Глава 1

Лондон

Последнее десятилетие правления королевы Виктории

— Но как я могу? — понизив голос, спросила у Анри Арно леди Агата Уайт, смущаясь присутствия других пассажиров, ожидавших посадки на поезд. — Бигглсуорты полагаются на меня. Они боятся, что если не сумеют организовать достойную свадебную церемонию, то семейство маркиза Кот тона никогда не примет молоденькую мисс Бигглсуорт как равную…

— Но каким образом это касается вас, дорогая леди Агата? — с очаровательным французским акцентом спросил месье Арно.

Леди Агата растерянно взглянула на собеседника, пытаясь сообразить, как деликатно объяснить ему свое необычное положение и связанное с ним влияние в свете. Было бы нескромным прямо указать на свое бесспорное влияние, но она должна была заставить его понять, насколько важными могут оказаться ее услуги… или нет?

Может быть, в волнении усомнилась леди Агата, ее влияние не так уж велико, как она думала.

— Бигглсуорты уверены, что мое участие позволит девушке войти в высшее общество. Они даже говорят, — извиняющимся тоном добавила леди, — что единственной причиной, благодаря которой общество отважится отправиться в такое отдаленное и глухое место, как Литтл-Байдуэлл, является то, что устраивать празднество буду я. Как я делала это для вашей дочери, сэр. — Леди Агата зарделась. Сколько же лет прошло с тех пор, когда она последний раз краснела?

— Прекрасно, — заверил ее Анри Арно. — Но, как ни восхитительно было свадебное торжество, не от него зависело счастье моей дочери. В отличие от того решения, которого я добиваюсь от вас и от которого, безусловно, зависит мое будущее, мое счастье и, возможно, в некоторой степени и| ваше собственное, не так ли? Если и вы питаете ко мне такие же чувства, дорогая леди Агата. — Он взял ее затянутую в перчатку руку и поднес к губам.

Решимость леди Агаты начала таять. Его речь звучала так благородно, его галльское лицо было таким серьезным, и разве не романтично, что он следовал за ней всю дорогу до вокзала? Но разве она могла вместо того, чтобы ехать в Литтл-Байдуэлл, — билет дама держала в руке, — сбежать во Францию с месье Арно?

Если бы она не дала своего согласия… Но тетушка невесты, мисс Эглантина Бигглсуорт, была старой подругой любимой кузины леди Агаты. И когда милая Хелен попросила! ее, вся история выглядела волшебной сказкой: простая деревенская девушка выходит замуж за человека, который является в высшем свете не только самым завидным холостяком, но и наследником одного из самых знатных семейств.

— Боюсь, мисс Бигглсуорт очень расстроится, и я никогда себе не прощу, если…

— Ах! Никогда не слышала подобного вздора, — откуда-то из-за спины месье Арно послышался возмущенный женский голос. — Не хочу умалить ваши заслуги, мэм, но поверьте мне, если эта девица сумела заполучить маркиза, она вряд ли нуждается в вашей помощи!

Леди Агата в растерянности посмотрела по сторонам. Она с изумлением увидела, что этот грубоватый совет исходил не от какой-то, как она могла бы предположить, кокни, а из уст вполне благополучной и благородной на вид молодой леди, в живописной позе расположившейся на скамье.

Женщине было на вид лет двадцать пять. Она поражала необычной красотой: словно высеченные скульптором тонкие черты лица и высокие скулы. Глубоко сидящие, прикрытые тяжелыми веками карие глаза светились теплотой, над ними — тонкие прямые темные брови. Только рот — слишком широкий, чувственный, с полными губами — несколько не подходил для леди, его трудно было бы назвать… ротиком.

Леди Агата перевела взгляд на огромную яркую шляпу незнакомки, венчавшую густые, зачесанные вверх рыжевато-каштановые волосы. Среди полосатых лент гнездились веточки шелковой сирени, а на макушке колыхались длинные крашеные пурпурные перья.

Хотя ее платье и не подходило для путешествий, оно отвечало последнему крику моды и явно было дорогим. Тонкое, цвета слоновой кости кружево у нежной шеи и узких запястий, облегающий корсаж юбки из дорогого шелка с оттенком барвинка. Платье подчеркивало тонкую талию и стройные бедра женщины и, расширяясь, свободно падало вниз, почти закрывая верх ботиночек из козловой кожи. Такое платье должно было стоить не меньше двадцати пяти гиней. Конечно, ничего подобного не могла себе позволить простолюдинка.

Леди Агата быстро огляделась в поисках другого возможного источника непрошеного совета. Рядом никого не было.

Молодая леди широко улыбнулась:

— Да что вы, голубушка. Если бы такой красавчик попросил меня смыться с ним, меня бы как ветром сдуло! Не теряйтесь, душенька.

— Простите?

— Послушайтесь ее, Агата, — убеждал Арно. — Едем со мной.

— Но… — Внимание Агаты полностью переключилось на месье Арно. — Я связана обязательством и не могу так просто бросить эту бедную сироту и ее отца… — Она с трудом находила нужные слова.

— В беде? — услужливо подсказала непрошеная советчица с каштановыми волосами и с негодованием затряс головой. — Это просто хитрая уловка, знаю я таких. Раскусила я вас! Преувеличиваете свою важность, вот что. Стараетесь изо всех сил показать, что без вас дело не сделают, а почему? Потому что боитесь, что окажетесь ни с чем!

Агата потеряла дар речи. Слова молодой женщины слишком точно повторяли ее собственные мысли, не раз приходившие ей в голову.

— Ну, это все было бы верно, если б вы ничего имели, но вы имеете. У вас есть он. — Молодая леди ткнула пальцем в сторону Анри Арно. Тот радостно закивал. Послушайтесь моего совета. Не будьте дурой. Жизнь , вам несколько сладких кусочков, что случается слишком редко, и, если уж их положили вам в рот, не стоит их выплевывать! Если этот богатенький чудак хочет устроить вам сладкую жизнь, пусть его. Сейчас или никогда, выбирайте, голубушка.

Глаза молодой женщины сверкнули, превращая ее в очаровательную колдунью.

— Кроме того, и слепому видно, что вы влюблены в него, а он без ума от вас!

Наконец Агата кое-что поняла и густо покраснела.

Незнакомка собиралась сказать что-то еще, но маленькая лохматая собачонка, копавшаяся около мусорного бака, неожиданно промчалась мимо нее, держа в зубах промасленную обертку от сандвича. Вскрикнув, молодая женщина проворно схватила ее за загривок и принялась вырывать у нее добычу.

— Глупыш! Тут может быть крысиный яд!

Песик зарычал, молодая женщина встряхнула его, и…

…И месье Анри Арно поцеловал леди Агату Уайт. Прямо на глазах публики, собравшейся на вокзале!

О Боже! Прошло уже несколько лет, нет, более десятилетия с тех пор, когда кто-либо целовал Агату. У нее начали подгибаться колени. Веки затрепетали и закрылись.

Причины, заставлявшие ее отказывать ему, вдруг показались до смешного неубедительными, а слова молодой женщины — мудростью царя Соломона.

— Кто бы мог подумать, когда вы занялись приготовлениями к свадьбе моей дочери, что вы покорите мое сердце? — С этими словами месье Арно отступил на шаг. — Я люблю тебя, Агата. Выходи за меня. Сегодня. Едем во Францию.

Словно сквозь туман, Агата услышала, как свидетельница их беседы удовлетворенно вздохнула.

— Молодая леди права, Агата. Ты должна решать сейчас. Сейчас! — Он говорил решительно, его черные усики даже дрожали от волнения, и все же… но все же…

— Но, месье Арно, а как же Нелл? — Агата слабо махнула в сторону, куда деликатно отошла ее камеристка. — Как же мои сундуки? За исключением личных вещей все уже отослали в Литтл…

Он осторожно приложил палец к ее губам.

— Нелл, конечно, поедет с нами. Что касается сундуков, если там есть дорогие для тебя вещи, мы потом пошлем за ними. А сейчас разреши мне купить тебе другие. Агата, позволь мне одеть тебя, осыпать драгоценностями, баловать тебя…

— Черт бы тебя побрал, да позволь ты ему!

Молодая женщина мертвой хваткой вцепилась в собачонку, держа в руке половинку засаленной бумажки, вторая оставалась зажатой в зубах животного. Две пары карих глаз, собачьих и человеческих, не мигая уставились на Агату.

— В самом деле? — шепотом спросила она, удивляясь, что спрашивает совета у незнакомки, и при этом у такой необычной особы.

— Без сомнения.

Теперь Агата больше не колебалась. Она почувствовала себя счастливой. Анри Арно взял в ладони ее лицо.

— Ты выйдешь за меня, ma chere, mon couer?

— Без сомнения, — ответила она.

Он крепко поцеловал ее и, обняв за талию, повел к выходу. Леди Агата была так ошеломлена и так счастлива, что даже не заметила, как железнодорожный билет выскользнул из ее пальцев и опустился на землю.

Но это заметила молодая женщина, сидевшая на скамье.

— Ну, я бы сказала, мы сегодня сделали доброе дело, верно, Фейген? — обратилась к собаке Летги Поттс. В ее голосе не осталось ничего от кокни. Она смотрела на покидавшую лондонский вокзал пару и толстую женщину, просеменившую за ними, — без сомнения, это была Нелл, которой предстояло вернуться на родину. — Разве любовь не чудо? — спросила Летти, возвращаясь к грубому кокни. — Сладка, как паточный пудинг, вот так-то. У меня аж зубы заболели.

Но в ее заблестевших глазах не было насмешки. Она с нежностью чмокнула песика в нос и наклонилась, чтобы поднять упавший билет. Она уставилась на строку, указывающую место назначения.

— «Литтл-Байдуэлл, Нортумберленд», — прочитала она. — Ух, как далеко. Как ты думаешь, где это? А, да не все ли равно, Фейген, дружочек? — Тот махнул хвостом. — Если у нас билет в Литтл-Байдуэлл, значит, туда мы и поедем!

Улыбка исчезла с ее лица. Поскольку забавная сценка, разыгранная высокой худой рыжеволосой дамой и ее толстопузым французским обожателем, завершилась, мысли Летти вернулись к ее собственным проблемам. Скоро Ник хватится ее. Но пока у нее еще есть время. Сейчас он сидит в своей «конторе» и ждет ее.

В конце концов, когда он поджег дом, где Летти снимала квартиру, он уничтожил не только ее жилье, но и все, что она имела, кроме платья, которое сейчас было на ней. Оно тоже сгорело бы, если бы Летти не надела свое единственное по-настоящему элегантное платье в безуспешной попытке произвести впечатление на управляющего «Гудвинз мюзик-холл».

После двух недель, проведенных в поисках работы, ей бы следовало понять, что все старания напрасны. Так или иначе Ник находил способ «убедить» любого антрепренера, любого директора театра внести ее в свой «черный список», несмотря на то что она была одной из восходящих звезд музыкального театра. Точнее, могла ею стать, если бы сумела избавиться от Ника.

Критики поддержали бы Летти Поттс. Им уже нравился ее голос; рано или поздно она получила бы роль, которая показала бы всем, что она способна петь с той «эмоциональной глубиной», которой, как они считали, ей не хватало, как и комедийной легкости. Но кажется, триумф откладывался на неопределенное время.

Молодая женщина горько улыбнулась. Ник мог поздравить себя: он нашел способ, мало отличавшийся от убийства, не оставить ей никакого выхода, кроме как приползти к нему снова и снова участвовать в мошенничестве, которое он затевал.

Но она не сдалась. Посмотрев, как горит ее дом, Летти направилась прямо на вокзал Сент-Панкрас. Там, сосчитав оставшиеся несколько монет, она спросила кассира, как далеко можно уехать на эту крохотную сумму. Ответ разочаровал ее: не хватило бы даже до Челси. Это было слишком близко.

Только теперь Летти овладело отчаяние. Она начала терять самообладание и надежду, с которой жила несколько прошедших недель. Молодая женщина села на скамью, чтобы подумать, стараясь побороть неведомое раньше ощущение собственной беспомощности. Ведь она Летти Поттс — черт побери! — известная своей беспечностью, остроумием и неизменной улыбкой.

Беззаботная храбрая Летти Поттс.

Она не собиралась возвращаться к Нику. Она не хотела участвовать в его новом мошенничестве. На сей раз это должна была быть не обычная ловушка, в которую они заманивали какого-нибудь разодетого сыночка из знатной семьи, любителя слоняться по дешевым кабакам. Последняя идея Ника заключалась в выманивании наследства у небогатых вдов. Это было жестоко.

И вот Летги сидела в глубоком раздумье, появились люди из высшего света и буквально бросили к ее ногам спасение от бед. Она могла бы отправиться в этот Литтл-Байдуэлл и затаиться там на долгое время. Она даже могла бы найти работу — делать шляпки, — если, конечно, городок достаточно велик, чтобы там жила модистка. В худшем случае она хотя бы окажется далеко от Ника Спаркла.

Итак, Летти — вольная птица. Благожелательные ангелы-хранители так же редки, как снег в июле. Но она повидала достаточно, чтобы знать, что время от времени судьба приоткрывает дверь, и только дурак не захочет проскользнуть в нее. Летти взяла своего песика под мышку и поднялась, оглядываясь в поисках платформы, указанной на билете.

Летти Поттс никогда не была глупой.

 

Глава 2

— Я не позволю, чтобы какой-то гнусный представитель партии вигов отобрал у меня права на воду! — Сквайр Артур Химплерамп сердито постучал тростью по платформе.

Сэр Эллиот Марч положил руку на плечо старого джентльмена. Надо срочно отвести ворчуна подальше от дам и постараться покончить с этими глупостями раз навсегда. Как только старый негодник увидел, что Марч привез дам Биггл-суорт на вокзал, он тотчас же перешел улицу, чтобы поговорить с ним. Вернее, высказать все Эллиоту.

В этом заключалась прелесть и одновременно неудобство жизни в таком маленьком городке, как Литтл-Байдуэлл.

Если вы были «местным», то неизбежно встречались со всеми «местными» повсюду — будь то лавочка зеленщика, кондитерская Марроу, галантерейный магазин, банк или церковь.

— Конечно, решать вам, — заявил Эллиот, пристально глядя в красное лицо Химплерампа. — Но, Артур, даже если вы имеете законное право отказать Беркетту в его просьбе об отчуждении земли, закон направлен на то, чтобы защищать права гражданина, а не наказывать человека за его политические взгляды.

Нижняя челюсть сквайра затряслась от негодования.

— Я знаю, вы не мстительны, Артур. — В действительности Эллиот прекрасно знал, что это не так, но был готов покривить душой ради восстановления согласия.

Совсем близко раздался свисток приближающегося поезда.

— Черт. — Эллиот взглянул в сторону поезда, затем снова на собеседника. — По крайней мере не торопитесь, не делайте ничего, о чем могли бы потом пожалеть. А теперь извините меня. Я должен встретить эту светскую даму, которую мисс Бигглсуорт наняла для организации празднества.

Но Химплерамп не думал отпускать его.

— Кип говорит, я должен настоять на своем.

Кип был единственным сыном и наследником Артура; красивый юноша, к сожалению, слишком рано познакомившийся с зеркалом.

В мягком тоне Эллиота появились стальные нотки:

— Уверяю вас, будет лучше, если вы выразите свои взгляды в форме, приемлемой и для вашей совести, и для кармана Беркетта

— Ладно, — уступил сквайр Химплерамп. — Но имейте в виду, только потому, что так сказали вы, Эллиот. А я знаю, что в отличие от кое-кого — не будем называть имен — вы, как и я, джентльмен!

Губы Эллиота дрогнули, но он сумел произнести «Безусловно, я стремлюсь быть им, Артур» достаточно серьезно.

Фыркнув, Химплерамп повернулся и тяжелым шагом направился к платформе, у которой уже останавливался лондонский поезд. Эглантина и Анжела Бигглсуорт выступили вперед, с волнением ожидая появления волшебницы, ибо леди Агата Уайт должна была быть настоящей волшебницей, чтобы убедить семейство маркиза Коттона, Шеффилдов, закостенелых в своем вековом снобизме, смягчиться и принять малышку Анжелу в свое лоно.

Эллиот познакомился с Шеффилдами, когда на короткое время появился в свете, вызвав к себе некоторый интерес. На Шеффилдов он не произвел впечатления. Точнее, отсутствие у него титула давало им право проявлять лишь необходимую учтивость к этому человеку. Нет, Шеффилды не могли быть добры к дочери какого-то ничтожества, хотя та и собиралась войти в их знатную семью. Не имело значения то, что Бигглсуорты, как и Марчи, уже трудились на этой земле в то время, когда Шеффилды были всего лишь крепостными крестьянами какого-нибудь викинга.

Эллиот посмотрел на Эглантину Бигглсуорт. На ее милом лице легко читалось беспокойство. Рядом со своей незамужней тетей стояла Анжела, светловолосая, хорошенькая, олицетворение цветущей английской женственности, ее портили лишь сурово сжатые розовые губы и легкие тени под глазами.

Эглантина заметила взгляд Эллиота и ответила слабой улыбкой. Поскольку кучер Бигглсуортов свалился с приступом подагры, а отец Анжелы, Энтон, остался в доме, чтобы подготовиться к приему гостьи, хозяйка договорилась с сэром Эллиотом, что тот привезет даму в Холлиз в своей карете.

Он не смог отказать. Сэр Эллиот Марч прежде всего был джентльменом. Кроме того, он очень любил Бигглсуортов. После смерти матери только у Эглантины он находил утешение. И надеялся, что леди Агата сумеет сделать хотя бы десятую часть того, чего ожидала от нее Эглантина.

Кондуктор распахнул дверь и, спрыгнув на платформу, выдвинул лесенку: «Литтл-Байдуэлл!»

Появились немногочисленные пассажиры. Экономка викария вела за собой двух хихикающих молодых кузин, приехавших на лето в деревню. За ними вышел средних лет джентльмен в клетчатом пальто, прижимавший к груди потрепанный чемодан — свидетельство того, что прибывший был коммивояжером. И… больше никого.

Кондуктор, взглянув на карманные часы, торопливо направился на вокзал, бормоча что-то о «чашке чая». Эглантина и Анжела встревоженно переглянулись.

— Я думаю, — проглотив комок в горле, сказала девушка, — есть уважительная при…

— Вон она! — воскликнула Эглантина. — Леди Агата! Сюда!

Эллиот посмотрел на вагон первого класса. Внутри мимо окон по коридору шла дама. На голове у нее было какое-то огромное сооружение. «Шляпа», — неуверенно предположил он. Дверь в конце вагона открылась, и он увидел на фоне заходящего солнца силуэт женщины.

Взгляд Эллиота оживился. Ее фигура и одежда были в стиле, который этот американский парень — Гибсон, что ли? — недавно ввел в моду: кружевное платье плотно, как перчатка, облегало фигуру, откровенно подчеркивая пьи ные формы.

Очевидно, она не слышала Эглантину, поскольку не ответила на зов пожилой дамы.

Вместо этого женщина оглянулась и, повернувшись, низко наклонилась, демонстрируя соблазнительную часть своей фигуры. Рядом с Эллиотом сквайр Химплерамп чуть слышно охнул.

— Послушайте, леди Агата! Леди Агата!

Предполагаемая леди Агата, все еще не разгибаясь, огляделась. Широкие поля ее невероятной шляпы скрывали большую часть лица, но Эллиот сумел увидеть решительный подбородок, овал лица и неожиданно большой рот. Она была моложе, чем можно было предположить по рассказам Эглан-тины. Намного моложе.

Он прищурился. Когда Эглантина рассказала ему о своем намерении нанять предполагаемую дочь герцога для устройства свадьбы Анжелы, он потихоньку навел справки об Агате Уайт. Он узнал, что леди Агата из «Обслуживания свадебных торжеств» действительно леди, старшая дочь обедневшего герцога Лолли. Но почему-то у Эллиота создалось впечатление, что ей далеко за тридцать.

Леди Агата выпрямилась, держа в руках маленькую лохматую собачонку, и повернулась. Солнце светило прямо ей в лицо, в темно-карие выразительные глаза. Конечно, не ослепительная красавица, но интересная женщина, привлекающая к себе внимание.

— Простите, — произнесла дама чуть хрипловатым голосом. — Боюсь, я не поняла, что вы обращаетесь ко мне. Я…

— Не извиняйтесь, дорогая, — восторженно перебила ее Эглантина. — Трудно расслышать что-нибудь, когда поезд так гремит.

— Действительно. Но видите ли, я не…

Что именно леди Агата «не…», заглушил неожиданный гудок паровоза.

— Мы так рады, что вы приехали. Признаюсь, мы немного тревожились, поезд опаздывал и все такое. Но теперь все в порядке, не так ли? Вы здесь и все просто прекрасно! — Эглантина пыталась перекричать шум и покраснела, когда гудок резко оборвался и ее последние слова услышал весь перрон. Она кашлянула. — Ваши вещи прибыли несколько дней назад.

Леди Агата, занятая тем, что устраивала собачку поудобнее, замерла.

— Мои вещи?

— Да, — подтвердила Анжела, к которой вернулся дар речи. — Все ваши удивительные сундуки, и коробки, и сумки.

— В самом деле? — удивилась леди Агата.

— Нет, мы в них не заглядывали, — поспешила заверить ее Эглантина. — Только проследили, чтобы их отнесли наверх, как вы понимаете.

Они ждали: Эглантина со смущенной улыбкой, а у бедной Анжелы был такой вид, словно она хотела провалиться сквозь землю.

— Эллиот!

Марч обернулся и увидел Пола и Кэтрин Бантинг, направлявшихся к нему.

— Увидели тебя с улицы, Эллиот, — подходя, приветствовал его Пол. — Решили подойти поздороваться. Кэтрин уверяет, что питает слабость к паточным пудингам Марроу, но я подозреваю, что ей просто захотелось взглянуть на эту леди Агату, — довольно громко заявил Пол. Он наклонился^! к Эллиоту и чуть понизил голос:

— Ты явился сюда, чтобы|{ отвезти ее в Холлиз, так?

— Да, — кивнул Эллиот, глядя на женщину с каштановыми волосами.

Голос Пола привлек ее внимание. Она смотрела прямо на Эллиота. Ему показалось, что она уловила его легкое замешательство, и это забавляет ее. Он наклонил голову.

И тогда она улыбнулась.

Эллиот забыл о приличиях. И совершенно забыл о Поле и Кэтрин Бантинг. Он стоял и смотрел на нее, ибо улыбка изменила все.

Ее лицо было молодым, и только многозначительно приподнятая бровь и очаровательно-насмешливое подрагивание губ выдавали зрелую женщину. В ней чувствовались непростой характер, озорная веселость и в то же время неуловимая прелесть. \

Казалось, она хотела, но не смогла сдержать улыбку. У нее был такой вид, словно она знала захватывающую тайну и хотела поделиться ею. Темные глаза сияли, а на щеках появились ямочки.

— Как мило, что вы сами приехали встретить меня! — проворковала она, обращаясь к Бигглсуортам. — Взгляни-ка, э… Ягненочек, — последнее относилось к песику, — видишь этих хороших людей?

Она опустила его на землю и взмахнула рукой, словно собиралась обнять кого-то. В руке появился носовой платок, который она медленно поднесла к глазам, — настоящий портрет сентиментальной дамы, преисполненной признательности. Лишь насмешка в ее глазах нарушала этот образ.

— Благодарю вас. О, я так вам благодарна.

В Эллиоте вновь пробудился свойственный ему скептицизм. О леди Агате говорили, что ее очень смущает внимание публики. Она считала вульгарным рекламировать себя и ни разу не позволила напечатать свой портрет в газете. А здесь эта дама с восторгом принимала восхваления Эглантины. С кокетливой улыбкой путешественница сошла со ступенек.

Сошла. Иначе это нельзя было назвать. Только что, застыв, она стояла у лесенки, и вот уже на платформе. Он никогда не видел, чтобы женщина так двигалась.

Эллиот тряхнул головой, отгоняя наваждение. Он глазел на нее, как ребенок, вел себя нелепо, и, Бог мой, Пол и Кэтрин, должно быть, сочли его полнейшим идиотом! Он повернулся к Полу, но тот, похоже, тоже не устоял перед чарами гостьи.

— Значит, вы — леди Агата? — сказала Эглантина и, когда та, широко раскрыв глаза, кивнула, торопливо продолжала:

— Конечно же! Но когда вы сразу не откликнулись… впрочем, это не важно. Дорогая леди Агата! Искренне надеюсь, что ваше путешествие было не слишком утомительным. Такой длинный путь и в такой тесноте. И что вы должны думать о нас? Позвольте представиться: я — Эглантина Биггл-суорт, которая имела удовольствие переписываться с вами. Так приятно наконец познакомиться лично!

— Мне тоже очень приятно, мэм, уверяю вас, — искренне отозвалась леди Агата, хотя ее полные яркие губы продолжали насмешливо улыбаться.

— А это, — глаза Эглантины гордо блеснули, — наша невеста, наша малышка Анжела.

— Я очарована, мисс Бигглсуорт, совершенно очарована. — Леди Агата в восторге схватила девушку за руки. — Такая прелесть! Как повезло вашему молодому человеку!

Эглантина взглянула на Бантингов и Эллиота и помахала рукой, чтобы они подошли.

— О! Как чудесно! Вот наши соседи. Разрешите представить лорда Пола Бантинга и его супругу Кэтрин.

Кэтрин наклонила голову — довольно глупо, подумал Эллиот. Он надеялся, что леди не заболела. Несмотря на то что с тех пор, когда они были помолвлены, прошли годы, он все еще заботился о ней. Пол поклонился, просияв от удовольствия.

— А вот — какая удача! — Вэнсы. Привет! Мисс Элизабет! Идите сюда и познакомьтесь с леди Агатой!

Эглантина окликнула Вэнсов, медленно прогуливающихся по дорожке у вокзала.

Напускное равнодушие Бет выглядело несколько нарочитым, чтобы их неожиданное появление у вокзала оказалось чистой случайностью.

Старый лолковник Вэнс наклонился к своей далеко не молодой дочери и прокричал:

— Что? Что она сказала?

— Леди Агата, папа! — спокойно и громко сообщила Бет. — Приехала украсить свадебное торжество мисс Анжелы!

— Мисс Анжела и так красива, без всяких ослов… Густо покраснев, Бет обняла старика за плечи и увлекла в сторону, прежде чем тот успел закончить фразу.

— Пожалуйста, извините нас! Боюсь, папе нездоровится! — полуобернувшись, крикнула она.

— Тогда как-нибудь потом! — Эглантина с облегчением повернулась и увидела Эллиота. — Ах, как я могла допустить такую оплошность? Пожалуйста, позвольте представить нашего дорогого друга, сэра Эллиота Марча.

Он подошел не спеша, в надежде скрыть свою хромоту. Часто в холодную погоду нога у него плохо сгибалась, а день хотя и был ясным, но не по сезону прохладным. Эглантина наклонилась к леди Агате, и Марч услышал, как она шепнула: «Ранен на войне».

Он снял шляпу и поклонился, чувствуя еще большую неловкость. Если бы он мог убедить Эглантину не придавать романтизма его военной карьере!

Он поднял голову, и их взгляды встретились. Глаза дамы удивленно расширились, словно она его узнала. Эти глаза были странного оттенка. Насыщенного, опьяняющего, как дорогой портвейн.

— Очень приятно, — услышал он собственный голос как бы издалека.

— Сэр. — Казалось, ей не хватало воздуха.

— Сэр Эллиот живет по-холостяцки со своим отцом в полумиле от нашего поместья, — продолжала Эглантина. — Боюсь, мы этим злоупотребляем.

— Вовсе нет, — пробормотал Эллиот, любуясь нежным румянцем, вспыхнувшим на щеках леди Агаты.

— А вот и да, — сказала Эглантина. — Сэр Эллиот был так добр, что сам предложил отвезти нас домой, поскольку наш кучер нездоров.

— Подагра, — добавила Анжела. — Он ужасно страдает. Очаровательная леди неохотно отвела взгляд от Эллиота и посмотрела на девушку.

— По своему опыту знаю, что люди с подагрой склонны к пьянству. Моя горничная пила… — она многозначительно кивнула, — как лошадь.

При этих словах Анжела с трудом подавила смех. Эллиот обрадовался: он уже давно не слышал, как смеется Анжела,

Глаза леди Агаты весело блеснули.

— Она ужасно пила, ужасно. Я поняла это только вчера, когда она явилась на вокзал настолько пьяной, что не могла сесть в поезд. — Леди сощурилась. — Нечего и говорить, что я уехала без нее.

Эглантина предупредила, что леди Агата известна своей эксцентричностью. Было очевидно, что эта устроительница торжеств оправдывала свою репутацию. Ни одна из знакомых дам Эллиота не смогла бы говорить о подобных вещах с таким спокойствием. Он не представлял Кэтрин произносящей «пьет, как лошадь» даже по отношению к лошади. Кэтрин всегда была необычайно сдержанной. Эглантина, казалось, не заметила ничего странного. Но ведь она, как говорится, совершенно не от мира сего.

— Боюсь, наш Хэм такой же, — призналась мисс Бигглс-уорт. — Но он не хочет бросить. Что мы можем поделать?

— Уволить его, — предложила леди Агата.

— Ах, — вздохнула Эглантина, — но куда же он денется? Ведь мало надежды, что кто-нибудь еще захочет его взять.

Эллиот сдержал улыбку при виде изумления на лице столичной гостьи. Обитатели Литтл-Байдуэлла обладали стойким, если не сказать уникальным сознанием своей ответственности перед обществом.

— Не беспокойтесь, леди Агата, — сказала Эглантина, неверно истолковав выражение ее лица. — Хэм будет как стеклышко ко времени свадьбы. Он не подведет нашу семью в столь исключительно важном событии… — Она смутилась. — Я не хочу сказать, что ваш приезд не важное событие, леди Агата!

Та прижала к лицу собачку.

— Как мило! Слышишь, Ягненочек? Мы — «событие».

— Так оно и есть! — Эглантина взяла гостью под руку. — Я знаю, Пол и Кэтрин, вы извините нас. Леди Агата, должно быть, очень устала после долгого путешествия.

Эллиот мысленно одобрил Эглантину: если так пойдет дело, то скоро здесь соберется весь городок.

— Конечно, — пробормотал Пол, не спуская с прибывшей дамы восхищенного взгляда. — Для нас это честь, леди Агата.

— Вы слишком добры, милорд, — ответила она. — Но будьте осторожны, а то я могу принять ваши слова всерьез и .захочу остаться здесь навсегда.

— Мадам? — смутился Пол. Гостья рассмеялась:

— Не прошло и нескольких минут после моего приезда в вашу удивительную деревушку, как меня объявили честью, а также событием. Какой аванс! Разве я могу надеяться оправдать его?

Она бросила быстрый взгляд на Эллиота — в ее огромных карих глазах он увидел насмешку и… да, вызов.

Она оказалась совсем не такой, как он предполагал. И это было интересно, а интересные вещи, как по опыту знал Эллиот, иногда приводили к нежелательным результатам.

Леди Агата ожидала его ответа. Но прежде чем он собрался с мыслями, Кэтрин произнесла ровным, спокойным голосом:

— Я бы об этом не беспокоилась, леди Агата. Почему-то я уверена, что вы оправдаете все ожидания.

 

Глава 3

Летти просто не могла поверить в свою удачу. Сначала билет, а затем эти бедные милые простаки. Когда они приняли ее за леди Агату, она с большим трудом сдержалась, чтобы не разулыбаться, как идиотка. Прекрасно, если жизнь преподносит ей цветы, — она составит для себя букет.

День-другой, так сказать, для изучения местности, затем собрать самые легкие из сокровищ леди Агаты и сказать благодарное adieu Литтл-Байдуэллу. Она уже буквально потирала руки. И, кроме всего прочего, обстановка определенно лучше, чем можно было бы ожидать.

Сэр Эллиот Марч, говоря современным языком, оказался душкой. К тому же неотразимым — благодаря своей сдержанности, элегантности и обаянию. Летти сидела напротив дам Бигглсуорт и изо всех сил старалась смотреть не на его широкие плечи, а на достопримечательности, на которые ей непрерывно указывали дамы.

Летти исправно ахала и охала, выражая свою заинтересованность, но она провела первые восемь лет своей жизни в деревенском поместье, и деревья не слишком волновали ее сердце. А темные волнистые волосы сэра Эллиота — идеально причесанные, касавшиеся его белоснежного воротничка — вызывали у нее сердечный трепет. Летти всегда была неравнодушна к брюнетам с хорошими манерами, но этот… превосходил в ее глазах эталон мужской красоты. Голубовато-зеленые глаза, темные волосы, чувственный рот и благородный римский нос.

