ГАМБУРГ, ГЕРМАНИЯ

21 ИЮНЯ 2005

НАШИ ДНИ

Брат Джины Виктор перезвонил Джулзу после того, как перестал плакать. Вик состряпал смешное оправдание, почему Джулз должен был повисеть на линии: поступил сигнал о новом вызове – но Кэссиди не купился ни на секунду. «Что ты говоришь? Моя сестра, которая, по твоим словам, погибла в жутком террористическом взрыве, все же не мертва? Ох, я должен ответить на звонок, это из библиотеки. Наконец-то появилась книга, которую я заказывал».

Что ж, ладно.

– Это точно не Джина? – спросил его Виктор.

– Определенно нет. – Джулз сказал ему то же самое, что недавно говорил Максу. – И дело не в том, что ее тело переместили по ошибке. Она не в морге. И пока все тесты на ДНК отрицательны. – Он глубоко вдохнул. – Но это не значит, что она не мертва.

В последнее время он часто это повторял, эдакий мальчик Смерть, распространяющий уныние и источающий упадок духа, шествуя – ну, ладно, на самом деле его везли – по улицам Гамбурга.

Его водитель был высоким блондином с симпатичным акцентом и таким же голубым, как ноябрьский день в Скенектади. Он с легкостью рулил по переполненным улицам, везя Джулза к месту взрыва по просьбе Макса.

Джулз предпочел бы присоединиться к шефу в гостинице Джины. Он не был уверен, что стоит хорошо осмотреть место взрыва. Но не ему было спрашивать, почему. Его задачей было найти иглу в стоге сена. Или как получится.

Но если Макс не думал, что в мусоре можно найти что-то, принадлежащее Джине – обувь или кольцо, которое она обычно носила – его поездка казалась бессмысленной.

Словно Макс нашел ему занятие, чтобы держать подальше от гостиницы.

И в этом – ага! – был смысл, понял Джулз. Макс хотел осмотреть вещи Джины приватно, когда окажется перед фактом, что позволить ей уйти было крайне жопоголовой дурацкой ошибкой.

– Это удивительно, – произнес Виктор, полностью проигнорировав мрачное предупреждение Джулза.

– Это не значит... – снова начал он, но Вик оборвал его.

– Да, да, – сказал он, – что она не мертва. Я понял. Но нам сейчас не нужно никакой фигни про «стакан наполовину пуст». Можешь поведать факты, в которых ты уверен?

Но Виктору не нужны были все факты, он хотел знать лишь хорошие и обнадеживающие.

Надежда, знал Джулз, могла быть замечательной вещью – в строгой дозировке. Но если она станет слишком большой, если заменит реальность, если игнорировать все дурные вести и придерживаться теории, что Джина все еще жива, что ж, когда правда наконец поднимет свою уродливую голову, это может оказаться слишком тяжело.

– Паспорт Джины оказался у молодой женщины, которую мы сейчас склонны считать террористкой, – Джулз повторил те новости, которые только что передал Максу. По его мнению, они не были особенно хорошими. Это значило, что, хоть Джина и не погибла при взрыве, она, вероятно, умерла несколькими днями ранее. Но, если произнести это достаточно бодро, может, Виктор и не поймет что к чему.

– Он находился у женщины в потайном кармане под блузой, – продолжил он.

Свидетели вспомнили, как женщина, которую он и Макс нашли в гробу Джины, покинула «Фольксваген-Джетта» и вбежала в кондитерский магазин за мгновение до взрыва.

Джулз сказал об этом Максу, но не мог поделиться с семьей Джины. Как не мог и сказать, что при женщине был билет на имя Джины на перелет до Нью-Йорка – в один конец – на тот же самый день, когда взорвалась бомба.

На сленге ФБР – Та Еще Долбанная Зацепка. В смысле, привет, если кто-то заплатил дурильон евро за билет на самолет до Нью-Йорка, кажется сумасшествием просто пойти и взорвать себя в захолустном гамбургском кафе.

Однако до сих пор у них были сомнения, что билет купила не сама Джина. И эта была одна из причин, по которой Джулзу было необходимо поговорить с ее братом.

– Когда в последний раз Джина говорила с тобой, она ничего не упоминала о поездке домой, нет? – спросил Джулз Виктора. – Ну, знаешь, краткий визит?

– Нет.

– Она не хотела, ну, типа удивить вас? – упорствовал он. – Может, юбилей бабушки или другой повод для сбора семьи? Свадьба? Похороны? Понимаешь, что-нибудь, что она вроде как собиралась пропустить, но потом...

