Фейвор закутала ноги в толстое шерстяное одеяло и с мрачным удовлетворением смотрела на бурю, собирающуюся вокруг башен замка. Она думала, что не смогла бы вынести ясного, солнечного дня.

Она угрюмо кивнула слуге и показала на пустой бокал, стоящий на столике. Он еще раз наполнил его, поклонился и ушел. Фейвор подняла бокал двумя руками и сделала большой глоток, потом нетвердой рукой поставила бокал на место.

Внутренний дворик замка, который был приспособлен для послеобеденного отдыха, когда выдавался погожий день, сейчас был почти пуст. Действительно, Фейвор казалось, что замок быстро пустеет. Словно все пришло в движение: и слуги и гости. И скатертью дорога.

Те, кто остался, сидели небольшими группами за столами и грели ладони о фарфоровые чашки, наполненные чаем или кофе. Фейвор пыталась прогнать холод при помощи более крепкого напитка. Она сидела одна, несколько в стороне от остальных, выражение ее лица обескураживало любого, кто пожелал бы к ней приблизиться.

Именно это ей и надо было. Напиваться, решила Фейвор, это занятие, требующее одиночества. Она еще раз взяла бокал, опрокинула его содержимое в рот, проглотила и поморщилась.

– Не помогает?

Фейвор закрыла глаза, на нее нахлынуло отчаяние. Конечно, он должен был прийти. С чего бы ему держаться в стороне? Почему она думала, что он способен прислушаться к разумным доводам и понимает, что рискует быть разоблаченным?

– Уходи, – пробормотала она, не желая смотреть на него.

– Я спросил, помогает ли. – Голос его был тихим и полным ярости, таким же яростным, как тогда, два дня назад, когда он обнаружил ее непорочность.

Но тогда он обнимал ее так, словно она была самым дорогим в его жизни. Он занимался с ней любовью. Она должна держаться за единственное утешение в этой чудовищной путанице. Страстное желание пыталось всплыть на поверхность из того холодного, темного места, где она его похоронила.

Фейвор зажмурилась, стараясь не плакать. Ее ногти с силой впились в ладони. Она должна сосредоточиться на этой боли, но как, когда другая боль затмевала эту? Она должна прогнать его. Она не пролила ни слезинки перед Майрой, не станет лить слезы и сейчас.

Он ждал. Фейвор взяла себя в руки. Она искусная лгунья. Лучшая из всех воспитанниц монастыря «Святое сердце». Она открыла глаза. Он возвышался над ее столиком, упершись сжатыми кулаками в его крышку с двух сторон. Ноги его были широко расставлены, как будто он готовился к драке.

– Помогает в чем? – спросила она, бегло окидывая взглядом каждую дорогую черточку: карие глаза, заросшие щетиной щеки, широкие плечи.

Фейвор жадно вбирала впечатления, чтобы навсегда сохранить в памяти его образ.

Она не боялась забыть его прикосновения.

Его сильные пальцы, теплые губы, поцелуи, шепот – все это стало теперь частью ее. Она не сможет забыть их так же, как не сможет разучиться дышать.

Долго они смотрели друг на друга.

– Это правда? – в конце концов спросил он.

Она задрожала. Она не дрожала с тех пор, как Майра привезла ее обратно в замок, хотя ей было холодно, так холодно, что она сомневалась, удастся ли ей когда-нибудь отогреться.

– Что – правда? – слабым голосом спросила отупевшая от джина Фейвор. Ах да, джин. Желанная пустота. Она сжала бокал и поднесла его к губам. Он схватил ее за запястье и заставил со стуком опустить бокал на стол. Жидкость выплеснулась из него и разлилась по полотняной скатерти.

Она попыталась вырваться. Вокруг них смолк тихий гул голосов. Заинтересованные лица стали поворачиваться в их сторону.

– Прекрати! – хриплым шепотом произнесла она. – Через минуту сюда подойдет лакей, если ты будешь вести себя подобным образом.

Его улыбка была убийственно мрачной.

– Пускай.

– Нет, прошу тебя. Тебя разоблачат. Уходи. Пожалуйста.

– Только после того, как ты мне скажешь, правда ли это, – процедил он сквозь стиснутые зубы. – Ты собираешься выйти замуж за Карра?

– Какое имеет значение, за кого я выйду замуж? – спросила она тихим, напряженным голосом. – Ты же знал, что я охочусь за добычей. Разве есть более крупная добыча, чем Карр? Более богатая?

– Ты дурочка, – сказал Рейн, глаза его метали молнии. – Ты не знаешь, что делаешь. Не можешь знать.

– Почему ты вдруг так противишься моему замужеству? – горько спросила она, не в силах сдержаться. – Помнишь? Ты ничего не можешь предложить мне взамен. Даже имени. Или мне следует уступить твоим требованиям и просто стать твоей любовницей?

Он наклонился вперед. Она видела, как дрожат его широко расставленные руки от едва сдерживаемых чувств.

