ПУЛАУ-МИДА, ИНДОНЕЗИЯ

ТОЧНАЯ ДАТА: НЕИЗВЕСТНА

НАШИ ДНИ

Молли сощурилась от яркого света, когда контейнер, в котором они с Джиной «путешествовали» последние пятнадцать часов, наконец-то открыли.

Свежий воздух был божьей благодатью, и обе женщины жадно глотали его.

Похититель сделал извиняющее лицо, держа у носа платок.

– Памперсы сработали не так хорошо, как я надеялся.

– Нет, – сказала ему Джина, – не сработали.

Совсем не сработали, когда под конец путешествия ее настигла морская болезнь.

– Ну, что ж, попробовать стоило.

Аккуратный и элегантный, с сединой на висках, итальянец, приказавший им зайти в контейнер под дулом пистолета, говорил на прекрасном английском языке с едва лишь уловимым акцентом. Он оставался так же миролюбиво вежлив, как и тогда в Гамбурге.

– Моя подруга тоже больна, – сказала Джина. – Ей нужен имбирный эль или кола – что-нибудь, чтобы успокоить желудок.

Молли уже не тошнило, и она была так голодна, что кружилась голова. Это было ужасным сочетанием. Чудо, что ее еще не вывернуло наизнанку.

Хотя, конечно, все еще могло.

– Непременно, – ответил мужчина. – Мы просто свяжемся с обслуживанием номеров.

В голове стоял такой туман, что она не могла сказать, издевался ли мужчина над ней или говорил серьезно. Конечно, очень трудно доверять человеку, который упаковал двух взрослых женщин в контейнер и отправил их морем...

Молли не знала, куда именно их привезли, но поняла, что здесь гораздо теплее, чем в Германии. И солнечнее, хотя свет, заставивший ее сощуриться, шел от голой лампочки на потолке.

Пока другой мужчина – моложе, смуглее, ниже, но шире – пялился на них, не выпуская лома, которым открыл контейнер, Молли помогла Джине подняться. Или, может, Джина помогла Молли. Трудно сказать, кто из них лучше держался на ногах.

Старший резко заговорил с парнем на языке, звучавшем как итальянский – без сомнения, призывая к осторожности с автомобилем, припаркованным рядом с ними.

«Импала» цвета морской волны – автомобиль той поры, когда «больше» означало «лучше». Для своего возраста, примерно того же, что и у владельца, она хорошо сохранилась.

– Нам нужен душ и смена одежды, – сказала ему Молли со всем достоинством, на которое была способна, учитывая обстоятельства.

Они находились в гараже с закрытыми окнами и бетонным полом. Бетон был смешан с кусочками ракушек – похож на тот, который делали на острове Парвати.

– Ты в порядке? – прошептала Джина Молли.

– Жить буду.

Помимо бунтующего желудка, Молли отбила пятки, пытаясь привлечь внимание стуком по металлическим стенам их тюрьмы. Еще она охрипла, зовя на помощь.

Никто их не слышал. По крайней мере, никто, кому было до них дело.

Старший мужчина завел их в дом. В прихожую, а затем в весьма приятно обставленную комнату с широкой кроватью и диваном с бамбуковыми ножками и спинкой. Даже с телевизором, хотя было бы странно, если бы он вдруг работал.

В открытом дверном проеме обнаружилась современная ванная – вся сверкающая белой плиткой и хром.

Кондиционированный и прохладный воздух – спасибо тебе, Иисусе – все гораздо лучше, чем во многих отелях, где она останавливалась. Если не учитывать полное отсутствие вида из окна.

Потому что окон вообще не было.

– Если вы сложите свою одежду за дверью, – сказал похититель, – моя невестка ее постирает.

И с величавым поклоном закрыл за собой дверь.

Он что, просто оставил ее незапертой?

Джина подумала о том же и подошла к двери. Открыла ее.

Молодой мужчина, которого они видели в гараже, стоял на страже в коридоре и все еще держал лом.

Джина быстро закрыла дверь.

– Ладно, – сказала она, отходя от двери, и повторила, понизив голос: – Ладно.

Она явно почувствовала себя лучше.

Хотела бы Молли сказать то же самое.

– Их трое, – продолжила Джина. – Мы пока видели только двоих, но он упомянул третью – невестку. Я видела только один пистолет, а в последнее время и он пропал. Что нам надо сделать, так это быть готовыми, когда они вернутся. Может, мы попросим Лома помочь. Скажем, например, что в туалете не работает слив, а когда он войдет, ударим по голове.

