– А где именно вы живете? – поинтересовалась Мэри-Лу.

Ибрагим одной рукой обнял Хейли, а другой указал на ряд не поддающихся описанию многоквартирных домов, расположенных рядом с церковью по другую сторону улицы.

– Я живу в мастерской на пятом этаже, – сказал он. – Квартирка крохотная, но это позволяет экономить средства. В настоящее время мне приходится тратить деньги на более важные вещи.

– Я вас понимаю, – многозначительно кивнула Мэри-Лу.

Они приехали на собрание членов Общества анонимных алкоголиков в район, где обитал Ибрагим, потому что в церкви, куда поначалу хотела пойти миссис Старретт, зал для собраний оказался на ремонте. Правда, на двери висела табличка, предлагавшая всем желающим отправиться на собрание в церковь, расположенную на другом конце города. Но Ибрагим нашел более приемлемое решение проблемы.

Поэтому они оказались здесь. Собрание начиналось на час позже, чем обычно. Здесь было огромное количество людей. Стулья стояли рядами, все участники действительно оставались анонимными, и Мэри-Лу чувствовала себя свободно.

Они выбрали места в последнем ряду – на случай, если Хейли закапризничает и им придется на несколько минут выйти.

Тема лекции была стара как мир, но Мэри-Лу посчитала ее особенно важной для себя. Не пейте сегодня вечером, а о завтрашнем дне будем думать на рассвете.

Во время лекции Хейли вела себя прекрасно. Она сидела на коленях у Ибрагима и играла связкой его ключей. После лекции малышка чувствовала себя бодрой, и Мэри-Лу решила не пробираться к передним рядам, где раздавали угощение, а прогуляться по улице. Тем более что Ибрагим сказал, что здесь неподалеку есть симпатичное кафе, где можно полакомиться мороженым.

Народ начал понемногу разбредаться, многие, выходя из церкви, тут же закуривали.

Они пробирались сквозь толпу к освещенной улице. Ибрагим нес девочку, Мэри-Лу толкала перед собой коляску.

– Я могу сама понести ее, если так вам будет удобней, – предложила женщина.

– Мы с Хейли уже научились понимать друг друга, – ласково произнес Ибрагим и одарил миссис Старретт одной из тех улыбок, которые, как казалось женщине, вырабатывает его персональная внутренняя «атомная станция». – Если только она не станет теребить мою бороду, я могу нести ее и дальше. А это ведь гораздо интересней, чем ехать в коляске. Правда, крошка?

Он повернулся к Хейли, и девочка, увидев его улыбающееся лицо, рассмеялась и захлопала в ладоши, после чего решительно потянулась к Ибрагиму и обняла его за шею.

На мгновение на его лице отразилось смятение и даже испуг, но он тут же пришел в себя и расхохотался.

– Вы ей очень нравитесь, – кивнула Мэри-Лу. – Правда, сладкая моя?

– И ты мне тоже нравишься, – сказал Ибрагим ее дочери. Он говорил с ней как со взрослой, как будто девочка могла его понять. Он говорил с ней совсем не так, как это делал Боб. Но, конечно, Боб общался с Хейли в любом случае лучше, чем Сэм, который вообще никогда не разговаривал с дочкой.

Да, он ее щекотал, подбрасывал в воздух и снова ловил, а еще любил прижиматься губами к ее шее и смешно фыркать.

Хотя надо признать, что Мэри-Лу не было известно, как общается с Хейли ее муж, когда ее самой нет дома. Возможно, в это время он читает ей лекции по физике, хотя Мэри-Лу не стала бы этого утверждать.

– По-моему, это самое приятное чувство в мире, – обратилась она к Ибрагиму. – Вам так не кажется? Когда вас обнимает такое чудо, такое… ну, я даже не знаю… чистое совершенство, что ли.

– Наверное, так оно и есть, – согласился он. – Да, пожалуй.

– Это все равно что обниматься с Богом, – довольно рассмеялась Мэри-Лу – Боженька ты мой! Ну, послушать меня, так можно подумать, что я сочиняю тексты для глупых поздравительных открыток. Между прочим, я обожаю такие открытки!

Жаль только, что она получала их от силы два раза в год.

Но она любила рассматривать их в магазине. «Думаю о тебе…» Черт возьми! Как ей хотелось когда-нибудь получить такую вот открытку. Именно с надписью «Думаю о тебе…». Но вся проблема заключалась как раз в том, что никто о ней не думал.

– Вы когда-нибудь думали обо мне? – напрямую спросила она Ибрагима. – Ну, когда меня нет рядом?

Он бросил на нее весьма странный взгляд, который она так и не поняла, и ничего не ответил. По крайней мере, сразу.

– Несколько раз я действительно думал о вас. Да, – выдавил он наконец.

– Простите, это был идиотский вопрос, – тут же извинилась она. – Мне не нужно было задавать его, потому что, ну, что вы могли мне на него ответить? «Нет, я никогда о вас не думаю»? То есть даже если это на самом деле так…

– Неправда. К тому же я вспоминаю вас, как минимум, в своих молитвах, – попытался успокоить ее Ибрагим.

Мэри-Лу остановилась.

– А знаете что? Это, наверное, самые приятные слова, которые мне когда-либо говорили.

– Мэри-Лу! Все-таки это вы! Значит, мне не показалось, что это вас я видел с Хейли на последнем ряду в церкви.

Она повернулась и часто заморгала, чтобы скрыть выступившие на глазах слезы умиления, и в ту же секунду увидела перед собой Боба Швегеля из страховой компании, который только что вышел из церкви.

Что он тут делает? Ей стало неловко, потому что она оставила для него сообщение на автоответчике, говоря, что не сможет принять его приглашение поужинать вместе, поскольку сама вечером отправляется на одно весьма важное мероприятие.

Сегодня Боб был одет в синие джинсы и яркую рубашку с коротким рукавом. Сэм бы такую не надел ни за что на свете.

Боб уже протянул руку Ибрагиму:

– Боб Швегель, страховая компания. А вы, должно быть… – Боб переводил взгляд с золотистых кудрей голубоглазой Хейли на черноволосого смуглого Ибрагима и хмурился. – …мистер Старретт?..

Мэри-Лу громко хихикнула:

– Господи, да нет же! Вы что, подумали, что это мой?.. Нет-нет, это Ибрагим Рахман, мой…

И только тогда до нее дошел весь ужас положения. Ведь сейчас, когда Ибрагим держал на руках Хейли и они спокойно прохаживались по улице, их запросто можно было принять за – храни ее Господь! – довольно близких друг другу людей. Если она скажет Бобу, что Ибрагим ее друг, он сразу подумает, что между ними существует интимная связь, а это было бы ужасно! Если же она представит его как садовника, работающего у ее соседей, это тоже не спасет положение. Ведь тогда он решит, что она крутит роман с обслугой!

– Он мой куратор из общества анонимных алкоголиков, – решила соврать Мэри-Лу, потому что все участники программы знали, что существовал неписаный закон, строго запрещающий кураторам иметь интимные отношения со своими подопечными.

Ибрагим взглянул на нее, и Мэри-Лу почувствовала, что густо покраснела, как только произнесла эти слова. Но, слава богу, он не стал возражать, а попросту промолчал.

– Ах вот оно что! – понимающе кивнул Боб. – А я-то удивился, что это вы делаете в моем районе? Мой офис здесь, за углом. Кстати, я часто хожу на эти собрания. Это очень удобно, потому что они начинаются в восемь вечера, и я могу работать допоздна, если появляется такая необходимость.