– Нет. Мы даже не знали, что она в долбаной Германии, – категорически отрезал Вик.

– Последнее, что мы слышали – она останется в Кении еще на девять месяцев. – Он остановился. – Возможно ли, что на самом деле она еще в Африке? Что ее паспорт украли или скопировали, или еще что-то?

– Нет. Мы наконец переговорили с Беном Солдано – начальником ее лагеря МОС. –

Джулз уже подумал об этом. – Она с подругой – женщиной по имени Молли Андерсон – покинула Кению в прошлый четверг.

– Ты уверен, что этот парень говорит правду?

– Принимая во внимание, что они указаны в пассажирской декларации рейса «Люфтганзы» в Гамбург, не говоря уже о том, что Солдано священник, а Бог реально не любит, когда священники лгут… вот дерьмо! – Джулз вытаращился в окно машины, когда они проехали мимо лиц Адама и Робина – части гигантской рекламы фильма «Американский герой»: «American Hero. Der Amerikanische Held. Ab Donnerstag. MancheKriege führst Du in Dir» – что, вероятно, было переводом слогана фильма: «Война изнутри».

– Иисусе!

– Что?

– Ничего, – сказал Джулз, – прости.

Он считал, что здесь в безопасности, что голливудские фильмы о Второй мировой так быстро в Германию не попадают.

О, как же он ошибался.

– Что? – настаивал Вик. – Ты не мог просто так выкрикнуть «Вот дерьмо!» и «Иисусе!».

– Это не из-за Джины, – рассмеялся Джулз. – Правда, Виктор, тебе не нужно знать.

– Пошел ты, чмо, рассказывай, что случилось?

Ладно.

– Мой экс-любовник и его... новый друг – оба снялись в фильме, который, очевидно, пошел в мировой кинопрокат, – сказал ему Джулз, даже несмотря на то, что это было не совсем правдой. Робин переспал с Адамом лишь однажды – в порядке эксперимента, по крайней мере, так утверждал актер-гетеросексуал. Но Джулз ни за что не стал бы объяснять это Виктору. – Я всюду натыкаюсь на фото – кинорекламу. Сейчас я здесь, в гребаной Германии... – он использовал прилагательное Виктора, – и все равно не могу от них убежать.

Тишина.

– Ты еще здесь? – спросил Джулз. – Или от того, что я использовал слово «экс-любовник» с тобой случился сердечный приступ?

– Нет, – произнес Виктор, – я просто... должно быть, отстой все это. Он... Том Круз?

Джулз рассмеялся. Почему все гетеросексуальное и подспудно гомофобное мужское население Америки считает Тома Круза геем? Потому что считают его привлекательным и это их пугает?

– Нет, сладкий. Его зовут Адам. Ты вряд ли его знаешь – это его первый настоящий фильм.

Но, очевидно, со всей этой шумихой вокруг «Американского героя» далеко не последний.

– Я бы не вынес, если бы кто-то из моих бывших был вот так, на рекламных афишах. – Виктор звучал почти сочувствующе. – Мне жаль, что тебе пришлось столкнуться с этим. В смысле, в свете того... Я просто... Я знаю, что ты очень заботился о Джине.

Слышать такие деликатные слова от человека, который когда-то спросил, не является ли гомосексуальность лишь маской, чтобы клеить цыпочек, было странно. Вик действительно так и сказал – цыпочек. Кто так говорит?

Хотя он же был джентльменом, спросившим, не кажется ли Джулзу жутким, что такой старый парень, как Макс, погружает свой фитиль в такую молодую девушку, как Джина.

Что ж, да, это действительно было жутким, когда Вик вот так это преподнес.

Особенно учитывая, что речь шла о его сестре.

Фу.

– Спасибо, но бывший на рекламных афишах ничто в сравнении с тем, через что проходит твоя семья, – сказал Джулз, в то время как водитель завернул за угол на мощеную булыжником улицу. Здания в этой части города походили на сказочные. – Послушай, Джина упоминала о ком-то по имени Лесли Поллард?

Из Англии? Он появился в лагере МОС в Кении примерно четыре месяца назад...

– Ни намека, – сказал Вик, – но я спрошу Лео и Бобби. И маму. Она и Джинни не были так близки, как должны бы. Ты понимаешь. До, м-м, угона. Лестер, как говоришь его зовут?

– Лесли, – поправил Джулз.

– Чувак, это девчачье имя.

– На самом деле, – сказал Джулз, – нет. Хорошо, оно подходит обоим полам.