Конечно, она не относилась к тем девушкам, которые могли опозорить себя легкомысленной интрижкой только потому, что мужчина хорош собой. И какой сюрприз ожидал всех этих толпящихся у дверей театра Джонни поклонников, с удовольствием вспомнила она. Но может быть, сэр Эллиот вовсе не собирался заводить интрижку с ней?..

Летти нахмурилась.

Это казалось маловероятным, и в то же время почему бы не рассмотреть такую возможность. Если перефразировать великого Барда, «мужчина всегда мужчина». В конце концов, сэр Эллиот Марч мог оказаться таким же, как и все. Они все хотели того, чего хотели, лишь некоторые высказывали свое желание в более изящной форме. И выглядели при этом приятнее.

Леди Агата вздохнула как раз в ту минуту, когда карета провалилась в яму на дороге.

Эглантина издала вопль, Анжела ахнула. Сэр Эллиот тотчас же остановил лошадей и с явным беспокойством обернулся:

— Простите. Никто не пострадал?

— Нет, Эллиот. Спасибо.

— Леди Агата?

— Со мной все в порядке.

Он повернулся, натянул вожжи, и карета тронулась. Хорошие манеры были так… привлекательны. А сэр Эллиот действительно был прекрасно воспитан.

«Конечно, — подумала Летти, подавляя свое восхищение, — что еще можно делать в таком месте, кроме как упражняться в сдержанно-элегантных манерах? Впрочем, возможно, сэр Эллиот начнет заикаться или замолчит, если ему придется связать несколько вежливых фраз». Карету тряхнуло, и Летти отбросило в угол. Отсюда можно было разглядеть сэра Эллиота. Последние лучи заходящего солнца отражались в его глазах, окруженных густыми шелковистыми ресницами. На фоне заката четко вырисовывалась твердая линия губ и овал лица. Но лучше всего подчеркивал благородное происхождение его нос.

Это был прекрасный, решительный нос. Прямой, воинственный нос, с изогнутыми ноздрями. Человек с таким носом мог гордо смотреть свысока… как и его предки, возможно, смотрели на ее предков.

Летти задумалась. Ей было и досадно, и смешно. Если бы у нее было не только это ужасное чувство юмора, но и здравый смысл, то она держалась бы подальше от сэра Эллиота. Судя по тому, что она видела, он был единственным, кто не выражал восторга по поводу участия леди Агаты Уайт в приготовлениях к свадьбе Анжелы Бигглсуорт и кто мог бы заметить некоторые оплошности в манерах великосветской гостьи.

Карета снова накренилась, и Фейген, недавно перекрещенный в Ягненочка, свалился на пол. Эглантина сочувственно прищелкнула языком. Фейген, не упускавший случая что-нибудь выпросить, тотчас же прыгнул даме на колени и устремил на нее умоляющий взгляд.

Эглантина как завороженная смотрела на песика. С тяжелым вздохом Фейген осторожно положил голову на ее по-девичьи плоскую грудь. У бедной старушки не было шанса устоять. Фейген довел свой взгляд до совершенства, практикуясь в театре на самых черствых сердцах. Эглантина нерешительно погладила его по голове.

Еще одно человеческое существо было сражено стрелой собачьего купидона! Новая победа ее питомца отвлекла Летти от размышлений о плане, который возник у нее, едва девушка услышала слова Эглантины «ваши вещи».

Единственной причиной неудачи могло оказаться письмо настоящей леди Агаты, сообщавшей, что у нее медовый месяц. Которое она скорее всего и напишет.

Не надо было быть гением, чтобы понять, что леди Агата — женщина с твердыми принципами, что делало ее совершенной простушкой в глазах людей, подобных Летти, ибо можно было предвидеть, как такой человек поступит. В любом случае, до прибытия письма оставалось три или четыре дня, а Летти не собиралась так долго задерживаться в этом захолустном городке. К тому же Летти была рада, что не увидит разочарования Эглантины.

Понравившаяся ей женщина явно придавала большое значение всей этой свадебной канители.

Летти решительно подавила слабые укоры собственной совести. Этим людям, без сомнения, не нужны были вещи леди Агаты. А Летти в них нуждалась. В конце концов, Бигглс-уорты не обеднеют из-за того, что приняли ее за леди Агату, а она значительно поправит свое положение.

Если бы она сумела осуществить свой план! А это было возможно при условии, что она будет соблюдать осторожность и держаться подальше от красивых джентльменов с широкими плечами, изящными руками и прекрасными глазами с насмешливыми искорками, таившимися в их глубине…

Эглантина похлопала ее по плечу, отвлекая от глупых мыслей:

— Почти приехали, леди Агата. Вот и Холлиз.

Они проехали по обсаженной тополями аллее и, обогнув заросли цветущих рододендронов, увидели дом, стоявший на вершине зеленого холма. Это было большое, приветливое и, если так можно выразиться, счастливое на вид здание.

Пристройки, планировка и галереи свидетельствовали о беспорядочных, но сделанных с любовью попытках расширить усадьбу. Часть дома покрывал плющ, стены побелели от времени. Верхушки башенок сияли медью, а множество окон ярко сверкало в лучах заходящего солнца.

— Надеюсь, здесь достаточно места, чтобы реализовать ваши планы, — с надеждой сказала Эглантина. — Мы открыли все комнаты. Даже те, что стояли запертые с прошлого века. Сожалею, что здесь такое смешение стилей. Но это всего лишь сельский дом. Очень надеюсь, что семья маркиза сочтет его достойным, — с беспокойством закончила она.

— Маркиза, — повторила Летти. Дело становилось интересным.

Эглантина с любопытством взглянула на нее.

— Что же я вас раньше не спросила! Как глупо с моей стороны! Вы, вероятно, знакомы с Шеффилдами, — оживляясь, сказала мисс Бигглсуорт.

Шеффидцы? Нет, черт возьми, маловероятно. Летти знала о них, впрочем, все о них знали.

Единственное, чего в этом семействе было больше, чем денег, так это чопорности. Снобизма там было побольше, чем крахмала в обойном клее. Слишком высокородные господа, чтобы посещать мюзик-холлы.

— Боюсь, не имела такой чести, — пробормотала Летти, в замешательстве глядя на Анжелу. Девушка очень мило покраснела, в чем не было ничего удивительного.

Кошечка поймала маркиза Коттона. А на вид такая наивная незаметная малышка.

Так, так. Кто бы мог подумать? Летти с возросшим уважением посмотрела на хорошенькую девушку.

— Уверена, дом подойдет, — кивнула она Эглантине. И подумала: «Всего лишь сельский дом?» Хотя Летти Поттс выросла в одном из самых роскошных поместий Англии, она была незаконнорожденным ребенком прислуги. Ее присутствие терпели лишь потому, что ее матери, искусной швее, не было равных в этом деле. Летти никогда не разрешали появляться в той части дома, где жило семейство Фоллонтру. И конечно, она никогда не гостила в богатом доме, подобном усадьбе Холлиз. Он был настолько велик, что мог бы состоять из целого ряда смежных домов, в которых Летти снимала комнаты.

Пока Ник Спаркл не сжег последний из них.

Сейчас он наверняка хватился ее. Ищет. Если Ник правильно определит вокзал, то несколько умело заданных вопросов приведут его к ней. И на сей раз он может перейти черту и избить кого-нибудь ради того, чтобы вернуть ее. А может быть, и она сама пострадает…

Сначала, когда ей так повезло и ее приняли за леди Агату, и затем, когда появился божественно-прекрасный сэр Эллиот, Летти настолько растерялась, что почти забыла, как попала сюда. В Литтл-Байдуэлл ее привело не тщательно продуманное мошенничество, а слепой случай и необходимость. К тому времени когда они по старинной липовой аллее подъехали к дому, настроение у Летти испортилось.

— Мы обычно пользуемся восточным входом, — объясняла Эглантина. — Он ведет в самую старую часть дома, и, честно говоря, нам нравится Большой зал. Вам это должно показаться глупым и претенциозным. Каким-то… феодальным.

— Нет, — не раздумывая ответила Летти, услышав тревогу в голосе Эглантины. — Все феодальное — последний крик моды в Лондоне.

— Крик? — изумилась Эглантина.

— Да, крик. Увлечение. Очень-очень, и все такое, — объяснила Летти.

— Правда? — широко раскрыв глаза, воскликнула Анжела.

Летти заколебалась, готовая отказаться от своих слов, но женщины с такой надеждой смотрели на нее, а эта маленькая выдумка могла скрасить их жизнь… К тому же, возможно, все феодальное было в моде в высшем обществе. Случались и более странные вещи…

— О, без сомнения.

— Просто наступает на пятки прошлогодней моде на гладиаторские мотивы, — подтвердил сэр Эллиот.

Летти взглянула на него, и их взгляды встретились. Темная бровь сэра Эллиота вопросительно изогнулась. Этот человек явно был способен произносить не только заученные фразы.

А какой голос! Черт, несправедливо, что человеку с такой внешностью дан еще и удивительный голос. Если бы звуки могли ласкать, она бы сейчас замурлыкала.

С загадочной улыбкой на губах сэр Эллиот спустился на землю и подошел к дверце кареты. Он элегантен даже в движениях, отметила Летти. Не то что какой-то разгульный лор-дик, хилый бездельник с разболтанной походкой, а мужчина с настоящей военной грацией. Должно быть, он был неотразим в военной форме.

Марч открыл дверцу и выдвинул ступеньки.

— Это правда, леди Агата? — выдохнула Эглантина, которая, как безошибочно сразу же поняла Летти, отличалась удивительной доверчивостью. — Я имею в виду гладиаторов?

Летти задумалась. Она так не считала. Скорее всего это было не так. Кроме того, как сэр Эллиот мог что-то знать о моде, сидя здесь, в глуши? Или мог?

Черт.

— А… м-м…

Эллиот помог выйти из кареты Эглантине, затем протянул руку Летти. Он посмотрел ей прямо в глаза. Его ресницы заставили бы рыдать от зависти любую девушку, а взгляд говорил о том, что он не поверил ни одному ее слову.

«Я не должна забывать, — подумала Летти, не сводя с него взгляда, — что если джентльмен живет в глуши, то это не значит, что он простоват».

Фейгену, прятавшемуся под ее юбками, надоело ждать. Завидев кролика, он выскочил из кареты и бросился за ним вдогонку.

— Леди Агата! — закричала Эглантина. — Ваша собачка!

Но Летти не могла отвести глаз от сэра Эллиота и не находила достаточно веской причины для этого. Фейген был истинным лондонцем. Кролик не представлял для него опасности,

— С собачкой, — рассеянно отозвалась она, — все будет в порядке.

Ее рука оказалась в его большой теплой ладони.

— Леди Агата?

Сердце затрепетало в ее груди, а щеки запылали… Черт! Она с ужасом поняла, что покраснела. Она уже лет сто не краснела!

Летти поднялась с сиденья и, вырвав у него свою руку, без посторонней помощи спустилась с подножки. Затем сэр Эллиот помог выйти из кареты Анжеле.

Летти внимательно посмотрела на девушку, и сэр Эллиот тотчас покинул ее мысли. На ее взгляд, Анжела Бигглс-уорт не походила на женщину, стоящую на пороге самого блестящего за последние десять лет брака, а больше напоминала девушку, обнаружившую что-то неприятное в своем паточном пудинге.

И это тоже было интересно.

— Вы ведь отобедаете с нами, Эллиот? — спросила Эг-лантина, и восхитительный джентльмен вновь полностью завладел вниманием Летти.

— Благодарю вас, мисс Бигглсуорт, но, боюсь, вынужден отказаться. Меня ждет работа.

— Ну что ж, увидимся завтра на пикнике, — заключила Эглантина. — И напомните профессору, что Грейси испекла булочки с шафраном, которые ему так нравятся. — Она на-1 клонилась к Летти:

— Профессор — это отец сэра Эллиота.

— Вы избаловали нас своим вниманием, мэм, — откликнулся Эллиот, и Летти заметила, какой любовью осветилось его лицо при упоминании отца. Она не понимала, почему это так взволновало ее. Мужчины с полученными на дуэли шрамами, мужчины с насмешливыми улыбками и мрачные красавцы, неукротимые мужчины с необузданными страстями — вот какие мужчины всегда ее интересовали.

«Такие мужчины, как Ник?» — усмехнулся внутренний голос.

Она сошла с ума, вот в чем дело. Пожар, безработица и Ник Спаркл — от всего этого бедная Летти совсем потеряла голову. Просто этот сэр Эллиот был, нет, поправила она себя, казался таким непохожим на мужчин, которых она знала. В ее теперешнем состоянии она была вполне способна воспылать страстью к огороднику.

— Надеюсь, дело не очень серьезное? — спросила Эг-лантина.

— О нет. Незначительное, но безотлагательное, так что мне надо заняться им, — сказал Эллиот. — Если вы, дамы, позволите?

— Конечно.

Снова его взгляд скользнул по лицу Летти, и она почувствовала необъяснимое желание сделать прическу и напудрить нос. Джентльмен приподнял шляпу и взобрался на козлы.

— Мисс Бигглсуорт. Леди Агата. Мисс Анжела.

— Как жаль, что сэр Эллиот должен уехать, — сказала Летти, глядя ему вслед. — Вам будет не хватать его общества.

— О да, — кивнула Эглантина. — Но так происходит всегда, когда добросовестный человек занимает столь ответственную должность.

— И что это за должность?

— Разве я не сказала? Сэр Эллиот — наш городской судья. Он занимается всеми преступлениями… — Дама умолкла. — Леди Агата! Дорогая моя, вам плохо?

 

Глава 4

— Городской судья? — слабым голосом повторила Лет-ти. Черт побери, он судья и член суда этого чертова графства?

Голова у нее пошла кругом, она совсем в другом свете увидела косые взгляды сэра Эллиота и озадаченное выражение его лица, которое совсем не имело отношения к ее женскому очарованию. Но затем, когда она начала упрекать себя за обман, ее спасло чувство юмора, и она едва не рассмеялась.

— Да, до того как он несколько лет назад согласился на эту должность, сэр Эллиот был адвокатом. Литтл-Байдуэлл — центр графства и прочее, — объяснила Эглантина.

«И кто же были его клиенты, — про себя удивилась Лет-ти, беря Эглантину под руку, — местные коровы?» Она не могла поверить, что адвокат мог заработать себе на жизнь в таком крохотном городишке, но, может быть, сэру Эллиоту и не надо было зарабатывать. Он прекрасно выглядел. И его одежда явно стоила дорого.

Они поднялись по ступеням. Дверь открыла маленькая розовощекая рыжая горничная, которая, взглянув на Летти, отшатнулась и захлопнула дверь.

— Мэри, — вздохнула Эглантина и принялась колотить в дверь.

— Титулы приводят нашу Мэри в благоговейный ужас, — объяснила Анжела. — Только через целых три месяца после того, как сэра Эллиота возвели в рыцарское звание, она решилась открыть ему дверь.

Створки резко распахнулись, но за дверью не было никаких признаков Мэри. Неизвестно откуда появился Ягненочек, урожденный Фейген, и так резво потрусил мимо них в холл, словно оказался в родном доме. Летти последовала за ним, с восхищением оглядываясь по сторонам.

Замок феодалов? Определенно таинственный замок. Высоко над головой был потолок с дубовыми балками, а под ногами в последних лучах солнца, проникавших через выходящие на запад окна, переливался яркими красками огромный восточный ковер. Гобелены свешивались с перил галереи для музыкантов, и вечерний ветерок шевелил их. За пышными пальмами в кадках виднелся шлем — часть рыцарских доспехов.

— Перестань выглядывать из-за двери, Энтон, — строго сказала Эглантина, отвлекая Летти от осмотра.

— Черт побери, Эглантина, я не выглядывал. — В проеме боковой двери появился хрупкий джентльмен с белыми как снег волосами. Приподнятые вверх жесткие седые брови придавали его лицу выражение вечного изумления, а под ними, как бусинки, блестели маленькие темные глазки. На его плечи, словно взбитые яичные белки, спускались пушистые белоснежные бакенбарды.

— Ахмм! — прокашлялся он.

— Разрешите представить моего брата, леди Агата, — церемонно произнесла Эглантина. — Энтон Бигглсуорт. Энтон, леди Агата Уайт.

Энтон торопливо приблизился к Летти и, прежде чем гостья поняла его намерение, схватил ее руку и с жаром потряс:

— Приятно познакомиться с вами, леди Агата. Вы так любезны… То есть ужасно мило… э… — Он густо покраснел.

Бедный старый недотепа. Он так же, как и она, не имел представления, что делать дальше. Хотя его положение в обществе было ниже, чем у нее, то есть у леди Агаты, в то же время он пользовался ее, то есть леди Агаты, услугами, и разобраться в нюансах ситуации явно было ему не по плечу.

— Я хочу сказать, что польщен… Вы оказываете нам большую любез…

Она не могла допустить, чтобы несчастный старики дальше извивался, как червяк на сковороде.

— Что вы, мистер Бигглсуорт. Я рада, что могу предложить свои скромные услуги.

Он с облегчением заулыбался:

— Благодарю вас. Полагаю, нам следует пройти в мой кабинет и заняться вашим гонораром?

— Отец! — возмущенно воскликнула Анжела. — Не сейчас! Леди Агата проделала долгий путь из Лондона. Она, должно быть, очень устала. Ей надо осмотреть свои апартаменты и отдохнуть перед обедом.

— В самом деле, Энтон, — поддержала племянницу не менее шокированная Эглантина. — И завтра не будет поздно обсудить… э… дела.

Румянец смущения, постепенно угасавший на лице Эн-тона, вспыхнул еще ярче.

— Конечно! Мне нет прощения. Мэри! — позвал он, затем, вспомнив, что у горничной проблемы с титулованными особами, воскликнул:

— Черт бы ее побрал! Грейс!

В дверях мгновенно возникла высокая женщина средних лет, с пышной грудью и подозрительно черными волосами, вытиравшая о передник большие сильные руки.

— Это наша экономка и кухарка, Грейс Пул. Служанка учтиво присела:

— Как я рада видеть вас, леди Агата.

— Где Кэбот? — спросил Энтон. Грейс помрачнела.

— В винном погребе, наклеивает на бутылки этикетки, сэр. — Она повернулась к Летти:

— Вы, наверное, хотите узнать, как идут приготовления. Так вот, ваш человек из Лондона прибыл на прошлой неделе, мэм, и нам с помощью данных вами указаний удалось проделать неплохую работу.

Улыбка застыла на лице Летти. Значит, леди Агата прислала сюда своего человека?

Она с трудом удержалась от желания оглянуться по сторонам. Надо было выбираться отсюда, пока не появился этот тип.

— Грейс, пожалуйста, — сурово произнес Энтон. — Леди Агата устала в дороге. Будь добра, проводи гостью в ее комнаты.

— Конечно. Прошу вас, леди Агата.

— Да, благодарю вас, — пробормотала Летти. — Я действительно утомлена.

— Не сомневаюсь, — улыбаясь, заметила Эглантина. — Мы не ждем вас к ужину. Вам принесут наверх поднос, а вас мы увидим завтра утром.

Не увидят, если она к этому времени унесет отсюда ноги.

— Как только встану, — весело прощебетала Летти и обратилась к экономке:

— Мы можем идти?

Грейс шла впереди, Летти следовала за ней, бросая настороженные взгляды то вправо, то влево, ожидая, что в любую минуту может появиться человек леди Агаты и разоблачить ее.

Святые угодники, помогите.

Летти испугалась, узнав, что сэр Эллиот — судья, и этот страх все возрастал, вызывая у нее дрожь. Если повезет и ее спальня окажется на первом этаже, она, как только стемнеет, сможет выбраться через окно. Но тут, невзирая на страх, возникло дерзкое желание рискнуть. Интересно, как долго она могла бы избегать встречи с человеком леди Агаты? Она была убеждена, что ей удалось бы…

«Это, моя дорогая, — сурово сказала себе Летти, — будет твоя погибель, это заблуждение, что жизнь всего лишь благородная игра, где ты играешь против тех, кто якобы лучше тебя».

Одной из причин, почему Летти Поттс участвовала в проделках Ника, было то, что она не просто таскала перышки и соломку в свое довольно убогое гнездо, но и получала возможность утереть нос «благородному обществу». Летти никогда не сочувствовала жертвам Ника. Она видела, на что эти люди тратят свои деньги. Они не знали, на какие забавы еще их потратить. Лошади, петушиные бои, собачьи бои, опиум, женщины… Конца не было этому списку.

Нет, несколько шиллингов в фонд Летти Поттс еще никого не разорили. Но потом Ник стал жадным и жестоким, и прежнее «простофиля» в голове Летти вытеснило слово «жертва».

Нашлись бы люди, которые назвали мисс Поттс бессердечной, другие — авантюристкой, и,'возможно, и те и другие были бы правы, но у нее были убеждения. И будучи ловкой мошенницей и более чем хорошей артисткой мюзик-холла, она не была обычной преступницей. Летти никогда не смогла бы обирать тех, кто сам нуждался.

Как эти Бигглсуорты. О, материально они вполне могли позволить себе быть обманутыми Летти Поттс, но они страдали бы. Они были доверчивы. Жизнь столкнула их и Летти. В этом не было их вины. И это меняло дело.

«Или мне так показалось», — предостерегла себя Летти. Но и леди Фоллонтру могла бы показаться постороннему человеку такой же доброй и чистосердечной. Разумеется, если вам не приходилось жить в ее доме, а ваша мать не вынуждала ее позволять вам присутствовать на уроках, которые давала гувернантка дочерям Фоллонтру… Мрачные воспоминания отвлекли Летти от моральной стороны ее поступка и направили ее размышления к более насущным проблемам.

Ей не повезло. Грейс повела гостью вверх по витой лестнице и далее по длинному коридору. С надеждой побега через окно было покончено… если только рядом нет дерева.

Однажды Летти пришлось ходить по проволоке, и девушка прекрасно с этим справлялась, пока ее внешние данные не стали привлекать больше внимания, чем ее номер, и ее отчим, Альф, освободил ее от этих выступлений.

В середине коридора Грейс Пул распахнула одну из дверей. Фейген первым вбежал в комнату. Он взглянул на кровать под балдахином, накрытую безупречно белыми простынями, вскочил на нее и развалился в самой середине! Очевидно, Фейген, истинное дитя подмостков, был намерен полностью войти в роль Ягненочка, избалованной комнатной собачки.

Летти огляделась. Комната была большой и светлой, стены выкрашены в белый цвет, на мебели бледно-желтая обивка. У стены стоял массивный платяной шкаф, напротив — по обе стороны мраморного камина — пара кресел в желто-голубую полоску. Из высоких окон открывался прекрасный вид, между окнами стоял элегантный туалетный столик. И в комнате еще хватило места для дивана, причудливого столика и всего багажа.

Вдоль стены строгой линией выстроилось по крайней мере три сундука и полдюжины объемистых кожаных чемоданов. Летти стоило большого труда не смотреть на них. У нее чуть не потекли слюнки.

— Ванная за этой дверью. Полотенца висят там. — Грейс нажала кнопку на стене. Над их головами вспыхнула люстра. Летти заморгала от ослепительного света. — Мистер Бигглс-уорт весьма прогрессивный человек. Мы получаем электричество от собственного генератора вот уже десять лет, — с гордостью сообщила Грейс. — И конечно, у нас есть горячая и холодная вода. Хотя сама не понимаю, почему я говорю «конечно». Не каждый богатый дом в Литтл-Байдуэлле может похвастать этим.

Грейс любит поболтать, подумала Летти, дай ей Бог здоровья. Теперь пора узнать кое-что. Информация всегда ценна, тем более в ее теперешних обстоятельствах.

— И много богатых домов в Литтл-Байдуэлле? — сияя улыбкой, обратилась она к Грейс. Грейс кивнула:

— О, несколько. Дом профессора Марча оснащен всеми современными удобствами, и дом лорда Пола тоже. Рядом с ним великолепный дом сквайра Химплерампа, хотя там нет электричества… Я уверена, что дом маркиза освещен не лучше.

— Полагаю, вы правы, — сказала Летти, расстегивая лайковые перчатки цвета лаванды. — Вы, должно быть, очень переживаете из-за этой свадьбы.

— О, да, — выдохнула Грейс. — Просто как в сказке, не правда ли?

— В самом деле? Почему же? — осторожно спросила Летти, стараясь разговорить ее.

— Ну, — экономка уютно скрестила руки на животе, — в прошлом году мисс Анжелу приглашает одна из ее бывших школьных подружек — Анжела, знаете ли, училась в очень хорошем пансионе для благородных девиц, — провести каникулы с ней и ее семьей в Камбрии, в отеле на берегу озера. На следующее утро мисс Анжела идет на пирс ловить рыбу, и к ней подходит очень приятный молодой человек… Однако скоро выясняется, что он не знает, к какому концу крючка нацепить наживку, и мисс Анжела, добрая душа, предлагает свою помощь. Он принимает ее и представляется просто — Хью Шеффилд, безо всякого намека, что он — маркиз. Как это бывает, то, другое, и молодые люди знакомятся и влюбляются, — Грейс подняла глаза на Летти, — возникают самые чистые, невинные отношения.

Когда дело касается двух здоровых молодых людей, трудно поверить в невинность, не говоря уже о чистоте, подумала Летти, вслух заметив:

— Как романтично!

— Дальше было еще лучше, — с энтузиазмом продолжала Грейс. — Месяц проходит, и маркиз — мисс Анжела тогда еще не знала, что он маркиз, — уезжает, а мисс Анжела возвращается домой и тоскует, пока другая школьная подруга, семейство которой занимает высокое положение в обществе, не приглашает ее провести сезон в Лондоне. И мисс Эглан-тина, решив, что веселые развлечения — именно то, что поможет мисс Анжеле развеять свою хандру, отправляет ее в Лондон. И что вы думаете?

— Она снова встречается со своим очаровательным принцем? Или, лучше сказать, с великолепным маркизом, — предположила Летти.

Грейс энергично закивала:

— Да, и он сказал ей, что искал ее по всему городу и уже думал, что она настоящая Золушка и что злая мачеха держит ее в кладовке, где она чистит овощи, и что он собирался обойти все дома, но у него не было даже хрустального башмачка, чтобы найти ее. Ну, разве не прелесть? — вздохнула служанка.

— А он не мог обратиться в отель и узнать ее адрес? — осторожно спросила Летти. — В отелях всегда оставляют адрес, на случай если надо отослать забытые вещи. Маркизу это наверняка известно.

Грейс нахмурила брови.

— Я подозреваю, что он плохо соображал, будучи до безумия влюбленным, — сурово произнесла она не допускающим возражений тоном.

Ох, подумала Летти. Что она натворила! Романтики терпеть не могут, когда их бьют логикой прямо в лоб.

— Без сомнения, вы правы, — успокоила она Грейс. Глубокие морщины на лбу экономки разгладились. — Какая прелестная история! Думаю, через несколько недель после их встречи в Лондоне маркиз признался, что он наследник сказочного состояния, и попросил мисс Анжелу выйти за него замуж.

— Правильно! — с восторгом подтвердила Грейс. f — И я думаю, что сначала мисс Анжела сказала «нет», считая себя намного ниже его по положению в обществе?

— Ну, да! — Летти явно произвела на Грейс впечатление.

— Но он развеял ее страхи, в конце концов убедив девушку, что без нее никогда не будет счастлив! — с пафосом закончила Летти.

— Именно так! — удивилась Грейс. — Как вы догадались?

Три четверти оперетт, идущих в лондонских театрах, имели подобный сюжет, и Летти видела каждую из них. А в двух даже участвовала, в кордебалете.

Она улыбнулась Грейс, в душе чувствуя удовлетворение оттого, что в реальной жизни иногда действительно случаются подобные вещи. Это пробуждало в ней надежду.

Конечно, если бы какой-то тип с титулом и полными карманами золота попросил ее руки, ему не пришлось бы повторять свою просьбу. Не такая она дура.

— Я многое повидала в жизни, — загадочно ответила она и, заканчивая разговор, начала вынимать булавки из шляпы.

— Я слышала, у вас нет горничной, — сказала Грейс. — Так я пришлю вам девушку…

— Нет! — Летти сорвала с головы шляпу и бросила ее рядом с Фейгеном. (В каком из этих сундуков одежда леди Агаты?) — Я точно не знаю, где что лежит. Это одна из причин, по которой я выгнала горничную… то есть отказалась от ее услуг. Она была не способна держать вещи в порядке.

— О!..

— Думаю, на этот раз я справлюсь сама. Вы упоминали о человеке, которого я прислала? — Летти поспешила перевести разговор на более безопасную тему.

— Ресторатор? Довольно приятный, хотя и иностранец. Кажется, свое дело знает. Оставил вам кучу записей…

— Оставил? Вы хотите сказать, что его здесь нет?

— Мистер Бофор уехал в Лондон три дня назад, — озадаченно сказала Грейс. — Разве вы не знали, мэм?

От радости Летти чуть не упала на колени. Мистер Бофор оказался ресторатором!

Когда радость несколько угасла, она спросила:

— Я полагаю, он скоро вернется?

— За три дня до свадьбы, и привезет поваров, чтобы приготовить еду. «Как обычно», сказал он, — ответила Грейс.

Счастливая Летти похлопала экономку по руке. Главное, что сейчас она была в безопасности. Не было необходимости в поспешном бегстве. Она могла поужинать, выспаться на пуховой перине, а завтра спокойно покопаться в сундуках леди Агаты.

Чтобы побег прошел гладко, надо было, чтобы Бигглс-уорты думали, что леди Агата неожиданно уехала, захватив с собой некоторые свои вещи. Летти собиралась позаботиться о том, чтобы и после ее отъезда они считали ее леди Агатой. Мысль, что ее будет разыскивать сэр Эллиот, нравилась ей еще меньше, чем преследование Ника Спаркла.

— Грейс, — сказала она, — поскольку вы в усадьбе самая старшая из слуг…

— Не я, мэм. Это Кэбот.

— Кэбот?

— Дворецкий. Мисс Эглантина привезла его из Лондона в прошлом году сразу же после помолвки мисс Анжелы. Сказала, он придаст дому шик.

— О, это прекрасно.

— Так говорят, — недовольно возразила экономка. — Но я считаю, что настоящему джентльмену шик не нужен. Например, сэру Эллиоту. Он не привез бы какого-то зазнайку дворецкого, который стал бы учить его, как одеваться или какое вино пить!

Летти, которая расхаживала по комнате, прикидывая стоимость дорогих безделушек, застыла на месте, словно охотничья собака в стойке.

— Сэр Эллиот? Грейс кивнула:

— Настоящий джентльмен.

— Без сомнения.

Летти с непроницаемым лицом подошла к кровати и подобрала брошенную шляпу. Поиграла веточками сирени. Имело смысл узнать побольше о городском судье.

— Сэр Эллиот в самом деле производит очень приятное впечатление.

— О, он такой приятный человек, — с воодушевлением подхватила Грейс. — Если только вы не окажетесь перед ним в суде. Я слышала, он может выбить из человека признание, пользуясь одними только словами и своим острым умом.

«И где это он отточил свой ум? — мысленно усмехнулась Летти. — Обмениваясь остротами с местными браконьерами?»

— Внешность у него тоже приятная.

— О да! Теперь он даже лучше, чем в молодости. — Грейс наклонилась поближе и сказала шепотом:

— Он перерос его.

— Перерос что?

— Нос.

— А! Понимаю. Да, подозреваю, что такая величественная часть лица делала незаметными остальные черты юного беспечного сэра Эллиота, хотя едва ли такие люди когда-либо бывают беспечными, — как бы с сомнением сказала она.

— Никогда. — Грейс для убедительности тряхнула головой. — Всегда был первым, когда дело касалось долга. Никогда не видела, чтобы он уклонялся от ответственности, избегал трудных дел.

— Черт, — вырвалось у Летти.

— Мэм?

— Черные, — поспешно поправилась Летти, приподнимая переднюю лапу Фейгена. — Лапы совсем черные от грязи. Боюсь, он испачкал покрывало. Так о чем мы говорили? Ах да. Сэр Эллиот Марч. Признаюсь, — она сделала наивные глаза, — меня удивляет, что такой безупречный мужчина избежал брачных сетей, которые наверняка перед ним расставляли.

