– О, Чарльз, нет, – выдохнула Мэгги.

– Не понимаю, как он там оказался… Ведь мог кататься на своем велосипеде где угодно, кроме как в том глухом переулке. Наверное, Стиви на меня разозлился… – сглотнул Чарльз. – Понятия не имею, как брат там оказался, – повторил он тише. – И теперь уже никогда не узнаю. Он был крайне эмоциональным ребенком. И таким… нелогичным. Ему было уже пять, а он даже читать не умел, только разглядывал картинки доктора Сьюза. Никаких особых дарований... просто счастливый, немного глуоватый малыш. Все его любили, особенно я. С ним было очень легко. Отец хохотал, играя со Стиви в мяч на заднем дворе, а затем заходил ко мне и укоризненно покачивал головой, обнаружив помарки или ошибки в моих математических задачках.

Теперь, когда Чарльз наконец заговорил, слова лились неудержимым потоком.

– Иногда ночью я прокрадывался в спальню Стиви и залезал к нему на верхнюю полку, чтобы поболтать о всякой ерунде и выслушать его лепет о голубях и кроликах. Мне хотелось стать им. Я бы, как он, устраивал пальцами театр теней на стене, выкинув из головы числа и формулы, чтобы освободить место для птичек и зверьков, – коротко и совсем невесело хохотнул Чарльз. – Но так никогда и не стал таким же беззаботным.

Сердце Мэгги билось в горле. Она представляла себе Чарльза – Чака – этого чересчур умного и одаренного ребенка, со слишком усталыми и оценивающими глазами для худенького семилетнего мальчишки.

– А потом – вот так просто – Стиви ушел, – продолжил Чарльз. – Одна-единственная несыгранная партия в китайские шашки. Вот и все, что потребовалось, чтобы наша семья разрушилась. Я отказался с ним играть, и мой брат погиб.

У Чарльза сломался голос, и он отвернулся, чтобы Мэг не заметила, как блестят непролитые слезы.

– Это была не твоя вина, – прошептала она и потянулась, чтобы прикоснуться, но побоялась, что он оттолкнет. – Разве мать с отцом тебе этого не объяснили?

– Отец после несчастья сразу уехал из города, – сообщил Чарльз странно невыразительным тоном.

Он сохранял между ними дистанцию, плечи одеревенели. Но, как ни старался, не смог остановить слезы, заполнившие глаза. Одна капля скатилась по щеке, и он резко, почти грубо ее смахнул.

– Больше я его никогда не видел. А мать… Она пропала. Буквально. Легла в больницу и не хотела вставать с постели. И где-то через четыре месяца умерла. Врачи не говорили, от чего… предполагаю, что от передозировки снотворного.

– О, Чарльз.

Мэгги была в ужасе от лавины трагедий, последовавших за гибелью брата.

– А с тобой что произошло? Кто о тебе заботился?

– Меня отослали на проживание в Нью-Йорк, к пожилому дяде со стороны матери.

– И там экономка испекла для тебя морковный пирог, – добавила Мэг. – И ты его съел, хотя ненавидел.

Именно этот образ, образ маленького сироты разбудил в душе Мэгги безудержный жалостливый порыв и толкнул на край. Она потянулась к Чарльзу, желая утешить, как малыша в крепких объятьях.

Он сначала сопротивлялся, затем повернулся и сжал ее так же сильно.

Родители покинули Чарльза в тот момент, когда он больше всего в них нуждался. Они порознь утонули в эгоистичных собственных страданиях и горе, ничего не припася для оставшегося в живых сына – ни поддержки, ни любви, ни сочувствия. «А если бы уделили ему внимание? – гадала Мэгги. – Если бы кто-то объяснил ему, что это нормально – и плакать, и горевать?»

В свои семь лет Чарльз вряд ли был взрослее обычных детей. Возможно, он и обладал способностями к математике на уровне колледжа, но был всего лишь ребенком.

Мэгги легко могла представить, как он сидит в своей комнате в полном одиночестве в тихом дядином доме, беспрестанно воображая, как бы повернуть время вспять и согласиться поиграть с братиком в эти проклятые китайские шашки…

– Если бы я смогла вернуться в прошлое, – прошептала она, гладя его волосы, спину, грудь. – То обязательно нашла бы тебя. И обняла бы так же крепко, как сейчас, и объяснила бы, что это не твоя вина. Объяснила бы, что можно поплакать… что тебе нужно поплакать. Качала бы в объятьях до тех пор, пока ты не поверил, что кто-то любит тебя… что я люблю тебя.

