — даже после ночных рейдов — он проводил на маленьком участке, что находился за домиком Сибелы, обихаживая каждый клочок земли, где только могло расти хотя бы одно растение. Для выходца из Нью-Йорка он был отменным земледельцем.

Чарлз понемногу делал успехи во французском. По крайней мере он стал куда лучше понимать, о чем говорят вокруг. Однако, несмотря на терпеливые уроки Сибелы, говорить он еще не научился.

Она даже смеялась над его попытками. Говоря по правде, он иногда нарочно коверкал слова, чтобы услышать ее смех.

Он много рассказывал ей по-английски о Болдуинз-Бридж, о полных неги летних днях на берегу океана, о проведенном в Гарварде времени — а она рассказывала ему по-французски о жизни в Сент-Элен до вторжения немцев.

Ее муж и сын были убиты немцами — ей до сих пор было тяжело об этом вспоминать. Хотя Сибела не говорила с ним об этом, Чарлз это знал. Один раз она спросила его о Дженни.

Это было в один из жарких дней, когда Чарлз решил сам взяться за штопку носков. Сибела рассмеялась:

— Только не говори мне, что тебя учили штопать в Гарвардском университете.

— Не имел такого счастья. Я хочу попросить тебя научить меня этому ремеслу.

Сибела рассмеялась так весело, как не смеялась никогда.

— Я сижу здесь без дела, — настаивал он. — Скоро я сойду с ума. Покажи мне, как это делается. Я не могу даром есть хлеб.

В ее глазах промелькнуло удивление, но потом Сибела поняла, что он не шутит.

— Анри и оба Люка отказались учиться. Все, чего мне удалось от них добиться, — это уговорить их помогать на кухне.

— Анри и Люки — ослы. — Чарлз просунул палец в дырку носка. — Давай учи. Я хочу быть полезным.

И она начала его учить. Ей пришлось быть рядом с ним, показывая, что надо делать. Временами ее огрубевшие от работы пальцы касались его рук. Ее бедро мягко касалось его неповрежденной ноги.

Ее длинные волосы были скручены в огромный узел на голове, и темные завитки лежали на длинной грациозной шее. Одета Сибела была в поношенное свободное платье, выцветшее и залатанное. От этого платья пахло дешевым мылом. Ее лицо было худым от недоедания, так как Сибела делилась последним куском со скрывающимися от немцев людьми.

Но тем не менее, когда она, повернувшись, взглянула ему прямо в глаза, Чарлз почувствовал что-то вроде потрясения.

Это было странно, поскольку если бы он встретил эту девушку на улицах Болдуинз-Бридж, он на нее бы даже и не взглянул. Ему бы и в голову не пришло заговорить с ней и попытаться узнать, кто она такая.

Она принадлежала совсем к другому миру, чем он и Дженни.

А сейчас они сидели на одной скамье, совсем близко друг к другу, их руки соприкасались, когда она пыталась его поправить. Но поспеть за пальцами Сибелы Чарлзу не удавалось — его пальцы были толще и не так искусны.

Все же наконец он справился со своей работой. Пока Чарлз штопал один носок, Сибела сделала шесть. Тем не менее она зааплодировала ему; ее карие глаза сияли восхищением и теплотой.

Он же лишь молча достал другой носок из корзины и сосредоточенно принялся за работу. На лице Сибелы отразилось удивление — она явно не ожидала, что после стольких мучений ее ученик повторит попытку.

В корзине оставалось еще шестьдесят незаштопанных носков. С его скоростью он закончил бы их как раз к среде. Но другой работы для раненого и хромого не было.

Чарлз чувствовал, что Сибела смотрит на него, но не осмеливался поднять на нее глаза. Он знал, что она смотрит на него как на героя. Ему хотелось, чтобы Сибела смотрела на него восхищенными глазами — но за реальное дело, а не за воображаемый подвиг. Если он и сделал что-нибудь героическое, то только по чистой случайности.

— Первое, что я сделаю, когда вернусь обратно в Болдуинз-Бридж, — произнес Чарлз, — это сяду на веранде дома моего отца и буду смотреть на прилив. Два месяца я не буду ничего делать. Садясь за стол, я буду каждый раз съедать по толстому бифштексу. — Он посмотрел на Сибелу и пожалел о своих словах. Чарлз попробовал обратить их в шутку:

— Я собираюсь взять к себе Джо — пусть посадит сад вокруг моего дома. Никакой репы, никакой капусты. Только цветы.

Он увидел, как она приблизила к нему свое лицо, увидел, что она бросила короткий взгляд на его губы, — и его сердце почти замерло в груди.

Когда их губы соприкоснулись, он закрыл глаза. Это был очень нежный поцелуй. Но очень мимолетный.

Он не протянул к ней руки, не двинулся с места. Он не мог. Он был женат Его поцелуи предназначены Дженни.

Но Боже, как он сейчас хотел Сибелу!

Еще мгновение — и он бы поддался этому искушению. Он бы заключил ее в объятия, начал бы целовать, сильно, неудержимо — пока комната не закружится, как карусель. Но Си-бела поднялась и направилась в кухню. В дверях она обернулась. Чарлз опустил глаза, не в силах выдержать ее взгляд.

— Спасибо, — сказала она.

Чарлз кивнул. И даже сумел изобразить на лице что-то вроде улыбки. Они оба притворились, что это был лишь поцелуй благодарности — хотя оба знали, что это не так.

 

Глава 10

Том увидел его в магазине.

Человек у стойки, покупавший пачку сигарет и лотерейный билет, не был Торговцем. У него был тот же рост, что и у Торговца, но он был намного моложе. Этому человеку с пышными темными волосами и невыразительными глазами было где-то около двадцати.

Том заметил этого человека — чисто автоматически, поскольку всегда искал в толпе Торговца, — когда зашел в магазин купить кока-колы и что-нибудь обезболивающее. Его прогулка в город не улучшила его состояния. Наоборот, боль в голове стала даже острее. Теперь ему придется с этой болью проделывать пешком обратный путь длиной в милю.

Кляня собственную неосмотрительность, Том подошел к кассе — и тут увидел его.

Из магазина выходил темноволосый человек. Дверь он открывал правой рукой — и на тыльной стороне ладони мелькнуло небольшое, почти круглое темное пятно. Татуировка.

Том находился слишком далеко, чтобы разглядеть, был ли это стилизованный глаз. Но положение и размеры татуировки мигом напомнили ему о Торговце.

Но он может ошибиться. Возможно, это просто совпадение. Хотя, какое это совпадение? В том же самом маленьком городке, где он обнаружил Торговца, он видит человека с татуировкой на тыльной стороне ладони.

О совпадении речь здесь идти не может.

Хотя голова Тома продолжала болеть, он прослужил достаточно, чтобы точно знать, что следует делать.

Он должен проследить за подозрительным человеком — но так, чтобы тот не заметил, что за ним следят. Нужно определить, куда этот человек направится, а возможно, и узнать, где он остановился. И лучше всего смешаться с толпой, чтобы внимательнее рассмотреть знак на его руке.

— Извините, я передумал. — Том поставил бутылку содовой на стойку и стремительно рванулся к двери.

Когда он вынырнул из прохлады магазина и очутился на освещенной площадке, боль в голове словно исчезла. Вновь откуда-то появились быстрота и целеустремленность.

Том увидел темноволосого человека, когда тот направлялся на площадку для парковки и…

Черт побери!

Человек взял старый велосипед из велосипедной стойки и, взобравшись на него, стал быстро отъезжать.

Том рванулся к стойке, но единственный оставшийся на месте велосипед был надежно прикован к месту.

Черт побери еще раз!

Можно было бы броситься за велосипедистом бегом, но вряд ли это обеспечит скрытность наблюдения.

Впрочем…

На нем были шорты, футболка, кроссовки. Вряд ли этот темноволосый человек поедет быстро.

Том кинулся бежать по улице — так, словно бы он совершал оздоровительную пробежку.

Для маленького городка Болдуинз-Бридж был сегодня, пожалуй, слишком многолюден. Несмотря на поздний час, между улицей Хани-Фармз и гаванью прогуливались по залитым огнями улицам толпы народа. Это были главным образом туристы, отдыхающие и школьники, приехавшие на каникулы.

Человек на велосипеде ехал быстрее пешеходов, но ненамного. В Болдуинз-Бридж заботливо сохранили старую мостовую — для велосипедистов она была настоящим проклятием. Том знал это по собственному опыту.

Внезапно темноволосый повернул за угол, на Уэбстер-стрит, ведущую к пляжу, — и на карнавал, звуки которого слышались все громче. Том прибавил скорость.

На Уэбстер-стрит было асфальтовое покрытие и легкий наклон вперед. Том быстро пробежал этот склон, но темноволосый был уже далеко впереди.

Футболка Тома насквозь пропиталась потом, ноги гудели, легким не хватало воздуха. После госпиталя Том бегал совсем редко, а тут сразу пришлось бежать и далеко, и быстро. Да еще давала о себе знать головная боль. Впрочем, что это он жалуется? Сегодняшний бег был просто воскресной прогулкой по сравнению с пробежками, которые ему приходилось регулярно делать с шестнадцатым экипажем. Через несколько месяцев он восстановит былую форму.

Боль никак не уходила. Она лишь сдвинулась к левому глазу. Том чуть замедлил темп — дорога перед ним, казалось, поплыла в сторону и перешла в крутой подъем.

Чтобы не потерять темноволосого из виду, приходилось напрягать глаза. Темноволосый чуть замедлил скорость — из-за толпы, стоящей у входа на церковный двор. Том тоже замедлил бег.

Мир кружился вокруг него, в ушах звенело; бухая, как молот, стучало сердце.

У церкви гремела музыка, ярко горели огни, друг друга перекрикивали зазывалы, приглашая на свои мероприятия.

Подойдя к церкви, Том поискал глазами темноволосого, но тот исчез в толпе.

Том начал пробираться сквозь толпу, не желая верить, что упустил того, кого так долго преследовал. Перед ним промелькнуло несколько детских лиц с широко раскрытыми глазами, недовольное лицо их матери…

Том никак не мог восстановить дыхание. Воздуха не хватало. Он присел, чтобы отдышаться — и чтобы мир перестал кружиться перед его глазами.

И тут внезапно его взгляд остановился.

Велосипед. Он стоял прислоненным к перилам. Впрочем, Том не был абсолютно уверен, что это велосипед темноволосого, — он просто не был сейчас способен сфокусировать зрение, чтобы определить это наверняка.

Том двинулся к велосипеду, разыскивая глазами темноволосого. Куда подевались все эти сверкающие фонари, что слепили его всю дорогу? Выстроившись в очередь перед силомером, люди стояли в тени, так что все они казались темноволосыми.

Но может быть, у кого-то из них есть татуировка на руке? На правой руке. На правой…

Он увидел ее!

Но потом — еще одну.

И еще.

Татуировки были у доброй дюжины человек.

Он стоял перед целой очередью членов подпольной организации Торговца.

А тут еще снова приступ острой головной боли.

Но не может быть такого!

Он ошибается. Нет сомнения, что он ошибается. В чем? Ах да! Размеры организации. Она никогда не превышала десяти человек. Обычно же у Торговца было лишь шесть или семь.

И тем не менее Том видел собственными глазами — несколько человек имели на руке татуировку в виде открытого глаза. Том попытался всмотреться в татуировки пристальнее, но перед глазами все поплыло, и ему пришлось сесть прямо на землю.

Одна из рук с татуировкой приблизилась прямо к нему.

— Том, Боже, что с тобой?

Том перевел взгляд с татуировки вверх по руке на лицо. Лицо показалось знакомым.

Мэллори. Дочь Анджелы.

Или это две Мэллори? Обе смотрели на него словно откуда-то издалека. С каких это пор Мэллори находится в организации Торговца?

Схватив ее за руку, Том приблизил татуировку к глазам и…

Это был вовсе не глаз. Это не было даже татуировкой.

— Это лицо клоуна, — произнес он. Собственный голос показался ему чужим.

На руке Мэллори был проставлен чернильный штамп с изображением клоуна Бозо. Его ставили всем пришедшим на карнавал.

— Ты платишь десять долларов, чтобы тебе проставили штамп, и можешь участвовать во всех аттракционах до закрытия праздника.

Том почувствовал, что готов рухнуть…

— Боже, Том! — склонилась к нему Мэллори, когда он встал на четвереньки.

— Ты знаешь этого парня? — прозвучал над головой Тома новый голос — мужской, совсем молодой.

— Это мой дядя, — последовал ответ. — Взгляни на его лицо. Брэн, у тебя есть машина? Мне нужно отвезти его домой.

— M-м, нет. M-м, Мэл, я… я думаю, мне срочно нужно домой.

— О, — разочарованно произнесла Мэллори. — Хорошо… Конечно.

— С такой публикой я не связываюсь. Не обижайся… Как-нибудь увидимся.

— Ладно. Хорошо. Увидимся.

— Задница. — Том не сообразил, что произнес это вслух, пока Мэллори не рассмеялась.

— Ты прав, — сказала она. — Ты можешь идти?

— А что, я сейчас не хожу?

— На своих двоих, а не на четырех. — Она попыталась помочь Тому подняться, но это было не так-то просто сделать. — Ну, давай, Том, я отведу тебя домой. Обопрись на меня.

Чарлз проснулся от того, что один из Люков ткнул его ногой в бок, что-то недовольно ворча.

Оба Люка, а также Анри и Жан-Клод (или Жан-Пьер — он их постоянно путал) были весьма недовольны, что из-за Чарлза им тоже пришлось учиться штопать носки. Но своей вины Чарлз в этом не видел. Он просто пытался быть чем-то полезным. Взяв на себя штопку, он освобождал женщин для другой работы. К тому же он в последнее время смирился с мыслью, что его трудно переправить и что в этом доме ему придется провести время, возможно, до самого конца войны.

В последнее время он сделал большие успехи в штопке. Он уступал, правда, Сибеле и Доминик, но был определенно проворнее, чем любой из мужчин.

Джо взялся за иглу сразу после Чарлза, буквально через день. Нет сомнения, стремясь завоевать одобрение Сибелы. Однако, кроме одной улыбки, больше ничего заслужить ему не удалось.

Поцелуй, полученный Чарлзом в качестве поощрительного приза, ему не достался. Но Джо утешался тем, что по крайней мере теперь Сибела не оставалась с Чарлзом наедине.

Чарлз продолжал развлекать ее историями о Болдуинз-Бридж — но только тогда, когда Джо мог послужить им переводчиком.

А случалось это не так часто. У Джо было столько дел за стенами дома, что Чарлз мог и забыть о его существовании. Бобы и свежая зелень появлялись на столе благодаря Джо. Дальние взрывы в городе, переполох у немцев из-за пропавшего грузовика с боеприпасами, разобранный рельсовый путь — все это было работой Джо.

Несмотря на всю разницу в социальном статусе, Чарлз относился к Джо с огромным уважением. И он прекрасно видел, кем для Джо является Сибела. Это была возвышенная, благоговейная любовь. Сибела Дежарден такую заслуживала.^

Не было никакого сомнения, что Джо пошел бы на все ради этой женщины, сделал бы все, о чем бы она ни попросила. Он бы отдал за Сибелу свою жизнь.

Но неделю назад она поцеловала его, Чарлза.

За свою относительно короткую жизнь Чарлз имел богатый опыт; легкий поцелуй Сибелы был для него не больше чем дуновение ветерка. Так, наверное, Чарлза целовала его тетушка, так и оставшаяся в старых девах. Чисто платонический поцелуй. Это было…

Черт, да что это он морочит себе голову? Поцелуй Сибелы вовсе не был платоническим. В нем были чувство и едва сдерживаемая страсть. Это было скорее обещание — правда, слабое, но обещание рая.

Чарлз думал об этом единственном поцелуе на протяжении часов, дней.

Он думал об этом поцелуе очень часто, а когда не думал о нем, то вспоминал глаза Сибелы. Глаза, в которых была вселенная. Глаза, которые, казалось, видели все и все знали. Глаза невероятной красоты.

Вспоминал Чарлз и ее рот. Манящие губы, полные и влажные.

Боже, как он хотел прижаться к этим губам! Сдерживать такое желание было нестерпимо. Черт бы побрал и Дженни, и Джо, которые стоят на его пути!

— Джузеппе! — На кухне появилась Доминик. Чарлз не смог разобрать ее быстрый французский, когда Доминик что-то торопливо говорила сидящему напротив Джо. Чарлз понял только, что, произошло что-то серьезное, поскольку Джо помрачнел. А его глаза стали суровыми.

Поднявшись, Джо стал отдавать быстрые распоряжения. Чарлз смог разобрать только отдельные слова. Корзина для рынка. Деньги за яйца.

Кроме них из мужчин в доме был только один из Люков. Другие отправились ночью в дальний рейд и вряд ли скоро вернутся. Услышав распоряжение, Люк взял корзину для рынка, а Доминик достала тщательно собиравшуюся Сибелой выручку за проданные яйца.

Достав свою шляпу, Джо двинулся к двери.

Чарлз с трудом поднялся на ноги.

— Что происходит?

— Немцы застрелили Анри Лага. Они обыскивают его дом. Доминик опасается, что там может находиться Сибела, что ее арестуют или… — Он открыл дверь. — Я найду ее. Чтобы предупредить.

Он идет в город. При свете дня. Не сошел ли он с ума?

Тяжело опираясь на трость, которую дала ему Сибела, Чарлз поковылял следом за Джо.

— Нас четверо. Можно пойти искать по всем направлениям.

На лице Джо появилось сомнение.

— Тебе не следует выходить. Что, если тебя остановят, чтобы проверить документы? — Чарлз знал, что новых документов для Джо еще не изготовили. Он слышал, как Сибела говорила, что мастер по подделкам документов арестован. Сибела сама пыталась раздобыть оборудование для подделки.

— Если она была у Лага, то скорее всего уже мертва, — отрывисто произнес Джо.

— А если нет, то может отправиться к Лагу, — возразил Чарлз. — Я должен помочь найти ее. — Он прошел в дверь, мимо Джо.

В первый раз за несколько недель он увидел солнце. Небо было ослепительно голубым, без единого облачка. В такой день Сибела просто не могла погибнуть. Бог не может быть столь жесток.

Хотя описывая смерть мужа и сына, она упоминала, что небо в тот день было тоже безоблачным.

Джо молча надел на голову Чарлзу свою измятую шляпу, натянув ее как можно глубже, чтобы скрыть золотистые волосы.

— Если ты попадешь к немцам, она никогда мне этого не простит. — Он дал какие-то отрывистые команды Доминик и Люку, и те поспешно исчезли. — Я направляюсь к Лагу. Тебе следует остаться здесь, на тот случай если она вернется.

— Нужно навестить ее подругу. — Чарлз продолжал ковылять по дороге. Джо было непривычно слышать английскую речь на улице оккупированного немцами городка Сент-Элен. — Подругу зовут Марлиз. У нее скоро будет ребенок. Сибела говорила утром, что собирается занести Марлиз свежего паштета.

— Говори по-французски, — прошипел Джо, не останавливаясь. — Только по-французски. Марлиз живет рядом с пекарней. Сходи туда и сразу после этого возвращайся. Ты понял?

— Да.

Джо показал направление.

— Иди туда. Боже, только бы она была там. — И он двинулся вперед, оставив Чарлза.

Но Чарлз не остался в одиночестве. По другой стороне улицы к нему приближались трое. Две старые женщины и один мужчина в прекрасном костюме, словно только что позаимствованном с парижской витрины. Наклонив голову и согнув плечи, Чарлз двинулся мимо.

Благодарение Богу, что никто из них даже не взглянул на Чарлза. Никто не окликнул, никто не заставил говорить по-французски.

Тротуар был неровным, да и дорога давно не ремонтировалась. Чарлз старался не смотреть по сторонам, чтобы не выглядеть туристом, интересующимся старинными зданиями. Хотя дома порядком обветшали, в них было что-то от старинных сказок, аромат Европы. Каждый дом, казалось, говорил: «Золушка живет именно здесь». Подниматься в гору оказалось труднее, чем Чарлз ожидал; каждый шаг давался с болью. Впрочем, это было даже неплохо — боль заглушала страх.

Наконец он пришел на место. К дому пекаря.

Джо говорил, что Марлиз живет рядом с пекарней. Подняв глаза, Чарлз увидел множество окон, но почему-то лишь одну дверь — ту, что вела в магазин.

И вдруг он услышал стук подошв о тротуар. Так могли звучать только немецкие сапоги. Чувствуя, что на его голове поднимаются от страха волосы, Чарлз повернулся. Четыре немецких солдата в форме направлялись прямо к нему. Или, может, к магазину булочника — Чарлз не стал дожидаться точного ответа. Следующий дом отделял от дома пекаря узкий проход.

Только не надо спешить. Он должен идти медленно, словно именно туда и направлялся. Боже всемогущий! А что, если вместо того чтобы помочь Сибеле, он приведет немцев прямо к ней?

У стены здания не было двери, и Чарлз завернул за угол. Здесь он увидел дверь, эта дверь тоже принадлежала булочнику. Из нее доносился аромат свежего хлеба. Чарлз одолел ступеньки, вошел внутрь и… увидел Сибелу. Она сидела в компании с беременной женщиной.

Эта женщина, Марлиз, слабо вскрикнула и смутилась, когда в комнате без стука появился какой-то человек.

— Прошу простить, но мы сегодня не работаем, — сказала она. — И остатков еды у нас нет.

Кинув на Марлиз тревожный взгляд, Сибела остановила ее:

— Это мой друг. Думаю, у него что-то срочное.

Марлиз отвернулась, словно давая понять, что она не видела и не запомнила этого человека.

— Можно стакан воды для моего друга? — спросила Сибела, не сводя глаз с лица Чарлза. — А потом мы пойдем.

Марлиз показала на раковину. Сибела быстро вымыла чашку, затем наполнила ее водой.

Только теперь Чарлз понял, что с него градом льет пот. Он вытер лицо рукавом и взял чашку. Их руки соприкоснулись — было заметно, что пальцы Сибелы дрожат.

— Мерси, — начал он благодарить по-французски, но она приложила палец к губам.

Поставив чашку, Сибела повела его к двери. Только когда они свернули в проход между домами, Сибела обернулась к нему:

— Наверняка ты принес плохую весть, Чарлз. Говори скорее — что случилось?

Его имя, произнесенное с французским прононсом, прозвучало чарующе.

— Анри Лаг мертв. Его убили немцы.

Закрыв глаза, Сибела сделала глубокий вдох.

— А дети?

— Я не знаю, — сказал он. — О детях я ничего не слышал.

— Анри и Матис прятали более дюжины детей евреев и цыган на чердаке.

Не было сомнения, что этих детей обнаружили. Чарлз понимал это. Понимала это и Сибела.

Она была в отчаянии — и Чарлз не знал, как можно ей помочь. Он только обнял ее за талию и притянул ближе. Сибела прильнула к его плечу, изумив его удивительным сочетанием мягкости и твердости.

Внезапно он услышал громкий мужской смех. Резко отстранившись, Чарлз увидел трех немецких солдат, высунувших головы из открытой двери булочной.

Однако Сибела внезапно притянула его к себе и поцеловала, но ее глаза были при этом открыты. И он все понял. Пусть немцы думают, что он явился сюда к подружке, а не по заданию Сопротивления.

Отстранившись, Сибела произнесла:

— Чарлз, прости…

— За что?

— Говори по-французски, — попросила она, скосив взгляд в сторону двери булочной.

Но все его французские слова словно испарились. Впрочем, как и английские. Чарлз молча поднял палку, которая упала, когда он обнял Сибелу.

Только тут Сибела вспомнила, что он не только герой, пришедший ее спасать.

— Надо идти домой, — заторопилась она, двинувшись дальше. Морщась от боли, Чарлз последовал за ней. — Когда я пойду к Лагу…

— Это слишком опасно, — резко возразил он. Боже праведный, не хочет же она погибнуть? Она не подняла на него глаз.

— Я буду осторожна.

— Если ты пойдешь, я тоже пойду.

— Ты сошел с ума!

— Похоже на то.

Она хотела было энергично возразить ему, но на улице были люди, а французский Чарлза был просто ужасен. Они быстро, как только могли, прошли всю дорогу до дома и завернули за угол, к черному ходу. Сибела почти затолкала Чарлза в дверь кухни.

— Джо ушел искать тебя. Давай подождем, пока он вернется…

— Эти дети… — перебила она его. — Двое из них прежде жили у меня.

Чарлз вопросительно взглянул на Сибелу.

— Я прятала их у себя на чердаке, — объяснила она. — Двух девочек. Симону и маленькую Рэчел — ей всего только четыре года. Но потом, когда появился ты, я испугалась, что из-за тебя они попадут в беду… Я отослала их к Анри, надеясь, что у него им будет безопаснее.

О Боже!

— Они могут сказать? — Чарлз сжал плечи Сибелы, едва сдерживаясь, чтобы не встряхнуть ее. — Они знают твое имя?

— Они дети, — ответила Сибела. — Они ничего не знают. Рэчел называла меня «прекрасная мама». — Ее губы дрогнули. — Мне надо идти. Если существует хотя бы один шанс…

— Не существует.

Чарлз и Сибела одновременно обернулись к двери. Там стоял Джо. В его глазах блестели слезы.

— Я только что оттуда. Детей увезли на грузовике. Всех.

Лицо Сибелы перекосилось от ужаса.

— Куда? — прошептала она.

Чувствовалось, как трудно было Джо говорить.

— Куда? — спросила Сибела громче. — Куда эти чудовища увезли моих детей? Я убью их всех! Я убью их! Каждого из них!

Она ринулась к выходу, мимо Джо. Он поймал ее в дверях. Сибела попыталась вырваться, но он не отпускал ее, никак не реагируя на удары и пинки.

И Сибела вдруг разрыдалась. Такого горя Чарлз не видел никогда. И ничем помочь этому горю он был не в силах.

Ее ноги подкашивались, Джо придержал ее, чтобы Сибела легла на пол, а не упала.

— Мне очень жаль, — сказал он. — Я не знаю, куда они их забрали. И никак не могу узнать.

— Надо спросить, какие ходят слухи. Слухи всегда ходят. — Сибела подняла голову, чтобы взглянуть Джо прямо в глаза в надежде найти в них ответ на какой-то свой вопрос. Похоже, она его нашла. — Они послали их в лагерь смерти, — выдохнула Сибела, помертвев.

— Дорогая, это только слухи. Мы не знаем этого наверняка.

Чарлз молча смотрел на Сибелу, зная, что ничем не в силах ей помочь.

Абсолютно ничем.

 

Глава 11

Остановившись перед комнатой Тома, Келли сделала глубокий вдох.

Мэллори рассказала, как обнаружила Тома сидящим на корточках, словно он был пьян или находился под действием наркотиков. Когда с помощью Мэллори Том добрался до дома, первыми его словами были: «Никаких докторов, никакой больницы».

Потом Том объяснил причину своего состояния недавней травмой головы. Это успокоило Мэллори, которая уже стала подозревать наркотики, но встревожило Джо.

Когда Келли пришла, Чарлз был на ногах. По-видимому, Джо разбудил его, обратившись за помощью, и привел к себе.

Во что бы то ни стало ей следует убедить Тома, что о его условии «никаких врачей и никакой больницы» надо забыть.

Она поговорит с Томом как друг, имеющий медицинские познания. Она убедит его обратиться в больницу — не обязательно сегодня же вечером, если только этого не потребуют обстоятельства, но хотя бы завтра утром.

Распрямив плечи, Келли решительно постучала в дверь комнаты Тома.

— Открыто.

Повернув ручку, она шагнула в его комнату — впервые в жизни.

Том сидел на кровати в футболке и шортах. Его волосы были еще влажными после душа.

— Чувствуешь себя лучше? — спросила Келли.

Том неопределенно мотнул головой.

Такого пациента у нее еще не было. Она знала, как расположить к себе детей — плюшевой игрушкой или необычной шляпой. Как завоевать доверие Тома, она не знала.

Лучше всего сразу приступить к делу.

— С кем ты хочешь сейчас поговорить, Том, с доктором Эштон или со своей подругой Келли?

Том улыбнулся:

— Разве можно вас разделить?

— Нет — но если доктор Эштон скромно сидит на стуле и вежливо просит ответить на вопросы, то подружка Келли усядется на стул, как ковбой, и начнет выбивать правду с жестокостью индейца.

Том бросил на нее пристальный взгляд, который она почувствовала почти физически. Потом отвел глаза и с шумом выдохнул:

— Я должен был рассказать тебе все раньше… — Он кашлянул. — В аэропорту Логана я увидел одного человека. Я думаю, что это международный террорист по прозвищу Торговец, на счету которого взрывы в различных странах. В 1996 году я участвовал в операции по его поимке. Мы должны были схватить Торговца незаметно. Но кто-то начал стрелять раньше времени, и этому ублюдку удалось бежать. Боюсь, что он нас всех запомнил в лицо. Долгое время мы полагали, что Торговец получил смертельное ранение, но спустя несколько лет появилось подозрение, что это не так. А человека, похожего на Торговца, я видел не только в аэропорту. Я встретил его здесь, в Болдуинз-Бридж.

— И что ты об этом думаешь?

— Я никогда не делаю категорических заключений. — Том провел рукой по голове, словно она заболела снова. — Не обращай внимания. Все в порядке. Я, по-видимому, счастливчик. Когда взорвался вертолет, я поначалу даже не потерял сознания.

— Период ясного сознания, — тихо произнесла Келли. Она знала, что даже при тяжелых травмах головы внутреннее кровотечение вызывает кому только через час или два.

— Точно. Я потерял сознание только через несколько часов. Мой заместитель, Джаз, сделал все возможное, чтобы доставить меня к доктору, но первую помощь мне оказали только через пятнадцать часов. К этому времени я уже находился в глубокой коме. У меня были многочисленные кровоизлияния. Хирург просверлил маленькую дырочку в моем черепе, осушил все, что надо было осушить, и закрепил то, что надо было закрепить. Я очнулся после этого только через несколько недель.

Через несколько недель очнулся? Боже, действительно он счастливчик.

— У меня восстановилось все. Каких-то последствий травм головы нет. Я могу говорить, ходить, читать и писать. Я помню все — в памяти никаких провалов нет. Я прошел тесты по определению различных цветов. Кроме одного. Но это пустяковый тест.

Он оперся рукой на изголовье кровати.

— Когда я вернулся в Америку, у меня вышла небольшая стычка с контр-адмиралом, который пытался ликвидировать шестнадцатый экипаж. — Том откинулся назад, прислонившись головой к стене. — Я погорячился.

Потом Том начал рассказывать о комиссии психиатров, о ее мнении, что именно травма вызвала его агрессивное поведение, о том, что ему дали месяц, чтобы прийти в норму. Было видно, как тяжело Тому говорить обо всем этом.

— Есть вероятность, что, когда я вернусь обратно, этот контр-адмирал и доктора скажут мне: «Спасибо за службу в военно-морском флоте и добро пожаловать на гражданку». Вся моя карьера зависит от того, смогу ли я за эти тридцать дней восстановить свое психическое здоровье.

Том наклонился вперед, глядя прямо в глаза Келли.

— Когда я увидел известного международного террориста в Болдуинз-Бридж, я сам начал подозревать, что у меня вызванная травмой паранойя. Что, если мне только мерещатся эти террористы? Впервые в жизни я стал сомневаться в себе, Келли. — Его голос дрогнул. — Мне необходимо знать, гожусь ли я еще для службы или же мне следует распрощаться со своей карьерой.

Келли не знала, что сказать и что предпринять. Но Том еще не закончил.

— Я говорю все это тебе по двум причинам, — продолжил он. — Мне нужен доктор, которому я могу доверять и который был бы со мной совершенно откровенен. Кроме того, мне нужно, чтобы мою голову посмотрели еще раз. И последнее — мне нужно подробное описание симптомов паранойи. — Он сделал глубокий выдох, как бы сбрасывая с себя груз всех своих забот. — Все. Лекция окончена. У моей внимательной аудитории есть какие-либо вопросы?

Вопросы? Боже! У нее четыре тысячи вопросов.

— Террористы, — произнесла Келли. — Множественное число. Ты сказал, что видел террористов — их было больше, чем один?

— О черт, — поморщился он. — Только один. Извини.

— А теперь расскажи мне, что произошло.

И он рассказал. Спокойно, словно это был репортаж, а не вопрос жизни и смерти. О магазине, где он увидел человека с татуировкой в виде глаза. О том, что пришлось бежать по дороге, чувствуя боль в голове. О том, как началось сильное головокружение.

— И внезапно я обнаружил, что стою в толпе людей с татуировкой Торговца на руке. Это было настоящим кошмаром, Келли. На протяжении минуты я думал, что сошел с ума.

Его руки тряслись от одних только воспоминаний. Келли сжала их в своих ладонях.

— Потом я понял, — голос Тома снизился до шепота, — что это была не татуировка. Это был знак, который наносили на карнавале чернильной печатью. Возможно, и тот парень, которого я встретил в магазине, тоже заехал с этого карнавала. Кажется, я ни о чем не могу думать, кроме Торговца. Похоже на параноидальную идею, верно. — Его голос дрогнул. — В этом случае контр-адмирал Такер совершенно прав, желая выгнать меня из флота. Мне в «Морских львах» не место.

Он попытался отстраниться, но Келли не выпустила его рук. Она провела ладонью по его лицу.

— Спасибо, что ты мне все сказал, — произнесла она мягко. — Я никому об этом не скажу, даже Джо. Обещаю. Если ты, конечно, сам этого не захочешь.

Кожа под ее ладонью казалась теплой, пальцы легонько колола щетина. Конечно, он брился, но с тех пор прошло уже несколько часов.

— Келли, ты, наверное, не слышала, что я только что сказал. Я почти сумасшедший. Мне осталось двадцать восемь дней до звания безработного. И бездомного. Я жил на базе, меня попросят оттуда и…

— Но ты не один, — возразила она. — Я тебе помогу. Я знакома с одним из виднейших нейрохирургов Бостона.

Это мировое светило. Он блестящий специалист — ты можешь всецело ему доверять. Если хочешь, мы съездим к нему. Завтра же он просканирует твой мозг и…

— Но ты же доктор. И я тебе доверяю. Боже!

— Я не могу быть твоим доктором. Тебе нужен специалист. К тому же я хочу быть не твоим доктором, а… — Не договорив, она наклонилась и поцеловала Тома.

Его губы были теплыми и удивительно мягкими. Она ощутила легкий запах зубной пасты — по всей видимости, перед ее приходом он почистил зубы.

Поцелуй получился легким, нежным, очень коротким, совсем не тем страстным, зажигающим, каким был их с Томом поцелуй когда-то давно.

То, что она сделала, удивило ее. Удивило и Тома. Какое-то время они молча смотрели друг на друга; Келли показалось, что это заняло минут двадцать, хотя она понимала, что это не могло длиться больше двадцати секунд.

Затем он заговорил:

— Я псих. Ты что, не поняла, что я тебе только что рассказал? — Он горько рассмеялся. — Боже, и ты все равно меня целуешь. Где твой хваленый здравый смысл? О чем ты думаешь?

Келли отрицательно покачала головой:

— Ты не сумасшедший. Может, у тебя и есть какие-то травмы головы, но…

— Эти последствия никогда не исчезнут, и ты знаешь это, — резко сказал он.

Уловив боль в его голосе, Келли обняла Тома и склонила голову к его груди. Она без труда могла слышать, как сильно стучит его сердце.

Успокоился Том быстро. Потом тоже обнял ее — и мягко провел рукой по ее волосам.

— Я могу помочь тебе, — прошептала Келли. — Я не знаю, серьезна ли твоя травма, но я определенно могу найти необходимую тебе информацию. Я сделаю все, что в моих силах. И я отвезу тебя на сканирование головы.

Руки, обнимавшие ее, стали крепче.

— Спасибо.

Том взял ее за плечи.

— Но, Келли, послушай. Я думаю…

Келли знала, о чем он подумал. Но настало время, чтобы он узнал, что думает она. Келли осторожно высвободилась из его рук.