— Это правда. Леди в самом деле интересуются сэром Эллиотом. Хотя у них нет шансов… э… заполучить его.

— Нет?

Грейс нахмурилась и покачала головой.

— И почему же?

— Его сердце, мэм, — вздохнула экономка. — Уже много лет, как его сердце разбито, и никто не смог залечить рану.

— Кто же разбил его? — спросила Летти.

— Кэтрин Бантинг.

— Бледнокожая супруга этого очаровательного блондина?

Грейс поперхнулась, Летти похлопала ее по спине. Через минуту экономка отдышалась и продолжила свой рассказ:

— Она самая, мэм. Перед тем как сэр Эллиот отправился в чужие края защищать интересы ее величества, у него и миссис Бантинг — тогда она была мисс Кэтрин Мидоуз — были какие-то отношения.

— Они были помолвлены?

Грейс смущенно переступила с ноги на ногу.

— Ну, вроде того. По крайней мере все ожидали, что они поженятся, но потом сэр Эллиот вернулся из этих варварских земель худой как тростиночка и бледный как мел. Вот почему, знаете ли, он хромает. Ранен на войне. Но затем все узнали, что Кэтрин Мидоуз помолвлена с лучшим другом сэра Эллиота, лордом Полом, и сэр Эллиот был его шафером на свадьбе. Но понимаете, он изменился. Ушел в армию беспечным повесой, а вернулся суровым мужчиной. — Она шмыгнула носом и искоса взглянула на Летти. — Не знаю, что и сказать о Кэтрин Бантинг.

Летти могла бы сказать многое, но придержала язык Бедный сэр Эллиот. Что должен был он, герой войны, чувствовать, когда, вернувшись, узнал, что возлюбленная бросила его ради его лучшего друга? Хотя ей было непонятно, как какая-либо женщина могла предпочесть Пола Бантинга сэру Эллиоту Марчу.

— Она просто святая, да, святая, — вмешался в мысли Летти голос Грейс. — Заботится о бедных, посещает больных, устраивает ежегодные благотворительные базары и присылает цветы для украшения алтаря. И если бы она правильно относилась к правам женщин… — Грейс пожала плечами

— Хм, — уклонилась Летти от этой темы. Спустя несколько минут экономка наконец ушла, и Летти, ощущая какую-то неудовлетворенность, причины которой она не могла понять, решила исследовать внешнюю сторону дома.

Всегда полезно знать ближайший выход, а поскольку Бигглсуорты ужинали, то она сочла время вполне подходящим.

Летти открыла дверь и выглянула в коридор. Никого не заметив, она проскользнула в холл и затем вернулась той же дорогой. Кто-то, думала она, должен внушить сэру Эллиоту основное правило в жизни: нет смысла оплакивать пролитое молоко, ведь оно уже ни на что не годится.

Молодая женщина остановилась. Почему она задумалась о нем? Ей следовало восхищаться своим перевоплощением в леди Агату или строить планы, куда отправиться после побега из Литгл-Байдуэлла, но не о том, как вновь пробудить страсть в человеке, который представлял для нее серьезную опасность. В человеке, который посадил бы ее в тюрьму, если бы заподозрил, что она затеяла.

Летти пошла дальше.

Но, как она ни старалась, ее воображение продолжало работать.

 

Глава 5

— Угадайте, где я была? — Грейс, прижав руки к груди, бессильно прислонилась к двери в комнате для прислуги.

— Где? — спросила Мэри, застыв с чашкой чая в руке. Остальные слуги, сидевшие за столом, ждали.

— Со мной разговаривала не кто-нибудь, а сама леди Агата, вот где я была!

— Не может быть!

— Может. — И Грейс указала на чайник, из которого шел пар. Мэри мгновенно налила чашку и поставила перед тем местом во главе стола, где всегда сидела экономка. На другом конце стола Кэбот, дворецкий, попытался притвориться, что его не интересует разговор. Грейс не обратила на это внимания.

Она заняла свое место и расправила юбки под нетерпеливыми взглядами восьми пар глаз.

— Ну? — не выдержала Мэри. — Какая она?

— Ни капельки не важничает, — сказала Грейс, деликатно, маленькими глотками отпивая чай. Не только у Кэбота имелись хорошие манеры. — Я поняла, почему у нее все получается. Она умеет поговорить и такая простая.

Кэбот неодобрительно фыркнул.

— В самом лучшем смысле этого слова, — продолжала Грейс, не обращая на него внимания. — Задавала мне всякие вопросы.

— Какие вопросы? — спросил молоденький слуга.

— О мисс Анжеле и маркизе, конечно, но больше всего она интересовалась… — Грейс поставила чашку на стол, оперлась на него локтями и наклонилась вперед, — сэром Эллиотом.

— А дальше?

— Ну… Я думаю, что сэр Эллиот получит титул барона, а леди Агата — дочь герцога и была бы для него подходящей невестой.

— Вы, должно быть, шутите, — не выдержал Кэбот. —Неужели вы всерьез хотите сосватать сэра Эллиота и леди Агату?

Грейс презрительно фыркнула:

— Ну и что? Что в этом плохого? Если ничего не получится — ладно, леди Агата уедет через несколько недель. А если получится, то разве вы не считаете, что сэр Эллиот заслужил в жены дочь герцога? — Она кинула на дворецкого испепеляющий взгляд. Остальные сразу же приняли близко к сердцу воображаемое оскорбление местного героя и последовали примеру Грейс.

— Это не имеет никакого отношения к тому, что заслужил или не заслужил сэр Эллиот, — ответил Кэбот. — Это касается вмешательства в чужую жизнь.

— Ах! — махнула рукой Грейс, отметая его выдумки. — Кто из нас был бы здесь, если бы у кого-то не хватило здравого Смысла вмешаться в нашу жизнь?

Эта безупречная логика мгновенно заглушила все возражения Кэбота, и началось обсуждение деталей предстоящего «вмешательства».

— Эллиот? — окликнул профессор Аттикус Марч, услышав, как хлопнула входная дверь. Легкий ветерок всколыхнул занавеси на балконных дверях библиотеки, и Аттикус поежился от холода. Он был стар, а ночной воздух становился прохладным.

Поборов желание подождать сына и попросить его навести порядок, профессор с трудом поднялся и сам закрыл двери. Эллиот приехал домой полтора года назад, когда у Атти-куса случился сердечный приступ-Старик вернулся к своему креслу и, опускаясь в него, почувствовал, что его поддерживают за локоть. Со свойственной ему ненавязчивостью Эллиот усадил его в кресло.

— Я как раз подумал, не выпить ли мне виски с содовой, отец, — сказал Эллиот. — Не смогу ли я соблазнить тебя составить мне компанию?

— С удовольствием, — ответил Аттикус. Эллиот отошел к небольшому столику, где стояли графины и бутылки с содовой.

Дело в том, подумал Аттикус, наблюдая за сыном, заключается в том, что Эллиот отметает все проблемы. Он просто берет любые трудности, независимо от того, свои они или чужие, на свои плечи. В результате человеку, о котором взялся заботиться Эллиот, оставалось лишь любезно уступить ему свои заботы.

«Всегда ли Эллиот был так предан долгу?» — размышлял Аттикус, глядя на свое единственное оставшееся в живых дитя. Нет. Вернее, Эллиот всегда был внимательным и добросовестным, но только после смерти Терри он приобрел эту благородную элегантность, настолько естественную, что под внешним лоском было нелегко разглядеть его характер. Обманчива была эта элегантность Эллиота.

После смерти Терри Эллиот, терзаемый чувством вины, не имевшим никакого основания, бросил процветающую адвокатскую практику и вступил в армию. Он вернулся раненым, со многими наградами, не последней из которых было рыцарское звание.

С тех пор он ни разу не отклонился от пути, на который его направили обстоятельства и судьба. Всю свою энергию сэр Эллиот отдавал судебным реформам. А несколько недель назад стало известно, что премьер-министр рекомендовал даровать ему баронский титул. Это означало, что Эллиот сможет занять место в палате лордов.

Разумеется, мысли о новых трудностях, с которыми столкнется его сын, лишали Аттикуса сна. Конечно, Эллиот не боялся взять на себя ответственность. Он считал своим долгом принять это бремя как высокую честь. Аттикус безмерно гордился сыном. И самому профессору непонятно было то беспокойство, которое он испытывал, думая о будущем Эллиота.

Не было никаких причин для тревоги. Эллиота любили и уважали, и, хотя некоторые говорили, что он слишком сдержан и замкнут, сам Эллиот был доволен своим положением. В этом удовлетворении не было ничего плохого, ни следа самодовольства. Атгикус видел в этом справедливое вознаграждение за долгую жизнь. Но может быть, здесь и заключалась проблема. Ему было семьдесят, сыну — тридцать три; Эллиот был слишком молод, чтобы довольствоваться тем, что имеет.

Сын подошел к Аттикусу и прервал волновавшие того мысли. Он протянул отцу виски и сел напротив, вытянув перед собой длинные ноги. Эллиот слегка хмурился, по его лицу было видно, что он чем-то озабочен, — без сомнения, задумался о своих делах.

Атгикус вспомнил, что Эллиот привез со станции даму, приглашенную Эглантиной для подготовки к свадебным торжествам. Он надеялся, что Анжела, выходя замуж за маркиза, осознавала, что ей придется испытать, став невесткой его матери. Анжела так молода, ей едва исполнилось восемнадцать. В прошлое воскресенье в церкви девушка выглядела бледной, утомленной.

— Как она, по твоему мнению? — нарушил молчание Атгикус.

Эллиот поднял голову и с недоумением посмотрел на него.

— Кто знает? — не сразу откликнулся он.

— Можно было бы спросить ее, полагаю, — удивленно заметил Аттикус.

— Мы едва знакомы, — пробормотал Эллиот. Его взгляд был обращен куда-то внутрь себя, и что-то, что видел он один, — забавляло и в то же время тревожило его, так как невольная улыбка появилась на его лице.

Атгикус с изумлением смотрел на сына, пока не понял, что Эллиот говорит о приехавшей даме.

— Она совсем не такая, как можно было бы ожидать, — сказал Эллиот.

— Нет? — осторожно спросил Атгикус.

— Она слишком молода и слишком… — Эллиот с досадой помахал рукой, не находя нужного слова, и повторил:

— Не такая, как можно было ожидать.

— Молода? — Аттикус был заинтригован тем интересом, который вызвала у его сына эта молодая женщина, «не такая, как можно было ожидать». — И… красива?

Эллиот с раздражением взглянул на него.

— Нет, — сказал он. — Да. Нет. Не знаю. Она не так красива, как Кэтрин.

— Но привлекательна.

— Боже мой, да.

Брови Аттикуса взлетели вверх.

— В ее лице есть что-то, что делает его необычным, притягательным. Какая-то грустная радость. И она двигается… как танцовщица. Но не балерина. Как танцующая цыганка.

— Не похожа ни на одну из моих знакомых леди, — с сожалением заметил Атгикус.

Ему совершенно не нравились скованные движения дам, носивших по моде того времени под платьями какие-то сложные сооружения.

— Нет, — согласился Эллиот. — Но говорит она красиво. Ее голос само совершенство и с аристократическим акцентом.

— Но?..

— Иногда она пользуется ужасным современным жаргоном.

— Вульгарным?

— Нет, не совсем. Но есть кое-что другое, — задумчиво произнес Эллиот. — У нее нет горничной. Она приехала совершенно одна, если не считать собачонки.

— И как же зовут эту изумительную даму?

— Агата. И я никогда не встречал женщины, которой так бы не подходило это имя, — проворчал Эллиот.

— Что-нибудь еще в ней… необычно?

— Только ее исключительная жизнерадостность. — Он замолчал и на минуту закрыл глаза.

Аттикус подумал, что его сын — красивый мужчина, но, похоже, совершенно этого не осознает. Правда, Эллиот заботился о своей внешности, но Аттикус понимал, что таким образом он проявлял свое уважение к тем, кто встречался с ним, а не просто желал произвести впечатление.

Неожиданно Эллиот встал.

— В чем дело, Эллиот?

— Я совсем забыл о вещах леди Агаты.

— Я полагал, что дюжина ее сундуков прибыла еще несколько недель назад, — удивился Аттикус. Эллиот улыбнулся:

— Вероятно, это были принадлежности ее профессии. А личные вещи она привезла с собой.

— Понятно.

— Их должны были уже выгрузить. Я обещал Эглантине, что заберу их сразу же, после того как доставлю дам в Хол-лиз. Я должен забрать багаж и отвезти его туда.

— И немедленно, — согласился Аттикус.

Кивнув, Эллиот направился к двери, но задержался у небольшого зеркала в позолоченной раме, висевшего на сте-. не. Ладонями пригладил волосы, недовольно посмотрел на галстук и тут же завязал его вновь, расправил манжеты и повернулся. Он улыбнулся — да, именно улыбнулся — отцу.

— Я скоро вернусь.

— Не спеши. Вечер такой приятный-, — ответил Аттикус. Он улыбнулся стакану с виски, услышав, как закрылась парадная дверь.

Суматоха и возбуждение, вызванные замужеством Анжелы, никогда особо не интересовали профессора, но за последние несколько минут в нем вспыхнул жгучий интерес.

 

Глава 6

Летти внимательно разглядывала освещенное окно на верхнем этаже. Она была уверена, что это окно ее спальни, ибо оставила на подоконнике свою шляпу. Молодая женщина схватила крепкую толстую плеть плюща, покрывавшего всю каменную стену, и с силой дернула ее.

Та не оборвалась. Убедившись в ее прочности, Летти просунула носок башмака сквозь листья и, крепче ухватившись за ветку, подтянулась и повисла на ней. Проверяя ее прочность, Летти стала раскачиваться.

— Леди Агата — Это был его голос — глубокий, неподражаемый и полный недоумения.

Держась одной рукой за ветку, она повернулась, ее лицо уже сияло улыбкой. Сэр Эллиот стоял совсем близко. Одежда и покрытые вечерней росой волосы сливались с ночной темнотой. Неудивительно, что она не заметила его. Джентльмен переоделся в вечерний костюм. В лунном свете только его рубашка светилась бледным пятном.

Она же не переменила платье и была в том же туалете цвета лаванды.

— А, сэр Эллиот! — весело воскликнула Летти. — Прекрасный вечер, не правда ли?

— Очень. — По его тону было трудно что-либо понять, а лицо она не могла разглядеть. — Могу я помочь вам… в том, что вы делаете?

Вопрос подразумевал: какого черта вы тут делаете? То, что он был джентльменом и, следовательно, должен был избегать даже намека на осуждение, не позволяло полюбопытствовать напрямик, что она задумала.

— Честно говоря, можете, — улыбнулась она. — Как называется это необыкновенное растение?

— Плющ? — Его недоверие было почти незаметно. Конечно, не мог же он ответить «бычий хвост», как ему, должно быть, хотелось.

— Интересно, — задумчиво произнесла она. — Не знаете, он цепляется за камень достаточно крепко, чтобы выдержать мой вес? Едва ли можно этому поверить, на вид он такой нежный.

— Хм. Внешность обманчива…

— Плющ, говорите? Я просто не могла удержаться и полезла, чтобы проверить его на прочность. Понимаете, чтобы расширить мои знания естественных наук!

— Бычий хвост, — пробормотал сэр Эллиот. Но Летги расслышала.

— Простите?

Он не ответил. Вместо этого подошел и посмотрел вверх. Свет из окна золотистым лучом осветил его лицо. Густые ресницы отбрасывали полукруглые тени на его щеки. Темные волосы блестели. Сэр Эллиот наклонил голову, и у нее мелькнула странная мысль, что он пытается скрыть улыбку.

— Может быть, теперь, когда вы проверили прочность плюща, вы желаете спуститься?

Летги кивнула. Трудно изображать гранд-даму, повиснув, как летучая мышь, на стене дома. Она спустила ногу, нащупывая землю, и…

Его руки обхватили ее талию, и, приподняв Летти, сэр Эллиот осторожно опустил ее на землю. Он тут же отпустил ее, но остался стоять рядом. Однако Летти с испугом отступила, почувствовав, как легкая дрожь пробежала по ее телу, когда она заглянула ему в глаза. Темные, таинственные и неотразимые.

Летти сделала еще шажок назад и наткнулась на увитую плющом стену. У нее вырвался короткий нервный смешок. Сэр Эллиот молчал, вопросительно подняв брови. Она отчаянно искала выход из создавшегося положения и перебирала в уме все известные ей истины, пока не нашла подходящую: одураченный человек — уязвимый человек.

— Но, — холодно сказала она, — что именно заставляет вас после захода солнца тайком бродить вокруг дома, сэр Эллиот?

Он чуть прищурился и посмотрел ей прямо в глаза.

— Как вы изволили выразиться, я «бродил» в надежде встретить вас, леди Агата.

Черт. Чтобы сбить сэра Эллиота с толку, нескольких'слов было явно недостаточно.

— В самом деле?

— Впрочем, я приехал сюда не с целью побродить вокруг дома. Дело в том, что я, преисполненный святой невинности, подъехал к парадному входу. — Его улыбка казалась одновременно лукавой и простодушной. — Привез со станции ваши вещи и только успел распорядиться, чтобы их отнесли в вашу комнату, как увидел вас исчезающей за углом дома. Словом, леди Агата, я хотел сообщить, что ваш багаж прибыл, а не шпионить за вами.

Его откровенный выпад выбил Летти из колеи. Этот человек играл не по правилам! Он был слишком бесхитростен.

Она рассмеялась, но не так беспечно, как бы хотела.

— Какая странная мысль! Вы, конечно же, шутите. Думаю, вы понимаете, что я веду весьма скучную и безгрешную жизнь. Если бы вам пришлось шпионить за мной, вы умерли бы от скуки.

— О, — произнес он, не сводя с нее улыбающихся глаз. — Искренне сомневаюсь в этом.

— Вы слишком снисходительны… — Продолжать разговор становилось опасно.

Летти прошла мимо него, намереваясь увлечь сэра Эллиота в дом, где в присутствии других рассеется напряженность, возникшая между ними. Он направился следом.

— А вы, леди Агата? — сказал Марч небрежным и поэтому еше более подозрительным тоном. — Просто вышли подышать ночным воздухом, когда в вас пробудилось любопытство садовода?

— Именно так.

Если бы она ускорила шаг, это выглядело бы как попытка бегства. Эта мысль заставила ее остановиться.

Истина номер два: убегающий человек всегда выглядит так, будто у него есть на это причина… Летти наступила на подол юбки и споткнулась. В тот же миг он протянул ей руку и не дал упасть. Она заставила себя смотреть прямо перед собой и продолжала идти.

Он не выпускал ее руки, слегка прикасаясь к ней. И ей это нравилось. И не нравилось, что нравится…

— После столь длинной дороги я и думать не могла об ужине, к тому же не хотелось оставаться в доме в такую чудную ночь, — сказала она, вполне довольная своим объяснением.

— Ночь действительно чудная, — согласился сэр Эллиот. Затем, помолчав, добавил:

— Вы не хотели бы продолжить вашу прогулку… со мной?

— Да. — Ответ вырвался прежде, чем она успела подумать. Отведя от нее глаза, сэр Эллиот улыбнулся. Он выглядел смущенным и немного польщенным. Поразительно. Куда смотрят женщины Литтл-Байдуэлла, что такой мужчина до сих пор свободен?

Ах да. Не женщины Литтл-Байдуэлла причина его оди. ночества, а сам сэр Эллиот, вернее, Кэтрин Бантинг. На-строение у Летти испортилось.

— Надеюсь, вас все устраивает в Холлизе?

— О, все совершенно восхитительно.

— Вы познакомились с Энтоном?

— Он очарователен.

Они пошли дальше. Летти не раскрывала рта, боясь, что любая тема разговора приведет к ее разоблачению, сэр Эллиот по какой-то причине тоже молчал. С тех пор как она вышла из дома, стало холоднее, на лужайки выпала роса, от которой промокли тонкие подошвы ее башмачков.

— Ваше долгое отсутствие не повлияет на ваши дела в Лондоне? — нарушил молчание сэр Эллиот.

— Нет. Мне очень хотелось уехать оттуда.

— А, вам нравится жить в деревне. Она не видела причины солгать.

— Ребенком я жила в деревне и все же, должна при знаться, предпочитаю город. Я, как вы понимаете, гражданка мира.

— Это очевидно.

Летти бросила на собеседника быстрый взгляд, в тоне сэра Эллиота ей послышалась насмешка, но вид у него был вполне серьезный.

— Спасибо. Как космополитку, меня больше всего привлекают вещи, которые чаще всего можно встретить среди ярких огней цивилизации.

— Да?

— О, деревенская жизнь — это тишина и покой, и пола гаю, что тем, кто выздоравливает после болезни или страдает нервным расстройством, она… подходит… но я совершенно здорова, и нервы у меня в порядке.

— А я-то думал, что всем дамам, даже космополиткам, нравится, чтобы их считали трогательно-слабыми.

Леди Фоллонтру, когда хотела получить что-то от мужа, всегда жаловалась на ту или иную болезнь. За это Летти презирала ее. Одно дело — манипулировать мужчиной, играя на одном с ним поле, и совсем иное — обманывать, злоупотребляя одним из его немногих достойных качеств.

— Что же трогательного, — Летти остановилась, — в слабости?

Прежде чем ответить, сэр Эллиот посмотрел на нее.

— Вы очень прямодушны в своих высказываниях, леди Агата. Это большая редкость.

— Вероятно, потому, что у меня есть собственное дело, — веско сказала она. — Вы знаете, это организация свадеб. — Она поколебалась, а затем, повинуясь странному желанию расшевелить сэра Эллиота, заявила:

— Опыт убедил меня, что откровенность в разговоре хотя и не всегда дипломатична, но неплохо окупается. — Только произнеся эти слова, Летти поняла все их лицемерие. Она покраснела и была рада, что темнота скрыла ее пылающие щеки.

— Постараюсь запомнить ваш добрый совет, — сказал он. Ей было жаль, что, когда они остановились, спутник отпустил ее руку.

— Должна признаться, меня считают довольно мудрой, — офомно заметила она.

— В самом деле? И кто же?

Она, заподозрив иронию, искоса бросила на него острый взгляд, но невозмутимый вид собеседника успокоил ее.

— О, разные люди, — весело сказала Летти. — Торговцы, мути, актрисы, актеры, певцы, художники… приходят ко мне со своими бедами и просят совета.

В ее голове возникла идея. Летти не имела никакого права думать о ней, тем более осуществлять ее, но подобные со-ображения никогда не останавливали Летти, не остановили и сейчас. Просто потому, что этот мужчина был слишком прекрасен, чтобы провести всю жизнь, оплакивая утрату «святой Кэтрин».

— Да. На днях миссис Доджсон, — вы ведь знакомы с миссис Элмор Доджсон? Нет? О, вы должны познакомиться Чудесная женщина. Так вот, на днях миссис Доджсон сокру. шалась о судьбе своего сына Чарлза. — Летти придвинулась к сэру Эллиоту. От него приятно пахло. Мылом и мужественностью, если можно так выразиться. — Я расскажу вам, но только под большим секретом, конечно.

— Конечно.

— Этот Чарлз воспылал нежными чувствами к одной молодой леди, имея все основания верить, что эти чувства взаимны, и надеялся, что они приведут к… — Она не могла придумать, на что надеялся воображаемый Чарлз.

— К свадьбе? — с готовностью подсказал сэр Эллиот.

— Вот именно! Но как раз когда их отношения дошли до… столь серьезного шага… ее отец потребовал, чтобы девушка на время уехала за границу. Когда она вернулась, Чарлз понял, что ее чувства изменились. — Летти многозначительно посмотрела на сэра Эллиота. — С тех пор он тоскует.

— Бедняга.

Летти снова остановилась. Сэр Эллиот тоже остановился. Она посмотрела ему в глаза.

— Бедняга? Ничего подобного! — заявила она. — Нытик, глупый, самовлюбленный тип. Мальчишка, бессмысленно сохнущий по девчонке-пустышке.

Марч подавил какой-то звук, чуть не вырвавшийся из его горла. Ага. Значит, до него дошел подтекст ее рассказа.

— И вы не верите, что долгие страдания бед… жалкого Чарлза свидетельствуют о глубине его чувства? — спросил он.

— Оплакивать месяцами или годами то, чего никогда не будет, еще не значит иметь глубокие чувства, это свидетельствует лишь о его предрасположенности к мелодраме. На сцене и без того достаточно дешевых комедиантов, не говоря уже о любителях. Поверьте мне. Я так и сказала миссис Доджсон!

Возможно, цель ее маленького рассказа была слишком очевидна, и Летти была готова к тому, что ответом на ее намеки будет гробовое молчание. Но сэр Эллиот расхохотался. Громко, искренне и по-доброму.

— Дорогая леди Агата, — сказал он. — Думаю, никто не обвинит вас в глупой сентиментальности. Где вы приобрели столь безжалостный взгляд на жизнь?

«Безжалостный»? Он счел ее безжалостной? Летти обиделась. Она считала себя практичной, упорной, жизнерадостной и немного авантюрной, но «безжалостной» — никогда. Вот Ник был безжалостным.

Ей не понравилось, что о ней так говорили. Ужасно не понравилось. И поэтому, не подумав, Летти ответила:

— Я вынуждена быть такой. — Только потом сообразив, что, вероятно, леди Агата никогда не была «вынуждена» что-то делать. — Хочу сказать, что за годы, когда устраивала свадебные церемонии, я повидала много супружеских пар. В жизни в отличие от сказок браки редко бывают счастливыми. Это не зависит от желания людей. Видимо, когда достаточно часто сталкиваешься с разочарованием, то через некоторое время это чувство становится привычным.

Сэр Эллиот подошел к Летти. Нахмурившись, он вглядывался в темноту, а затем сказал:

— Но тем не менее вы создадите волшебную сказку для Анжелы, не так ли?

— Конечно. — Летга хотела пойти дальше, но его остановила ее. Она повернулась. Он опустил руку.

— Простите.

Но она уже заметила вопрос в его глазах.

— Обещаю, я сделаю все, что в моих силах, чтобы эта свадьба прошла гладко и без неприятностей.

В ее случае это значило, что Летга Поттс покинет Хол-лиз как можно скорее. Но, поскольку обещание было дано, она решила, что, перед тем как сбежать, она оставит Бигглс-уортам записку с советом найти другого организатора свадебных торжеств. Летти сделает даже больше, чем настоящая леди Агата, чтобы «все прошло гладко». Та даже не написала им! Пока еще не написала…

Сэр Эллиот предложил ей руку, и она оперлась на нее, с неудовольствием чувствуя, что уступает ему в чем-то.

— Вы так заботитесь о Бигглсуортах, должно быть, вы в родстве.

— Не по крови, но мы близки, — пояснил он. — Я вырос в имении, расположенном между Холлизом и поместьем Химплерампов. Моя мать умерла, когда я был еще ребенком. Бигглсуорты, можно сказать, усыновили нас с братом, пока наш отец переживал свою утрату. Из Энтона получился прекрасный дядя, а Эглантина всегда относилась к нам по-матерински, никогда не претендуя на то, чтобы занять место моей матери. Я так признателен им за заботу.

— А ваш брат так же признателен? — поинтересовалась Летти.

— Был, — ответил Эллиот. — Терри погиб в Африке во время военной кампании.

— Мне очень жаль.

— Благодарю, — ответил он, избавив ее от чувства не-овкости. — А у вас довольно большая семья.

Замечание застало ее врасплох. Он действительно знал, ЧТО у леди Агаты большая семья, или просто предполагал?

— Большая, если считать всех родственников, — осторожно ответила она.

— Вспоминаю…

Черт! И почему ему надо было знать что-либо о семье леди Агаты? Да потому, что в высшем обществе каждая важная персона знает каждую другую персону, вот почему! Они, наверное, проводят все свободное время, уткнувшись носом в Книгу пэров. Ей следовало бы это знать.

Летти улыбнулась.

— И еще я думаю, что личный опыт, должно быть, заставляет вас с сочувствием относиться к неравным бракам, — серьезным тоном заметил сэр Эллиот.

Какой личный опыт? Он, видимо, имел в виду конкретный случай. Неужели леди Агата опрометчиво едва не вышла за недостойного человека? Не поэтому ли она до сих пор оставалась старой девой? Не было ли в ее прошлом неприятностей, которые ей пришлось пережить?

— История вашей бабушки весьма поучительна. • Бабушка леди Агаты! Летти было обрадовалась, но ее радость оказалась короткой. О грешках старой леди она знала не больше, чем о леди Агате. Марч ждал. Черт бы все побрал.

Она должна была что-то сказать.

— Не знала, что все еще говорят об… этом. — Летти постаралась произнести это ледяным тоном. — Все было так давно.

Он тотчас же извинился:

— Простите, я не хотел оскорбить вас. Не хочу быть снобом и не хочу, чтобы вы считали меня таковым.

Сноб? Значит, бабушка Уайт совершила скандальный поступок, из-за которого потеряла положение в обществе. Что же она сделала? Внебрачный ребенок? Мошенничала в карточной игре? Ее застали с любовником?

— О нет, вы меня не оскорбили. Я только удивляюсь, что вас интересуют, — она положилась на его слова, — такие страшные вещи.

Сэр Эллиот бросил на нее быстрый взгляд.

— Боюсь, я слишком много себе позволил и расстроил вас. Простите.

— Не стоит об этом. — Летти постаралась скрыть облегченный вздох. Однако, чтобы в дальнейшем избежать проблем, она должна была выведать у Бигглсуортов, в чем заключался проступок бабушки Уайт.

«О чем я думаю? — спохватилась Летти. — Я же недолго пробуду здесь. День. Может быть, два».

Удачно вывернувшись из затруднительного положения, Летти почувствовала мощный прилив сил. Она напомнила себе обещание, которое дала сегодня вечером, и тут же отмахнулась от него, оно годилось для слабонервных.

Ночь была прекрасна, она вырвалась из плена, осв водилась от Ника Спаркла. Сэр Эллиот совершенно очарован ею, и впереди был целый день, чтобы изображать остроумную светскую восхитительную леди Агату. Возможно, подумала Летти, взглянув на четкий профиль сэра Эллиота, два дня.

Он молча проводил ее до двери. У входа Летти с улыбкой повернулась к нему:

— Благодарю за прогулку, сэр Эллиот. Мне было очень приятно.

— Не больше, чем мне.

— Значит, мы увидим вас завтра?

— Обязательно. — От его низкого выразительного голоса по ее спине побежали приятные мурашки.

Он поднес к губам ее руку и, чуть прикоснувшись, поцеловал ее. Губы сэра Эллиота были теплыми и нежными, такими теплыми и нежными, что, когда он уходил, она не заметила холодной улыбки на его лице.

 

Глава 7

Боже, укрепи мое слабое сердце.

Если она не леди Агата Уайт, то кто же она?

Зачем кому-то было нужно подменить ее?

Эллиот задумчиво провел рукой по волосам. Прошло столько времени с тех пор, как женщина производила на него такое впечатление… Он сжал руку — и тотчас же увидел свои смуглые пальцы лежащими на ее кружевном платье. Он чувствовал в ладонях ее талию, как и тогда, когда снимал ее со стены. Он слышал ее смех, видел улыбку на ее губах, наслаждался благоуханным теплом, исходившим от ее кожи…

Эллиот встряхнул рукой, словно пытался сбросить ощущение ее присутствия. Она не могла быть самозванкой, грязной мошенницей.

Он лихорадочно искал какое-то другое объяснение ее странному поведению.

Возможно, эта женщина заключила пари. Он хорошо помнил дни своей молодости и знал, что в свете такое вполне вероятно, от скуки или из озорства, а может, того и другого, кто-то поспорил, что она не сможет изобразить леди Агату. Возможно, этим кем-то была сама леди Агата. Или она действительно была леди Агатой, неисправимой оригиналкой. То, что ему приходилось слышать о ней, подтверждало

Это. И могло бы объяснить, почему временами светская дама вдруг переходила на уличный жаргон. Но не объясняло, почему она не сменила платье.

Даже самые странные из знакомых ему женщин предпочли бы умереть, нежели оставаться после приезда в дорожном платье.

А как объяснить ее молодость? Ибо никакие на свете мази и помады не могли придать легкости походке старой девы, фарфоровой белизны белкам ее глаз или блеска ее волосам.

И наконец, самое убедительное — как объяснить то, что леди Агата явно не знала, что ее родная бабушка, восьмая дочь простого ирландского землевладельца, благодаря разумному браку и безупречной репутации стала одной из фрейлин королевы Виктории?

