Место Пятое
30 июня 1916 года
Дорогая Сью!
Сью, ТЫ НЕ СДЕЛАЛА НИЧЕГО ПЛОХОГО. Что недостойного в том, как ты реагируешь на смерть Йэна? И пусть никто не смеет усомниться в твоих чувствах! Плачь, если хочешь. Или пой, если так тебе легче. Надень в церковь черное платье, но потом переоденься в ярко-желтое, когда будешь дома. Если хочешь сидеть, потея перед жарким огнем, так и делай. А на следующее утро пойди гулять босиком по прохладной росе.
Ни на секунду не замыкайся в себе, не прячься. Ты сама не понимаешь, какой живительной силой являешься на этой земле. Ты рождена не для скорби, а для жизни и любви.
Пока ты жива, ты чтишь его память. Пока ты его любишь, ты чтишь его память. Держись за это.
И помни: я с тобой, всего лишь на расстоянии одного конверта.
Остров Скай
7 июля 1916 года
Мой рыцарь!
Даже когда ты думаешь, будто тебе нечего сказать, ты находишь самые нужные фразы. Конечно, я обрадовалась уже тому только, что увидела мятый конверт, надписанный твоим почерком. Слова же внутри него стали бальзамом для моего израненного сердца.
Желтого платья у меня нет, но на пути домой с почты я не удержалась и сняла шляпу, воткнула в волосы несколько незабудок. День стоял изумительный, теплый и сонный, и он напомнил мне о нашей с Йэном свадьбе. Ты знал, что на прошлой неделе исполнилось ровно восемь лет с тех пор, как я вышла замуж? Я собрала еще незабудок, немного ярко-желтой камнеломки, маргариток, розовой лесной дремы и с помощью ленты от шляпы связала их в небольшой букет. Потом отнесла цветы на ту пустошь, где мы с Йэном любили играть детьми, и положила на вершину пригорка, на котором он впервые поцеловал меня. Лучшего места, чтобы почтить его память, я не могла бы найти.
Пока я стояла там, пытаясь вспомнить человека, которого не видела почти два года, мужа, который вдруг превратился для меня в незнакомца, неожиданно возник вопрос: а люблю ли я еще его?
Думаю, я всегда любила его так или иначе. Я говорила, что знаю его чуть не с самого рождения. От детской привязанности к «влюбленности» подростковых лет. От заливающейся румянцем любви, что приходит с взрослением, до привычной любви брака. Так что — да, я все еще люблю его. Наверное, я так долго люблю Йэна, что не могу представить, как не любить его.
Меня удивил твой вопрос о моих стихах. Я давно уже ничего не писала, с самого Рождества. Вчера вечером пыталась кое-что сочинить, чтобы таким образом разобраться в своих чувствах, но получилось как-то неестественно. Слова не лились рекой, как раньше, когда я была с тобой. Помнишь то стихотворение, что я написала в Лондоне о том, как ты раскинулся на кровати, закрыв лицо согнутой в локте рукой? Одно это движение уже поэма. Слова уже были там, мне нужно было только собрать их из воздуха и прикрепить к бумаге. Но прошлым вечером… Я ничего не могла. Буду ли я снова писать?
Как ни странно это прозвучит, учитывая обстоятельства, но, поговорив о Йэне, я почувствовала себя лучше. Как будто мое письмо стало надгробной речью. Когда я рассказывала о нем, когда собирала и возлагала букет, я словно бы медленно закрывала за ним дверь. Но когда одна дверь закрыта, все, что остается, — это открыть другую.
Место Шестое
15 июля 1916 года
Сью!
Похоже, ты неплохо справляешься. Я знал, что ты сумеешь понять, как тебе нужно себя вести и что делать.
Нас опять перебросили. Чувствую себя цыганом, держу все вещи в углу своей колымаги и никогда не сплю на одном месте достаточно долго для того, чтобы успеть привыкнуть к обстановке. Считается, что мы сейчас на отдыхе, поэтому находимся на приличном расстоянии от фронта. Время от времени мы и тут занимаемся эвакуацией, только возим в основном больных, а не раненых.