— Возможно, травма действительно носит постоянный характер, что заставляет тебя не правильно оценивать события или видеть их в негативном свете. Но возможно, что эта паранойя — или как ты там ее называешь — с течением времени пройдет. Скорее всего тебе просто необходимо некоторое время, чтобы прийти в себя. Может, даже больше, чем тридцать дней.

Том покачал головой:

— У меня уже нет и тридцати дней.

— Том, если бы ты сломал ногу, тебя же не вышвырнули бы с флота только потому, что на заживление ноги требуется больше, чем тридцать дней?

— Конечно, нет. А в чем же разница?

Том нахмурился.

— Может, тебе пора идти? — проговорил он. — Я думал, что если расскажу тебе все, то ты…

— Что я?

— Не знаю.

Внезапно он медленно повернулся к ней, и Келли поняла, что он собирается ее поцеловать. Когда его губы уже почти коснулись ее губ, Том остановился.

— Теперь я знаю, что я сумасшедший, — выдохнул он.

И после этого он поцеловал ее.

Его поцелуй был похож на простое прикосновение. Но затем последовал второй, более страстный, дразнящий ее.

Келли чувствовала, что силы покидают ее. Вот именно такой поцелуй она и помнила. Она ответила на этот поцелуй, желая большего. Она ждала этого многие годы.

В дверь постучали, после чего она сразу распахнулась. Это был Джо, и он наверняка видел, как Келли поспешно отпрянула от Тома.

Келли опустила глаза, не в силах поднять их ни на одного из мужчин.

— Прошу прощения, — кашлянул Джо, столь же смущенный, как и она. — Каким был врачебный вердикт?

Том тоже кашлянул.

— Со мной все в порядке.

— Я спрашивал Келли.

— Том собирается отправиться в больницу, — доложила Келли таким бесстрастным тоном, на какой только была способна, — но не раньше утра. Я собираюсь отвезти его в Бостон для сканирования головы.

— Хорошо. — Джо перевел взгляд с Тома на Келли и обратно. — Хорошо. — Он вышел из комнаты и начал закрывать за собой дверь. — Я отведу Чарлза обратно в дом.

Келли буквально прыгнула к двери.

— Нет! — вскричала она. — Я сделаю это… Я уже собиралась уходить.

Но Джо уже скрылся за дверью, и Келли снова оказалась наедине с Томом.

— Почему бы утром нам не отправиться в Бостон? — произнесла она, все еще пытаясь быть официальной и не поднимая на него глаз. — Но только после часа пик. Примерно половина десятого подойдет?

— Да, — ответил он. — Спасибо.

Келли повернулась, чтобы уйти.

— А потом мы можем поужинать вместе.

Том потер лоб, затем переносицу.

— Я смотрю, моя психическая ненормальность тебя не пугает?

— Тебя еще в школе считали немного сумасшедшим. Кроме того, последствия травмы головы еще не относятся к клиническим случаям сумасшествия.

Том внимательно посмотрел на нее:

— Надеюсь, ты не веришь всему тому, что ты слышала обо мне в школе…

— Я слышала о тебе только самое хорошее.

Том улыбнулся:

— Неужели про меня говорили хорошее?

О да. Правда, ее мама под словом «хорошее» понимала совсем другое. Келли открыла дверь.

— Увидимся утром. Но если ты захочешь отправиться в больницу сегодня же, только позвони. Я буду у тебя через минуту.

— Келли, — остановил он ее снова. — Все, что я тебе сказал о Торговце… Мне нужно, чтобы ты…

— Я никому не скажу, — пообещала она. — Ты это знаешь.

Том кивнул:

— Я просто должен был предупредить. Взявшись за дверную ручку, она обернулась:

— А что, если все это тебе не показалось? Что, если ты и в самом деле видел этого человека?

— Тогда я узнаю, что он хочет сделать, и остановлю его. Это было сказано с такой уверенностью, что Келли мгновенно в это поверила. Поверила в Тома.

— До того момента, пока я не узнаю наверняка, что я псих, я буду действовать так, как если бы угроза была реальной, — добавил Том. — Некоторые из моих… друзей приедут в город на несколько дней для того, чтобы помочь мне.

— У тебя есть друзья и здесь, в городе.

— Да. — Он улыбнулся. — Я знаю это.

 

Глава 12

10 августа

Эта ночь была совсем плохой.

Боль заставила Чарлза проснуться. Непогашенный свет в комнате лишил его остатков сна.

Он спал со светом с тех пор, как, лежа в абсолютной темноте, увидел фигуру смерти.

Дожидаясь своего часа, она безмолвно сидела в кресле-качалке в углу.

Прошлой ночью Чарлз решил, что он не хочет знать, что умирает. Хватит ему всех этих докторов, которые столь молоды, что могут обходиться без электробритвы.

Конечно, если бы он не отправился к доктору Гранту, которому на вид нельзя было дать больше двадцати лет, ему бы не прописали таблетки, как-то снижающие боли в боку. Но сейчас уже не было пользы и от этих таблеток.

Если бы это зависело от Чарлза, он бы хотел, чтобы смерть пришла к нему внезапно. Чтобы в какой-то момент он был еще полон сил, а в следующий его уже бы не было.

Нет, в идее ядерной войны что-то есть.

В 5 часов 7 минут утра он буквально вытащил себя из кровати. Затем на протяжении четырех минут затаскивал себя на верхний этаж, чувствуя нестерпимую боль в заду. Секунды четыре он потратил на то, чтобы оглядеться.

Вон там, в буфете, эта чертова сумка, которую он не трогал почти шестьдесят лет.

Но сегодня утром он достанет ее, чтобы, глядя на океан, почистить сувениры, с которыми вернулся домой после того, как Пятьдесят пятая разгромила в 1945-м немцев.

«Сувениры. Ха!»

«Люгер» калибром девять миллиметров. Он весит почти два фунта, Чарлзу сейчас трудно удерживать в руках этот пистолет, но когда-то он на удивление ладно располагался в его ладони. «Люгер» был в отличном состоянии — офицер, которому он прежде принадлежал, тщательно заботился о своем оружии.

Но «люгер», столь ценимый нынче коллекционерами, в глазах Чарлза никакой стоимости не имел, по крайней мере в сравнении с «вальтером ППК», что также находился в сумке. Он был меньше «люгера», легче, его было проще спрятать под одеждой. В отличие от «люгера» этот пистолет не был изготовлен вручную. Тогда как «люгер» являлся своего рода произведением оружейного искусства, «вальтер» являлся просто орудием убийства.

Этот «вальтер» когда-то принадлежал Сибеле. Она держала этот пистолет в руках, прятала под одеждой, где пистолет касался ее тела.

Сибела взяла этот пистолет из кобуры лежащего в обломках самолета офицера люфтваффе еще задолго до того, как к ней принесли раненого Чарлза. И она дала этот пистолет ему… Черт! Он не хочет вспоминать об этом.

Ему пришлось потратиться, чтобы ввезти эти пистолеты в Америку. «Сувениры». Сразу же по возвращении Чарлз спрятал их на чердаке. Долгое время он не хотел вспоминать о времени, проведенном во Франции.

И только в последние недели мысли об этом периоде стали постоянно к нему возвращаться. Хуже всего, что к этим мыслям прибавилась тревога, что Джо будет давать интервью. Это интервью попадет в какую-нибудь книгу — и все узнают то, что Чарлз скрывал все эти годы. Узнают о том, что он сделал, и о том, чего не сделал. Каждую деталь в подробности. Да, Джо имеет право рассказать о себе, но при этом ему придется рассказать и о Чарлзе. О его жизни, о секретах, о его неудачах.

И о его горе.

Чарлз заметил какую-то тень, но даже не повернул головы. Он продолжал чистить «вальтер». Кто мог сейчас заглянуть к нему, кроме Джо? Разве что смерть. Кто может бродить в такую рань? Конечно, Джо.

— Я привел его в порядок, — пробурчал Чарлз. — Так что могу тебя застрелить, если ты будешь болтать с этим чертовым писателем.

Джо сел рядом, глядя на почти что спокойный океан. Вид был чудесным. Именно об этом пейзаже Чарлз и мечтал во Франции. О нем он много раз говорил Сибеле — и много раз описания этого пейзажа переводил Джо.

Сибела хотела приехать в Болдуинз-Бридж, увидеть этот прекрасный дом, этот удивительный вид. Чарлз обещал, что привезет их обоих к себе после войны.

После войны. Это были волшебные слова. После войны он приглашал к себе в гости в Америку всех — даже Жан-Клода, Анри и обоих Люков. У него было для этого достаточно денег. Он хотел, чтобы они прилетели в Бостон, после чего он поселил бы их в самой дорогой гостинице города, «Болдуинз-Бридж».

— Мы обещали Тому, что не будем больше воевать, — заметил Джо.

— А кто, черт побери, воюет? — возразил Чарлз. — Я просто угрожаю тебя убить.

— Может, мы лучше просто поговорим? Если ты будешь снова кричать, я тут же встану и уйду.

— Хорошо.

— Хорошо, — повторил Джо и глубоко вздохнул. — Знаешь, прошлым вечером мне звонили. Курт Кауфман хочет взять у меня интервью — прямо после церемонии открытия в среду. Мне хотелось бы сделать это, и я согласился.

«Вальтер» дрогнул в руке Чарлза и со стуком упал на стол. Пытаясь поймать пистолет, Чарлз расшиб о стол пальцы. Черт побери!

— Я надеялся, что и ты поедешь со мной. Ты мог бы помочь мне все рассказать, — добавил Джо.

— Зачем? — сдавленно спросил Чарлз. — Чтобы я опозорил не только свою жену, но и моего лучшего друга?

Джо не ответил. Он молча смотрел на то, как играют на воде блики, слушал рокот волн, набегающих на волнолом.

— Я уже давно простил тебя за это, — тихо произнес Джо. — И Сибелу тоже. Впрочем, я не имею права кого-либо прощать — Сибела мне никогда не принадлежала. Только в моем воображении. Ты это знаешь так же хорошо, как и я.

Сибела.

Какое-то время Чарлз не был в состоянии говорить. На протяжении многих лет он никогда не упоминал этого имени. Как Джо мог произнести его так легко, как бы между прочим? И именно в беседе с ним, Чарлзом. С человеком, у которого при мысли о Сибеле тоска сжимает горло.

— Знаешь, я никогда не устаю здесь сидеть, — негромко заметил Джо. — Ты был прав, восхищаясь всем этим. Думаю, это одно из красивейших мест на земле.

Чарлз не поднимал глаз. Он прекрасно знал, как выглядит океан с балкона. Он любовался отсюда океаном на протяжении шестидесяти лет.

— Когда я умру, — мрачно сказал он Джо, — все это будет твоим. Этот дом, эта земля — и еще полмиллиона долларов. Эту идею подала мне Келли. Завещание я уже написал. Но если ты будешь продолжать с… этой глупостью, с книгой, — его голос начал дрожать, — я изменю завещание, и ты не получишь ничего. Ничего.

— Ты и в самом деле думаешь, что для меня это что-то значит? — удивился Джо. — Твой дом, твои деньги? Ты думаешь, это то, чего я хочу?

Хотя Джо и смотрел вниз, он почувствовал на себе пристальный взгляд Чарлза и поднял глаза. Лицо Чарлза было покрыто морщинами, кожа обветрилась, волосы поседели — но глаза были столь же ясными, как и прежде. Это были глаза двадцатилетнего лейтенанта, которого Джо встретил почти целую жизнь тому назад.

— Мне не нужен твой дом, Чарлз.

Чарлзу показалось даже смешным, как легко он может прочитать мысли Джо — ведь тот обладал искусством скрывать свои мысли и чувства, что ему было просто необходимо в оккупированной немцами Франции. Впрочем, в Америке он это искусство уже не применял, и все его мысли были как на ладони.

И сейчас Чарлз тоже точно знал, о чем думает Джо.

О Сибеле.

О тонкой и гибкой француженке. С блестящими каштановыми волосами ниже плеч. С глубокими карими глазами, в которых застыли горечь и боль.

— Я хочу от тебя только одного, — тихо промолвил Джо. Повернувшись к океану, он сел на стул, но Чарлз прекрасно знал, что Джо не смотрит на волны. Джо перенесся почти на шестьдесят лет назад. В глубины памяти. Эти воспоминания были для них куда ярче и живее, чем память о вчерашней шахматной партии в вестибюле гостиницы.

Кто вчера выиграл? Даже и не вспомнишь.

Чарлз бросил взгляд на «вальтер» и почти увидел сжимающие пистолет тонкие пальцы.

Иногда Сибела прятала пистолет в фартук, иногда в специальный пояс под юбкой.

Ему вспомнились глаза Сибелы, ее залитое слезами лицо. Всего один раз он видел ее плачущей — один раз, но это было так, словно рвалось ее сердце.

Это было тогда, когда погиб один из бойцов Сопротивления, Лаг, и немцы забрали еврейских детей, которых он прятал на чердаке.

Джо тогда стоял перед Сибелой, рыдания которой стали уже тихими.

Джо пытался ее успокоить.

— Боша скоро закончится, — говорил Джо Сибеле. Но конечно, успокоить ее было нелегко.

— Американцы высадились во Франции, — сказал Джо, отчаянно пытаясь дать ей надежду, хотя было совершенно очевидно, что надежды нет никакой. — Пройдет совсем немного времени — месяцы, может, даже недели, — и Сент-Элен будет освобожден от немцев раз и навсегда.

— И что тогда, Джузеппе? — тихо спросила Сибела. — Когда немцы уйдут и все это кончится, что будет потом? Что буду делать я? Куда я поеду? Я останусь в этом пустом доме одна, только с призраками моего мужа и моего ребенка?

— Ты выйдешь за меня замуж.

Когда по лицу Джо тоже побежали слезы, Чарлз понял, что Джо способен ради этой женщины на все. Если бы только мог, он наверняка взял бы всю ее боль на себя, и с радостью.

— Выходи за меня замуж, Сибела. Мы вместе поедем в Болдуинз-Бридж. Я никогда не был там, но я отвезу туда тебя, если ты захочешь. Мы будем жить у океана, который так хвалил Эштон. Я буду присматривать за его садом, ты сможешь работать в его доме. Мы поедем туда, как только закончится война. Когда жизнь снова станет нормальной.

Сибела подняла на Джо глаза, полные слез, и беспомощным детским жестом отвела со Аба волосы.

— Неужели ты не понимаешь? Даже после войны жизнь уже не будет нормальной. — Она дотронулась до его лица. — Я не могу выйти за тебя. Здесь моя жизнь, все, что я сделала, и…

— Тогда я останусь, — пытался он ее убедить, уже чувствуя, что это бесполезно. — Мы можем жить здесь, в Сент-Элен. Я сделаю все, что бы ты ни захотела…

— Ты не в силах сделать то, чего я хочу, — прошептала она. — Единственное, чего я действительно хочу, — это чтобы вернулся мой малыш, мой Мишель. — Ее лицо исказилось. И она начала плакать снова. — Если бы ты мог его вернуть, хотя бы на минутку, я бы пошла с тобой куда угодно, на всю жизнь. Но ты не можешь. Не можешь! И никто не может!

Она отпрянула от Джо, забилась в угол и разрыдалась.

Джо шагнул было к ней, но Чарлз его придержал, хотя сделать это было нелегко.

Сибелу следовало оставить одну. Сейчас ей не мог помочь никто.

Они обнялись — Чарлз и Джо. Над ними в синих облаках сверкало солнце. Мир был прекрасен, но ничто в этом мире не могло вернуть Сибеле ее утраты.

Том деликатно кашлянул.

— Привет.

Келли, укладывавшая сумку на заднее сиденье машины, подняла голову.

Том показал на свою одежду:

— Я не знаю, что надевать. Когда я проходил медицинское обследование, то должен был являться в военной форме, но сейчас особая ситуация. Нужно хранить все в секрете… — Он забрался в машину. — Если выяснится, что мне требуется хирургическое вмешательство, мне придется отправиться в военный госпиталь. Впрочем, я надеюсь, что до этого не дойдет. — Черт, он что-то разболтался. «Придержи язык, Паолетти».

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Келли, заводя машину.

— Нормально, — ответил Том. — Голова еще болит, но терпимо, особенно с этим. — Он поднял банку с кока-колой, что держал в руке. — Кофе тоже хорошо помогает.

Келли бросила на него быстрый взгляд.

— Ты и в самом деле выглядишь… хорошо.

Вот как. А что означает эта пауза перед словом «хорошо»? Да и что это за официальный тон? Впрочем, он первый избрал официальность, решив быть отстраненным и вежливым, хотя, может, следовало бы обнять ее и поцеловать — да так, чтобы она задохнулась.

Но его отстраненность имела свои причины. Если Келли не беспокоит то, что она имеет дело с человеком с психическими отклонениями — как это утверждалось в выводах медицинской комиссии, то он-то должен об этом помнить. Ей не следует увлекаться психом, даже если этот псих — он сам.

А может быть, она изменила свое отношение к нему? Очень уж она сегодня официальна.

Но Келли снова бросила на него пристальный взгляд.

— И как это — ходить на обследования в военной форме?

Отлично. Это определенно приглашение пофлиртовать.

— Не знаю, — ответил он. «Давай, Паолетти, используй серое вещество. Скажи что-нибудь умное». — Я провел всю жизнь среди людей в форме и даже не замечал ее.

Шутка получилась плоской, но Келли рассмеялась.

— Понятно, — сказала она. — Я помню. Черная форма выглядела на тебе очень красиво.

Боже милосердный. Это явный шаг ему навстречу, но Тому никак не приходило в голову, как продолжить разговор. Он с удивлением заметил, как порозовели ее щеки. Она сама смутилась от своих слов.

Сегодня утром Келли выглядела как никогда — в платье без рукавов, достаточно коротком, чтобы можно было восхититься ее красивыми загорелыми ногами. Она явно потратила много времени на прическу и макияж и сейчас была очень соблазнительной.

И эта блистательная женщина сказала ему… Боже, он точно не помнит, что она говорила. Он смотрел на ее губы.

Если бы он ехал с какой-нибудь другой женщиной, а не с Келли, он не дал бы ей договорить, закрыв ее рот поцелуем.

Эта мысль кружила голову. Он и Келли? Может, сегодня вечером…

Но хотела ли она этого?

— Я говорила по телефону с Гэри, — сообщила Келли, поворачивая на 128-е шоссе. Ее голос звучал официально. Как вчера, когда Джо застал их с Томом целующимися.

Том не видел Джо этим утром — благодарение Богу за эту милость. Дядя проснулся и покинул дом, когда Том еще спал.

— Он смог потянуть за кое-какие нити, — добавила Келли. — Так что ты можешь пройти сканирование сразу, как мы приедем.

Стоп. Кто это «он»?

— Гэри?

— Доктор Гэри Брукс. Это невролог, о котором я говорила тебе вчера вечером.

Это имя было ему смутно знакомо. Келли говорит, что упоминала о нем? Но почему тогда прошлым вечером это имя ничего ему не сказало?

— После сканирования в половине двенадцатого мы навестим Гэри в его офисе. Это там же, в больнице. А после этого… Ты извини, но у меня пациент. Если не возражаешь, я подброшу тебя к железнодорожной станции.

— Без проблем. Ты хочешь повидать Бетси Макенну? — спросил он.

Келли бросила на него удивленный взгляд.

— Да. Сегодня началась ее химиотерапия. Не могу поверить, что ты запомнил ее имя.

— У меня хорошая память на имена. — Кроме того, что он не может вспомнить этого Гэри Брукса. — Расскажи мне о докторе Бруксе. Как он нашел время меня посмотреть? Это большая удача, я думаю?

— Не очень, — ответила Келли. — Я знала, что Гэри свободен в половине двенадцатого, поскольку в это время мы должны были вместе пообедать.

Эта новость изумила Тома. У Келли было свидание с Гэри?

Тогда, черт, зачем она целовала Тома прошлым вечером и к чему сейчас говорила о том, как он красив в черной форме?

— Так, — сказал Том, стараясь казаться непринужденным. — И Гэри не возражал, теряя шанс на свидание с тобой?

Келли обернулась через плечо, проверяя дорогу, прежде чем выехать на главную трассу. Заняв левую полосу, она нажала на газ. Одна ее рука лежала на руле, другая — на рычаге передач. Ее вид излучал расслабленную уверенность опытного водителя.

Том поймал себя на мысли, что не удивлен ее хорошим умением водить машину. Он был в этом так уверен, что у него даже не появилось желания вызваться вести машину самому.

— Гэри так же был доволен тем, что свидание не состоялось, как и я, — ответила ему Келли. — Мы встречаемся примерно раз в два месяца — только для того, чтобы не забыть друг о друге. Мы все-таки работаем в одном городе. Как-то нецивилизованно дичиться друг друга только потому, что Гэри снова женился.

В голове Тома словно что-то щелкнуло. Вот почему эта фамилия показалась ему знакомой! Гэри Брукс — бывший муж Келли.

— А он из ревности не сделает мне лоботомию? — пошутил Том.

— Мы в разводе уже почти девятнадцать месяцев, — ответила она. — Он уже женился, его дочери совсем недавно исполнился год. — Она бросила на него быстрый взгляд. — Я думаю, раз тебя взяли в спецподразделение ВМС, ты должен хорошо знать арифметику?

Он понял. Двенадцать месяцев плюс девять было двадцать один. Гэри сделал ребенка, еще находясь в браке с Келли.

— О, это, наверное, было для тебя большим ударом.

— Говоря по правде, от этого почувствовали облегчение мы оба. — Ее голос звучал так искренне, что Том сразу поверил. — Мы не хотели сознаваться, что из нашего брака ничего не вышло. Мы бы и по сей день состояли в этом браке и все еще тащили бы ненужный воз, если бы Гэри не встретил «Мисс Большие сиськи».

Том поперхнулся, допивая кока-колу.

Келли чуть покраснела.

— Извини. Это я ее так зову про себя. Мне не следовало произносить это вслух.

— Нет, это… Просто я не ожидал, вот и все. — Том закашлялся.

— Но она неплохо выглядит, — откровенно признала Келли. — С таким телом можно вскружить голову любому мужчине. Хотя я все же удивлена, что Гэри ее заметил.

— Он полный дурак, если не заметил, чем владел.

Она улыбнулась, явно польщенная.

— Спасибо.

— Но наш ужин вечером не отменяется? — О Боже, что заставило его это произнести? Именно сейчас он должен был вести себя официально.

Но эта женщина его притягивала. Определенно притягивала. И когда он сейчас с ней беседовал, это притяжение становилось все сильнее и сильнее.

Она была не такой, какую он помнил, не такой, какую представлял. Пикантнее. Резче. Более земной. «Мисс Большие сиськи». Боже! Но следует сохранять дистанцию.

— Конечно, мы встретимся вечером, — сказала Келли, явно довольная, что он помнит об этом. Она подарила Тому улыбку, от которой он мигом забыл о своем решении соблюдать дистанцию. — Хотя… ты не возражаешь, если мы после сканирования заглянем куда-нибудь, чтобы перекусить? У меня будет очень напряженный день и…

— Без проблем, — ответил Том. — Буду этому очень рад. Думаю, Гэри не станет торопиться с операцией. У него нет квоты на число операций в месяц?

Келли рассмеялась:

— У хороших врачей нет квот. А он хороший доктор, я обещаю.

— Целиком тебе верю. Я полностью отдаю свои мозги в твои руки, хотя это и звучит страшновато.

Келли снова рассмеялась, это у нее получилось столь же замечательно. Она протянула руку и сжала его кисть.

— Это хорошо, что ты мне доверяешь, — сказала она. — Ты знаешь, я всегда доверяла тебе.

Что-то дрогнуло в его груди.

Она доверяла ему. Но именно сейчас ей не следовало этого делать.

Потому что сейчас он и сам не доверял себе.

Это было в ту ночь — ночь после гибели Анри Лага. Именно в эту ночь Сибела пришла в его комнату.

Хотя то помещение было трудно назвать комнатой. Это был чулан с окном, где едва поместилась постель.

В тот вечер на небе светила луна, обливая оконную раму серебряным светом. Чарлз лежал на спине, закинув руки за голову и глядя на звезды, когда внезапно в дверь проскользнула она.

Она не постучала. Она просто вошла.

Чарлз быстро сел, желая дотянуться до своей одежды, и ударился о бревно над головой.

— Иисус! — прошептал он слово, понятное на любом языке, и рухнул обратно на свою постель.

— О, извини, Чарлз. — Она опустилась рядом с ним на колени, ее холодные пальцы быстро пробежали по его голове, проверяя, не пошла ли кровь.

Кровь не пошла. Но ощущение было как после контузии.

На Сибеле была лишь ночная рубашка — белая и тонкая. Серебристый свет луны освещал ее волосы, и Сибела казалась ангелом, сошедшим с небес.

Чарлз снова сел — на сей раз осторожно — и отодвинулся назад, насколько мог, что, однако, не было далеко, поскольку чулан был слишком мал. Где же, дьявол, его брюки?

— Что случилось? — спросил он на своем ломаном французском. Была какая-то вылазка, о которой ему не сообщили? Вылазка, на которую отправились Джо и другие? И что-то с ними произошло? — Где Джузеппе? Что случилось?

Сибела отрицательно покачала головой:

— Ничего не случилось. Джузеппе наверху, возможно, спит.

О черт.

Поскольку Чарлз смотрел в ее глаза, он понял все. Понял, почему она пришла.

— Я не хочу быть одна, — прошептала Сибела. — Я устала быть одна. Прошу тебя, Чарлз, ты не…

— Сибела, пожалуйста, не проси.

— …займешься любовью со мной?

Нет. Нет, нет.

Именно это было самым жгучим его желанием. Но именно этого ему нельзя делать, даже если ока находится прямо здесь, совсем рядом.

Все, что требуется, — это протянуть руки и…

— Настало время сказать все начистоту. Я знаю, что ты хочешь меня.

От этих слов Чарлз готов был разрыдаться.

— Но ты также знаешь, что я женат. — Он сказал это по-английски, а затем повторил по-французски.

Она замерла, стоя рядом с ним на коленях. В свете луны ее лицо казалось особенно прекрасным.

— Но ты ее не любишь. Мужчина так женщину не любит. Когда ты говоришь о ней, это выглядит так, словно ты вспоминаешь о девочке, о которой следует заботиться. Она для тебя — ребенок, Сибела была права, но это вовсе не значило, что можно было забыть клятву в церкви.

— Ты не чувствуешь к ней страсти, — прошептала Сибела.

— Она любит меня.

Это было так — в той мере, в которой Дженни вообще была способна любить кого-либо.

— Ей нравится то, что ты о ней заботишься. Ей нравится твое состояние.

И это тоже было правдой.

— Скажи, что ты любишь ее, — попросила Сибела, — и я уйду.

— Я ее люблю, — соврал Чарлз на английском, а затем повторил это по-французски. Она не поверила.

— Это так, — сказал он по-английски. — Я знаю, что отзывался о ней не самым лучшим образом, но, клянусь, это так. Сибела поняла его. Однако не двинулась с места.

— А как же Джо? — спросил Чарлз почти в ужасе — если она сейчас до него дотронется, он не устоит. Если только она до него дотронется — он скажет ей всю правду. Он вовсе не любит Дженни. Он женился на ней из-за ребенка и потому, что вызвал этим лютую зависть окружающих. Он желал эту женщину, но любовью это назвать было нельзя. Впрочем, у него не было четкого представления, что собой представляют их отношения. — Тебе следовало бы сейчас быть в комнате Джо, — сказал Чарлз. — Ты знаешь, что он тебя любит. Он свободен, совершенно свободен.

— Ты хочешь, чтобы я пошла к Джузеппе? Ушла от тебя? — На ее глаза навернулись слезы. Она не могла в это поверить.

— Да, — через силу сказал Чарлз. Да поможет ему Бог. — Иди к Джо. Потому что я не могу тебе дать то, чего ты заслуживаешь.

— Понятно. — Она вытерла глаза ладонью и сделала глубокий вдох. А затем резко поднялась и стремительно исчезла из комнаты.

Когда дверь закрылась, Чарлзу нестерпимо захотелось побежать следом, остановить Сибелу. Это желание было почти неодолимо — но он все же остался сидеть, чувствуя себя как никогда скверно.

Комната Сибелы располагалась справа от верхней части лестницы, комната Джо — слева. Чарлз слышал, как лестница легонько скрипит под ее ногами, а затем вдруг наступила тишина.

Чарлз закрыл глаза, мысленно прося Бога исполнить его желание.

Когда скрипнула половица где-то слева от лестницы, Чарлз открыл глаза. Нет, он молился не об этом…

Чарлз открыл глаза. Перед ним был океан. Боль в теле прошедшей ночью была совершенно несравнима с той, что он испытал в ту давнюю ночь, когда сам толкнул Сибелу к своему лучшему другу.

Тогда он не спал всю ночь, проклиная себя за собственную слабость. Он не был достаточно сильным, чтобы выбросить ее из головы, — и не был достаточно сильным, чтобы решительно порвать с прошлым и овладеть ею. А теперь Сибела была вдвоем с Джо и… Боже. Как он ненавидел себя в эту ночь, ненавидел Джо, ненавидел Дженни. Ненавидел Сибелу. Зачем она пришла в его комнату, а теперь он должен так жестоко мучиться?

И как она смела так легко перейти из его комнаты в комнату Джо, поколебавшись лишь секунду? Неужели для нее это было так просто?

Но то, что он восстанавливал себя против Сибелы, не помогало Чарлзу унять свою душевную боль. И боль эта вспыхнула с новой силой, когда утром Джо явился к завтраку с какой-то уверенностью в походке и совершенно другим выражением глаз.

У Джо и сейчас, когда он сидел на балконе, глядя на удивительнейший вид на океан, был похожий взгляд — мягкий, чуть отстраненный от мира.

Чарлз почувствовал, что в нем, как и много лет назад, ворохнулась ревность.

Джо повернулся к нему:

— Похоже, между Томом и Келли что-то происходит.

Чарлз с трудом вернулся мыслями к настоящему. Том и Келли? Ну, возможно, эта девчонка и в самом деле что-то замышляет.

— Ты думаешь, что-то происходит? — повернул он голову к Джо. — После всех этих лет монашеской жизни ты стал экспертом в любовных делах?

Джо посмотрел на него одним из тех долгих, пристальных, терпеливых взглядов, которые всегда заставляли Чарлза чувствовать себя пятилетним несмышленышем.

— Я не эксперт, но определить, что такое поцелуй, я способен, — произнес он ровным голосом. — И знаю, что Келли сейчас одинока.

Итак, эти двое целовались. Чарлзу захотелось засмеяться, но он сдержался. Скорее, этой новости надо радоваться. Всех этих чистеньких, гладеньких пижонов, которых Келли притаскивала из больницы в качестве женихов, Чарлз за мужчин не считал. А вот Том — это другое дело. Почти герой из фильма приключений. Неужели Келли и впрямь решила его заарканил?

— Думаю, они плохо подходят друг другу.

— Не согласен, — возразил Джо. — Впрочем, относительно Келли, возможно, ты и прав. Может, ты поговоришь с ней, ведь все равно ничего не выйдет, а для Тома расставание будет тяжелым.

Поговорить? Почему нет? В конце концов, она — Эштон, а сердца Эштонов сделаны из камня.

 

Глава 13

— Все выглядит прекрасно, — заявил Гэри, появляясь в офисе. Он не тратил время зря и начал сразу, без предисловий. — Никаких следов кровотечений, никаких гематом, ничего, что внушало бы тревогу. Все прекрасно залечено.

Закрыв глаза, Келли наградила его поспешным поцелуем.

— Благодарение Богу.

Тома, казалось, эта новость не обрадовала. Подождав, когда Гэри сядет за стол, он спросил:

— Что же тогда происходит? Откуда головная боль и головокружение? Откуда паранойя?

— Вопросы психики — это не моя специальность, если только они не связаны с травмами. — Гэри выглядел усталым и постаревшим, морщина на лбу придавала его лицу тревожное выражение. — Симптомы, которые у вас есть, не имеют отношения к травме.

— Без шуток? — Том бросил взгляд на Келли, его разочарование было очевидным. — Может, я не так задал вопрос?

— Думаю, Гэри просто хочет сказать, что он не знает, откуда твои симптомы, — сказала Келли.

— В наши дни о травмах головы мы знаем еще очень немного, лейтенант, — признал Гэри. — У десяти человек с одной и той же травмой могут быть абсолютно разные исходы — от смертельного до полного восстановления функций. Те проблемы, которые мы имеем в вашем случае, несравнимы, скажем, с параличом или повреждением речевого центра. Что же касается некоторых изменений в поведении, то, учитывая ваш вспыльчивый характер, это не является чем-то особенно ненормальным.

— Я могу знать, примут ли эти изменения постоянный характер? — спросил Том. — Не давайте уклончивого ответа. Скажите «да» или «нет»?

— Нет.

Том кивнул, но выражение его лица не изменилось. Похоже, он не поверил, и Келли пожалела, что не сидит сейчас рядом с ним. Она бы сейчас взяла его за руку. Может, это бы успокоило его.

— А существует ли какая-либо статистика? — спросил Том. — Какой процент людей полностью восстанавливается после травмы?

Гэри молча поправил стопку папок на столе.

— Поскольку я не веду записей, точных цифр у меня нет, но по вашей истории болезни — сильная травма головы, большой период до оказания медицинской помощи… — Он тряхнул головой. — Не знаю таких цифр, лейтенант, но большинство людей от такого просто не выживает. Если следовать статистике, вы уже покойник.

Том не мог произнести ни слова.

— Если эти последствия уже носят постоянный характер, — поспешил приободрить его Гэри, — можно предпринять некоторые шаги для их устранения. Есть препараты, которые снизят у вас чувство тревоги. Есть препараты и от паранойи. Если хотите, я могу…

Том отпрянул, что ясно говорило «нет».

— Это мне не подходит, если я хочу остаться в экипаже «Морских львов».

— Может, вам следует подумать об отставке? — мягко, как только мог, произнес Гэри. — О том, чтобы вернуться к гражданской жизни. Год-два просто расслабиться. Поиграть в гольф, заняться садом. Подлечиться.

Том резко поднялся. Это было еще более ясным ответом.

— Я еще не готов уйти. У меня есть несколько недель. Могу ли я ускорить свое выздоровление за такое время?

— Отдыхайте, — прокомментировал Гэри. — Побольше спите. Не волнуйтесь. Медленно двигайтесь, избегайте неприятностей, не напрягайте голову. Советую делать массаж и все, что может снять мышечное напряжение.

Келли не смела взглянуть в сторону Тома. В какое дурацкое положение она попала: ее бывший муж советует снимать напряжение человеку, которого она хотела бы затащить в постель. Она едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Потом поднялась.

Гэри и Том удивленно посмотрели на нее. Лицо Келли было спокойным, глаза широко открыты — сама Леди Невинность.

Гэри снова обернулся к Тому, поднимаясь и протягивая ему руку, но Том все не сводил с Келли удивленных глаз.

Похоже, до него что-то стало доходить. Это хорошо. Наконец пришло время соображать.

Келли пожала руку Гэри и послала ему воздушный поцелуй. Том поспешил из офиса, рассудив, что эти двое, возможно, хотят побыть наедине.

— Как твой отец? — спросил Гэри.

— Очень слаб. А как Тиффани и малыш? Гэри выдавил улыбку:

— Прекрасно. Отлично. — Вряд ли это так с его насыщенным графиком. Тиффани уже звонила ей, чтобы узнать, неужели доктора и вправду столько работают? Келли была уверена, что эти двое не пробудут вместе и пяти лет. Все эти «у меня работа» ей надоедят. Да, он хороший доктор, но к чему строить из себя Альберта Швейцера?

— Спасибо еще раз, что посмотрел Тома, — сказала она. Он не отпускал ее руки.

— Этот парень выглядит неплохо, но… — Гэри понизил голос. — Но «Морские львы»? Может, у тебя начался кризис среднего возраста?

— Он мой друг со средней школы, — высвободила руку Келли. — И я нахожу его до сих пор очень привлекательным. И никакого кризиса у меня нет. Я одна, и он тоже один. Он пробудет в городе еще несколько недель.

Гэри улыбнулся:

— Так это чистая физиология. Я могу это понять. Предохраняйся, милая, а то все это примет постоянный характер.