Было очевидно, что гостья подумала о каком-то позорном поступке, совершенном ее бабушкой…

Чего никогда не было.

Он упомянул о ней, потому что, несмотря на то что она начинала с такого же скромного положения, как и Анжела, бабушка леди Агаты достигла того, что не только была принята, но и стала весьма влиятельной фигурой в высшем обществе. Не было даже намеков на какой-либо скандал. Она славилась своей добродетелью. В ее жизни не было ничего, что можно было бы назвать «чем-то страшным».

Итак, приехавшая к ним дама не могла быть леди Агатой. Она самозванка.

Разве нет?

С застывшим лицом сэр Эллиот направился от конюшен к дому. Завтра он телеграфирует в Лондон и начнет наводить справки. Он понимал, что ответа придется ждать. Тем временем он будет безотлучно находиться рядом с этой леди.

Кем бы она ни была.

Широко раскинув руки, Летти упала на постель и утонула в пуховой перине.

Фейген, которого так грубо разбудили, заворчал, но тут же снова улегся.

Летти взглянула на каминные часы. Два часа ночи, а она только что закончила распаковывать вещи леди Агаты. После вечерней прогулки с сэром Эллиотом она была слишком возбуждена, чтобы думать о сне. Она удовлетворенно оглянулась вокруг.

По всей комнате были разбросаны платья и ткани, некоторые еще в рулонах, другие завернуты в папиросную бумагу: тончайший батист, толстая гладкая парча, переливающийся шелк, плотный блестящий атлас, шуршащий крепдешин и воздушный муслин, ткани с золотыми нитями и тафта, муар и тюль. Разнообразие потрясало. А оттенков и не пересчитать!

Летти даже не подозревала, сколько существует оттенков белого цвета. Она развернула жесткий блестящий жемчуж-но-белый шелк и белый, мягкий, как голубиное перышко; сверкающий, как алмаз, снежно-белый и белый цвета старой слоновой кости.

Плотный шелк — белый, как мел, и тонкий белый, как молоко. Серебристо-белый и белый с холодным алебастровым оттенком.

После тканей она принялась за сундуки. Она извлекла из них множество аксессуаров — все, что только могла пожелать женщина. Там были лайковые перчатки разного цвета с четырьмя или шестью пуговками, шелковые чулки, такие тонкие, что казались прозрачными, шелковые кисточки для шляп и птичьи перья для причесок, боа и шарфы, пояса и ленты.

На нижнее белье леди Агата тоже не поскупилась. По всей комнате были расставлены открытые коробки с богато расшитыми интимными частями туалета; подушечками и турнюрами для бедер, сорочками и корсетами, подчеркивающими грудь. И еще там были нижние юбки, прелестные, с мягкими складками, созданные разжигать воображение тех, кому удалось увидеть украшенный рюшами и оборками подол.

Мать Летти упала бы в обморок от восторга. Вейда всегда говорила, что остается в распоряжении ее милости потому, что за ее талант хозяйка разрешает Летти учиться вместе с собственными детьми. Но Летти подозревала, что причина, по которой Вейда мирилась с грубым обращением и жалким жалованьем, скрывалась в другом: леди Фоллонтру предоставляла ее матери полную свободу воплощать идеи, возникавшие в ее голове.

Несмотря на все ее недостатки, а их было множество, леди Фоллонтру обладала двумя достоинствами: она сразу понимала, что перед ней гений, и ей хватало ума не мешать ему. Кто бы еще позволил такому ничтожеству, как Вейда, шить из дорогих тканей то, что ей хотелось? Уж точно не хозяева мюзик-холлов с их дешевым хлопчатобумажным бархатом и еще более дешевым ситцем.

Но именно этим и кончила Вейда — как костюмерша-швея второсортного мюзик-холла. Хотя театр и его актеры не всегда были второсортными, из чувства солидарности подумала Летти. Когда леди Фоллонтру наняла «Потрясающего Алджернона» в качестве дивертисмента на один из своих «домашних вечеров», он был на вершине своей карьеры — красивый, гибкий очаровательный фокусник.

Леди Фоллонтру оказалась не единственной, кому он понравился. Вейда, едва взглянув на Потрясающего Алджернона (настоящее имя — Альфи Поттс), влюбилась второй раз в своей жизни. На этот раз с более удачным результатом.

Вейда всегда говорила, что дочка была радостью ее жизни, — а Вейда Поттс во всем была искренней, — и, честно говоря, Летти оказалась единственным подарком судьбы, который она получила от отца Летти, виконта Нэпира.

Через двадцать четыре часа после представления Альфи, — что это было за представление, Летти так никогда и не решилась спросить, — Вейда ушла от леди Фоллонтру.

Что было дальше, как любят говорить рассказчики, принадлежит истории. Альфи и Вейда поженились, и мистер Поттс с готовностью взял на себя роль отчима. Все трое переехали в Лондон, где с тех пор и жила Летти, выросшая за кулисами, позади сотни красных занавесей, где ее убаюкивали скабрезными песенками и обучали множеству хитростей театральной жизни, как законных, так и не очень.

Потом, шесть лет спустя, Вейда простудилась, и простуда перешла в пневмонию. Она умерла. Альфи, сломленный горем, ушел со сцены. Вейда это не одобрила бы. Вейда Поттс ненавидела слабость и мягкосердечие. «Лучше сильная спина, чем мягкое сердце», — говорила она и, даже лежа на смертном одре, прохрипела: «Не плачь, Летти. Слезы — для слабых, а слабые не выживают».

Летти отказалась покинуть Лондон вместе с Альфи. Она была неплохой певицей и, что бы ни говорили невежественные критики, неплохой актрисой. Ее стали замечать те, кто мог бы помочь девушке.

Например, Ник Спаркл…

Летти перевернулась на живот, отгоняя прочь мысли о Нике и своей ошибке, связанной с ним. Она задумчиво смотрела на это море дорогих тканей. О, какие вещи могла бы сделать из них ее мать!

Летти улыбнулась.

Вейда не была святой, и, видит Бог, Летти тоже. Но мат! и дочь были близки друг другу.

Особенно с той поры, когда в их жизни появился Альфи. Он связал их, они стали семьей.

Прошло слишком много времени с тех пор, как она навещала отчима. Может быть, когда она избавится от Ника, то сможет приехать к нему в его маленький деревенский домик. Альфи сказал, что дверь для Летти всегда открыта. С другой стороны, она не собиралась появиться в доме отчима со всеми своими бедами. Можно уехать куда-нибудь в другое место. Скажем, во Францию…

Для этого нужны были деньги. Их можно было получить за несколько этих платьев и побрякушек. Если найти покупателя. Летти села.

Прежде всего было необходимо, чтобы эти люди продолжали верить, что она — леди Агата. В особенности сэр Эллиот. А это означало, что надо показать себя. Она взглянула на свое когда-то красивое платье. Кружево вытянулось, на чехле появились пятна. Его больше нельзя было носить. Летти вздохнула. Нет покоя для недобрых людей.

Она посмотрела на безмятежно спящего Фейгена. Бедный дурачок как забрался на кровать, так и не слезал с нее. Уж лучше бы ему не привыкать к роскоши, подумала она.

Хотя вряд ли кто-то из собачьего племени заслуживал хорошей жизни больше, чем он.

Она не могла бы сказать, как они с Фейгеном подружились. Наверное, судьба свела их. Однажды ночью после своего выступления Летти вышла из третьеразрядного мюзик-холла в темный переулок и увидела, как несколько мальчишек мучают собачонку. Они загнали песика в угол. Больше всего на свете она ненавидела, когда какое-то существо загоняли в угол.

И тогда Летти, размахивая кулаками и, главное, крича во всю силу своих необычайно развитых легких, накинулась на них. Опасаясь появления полицейского, мальчишки разбежались. Собачонка вбежала вслед за своей спасительницей в мюзик-холл. С тех пор Фейген всегда был с ней. Летти не считала себя его хозяйкой, не чувствовала особой ответственности за него. Он просто был рядом, и все.

— Ладно, — проворчала она. — Пока мы не вернулись в Лондон, можешь считать, что ты официально в отпуске. Но не очень-то привыкай к хорошему, паренек, потому что все это временно.

Она встала и взяла корзинку для рукоделия, найденную в одном из сундуков.

Покопавшись в ней, извлекла ножницы, иголки и нитки. Затем оценивающим взглядом посмотрела на платья, выбирая то, которое требовало наименьшей переделки для ее менее высокого роста и более пышной фигуры.

Она остановилась на белом муслиновом платье с юбкой в горошек и корсажем, отделанным черным бархатом. Приложив его к себе, посмотрела на свое отражение в большом трюмо. Очень мило. По самой последней моде. Или будет таким, когда она ушьет талию. Увидев ее в этом платье, сэр Эллиот и не взглянет на свою бывшую невесту.

Ну, она допускала, конечно, что он взглянет на Кэтрин Бантинг. И скажет несколько слов. Пригласит на один-два танца. Ибо он джентльмен, а джентльмены всегда уделяют одинаковое внимание всем знакомым дамам. И даже, если бы он этого и хотел, джентльмен никогда не позволит себе монополизировать какую-то одну даму.

Но, улыбнулась Летти, кружась в развевающихся юбках, будет захватывающе интересно, если он это сделает!

 

Глава 8

— Доброе утро, мисс Бигглсуорт.

Эглантина, с девяти часов ожидавшая знатную гостью или, вернее, приглашенную ею помощницу к завтраку, поднялась:

— Доброе утро, леди Агата… — И смолкла. Леди Агата, в картинной позе стоявшая на пороге, улыбнулась:

— Что-то не так?

— Нет-нет, — торопливо заверила ее Эглантина. — Просто ваше платье… оно… оно такое… такое необыкновенное.

Корсаж, отделанный черным бархатом, подчеркивал приятную полноту этой части тела. Такое же внимание привлекали плотно, как перчаткой, обтянутые платьем бедра. Ниже из-под юбок в черный горошек выглядывали пышные оборки, касавшиеся пола.

Выразительное лицо гостьи сияло от удовольствия. Она повернулась, взметнув, словно пену, легкие оборки вокруг лодыжек.

— Так носят в городе.

С застывшей улыбкой Эглантина опустилась на стул. Боже мой, взмолилась она про себя, лишь бы леди Агата не предложила Анжеле свадебное платье, подобное этому. Леди Агата остановилась возле буфета, разглядывая скудные остатки завтрака, стоявшие там уже несколько часов. Она выбрала кусочек тоста.

— Я вспоминаю, вы говорили что-то о сегодняшнем пикнике этому очаровательному сэру Эллиоту?

— Да, — подтвердила Эглантина в надежде, что леди Агате нравится проводить время на воздухе. Она определенно выглядела здоровой молодой женщиной. — Гости соберутся к четырем часам.

— Прекрасно! — отозвалась леди Агата с широкой улыбкой. Она повернулась к столу, грациозно и соблазнительно качнув бедрами. Хотя леди Агате, чтобы произвести впечатление, не было необходимости двигать бедрами. По крайней мере в этом платье, подумала Эглантина, чувствуя, что краснеет.

Леди Агата начала напевать пришедшую ей на ум веселую песенку, которая звучала несколько… скажем, смело. Эглантина, которую песенка поразила не меньше, чем платье, схватила колокольчик и затрясла им.

Ей хотелось, чтобы поскорее пришел Кэбот. Кэбот должен был знать, что делать и как ко всему этому относиться. Он был превосходным дворецким. Эглантина понятия не имела, как вести себя со светскими дамами и о чем с ними говорить. Все это дело с наймом аристократки, с предстоящим так скоро приездом знатного семейства маркиза и приближающейся свадьбой Анжелы, а потом девочка уедет и никогда не вернется…

Глаза Эглантины наполнились слезами. Ее мучило тяжелое предчувствие, что все пройдет ужасно плохо. Но тут рядом с ней оказалась леди Агата, она села на соседний стул и нежно положила руку на плечо Эглантины.

— Что случилось, д… дорогая?

— Ничего, — мужественно ответила Эглантина, но неожиданное сочувствие в голосе гостьи едва не заставило ее потерять самообладание. Не могла же она довериться чужому человеку, да еще такой знатной даме.

— Вы уверены? — осторожно переспросила леди Агата. В пристальном взгляде ее добрых карих глаз блестели веселые искорки, но в нем не было насмешки, наоборот, он странным образом успокаивал Эглантину, словно говоря, что никакая на свете беда не страшна, если смотреть на жизнь с оптимизмом.

— Я так рада, что вы приехали, — вырвалось у Эгланти-ны. — Я чувствую, что не справлюсь с этим ужасным… О! — Как только последнее слово сорвалось с ее губ, она тотчас пожалела об этом. Краска залила ее лицо. — Как плохо вы обо мне подумаете!

— Почему? — удивилась леди Агата.

Эглантина с благодарностью посмотрела на гостью. Та была так добра, что не обратила внимания на то, что Эглантина чуть не назвала подготовку к свадьбе ее милой Анжелы «ужасной работой». Словно речь шла о таких тягостных обязанностях, как мытье полов или чистка сапог, а не о… о празднике…

Эглантина разразилась слезами.

Летти смотрела на нее с изумлением. Она не могла себе представить, что до такой степени расстроило эту даму. Нельзя сказать, что это обеспокоило Летти. С какой стати? Эглантина Бигглсуорт имела все, чего можно было только пожелать. Летти лишь было любопытно, что за причина заставила богатую женщину так горько плакать. Она обняла рыдавшую Эглантину за плечи и слегка сжала ее руку.

Эглантина подняла голову. Ее глаза припухли и покраснели, а из носа капало.

Поскольку Летти не думала, что эта дама из тех, кто прибегает к помощи рукава, она взяла со стола аккуратно сложенную салфетку, развернула ее и поднесла к носу Эглантины.

— Вот, дорогая, высморкайтесь. Вот и хорошо… Ну, а теперь почему бы вам не рассказать, о чем вы плачете?

— Не хотелось бы беспокоить вас…

— Глупости. Это моя профессия — беспокоиться. Я имею в виду свадьбы. Если что-то не так, то я не могу хорошо делать свое дело, верно?

— Вы правы… Но ничего не случилось, в самом деле ничего. Дело в том, что… я не знаю. Наверное, я глупая, эгоистичная старая женщина. Больше всего на свете я хочу, чтобы Анжела была счастлива, но, о! Я буду так скучать по ней… о…

Она снова разрыдалась.

— Конечно, будете, — ласково произнесла Летти, обнимая ее за плечи и раскачиваясь вместе с ней. Когда Эгланти-на немного успокоилась, Летти снова вложила ей в руку смятую салфетку. — Это вовсе не значит, что вы эгоистка. Просто вы любите Анжелу.

— О, я люблю ее! Люблю! — Эглантина высморкалась.

— И давно вы заменяете ей мать? — спросила Летти.

— С того момента, как сестра умерла при родах. Больше восемнадцати лет. — Она слабо улыбнулась. — Вы представить не можете, какой милой и очаровательной малюткой она была. Я просто не могла доверить заботу о ней наемной няне… — Эглантина покраснела. — О, уверяю вас, я не хотела сказать, что те, кому платят, заботились бы о ней хуже!

— Ничего, милочка, — успокоила Летти. — Я не обижаюсь. Я вас прекрасно понимаю. Можно купить чьи-то таланты, но нельзя купить его любовь, а вы явно полюбили маленькую красотку?

— Красотку?

— Ребенка.

— Вы понимаете, я только хочу, чтобы она была счастлива, и боюсь, что мои опасения из-за того, что Анжела станет маркизой, возникли лишь от эгоистичного желания видеть ее рядом с собой всегда.

Летти похлопала ее по плечу.

— Вы не должны волноваться. Я уверена, Анжела будет чрезвычайно счастлива в своем великолепном замке. — «Я была бы». — Ей как маркизе ничего не надо будет делать, только распоряжаться целым полчищем слуг и считать фамильные портреты. Она каждый вечер будет обедать с шампанским и икрой и каждую неделю менять по два платья в час!

Эглантина шмыгнула носом и рассмеялась:

— О, леди Агата, вы слишком добры, развлекаете меня шутками.

Шутками? Летти говорила совершенно серьезно. Лицо Эглантины омрачилось.

— Я бы так не расстраивалась, поверьте, если бы была уверена, что Анжела ждет не дождется этой свадьбы. Но последнее время она не кажется той счастливой девочкой, какой я ее всегда знала и любила. Она стала задумчивой и иногда даже угрюмой.

— Предсвадебные капризы. Эглантина покачала головой:

— Анжела никогда не была капризной. Рассказывая нам о предложении Шеффилда, она была необыкновенно счастлива, иначе Энтон не дал бы согласия на этот брак.

— Может быть, она передумала? Такое случается…

— Я тоже так подумала, но, когда прямо спросила, не лучше ли ей отказаться от брака с маркизом, Анжела расплакалась и поклялась, что больше всего на свете хочет стать его женой.

«Ладно, — подумала Летти. — По крайней мере девчонка не совсем рехнулась».

— Я думаю, — наклонившись к Летти, сказала Эглантина, — думаю, это Шеффилды.

— То есть?

— Они уже дали понять, как унижает Хью его женитьба на Анжеле. Я не решаюсь в чем-то обвинять их, но мне кажется, его мать пользуется любым предлогом, чтобы держать сына подальше от Холлиза и Анжелы. Поймите меня правильно. Я не притворяюсь, что знаю высшее общество, леди Агата, но разве не странно, что жених не проводит какое-то время в доме своих будущих родственников?

Странно или нет?

— Ах, это… не обязательно, — осторожно ответила Летти.

— Правда? — ухватилась за ее слова Эглантина. — Вы вселяете в меня надежду. И, — продолжала она, как бы убеждая себя, — Хью приедет в концу месяца, а его семья ответила на мое последнее приглашение обещанием навестить нас вскоре после него.

— Тогда, думаю, все в полном порядке, — весело улыбнулась Летти.

Эглантина с надеждой посмотрела на нее.

— Хью очень внимателен к Анжеле. Пишет ей каждый день. Хотя, как мне кажется, ей уже не так хочется читать его письма. — Лицо у нее вытянулось. — Возможно, Анжела боится, что они сочтут нас провинциалами и этим очень обидят нас. Или свадебный прием покажется им убогим. Или мы сами… Мы не можем позволить себе выглядеть людьми второго сорта! Вы должны нам помочь, леди Агата.

Эглантина умоляюще протянула руку. Она говорила так откровенно, с выражением, в котором странным образом смешались любовь, нежность и растерянность, что тронула сердце Летти.

Она мысленно взяла себя в руки. Глупая сентиментальность. Должно быть, скоро придут месячные.

— Конечно, я помогу, — сказала Летти, недовольная возникшими у нее опасными чувствами. — Вместо того чтобы беспокоиться, достаточно ли Анжела хороша для Шеффил-дов, вы лучше бы побеспокоились о том, достаточно ли Шеф-филды хороши для нее!

Услышав это разумное предложение, Эглантина широко раскрыла глаза и прижала к груди свои большие руки.

— Мне это никогда не приходило в голову, леди Агата! Теперь я понимаю, почему вы пользуетесь таким успехом. Вы не только образец совершенства, но надежный друг и советчик. Если только… — Эглантина смущенно замолчала.

— Если только что? — подбодрила ее Летти, неожиданно преисполнившись сочувствием к этой женщине.

— Я не смею просить вас…

— Мисс Бигглсуорт, я не обладаю ложной гордостью, — сказала Летти. — И без колебаний напомню вам, что нахожусь здесь в качестве вашей служащей.

Эти слова, вместо того чтобы ободрить Эглантину, произвели противоположный эффект: розовое напудренное личико страдальчески сморщилось.

— Вы правы. Я никогда не смогу злоупотребить ситуацией, если мое положение каким-то образом оказалось выше вашего.

Летти вздохнула. Черт, умеют же богатые все усложнять!

— Тогда, может быть, вы можете сказать мне, как новому другу, что вы хотите?

— О, благодарю вас! — Эглантина в волнении сжала руки Летти. — Как светская женщина и близкая по возрасту Анжеле, вы, я надеялась, могли бы поговорить с ней. Ваши советы были бы для нее бесценными. Ибо вы могли бы поделиться с ней опытом и житейской мудростью, ничего подобного я, бедная провинциальная незамужняя мышь, не могу ей предложить.

Но что она могла сказать девушке? Летти никогда не была замужем. По правде говоря, она даже никогда… но никто не говорил, что свободные женщины должны быть распущенными.

Летти взглянула на Эглантину. Та выжидающе смотрела на нее. А, черт! Кому будет плохо оттого, что она пообещает поговорить с девицей? Она слишком скоро уедет отсюда, чтобы нанести ребенку какой-то вред. Возможно, Анжеле даже будет полезно, если леди Агата честно расскажет ей некоторые вещи. Внутренне глубоко вздохнув, Летти сдалась.

— Ладно, мисс Бигглсуорт, — сказала она. — Конечно, я буду только счастлива дать ей несколько небольших советов, если можно.

— Как я смогу отблагодарить вас? Вы воодушевляете меня! — Эглантина оглядела Летти с головы до ног. — Стоит только посмотреть на вас, чтобы понять, что вы самостоятельная женщина, леди Агата, и не позволяете никому учить вас, как надо себя вести или как жить.

— Это правда, — призналась польщенная Летти.

— Вы не позволяете условностям или тупости вмешиваться в вашу жизнь, — вдохновляясь темой, продолжала Эглантина.

— Верно, — расцвела Летти.

— Вам наплевать, что скажут люди о ваших платьях или поступках!

— Будьте уверены, я… — Летти умолкла. О чем это она? Следовало кое-что прояснить. — Что вы этим хотите сказать?

— Ну, большинству дам и во сне не снились такие интересные туалеты. И они не такие чертовски смелые, простите мне это выражение. Представляю, какую сенсацию вы произведете в нашем маленьком обществе, когда появитесь в этом платье.

— В самом деле? Леди будут обсуждать мой туалет?

— Да. С завистью, — кивнула Эглантина.

— И вы думаете, что джентльмены одобрят?

— Смею это утверждать!

— Даже… сэр Эллиот?

— О… — Эглантина задумалась. — Сэр Эллиот совсем не похож на других, не правда ли?

— Не похож? — переспросила Летти.

— Он, — доверительно сообщила Эглантина, — очень замкнутый человек. Но его не назовешь недружелюбным. Сэр Эллиот обладает всеми качествами джентльмена. Он не позволит, чтобы внешний вид леди повлиял на его мнение о ней.

Летти пристально посмотрела на Эглантину, не подшучивает ли она. Та не шутила.

Славная старушка действительно верила в то, что говорила.

— Сэр Эллиот — мужчина, не так ли?

— О да, — сказала Эглантина таким мечтательным тоном, что было ясно — была бы она лет на двадцать моложе…

— Тогда поверьте мне, мисс Бигглсуорт, его интерес к женщине в большой степени зависит от того, как она выглядит. Ни один мужчина, джентльмен или неджентльмен…

— Мисс Бигглсуорт! — прервал их голос дворецкого.

— А, Кэбот, — повернулась Эглантина к двери с легким вздохом облегчения. Она не была уверена, что хотела бы услышать мнение леди Агаты о мужчинах. — Пожалуйста, вели Грейс приготовить кофе.

Она повернулась, чтобы спросить, какой кофе предпочитает гостья. В этот момент из коридора выбежал песик леди

Агаты и, словно уже утомившись за утро, уселся прямо на ногу Кэбота.

— Да оттолкните его, — сказала владелица пса, наклоняясь к Ягненочку. — Он… — Гостья взглянула на Кэбота и умолкла. Ее глаза округлились.

Дворецкий, тоже изумленный, с окаменевшим лицом, поперхнулся и шумно сглотнул слюну.

— Кэбот? — окликнула Эглантина. У того был такой вид, будто он увидел призрака. — Послушай, что с тобой?

— Ничего, все в порядке, мэм, — ответил Кэбот. — Желаете что-нибудь еще?

Эглантина покосилась на знатную даму. Та уже оправилась от потрясения.

— Не найдется ли клубники? — вежливо попросила Эглантина.

— Да, мэм, — сказал Кэбот. — Что-нибудь еще, мисс Бигглсуорт?

— Да, — сказала Эглантина, осененная внезапной идеей. Трудно было найти более подходящее время для сближения леди Агаты и Анжелы. — Кэбот, будь добр, пригласи мисс Анжелу в…

— Хм-м, — проговорила Летти. Эглантина повернулась к леди Агате:

— Да?

— Могу я предложить, чтобы вы сами, мисс Бигглсуорт, привели Анжелу сюда? Это даст вам возможность, так сказать, подготовить почву для нашего разговора. — Леди Агата взглянула на терпеливо ожидавшего приказаний Кэбота.

— Прекрасная мысль, — согласилась Эглантина. — Я сейчас приведу ее.

Когда хозяйка проходила мимо Кэбота, тот повернулся, чтобы последовать за ней. И тогда Эглантина услышала, как леди Агата сказала:

— А ты, Кэбот, пока не убегай.

 

Глава 9

— Неужели это ты, Сэмми? — Летти с изумлением смотрела на толстого важного дворецкого.

— Да, Летти, это я, — тихо ответил Кэбот, не менее удивленный.

Она подбежала и крепко обняла его. Он неловко ответил на ее объятия, как человек, не привыкший проявлять свои чувства. Летти усмехнулась. Все тот же старина Сэмми.

Последний раз она видела его лет шесть назад, когда супруги Поттс работали в воскресном варьете в театре «Палас». Они знали всех артистов прошлых лет, включая Сэмми, который много лет бродил по дорогам с аттракционом «Люди-уроды» в качестве Сэм-Сэма, Мальчика с собачьей головой, Чуда природы, обладавшего признаками и собаки и человека.

Летти улыбнулась. Глядя на него теперь, никто бы не подумал, что когда-то его лицо было покрыто густой шерстью. Сейчас… она подняла голову и восхищенно посмотрела на густо покрасневшего дворецкого. Бог ты мой! У Мальчика с собачьей головой на лбу появились залысины!

— Летти Поттс. — Сэмми отступил на шаг и, держа за плечи, оглядел ее. Выражение его лица, такое же нежное и радостное, как и у нее, изменилось, и улыбка исчезла. — Что ты здесь делаешь? Почему изображаешь леди Агату? И где сама леди Агата?

— Тише! — Она вырвалась и поспешно закрыла дверь. — Отойдем подальше, и я все расскажу тебе. Дворецкий медленно двинулся за ней.

— Последнее, что я о тебе слышал, Летти, — что ты связалась с этим никудышным Ником Спарклом, — озабоченно сказал он. — Предупреждаю тебя, Летти, если это одна из его штучек, чтобы обмануть людей…

— Никто никого не собирается обманывать! — Летти махнула рукой, чтобы Сэмми замолчал.

Было видно, что он ей не поверил. Обидно. Когда-то они с Сэмми были друзьями.

Именно он в свое время советовал ей, как лучше играть истинную леди, поскольку, когда Сэмми не рычал и не делал вид, что готов броситься на завороженных его видом женщин в первом ряду, он вел себя как настоящий джентльмен. Точнее, вдруг подумала Летти, как настоящий дворецкий.

Она никогда не спрашивала, как он приобрел свои безукоризненные манеры, — те, кто зарабатывал на жизнь на подмостках, не слишком интересовались прошлым друг Друга.

— Что произошло, Сэмми… э… Кэбот? Где вся твоя… твоя…

— Шерсть?

— Да. Я не узнала тебя. И что это за игра в дворецкого?

— Это не игра, — сказал Кэбот. — Мой отец служил у графа Прескотта дворецким. С самого детства отец готовил меня к тому, что я буду, как и он, дворецким. — В ответ на удивленное выражение на лице Летти Кэбот усмехнулся. — Знаешь, я ведь не родился покрытым шерстью. Но чем старше я становился, тем гуще росли у меня волосы. Скоро стало ясно, что внешность не позволит мне пойти по стопам отца. Словом, я приехал в Лондон, где нашел работу в мюзик-холле. Там я познакомился с твоей матерью и отчимом. Это была неплохая жизнь, — рассказывал дворецкий с ностальгическим блеском в глазах. — Но годы шли, и мои волосы стали выпадать. Дошло до того, что мне приходилось приклеивать шерсть, чтобы быть похожим на свои афиши. В конце концов, года четыре назад я был вынужден бросить сцену.

— Как жаль, — тихо произнесла Летти.

— А мне нет, — удивленно посмотрел на нее Кэбот. — Наконец-то я смог стать дворецким. Я обращался в разные агентства по найму, но кому нужен пятидесятилетний дворецкий без опыта? И вот однажды я познакомился с этой милой простодушной женщиной, желавшей нанять «настоящего лондонского дворецкого» для ее брата, живущего в северном графстве. Я сослался в качестве рекомендации на лорда Прескотта, и… вот я здесь.

— И тебе нравится? — с любопытством спросила Летти. — Разве ты не скучаешь по городу, огням, старым друзьям?

— Не очень, — ответил он. — Хотя все еще переписываюсь с Бенни, — сказал он, имея в виду Бена Блэка, Человека-машину. — У меня есть все, что мне нужно. Меня уважают мои хозяева, по крайней мере большинство из них, я служу в прекрасном доме и, что самое важное, могу заниматься тем, к чему меня готовили.

— Завидую тебе, Кэбот, — задумчиво кивнула Летти. Он вопросительно взглянул на нее:

— В чем же?

— Ты знаешь, кто ты такой и чего хочешь. И кажется, всегда знал.

— Ну, Летти, ты тоже знаешь, кто ты, — добродушно возразил он.

Она покачала головой:

— Я знаю свое имя. Но не знаю, кто я…

— Летти, — сказал Кэбот, подыскивая ответ на ее немой вопрос. — Ты… ты… лучшее время, которое переживала английская сцена за все время своего существования, — вот ты кто. Никто не мог заставить публику топать ногами или мог улыбаться так, как улыбалась ты, Летти.

— Хорошее время, — прошептала она. — Так кто же я? — И посмотрела ему в глаза. — Боюсь, теперь уже никто. По крайней мере так думают некоторые люди в Лондоне.

— Это Ник Спаркл виноват? — напрямик спросил Кэбот.

Она не собиралась обвинять Ника в том, что сама по доброй воле делала. Если бы ей пришлось снова участвовать в этом, Летти поступила бы точно так же. Или нет? Неприятный вопрос, подсказанный ее совестью, заставил молодую женщину с вызовом поднять голову. Что сделано, то сделано, и она не собиралась сейчас ни в чем каяться.

— Я не хочу говорить о Нике. Тебе достаточно знать, что его здесь нет и он сюда не приедет. Все, тема закрыта. — Летти изобразила улыбку. — Не могу поверить, что тебе нравится деревенская жизнь здесь…

Прежде чем ответить, Кэбот пристально посмотрел на нее.

— Но мне правда здесь нравится. Единственное, что не дает мне покоя, — страх, как бы кто-нибудь когда-нибудь не узнал, что образцовый дворецкий Кэбот раньше был Сэм-Сэмом, Мальчиком с собачьей головой.

— Они снобы? — понимающе спросила Летти.

— Ужасные, — подтвердил Кэбот.

Конечно, подумала Летти, Бштлсуорты — голубая кровь, хотя и без титула. Если Эглантина и казалась простушкой, это не значило, что она не может задирать нос так же высоко, как любая аристократка.

Летти знала людей такого типа. Она отлично запомнила одного щеголя, толкавшегося за кулисами. Он был прекрасно воспитан и почтителен, но куда все девалось, когда в ресторане, куда он пригласил Летти на ленч, появилась его знакомая дама! Он не только забыл, как зовут Летги, но казалось, не мог понять, как оказался с ней за одним столом. После этого Летти отказывалась принимать любезные приглашения в рестораны и имела дело только с такими же людьми, как она сама. Все же тот случай несколько разочаровал ее. Она-то надеялась, что Бигглсуорты не такие. Да ладно.

— Пропади они все пропадом, — сказала она Кэботу.

— Легко сказать, — вздохнул Кэбот. — Тебе не приходится работать с ними.

— Работать с ними? Боже, какое милое демократичное выражение.

— Я пытаюсь, — объяснил Кэбот, — показывать им пример. Если я буду вести себя с ними как с равными, то, надеюсь, и они научатся вести себя так же и с другими. Особенно эта ведьма, Грейс Пул…

— Грейс Пул? О ком ты говоришь? — удивилась Летти.

— О слугах, — сказал Кэбот. — О ком же еще?

— Снобы — слуги? — изумилась Летти. — А не Бигглсуорты?