– Да, но что за родители назовут своего сына Лесли? – спросил Вик. – Иисусе, все равно что сделать гребаное тату «я гомик» на лбу несчастного придурка и отправить его в школу на заклание.

Джулз откашлялся. Это уж чересчур.

– Просто сказал, – произнес Виктор. – Без обид.

– Да какие обиды.

– Ты же знаешь, это правда. В смысле, да ладно!

– Что на самом деле делает это более обидным. – Джулз отвлекся, потому что водитель остановился у обочины. Оставшуюся часть пути до места взрыва придется проделать пешком.

– Подождите меня, пожалуйста, – попросил он водителя и вышел из автомобиля. Он не собирался задерживаться.

Виктор тактично, хоть и не так красноречиво, сменил тему, пока Джулз показывал свой значок вооруженным охранникам, стоящим рядом с большими бетонными заграждениями, которые... что? Помешают другому террористу-смертнику устроить крушение?

Слишком мало, слишком поздно.

Но, возможно, эта идея создает иллюзию безопасности в мире, который просто больше не был безопасным.

– Так что насчет того, что мы слышали в новостях? – спросил Вик. – Что взрыв в Гамбурге был просто огромной ошибкой – какие-то террористы облажались, и этого не должно было произойти?.. Что насчет этого?

Рабочая теория заключалась в том, что гамбургский взрыв действительно произошел по ошибке.

– Мы думаем, вероятно, взрывчатые вещества сработали случайно, – сказал ему Джулз и прикрыл нос носовым платком, поскольку дошел до забивших улицу развалин.

Господи, ну и запах.

– Что, черт подери, это значит? – спросил Вик.

Это значит, аналитики подозревали, что вместо одного мега-взрыва в не очень стратегически важной части города, террористы намеревались устроить четыре разных взрыва. Достигнув на четырех разных коммерческих авиарейсах не только Нью-Йорка, но также Лондона, Парижа и Мадрида.

Это имело смысл. И объясняло паспорт, авиабилет на имя Джины, отсутствие четырех террористов-смертников в машине, когда единственный мученик прекрасно справится с работой.

Только если их планом действительно не было взорвать регулярные войска в булочной и кафе Шнайдера.

– Прости, Вик, я не могу обсуждать детали, – сказал Джулз, – не сейчас.

Но Виктор не был так глуп, как иногда казался.

– Та девушка в гробу Джины, – сказал он. – Та, с ее паспортом. Если она была террористкой... Она собиралась лететь в Нью-Йорк и подорвать самолет и часть аэропорта или какую-то часть Манхэттена, я прав? – Он рассмеялся. – Можешь не отвечать. Я не хочу, чтобы у тебя были проблемы. Просто... такие люди – люди, которые планируют дерьмо вроде этого... Они ведь не сказали «пожалуйста», когда забирали паспорт Джины, верно?

– Нет, – тихо ответил Джулз.

Виктор мгновение помолчал, реальность притушила сияние его надежды.

– Вы сможете найти ее? – наконец спросил он покорно. – Если она, ну знаешь...

Мертва.

– Будем стараться изо всех сил, – пообещал ему Джулз.

Завершив телефонный разговор, он обошел угол и остановился.

Вот это да.

Воронка от взрыва была глубокой и широкой, и теперь он действительно понял, почему Макс отправил его сюда. Нужно было, чтобы он сам увидел это. Своими собственными глазами. Потому что только этой паре глаз во всей Европе Макс доверял, как своим собственным. Что было чертовски сильным комплиментом. Джулзу необходимо обдумать это позже.

Прямо сейчас...

Боже всемогущий, вот это был взрыв.

И еще одно чертово чудо. То, что бомба взорвалась в таком бесполезном месте, действительно удивительно. Проедь автомобиль еще квартал на север, и количество жертв, возможно, исчислялось бы тысячами, а не дюжинами. Определенно, это результат бомбоделова эквивалента преждевременной эякуляции.

Кроме того, глядя на глубину кратера, Джулз понял, что если бы террористы действительно планировали взорвать автомобиль, то снарядили бы его багажник так, чтобы сделать взрыв более мощным в стороны и вверх, а не в землю. Сделай они так, тоже погибло бы гораздо больше людей.

Еще, судя по яме, любой, кто был близко к автомобилю – скажем, тело того, кого убили и бросили в багажнике с паспортом Джины – должен был исчезнуть без следа.

Для теста ДНК, вероятно, вообще ничего не осталось.

Конечно, глядя на этот кратер и смутно представляя объем автомобильного багажника, который был широким для маленькой машины, но не чрезмерно... С таким количеством взрывчатки, чтобы проделать такую дыру, Джулз не мог поверить, что в багажнике оставалось место для тела.