– Если мне уже не уготовано место в аду, то этим я его, несомненно, себе заработаю, – произнес Меррик низким, напряженным голосом, – но клянусь Богом, если ты этого хочешь… если это удержит тебя от брака с ним… моя рука принадлежит вам, мадам.

«Рука, не сердце», – отметила Фейвор.

– Моя судьба уже решена, – тусклым голосом ответила она. – Я служу хозяевам и почти не принадлежу себе.

Он побледнел как-то вдруг.

– Карр тебя уничтожит, – процедил Рейн, выпрямляясь.

Фейвор покачала головой.

– Я справлюсь с Карром. Видишь ли, меня воспитали специально для того, чтобы справиться с Карром.

– Дура, – произнес он с тихой яростью. – Ты не знаешь, с чем имеешь дело. Если не хочешь меня, выбери кого-нибудь другого. Клянусь Богом, я бы с радостью отдал тебя другому, если бы это удержало тебя от брака с ним.

– Другой мне не нужен.

– Тщеславие или самоубийство, что именно? – Его глаза проклинали ее, пальцы побелели, так сильно он сжимал край стола.

– Ни то ни другое. Моя семья.

– Ох, Фейвор, – вдруг произнес Рейн умоляющим голосом. – Откажи им. Ты окажешь им услугу, освободив от надежд на то, чего они от тебя ждут. Пусть ищут выход сами, а не надеются, что ты сделаешь это за них.

Она смотрела на пятно на скатерти, оставленное пролитым забвением, которого она напрасно искала всю вторую половину дня. Поднялся ветер и прогнал большую часть гостей во внутренний дворик, лишь несколько человек сидели в отдалении. Один из них донесет Карру. Рейфа разоблачат.

Фейвор поднялась из-за стола.

– У меня есть долг, который я должна вернуть.

– Будь проклят твой чертов долг! – воскликнул Рейф.

«Слишком поздно. Он уже и так проклят». Она в последний раз попыталась воззвать к нему, заставить его понять.

– Как я могла бы жить в мире с собой, если бы требовала от себя меньше, чем ты требуешь от себя?

Он еще раз стукнул кулаком по столу. Лицо его побагровело.

– Мне наплевать на твои угрызения совести. Это же Карр. Человек, который уже убил трех жен. Ты желаешь стать четвертой?

– Я умру…

– Вот именно.

– …через много лет после нашей свадьбы. Я его переживу. Я гораздо моложе его…

Рейн перегнулся через стол, схватил ее за руку и подтащил к себе почти вплотную. Она не сопротивлялась, даже когда его лицо оказалось у самого ее лица.

– Ты девчонка, – напряженно произнес он. – Глупая девчонка, воспитанная на глупых романтических идеях о том, чтобы принести себя в жертву ради возвышенной и благородной цели. Но ты не просто принесешь в жертву свою молодость, красоту и отвагу. Черт возьми! Ты принесешь в жертву свою жизнь, Фейвор! Ты умрешь, когда Карр сочтет это удобным, и единственно возвышенным в этом будет то высокое место, с которого он тебя столкнет, как столкнул мою… свою первую жену!

Его речи пугали ее, подтачивали ее решимость, а она не могла этого допустить. Фейвор закрыла глаза, заставляя себя вернуться к той башне, чтобы вновь увидеть изрубленные тела людей и услышать их предсмертные вопли.

Ее растили ради этой единственной цели. И она ее осуществит, но, да поможет ей Пресвятая Дева, она больше не может выносить этого горького осуждения на лице Рейфа и презрения в его голосе. Он был ее возлюбленным. Он заслуживает того, чтобы знать правду.

– Мое имя – Фейвор Макларен, – тусклым голосом вдруг без предисловий произнесла она. – Граф Карр отнял у моей семьи этот остров, этот замок. Он украл не только наше состояние, но и право наследования.

Рейн смотрел на нее, и казалось, ее слова не только не произвели на него впечатления, но и не удивили.

– Почему именно ты должна их вернуть?

– Потому что десять лет назад я стала причиной гибели тех, кто мог бы бороться за них.

– Нет! – Он покачал головой.

– Сын Карра изнасиловал послушницу, и его привели к… но тебе это известно, не так ли? – спросила она. – Если Эш Меррик рассказал тебе о такой тайне, как клад, он наверняка поведал и этот захватывающий эпизод из семейной истории. Вижу, что я права. – Фейвор улыбнулась улыбкой, которая показалась ей самой похожей на гримасу. – Рейф, это я была той девушкой, которая спасла жизнь Рейну Меррику. Я задержала его повешение на достаточное время, и Карр успел налететь на мой клан с сотней своих убийц.

Его лицо оставалось жестким и непроницаемым.

– Ты не можешь вернуть долг мертвым, пожертвовав собственной жизнью.

– Я возвращаю долг живым, – устало ответила она. – Я выйду замуж за Карра и брошу его. Вернусь во Францию. Он не посмеет последовать за мной туда. Подожду, пока он умрет, а потом…

– А что потом? – презрительно усмехнулся Рейн.