«Что ты понимаешь? Не у тебя умирает отец и не тебя бросили ради какой-то пустышки».

— До свидания, Гэри. — Келли закрыла дверь офиса. Том ждал ее в коридоре. Они подошли к лифту.

— Ну и как? — спросила Келли. Их глаза встретились. Том вздохнул и, к ее удивлению, раздосадованно покачал головой.

— Я разочарован. Не знаю, чего я ждал. Может, того, что у меня найдут какое-нибудь внутреннее кровотечение. Может, что доктор скажет: «Ага, я нашел причину ваших проблем». Ждал чего-то определенного.

Он нажал кнопку вызова лифта. Келли встревожили его слова. Странная причина для разочарования.

— Но это потребовало бы хирургического вмешательства. Докторам пришлось бы сверлить дыру в твоем черепе и… Боже, Том, Гэри — хороший доктор, но операция на мозге связана с большим риском. Даже если операция проходит хорошо, есть вероятность заражения и…

— Сейчас я пошел бы на риск. И охотно.

Дверь распахнулась, и Том отступил, пропуская вперед Келли.

— Меня удивило, что ты почти не говорил о твоей… — Она запнулась. — О случаях, которые ты называешь паранойей.

Бросив на нее взгляд, Том грустно улыбнулся, потом пожал плечами:

— Я просто не хотел, чтобы он об этом знал. А вот ей он рассказал об этом, и очень подробно.

— Думаю, тебе просто надо отдохнуть, как советует Гэри.

Том прислонился к стенке лифта, внимательно глядя на Келли. Похоже, совет ему не понравился. Как и ей самой. Месяц он будет отдыхать. А как же она? Ей нужно ждать месяц, чтобы узнать свою судьбу?

— Может, тебе следует съездить на несколько недель на какой-нибудь тропический остров? Будешь весь день лежать на пляже, пить апельсиновый сок. — Уже говоря это, Келли поняла, что Том не уедет. Даже если Торговец — миф. Том не покинет Джо, когда у того умирает друг. — Я могла бы отправиться с тобой.

Вот это смело! В волейболе это называется — подача. Теперь ему решать — гасить ли ему эту подачу или нет.

Том не стал делать вид, что не понял. Он улыбнулся — той улыбкой, от которой всегда слабели ее колени.

— Как я могу тебя взять? Тебе следовало бы бежать от меня стремглав.

— Почему я должна бежать от тебя? — Келли почувствовала, как застучало ее сердце. — Если самое большое мое желание — это поцеловать тебя?

Том оттолкнулся от стенки — и она поняла почему. В его глазах было то же выражение, что и прошлым вечером, и тогда, много лет назад, в машине Джо. Сердце застучало вдвое быстрее, губы внезапно пересохли и…

Двери лифта распахнулись.

С полдюжины человек смотрели на них, выжидая, выйдут они или останутся. Том отступил в сторону, давая ей выйти первой. Он всегда был джентльменом.

— Пойдем, — сказала Келли, прокладывая дорогу через переполненный вестибюль и приходя в себя. Он ведь почти поцеловал ее! — Я отвезу тебя к поезду. — Когда они заберутся в машину, она, черт побери, все же поцелует его.

Но Том поймал ее руку:

— Я сам доберусь до поезда. Зачем тебе везти меня на Северную станцию, а потом преодолевать обратный путь в больницу, чтобы проведать Бетси?

— О, — вздохнула она. — Нет. Это не играет роли. У меня будет неспокойно на душе, если я сама не посажу тебя в поезд.

— Ну это смешно. Я справлюсь сам. Я же не ребенок.

— А что, если у тебя снова начнется головокружение? — с тревогой спросила Келли. Том рассмеялся.

— Я сяду и подожду, когда оно пройдет. Обещаю, что, когда у меня закружится голова, я не буду бегать по несколько миль сломя голову.

Вдруг выражение его глаз стало мягче. Взяв Келли за талию, Том привлек ее к себе.

— Спасибо, что ты заботишься обо мне, Келли. Мне это очень приятно. Но знаешь что?

Она отрицательно покачала головой, хотя уже и начала догадываться — поскольку Том привлек ее еще ближе, коснувшись ее ногой, потом животом, потом грудью.

— Я прошел хорошую физическую подготовку, — сказал Том, — и вполне способен добраться от больницы до железнодорожной станции и вернуться в Болдуинз-Бридж, даже если у меня и будет немного кружиться голова.

Его лицо в этот момент было всего в нескольких дюймах от ее. Том бросил короткий взгляд на ее губы и в следующее мгновение мягко коснулся их своими губами.

Это можно было истолковать как обычный поцелуй на прощание, но подобных поцелуев в переполненном вестибюле больницы у Келли еще не было.

Прощаясь, не целуют так долго, не прижимаются всем телом — таким мускулистым и вместе с тем таким мягким.

Его губы тоже были мягкими — и на удивление нежными. Так, наверное, пробуют кофе или шоколад — и все, что доставляет удовольствие.

Когда этот поцелуй закончился, Келли с удивлением обнаружила, что тоже испытывает головокружение. Но это не имело значения, поскольку Том продолжал ее крепко держать.

Более крепко, чем держал ее кто-либо.

Том, казалось, забыл, что они стоят посреди толпы. Он смотрел на нее так, словно они были одни. Гэри и ее отцу не понравилось бы столь явное выражение чувств, но Келли нашла такую откровенность восхитительной. Если он целует ее так на публике, что же будет, когда они останутся одни? От этой мысли у нее сильнее забилось сердце.

— Помнишь, ты сказала, что доверяешь мне? — тихо спросил он. — Тогда поверь, что я смогу самостоятельно добраться до Болдуинз-Бридж. Там и увидимся. Поверь, я не забуду о нашем ужине сегодня вечером и не променяю его ни на что в мире.

Он снова поцеловал ее — этот поцелуй лишь мгновение. Но и этого мгновения хватило, чтобы ее сердце дрогнуло, а губы обожгло.

После этого, махнув рукой, он вышел через вращающиеся двери на улицу.

Келли смотрела в окно, как Том подходит к остановке автобуса, отвозившего пассажиров к центру города. Хотя там было много народу, Том резко выделялся на фоне толпы.

Том Паолетти.

Сегодня вечером.

О Боже!

— Келли просила отругать тебя, если ты вернешься от железнодорожной станции пешком.

Том, поднимавшийся по лестнице, резко остановился. Только сейчас он заметил, что дверь кухни открыта. Джо стоял в проеме двери, хмуря брови.

— Дорога совсем короткая, — заметил Том негромко, чтобы не побеспокоить Чарлза. — И легкая. Я чувствую себя сегодня просто чудесно.

Джо посмотрел на Чарлза, дремавшего в кресле, и подошел к Тому ближе.

— По словам Келли, сканирование показало, что с тобой все в порядке.

— Да. — Том оглянулся на сверкающий под лучами солнца океан. — Но ничего конкретного о моем состоянии мне не сообщили.

Джо взглянул на Чарлза, который уже начал пробуждаться.

— Мы сегодня снова провели в отеле несколько часов. Даже не знаю, что об этом сказать. Нам то казались подозрительными все, то никто. Я пытался понять, кто был с семьей, а кто — один, но отель большой, и это мне не удалось.

— Мой заместитель приедет завтра утром, — сказал ему Том. — Мы подумаем, как лучше всего проследить за этим местом. Нам надо будет проконтролировать все машины на автостоянке в день открытия. — Он поймал взгляд Джо. — Возможно, впрочем, что никакой угрозы нет, и я просто трачу чужое время.

— Возможно, — согласился Джо. — А возможно, и нет. — Он грустно улыбнулся. — В любом случае, похоже, мне придется тратить время зря. Ты ведь будешь теперь занят Келли.

— Джо, я не хочу обсуждать…

— Извини, что вчера вечером я вам помешал.

— Хорошо. Извинения приняты. — Том повернулся, чтобы покинуть дом.

— Вы с ней ужинаете сегодня?

Том повернул обратно.

— Да. Но я не помню, чтобы я кому-то об этом сообщал.

— Когда Келли звонила, она спрашивала, не купить ли чего-нибудь в «Цветении лотоса». Это китайский ресторан у нас в городке.

Том кивнул:

— Да, я знаю.

— Там хорошая кухня. Никаких нитратов.

— Это хорошо.

— И чудесные хозяева. Они появились совсем недавно. Китайцы, по-английски почти не говорят, но отлично готовят. Немного знают французский, так что у меня нет никаких проблем в общении.

Для такого молчаливого человека, как Джо, такое количество слов было необычным. У Тома возникло подозрение, что Джо хотел бы обсудить вовсе не китайскую пищу.

— О'кей, — кивнул он. — Да, мы с Келли отправимся туда. Ты хочешь сказать, что нам не нужно идти туда лишь вдвоем?

— Совсем нет, — возразил Джо. — Я хочу сказать, что тебе следует надеть свой лучший костюм и воспользоваться возможностью сделать ей предложение.

Том не верил своим ушам.

— Что?

— Ты меня слышал, — ответил Джо. — Ты влюблен в нее половину жизни. Когда еще представится такой случай?

Том сосредоточенно почесал голову, подбирая слова для ответа.

— Я бы не сказал, что «любовь» — самое точное для этого слово. Да, меня всегда к ней тянуло, но… Джо улыбнулся:

— Ты можешь использовать любое слово, которое тебе нравится, Томми. Но если у тебя еще осталась хотя бы половина мозгов, ты должен жениться, пока у тебя есть такой шанс.

— Ум-м-м…

— Я знаю, что у вас была целая история, — продолжал Джо. — У тебя и Келли. Знаю, что между вами что-то произошло. Что-то, что сильно тебя огорчило и заставило уехать на военную подготовку на целый месяц раньше.

Видя плохо скрываемое изумление на лице Тома, старик улыбнулся:

— Ты не думал, что я знаю? Это было в ту ночь, когда ты привез ее домой очень поздно. — Джо мягко рассмеялся. — У тебя тогда, Томми, был мрачный вид. Я обо всем догадался. Ты понял, что она еще слишком молода. Я горжусь, что ты об этом подумал. Но после я жалел, что, когда она подросла, ты служил далеко от дома, — Джо глянул Тому прямо в глаза и продолжил:

— А она так и не поняла, почему ты уехал из города. Для нее это было ударом. Сегодня ты можешь с ней поговорить и все прояснить. И предложить свою руку и сердце.

— Чтобы для нее был новый удар?

«Боже, к чему весь этот разговор?» Том направился к двери. Он не хотел говорить обо всем этом, не хотел думать о чувствах, которые он прочитал в глазах Келли шестнадцать лет назад, когда он тряхнул ее руку и сказал «прощай».

— Ты прекрасно понимаешь, что люди моей профессии должны избегать каких-либо серьезных отношений. Для тех, кто служит в спецподразделении ВМС, женитьба — дело непростое. Это…

— Человек твоей профессии не может не иметь серьезных отношений. Моя профессия была такой же, как у тебя. Не точно такой, но довольно близкой. Жизнь очень коротка и бесценна. И ты, и я знаем это лучше, чем большинство людей на земле. Когда жизнь посылает тебе один из своих даров — как ты можешь не принять этот дар?

Том не знал, что ответить. Он оперся о стол и задал вопрос:

— Но ты-то никогда не был женат?

— Не был, — согласился Джо. — Но не потому, что не пытался этого сделать.

— Сибела, — понял Том.

Джо бросил взгляд на Чарлза, который опять крепко спал. Затем горестно покачал головой.

— Расскажи мне о Франции, — попросил Том. — О Си-беле, о мистере Эштоне и о Пятьдесят пятой. Я только несколько дней назад узнал, что ты работал в Управлении стратегических служб. Я… — он запнулся, — я только теперь понял, почему вы оба ничего не говорили о том, что было с вами во время войны. Я тоже о многом не имею права рассказывать. Я не собираюсь тебя ни о чем расспрашивать, но если ты когда-нибудь захочешь…

— Спасибо, — сказал Джо. — Но я хочу рассказать всю эту историю тому писателю, в среду, после церемонии открытия. Такое очень трудно сделать дважды.

— Ты можешь не делать этого вообще, — возразил Том.

— Знаешь, — сказал Джо, — тебе сейчас следует отправиться в город к ювелиру и купить Келли кольцо. И не забудь дать ей это кольцо до того, как проведешь с ней ночь.

О Боже!

— Мне нужно завершить свою работу на компьютере, — буркнул Том, поспешно направляясь прочь.

«Ты можешь не делать этого вообще», — сказал Том о предстоящей Джо беседе с писателем Куртом Кауфманом.

Но Джо должен был это сделать. Поскольку всю эту историю надо рассказать до того, как Чарлз умрет.

Перед гостиницей «Боддуинз-Бридж» стоит статуя, у которой лицо Джо. А город должен знать, что у этой статуи должно быть лицо Чарлза Эштона.

Чарлз Эштон — один из самых состоятельных людей этого весьма небедного городка. Этот человек мог позволить себе купить почти все на свете. Получив в наследство немалое состояние, он его значительно увеличил, пускаясь в самые рискованные предприятия. Его деловых партнеров неизменно удивляли хладнокровие и выдержка Эштона, но мало кто догадывался, что для Чарлза все его дела вообще не были риском — после того, что он пережил во время войны, после того, как столько раз видел гибель людей, отдававших жизнь в борьбе с фашизмом.

В городе знали его скверный характер; ходили слухи, что во время войны он за взятку обеспечил себе тепленькое место в тылу. Чтобы пересилить всеобщее отчуждение, Чарлз перечислил большую сумму городской больнице — но это только усилило слухи.

А между тем слухи не имели под собой никакого основания. Именно Чарлз был настоящим героем Болдуинз-Бридж. И Джо хотел наконец это доказать.

Но он не собирался рассказывать все. Кое-что он не откроет никому. К примеру, как к нему в комнату пришла Сибела.

Джо опустился в кресло и поправил одеяло на Чарлзе. Тот спал более спокойно, чем когда-либо за последнее время.

Этим утром, когда он увидел, как Чарлз чистит пистолет, давно пережитое вдруг ясно вспыхнуло в его памяти. Было очень странно видеть «вальтер ППК» Сибелы сейчас, в эти мирные дни. На миг ему показалось, что он простился с Сибелой только вчера. Словно внезапно вернулся запах ее кухни. Рука снова ощущала грубую поверхность матраса в ее доме.

И он вспомнил ее поцелуи.

Джо откинулся на спинку кресла, глядя на океан невидящим взглядом. Он вспоминал.

Проснулся он от мягкого прикосновения: Сибела скользнула в его руки, прося обнять ее. Джо сделал бы это — только это, — но она поцеловала его — наконец-то поцеловала, — и…

Ночной воздух, проникающий в комнату через окно, был прохладен, но, несмотря на это, совсем скоро их кожа стала влажной от пота. Он мог бы сказать, что находится на небесах.

Но Сибела вдруг разрыдалась. Джо растерялся. В такую минуту. Он прижал ее к груди, успокаивал, говорил о своей любви, о том, что их любовь будет длиться вечно, и если она согласится выйти за него замуж…

Сибела попросила его помолчать — и просто обнять ее. А потом она заснула, прямо в его объятиях.

Джо тоже заснул, а когда проснулся, Сибелы рядом уже не было. Он поспешно оделся и умылся, а затем отправился завтракать. Шаги его были упругими, сердце пело. Да, за стенами дома шла война, немцы все еще патрулировали улицы. Но американские войска уже подходили к Сент-Элен. Си-бела принадлежала ему. А могло быть и такое, что после прошедшей ночи у них будет ребенок.

Люк-младший сидел за столом, доедая черствый хлеб и запивая его теплым козьим молоком. Сибела и Мари принесли из сада несколько корзин со свежими овощами. Когда они отправятся к немцам отдавать заштопанные носки, то попытаются продать им овощи, что даст еще немного денег.

Когда Джо сел за стол, то увидел расположившегося на скамье рядом с дверью Чарлза. Тот был небрит и выглядел усталым, словно не спал всю ночь. Перед собой он смотрел почти невидящим взглядом.

— Нога снова беспокоит? — спросил его Джо. Чарлз перевел на него красные от бессонницы глаза, какое-то время молча смотрел на Джо и только после этого заговорил:

— Да. Нога.

— Жаль. — Но Джо был в столь приподнятом настроении, что даже это прозвучало у него весело. Повернувшись к сидящим за столом, он улыбнулся, едва пересиливая желание запеть и затанцевать. — Доброе утро, Сибела. Надо было разбудить меня. Я проспал работы в саду.

Сибела бросила на него быстрый взгляд, затем украдкой посмотрела на Чарлза.

— Ты всегда поднимаешься с рассветом, — проговорила она, не поднимая глаз. — Я подумала, что тебе надо дать выспаться.

Почему она на него не смотрит?

— Я выспался прекрасно, — возразил Джо, начиная тревожиться из-за того, что она не хочет на него смотреть. — Я редко когда так спал.

Чарлз насмешливо фыркнул и поспешно отвернулся к открытой двери.

Сибела буквально швырнула бобы в сумку.

— Я бы не возражал, если бы ты меня разбудила, — сказал Джо, недоуменно переводя взгляд с Сибелы на Чарлза.

В этих двоих чувствовалась какая-то напряженность, оба старательно отводили глаза друг от друга. Слишком старательно.

Джо почувствовал, что его радужное настроение меркнет. Что, черт побери, происходит?

Возможно, Сибела снова отказалась переправить Чарлза через линию фронта? Они часто спорили на эту тему.

— Я спал очень долго, — тихо обратился Джо к Люку, — и что-то пропустил?

Люк отрицательно покачал головой:

— Ничего.

Чарлз поднялся, помогая себе палкой.

— Я, пожалуй, прилягу.

Он вышел. Сразу после этого Сибела бросила чистить стручки и стремительно двинулась следом.

Джо недоуменно поднялся, подозревая, что он должен кому-то из этих двоих прийти на помощь, — и он не знал кому. Но, услышав голос Сибелы, Джо остановился.

— Как ты смеешь? — бросила Сибела Чарлзу.

— Что? Закрыть глаза? Попытаться отдыхать? — В голосе Чарлза слышался едва сдерживаемый гнев. — Лечить эту чертову ногу, чтобы можно было уйти из этого чертова дома навсегда?

— Но не я же повредила твою ногу! — выкрикнула она. — Ты сказал мне, чтобы я…

Сибела осеклась, увидев выходящего в коридор Джо. По липу Джо было видно, что он хочет знать, что она собиралась сказать, и даже догадывается, что это, — и боится услышать подтверждение своим догадкам.

— Да, я сказал это. — Чарлз стоял уже у двери своей комнаты. Его тихий голос дрожал. — Но я не знал, что это будет для меня так больно.

Джо видел, как Сибела смотрит на Чарлза. На него она не смотрела так никогда — даже вчера, когда лежала в его объятиях.

И он понял все.

Она любила Чарлза. И было ясно как день, что и Чарлз ее любит.

Он, Джо, оказался лишь пешкой в игре, в которую играли эти двое и о которой он даже и не подозревал.

Медленно повернувшись, он направился к выходу. Когда он услышал, что Чарлз идет за ним, то побежал.

Как прошел этот день, Джо почти не помнил — где он был, что делал. Он помнил лишь, как вернулся обратно. Как бы это ни было тяжело, другого места у него не было. Кроме того, от него зависела жизнь многих людей, среди них была Сибела.

Которую он любил. До сих пор.

Она ждала Джо в его комнате, в одежде, свернувшись калачиком на его кровати.

Джо опустился на край кровати; просевший матрас качнулся, и Сибела проснулась. Свет луны освещал ее лицо.

— Джузеппе, мне очень жаль, — сказала Сибела. Это прозвучало очень искренне — но все же вовсе не сняло боли с его сердца. — Я не такая плохая, как ты можешь подумать. Я просто прошлой ночью решила, что ты… Не знаю… Что, может, я спасу себя этой ночью… Разве ты не видишь — я не могу получить того, чего хотела бы. Я всегда думала, что если мне чего-либо захочется, я это получу… — Она опустила голову. — Я ошибалась, и мне очень жаль. Но я не хотела причинить тебе боль.

Джо молчал. Что он мог сказать?

— Я действительно тебя люблю, — прошептала она. — Но не так, как ты хотел бы.

— Не так, как ты любишь Чарлза. — Он должен был знать наверняка. Джо подумал, что правда поможет ему меньше любить Сибелу. Он очень хотел, чтобы это было так.

Она не стала отрицать:

— Мне очень жаль.

Джо с трудом сдержал разочарование, ревность и гнев.

— Но он женат.

— Я знаю.

— Может, из-за денег ты…

— Нет, — почти выкрикнула она. — Мне вовсе не нужны его деньги. У меня есть свой дом. К тому же я тоже достаточно состоятельная женщина.

— Тогда я не понимаю, почему…

— Я тоже не понимаю, — вздохнула Сибела. — Все, что я знаю о нем, — это то, что он желает выглядеть циником, которому безразличен весь мир. Он даже утверждает, что не помнит, как вернулся обратно за ребенком в церковь, чтобы спасти тому жизнь. Он говорит, что никогда не сделал бы этого снова, но я в это не верю.

— И ты думала, он может… как-то спасти тебя? — Его голос прозвучал хрипло — ну да черт с ним, с голосом. Он должен знать правду, чтобы выкинуть эту любовь из головы.

— Не знаю, — призналась она. — Но когда я просто сижу рядом с ним, просто смотрю в его глаза, это наполняет меня одновременно и отчаянием, и надеждой. А я уже давно не чувствовала ничего, кроме отчаяния.

Сибела говорила отрывисто, словно ее душили слезы, однако ее глаза оставались сухими.

— Кругом одни страдания, — прошептала она. — Это так тяжело выносить. Если бы не ненависть к фашистам, я бы умерла. Но я помню, что я не одна, кто потерял своего ребенка в этой войне. Нас, должно быть, миллионы. — Ее голос дрогнул. — Мы бы могли составить целую армию. Наша ненависть, наша боль сделали бы нас непобедимыми. Но что потом? После того, как Третий рейх будет разгромлен? Что потом? Что мы выиграем?

Джо молчал.

— Только то, что немцы не убьют ребенка Марлиз. Вот и все. Но Мишеля мне никто не вернет.

И снова Джо не нашелся что сказать.

— Я выиграю эту войну с немцами, — мрачно сказала Сибела. — Выиграю или погибну. Но когда выиграю, все равно умру, потому что, когда у меня не останется ненависти, у меня не останется ничего.

— Почему ничего? — возразил Джо. — Я с тобой. — Он попытался взять Сибелу за руку, но она резко отпрянула. Он не значил для нее ничего. Как же это было больно!

— Я хотела бы тебя полюбить.

По ее лицу Джо видел, что она в это не верит.

— Может быть, так когда-нибудь и будет, — сказал он.

Сибела какое-то мгновение смотрела ему в лицо, словно пытаясь угадать по нему свое будущее, но было похоже, что ответа на свой немой вопрос она не нашла.

Сибела мягко закрыла за собой дверь. Джо понял, что надежда изгнать эту любовь из своего сердца не сбылась — и не сбудется никогда.

 

Глава 14

Келли стремительно ворвалась в спальню, напевая веселую мелодию «Малышка, заводи меня всю ночь», и быстро стянула с себя одежду.

— О мой Бог!

За компьютером сидел Том. Келли успела задержать платье в руке — еще мгновение, и оно полетело бы на стул, где сидел Том.

— Извини, — поспешно вскочил он, чуть не опрокинув стул. — Мне срочно нужно было связаться, и я не подумал, что ты вернешься. Я ухожу. — Он повернулся к компьютеру. — Только разреши мне…

— Подожди. — Келли подошла к компьютеру, глядя на изображение Торговца на экране. — Это… он?

Том старался не смотреть на оголенную спину Келли, но все же видел ее краем глаза. Темно-пурпурный бюстгальтер на розовой коже. Великий Боже!

Том сел на стул так, чтобы хозяйка комнаты стояла чуть сзади и ушла из поля его зрения.

Так о чем она спросила? Том кашлянул, собираясь с мыслями.

— Да, это м-м… — Как его имя? Надо же, не сразу и вспомнишь. — Торговец. До пластической операции.

— А как он выглядит после пластической операции? — спросила она.

— У меня нет фотографий последнего времени. Предполагалось, что в 1996 году он был убит. Даже неизвестно точно, делал он пластическую операцию или нет.

Келли наклонилась, рассматривая фотографию. Вблизи ее глаза казались невероятно голубыми.

— Неизвестно?

— На его месте я бы обязательно сделал такую операцию. — Том постарался, чтобы его голос прозвучал безразлично. — Ты не можешь оказать мне милость — надеть платье?

Келли скользнула в свое платье, затем принялась собирать разбросанную по комнате одежду.

— Ты нигде не видел пояс?

— Нет. Неужели ты никогда не пользуешься шкафом?

— Я очень аккуратно складываю свою одежду в шкаф в моей квартире в Бостоне. — Она поискала пояс в груде белья на стуле, стоявшем рядом с кроватью. — А здесь у меня много забот с отцом, да и всяких неприятностей.

Благодарение Богу, она нашла пояс. Келли немедленно начала вдевать его в петли своего платья.

— Неприятностей? — эхом отозвался Том.

— Да так, ерунда, — не стала объяснять Келли. — Это слишком мрачная тема. А сейчас у меня настроение отличное — особенно после того, как я пришла домой и увидела, что отец сидит вместе с Джо. Знаешь, а ведь они провели весь день вместе — и ни одному из них не понадобился баллон с кислородом!

Том охотно позволил ей переменить тему.

— Да, этим утром они дежурили в гостинице. Я сказал им, что это может оказаться пустой тратой времени, но они проигнорировали мои слова. Они сидели в вестибюле гостиницы, играли в шахматы и следили за всеми подозрительными людьми. — Том рассмеялся:

— Похоже, они решили тряхнуть стариной и отправились в разведывательный дозор. Я сказал им, что не разрешу мне помогать, если они буду ссориться. И они теперь не ссорятся. По крайней мере при мне.

— Спасибо тебе, — сказала Келли. — Не могу выразить, как я этому рада.

Ее глаза были очень теплыми, а платье чересчур коротким. Том старался не смотреть на ее ноги.

Ему надо уходить отсюда. И как можно скорее. А то он поцелует ее снова. А это должно произойти позже, в другой обстановке. Не сейчас…

— Расскажи мне о Торговце, — загородила ему дорогу Келли. — У тебя есть другие фотографии? Такие, где видны его глаза?

Она развернула стул Тома так, чтобы он снова смотрел на экран компьютера. Свои руки она властно положила ему на плечи — и Тому это понравилось. Слишком. «Нет, надо поскорее выбираться отсюда».

— Даже если он сделал операцию, глаз он не мог изменить, ведь верно? Взгляни, какой у него здесь жуткий взгляд!

Келли чуть потрясла Тома за плечо, и он понял, что никуда он сейчас не уйдет. Это было так замечательно — быть в ее руках.

Нажимая «мышь», Том вызвал из памяти компьютера несколько фотографий. Последствия взрыва бомбы у посольства в Париже. Пять взорванных кафе в Афганистане. Искореженный автобус в Израиле. Затем фотографии Торговца. Большинство из них было сделано с большого расстояния, и они были немного не в фокусе — однако самая последняя изображала Торговца вблизи. Компьютерный Маньяк потратил много сил, чтобы сделать это изображение максимально четким. Торговец улыбался женщине, которой предстояло стать его женой. Снимок был сделан примерно за год до взрыва в Париже.

Келли наклонилась ближе к экрану, и ее рука мягко надавила на плечо Тома. Он почувствовал сладковатый запах — но не духов, а лосьона, шампуня или мыла. Что бы это ни было, оно пахло восхитительно.

— Торговец не выглядит чудовищем. Это вполне обычный человек. Взгляни, как он смотрит на нее. Как обычный влюбленный. Он от нее без ума. Торговец не может же быть совсем плохим.

— На нем ответственность за смерть более девятисот человек, — сказал Том.

— Боже! — вздохнула она, пристально вглядываясь в фотографию. — Неудивительно, что ты до сих пор его ищешь.

— Этот человек способен на крупномасштабную и кровавую акцию здесь, в Соединенных Штатах. Это не любитель, он всегда все тщательно продумывает. Самое опасное, что его удара никто не ожидает, поскольку считается, что он убит. Здесь, в провинции, он может чувствовать себя как рыба в воде. — Том сокрушенно покачал головой:

— Но может оказаться, что этот человек и в самом деле мертв.

Это означало бы, что он полный псих, который бегает за мирными людьми и вполне заслуживает того, чтобы его списали с военной службы.

Келли успокаивающе провела рукой по его голове. Ее пальцы были сильными и прохладными. «Нет, — решил Том, — определенно пора уходить, пока я еще способен что-то соображать».

Перебарывая себя, Том выключил компьютер и поднялся, высвобождаясь из-под руки Келли.

— Мне надо принять душ. — Это прозвучало так вымученно, словно он пробежал с десяток миль.

Его глаза невольно задержались на вырезе ее платья, на округлой, мягкой груди. Когда Том посмотрел в ее глаза, он понял, что битва проиграна.

Она поняла это тоже.

Он протянул руки; Келли чуть подалась вперед, и в следующее мгновение они уже целовали друг друга — жадно, словно изголодавшиеся друг по другу, тесно прижимаясь телами.

Том стянул с Келли платье и снова принялся ее целовать — стараясь себя сдержать, чтобы вложить в поцелуи больше нежности, не быть нетерпеливым, сохранить над собой контроль.

Он наконец получил то, о чем долго мечтал, то, что столько времени оставалось для него недоступным.

Вдруг Том вспомнил о своем решении — сначала поужинать вместе и поговорить.

Тяжело дыша, он отстранился:

— Встретимся на веранде, чтобы поужинать вместе, о'кей?

Келли улыбнулась ему:

— Если это то, чего ты хочешь.

Том направился к двери, но остановился.

— Ты прекрасно знаешь, чего я хочу. Но я стараюсь, чтобы все было хорошо. Хочу, чтобы все делалось правильно.

Келли не произнесла ни слова, не возразила, не сделала вообще ничего. Она просто осталась стоять на месте, без платья, глядя на него. Она хотела его — и не скрывала этого.

— Знаешь, Келли, я хочу быть честным, — сказал Том. — Я здесь пробуду всего несколько недель. Потом мне придется уехать. Поддерживать отношения на расстоянии? Ты заслуживаешь большего.

Келли молча сделала шаг к нему.

— Мое положение сейчас… немного шаткое, — сказал Том, — но, должен сказать, я сделаю все возможное, чтобы остаться в спецподразделении ВМС, хотя порой своей профессии я бы не пожелал и врагу. Следующие несколько недель я пробуду в Болдуинз-Бридж, но это единственный случай в моей карьере, когда я остаюсь на одном месте на столь долгий срок. Я всегда в дороге, Келли, всегда куда-то направляюсь, обычно за океан. Меня часто вызывают без предупреждения, так что у меня порой нет возможности позвонить домой, чтобы попрощаться. Я просто уезжаю. А когда возвращаюсь, то не могу сказать, где был и что делал. И всегда есть вероятность, что я вообще не вернусь.

Келли сделала еще шаг и встала так близко, что он мог до нее дотронуться.

Том не смог выдержать искушения. Он дотронулся до нее. До ее волос, потом до щеки. Ее шея под его ладонью была теплой. Келли закрыла глаза и прижалась щекой к этой ладони, ее губы слегка раздвинулись. Том удивился, как мягка и гладка ее кожа.

— Со всем этим может смириться только очень сильная женщина, — прошептал Том.

Теперь уже она прикоснулась к нему, ее ладони прошлись по его лбу. А потом она открыла глаза. В них читалось желание.

— Я сильнее, чем ты думаешь.

Том не рассмеялся, он даже не улыбнулся, но Келли каким-то образом смогла понять, что он ей не поверил.

— В самом деле, — произнесла она, положив руки на его плечи.

Том поцеловал ее. Он просто не мог себя сдерживать, когда ее взгляд был столь жадным, а ее руки скользили по его телу. Он целовал ее так нежно, как мог, стремясь держать свое желание под контролем. Келли только вздохнула, когда он освободил от сорочки ее плечо.

«Иисус, да остановит ли кто-нибудь меня?» — подумал Том.

Он вернул сорочку на место.

— Думаю, нам следует себя немного сдержать. — Том не мог поверить, что эти слова произнес он сам. Но трудно было поверить и в то, что он сейчас стоит в спальне Келли Эштон, держит ее в руках, почти обнаженную, в одной только тонкой сорочке. Боже, на ее тело уже начинал реагировать его организм — и Келли наверняка это уже почувствовала.

Том знал, что ему сейчас необходимо сделать шаг назад, чтобы оставить между ними какое-то расстояние, но он не был каменным, черт побери, и он поцеловал ее еще раз. На этот раз сдерживать себя было труднее, но все же и этот поцелуй оказался деликатным, полным уважения и почти благоговейным.

Наверняка именно этого Келли Эштон и хотела.

— Малышка, я не хочу причинить тебе вреда, — хрипло произнес Том. — Я не могу предложить многого такой женщине, как ты. И сейчас…

Келли молча поцеловала его.

Его руки были осторожными, словно она могла разбиться.

Келли внезапно вспомнила свою поездку с Томом на «харлее», ту, много лет назад. Тогда она попросила Тома ехать быстро, как только он мог, как только позволяла дорога. Она хотела ощутить лицом ветер, дрожь мотоцикла на мощеной дороге.

Но он не прибавил хода. Он и тогда заботился о ней.

Слишком сильно.

В ту ночь, в машине Джо, она хотела, чтобы он взял ее — чтобы испытать еще неизведанное.

Вместо этого он отвез ее домой.

А сейчас он говорит, что не может предложить многого такой женщине, как она. Это значит: такой прекрасной женщине, как она. За всю ее жизнь никто никогда не видел в ней ничего особенного.

Люди не хотели узнать, что у нее на душе; все, что они видели, — это розовые щечки, ямочки и большие голубые глаза. Только Том видел в ней Прекрасную даму.

Может, она в какой-то мере действительно Прекрасная дама? Но что с того? Почему бы Прекрасной даме не хотеть бешеного, чувственного секса? Почему у Прекрасной дамы секс должен быть сдержанным и осторожным?

В конце концов, зачем ей обязательно длительные отношения? Почему бы ей просто не воплотить в жизнь свою давнюю фантазию и не броситься в омут страсти? Это лучше, чем одинокая и мрачная ночь.

Потом все ее ночи будут одинокими и мрачными.

Келли знала, что Том ее хочет. На этот счет не было совершенно никаких сомнений. Она это чувствовала по восставшей части его тела. Ей захотелось добраться до этой части, расстегнуть пояс Тома. Она хотела…

Она хотела слишком многого. Том, наверное, и не подозревает о ее мыслях. О том, что ей не нужна его сдержанность.

Ей нужен был тот, кто был способен, как и она, потерять голову, готовый жить мгновением.

И именно таким она всегда представляла себе Тома Паолетти.

Проверяя, права ли она, Келли поцеловала era снова, сильнее, всасывая его язык своим ртом и проводя животом по его восставшей плоти.

Она услышала стон Тома. Это было хорошо. Она почувствовала, как его руки скользнули по ее спине. Том явно хотел прижать ее сильнее, но не решился и остановился на полпути. И снова она почти физически ощутила, как он сдерживает себя. А это уже было нехорошо.

Келли знала, что Тому непросто себя сдерживать. Сдержанность была не в его характере, она появилась только сейчас — из-за нее, Келли.

Потому что она была для него Прекрасной дамой.

Келли целовала его снова и снова, долгими, глубокими поцелуями, практически молящими Тома бросить ее на кровать. Она стянула с него рубашку и начала водить ладонями по его теплой коже. Затем опустила руку к его ремню. Том застыл в удивлении — неужели она двинет руку ниже?

Должна ли двигать руку ниже его Прекрасная дама?

Его руки стали работать энергичнее, но самоконтроль все еще продолжал ощущаться.

О нет, не деликатной, вежливой любви ожидала Келли от Тома Паолетти. Ей нужно было прыгнуть в бездну. Она хотела обезуметь. С парнем, которого считали грубоватым, чуть сумасшедшим, немного диким.