Она подошла к кровати и стянула покрывало, чтобы взглянуть на металлический каркас.

– Мы должны сбежать. Сейчас – пока не прибыло подкрепление.

Голос Джины становился все слабее и слабее, словно она говорила с большого расстояния, а не в нескольких шагах от Молли. Плохой признак.

– Поможешь мне с этим? – спросила Джина, пытаясь сдвинуть матрас.

Молли попыталась подойти к ней, но оказалась на кровати. Ноги ее не слушались.

– О, это действительно поможет. – Тон Джины был резким, пока она не подняла взгляд. – Молли? Ты в порядке?

Щека Молли прикоснулась к свежим простыням. Как она здесь очутилась?

– Только... закрою глаза, – пробормотала она. – Только на секунду... Можем мы... сбежать... чуть позже?

АВИАБАЗА «РАМШТАЙН», ГЕРМАНИЯ

22 ИЮНЯ 2005

НАШИ ДНИ

Пока они ехали к авиабазе «Рамштайн», Джулз Кэссиди объявил тайм-аут.

Это мало чем отличалось от тех тайм-аутов, что делал отец Макса во время долгих семейных поездок.

Макс сидел на заднем сидении между братом и сестрой, и не только потому, что был самым младшим, но и потому, что обычно ладил с обоими. Когда они принимались драться, то вынуждены были драться через него. Хотя бывали и раздражающие случаи, когда они объединяли силы и нападали на него.

И тогда его отец обычно требовал полной тишины.

Прямо как Джулз, когда они покинули отель.

По пути на авиабазу они останавливались лишь дважды: чтобы взять напрокат автомобиль, и в торговом центре.

Как хороший командир, Джулз убедился, что его команда должным образом – и на самом деле – оснащена. Он захватил пару джинсов с полки, даже не спрашивая размера Макса. Несомненно, он и так знал, что носил Макс, вплоть до фасона и марки.

Добавил пару тапочек – и снова он знал, на какой полке их найти – и легкий пиджак, прежде чем они спустились к машине и тронулись в путь.

Лишь когда они приехали на авиабазу, почти после полуночи, Джулз позволил Максу и Моранту заговорить друг с другом, не говоря уж о выяснении отношений.

Но сначала он проверил, что в запасе еще есть целый час для взаимного убийства, прежде чем они поднимутся на борт самолета в Индонезию, и отвез всех в укромный уголок летного поля, где их не смогут подслушать.

– Кто будет первым? – спросил Джулз, приподнявшись на носочки, словно рефери в боксе.

Грейди Морант, он же Лесли Поллард, он же Дейв Джоунс, поднял руку, но не заговорил.

Он осмотрел территорию, отмечая активность на летнем поле – автоматически, по привычке.

Так же, как и Макс. Джулз знал, если они войдут в терминал, то оба двинутся к одному креслу. Спиной к стене, чтобы легче было увидеть, кто входит и выходит.

Он и Морант в чем-то были похожи.

Вот только Макс не связал свою жизнь с криминалом.

Морант наконец-то откашлялся, а затем открыл заседание, совершенно неожиданно признав свою вину.

– Послушай, я знаю, что это из-за меня – и только – похитили Молли и Джину. – Он глубоко вдохнул. – Но...

Ладно, вот и она. Часть «это совершенно не моя вина».

– Клянусь, – продолжил он, – я не посылал их в студию Гретты Краус. Я даже не говорил Молли, где она. Понятия не имею, как она нашла это место, и... Единственная причина, которая приходит мне в голову, почему они пошли туда – Молли поняла, что за ней следят. Может, она хотела попытаться предупредить меня. – Он покачал головой с горестным выражением лица. – Будь оно проклято, стоило догадаться, что нельзя доверять Краусам.

Совершенно очевидно, как похититель нашел его и Джину с Молли. Они видели это на DVD. Молли и Джина вошли, мистер Краус позвонил, а через пять минут появился мужчина, называющий себя Э.

Совпадение? Не похоже.

Морант не закончил.

– Я просто... я должен был рискнуть. Были причины спешить.