Место Шестое — красивейшее во всей Франции из того, что мне довелось видеть, и еще более приятным для нас его делают покой и отдых, которыми мы здесь наслаждаемся. Я бы хотел взять тебя за руку и показать тут все. Мы расположились за пределами города в маленькой долине — зеленой и усеянной цветами. Нанюхавшись пороха, крови и тошнотворного запаха гниющей плоти, мы теперь не можем надышаться ароматами свежей травы и полевых цветов. Этот мак для тебя, Сью. Вложи его в своего «Гека Финна» и сбереги для меня.
Да, я помню, как ты написала то стихотворение в Лондоне. Не можешь прислать его мне? Йейтс и Шекспир — это, конечно, замечательно, но я истосковался по строчкам Элспет Данн.
Ты заметила, что я не встревожился от твоих слов о том, что ты больше никогда не будешь писать? То же самое ты говорила, когда началась война, и тем не менее продолжила сочинять. Более темные и вдумчивые стихи, но все равно — стихи. Я знаю, ты много писала, пока мы были в Лондоне. Муза не покинула тебя. Будь терпелива.
И кстати: ты не перестала писать, что бы ты ни думала. Твои слова не стали неестественными. Ты ведь по-прежнему пишешь мне, и я не представляю, как мысли могут быть естественнее и честнее, чем те, которыми ты делишься со мной в своих посланиях.
О! Нас зовут на ужин. Должен закругляться, но еще успею напомнить, что кое-кто во Франции думает о тебе.
Остров Скай
22 июля 1916 года
Дэйви!
Вчера у меня было очень задумчивое настроение. Занимаясь хозяйством, я не переставала размышлять о том, что значит быть замужней женщиной. Что в таком случае ожидает от тебя общество. Что ты сама от себя ожидаешь. Я все еще не уяснила, что значит быть вдовой. Не знаю, что мне позволено чувствовать в моем положении, что позволено делать.
Уверена, мать Йэна считает, что я должна провести остаток дней в скорби, молясь о нем каждое утро и каждый вечер зажигая свечу в его память. Размышляя об этом, я опустилась на колени перед грядкой и вдруг подумала, не этого ли от меня ждут?
А потом пришло твое письмо, и я вспомнила, что из мужчин моей жизни, которые любили меня издалека, ты — тот, кто здоров, цел и невредим.
Я отыскала то стихотворение, чтобы переписать его для тебя. И вдруг слова перенесли меня в тот ленивый день. Вспомнила, как наблюдала за тобой, лежащим на кровати. Ты выглядел таким свободным и счастливым! Тогда мы почти не ели, не спали днями напролет, и все же ты был абсолютно доволен.
Помнишь, как ты кормил меня дольками апельсина? Не знаю, что было слаще: апельсин или твои пальцы.
Стихотворение напомнило мне не только о том дне, но и том, что я уже давно тебя люблю. Вместо того чтобы тратить время, томясь по тому, кого не увижу никогда, лучше тосковать по тому, кто вернется. Дэйви, если я и буду каждое утро молиться, то молиться буду о тебе, о том, чтобы эта война поскорее закончилась и мы снова смогли быть вместе.
Место Восьмое
31 июля 1916 года
Сью!
Мы скачем с места на место, но формально все еще отдыхаем. Сейчас раскинули лагерь на волшебной вилле. Наши палатки стоят прямо в парке среди рядов деревьев. Дел почти никаких, за исключением редких поездок с больными, так что расслабляемся, читаем, гуляем, осматриваем соседний городок. Бывают дни, когда я забываю, что идет война.
Твое стихотворение и меня вернуло в прошлое. Да, я помню, как кормил тебя апельсинами. Сок стекал с твоих губ, и я поцелуями вытирал их. А сколько раз мы принимали ванну! Ты еще хотела забрать эту ванну домой в качестве сувенира. А я бы взял те апельсины. А может, цветы, которые тебе так понравились на Пиккадилли, те, что пахли Шотландским нагорьем, как ты сказала.
Не покупай пока билеты, но, похоже, в начале сентября мне дадут небольшой отпуск. Нам положена одна неделя после каждых трех месяцев, но после девяти можно получить сразу две недели. На самом деле семи дней не хватит на то, чтобы добраться отсюда до Шотландии и потом обратно (вот почему я пока не выезжал дальше Парижа). Зато две недели дадут нам достаточно времени. Так что будь наготове, моя дорогая, и, если все пойдет как задумано, я приеду к тебе в сентябре. Не встретиться ли нам в Эдинбурге?
