ШЕФФИЛДСКИЙ ЦЕНТР РЕАБИЛИТАЦИОННОЙ ФИЗИОТЕРАПИИ, МАКЛИН, ВИРДЖИНИЯ

6 ЯНВАРЯ 2004

СЕМНАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ НАЗАД

Они словно играли.

Макс пытался держать поблизости Джулза или Аджая, а Джина пыталась аккуратно их отослать. И остаться наедине с Максом.

Тем не менее, если начистоту, Макс не особо старался. Он сдавался почти через день.

Вскоре это стало его любимой частью недели. Джина. На нем.

А еще интересно было видеть, как быстро секс из роскоши превратился в хроническую потребность.

Зависимость.

И по-настоящему опасным было то, что Джина это знала.

– Доброе утро, Джина.

Макс услышал, как ее поприветствовала медсестра в коридоре.

Достаточно было одного лишь голоса Джины, чтобы его артериальное давление подскочило. Сегодня с ней не было Джулза, что означало: Максу следует дотянуться до телефона и сказать Аджаю собираться на игру в карты.

Вот только он не мог пошевелиться. Он не хотел сегодня играть в карты. Он просто сидел и слушал, как две женщины обсуждают погоду.

– ... несколько снежинок и все начинают ехать, как моя двоюродная бабушка Люсия.

На самом деле, обсуждала только Джина. Дебра лишь вставляла нейтральные ответы: «Да», «м-м», «угу».

– Мой кузен преподает в пятом классе в окрестностях Бостона. Он сказал мне, что они не закрывают школу по поводу меньшему, чем снежная буря. Макс в комнате?

– Он отдыхает.

– Спасибо, я тихонечко.

– Хм.

И тогда Джина сделала это. Очевидно, натерпелась.

– Что вы имеете против меня? – спросила она.

Вот так прямо. Бух!

Ее голос был тих. Он услышал лишь потому, что дамы стояли прямо у его приоткрытой двери.

Дебра издала нервный смешок. Да, Дебра. Бойся. Сильно бойся. Джина может быть настоящим питбулем. Она вряд ли уйдет без удовлетворяющего ее ответа.

И у Дебры не было возможности смутить ее темой секса.

– Не будь смешной, дорогая. Я ничего не имею против тебя.

Даже и близко нет. Макс мог представить, как Джина скрестила руки. Первый знак, что она намерена сражаться. Отступать было поздно – каждому из противников.

– Ох, да перестаньте. Мы обе знаем, что вы нечестны. Я точно знаю, о чем вы думаете каждый раз, когда я прихожу сюда. – Джина великолепно сымитировала голос пожилой женщины: – «О, привет, дорогая. Время мистеру Багату потрахаться, да?»

Сейчас голос Дебры был напряжен:

– Ты же не будешь отрицать...

– Нет.

Ах.

– Секс важная часть наших отношений. Я не собираюсь этого отрицать, – сказала Джина. – Я не стыжусь этого – да и не должна. Я люблю его.

Это не было новостью, но услышать, как она произносит вслух...

Джина не закончила:

– Мы можем начать заново? Или по крайней мере будьте со мной цивилизованны. Вы ошибались насчет белья на полу, верно ведь? У него здесь не снуют толпы девушек.

– Боюсь, я не смогу прокомментировать. Лучше вам спросить его на этот счет.

– Вы такая стерва, – сказала Джина, и медсестра задохнулась от этого произвола. – Почему вы продолжаете намекать...

Дебра заговорила одновременно с ней, и ее голос повысился:

– Я не обязана терпеть...

– А я не обязана терпеть ваши узколобые предположения ни секундой дольше, – выпалила Джина в ответ. – Вы думаете, молодая женщина, мужчина намного старше – значит, я разбиваю его счастливую семью, да? Так знаете что? Макс никогда не был женат, вы все истолковали совершенно неверно. Никто, кроме меня, не захотел его. Я единственная достаточно сумасшедшая, чтобы надеяться на достаточно долгие отношения с ним, и, скажу вам прямо сейчас, это уже отстой!

Ай.

Джина не закончила:

– Только потому, что ваш муж бросил вас ради кого-то помоложе...