— Поцелуй меня, черт побери, — взмолилась Келли. — Мне больше не шестнадцать лет. Ты можешь целовать меня, как ты хочешь!

Он использовал то, что она перестала его целовать, чтобы отстраниться и отвести ее руку от своего пояса.

— Келли, я думаю, ты хочешь…

Келли использовала одно-единственное, очень грубое, но точное слово, чтобы обозначить, чего она хочет.

— Я хочу именно этого, Томми, но каждый раз, как я тебя целую, ты словно боишься меня поранить. Поверь, это не ранит.

Том рассмеялся, но Келли заметила в его глазах удивление. Он никак не ожидал услышать от нее таких слов.

— Ты знаешь, что я уже не девушка, — продолжила Келли. — Я была замужем несколько лет. И, должна сказать, Гари не был у меня первым. Веришь ты или нет, но я люблю секс немного рискованный, немного грубый. И громкий. Скажу честно, я хочу, чтобы мы наделали много шума.

Было очевидно, что Том не знает, что сказать и что сделать. Келли могла его понять — она сама не ожидала от себя таких слов. Но все ею сказанное было правдой. Она никогда не осмеливалась произнести это раньше вслух; ее удивила собственная смелость. А ведь она еще сказала не все.

— Я знаю, что ты до сих пор думаешь обо мне как о соседской девочке, но я уже взрослая женщина, — добавила Келли. — У меня миллион скверных привычек и примерно столько же темных, ужасных мыслей. Я уже успела повидать много плохого, Том, — смерти, страдания, боль. Я хочу, чтобы ты видел во мне ту, кем я являюсь на самом деле. Позволь мне сойти с пьедестала, на который ты меня возвел, поскольку на нем я не могу жить реальной жизнью. Я не могу до тебя дотянуться с этой высоты. Я не смогу обвить ноги вокруг тебя так, как я этого хочу.

Огонь его глаз говорил Келли, что он понял ее и желает дать ей то, чего она хочет.

Хватит сдержанности. Хватит самоконтроля.

— Я не совершенство. — Ее сердце билось все сильнее и сильнее, но Келли хотела все прояснить. — Я плачу, когда мне плохо, я выхожу из себя, когда сержусь, а в минуты неудач я не нахожу себе места от уныния. Я использую бранные слова. И довольно часто. У меня есть татуировка. — Видя недоверие в глазах Тома, Келли кивнула:

— Да, есть. Небольшая, но есть. Я ужасная трусиха. Я хотела бы ложиться вечером в кровать, зная, что прожила день полной жизнью, но я ложусь, чувствуя, что я опять все упустила, потому что боялась всего на свете. Мне надоело всего бояться! Я хочу осуществить то, о чем всегда мечтала, — сделать фантастическую прическу и носить одежду, которая бы не скрывала моего тела. Я хочу прыгать с парашютом и заниматься серфингом… Я хочу, не знаю… плавать с дельфинами, проехать на велосипеде по всей Европе. Я хочу заняться с тобой любовью в кинотеатре.

Келли сама не поверила, что сказала это. Второй раз она бы не произнесла этого никогда. Но сейчас в нее словно вселился бес.

— Я хочу заняться с тобой любовью на яхте моего отца, прямо в гавани! Я хочу, чтобы ты сейчас повалил меня на постель и не отпускал бы до завтрашнего полудня. Я хочу такой страсти, о которой читала только в книгах, — секс на кухонном столе, на лестнице в спальню, в туалете пригородного поезда. Я хочу испробовать его везде: на вечеринке в шкафу гостевой комнаты — знаешь, где снимают верхнюю одежду и люди постоянно входят и выходят? Я хочу, чтобы ты ночью забрался в мою спальню через окно, чтобы разбудил меня, и мы бы занялись любовью — даже если мы уже занимались этим двумя часами раньше. Боже, я хочу ощутить тебя внутри себя…

Том поцеловал ее.

Он не мог больше сдерживать себя — ее слова пьянили его, сводили с ума. Она хотела… чтобы они в кинотеатре…

К черту ужин. К черту разговор.

То, что они хотели сказать друг другу, они уже сказали. Он сообщил, что не хочет причинить ей вреда, а она объяснила, чего от него ждет — в самых разных местах и самым разным образом.

Он хотел того же.

Том поднял Келли, и она обвила его тело ногами — точно так, как красочно только что описала. Его ладони поддерживали ее спину. Том перенес Келли на ее кровать.

Как он мог так ошибаться? Он видел только аккуратную оболочку — и не разглядел за ней реального человека. Нежная Келли Эштон казалась ему недоступной — от женщины же, которой Келли была, у него захватывало дух. От прикосновений рук и губ Келли к его груди Тому захотелось рассмеяться.

На кровати лежало ее платье. Том схватил его и швырнул на стул у компьютера, затем освободил Келли от сорочки.

Боже милостивый!

Том подумал, что именно такая фигура совпадает с его представлением о совершенстве. Ни одна женщина в его жизни не могла сравниться с этой — даже одна длинноногая супермодель, с которой он встречался несколько лет назад. В постели у них не очень получалось — и только теперь Том понял, что дело было не в нем.

Он довольно часто видел Келли в купальнике. Это было у бассейна ее отца. Но только сейчас он впервые увидел Келли без купальника.

Было удивительно, что он мог целовать ее, дотрагиваться до нее, гладить руками ее нежную кожу.

Она тоже гладила его, жадно, словно никак не могла этим насладиться, не могла поверить, что имеет такую возможность.

Том опустился на кровать. Он начал целовать шею Келли, ее плечи.

Она стянула с себя бюстгальтер — и тут Тому захотелось вскрикнуть от восторга. Но он только рассмеялся.

Келли рассмеялась тоже — и протянула руки к его поясу. Но справиться с ним ей никак не удавалось — и она просто прикоснулась к его восставшей плоти прямо через брюки. Это просто поразило Тома — он в самом деле в комнате Келли, занимается с ней любовью. Они сейчас завершают то, что начали в фургоне Джо много лет назад.

Знает ли она, как долго он этого ждал?

Том отстранился, чтобы расстегнуть пояс и освободиться от брюк и ботинок. Она привстала на колени, в ее глазах горело желание. О желании говорили и острые кончики ее грудей.

— О Боже! — прошептала Келли, когда он спустил с себя плавки.

Когда Том поднял на нее глаза, она улыбалась. Ее глаза были расширившимися от восхищения.

Том не мог не рассмеяться. Он знал, что женщинам нравится его тело, но в том, как откровенно любовалась им Келли, было что-то подкупающее.

Он снова скользнул в ее объятия, их ноги переплелись. Их поцелуй был глубоким. Ощущение от ее груди показалось Тому непередаваемым. Но когда она дотронулась до него холодной ладонью, он вздрогнул.

— Келли. — Это был скорее выдох, чем слово.

Она рассмеялась, потом опрокинула Тома на спину и принялась целовать его губы, шею, грудь. Ее волосы возбуждающе щекотали его кожу. Том оперся на локоть, чтобы…

— Боже! О Боже! — Только тут Том понял, что выкрикнул эти слова.

Больше он не успел ничего сказать. Ее губы закрыли его рот. Но он хотел видеть ее ангельское лицо, ее улыбку.

— Боже, великий Боже!

Он снова выкрикнул эти слова.

То, что она делала с ним, нельзя было назвать словом «хорошо» — это было невыразимо хорошо. Но он не хотел, чтобы их первая ночь была только такой. Он хотел, чтобы и она кричала.

Том опрокинул Келли на спину, но она привлекла его к себе и начала целовать — так же жадно, как и раньше.

На ней все еще были тонкие розовые трусики, и Том проник под них. Келли раздвинула ноги и застонала.

Громко.

Тому это понравилось. Она была готова принять его — и нисколько не пыталась этого скрыть.

И тут он увидел ее татуировку. Это был миниатюрный символ мира, меньше десятицентовой монеты, на ее левом бедре — прямо под линией трусиков.

Келли внезапно отпрянула от него и скользнула к столику у кровати, из которого вынула запечатанные презервативы. Пока он стягивал трусики, она распечатала упаковку.

Он быстро прикрыл свою плоть, и Келли поцеловала его. Затем прижалась к нему и обняла ногами.

Том обхватил ее бедра.

— Знаешь, у меня всегда была фантазия — когда мы будем делать это в первый раз, я буду смотреть в твои глаза. Он проник в нее. Глядя в его глаза, Келли улыбнулась.

— Мне всегда нравилось смотреть в твои глаза, — прошептала она. — У тебя очень красивые глаза, Томми.

То, что она делала, было так восхитительно, что Том потерял дар речи. Он смог только привлечь ее к себе, чтобы поцеловать, чтобы трогать ее гладкую, как шелк, кожу.

Они перевернулись, Том оказался наверху, надеясь, что это вернет ему самообладание.

Он ошибся.

Он потерял остатки самоконтроля, когда Келли прижала его к себе и, бешено целуя, убыстрила темп. Мир вокруг начал вертеться — но это головокружение не было вызвано травмой головы. Том никогда раньше не испытывал столь острого наслаждения, такого захватывающего душу экстаза. Ее рот, его рот, ее руки, его руки. Было трудно разобрать, где кончается он и где начинается она.

Том услышал ее стон — и не сразу разобрал, не стонет ли он сам.

Он начал двигаться быстрее, сильнее, зная, что теперь удержаться ему будет невозможно.

— Келли, — отрывисто произнес он. — Келли… Кел, это так восхитительно! Я не могу остановиться…

Она рассмеялась.

Именно в эту секунду он понял, что у нее наступил оргазм. Если бы даже он не понял этого, то об этом ему сказал бы ее крик.

А потом он испытал самое удивительное, самое прекрасное чувство, какое только испытывал в своей жизни. Келли прильнула к нему, пока Тома сотрясали волны наслаждения. Она выкрикивала его имя — снова и снова.

Это он заставил ее чувствовать себя так.

В эти секунды Том не мог думать, не мог дышать, не мог ничего — только чувствовать.

Келли.

Его дыхание стало реже. А потом наступило странное умиротворение, ощущение теплоты, в голове метались разрозненные эпизоды пережитого в последние несколько часов и дней.

Он словно вновь услышал голос Келли: «Я всегда любила смотреть в твои глаза. У тебя такие красивые глаза. Красивые глаза. Глаза Паолетти. Немного грустные. Из-за того, что приходится хранить очень много секретов. Секретов. Секретов».

Потом в его голове зазвучал голос Джо: «Ты любил Келли почти половину своей жизни».

Затем снова голос Келли: «Мне нужно, чтобы ты принимал меня такой, какой я являюсь на самом деле».

Иисус, как же Джо обо всем догадался? И как он, Том, был слеп, не видя Келли такой, какой она была! Но теперь все это позади. Далеко позади.

Том видел лицо Келли. Ее улыбку, когда они занимались любовью. Он видел ее. Ясно. Без собственных выдумок. Без ошибок. У нее оказалось прекрасное тело. Она была смешной, естественной, совершенно незнакомой.

И теперь Том мог признаться себе, что Джо был прав. Он любил эту женщину всем своим сердцем.

Том резко открыл глаза, высвобождаясь из умиротворяющего покоя, возвращаясь обратно в комнату Келли. В кровать Келли. Его лицо было погружено в волосы Келли. Том отвей ее волосы в сторону и завил локон на пальце. Это движение удивило его самого. Он действовал как сумасшедший.

Внезапно Том сел на кровати.

— Черт. — Он тяжело дышал, но теперь по совершенно другой причине.

Келли прильнула к нему:

— Что?

— Нет, — быстро обронил он. — Ничего. Я просто… знаешь, черт… Ты знаешь?

Келли тихо рассмеялась и подняла голову, чтобы поцеловать его в подбородок.

— Очень связно.

— Нет, послушай. — Тома самого страшило то, что он собирался произнести. — Скажи мне честно — тебе не показалось во мне что-нибудь странным?

Она снова рассмеялась, — Только не говори, что относишься к тем парням, которые спрашивают, — она понизила голос, — «Тебе было хорошо?»

— Нет, — сказал он. — Просто я никогда не слышал столько криков… — Он улыбнулся. — Я думаю, даже если ты испытала одну тысячную от того, что испытал я, это весьма немало.

Келли оперлась локтем на кровать.

— В самом деле? Это было для тебя так хорошо? — Она закатила глаза:

— О Боже, я сама превратилась в одного из этих ужасных парней.

Том потянулся к ней, чтобы поцеловать кончик ее груди.

— О нет, не превратилась. Сегодня был… — он постарался, чтобы это прозвучало естественно, как бы между прочим, — лучший секс в моей жизни.

Келли села в кровати.

— Bay! — На ее лице больше не было улыбки.

— Теперь насчет кинотеатра, как ты хотела, — вспомнил Том. — Ты занята завтра? Идет пара фильмов, которые я совсем не хочу смотреть.

Келли засмеялась — как он и надеялся. А затем поцеловала его.

— Это, — заметила она со сверкающими глазами, — наверняка будет очень весело.

 

Глава 15

— Как ты думаешь, отец и Джо, наверное, гадают, куда это мы запропали? — подняв голову, спросила Келли.

Том оглянулся на дверь, с ужасом вспомнив, что она открыта настежь. Впрочем, это не страшно. Джо и Чарлз их не слышали — оба старика находились в другой части дома, они сидели на втором этаже, любуясь океаном. Впрочем…

— Я не удивлюсь, если твой отец сейчас явится сюда с ружьем. — Том провел рукой по ее восхитительной спине. — Когда мне приходила в голову мысль, что я оказался в одной комнате с Келли Эштон, я всегда ее гнал, считая это невозможным.

Он думал, что это будет как в раю. Он оказался абсолютно прав.

Келли улыбнулась:

— Это для тебя странно?

— Странно — и просто замечательно.

— Кстати, я забыла тебе сказать, что вчера вечером я спрашивала отца, о чем они постоянно спорят с Джо. Ты, наверное, не поверишь, но это связано с какой-то женщиной, которая была во французском Сопротивлении.

— Сибела, — произнес Том. Келли раскрыла рот:

— Ты знаешь о ней? И до сих пор ничего мне не сказал?

— Я сам не знал, — поспешил оправдаться Том. — Я сказал наугад. Джо как-то упоминал это имя, и у Чарлза после этого начался приступ. Больше я не знаю ничего.

— Они оба ее любили. Думаю, отец любит ее и по сей день. — Келли грустно рассмеялась. — Не думала, что он способен кого-то любить. — Она откинулась назад, устроившись головой на его плече. — Не знаю, что с ней случилось. А ты?

Том вздохнул.

— Нет. Джо ничего не говорит.

Чуть отстранившись, Келли взглянула ему в лицо, а затем осторожно дотронулась до его лба.

— Ты выглядишь уставшим. Как ты себя чувствуешь?

Как он себя чувствует? Словно сошел с ума и сейчас грезит. Келли Эштон, обнаженная, лежит рядом. В это было невозможно поверить. Том поцеловал ее.

— Бесподобно.

— Голова болит? Кружится?

— У меня есть доктор в моей кровати.

— Это моя кровать, — возразила Келли. — Как ты себя ощущаешь?

Ее тон был серьезным. Это уже был медицинский опрос.

— Со мной все в порядке.

Келли села в кровати и пристально взглянула на него. Но этот серьезный взгляд Тома даже насмешил — что это за медицинский осмотр, когда сам врач в голом виде и с взъерошенной головой?

Видимо, он не смог сдержать улыбки, поскольку Келли нахмурилась.

— Ну как? — спросил Том. — Каковы результаты осмотра?

— Все же скажи мне серьезно, как ты себя чувствуешь? — снова спросила она.

— Немного — совсем немного — болит голова. Чуть-чуть, даже не о чем и говорить. Так что мы можем повторить.

Том протянул руку, но Келли отстранилась.

— А головокружения нет?

— Сказать по правде, я не уверен. От тебя, бэби, у меня точно голова идет кругом. Но все недомогание, которое я чувствую, вполне переносимо.

Улыбнувшись, Келли наклонила голову, чтобы его поцеловать. Он тут же привлек ее к себе — и снова, в который уже раз, удивился, как мягка ее кожа.

Ее голос прозвучал едва слышно, прерываясь тяжелым дыханием:

— Последний вопрос доктора. Ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы…

— Да.

Она рассмеялась, когда он опрокинул ее на спину.

— Поскольку я доктор, я обязана…

Он зажал ей рот поцелуем.

Звякнул телефон. Поначалу Келли показалось, что зазвенело у нее в ее голове, но звонок раздался снова, и Том поспешно отстранился.

— О-ох, — утомленно протянула она. — Это сотовый телефон. Какая-то неприятность в городе.

«У нее два телефона, — сообразил Том. — Два телефона на столике у кровати. Один — обычный, другой, что зазвенел, — сотовый».

Том не разжал объятий, чтобы, выскальзывая из них, Келли дотронулась до него каждым дюймом своего тела.

— Келли Эштон слушает.

Ее официальный голос словно отрезвил Тома. Нет, дело — это дело, а секс — это секс, и вещи эти несовместимы.

Услышанная Келли новость заставила ее сесть в кровати.

— Да. — Она свесила ноги, садясь рядом с Томом. — Да. И она… — Осмотрев пол, Келли нашла свое нижнее белье и начала поспешно его надевать. — Ясно. Ага.

О дьявол. Келли должна куда-то уехать.

Том молча смотрел, как она торопливо одевается. Зрелище это было красивое, но сравниться с тем, что у них было, не могло.

Придерживая телефон подбородком, Келли вытащила из кучи белья брюки цвета хаки и натянула их на себя.

Нет, она определенно собиралась куда-то уезжать. Все его тело желало еще одной энергичной встряски, а она собиралась покинуть дом.

Такое с ним было впервые. Раньше он покидал женщин, теперь же женщина покидала его самого.

До сих пор Том не знал, как это — быть оставленным и брошенным. А это оказалось скверно, даже тогда, когда есть надежда на скорую встречу.

Впрочем, ему следует помнить о характере работы Келли, которая может потребовать от нее сорваться с места в любой момент, если это необходимо. Не считаться с этим нельзя.

Внезапно Келли резко повернулась к Тому, словно вспомнив о его существовании.

— Подожди, Пэт. — Она прикрыла трубку ладонью. — Это насчет Бетси. Сегодня ей начали химиотерапию. Онколог дал ей что-то против рвоты, но это не помогает. Целый час она кашляет кровью, ее родители перепуганы до смерти. Мне в самом деле нужно…

— Само собой, — кивнул Том. — Иди. И ни о чем не волнуйся. Мы с Джо присмотрим за твоим отцом.

Келли вздохнула с явным облегчением.

— Спасибо тебе. — Она отняла ладонь от трубки. — Пэт, скажи им, что я немедленно выезжаю.

Положив телефон, Келли натянула через голову водолазку.

— Мне так жаль…

— Считай это вынужденным перерывом. Но мы вернемся к этому вопросу сегодня вечером? Детка, готовься к большому фейерверку.

Келли улыбнулась:

— Обещаешь?

— На все сто процентов.

Келли секунду постояла, словно колеблясь.

— Это так нелепо. Я говорю об этом вызове. Винс Мартин и другие врачи вполне могли бы справиться с этим делом. Мне там вообще нечего делать.

— Кроме как успокоить родителей Бетси.

— Кроме этого. — Келли завязала волосы в узел, все еще продолжая смотреть Тому в глаза. — Ты и в самом деле не возражаешь?

Том откинулся на кровати и закинул руки за голову.

— Должен признать, я бы предпочел, чтобы ты осталась. Но у меня у самого в жизни было немало внезапных телефонных звонков. И иногда мне приходилось из-за них вскакивать с кровати в самый неподходящий момент.

Келли торопливо набрасывала на лицо макияж.

— Думаю, у тебя было немало таких… неподходящих моментов, да?

В голосе Келли слышалась ревность, которую она тщетно старалась скрыть. Обычно Тома бесила чья-то ревность, но сейчас она ему польстила.

— Не много, — сказал Том. — В последнее время не было совсем.

В принципе «неподходящим моментом» он не мог бы назвать ни один случай. Он не встречал женщины, к которой настолько сильно был бы привязан, что отношения с ней можно было бы назвать любовью. Только сброс гормонов, и не более того.

— Но меня это совершенно не интересует, — сказала Келли. — В самом деле. Мне это не важно. Не знаю, почему я сказала это.

Том был рад, что она оставила эту тему.

— Позвони мне из Бостона, — сказал он. — Если, конечно, у тебя будет время.

Келли бросила взгляд в зеркало.

— Знаешь, они догадаются. Посмотрят на меня и догадаются, что произошло. Это не трудно определить. Том рассмеялся:

— Но и не легко.

— Да? — Келли повернулась к нему, глаза ее сузились. — Но по тебе-то легко. Если ты сейчас спустишься вниз, Джо и мой отец все поймут с первого взгляда.

— Твой отец совсем не старомоден.

— Да, но Джо…

Она подошла к двери.

— В холодильнике разная пища из китайского ресторанчика. Когда проголодаешься, согрей ее в микроволновке.

— Эй, а ты на прощание меня не поцелуешь?

Келли рассмеялась:

— Какой хитрец! Я тебе не доверяю. Я тебя поцелую позже, при встрече.

— Смотри не обмани.

— Ну, мне и в самом деле надо бежать. — Келли продолжала стоять у двери. — Спасибо тебе за самый лучший день, какой у меня только был. Когда-либо.

— Спасибо за… — Том запнулся. Его слова прозвучали бы как благодарность на почтовой открытке.

— Боже, — покачала головой Келли, — не могу поверить, что я наконец заполучила в свою постель Тома Паолетти — и оставляю его, чтобы поехать на работу!

Она закрыла дверь, и Том услышал ее смех.

Когда шаги Келли стихли, Том откинулся на кровать. Ему тоже хотелось рассмеяться. Он не мог поверить, что находится в кровати Келли, что она только что улыбалась ему, что она желала его, что они занимались любовью.

Том поспешно выбрался из кровати и вышел на балкон, чтобы посмотреть, как Келли садится в машину. Она не посмотрела вверх, не оглянулась. Просто села в машину и укатила.

Через несколько недель ему придется уезжать — и Том совсем не был уверен, что сделает это так же.

— Я думал, что услышу, как ты вернешься, — проворчал Чарлз, включая верхний свет. — Что это ты сидишь в темноте?

Келли не обернулась.

— Я устала. Что здесь произошло? Джо оставил записку, что ты выставил его, а Том ушел в одиннадцать, потому что ты захотел отправиться спать.

— Мне хотелось побыть одному. В последние дни мне удается побыть в одиночестве, только когда я в кровати — а в кровати я быть не хочу.

Келли услышала, как, переставляя палку, Чарлз идет по комнате.

— Лучше не подходи ко мне, — сказала она. — Я сейчас заплачу. — Она знала, что Чарлз слезы ненавидит. Старик остановился.

— О…

Бетси вряд ли выживет. Келли поняла это сегодня вечером. Химиотерапию она переносит тяжело. Но без химиотерапии рак убьет ее наверняка. Для родителей Бетси выбор невелик.

Келли сидела с четой Макенна и Винсом Мартином несколько часов, обсуждая различные препараты, которые могут облегчить или даже убрать побочные эффекты химиотерапии. Но точного ответа они не нашли и пошли на риск. Риск не оправдался. Боль не удалось заглушить.

Супруги Макенна смотрели на нее с надеждой, ожидая услышать, как можно избавить их девочку от мучивших ее болей, — но она ничем не могла им помочь.

Теперь этот ребенок должен мучиться — но эти мучения давали хоть какую-то надежду.

Хотя Келли и обещала Тому продолжить то, что они начали, секс был сейчас последним, чего бы она хотела. Получать радости жизни, зная, что у супругов Макенна такое горе, она не могла.

И вместе с тем она знала, что Том ждет ее наверху.

Сделав глубокий вдох, Келли повернулась к отцу.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросила она.

— Нет. — Он кашлянул. — Спасибо, но…

— Дать тебе таблетки?

— Я уже принял их час назад.

— С тобой все в порядке?

Чарлз покачал головой:

— Да, со мной все хорошо. Относительно хорошо.

Так почему же он явился сюда? Он так всегда оберегает свое одиночество… А! Похоже, отец знает, что произошло у них с Томом сегодня днем.

— Может, помочь тебе переодеть рубашку? — бросила Келли пробный шар.

Возможно, он видел их. Когда-то подобные вопросы Чарлза не волновали, но кто знает, как он воспринимает вещи сейчас, при его скверном физическом состоянии.

— Нет, — резко возразил Чарлз. — Я только хотел…

Келли терпеливо ждала.

— Я хотел бы поговорить. Но если ты себя плохо чувствуешь… Ладно, это можно сделать и позже. — Повернувшись, он двинулся по коридору.

Ее отец хотел с ней поговорить? Это было удивительно! Что могло послужить этому причиной? Может, он хранил что-то, чтобы сообщить ей в самый последний момент, перед смертью? Или, может, он пожелал рассказать ей о той француженке, о которой упоминал накануне? Неужели это было всего лишь прошлой ночью? Казалось, прошел миллион лет.

Или он просто узнал о ней и Томе?

— Погоди! Отец! — Келли стремительно бросилась за отцом. — Папа!

Чарлз остановился и начал поворачиваться. Было видно, с каким трудом ему дается даже небольшое движение. У Келли сжалось сердце. Отец слабел буквально с каждым днем, — Поговори со мной. — Она потянула отца обратно в гостиную и буквально усадила в кресло. Потом принесла ему подставку под ноги. — Я здесь. Что ты хотел мне сообщить? Я умираю от желания выслушать.

— Это совсем пустяки. Я просто… — Он старался не смотреть ей в глаза.

— Просто? Ну так и скажи, раз просто, — настаивала Келли.

Чарлз наконец взглянул на нее. Он даже протянул руку, чтобы коснуться ее волос.

— Ты в детстве была очень хорошеньким ребенком. Я всегда боялся Тома Паолетти, когда он жил с Джо в их домике. Я видел, как он смотрит на тебя.

О Боже. Это о Томе!

— Знаешь, я уже большая девочка. Я вполне могу сама позаботиться о себе.

— Ты всегда о себе неплохо заботилась. Знаешь, мне пришло в голову, что ты можешь упустить возможность дать позаботиться о тебе кому-то другому. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Келли не понимала. Она отрицательно покачала головой.

— Том. — В голосе Чарлза послышалось нетерпение. — Мы сейчас говорим о Томе.

— А, — протянула Келли. — В самом деле?

— Он хороший человек, Келли. О Боже. Не думает же ее отец…

— Да, — согласилась она.

— Я просто хочу удостовериться, что ты знаешь это, — с трудом произнес Чарлз. — Я никогда не говорил тебе этого.

— Папа, я всегда знала, что ты высокого мнения о Томе.

— Я начал думать о нем немного поздновато, — произнес Чарлз. — Поскольку ты сама сказала… Ты знаешь, что я имею в виду.

О Боже. Ее отец думает, что она и Том…

— Я не собираюсь выходить за него. Мы не… Он не… — Келли покачала головой. — Мне жаль, но я должна тебя разочаровать. Не в первый раз.

— О, — грустно протянул Чарлз. — Я думал… Я надеялся… — Он внимательно посмотрел ей в лицо, словно что-то искал, затем вздохнул. — Это было бы так хорошо. Я просто подумал, что если бы Том стал заботиться о тебе, вы вдвоем могли бы позаботиться о Джо.

Так вот в чем дело! Ее отец волнуется, что станется с его дорогим другом Джо после того, как сам он умрет.

Спазм сжал ей горло. Келли взяла отца за руку.

— Я позабочусь, чтобы с Джо все было хорошо, папа. Обещаю.

Чарлз дотронулся до ее волос, его глаза были печальны.

— Но кто позаботится о тебе?

Том сидел за компьютером, пребывая в недоумении.

Он слышал, как еще час назад машина Келли въехала в ворота. Трудно было поверить, что она не заметила свет в своем окне.

Келли вернулась домой, но почему-то не желает подняться наверх.

Келли не позвонила ему из Бостона, не позвонила и из своего автомобиля.

Впрочем, у этого могли быть причины — она забыла сотовый телефон дома, а приехав домой, сразу отправилась проведать своего отца. Все это требует времени.

Перед тем как появиться в комнате Келли, Том принял душ и тщательно побрился.

Он даже обдумал текст своего обращения к ней. Первым в голову пришел следующий вариант: «Слушай, Келли, через три с половиной недели мне надо возвращаться в Калифорнию. Что ты скажешь, если эту чертову дорогу мы проделаем вместе? Давай рискнем. Знаешь, мне ни к чему эти телефонные звонки, электронная почта. А приезжать я смогу только раз в несколько месяцев или около того…»

Потом Том изменил свое обращение: «Слушай, Кел, знаешь, через три с половиной недели я возвращаюсь в Калифорнию, может, ты поедешь со мной?»

Но самым лучшим был следующий вариант: «Слушай, Кел, через три с половиной недели, когда я провалю врачебное обследование и меня вышвырнут из военно-морского флота, когда я стану бездомным и безработным, а к тому же буду аттестован как псих, когда я буду мучиться от отчаяния и впаду в депрессию — поскольку я еще и лысею, — не пожениться ли нам?»

Это обращение понравилось ему больше всех других. По-видимому, он и в самом деле сумасшедший. Тем не менее он ее хотел. И очень сильно. На сегодняшний вечер и навсегда. Все вечера, когда она будет появляться в их доме, он будет набрасываться на нее еще в прихожей. Хорошо бы их работа кончалась в одно и то же время. Да, надо продумать все их будущее. Свадьба будет простой и тихой, с Джо и Джазом в качестве свидетелей. А как назвать детей?

Гм, а ведь все эти размышления говорят о том, что он и в самом деле ее любит. Это та любовь, что, как считают, длится вечно.

Или это не так? Может, это Келли, глядя в его глаза, нашептала ему о любви? От такой мысли у Тома закружилась голова. Боже, как он хотел, чтобы она его любила!

Он хотел ее здесь и немедленно.

Если бы это он въехал в ворота, то взлетел бы по лестнице через три ступеньки…

Но наконец дверь отворилась, и через порог шагнула Келли.

Закрыв за собой дверь, Келли прислонилась к ней. Странно, но она избегала взгляда Тома.

— Привет. — Улыбка далась ей с большим трудом.

А потом Келли разрыдалась. Как ни пыталась она себя сдержать, как ни вытирала слезы, но Том видел, что Келли просто вне себя от горя. Он в нерешительности поднялся.

— Надеюсь, ты не возражаешь, что я…

— Конечно, нет, — отрывисто ответила Келли, проходя в комнату, чтобы поставить сумку рядом со шкафом. — Я же говорила — пользуйся компьютером, когда захочешь.

Он здесь не ради компьютера. И она это наверняка знает.

— Что-то случилось? Ты…

Опустившись на кровать, Келли принялась снимать туфли.

— Со мной все прекрасно. Я… Мой отец умирает. У моей пациентки только двадцать процентов вероятности выжить. — Она с силой швырнула с ноги в шкаф сначала одну туфлю, затем другую.

Том сел рядом с ней.

— Дела у Бетси совсем плохие?

Келли кивнула:

— Да, это так.

Том взял ее руку и начал мягко массировать пальцы.

— Мне и в самом деле очень жаль.

Келли перевела взгляд на свою руку.

— Боже, Том, я так устала. У меня было два очень напряженных дня и…

— Похоже, тебе надо помассажировать спину. — Может, так можно снять ее напряжение. — У Джо есть прекрасная коллекция французских вин. Я могу взять бутылочку.

Резко выдернув руку, Келли поднялась с кровати.

— Послушай. — Ее голос дрожал. — Я помню, что тебе обещала, но… Мне очень жаль, но у меня нет настроения.

Том не знал, что ему следует сделать. Уйти? И оставить ее одну, в таком угнетенном расположении духа? Только не это. Может, удастся ее подбодрить?

— Как насчет массажа?

Келли повернулась к нему:

— Это насчет секса?

— Я не заметил, чтобы ты хотела секса, — я говорил только насчет массажа.

— А это не то же самое? У меня стакан вина и массаж всегда заканчивались сексом.

Том смутился. Да, в глубине души он надеялся на это. Но вообще-то массаж и секс не обязательно должны быть связаны.

— Должен сказать, я никогда не занимался сексом с женщиной, которая не была к этому расположена.

— А они становились расположены после твоего знаменитого массажа, — резко возразила Келли. — Но я не желаю к чему-либо располагаться. Ясно это тебе?

Это был отпор.

Ее голос дрогнул.

— Я знаю, что это звучит ужасно, Том, после того, что между нами было днем. Но я хочу, чтобы ты понял, что мне сейчас не нужно ничего, кроме как залезть в постель и уснуть. Так что и тебе сейчас лучше отправиться спать.

Том поднялся. Чего-то у него не получается с этой дамой.

— Неужели ты думаешь, что единственное, что мне от тебя нужно, — это секс? — Он с трудом сдерживался, чтобы не повысить голос. — И что я не захотел бы провести с тобой время без этого?

Да, именно так она и думала. О Иисус! Это просто читалось в ее глазах.

— У тебя не возникало мысли, — заговорил он все-таки громче, — что когда ты вошла в эту комнату и разрыдалась, мне просто захотелось остаться с тобой и узнать, что произошло.

Келли устало вздохнула:

— У меня много проблем, Том. Пожалуйста, оставь меня сейчас. Просто уйди.

Том удивленно взглянул на нее. Что же это за любовь, если тебя гонят прочь? По всей видимости, он ошибался в чувствах Келли к нему. Он хотел быть с ней всегда, она — только иногда, в постели. Ведь он славился в Болдуинз-Бридж как непревзойденный трахалыцик.

Внутри у Тома что-то оборвалось, его губы поджались.

— Хорошо. Прекрасно. Когда захочешь секса, позвони. Я, ты знаешь, мальчик по вызову.

Он вышел не оглянувшись.

 

Глава 16

— Том!

Том уже проделал половину пути к коттеджу Джо. На крик он никак не отреагировал.

— Том, подожди.

На этот раз Том остановился и медленно повернулся. Келли увидела на его лице гнев.

— Извини. — Она подошла к балконному ограждению. — Я наговорила много лишнего и…

Ее лицо было трудно различимо в тени из-за яркого прожектора на гараже. Том медленно, явно нехотя, подошел к балкону.

— Так я нужен только для секса, — е трудом выдавил он.

— Я так тебе не говорила. Просто, раз у нас впереди несколько недель, я подумала…

Том оторвал взгляд от роз и посмотрел вверх.

— У тебя со всеми был только секс? — Его глаза наконец остановились на ней, и Келли не увидела в них той теплоты, которую так в нем любила. На этот раз в них была только злость. Нет, этого она не заслужила. Келли медленно покачала головой. — И вот теперь выбор пал на меня. Почему именно я тот парень, с которым можно заняться сексом? С чего бы такая честь, Келли? Я отвечу. Том Паолетти всегда славился как непревзойденный мастер этого дела. Ты этого хочешь? Ты получишь это.

Он начал взбираться на балкон, и Келли поспешно отступила.

— Не надо.

— Хорошо. Отлично. Ты меня боишься. Прекрасно! — Том поднял голову, чтобы взглянуть на нее. — Четырнадцать лет я служил в экипаже «Морских львов». Четырнадцать лет я был человеком, которого все уважали. Я — командир элитной и самой знаменитой во всем флоте группы спецподразделения ВМС. До всего этого ты относилась ко мне как к человеку — а теперь оказывается, что для тебя я только трахалыцик.

— Это не правда! — возразила Келли. — Ну, не совсем правда. Я думала… — Она запнулась.

Том продолжал стоять, ожидая ее объяснений.

— Я не хочу все запутывать, — прошептала она. — Я не хочу ничего серьезного. Я считала, что ты не против легкой летней интрижки. — Келли оперлась на ограждение балкона. — Том, ты же сам говорил, что никогда не любил по-настоящему.

— Это правда, — подтвердил он. — Ты абсолютно права. — Он действительно не любил. Он еще не знал точно, как можно было назвать это чувство.

— Извини. Но я не боюсь тебя, не думай так. Я боюсь себя. Если ты подойдешь слишком близко… Том зло засмеялся:

— Да, я такой неотразимый.