– А я и не знала, что вы тоже участвуете в этой программе, – заметила Мэри-Лу.

– Уже больше года, – улыбнулся Боб. – Причем я опомнился только тогда, когда понял, что мой брак разваливается. Но моя бывшая жена все равно сказала, что я слишком поздно решил взяться за ум. Хотя в этом я с ней не согласен.

– Решить исправиться никогда не поздно. – Мэри-Лу протянула руку к дочке, которая явно нацелилась на серьгу Ибрагима. – Простите, – извинилась она и снова повернулась к Бобу. – Я сама несколько раз здорово напилась, когда уже была беременна. Но потом соседка снизу принесла мне почитать ужасную статью про женщин, которые пьют, а потом рожают уродов. Смотри, дескать, что ты наделала. Это называется, если не ошибаюсь, алкогольный синдром зародыша.

Отчаянно сигналя, мимо них проехала машина. Она остановилась во втором ряду, возле другой припаркованной машины. При этом Ибрагим оживился и чуть заметно прищурился, а потом поспешно передал Хейли матери.

– Эта статья, надо признать, жутко меня напугала, – продолжала она свою историю, одновременно устраивая малышку на руках. – И знаете что, я ведь могла подумать, что, наверное, уже навредила плоду, так что можно продолжать напиваться и дальше. Но я тут же подумала: «Господи, как это будет страшно! Ведь ребенок пострадает из-за меня!» Лучше, когда мать вообще ни капли в рот не берет, правда же?

– Простите, – перебил ее Ибрагим. – Я сейчас вернусь.

– И в тот же вечер я впервые отправилась на лекцию, – призналась она Бобу, в то время как Ибрагим заторопился к машине, которая встала во втором ряду. Это был дорогой новехонький автомобиль, почти такой же длиннющий и шикарный, как лимузин. Мэри-Лу припомнила, что такие называются «таун-кар».

Но что там понадобилось Ибрагиму?

Из машины вышли трое мужчин. Все они оказались такими же темнокожими, как и сам Рахман, только аккуратно подстрижены и в дорогой одежде: двое в деловых костюмах, а один – в сверкающем спортивном. Мэри-Лу показалось, что они чем-то недовольны. Правда, она тут же вспомнила, что и сам Ибрагим издалека поначалу казался ей вечно сердитым на кого-то.

Один из мужчин пальцем указал на Ибрагима и начал говорить какие-то непонятные слова, больше всего похожие на абракадабру. Впрочем, для него они что-то значили, так же как и для Ибрагима.

– Я прошла множество разных тестов, – рассказывала Мэри-Лу Бобу, одним глазком поглядывая на садовника и его знакомых. – Но результаты были обнадеживающими. И еще я часто и подолгу молилась. И мне повезло. Действительно повезло, слава Господу нашему! Потому что Хейли у меня родилась совершенно здоровенькая. А ваш брак хоть и распался, Боб, но где-то вас все равно поджидает удача. Я просто уверена в этом.

Боб внимательно наблюдал за Ибрагимом, которого сейчас остальные трое мужчин обступили со всех сторон.

– Вы хорошо знаете этого парня? – спросил он. – То есть, наверное, хорошо, раз он сумел стать вашим куратором, да?

– Да, – кивнула Мэри-Лу. – Мы с ним знакомы уже… – Неужели с тех пор, как она забросила ключи в сад Робинсонов, прошло всего несколько дней? Ей казалось, что она дружит с Ибрагимом уже целую вечность. – …некоторое время.

– Откуда он приехал? Как вы с ним познакомились?

А там, на углу, один из мужчин сильно толкнул Ибрагима в грудь, и тот отступил назад, задев сетчатую ограду вокруг строительного участка. Ибрагим выставил руки перед собой, словно пытаясь утихомирить обидчика. Было ясно, что он не хочет вступать в драку с этими людьми, кем бы они ни были.

– Он работает садовником у моих соседей, – пояснила Мэри-Лу. – Он прекрасно разбирается в цветах.

Боб рассмеялся:

– И что же, в один прекрасный день он просто попался вам на глаза? А откуда он приехал?

– Вы так меня об этом спрашиваете, как будто он специально навязался мне или что-нибудь еще в этом роде.

– А что? Бывает и так.

Она закатила глаза:

– Это глупо.

– Неужели?

– Да, – подтвердила Мэри-Лу.

– Вы действительно доверяете ему? Я, например, был бы поосторожней с человеком, которого зовут Ибрагим Рахман. Вы только посмотрите на него. Его можно смело поместить на плакат, посвященный Аль-Каиде.

– Он не имеет к ней никакого отношения, а вас можно обвинить в расизме, если вы полагаете…

Мужчина в спортивном костюме еще раз с такой силой пихнул Ибрагима, что тот со всего маху влетел в ограду. Она тревожно загремела. Боже, кажется, эти типы собрались серьезно заняться садовником.

– Эй, вы! – Мэри-Лу смело направилась к незнакомцам. – Оставьте его в покое!

Один из мужчин опять произнес какую-то тарабарщину, и двое других рассмеялись.

В этот миг Ибрагим яростно набросился на превосходящего количеством противника и расквасил нос одному из мужчин, а другому отвесил сразу два удара: ногой по колену и локтем по затылку, отчего тот, согнувшись, осел на тротуар. Все это произошло так быстро, что Мэри-Лу не успела ничего осмыслить. Третий мужчина, видимо, напуганный смертоносным блеском глаз Ибрагима, поспешил отойти на безопасное расстояние.

Затем Ибрагим строго сказал им что-то на своем языке, и задиры полезли в свой автомобиль. Правда, при этом они тоже что-то отвечали ему. Видимо, огрызались, хотели, чтобы последнее слово осталось за ними.

Ибрагим не стал пререкаться с ними. Он молча стоял и только гневно сверкал глазами, выжидая, пока они уедут.

– С вами все в порядке? – забеспокоилась Мэри-Лу, устраивая Хейли поудобней.

Он все еще тяжело дышал и смотрел вслед исчезающим красным огням длинного автомобиля. Он был суров, и его взгляд сейчас можно было с легкостью назвать ледяным. Но потом он моргнул, и перед Мэри-Лу снова оказался тот самый Ибрагим, которого она знала.

– Мне очень жаль, что все так вышло. Простите.

– Кто они такие? – спросила она, и в это время к ним подоспел Боб. Он толкал перед собой коляску, которую забыла прихватить Мэри-Лу, когда торопилась на подмогу к Ибрагиму.

Садовник медленно провел ладонью по лицу:

– Это были мои братья.

– И что они от вас хотели? – не отступала женщина. Он молчал и только качал головой, глядя на Боба. Мэри-Лу повернулась к Швегелю и протянула руку:

– Мне было приятно повидаться с вами. Я уверена, что очень скоро мы снова вот так же неожиданно встретимся с вами.

Он понял ее намек, и многозначительно сжал ее пальцы, но все же решил уйти.

– Я тоже в этом не сомневаюсь, Мэри-Лу. Рад был познакомиться с вами, мистер Рахман.

Потом он ушел, а она осталась. Мэри-Лу стояла на тротуаре и смотрела на Ибрагима, а он печально разглядывал прореху в своей рубашке.

– Чего же они от вас хотели? – снова поинтересовалась она.

В самый неподходящий момент Хейли закапризничала. Она принялась хныкать, и ее всхлипывания почти сразу же перешли в истеричный плач. Мэри-Лу принюхалась и пощупала девочке попку, но пеленка оказалась сухой.