Чарльз глубоко судорожно вздохнул, стиснул Мэг непослушными руками, потом отпрянул и покосился на ее мокрые от слез щеки.

– Уверен, ты бы мне помогла.

– Я бы велела тебе смотреть на меня.

Мэгги взглянула ему в глаза и бережно погладила лицо.

– Чтобы ты запомнил. Чтобы дождался, когда я снова возникну в твоей жизни. И еще я бы тебе пообещала, что после следующей встречи останусь с тобой… навсегда. Неважно, какую ошибку ты, по твоему мнению, совершил. Неважно, что взял на себя всю ответственность. Неважно, останешься ли ты в «Новых технологиях», пойдешь на медицинский факультет или станешь механиком по стиральным машинам. Я все равно буду любить тебя. Всегда буду любить. И с той минуты, с того момента, когда мы встретимся, – у Мэг дрогнул голос, – единственное, что сможет нас разлучить – это смерть.

Чарльз смотрел на женщину в своих руках, прекрасно понимая, что ее слова предназначены не только для маленького мальчика, которым он был когда-то. Она обращается именно к нему сегодняшнему, а также к человеку, которым он станет.

Что за мощная невероятная штука эта любовь! Безо всяких сложных формул, без какого-либо высокотехнологичного оборудования, вообще без научной базы, любовь Мэгги легко путешествовала во времени. Согревала и того убитого горем ребенка, и его сегодняшнего, и мужчину, которым он станет в будущем. Эта любовь дарила утешение и исцеляла раны, кровоточившие слишком долго.

Чарльз не отрывался от теплых, сострадающих красивых глаз и впервые за долгие годы ощутил спокойствие и умиротворение.

И отчаянную тоску. Он хотел ее сейчас, а не через семь лет. Поднять бы ее подбородок, опустить к ней голову и…

Словно прочитав его мысли, Мэгги легко коснулась его губами.

Чарльз с трудом сдержался, чтобы не притянуть ее ближе, не впиться в сладкий рот и не усилить нежный поцелуй. Боже, как легко было бы ее любить. Глубина ее чувств к нему просто поразительна. Хотелось впитать эту любовь и сохранить ее целиком для себя, только для одного себя.

Но Чарльз понимал, что каждое слово предназначено и Чаку тоже. И каждый подаренный Мэгги поцелуй должен запомниться Чаку. «Я просто передатчик, проводник к собственному будущему… к человеку, которого она действительно любит».

И все-таки, ощутив сладость нежных губ, не смог устоять. Поддался искушению и поцеловал ее жадно, взахлеб, принимая все, что она предложила, затем алчно напал на полные губы.

И когда Мэгги потянула его за собой на коврик, уже не сопротивлялся. Отказался от дурацкой борьбы, когда она стянула рубашку через голову, когда стиснул мягкую грудь, когда коснулся шелковистой кожи.

Мэг, не сводя с него взгляда, слегка подалась назад и улыбнулась. Трепетной улыбкой, едва скрывающей слезы, подступавшие к глазам.

Но не остановилась. Расстегнула ему брюки, и он понял, что если позволит, если не прервет ее, они займутся любовью. Прямо здесь. Прямо сейчас.

Чарльз не хотел сдерживаться. Не смог бы, даже приложив все силы. Хотя и осознавал, что Мэг видит Чака, когда смотрит ему в глаза. Целует Чака, когда впивается в его губы. И когда она спустила трусики по ногам, когда помогла ему снять брюки, когда оседлала его одним быстрым ловким движением, когда стиснула своим влажным жаром, он знал, что именно Чаку адресована эта пылкая, эта абсолютная любовь.

Он жалел о злых мыслях. Так хотелось, чтобы Мэгги видела его сегодняшнего, глядя в глаза, двигаясь на нем сверху вниз.

Ощущения разительно отличались от всего, что он когда-либо испытывал, но Чарльз понимал, что все могло быть гораздо лучше. В тысячу раз лучше, если бы он был тем, кого она действительно хотела, кого действительно любила.

Мэгги задвигалась быстрее, каждый толчок подталкивал все ближе и ближе к экстазу. Все ближе и ближе к…

– Мэгги, я не надел презерватив… – поймал ее за бедра Чарльз, пытаясь замедлить темп.