— Это так и есть, — сказала Келли, вытирая лицо ладонью, словно она плакала. У Тома от этого жеста сжалось сердце. Он вовсе не хотел довести ее до слез. — Разве ты не чувствуешь этого? Даже когда ты внизу, а я наверху.

— Да, я чувствую это, — проронил Том, уходя. Он определенно чувствовал. Это просто смешно, что в «этом» он когда-то подозревал любовь.

11 августа

Когда Келли въехала в ворота, рядом с фургоном Джо стояла машина, на которую она поначалу не обратила внимания. Мало ли кто мог сюда заехать.

Но потом, когда она присмотрелась, вышедшие из машины люди показались ей необычными. Водителем был весьма колоритный негр очень высокого роста. Было просто удивительно, как этот человек помещался в столь маленьком автомобиле.

Из противоположной от водителя дверцы выбралась женщина весьма атлетического телосложения. Из одной из задних дверей появился длинноволосый парень лет двадцати, с тонкими усиками и козлиной бородкой, в солнцезащитных очках и с цепочками на ботинках. Оказавшись на асфальте, парень потянулся и от души зевнул.

Какое-то мгновение Келли была в недоумении — к кому это прибыла столь красочная команда? Утром Келли звонила в Ассоциацию приходящих сиделок и просила подыскать хорошую сиделку для отца. Она особо упирала на то, чтобы у этого человека было чувство юмора. Но эта троица, хотя в ней чувствовалась бездна юмора, на роль сиделок как-то не подходила. Скорее, она бы годилась в команду борцов. И только тут Келли вспомнила, что говорил ей Том. Так это же его сослуживцы! Ну конечно, они должны были приехать этим утром.

Она, видимо, слишком устала, и память начала давать сбои. Ночь Келли почти не спала, ворочаясь в кровати. После разговора с Томом это было неудивительно. Утром, едва поднявшись, Келли попыталась его разыскать, но Тома нигде не было видно.

В этом тоже не было ничего странного. Но все же Келли решила, что она должна что-то ему сказать — хотя бы то, что очень сожалеет о происшедшем.

Но увидела Тома она только сейчас, когда припарковывала машину и очищала сиденье от крошек, поскольку в дороге ела сандвичи.

Том глянул в ее направлении только мельком, его широкая улыбка предназначалась лишь его друзьям.

— Привет.

Том поздоровался за руку сначала с чернокожим, затем с молодым парнем и, наконец, с женщиной.

Женщина. Хотя Келли и устала, но немедленно отметила эту странность. Насколько она слышала, отряд «Морских львов» был исключительно мужским. Ни одной женщины.

Выбираясь из машины, Келли заметила, что при рукопожатии Том задержал руку этой женщины. А та выглядела просто великолепно — со смуглой кожей, огненно-рыжими волосами и живыми глазами. Красивбе гибкое тело имело совершенные пропорции и при этом в мышцах чувствовалась мощь. Поражала ее осанка. Осанка была просто королевской.

— Большое спасибо, что нашли время приехать, — сказал Том ей и молодому парню. Затем обернулся к чернокожему. — Полагаю, Джаз вам сообщил, что все это может оказаться ложным вызовом.

Голос женщины прозвучал мелодично; он вполне соответствовал ее внешности.

— Сэр, я уже сказала лейтенанту Джекету, что по своей воле взяла неоплачиваемый отпуск, чтобы помочь вам — даже если мне доведется прикрывать только вашу тень.

Том грустно улыбнулся:

— Похоже, так оно и произойдет. Но пожалуйста, не будем обращаться официально. Могу я называть вас просто Элиссой?

Келли остановилась как вкопанная. Том пускал в ход тот шарм и ту нескрываемую чувственность, благодаря которым многих поймал в сети, в том числе и ее.

Элисса ответила Тому улыбкой. Эта улыбка была ослепительной, показывающей белые, как фарфор, зубы.

— Вы можете называть меня так, как хотите, но я бы предпочла обращение «Лок».

Келли взглянула на Тома, ожидая, когда он посмотрит на нее и представит своим гостям, но тот никак не отпускал руку Элиссы.

Наконец он разжал руку — однако на Келли так и не взглянул.

— Пусть будет Лок. Тогда называйте этого парня Джаз, а не лейтенант Джекет. А когда придумаете, как обращаться к этому длинноволосому голодранцу, — Том хлопнул молодого парня по спине, — дайте мне знать, о'кей? Папа дал ему имя Роджер Старрет, но я никогда не слышал, чтобы его так называли. Он то Хьюстон, то Ринго, то Сэм. Иногда — Боб. Он божится, что все свои клички получил за дело, но я так и не понял, за что именно.

— Лучше зовите меня Сэмом, мисс Лок. — У парня оказался сильный техасский акцент. Слишком сильный — похоже, парень им бравировал, подчеркивая, из каких он мест.

Похоже, это подействовало — дама внимательно посмотрела на него.

— Зовите меня Лок, — сказала она.

— А меня… — начал Том.

— «Лейтенант», — прервал его Джаз. — «Лейтенант» вполне хорошо звучит.

— А меня зовите Томом, — твердо закончил Том. — На время всей операции забудьте слово «сэр».

Джаз поморщился, словно съел что-то кислое.

— А теперь, — объявил Том, — вам нужно познакомиться с другими членами нашей команды.

Только сейчас он впервые взглянул прямо в глаза Келли. Она постаралась, чтобы на ее лице читалась просьба ее простить.

— Это мой дядя Джо Паолетти, — продолжал Том, — и мистер Чарлз Эштон, любезно предоставивший восточное крыло своего дома в полное наше распоряжение. Там мы будем спать, там же будет и наша штаб-квартира. Джо и мистер Эштон — ветераны Второй мировой войны. Мистер Эштон воевал в армии — в Пятьдесят пятой дивизии, — а Джо служил в Управлении стратегических служб. Эти двое вызвались нам помочь.

Келли показалось, что Том хотел бы еще произнести: «А это Келли, которую интересует только секс со мной». Уж лучше не представлять вообще, чем представить таким образом.

Келли сделала шаг вперед.

— Я тоже хочу в вашу команду. — Она протянула руку Джазу:

— Привет, я Келли Эштон. Рада с вами познакомиться. Вы ведь Джаз, верно?

Она пожала руку Сэму-Роджеру-Бобу и прочая, а затем Элиссе Лок. Но Элисса не только ответила на приветствие. Она изучающе смерила Келли холодным взглядом зеленых глаз.

«Не выйдет, — постаралась сказать глазами и улыбкой Келли. — Том мой, детка. Руки прочь».

Том отреагировал на ее приветствие лишь мимолетным взглядом.

— Доктор Эштон имеет в Бостоне педиатрическую практику, — доложил он своим коллегам. — Но ее роль в нашем деле очень мала.

— Это изменится, — сообщила ему Келли. — Я беру отпуск на следующие три недели. Я уже говорила с моими коллегами об этом.

Том внимательно посмотрел на нее. В первый раз за весь день их глаза встретились. «Извини, — мысленно взмолилась Келли. — Извини, извини».

— Хорошо. Ладно, — сказал Том. — У нас в команде будет доктор. Но я надеюсь, что помощь доктора нам не понадобится.

На душе у Келли было совсем скверно, когда она вела всю эту команду в дом. Ее молчаливая мольба о прощении явно осталась неуслышанной.

— Ты один?

Том поднял голову от компьютера — одного из тех компьютеров, что были привезены утром. Том, Джаз, Сэм и Лок поставили компьютеры в одной из комнат восточного крыла огромного дома Эштонов.

Когда-то эта комната называлась музыкальной — в ней до сих пор находился огромный рояль, который команда Тома отодвинула в угол. Вместо него были установлены столы; на стенах появились щиты из пробкового дерева.

Джо и Чарлз потратили час, чтобы развесить на этих щитах фотографии Торговца.

— Куда все подевались? — спросила Келли. Том повернулся на крутящемся стуле.

— Твой отец дремлет наверху. Джо с ним. Моя команда отправилась изучать город, особенно окрестности гостиницы и гавань. Лок, по всей видимости, хочет проверить здание церкви. Они ищут хорошие позиции для снайперов.

— Но ты говорил, что Торговец специализируется на бомбах в автомобилях.

— Это так. Но я хочу учесть все возможности.

Келли двинулась вдоль стены, изучая фотографии.

— Все это так… впечатляет.

— Тебе что-нибудь нужно? — резко оборвал ее Том. — Я должен еще заказать автофургон.

Келли бросила на него тревожный взгляд. Потом нерешительно начала:

— Да, я хотела… поговорить с тобой. Утром я смогла провести небольшое исследование по поводу пациентов, страдающих паранойей после сильной травмы головы.

— А, ты здесь как доктор.

Келли отрицательно покачала головой:

— Нет, я… — Она сделала глубокий вдох. — Я здесь как друг.

Том промолчал. Он ждал продолжения.

— Чем больше я читала, — сказала Келли, мысленно преображаясь в доктора Эштон, — тем больше приходила к убеждению, что паранойи у тебя нет. — Она шагнула к Тому. — Признаки паранойи не имеют таких специфических черт, какие имеются в твоем случае. Паранойя связана с приступами беспокойства и ярко выраженным чувством преследования. Страх перед каким-то одним конкретным человеком при паранойе не встречается. К тому же при паранойе человек боится только за себя.

— То есть либо мой случай столь необычен, что заслуживает упоминания в медицинских трудах, либо…

Келли подошла ближе.

— Либо у тебя нет паранойи. Может, ты и в самом деле видел Торговца. Я думала об этом весь день и пришла к выводу, что ты не должен ограничиваться только этим. — Она обвела рукой комнату. — Думаю, тебе следует кому-нибудь позвонить. Сообщи властям, что ты видел этого человека здесь, в Болдуинз-Бридж.

Она была так близко от него, что Том чувствовал аромат ее духов.

— Ну, я уже сделал один такой звонок, — нахмурился он. — Не так давно. Но никто не отнесся серьезно к моим словам. Если я буду лезть еще, мне можно распрощаться со своей карьерой. Я же говорил тебе об этом контр-адмирале, Такере. Он несколько лет имеет на меня зуб. Не сомневаюсь, что он воспользуется подходящей ситуацией, чтобы выставить меня с флота. — Том горько рассмеялся. — Это, может, звучит как мания преследования. Но это правда. Адмирал Кроули прямо сказал мне об этом.

— А если обратиться в ФБР? Ты можешь им позвонить?

— Да. Могу. Там был один парень, которого я знал по экипажу «Морских львов». Но прежде я хочу найти что-то конкретное. Если мое собственное начальство мне не верит, почему должны поверить люди со стороны?

— Должно быть, тебе сейчас совсем плохо, — мягко предположила Келли.

Том поднялся со стула.

— Давай все проясним. Если ты доктор моей команды — это один разговор. Если мы любовники, все, что мы…

— Я хочу, чтобы мы были друзьями. — Келли чуть покраснела.

— Этого я не понимаю. Прошлой ночью ты сказала: все, что ты хочешь, — это…

— Я пришла сюда извиниться, — сказала Келли. — Прошлой ночью я…

Том сделал к ней шаг.

— Извинения приняты. Потому что ты знаешь, что была права.

Он стоял всего в футе от нее — достаточно близко, чтобы увидеть все в ее глазах. Все, что она чувствовала. Беспокойство. Надежду. Желание.

Желание.

Том знал, что Келли пришла сюда потому, что не могла больше быть вдалеке от него — тогда как он вполне мог быть вдалеке от нее.

Она пришла сюда просто извиниться — затевать разговор она не собиралась. И вместе с тем она хотела его, хотела секса. Но вбитые в нее правила приличия не давали ей в этом сознаться.

Том дотронулся до нее. Лишь пальцем, который скользнул по ее щеке.

Келли вздрогнула, и он понял, что был прав.

— У нас есть несколько недель, — сказал он ей — но и себе тоже. — Давай не терять ни секунды.

Том поцеловал ее, и Келли словно взорвалась, обрушив на него буквально град поцелуев — яростных, безумных. Она почти сшибла Тома с ног.

Он поцеловал ее еще раз — сильнее, глубже. Келли обхватила его руками, и их тела слились.

В голове Тома мелькнула мысль — если ей нужен секс, пусть его получит. Его сердце ей не нужно — придется сохранить его для себя.

На этот раз — и во все последующие разы — это будет только секс.

Том спустил вниз эластичные бретельки ее топика, открывая грудь, и тут же прильнул к этой груди руками и губами.

Он почувствовал ее руки на резинке своих шорт, ощутил, как пальцы проникли под шорты, нашли то, что искали…

Но, Боже, дверь была широко открыта. В нее в любое мгновение мог войти кто угодно. Келли могла закрыть дверь, когда входила — может, она специально не стала ее закрывать? Она обожала риск — она сама говорила об этом.

Но быть застигнутым без штанов своими товарищами по команде или отцом Келли Том не хотел.

Однако в комнате был шкаф, переполненный давно вышедшей из моды верхней одеждой, которую Эштон уже никогда не наденет. Секс в шкафу, наверное, должен быть очень, очень забавным.

Том повлек Келли к шкафу и затащил ее внутрь. В шкафу оказалось темно и душно, ужасно пахло средством от моли.

Черт, дверца изнутри не защелкивалась. К тому же океанский бриз тут же ее приотворил, впустив немного света и свежего воздуха — а также подвергая их риску быть обнаруженными. Любой все еще мог войти в самый неподходящий момент.

Но Келли целовала его так горячо, что Том решил — будь что будет.

Он спустил шорты, стянул с себя рубашку и…

На Келли не оказалось никакого нижнего белья.

Она лишь простонала, когда он прикоснулся к низу ее живота.

— Пожалуйста, — выдохнула она, вкладывая ему в руку презерватив, принесенный, должно быть, ею в кармане.

Презерватив. Без одежды. Эта женщина пришла подготовленной.

Для секса. Только секса.

Том быстро надел презерватив, после чего поднял Келли на руки. Затем стянул с нее длинную юбку, и в следующее мгновение Келли обвила его тело ногами, а он вошел в нее.

Простонав от наслаждения, Келли прижалась к Тому. Он продвигался внутрь, с силой и ритмом, которые были несколько грубоваты, но Келли этого и хотела.

— Больше, — прошептала она. — Я хочу больше.

Том прижал ее к задней стенке шкафа и вошел так глубоко, как только мог. Келли жадно хватала ртом воздух. Возможно, он вошел слишком далеко.

— Не позволяй мне распускаться, — прохрипел он.

— Ты не распускаешься, Том, пожалуйста, Том, ты не…

— Том?

Том застыл. Келли тоже замерла, глядя ему в глаза.

Кто-то входил в комнату.

— Его здесь нет, — произнес знакомый техасский говорок энсина Старрета.

Том и Келли находились среди завернутой в полиэтилен зимней одежды. Если бы Том отпустил Келли, полиэтилен зашуршал бы, выдавая их присутствие. Лучше всего было не двигаться. Застыть совершенно неподвижно. Когда его плоть была глубоко в ее теле.

Боже!

Том почувствовал, как по его спине сбегает струйка пота.

— Ты уверен? Могу поклясться, что я слышала голоса. — В комнате была и Лок.

Келли все еще внимательно смотрела в глаза Тома. Но потом медленно наклонилась вперед, чтобы его поцеловать.

— Том? Эй, Томми, ты спрятался под столом или внутри этого рояля? — рассмеялся Старрет. — Нет, его здесь нет.

В это время Келли поцеловала его — медленно, очень медленно и совершенно беззвучно.

Пот по спине Тома катил уже градом.

Лок фыркнула.

— Похоже на то. Будь он здесь, то никогда бы не снес твоего «Томми».

Келли так же беззвучно подалась назад. Глядя в ее глаза, Том видел в них страсть. Эта женщина любила секс. Она и в самом деле хотела…

И он начал снова. Медленно выходить и входить в нее.

Келли улыбнулась, зажав зубами нижнюю губу. На ее лице было написано блаженство. О да, ей очень это нравилось.

— Ладно. Бери карту. Джаз ждет в машине.

Тому нравилось тоже. И потому он повторил это еще раз. И так же бесконечно медленно.

— Пойдем, дорогуша.

Голос Лок был словно из железа:

— Я знаю, что мы должны, прикрывая свое задание, использовать фамильярное обращение, но пока мы одни, энсин, не будете ли вы любезны обращаться ко мне «лейтенант». Вам ясно?

Том начал медленно выходить из Келли. Келли чуть застонала, и Том поспешил накрыть ее рот своими губами.

— Да, мэм, — уныло произнес Старрет, когда они с Лок покидали комнату.

И вовремя.

Потому что Келли уже кончала. Том это чувствовал, продолжая совершать медленные эротические движения.

Она пыталась сдержаться — но все же стонала, и это заводило самого Тома.

И он начал двигаться быстрее. Сдерживать себя он больше не мог. Кровь побежала по венам, и его охватила волна острого наслаждения.

Секс. Это был секс. Только секс.

И, надо сказать, просто непередаваемый.

Том знал, что он должен был бы радоваться. Красивая женщина пришла к нему, не скрывая своего желания.

И ему не было нужды приглашать ее на ужин, развлекать разговором.

Он мог бы сейчас просто натянуть шорты и уйти.

И он почти сделал это. Почти ушел, не произнеся ни слова.

Но только почти. У самой двери он совершил ошибку — повернулся и посмотрел на Келли. Она стояла около шкафа, продолжая тяжело дышать, в мятой юбке, со спутанными волосами. И он снова захотел ее. Захотел того, что было физиологически невозможно. Не так скоро. И тем не менее…

— Не запирай дверь в свою спальню, — сказал ей Том; его голос все еще был неровным, — если хочешь, чтобы я пришел к тебе сегодня ночью.

Она бросила на него умоляющий взгляд:

— Том, пожалуйста, мы могли бы…

Он не хотел сейчас ничего слышать, не хотел говорить. В конце концов, именно таких отношений она и хотела.

— Нет, — отрезал он и стремительно вышел.

 

Глава 17

— Джо, не окажешь ли мне одну услугу? — спросил Том. — Сможешь через пятнадцать минут подбросить меня на железнодорожную станцию?

Келли встряхнула лед в стакане с лимонадом и только потом повернулась к Тому.

Он смотрел на Джо; в его фигуре, в желваках на скулах чувствовалось напряжение. Сейчас Том был одет лишь в джинсы, футболку, бейсбольную кепочку и шлепанцы.

— Мне нужно взять внаем грузовой фургон с затененными окнами; Джаз хочет создать в нем пост наблюдения, — объяснил он. — Нужный фургон я нашел только в Суомпскотте, но они открыты только до двенадцати. Следующий поезд до Суомпскотта через двадцать две минуты.

— Ты проделаешь весь обратный путь от Суомпскотта один? — удивилась Келли.

Взгляд Тома чуть задержался на ней. Келли успела причесаться и привести в порядок свой макияж. Вряд ли Том догадывался, что она разрыдалась после его ухода — такого холодного, такого внезапного. Словно он имел дело с…

Келли кашлянула.

— Вдруг у тебя снова закружится голова?

— Не закружится, — ответил он. Джо, который уже намеревался было подняться, передумал.

— Ты уверен, что достаточно хорошо чувствуешь себя для этого?

— Я чувствую себя великолепно, — раздраженно бросил Том. — У меня болит голова, но я потратил три часа, разыскивая этот фургон по телефону. Если бы у меня не было от этих звонков головной боли, это было бы чудом. И если я опоздаю на этот поезд…

— А почему бы мне не отвезти тебя в Суомпскотт? — спросила Келли. Ее губы пересохли от страха — и что он откажется, и что он согласится. О чем они будут говорить на протяжении сорокаминутной поездки? — Ты можешь не успеть на поезд, Том. А я доставлю тебя прямо на место.

Он отрицательно покачал головой.

— Спасибо, но нет. Я тебя об этом не просил.

— Не просил. Я сама вызвалась.

Джо и Чарлз удивленно переводили взгляд с Тома на Келли, подозревая, что в их диалоге есть какой-то потаенный подтекст — но, к счастью, они его не могли разгадать.

— Спасибо, но нет, — повторил Том. — Джо, так ты отвезешь меня к поезду?

Келли резко поднялась, чуть не уронив стул.

— Черт побери! То, что я сказала прошлой ночью, вовсе не означало, что мы никогда не должны разговаривать друг с другом. Я хочу, чтобы мы остались друзьями, Том!

Том не шевельнулся, никак не отреагировал, даже не моргнул.

Этого Келли вынести не могла. Черт с ним, что отец и Джо смотрят на нее. Она подошла к Тому и поцеловала его — долгим и глубоким поцелуем.

— Моя дверь будет открыта сегодня ночью. — Ее голос задрожал от еле сдерживаемых чувств. — Но если ты придешь, будь готов поговорить.

И она скрылась за дверью.

Чарлз решил проехаться до станции вместе с Томом и Джо.

Поскольку доехать до станции можно было всего за три минуты, было решено по дороге остановиться в магазинчике при пасеке: Том хотел купить бутылочку пепси, чтобы утихомирить головную боль, определенно усилившуюся после той сцены, что устроила ему Келли.

Сидя на заднем сиденье, Чарлз пытался уверить себя, что все увиденное его не касается. Его дочери уже тридцать два года; если у нее и существуют какие-то отношения вне брачных уз, это не его дело. В конце концов, на дворе двадцать первый век. Ему самому не следовало идти в церковь со своей первой женой, Дженни, — это избавило бы его от кучи неприятностей и сохранило бы немало денег.

Том вернулся к машине с бутылкой пепси в руке, и вскоре Джо уже катил по Норд-стрит.

Подъезжая к станции, Чарлз вдруг вспомнил другую поездку, на поезде, которую он совершил вместе с Джо во Франции. С ними была Сибела, а также Люк-младший, этот недоносок. Они получили шифрованное сообщение по специальной частоте французской службы Би-би-си. В сообщении было задание разрушать коммуникации немцев, чтобы не допустить переброски войск. Бои во французской глубинке становились все свирепее, и немцы спешно перебрасывали пополнение по железной дороге.

Джо попросил Чарлза пойти с ними. В тот вечер у них не хватало людей. Джо и Сибеле требовалась помощь, а Люка-старшего, Мари и Доминик не было дома.

Нога у Чарлза уже слушалась достаточно хорошо, и он передвигался без палки. Была некоторая ирония в том, что именно в эту ночь Джо поначалу планировал перевести Чарлза через линию фронта. Передача Би-би-си поломала эти планы.

Положение осложнялось тем, что не прошло и недели с того самого дня, когда Джо понял, что Сибела пришла к нему лишь потому, что была отвергнута Чарлзом. После этого все хозяйство дома Сибелы словно рухнуло. Неудивительно, что Люк-старший, Мари и Доминик ушли.

Поначалу Чарлз отказался помогать. Что он мог сделать? О взрывчатке и подрыве поездов он не знал ничего. Кроме того, как он и говорил раньше, он вовсе не был героем. Свой лимит героизма он уже исчерпал — и спасибо за внимание.

Но вечером, когда настало время идти, Чарлз обнаружил, что спешно одевается. Оставить этих двоих без своей помощи он не мог.

Сибела дала ему пистолет и буквально навязала еще один. Свой «вальтер» она спрятала на поясе брюк. Сибела была одета в мужскую одежду, лицо она намазала сажей.

Идти по городу оказалось страшно. Постоянно приходилось прятаться от немецких патрулей в тени домов, затаив дыхание и не выдавая себя ни единым движением. Единственная ошибка могла стоить им всем жизни. Это невероятно изматывало и истощало нервную систему. Неужели Джо и Сибела проделывали это почти каждую ночь?

Потом они быстро пошли к деревне, находившейся у самой железной дороги. Путь охранялся — немцы ожидали партизан.

Но Сибела задумала поставить мины прямо рядом с немецкими казармами, возле станции, поблизости от окраины города. Можно было почти гарантировать, что это место немцы не охраняют.

Джо заложил мины под рельсы, Люк-младший заминировал дрезину. Пока эти двое делали свое дело, Сибела и Чарлз следили за тем, что происходит вокруг.

Чарлзу было страшно. Не за себя. За Сибелу. И ему очень не нравилось то, что происходило вокруг. Как никогда раньше, он хотел домой…

Когда машина Джо, подъехав к железнодорожной станции, остановилась, Том сказал:

— Спасибо, что подвезли.

Джо лишь молча кивнул.

Открыв дверцу, Том выбрался из машины.

Чарлз поспешно опустил стекло:

— Кстати, чуть не забыл. Если ты обидишь Келли, я тебя убью. Медленно и мучительно.

Конечно, Келли говорила ему, что не собирается замуж за Тома, но Чарлз знал, чего стоят слова женщины. Впрочем, он и сам не мог определить, как бы отнесся к такому браку — с радостью или негодованием.

Том, к счастью, был достаточно сдержан.

— Мистер Эштон, могу вас заверить, что в мои намерения не входит…

— Меня не волнуют твои намерения. Я знаю, что ты не собираешься ее обидеть. Я просто предупреждаю тебя — не делай этого.

Нажав кнопку, он поднял стекло.

Какое-то мгновение Чарлз думал, что Том постучит в стекло и потребует продолжения разговора. Но тут к станции стал подходить поезд, и Том рванулся к платформе.

Джо некоторое время смотрел вслед Тому.

— Он хороший парень, — наконец произнес он. — И он любит Келли. Я в этом совершенно уверен. Не знаю, что это на них нашло сегодня в доме, но я думаю, что и она любит его, хотя оба не хотят в этом признаться.

Чарлзу эти слова не понравились. Он считал, что о своей любви люди должны хорошо знать.

— Вот как? — проворчал он. — Если она любит его, у него появляется возможность в самом деле ее обидеть.

Как там звали этих глупых музыкантов, которые несколько лет назад написали эту дурацкую песню с припевом: «Все, что нам нужно, — это любовь»? Что эти ребята знали про любовь? Для Чарлза любовь, когда он нашел ее, оказалась проклятием и источником душевных мук.

И поэтому позднее он стал избегать любви, всякой привязанности. Потому-то он и не допускал в свой мир свою вторую жену, Тину. И потому он держался в стороне от дочери — чтобы когда-нибудь привязанность к ней не принесла разочарования.

Может, Келли и Тому повезет, и их отношения останутся случайными. Случайные встречи друг с другом, случайный секс. И никакой любви.

Никакой привязанности.

Никакой сердечной боли.

И никаких вопросов, «что было бы, если» и «что могло бы произойти», которые мучают потом всю жизнь.

Приняв душ, Келли начала прибирать в комнате.

Нижнее белье и футболку следует отправить в шкаф на полки. Другую одежду — в платяной шкаф на вешалки.

Внезапно в голову ей пришла мысль — кого это она дурачит? Она живет именно здесь, хотя и пытается уверить себя, что живет в Бостоне. Где бы она сейчас ни развешивала одежду, совершенно ясно, что в свои тридцать два года она перебралась обратно, в город своего детства.

Хотя это звучало почти торжественно, слова эти содержали печальный подтекст. Ее отец умирает, и именно это было причиной ее появления здесь. Она смогла приехать сюда только потому, что ее оставил муж и у нее нет детей. Если бы она не потерпела крах во всем, в чем только возможно, она бы здесь не появилась.

И она не может жаловаться на судьбу — в ее неудачах есть доля и ее вины. Первый брак был столь кратковременным, что его и браком считать нечего. А Гэри… Она сама виновата в том, что Гэри забыл ее и обрюхатил «Мисс Большие сиськи», Тиффани. Если бы Келли была первоклассной женой, Гэри не стал бы искать удовольствий на стороне. Однако роль жены Келли провалила. Из нее получился отличный педиатр, весьма неплохая хозяйка и приличный персональный помощник, но когда их с Гэри жизни соединились, ему было рядом с ней просто скучно, даже в сексе. Спустя какое-то время их объединяла одна только привычка.

Гэри перестал видеть в ней куколку, которую он когда-то усердно старался затащить в постель. Вместо этого она стала хорошенькой горничной, занимающейся его грязным бельем. Привычка убила страсть.

По-видимому, брак всегда приводит к подобному результату. Келли была полна решимости больше в подобный капкан не попадаться. Зачем тратить свою жизнь на роль домашней прислуги человека, который смотрит сквозь тебя?

Конечно, есть в разрыве и ее вина — она ничего не сделала, чтобы вызвать в Гэри интерес, встряхнуть его. В конце концов, она могла надеть нижнее белье попричудливее, затащить Гэри в какую-нибудь телефонную будку пообъемистее, прийти к нему в офис и запереться изнутри на ключ. Тогда появилась бы вероятность, что он не станет смотреть на сторону.

С Томом, однако, у нее получилось. Она никогда бы не подумала, что способна на то, что произошло сегодня. Она пришла к нему с твердым намерением его соблазнить.

Однако предыдущий вечер закончился совсем не так, как она рассчитывала. Тому было мало кружевного нижнего белья — ему были нужны еще и чувства, и долговременная дружба.

И потому Том оделся и ушел, словно она для него совершенно ничего не значила.

Не этого она хотела. Или именно этого?

Она хотела только поиграть в глубокие чувства. Самих чувств она боялась — можно серьезно полюбить, а это грозит сердечной болью при расставании.

Этой боли у нее уже было предостаточно.

Впрочем… Похоже, она обманывает себя. Слишком уж сильными оказались ее чувства к Тому, слишком тяжело переживает она его уход. Нет. Правда состоит в том, что она боится полюбить Тома, чтобы не испытать той же боли, что пережила при его внезапном отъезде шестнадцать лет назад.

Вот чего она боится на самом деле. И даже если их отношения приведут к браку, нет гарантии, что их счастье будет длиться долго. Скорее всего оно прекратится совсем скоро. И снова несколько томительных лет будет посвящено лишь вопросу, кто заедет в химчистку по дороге с работы.

А ей хотелось быть женщиной, на которую Том всегда смотрел бы со страстью и желанием, как это было сегодня.

До того, как он повернулся и ушел.

Келли открыла дверь на балкон и, сделав шаг через порог, втянула в легкие свежий океанский воздух.

Тридцать минут на поезде до Суомпскотта.

От пятнадцати до тридцати минут до пункта проката машин — смотря по тому, где он находится.

Двадцать минут на оформление всех бумаг по аренде фургона.

Еще сорок — сорок пять минут езды до дома, в зависимости от интенсивности движения. Согласно ее подсчетам, Том скоро должен приехать.

Келли опустилась в кресло-качалку и стала ждать.

 

Глава 18

Чарлз вошел в свою комнату, чувствуя себя очень уставшим. Впрочем, уставшим он чувствовал себя все последние дни. Оставалось жить всего месяца три — и он, похоже, их все проведет в кровати.

Когда он и Джо вернулись домой, то обнаружили в гостиной весь прибывший отряд. Друзья Тома выглядели очень грозно. Высокий чернокожий по прозвищу Джаз почти не улыбался, а молодой парень с цепями на ботинках вызывал в памяти «ангелов ада». Было видно, что он очень старается понравиться дамочке с волосами до плеч.

Но не тут-го было. Как бы ни суетились «ботинки с цепями», красотка молча смотрела в книгу, не поворачивая даже головы в сторону «ботинок». Похоже, она была столь же умна, как и красива.

А красива она была на редкость. Чарлз даже слегка пофлиртовал с ней, когда она решила отдохнуть от всех в его комнате. Звали эту девушку Элисса. Это имя Чарлзу понравилось. Она очень мило улыбалась и тоже слегка флиртовала — совсем немножко, поскольку армейская служба приучила ее быть сдержанной.

Чарлз самостоятельно забрался в кровать — если бы проводились олимпийские игры среди умирающих, за этот подвиг он бы получил девять целых и девять десятых. Десять ему не получить, потому что немецкий судья непременно захотел бы ему отомстить.

Небеса знают, что он дал немцам достаточно поводов для ненависти, и эта ненависть была взаимной.

Хотя по отношению к немцам у Чарлза была не только ненависть. Это было сочетание ненависти и страха — страха, от которого порой выступал пот.

Считалось, что Эштонов никогда и никто не мог заставить бояться — а ему приходилось бояться почти весь 1944

Год. Чарлз до сих пор отчетливо помнил, как стоял в темноте у железнодорожной станции в ту удушливую жаркую летнюю ночь, уверенный, что, если даже немцы и не заметят его, он отдаст Богу душу от страха.

Он боялся буквально каждой клеточкой своего тела, напряженно вслушиваясь, не приближаются ли немцы, пока Люк-младший минировал дрезину.

Сердце стучало в груди. Со своего поста Чарлз не мог видеть Сибелу, и это выводило его из себя. Ему следовало переместить свой пост направо.

А когда она вошла в его комнату, ему следовало заняться с ней любовью.

Когда он об этом подумал, тогда все и произошло. В один миг. До сих пор Чарлз не знает, как это случилось. Он смотрел на ближние деревья, следя, не появятся ли немцы, а в следующее мгновение его уже с силой 'швырнуло вниз, забило рот землей — и только после этого уши заложило странным грохотом; огонь опалил волосы.

Сибела!

Чарлз с трудом поднялся на ноги — и тут же грохнулся на землю. Боже, его колено вывихнуто или перебито. Та же чертова нога, которую он лечил на протяжении нескольких недель.

Положение было хуже некуда, но единственное, на что Чарлз был способен в эту минуту, — это сжать зубы и ползти к месту, где он в последний раз видел Сибелу.

И тут он увидел ее. Благодарение Богу, она была жива.

В свете огня от горящей дрезины Чарлз мог видеть маленькую струйку крови у ее уха.

Он должен как-то помочь ей выбраться отсюда. Откуда-то уже слышались отрывистые выкрики немцев и лай собак. И лай, и выкрики удивительно напоминали друг друга и одинаково повергали в ужас.

Яростно ругаясь, чтобы побороть боль, Чарлз с трудом поднялся на ноги и подхватил Сибелу под руки.

Из тумана выплыл Джо. По его взгляду на Сибелу было видно, что он боится худшего.

— Она жива, — сказал ему Чарлз. Джо на миг закрыл глаза.

— Благодарение Богу. — Он глубоко вздохнул и кинул взгляд на горящую дрезину.

— Перенеси ее в безопасное место, — приказал он. — Я иду искать Люка.

Чарлз чувствовал жар от огня даже на расстоянии.

— Он не имел ни малейшего шанса. Зачем тебе сейчас рисковать своей жизнью?

— Если он не мертв, то сильно обожжен и, возможно, умирает. Если немцы найдут его… — Лицо Джо было мрачным, когда он проверял, заряжен ли его пистолет. — Есть только один способ избавить его от мук и сохранить все секреты.

Чарлз понял его мгновенно. Джо возвращается назад не из верности боевому товарищу — он желает защитить их всех. Если эсэсовцы выбьют из него показания, немцы явятся в дом Сибелы.

— Лучше ты забери Сибелу, — Чарлз попытался передать ее Джо, — а я разыщу Люка.

Но Джо уже двинулся в путь.

— Люк — мой друг, — тихо сказал он. — Я доверяю тебе Сибелу.

Он исчез.

— Подожди! — в отчаянии крикнул Чарлз в темноту. — Я даже не знаю, куда идти, куда ее нести…

Голоса немцев становились громче, стремительно приближаясь вместе с шумом грузовика.

Чарлз потащил Сибелу в деревья, ломая в темноте ветки. Где он сейчас находится, он не знал. Молясь Богу, чтобы не выскочить прямо на немцев, Чарлз тащил Сибелу так быстро, как только позволяло ему поврежденное колено.

Он не успел отойти далеко, когда услышал одиночный выстрел из пистолета.

Это либо убили Джо, либо…

Либо Джо нашел Люка, еще живого, но которого спасти было уже невозможно, и он…

Ни с одной из этих мыслей Чарлз не хотел мириться. Да и трудно было поверить, что немецкий патруль застрелил Джо из пистолета, а не очередью из автомата.

Вдруг грохнул взрыв, и тут же начался бешеный автоматный огонь. Прошла минута — он стал отдаляться. По всей видимости, Джо взорвал мину, а затем стал отвлекать немцев от Чарлза и Сибелы.

Джо жив! По крайней мере пока.

Чарлз продолжал продираться сквозь лес, уходя все дальше и дальше. Все, что он чувствовал, — это боль и страх. Он совсем не соображал, куда идет, где находится. Даже по звездам он не смог бы определить, куда направляется. На запад или на восток, прочь от места, где идет бой, или прочь от эха этого боя?