Мэри-Лу знала только один способ успокоить Хейли, но для этого им нужно было уединиться. Она с надеждой оглянулась по сторонам.

Позади них высилась церковь, рядом с которой был небольшой дворик со скамейкой. И хотя вокруг светили фонари, можно было сесть на скамейку и оказаться спиной к людной улице.

– Возьмите, пожалуйста, коляску, дорогуша. Хорошо? – попросила она Ибрагима.

Хейли вопила вовсю, но Мэри-Лу устроилась на скамейке и, никого не стесняясь, ловко задрала вверх рубашку вместе с бюстгальтером.

Тут же наступила блаженная тишина. Правда, если она будет вот так успокаивать Хейли при малейшем капризе, то никогда не отучит ее от груди.

Друг.

И после всего того, в чем признался Малдун, Джоан по-прежнему называла его всего лишь другом.

Как только они вошли в танцевальный зал, к Брук подскочил официант, и как по волшебству из ниоткуда материализовались два высоких стакана виски с содовой. При этом официант даже не обратил внимания на Майка, отчаянно подававшего ему сигналы уйти и больше не появляться.

– Нет, это явно не по моему вкусу, – поморщился Малдун, когда Брук протянула ему стакан. Очевидно, держать ее подальше от бара было задачей практически невыполнимой.

– Вот и отлично, – ничуть не смутилась она. – Тогда подержите его для меня.

Да, вечер начинался стремительно и обещал быть бурным.

– Вам, наверное, лучше бы немного притормозить, – заметил Малдун, втайне проклиная себя за то, что как заведенный повторяет указания Джоан, словно он полностью согласен с ее мнением.

– С чего бы? Кому это нужно?

– Ну, подумайте хотя бы о том, что ваш отец – самый могущественный и влиятельный человек в этой стране. Хотя бы поэтому вам не стоит сильно напиваться, ведь сейчас вы являетесь его представителем! – произнес Майк.

– Вы такой молодой, а уже успели стать занудой!

– Не забывайте о том, сколько людей наблюдают за вами, – напомнил он.

– За мной наблюдают постоянно, – возразила Брук. – Каждый мой поступок, каждое движение тщательно отслеживаются. Ни единая секунда моей жизни не принадлежит мне. Не приведи Господь, если я, например, ненароком выпущу газы на публике: завтра же это «событие» будут тщательно пережевывать все центральные газеты. А знаете почему для Белого Дома так важно, чтобы нас сегодня увидели вместе? Вам известно, с какой целью Белый Дом так упорно проталкивал в прессу историю о том, что мы с вами уже некоторое время поддерживаем более чем дружеские отношения?

– Разве на это есть какая-то особая причина? – удивился Малдун. Брук допила свой первый коктейль и забрала у своего спутника второй.

– Даже и не спрашивайте! Примерно месяц тому назад у меня разразился бурный роман с одним сенатором, который, судя по всему, лет через пять, после того как у папы закончится второй срок, должен был стать вице-президентом. Ну, конечно, при условии, что отец выиграет этот второй срок. Так или иначе, но этот сенатор – давайте я для краткости и чтобы соблюсти инкогнито, буду называть его просто Джоном, – так вот, он в свое время был помощником отца, и я знакома с ним уже целую вечность. Верите? Кстати, он еще более консервативен, чем вы. Я была влюблена в него чуть ли не с двенадцати лет.

У нее на глазах выступили слезы, но она постаралась скрыть их, лихо опрокинув второй стакан.

– Жена у него самая настоящая стерва. Они не живут вместе уже несколько месяцев, но она ни за что не даст ему спокойно развестись. Вице-президент Уолкер вот-вот должен сообщить о том, что со следующего года отходит от дел. Он серьезно болен, у него обнаружили рак. Вот это будет новость! Все должно открыться буквально на днях. Итак, Джону звонят от партии, стоящей у власти, и сообщают, что отныне он становится их избранником. И именно его будут выставлять на пост вице-президента во время выборов, где мой отец постарается выиграть второй срок. Но до этого момента он должен суметь подползти к своей стерве Лайзе и уладить личные дела, чтобы не портить образ добропорядочного семьянина.

Мы с ним были так осторожны, – со всей прямотой, свойственной подвыпившему человеку, продолжала Брук. – Мы не использовали и половину тех возможностей, которые нам предоставлялись, и всякий раз соблюдали полную конспирацию. Но, очевидно, кто-то из партии все же об этом пронюхал. Меня ни с того ни с сего посылают путешествовать по Техасу – пожалуй, самому жуткому из всех забытых Богом мест. В то же время, пока меня нет рядом и Джона ничто не отвлекает, ему предлагают хорошенько подумать. Мне не удается увидеться с ним, я не могу поговорить с ним, и вот сегодня я наконец получаю от него сообщение. Он счастлив, нет, вы себе только представьте! – счастлив, что я нашла себе новое увлечение. Как будто он не знает, что все эти рассказы о наших с вами отношениях – сплошной вымысел, и не более того. Он желает мне всего наилучшего. Эта скотина имеет наглость еще чего-то мне пожелать! При этом послание считается персональным, как будто он поздравляет меня с окончанием средней школы, чтоб его!..

Малдун не знал, что нужно отвечать в подобных случаях:

– Мне очень жаль, что все так получилось.

– Да-да, мне тоже, – рассмеялась Брук. – Но я-то думала, что он меня любит. Какой фарс! – Она протянула руку со стаканом, и перед ними возник все тот же официант. – Еще два.

И снова Малдун тщетно пытался дать понять резвому официанту, чтобы он так не суетился, но и на этот раз ему не удалось поймать взгляд этого подлизы.

– Да, мэм, конечно, – кивнул он.

– Спасибо, Тим.

– Тим? – удивился Малдун, наблюдая за тем, как официант поспешно направляется к бару.

– Мне приходилось останавливаться в этой гостинице и раньше, – пояснила Брук. – И тогда я выяснила, что если подружиться кое с кем из персонала, не забывая при этом о щедрых чаевых, то можно найти одну-две понимающие души, которые будут приносить напитки, не так откровенно разбавленные водой. Меня постоянно ограничивают, а это ужасно раздражает. Особенно сегодня, когда я твердо решила напиться.

– Неужели вы считаете, что, напившись, поможете себе? – спросил Малдун.

– А вы знаете, на сегодняшний вечер у меня даже появился выбор: или напиться, или затрахать вам мозги, – призналась Брук. – А это уж точно никому не повредит.

– Винс! Винсент!

Винс открыл глаза и увидел, что Чарли смотрит на него своим неповторимым рассерженным взглядом.

– Что такое? – спросил он.

Там, на экране, по открытому рынку бежали вприпрыжку двое счастливых и очень красивых молодых людей. Хотя нет, подождите. На лице у мужчины, следовавшего за ними, не было и тени улыбки. Скорее он щерился от злости. Или, может быть, просто сильно сосредоточился. Трудно было сказать. Ну да, конечно же. Мужчина был сильно зол. И они убегали от этого негодяя с ружьем, который, скорее всего, собирался пристрелить их, оттого и скалил зубы.

Но хотя все трое очень спешили и переживали сейчас не лучшие свои времена, прически у них оставались идеально уложенными.

– Ты заплатил пять долларов, так что, будь любезен, не спи и смотри фильм, – пожурила мужа Чарли.

– Я и не сплю, – прошептал он в ответ.