– Где ты услышала... Моя личная жизнь не... – бессвязно забормотала Дебра.

Но Джина шла напролом.

– Деб. Мне жаль, что ваш бывший – придурок, что он так вас обидел, но Макс не такой. Он жил в своей квартире совершенно один много лет. Он женат на своей работе, и если это делает меня его любовницей, что ж, ладно. Я хочу ею быть. Эй, не убегайте от меня! Я терпела ваше молчаливое неодобрение слишком много недель! Если вам есть что сказать мне, говорите!

– Ты не единственная женщина, которая приходит его навестить, – сурово произнесла Деб. – Не мое дело рассказывать, кто приходит сюда и закрывает двери, но, если у тебя есть хоть немного мозгов, ты должна знать, что каждый посетитель отмечен на стойке регистрации.

– Пегги Райан, Деб Эрланже, его помощница Ларонда, – перечислила Джина. – Фрэнни Стюарт... Все эти женщины работают с ним, и вы знаете это. Точка. Конец. Знаете что? Забудьте это, Дебра, ладно? Можете просто продолжать меня игнорировать. Мне неинтересно заводить дружбу с кем-то таким ядовитым, как вы.

Макс закрыл глаза, услышав, что Джина открывает его дверь, а затем закрывает ее за собой.

– Черт, – сказала она. – Черт. Почему я вообще беспокоюсь?

Потом помолчала минуту, просто разглядывая его, а он дышал медленно и ровно.

Словно спал.

Она говорила ему, что принесет завтрак, и он наконец услышал, как она пошевелилась и поставила как минимум два бумажных пакета на стол.

Она села не на его кровать, а в кресло рядом. И вздохнула.

– Я знаю, что ты не спишь. Я знаю, ты слышал каждое слово.

Макс открыл глаза и посмотрел на нее. Шторы были закрыты, так что пробивались лишь полосы света на потолке. Они мягко освещали ее печальное лицо, заставляя его сиять.

Ему захотелось сфотографировать ее.

– Когда я сказала, что это отстой... – попыталась она объяснить, – я имела в виду, что... – она запнулась.

– Что это отстой? – закончил он за нее.

Она рассмеялась, но глаза были полны горя. Это разбивало ему сердце, потому что он не хотел для нее такого.

Она должна быть сумасшедшей, чтобы хотеть его. Хорошо, что она это знает. Потому что следующий шаг – осознать, что она не до такой степени сумасшедшая.

Что же до его желаний...

– Я просто... – начала Джина. – Я подумала... Я больше не знаю, о чем думать, Макс.

Я просто... я люблю тебя, но... Боже.

Она пристально посмотрела на него, и впервые он не смог ее прочитать. Обычно ее переполняли надежда и оптимизм. И уверенность. Но сейчас он видел лишь печаль.

Может, из-за него. Может, она собиралась встать и выйти из комнаты. Из его жизни.

Он смотрел на то, что делает, словно со стороны. Он знал, что не должен был так поступать, что надо было просто сидеть и позволить ей уйти.

Вместо этого он протянул к ней руку. Четкое послание «иди сюда». Прежде он никогда не делал первого шага. Подстрекателем, если можно так выразиться, всегда была она.

И если печаль в ее глазах сменилась чем-то другим, если они слегка затуманились, когда она взяла его за руку, он этого не увидел. Он закрыл глаза и потянул ее в кровать.

Обычно она прокрадывалась к нему обнаженной, но сейчас была полностью одета.

Это было сексуально в обратном направлении.

Конечно, он считал Джину сексуальной, когда она приветствовала медсестер в коридоре. Когда играла в кункен с Аджаем. Когда гримасничала над капкейками с розовой присыпкой, которые Аджай считал идеальным десертом. Когда смеялась, когда говорила, когда дышала...

Он намеревался всего лишь обнять ее, позволить ей отдохнуть на нем, в его объятиях, но когда она вытянула поперек него ногу, то столкнулась с его... восторженным откликом на ее присутствие.

Она рассмеялась и потянулась к пульту, чтобы запереть дверь.

– Что ж, по крайней мере, теперь я не чувствую себя такой нежеланной.

Она поцеловала его, но он отстранился и встретился с ней глазами.