Ему казалось, что прошло много часов, прежде чем он вышел к пустующей ферме с разрушенной крышей. Найдя старое одеяло, Чарлз расстелил его на грязном полу. Он будет всю ночь держать Сибелу в своих руках, молясь за Джо. И молясь, чтобы ему, Чарлзу, не пришлось делать то, что сделал Джо, — избавлять от мучений своего хорошего друга выстрелом из пистолета.

Том был дома.

Он был дома уже целый час.

Келли стояла на балконе, когда он проезжал в автофургоне через ворота. Она смотрела, как он припарковывает машину возле гаража, как выбирается наружу.

Она видела, как он направился к домику Джо, даже не взглянув на ее окно. Потом в его спальне зажегся свет. Затем Том вышел из дома.

Но до сих пор не пришел к ней. Он предпочитает держаться от нее в стороне.

Выключив свет, Келли забралась в кровать. Если бы она была немного эмоциональнее, то выплакала бы в подушку свои огорчения и уснула.

Но она эмоциональной не была. И потому лежала, не смыкая глаз.

Чарлз почувствовал боль.

Он проснулся из-за этой боли.

Она была столь острой, что из глаз брызнули слезы и он согнулся в три погибели. Жадно, словно рыба на берегу, разевая рот, Чарлз схватился за пузырек с таблетками, что стоял на столике возле кровати, высыпал сразу несколько штук на ладонь и проглотил, запив из стакана с уже теплой водой.

Потом он схватился за трубку телефона и замер.

Он не хотел звонить. Он не хотел, чтобы ему кто-то помогал.

Но таблетки могли помочь ему еще не скоро.

Чарлз громко застонал. Может, это конец. И он умрет сегодня, сейчас.

Чарлз начал снова набирать телефон, но снова остановился. Он вспомнил. Том. Келли пригласила к себе молодого Паолетти сегодня ночью. По всей видимости, Том сейчас у нее.

Но это еще одна причина позвать ее. Совершенно ясно, что эти двое не подходят друг другу. Или подходят? Чарлз не мог ответить на этот вопрос. В нем боролись два желания — чтобы эти двое поженились и чтобы они разбежались в разные стороны со всей быстротой, на какую только способны.

Хотя, если Том и Келли поженятся, о Джо можно больше не беспокоиться.

Новый приступ боли снова скрутил Чарлза. Черт! Старик схватился за трубку. Джо. Нужно позвать Джо.

Да, на Джо он всегда может положиться. Джо был рядом с ним, верный и преданный, почти всю жизнь. Джо всегда прощал ему все его выходки. Все до одной.

Это Чарлз не мог ему простить.

И Сибеле.

Сибела. Чарлз закрыл глаза, моля небеса, чтобы таблетки начали быстрее действовать. Стараясь отвлечься от боли, он пытался вспомнить Сибелу, какой она была в солнечных лучах. При свете солнца Чарлзу доводилось видеть ее очень редко.

Но был один день — яркий, солнечный день, который он помнил. В этот день она принадлежала ему.

Это было на следующее утро после злосчастного взрыва.

Когда Чарлз проснулся — с больным коленом, чувствуя себя вконец разбитым и со страхом, что их вот-вот обнаружат немцы, — уже давно рассвело.

Открыв глаза, Чарлз увидел пробивающиеся сквозь разрушенную деревянную крышу солнечные лучи. Вдруг Сибела пошевелилась рядом с ним…

Сибела.

Он спал, обхватив ее руками. Ее голова покоилась на его груди.

Подняв голову, Сибела встретилась с ним глазами.

Чарлз поспешно отвел руки, слабо улыбнувшись:

— Извини.

Она не улыбнулась в ответ, а продолжала пристально смотреть ему в лицо.

— С тобой все в порядке? — Чарлз задал этот вопрос дважды, первый раз по-английски, второй — на ломаном французском.

Сибела кивнула и тут же схватилась за голову, словно та раскалывалась на куски.

— Где мы?

Чарлз попытался выкинуть из головы мысль о теплоте тела, лежащего рядом с ним.

— Ну, я думаю, мы… во Франции.

У него промелькнула мысль, что надо дать ей воды, но во фляжке, висевшей у него на боку, было налито виски. Однако, как оказалось, у Сибелы была своя фляжка — старая, изготовленная еще во время Первой мировой. Войны, которая, как полагали, должна была положить конец всем войнам.

Сибела сделала глоток, потом протянула фляжку Чарлзу. Но он отрицательно покачал головой. Виски взбодрит его куда лучше.

Сибела отодвинулась от Чарлза и оперлась спиной о стену кухни.

— Что произошло?

— Должно быть, Люку попался неисправный взрыватель, — сказал Чарлз, с трудом облекая свою мысль во французские слова. Похоже, она больше поняла то, что он изображал на пальцах. — Его бомба взорвалась слишком быстро.

— Люк Прио. — В ее темно-карих глазах промелькнула боль. — Он погиб?

— Думаю, да. Неуверен, но…

Чарлз вспомнил одиночный выстрел из пистолета. К чему рождать пустые надежды?

— Возможно. Мне очень жаль.

Сибела глубоко вздохнула.

— А что с Джузеппе? — спросила она.

— Не знаю. Последнее, что я слышал, — стрельбу немцев, удалявшуюся в противоположном от нас направлении.

Сибела закрыла глаза; Чарлзу показалось, что она молится за Люка и Джо. За свое собственное спасение.

Ее лицо до сих пор было покрыто сажей, которую Сибела использовала для маскировки. В темноте, облаченная в мужские ботинки и грубую рабочую рубашку, с убранными под кепку волосами, она могла бы сойти за мальчишку — если смотрящий на нее человек был стар и близорук. Однако в свете солнца этот костюм лишь подчеркивал ее женственность. Хорошо была видна изящная линия ее шеи. Бросались в глаза тонкие руки с длинными пальцами.

Если немцы найдут их здесь, у них будет много вопросов — особенно после вчерашнего взрыва.

— Тебе следует умыться, — внезапно решил Чарлз. Нужно было доставить эту женщину в безопасное место.

Сибела медленно поднялась и выглянула в окно с разбитым стеклом.

— Мне кажется, я знаю, где мы. Здесь поблизости есть река. Если я права, то через лес идет дорожка, по которой мы можем вернуться в Сент-Элен. Нам нужно уходить.

— Это тебе надо уходить. Я не могу даже встать. — Чарлз показал на ногу, раздувшуюся вокруг колена. Опухоль распространилась почти до щиколотки. Нога выглядела ужасно. Боже, может, она вообще сломана?

— Матерь Божья! — Сибела присела и дотронулась до ноги пальцем. Чарлз стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть. — Ты пронес меня весь путь?

— Нет, — ответил он, — протащил.

Сибела взглянула ему в лицо. Ее глаза были круглыми от изумления.

— Я очень испугался, — продолжал Чарлз. — А когда я сматываюсь, то делаю это очень быстро. Такие трусы, как я, обычно ничего не помнят.

Лицо Сибелы посуровело. Половины слов она не поняла, но смысл их уловила.

— Почему ты всегда стараешься казаться хуже, чем есть на самом деле?

Он ответил резко:

— Потому что я не герой, каким ты меня хочешь видеть.

— Я вижу то, что вижу. — Сибела поднялась, — Снимай ботинок. Я принесу воды из колодца. Если там есть вода, она должна быть холодной. Мы наложим на колено мокрую повязку. Если воды не будет, мы подумаем, как добраться до реки.

— Я сам дойду до колодца. — Чарлз попытался подняться. — Никуда не выходи без меня.

— Ты говорил, что не можешь даже встать.

— Могу. Я солгал. Видишь, я еще и лгун.

— Это я уже знаю, — прошептала Сибела и отвернулась.

Чарлз хотел было встать, но тут же с ругательством хлопнулся на пол. Его нога не была сломана, но двигаться он был не в состоянии.

Сибела вышла во двор и вернулась с ведром воды.

— Сиди, — приказала она. Ее лицо было уже умытым. Высвободив край рубашки из-под брюк, она намочила его в воде.

— Я могу…

— Сиди тихо.

Опустившись на колени, Сибела протерла лицо Чарлза холодной водой. Ощущение ее ладони на лице было удивительным.

— Ты должна уйти одна. Я не могу передвигаться. Из-за меня ты пропадешь.

— Нет, — возразила Сибела знакомым Чарлзу повелительным тоном. — Мы подождем до темноты и пойдем вместе. Медленно.

— Сибела…

Она посмотрела на него:

— Ты хочешь, чтобы я оставила тебя здесь?

— Когда ты вернешься, ты можешь прислать Джо или…

— А ты бы покинул меня?

Чарлз испугался, что этот прямой взгляд прочитает его истинное желание — заключить Сибелу в свои объятия, целовать ее, любить ее. Покинул бы он ее?

В совершенном мире — никогда. Но мир, в котором они жили, был несовершенен.

Сибела рассмеялась.

— Ты лгун. — Но потом ее взгляд смягчился, и, откинув назад его волосы, она мягко коснулась губами его лица.

— Покинул бы. В две секунды. — Как заставить ее прекратить его целовать? — Почему, ты думаешь, я так спешу вернуться в Америку?

Это не сработало.

Не отводя взгляда от его глаз, Сибела вытерла мокрое лицо Чарлза рукавом своей рубашки.

— Потому что, независимо от того, что ты думаешь, ты действуешь как герой. Потому что между тем, чего ты хочешь, и тем, что ты должен, ты выбираешь последнее.

Чарлз грустно рассмеялся.

— Герой. — Он обнял Сибелу за талию и резким движением привлек ее к себе. — Герой будет делать это? — Его поцелуй был грубым.

Однако Сибела расценила это не как грубость, а как страсть. Потеряв равновесие, она упала на него, и страсть действительно вспыхнула, как сено от спички. Когда Чарлз поднял на нее взгляд, в его глазах было только желание.

Ему нестерпимо захотелось поцеловать ее снова. Этого было делать нельзя, и он знал это, но собирался поцеловать. А потом…

— Мир сошел с ума. Больше уже ничего не имеет смысла, — прошептала Сибела. — Все, чего я хочу, — это забыть боль и ужас. Я хочу, чтобы были только я, ты и этот замечательный летний день. Только это имеет для меня смысл, Чарлз. Это имеет больше смысла, чем все, что происходило в последние годы.

Она дотронулась до его лица и наклонилась, чтобы коснуться своими губами его губ.

— Пусть у меня будет хотя бы день, свободный от ненависти и зла. Я не хочу, чтобы его наполняли боль и страх. Пусть он будет чистым и совершенным, отблеском того прекрасного, что могло бы быть.

Сибела поцеловала его снова.

— Пожалуйста, Чарлз. Только один этот день. Это все, что я у тебя прошу.

Чарлз прижался к ней губами. Его поцелуй был глубок, в нем была вся его душа. В нем были свет и жизнь. Со стоном, означающим, что он сдался, Чарлз откинулся на одеяло.

Через несколько мгновений одежды на них уже не было. Должно быть, это сделала Сибела. Ее мягкая кожа была бледной и холодной под его горячими пальцами.

Она была красива, даже более красива, чем он думал. Чарлзу хотелось любоваться этим телом бесконечно — если бы так же сильно не хотелось его трогать и целовать. Время словно остановилось. Если у них есть всего один день, то пусть он будет бесконечно долгим.

И они любили друг друга — греховно и одновременно свято. Ее глаза горели, она шептала его имя, когда он посылал свое семя внутрь ее, впервые понимая, что значит любить. Сквозь дыру в крыше падал свет, он играл на ее ресницах, заставлял светиться ее каштановые волосы. Когда Сибела подняла на него глаза, в них еще было забытье от захватывающего дух чуда их соединения. Сибела протянула руку, чтобы дотронуться до волос Чарлза, до его лица. — Ангел, — прошептала она.

Чарлз отрицательно покачал головой. Что он мог сказать? Потом он долго лежал, прижав ее к себе, их сердца бились рядом. Не хотелось думать — хотелось все так же лежать, словно уплывая куда-то по реке времени, и смотреть, как в солнечном луче поднимается вверх пыль.

Уплывать.

Любить Сибелу и уплывать. Ни боли, ни ужаса. Только Сибела в его руках. Только Сибела.

Келли проснулась внезапно. Она тут же села в кровати, ее сердце быстро забилось.

Причина для этого была. В проеме балконной двери появилась обведенная лунным светом черная тень человека. Это был Том.

Он не двигался, не произносил ни слова.

Часы на столике у кровати показывали 3:38. Боже, как поздно.

Часы негромко тикали, пока Келли молча смотрела на Тома, ожидая, когда он войдет.

Но он не сделал этого.

— Я не могу не быть с тобой, — наконец услышала Келли его голос, в темноте он прозвучал чуть слышно и хрипло. — Я устал, но я не мог не прийти.

Сердце Келли застучало у самого горла. Она протянула Тому руку.

Но он не двинулся с места.

— Я пришел сюда не разговаривать, Келли.

— Мне это не важно, — прошептала она.

Том направился к ней медленно, останавливаясь после каждого шага. Когда он был совсем рядом, Келли увидела, что рубашки на нем нет. В свете луны мускулы на его груди и руках выглядели как на скульптуре. На Томе были только шорты. Дойдя до кровати, Том спустил их.

— Теперь ты видишь, в чем моя проблема, — тихо сказал он.

Потом он скользнул в ее кровать, заключил Келли в объятия и поцеловал.

Никто из них не произнес больше ни слова.

 

Глава 19

12 августа

— Отправляйтесь домой, — посоветовал Том, — отправляйтесь куда-нибудь, куда угодно.

Джаз молча перечитывал полученное сегодня утром по электронной почте сообщение от Компьютерного Маньяка. Сообщение было сформулировано несколько туманно, поскольку его передавали по общедоступной линии связи, но для Тома и Джаза его смысл был совершенно ясен. «Полагаем, что объект вашего исследования навсегда покинул дом через четыре дня после вечеринки с твистом и криками. Надежный источник цитирует слова свидетеля — тоже надежного, который присутствовал при отъезде. С этим делом все ясно. Как говорил мой любимый доктор, „исход летальный“. Джим».

Конечно, летальный исход был у Торговца.

— Компьютерный Маньяк нашел надежный источник, который присутствовал при смерти Торговца, — сказал Том. Джаз пожал плечами:

— Свидетели часто ошибаются.

— Да, но, похоже, на этот раз ошибаюсь именно я. — Том выругался. — Потому что я сошел с ума.

Джаз с полминуты раздумывал над этими словами.

— Может быть. А может, и нет. Мы здесь. Так давайте отработаем вариант «может, нет». До начала праздника остается всего несколько дней.

Том отрицательно покачал головой. Он чувствовал себя ужасно. Головная боль вернулась, а к ней добавилась еще и физическая усталость. Прошлой ночью он спал только около полутора часов.

Оставаться в постели Келли Том не хотел. Он хотел заняться сексом, а потом уйти. Но Келли заснула, удобно положив голову ему на грудь. Он решил подождать, пока она заснет глубже, чтобы выскользнуть и уйти из комнаты. Но ждать пришлось долго, а потом он и сам вырубился.

Проснувшись утром, Том осторожно высвободился, сумев не разбудить Келли. Он не хотел, чтобы она проснулась; не хотел с ней говорить. В этом не было нужды. Ночью они и без слов сказали друг другу достаточно много.

Склонившись над Келли, Том долго смотрел на нее. Он все больше приходил к убеждению, что едва мелькнувшая ночью мысль была правильной. Он должен оставить Келли. Он пытался ограничить их отношения только сексом, но такие отношения не для него.

Джаз уже вернулся к работе; он разыскивал в справочнике приборы наружного наблюдения, которые потребуется установить в фургон.

Эта глупость — его глупость — будет стоить больших денег.

— Черт бы побрал, — выругался Том. — Это дело пора кончать.

Но Джаз не успел ответить — звякнул телефон. Джаз поднял трубку и протянул ее Тому.

— Да, — отозвался тот. — Анджела? Что случилось?

— Томми, это касается Мэллори. — Голос в трубке задрожал. Том сел.

— Что случилось? Что с Мэллори? Что-то произошло?

— Она не ночевала дома.

О черт. Как некстати.

— Вы снова поссорились?

— Нет. Вовсе нет. Она оставила записку, что останется в доме своего друга…

Она оставила записку. Это было много больше, чем то, что делала Анджела, покидая дом. Том покачал головой.

Раньше это Мэллори звонила ему и с дрожью в голосе сообщала, что пропала Анджела.

— Чего ты боишься?

— У нее есть друг по имени Дэвид, парень из колледжа, с которым она часто встречалась. Тот самый, что дал ей на время камеру.

— Какую камеру? И что ты знаешь об этом Дэвиде?

— Почти ничего. Я не знаю даже, как он выглядит. Ты думаешь, она его со мной знакомила? Единственное, что я знаю, — он работает в ресторане гостиницы, и он мужского пола. — Анджела начала рыдать. — Я столько надежд на нее возлагала, но это так трудно — растить ребенка одной, без мужчины в доме.

Иисус! Том вздохнул.

— Не плачь. Ладно? Что, по-твоему, я должен сделать?

Откуда-то из комнаты донесся голос Мэллори:

— Кто там?

— Ну, вижу, я пришел, куда надо, — сказал Том стоящему перед ним худощавому парнишке с удивленно вытаращенными глазами.

Надо отдать Дэвиду должное — его удивление длилось лишь несколько мгновений.

— Это твой дядя, — догадался он. А потом протянул Тому руку. — Как себя чувствуете, сэр?

Сэр. Для этого ребенка он «сэр».

— Прекрасно. Но мать Мэллори немного за нее беспокоится.

Подошла Мэллори и раскрыла дверь шире.

— Но я оставила ей записку.

На Мэллори была длинная мужская рубашка, под которой, похоже, ничего не было. Она улыбалась ему, улыбалась Дэвиду — улыбка Дэвиду была просто ослепительной.

Дэвид смотрел на Тома; в его взгляде было беспокойство. Тем не менее он взял Мэллори за руку, словно не мог стоять рядом, не дотронувшись до нее.

— Итак, я поймана с поличным, — вздохнула Мэллори, все еще приветливо улыбаясь. Это было поразительно. Том всегда видел ее мрачной. — Я провела ночь с Дэвидом. Ты пришел, чтобы отволочь меня домой за волосы?

Дэвид сделал шаг назад:

— Может, поговорим обо всем в комнате?

Том прошел в комнату, отметив про себя, что ему начинает нравиться этот паренек. Он оказался совсем другим, чем Том ожидал. Это не был сумасшедший байкер или погруженный в себя поэт контркультуры с взъерошенными волосами, уверяющий всех, что он страдает за свои убеждения (а на самом деле просто из-за собственной лени).

Комната Дэвида оказалась на редкость чистой — конечно, насколько это возможно для человека двадцати лет. В одном углу располагались кухонные принадлежности. Рядом с дверью находился стол, весь заваленный цветными, поблескивающими на солнце фотографиями. На стене висела доска для рисования. Рядом в углу стояла фотокамера на треноге. Здесь же Том увидел компьютер и полный набор компьютерных принадлежностей, включая сканер и цифровую видеокамеру. Подобный набор Компьютерный Маньяк считал минимумом для летнего отдыха. Летом он не упаковывал вещи для отъезда, а отключался от мира, впиваясь в экран компьютера.

Компьютер несколько озадачил Тома. Похоже, Мэллори связалась с еще одним фанатиком компьютера.

— Хочешь кофе? — спросила Мэллори, направляясь к кухонному шкафчику, чтобы достать еще одну чашку.

— Да. — Глоток кофе всегда усмирял его головную боль.

Пока Мэллори наливала кофе, Том молча осматривал комнату. Смятая постель на двуспальной кровати в дальнем углу комнаты, разбросанная по полу одежда… Да, он застал их с поличным.

Зачем он здесь? Ах да, посмотреть на этих двоих и понять, что происходит. Что происходит, ясно видно с первого взгляда — эти двое любили друг друга; это было написано на их лицах.

Возможно, у них ничего не выйдет. Они совсем молоды и легко могут наделать кучу ошибок. Но смотреть на них сейчас было просто приятно — казалось, для них эта маленькая студия была небесным раем.

— Я поеду домой и поговорю с матерью, — тихо сказала Мэллори Дэвиду. — А потом мы встретимся в городе. Под нашим деревом.

У них есть свое заветное дерево. Сердце Тома дрогнуло. Когда-то у него с Келли тоже было дерево. Том встречался с ней под этим деревом каждый вечер после ужина.

— Я поеду с тобой, — сказал Дэвид. — Я хочу познакомиться с твоей матерью.

Мэллори закатила глаза:

— Нет, ты этого не сделаешь.

Дэвид взял ее за руку, привлек к себе, осторожно дотронулся до ее щеки.

— Сделаю.

Было видно, что этот парень вовсе не соблазнитель. Он намеревался занять серьезное место в жизни Мэллори — и та против этого не возражала.

Кашлянув, Том направился к двери.

— Я не буду пить кофе. И не буду читать тебе никаких нотаций.

Он уже собирался шагнуть за порог, как вдруг внезапно остановился.

Минутку. Он вернулся к столу и взял в руки верхнюю фотографию. Это лицо — хотя и измененное хирургической операцией — Том узнал бы из тысяч. Это был Торговец.

— Черт. Черт! — Том начал перебирать снимки, потом повернулся к Дэвиду и Мэллори:

— Кто их делал?

— Я. — Мэллори смотрела на него как на сумасшедшего.

— Когда?

Пожав плечами, Мэллори взглянула на Дэвида.

— Вчера? Или позавчера вечером?

Том быстро изучил все оставшиеся фотографии и нашел еще три со знакомым профилем. Торговец был на них в различных позах — но все снимки были сделаны перед главной стойкой гостиницы «Боддуинз-Бридж». На одном снимке Торговец разговаривал с каким-то человеком; лица обоих были видны совершенно отчетливо.

— Я должен воспользоваться вашим телефоном.

Сканер Дэвида был самого высокого качества.

Том бросил лишь один взгляд на появившееся изображение — и внезапно комната Дэвида словно преобразилась в Главное управление по борьбе с терроризмом.

У Мэллори возникло подозрение, что Том развернул бурную деятельность, чтобы не оставлять ее наедине с Дэвидом. Но Тому это и в голову не приходило. Обнаружив фото Торговца, он тут же вызвал по телефону свою команду.

Мэллори ошиблась насчет своего дяди. Напротив, ее друг Тому понравился. Пока Дэвид, узнав о скором прибытии гостей, спешно приводил в порядок свою комнату, Том подбодрил Мэллори, сказав, что Дэвид — хороший парень, что Том всегда был уверен, что она найдет именно такого и что он рад — очень рад, — что она нашла человека, который ее любит.

Мэллори и сама была бесконечно рада тому, что нашла человека, который ее любит.

Теперь она молча наблюдала, как Дэвид, сидя за своим компьютером, посылает изображения Торговца в Калифорнию какому-то парню по кличке Компьютерный Маньяк. Все, что происходит, напоминало сюжет из боевиков Дэвида. Международный террорист появляется в маленьком городке Новой Англии, чтобы организовать мерзкое преступление…

Это казалось просто невероятным, но все люди, прибывшие в комнату Дэвида — большой мрачный чернокожий, молодой человек ковбойского вида и на удивление серьезная женщина с восхитительной кожей, красивыми глазами и осанкой королевы, — все они, похоже, были уверены, что имеют дело со страшной угрозой.

Эти люди сравнивали фотографии Торговца до пластической операции и после нее. Анализу подверглась структура костей черепа.

Чернокожий парень по имени Джаз сел рядом с Мэллори:

— Когда вы делали эти снимки, то использовали линзы с увеличением?

Его плечи были где-то около четырех футов в ширину. У Мэллори мелькнуло сомнение, что этот человек способен уместиться на сиденье автобуса или кинотеатра.

— Да.

— Я так и подумал. — Он пристально взглянул ей в глаза. — Он видел, что вы его снимаете?

— Нет.

Джаз кивнул.

— Считайте, что вам крупно повезло. Если вы увидите его снова, Мэллори, держитесь от него подальше. Больше никаких фотографий, вы поняли меня? Если он увидит, что вы его снимаете, он может вас убить. Он убивал людей и за меньшее.

Убить? За фотографии? Мэллори почувствовала, что волосы на ее затылке встают дыбом.

— Вы серьезно? — Она сразу поняла, что задала глупый вопрос.

— Думаю, ваш дядя попросит вас не подходить к гостинице в течение нескольких ближайших дней. О Боже!

— Но Дэвид… Он же там работает.

— Вот как? — Повернувшись, Джаз внимательно всмотрелся в Дэвида. — И чем он занимается?

— Он официант.

— Обслуживает комнаты? — спросил Джаз.

— Нет, хотя ему предлагали обслуживание комнат во время ленча. У них не хватает людей. А что?

Джаз улыбнулся. У него оказалась восхитительная улыбка. Если бы он зарабатывал рекламой зубной пасты, он бы разбогател.

— Ваш Дэвид поможет вашему дяде спасти Болдуинз-Бридж от плохих парней.

— О, — произнесла Мэллори. — И это все?

Повернув голову, Чарлз увидел входящего на верхний этаж Джо.

— Келли сказала, что ты меня искал. — Джо комкал в руках шляпу.

Чарлз кивнул, чувствуя неловкость. Все это выглядело так, словно Чарлз был хозяином, а Джо — его работником. И словно он послал за Джо. В каком-то смысле это так и было, но в данную минуту Чарлз хотел позвать Джо только как друга.

Но сейчас было не до всех этих тонкостей. Чарлз сразу же перешел к делу:

— Ночью у меня были очень сильные боли.

Джо внимательно посмотрел ему в глаза, а затем медленно сел.

— Сейчас тебе лучше?

Чарлз постарался, чтобы его голос не дрогнул.

— Находит временами, а потом отпускает.

— Извини. Я что-нибудь могу сделать?

Чарлз искоса взглянул на своего старого друга.

— Сейчас — нет, но, может быть, скоро.

Джо чуть прищурился. Он был очень умен, этот Джо Паолетти. Хоть и работал садовником — но по собственному выбору. Все же Чарлз решил все объяснить:

— Когда боль будет очень сильной, ты сможешь мне помочь.

Джо ничего не ответил.

В первый раз за все время Чарлз не смог понять, о чем думает Джо.

— Ты помнишь Люка Прио? Того, кого называли Люком-младшим?

Джо покачал головой. Он помнил, но говорить об этом не хотел. Чарлз мог его понять.

— Я никогда не спрашивал тебя о нем. Но я всегда думал, что он был жив, когда ты его нашел… Знаешь, я слышал выстрел из твоего пистолета.

Джо повернулся к океану, его лицо мгновенно постарело. Вдалеке грохотал прибой. Приближался шторм.

— Я никогда ни с кем не говорил об этом, кроме Бога.

— Об этом знаю только я, Джузеппе. Кроме того, этим ты спас всем нам жизнь. И я подумал, что ты мог бы…

Джо бросил на него быстрый взгляд.

— Я сделал это только для Люка. Его невозможно было спасти или унести. Он был смертельно ранен, хотя еще и дышал. Да, я положил конец его мучениям. Но после этого не проходит дня, чтобы я не вспоминал его, чтобы не видел перед собой эти глаза на обожженном лице…

— Ты сделал то, что должен был сделать, — твердо сказал Чарлз, видя, как мучается его друг. — Это был акт милосердия и сострадания.

Джо молча смотрел на волны, на глазах его блестели слезы.

Чарлз тоже перевел взгляд на эту прекрасную картину.

— Но и я твой друг.

Слеза покатилась по щеке Джо.

Чарлз снова почувствовал боль — словно эхо от прошлой ужасной ночи и напоминание, что все может повториться. Это дало Чарлзу решимость продолжить. И просить о той страшной, невероятной вещи.

— Когда я приму морфий и засну, это будет совсем просто… помочь мне уйти. Келли мучается, глядя на меня. Избавь ее от этих мук.

Джо вытер слезы ладонью.

— Я подам тебе знак. — Чарлз смотрел на своего лучшего друга. — Знак, по которому ты узнаешь, что я готов уйти. Как… как Кэрол Вернет. Помнишь, как мы любили смотреть передачи с Кэрол Вернет? Веселая и очень красивая. — Он задумчиво потянул себя за мочку уха. — Она дала такой знак и сказала: «Доброй ночи». Ты помнишь?

Джо коротко кивнул, не отрывая взгляд от океана.

— Это, — произнес Чарлз, — будет и моим знаком.

А шторм приближался. Келли отправилась в сад — узнать, не требуется ли Джо помощь в переносе стульев на лужайку.

Но ее задержал друг Тома, Джаз. Он встретился с ней у двери.

— Извини, Келли, у тебя найдется пара секунд?

— Конечно.

— У лейтенанта был довольно трудный день, — сказал Джаз. — Не знаю, что происходит между вами, — да и не хочу знать. Только… хочу попросить — будь помягче с ним этим вечером.

— А что случилось? — спросила Келли. Джаз покачал головой:

— Не мне об этом говорить.

Вот как. Можно подумать, Том будет с ней говорить.

— Где он?

— Последний раз я видел его возле старого изогнутого дерева.

Старое изогнутое дерево. Их дерево. Она должна пойти туда. Поскольку, если Том у дерева, это значит, что он хочет ее видеть.

— Спасибо, — сказала она.

— Эй, а в округе есть хорошая пиццерия с доставкой на дом?

— «Марио». Номер написан на холодильнике. Ты не закажешь еще для меня и Джо? И Тома?

— Конечно. — Джаз подарил ей одну из своих редких улыбок и скрылся в доме.

Келли же направилась к домику Джо, к их заветному дереву.

Заметив сидящего на большой ветке Тома, Келли замедлила шаг. Ветер был уже довольно сильным, он поворачивал листья дерева серебристой стороной и заставлял их шумно шелестеть. Однако Том все-таки услышал ее приближение.

Он быстро отвернулся, и Келли вдруг с изумлением поняла, что он вытирает слезы.

Келли резко остановилась, не зная, идти ли ей дальше или исчезнуть.

Она уже собиралась уйти, когда Том вдруг протянул:

— Эй, посмотрите-ка, кто меня разыскивает! В чем дело, детка, не можешь дождаться вечера?

Келли захотелось немедленно убежать, но его голос звучал так неровно, так хрипло, что она спросила:

— С тобой все в порядке?

— Да, просто великолепно. Спасибо.

— Что случилось?

— Это долгая история, — нехотя ответил Том. — Слишком долго рассказывать. Минут через пять ты и сама поймешь, что случилось. Но для этого нам надо раздеться.

«Ты заслужила это, — сказала себе Келли. — Но ты уже извинилась, и даже несколько раз. Похоже, однако, этому парню нужны не твои извинения. Но что тогда?»

— По-моему, здесь не место. Здесь слишком большое уличное движение. Даже для меня.

Похоже, он улыбнулся на это, но она не была в этом уверена. С каждой минутой становилось все темнее.

Келли опустилась на заветную ветку и оттолкнулась ногами. Листва ветки колыхнулась в одну, затем в другую сторону.

— Помнишь лето, когда мы любили встречаться здесь? Я всегда уходила, не договариваясь с тобой о встрече, но надеясь, что ты будешь здесь. И ты всегда приходил.

Том молчал. Она даже обернулась, чтобы убедиться, что он еще не ушел.

— Так что произошло? — спросила Келли.

— Лучше спроси, чего не произошло. — Ему хотелось ударить о дерево, чтобы снять раздражение. — Случилось столько всего, что я и не знаю, с чего начать.

Он разразился громкими ругательствами.

— Это началось утром, когда мне позвонила Анджела, чтобы сообщить, что Мэллори не ночевала дома.

— О Боже! — воскликнула Келли. — С ней все в порядке?

— Да, в порядке. У нее есть друг, и она осталась у него. Не знаю, почему Анджелу это беспокоит. Мэллори уже восемнадцать. Кроме того, она оставила Анджеле записку.

— Восемнадцать — это совсем не так много.

— Мэллори рассуждает как взрослая с семилетнего возраста. — Том помолчал. — А ты в каком возрасте в первый раз переспала с парнем?

Личный вопрос. К удивлению Келли, от него у нее резко застучало сердце.

— В девятнадцать. В колледже. Я… его любила. — Она опустила глаза. — А он нет.

— Грустная история, — усмехнулся Том. — Не правда ли?

Келли кивнула, затем взглянула на него:

— Я не спрашиваю, сколько лет было тебе.

Том криво улыбнулся:

— Ты, кажется, относишь меня к тем парням, которые занимаются сексом с двенадцатилетнего возраста.

Келли закрыла глаза.

— Боже, неужели это правда?

— Мне жаль тебя разочаровывать, но если ты считала меня малолетним донжуаном, то ты ошибалась. Мне было шестнадцать. И я связывался далеко не со всякой. В средней школе я переспал только с четырьмя девушками. Вернее, женщинами. Все они учились в колледже, были намного опытнее меня, и все четверо покинули город вскоре после того, как мы перепихнулись. — Он помолчал. — Вроде того, как мы с тобой это сделаем сегодня. Сегодняшний день у нас — последний.

— Последний? — Келли почувствовала комок в горле.

— Я не уверен. — Том ощупал ее взглядом. От этого взгляда Келли словно обожгло. — Но я так полагаю. Дело в том, что я явился к другу Мэллори и там увидел фотографию Торговца. Элисса взяла эту фотографию, чтобы показать клерку в гостинице. Тот назвал имя.

— Она узнала имя Торговца?

— Только то имя, под которым он зарегистрирован в гостинице. Даю голову на отсечение, что это не настоящее имя. Некто «мистер Ричард Раковский».

Налетел сильный порыв ветра, взметнувший вокруг них сухие листья. Угрожающе прогрохотал гром. Но Келли не хотелось уходить.

— Итак, у вас есть имя, — поторопила она Тома, — и что дальше?

— Дэвид, друг Мэллори, отправился на работу — на свою настоящую работу. Он служит официантом в гостинице, и у них не хватает людей, особенно для обслуживания комнат. Поэтому мы взяли Сэма Старрета, вымыли его рожу, причесали и направили с Дэвидом к управляющему. Пока Сэм заполнял документы о приеме на работу, а управляющий следил, чтобы он не стащил чего-нибудь из кабинета, Дэвид смог забраться в компьютер гостиницы и выяснил, что Раковский находится в 104-м номере.

— Это же замечательно! Теперь вам нет нужды ждать, когда он изготовит бомбу. Вы можете просто схватить его.

— Начнем с того, что мы живем в Америке. Когда человека хватают и тащат туда, куда он не хочет, это называется похищением людей.

— Но ты же из экипажа «Морских львов», офицер военно-морских сил…

— Здесь у меня нет никакой власти, Келли. Именно поэтому мне требуется собрать доказательства для моего начальства, которое, в свою очередь, должно привлечь внимание ФБР, и только после этого возможны какие-то действия. — Его голос стал тверже. — Но если будет нужно, я, рискуя быть обвиненным в похищении, схвачу этого человека. Старрет и Лок сейчас осматривают его комнату. Но после того, что мы нашли этим утром… — Том с досадой выдохнул.

— Так что вы нашли?

— Я изучил комнату 104 и теперь совершенно уверен, что это именно Торговец. Комната 104 находится на первом этаже, прямо над баком для горючего, которое хранится в подвале гостиницы. — Том с горечью рассмеялся. — Если бы это я хотел уничтожить гостиницу, я бы остановился именно там. Взрыв на уровне фундамента нанесет зданию самый большой ущерб. Фасад здания будет уничтожен. — Он взглянул на Келли. — Я в этом был абсолютно уверен.

— Не понимаю, почему «был»?

— Мы вошли в его комнату.

Это прозвучало очень просто, но Келли поняла, что сделать это было трудно. Если Ричард Раковский был Торговцем и в номере находилась бомба, дверь наверняка была как-то защищена. Возможно, миной. Келли не знала, какие еще устройства можно применить, но Том, конечно, знал. И Том, и его друзья наверняка приняли меры предосторожности. «Мы вошли в его комнату». Они, естественно, не просто открыли дверь отмычкой и нажали на ручку, чтобы войти. Без сомнения, они много поработали.