— Я не знаю более справедливых и великодушных людей, чем Бигглсуорты. Слуги, однако, совсем другое дело. Они великолепны в своем снобизме. — Он улыбнулся. — И кстати, о снобизме, — Летти, ты здорово изображаешь знатную даму. Всех одурачила, должен тебе сказать.

— Правда? — спросила довольная Летти.

— О да. У тебя всегда был талант к перевоплощению. Жаль, что ты растратила его на проделки Ника Спаркла… Улыбка исчезла с лица Летти.

— Я думала, мы договорились, что эта тема…

— Полагаю, у меня нет права судить, — перебил ее Кэбот, — но ты была славным ребенком, Летти. Тверда как сталь, но сердце у тебя было доброе,

— У меня и сейчас доброе сердце, — заверила его Летги.

— Тогда ничего не говори слугам о моем прошлом. Я этого не переживу.

— Не скажу, — поклялась Летги и добавила:

— Если ты никому не расскажешь о моей маленькой тайне.

— Этого, — медленно произнес Кэбот, — я не могу обещать. Бигглсуорты заслужили мою благодарность и верность, Летти. Они считают порядочными всех людей. Так что, согласись, я должен защищать их интересы, ведь сами они отказываются защищать себя.

— Ладно, — проговорила Летти, — я не сделаю им ничего плохого.

Было ясно, что она не убедила Кэбота.

— Я верю твоему слову, Летти, но как же Ник Спаркл?

— Клянусь тебе, Ник здесь ни при чем. Совершенно ни при чем, — уверяла она, не решаясь сказать большего. Она хотела подробно объяснить, как порвала с Ником Спарклом, но не оставалось времени. Скоро придут Эглантина и Анжела. Но Летти должна была что-то сказать, чтобы успокоить его. — В Лондоне я попала в затруднительное положение, Сэмми… Кэбот. И пошла на вокзал Сент-Панкрас, хотя у меня было мало денег, да и ехать мне было некуда. Просто надеялась, что-нибудь подвернется. Так и случилось! Пока я сидела там, я увидела, как настоящая леди Агата выбросила билет на поезд. Я и подобрала его.

— И явилась сюда, — сказал Кэбот. Летти кивнула.

— Я и не собиралась выдавать себя за леди Агату, только воспользовалась удачей. Я здесь всего на день или два, затем уеду. Когда уеду, хочу взять с собой несколько вещей леди Агаты, честно тебе признаюсь, но обещаю не брать ничего, что принадлежит Бигглсуортам.

Кзбот долго и пристально смотрел на нее.

— Где же леди Агата?

— У нее медовый месяц. — Летти откинулась на спинку стула и улыбнулась, увидев изумление на лице Кэбота. — Поэтому она и выбросила билет. Ее будущий муж гнался за ней до самого Паддингтона. Так романтично. «Оставьте все и поедемте со мной, Агата, сейчас или никогда!»

Кэбот покачал головой:

— Бедные Бигглсуорты.

Летти нахмурилась и раздраженно сказала:

— Я говорила тебе, я не…

. — Я говорю не о тебе, Летти. Я говорю о леди Агате. Она выбрала самое неудачное время для побега. Бигглсуорты рассчитывали, что все на свадьбе Анжелы будет как надо.

— Но это не моя проблема, не так ли? — возразила Летти. — В конечном счете для Бигглсуортов безразлично, буду я здесь или нет.

— Может быть, они успели бы найти кого-то другого, если бы знали, что леди Агата подвела их.

— Два дня ничего не изменят. — Она умоляюще посмотрела на него.

— Хорошо, Летти, — наконец сурово произнес Кэбот, — раз ты ничего не прихватишь из имущества Бигглсуортов, я ничего никому не скажу. Возможно, леди Агата заслужила это небольшое наказание за то, что так бесцеремонно обошлась с Анжелой. Но, если через три дня ты еще будешь здесь, я пойду к сэру Эллиоту.

— Поступай как считаешь нужным. Дворецкий не ответил.

— Что же Кэбот считает нужным? — раздался голос Эглантины.

Летти резко повернулась и увидела в дверях Эглантину и Анжелу. Она сделала равнодушное лицо.

— Раздобыть для меня свежую клубнику. По-видимому, ваша повариха припрятала ее.

— О… — Эглантина втолкнула Анжелу в комнату. — Пожалуйста, Кэбот, найди клубнику для леди Агаты.

— Сию минуту, мадам. — Кэбот поклонился и вышел. Эглантина вертела в руках часики, приколотые к ее корсажу.

— О Боже, посмотрите, который час, — сказала она. — Скоро приедут гости, а так много еще надо сделать. Анжела, не побудешь с леди Агатой, пока я схожу посмотреть, готово ли поле для крокета?

Летти с трудом сдержала улыбку. Чтобы оставить их наедине, Эглантина могла бы действовать более искусно. Бедная Анжела покраснела, а Эглантина поспешно покинула комнату.

— Простите, если это затруднит вас, — сказала Анжела.

— Нисколько, мисс Бигглсуорт, — заверила ее Летти. — Не присоединитесь ли ко мне?

Анжела села с таким несчастным видом, словно ее приглашал на допрос инквизитор. Чуть заметные складки образовались в уголках ее рта, а темные круги под глазами красноречиво свидетельствовали о бессонных ночах. Эглантина была права: с невестой явно что-то происходило.

— Надеюсь, ваши комнаты в порядке, — нарушила молчание Анжела.

— Все очень мило. Спасибо. — Молодые дамы обменялись улыбками.

— Для вас, мэм! — В комнату ворвалась Грейс Пул, катя перед собой столик с блюдом клубники, взбитыми сливками, булочками и кофейником.

У Летти потекли слюнки. Она не ела с прошлого утра, если не считать куска жирной рыбы, купленного у уличного торговца на Паддингтон-стрит.

— Мне так хочется посмотреть ткани, о которых вы упоминали в ваших письмах, — сказала Анжела.

— Угу, — сказала Летти, энергично кивая головой Грейс, которая указала на ягоды и вопросительно подняла бровь.

— Я только не хочу белое платье. Белое мне совсем не идет.

Летти показала три пальца в ответ на немой вопрос Грейс, сколько кусков сахара положить в чашку, а затем повернулась к Анжеле. Любой человек в театре понимал важность цвета в оформлении сцены. А чем была свадьба, как не представлением, только публика сидела на церковных скамьях.

— Не всякий белый цвет идет всем одинаково, мисс Анжела.

— Правда? — с надеждой спросила Анжела.

— Правда. — Летти посмотрела на девушку. Анжела правильно оценила себя.

Белый с голубоватым отливом сделал бы ее лицо серым и приглушил цвет мягких светлых волос.

— Вам, мисс Анжела, подойдет белый с розоватым оттенком, — сказала Летти, вспомнив кусок шелка, который она накануне вынула из сундука. Под его блестящей поверхностью проступал нежный розоватый оттенок морской раковины.

Плотный, но не жесткий. Девственный, но стильный.

В голове Летти предупреждающе звякнул колокольчик Она не прислушалась к нему, а ринулась дальше:

— Как раз такая ткань есть у меня в комнате.

— У вас есть? — Лицо Анжелы светилось надеждой.

— Гм. — Летги взяла булочку и откусила. Вкусно! Она закатила глаза, как бы обращаясь к Грейс, и причмокнула. Экономка с невозмутимым видом приняла похвалу и вышла из комнаты.

Лишь несколько минут спустя Летти заметила, что все время, пока она методично уничтожала все, поданное на завтрак, Анжела в изумлении не сводила с нее глаз.

— Здоровый аппетит свидетельствует о щедрой натуре. — Летти извлекла из памяти очередную истину.

— Я уверена, что в таком случае у вас должен быть прекрасный аппетит. — Анжела нахмурилась, не слишком уверенная в том, что высказалась удачно, покраснела и добавила:

— Я хочу сказать, что вы проявили такое великодушие, когда отказались от успеха в высшем обществе и приехали к нам в Литтл-Байдуэлл.

— Дорогая мисс Анжела, — добродушно заметила Летги, — какое общество может быть выше общества маркиза? Лицо Анжелы исказилось.

— Что, моя дорогая, что случилось? У вас что-то не очень счастливый вид.

— О, я счастлива, — быстро ответила Анжела. — Больше всего на свете я хочу выйти замуж за Хьюги! Я его так люблю! Дело только в том, э… что все было бы проще, не будь он маркизом. Вы представить себе не можете, леди Агата, что это такое. Когда я нахожусь в его семье, всегда ужасно боюсь сделать ложный шаг и показать свое ничтожество.

— О, поверьте, — прошептала Летти, — я понимаю.

— Мне просто неприятно притворяться не такой, какая я есть, — сказала Анжела.

Наконец-то появился предмет, о котором Летти кое-что знала. Она уверенно взмахнула вилкой.

— Прежде всего, и это самое главное, вы должны вжиться в эту роль. Когда наступит критический момент, уверенность в себе скроет любые ошибки.

— Не могу поверить, чтобы вы когда-нибудь делали ошибки, леди Агата.

— Ну, — Летти скромно потупила глаза, — думаю, время от времени я допускала небольшие оплошности.

— Из меня не получится знатной дамы. Существует столько правил, и обычаев, и традиций… — печально проговорила Анжела.

— Просто руководствуйтесь здравым смыслом и, конечно, потихоньку наблюдайте за теми, кому хотите подражать, и вы преуспеете.

— Я изучала вот это, — сказала Анжела, вынув из кармана юбки потрепанную книжку в мягком переплете. Она протянула ее Летти: «Наши правила: этикет и манеры для благородных дам». — Но мне больше нравится ваш совет. Я буду наблюдать за вами и вести себя точно так же.

Только необыкновенное самообладание помогло Летти не задохнуться.

— Послушайте, мисс Анжела, я вовсе не это имела в виду, — прохрипела она. Бог мой! Если дело кончится тем, что на ее совести будет расторжение помолвки этой девушки, она себе этого никогда не простит. — Я совершенно уверена, что вы найдете более подходящих людей для образца Ведь я уверена, что мои манеры… — Летти оглянулась по сторонам, — изменились из-за необходимости зарабатывать себе на жизнь.

— Этого не может быть, — решительно заявила Анжела. Летти ответила слабой улыбкой.

— Кроме того, вы настолько восхитительная и прекрасно воспитанная девушка, что могли бы составить счастье любого мужчины. Шеффилду повезло, что вы будете его женой!

Анжела смотрела на нее в странном молчании, как будто внезапно друг превратился во врага.

— Анжела? Что с вами? — испугалась Летти. Девушка побледнела, губы у нее задрожали.

— Ничего, — поспешно отворачиваясь, сказала Анжела. — Просто я не такая хорошая, как вы… или Хью думаете. — Голос у нее сорвался при имени жениха, и она старалась сдержать слезы.

Тут крылось нечто большее, чем сначала думала Летти. Но Анжела еще не была готова довериться Летти. Пока нет, но… Летти резко оборвала собственные мысли. Что значит «пока нет»? Если ей повезет, то никогда.

Но разве плохо хоть немножко порадовать малышку? Конечно же, не слезливая сентиментальность или неуместное желание стать благодетельницей заставили ее показать этот шелк в комнате наверху; всего лишь актерское любопытство. Хотелось проверить, такой ли у нее острый взгляд, как когда-то уверяла ее мать.

— Я думаю, — сказала Летти, — почему бы нам, пока не приехали гости вашей тетушки, не заглянуть наверх и не посмотреть на тот отрез, о котором я говорила?

Предложение сотворило чудо. Какая женщина устоит перед желанием полюбоваться тканями и порыться в модных журналах? Десять минут спустя они оказались в комнате Летти, глаза Анжелы были сухи, как песок в пустыне, и сияли, как звезды, при виде восхитительных вещей, которые Летти показывала ей.

 

Глава 10

День был чудесный. Лишь редкие облачка скользили по прозрачной голубизне неба. Даже легкий ветерок, поиграв перьями на живописных шляпах дам, после полудня утих.

Поле для крокета устроили на большой лужайке, по одну сторону которой слуги установили несколько шатров. Под полосатыми тентами ожидали гостей столы и стулья, а под открытым небом были расстелены ковры. Возле каждого стояли плетеные корзины, полные пирогов с мясом и фруктов, желе и слоеных булочек, свежего сыра и обещанных аппетитных бисквитов с клубникой. Рядом с корзинами стояли запотевшие оловянные кувшины с лимонадом и элем. Леди Агата, стоявшая рядом с Энтоном и Эглантиной Бигглсуорт, предпочитала эль. Это было видно по тому, с какой легкостью столичная дама осушила глиняную кружку эля и слизнула пену с верхней губы.

Приехавший вместе с отцом сэр Эллиот поздоровался с Бигглсуортами, почти безуспешно стараясь не смотреть в сторону Летти. Но ее глаза сияли от переполнявшего ее веселья, а каштановые волосы блестели под лучами яркого летнего солнца. На ней было облегающее фигуру платье, и каждое движение подчеркивало пышные…

Он отогнал эти мысли и наклонился к руке Эглантины. Старшая мисс Бигглсуорт повернулась к леди Агате и сказала ей, что уже представила его вчера, и вот он уже стоял перед Летти, поднося к губам ее руку. Поцеловав тыльную сторону ладони, он поднял глаза и посмотрел ей в лицо. Ее глаза потемнели, губы полуоткрылись, и он услышал легкий вздох.

Сэр Эллиот выпрямился — со спокойной улыбкой, в то время как его сердце беспокойно забилось. Она ответила такой же притворно-спокойной улыбкой, тонкая ткань на ее груди колыхалась, и его тело инстинктивно откликнулось на ее волнение. Прошло много лет с тех пор, когда женщина 4 так возбуждала его.

Затем они с Аттикусом направились к лужайке, где сто-| яли Пол и Кэтрин Бантинг.

Отец молчал, за что Эллиот был ему благодарен. Была ли! леди Агата той, за кого себя выдавала, или самозванкой? Он| не верил самому себе.

— Леди Агата — очень красивая молодая женщина, после паузы заметил Аттикус, когда они приближались кг Бантингам. — К тому же жизнерадостная, это все, знаешь ли, каштановые волосы. — Он глубокомысленно кивнул. — Они обычно указывают на страстную натуру.

— Возможно.

— Думаю, поэтому она и не замужем. Слишком непостоянна.

— Гм.

Аттикус удивленно посмотрел на него:

— У тебя другое мнение?

— Подозреваю, это в большей степени зависит от недостатка денег, а не от избытка страсти.

— Избытка? Страсти? — Аттикус свел брови.

— Ну, скажем, живости. Я сказал это с иронией, отец. Нельзя ведь быть слишком уж живым, верно? Аттикус улыбнулся:

— Ты бы удивился, узнав, какие странные представления о прекрасном поле имеют некоторые мужчины. Я почти не сомневаюсь, что нашлись бы джентльмены, которые назвали бы леди Агату сомнительной особой.

— Значит, они дураки, — отрезал Эллиот.

Он почтительно поклонился Кэтрин и поцеловал ей руку, прежде чем обменялся рукопожатием с Полом. Кэтрин, добросердечная и ласковая по натуре, взяла его под руку.

— Кто дураки, Эллиот?

— Мужчины, которые не понимают очарования леди —Агаты, — ответил за него отец.

Кэтрин с удивлением взглянула на него:

— Ты находишь ее очаровательной, Эллиот?

Эллиот Марч никогда не принадлежал к людям, открыто проявлявшим свои чувства, и не был уверен, какие именно чувства он питает к леди Агате.

— Бигглсуорты явно считают ее просто восхитительной.

— А! — сказала Кэтрин с доброй улыбкой. — Бигглсуорты такие милые, наивные люди. — Она игриво потрепала его по щеке. — А ты, когда дело касается женщин, совсем не от мира сего. Идем, Эллиот. Возьмем по стакану пунша, а я расскажу тебе о коварстве обыкновенных женщин.

Она взяла его под руку, так что Эллиоту ничего не оставалось делать, кроме как проводить ее туда, где слуга разливал пунш.

Пол довольно равнодушно смотрел им вслед, ибо сейчас, в обществе доктора Бикона и его жены, к нему приближалась леди Агата. Светская львица поздоровалась с Полом и Аттикусом, с непритворным интересом оглядываясь по сторонам.

— А, черт, — сказал Бикон. — Я упустил Эллиота.

— Думаю, он скоро вернется, — предположил Пол. — Кэтрин попросила его что-то сделать.

Профессор взглянул на леди Агату. Сказать или не стоит? Надо сказать.

— И он часто для нее что-то делает, не так ли? — мягко заметил Аттикус.

— Постоянно, — ответил Пол. — Полагаю, что-то осталось от прежних чувств, — с гордостью добавил он. — И Кэтрин всегда находит способ показать, что оказывает ему особое внимание. У нее такое нежное сердце. — Он посмотрел на Аттикуса. — Я не хочу назвать чувства Эллиота неблагородными…

— Разумеется, — поспешил согласиться Аттикус и с удовлетворением заметил холодное выражение лица леди Агаты. — Эллиоту повезло, что Кэтрин не смущает внимание, которое ей оказывают одновременно старый поклонник и любящий муж.

— Она все время подчеркивает, как важно, чтобы Эллиот чувствовал, что ему всегда рады.

— Возможно, ей это нравится? — предположила леди Агата. Пол пожал плечами:

— Может быть.

Его ответ, так же как и его явное равнодушие, вызвали раздражение или неодобрение гостьи, глаза ее блеснули. Она холодно улыбнулась:

— Доктор Бикон, не ваша ли милая сестра там стоит? Я бы хотела воспользоваться случаем и познакомиться с ней поближе.

Аттикус удержался от улыбки, пока леди Агата и Джим Бикон не отошли. Но это далось ему с трудом.

Снабдив Кэтрин пуншем, Эллиот вернул ее мужу и собирался присоединиться к компании леди Агаты, когда заметил Элизабет Вэнс и ее отца, одиноко сидевших под тентом. Он направился к ним.

— Мисс Вэнс, вы с полковником не будете возражать, если я сяду за ваш стол? Возникли кое-какие вопросы в связи с сегодняшним положением с бурами. Мне хотелось бы узнать мнение полковника.

— Конечно. Конечно, мой мальчик! — Полковник Вэнс постучал тростью по стоявшему рядом с ним стулу. — А тебе бы лучше пойти к своим подружкам, Элизабет. Сэру Эллиоту требуется мой совет. Тебе это не интересно, должно быть.

— Я тоже так думаю, — извиняющимся тоном поддержал его Эллиот. Элизабет тотчас вскочила и, торопливо пообещав скоро вернуться, удалилась.

Эллиот приготовился слушать. Хотя обычно он терпеливо выслушивал рассказы старика, сегодня его взгляд был устремлен на лужайку, где солнце играло среди свежей листвы и мужчины и женщины прогуливались в тени ветвей, смеясь, болтая и флиртуя.

Ему исполнилось тридцать три года. Когда-то он тоже был общительным и беззаботным, как и все вокруг. Но долг потребовал, чтобы он облачился в мантию, дававшую ему власть и смысл жизни.

Ему не повезло — ужасная ошибка армейского правосудия и удар саблей изменили его жизнь. В лагере, в семи милях от Нила, он был ранен в ногу, но не чувствовал боли, охваченный яростью от бесчестной и незаслуженной несправедливости, с которой столкнулся накануне ночью, когда ему удалось сохранить своих солдат. Его наградили, отправив домой и пожаловав рыцарское звание. Он поклялся, что больше никогда не будет верить в правосудие, «равное для всех» лишь на словах, и отдавал все силы тому, чтобы исправить эту вопиющую несправедливость.

С тех пор все в его жизни было подчинено борьбе за надежную и честную судебную систему. Теперь, видимо, его безупречная жизнь и добросовестность в исполнении долга будут вознаграждены, он получит то, чего хотел. Это подтвердил сам премьер-министр. Приближались новогодние награждения — Эллиота должны были сделать пэром.

Ему следовало бы радоваться. Перед ним открывалась возможность представить список первостепенных задач и реформ. Но Эллиот не мог сосредоточиться. Леди Агата сидела на большом ковре вместе с другими гостями — Джоном и Розой Джепсон, Джимом Биконом и его сестрой Флоренс и отпрыском сквайра Химплерампа, Кипом.

— Вы согласны со мной, сэр? — все громче раздавался голос полковника Вэнса.

— Безусловно, сэр, — заверил Эллиот, не имея представления, о чем идет речь.

Джон, с тех пор как рядом села леди Агата, не произнес ни слова. Он не переставая улыбался Розе, оба раскраснелись от удовольствия, оказавшись в столь избранном обществе. Джим, сосед леди Агаты с другой стороны, галантно собирал маргаритки для ожерелья, которое она плела для собачки, а Кип, повернувшись на живот, нагло улыбался, что заметно портило его красивое лицо.

Эллиот видел, как леди Агата позвала Анжелу, пригласив присоединиться к ней.

Анжела направилась к ним, но вдруг передумала, махнула рукой и пошла в другую сторону. Кип поднялся и быстрым шагом последовал за девушкой.

Эллиот пожелал ему удачи. Может быть, ему удастся узнать, что беспокоит Анжелу.

Они знали друг друга с колыбели. Анжела была одной из немногих, если не считать любящих родителей, кто утверждал, что у Кипа доброе сердце.

Словно притягиваемый магнитом, взгляд Эллиота снова остановился на леди Агате, и неожиданно в разговоре наступила пауза. В тишине голос полковника Вэнса прозвучал подобно корабельной сирене:

— Если бы мое зрение было бы хоть наполовину таким же, как раньше, я бы тоже на нее глядел! Господи, тут есть на что посмотреть! Слюнки текут.

Эллиот закрыл глаза, мечтая провалиться сквозь землю. Кто-то нервно хихикнул.

Эллиот открыл глаза. Полковник, перегнувшись через стол, с настойчивым любопытством смотрел на него. Его черные глазки блестели, как у зловредной вороны, он не замечал вызванного им смятения.

— Ну же, Эллиот? — настаивал старик. — Разве не аппетитный видок? Или вам не по душе такое произведение искусства?

«Боже, дело обстоит хуже некуда!»

— Папа! — Элизабет, появившаяся в этот момент, зажала руками собственный рот и страшно побледнела. — О, сэр Эллиот, — прошептала она, — умоляю, простите его, нас. Меня. Мне не следовало оставлять…

Она была готова разрыдаться. А отец смотрел на нее с обиженным и растерянным видом. Если Эллиот сию же минуту не сделает чего-нибудь, Элизабет, чья светская жизнь уже была жестоко ограничена бедностью и исполнением дочернего долга, больше никогда не решится принять чье-то приглашение. Если когда-нибудь вообще кто-нибудь пригласит Вэнсов.

Эллиот посмотрел в глаза полковнику. Необходимо было исправить положение, но так, чтобы все подумали, что он не замечает, что они стали центром внимания. Эллиот улыбнулся, хотя и сомневался, что его растянутые губы хотя бы чем-то похожи на любезную улыбку, и громко и отчетливо произнес:

— А, значит, вы слышали меня. Как я уже сказал, она действительно восхитительна.

Какая-то дама ахнула. Он мужественно продолжал:

— Что-то подобное не часто встретишь на деревенском пикнике. У вас острый глаз.

«Ну вот, — подумал Эллиот, — и представился случай получше узнать таинственную леди Агату. Она станет избегать меня после того, как я вел себя так по-свински. Говорил о ней так, словно она была каким-то това…»

— Но, полковник Вэнс, — перебил его мысли грудной голос. — Вы ведь полковник Вэнс, не так ли? И сэр Эллиот.

Эллиот замер, услышав ее голос, но сказалось хорошее воспитание, и он встал и повернулся к ней. У нее было полное право отчитать его, как он того заслуживал.

— Леди Агата. — Он поклонился, ничем не выдавая отвращения, которое чувствовал сейчас к самому себе.

Летти склонила набок голову, приподняла бровь и с насмешливой улыбкой на пухлых губах посмотрела на него. В ее искрившихся глазах он увидел полное понимание происходящего. В руках она держала блюдо с бисквитами и клубникой.

— Я не могла не слышать ваш разговор, — сказала она, взглянув на Арчибалда. По крайней мере у старого повесы хватило совести отвестл глаза. Затем красавица снова посмотрела на Эллиота. — Весь ваш разговор, — продолжала она хотя и достаточно звучно, но таким тоном, что слышавшие ее — а это были почти все расположившиеся неподалеку — подумали, что она обращается только к нему одному. Хорошая уловка, подумал он, удивляясь, где она этому научилась, а она еще ближе подошла к нему. — Простите, что невольно подслушала ваш разговор, но только так я могла узнать, каким восхитительным вы, джентльмены, находите клубничный бисквит. И я также заметила, что на вашем столе его нет, и посоветовалась с моими соседями по столу.

Летти грациозно развернулась, изящным жестом указав на группу людей, растерянно смотревших на нее.

— У них добрая душа, они просто не могли наслаждаться этим кулинарным чудом, зная, что вы лишены этого удовольствия, полковник Вэнс. О, — она с невинным видом взмахнула ресницами, — и вы, конечно, сэр Эллиот.

Тот с изумлением уставился на нее.

Она прекрасно знала, что они говорили не о каком-то бисквите. Это было видно по ее глазам и насмешливой улыбке Она также знала, что, поскольку сама заявила, что слышала их разговор, никто не осмелится сказать, что речь шла не о бисквите, не обвинив леди Агату во лжи.

Эллиот улыбнулся, благодарный за ее великодушие, но, заметив насмешливо приподнятую бровь, понял — как это понимала и она, — что он перед ней в долгу.

 

Глава 11

— Пожалуйста, — мягко сказала Летти, протягивая им блюдо.

— Вы слишком добры, — пробормотал он.

— Или просто справедлива, — улыбнулась она.

— Я думала, ты не любишь клубнику, Эллиот, — раздался рядом голос Кэтрин.

Он и не заметил, как она подошла.

— Может быть, когда-то не любил, а теперь люблю, — сказал Эллиот, глядя мимо Кэтрин на леди Агату. — Совсем недавно я почувствовал истинную страсть к ней. Удивительные вещи узнаешь о самом себе. И при весьма необычных обстоятельствах.

Летти подавила смешок.

— Вздор, — сурово заметила Кэтрин.

Она взяла блюдо и поставила перед Арчибалдом Вэнсом, который, что с ним редко случалось, благоразумно промолчал, потом шутливо толкнула Эллиота в бок:

— Помнишь, когда мы были детьми, кухарка давала нам клубничку, чтобы побаловать? Ты всегда уступал мне свою долю. Теперь, когда я вспоминаю об этом, то не удивляюсь, что ты всегда любил ее, но скрывал. Ты всегда по-рыцарски относился ко мне.

— По-рыцарски? Только не я, — сказал Эллиот, обращаясь к леди Агате. — Хотя мне только что напомнили, что рыцарство еще не умерло.

Летти чуть заметно зарделась.

— Но ты всегда был добр ко мне, Эллиот, — с некоторой настойчивостью сказала Кэтрин.

Он взглянул на хорошенькое личико застывшей в ожидании женщины и сказал:

— Тебя всегда хотелось баловать, Кэтрин. Она засмеялась, еще крепче сжимая его руку, и повернулась к леди Агате:

— Боюсь, я и теперь такая. Пол и Эллиот и… стыдно сказать, я этим злоупотребляю.

— Не беспокойтесь, дорогая, — сказала Летти, — могу заверить, что вы великолепно скрываете такие ваши недостатки, как тщеславие. — Она сделала паузу. — К тому же, уверена, вы преувеличиваете.

Эллиот бросил на столичную гостью острый взгляд, не доверяя невинному выражению ее лица.

Слова сами по себе были безобидными, но в голосе слышался сарказм. И как бы ему ни хотелось оставаться верным старой дружбе, он понимал: Кэтрин это заслужила.

Почему-то с первой же минуты знакомства с леди Агатой Кэтрин, казалось, решила делать все, чтобы ее милость чувствовала себя среди них чужой. Только сегодня он слышал несколько ее небрежных замечаний об «интересных представлениях» леди Агаты о моде, и «странной, хотя и очаровательной, манере изъясняться».

Конечно же, он скорее всего не правильно истолковал происходящее. У Кэтрин не было никакой причины испытывать враждебность к леди Агате. Как и у леди Агаты к ней.

В то же время в голосе Кэтрин явно чувствовался холодок, когда она с неохотой произнесла: «Вы слишком добры». Леди Агата не возражала. Улыбнулась сияющей улыбкой и сообщила:

— Мне это говорили.

Эллиот чуть не расхохотался. Она была грозным оппонентом, эта леди Агата. Она быстро расправилась с Кэтрин, и, хотя ему следовало бы поддержать бывшую невесту, у него все силы уходили на то, чтобы сдержать улыбку.

В эту напряженную минуту появилась Эглантина. Рядом с ней шагала Грейс Пул, за ними — молодой конюх Хоббс. Он катил тележку с принадлежностями для крокета.

— Вот видишь, Грейс? Еды больше чем достаточно, — сказала Эглантина. Забытый клубничный бисквит попался ей на глаза. — А это что такое? Только не говорите, что вы еще не попробовали десерт, полковник Вэнс. Эллиот? Боюсь, мне придется попросить вас насладиться им позднее, иначе вы пропустите крокет, а вы мне так нужны. Итак, нам потребуется равное число дам и джентльменов.

— Конечно.

— Спасибо. А теперь… — Хозяйка хлопнула в ладоши, привлекая внимание остальных гостей. — Пожалуйста! Сегодня у нас турнир на крокетном поле с призами для победителей, — объявила она. — Будьте любезны разделиться на пары: одна дама и один джентльмен. Единственная просьба, — Эглантина шутливо погрозила пальцем Кэтрин, — вы не должны играть в паре с мужем.

— О, Эллиот! — оживилась Кэтрин. — Помнишь, как мы выиграли турнир в лаун-теннис в Тамли?

— Помню, — ответил Эллиот. Он понимал, чего она ждет от него, но не хотел идти навстречу. Рядом с ним Грейс Пул что-то взволнованно шептала на ухо Эглантине. Эллиот взглянул на леди Агату. Та с несколько недовольным выражением лица смотрела в другую сторону.

Кэтрин с уверенным видом в ожидании не сводила с него глаз. Он откашлялся.

— Кэтрин, было бы…

— Я скажу, что было бы, — решительно вмешалась Эглантина. Грейс Пул, сложив руки на животе, с удовлетворением наблюдала за происходящим. — Вы оказали бы мне большую любезность, Кэтрин, если бы взяли в партнеры Энтона. Вы знаете, как брат стесняется отсутствия у него атлетических способностей, а вы с вашим талантом могли бы в паре с ним продержаться до второй партии. Не будете ли вы так добры, дорогая?

Улыбка на губах Кэтрин увяла.

— Да, конечно, Эглантина, дорогая, если вы думаете, что он хочет играть…

— О, я уверена, что хочет. — Мисс Бигглсуорт повысила голос:

— Эй, Энтон!

Тот, мирно беседовавший с Аттикусом и викарием, оглянулся.

— Великолепная новость! — с преувеличенным энтузиазмом крикнула Эглантина. — Кэтрин только что мне сообщила, как ей хочется быть твоей партнершей!

— Ей хочется? — переспросил Энтон.

— Да! Иди сюда. Не заставляй ее ждать. Энтон с озадаченным выражением на румяном лице заторопился к ним.

Эглантина повернулась к Эллиоту:

— О! Мне только что пришла в голову великолепная мысль, Эллиот! Ты, может быть, сыграешь в паре с леди Агатой?

— Я был бы очень рад, — не задумываясь ответил он.

— О нет! — воскликнула Летти. — То есть я уверена, что сэр Эллиот прекрасный игрок. Все дело в том, что я — никудышный. По правде говоря, я никогда раньше не играла в крокет.

— Никогда? — не поверила своим ушам Эглантина.

— Я… очень занята, а в детстве мы мало играли. И не в такие игры.

— Значит, — сказала Эглантина, — пора вам научиться. Вам понравится. Отличная игра. Эллиот быстро научит вас пролетать в воротца.

Леди Агата взяла с тележки пару молотков и два деревянных шара и бесцеремонно сунула их в руки Эллиоту. Потом бросила на него взгляд из-под густых ресниц. Вид у нее был нерешительный, и неожиданно она показалась ему очень молодой и очень застенчивой вопреки заявлению, что она «гражданка мира». Он уже не первый раз видел, как захваченная врасплох леди Агата проявляла такое простодушие, что казалось невероятным, чтобы эта молодая женщина могла оказаться отпетой мошенницей.