– Я всегда хотел тебя, Джина. Это никогда не было проблемой.

– Так в чем проблема? – спросила Джина. – И если ты выдашь мне какое-нибудь дерьмо, вроде того, что не заслуживаешь меня, я закричу.

– Не играет роли, чего я заслуживаю, – сказал он ей. – Я просто не считаю... – он поправился, – я знаю, что не смогу дать того, что тебе нужно.

– Хочешь поспорить?

Она поцеловала его еще раз, и он, как всегда, проиграл.

Он помог ей немного освободиться от одежды, его пальцы скользили по ее гладкой коже, в то время как она потянулась за презервативом и...

Да.

– Макс.

Он открыл глаза и обнаружил, что она пристально смотрит на него. Волосы взъерошены, рубашка полурасстегнута, лифчик с черным отливом едва сдерживает полные прекрасные груди.

Лицо серьезное. В глазах вопрос.

– Для тебя это действительно просто секс? – прошептала она. – Это все просто... какая-то игра, в которую мы играем?

Он заколебался и в тишине услышал, как земля заскрипела, останавливаясь на орбите, потому что целая вселенная ждала его ответа.

Два очевидных ответа были: а) да; б) нет. Макс выбрал ответ «в». Он закрыл глаза и поцеловал ее, молясь, чтобы она одновременно и поняла и не поняла того, что он сам еще не начал постигать.

И, очевидно, даже если это не было абсолютно правильным ответом, то был очень близок к нему.

КЕНИЯ, АФРИКА

23 ФЕВРАЛЯ 2005

ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА НАЗАД

– Каждый, – говорила Джина, пока Молли заканчивала готовить палатку к визиту Дейва Джоунса, – ну хорошо, почти каждый в нашей профессии пережил какую-нибудь личную трагедию в прошлом.

Молли расправила покрывало на кровати, затем проверила, не начала ли закипать вода. Начала. Молли налила ее в заварочный чайник.

– Сестра Хелен, – сказала Джина. – Она рассказывала мне, что посвятила жизнь Богу после того, как ее сестру убили прямо в гостиной.

Джина все еще была расстроена из-за Молли. Утром с ней случился своего рода шок: узнать, что Молли... оказывает незаконную помощь беглым девушкам.

– И сестра Двойная-М несет довольно тяжелый багаж, – продолжала Джина. Она все еще пыталась поговорить с Молли насчет позволения помочь.

– Я знаю, – сказала ей Молли. – И я не буду просить никого из них помочь мне доставить Люси в Марсабит.

В мерцающем свете фонаря она разглядывала чайные чашки, проверяя, чтобы из них не выползло ничего мерзкого. По мнению Молли, Джине не пошло бы на пользу участие в рискованной затее. С тех пор, как она пережила адский опыт похищения на угнанном самолете, прошло не так много лет.

– К тому же, – прибавила Молли, – я не собираюсь ехать на север в одиночку. У меня есть надежный контакт.

Она подняла руку, чтобы остановить возможные вопросы.

– Тебе не нужно знать, кто это, просто знай, что о Люси позаботятся.

– Так... что? – спросила Джина. – Я просто притворюсь, что забыла все, что знаю об этом? А когда появится следующая девушка?

– Ты сделаешь то же, что и сегодня, и скажешь мне. А я позабочусь о ней, – ответила Молли. – Джина, послушай, мне жаль. Я должна была сказать тебе об этом гораздо раньше.

– Да, – сказала Джина, – должна была.

Молли знала, что Джина злится не потому, что подруга не позволяет ей поучаствовать. Она злилась потому, что Молли скрывала от нее главный секрет все то время, что они дружили.

Но сейчас у Молли был другой секрет. Еще больший. Но если она только заикнется об этом, то выложит все Джине в считанные минуты.

После прибытия Джоунса.

Это было таким очевидным решением: просто сказать Джине, что Лесли Поллард и Джоунс одно лицо.

И не было бы неловкого любопытства «почему Молли красит ногти на ногах вместо того, чтобы переживать горе?» И Молли не нужно было бы нести груз еще одной тайны от своей лучшей подруги.