– Чарли, – задыхаясь, поцеловала его Мэг, – существует вполне реальный шанс, что завтра я умру. Полагаю, это уважительная причина вести себя безответственно. К тому же, если ты не заметил, я потеряла свою сумку и в данный момент на мне не наблюдается ни одного кармана…

– Случайно заметил, – улыбнулся он, скользя ладонями по обнаженному телу.

Потом приподнял ее, немного сдвинул и засунул руку под себя, что-то нащупывая.

– Зато у меня имеются и карманы, и бумажник, и… – разорвал он пакетик из фольги, –  презерватив.

– Честно говоря, мне плевать.

– Я не позволю тебе умереть, – посмотрел на нее Чарльз темными серьезными глазами.

И свято поверил собственным словам.

Мэгги, однако, не поддалась убеждению. Но ее захватила абсолютная радость – настоящая любовь к этому мужчине. Граница между Чарльзом и Чаком давно размылась. И практически стерлась после того, как Чарльз с такой мукой рассказал о младшем брате.

Правда, пришлось чуть ли не клещами вытаскивать из него эту историю. Но он все-таки рассказал. И гораздо, гораздо больше, чем когда-либо мог поведать Чак, сосредоточенный на холодных фактах, определивших трагедию его семьи. Но признаться в своей любви к мальчику, в стремлении жить такой простой и беззаботной жизнью, как Стивен… Чак, с его непревзойденным самоконтролем, никогда бы не поделился самым сокровенным.

А вот Чарльз поделился.

Мэг пылко его поцеловала, снова опустилась на него сверху вниз, и у него загорелись глаза, когда она полностью вобрала его в себя.

Она любила его. И Чарльза, и Чака, и скорбящего одинокого семилетнего мальчика… любила их всех. Чак был прав с самого начала: он и Чарльз – один и тот же человек.

И этот момент, эта короткая близость, пока они заперты здесь вдвоем, в этой крошечной каморке, может, последнее, что они разделят на двоих перед уходом в неизвестность.

И плевать, что в любое время Гудвин или кто-то еще из «Мастер-9» может снять засовы и открыть дверь. Плевать на все.

За исключением этого мужчины и любви к нему.

Чарльз поцеловал ее, снял с себя и уложил на спину. Мэгги сосредоточилась на том, как и где прикоснуться к нему, чтобы доставить наивысшее наслаждение, и увидела понимание и уязвимость в его глазах. Возможно, он с ней впервые, но она-то была с ним раньше.

Мэгги не сводила с него глаз, пока Чарльз устанавливал ритм, заставивший вскипеть кровь, утопала в безграничной нежности и молилась, чтобы для него это было не просто вспышкой похоти между двумя незнакомыми людьми.

Чарльз улыбнулся, точной копией неуверенной кривой улыбки Чака. Но, опять же, во взоре светилось гораздо больше, чем когда-либо во взгляде Чака. Для Чарльза это не просто одноразовый секс, а нечто куда более важное.

Мэг обняла вихрастую голову и поцеловала, требовательно, властно, точно так же, как он жаждал ее тела. Услышала, как он застонал, почувствовала, как напряглась его плоть, и поняла, что он гораздо ближе к экстазу, чем она.

Прижалась еще теснее, вцепилась в плечи, притягивая еще ближе, желая почувствовать его так же сильно, как он ее, желая по-настоящему слиться в единое целое.

А потом взрыв чувств и вспышки удовольствия стали настолько интенсивными, что все линии и границы между ними исчезли, и они действительно стали единым целым. Невозможно понять, где заканчивалась Мэгги и начинался Чарльз, они сплелись вместе, в этой точке пространства, в этом месте, где время остановилось. Где царил только обжигающий экстаз совместного освобождения. Только невыносимое счастье полного единения.

Потом они вздохнули… или только он. А, может, она. А, может, оба. Вместе или порознь, не имело значения… оба медленно дрейфовали обратно на землю. Медленно… сильные руки вокруг, тяжесть мужского тела сверху, щекочущие нос волосы. Неохотно возвращалось сознание. Мэгги ощутила шершавый ковер под собой, заметила паутину в углах под потолком.

Чарльз поднял голову, она взглянула ему в глаза. Он смотрел так испытующе, словно оценивал ее реакцию на то, чем они только что занимались.

Мэг улыбнулась и пробежала пальцами по густым волосам.

– Безумно рада, что не утонула сегодня. Ни за что на свете не согласилась бы такое пропустить.

– Я тоже рад, – лицо Чарльза озарилось мимолетной теплой улыбкой. – Больше, чем ты можешь себе представить.