— Мне не хотелось бы доставлять вам хлопоты, — сказала она.

— Уверяю вас, это доставит мне удовольствие, — заверил он.

— Дорогая Эглантина, Эллиот, — сочувственно сказала Кэтрин, — если леди Агата не хочет играть, нам не следует заставлять ее.

— Конечно, нет, — согласилась Эглантина, сразу же смутившись и покраснев. — Простите, я не хотела вам это навязывать.

И снова Летти спасла положение. Она засмеялась и, взяв в ладони руку Эглантины, слегка пожала ее.

— Какие глупости, дорогая! Я просто стесняюсь, — призналась она с очаровательной непосредственностью. У нее были восхитительные ямочки на щеках. — Мне не терпится научиться. Потому что, — она выпрямилась, — намного интереснее быть в игре, — и смерила взглядом Кэтрин, — чем сидеть в стороне. Вы согласны со мной, мисс… О! Про-| стите меня! Как же я невнимательна! Вы ведь миссис, не так ли?.. Так вы согласны со мной, миссис Бантинг?

— Да, — отрезала Кэтрин, напрягаясь всем телом, с еще более кислым выражением лица. — Пойдемте, Энтон, нам надо приготовиться, пока Эллиот учит леди Агату. Хотя не сомневаюсь, что она могла бы научить и его чему-ни-будь… Похоже, она очень хороший игрок, не так ли? — Она повернулась к Летти:

— Жду с нетерпением встречи на игровом поле, леди Агата.

— Как и я, миссис Бантинг, — ответила Летти.

— Что происходит? — спросила Эглантина, глядя, как Кэтрин уводит Энтона.

— Ничего.

— Хорошо, тогда я оставляю вас в надежных руках Эллиота. У вас есть четверть часа, Эллиот, чтобы сделать из нее первоклассного игрока. А! — Эглантина вскинула голову, словно гончая, заметившая зайца. — Доктор Бикон! Мне нужен еще один джентльмен, — окликнула она и бросилась за ним. — Послушайте, доктор Бикон!

Эллиот повернулся к леди Агате: она с поощрительной улыбкой смотрела вслед Эглантине и, казалось, была готова крикнуть: «Ату, ату его!»

— Вы так выручили меня с этим бисквитом.

— Пустяки. — Леди Агата взяла молоток, который он ей протянул. — Как вы это держите? Как клюшку для гольфа?

Она не скромничала, не ломалась. Она действительно не придавала значения своему великодушному поступку.

— Позволю себе не согласиться.

Пробуя молоток, она ударила им по траве и миг спустя удивленно взглянула на него. Было ясно, что она считала разговор оконченным, и ее удивило, что сэр Эллиот снова говорит об этом.

Ее глаза лукаво сверкнули, а выразительные губы сложились в задумчивую улыбку.

— Сэр Эллиот, я женщина без предрассудков, космопо-литка.

Ему удалось скрыть улыбку, но совершенно другое чувство охватило его, когда дама, лихо положив руку на бедро, взмахнула молотком, как щеголь помахивает своей тростью. Ее шаловливое настроение было заразительно. Она шагнула к нему.

— Правда, сэр Эллиот, — сказала она, а он смотрел в ее сияющие глаза, на ее бедра… Боже, что вытворяли эти бедра… — Но что еще я могла сделать? Я огляделась, поняла, что происходит, и сразу же подумала, что эта гордая, прекрасно воспитанная милая девушка пострадает от слов своего отца гораздо больше, чем я. — Она замолчала и стояла, опершись на молоток, словно карикатура на лондонского денди. — Не так уж много потребовалось, чтобы спасти кое-кого от терзаний, на которые тот обрек себя.

— Вы сама доброта, леди Агата, — сказал Эллиот. — И вы правильно поняли характер полковника Вэнса. Он действительно мучился бы…

— О, — перебила она, — я говорила не о полковнике Вэнсе.

Эллиот не сразу понял, кого она имела в виду, затем взглянул на ее милое насмешливое лицо и расхохотался.

Многочисленные друзья и соседи сэра Эллиота удивленно оглянулись. Они так давно не слышали его громкого веселого смеха, что, увидев на его лице улыбку, тоже заулыбались. Его очень любили в этих краях.

Неподалеку Эглантина и Грейс Пул обменялись радостными заговорщическими взглядами. Аттикус, увлеченный беседой с викарием, услышал смех Эллиота и улыбнулся. И даже по лицу Кэбота, подававшего непривычно раздраженной Кэтрин особый чай со льдом, пробежала улыбка.

Только Летти не понимала, причиной какого редкого явления она оказалась.

Она хитро улыбнулась в ответ на его смех, словно они всю жизнь перекидывались остротами, и ветерок, играя ее волосами, бросил локон на ее лицо. Эллиот, все еще улыбаясь, не раздумывая протянул руку и смахнул его в сторону. Как только его пальцы коснулись ее нагретой солнцем щеки, он понял свою ошибку. Случайное прикосновение превратилось во что-то слишком похожее на нежную ласку.

Он смотрел ей прямо в глаза, широко распахнутые, вопрошающие, юные и… испуганные.

Он опустил руку. Отступил и жестом указал, чтобы она прошла вперед.

— Наверное, нам надо идти на поле, — сказал он, презирая себя за неестественно холодный тон.

Но Летти ничего не заметила. Ее лицо прояснилось, глаза заблестели.

— Я могла бы поклясться, что мы уже на игровом поле, — тихо сказала она, заставив его снова рассмеяться. Что-то в его душе рвалось наружу. Он пропал. Мнимая леди Агата ему нравилась, безумно нравилась, и это беспокоило его намного сильнее, чем если бы он просто желал ее.

 

Глава 12

— У Бигглсуортов такая большая лужайка, что они играют в крокет с шестью воротцами, поэтому нам надо быть осторожными на краю поля, — указал Эллиот на край поля, напротив которого они стояли. — Это берег. По ту сторону раньше было болото, но оно уже давно заросло осокой.

Леди Агата осмотрела лужайку.

— И эта проволочная дуга вон там — ворота?

— Да. Цель игры в том, чтобы послать наши шары, вот эти — черные и синие., в определенном порядке через ворота и попасть в вон тот колышек в конце поля. Затем в обратном порядке вернуться на другой конец поля, где наша цель — вот этот колышек.

— Звучит не слишком увлекательно, — неуверенно заметила она.

Сэр Эллиот снисходительно улыбнулся:

— Соревнование с другими игроками вызывает азарт. Надо пройти по полю, сделав как можно меньше ударов, каждая команда по очереди делает один удар. Однако, если вы пропустили свой шар сквозь ворота, вы получаете право еще на один удар.

Летти свела брови, и он решил не усложнять дело и не пытаться объяснить, что означает «взять крокет» или что такое «крокировка», пока не потребуется. В их городке строго, если не сказать, подчеркнуто строго соблюдались правила игры.

— Хорошо, — сказала она. — Что дальше?

— Вы ударяете по шару плоским концом молотка. Позвольте посоветовать вам немного попрактиковаться? Обхватите рукоятку и помашите им, чтобы руки привыкли.

Она ухватилась за самый конец рукоятки, как за трость.

— Вот так?

— Не совсем. Двумя руками. — Эллиот взял в руки свой молоток.

Летти так сжала середину рукоятки своего молотка, словно собиралась свернуть шею цыпленку.

— Отойдите, я сейчас ударю.

Он послушно отошел, и она, отведя молоток назад, размахнулась. Молоток вырвался из ее рук, ударился о землю и покатился по лужайке. Летти поморщилась:

— Похоже, что-то не так?

— Не совсем так. Она тяжело вздохнула:

— Боюсь, я безнадежно тупа.

Он пристально посмотрел на нее. Вчера она так резво взбиралась по плющу, а сейчас заявляет, что у нее нет способностей к спорту? Эллиот отогнал подозрения. Он еще не получил ответа на телеграмму, отправленную им сегодня утром в Лондон. А пока разумнее было принимать эту женщину такой, как она есть.

А не является ли это удобным оправданием, с сомнением подумал он, стараясь не слишком откровенно глазеть на ее женственную фигуру. Красотка кокетливо приподняла брови. Она прекрасно понимала, какое впечатление производит на него. На него и на все остальное мужское население Литтл-Байдуэлла. Эта женщина привыкла к тому, что на нее смотрят с вожделением.

— Вы позволите взять вашу руку? — сказал Эллиот, протягивая ей свою. Она молча и доверчиво положила руку на его ладонь. — Вот, беретесь вот так. — Он положил ее пальцы чуть ниже конца рукоятки и согнул их. — А эту руку — вот так. — В его ладони умещались обе ее руки. Пальцы были тонкими, изящными, а кожа теплой и гладкой. — Хорошо. — Он убрал свою руку и отступил.

— Благодарю вас! Так намного удобнее, — сказала она, неловко ударяя по траве.

Эллиот нахмурился. Молоток она держала более или менее правильно, но положение тела было неверным.

— Вы недовольны, — мягко упрекнула его она. — Пожалуйста, не бойтесь обидеть меня, сэр Эллиот. Больше всего я не люблю некомпетентность. В чем дело?

— Ваш размах.

— Мой размах?

— Да. Он не уравновешен. Надо наклониться пониже, чтобы плечи стали осью вращения ваших рук… нет, нет, — сказал он, когда она, следуя его указаниям, неуклюже присела над шаром, как курица на насесте. — Попробуйте отойти от шара назад… пожалуйста.

Леди Агата сделала большой шаг и наклонилась почти под прямым углом. Плотно облегающая юбка натянулась на ее ягодицах. У него пересохло во рту.

Она выпрямилась. В ее позе, как и в движении ее бровей, он почувствовал раздражение. Но и что-то еще: она находила ситуацию забавной. Он мог бы поспорить на отцовскую библиотеку, что это было именно так.

— Ну, — недовольно проговорила Летти, — не можете ли вы мне показать, как это делается?

О да. Он мог. Это выглядело бы не совсем прилично, но у него создалось впечатление, что она это понимала и с вызовом смотрела на него. В юности он очень любил игры между мужчинами и женщинами. И неплохо играл в них.

— Ну?

— Прежде всего надо правильно встать.

— Понимаю.

— Придется встать ближе… Она спокойно улыбнулась ему:

— Повторяю, я женщина без предрассудков, сэр Эллиот. Уверяю вас, я не вижу ничего предосудительного в вашем приближении ко мне.

— Конечно, нет. Простите мою бестактность. Но ведь я простой деревенский житель, — скромно добавил он, получив в ответ ее острый оценивающий взгляд. — Пожалуйста, повернитесь.

Она повиновалась. Он встал позади нее и вытянул вперед руки, в ту же минуту поняв, что этого не следовало делать. Все его тело напряглось, а когда она шевельнулась, ее ягодицы коснулись его бедер. Эллиот почувствовал в паху боль. Стиснув зубы, он старался думать о чем-нибудь Другом — об игре, только об игре. Решительным движением он изменил положение ее рук. Но для этого ему пришлось прижаться к ней. Его дыхание смешалось с ее дыханием. Его плечи накрыли ее.

Он почти обнял, покрыл ее…

Эллиот Марч родился и вырос в сельской местности, и эти три простых слова вызвали в его воображении многочисленные образы самцов и самок, охваченных первобытным желанием, которое было сильнее всех других желаний. Он отчаянно пытался погасить вспыхнувшую страсть холодным самообладанием.

Но она… она разжигала его, пробуждала к жизни своими сияющими глазами, пухлыми улыбающимися губами, бедрами… Ему оставалось только надеяться, что ее юбки помогут скрыть, как действует на него ее близость.

Ему было стыдно, но он не мог удержаться и отказать себе в удовольствии воспользоваться ситуацией. Через минуту борьбы с собой мужчина уступил чувственному наслаждению: теплому цветочному аромату ее кожи, ощущению ее плеч, прижимающихся к его груди, ласкающему прикосновению прядей тициановских волос к его губам…

— Берегись! — крикнул кто-то.

Эллиот инстинктивно схватил свою даму, оттащил в сторону, и вовремя: крокетный шар пролетел прямо под ее ногами. Его первой мыслью было, что ему не хочется выпускать ее из рук. Он хотел и дальше прижимать ее к себе, еще крепче, еще ближе…

На одно короткое мгновение она замерла в его руках, затем, сердито сведя брови, стала вырываться. Он опомнился, проклиная свое скотское поведение, опустил ее на землю.

— Я должен попросить…

— Она хотела ударить меня! — с удивлением и гневом произнесла Летти. Она повернулась, сердито взмахнув юбками, и показала пальцем:

— Вы видели, сэр Эллиот. Она хотела ударить меня этим шаром!

Кэтрин стояла ярдах в двадцати от них, ее лицо выражало глубокое раскаяние.

Рядом с ней стоял Энтон с широко раскрытыми от изумления глазами.

— Я так сожалею, леди Агата! — поспешно подойдя к ним, сказала Кэтрин. — Я разучивала свой удар и, боюсь, давно не практиковалась. Надеюсь, вы понимаете.

Летти повернулась к Эллиоту:

— Неужели она и вправду думает, что мы поверим… — Слова замерли на ее губах.

Она смотрела на него со все возрастающим недоумением. Эллиот не понимал почему. Кэтрин же извинялась.

— Леди Агата? — неуверенно повторила она. — Вы прощаете меня?

Столичная гостья смерила сэра Эллиота уничтожающим взглядом, затем повернулась к Кэтрин:

— Конечно, моя дорогая.

Удивительно, но ее голос звучал вполне любезно. А Эллиот мог бы поклясться, что минуту назад она была готова обрушить на голову Кэтрин целый поток проклятий. Либо он ошибался, либо леди Агата Уайт была более опытной актрисой, чем он мог предположить.

— Осмелюсь сказать, что с возрастом становишься неловким, — продолжала она и тут же ахнула:

— О Боже! Я сказала совсем не то. Конечно, я имела в виду, что способности ослабевают. И это я должна просить у вас прощения.

Губы Кэтрин сжались в попытке изобразить улыбку.

— Конечно.

Эллиот наблюдал за дамами в полном недоумении. Это же был крокетный шар, черт возьми, а не артиллерийский снаряд.

— Еще раз, мои извинения, — сказала Кэтрин. — И удачи в игре, леди Агата.

— Забудьте об этом. И вам удачи, миссис Бантинг, — ответила Летга и отвернулась. Кэтрин взяла Энтона под руку и отправилась за своим желтым шаром.

— Я уверен, это было непреднамеренно, — сказал Эллиот.

Спокойное лицо Летти мгновенно преобразилось, она с негодованием посмотрела на своего партнера.

— Кэтрин шьет пеленки для приходского приюта, — объяснил он. — Она регулярно носит бедным бульон и одеяла. Одна, без чьей-либо помощи, устроила читальню для возвратившихся солдат. Неужели такая дама намеренно бросит шаром в другую даму? — примирительно спросил он.

По крайней мере после его слов ее гнев утих. Лицо гостьи выражало веселое изумление. Она посмотрела на него долгим взглядом, затем покачала головой и, наклонившись, подняла молоток. Он услышал, как при этом она произнесла лишь одно слово: «Мужчины!»

Эта игра в крокет у Бигглсуортов запомнилась обществу как самая долгая и самая интересная игра за все время существования Литтл-Байдуэлла. Сначала казалось, что сэр Эллиот Марч и леди Агата Уайт выиграют. У сэра Эллиота была репутация спортсмена, и вопреки ее заявлениям леди Агата с самого начала хорошо проявила себя. Она оказалась сильным игроком. У нее был глаз снайпера и ловкость акробата. Снова и снова она решительно посылала свой черный шар в одни ворота за другими. Скоро всем стало ясно, что леди Агате и сэру Эллиоту нет равных.

Но затем, где-то в середине игры, после того как леди Агата прекрасно прошла двое ворот, Кэтрин Бантинг ударила по шару леди Агаты, и тот отлетел футов на десять. Леди Агата, которая в ожидании своей очереди угощала группу джентльменов пикантным рассказом о своих приключениях в Париже, обернулась. Оценив ситуацию, она снисходительно крикнула миссис Бантинг, чтобы та не расстраивалась.

Миссис Бантинг, явно не раскаиваясь в содеянном, фыркнула, впервые в жизни, насколько помнил Эллиот, и сообщила леди Агате, что не собирается огорчаться. С этими словами она положила свой шар рядом с шаром леди Агаты и послала его таким сильным ударом, какого в Литтл-Байдуэл-ле еще не видывали. Шар партнерши взлетел и, подпрыгивая, покатился в самый дальний угол поля.

Летти, наблюдавшая за действиями миссис Бантинг со все возрастающим недоумением, явно была в шоке. Только когда шар остановился, застряв между корней старого дуба, она обратилась к Эллиоту:

— Мисс Бантинг имела право так делать?

— Да, имела, — сказал Эллиот, сознавая свою вину. — Это называется «крокировка». Когда она положила свой шар рядом с вашим, готовясь к удару, она сделала то, что называется «взять крокет».

Летти кивнула:

— Поняла. Отсюда и название игры.

— Да.

— И почему, — она пыталась улыбнуться, но ей это не удалось, — могу я вас спросить, мне не рассказали о том, что есть такое правило?

Не мог же он ответить, что в Литтл-Байдуэлле игроки считают крокировку дурным тоном. Одно дело, когда кто-то ударял по чужому шару случайно, но сделать это нарочно, это… В Литтл-Байдуэлле, как бы там ни поступали в других местах, это было просто не принято.

То есть раньше было не принято.

— Я должен был вам сказать, — признался он. — Мое упущение. Простите.

В ее взгляде он увидел странное сочетание спокойствия и решимости. Ему был знаком такой взгляд — так смотрели люди, готовые вступить в битву.

— Все в порядке. Только скажите мне, когда моя очередь.

Дальнейшее, как говорится, принадлежит истории. К концу этой знаменитой игры крокет в том виде, в который раньше играли в Литтл-Байдуэлле, перестал существовать.

Сначала обе дамы хотя бы делали вид, что, охотясь за чужим шаром, стараются провести свой через ворота. Однако очень скоро обе перестали притворяться, и еще долго после того, как даже слабые игроки сбили финишные колышки и удалились, они продолжали гонять шары по всему полю, ударяя по шарам соперницы. Проделывалось это с улыбкой и соблюдением всех внешних приличий, но в их сладких словах яда было не меньше, чем меда.

— Ах, миссис Бантинг, — сказала Летти. — И как это мне удается все время ударять по вашему несчастному шару?

— Не решаюсь строить догадки, — усмехнулась в ответ Кэтрин, — но какой бы извращенный каприз ни управлял вашим шаром, его, бесспорно, злит, что я совершенно неспособна удержаться, чтобы не ударить по нему!

И дальше в том же духе.

Несмотря на героические усилия как Энтона Бигглсуорта, так и сэра Эллиота Марча закончить игру, в конце концов мужчины подчинились неизбежному и вдвоем покинули поле, предоставив его в полное распоряжение своих партнерш.

К шести часам гости столпились у входа в Холлиз. Эг-лантина с лохматым песиком леди Агаты, уютно устроившимся у нее на руках, в волнении расхаживала взад и вперед, бросая беспокойные взгляды в сторону кухни. Оттуда все громче и громче доносился голос Грейс Пул, возмущавшейся, что обед в результате столь долгого ожидания будет испорчен.

К этому времени, казалось, лишь у сэра Эллиота сохранился интерес к игре.

Он принес складной стул и уселся на краю поля. Там он и восседал — мужественно, положив ногу на ногу, с выражением слабого интереса на лице.

Если бы не сквайр Химплерамп, турнир продолжался бы до темноты, ибо благовоспитанное общество Литтл-Байду-элла не хотело оскорбить ни святую супругу лорда Пола, ни веселую благородную леди Агату.

Аппетит сквайра не желал ждать. Сквайр направился под тенты поискать, не осталось ли чего, и увидел бисквит, оставленный леди Агатой. К несчастью, он лежал на противоположном краю стола, стоявшего на козлах. Не желая утруждать себя, сквайр потянулся, потерял равновесие и растянулся прямо на столе.

Хлипкое сооружение не выдержало его двухсот пятидесяти фунтов. С громким треском стол развалился, и сквайр грохнулся на землю. Все посмотрели туда, откуда доносились крики сквайра, и бросились на помощь.

Все, кроме Летти Поттс.

Она стояла на краю поля у бывшего болота, куда загнала желтый шар Кэтрин. Она предвкушала, как забросит его на другую сторону, но, услышав треск ломающегося дерева, Летти вмиг сообразила, что представляется возможность закончить игру победительницей. Ведь нельзя победить, рассудила она, если не можешь найти своего шара. Летти закинула молоток за спину, размахнулась с такой силой и искусством, что потеряла равновесие и свалилась с бугра, так и не ударив по желтому шару.

Она покатилась, переворачиваясь, размахивая руками и ногами, и, запутавшись в оборках, с растрепанными волосами, воткнулась головой в дно канавы. Она лежала на спине среди высокой травы, задыхаясь, и облака кружились над ее головой с бешеной быстротой. Первым делом Летти ощупала себя. Она была цела, но в неприличном виде, с задравшимися юбками.

Она попыталась сесть и оправить их, но снова упала, стукнувшись головой. Искры посыпались из ее глаз. Издалека донесся женский голос: «Куда подевалась леди Агата?»

Кровь отхлынула от ее лица. Она умерла бы от унижения, если бы эта избалованная серолицая Кэтрин Бантинг увидела ее в таком виде — пахнущую травой, с голыми ногами, с растрепанной прической, куда забились травинки и ветки. Поморщившись от боли, Летти осторожно повернула голову и посмотрела на верхушку холма.

На том месте, откуда она свалилась, спиной к ней стояла мужская фигура. В ней было что-то знакомое — широкие плечи, темные густые волосы, падавшие на крахмальный белый воротник… Сэр Эллиот. Конечно.

Она затаила дыхание, молясь, чтобы он ушел. Лучше бы ее увидела Кэтрин Бантинг, чем он!

Он осматривал лужайку.

— Не думаю, что она здесь! — крикнул он кому-то. — Гм. Она явно оставила поле за тобой, Кэтрин. — Он наклонился и поднял желтый крокетный шар. — Вот твой шар. Ну да ладно. — Он рассмеялся, подкидывая его на ладони. — Полагаю, она поняла, что проиграла.

Только невероятное усилие воли помогло Летга сдержаться. Она не слышала слов Кэтрин, да в них не было и нужды. Торжествующего тона было более чем достаточно.

Она снова услышала, как Эллиот отвечает какому-то мужчине:

— Обязательно. Только немного подожду моего отца. Он зашел в конюшню посмотреть последнее потомство Тэффи и вернется через несколько минут.

Голоса зазвучали тише, а потом и совсем замолкли. Лет-ти сосчитала до ста, потом еще до пятисот. Кузнечик пробежал по ее руке, и она чуть не вскрикнула. Ноги начинали чесаться.

Наконец сэр Эллиот сунул руки в карманы брюк и направился по краю канавы к дому. У Летти вырвался вздох облегчения. Он остановился.

— Послушайте, — Эллиот повернул голову и посмотрел ей в глаза, — вам не нужна помощь, чтобы выбраться оттуда?

 

Глава 13

Однажды Летти играла роль девушки, которая падала в обморок каждый раз, когда ситуация становилась опасной. Сейчас она не могла придумать ничего лучшего, чем поднести руку ко лбу и закрыть глаза.

— О, — слабым голосом простонала она, — Боже мой! Вы поможете? Пожалуйста. У меня… немного… кружится голова…

Скептическое выражение на лице сэра Эллиота сменилось, к ее радости, беспокойством. Он сбежал по крутому склону и опустился около нее на колени. Она попыталась подняться, но он, с тревогой глядя на нее, не позволил.

— Лежите тихо, — сказал он, и в его голосе звучало столько искренней заботы, что она почувствовала неприятный укол своей… своей чего? Она задумалась на минуту, стараясь определить, что беспокоит ее, а определив, пришла в изумление.

Ей было стыдно.

Летти не испытывала угрызений совести, когда, играя на тщеславии и низменных чувствах мужчин, заставляла их поступать так, как ей хотелось. Но нельзя же, чтобы мужчина расплачивался за то, что оказался… порядочным.

К тому же, оправдывала она себя, ей не хотелось, чтобы травяные пятна испортили эти прекрасные брюки.

— Сходить за доктором Биконом? — спросил Эллиот.

— Не надо.

— Но вы только что потеряли сознание. Она послушалась своей глупой совести и, неловко приподнявшись на локтях, дунула на локон, упавший ей на лоб.

— Нет, не теряла. Ни на секунду.

— Но вы сказали, что у вас кружится голова. — Он выглядел таким наивным. Но сэр Эллиот, напомнила себе Летти, невзирая на его судейскую должность, был всего лишь простым деревенским жителем и не мог понять уловок такой искушенной светской дамы, как она.

— Притворство. — Она прикрыла юбками ноги. — Если бы я была такой чувствительной, то спаслась бы, упав в обморок, как только заметила, что видны мои нижние юбки. К сожалению, я не такая…

Летти криво усмехнулась, а он, вместо того чтобы, как она ожидала, осудить ее, расхохотался. Ей нравилось, как он смеется; нравились морщинки, собиравшиеся в уголках его глаз, густые ресницы, за которыми прятались его сине-зеленые глаза, и ямочки, появлявшиеся на его впалых щеках. Но больше всего ей нравился его смех, в котором сливались удивление и радость.

Эллиот протянул ей руку, помогая подняться, большую руку с длинными пальцами, в которой утонула ее рука.

— Наверное, вы считаете меня ужасной, — искренне сказала она.

— Нет. Я думаю, вы очаровательны. — Он поставил ее на ноги. Женщина выпрямилась, поскользнулась на траве и упала прямо в его объятия. Ее руки уперлись в его грудь и оказались зажатыми между их телами.

Она подняла глаза. Эллиот больше не улыбался. Она чувствовала, как под ее ладонями громко и медленно билось его сердце. Ее тело впитывало его тепло, и кровь быстрее побежала по ее жилам. Летти поняла, что он собирается поцело-ать ее, и затаила дыхание.

Он наклонился. Ее глаза невольно закрылись. Да! Ей хо-чось поцеловать его, только… только… ее охватила паника. Только как, черт возьми, целуются леди? Если она поцеловала бы его так, как требовали ее тело, 5ы и сердце, он почувствовал бы обман, как только их губы эприкоснулись бы. Ни одна благовоспитанная леди не станет целоваться так, как хотелось ей. Она выдаст себя. Но как…

Его губы, теплые и бархатистые, коснулись ее с удивительной нежностью. Все ее страхи отступили перед сладостью этого ощущения.

Так вот, рассеянно думала Летти, как целуются благородные люди! Он сильнее прижался к ее губам. Она вздохнула, ей хотелось приоткрыть рот, совсем чуть-чуть, чтобы он коснулся чувственной внутренней стороны ее губ. Желание, казалось бы, вполне естественное.,.

Но леди не открывают рот, сурово одернула она себя и плотно сжала губы.

Не отрываясь от ее губ, он засмеялся. Смех был ласковый. Как и его поцелуй.

Дразнящий. Как и его поцелуй.

Он дразнил ее своей нежностью, и нега возбуждала ее чувственность. Он взял ее за подбородок и провел пальцем по нижней губе, нежно целуя ее в щеку, пока не добрался до ее рта. Кончиком языка обвел ее губы…

Огонь пробежал по ее телу.

Решение вести себя как подобает настоящей леди рассе-, ялось, как туман. Эллиот снова поцеловал ее, на этот ра требовательно и жадно. В жарком пламени страсти сгорел дотла все ее мысли, оставив лишь ощущение его сильных рук и вспыхнувшего между ними желания. Она приоткрыла рот и… О Боже!

Его язык проскользнул между ее губами и властно, по-мужски ворвался внутрь. За всю свою жизнь в городе Летти не сталкивалась с подобным развратом. Яркие искры блеснули перед ее глазами, и она, не сопротивляясь, отдалась наслаждению.

Губы и жар, биение сердца и стальные объятия. А звуки! Нежные звуки порыва страсти, неясные, ласковые звуки опьянения вырывались из ее груди. Она ухватилась за его плечи, словно за якорь спасения, будто в любую минуту могла исчезнуть, раствориться в нем.

Он поднял голову, прерывистое дыхание касалось ее разгоряченного лица. Она подняла руки и, запустив пальцы в его шелковистые волосы, попыталась снова притянуть Элли-; ота к себе. Он не хотел этого.

Она открыла глаза, словно в тумане, опьяненная страстью. Она жаждала еще поцелуев, сладких, упоительных…

— Простите меня, леди Агата, — резко произнес Эллиот. Он тяжело, хрипло дышал. — Я всего лишь простой деревенский человек и не привык к соблазнам, каким является для меня такая искушенная женщина, как вы.

Она, все еще во власти страсти, захлопала ресницами, в недоумении глядя на него.

«Простой деревенский»?.. Она наморщила лоб. Сэр Эллиот улыбнулся.

Страшная мысль пронзила ее. Он насмехался над ней!

Летти старалась оттолкнуть его, но он только улыбался. Хуже всего было то, что его улыбка не была ни насмешливой, ни жестокой. Она была снисходительной и… нежной!

— Отпустите меня! Отпустите сию же минуту! Он стал серьезным.

— Агата, пожалуйста, я не хотел…

— Нет! — воскликнула она. — Если вы джентльмен, каким вас, кажется, считают в Литтл-Байдуэлле, вы сейчас же уберете ваши руки!

Было заметно, что он поражен.

«Ах да, — с горечью подумала она, — он мог смеяться над бедной девушкой как хотел, но стоило покуситься на |его священную джентльменскую честь, как он испугался!»

Сэр Эллиот отстранил ее.

— Агата…

Это было уж слишком.

— Не называйте меня Агатой!

Он наклонил голову. Какие бы чувства этот человек сейчас ни испытывал, они были надежно скрыты под бесстрастной маской.

— Прошу простить меня, леди Агата, понимаю, что вы не имеете оснований верить мне, но даю слово, не в моих привычках навязывать свое… — он запнулся, что было единственным доказательством его раскаяния, — внимание женщинам, не желающим этого.

— О? — надменно спросила она. — Вы обычно навязываете свое внимание женщинам, желающим этого? Как благородно с вашей стороны.

Он покраснел, но упрямо продолжал:

— Думаю, я заслужил ваш гнев.

Нет, не заслужил. Ее нисколько не возмутило его «внимание». Ее возмутило, что он посмел иронизировать после того, как она так откровенно наслаждалась, принимая эти проклятые «знаки внимания». Но не могла же она сказать ему об этом!

— Пожалуйста, попытайтесь понять, — осторожно произнес он, — я…

Ее горящий негодованием взгляд заставил его смолкнуть, как будто ему вставили кляп.

— Если вы осмелитесь еще раз сказать мне, что вы простой деревенский житель, я… я… не знаю, что я сделаю, но это будет очень, очень страшно!

Он нахмурился, открыл рот, закрыл и, смерив ее взглядом, снова открыл:

— Извините, я медленно соображаю. Могу я уточнить, я извинился за то, что поцеловал вас, или за то, что поддразнивал вас?

— Поддразнивали? — повторила она. — Ха! Я бы сказала: глумились, сэр.

— Я отъявленный негодяй. Я бы никогда не стал дразнить вас, если бы… — Он не был похож на отъявленного негодяя. Эллиот выглядел восхитительно, с растрепавшимися волосами и готовыми улыбнуться губами — и ни капли смирения. Он немного напоминал хищника. Насытившегося.

Она чувствовала, что он высказался не до конца, и была готова поспорить на свое месячное жалованье… Если бы имела работу.

— Вы бы никогда не стали дразнить меня, если бы не что? — полюбопытствовала Летти.

Он наклонился и двумя пальцами взял ее за подбородок. Черт бы побрал ее тело, по нему тотчас пробежала дрожь. Эллиот лениво улыбнулся, но его взгляд пронзал ее.

— Если бы я мог удержаться.

— Удержаться от чего? — спросила она, проклиная свой прерывающийся голос.

— Чтобы не показать, что ваша искушенность — всего лишь притворство, — прошептал он. — Вы, леди Агата, выражаясь уличным жаргоном, который вы удивительно хорошо знаете, не такая уж бесшабашная.

— Матерь Божья! — вырвалось у Грейс Пул, которая высунулась из окна второго этажа, прижимая к глазам бинокль мистера Бигглсуорта.

— Дайте мне! — потребовала Мэри, дергая экономку за рукав. — Моя очередь!