А на экране уже все изменилось. Наступила ночь, и красивые молодые люди с великолепными прическами нашли себе убежище в подвале какого-то заброшенного полуразрушенного здания. Они общались между собой короткими отрывочными фразами, которые зачастую звучали весьма откровенно, но тем не менее крайне неубедительно. При этом зрителям становилось до обидного понятно, что сейчас между ними должна вспыхнуть пламенная страсть, и значит, согласно законам кинематографа, наступит очередь любовной сцены.

Винс только презрительно фыркнул, но Чарли снова недовольно сверкнула глазами и прошептала:

– Да тише ты!

Разумеется, после того, как закончится вся эта ерунда, Шарлотта выскажется по поводу отвратительной игры актеров. После, но не сейчас. Винс знал, что бесполезно просить ее уйти из зала пораньше. Ему пришлось бы слушать по дороге домой ее долгое ворчание, а сейчас она сказала бы что-то вроде: «Мы заплатили за билеты неплохие деньги, поэтому, разумеется, останемся здесь до самого конца, каким бы ужасным ни оказался этот фильм. Кроме того, а вдруг произойдет чудо и дальше будет интересней?»

Он взял ее за руку, и она сжала его пальцы. При этом Чарли бросила на мужа удивленный взгляд, говоривший о том, что ей известны все его мысли.

Правда, когда он смотрел на экран, где бездарные актеры с тоской в глазах пытались делать вид, что их захватила любовная страсть, Винс подумал, что все-таки Шарлотта не могла знать, о чем именно он сейчас думает.

Кое-что в этой любовной сцене дешевой голливудской картины напомнило ему о той первой ночи, когда Чарли явилась к нему в комнату с целью – как там модно сейчас говорить? – перепихнуться.

Вернее, нет, дело было не совсем так. В первый раз она пришла, чтобы немного покадриться (тоже мне эвфемизм!), и тогда Винс буквально прогнал ее.

Все произошло во вторую ночь. Это была последняя ночь, которую Винсент намеревался провести под крышей Эдны и Шарлотты Флетчер. И на этот раз она сумела его победить. Оборона была сломлена.

В ту памятную ночь она разбудила Винса, когда он уже крепко спал. Причем спал плохо, с кошмарами.

Ему снова снился все тот же страшный сон. Про Рэя. Про Тараву. Они брели по грудь в воде под сильным вражеским огнем, стараясь помочь тем солдатам, которые застряли со своими лодками у острова и теперь пытались вытащить их на берег.

Поначалу Винс никак не мог понять, где он находится и что происходит, но Чарли сама помогла ему.

– Это я, Шарлотта, – начала она. – Чарли Флетчер, вспомнили?

Ах да! Но только что она здесь делает?.. И где вообще он сам находится, черт возьми?!

– Вы сейчас у меня в квартире, Винс, в Вашингтоне, Вас привезли сюда, потому что вы были тяжело больны, но сейчас вы поправляетесь, и вам гораздо лучше. Никто ни на кого не нападает, вы находитесь в безопасности. Просто к городу приближается гроза.

Тут, словно в подтверждение ее слов, загрохотал гром. И хотя гроза была еще где-то далеко, этот гром, напоминавший столь знакомый звук разрывающихся снарядов, сумел каким-то образом проникнуть ему в мозг и превратить его сон в настоящий кошмар.

Но, даже проснувшись и понимая, что это всего лишь гром, Винс чувствовал, как у него потеют ладони и отчаянно колотится сердце.

– Я подумала, что, может быть, стоило разбудить вас пораньше, чтобы вам не стало совсем плохо, – объяснила Чарли. – Мне показалось, что гроза движется в нашу сторону и что было бы лучше, если б вы в это время не спали.

В ту ночь она пришла к нему в теплом фланелевом халате, застегнутом на все пуговицы до самой шеи. Она, опять покраснела, видимо, вспоминая свой вчерашний визит. «Позвольте мне убедить вас…»

– Благодарю вас, – кивнул он и подвинулся на кровати, чтобы принять сидячее положение.

Раздался очередной раскат грома, и Винсу показалось, что сейчас Шарлотта повернется и уйдет к себе в комнату. Гроза приближалась, и хотя Винс не бросался под кровать, он так подпрыгнул на матрасе, что Чарли невольно вздрогнула от неожиданности.

– Простите, – тут же извинился он. Теперь у него потели не только ладони. Он быстро вытер тыльной стороной ладони капли пота, выступившие над верхней губой, надеясь, что Чарли не заметит этого.

Но от ее внимания не ускользнуло ни одно его движение.

– Я останусь с вами, пока гроза не пройдет, – решительно заявила она, обходя комнату и зажигая все светильники, которые здесь были. – Сейчас я принесу свечи с первого этажа. На тот случай, если снова отключат электричество.

– Но со мной все в порядке, – солгал Винс. Боже! Оставаться с ней вот так, один на один, было для него слишком трудным испытанием. Ему нужно было уехать отсюда утром, но он позволил уговорить себя остаться еще на одну ночь. Теперь он мог винить только самого себя.

– Но, Чарли, мне действительно не нужно…

– Найдите игральные карты, – приказала она, – и мы с вами сможем сыграть пару партий в «джин».

Пару партий.

Фантастика какая-то! Сюрреализм чистой воды.

Винс с картами в руке сидел на кровати рядом с Чарли, облаченный в пижаму ее погибшего мужа. Все это происходило в комнате под вспышки электрического света, да еще и при свечах.

Шарлотта натянула одеяло на кровати, чтобы его можно было использовать как карточный столик. Именно так они играли в карты все время, пока Винс находился у нее в доме.

Никто из них не вспоминал вчерашнюю ночь, когда Чарли забралась под это самое одеяло и умоляла Винса…

Боже мой! Он до сих пор испытывал желание быть с ней. Он любил ее.

Но печальная истина заключалась в том, что Чарли его не любила.

А может быть, достаточно и того, что он ее любит?

Снова прогремел гром, уже ближе, и на этот раз Чарли не могла не заметить, как по щеке Винса возле правого уха протекла капелька пота. Но его руки не тряслись. Он только уронил карту, да и то пару раз, не больше.

– А кто такой Рэй? – поинтересовалась Шарлотта, сбрасывая семерку червей.

Винс не ответил ей, и она подняла на него глаза.

– Вы называли меня Рэем, когда я пыталась вас разбудить. Да и раньше упоминали это имя.

– Он был моим другом, – объяснил Винс, вынимая из колоды девятку пик и тут же сбрасывая ее. – Хорошим другом. Он погиб на Тараве.

– Как он погиб? – спросила она.

– Вам не нужно этого знать. – Последовал раскат грома, и на этот раз Винс выронил сразу все карты. Вот дерьмо!

Чарли закрыла глаза, потому что большинство карт упало лицевой стороной вверх.

– Может быть, я сама решу, что мне нужно знать? – довольно резко возразила она. – Может быть, вы считаете, что делаете мне одолжение и щадите мои нервы? Но как же мне понять, почему вы хотите вернуться на войну, если при этом вы скрываете все, что связано с ней?

Гроза приближалась. Поднялся сильный ветер, и стекла окон в соседних домах тревожно задребезжали. Примерно также вчера ночью Винсент дрожал и трясся в присутствии Шарлотты.

– Ну хорошо, – смирился он, перестал собирать карты с одеяла и бросил туда же те, что успел поднять. – Хорошо. Значит, вы хотите узнать, как погиб Рэй? Ему оторвало голову, это вам понятно? Осталась одна шея. Представьте себе: я только что передавал ему распоряжения, потому что он помогал ребятам из нашего подразделения выбираться на берег, а в следующую секунду уже вижу, что ему оторвало голову, он облит кровью, а вокруг валяются его мозги и осколки черепа. И знаете, что было самое глупое в этой ситуации?