Это не прибавило полезной информации к поискам Джины. Но теперь можно было вычеркнуть еще один пункт из списка «Возможных мест в Гамбурге, где предположительно погибла Джина Виталиано».

Но проблема в том, что минус бесконечность все еще оставалась огромным числом.

Все еще держа платок у носа, Джулз развернулся и пошел обратно к ожидающему его водителю.

КЕНИЯ, АФРИКА

2 ФЕВРАЛЯ 2005

ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА НАЗАД

– Не могу поверить, что ты рассказала ему! – прошипела Джина.

– А я не могу поверить, что ты думала, я не скажу, – ответила Молли так же тихо, но не менее напряженно.

– С каких пор друзья прибегают к шантажу?

– Эй, – Джоунс попробовал вмешаться, но они обе откровенно игнорировали его. Он присел на кровать Молли.

– Возможно, – сказала Джина, – тогда же, когда одна подруга обнаружила, что другая ей лжет.

– О нет, не может быть! – выпалила Молли ей в лицо. – Я никогда не лгала тебе.

– «Куда ты идешь?» – Джина изобразила себя, а потом ответ Молли: – «Просто проветриться». Немного опустила, верно? Вроде «и помочь нескольким местным девушкам сбежать от их родителей туда, где им не причинят вреда».

Их аргументы – произносимые шепотом, чтобы никто не подслушал – звучали еще более странно, потому что Джина дрожала в своей кровати, заболевшая чем-то очень похожим на желудочную вирусную инфекцию в начальной стадии, которая подкосила полный автобус навестивших их священников.

Джоунс не мог уловить сути. Может потому, что для него самого ничего святого не было.

Молли поочередно то ругала Джину, то прикладывала прохладную ткань к ее голове.

– Не драматизируй, – сказала она ей, – я лишь посредник.

– Сейчас, – поправила ее Джина. – Потому что ты потенциальная мишень.

– На нее могут напасть, если она покинет лагерь. Она говорила тебе об этом?

Напасть?

– Иисусе, Молли! – В голосе Джоунса звенело отчаяние.

Теперь-то они обе повернулись к нему.

– Ш-ш-ш!

Это было бы забавно, если бы не было так серьезно. Мысль, что Молли подвергает себя опасности, заставила его желудок сжаться.

– Моя очередь говорить, – сказал он, изо всех сил пытаясь не повышать голос.

– Хорошо, – признала Молли, – одно время я подвергала себя опасности, но с прошлого года Пол Джиммо занимается контрабандой девушек на свою ферму, а потом...

– Моя, – сказал он, – очередь говорить.

Или не говорить, потому что он пытался найти смысл во всей той информации, что поступила к нему за последние несколько минут.

Начиная с того, что Джина «догадалась», по словам Молли, что он на самом деле Дейв Джоунс.

Что само по себе туманило разум, учитывая, что он не «настоящий» Джоунс. На самом деле его звали Грейди Морант. Джоунс был всего лишь очередной псевдоним в веренице псевдонимов. По крайней мере, этого Джина не знала.

Остальные факты были гораздо менее ясными.

Пол Джиммо, дружелюбный кенийский парень, который часто приезжал в этот лагерь, недавно получил тяжелую рану в племенном споре о правах на воду. Его перебросили по воздуху в больницу в Найроби. До сих пор не было известно, выживет ли он.

Пятнадцатилетняя кенийская девушка Люси сейчас скрывалась здесь, в очень обособленной палатке Джоунса. Очевидно, вчера Молли назначила встречу с Джиммо, чтобы отвезти девушку на север в Марсабит.

Чего Пол, естественно, сделать не сможет.

– От чего эти девушки убегают? – спросил Джоунс. – От брака по договору?

Молли и Джина обменялись взглядами, и его сердце упало. Что бы они не собирались ему сказать, хорошим это не было.

– Ты знаешь, что такое ЖГМ? – спросила его Молли.

Он покачал головой.

– Нет. – Но понял, что узнает.

– Женская генитальная мутиляция, – сказала Джина. – Также известное, как менее описательное женское обрезание.

Ох, черт.

– Хорошо, да, – сказал Джоунс. – Я знаю, что это.

Ритуал обряда полового созревания для женщин, и это так же ужасно, как звучит.

Медицинский термин – клиторэктомия. Но обычно процедуру выполняли люди без медицинского образования, используя ножи или даже куски стекла, которые даже не стерилизовали. Эта мысль заставила его содрогнуться.

– Я думала, что знаю, что это, – сказала Джина, – а потом приехала сюда.