— О Боже! — ломая руки, прошептала Эглантина. Сидевший у ее ног милый Ягненочек зевнул. — Не только неприлично, но и аморально подглядывать за ними.

— Мы не подглядываем, мэм, — объяснила Мэри. — Мы только проверяем, насколько удачен избранный нами метод.

Как мы узнаем, что делать дальше, если не будем иметь представления, как продвигается дело?

Ловким движением бедра Мэри оттолкнула Грейс Пул от окна, одновременно выхватив из ее рук бинокль. Грейс даже не запротестовала. Она, прижав руки к груди и пошатываясь, отошла от окна.

— У меня сердцебиение! — прошептала она.

— Они не ссорятся, нет? — спросила Эглантина. Мэри, казалось, не слышала ее. Стоя у окна и не отрывая глаз от бинокля, она без устали повторяла:

— Боже, Боже мой, Боже…

Эглантина растерянно думала, что же делать.

Гости были уже в доме и наслаждались ужином. Заметив отсутствие леди Агаты, Эглантина отправилась на ее поиски. Вместо нее в спальне на втором этаже она обнаружила своих своевольных слуг, которые подглядывали… или, лучше сказать, проверяли, насколько успешно осуществляется их план сватовства. Эглантина сама не могла понять, как оказалась участницей их заговора.

Несомненно, налицо был результат всех этих разговоров о свадьбе. Казалось, что все говорили только о невестах и счастливых браках. И никому не приходило в голову, как несчастливы будут те, кого покинет невеста. Что дитя, которое любили и обожали, чьи волосы заплетали в косы и чьи царапины бинтовали, что это дитя покинет родной дом и никогда не вернется…

Эглантина шмыгнула носом и почувствовала, как маленькая лапка настойчиво трогает ее юбку. Она посмотрела вниз. Ягненочек улыбался ей, смешно высунув розовый язычок. Он снова тронул ее за подол. А, он просился на руки. Она наклонилась и подняла песика. Тот благодарно лизнул ее в щеку. Эглантина улыбнулась, странно, но ее успокаивало ощущение его теплого пушистого тельца в ее руках.

Она передернула плечами, отгоняя грусть. Конечно, она согласилась помочь Грейс и Мэри свести сэра Эллиота с леди Агатой. Ей очень нравился Эллиот, всегда нравился.

В юности он был очаровательным повесой и сформировался в уважаемого, преданного своему делу мужчину. Иногда она думала, не слишком ли он добросовестен.

Временами из-за своей серьезности он выглядел таким беззащитным и одиноким…

Никакая женщина, кроме жизнерадостной леди Агаты, не могла бы рассеять его уныние. Ее богемные манеры наверняка пробудили бы жажду жизни в Эллиоте. Она не помнила, когда последний раз видела его таким увлеченным, с таким интересом участвующим во всем происходящем или смеющимся от всей души.

Любому было ясно, что Эллиот и леди Агата подходят друг другу. И они проявляли взаимный интерес друг к другу. Но как велик этот интерес? Она не должна была бояться. Эглантина решительно опустила Ягненочка на пол и протянула руку:

— Мэри, я хотела бы взглянуть.

Девушка тотчас же отступила от окна и отдала ей бинокль. Эглантина поднесла окуляры к глазам и через пару секунд обнаружила… О Боже!

Она никогда бы не поверила, что он способен на такое. Порядочный, любезный и безупречный Эллиот позволял себе невероятные вольности с леди Агатой!

Он целовал ее. Его голова не позволяла Эглантине видеть лицо леди Агаты — обняв одной рукой ее талию, он дугой выгнул спину женщины, а другой поддерживал ее голову.

Ее каштановые волосы распустились и касались травы, а сжатые в кулачки руки упирались ему в грудь, хотя, как ни странно, было непохоже, чтобы она сопротивлялась.

Затем, совершенно неожиданно, он поставил леди Агату на ноги. В эту минуту, казалось, леди опомнилась, поскольку начала колотить кулачками в грудь сэра Эллиота.

Надо отдать ему справедливость, Эллиот сразу же отпустил ее. Она выглядела разгневанной. Несколько раз покачнулась, а затем, гордо подняв подбородок, королевским жестом отпустила Эллиота и начала взбираться вверх по холму. Только она все время спотыкалась, шатаясь из стороны в сторону, словно не зная, в какую сторону идти. Это выглядело довольно странно, но, вероятно, объяснялось пережитым шоком.

Эглантина взглянула на Мэри и Грейс. Экономка все еще, прислонясь к стене, обмахивалась. Мэри, сложив из листка бумаги трубку, смотрела в окно. У обеих был растерянный вид. Конец их сватовству.

— О, Эллиот, — прошептала Эглантина. — Как ты мог?

— Чего мог? — спросила Мэри.

— По-моему, они не очень понравились друг другу.

— Да неужели? — недоверчиво спросила Грейс, но, вероятно, экономка не видела, что делал сэр Эллиот с леди Агатой. И конечно, Эглантина не собиралась рассказывать ей об этом.

Долг хозяйки, ответственной за своих слуг, заставлял ее оградить их от таких знаний.

— Они пошли разными дорожками и возвращаются в дом поодиночке, — только и сказала она

— О? — произнесла Мэри, а Эглантина снова уставилась в бинокль. Леди Агата, наконец найдя верное направление, пробиралась вверх по склону. Эллиот по-прежнему стоял внизу, сложив на груди руки.

Должно быть, он страшно раскаивается, подумала Эглантина с некоторым сочувствием, будучи потрясенной его поведением не меньше леди Агаты. Он, наверное, думает, что его поступок нельзя простить, и прав… Он будет в отчаянии.

Раскаяние будет терзать его…

Тут сэр Эллиот повернулся, чтобы посмотреть, как удаляется леди Агата. Наконец Эглантина получила возможность увидеть его лицо.

Он самым бессовестным образом улыбался.

 

Глава 14

Она должна была уехать отсюда. Сейчас же. Сегодня. Самое позднее — сегодня ночью.

Самое-самое позднее — завтра утром. Все слишком запуталось.

Летти толкнула балконную дверь и вошла в комнату, где столпились недавние игроки в крокет. Лица поплыли перед ее глазами и исчезли, бестелесные голоса окружили ее. Она пошатнулась. Она не могла сосредоточиться на том, что они говорили или спрашивали. Она хотела уйти отсюда прежде, чем выдаст себя.

Нелепость происходящего поразила ее. Никогда в жизни Летти не забывала слова роли, никогда не пропускала реплику… до сегодняшнего дня. Она не могла играть в этом представлении. Где была ее дублерша?

Ей было совершенно необходимо побыть немного одной. Ее комната. Словно крыса, бегущая с тонувшего корабля, Летти бросилась к двери, ведущей в коридор.

Черт! Возле лестницы, по которой она могла добраться до спальни, стояла группа людей. Гости радостно обернулись, она ответила им натянутой улыбкой и побежала к закрытой двери в конце коридора.

Распахнув ее, Летти вбежала в комнату и захлопнула за собой дверь. Она повернула ключ и услышала приятный щелчок запираемого замка. Тяжело дыша, она прислонилась к двери и огляделась. Она оказалась в небольшой комнате для утренних занятий. Здесь стоял спинкой к Летти небольшой диванчик с парой кресел по бокам.

Некоторое время она была в безопасности. Надо было подумать. Составить план. Когда уехать? Что с собой взять?

Ее лихорадочные мысли были нарушены душераздирающими рыданиями. В комнате находился кто-то еще. В отчаянии Летти чуть не зарыдала в ответ.

Нет. Это несправедливо. Такое не для нее! Она повернулась было к двери, но, представив дружелюбные, заинтересованные лица гостей… осталась на месте. Она обернулась и увидела, как из-за спинки диванчика появилась покрытая белокурыми кудряшками голова.

— Простите, леди Агата, — шмыгнула носом Анжела и провела ладонью по покрасневшим глазам. — Я не думала, что сюда кто-нибудь придет. Там, за дверью, люди, с которыми я… не желаю сейчас говорить.

— Пожалуйста, не объясняйте, — попросила Летти. Она не собиралась стать другом этой девушки. Она служащая, а не подруга. Проклятие. Она даже и не служащая! Она фальшивка. Обманщица.

— Если вы не против…

— Что вы сказали? — Летти снова посмотрела на девушку.

— Я бы подождала здесь, пока гости не уйдут, — извинилась Анжела.

Вопреки своему желанию Летти не могла отмахнуться от Анжелы с ее огорчениями. По крайней мере ее мысли будут заняты не только им… и тем, что он, должно быть, подумал о ней.

— Вы у себя дома, мисс Анжела. Кроме того, боюсь, мы обе в одинаковом положении. Я тоже не прочь спрятаться.

— Вы? — спросила Анжела с легким любопытством. — Зачем вам прятаться?

— Вы удивились бы, если б узнали, — прошептала Летти.

— Да уж, наверное, — вежливо ответила Анжела, и внезапно ее светлые глаза наполнились слезами, нижняя губка задрожала, голова упала на грудь. Из-за дивана послышались приглушенные рыдания.

«Мне следует сидеть в этом кресле и не мешать ей. Леди не любят, когда кто-то становится свидетелем проявления ими чувств. Голову вверх, бесстрастное выражение лица — вот кредо английских благородных леди. Нет. Она не поблагодарит меня, если я спрошу, что случилось».

Летти подошла к Анжеле и встала позади дивана, осторожно положив руку на вздрагивающую спину девушки. Та зарыдала еще громче.

Летти, успокаивая ее, помассировала ей спину между лопатками.

— Анжела, в чем дело?

Невеста подняла мокрое, с покрасневшим носом, далеко не привлекательное личико:

— Не могу вам сказать. Не смею… Вы подумаете, что я… я… ужасная!

— Нет, не подумаю. Никогда не подумаю, — пообещала Летти. Все-таки в какую же историю влипла девчонка? В какую историю может попасть девушка в таком месте, как Литтл-Байдуэлл?

— Нет, подумаете. И вы… будете… вправе… так думать! — Анжела снова обхватила голову руками.

— Что бы вы ни сделали, или думаете, что сделали, — поправилась Летги, — уверена, не так уж страшно, чтобы я изменила свое хорошее мнение о вас.

— Ох! — послышался приглушенный ответ. — Вы не понимаете. Я… мне… так стыдно!

Летти порылась в памяти в поисках какого-нибудь личного примера, чтобы утешить девушку.

Его нечего было и искать. Слишком недавно это произошло.

— Иногда, — нерешительно начала она, — делаешь что-| то, не подумав как следует.

— Что именно? — страдальческим тоном спросила Анжела. — Спорю, вы говорите не о том, что сделала я!

— Ну… — начала Летги, нащупывая правильный путь. Она чувствовала себя так, словно пробиралась по минному полю, на котором были зарыты весьма опасные факты. — Можно совершить что-то второпях и так и не понять, каким… постыдным это кажется или даже является. — Она с трудом находила слова, пот выступил у нее на лбу. — А потом, однажды, с высоты прожитого времени оглядываешься назад и… тебе становится стыдно. И ты желаешь всей душой, чтобы этого никогда-никогда не было, но уже ничего не переделаешь. Дело сделано!

Вот так. Летти исповедалась — высказалась. Она глубоко вздохнула. Ей стало намного легче.

— Вы поняли, в чем здесь смысл, дорогая?

Девушка с сомнением взглянула на нее:

— Не знаю.

— Конечно, поняли. Дело в том, что то, что случилось, — случилось, и бесполезно пережевывать это. Вы же не хотите, чтобы лицо маркиза, как его там, помрачнело из-за того, что его маленькая невеста расстроена оплошностью, которую совершила несколько лет назад?

Она погладила Анжелу по голове и ободряюще улыбнулась ей. В ответ девушка побледнела как полотно, бросилась на диван и, уткнувшись в подушку, разразилась громкими рыданиями.

Значит, не стоило утешать Анжелу. Пришло время решительных действий. Летти схватила Анжелу за плечи и силой посадила ее. Та от удивления перестала рыдать.

— Хватит! Кончайте с этим, мисс! — строгим голосом произнесла Летти. Таким голосом она очень эффектно пользовалась в роли Марвелл Мэгуайт, гувернантки в «Дерзкой мисс Салли». Небольшая роль, но колоритная. — Я серьезно, Анжела! Или вы скажете мне, из-за чего весь этот водопад, или мне остается думать, — она оглянулась, соображая, что для Анжелы будет самым страшным, — или мне остается думать, что вам это доставляет удовольствие!

Девушка была поражена, но через несколько секунд схватила Летти за руки и сжала их.

— Поклянитесь, что постараетесь не думать обо мне слишком плохо, — попросила она.

— Конечно.

Девушка расправила свои хрупкие плечи.

— Хорошо, значит, так. Было время, когда я питала к Кипу Химплерампу… более чем сестринские чувства.

— Кип Химплерамп. Кип Химплерамп… Это хмурый мальчишка-сквайр?

Анжела кивнула. Наконец появилось что-то интересное.

— И он был неравнодушен ко мне. Вернее, я так думала.

— Понимаю. — Как она понимала! Воспоминание о сэре Эллиоте и ее собственном страстном порыве словно волна обрушилось на Летти.

— Ну вот. Я вижу, вы думаете обо мне самое плохое, не правда ли?

— Конечно, нет, — успокоила ее Летти. Она глубоко сочувствовала Анжеле.

Бедняжка, забывшись, отдалась на милость непреодолимых сил, захлестнувших ее волной влечения. Ну и что? Если бы они с сэром Эллиотом не оказались на виду целого дома, то неизвестно, что,бы произошло! Хотя бы за это надо было| благодарить Господа.

То есть она должна благодарить Господа.

— Ну что же, моя дорогая, — сказала она, — вы облегчи^ ли душу. Теперь забудьте об этом.

— Я бы забыла. Но сейчас…

Летти оттолкнула Анжелу и, держа на расстоянии вытя-j нугой руки, пристально посмотрела ей в глаза:

— В чем дело, Анжела?

— Кип. У него есть мое письмо. Очень откровенное, компрометирующее меня письмо! О! Я умру, если оно когда-нибудь попадет на глаза моему дорогому Хью.

— Почему он должен увидеть это письмо? — спросила Летти, уже зная ответ. Кип угрожал показать его, шантажировал бедную девушку, точно так же, как Ник шантажировал всех «этих богатых, никчемных, безликих идиотов», которые оказывались в его власти.

Только сейчас эти люди больше не казались ей «безликими». Тем более «никчемными». Они обрели лицо, лицо этой девушки. И эта девушка не была ей безразлична.

Даже если Летти лично не участвовала в шантаже, она прекрасно знала, откуда берутся деньги, которые Ник тратил на нее. Ее молчание делало ее такой же виновной, как и он. Она почувствовала страх и глубокое отвращение к себе самой.

— Сколько он хочет?

— Сколько? — повторила Анжела, не понимая вопроса.

— Денег.

— Он не хочет денег. — Анжела была шокирована.

— Так чего же он хочет?

— Чтобы мы встретились у «ведьмина дерева» попрощаться…

Мальчишке не нужны деньги? Прекрасно. Значит, никаких проблем.

— Если вы не хотите туда идти, не ходите.

— Он говорит, что, если я не приду, он отошлет мое письмо Шеффилдам, и тогда Хью все узнает. — Слезы вновь потекли по щекам девушки. — Не могли бы вы… — Анжела опустила глаза. — Не могли бы вы пойти со мной? Я бы так не боялась, если бы вы были рядом. Вдруг он захочет не просто попрощаться, а чего-то большего… — Анжела, густо гокраснев, смолкла.

Значит, все-таки шантаж.

— Есть только один способ справиться с таким типом, кела. Выдать его. — Увидев недоумение на лице девушки, аа пояснила:

— Расскажите своим родным.

— Нет! — воскликнула Анжела. — Я не могу рассказать папе. Он, как и Хью, страшно расстроится. А тетя Эглантина просто придет в ужас и умрет.

Как же далеко зашло дело у Кипа с Анжелой?

— Анжела, — произнесла Летти, — очень важно, чтобы вы ответили на мой вопрос прямо и откровенно. Просто скажите, чем вы занимались с Кипом Химплерампом? Как далеко зашли ваши отношения?

— Я… я позволила ему… поцеловать меня! — Девушка закрыла лицо руками, от стыда не смея взглянуть на Летги. — А потом написала ему об этом! О том, как после этого почувствовала себя… такой взрослой!

Летти тупо смотрела на нее.

— Вы поцеловались?

— Да!

— Один раз?

— Несколько! Не напоминайте мне больше об этом! Я не должна была целовать ни одного мужчину, кроме моего дорогого Хьюги, — Анжела опустила голову, — я приду к моему Хьюги запятнанной женщиной.

Летти чуть не рассмеялась. Она-то предположила, что у девушки есть основательная причина для слез. Но Летти рано поняла, что заботы у благородных и привилегированных совсем другие, чем у людей ее сорта. Хотя, судя по трагическому выражению на лице Анжелы, они так же сложны для них.

— Перестаньте, милочка, — сказала Летти, приподняв ее подбородок. — Признайтесь, вы слегка преувеличили, а? Я уверена, что, даже если бы Хьюги прочитал вашу записочку…

— Этого нельзя! Поверьте, он будет так… так переживать!

— Ах, Анжела. — Летти покачала головой. — Не будет. Уверяю вас. Как светская женщина…

— В том-то и дело. Он не светский щеголь. Он милый, честный и доверчивый. Он совсем не такой, как вы!

Непреднамеренная пощечина мгновенно отрезвила Летти. Бедная девушка была так огорчена, что разочарует своего маркиза, что не отдавала себе отчет в том, что сказала.

Но жестокий приговор больно задел Летти. И не потому, что был несправедлив. Она его заслуживала. Куда больше, чем думала Анжела.

Но, Бог мой, эта наивная овечка сделала Летти больно.

Летти встала, не выпуская рук девушки.

— Возможно, вы правы, милочка, — тихо сказала она. — Но даже добрый, далекий от света, не от мира сего мужчина не осудит девушку за то, что она всего лишь живой человек.

— Вы не понимаете!

Летти отпустила ее руки и отступила. Девушка была права. В этом заключалась вся трудность. Для Анжелы, как и для всех обитателей Литтл-Байдуэлла, в этом заключалась их жизнь. В чувствах, верности, доверии и даже в предательстве.

А для Летти это была лишь очередная пьеса.

И сколько бы она ни притворялась кем-то, она этим кем-то не была и никогда не станет.

— Но я понимаю вас, — тихо возразила она, — именно потому, что я такая женщина. Я встречала людей, подобных Кипу Химплерампу. Не поощряйте его, не бросайтесь выполнять его требования по мановению его руки. Вы только свяжете себя. — Она взялась за дверную ручку, желая поскорее удалиться.

— Так вы не поможете мне? — печально спросила Анжела. Летти остановилась.

— Я думала, что помогаю.

Что еще она могла сказать? Зачем вообще давала совет? Анжела не из тех, кому приходится убегать из дома и от прошлой жизни, потому, что она сама сделала глупый выбор.

И в то же время Летти была недовольна, что не помогла девушке. Она огляделась, давая себе время.

— Ладно, но вы должны обещать мне, что подумаете над тем, что я вам сказала.

Не дожидаясь ответа, она отперла дверь и вышла в коридор, расстроенная и усталая.

Пьеса затянулась; сюжет выходил из-под контроля. Второстепенная роль инженю становилась более важной, чем рассчитывала Летти, а роль Агаты Уайт оказалась совсем не такой, как она предполагала. И чем ближе она узнавала Бигглсуортов, тем опаснее становилась игра. Слишком много ловушек возникало у нее на пути, слишком велика была опасность разоблачить себя как самозванку.

Летти Поттс не знала, что произойдет во втором акте или какие слова она будет произносить, но твердо понимала одно: надо поскорее опустить занавес, иначе последний акт ей придется играть в тюремной камере.

 

Глава 15

— Мэри, дорогая, — спросила Эглантина горничную, появившуюся из-за обитой зеленым сукном двери, — ты видела леди Агату сегодня утром? — После вчерашнего крокета Эглантина ни разу не встретила их знатную гостью-служащую.

— Ага, — сказала Мэри, помахивая веничком из перьев. — Час назад, когда я зашла убрать ее комнату, она укладывала вещи в саквояж.

— Укладывала вещи? Странно. Ты не спросила зачем? Мэри посмотрела на хозяйку с таким видом, будто та сказала глупость.

— Да я и не говорила с ней, — сообщила она таким тоном, словно ее спросили, не ругалась ли она в церкви. — Заскочила в комнату, увидела, что она все еще там, ну и выскочила обратно.

— Понятно. — Какое-то движение на верхней площадке лестницы привлекло внимание Эглантины, и она увидела наклонившуюся вниз фигуру в длинном дорожном пальто.

— Леди Агата! — воскликнула она. Фигура медленно выпрямилась. Мэри, увидев, что это действительно леди Агата, бросилась на кухню.

— Да, мисс Бигглсуорт? — отозвалась сверху Летти. — Я вам нужна?

Эглантина покраснела.

— Я только подумала… то есть Энтон сейчас в библиотеке, и мы надеялись… Так сказать, мы подумали, что неплохо бы обсудить приготовления к свадьбе.

— К свадьбе?

Эглантина энергично закивала, но леди Агата явно ее не понимала.

— К свадьбе Анжелы?

Бедная леди Агата, подумала Эглантина, у нее, должно быть, голова идет кругом от всех этих свадеб, которые она должна устраивать. К тому же дама явно куда-то собралась.

— Если, конечно, я не отрываю вас от важных дел в городе.

— В городе? — Летти ступила на лестницу и остановилась.

— Да, — сказала Эглантина. — Мэри говорила, что вы собираете вещи, и на вас пальто.

— О! — Летги взглянула на пальто и удивленно раскрыла глаза, словно забыла, что надела его. — О, это! А… э… нет, ничего… Я .. я как раз собиралась в Литгл-Байдуэлл посмотреть, не… могла… бы я… — она улыбнулась и прокашлялась, — подобрать кружево к… к некоторым тканям, которые привезла с собой! — радостно закончила она. — Но это подождет. — Дама расстегнула пальто и бросила его на перила. — Когда мы закончим нашу беседу, я вернусь и возьму его.

Она с обычной живостью спустилась с лестницы.

— Куда мы идем?

Эглантина махнула рукой в конец коридора.

— В библиотеку.

Там они застали Энтона, сидевшего с деловым видом за столом, и — как мило! — с ним была Анжела. Все, кто был заинтересован в устройстве самой прекрасной свадьбы, собрались здесь. Даже Ягненочек, с удовольствием заметила Эглантина, свернулся калачиком на подоконнике.

— Леди Агата, — сказал Энтон, вставая. — Как приятно, что вы пришли. Прошу вас, садитесь.

Не говоря ни слова, Летги села и расправила юбки своего утреннего платья бисквитно-розового цвета. Ни одна женщина с каштановыми волосами не решилась бы надеть платье с таким сочетанием цветов, но на гостье оно смотрелось шикарно.

Эглантина устроилась у окна, взяв Ягненочка, посадила его себе на колени и стала задумчиво поглаживать его шелковистые уши. Как персона, чей вкус был столь изыскан, могла назвать свою собачку, кстати, необыкновенную и умную, таким безвкусным, неинтересным именем?

Она подняла глаза. Энтон беспомощно смотрел на Эг-лантину. Эглантина смотрела на Анжелу. Анжела смотрела на свои руки.

— Так, — улыбнулся Энтон. — Значит, так. — Он откашлялся. — Может быть, нам лучше всего поговорить начистоту?

При этих словах Летти подняла голову.

— Сэр?

— Да, — сказал Энтон, кивая, и торопливо продолжил:

— Так вот. Мы простые деревенские люди, леди Агата. Мы ничего не знаем об обществе, в которое вступает Анжела. Хотя, — быстро поправился он, заметив, как задрожали губы Анжелы, — хотя мы уверены, что ее новая семья будет гордиться нашей дорогой девочкой.

Теперь задрожали губы Эглантины. Иногда мужчины бывают такими бесчувственными. Как будто ей надо все время напоминать, что она скоро потеряет любимое дитя!

Энтон переводил испуганный взгляд с сестры на дочь.

— Так же, как она была источником гордости для нас, ее родной семьи.

— Так будет и дальше, — веско сказала Летти. — Она выходит замуж за маркиза. А не уходит в монастырь! Энтон обрадованно повернулся к ней:

— Именно так! Но, поскольку она выходит за маркиза, мы надеемся на вашу помощь, леди Агата. Все заверяли нас, что самое лучшее, что мы сможем сделать, это отдать себя целиком в ваши руки. Итак, мы в ваших руках. Полностью в ваших руках. — Никто не ответил ему, и он упрямо продолжал:

— Не беспокойтесь о расходах. Мы сделаем все, что вы посоветуете.

Он посмотрел на сестру. Эглантина одобрительно кивнула. Энтон сказал все очень хорошо, как они и отрепетировали. Дело было за леди Агатой.

— Прекрасно, — сказала она.

Энтон потер руки, как крестьянин, готовящийся к длинному тяжелому трудовому дню в поле.

— Анжела сказала, что вы уже выбрали материал и фасон для свадебного платья, и мы выписали модистку, которую вы рекомендовали. Она приедет в конце недели и примется за работу. Итак, что дальше? С чего мы начнем?

Летти на мгновение задумалась.

— Еда?

Энтон и Эглантина смущенно переглянулись.

— Но… ресторатор, — ответила она. — Нам дали понять, что он берет все это на себя.

Щеки леди Агаты порозовели. От неудовольствия или какого-то другого чувства, было трудно сказать.

— Ну да, — подтвердила она. — Он приготовит все блюда, и, я уверена, по высшему разряду, но не… не главное блюдо. Мы всегда выбираем его вместе с моими клиентами.

— О, — глубокомысленно кивнул Энтон. — Что вы предлагаете?

— Но это же не моя свадьба, — с милой скромностью возразила Летти. — Что любит невеста? Три пары глаз уставились на Анжелу.

— Мне все равно.

— Ладно, — кивнула Летти. — Как насчет жениха? Что он предпочитает?

Снова все в ожидании посмотрели на Анжелу.

— Простую пищу, — наконец вымолвила она. — Простую… натуральную… хорошую пищу.

Заморгала и, отвернувшись, стала смотреть в окно.

— Прекрасно. Значит, — решительно заявила Летти, — у нас будут репа и капуста!

Девушка быстро повернулась и с открытым от изумления ртом посмотрела на гостью, а встретив ее прямой взгляд, покраснела.

— Ну? — с вызовом спросила Летти.

— Думаю, неплохо бы подать палтус, — смиренно предложила Анжела.

Летти ободряюще улыбнулась:

— И?

— Крабы хороши в это время года.

— О?.. — оживилась Летти. Впервые с тех пор, как она вошла в комнату, ее темные глаза заблестели. — Рыбный мотив? — пробормотала она. — Это можно сделать интересно. Или морская тема. Мы могли бы установить сцену… то есть, я хочу сказать, установить полосатые шатры на лужайке… — Она замолчала и задумалась. — Нет, не годится. Нужно что-то более экзотическое, чтобы произвести впечатление на пуб… пожилых гостей.

Леди Агата в муках творчества представляла собой удивительное зрелище. Брови ее сурово сходились от умственного напряжения, а темные глаза блестели.

«Достаточно ли экзотики в рыбной теме? — спрашивала она себя. — Что-то вроде… свадьбы на Брайтон-Бич?» — Она поморщилась.

— О чем это я думаю? Ведь регентство безнадежно устарело, вы со мной согласны?

Все неуверенно кивнули. Летти постучала пальцами по ручке кресла.

Внезапно она резко выпрямилась, глаза расширились, словно она увидела что-то, невидимое для других.

— Нашла! У нас будет «Микадо»!

— Очень мило, — откликнулась Анжела.

— Очаровательно! — восхитилась Эглантина.

— А что такое «мик-а-до»? — спросил Энтон.

Слава Богу, у нее был брат. Слова «мик-а-до» она где-то слышала, но не помнила где, не говоря уже о том, что не имела понятия о том, что это значит.

Летти засмеялась:

— Это музыкальный фарс. Постановка мистера Гилберта и сэра Артура Салливана. Вы, конечно, слышали песенку про иву?

— Да! — обрадовался Энтон. — Заразительная мелодия, правда? Но какое отношение она имеет к свадебным торжествам?

— Это только идея, — объяснила его собеседница. — Она дает нам тему для разработки и связывает все воедино. Очень важно связать все воедино. А нельзя ли раскидать еще группу сюжетиков по всей лужайке, а?

— Сюжетиков? — переспросил совершенно сбитый с толку Энтон. Эглантина тоже несколько растерялась.

— Несозвучные элементы, — любезно пояснила Летти. — То, что отвлекает… гостей от главного события.

Она наклонилась вперед, жажда деятельности чувствовалась во всем ее облике и уверенном тоне.

«Она любит свое дело, — подумала Эглантина. — Неудивительно, что она с ним хорошо справляется. Ее энтузиазм так заразителен, и как интересно она все объясняет!»

Да и сама Эглантина была возбуждена. Энтон тоже находился под впечатлением. И даже Анжела, которая, судя по ее несчастному виду, должно быть, очень беспокоилась последнее время, выглядела заинтригованной.

— Понимаете, — взволнованно говорила знатная гостья, — все должно быть согласовано и направлено к финалу, к тому торжественному моменту, когда центральные фигуры — жених и невеста — будут получать поздравления от счастливой компании родных и друзей. Все, начиная с обстановки и заканчивая костюмами и освещением, должно быть согласовано. — Она махнула рукой, французским жестом отвращения заканчивая разговор. — Иначе это будет второсортная постановка.

— Я и понятия ни о чем таком не имела, — вздохнула Эглантина.

Летти самодовольно улыбнулась и опустилась в кресло.

— Мало людей, посещающих подобные празднества, понимают, что только хорошее управление всем «оркестром» позволяет мероприятию проходить так гладко. Только так можно добиться успеха. Хотя все кажется таким простым…

— А, — сказал Энтон, улыбаясь и потирая руки. — Черт побери, думаю, что в вашем лице мы обрели сокровище, леди Агата. Пожалуйста, делайте все, что хотите… — Он замолк и посмотрел сначала на дочь, а затем на сестру. — Я хочу сказать, если это радует Анжелу и Эглантину…

— Обязательно! — поддержала Эглантина.

— О да! — сказала Анжела.

— О Боже! — прошептала Летти.

 

Глава 16

Утром следующего после игры в крокет дня Эллиот получил ответ на запрос относительно леди Агаты. Он вышел из почтовой конторы и сунул в карман телеграмму, полученную от фирмы «Уайтс. Обслуживание свадебных торжеств».

В эту минуту из станционного здания появилась леди Агата в сопровождении своей собачки. Тяжелый, набитый вещами саквояж бил ее по ногам, и дама с трудом сохраняла равновесие.

Поднявшийся еще утром ветер трепал ее фантастическую шляпу.

Она была так поглощена своим багажом, что не заметила, как-Эллиот оказался рядом с ней.

— Позвольте мне.

Он протянул руку к саквояжу. Саквояж выпал из рук леди Агаты и стукнулся о землю. Она резко подняла голову. Поля ее шляпы ударили его по подбородку.

— Сэр Эллиот! — Летти побледнела.

— Леди Агата. — Неужели она все еще думала об их поцелуях? В этом она была не одинока. Все утро он просидел над кипой судебных дел и прошений, не в состоянии сосредоточиться ни на одном из них, все еще находясь во власти воспоминаний о ее полураскрытых губах, таких мягких, податливых, сладких…

Он никогда не поддавался порыву страсти так бездумно, как это случилось, когда он целовал ее. Это было немыслимо для него, почти как ругаться в присутствии женщины.

Его охватила буря желаний.

— О Боже, я поцарапала своей шляпой ваше лицо. — Она протянула руку к его лицу и тут же опустила ее. Он и подумать не мог, что ему так захочется ее прикосновения, пока ему в этом не было отказано. — Простите.

— Не беспокойтесь, — пробормотал он и поправил ее шляпу, криво надвинув на копну каштановых волос. Снова он сделал это инстинктивно, вопреки приличиям и условностям. Это была ее вина, и, если она и дальше собирается смотреть на него так, он… — Позвольте, — попросил Эллиот, не спуская глаз с ее шляпы, и хотел взять саквояж.

— Не надо, — возразила она. — Я сама.

— Куда вы едете? — спросил он. Его охватила паника при мысли, что она решила уехать. Покинуть его.