Были. Причины. Спешить. Макс с трудом удержался от того, чтобы вцепиться ублюдку в горло. Причины, вроде заработать миллион долларов в каком-нибудь почти законном деле – о, за исключением той его части, которая была незаконной? Или, может, Морант собирается надавить на чувствительные струны их душ, поведав что-нибудь сентиментальное. Например, что его старая мама больна. Или что двоюродному брату нужна пересадка почек.

Максу не терпелось это услышать.

Но Джулз вмешался в разговор и направил его в другое русло.

– Если ты не собирался отправлять Молли в мастерскую Краус, как именно ты собирался достать паспорт?

– Планировалась встреча в баре, – пояснил Морант. – В Гамбурге. Моя, – добавил он.

– Моя и одного из сыновей Краус. И я хотел расплатиться наличными. Поверь мне, я никоим образом не хотел вовлекать в это Молли, ни в малейшей степени.

– Но Джина совсем другое дело, верно? – спросил Макс, и от гнева у него заискрилось в глазах. – На нее тебе плевать, использовать ее кредитку для оплаты – это идиотизм.

Это, конечно, о тех десяти тысячах долларах, снятых с кредитки в Найроби.

– Или, может, ты украл ее карточку, – добавил Макс, – а она даже не знала.

Морант выглядел так, словно вот-вот набросится на Макса с кулаками.

– Да пошел ты!

– Пошел ты! – Макс просто надеялся, что тот попытается.

Джулз встал между ними:

– Пользы это не принесет.

– Я не крал карточку Джины, – возбужденно заговорил Джоунс. – Она знала, что я делаю, и сама настояла. И мы не использовали ее карту. Она сняла наличные в одном банке, я поместил их в другой и передал Краусам.

– Оба банка были в Найроби?

– Нет, – съехидничал Морант, – мы сгоняли в Париж... Конечно, они оба в Найроби. Слушай, я знаю, что ты зол...

Макс был за гранью злости. Любой, кто хоть немного владеет хакерскими навыками, мог отследить продвижение денег по кредитной карте Джины. И это был лишь один из многих, многих способов, при помощи которых похититель Э. использовал сделку Моранта с Краусами, чтобы выследить его.

– Сколько в Найроби банков, Морант?

– Черт, не знаю, – сказал тот. – Да, я доверял Краусам и... Это была очевидная ошибка. Я рискнул, понятно? Я не знал, что еще сделать. Я должен был отправить Молли обратно в Айову, а она не хотела ехать без меня!

– Ты сделал фото на новый паспорт на камеру Джины, верно? – спросил его Макс. – И отослал его Краусам по электронке? Копия все еще там, сохранена в файл.

– Если ты это знаешь, – бравада Моранта граничила с отчаянием, – почему спрашиваешь? Да. В смысле, и что? Надеешься, что я солгу насчет...

– Моей команде понадобится десять минут на то, чтобы опознать тебя как Грейди Моранта на той фотографии, – Макс повысил голос и заговорил одновременно с ним. – Ты отослал Краус такое же фото. Ей, вероятно, понадобилось немного больше времени, может, час, чтобы понять, с кем же, черт возьми, она ведет дело, – сейчас он кричал во всю глотку, – и что ее новый клиент назначил цену за его чертову голову. Воры ведь так честны, а, Грейди?

– Я сказал, что это моя вина, – выпалил Морант в ответ. – Это моя вина. Это моя вина!

Что ты еще хочешь, чтобы я сказал? Знаешь, Джина хотела помочь. Она спросила, может ли помочь...

– И ты, черт возьми, не смог ее удержать, – зарычал Макс. – О чем, мать твою, ты думал?

– Я думал, мать твою, – проревел Морант, – что если ничего не сделаю, то моя жена умрет от гребаного рака!

Его трясло от гнева, который довел его почти до крика.

– Ты тупой эгоистичный ублюдок, – прошипел Морант сквозь стиснутые зубы. – Ты, может, и вышвырнул Джину из своей жизни, но я не собираюсь потерять Молли без борьбы!

НАЙРОБИ, КЕНИЯ

8 ИЮНЯ 2005

ТРИНАДЦАТЬ ДНЕЙ НАЗАД

– Они хотят, чтобы я отправилась в Гамбург на биопсию, – сказала побледневшая Молли, выйдя из кабинета врача.

– Что? – Джоунс поднялся.

– Они хотят отправить меня в Гамбург, – снова повторила она. – В Германию.

– Я знаю, где находится Гамбург, – сказал он.

Иисусе, это не могло произойти.