– Это очистительный ритуал, – пояснила Молли. – Некоторые культуры верят, что женские гениталии нечисты, что контакт с необрезанной женщиной опасен для мужчины.

Джоунс недоверчиво рассмеялся.

– Так что: «Смотри! Я собираюсь прикоснуться к тебе своими нечистыми частями!» – и все мужчины убегают с криком?

Он прибыл из совершенно другой культуры.

– Обрезание лишь часть процесса, – сказала ему Молли. – Некоторые племена также практикуют кое-что под названием инфибуляция.

– Это когда сшивают вместе то, что осталось, так, что, когда заживет, девушка по сути остается с зарубцевавшимся шрамом и отверстием величиной с булавочную головку, – сказала Джина. – Эквивалент физического пояса целомудрия – способ хоть куда, чтобы держать всех девушек и женщин в узде, ха? Если полное удаление клитора не умаляет их страсти, их останавливают невозможностью проникновения.

– И еще хуже, – сказала Молли, сочувствуя его бледности, – когда они выходят замуж, в их брачную ночь жених должен разрезать или порвать шрам, чтобы...

– Да, – сказал Джоунс, – я понял.

Хорошо, это заставило бы его убежать с криками.

– Это если они выживут после обряда инициации, – сказала Джина. – Нарари не выжила.

Нарари была... О, проклятье, эти маленькие девочки в госпитале...

Им же не больше тринадцати лет. Он взглянул на Молли, та кивнула.

– В Кении теперь новый закон, – сказала ему Молли, – который вроде бы запрещает обрезание девушек младше шестнадцати лет. И, по идее, она должна дать свое согласие на процедуру.

– Но в этой части света нет супергероев, – добавила Джина. – Девушка без шрама не может доказать свою чистоту, так что мужчины не хотят на ней жениться. Что означает, семья не получил выкуп за невесту. Девушка может сказать «нет», а потом ее семья говорит «да»...

– Люси, – пояснила ему Молли, – сказала «нет».

Джоунс кивнул.

– Ладно, – сказал он, – раз Пол Джиммо в реанимации, как мы собираемся доставить ее в Марсабит?

ШЕФФИЛДСКИЙ ЦЕНТР РЕАБИЛИТАЦИОННОЙ ФИЗИОТЕРАПИИ, МАКЛИН, ВИРДЖИНИЯ

9 ЯНВАРЯ 2004

СЕМНАДЦАТЬ МЕСЯЦЕВ НАЗАД

Старший брат Аджая наконец пришел его навестить.

Пропустив и Рождество, и Новый год, он просто появился без предупреждения и вошел в комнату отдыха, где Макс и Аджай играли партию бесконечного кункена, ожидая, пока появится Джина.

– Йоу, Джей-мен...

Аджай посмотрел вверх. Моргнул.

– Привет, ничего себе, Рики! – Ребенок выглядел странно невеселым, учитывая, с каким благоговением он всегда отзывался о брате. – Наконец добрался, ага?

Высокий и тощий, Рик Моусли был старше, чем Макс предполагал – лет двадцать пять. А еще он был очень белым, как скандинав, с волосами, которые были бы светлыми, потрудись он их вымыть.

Он не потрудился. Да и одежда выглядела так, словно в ней спали.

Даже при том, что множество юношей упорно трудились, чтобы достичь небрежного вида и неопрятной прически, это не походило на дань моде. Парень выглядел, словно ночевал за мусорными контейнерами.

И он двигался, как будто не мог долго стоять на одном месте.

– Чувак!

Рик обошел стол по широкому кругу и двинулся к большим венецианским окнам, что выходили на пригород.

– У тебя здесь неплохой вид, ага?

– Да, отозвался Аджай, – он великолепен.

Рик не обнял Аджая, не прикоснулся даже к плечу мальчика. Возможно, он не хотел подходить ближе, чтобы не смутить мальчика зловонием, но Макс в этом сомневался. Рик даже не смотрел на Аджая. Он отводил глаза весь разговор. Если только можно назвать этот никчемный обмен репликами разговором. Почему не спросить «как дела»?

Аджай попытался сменить тему, когда стало понятно, что Рик этого не сделает.

– Эй, как Синди?

– Эшли, – поправил его Рик. – С Синди покончено. Эшли гораздо круче. Она, мм, ну, понимаешь, снаружи в машине... Ага, так вид тут...

Макс откашлялся.

– О, да, это Макс, – подал реплику Аджай. – Макс, Рики. Мы сводные братья, если тебе интересно, – пояснил он. – Мой папа устроил «Семейку Брэди» с его мамой. У нас появилась единокровная сестра, но она не... Ты знаешь.