А лучше всего, Джоунс мог нанести визит в их палатку на чай, и всему миру это показалось бы приличным – вот только он и Молли могли поговорить открыто.

В присутствии Джины, конечно. Лагерные правила требовали наличие компаньонки. Но это лучше, чем торопливый шепот в столовой.

Конечно, Джоунс согласится.

– Давай, – сказала Молли Джине, – помоги мне.

Джина без энтузиазма заканчивала убирать свою половину палатки. Она сняла с веревки для белья пару носков, которые постирала и повесила сушиться несколько дней назад.

– Ты же не думаешь в самом деле, что Лесли покажется сегодня? – спросила она, отправляя носки в свой чемодан.

Молли не просто не думала так, она это знала.

– А почему бы и нет? – спросила она.

Джина покачала головой.

А Джоунс постучал по деревянному каркасу палатки.

Сердце Молли подпрыгнуло. Вот только это должны быть поминки. Она постаралась придать себе должный вид, пока открывала дверь.

– Мистер Поллард. Пожалуйста, входите.

– Спасибо.

Их глаза встретились лишь на миг, но этого было достаточно, чтобы ей захотелось глупо улыбаться. «Не улыбайся».

Он одел одну из этих ужасных клетчатых рубашек и застегнул ее на шее и на запястьях. Голову покрывала шляпа от солнца, хотя снаружи было темно. Он тоже не улыбался. Но ему удалось дотронуться до нее, когда он вошел в палатку.

О Всевышний.

– Чаю? – спросила она неестественно высоким голосом.

– Пожалуйста, – ответил он, приветственно кивнул Джине и устроился на одном из двух стульев. Молли чувствовала, что он наблюдает за ней, пока она разливает чай. Внезапно стало очень тепло.

Джина откашлялась.

– Так… э-э… Лесли, – неловко произнесла она – что было странно. Когда это Джина была с кем-нибудь неловкой? – Как хорошо вы, м-м, знали Дейва Джоунса?

Он тоже откашлялся и ответил:

– Боюсь, не очень хорошо.

Молли подала ему чайную кружку и послала умоляющий взгляд.

– Я действительно думаю, что мы должны рассказать Джине правду о...

В ответном взгляде было отчетливое предупреждение.

– Правду о том, что Джоунс вызвал гнев некоторых очень опасных индонезийцев, – сказал Поллард с акцентом торговца слоновой костью. – Если бы он не умер, эти очень отчаянные люди в конечном итоге догнали бы его, потому что он не был достаточно осторожен.

И на случай, если она не поняла его сообщение четко и ясно, немедленно пустился рассказывать многословную историю о его поездке сюда из Найроби в автобусе, полном священников.

Спиной к Джине, Молли состроила ему гримасу.

Он даже не приостановился, описывая автобус в мельчайших деталях, а затем перешел к попутчикам.

– Отец Дитер – вы, конечно, встречали его. У него по-настоящему прекрасный певческий голос...

Молли была бы счастлива просто сидеть, пить чай и слушать, как он зачитывает телефонную книгу. Смотреть, как его руки держат кружку, и просто наслаждаться теплом воспоминаний...

Как долго они должны играть в эту игру?

Он, конечно, понимал, о чем она думает, потому что намеренно избегал ее взгляда. Просто продолжал историю.

– Отец Том рассказал нам, как жил в Маниле ребенком. Ему было семь, когда напали японцы.

В противоположном конце комнаты Джина была неестественно тиха. Она сидела на кровати настолько далеко от Джоунса, насколько позволяли приличия, язык тела – полностью закрытая: немного развернута от него, руки плотно скрещены.

– Мать Тома убили, – продолжал Джоунс. – Подозреваю, жестоко. Его старший брат Элвин убежал с ним в джунгли.

Пока Молли наблюдала, Джина исследовала потертость на рукаве рубашки. Как будто готова была смотреть куда угодно, лишь бы не на Джоунса.

Который все еще рассказывал.

– Они были почти парой партизан и ответственны за значительную часть диверсий во время войны.

Возможно ли, что Джине неудобно находиться здесь с ними? Не то чтобы у них в палатке каждый день бывали мужчины. А если и бывали, то обычно священники. Или дружелюбные Тройные-П, как называла их Джина: пятидесятилетние, приветливые и прочно женатые.