Она побледнела, глаза ее расширились от ужаса. Он понимал, что не стоило рассказывать ей все это, но, начав, он уже не в силах был остановиться.

– Я начал вопить и звать врачей, как будто кто-то мог помочь ему и пришить голову на место. Как будто это вообще имело какой-то смысл. Но даже если представить, что они могли быть чем-то полезны, все равно все наши медики к тому моменту уже погибли. Ни одному из них не удалось даже добраться до берега. Двое из них утонули сразу же, как только выбрались из лодки. Вот этого я вам и не стал рассказывать, щадя ваши нервы. А место там, возле рифов, оказалось на удивление глубоким, – продолжал он. – Сотни моряков пошли к берегу по грудь в воде, а японцы поливали нас пулеметным огнем. Вода делала нас прекрасными мишенями. Люди гибли один за другим. Это вы хотели услышать? Каждый имел при себе снаряжение весом в сорок фунтов, а потому сразу шел на дно. Никто не выжил, даже самые умелые пловцы. Нужно было учитывать и груз на спине, и глубину выше головы, и еще то, что находившиеся рядом раненые тут же начинали затягивать в пучину живых. К тому же большинство этих фермерских парней вообще не умели плавать. Чарли смотрела на него так, словно в любую секунду была готова разрыдаться:

– Боже мой! И они все утонули?

– А хотите узнать, почему не утонули мы? – Голос у Винса задрожал. – Я и Рэй. – Он не стал ждать ее ответа и продолжал: – Потому что утонувшие солдаты морской пехоты заполнили своими телами морское дно у острова, и мы не погрузились под воду. Мы шли последними и прошли по их телам. Чарльз, вы можете себе это представить? Мы шли по телам своих товарищей!

И он, не выдержав, расплакался сам.

– Боже мой, Винс! – Она поползла по кровати, чтобы быть поближе к нему.

– Прошу вас, – начал он, хватая ее и чуть ли не встряхивая, как только Шарлотта оказалась рядом с ним, – вы должны помочь мне переговорить с сенатором Говардом или – господи! – хоть с кем-нибудь, чтобы только этот кошмар больше не повторился. Вы говорили, что он имеет большое влияние и мог бы пойти вам навстречу…

Она тоже расплакалась, и они рыдали, прижавшись друг к другу.

– Я не хочу, чтобы вы уезжали! – всхлипывала Чарли. – Не уезжайте! Пожалуйста, не возвращайтесь туда!

– Я и сам не хочу, – признался он. – Но, видит Бог, так надо. Неужели вы этого не понимаете?

– Я знаю, – продолжала плакать Шарлотта. – Я знаю. Но только… Я не хочу терять еще и вас!

– Вы никогда не потеряете меня, – решительно произнес Винсент, убирая волосы с ее лица и со своего тоже, – Я очень люблю вас, Шарлотта. Я обязательно вернусь, клянусь вам.

– Когда вы так говорите, – она посмотрела ему в глаза, – я почти начинаю верить вам. Но при этом прекрасно понимаю, что ничего такого вы просто не можете мне обещать. – И слезы с новой силой хлынули у нее из глаз.

А потом она поцеловала его.

В ту ночь гроза больше уже не приближалась. Она так и не подошла настолько близко к их дому, чтобы отвлечь Винсента от Чарли.

Что сыграло для него роковую роль. Больше сдерживать себя он был не в силах.

Что ж, можно все свалить на непогоду, если не учитывать того, что Чарли выглядела и двигалась как настоящая кинозвезда, что у нее была бесподобная улыбка и, самое главное, что под строгой внешностью скрывалась нежная, ласковая женщина, удивительно терпеливая и милая!

Винс тысячи раз проигрывал в голове их первую ночь. Особенно в военные годы. Но сколько бы раз он это ни делал, для него оставалось непостижимым, как это Чарли буквально в одну секунду умудрилась выбраться и из своего халата, и даже из ночной рубашки. Он опомнился уже тогда, когда она целовала его, а он – ее. А потом – Боже Всемогущий! – он ощутил под руками ее невероятно гладкую кожу, и Чарли прижалась к его обнаженному телу.

Все произошло удивительно быстро. Вот она уже дотрагивается до него, направляет его, и затем…

Конечно, все то, что написано на эту тему и повторяется из книги в книгу, – все это правда. Каждое банальное описание, каждое стихотворение, в котором восхищенно пересказывается данный процесс, все это, безусловно, соответствует истине.

Но ничто на свете не могло даже отдаленно сравниться с тем, что ощущал Винс, когда проник внутрь этой невероятной женщины, полностью завладевшей его сердцем.

Женщины, которая любила его, несмотря на все ее слова, произнесенные накануне вечером. То, что происходило сейчас, как раз и доказывало ее любовь. Она ведь не стала бы делать ничего подобного, если бы не намеревалась выйти за него замуж, верно?

Его сердце, казалось, увеличилось до невероятных размеров и готово было взорваться, как и та часть его самого, которая сейчас находилась где-то очень глубоко внутри нее. Чувства переполняли его, и он подумал, что должен говорить.

Удивительно, как он вообще сумел произнести хоть что-то, – правда, слова получились хриплыми, такими, что он не узнал свой собственный голос.

– Шарлотта, ты уверена?

Правда, задавать подобный вопрос было, в общем-то, уже поздновато. Ну вот что бы он делал, если бы она, например, ответила: «Нет, не совсем»?

Но она, разумеется, сказала: «Да! Пожалуйста, прошу тебя! Да! Да!»

И вот теперь, когда исчезла последняя тень сомнения, и он уже был твердо уверен в том, что нет в мире большего наслаждения, чем это, Винс прочувствовал, как это бывает, когда женщина освобождается от величайшего напряжения, потом освобождается и он сам, а затем сладостная истома растекается по всему телу. И – приятное сознание того, что его семя находится где-то глубоко внутри любимой женщины. Удовлетворение оказалось полным, и Винсу даже почудилось, что он растаял и даже кости его растворились.

Раньше он слышал от мужчин, как они боятся, что их подружка забеременеет, и какой ужас охватывает их после того, как пик наслаждения проходит.

Но Винс ничего не боялся. Наоборот, он хотел – и даже молился – чтобы она забеременела от него. Только представить себе – Чарли вынашивает его ребенка! Он не мог вообразить что-то более желанное.

Как замечательно было лежать рядом с ней и мечтать об их будущей жизни…

По крайней мере, до тех пор, пока он не открыл свой большой рот и сказал:

– Завтра мы с тобой сядем на поезд и поедем в Мэриленд. Сразу же, как только ты придешь с работы.

Она, казалось, только что очнулась и поняла, что они, обнаженные, лежат в кровати поверх одеяла. Их тела переплелись, повсюду валялись разбросанные карты, а вся комната пылала ярким светом от включенного электричества и зажженных свечей.

– Я не собираюсь выходить за тебя замуж, Винс, – сказала она, оттолкнув его от себя.

– Но… – Он приподнялся на локте, а она принялась судорожно искать свою ночную рубашку, которая оказалась на полу возле кровати. Шарлотте пришлось вывернуть ее на лицевую сторону, и все это время она стояла спиной к Винсу, словно стесняясь своей наготы.

– Ничего не изменилось, – сказала она. – Ты ведь не собираешься оставаться со мной. Я это знаю. И с моей стороны было бы неправильно просить тебя об этом. Это мне тоже известно. – Она накинула на себя халат, и, когда наконец повернулась к нему лицом, вид у нее был такой, словно еще секунда – и она горько расплачется.