Макс знал. Она не выжила в автокатастрофе.

У окна Рик провел ладонями по лицу.

Правда, ему, вероятно, тяжело было потерять всю семью. Без сомнения, видеть младшего брата в инвалидном кресле, неспособного ходить, с ужасно травмированными руками, тоже тяжело. Макс мог лишь представить.

Однако отказ Рика смотреть на мальчика был воспринят как отвращение – по крайней мере, так показалось Аджаю. Он убрал руки из поля зрения, спрятал под полы чрезмерно большой рубашки, как будто они были чем-то, что необходимо скрывать.

– Макс, – наконец повернувшись, произнес Рик. – Ты тут работаешь, Макс? Я спрашиваю затем, что не мог бы ты отвезти кресло Аджая в его комнату, чтобы мы могли...

– Макс – пациент, – сказал Аджай, и его тон был немного выше обычного. – Веришь ты или нет, он играет со мной в карты, потому что хочет.

– Счастливчик Макс, – произнес Рик, приближаясь к креслу Аджая, – кое-кому из нас нужно оплачивать счета.

Он потянул кресло, но оно не двинулось с места.

– Как, мать его, работает эта штука?

– Тут тормоз, – сказал Макс, указывая. – Вы должны отпустить... Знаете, Аджай может управлять...

– Нет, я могу...

Рик попытался отпустить тормоз слишком резко, так что Аджаю пришлось схватиться за подлокотники. Но он быстро спрятал руки обратно.

Макс поднялся, но Рик наконец-то справился с креслом и покатил брата прочь.

– Как сестры за тобой присматривают? Хорошо?

Макс услышал вопрос, пока брат вез Аджая по коридору.

Он не услышал ответ Аджая.

Макс обнаружил, что идет за ними – не по пятам. Он все еще не мог развивать такую скорость.

Но когда он добрался до регистратуры, коридор, ведущий в комнату Аджая, был пуст.

Он и его брат исчезли.

Макс стоял в искушении прогуляться мимо двери Аджая, посмотреть, не закрыта ли она, не может ли он услышать разговор.

Но это просто сумасшествие. Он определенно слишком долго занимается правоохранительной деятельностью. Не все кругом преступники.

Рик не был опасен, он не был угрозой, по крайней мере, не для собственного брата.

Он просто бездельник двадцати с чем-то, который хорошо погулял субботней ночью, и изо всех сил пытался собрать свою жизнь обратно после ужасной трагедии. Его не было в той машине с Аджаем, но очевидно, что во многом отношении он тоже ужасно травмирован.

Макс заставил себя повернуть направо и прошел через передние двери в сад к симпатичному участку с лавочками, защищенному от ветра. В такой не по сезону теплый день, как сегодня, там хорошо было ждать Джину.

Приятно и на людях.

Едва он присел, как передняя дверь открылась от слишком сильного толчка и со стуком врезалась в стену здания.

Это вышел сводный брат Аджая.

Странный визит. Не прошло и пяти минут, с тех пор как он вывез Аджая из комнаты отдыха.

Парень двигался быстро и громко выругался, когда чуть не столкнулся с пожилым человеком – приятным парнем по имени Тед, младшим офицером во время Второй мировой войны – который пришел навестить сестру.

Макс поднялся.

– Эй!

Рик не остановился, даже не притормозил.

Пока Макс доволочил ноги до двери центра, Рик подбежал к своему автомобилю – битому пикапу с номерами Западной Вирджинии – забрался на водительское сидение и покинул стоянку, только шины завизжали.

Старая миссис Лейн оставила свое инвалидное кресло у дамской комнаты, и Макс воспользовался им, усевшись на сидение. Он пронесся по коридору.

Дверь Аджая была приоткрыта.

Он чуть не убился, тормозя – направил кресло в стенку, чтобы остановиться полностью, и инстинктивно откинулся подальше, фиксируя себя и зашипев от боли в сломанной ключице. Иисусе. Он поднялся, отпихнул кресло обратно в коридор и вошел, постучав и распахнув дверь пошире.

Аджай сидел у окна.

– Ты в порядке? – спросил Макс. – Рик так быстро ушел...

– Эшли ждет его в машине, – ответил Аджай, едва сдерживая слезы.

По полу были рассыпаны таблетки. Множество, они крошились под ногами

– Что здесь произошло? – спросил Макс.

– Ничего.

– Перевернул бутылочку тайленола? – спросил он, зная, что не в этом дело.