Предполагалось, что это будет мини-побег – для Молли это было новой главой в отношениях с Джоунсом. Они должны были приехать в Найроби, посетить доктора, у которого действительно есть медицинское образование, узнать, что уплотнение, которое она нащупала, было нормальным или придуманным, пообедать, провести ночь в лучшей гостинице, крича от страсти все время, а затем вернуться в лагерь к утру.

Он совсем не планировал этого «они хотят отправить меня в Гамбург».

Да, она была в том же возрасте, что и ее мать, когда той диагностировали рак молочной железы. Да, опухоль, которую она нашла, была такого же размера и плотности, как и у матери. Даже в той же самой груди.

– Что это, по их мнению? – спросил он, даже считая, что знает ответ. Биопсия. Они не делают биопсию из-за воспаленных гланд или вирусов.

Молли крепко обняла его за талию.

– Скорее всего, ничего.

– Мол, это не «скорее всего, ничего», если тебя отправляют в Германию, мать их так.

– Она вздрогнула, и он повернулся к людям – большей частью женщинам – занимавшим почти все стулья в приемной. – Извините меня. Этот доктор думает, что у моей жены, которую я люблю больше жизни, рак груди, поэтому я выругаюсь еще, наверное, с десяток раз. Вы не возражаете?

Она взяла его за руку и потянула к двери.

– Давай пройдемся.

– Не думаю, что тебе стоит ехать в Гамбург, – заявил Джоунс, пока она вела его на лестничную площадку, а потом вниз на первый этаж. – Думаю, тебе неплохо было бы отправиться домой. В Айову. Показаться онкологу твоей мамы. Потому что она же в порядке, верно? Прошло – сколько? – двадцать лет, а она в порядке.

В холле было почти пусто и намного прохладней, чем на залитой солнцем улице. У стены под красочным плакатом стояла лавочка.

– Давай присядем, – сказала Молли.

Она попыталась потянуть его за собой, но он заупрямился.

Если до этого он боялся, то сейчас просто оцепенел.

– Давай пройдемся, – сказал он, – давай присядем... Молли, что бы ты ни хотела мне сказать, пожалуйста, просто скажи.

– Я даже и не знаю как.

На ее глазах выступили слезы.

Тогда Джоунс присел рядом и переплел свои пальцы с ее.

– Ты знаешь, что я люблю тебя, да?

Она кивнула.

– Что ж, я люблю тебя не из-за твоих грудей, – сказал он ей. – Если одна из них – или обе – пропадут, значит, так тому и быть. Это не изменит того, что я к тебе чувствую. Это ничего не изменит.

Молли начала плакать.

– Эй, – позвал он, – предполагалось, что это сделает тебя пусть и не счастливой, но хотя бы...

Она поцеловала его. Радостно.

Она отодвинулась, чтобы взглянуть на него и сказала:

– Я тоже тебя люблю. – И каким-то образом это вызвало новый поток слез.

– Молли, ты правда пугаешь меня, – сказал Джоунс. – Доктор вынес тебе смертный приговор или что?

– Просто... – Она покачала головой, посмотрела на стиснутые руки. – Помнишь ту ночь, когда ты вошел в столовую, а я тебя узнала и уронила поднос?

Теперь кивнул Джоунс. Он не понимал, к чему она клонит.

– А потом, позже, я пришла в твою палатку, и у нас случилось что-то вроде... секса на скорую руку?

Он снова кивнул. Секс на скорую руку... Он взглянул на нее, осознавая. Она говорит, что?..

У них был быстрый секс без презерватива.

– Но я не кончил. В смысле, эту часть я помню очень хорошо.

– Очевидно, – заметила она, – тебе и не надо было.

Джоунс несколько долгих мгновений набирал воздух для вопроса.

– Ты серьезно? Ты...

– Беременна, – сказала она. – Четыре неполных месяца.

Что значит, через пять месяцев... Ох, черт.

– Я думал, что у тебя – как там это называется? – перименопауза, – сказал он.

– Да, – сказала Молли, – так и есть, но, очевидно, за последние несколько месяцев мой цикл сместились, потому что... из-за этого.

Она пристально, испытующе посмотрела на него.

– Ты совершенно напуган?

– Черт, да, – сказал он, – но не из-за того, что ты думаешь. Тебя можно лечить от рака во время беременности?

И вот оно. Она отвела от него взгляд.