Потом страстно поцеловал.

– Хочешь выбраться отсюда?

– Так ты все-таки решился? – застыла Мэгги. – Отказаться от своих исследований?

Чарльз отстранился, помог ей встать и вручил рубашку, потом быстро нашел свои брюки. И отвернулся, но Мэг успела увидеть ответ на свой вопрос в его глазах.

Нет, он не собирался ничего бросать. Мэгги и сама не понимала, ощущает разочарование или облегчение.

– У тебя есть власть покончить с этим раз и навсегда, – заметила она, возясь с пуговицами.

– Я не могу этого сделать, – буркнул Чарльз. – Всю свою жизнь я мечтал вернуться. Чтобы спасти брата. Не могу просто так отказаться от Стиви. Нет, надо найти другой путь.

– А ты не подумал, что Чак уже пытался найти этот самый другой путь?

– Пожалуй, сейчас я не смогу принять определенного решения, – виновато взглянул на нее Чарльз, – пока не получу шанс поговорить с ним. А вдруг мы вместе придумаем какой-то выход, который поодиночке никому из нас не приходил в голову?

– А вдруг тебя убьют? – возразила Мэг.

– Кен Гудвин не станет рисковать.

– Может произойти несчастный случай, Чарли. Что, если они явятся по мою душу, но на этот раз ты попадешь под пули?

– Что ж, значит, не будет никакого «Проекта Уэллс», – криво улыбнулся Чарльз.

Но Мэгги было не до смеха.

– Если ты погибнешь, Чак тоже умрет.

Чарльз молча обувался.

– Поверь, я сделаю все возможное, чтобы мы оба выжили, – наконец заверил он.

– Как именно ты планируешь выбраться не только из этого чулана, но и с ранчо? Особенно интересно, как ты намереваешься удержать наемных убийц «Мастер-9» от проделывания во мне огромного пулевого отверстия, когда мы на прощанье помашем им ручкой и лихо умчимся… на чем, Чарльз? Мы же, кажется, оставили свои тачки на стоянке «Технологий».

– Возьмем одну из их машин.

– Подожди, позволь догадаться. Заведешь без ключа, верно?

– Нет, заставлю их отдать ключи. Так мы быстрее свалим отсюда.

Он поднял веревку с пола – вернее, две веревки, – которыми были связаны лодыжки и запястья Мэг.

– Вот как мы поступим.

* * * * *

– Готов? – спросила Мэгги, с содроганием натягивая на себя холодное и мокрое платье. Чарльз кивнул. Им удалось оторвать от подола несколько метров ткани, так что наряд теперь едва прикрывал колени. Очень удобно, когда настанет время бежать.

– Помни, как только заскрежещет запор, сделай шаг назад, встань позади меня и не шевелись.

– Но будь готова действовать быстро, – повторила Мэг его указания. – И надо все время находиться рядом с тобой. Я все запомнила.

Она оглядела тесную кладовку и взглянула на отчеты по «Проекту Уэллс», все еще лежащие на коврике. Со всей силы пнула папку ногой.

– Все проблемы из-за кучки формул.

Посмотрела на Чарльза, и он тут же разглядел и ужас под бравадой, и широко распахнутые глаза, и невероятно бледное лицо.

– Чарли, если это не сработает…

– Я не позволю им причинить тебе вред.

– Знаю, но что ты станешь…

– Обещаю.

Мэгги поцеловала его. Чарльз ощутил вкус ее страха. А, может, своего собственного.

– Я люблю тебя.

Чарльз кивнул, заставив себя улыбнуться. В глубине души он не сомневался, что Чак уже получил послание.

– Давай, Мэгги, пора.

– Хорошо, я готова, – глубоко вздохнула та.

Расправив плечи, подошла к двери. Еще один глубокий вдох, а затем принялась стучать. Дубасить кулаком и кричать так, словно наступил конец света.

– На помощь! Кто-нибудь! Ради Бога помогите! Чарльз повесился! Мне его не снять, он умирает!

Она привалилась к двери, вопила и барабанила, колотила и визжала, пока не послышался скрежет отбрасываемого засова с той стороны.

Чарльз обмотал шею, Мэгги метнулась назад. Дверь распахнулась, показался один из охранников – громила, с которым Чарльз схлестнулся накануне, – и сразу увидел, что на шее пленника затянута веревка, конец привязан к потолочной балке, все выглядело так, словно доктор на полпути к смерти.