— Мы не нашли ничего, — сообщил Том сдавленным от волнения голосом. — Люк исследовал окно, выходящее на церковь, Старрет стоял на страже, я и Джаз изучали комнату. Ни бомбы, ни взрывчатых веществ, ни чемоданов с автоматами. Это был… обычный номер гостиницы. В номере находился только один чемодан с одеждой для гольфа. На столе стояла бутылка с минеральной водой. Мы взяли ее, чтобы снять отпечатки пальцев. Отпечатки были четкими, и мы отослали их по электронной почте одному парню, который мог сразу их проверить. Знаешь, кому они принадлежали? Некоему человеку по имени Ричард Раковский.

— О нет!

Том потер рукой лоб.

— Я хотел бы принять душ.

— Том, ты уверен…

Он выпрямился.

— Теперь я не уверен ни в чем.

— Джаз заказал пиццу.

— Отлично, — потянулся Том. — Редкая возможность съесть пиццу в сумасшедшем доме.

Он двинулся к домику Джо. Келли поспешила следом.

— Если ты и ошибся, это еще не значит, что ты сошел с ума.

Резко остановившись, Том обернулся к ней. Ветер гнул вершины деревьев.

— Я продолжаю считать, что этот парень — Торговец. И уверен, что городу что-то грозит. Я до сих пор прихожу в ужас от одной мысли, что он может здесь натворить.

Он почти кричал, и Келли невольно отступила.

Том улыбнулся, но его глаза остались серьезными.

— Ну а теперь нам надо идти. — Его голос стал намного тише. — Нам надо держаться подальше друг от друга. Может, я и не псих, но весьма близок к этому, да, малышка? — Он фыркнул. — Как все скверно!

 

Глава 20

В 23 часа 15 минут Том сдался и набрал номер сотового телефона Келли. Он знал, что она еще не спит. Он видел свет в окне ее спальни.

— Эштон слушает.

— Это только я. Это не насчет Бетси.

— О, благодарение Богу. — В голосе Келли чувствовалось явное облегчение.

— Извини, — смутился Том. — Я позвонил по сотовому, потому что боялся разбудить твоего отца… А как себя чувствует Бетси?

— Много лучше, — сказала Келли. — Доктор Мартин дал ей новое лекарство против тошноты, и с Бетси сейчас намного лучше. Она, конечно, выглядит неважно, но… — Она негромко рассмеялась, как показалось Тому, очень мелодично. — Ты позвонил мне в четверть двенадцатого, чтобы спросить о Бетси?

Он позвонил ей потому, что хотел поговорить с ней. Но явиться к ней он не мог. Разговор у дерева изменил многое в их отношениях, и Том сейчас совершенно не мог сказать, чего Келли хочет или ожидает от него. Впрочем, чего теперь от него можно ждать? Рука Тома дрогнула.

— Нет. — Он кашлянул. — Знаешь, я был полным дураком, но я… — Чувствуя, что его голос дрожит, Том замолчал. «Черт, этого только еще не хватало».

— Том, с тобой все в порядке?

На его глаза навернулись слезы. Бороться с этим было трудно, очень трудно, его молчание затягивалось. Нет, с ним не все в порядке. Нет, черт возьми.

— Извини, — сказал Том и повесил трубку.

Захватив аптечку и напялив на ноги старые отцовские ботинки, Келли поспешила к домику Джо.

Домик был погружен во тьму, но входная дверь оказалась отпертой. Впрочем, Джо всегда говорил, что у него нечего красть. Да никто и не стал бы обчищать этот домик, когда совсем рядом располагался особняк Эштонов, битком набитый разного рода ценностями.

Келли надеялась, что дождь, ливший уже несколько часов, поутих, и это так и оказалось, но все же, когда она вошла в гостиную, несколько капель упало на пол. Келли откинула со лба мокрые волосы, скинула отцовские ботинки и бросилась вверх по лестнице, прыгая через две ступеньки.

Однако дверь Тома оказалась плотно закрытой, и Келли это насторожило. Прижав аптечку к груди, она припала ухом к двери и прислушалась.

И она услышала именно то, что боялась услышать. Сдавленные рыдания. Том плакал.

О Боже! Боже! Что ей сейчас делать? Она должна войти, чтобы удостовериться, что Том не болен. Это ее долг как доктора.

Но как женщина Келли понимала, что Том не хотел бы, чтобы она видела его плачущим.

В то же время она хорошо знала, какие неожиданности могут встретиться при травмах головы. Даже если сканирование показало хорошие результаты, какой-то из кровеносных сосудов в мозгу мог ослабнуть из-за травмы или операции. Она обязательно должна поговорить с Томом, посмотреть ему в глаза, измерить кровяное давление.

Удостовериться, что его жизни ничто не угрожает.

И Келли постучала в дверь.

Внутри мгновенно наступила тишина.

Она постучала снова.

— Не входи. — Его голос звучал хрипло.

Келли подумала, что и сама готова расплакаться.

— Я должна.

— Отправляйся домой.

— Я не могу. — Она нажала на дверь. Та оказалась незапертой.

Свет в комнате не был включен, но Келли разглядела, что Том сидит на кровати. Том поспешно вскочил, вытирая лицо.

— Иисус! Что ты себе позволяешь? Убирайся!

Его голос дрожал.

— Ты звонишь мне, просишь помощи, а потом меня же выгоняешь.

— Я не просил твоей помощи.

— Тогда зачем ты мне звонил?

— Келли, пожалуйста, уйди.

Келли вошла в комнату и закрыла за собой дверь.

— О Иисус! — выдохнул Том.

— Том, я должна удостовериться, что с тобой все в порядке. — Она положила аптечку на край кровати. — У тебя кружится голова? Ты…

— Это не из-за головы. Это из-за моей чертовой жизни. Я столько работал — и завтра все это придется спустить в унитаз! Но у меня нет выбора. — Его голос срывался. — У меня, черт побери, нет выбора.

«Этот парень сломался», — поняла Келли. Ее охватила жалость. Келли обняла Тома и крепко прижала к себе.

— Извини. — Он снова начал рыдать. — О Боже, прости.

— О, Том. — Келли почувствовала, что из ее глаз льются слезы. — Я так хотела бы сделать что-то, что в моих силах, чтобы все было хорошо.

Мэллори проснулась в постели Дэвида — но того уже не было рядом.

Дождь все еще лил. Мэллори слышала, как он барабанит по крыше.

В углу, рядом с чертежным столом Дэвида, горела лампа. Дэвид сидел за столом, склонившись над одной из своих работ и придерживая левой рукой длинные волосы.

На нем были только шорты, и в свете лампы были хорошо видны мускулы его плеч и спины.

Мэллори почувствовала, что сердце ее сильно забилось, кровь быстрее побежала по венам, в груди стало тепло. Странно, этот человек рождал в ней противоречивые чувства — желание и умиротворенность одновременно.

Когда она беседовала о нем с Анджелой, та сказала только две вещи: что ее дети будут слегка косоглазыми и что Дэвид ее не оставит — подразумевалось, что лучшей партии ему не найти.

Это еще не было одобрением их отношений с Дэвидом, но Мэллори была благодарна Анджеле уже за то, что замечание о косоглазии было сделано, когда Дэвид находился в ванной комнате.

Что касается второго высказывания матери, то Мэллори горячо надеялась, что это окажется правдой и Дэвид никогда ее не покинет.

Анджела видела в этом человеке лишь его взъерошенные волосы, неуклюжесть и неловкость. Мэллори видела красивого парня, который ее любит.

Она не заметила, что шевельнулась в кровати, но поняла это, потому что Дэвид быстро обернулся.

— Тебе мешает свет?

— Нет. — Мэллори приподнялась на кровати, кутаясь в простыню. Ходить обнаженной, как это часто делал Дэвид, она не привыкла. — Что ты делаешь?

Дэвид подсел к ней на кровать, протянул руки и прижал к себе. Его руки были теплыми и нежными.

Мэллори посмотрела на черновые наброски, которые сделал Дэвид. На одном из них была изображена Ночная тень, которая, грозно нахмурившись, смотрела на главаря шайки оборванцев. Рядом с Ночной тенью были аккуратно выписаны слова: «Если я ошибусь в тебе, я стукну тебя так, что кишки вылетят из твоего носа. Ты понял?»

Мэллори перевела взгляд на Дэвида и рассмеялась:

— Это звучит очень знакомо. Дэвид улыбнулся:

— Это звучит хорошо, но лучше этого не делать.

Мэллори заметила блеск в его глазах — но Дэвид не поцеловал ее. Он просто смотрел на нее.

И Мэллори смотрела на него — чувствуя, как в ней растет желание, а дыхание становится прерывистым.

Она снова хотела его. Хотела заняться с ним любовью.

Дэвид поцеловал ее долгим поцелуем.

— Я никогда не устану заниматься с тобой любовью, Ночная тень.

Простыня Мэллори упала.

Том лежал на спине. Одна его рука обнимала за плечи Келли, второй он прикрыл глаза. Том не мог припомнить, уставал ли он так когда-нибудь в жизни.

И еще он не мог вспомнить, чтобы когда-либо он был так сломлен и плакал. Разве что когда ему было четырнадцать и его предполагаемый отчим колотил его по какой-то пустяковой причине — что-то вроде пролитого на стол пива, — а его мать за него не вступилась.

Или, может, когда в пятнадцать мать приказала ему собрать вещи и навсегда перебраться в дом Джо?

Или когда он узнал, что Анджела беременна и никогда теперь не сможет покинуть этот иссушающий душу городишко?

Или когда пятнадцатилетняя Келли прошептала ему просьбу прийти завтра снова — и он по ее глазам понял, что надо сломя голову бежать из городка, иначе он не покинет его никогда?

Именно поэтому он уехал. Хотя потом и пытался убедить себя, что это из-за того, что Келли молода. Но ведь он мог бы просто подождать. Он этого не сделал. Келли относится к тем, кого можно ждать вечно. Можно было просто приглушить их отношения — до поры.

Келли любила его. И Том это знал. И если бы он остался, у него было бы то, что сейчас есть у Мэллори и Дэвида.

У них были бы дети, потому что он обязательно женился бы на Келли. И теперь он лежал бы в кровати со своей женой, а не с посторонней женщиной, которую и любовницей-то не назовешь.

Конечно, в этом случае он бы не попал в спецподразделение ВМС, но ведь очень скоро он и так вылетит оттуда.

Эх, если бы тогда, уезжая, он знал, чем все это кончится! Вряд ли бы он уехал.

— Все эти размышления меня доконают, — вздохнул Том. Приподняв голову, Келли посмотрела на него.

— Не думай больше обо всем этом.

Но он этого не мог.

— Что было бы, если бы я не уехал, Келли?

Тихо рассмеявшись, Келли положила голову на его плечо. Ее лежащая на груди Тома рука была теплой.

— Я бы потеряла девственность до совершеннолетия.

— Я люблю тебя.

Он почувствовал, как Келли замерла. Это было странное ощущение. Келли словно застыла.

— Я не жду от тебя какого-то ответа. Просто мне кажется, что я должен был тебе это сказать. — Определенно, настало время сменить тему разговора. — Сегодня вечером я еще раз побывал в комнате 104. Знаешь, что я там нашел?

— Нет, — тихо отозвалась Келли.

— Я нашел отпечатки пальцев Марии Консуэлы, Джинни Гиптено, Глории Хайнес и Эрика Романа. Все они работают в гостинице «Болдуинз-Бридж». Я нашел даже старые нечеткие отпечатки Джорджа и Хелен Уотерз, а также мистера Эрнста Роддимана. Это прежние владельцы гостиницы. Но я не нашел больше ни одного следа Ричарда Раковского. Ни снаружи, ни внутри чемодана, ни на двери туалета, ни на телевизоре или телефоне. Нигде.

Несколько часов ушло на то, чтобы снять отпечатки — и все это под страхом, что Ричард Раковский может вернуться в любой момент. Конечно, команда Тома стояла на страже и могла бы дать сигнал по рации, но все равно времени было бы слишком мало, чтобы убежать или даже спрятаться.

Том взбил подушку и поставил ее так, чтобы можно было сесть в кровати.

— Ты, наверное, удивишься, узнав, что я там находился почти до полуночи, но так и не получил от моей команды сигнала. Это меня удивило. Похоже, этот номер необычный. Возможно, Торговец собирается перенести туда бомбу в самую последнюю минуту. Похоже, он решил лишний раз не светиться в людном месте. А может, это сумасшедший, и он боится людей.

Том взглянул Келли прямо в глаза.

— Это он, Келли, я знаю, что это он, Я совершенно в этом уверен. Я знаю, что он появился в городе, чтобы устроить взрыв на праздновании в честь Пятьдесят пятой. Мне нужно сообщить об этом. Пусть мне не верят. Пусть у меня есть только фотография человека и тот факт, что отпечатки хозяина номера есть на одной лишь бутылке. — Его голос дрогнул. — Но когда я обдумал все, я начал сомневаться. Может, я и в самом деле сумасшедший. Что, если эта моя уверенность из-за травмы? И все же я решил… — Том запнулся, а потом негромко кашлянул. — Я должен позвонить адмиралу Кроули.

Да, именно это он и сделает утром, как только проснется.

И раздумывать тут нечего. Это единственное правильное решение в данной ситуации, и он обязательно должен это сделать.

Даже если это будет означать конец его карьеры и изменение всей его жизни.

— Если я ошибаюсь… — Он помолчал, стараясь справиться с дрожью в голосе. — Если я ошибаюсь и охочусь за уже мертвым террористом, значит, я не должен командовать шестнадцатым экипажем «Морских львов». И тогда мне придется смириться с увольнением по состоянию здоровья. Это не то, на что я надеялся, но по крайней мере мне будет не стыдно увольняться.

— Есть другой вариант. — Келли приподнялась. — Что, если тебе взять еще несколько месяцев на поправку?

— Нет, — возразил Том. — Если я позвоню утром адмиралу Кроули и подниму тревогу, дополнительных месяцев мне не дадут. Контр-адмирал Такер держит моего доктора на поводке. Я абсолютно уверен, что меня сразу же отправят на медкомиссию. И то, что я увидел в Массачусетсе мертвого террориста, не позволит мне легко пройти эту комиссию. Мало того, что меня уволят, — я останусь с клеймом психа до конца своих дней.

На глаза Келли навернулись слезы.

— Но я должен обо всем сообщить, — тихо продолжал Том. — Нельзя просто так оставить это дело.

— Я могу как-то тебе помочь? — спросила Келли. — С кем-то поговорить, кому-то позвонить или…

Том отрицательно покачал головой.

«Я тебя люблю». Зачем он сказал ей это? Это оставит шрам в ее душе. Так же как и все его разговоры о террористах.

— Том. То, что ты говоришь…

— Нет, — оборвал ее Том. — Хватит об этом! Давай помолчим.

Кивнув, Келли замолчала. Она не знала, что сейчас лучше сделать — уйти или остаться.

— Хочешь, я побуду с тобой? — спросила она.

— Да.

Наклонившись, Келли поцеловала его. Том протянул ей руки, и она скользнула в его объятия, подумав, что чувствует себя здесь удивительно на своем месте.

«А что, если никогда с ним не расставаться? Что, если просто сказать, что и я его люблю? Пусть проснется завтра утром и увидит меня рядом с собой в своей постели».

И Келли стянула с себя сорочку.

А потом они оба забыли и о времени, и о пространстве.

13 августа

Чарлз остановился в коридоре, ведущем из гостиной на открытую площадку верхнего этажа. На площадке он увидел Келли, которая сидела возле перил, прижав колени к груди.

Ее наряд удивил Чарлза — на его дочери были только белая ночная сорочка и… его старые ботинки.

Келли смотрела на океан, наблюдая за восходом солнца.

Шторм, грохотавший всю ночь, утих, но ветер еще был сильным, и ночная сорочка Келли с шумом трепетала на ветру. Келли выглядела усталой и бледной, под глазами были черные круги.

Чарлз неслышно повернул назад. Он знал, как выглядит человек, который хочет побыть один. Он часто видел такого человека в своем зеркале.

Но тихо исчезнуть, имея металлическую палку в руке, было трудным делом. Палка звякнула черт знает обо что, и Келли повернула голову.

Она попыталась улыбнуться, но это у нее не получилось.

— Ты сегодня рано встал. Не спится? — Она попыталась произнести это совершенно спокойно, но и это ей не удалось.

Что-то с ней было не так, и Чарлз спросил:

— С тобой все в порядке?

— Да. Я чувствую себя прекрасно. — И на лице ее появилась кривая улыбка.

— Ладно, — кивнул Чарлз. — У меня тоже все прекрасно. — То, что он еще не умер, вполне можно назвать словом «прекрасно». Если же не брать этого в расчет, то ночь, по правде говоря, была ужасной — он почти не спал от" боли.

Келли пристально вгляделась в его лицо:

— Ты уверен? Ты выглядишь…

Она была слишком тактична, чтобы закончить свою мысль. Он выглядел так, словно только что вернулся из преисподней. Как восьмидесятилетний старик, умирающий от рака.

Чарлз знал, что не должен говорить дочери о своем состоянии. Особенно сейчас, когда она, похоже, в любую минуту готова разрыдаться.

— Со мной все в порядке, — успокоил ее он. Он тоже умел притворяться.

— Ничего с нами не в порядке! — взорвалась Келли. Она резко поднялась с пола. — Ты умираешь, а я… — Ее губы дрогнули — точно так же, как тогда, когда она была маленькой девочкой. — Мне чертовски надоела жизнь.

— Да, с нами не все в порядке, — согласился Чарлз.

— Это не из-за Тома. Он любит меня. — Как она ни крепилась, на ее глазах появились слезы — и опять она напомнила Чарлзу маленькую Келли. — Но я его не люблю. И не хочу любить. Я отказываюсь любить его снова.

И она сбежала с открытой площадки вниз — и это тоже было как в детстве.

— Дурочка, — проворчал Чарлз, словно Келли была еще здесь. — Я и не знал, что у меня растет дурочка. Человек не может выбирать, кого он любит. Как тебе пришла в голову эта мысль?

Том приступил к делу. Подумав, он решил не звонить адмиралу Кроули, а обратиться непосредственно в ФБР. Несколько лет назад он работал со специальным агентом Дунканом Лэндом. И хотя они не поддерживали потом тесных контактов, Том знал, что Дункан его не забыл.

Он позвонил Дункану прямо домой и подробно рассказал все — о травме головы, о диагнозе «паранойя», о своих сомнениях. До праздничной церемонии оставалось всего два дня, и это очень тревожило Тома. Слушая, как Дункан все реже и реже откликается на его слова, Том понял, что его рассказ всерьез не воспринимается.

Тем не менее Дункан выслушал его до конца. Но Том сразу понял, что после этого разговора Дункан позвонит Кроули.

Том был разочарован. Но чего он ждал? Весь сегодняшний день шел неудачно с самого пробуждения, когда Том обнаружил, что Келли в его постели нет.

В ответ на его признание в любви Келли оставила его, даже не дождавшись рассвета.

Том начал набирать телефон Кроули, надеясь, что соединится с адмиралом первым. Однако соединили его не сразу.

— Ну, парень, на этот раз ты сел в лужу, — сказал Кроули вместо приветствия. — Я только что говорил с Ларри Такером, который хочет послать патруль, чтобы тебя забрали. Он разговаривал с главой Управления по борьбе с терроризмом в ФБР, который сказал…

— Сэр, эта опасность не выдуманная, — прервал Кроули Том. — Празднование будет через два дня, а я здесь совсем один. Мне нужна помощь.

— Думаю, ты поставил себя в такое положение, когда я тебе помочь ничем не могу.

— Но почему я не имею права обратиться в ФБР? Здесь будут сенаторы. Представители из Англии и Франции. Если бомба взорвется — нет, адмирал, когда эта бомба взорвется…

— Черт бы тебя побрал, Том. Может, хватит? Ты не понимаешь, как бредово это звучит?

— Сэр, а что, если я прав?

— Сынок, у тебя была серьезная травма, которая повлияла на твою способность оценивать окружающее. Все, что я могу тебе посоветовать, — это провериться в ближайшем военном госпитале.

— Да, сэр, — пообещал Том. — Я сделаю это, сэр. На следующей неделе, когда этот праздник завершится и окажется, что я ошибся, я туда пойду. Но до этого… Знаете, в этом городе есть много людей, за судьбу которых я боюсь, и я не брошу их, пока угроза не будет нейтрализована или не будет доказано, что ее не существует.

Мэллори все еще находилась в кровати, когда Брэндон своим ключом открыл дверь квартиры Дэвида.

— Bay, — протянул он, столь же не ожидавший увидеть Мэллори, как и она его. — Извини, я не знал, что ты здесь.

Он опустил в карман ключ, но не повернулся, чтобы уйти.

— Я пришел стянуть немного молока.

— Его не осталось, — сказала Мэллори, пряча записку, оставленную ей Дэвидом, под подушку.

— Черт, — проворчал Брэндон.

Мэллори натянула простыню по самую шею, но открыла тем самым то, что ниже, и потому поспешно прикрылась руками, надеясь, что Брэндон ничего не заметил. И что он немедленно уйдет.

Но он не ушел. Вместо этого Брэндон сел на край кровати.

— Кто бы мог подумать? — с глупой улыбкой произнес он. — Восхитительная Мэллори в комнате нашего маленького Дэвида.

— Он не маленький, — холодно сказала она. — Ты не возражаешь, если я немного посплю? Брэндон не двинулся с места.

— Знаешь, Дэвид годами рисовал свою Ночную тень. Он буквально влюбился в нее, он дал ей твое лицо. Последнее, что оставалось, — это переспать с ней. — Брэндон рассмеялся. — Надеюсь, он не заставляет тебя летать, как Ночная тень?

Мэллори не рассмеялась. Даже не улыбнулась.

— Очень смешно, Брэндон. Уходи.

— Стоит ли? — подмигнул ей Брэндон. — Дэвид не придет сюда еще несколько часов. А здесь так уютно… Он потянул за простыню. Мэллори ухватилась за нее крепче.

— Не смей.

— Ну, расслабься, я только шучу. — Он встал и, благодарение Богу, направился к двери. Но у самой двери обернулся. — Дэвид живет в мире своих фантазий. Смотри, завтра он перебежит к принцессе Лее или адвокатше Труа. Подумай об этом! Увидимся, Ночная тень.

Только когда он закрыл за собой дверь, Мэллори вытащила записку, которую оставил ей Дэвид.

На записке была изображена она сама, спящая в кровати, и Дэвид, наклонившийся, чтобы поцеловать ее на прощание. Над ее головой Дэвид поместил большой овал, в котором было написано: «Не могу дождаться момента, когда вернусь, чтобы снова заняться любовью с Ночной тенью»…

Ночная тень.

Он всегда звал ее Ночной тенью. «Я люблю тебя, Ночная тень».

О Боже! Что, если Брэндон прав? Что, если Дэвид равнодушен к ней самой, а любит выдуманный им образ?

А Мэллори совсем не походила на Ночную тень, и это было совершенно ясно. Общим у них была только внешняя оболочка.

Ночная тень была отважной, сильной и уверенной в себе. Она являлась совершенством.

Мэллори же была незаконнорожденным ребенком городской шлюхи. А это значит, что, не видя подтверждения образа Ночной тени, Дэвид, возможно, скоро устанет от Мэллори Паолетти.

Том швырнул телефон через всю комнату.

Джаз не взглянул на него, даже не моргнул. Он спокойно завершил свой телефонный разговор, после чего мягко положил трубку на рычаг.

— У меня будут Дженк, Нилсон и Лопес, сэр. — Крутанувшись на вращающемся кресле, он повернулся к Тому. «Сэр» было произнесено тихо, но оно определенно было произнесено. — Однако все они смогут приехать только рано утром в среду.

— Черт.

— Лучше в это время, чем вообще никогда. Том потер лоб.

— Я уже ни в чем не уверен. Думаю, тебе, Старрету и Лок следует немедленно покинуть город. Если я окажусь не прав с Торговцем, это может отразиться на вашей карьере. Я не хотел бы причинить вам вреда.

— Бывают вещи и похуже, Том.

Том глянул в глаза человеку, с которым прослужил много лет. С которым прошел сквозь огонь и воду. Этот разговор у них был уже не впервые.

— Если меня уволят, я постараюсь что-то сделать, чтобы ты возглавил отряд «Эс-Оу». Командиром шестнадцатого подразделения тебя, по всей видимости, не назначат. Но может, когда-нибудь…

— Я не спешу тебя заменить, — спокойно заметил Джаз.

— Но Такер очень спешит. — Том сокрушенно покачал головой. — Куда бы я ни обращался за помощью, его люди тут как тут. Полицию штата предупредили, что я могу позвонить, и приказали не обращать на меня внимания. Начальник полиции Болдуинз-Бридж получил право задержать меня до окончания празднования. Он сказал мне, что если я окажусь у гостиницы, его люди меня арестуют. Джаз поднял бровь:

— Вот было бы забавно посмотреть, как у них это получится.

— Мы остались одни, — сказал Том своему заместителю. Джаз неожиданно улыбнулся:

— Может, это и лучше.

Келли обнаружила отца извивающимся в кровати и жадно хватающим ртом воздух.

Сначала она подумала, что у отца инфаркт, и лишь потом поняла, что он мучается от боли. От ужасной боли.

Келли приоткрыла клапан кислородного баллона, висевшего над головой отца, стараясь облегчить ему дыхание. Потом взяла бутылочку с обезболивающими таблетками и…

Оставалось только три штуки.

По всей видимости, отец использовал двойную или тройную норму.

— Сколько ты взял, папа, и как давно?

— Три, — ответил он, — минут двадцать.

Двадцать минут он мучается, согнувшись от боли.

— Почему ты не позвал меня? — Этот вопрос сорвался с ее губ, когда Келли уже сообразила, что ответ ей совершенно не нужен. Она здесь. Она поможет ему всем, чем может. Келли обняла отца. Он казался совсем худым и слабым.

К ее удивлению, отец ответил:

— Не было необходимости звать. Я знал, что скоро ты придешь пожелать мне доброй ночи. Я знал, что ты придешь. — Он крепко зажмурился, словно его пронзила ужасная боль, и сжал ее кисть руками, когда-то большими и сильными, а сейчас худыми и слабыми. — Ты можешь… Боже, ты можешь позвать врача? Это средство больше на меня не действует.

Келли была готова разрыдаться.

— Врач ничего не сможет тебе дать после того, как ты проглотил столько пилюль. Тебе придется подождать. Если ты-проглотишь еще несколько таблеток, у тебя остановится дыхание.

— Ладно, — сказал Чарлз. — Тогда ладно. — Он открыл глаза и отпустил ее руку. — Ты не должна этого видеть. Уходи.

— Еще чего! Я тебя не оставлю. — Келли прижала его к себе, словно маленького ребенка.

— Сибела тоже бы не оставила. Ты очень похожа на Сибелу — столь же сильна духом и самоуверенна. — Чарлз снова закрыл глаза; слова следовали в промежутках между жадными вздохами. — Я не знаю, сколько мне осталось, но уверен, что не протяну и нескольких дней. Я не боюсь смерти — но боюсь этой чертовой боли.

Келли уже не могла сдерживать себя и разрыдалась.

— Я хотела бы тебе как-то помочь.

— Ты можешь. Пообещай, что позаботишься о Джо.

— Обещаю. Я уже говорила тебе, что обязательно это сделаю. Я прослежу, чтобы он всегда имел угол и ни в чем не нуждался.

— Я не об этом. Он не останется без угла или куска хлеба — я оставляю ему достаточно денег. Я о другом. Пусть он знает, что есть люди, которые его ценят. Постарайся убедить его, что он и в самом деле является героем Болдуинз-Бридж. Этот человек стоит десятка таких, как я. Сотни. Не знаю, почему Сибела его не полюбила, почему она полюбила меня.

Келли видела фотографии отца, когда ему было двадцать три и он должен был вступить в американскую армию. Он улыбался, его глаза были полны жизни и веселья. Джо тоже неплохо выглядел в этом возрасте, но в Чарлзе было что-то удивительно притягательное. Эту притягательность он сохранил до сих пор. Даже когда он бывал пьян или груб, не исчезал присущий ему шарм. Келли не казалось странным, что Сибела выбрала его, а не Джо.

— Это все, о чем я прошу, — прошептал Чарлз. — Ты слушаешь?

— Да, — сказала Келли. — Я здесь.

— Я знаю, что ты здесь. Но ты слышала, что я сказал?

— Тебе не следует сейчас разговаривать.

— Это помогает мне справиться с болью, Кроме того, ты должна знать еще одну вещь. Это очень важно, Келли. Нельзя выбирать, кого любить. Когда я встретил Сибелу и Джо, я знал, что он любит ее. А примерно через неделю я тоже ее полюбил. Но я уже был женат. Я не имел права любить кого-либо, кроме Дженни. Но это произошло, и я не мог с этим ничего поделать. И Сибелу тянуло ко мне — до сих пор не знаю почему. Я очень старался поступать, как мне надлежало, держаться от нее подальше, но из этого ничего не получилось. Я сдался. Знаешь, я бы продал душу дьяволу, если бы он избавил меня от этого брака, чтобы только провести жизнь с Сибелой. Я очень ее любил. Это было очень сильное чувство.

На какое-то время он притих — Келли надеялась, что пилюли, которые он проглотил, начали действовать.

— Поначалу я отказывался признаться себе в этом, — тихо продолжил Чарлз. — Более недели я хранил это в себе. Я боялся, что, если я откроюсь, я сделаю больно моей жене и Джо. Но на самом деле это принесло боль мне и Сибеле, потому что мы потеряли драгоценное время, когда могли бы быть вместе. Однажды Сибела сказала, что в то утро, когда были убиты ее сын и муж, она приготовила завтрак, но сама с ними за стол не села — и теперь жалеет, что у нее в жизни не было этих бесценных минут. Когда она рассказывала мне это, я ее не понял. Многие вещи понимаешь слишком поздно…

Келли почувствовала, как тело ее отца стало расслабляться и словно бы обмякло. Она осторожно опустила больного на кровать, укутала одеялом, но не ушла. Присев на край, она осторожно погладила его волосы.

— Это было в ту ночь, когда мы узнали о немецких планах по уничтожению Пятьдесят пятой. — Его голос становился слабее, невнятнее, но Чарлз, похоже, был полон решимости довести свой рассказ до конца, и Келли очень хотелось услышать продолжение. Ее отец рассказывал о своей любви. В это трудно было поверить. — Когда я вылечил колено и набрался достаточно сил, чтобы идти, то должен был пересечь линию фронта и вернуться в Пятьдесят пятую. Джо собирался меня проводить. Я не попрощался с Сибелой. Я боялся, что она поймет, как сильно я ее люблю, боялся, что дам какое-нибудь обещание, которое не смогу выполнить. — Чарлз грустно улыбнулся. — Я надеялся когда-нибудь вернуться в Сент-Элен. Это была очень теплая и ясная ночь. Мы отправились на северо-запад по дорожке, которую часто использовали. Я шел и все время задавал себе вопрос: как я мог уйти, не попрощавшись? Как я мог так ничего и не сказать? Неужели я вернусь в Болдуинз-Бридж, так и не взглянув в ее лицо хотя бы раз? И вот тогда я вдруг понял, что то, что у меня есть в Болдуинз-Бридж — дом, состояние, жена, моя жизнь там, — все это ничто по сравнению с моей любовью к Сибеле.

Чарлз стих, закрыв глаза. Хотя Келли и хотела, чтобы отец заснул, она поймала себя на мысли, что ждет, чтобы он продолжил.

— Что случилось? — прошептала она. — Почему ты не остался во Франции, отец?

Таблетки, принятые Чарлзом, начали действовать, и действовать неплохо. Чарлз открыл глаза — но сейчас он смотрел не на Келли, а куда-то сквозь нее, словно стремился что-то разглядеть в своем далеком прошлом.

— Мы не прошли и семи миль, как Сибела догнала нас. Она бежала всю дорогу, но у нее достало сил, чтобы ударить меня по щеке, и очень сильно. Я, конечно, поцеловал ее и высказал ей все, что передумал за время пути. Что я вернусь в Сент-Элен после войны. Что я ее люблю. Что я сделаю для нее все. Даже умру.

Чарлз негромко рассмеялся, но взгляд его оставался столь же отрешенным, и Келли поняла почему — он видел свою Сибелу.

— Она заплакала и сказала, что никогда не захочет, чтобы я за нее умер. Она мне этого никогда не позволит. Никогда. — Чарлз покачал головой. — Бедный Джо. Каково было ему видеть это. Он ведь любил ее — так же сильно, как и я. Возможно, даже больше.

А потом Сибела рассказала, почему она за нами следовала. Не для того, чтобы дать мне пощечину, — хотя она и была рада такой возможности. Она узнала, что немцы замышляют контрнаступление. Сибела передала нам бумаги, где был подробно расписан план действий. Требовалось передать эти бумаги командованию союзников до рассвета.

И мы пошли. Все трое… Когда мы приблизились к линии фронта, кругом были немцы. Это было очень страшно — я не боялся так больше никогда.

Его голос дрогнул.

— Потом Джо был ранен, и наше положение стало хуже некуда. Из-за Джо мы двигались медленно, но бросить его мы не могли. Мы шли через город — я даже не знаю его названия, помню только, что дома были разрушены и по улице было невозможно пройти.

И там мы застряли. Везде были немецкие патрули, и нам приходилось прятаться в руинах. Один патруль стал проверять руины. Я понял, что это конец. Я вытащил свой пистолет и решил убить столько немцев, сколько смогу. Черт побери, в этот момент я был готов на все. Черт с ним, что у них были автоматы, а у меня только маленький «люгер»! Но я не смог этого сделать, потому что в то время Сибела отдала мне все документы и свой «вальтер ППК». Тогда я не понял почему. Боже, как я был глуп! На глазах его появились слезы.

— Она поцеловала меня, — прошептал Чарлз. — Потом посмотрела мне прямо в глаза и сказала: «Я люблю тебя». Я не успел остановить ее — она побежала. Так быстро, как могла.

Его губы задрожали, по щеке покатилась слеза.

— Немцы погнались за ней. Они стали стрелять. Я видел, как пули попали в нее, как она упала. Я сразу понял, что она убита. Она была убита! Но я знал и то, что, если я сейчас не буду спешить, я не доставлю бумаги. Сибела погибла именно ради того, чтобы я сделал это. Я даже не помню, как мне это удалось, — как я протащил Джо через линию фронта, как мы сумели миновать немцев. Когда я передал бумаги, то взял автомат и вступил в бой. Наверное, я хотел умереть — но Бог не дал мне этого. С Джо я встретился только после войны. Когда встал вопрос о награждении нас Почетной медалью конгресса, я от нее отказался. Я ее не заслужил.

Чарлз замолчал, и наступила тишина. Келли не знала, что ей следует сказать.

— Я долго ненавидел Джо — за то, что его ранило, за то, что мы не могли быстро передвигаться, за то, что пришлось прятаться в руинах. Я так его и не простил. Я не простил и Сибелу.

— А себя? — тихо спросила Келли. — Себя ты простил? Чарлз покачал головой.

— Я живу на свете благодаря Сибеле. Но за все эти годы я не сделал ничего, что бы оправдало ее жертву. Для нее я был героем, но когда я вернулся домой, все пошло кувырком. Меня бросила жена. Потом было еще два брака, оба кончились ничем. Тоже мне герой — сидит на площадке, лодырь, пьет, да так, что скоро отдаст концы, сукин сын. Я получил от Сибелы самый ценный подарок — возможность жить. И вот я лежу на кровати и умираю, ничего в жизни не сделав, кроме тебя, да и то по случайности. Ты удивительный человек, Келли, и я тобой горжусь, но вовсе не благодаря мне ты стала такой.

Келли не могла говорить, ее душили слезы.

— Я люблю тебя. Тебя и Сибелу. Только вас я и любил в своей жизни. Знаешь, если, бы она не погибла, я бы отдал все свое состояние, чтобы быть с ней. Пусть мне пришлось бы иметь дело с Дженни. Я бы смог с этим справиться. Человек не выбирает, кого ему любить, Келли, но от его воли зависит, не пропустит ли он эту любовь.