Он сел в кровати:

– Шарлотта…

Она попятилась к двери:

– Прости меня, пожалуйста, за то, что я не смогла сдержаться. Было очень хорошо. И сам ты очень хороший. Надеюсь, ты знаешь, как приятно мне было… Но я не могу… Я..

Винс встал с кровати, а она ударилась спиной о дверь и потянулась к ручке.

– Ну-ка подожди, – заговорил Винсент. – Не надо так торопиться, ладно? Давай лучше присядем рядышком и…

– Тут нечего обсуждать, – перебила она. – Я понимаю, что у тебя были какие-то надежды и ожидания, но я хотела… Я хотела… Я была слишком эгоистична и теперь раскаиваюсь в этом. Прости меня, Винс.

Чарли выскользнула из комнаты и скрылась.

– Подожди! – Он отыскал свою пижаму, хотел быстро надеть ее, но, разумеется, пижама была вывернута наизнанку. Ему пришлось долго возиться с ней, он даже чуть не упал лицом вниз, пытаясь просунуть ноги в штанины.

С тех пор прошло много лет.

На экране актер и актриса, обладавшие великолепными телами, но очень неубедительно произносившие свои реплики, уже одевались.

Они были удивительно чистые и даже не вспотели после того, как страстно занимались любовью в грязном подвале, переполненном крысами. И разумеется, прически актеров при этом оставались нетронутыми.

Винс же, например, после той первой ночи любви, проведенной с Шарлоттой, был полностью лишен этого голливудского волшебства. Это уж точно! Перед тем как он начал одеваться, ему пришлось отлепить от своей голой задницы червонного валета и тройку бубен.

– А вы знаете, на сегодняшний вечер у меня даже появился выбор: или напиться, или затрахать вам мозги, – именно такие слова произносила Брук, адресуя их Малдуну, когда Джоан удалось подслушать их. – А это уж точно никому не повредит.

– Ну что ж, – ответил ей Майк. – По-моему, это… неплохая идея.

– Давайте поскорей выберемся отсюда и поднимемся в номер, – предложила Брук.

Но как? Как она собирается это сделать?

Малдун провел Брук через весь зал, чтобы познакомить ее с адмиралом Кроули и другими военачальниками. Джоан подумала, уж не стоит ли ей рвануть вслед за парочкой и, если понадобится, даже схватить его за колени. Только бы никуда их отсюда не выпускать!

Но как она объяснит все это? Что она ему скажет?!

Не ходите в ее номер, не делайте этого, разве вы не понимаете, что она собирается попросту использовать вас?!

Но, боже мой, вы только посмотрите на Брук в этом платье! Если бы сама Джоан очутилась на месте Малдуна, она, наверное, не возражала бы против того, чтобы ее использовали.

Но она могла сказать и проще: «Простите, я была не права».

Впрочем, в этом состояла вся правда ее жизни. Иногда она в конечном итоге по большей части оказывалась не права. Что же касается данного случая, то она не была точно уверена, в чем именно она не права.

Но в одном она все же была убеждена: любые отношения с Малдуном (выставленные напоказ, разумеется) отрицательно повлияют на ее карьеру. Но если это будет временный роман, нечто скоротечное и с датой окончания срока действия? Да еще при условии, что все произойдет скрытно, за закрытыми и запертыми на замок дверями…

Да, такое развитие событий ее определенно устраивало. И наверняка именно к этому стремился и сам Малдун еще три часа назад.

Вечер продолжался, но минуты текли на удивление долго, и, что самое обидное, у Джоан не оставалось ни малейшего шанса отозвать Малдуна в сторонку и попросить у него прощения.

Пока Малдун и Брук расхаживали по танцевальному залу, Мира отправила Джоан переговорить с бойкой журналисткой из компании «Фокс» – в гостиницу приехала целая съемочная группа в надежде взять интервью у «счастливой пары».

Каждый раз, когда журналистка называла так Брук и Майка, у Джоан начиналась жуткая зубная боль.

В зале оглушительно играла музыка, и разговаривать оказалось практически невозможно. Джоан пришлось пригласить репортершу выйти в небольшой открытый двор. Здесь она уже в тысячный раз извинилась от имени Брук, объясняя, что у дочери президента нет времени ни на какие интервью. Для нее это был просто приятный вечер, возможность встретиться и пообщаться со своим другом лейтенантом Малдуном.

Вдобавок к этому Джоан перечислила еще десяток причин, почему Брук никак не может сейчас ответить на вопросы журналистки. Разумеется, не упоминая при этом причину номер один. Джоан не стала рассказывать о том, что женатый любовник Брук только что предпочел стать кандидатом в вице-президенты, отказавшись от связи с дочерью президента. А ведь именно из-за переживаний по этому поводу Брук Брайант успела напиться до чертиков и плохо соображала, что творит.

Джоан все еще продолжала отговаривать журналистку от идеи взять интервью у Брук, когда зазвонил ее мобильный телефон. Она посмотрела на экран и увидела номер Миры.

– Пожалуйста, успокой меня и скажи, что Брук сейчас рядом с тобой, – послышался в трубке расстроенный голос Миры.

Этого еще не хватало!

– Ее здесь нет.

Ответ Миры был кратким и выразительным. В тот же момент откуда-то донесся голос Брук:

– Эй, лапули! Посмотрите вверх! Журналистка увидела Брук одновременно с Джоан.

– Я вижу ее, – сообщила Джоан Мире. – Она на балконе своего номера.

Брук отчаянно размахивала руками, чтобы привлечь к себе внимание. Рядом с ней стоял Малдун и, как поняла Джоан, безуспешно пытался уговорить ее уйти в номер.

Воспользовавшись моментом, журналистка дала сигнал оператору, и тут же зажужжала камера.

– Простите, – громко заговорила Джоан, – но вам никто не давал разрешения…

– Вы от какой компании? – выкрикнула Брук, обращаясь к журналистке.

– Мы работаем на «Фокс-Ньюс», мисс Брайант, – прокричала репортерша. – Можно мне задать вам несколько вопросов?

– Мне кажется, вам лучше подойти сюда, ко мне, – сказала Джоан в трубку, одновременно пытаясь загородить объектив камеры. – Простите, – сказала она оператору, – вам придется выключить аппаратуру и пройти назад в зал.

– Камера работает? – поинтересовалась сверху Брук.

– Да, – охотно отозвался оператор.

Джоан попыталась привлечь внимание Брук:

– Если вы хотите дать интервью, мисс Брайант, я могу устроить…

– Отлично, – та проигнорировала слова ДаКосты. – Потому что у меня есть сообщение для моего хорошего друга Джона, которое я хочу передать через прессу.

Нет, только не это! Джоан хотела закрыть объектив камеры своим телом, но оператор опередил ее, преградив путь отчаявшейся женщине.

В следующую секунду на нее чуть не навалился огромный сотрудник компании «Фокс», которого откуда-то приволокла шустрая журналистка. Здоровяк быстро оттеснил Джоан в сторону.

– Джон, дорогой, я оценила твою заботу и рада узнать, что ты желаешь мне счастья, – произнесла Брук хорошо поставленным голосом.

– Не принуждайте меня применять силу, – заявила Джоан, обращаясь к громиле, который весил не меньше трехсот фунтов. – Потому что я не остановлюсь ни перед чем.