Остров Скай
7 августа 1916 года
Дэйви, мой Дэйви!
Смею ли я хотя бы мечтать о том, чтобы увидеть тебя в сентябре? Знаю, как ненадежно бывает армейское командование, когда дело касается отпусков. Ох, всего месяц остался — стряхну-ка я пыль со своего чемодана! Да, да, на этот раз я не забуду взять с собой чемодан. Встретиться в Эдинбурге — чудесно. Я была очарована эти городом. Или опять в Лондоне, так как тебе туда проще добираться. Я не хочу потерять ни мгновения твоего отпуска. Когда-нибудь я привезу тебя на Скай. У нас будет время.
На прошлой неделе на пороге моего коттеджа появилась махэр, ведя за собой Крисси и детвору. В Эдинбурге в последнее время стало трудно с продуктами, а весной город атаковали цеппелины, поэтому Крисси подумала, что детям лучше будет пожить с нами на Скае. Они с махэр переглянулись, и махэр сказал: «У тебя столько места пустует…» Так что теперь я играю роль «маленькой мамы».
Крисси побыла с нами всего один день и вернулась в Эдинбург — слишком нужны сейчас медсестры, чтобы она могла позволить себе долгий отпуск, — но детей мы успели устроить. Кровать у меня одна, поэтому Эмили спит со мной. Махэр принесла несколько мешков, которые мы набили сухим подмаренником и сеном. Для ребятишек это стало веселым приключением — бегать по холмам в поисках подмаренника. Думаю, из них одна Эмили что-то помнит о жизни на Скае. Алли только-только стал носить штанишки, когда они уехали, а Робби вообще был грудным младенцем. Мальчики на самом деле знают лишь городскую жизнь, и для них эта поездка к тете Элспет в Нагорье по масштабам сравнима с путешествием Марко Поло в Китай.
Догадываюсь, что истинным мотивом махэр и Крисси было желание отвлечь меня, наполнить мои дни и ночи хлопотами, чтобы мне не было так одиноко. Я, разумеется, благодарна им за заботу. Но они не знают, что с тех пор, как одним дождливым весенним днем четыре с половиной года назад почтальон принес мне письмо от нахального американца, я не была одинокой. Я люблю тебя.
Место Девятое
14 августа 1916 года
Дорогая Сью!
Когда мы валяемся по палаткам без особых дел, то в разговоре всегда поднимаем одну из двух тем. Поправлю себя: одну из трех. Само собой, рано или поздно речь заходит о подружках. Те парни, у которых подружка есть, достают ее измятую, потертую фотографию. Плиний, гораздый на выдумки, демонстрирует пикантную французскую открытку, купленную где-то по случаю, и торжественно клянется в том, что это его «возлюбленная». А знаешь, что самое смешное? Каждый раз он показывает новую открытку.
Другой излюбленной темой является обсуждение того, когда закончится война, что не удивительно. Мы всегда оптимистичны в своих прогнозах и обычно предрекаем победу к следующему большому празднику. Например, в это время года все радостно говорят, что уж к Рождеству-то война точно кончится. Когда наступит январь, мы будем с такой же надеждой ждать Пасху.
Ну и третья тема, которую мы часто поднимаем, — это то, чем мы займемся после войны. Наши планы неизменно начинаются с пира, с которым не сравнится даже все меню ресторана «Дельмонико». Хлеб с настоящим маслом, пироги, сладости, пончики, кофе со сливками, хороший бурбон. Прошу прощения за пятна на странице — у меня, кажется, потекли слюни.
После того как наши тушки насытятся на том вожделенном пиру (и, возможно, немного порезвятся с вышеупомянутыми «возлюбленными», чтобы растрясти животы), им придется выбирать карьеру или направление жизни. Добряк Прыщ больше всего хочет жениться и заняться производством Прыща-младшего. Плиний вынашивает грандиозные планы возглавить законодательную власть в США и воображает себя большой шишкой с неиссякаемым источником сигар и женщин. Штуцер — он лучше всех нас управляется с железками и обычно проводит время, что-то ремонтируя в наших колымагах, — желает работать на Генри Форда, создавать машины. Козырек хочет открыть автосалон и торговать этими машинами. Харри вернется к своей Минне в Англию и, возможно, станет преподавателем. Он сказал, что до того насмотрелся здесь на увечья и раны, что больше не хочет быть практикующим врачом.