– Они смешивались с местными жителями и никогда не попадались, – продолжал Джоунс. – Никто не ожидал, что дети могут быть причастны к таким крупным повреждениям линии поставки. Замечательные люди. Элвин все еще жив и сейчас в Сан-Франциско. Тогда ему было всего одиннадцать.

И перешел к детальному описанию отца Юргена.

Может, Джоунс был такого же роста и телосложения, как один из мужчин, которые взяли Джину в заложники и держали под прицелом. Или, может, виноват его смешной фальшивый акцент, так похожий на акцент одного из захватчиков.

Джина вроде бы легко прошла через это испытание, несмотря на то, что миновало не так много лет. Она казалась психически здоровой и хорошо адаптировалась.

Конечно, ключевое слово «казалась». Молли не могла проникнуть в голову Джины. Но возможно, что это все было лишь грандиозным представлением.

Заключение: Молли и Джина должны поговорить.

– Не помню точно, – говорил Джоунс, – кто пел нам партию Бальтазара «Вот волхвы с востока идут», пока мы въезжали в Накуру, отец Дитер или отец Юрген, хотя, полагаю, это был отец Юрген.

Он перевел дыхание, и Молли прервала его:

– Еще чаю, мистер Поллард?

Он взглянул на свои часы:

– Нет, благодарю вас. Уже поздно. Мне пора.

Это что, шутка? Он пришел лишь пятнадцать минут назад. Молли не удержалась и издала разочарованный звук.

Что заставило Джину податься вперед:

– Мы должны поделиться воспоминаниями о Дейве Джоунсе. Я никогда его не видела, так что не очень помогу, но вы-то видели. Каким он был?

Джоунс взглянул на Молли:

– Что ж. Он был... высок.

– Высок.

Джина тоже кинула взгляд на Молли. Вот только в ее глазах читалось: «Можешь поверить, что за идиот?»

– Очень высок, – сказал ей Джоунс. – Выше меня.

Он поднялся.

– Мне правда нужно идти.

Протянул Молли кружку, постаравшись, чтобы их пальцы соприкоснулись, пусть и коротко, а затем «спасибо» и «доброго вечера» отметили его путь к выходу из палатки.

Молли не стала дожидаться, пока его шаги удалятся, и повернулась к Джине.

– Ты в порядке?

– А ты в порядке? – вполголоса парировала Джина. – Подруга, мог ли этот парень быть более бестолковым? Ты хотела поговорить о Джоунсе и... все, что он смог выдать – что тот был высок? И он действительно думает, что мне интересно, у которого из сидений позади водителя, пятого или четвертого, более оригинальная обивка?

Молли прикрыла улыбку рукой. Это уж слишком.

– Кое-кто болтает, когда возбужден, – предположила она.

А кое-кто болтает, когда хочет сделать так, чтобы заговорили другие.

Джина упала назад на кровать и закрыла глаза руками.

– О, мой Бог, Молли, что мне делать? То, что он пришел сюда сегодня со всем этим... Он так очевидно заинтересован, но только потому, что думает, будто я совершенная извращенка.

– Ух ты, – произнесла Молли. – Погоди. Я что-то запуталась.

Джина села с выражением одновременно серьезности, ужаса и веселости на своем хорошеньком лице.

– Я тебе не говорила, но после нашего разговора с сестрой Люси – мы были в душевой палатке, чтобы нас не увидели – я выпустила ее первую, а затем подождала минутку, чтоб нас не заметили выходящими вместе. И прежде чем смогла выйти, он вошел.

Он.

– Лесли Поллард? – уточнила Молли.

Джина кивнула.

– Я испугалась, когда увидела, что он идет, и это глупо, знаю, но я спряталась. И нужно было дождаться, пока я не услышу шум воды, но, господи, может, он и не стал бы задергивать занавеску, потому что считал, что один...

Молли начала смеяться.

– Вот это да!

– Да, – сказала Джина. Вот это да. Так что я решила пробежать мимо, только вот он был не за шторкой, а возле лавочки, понимаешь?

Молли кивнула. Лавочка в главной части помещения.

– В одном белье, – закончила Джина, округлив глаза. – О, мой Бог.