– Тебе не нужно ни о чем беспокоиться, любимый, – как ни в чем не бывало продолжала тем временем Брук. – Теперь все заботы обо мне берет на себя мой новый друг Майк. Между прочим, он «морской котик», а в команду котиков набирают только самых лучших.

– А что такого плохого в том, что она говорит? – пожимая плечами, пискнул здоровяк. Голос у него оказался на удивление высоким.

Джоан видела, что Малдун сейчас умышленно стоял спиной к камере. Он что-то втолковывал Брук, стараясь увлечь ее за собой в номер. Но она упорствовала и продолжала вещать, стоя на балконе, словно находилась сейчас между небом и землей, причем и в прямом, и в переносном смысле.

Джоан вдруг вспомнила про свой мобильный. Ведь у Малдуна тоже должен быть с собой телефон! Она быстро набрала его номер.

Черт! Джоан даже слышала, как он звонит, но Майк, по-видимому, решил игнорировать ее.

– Ну, Майк, давай же, ответь!

«Или прочитай мои мысли, схвати ее в охапку и скройся с ней в номере, ради всего святого! – думала Джоан. – Впрочем, если она начнет сопротивляться, получатся восхитительные кадры…»

Однако, что бы там ни говорил Майк, это отвлекло Брук не более чем на секунду.

– Помнится, ты как-то признался мне, что мечтал стать «котиком», когда служил во флоте, – продолжала бессердечная Брук, обращаясь к несчастному Джону. Если только она упомянет его фамилию, его карьера в один миг полетит к чертовой матери. – Но – вот ведь неудача! – ты, очевидно, им не подошел, да?

Внизу начала собираться толпа. Одни следили за происходящим из танцевального зала, другие выходили на внутренний дворик. Джоан еще раз набрала номер Малдуна.

– Я еще раз прошу вас не мешать и дать мне дорогу, – заявила она здоровяку, напоминавшему ей большую пищащую игрушку.

– Для этого вам придется пройти сквозь меня, – со вздохом отозвался он, при этом его голос показался ей извиняющимся. Можно подумать, что нечто подобное происходит с ним каждый божий день и успело порядком надоесть. – Но если вы меня хоть пальцем тронете, мы начнем против вас судебный процесс. В прессе поднимется жуткая шумиха, а нынешней администрации это совершенно ни к чему.

– Ненавижу вас! – бессильно прошипела Джоан.

– Ну, меня этим не прошибешь.

А Брук тем временем продолжала ораторствовать:

– Полагаю, мне нужно закончить всю эту эпопею и благородно пожелать тебе всего наилучшего.

Итак, она решила подвести черту. Господи, сделай так, чтобы она как можно быстрей успокоилась и завершила свое выступление. Джоан увидела, как через толпу к ней пробираются Мира и Дик, стараясь сохранять полное спокойствие.

– Но вот незадача! Ты ведь держал в руках это «наилучшее», но решил отделаться от него. Вот как все получилось, да? – разглагольствовала Брук. – Ну что ж, тем не менее я, так и быть, пожелаю тебе счастья. Удачного тебе вечера.

– Отлично! – громко произнесла Джоан. – Вот и все. Благодарю вас всех за внимание. Больше у нас нет времени ни на какие вопросы. Лейтенант, будьте так добры, уведите мисс Брайант в ее номер.

Но Брук одним движением отодвинула Малдуна в сторонку, словно сметала со своего пути то, что ей мешало. Видимо, она сказала еще не все, что хотела.

– Бог свидетель, у меня-то вечер будет замечательный, – заговорила Брук, и в голосе ее прозвучали трагические нотки. – Вспоминай меня, дорогой. А я сегодня ночью буду делать это в стиле «морских котиков».

Господи Всемогущий!

– Похоже, сейчас Брук Брайант выдаст свой очередной перл! – пропищал громила. – И это станет сенсацией года!

В воздухе запахло тревогой.

– Благодарю вас всех, – повторила Джоан, – но больше у нас нет ни минуты.

Однако Брук задумала для своего выступления совсем другой финал.

– Ну а если тебе нужно напомнить о том, чего ты лишил себя…

Вот дерьмо!

– Ух ты! – Глаза у здоровяка чуть не вылезли из орбит. Брук одним ловким движением руки, которое стриптизерши тренируют годами, стянула через голову свое воздушное вечернее платье.

Теперь она стояла на балконе в одних только модных и почти невидимых трусиках, и весь мир мог любоваться ею.

Но, увы, и на этом представление не закончилось. Малдун решил, что нужно действовать, и схватил Брук так, как это делают пожарные при спасении людей. Однако в последний момент мисс Брайант умудрилась красивым жестом выбросить свое платье с балкона, и оно, переливаясь красным огнем, плавно опустилось на землю.

В комнате Брук задернулись тяжелые шторы, и Джоан отвернулась. Над ней грозно нависла Мира.

– Я готова нести за все случившееся полную ответственность, – покорно проговорила Джоан. – Я должна была остановить это безумие. Я должна была хоть как-то отреагировать. – Господи, наверное, ей нужно было самой снять с себя платье…

– Она была великолепна, – со знанием дела прокомментировал здоровяк.

– Да заткнитесь же вы, наконец! – закричала Джоан и сама удивилась: откуда в ней вдруг взялось столько злобы? Она повернулась к Мире: – Увольняйте меня поскорей, потому что со всем этим надо заканчивать, а лично я просто жажду убраться отсюда куда подальше.

Сейчас ей хотелось сесть в машину и уехать прочь. Прочь от этой гостиницы, где в одном из многокомнатных номеров дочь президента и мужчина, который ей нравился больше всех остальных мужчин, кого она когда-либо встречала в своей жизни (да-да, именно так, только она сама все испортила, потому что была настоящей идиоткой), собирались делать это в стиле «морских котиков». Но у Миры имелись на ее счет другие планы:

– Встречаемся через десять минут у меня в номере.

Ну что ж, придется действовать по-другому. Теперь настало время все хорошенько обдумать и представить выходку Брук как что-то положительное. Или, по крайней мере, как что-то менее отрицательное, раз уж на то пошло.

Нечто такое, что не испортило бы президенту предвыборную кампанию. Брук, Малдун и Джоан были всего лишь пешками в этой игре.

Джоан отлично понимала, что, если она даже откроется Мире, признавшись в том, что лично заинтересована в Малдуне, потому что – черт возьми! – этот парень ей нравится, Мира ответит лишь своим коронным: «Ну и что?»

Правда, теперь все это теряло смысл, потому что сейчас и сам Малдун, наверное, ответил бы ей точно так же.

Ибрагим так и остолбенел, а Мэри-Лу скромно приспустила рубашку, прикрывая все остальное тело и оставив свободное пространство, чтобы малышка могла дышать. Хейли, разумеется, тут же ловко отдернула рубашку вверх.

– Тут хватит места и вам, – пригласила Мэри-Лу Ибрагима и подвинулась на скамейке, чтобы он тоже смог присесть рядом.

– М-м-м, – неопределенно промычал тот и сел. – Да, конечно. Спасибо. – Он посмотрел на женщину, потом отвернулся. – А вы не стесняетесь делать это прямо здесь? Ну, там, где вас могут увидеть другие люди? Разве вы не испытываете неудобства?

Мэри-Лу огляделась по сторонам. Они находились на пустынном церковном дворике, и она сидела спиной к улице. Единственным человеком, который сейчас видел, как она кормит малышку, был сам Ибрагим.