– Потом остров Макларена будет снова принадлежать Макларенам. В Шотландии вдова наследует собственность мужа.

Он покачал головой; его глаза были мрачными.

– Ты не можешь быть такой наивной, – прошептал он. – Или тот, кто заставил тебя это сделать, не может быть таким наивным. Ждать смерти Карра?

– Именно это я и сделаю, – ответила Фейвор. – Так и будет.

Он продолжал качать головой, губы его растянулись, приоткрыв ровный край зубов, голос понизился до хриплого шепота.

– Нет, – произнес он. – Нет. Я этому помешаю.

– Ты не сможешь. Уже слишком поздно. – Она опустила глаза под его взглядом и сказала хриплым шепотом: – Сегодня утром Карр сделал предложение. Я его приняла.

Меррик замер, словно пораженный громом. Фейвор закрыла глаза, не в силах выдержать его осуждающего выражения. Она физически ощутила волну его презрения. Она не могла его винить. Именно поэтому она и сидела здесь с бутылкой джина, хоть и не пьет спиртного. Поэтому она за вторым завтраком выпила подарок Карра – графин мадеры, несомненно, смешанной с любовным напитком Майры. Фейвор открыла глаза.

– Я задам тебе вопрос, и, черт тебя побери, лучше тебе на него ответить, – жестким голосом сказал Рейн. – Вы объявили об этом при свидетелях?

Тут она поняла. Он подумал, что Карр подстроил ей ловушку, заставив совершить шотландский обычай объяснения в любви при свидетелях. В этом случае они уже считаются мужем и женой.

– Вы это сделали? – крикнул он и затряс тяжелый железный стол, словно тот был сделан из жести.

– Какое это имеет значение? – спросила она.

– Я задам вопрос еще раз, а потом задушу вас, мадам, и будьте уверены, никогда никому мне еще так сильно не хотелось причинить боль.

– Уверяю тебя, мне так больно, как только ты можешь пожелать, – тихо ответила Фейвор.

Он дернулся вперед, но сдержался, словно его удержала невидимая цепь.

– Вы объявили о свадьбе при свидетелях?

– Нет, – устало ответила она. – Нет, я так и хотела, и Карр тоже, но Майра – миссис Дуглас – настояла, чтобы нашли священника. Она сказала, что Макларены не признают брак настоящим, если он не будет освящен церковью.

Молодая женщина подняла на него взгляд, полный боли.

– Разве это не забавно? Разве ты не видишь всего комизма положения? Они хотят благословить брак, который проклят в самом своем зародыше.

– Ты не сможешь помешать этому, Рейф, – шепнула она. – Священник уже едет в Уонтонз-Блаш.

Одержимый яростью, он схватил стол, поднял его, швырнул через террасу и, даже не взглянув на нее, зашагал прочь с продуваемого ветром дворика.

Ганна поджидала Рейна, когда он пришел в комнату, где обычно ночевал.

– Говорят, что король умер! – сказала она вместо приветствия.

Рейн не ответил. Он прошел мимо нее и начал лихорадочно рыться в ворохе старой одежды.

– Все покидают Уонтонз-Блаш. Все! – продолжала Ганна. – Фиа уже уехала. Весь дом бурлит; повсюду снуют слуги, укладывают сундуки; грумы и конюхи работают без отдыха.

Он нашел теплый плащ и набросил его на плечи, остановился посередине комнаты и огляделся в поисках небольшого кожаного кошелька, в котором хранилось все его состояние, – дюжина золотых гиней.

– А Карр бродит по замку, словно старый барсук, скалится и торжествует, и все посылает слуг на башню посмотреть, не покажется ли какая-то карета.

– Да. – Рейн смахнул со стола разные мелочи. Кошелька там не оказалось. – Он послал за священником.

– Зачем? – спросила Ганна, на ее изуродованном лице отразилось изумление.

– Чтобы он обвенчал его с мисс Донн.

Он услышал, как она со свистом втянула воздух.

– Да. Новая мачеха для нас с Фиа. Ну и везет же нам!

Он увидел кошелек на подоконнике. Схватил его и подбросил в воздух с хищной улыбкой.

– Ох, Рейн, мне очень жаль, – мягко произнесла Ганна.

– Не надо. Только зря потратишь свою жалость. Она не выйдет за Карра. Клянусь.

– Но, Рейн, как ты сможешь этому помешать?

Он засунул кошелек за пояс, повернулся к ней и схватил ее за плечи.

– Я на время уеду, на пару дней, самое большее. А если ты когда-нибудь любила меня, сделай для меня кое-что теперь, Ганна. Непременно сделай.

Она всмотрелась в его лицо, увидела в нем что-то такое, от чего у нее дыхание перехватило.

– Конечно, Рейн. Но куда ты поедешь?

Выражение его лица стало жестким.

– Мне надо получить старый должок.