На самом деле все это досужая болтовня. Ничего эти слова не значат. Хорошо помечтать о том, что бы ты хотел делать, когда выберешься отсюда, но все разговоры лишь пустой звук, до тех пор пока не кончится война. Сегодня мы можем разглагольствовать о нашем будущем, а завтра — разом потерять его.
Впрочем, это не относится к твоему Дэйви. Ты ведь знаешь, что я вернусь к тебе. Я последовал примеру Фауста и заключил сделку с дьяволом, чтобы снова увидеть мою Сью. Ой, наверное, в такое время не очень патриотично упоминать «Фауста». Если кто-нибудь из парней прочитает это, то меня наверняка измажут дегтем и обваляют в перьях. ЧТОБ ИМ ПУСТО БЫЛО, ПРОКЛЯТЫМ ФРИЦАМ! Вот, может, они обратят внимание на заглавные буквы и проигнорируют остальное.
Ого, нам велят снова заводить наши драндулеты, а мне еще нужно надписать адрес на конверте.
Целую!
Остров Скай
22 августа 1916 года
Дорогой Дэйви!
А что ты рассказываешь о своей «возлюбленной»? Ты сказал друзьям, что я сногсшибательно красива? Поразительно умна? Лучшая повариха по эту сторону Адрианова вала?
О Дэйви! Я только сейчас сообразила, что если все пойдет хорошо, то в этом году ты будешь есть мой прославленный рождественский пудинг, сидя напротив! Закончится твой годовой контракт. Видишь, для меня не так важно, завершится война к Рождеству или нет, потому что ты будешь принадлежать мне, а не Полевой госпитальной службе.
Ты написал мне обо всех своих парнях и о том, как они видят свое будущее, но ни слова о себе самом. Держишь что-то в секрете? Может, это и «досужая болтовня», но я знаю, тебя этот вопрос волнует. Ты слишком большой оптимист, дорогой мой Дэйви, чтобы не мечтать о будущем. Пригласишь меня в «Дельмонико»? Научишь водить машину? Умчишь в Мичиган покататься на лыжах? Может, мы попрощаемся со всеми и отправимся в кругосветное плавание? С тех пор как ты появился в моей жизни, я сделала больше, чем когда-либо надеялась сделать. За один только прошлый год я побывала в Лондоне, Париже и Эдинбурге. Я ужинала в «Карлтоне», спала в «Лэнгхэме» и делала покупки на Чаринг-кросс. Теперь я вполне готова научиться кататься на лыжах и водить. Рядом с тобой меня не страшат никакие приключения.
Любящая тебя,
Место Десятое
31 августа 1916 года
Сью!
У нас столько работы, что у меня едва нашлось время сменить носки. Тут мы обслуживаем лишь один пост, но через него проходит так много людей, что мы вынуждены выпускать все наши двадцать машин одновременно. Я только что отдежурил сорок восемь часов, не имея возможности вздремнуть. Сейчас макаю горбушку хлеба в тепловатый суп и стараюсь держать глаза открытыми, пока отвечаю на твое письмо.
Боже, как я устал!
Никаких секретов насчет будущего. Я надеюсь организовать первую в мире балетную труппу Шотландского нагорья. А ты будешь…
Прости, засыпаю…
Целую тебя…
Место Десятое
1 сентября 1916 года
Сью!
Прости, мое прошлое письмо было таким коротким и невнятным в конце. Я буквально заснул с карандашом в руках и стукнулся головой о стол. Сейчас сижу в фургоне «скорой помощи», пишу на колене эту записку и пью кофе (десятую кружку, должно быть).
Мы все еще в -, и обстановка здесь сумасшедшая. Ни слова об отпуске пока, но знай: едва я что-то услышу, сразу сообщу тебе.
Провели мы в этом месте — сколько же? — уже две недели, и поэтому сомневаюсь, что нас тут еще долго продержат без отдыха или отпусков. Если мы будем работать в таком темпе и дальше, то скоро свалимся. Штуцер чем-то заболел и сейчас в госпитале, так что у нас одного человека не хватает.
Насчет Рождества еще рановато говорить. Ты права, мой год подходит к концу, но я могу продлить контракт еще на три месяца. Будущее никуда от нас не денется. Мы поговорим обо всем этом при встрече. Скрестил пальцы насчет отпуска!