– Не так, как мне бы хотелось. Доктор сказал, что после первого триместра небольшая доза химеотерапии не представит опасности для ребенка, по крайне мере им неизвестно о таких случаях.

Но Джоунс слишком хорошо знал это выражение лица Молли и продолжил за нее:

– Но?..

– Они не делали достаточно продолжительных испытаний. Я не собираюсь травить этого ребенка.

Так вот оно что! Доктор не дал Молли смертного приговора, но она, вероятно, подписала его себе сама.

– Это должно было стать хорошей новостью, – сказала она, – что я беременна.

Прибавки «доктор хочет, чтобы я полетела в Гамбург на биопсию» не должно было быть.

Джоунс покачал головой.

– Конечно, для ребенка это не хорошо, просто...

Она знала, что он скажет.

– Рак не навредит ребенку.

– Ты уверена? – запальчиво спросил он. – А на этот счет они провели достаточно гребаных продолжительных испытаний?

– Ш–ш–ш, – сказала она, бросив взгляд на охранника у двери. – Давай...

– Нет, – сказал Джоунс и поднялся. – Нет, Молли. Ты не можешь искренне заявлять мне, что хочешь родить ребенка, которого не сможешь вырастить.

– Этого мы не знаем. Если биопсия подтвердит рак, и он лишь на первой или второй стадии, то они подождут несколько месяцев...

– Пять месяцев, – сказал он. – Пока рак будет ускоренными темпами расти и вытягивать из тебя все жизненные соки. Гормоны, которые выработает твое тело. Это безумие...

Она тоже поднялась.

– У нас в любом случае нет выбора.

– Нет, есть!

Теперь и она разозлилась.

– Ладно, – ответила ему, – да. У нас есть выбор. Мой выбор. И я выбираю сделать больше анализов, поговорить с большим количеством врачей и полететь в Гамбург на биопсию. Как тебе такой вариант?

Что, черт возьми, он делает? Зло спорит с женщиной – его женщиной – которая только что сказала, что у нее, возможно, рак. Как это ей поможет? Да, он напуган, но ведь и она, должно быть, тоже.

Джоунс потянулся к ней и нежно обнял.

– Да, – сказал он, – мне подойдет. Молли, господи, мне так жаль.

Она прильнула к нему.

– Мне тоже.

Он не собирался позволить ей умереть. Не собирался потерять ее.

Но, обнимая ее, Джоунс знал, что на самом деле мало что может сделать.

Да он и так уже натворил сполна.

ПУЛАУ-МИДА, ИНДОНЕЗИЯ

ТОЧНАЯ ДАТА: НЕИЗВЕСТНА

НАШИ ДНИ

Молли проспала уже несколько часов, когда Джина услышала тихий стук в дверь.

Она и сама задремала, но сейчас подскочила с колотящимся сердцем.

Сначала она была слишком занята, чтобы бояться. Помогла Молли снять грязную одежду и умыться. Отогнула край бинта, скрывавший шов от биопсии, и убедилась, что он хорошо заживает и нет заражения. Укутала подругу в прохладные хлопковые простыни на одном краю широкой кровати.

Она так долго спала на раскладушке, что современная большая кровать показалась ей излишне широкой.

Неужели хоть кому-то на земле нужна настолько большая кровать?

Джина приняла душ и сполоснула их одежду в раковине. Она ни за что не оставила бы ее в коридоре для стирки невидимой невестке. Сделай она так, одежда могла никогда не вернуться, прибавляя трудностей к и без того непростой задаче сбежать.

Конечно, в нынешнем своем состоянии Молли не способна бежать. Если бы только ее можно было увезти отсюда...

Если бы Джина была одна, она бы уже рискнула. Она была выше парня с ломом.

Дверь приоткрылась. Сначала появилась узенькая щелочка, затем она увеличилась.

Джина плотнее закуталась в халат.

Откуда бы ни взялись эти халаты, они были хороши, совсем как из дорогого отеля.

Но, будучи белыми, чуть ли не светились в темноте. Бежать в них было бы все равно что в неоновой шляпе с мигающей надписью «Я здесь!».

Джина не хотела надевать халат – это ведь не отель, а тюрьма – но кондиционированный воздух был слишком прохладным. Она затянула пояс и поднялась на ноги.

В коридоре было темно, и она не могла знать, кто там стоит, пока человек не заговорил.

– Антон сказал, что вы отказались от подноса с едой, который он принес.

Это был мужчина с пистолетом. А Антоном он, вероятно, называл крошечного парня с ломом.