– Правда? – спросила Молли.

Очевидно, Джоунс очень серьезно отнесся к смене личности. Он ненавидел любое нижнее белье, но, видимо, решил, что ходить без белья не в характере Лесли Полларда.

– Боксеры или трусы-плавки?

Джина глянула на нее, но затем, слава Богу, тоже начала смеяться.

– Плавки. Очень короткие плавки.

Она прикрыла рот руками.

– О, мой Бог, Молли, он... Думаю, он пошел в душ в полдень, потому что знал, что там никого не будет, так что можно, понимаешь, сердечно пообщаться с мистером Рукой.

Ох, дорогая.

– А теперь я знаю, и он знает, что я знаю, и он, наверное, думает, что я сидела в засаде в душе, – продолжила Джина. – И то, что он все-таки пришел вечером на чай вместо того, чтобы скрыться от меня в своей палатке навсегда, означает... что-то кошмарное, не думаешь? А я упоминала, что у него типа невероятное тело?

Молли покачала головой. Ох, дорогая.

– Нет.

– Да, – произнесла Джина как-то мрачновато, учитывая тему. – Кто бы мог подумать, что под этими рубашками он настоящий бог? И, может, именно это больше всего меня и шокировало.

– Ты имеешь в виду, потому что... тебя влечет к нему? – спросила Молли.

– Нет! – сказала Джина. – Боже! Потому что меня не влечет. Я ничего не чувствую. Я стояла там и он... Помнишь, я говорила, что он напомнил мне Хью Гранта?

Молли кивнула, не в силах говорить.

– Что ж, я ошиблась насчет Хью. Этот парень сложен, как Хью Джекман. А под шляпой, кремом от загара и очками у него еще есть скулы и линия челюсти. Говорю тебе, абсолютно красивые. И я определенно могу оценить это с одной стороны, но...

Она окинула взглядом стол в поисках камеры, которую выложила сегодня из чемодана.

Что, как знала Молли, означало, что Джина провела полдень, рассматривая сохраненные фотографии. В которых было по крайней мере несколько снимков Макса.

Облегчение Молли от того, что не придется иметь дело с без памяти влюбленной в Лесли Джиной несколько потускнело.

Она хотела бы, чтобы кто-нибудь пришел и украл камеру. Может, это помогло бы ее подруге двинуться дальше.

– Дорогая, нет никаких причин, почему бы тебе не почувствовать притяжение к Лесли Полларду, – сказала она, потянувшись к рукам Джины. – Рано или поздно ты встретишь кого-нибудь, и все сложится и...

Джина вздохнула.

– Я знаю... я просто... – Она вновь закатила глаза. – Кроме того, что Лесли заинтересовался мной потому, что считает извращенкой, я думаю, он... Что ж, он тут, верно? С МОС. Так что он вроде хороший. Унылый, но хороший. И я не хочу задеть его самолюбие. Так что просто... Не приглашай его больше на чай, ладно? Держи его подальше от нашей палатки. Думаю, если какое-то время его избегать, он поймет, что я им не интересуюсь.

Не приглашать его на чай? Без вариантов.

– Знаешь, забавно, – раздумывала Джина, – видеть кого-то вроде Лесли в совершенно ином, неожиданном свете. Ведь ты не смотришь на него и не думаешь «ух ты, должно быть голый он великолепен». Я имею в виду, чего еще мы о нем не знаем? Как думаешь, он один из тех парней, что дают своим пенисам имена? Или, может, у него пирсинг на языке, или...

– Что если ты ошибаешься? – спросила Молли. – Что если он интересуется не тобой?

– Что?

И не было ли это выражение на лице Джины полным непониманием?

Очевидно, даже бледная тень мысли, что Лесли Поллард мог прийти на чай из-за Молли, а не Джины, не закрадывалась в голову младшей женщины.

Это уязвляло, и Молли подавила вспышку.

– Думаешь, я слишком стара для него? – спросила она слегка пронзительным тоном.