Наклонился и подобрал одну таблетку, чтобы рассмотреть поближе.

– Да, – сказал Аджай, – так и случилось. У меня болит голова. Ужасно. Думаю, я прилягу...

– Это не тайленол, – сказал Макс.

– Забавно, – отозвался Аджай, – потому что на бутылочке написано...

– Что ты сделал? – спросил его Макс. – Украл для своего брата таблетки из медицинского шкафчика, вот только взял не ту бутылочку?

– Нет! Пошел ты! Ты ни черта не знаешь!

– Я знаю, что Рики был под кайфом. Что он принял, Аджай? Метамфетамин?

– Убирайся!

– Ему, вероятно, нужны деньги, верно? Это дорогая привычка...

– У тебя нет права приходить сюда...

– И еще я знаю, – сказал Макс одновременно с ним, – что случается, когда украденные лекарства, отпускаемые по рецепту, продают на улицах для развлечения. Кто- то берет их, чтоб накидаться и похихикать, садится за руль, не понимая, насколько искажено восприятие, и ведет свою машину прямо в другую машину, и убивает целую семью.

Просто стирает их с лица земли.

– Я не крал их! – выкрикнул Аджай. – Я не крал! Он хотел, чтобы я это сделал, но я не крал. Он сказал, что они держат в кладовой какой-то «Окси», что там баночки, и я просто могу взять их, и никто даже не заметит. Только они держат наркотики запертыми и переписанными, а даже если бы и нет, я не вор. Он – может быть, но я – нет! Это мои таблетки, только он их не захотел...

Макс понял, что на полу больше одного типа таблеток – дюжины доз лекарств, которые Аджай выманил у медсестер, лишь притворяясь, что принимает, но на самом деле те даже никогда и не были у него во рту.

Потому что он берег их для своего психованного, жуткого сводного братца.

Будь оно проклято!

– Эй, ребята. – Джина постучала и толкнула дверь. – Что...

– Позови медсестру, – приказал Макс. – Этот идиот не принимал ни одной таблетки с...

Он взглянул на Аджая.

– Как долго?

– С Рождества, – признался тот сквозь слезы. – Мне так жаль. Я только хотел, чтобы он пришел меня навестить, так что я сказал ему, что у меня есть то, что ему нужно, только это не то, и он швырнул их в меня...

Джина почти сразу вернулась, сопровождая не только Гейл, но и Дебру и дежурного врача.

– Ты напортачил, – сказал ему Макс.

– Я знаю, – плакал Аджай, – я знаю.

Джина схватила его за руку и потянула к двери.

– Они должны осмотреть его.

– Прости, – сказал ему Аджай. – Я не хотел, чтобы ты злился на меня, Макс.

– Очень плохо – я злюсь на тебя, – высказал Макс. – Ты знал, что у твоего брата проблемы и не попросил о помощи. Знаешь, что бы сделал я, будь у моего брата проблемы с наркотиками? Я бы попросил помощи, потому что даже несмотря на то, что я много знаю, я ничего не знаю о том, как помочь наркоману. Ты ребенок. В инвалидном кресле. С серьезными медицинскими проблемами. Как ты собирался помочь Рику? Подкупая его, чтобы он приходил тебя навестить?

– Думаю, ему и так достаточно плохо, – сказала медсестра по имени Гейл и попыталась подтолкнуть его оставшуюся часть пути к коридору.

Но Макс не закончил.

– Так ты ему не помогал, – сказал он Аджаю. – Ты поступил эгоистично.

– Я знаю, – захлебывался от рыданий Аджай, – я знаю.

– Ты хочешь помочь своему брату? – спросил Макс паренька. – Я помогу тебе найти, с кем поговорить насчет того, что мы можем сделать, только, должен предупредить, некоторых просто невозможно спасти. Он должен захотеть помощи сам...

– Мистер Багат, прямо сейчас вы совсем не помогаете.

Гейл выглядела готовой вырубить его.

Макс не отступал.

– После того, как доктор тебя осмотрит – если глупый отказ от лекарств на более чем три недели не отправит тебя в госпиталь, – сказал он Аджаю, – приходи в комнату отдыха.

Я буду там с Джиной. Может, и Гейл захочет к нам присоединиться. У нее могут быть кое- какие соображения насчет помощи твоему брату.

После того, как поговорим, можем окончить нашу игру, потому что у меня на руках хорошая карта и я не собираюсь это так оставить.

Усилия Джины и подталкивания медсестры наконец вытеснили его в коридор, и дверь закрылась практически перед его носом.