Значит, их охраняли всего двое мужчин с одним пистолетом на двоих. Мужчина с пистолетом упоминал и третью – невестку – но Джина не слышала даже женского шепота.

Вполне возможно, он выдумал ее, чтобы им было спокойнее. Словно если они подумают, что среди охранников женщина, то решат, что все будет в порядке.

Как будто была хоть какая-то разница.

Джина чуть ли не в миллионный раз пожелала, чтобы Молли не спала, была начеку и готова бежать со всех ног.

– Мы не голодны, – солгала она, а мужчина с пистолетом вошел в комнату. На самом деле она умирала от голода. Но если бы она держала двух пленников всего лишь с одним помощником и одним пистолетом, то напичкала бы их еду транквилизаторами.

– А, – сказал он, – но когда вы проголодаетесь...

Он принес сетчатую сумку, раздувшуюся от тяжести, и начал выкладывать содержимое на туалетный столик. Это была еда – примерно дюжина жестянок разной величины. Он аккуратно их выставил и положил маленький консервный нож на верхушку одной из банок, как украшение.

– Если вы хотите их разогреть, мы, конечно, готовы...

– Нет, – ответила Джина, становясь так, чтобы закрыть от него Молли. Та выглядела слишком беззащитно, лежа вот так с выставленным из-под одеяла гладким плечом.

– Как пожелаете.

– Мы желаем, – резко сказала Джина, – вернуться в отель в Гамбурге.

– Боюсь, это невозможно.

Он выглядел оправдывающимся, но Джина была осторожна.

Ее ноги дрожали, но она свела колени и задрала подбородок.

– На кого вы работаете? – спросила она. – Сколько бы вам ни платили, мы заплатим больше.

– Боюсь, все не так просто, – тяжело вздохнул он.

– А могло бы быть, – возразила она, в глубине души зная, что этот человек удерживает их не из-за денег.

Комната была слишком хороша, а его одежда – да и весь его облик – кричали о достатке.

– Вы пробудете тут какое-то время, – сказал он. – Пожалуйста, дайте знать, если вам что-нибудь будет нужно.

Он пошел к двери.

Что Джине было нужно, так это присутствие Макса.

Одному богу известно, где он был и что делал – если он вообще знал, что она в опасности.

Да и с чего бы ему? Единственный, кто знал, что они с Молли пропали, был Лесли Поллард, он же Дейвид Джоунс, он же Грейди Морант.

Учитывая все обстоятельства, Лесли–Дейвид–Грейди вряд ли обратится в ФБР за помощью.

Он придет за ними, за Молли. Джина ни на секунду в этом не сомневалась. Но ему будет не так-то просто до них добраться, где бы они ни были.

На это могли уйти недели.

Месяцы.

По крайней мере, сейчас Джина была сама по себе.

Мужчина с пистолетом пошел к двери, но Джина остановила его.

– Как тебя зовут?

– Эмилио, – сказал он ей.

– Я Молли, – солгала она. – Послушай, моя подруга действительно больна. В знак доброй воли...

– Боюсь, это невозможно, – оборвал он ее, уже зная, что она попросит отпустить Молли.

– Почему? – заупрямилась Джина. Это не имело ничего общего с самоотверженностью и храбростью, хотя она знала: услышь это Макс, он подумал бы иначе. И был бы не прав. Дело было в том, насколько быстро Молли в ее нынешнем состоянии сможет бежать – совсем не быстро. Если придется тащить с собой Молли, шансы Джины на побег стремятся к нулю.

– Она тоже называет себя Молли, – сказал он. – Кому из вас я должен верить?

– Мне, – произнесла Джина. – Она солгала. В смысле, ну же, посмотри на нее. Она годится мне в матери. Ты, правда, думаешь, что она и Джоунс, – она поправилась, – Грейди...

Он вновь перебил.

– Я думаю, она красивая женщина, а настоящая любовь презирает условности, – сказал он ей. – И еще я думаю, что она куда больше подходит под описание женщины Грейди Моранта, чем ты. Поэтому, полагаю, лжешь ты.

Она сочла захватчика Шерлоком Холмсом и мастером Йодой в одном лице.

– Почему ты это делаешь? – спросила Джина. – Ты выглядишь порядочным человеком...

– У них моя жена, – сказал он и, кивнув, вышел за дверь, аккуратно закрыв ее за собой.