– Ты? И... Лесли? – Удивление Джины вышло наружу, но она быстро поняла, как это оскорбительно прозвучало и немедленно пошла на попятный. – Конечно, нет, ты не слишком стара. В смысле, ты не старая. Я имею в виду, ты, наверное, старше его. И он, наверное, младше, чем ты думаешь – я думала, что он старше, но теперь, после, ну ты знаешь... Я думаю, ему самое большее тридцать.

Она лишь делала хуже и знала это.

– И он не слишком юн для тебя, – продолжила она.

– Я просто... я не думаю, что ты... я имею в виду... ты в трауре, – добавила Джина, но – умница – задумалась над тем, что только что произнесла. А потом посмотрела вниз на отполированные красные ногти на пальцах ног Молли, затем ей в глаза, и внезапно стало совершенно очевидно, что Молли не в трауре. Совсем.

– О мой Бог! – Пришло полное понимание. – Лесли это...

– Ш-ш-ш, не говори этого, – остановила ее Молли.

Джина уставилась на нее глазами на пол-лица.

– Ох, черт, я права?

Ох, проклятье.

– Права, – выдохнула Джина. – Боже. Еще одна твоя тайна? О которой ты никогда не собиралась говорить мне?

Ее гнев почти немедленно трансформировался в радость.

– Ох, Мол, ты отстой, и я собираюсь так разозлиться на тебя попозже, обещаю, но это чудесно! Я так рада за тебя – думаю, я упаду в обморок! – Джина обняла ее. – Ты знала, что он приедет? Он написал или...

Молли покачала головой.

– Он просто появился? – Джина пыталась понизить голос. – О, мой Бог! Ты реально чертова обезьяна!

Молли кивнула со слезами на глазах.

– Горилла. Джина, ты никому не должна рассказывать.

– Я не буду. Клянусь.

– Я хотела рассказать тебе, но он из тех, кто... За его голову назначена высокая цена, он боится, что люди все еще ищут его.

– Люди? – спросила Джина.

– Люди, связанные с человеком, назначившим цену за его голову, – пояснила Молли.

– Может, даже охотники за головами, не знаю. Все, что я знаю – он намерен действовать медленно. Он боится, если пойдет слух, что я закрутила страстный роман с каким-то новичком в лагере – это будет как взметнувшийся красный флаг. И он прав. Люди сплетничают и...

Она покачала головой.

– Как бы мне не хотелось, в ближайшее время я не прокрадусь в его палатку. Он говорит, осторожности мало, мы должны ждать месяцы, прежде чем мы сможем хотя бы, я не знаю, взяться за руки...

– Мой Бог.

– Он говорит, что даже не хочет часто приходить на чай, потому что это может привлечь ко мне внимание.

– Не обязательно, – сказала Джина. – Люди видят то, что хотят увидеть, особенно если немного им помочь. Я приглашу его на чай. Я сяду рядом с ним за обедом – тогда ты сможешь присоединиться к нам, верно? Я напишу несколько писем. Пэмми в офис в Найроби. И ты говорила, Электра отправилась в Шри-Ланку? Я и ей напишу. «Я встретила пленительного мужчину...» Затем, через пару месяцев я брошу его, а ты подберешь, чтобы утешить. Шлюшка.

Молли начала смеяться, забрезжила надежда.

– Это правда сработает?

– Можешь поставить свою голову, что сработает, – сказала Джина. – А сейчас вопрос на миллион долларов: Джоунс знает...

– Лесли. Теперь его зовут так.

– Верно. Он знает, что ты не можешь покинуть лагерь без вооруженной охраны, потому что, если ты это сделаешь, то тебя могут выследить и убить? И это прямая цитата, спасибо вам, сестра Люси.

– О, перестань, – сказала Молли. – Это преувеличение, и ты об этом знаешь.

На самом деле она думала, что вопрос на миллион будет об именах для пениса. Но Джина придумала еще более неудобный вопрос.

Джина упорствовала:

– Он знает?

– Ты же знаешь, что нет, – парировала Молли. – И нет, я не собираюсь говорить ему.

Не сейчас. Он и так расстроится, что ты знаешь, кто он. Джина, он сказал, что уедет, если я не буду играть по его правилам.

– Хорошо, тогда ладно, – сказала Джина, усаживаясь на кровати по-турецки, – и я ему не скажу. Если ты позволишь мне тоже помочь Люси.