– Мне бы доставило куда большее неудобство ехать домой с орущим ребенком, – призналась она. – Раньше я носила с собой шаль, чтобы прикрывать нас обеих, но Хейли научилась сдергивать ее. Я могу пересесть в свою машину, если хотите. То есть если это доставляет какое-то неудобство именно вам…

Он рассмеялся:

– Нет. Но теперь меня американцы точно уже ничем не удивят. И вот еще что… – Он снова посмотрел на женщину, потом перевел взгляд на малышку, которая сосала уже медленней, закрыв глазки, словно начала засыпать. – Вы очень красивая, и она тоже красивая, и… очень красиво все то, что я сейчас вижу. И я не понимаю, почему почти весь мир настаивает на том, что это чудо надо скрывать от посторонних глаз.

– Потому что мужчины, кажется, не могут понять одной простой вещи: что женская грудь придумана вовсе не для их личного удовольствия, – пояснила Мэри-Лу. – Если мужчина замечает женщину, кормящую грудью ребенка, значит, он будет потом весь день ходить с деревяшкой в штанах. И нам приходится прикрывать свои тела из-за их проблем. Ой, вот дерьмо! У меня потекла вторая грудь! – Черт, еще одна рубашка испорчена! Пока она доберется до дома, молоко уже высохнет, и на ткани останется пятно.

– С деревяшкой в штанах, – повторил Ибрагим и рассмеялся. – Кажется, я вас понял. Просто я никогда не слышал такого выражения. – И он снова хохотнул. – И вы так спокойно можете обсуждать подобные проблемы с мужчиной, который не является вашим мужем?

– Я считаю вас своим другом, – пояснила она. – А с друзьями можно говорить о чем угодно, правда? Если вы хотите, я, конечно, в дальнейшем буду аккуратней выбирать темы. Я просто подумала, что…

– Нет-нет, – тут же возразил Ибрагим, – я не хочу, чтобы вы начали следить за каждым своим словом. Я только подумал о том, что родители воспитывали нас по-разному, вот и все.

– Ну, моя мама могла трахаться с кем угодно за бутылку джина, так что на мое воспитание у нее просто не оставалось времени. Меня воспитывала сестра. – Но Мэри-Лу не хотелось снова ворошить эту тему. – А что случилось с вашими братьями? По-моему, они были чем-то недовольны и вели себя не слишком учтиво.

Ибрагим вздохнул:

– Все это очень неприятно. Дело в том, что мы… после смерти отца унаследовали его бизнес. Агентство по продаже автомобилей. Мне не хочется работать в этой области, а они зовут меня участвовать в бизнесе. Проблема заключается в том, что агентство досталось нам в совместное владение вместе с дядей и моими двоюродными братьями. Конечно, было глупо и безрассудно приезжать сюда и искать меня здесь. – Он пробормотал что-то на своем непонятном языке. – Но, похоже, они здорово разозлились, да и я сам тоже закипел. Дурацкая ситуация, вы не находите?

– Они успели что-то сказать и в мой адрес, если не ошибаюсь.

Он бросил в ее сторону быстрый взгляд:

– Совершенно верно. Но это злые слова, и я не стану повторять их. Мои братья повели себя глупо.

К этому времени Хейли, наевшись досыта, заснула. Мэри-Лу аккуратно вынула сосок изо рта малышки и положила девочку себе на плечо. Теперь нужно было исхитриться и заставить ее срыгнуть так, чтобы она при этом не проснулась. Женщина аккуратно потерла спинку девочки. Ну, давай, малышка…

– Значит, этот парень и есть Боб? – поинтересовался Ибрагим, хватаясь за любой повод, чтобы только сменить тему разговора.

– Да, это и есть тот самый Боб, – подтвердила Мэри-Лу. В это время Хейли срыгнула, но продолжала спать. Слава богу! – Он прелестный человек, да?

– Прелестный?

– Ну, в смысле привлекательный.

– А, вот вы как считаете.

– Определенно. А вы разве со мной не согласны?

– Я думаю, что ничего хорошего от него ждать не стоит, – предупредил Ибрагим. – А вам следует проявить осторожность. Мне кажется, что он… умышленно преследует вас и явно чего-то добивается.

Мэри-Лу не сдержалась и захохотала:

– Знаете что? Он примерно то же самое говорил мне про вас. Вы не могли бы, пожалуйста…

Она протянула ему дочку, и он взял ее на руки.

– Как я могу вас преследовать, когда вы сами выходите ко мне навстречу, когда видите меня? – спросил он. Его руки казались очень темными на фоне белоснежной кожи Хейли.

Мэри-Лу натянула на грудь бюстгальтер, затем внимательно осмотрела испорченный участок рубашки. С виду было похоже, что она обмакнула грудь в чашку с водой. Вот тебе и поели мороженого! Нет, в таком виде она, конечно, никуда уже не пойдет.

– А может быть, вы преследуете меня так ненавязчиво, что я теперь и сама начала тянуться к вам.

Ибрагим рассмеялся.

– Ну если только так.

– Или это я сама бегаю за вами в надежде рано или поздно соблазнить вас.

– Ну-ну, продолжайте, – кивнул он. – Мне все это даже начинает нравиться.

Если бы эти слова произнес кто-нибудь другой, они были бы ей неприятны. Она могла бы плохо подумать о человеке. Но в сочетании с широкой улыбкой Ибрагима и его добрым взглядом они показались ей сущим пустяком.

Да и вообще он был приятным человеком, гораздо приятней, чем она сама.

– Простите, что я соврала насчет того, что вы мой куратор. Я… Я просто…

– Я знаю, почему вы так сказали, – негромко ответил ей Ибрагим. – Не нужно мне ничего объяснять.

– А вы могли бы справиться. Я имею в виду, могли бы стать моим куратором. Вы делаете все то, что раньше делала для меня Рене. Даже больше, и у вас это лучше получается.

Но он отрицательно покачал головой:

– Нет, не смог бы.

– Сможете, я уверена. – Она тут же ухватилась за эту мысль. Это же здорово! Ну почему ей раньше не приходило это в голову? – Что вы, будет замечательно…

– Нет! – резко произнес он. На этот раз голос его прозвучал слишком строго – так же, как несколько минут назад, когда Ибрагим разговаривал со своими братьями. Хейли вздрогнула во сне, и он заговорил тише, чтобы не потревожить малышку. – Простите. Но это невозможно. Это исключено.

Мэри-Лу смутилась и, встав со скамейки, забрала у него ребенка.

– Что ж, мне пора. Сегодня я больше не буду причинять вам беспокойство.

– Вы не причиняете мне никакого беспокойства, Мэри-Лу, – вздохнул он. – Я бы очень хотел помочь вам, но…

Она ждала, что он закончит фразу, но он замолчал и только помотал головой.

– А вы подумайте об этом, ладно? Не надо сразу говорить «нет», – предложила Мэри-Лу, чтобы прекратить колебания садовника. – Пусть пройдет денек-другой, прежде чем вы дадите мне окончательный ответ. Пожалуйста.

Он снова замотал головой, но при этом не произнес ни единого слова.

– А теперь мне действительно пора. Скоро Сэм вернется домой. – «Возможно», – подумала она, но не стала произносить этого вслух. – А Хейли пора укладывать в кроватку.

Ибрагим проводил ее до машины и даже сложил коляску, пока Мэри-Лу устраивала дочку на сиденье. Она отперла багажник новым ключом:

– Спасибо, что сделали мне дубликат, – поблагодарила она садовника, покачав ключом в воздухе.

– Мне это не стоило труда, – отозвался Ибрагим.

– Увидимся завтра, – попрощалась Мэри-Лу со своим пока несостоявшимся куратором, села в машину и отправилась домой.