Его глаза закрылись, дыхание стало медленным и ровным. Боль покинула Чарлза — физическая боль — по крайней мере на какое-то время.

 

Глава 21

14 августа

Дорожное движение было просто сумасшедшим.

Келли въехала на автостоянку у кинотеатра, решив проделать остаток пути до аптеки пешком. Ей нужно было купить лекарство для отца.

Болдуинз-Бридж был переполнен наезжающими каждым летом туристами, но к ним прибавились еще и те, кто участвовал в празднике в честь Пятьдесят пятой дивизии.

Гавань тоже была набита битком. Многие прибывали на парусных лодках и яхтах. Горожане, пользуясь хорошей погодой, отправились к волнолому, по обеим сторонам которого приставали прогулочные лодки.

Рядом с гостиницей можно было видеть контейнеры со сложенными раскладными стульями, которые следующим утром будут расставлены на лужайке. Рабочие спешно возводили сцену для именитых гостей. Недалеко от них, припаркованный, стоял арендованный Томом фургон. Фургон с затененными стеклами, набитый высокотехнологичными приборами наблюдения.

Так вот где они все!

Проснувшись сегодня утром, Келли обнаружила, что, кроме нее, в доме никого нет. Даже Чарлз, перенесший трудную ночь, куда-то ушел.

Келли была разочарована. Она хотела увидеть Тома. Но временный штаб по поимке Торговца был пуст.

Так же пуст, как и ее постель прошлой ночь, когда она прокралась в дом Джо, пытаясь найти Тома, надеясь сказать ему… Что? Она не знает этого до сих пор.

Все, что она знала, — это то, что хочет быть с ним.

Келли направилась к фургону и решительно в него постучала.

Ей показалось, что внутри было какое-то движение — но дверь не открылась.

Она постучала еще раз.

— Это доктор Эштон, — громко прозвучал голос Мэл-лори в наушниках Тома. Келли.

— Что ей нужно? — спросил Том.

В наушниках задребезжал голос Чарлза. Тот находился на наблюдательном посту на крыше дома начальника гавани.

— Если она сообразительная, она ищет тебя. Если не очень сообразительная, то меня.

— Перестаньте занимать эфир пустяками, — вмешался голос Джаза.

— Я не знаю, что ей нужно, — доложила Мэллори. — Впустить ее?

— Да. — Том попытался сдержать раздражение. — Да, впусти, чтобы она не привлекала внимания. И побыстрее. А потом закрой за ней дверь.

Он услышал в наушниках звук открывающейся двери, затем раздался голос Келли:

— Эй, Мэллори, а ты что тут делаешь?

— Мы с Дэвидом помогаем Тому.

— О, привет, Дэвид. Как ты? Слушай, мне нравится, как ты постригся.

— Спасибо, это сделала Мэл.

— Я могу войти?

— Да, Том приказал впустить вас. Только быстро! Когда дверь наконец захлопнулись, Том в досаде закатил глаза.

— Мэллори, отрегулируй громкоговоритель, чтобы меня могла слышать Келли.

— Громкоговоритель работает не очень хорошо, — сообщил Дэвид. — Мы дадим ей наушники.

— Хорошо, — одобрил Том.

— Том, — прозвучал голос Келли.

— Что-то случилось, Келли? — Том постарался, чтобы его голос звучал ровно. Словно она не разрушила надежд, убежав после его признания в любви. Словно он не заметил, что она весь вчерашний день пряталась от него. — Тебе что-нибудь надо?

— Где ты? Слышно так, будто ты совсем рядом.

— Я в самом деле рядом. Я в гостинице.

— Лок наблюдает за комнатой 104 из церкви, — объяснила Мэллори. — Джаз, Сэм и Том заняты поисками бомб в комнате.

У Мэллори это прозвучало совсем наивно — словно бы эти трое просто постучали в дверь, объяснили, что в гостинице может быть заложена бомба, и, извинившись за беспокойство, попросили разрешения ее поискать.

Нет, бомбу приходилось искать скрытно. Для этого Стар-рет облачился в форму служащего гостиницы, а Джаз — в униформу работника охраны завтрашнего мероприятия. Именно так он и представился гостиничному клерку.

На Томе были шорты и широкая рубашка, скрывающая целый арсенал, привезенный Джазом. Все трое сейчас осматривали те комнаты, в которых не было никого из жильцов.

Дело двигалось быстро. Они были уже на третьем этаже — оставалось еще два. И чем больше комнат они исследовали, тем меньше была надежда найти бомбу. Уж Торговец-то должен знать, что от взрыва на четвертом этаже ущерб должен быть куда меньше, чем на первом.

Но Том помнил, что на снимке, сделанном возле гостиницы, у Торговца было много багажа. В комнате 104 стоял только один небольшой чемодан. Где же находится все остальное?

Проверив последнюю комнату третьего этажа, Том знаком приказал Джазу и Старрету идти за ним на четвертый.

Первая комната выглядела так, словно ее занимала семья с маленьким ребенком. Везде были разбросаны игрушки. Но это вовсе не значило, что Том решил ее не исследовать. Если бы он был террористом, то тоже постарался бы замаскировать адскую машину.

Однако и здесь не оказалось ничего. Закрыв дверь, Том удостоверился, что замок защелкнулся, после чего сделал пометку в своем списке.

Внезапно в наушниках послышался голос Келли:

— Я думаю, что Торговец устанавливает бомбы в машинах. Почему вы ищете в гостинице?

— Мы обследуем гостиницу только сегодня днем, — ответил Том. — Вечером и завтра мы будем на местах парковки.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросила она.

— Нет, — бесцветным голосом проронил Том. — Если хочешь — оставайся с Мэллори и Дэвидом, помоги им в фургоне. Но в гостинице не появляйся ни при каких обстоятельствах.

— Мне надо поговорить с тобой. Когда у тебя будет перерыв?

— В среду. — Вот как, она хочет с ним поговорить. Ладно. До того как он уедет из города, им действительно стоит поговорить.

— Ты серьезно? И до среды никак невозможно?

— Нет.

— А когда ты будешь принимать ванну?

— Келли, я немного занят, — сдерживая раздражение, заметил Том. — Ты не можешь шутить в другое время?

— Я не хочу ждать до среды, чтобы признаться, что была не права с самого начала. — Келли понизила голос:

— То, что между нами, — это не только секс. Прошлым вечером, когда я искала тебя и не могла нигде найти, мне было очень плохо. Я боюсь тебя потерять.

— Послушай, Келли…

Она еще больше понизила голос:

— Я скучаю по тебе. Скучаю по тому времени, которое мы провели вместе. Веришь ты или нет, но мне очень нравится говорить с тобой, потому что я люблю…

Том прервал ее:

— Да, я знаю, что любишь. И что сейчас вся команда — включая твоего отца — это слышит.

— Что?

— Все слышат, — подтвердил он, рассмеявшись над ее изумлением. — Это открытый канал. Келли тоже расхохоталась:

— О Боже! В самом деле?

— Не останавливайтесь, — вмешался Старрет. — Мне очень нравится эта радиопрограмма. Лучше, чем «Молодые и беспокойные».

— Спасибо, — сухо сказал Том. — Но я думаю, что передача окончена.

— Вовсе нет, — возразила Келли. — Я хочу еще раз сказать, что люблю тебя.

— Вот видите, — произнес Старрет, — передача продолжается.

— Я не хочу ждать среды, чтобы сказать это, — добавила Келли.

— Но не обязательно объявлять об этом всем, — проворчал Том. Она любит его. Он не знал, радоваться этому или огорчаться.

— А мне все равно. Я люблю тебя, и это очень здорово.

Это прозвучало так, словно Келли пыталась убедить в этом себя.

— Да, это здорово. — Голос Келли дрогнул. — Но если ты меня тоже любишь.

Тишина. Стояла мертвая тишина.

Келли покраснела, потом ее бросило в дрожь, а потом снова в жар. Казалось, ответа Тома она ждет целую вечность.

— А что, если нам устроить перерыв часика через полтора? — наконец отозвался он. — А пока мы закончим с четвертым этажом.

— Извини, — тихо сказала она. — Я не хотела вам мешать.

— Ты не мешаешь.

— Хорошо. Тогда через полтора часа…

— Том, к крыше гостиницы приближается маленький коммерческий вертолет, — внезапно вмешался голос Лок. — На крыше гостиницы есть взлетная площадка?

— Кто-нибудь знает? — спросил Том. Его голос был резким, как и положено быть голосу командира группы.

— Да, — сказал Дэвид. — Гостиница имеет на крыше вертолетную площадку для гостей.

— В кабине только пилот, — доложила Лок. — Возможно, кого-то возьмут из гостиницы.

— Что-то происходит в коридоре, — негромко произнес Старрет. — Том, спрячьтесь. Джаз в комнате 415. Из комнаты 435 выходит темноволосый человек с маленьким чемоданчиком. Он выглядит как… Внимание, внимание, я вижу его. Это он.

Том преодолевал лестницу, прыгая через две ступеньки, когда услышал, как Старрет говорит:

— Извините, мистер Раковский…

— Черт! Нет, Сэм! — закричал Том. — Уходи!

А потом он услышал три пистолетных выстрела. Было нетрудно понять, что произошло. Старрет назвал Торговца «мистер Раковский», как было указано при прописке его в гостинице, — и этот человек выхватил пистолет и открыл огонь.

— Джаз, что там?

— Старрет упал, — послышался низкий голос заместителя Тома. — Нужна медицинская помощь — из него хлещет кровь. Торговец на верхней лестничной площадке, а в комнате 435 нашли бомбу. Время взрыва установлено как раз на начало открытия церемонии. Взрывное устройство самодельное, лейтенант, но взрывчатки очень много. Этот парень определенно специалист своего дела. Думаю, нужно эвакуировать людей из здания. Не уверен, что сумею разминировать все эти штуки вовремя.

— Медицинская помощь уже в пути, — вмешался голос Мэллори. — Келли сказала, что идет на помощь Сэму.

— Нет! — выкрикнул Том, продолжая подниматься вверх, к крыше. — Черт побери, скажи ей, чтобы она оставалась в фургоне.

— Но она уже ушла.

— Черт! Джаз, вызови Компьютерного Маньяка. Пусть поможет справиться с бомбой. Мэллори, позвони в полицию, скажи им, что происходит. Лок, будь наготове.

— Всегда готова, сэр!

Том взлетел на крышу и зажмурился от яркого света. Выхватив пистолет, он побежал к другой двери на крышу.

И в это время в проеме появился Торговец.

Он увидел Тома, его оружие и поднял руку.

Он опоздал совсем немного.

Том ударил его ногой со всей силы, словно бил по мячу.

Торговец полетел вниз, с грохотом пересчитывая ступеньки. Гол!

Том не ожидал, что Торговец так быстро поднимется на ноги.

Но тот вскочил и с силой ударил Тома дипломатом по голове, а потом по правой руке. Пистолет выпал из руки Тома, и Торговец быстро нагнулся за ним.

Келли взбежала по лестнице на четвертый этаж. Боже, только бы пули, полученные Старретом, не попали ему в лицо или грудь…

Он лежал на полу, все плечо было в крови. Двумя дюймами ниже — и пуля попала бы в сердце. Двумя дюймами ниже — и этот человек был бы уже мертв.

Но кровь была и на голове. Вторая пуля задела череп. Келли сняла наушники с его головы. Она сейчас могла использовать их с большей пользой, чем Сэм.

Дверь в 435-ю комнату была открыта, и Келли вошла внутрь, чтобы взять полотенце и остановить кровотечение. При виде бомбы она остановилась.

Великий Боже! Том оказался во всем прав. Том, который сейчас преследовал Торговца. «Боже, прошу тебя, сбереги его!»

Дэвид от удивления опустился на стул. Лейтенант Джекет хотел описать бомбу из 435-й комнаты Компьютерному Маньяку, находившемуся сейчас в Калифорнии.

Впрочем, это возможно. Через Интернет. Надо взять камеру и портативный компьютер.

Дэвид открыл дверь фургона.

— Никуда не уходи, — приказал он Мэллори. — Останься здесь, хорошо?

— Но…

— Я должен кое-что сделать. — И он бегом бросился к себе домой.

Мэллори никак не могла соединиться. Она непрерывно набирала на сотовом телефоне номер 911, но ей никто не отвечал.

«Никуда не уходи».

«Не покидай фургон».

Но это говорилось и Дэвиду с Келли — а где они сейчас?

Так почему она должна сидеть здесь как идиотка?

Ей поручили предупредить полицию о бомбе, попросить об эвакуации из гостиницы.

Но как она это сделает, если телефон не работает? А до взрыва остается пятнадцать минут. Мэллори выключила микрофон, выбралась из фургона и побежала к гостинице.

Ей показалось даже забавным, что в такую минуту на лужайке играли в бадминтон, а рабочие сооружали сцену. В вестибюле гостиницы элегантно, с некоторым снобизмом, двигалась изысканная публика.

Надо это изменить. И как можно быстрее.

На первом столе стоял телефон. Но им не так-то легко было воспользоваться — перед столом охранник беседовал о чем-то с продавщицей сувенирного магазинчика.

Мэллори резко остановилась перед охранником.

— В гостинице не бегают, — строго заметил тот.

— Да? А если через пятнадцать минут здесь должна взорваться бомба?

Охранник стал еще суровее.

— Здесь не место для шуток, юная леди.

— Это не шутка. В комнате 435 — бомба. Нужно немедленно приступить к эвакуации людей.

— Паолетти, верно? — произнес охранник, прищурив глаза. — Да. Я знаю вас. Вы — дочь Анджелы Паолетти. Знаете, нам звонили из полицейского департамента, что Том Паолетти носится с вымышленным террористом. Сделай одолжение, малышка. Отправляйся домой и захвати с собой своего придурковатого дядю.

— Я говорю это совершенно серьезно. Сэр. Офицер. — Мэллори пыталась взять его лестью. — Пожалуйста, поднимитесь в комнату 435 и…

— Я даю тебе десять секунд, чтобы ты отсюда убралась. — Терпение охранника кончилось. — Единственная причина, почему я не позвоню в полицию, — я дружил с твоей матерью.

— Дружил. Ладно, — бросила Мэллори. — А твоя жена об этом знает?

Он протянул к ней руку, но Мэллори уже убежала.

Чарлз стоял, держась руками за ограждение, на крыше дома начальника гавани. Джо был рядом.

— Элисса, что ты видишь? — волновался Чарлз. — Элисса, пожалуйста, убей этого ублюдка.

— Том и Торговец дерутся, — доложила Элисса Лок со своей позиции на церкви. — На кулаках. Поверьте мне, сэр, я не могу точно прицелиться.

— Келли, — позвал Чарлз, — где ты?

— Она здесь, — ответил старику Дэвид. — С Сэмом. Ее микрофон разбит. Она может получать информацию, но ничего не может сообщить.

— Уходи, — послышался в наушниках Дэвида голос Тома, обращенный к Келли. — Дьявол, убирайся отсюда немедленно!

— Я не оставлю Сэма, — спокойно возразила Келли. — Он потерял слишком много крови.

Дэвид повторил ее слова в свой микрофон. Он как раз втаскивал камеру и портативный компьютер в 435-ю комнату.

И застыл на месте, увидев бомбу.

Бомба совсем не походила на те, что он видел по телевизору или в кинофильмах. У бомбы был таймер, подсчитывающий оставшиеся минуты и секунды. Оставалось тринадцать минут и сорок семь секунд. Сорок пять. Сорок четыре.

По лицу Джаза катился пот. Он осматривал провода.

— Боже! — сказал Дэвид. — Все провода одного цвета. Как узнать, где какие?

— А ты думал, Торговец выберет провода разных цветов, чтобы облегчить нам жизнь?

— Но в кино…

Джаз взглянул на него так, что Дэвид прикусил язык. Он решил просто раскрыть свой портативный компьютер.

— Я принес свою камеру. Вы говорили, что Компьютерный Маньяк хочет увидеть эту бомбу. Теперь у него есть такая возможность.

Взгляд Джаза сразу смягчился.

Том отчаянно боролся за то, чтобы прижать руки Торговца к полу. Он прекрасно знал, что у этого человека в руке нож, знал, что Торговец без колебаний вонзит нож ему в грудь.

Том оказался сильнее. Он почувствовал, что начинает одолевать Торговца.

— Прижмите его, сэр, — послышался в наушниках голос Лок. — Если он не будет двигаться, я возьму его на мушку.

Легко сказать. Сделать труднее, особенно когда в голове стучит кровь и теряется чувство равновесия. Несмотря на это, Том обхватил шею Торговца, лишая того воздуха. Том чувствовал, как Торговец начал слабеть, его рывки становились тише.

— Остается одиннадцать минут, — доложил Джаз. — Лейтенант, если вы меня слышите, я нашел причину, по которой наш Торговец приобрел два будильника. Здесь две коробки от часов. Но я вижу только одно взрывное устройство. Если вы еще не оторвали уши этому парню — спросите его, где он запрятал вторую бомбу.

О черт!

Том поднялся на ноги, подобрал пистолет и, держа его обеими руками, нацелился Торговцу прямо в лоб.

Торговец тяжело дышал, пытаясь восстановить дыхание.

— Вставай! — крикнул Том. — Руки за голову.

Торговец с трудом встал на четвереньки. На большее он сейчас не был способен. Но время уходило стремительно.

— Вставай!

— Брось пушку!

Этого Том никак не ожидал. Не отрывая пистолета ото лба Торговца, он медленно повернулся ко второй двери, ведущей на крышу.

Это был террорист номер два. Том узнал его по фотографии, сделанной Мэллори. Вот черт! Этого еще не доставало — террорист держал Мэллори, приставив пистолет к ее голове.

— Брось пушку или я убью девку. Как, дьявол, это могло произойти?

— Господи! Мэллори… — вскричал Том.

— Мэллори? — раздался в наушниках голос Дэвида. — Мэллори, ты где? Ты оставила фургон?

«Извини», — беззвучно выдохнула Мэллори; Том прочитал это по ее губам. Ее микрофон был разбит. Верхняя губа Мэллори раздулась. Видимо, этот ублюдок ударил ее по губам.

— Брось. Свою. Пушку, — медленно и раздельно приказал террорист номер два.

— Пожалуйста, Том, сделайте, что он говорит, — жалобно попросил Дэвид с четвертого этажа через свой микрофон. — Не дайте ей умереть.

— Брось ее, — повторил террорист номер два. Если Том это сделает, они все будут мертвы. Том прижал дуло пистолета ко лбу Торговца.

— Это ты брось свою пушку, задница, или твой босс отдаст концы. А следующая пуля будет твоей, я тебе это обещаю.

— Лейтенант Паолетги, пожалуйста, сделайте маленький шаг вправо, — прозвучал в наушниках холодный голос Лок. Лок, которая была самым лучшим снайпером в американском военном флоте и которая сейчас занимала наблюдательную позицию на церкви.

Том сделал шаг вправо.

Он почувствовал, как пуля просвистела у щеки и услышал ее удар. В следующее мгновение террорист номер два безжизненно лежал на полу.

— Мэллори! — в отчаянии выкрикнул Дэвид. Конечно, он не мог знать, что случилось. Он только слышал выстрел.

Не растерявшись, Мэллори быстро оценила обстановку. Она схватила пистолет второго террориста и направила его на Торговца, бросив Тому:

— Скажи Дэвиду, что я жива. Но Дэвид уже появился в дверях:

— Мэллори…

— Дэвид, — приказала ему Мэллори, — иди помоги Джазу. Со мной все в порядке.

— Я просто… Боже, я люблю тебя, и я подумал…

Мэллори улыбнулась:

— Я знаю, иди.

— Вы оба идите, — приказал Том. — Убирайтесь отсюда. Немедленно.

Мэллори протестующе покачала головой:

— Нет, я думаю, мне следует побыть здесь. Ты выглядишь не очень хорошо, Том.

— Я справлюсь. — Он перевел взгляд на Торговца. Но Торговец словно бы раздвоился в его глазах. Черт, опять началось головокружение.

— Говори — где вторая бомба?

Торговец скосил глаза в сторону. Совсем немного. По направлению к гавани. Но этого было достаточно, чтобы понять. Не в гостинице, а в гавани.

И Том понял зловещий замысел. Глядя в глаза этому сукину сыну, он разгадал весь план. Бомба располагалась на четвертом этаже, чтобы от ее взрыва народ высыпал на улицу к гавани, где находилось второе взрывное устройство.

В гавани плотно стояло несколько небольших суденышек. Торговцу было достаточно взорвать одно — остальные начали бы взрываться сами. Гавань стала бы одним из самых кровопролитных мест в американской истории, пострадавших от терроризма. Погибли бы все, кто оказался в сотне ярдов от эпицентра.

Торговец поднял глаза на голубое небо. А потом внезапно обрушился на пистолет Тома.

Но Том предвидел это. Он знал, что этот человек предпочтет смерть сдаче.

И он нажал на спусковой крючок, обрывая и так слишком затянувшуюся жизнь Торговца.

— Лок, Джо, Чарлз! — ясно услышал Чарлз в своих наушниках. — Вторая бомба находится на одном из судов, возможно, под водой, под днищем, где ее трудно обнаружить.

Чарлз видел, что Элисса бежит через лужайку от церкви. Джо был уже на нижних ступеньках лестницы, ведущей к причалу.

И хотя ноги Чарлза не могли передвигаться быстро, мозг его был по-юношески свеж. И потому Чарлз открыл дверь офиса начальника порта и проверил список судов, которые прибыли недавно.

Но в этом списке ничто не привлекло его внимание. Он не встретил чего-то необычного, какого-нибудь названия типа «Приз торговца» или чего-то в этом роде.

Может быть, только одно было не совсем обычным. Яхта «Морской бриз» в начале недели стояла на стоянке А-3, а потом ее переставили на Б-7. Это было странно, поскольку А-3 по своим удобствам была много лучше. А вот если бы взорвалась яхта на стоянке Б-7, она причинила бы максимальный вред, потому что находилась в самой середине гавани.

— Элисса, Джо, проверьте Б-7, — скомандовал Чарлз в микрофон.

Взяв запасной ключ от яхты, он двинулся вниз. Спускаться по ступенькам с палкой в руке было тяжело, и тогда Чарлз сел на перила и поехал вниз, как когда-то давно, в детские годы.

Джо осмотрел яхту «Морской бриз» изнутри. И обнаружил то, что искал. Бомбу. В носовой части судна. Таймер показывал, что до взрыва осталось семь минут и двадцать восемь секунд. Этот взрыв должен был произойти на три минуты позднее взрыва, намеченного в гостинице.

На борт поднялась Элисса Лок. Она передала Джо наушники с микрофоном и рацию и нырнула в мутную воду. Через несколько секунд она появилась на поверхности, откашлялась, втянула в себя воздух и снова погрузилась под воду.

Она могла видеть, как Чарлз спускается по перилам к причалу Б.

Через несколько секунд Элисса снова появилась на поверхности.

— Том прав. Эта штука подготовлена к взрыву.

— В гальюне тоже есть бомба, — повернулся к ней Чарлз.

Элисса протянула руку, и Чарлз помог ей выбраться на причал. Он не думал, что она окажется такой тяжелой. Или это он стал слишком стар.

— В гальюне, возможно, таймер. — Элисса откинула с лица волосы и направилась к яхте. — Да. Провода бегут отсюда и вниз по борту. Но тут есть одна сложность. Если мы перережем провод, маленькая бомба взорвется, а за ней и другая бомба.

Она подняла рацию и надела наушники.

— Лейтенант, вы слышите? Мы нашли вторую бомбу. У нас с ней серьезные проблемы.

— Мне нужна еще пара минут, чтобы справиться с этой бомбой, — раздался голос Джаза. — Я никак не могу спуститься и помочь вам.

— Я помогу, — вызвался Чарлз.

Чарлз бросил свою палку на палубу, затем тяжело перевалился через борт. Получилось это не очень ловко, но все же успешно.

— Элисса, — сказал он, — дорогая, прыгни обратно в воду и посмотри, прикреплена ли бомба к двигателю.

— Зачем? — спросила Элисса.

— Ну, не хочешь же ты, чтобы это сделал я.

Элисса положила рацию и стала снова спускаться в воду.

— Но все-таки зачем? — спросил Джо. Прошло всего несколько секунд, и Элисса появилась у причала, выплевывая воду и кашляя.

— Она не присоединена — по крайней мере насколько я могу судить.

Сибела. Чарлз подумал о Сибеле.

— У меня есть ключ от «Морского бриза», — сказал он своему лучшему другу.

В глазах Джо мелькнуло понимание.

— Я пойду с тобой.

— Зачем нам идти двоим? — мягко, как только мог, спросил Чарлз.

— Никто никуда не пойдет, — прозвучал в наушниках голос Тома. — Подождите, я сейчас спущусь.

— Я это сделал! — В голосе Джаза звучало облегчение. — Таймер остановился, лейтенант. Наклонившись, Джо сообщил:

— А этот таймер еще бежит. Остается четыре минуты с секундами.

— Кто-нибудь поможет мне выбраться из воды? — окликнула его Элисса.

Время уходило. И Чарлз решился.

— Келли, ты меня очень порадовала сегодня утром, — сказал он в микрофон. — Я люблю тебя. Я рад, что ты нашла Тома; рад, что ты поняла, что нашла.

На глазах у Джо показались слезы.

— Я пойду с тобой, — снова сказал он.

— Нет. — И впервые за почти шесть десятилетий Чарлз обнял своего друга. — Расскажи правду этому писателю — что настоящим героем Болдуинз-Бридж является Сибела.

Он высвободился из объятий друга, а потом внезапно толкнул его. Застигнутый врасплох, Джо полетел в воду.

Чарлз включил двигатель — и лодка не взорвалась. Это уже было хорошо.

— Папа, я люблю тебя! — кричала Келли в микрофон.

— Я знаю, — сказал Чарлз. — Я никогда в этом не сомневался, Келли. Меня любила ты. Меня любила Сибела. Это больше, чем я заслуживаю.

Он взглянул на Элиссу и Джо, которые все еще находились в воде. На миг его взгляд остановился на глазах Джо, в которых была боль.

И Чарлз тронул себя за правое ухо, подавая Джо сигнал.

Сигнал, что он готов отправиться в путь.

Том повернулся к Келли, бегущей к нему по лужайке.

Включив двигатель на полную мощность, Чарлз помчался прочь от гавани — за пределы досягаемости радиостанций.

Келли громко кричала ему вслед, у нее даже заболела от крика грудь.

Том протянул ей руки, и она упала в его объятия.

Выбравшись на причал, Лок помогла Джо выкарабкаться из воды.

В гостинице Джаз сидел рядом с лежащим навзничь Старретом и ждал приезда «скорой помощи».

Мэллори и Дэвид наблюдали из окна, как «Морской бриз» становится все меньше и меньше.

Чарлз стоял на палубе несущейся в море яхты. И тут он внезапно понял. Понял, почему Сибела отдала свою жизнь за него, за Джо и за Пятьдесят пятую.

Он простил ее наконец.

Он думал, что она не любила его. Это было не так. Если бы она не сделала того, что сделала, Чарлз сам бы бросился спасать их всех. А Сибела любила его так, что не мыслила себе жизни без него.

Сибела была удивительной женщиной. Она видела в нем героя, и когда он был с ней, он таким и становился.

Чарлз направил нос яхты к горизонту. В его сердце впервые за долгое время было спокойствие. В последние мгновения своей жизни он знал, что Сибела Дежарден его любила.

На лужайке между гостиницей «Болдуинз-Бридж» и гаванью, около памятника тем, кто отдал свою жизнь во Второй мировой войне, Том привлек к себе Келли.

На пристани, мокрой от воды, стекавшей с Элиссы и Джо, лучший друг Чарлза отдал воинский салют удаляющейся яхте. Стоящая рядом с Джо Элисса молча склонила голову.

Взрыв прозвучал на большом расстоянии — но он был достаточно громким, чтобы все находящиеся в гавани и на лужайке перед гостиницей повернули головы к морю.

На несколько мгновений все разговоры стихли. Наступила тишина.

Но потом обычная жизнь возобновила свое течение. Раздался чей-то смех, детские выкрики, где-то звякнул колокольчик.

Келли огляделась вокруг, пробежав глазами по лицам людей, которых спас в этот день ее отец.

 

Глава 22

15 августа

Том уехал с доклада в Вашингтоне как раз вовремя, чтобы застать конец церемонии в честь Пятьдесят пятой.

Церемония шла точно по программе — и никто из присутствующих не подозревал о драме предыдущего дня.

Политика США в области борьбы с терроризмом предусматривает секретность, так что в печать ничего не просочилось. Но Тома не волновало, что никто не узнал о случившемся. Для него было важно, что об этом узнали адмирал Чип Кроули и контр-адмирал Такер, которого вызвали специально для принесения извинений Тому перед всем штатом сотрудников Кроули.

Теперь, стоя с краю толпы, Том видел, как Келли грациозно приняла специальную медаль от французского, английского и американского правительств за участие в войне, предназначенную ее отцу.

Вскоре после этого церемония завершилась.

Том попытался проложить через толпу дорогу к Келли, но ему удалось найти только Мэллори и Дэвида.

— Как Сэм? — спросила Мэллори.

— Уже отключен от капельницы и до смерти надоел сиделкам. А как ты? Не каждый день к тебе является кто-то с пистолетом и приставляет дуло к виску.

— Со мной все в порядке. Только немного нетвердая походка. — Мэллори рассмеялась. — Очень нетвердая. Когда увидишь Лок, поблагодари ее за то, что она спасла мне жизнь.

— Да. Пожалуйста. — Видя, что Том смотрит на них, Дэвид прижал Мэллори к себе, словно был не в силах вынести расстояния между ними.

Том спросил:

— Что вы будете делать в сентябре?

— Я поступлю в вечернюю школу, — сказала Мэллори. — Не обижайся, Том, но в военно-морские силы я не пойду. Это не для меня.

— Мы думаем, Мэллори может попытаться найти в Бостоне работу помощника фотографа, — добавил Дэвид.

— Дэвид живет в таком роскошном квартале, где полно шестиспальных апартаментов, и там почти всегда требуются помощницы по дому. Так что жить мы с Дэвидом будем не вместе. И в то же время в Бостоне я буду достаточно близко к дому, если Анджеле понадобится моя помощь.

— Я думаю, через три-четыре года мы поженимся, — пояснил Дэвид.

«Поженимся». Этот почти ребенок сказал это так просто — и даже не смутился. Напротив, он улыбался.

— Вы и в самом деле думаете, что будете вместе через три-четыре года? — спросил Том. Дэвид и Мэллори кивнули.

— Обязательно.

Тома удивила их уверенность. Тем не менее он спросил:

— А если нет?

Взглянув на Мэллори, Дэвид улыбнулся. В его улыбке можно было прочитать: «Неужели этот парень так глуп?»

Келли ждала Тома в темноте.

Она слышала, как он пришел домой, видела, как зажегся свет в его спальне, как он снял военную форму и переоделся.

Она видела, как Том вышел из коттеджа и, заметив Джо, остановился с ним. Поговорив с Джо, Том направился к большому дому.

Келли закрыла глаза и попыталась представить, как Том входит через дверь кухни в дом, как он поднимается по лестнице — и как находит записку, которую она оставила ему в спальне: «Давай встретимся у дерева».

Ей было невыносимо сознавать, что она осталась в доме одна. Без отца дом казался пустым и непривычно тихим. И в то же время Келли постоянно чувствовала незримое присутствие отца в гостиной, на кухне, на верхнем этаже.

Особенно на верхнем этаже, где Чарлз сидел каждый день, глядя на океан.

Хрустнула ветка под ногой Тома.

— Как Джо? — спросила Келли, которой стало внезапно неловко за свою вчерашнюю откровенность. Сейчас ей было даже жаль, что Том смог так быстро освободиться от своих дел в Вашингтоне.

— Он очень расстроен, — сообщил Том. — Трудно провести столько лет с человеком и пережить его смерть.

— Лучший друг на протяжении почти шестидесяти лет… — Келли покачала головой. — Похоже, это можно считать мировым рекордом.

— Да. Хотя, как он ни переживает, но чувствует в себе достаточно сил, чтобы поговорить с этим писателем.

— Это хорошо.

Какое-то время оба молчали. Затем Том снова заговорил:

— Знаешь, я взял еще тридцать дней отпуска за свой счет. На этот раз я хочу и в самом деле хорошенько отдохнуть. Хотя думаю, что мне было бы достаточно и тридцати дней, потому что головокружение у меня бывает уже не часто.

— А вчера? — напомнила Келли.

— Вчера это мне не помешало сделать свою работу. Я считаю это хорошим признаком. А теперь, получив еще время… Со мной все будет о'кей. Я это знаю.

— Я рада. — Келли чувствовала, как Том смотрит на нее в темноте. — Я часто прихожу сюда пошпионить за тобой, — призналась она. — Отсюда очень хорошо видно окно твоей спальни. Не могу даже вспомнить, сколько раз я видела, как ты ходишь в нижнем белье. И даже без него.

Том рассмеялся:

— Да ты ненормальная.

Келли кивнула:

— Да. — Но потом вздохнула:

— По правде говоря, это не так. Если бы я была ненормальной, то заглядывала бы во все окна. Но мне всегда было интересно только одно.

— Я нахожу восхитительным, что в тебе есть что-то от хорошей девочки и что-то от испорченной. — Его голос, словно бархат, обволакивал ее в темноте. Том придвинулся совсем близко, и Келли почувствовала тепло его тела.

— Ты любишь меня? — спросила она. — Я имею в виду — меня такую, какая я есть на самом деле. Не выдуманную меня, а земную женщину, которая иногда ворчит и любит секс?

— Как мне тебя не любить?

— Я спрашиваю это не ради шутки. Я совершенно серьезно. Я не самый лучший экземпляр.

— Ты — самый лучший. — Том привлек ее к себе и поцеловал. — Этот экземпляр я хочу взять с собой в Калифорнию.

Келли притихла. Уж не делает ли он ей предложение?

Том кашлянул.

— Знаешь, я подумал — не побить ли нам рекорд Чарлза и Джо? Если мы проживем вместе шестьдесят пять лет… О Боже!

— Как лучшие друзья?

Том кивнул.

— Я говорю о большой, не прерывающейся никогда дружбе. Хотя и отличной от той, что была у Джо и Чарлза. Знаешь, я хочу такой дружбы, при которой каждую ночь занимаются любовью, когда делятся самыми сокровенными секретами и любимыми шутками — а иногда вместе делают детей. Я знаю, что этот вид дружбы требует тяжелой работы, но я постараюсь справиться с этой работой.

Келли рассмеялась.

— Боже, какое пышное предложение. Ты прямо какой-то Мистер Роджерс, а не Черт. Тебя ведь называли Чертом, ты знаешь это?

— Эти люди ошибались. — Том увлек ее на траву. — Эти люди ошиблись и в тебе. — Он снова поцеловал ее. — Они и представить себе не могут, какая ты в постели. Я люблю тебя, — прошептал Том. — Я знаю, что у нас все получится. А если и не получится, то не потому, что мы оба не будем стараться. Выходи за меня замуж, Келли.

— И стать женой офицера из экипажа «Морских львов» ВМС?

— Да. А я буду мужем известного педиатра. Трудно сказать, чей пейджер будет звучать чаще.

Келли вздохнула, когда он ее поцеловал.

— Я боюсь брака.

— Не бойся, это не страшно.

— Ты обещаешь?

— Обещаю. Клянусь. Я…

— Хорошо бы, чтобы мы продолжали любить друг друга, когда нам исполнится семьдесят пять.

Том снова поцеловал ее.

— Так и будет. Мы будем приходить к этому дереву и в семьдесят пять.

— Я люблю тебя, — сказала Келли. — Любила еще тогда, когда мне было пятнадцать. И я думаю, ты согласишься, что Джо должен жить с нами. Мы можем жить в одном доме и…

— Ты точно такая умница, как все о тебе говорят.

Келли быстро перевернулась и прижала Тома к земле.

— Если ты меня обманешь и не выполнишь своих обещаний, то тебе придется убедиться, что в моих возможностях насчет секса ты ошибаешься.

Том только улыбнулся.