Правда, ему пришлось подогнуть колени и приподнять ноги от земли, что выглядело довольно нелепо. К тому же балка вряд ли выдержит его вес дольше нескольких секунд. Но этих мгновений хватило, чтобы агент «Мастер-9» бросился на спасение драгоценного ученого.

Чарльз выпустил веревку, как только туша врага оказалась в зоне досягаемости, и тот упал под массой внезапно навалившегося тела предполагаемого самоубийцы. Оба рухнули на пол, Чарльз схватил руку с пистолетом и коленом резко двинул противника в пах … Все это происходило на глазах других охранников, застывших в дверях и силившихся понять, что происходит.

Бугай скорчился, Чарльз вскочил на ноги с отобранным оружием в руке. Мэгги держалась рядом, прячась за спиной, как было приказано. Он направил пистолет на других агентов, дальнейшее происходило, словно внезапно включилась замедленная съемка.

– Руки вверх! – заорал Чарльз, продвигаясь вперед и подталкивая агентов к выходу из каморки.

Если они не среагируют на угрозу для себя, то он приставит пистолет к виску и тогда посмотрим, как быстро они сообразят, что из-за безвременной кончины разработчика «Проект Уэллс» закончится.

Ставка была на то, что враги не заподозрят блефа.

И тут с другой стороны дома раздались автоматные очереди. Мэг сжала его ладонь, и Чарльз понял, что оба подумали об одном и том же.

Это Чак. Но это он палит или в него?

Чарльз лихорадочно соображал, шагнув к двери, и тут взрыв потряс дом до основания. Глянув в окно, осознал, что прошло гораздо больше времени, чем он рассчитывал. Наступил вечер. Небо потемнело.

– Бросайте оружие, – махнул Чарльз пистолетом в сторону охранников.

Но те не успели и шевельнуться, как дверь в комнату распахнулась, и там, в коридоре появился… Чарльз.

Чак был одет во все черное. Черные джинсы, черные ботинки, черная водолазка. Лицо расписано мазками жира и грязи, в руках что-то типа оружия ближнего боя, какое выхватывал Бойд Роджерс в разных заварушках, будучи морским котиком. Чак держал автомат так, словно умел им пользоваться, причем играючи.

Чарльз долю секунды смотрел в собственные глаза. В глаза Чака. В глаза человека, которым станет через семь лет. В глаза мужчины, которого любит Мэгги.

– Ложись! – заорал Чак.

Чарльз повернулся и обнаружил, что оба охранника проигнорировали его приказ бросить стволы. Все в том же замедленном движении увидел, как они в свою очередь нацелились на Чака. Потащил Мэгги прочь и затолкал под огромную двуспальную лежанку. Услышал очередь из автомата Чака, крик Мэгги, и попытался полностью закрыть ее своим телом. Снова вопли, снова выстрелы, затем наступила тишина.

А потом раздался собственный – Чака – голос:

– Двигайте отсюда, да побыстрее. Восточное крыло горит. Там жарко, как в аду… много времени не понадобится, чтобы все это проклятое логово взлетело ко всем чертям.

Чарльз поднялся на ноги и, глянув вниз, увидел на полу тела трех агентов «Мастер-9».

Услышал судорожный вздох Мэгги и загородил собой неприглядное зрелище.

– Не смотри туда, – велел он, подталкивая ее к двери.

Чак сидел на полу, прислонившись к стене и сжав автомат с такой невозмутимостью, словно тот факт, что он только что погасил три жизни, ничего для него не значил.

Мэгги бросилась к нему, Чарльз почувствовал острую вспышку неуместной ревности. Она была с ним абсолютно честна. Все это время, даже когда они занимались любовью, Чарльз знал, что сердце Мэгги принадлежит Чаку.

Но ему не пришлось наблюдать, как Мэгги кинулась в объятия Чака. Как принялась целовать его. Потому что она этого не сделала. Вместо этого опустилась на колени рядом с Чаком и взглянула на Чарльза.

– Чарли, он ранен!

Только тогда Чарльз заметил мазок крови на белой стене. Крови Чака. Его крови.

– Надо было вспомнить про охранника в кладовке, – сквозь зубы процедил Чак. – Но я забыл, вот он и преподнес сюрпризец.

– Но я отобрал у него пистолет…

– Только один из них.

– Рана в правой ноге, – сообщила Мэгги, когда Чарльз присел рядом.

– Вот, – протянул свое оружие Чак. – Забирай пушку и уходи вместе с Мэгги. Немедленно.