Козырек уже завел машину, поэтому заканчиваю на этом. Последний глоток кофе!
Остров Скай
11 сентября 1916 года
Дорогой Дэйви!
Надеюсь, тебе удалось хоть немного отдохнуть. Есть новости об отпуске? Сможешь ли ты вообще доехать до Шотландии? Я могу приехать опять в Лондон. Махэр я уже предупредила — она переберется в мой коттедж к детям, как только прибудет твоя телеграмма.
О боже, как странно: я веду себя словно мать. Эти дети не мои, но я не могу не чувствовать ответственности. В конце концов, я же принимаю участие в формировании их умов!
Крисси не узнает своих детей, когда приедет за ними, — такими загорелыми и веснушчатыми они стали на солнце. Мальчики заметно округлились, поедая овсянку и сливки, которыми я их усердно потчую. Эмили, на мой взгляд, все еще худенькая, но, по крайней мере, в ней прибавилось энергии, поскольку я заставляю ее как можно больше бывать на свежем воздухе.
Пожалуйста, пиши мне, как бы ни уставал. Даже «Я люблю тебя», нацарапанное на открытке, заставит мое сердце забиться от радости.
И я люблю тебя.
Место Одиннадцатое
11 сентября 1916 год
Моя дорогая, дорогая девочка!
Прости, что мало пишу тебе в последнее время. У нас тут было очень жарко, и мы все время находились в разъездах. Ничего не успевал делать, кроме как водить фургон да держаться подальше от неприятностей. Но, несмотря на то что у меня не было ни времени, ни сил писать тебе, ты всегда присутствуешь в моих мыслях.
Мы наконец выведены с фронта на отдых. Нас могли бы расположить посреди болота, и мы бы не заметили — настолько вымотались. А мне и вовсе не важно, где я нахожусь, лишь бы можно было спать и писать моей Сью.
Наша группа стояла близко к месту сражения, так что и нам довелось натерпеться страха. Прямо перед капотом машины, которую вел Харри, разорвался снаряд.
Харри отделался царапинами да звоном в ушах, но вот его фургон сильно помяло осколками. От усталости все мы порой начинали клевать носом за рулем, а Брыкун и вовсе заснул, съехал с дороги и врезался в стену. Его слегка пришибло, как ты догадываешься, и он заработал побывку на родине.
Не уверен, сколько мы еще пробудем на отдыхе, но слишком долгим он нам в любом случае не покажется. Я закинул вопросик своему командиру насчет отпуска, посмотрим, что он скажет. Мы только что передислоцировались в Место Одиннадцатое, и ему надо решить массу проблем с обустройством, прежде чем у него дойдут руки до отпусков.
Думаю, что успею вздремнуть перед кормежкой. О, как здорово растянуться и поспать!
Скучаю по тебе,
ПОЧТА И ТЕЛЕГРАФ
ПАРИЖ
13 СЕНТ 16
Э. ДАНН ОСТРОВ СКАЙ=
ПОЛУЧИЛ ОТПУСК ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ДНЕЙ ТЕЛЕ-
ГРАФИРУЮ КОГДА ПРИБУДУ В АНГЛИЮ ВЫЕЗЖАЮ
УТРОМ=
Д+
Улица Ренуар, 21, Париж, Франция
13 сентября 1916 года
Посылаю открытку вдогонку телеграмме на тот случай, если ты не получишь телеграмму или если открытка дойдет раньше. Мне дали отпуск! Четырнадцать дней, невероятно. Пропуск для проезда в Париж выписали буквально через несколько часов после того, как я отправил тебе последнее письмо. Спустя всего минуту я уже упаковал все вещи. Вот как быстро я научился собираться, а все благодаря нашим частым переброскам!
Тебе нет нужды ехать до самого Лондона. Я отправляюсь на север, ты выдвигайся на юг, где-нибудь посредине мы встретимся…
ПОЧТА И ТЕЛЕГРАФ
ОТД 16.04 ПОРТРИ
13 СЕН 16
Д ГРЭМ=
ЭДИНБУРГ=
МЫ ВСТРЕТИМСЯ В ЭДИНБУРГЕ=
СОБОР СВЯТОЙ МАРИИ И НА ЭТОТ РАЗ Я ТАМ БУДУ=
МОЯ ДУША ОПЯТЬ ПОЕТ СТИХАМИ=
СЬЮ+