Он стоял, качая головой, чертовски злой. Три недели. О чем Аджай думал?

И о чем думал он, вот так вот сорвавшись?

Джина обняла его сзади за талию, прижалась мягким телом.

– Она ошибалась, ты же знаешь. Что ты не помогаешь.

– Ага, – криво усмехнулся Макс, – всегда полезно назвать искалеченного ребенка дураком и эгоистом.

– Ты был честен, – сказала Джина. – Поэтому ты ему так и нравишься, понимаешь?

Ты не вешаешь ему лапшу на уши.

И не затыкаешь ему рот. Ты просто... разговариваешь с ним, – она сжала его крепче, а затем отпустила.

– Мой брат социальный работник.

Она вынула сотовый телефон и повела Макса обратно к комнате отдыха, пролистывая список телефонных номеров.

– Он в Нью-Йорке, но может знать о каких-нибудь программах тут, в округе Колумбия. Понимаешь, для Рика.

Кто из ее трех старших братьев был?..

Биржевой маклер, учитель, пожарный...

Джина приложила телефон к уху.

– Пожарный – Роб – еще преподает в Хофстре. Вик – брокер, но Лео тоже работает на Уолл-стрит. Он заработал достаточно денег к двадцати восьми, чтобы выйти из игры, но заскучал и снова пошел учиться и... – Она отвернулась поговорить по телефону. – Да, Тэмми, это Джина. Мой брат рядом? – Она рассмеялась. – Да, спасибо. – Снова Максу: – Ты бы знал моих братьев получше, проведи мы больше времени за разговорами, вместо... Да, Ли, это я, привет.

Она выразительно пошевелила бровями Максу – безмолвное окончание предложения.

– Нет, я все еще в Колумбии, – говорила она брату. – Ладно, на самом деле в пригороде, в Вирджинии...

Комната отдыха была пуста, и Макс пошел к окну, пока Джина разговаривала по телефону. Ее смех витал вокруг него.

Ирония состояла в том, что они достигли того момента в отношениях – если можно это так назвать – когда ему не хотелось говорить. Он научился действительно хорошо притворяться спящим.

Джина в свою очередь стала действительно хорошо избегать смены темы.

– Он перезвонит и назовет несколько телефонных номеров, – сказала Джина Максу и положила телефон в сумку на длинном ремне. Она села на подоконник лицом к нему спиной к стеклу.

– Знаешь, мне правда жаль, что ты не можешь быть со мной таким же честным, как с Аджаем.

Проклятье. Макс вздохнул.

– Послушай, я знаю, что тебе сейчас это не надо, – тихо произнесла Джина. – Я знаю, ты беспокоишься за Аджая и... Хорошо, Джулз сказал мне, что доставил еще больше файлов – значит, ты больше работаешь – что противоречит указаниям врача, могла бы я добавить, но... я нашла женщину, психотерапевта, она консультирует пары.

О боже.

– Джина...

– Я говорила с ней по телефону, – сказала Джина. – Почти два часа. Я рассказала ей все. Про изнасилование и... все.

Если и было что-то, чем она могла заткнуть его, то вот оно. Он закрыл глаза, избавляясь от вспыхнувшей картины Джины, брошенной на пол в кабине того авиалайнера, пытающейся уползти, кричащей от ужаса и боли...

– Она мне понравилась, – добавила Джина. – Большинство психотерапевтов бесили меня, но она... Я думаю, ей действительно не все равно. Так что... Я записалась на прием к ней в среду.

Она печально улыбнулась, встретившись глазами с Максом. Он уговаривал ее пойти к терапевту, сколько они оба помнили.

– Большой шаг, ага? Ты пойдешь, ну, знаешь, со мной?

– Однозначно, – сказал Макс. – Но...

Она хотела честности.

– Мы действительно пара? – Что ж, вышло намного более резко, чем ему казалось в мыслях. – Я имею в виду, это просто так... Не знаю, думаю, изолированно. Как будто нереально. – Он попытался объяснить. – Я знаю, что сейчас январь, но у нас как будто курортный роман.

И не смог начать объяснять, что может случиться, когда выйдет отсюда и вернется в реальность.

– Доктор говорит, я выживу.

Они оба обернулись и увидели въезжающего в комнату Аджая.

– Дай нам минутку, – отозвался Макс, но Джина уже была на ногах.

– Не беспокойся, я поняла, что ты имеешь в виду, – сказала Джина, но, очевидно, он причинил ей боль.

Будь оно проклято.

Это не первый раз, когда он причиняет ей боль, и, вероятно, не последний.

И вот так это началось.

Начало конца.