— Еду? — Она невинно взмахнула ресницами. — Почему вы так решили?

— Вы вышли из здания вокзала. С вами багаж…

— Ах, это? — Она бросила взгляд на саквояж. — Я собиралась съездить на поезде в тот городок на побережье, в нескольких милях отсюда. Как он называется? Уитлок?

— До Уитлока тридцать миль.

— В самом деле? — искренне удивилась Летти. Мелкие капельки пота выступили на ее лбу. Чуть слышно охнув, она переложила саквояж в другую руку. — Да это не важно.

— Сегодня нет поезда до Уитлока. Почтовые поезда ходят ежедневно, а пассажирские только через день, — объяснил он. — Литтл-Байдуэлл — очень маленький городок.

— Я так и поняла.

— Между прочим, зачем вам надо съездить в Уитлок?

Это совершенно его не касалось, он в очередной раз грубо нарушил правила этикета, но было трудно избавиться от привычки дознаваться до всего. И что бы ни делала эта женщина, его это волновало.

— Мы с Бигглсуортами выбрали тему оформления свадебного приема, и я собиралась в Уитлок… за раковинами. Для украшений. — Было заметно, что леди Агата чрезвычайно довольна собой. — Так что, если я исчезну на день-другой, значит, я там. Собираю красивые, большие морские раковины в Уитлоке. И эти поездки не представляют для вас, сэр Эллиот, никакого интереса.

Он недоверчиво посмотрел на нее. Он обнимал, целовал ее. Она отвечала на его ласки. Теперь же ее слова звучали неискренне.

— Вы недооцениваете себя, леди Агата, и, могу поспорить, это случается с вами нечасто.

— Можете? — Она заморгала. — Поверьте, я не понимаю, о чем вы говорите, сэр Эллиот, но если вы имеете в виду вчера…

— Простите, что задаю вам вопросы. Видимо, будучи юристом, я приобрел эту неприятную привычку, — перебил он, еще не чувствуя себя готовым к главному разговору. Пока еще. — Я лишь хотел предложить свою помощь. Когда пожелаете поехать в Уитлок, буду счастлив отвезти вас туда.

— Не надо! — мгновенно вырвалось у нее. Эллиот был поражен. Затем он вспомнил, что она имела полное право быть осмотрительной, оставаясь с ним наедине.

Вчера его гордость была уязвлена ее намеками на его провинциализм. Как глупо было с его стороны обижаться. Он раньше и представить не мог, что какая-то женщина сумеет задеть его гордость. Но это произошло. Он хотел доказать ей, что не она одна опытная и искушенная. Вместо этого обнаружил, что «роковая женщина» отвечает ему с такой пылкостью, которую можно было бы сравнить с его собственной, вспыхнувшей в нем, когда он обнимал ее.

Эллиот не знал, кого больше потрясли эти объятия, ее или его, но надеялся, что умело скрыл свои чувства. Каким бы ни было ее прошлое, леди Агата не была такой опытной и искушенной, какой хотела казаться. Ему следовало вести себя осторожно. Она оказалась более впечатлительной, искренней и ранимой, чем думала, и теперь он это знал.

— Обещаю, хотя у вас есть основания мне не доверять, что в моем обществе вы будете в полной безопасности.

Летги с сомнением взглянула на него, затем перекинула саквояж в другую руку. Он с силой ударил ее по ноге, и Летти поморщилась.

— Почему вы не позволяете мне понести его? — не выдержал сэр Эллиот. — Ваш багаж кажется довольно тяжелым.

Она остановилась, не решаясь опустить саквояж на землю.

— Была бы вам очень обязана. Он действительно тяжелый. По пути на станцию я заглянула в местные магазинчики и обнаружила несколько вещей, которые могли бы украсить столы, но сумка оказалась такой неудобной…

— Я буду только рад. — Он наклонился и поднял саквояж. Черт побери! Она, должно быть, решила украсить свадебные столы Бигглсуортов камнями. — Куда его отнести?

— Ну, — сказала она, — в этом-то и трудность. Хэм уже уехал обратно в Холлиз. Как вы понимаете, я думала поехать в Уитлок.

— Позвольте, я отвезу вас обратно.

— Вы, сэр Эллиот? — Она смерила его долгим внимательным взглядом, так на рынке осматривают рыбу, которую продают как свежую, но которая вызывает подозрение, что ее поймали несколько дней назад. Даже песик, усевшийся у ее ног, поднял голову и с сомнением посмотрел на него.

Летти нарочно старалась поставить его в неловкое положение. Следовало бы оскорбиться, но Эллиота это забавляло. Жизнь научила ее, что лучший выход из сложившейся ситуации — поставить в невыгодное положение другого.

— Ладно, — наконец согласилась она и взяла его под руку.

— Нам лучше поторопиться, — сказал он, стараясь не обращать внимания на то, как она близко. — Если я не ошибаюсь, с моря надвигаются тучи. — И указал на запад.

Она посмотрела на горизонт.

— Тогда, конечно, поторопимся, насколько я понимаю, в погоде вы, как «простой деревенский житель», разбираетесь прекрасно.

Ах, как она была хороша! Ей бы не стоило дразнить его; он и так находил ее почти неотразимой.

— Вы очень добры, — ответил Эллиот. — Моя карета у телеграфа.

Она взглянула на собачку.

— Ну что ж, пойдем, — сказала она. — Тебя снова ждут вкусная еда и сладости.

Песик вскочил на ноги и помчался вниз по улице, словно точно знал, где Эллиот оставил свою коляску. Когда они подошли к ней, собака уже ждала их1.

Эллиот поставил саквояж на дно двухместной коляски, и Ягненочек тут же вскочил в нее. Эллиот повернулся к Летти:

— Прошу прощения, здесь нет козел. Надеюсь, вы не против того, что мы будем сидеть рядом?

— Конечно, нет. — Она повернулась, ожидая, что он подсадит ее. У нее была узкая спина с немодными прямыми плечами, но нельзя было назвать немодными ее тонкую талию или элегантную линию округлых бедер.

Она оглянулась:

— В чем дело, сэр Эллиот?

Ему нравилась ее уверенность в себе и то, что она явно наслаждалась своей женственностью. Ему даже нравилось, как она пользуется своими чарами. Умная женщина, она знала себе цену, а Эллиота всегда привлекали интеллект в сочетании с практичностью. Короче, ему нравилось все в этой женщине. Очень плохо. Она скоро покинет их городок.

— Ни в чем, леди Агата. — Он обхватил тонкую талию и приподнял ее. Нельзя сказать, что она была легкой'тсак перышко, но не была и тяжелой. Эта женщина была осязаема, с ее пышными и гибкими формами.

Он подсадил Летти и отошел отвязать коня. Затем сел на скамью, подобрал вожжи и щелкнул языком. Лошадь тронулась, беспокойно вскидывая голову, как будто чувствуя перемену погоды.

Они проехали милю, затем еще одну. С моря дул сильный ветер, а над головой по затянутому тучами небу проносились черноголовые чайки.

Дорога сузилась, они ехали мимо яблоневых садов, где разгулявшийся ветер срывал лепестки с цветущих ветвей и осыпал их бело-розовым дождем. Летти, подняв навстречу ветру лицо и закрыв глаза, смеялась, как ребенок в ожидании поцелуя.

Эллиот зачарованно и одновременно с тревогой смотрел на нее, потрясенный силой ее эмоций. Качавшаяся ветка задела шляпу Летти и сорвала ее. Волосы рассыпались и, подхваченные невидимыми пальцами ветра, развевались у нее за спиной.

— Я люблю грозу! — крикнула она.

— Кажется, это чувство взаимно, — откликнулся сэр Эллиот, и ее брови взметнулись вверх от его необдуманных слов. Но она снова рассмеялась и, взмахнув шляпой, словно приветствуя грозу, выпустила ее из рук. Ветер подхватил ее и понес в поле.

Невольно вскрикнув, Летти, несмотря на опасность, поднялась с сиденья. Эллиот схватил ее за запястье и усадил рядом с собой.

— Сидите! — крикнул он, заставляя упиравшуюся лошадь свернуть с дороги в поле.

Ударом кнута он погнал ее по полю вслед за катившейся шляпой. Едва ли о таком могла мечтать девушка. Через сотню ярдов шляпа зацепилась за кочку. Ему оставалось лишь наклониться и схватить ее.

Держа в руке свою добычу, Эллиот распрямился и остановил коня. Отряхнув шляпу, он с сокрушенной улыбкой преподнес ее Летти.

— Благодарю вас, — прошептала она, глаза ее сияли. Он смотрел на нее и чувствовал, как краснеет. Она озадачивала, смущала, сбивала его с толку. То она казалась развязной притворщицей, а в следующий миг улыбалась так, словно никто и никогда не оказывал ей подобной любезности.

— Не стоит благодарности, — смущенно ответил он и провел рукой по волосам. — Потерять такую чудесную шляпу было бы просто преступлением.

Летти еще мгновение смотрела на него, затем обняла за шею и поцеловала в щеку.

— Мой герой!

Ему тоже хотелось обнять ее, но он не решился — боялся спугнуть ее. Впервые за все время, прошедшее после их первой встречи, она казалась естественной, беззаботной и счастливой. Она легонько оттолкнула его и с улыбкой принялась приводить в порядок растрепанную прическу и шляпу, расправляя ленты и помятые цветы.

Их отношения зашли достаточно далеко.

— Леди Агата, нам надо поговорить.

— Нет, — сказала Летти, резко поднимая голову. Он понял. Он был уверен, что она не леди Агата. От страха у нее сжалось горло.

Обезоруживающее, очаровывающее и манящее ее выражение его глаз исчезло.

Рядом с ней сидел суровый и решительный, хотя и все еще божественно-прекрасный мужчина, он смотрел на нее так пристально, что Летти чувствовала, как спутник читает ее мысли.

— Все равно здесь нам не удастся поговорить как следует, — произнесла она, как надеялась, рассудительно. — Давайте немного…

— Простите, но я настаиваю. Я и так ждал слишком долго.

Летти смотрела на круп неожиданно успокоившейся лошади. Почему бы этой чертовой скотине не взбрыкнуть, не встать на дыбы или не сделать что-нибудь еще? Почему бы Фейгену не проснуться и не выскочить из коляски? Она толкнула песика ногой. Тот заворчал сквозь сон, перевернулся на спину и захрапел.

I— Я должен принести вам мои глубочайшие извинения. — Что? — Летти замерла. — Я желал бы извиниться. Разумеется. Он ведь был джентльменом. Как она могла об этом забыть? Она закрыла глаза, наслаждаясь сознанием, что опасность миновала.

— Ха, — выдохнула она. — Поцелуй! Не думайте об этом. Я принимаю ваши…

— Нет. — Ветер взлохматил его темные волосы, разметав аккуратно уложенные волны, отчего сэр Эллиот выглядел моложе, почти юношей. Особенно когда так улыбался. — Я сожалею, если расстроил вас, но не сожалею, что поцеловал вас.

Эти слова доставили ей некоторое удовольствие.

— Я приношу извинения за то, что подозревал вас…

Она похолодела. Новый порыв ветра взметнул ее юбки. Лошадь дернулась, но легкое движение сильных смуглых рук сэра Эллиота успокоило ее.

— О?

— Когда вы приехали, вы… оказались не такой, как я ожидал. Поэтому я телеграфировал в вашу контору в Лондоне и попросил их подтвердить ваше местонахождение и прислать краткое описание вашей внешности.

— И?

Он ответил извиняющейся улыбкой.

— Вы прекрасно знаете ответ. «Леди Агата сейчас в Нортумберленде. Точка. Описание. Точка. Высокая, волосы рыжие, около тридцати лет. Точка».

«Около тридцати?» — с недоумением подумала Летти. Леди Агата? Да этой женщине не меньше тридцати пяти. Но благослови ее Бог за тщеславие. Если бы она призналась, сколько лет ей на самом деле, Летти никогда не приняли бы за нее. Но радость тут же сменилась досадой. Леди Агата могла радоваться, что ее принимают за двадцатидевятилетнюю, но Летти Поттс было всего двадцать пять.

Черт. Что такое с сэром Эллиотом, неужели он не видит ее молодости? Может быть, не такое уж он совершенство. Ему явно нужны очки.

— Что-то не так? — Краска выступила на его щеках. — Конечно, нет. Я проверял вас, как какую-то бродяжку, прибывшую в город с узелком и пустыми карманами.

Летти нервно сглотнула от неприятного сознания, что у ее ног лежит саквояж, набитый вещами леди Агаты. Чувство вины, дотоле не причинявшее ей ни малейшего беспокойства, подняло свою змеиную голову.

— Не расстраивайтесь. Я уверена, у вас были на то уважительные причины. — Хотя она не могла представить, что это могли быть за причины. Ее перевоплощение казалось ей самой безупречным. — Так все же каковы были причины?

— Не стоит говорить о них, — смущенно отозвался он.

— Думаю, я веду себя более смело, чем можно ожидать ! от дочери герцога.

— Да. — Он ухватился за ее подсказку. — Именно так.

— А. Хорошо. В таком случае вашу предосторожность можно понять. Ведь вы местный судья.

— Вы не только добры, но и великодушны. Но все равно мой поступок непростителен.

— Позвольте не согласиться. Я прощаю вас. — Она помахала рукой, как бы отметая его аргументы. — Никакого вреда вы не причинили.

— Причинил, — настойчиво продолжал он. — Подозрительность и осторожность, леди Агата, вот мои правила, и я следую им, потому что на горьком опыте познал, что недоверие лучше, чем слепая вера, которая приводит людей к гибели.

Сильный ветер поднял лацканы сюртука сэра Эллиота и прижал их к его горлу. Он даже этого не заметил. Летти поняла, что он говорит о каком-то определенном случае.

Тревожное предчувствие охватило ее. Она не хотела ничего знать о нем. Нет, не правда. Она хотела знать о нем все, и это пугало ее. Летти никогда не встречала такого человека. И вероятно, никогда больше не встретит.

— И каким же образом вы познали это? Ей показалось, что он не ответит. Он был слишком джентльменом, чтобы говорить с ней о том, что ее не касалось.

— В армии. В Судане. Я находился под командованием… офицера, считавшегося гениальным тактиком. Гордился, что был его подчиненным. — Он весь напрягся.

— Он предал вас.

— Я был идеалистом. Был молод. — Он взглянул на нее со смущенной улыбкой. — Мой брат Теренс погиб на войне с зулусами, и, узнав о его смерти, я сразу же поступил в армию, с жаждой занять его место, нести его знамя. Меня послали на Ближний Восток. Вы встречались с моим отцом, — его взгляд смягчился, — и можете представить, какое воспитание мы получили. Нам с колыбели внушали, что Англия — величайшая нация в мире и ее величие твердо опирается на справедливость правосудия ко всем ее гражданам.

— Да. Правосудие.

— Офицер, о котором я говорю, сильно пил, но никогда во время боевых действий. За исключением одного случая. Она молча ждала.

— Было уже поздно, и мои солдаты находились на месте назначения, в десяти милях от берега. Мы не ожидали нападения. Несколько дней все было тихо, но в ту ночь один из моих разведчиков вернулся с сообщением, что враг собирает силы к востоку от нашего главного лагеря. Я сразу же послал туда связного.

— К командующему?

— Да. Ответа не было. На следующий день, как и ожидалось, враг напал на лагерь. Мы прибыли туда, когда сражение уже закончилось. Это было… страшное поражение. Столько убитых и искалеченных! — Даже при воспоминании его глаза наполнились ужасом. — Я разыскал командующего, чтобы узнать, как это произошло. Он заявил, что не получал от меня никаких сообщений. — На этот раз он с горечью посмотрел на нее. — Позже я нашел связного, человека, которому я безгранично верил. Он был в полевом госпитале. В сражении его тяжело ранило, и, умирая, он страдал не только от боли, но и от позора. Он поклялся мне, что наш командир был слишком пьян и даже не мог прочитать сообщение. Тогда связной сам прочитал его вслух. Он также поклялся, что сообщение заставило офицера протрезветь настолько, что тот мог действовать сам или вызвать тех, кто заменил бы его. Связной ошибся. И в этом все дело. Свидетелей не оказалось. Офицер был один.

— Какой ужас! — прошептала Летти.

— Он предал не только солдата, за которого был в ответе, но и все принципы, за которые мы сражались. Офицер избежал наказания. Представляете, он собирался отдать связного под трибунал, но несчастный умер! — Глубокое недоумение и непередаваемое чувство собственного поражения слышались в его голосе.

— И что вы сделали?

— Я встретился с ним. Его… больше всего волновало, что я предпочел поверить своему солдату, чем ему, и сначала он повторил свою версию. Но я не хотел уступать. Я понимал, что нет никаких шансов на то, что он публично признается во лжи, но хотел услышать правду. — Выражение лица сэра Эллиота заставило ее вздрогнуть.

— И вы добились ее?

— Да. Он признался мне, что, вероятно, был не в состоянии исполнять свои обязанности, но настаивал, что не помнит, чтобы ему доставляли донесение. Разумеется, мое сообщение исчезло. И еще он сказал, — и я запомнил это лучше всего, — что английская армия не может позволить себе лишиться гениального тактика и что в конечном счете ради этого стоило пожертвовать жизнью солдата! Разве солдату не повезло, спросил он, что он умер до суда? И что может быть прекраснее, чем умереть за свою страну?

— Вы с этим не согласны?

Он с признательностью посмотрел на нее.

— Как сказать… Человек погиб, сражаясь за нацию, которая обещала ему честь и справедливость, а его предали. Я посвятил свою жизнь тому, чтобы правосудие перестало быть химерой. Чтобы иметь правосудие, мы должны служить ему. Оно не существует само по себе.

Они помолчали. Ветер утих. Только шорох травы нарушал тишину.

— А что случилось с тем офицером?

— Было проведено расследование. — Эллиоту не надо было говорить, кто настоял на этом. — Никаких доказательств его вины найдено не было. Дело не дошло до суда. Несколько лет спустя этот человек умер естественной смертью. — Марч сурово посмотрел на нее. — Я рассказал эту историю не для того, чтобы вызвать у вас жалость. Просто хотел объяснить свое поведение по отношению к вам. Но объяснение не может служить оправданием. Поэтому я прошу прощения.

— Пожалуйста, в этом нет необходимости.

— Нет, есть, — возразил сэр Эллиот. Он замолчал, задумчиво и пытливо вглядываясь в ее лицо. — Смешно было не верить, что эта полная жизни, естественная в своем поведении женщина совсем не такая, какой кажется, только потому, что я никогда не встречал женщин, подобных вам!

Нет. О нет. Летти беспокойно шевельнулась.

— Быть подозрительным не преступление, сэр Эллиот.

— Нет, однако необоснованное подозрение легко переходит в преследование, — сказал он. — Спасибо, что напомнили мне об этом, прежде чем я успел несправедливо обидеть невинного человека.

Чувство вины мешало ей говорить. Он обязан был быть подозрительным, помнить урок, за который заплатил такую цену. Он никому не должен был доверять.

Особенно ей. Хуже всего то, что, узнав, как она его обманула, — а он скоро об этом узнает, — он больше никогда

| никому не поверит. Никому. Но как она может признаться ему, не подвергая себя опасности? Даже если считать подоб-

|ный поступок безумием…

— Полагаю, вы правы, что послали запрос обо мне, — не думая сказала она. Вот. Главное сказано. Неплохо.

— Простите?

— Вы не можете доверять внешности. Поверьте, я-то <знаю. — Господи, зачем она все это говорит? — Вы должны (убедиться, какие карты вам сдали. Хорошенько посмотреть, нет ли чего сомнительного. — Господи Боже, она сошла с (ума! — Будьте осторожны. Кругом полно мошенников, лгу-|нов и жуликов. И на них не написано, кто они такие. Вы <правильно сделали, что навели обо мне справки. Поверьте, я |знаю, о чем говорю.

Он нежно посмотрел на нее:

— Лучше бы вы не знали.

— Что?

— Судя по вашему взволнованному голосу, вас или кого-i из ваших близких предали. Мне очень жаль.

Она вовремя опомнилась и закрыла рот, раскрывшийся от изумления. Боже, он сказал это серьезно. Она не могла вымолвить ни слова. Только смотрела на него, жалея, что она не та женщина, какой он ее считает, и не заслуживает его нежности и заботы.

Она обманщица, жалкая копия второстепенных персонажей из одноактных пьесок. Директора театров были правы: она никогда не будет звездой. Летги Поттс не умела изоб-i ражать глубокие чувства, потому что не пережила ничего подобного. Она была всего лишь дублершей. Пустым сосудом, который наполняли чувствами другие люди.

— Простите меня, Агата.

— Летти, — горестно поправила онаТ

— Простите?

Она вздрогнула. Она не могла поверить в свою оплошность. Если она и дальше будет вести себя как идиотка, лучше уж признаться во всем здесь и сейчас. Но она не собиралась признаваться. Она слишком разволновалась. Вот и Необходимо было избавиться от этого самоубийственно; настроения. Она изобразила улыбку.

— Друзья называют меня Летти.

— Летти, — повторил он, как бы пробуя имя на вкус; его звучание понравилось ему. — Вам подходит.

Ей было трудно держать себя в руках, когда он так улыбался. Его глаза были так прекрасны, а улыбка так нежна.

Он протянул руку и смахнул выбившийся локон с ее лба. Медленно провел пальцем по ее виску, овалу щеки и подбородку. Непреодолимое желание горячей волной побежало по ее телу. Она забыла, что хотела держать себя в руках. Забыла свой страх. Она склонила голову, принимая его ласку.

— Боюсь, что в вашем обществе я обречен на постоянные извинения, — сказал он без всяких признаков раскаяния.

— Почему?

— Потому что мои руки так и тянутся к вам. Сердце екнуло у нее в груди.

— О!

Он погладил ее шею. Она закрыла глаза. Он нежно коснулся поцелуем ее губ, сладким, как мед, поцелуем, возбуждающим ее чувственность. Летти раскрыла губы и откинула назад голову в предвкушении продолжения.

Но его не последовало.

Летги открыла глаза. Он смотрел на нее жадным, настойчивым и чуть насмешливым взглядом, сдерживая улыбку. Он принимал ее за дурочку или дразнил, или, хотя это казалось невероятным, она ничего не понимала.

— Что за игру вы затеяли? — возмутилась она. — Что это вы делаете?

— Летти, — ответил он, — я ухаживаю за вами.

 

Глава 17

— Ты не можешь уехать, — заявил Кэбот. Он с мрачным видом стоял на пороге ее спальни.

— Ну, Кэбот, милый, кто бы подумал, что ты влюбишься в меня. — Летти перекусила нитку и бросила катушку в рабочую корзинку леди Агаты.

— Пожалуйста, брось эти шуточки, Летти. Я говорю серьезно. Ты не можешь уехать отсюда просто так.

Летти подняла иголку к свету и, прищурившись, аккуратно продела нитку в ушко.

— Я не уезжаю. Я шью. И не смогу закончить это платье к обеду, если ты будешь мне мешать.

Она заложила складку на муслине в темно-зеленую и лиловую полоску. Она хотела, чтобы Кэбот удалился. В ее голове проносилось множество волнующих, невероятных мыслей.

Что сэр Эллиот имел в виду, говоря, что «ухаживает за ней»? Он не мог сказать это просто так. Должно быть какое-то объяснение. Вероятно, «ухаживание» в его кругу означает нечто совсем другое, чем в ее среде. Не мог же он подразумевать то, что она предполагает., он подразумевал… потому что тогда она… Нет, он просто не мог именно это иметь в виду!

— Чтобы спасти тебя, я его сжег!

Последние слова Кэбота наконец дошли до сознания Летти.

— Сжег что?

— Письмо леди Агаты мисс Бигглсуорт.

— Что? — Платье выскользнуло из рук Летти. — Какое письмо?

— Письмо, которое пришло от леди Агаты мисс Бигглсуорт вчера после обеда, когда ты была в Литтл-Байдуэлле. Ради Бога, Летти, это важно. Ты должна сделать все, чтобы остаться.

Летти не обратила внимания на его суровый тон. Она намеревалась сбежать и хотела знать, сколько времени в ее распоряжении.

— Что было в письме, Кэбот?

— Это было личное письмо, мисс Поттс, — оскорбился дворецкий. — Я бы никогда…

Летти невозможно было обмануть.

— Если ты сжег его, то не думаю, что перед этим постеснялся прочитать его. Так что же она писала? Это очень важно, Кэбот.

Сэмми, утратив высокомерие, вздохнул:

— Оно было короткое. Леди извинялась за неудобства, причиненные ее замужеством, и посылала денежный перевод, чтобы возместить Бигглсуортам их первоначальные расходы. Затем она перечисляла несколько лондонских фирм, чьими услугами советовала воспользоваться, и в конце сообщала, что будет отсутствовать несколько месяцев. Свадебное путешествие.

Летти глубоко вздохнула. Прекрасно. Леди Агата была по-прежнему далеко, и Бигглсуорты по-прежнему ничего не знали. Поняв, что непосредственной опасности нет, она невольно улыбнулась и подобрала платье, над которым трудилась.

— Тем лучше для нее, — заключила она.

— Лучше для нее, — повторил Кэбот, — но совсем не лучше для мисс Анжелы.

— Да, это так, — согласилась Летти; иголка так и мелькала в ее умелых руках.

Малышка оказалась в трудном положении, а ей и без того хватало неприятностей с этим бывшим дружком, который угрожал ей. Но это не ее забота, подумала Летти, расправляя пальцами шов. Кусочек кружева должен был прикрыть сверху вытачку и немного украсить платье.

— Именно поэтому, — продолжал Кэбот, — ты должна остаться и устроить свадебный прием для мисс Анжелы.

— Ты в своем уме? — не поднимая глаз, спросила Летти. — Да завтра вечером меня уже здесь не будет. Не было бы уже сегодня, если б этот чертов поезд ходил каждый день.

Она искоса взглянула на саквояж. Он стоял там, где она оставила его. Какой смысл распаковываться? Билет она уже купила. Но не в Уитлок, как сказала сэру Эллиоту, а на юг, в Йорк. Ей предстояло оставаться леди Агатой еще одну ночь. Еще одну ночь, когда… Вероятно, его здесь и не будет.

— Летти. Ты не можешь уехать. Я говорю это серьезно.

— Посмотрим. — У нее внезапно испортилось настроение. Она отрезала выбранный кусок кружева и приколола его булавками к шву.

— Если ты уедешь, — жестко проговорил Кэбот, — я тотчас пойду к сэру Эллиоту и расскажу ему, кто ты такая! Летти оторвалась от работы.

— Человек, которого я знала, не стал бы шантажировать своих друзей, — заметила она.

— Ты не оставляешь мне выбора, — ответил Кэбот, не опуская глаз.

Она первая отвернулась. Она была несправедлива. Кэбот лишь пытался помочь семье, которая заслужила его преданность. И не его вина, что он предлагал то, чего ей меньше всего хотелось. Но Летти Поттс не собиралась рисковать своей жизнью.

— Не говори глупостей, Кэбот. — Она пожала плечами. — Я выполнила свою часть сделки. С самого начала я говорила тебе, что пробуду здесь только несколько дней. Тогда ты не возражал. Ничего не изменилось. Бигглсуорты в том же положении, в каком были, когда я приехала. До сегодняшнего дня они бы даже не имели письма от леди Агаты. Самое большее, что они потеряли, это десяток-другой часов, чтобы найти ей замену.

— И как ты думаешь, что они будут делать, когда узнают, что их обманула и бросила женщина, которую они возвеличили? — спросил дворецкий.

Это задело Летти. Но она выросла, получая уколы и удары, и привыкла к ним.

Не важно, что тебе больно. Важно, чтобы другие не заметили твою слабость. И Кэбот не увидит ее слабости.

— Им просто придется найти кого-то еще, — холодно произнесла она. — С деньгами Энтона в Лондоне нетрудно нанять такого специалиста. — Ей хотелось верить в то, что она говорит.

В его взгляде можно было увидеть, как много он хотел ей сказать, но Кэбот промолчал,

Она ненавидела это чувство, это новое, чуждое ей, ужасное, непонятное сознание вины.

Летти не сделала ничего, за что могла бы винить себя ну, может быть, совсем немного.

— Кроме того, — сказала она с несколько обиженным видом, — Бигглсуортам повезло, что я приехала. И они будут радоваться, когда увидят платье Анжелы, скроенное и сшитое по моему фасону. Невеста будет выглядеть как принцесса из волшебной сказки.

— Я знаю, — сказал Кэбот. — Поэтому ты и должна остаться. — Он сел рядом с ней на диван и взял ее за руку. — Ты сможешь это сделать, Летти. Я знаю, что сможешь. У тебя талант твоей матери и способности театрального постановщика, как у отчима.

Она мрачно посмотрела на него и проговорила:

— Если тебя воспитали первоклассный костюмер и музыкант второго сорта под светом рампы мюзик-холлов, это вовсе не значит, что ты можешь устроить светскую свадьбу, Сэмми.

Он коснулся платья, которое она шила.

— Сможешь. Только взгляни, что ты сотворила для Анжелы и что ты делаешь сейчас. Ты мастерица не хуже своей матери, Летти. И тебе не надо беспокоиться о еде, посуде, официантах и других слугах. Ресторатор уже занимается всем этим.

Летти не ответила, и Кэбот продолжал:

— Я слышал, мисс Бигглсуорт рассказывала Грейс Пул о том, что ты предложила оформить все в восточном стиле. Она была в полном восторге.

— Боже мой, — слабым голосом произнесла Летти. Ей стало нехорошо. Она слишком вошла в роль, вот и все. Она была увлечена идеей что-то создать, в чем-то участвовать. В чем-то необычном. — Я просто болтала, — призналась она. — Молола вздор, чтобы они подумали, что я знаю, о чем говорю.

— Но ты знаешь! — настаивал Кэбот. — Я слышал, ты говорила о том, как завоевать интерес публики, и ты в этом права. Свадебные торжества — представление, как и десятки других, в которых ты участвовала. Я помню, как ты всегда заботилась о декорациях для наших выступлений.

— Я немного занималась этим, но ведь там была сцена, — с отчаянием возразила Летги, ибо — помоги ей Боже — она начинала думать, что, может быть, справится с этим. Если такое произойдет, это будет величайшим мошенничеством в ее жизни. А выигрыш? Счастье молодой девушки.

И еще несколько дней с ним.

— Летги… — Кэбот взял ее руку.

— Дай мне минутку подумать! — Даже думать об этом было безумием. Она выдернула руку и, обхватив руками голову, зажмурила глаза. Тотчас же перед ней возник его образ: темные волосы, растрепанные ветром, улыбка… Эллиот пристально смотрел на нее.

Она никогда не встречала такого человека, как он, который заставлял бы так сильно биться ее сердце и ради которого она хотела бы стать другой. Мужчины, которых она знала, были грубыми, буйными, любили драки, жаждали запаха страха и вкуса крови. В сэре Эллиоте не было ни грубости, ни стремления к насилию; те мужчины, которых она знала, съели бы его живьем, но странно — в нем чувствовались скрытая сила и истинная мужественность.

Летти тихонько вздохнула. Если она останется, то, когда придет время уехать, не сделает ли она хуже не только себе, но и ему?

За последние шесть лет она привыкла думать только о себе, заботиться прежде всего о Летти Поттс. Она предусмотрительно отбросила мысль о том, чтобы поставить его благополучие выше своего. Это бы размягчило ее, она утратила бы осторожность. Кроме того, оправдывала она себя, чем ее пребывание здесь повредит ему?

Он был сэром Эллиотом Марчем. У него было богатство, собственность и друзья, которые любили этого человека и восхищались им. Она еще крепче сжала веки, стараясь разобраться в путанице противоположных чувств.

— Летти…

— Кто-нибудь узнает. Кто-нибудь выведает, — открывая глаза, в отчаянии выпалила она.

— Нет, они не узнают. Ты уедешь через неделю или чуть позже, но задолго до того, как сюда явятся люди из высшего общества, которые могут быть знакомы с настоящей леди Агатой. Свадьба только через два месяца. Ты успеешь все подготовить и разослать указания в те места, которые рекомендовала леди Агата в своем письме. Потом уедешь. Я помогу тебе… Грейс Пул тоже поможет. Ты можешь сделать это, Летти. Можешь.

— А как же леди Агата? Что, если она вернется? — хриплым голосом спросила Летти. — Анжела станет посмешищем для всего города, когда узнают, что она доверила… актерке подготовку своей свадьбы. — Вот опять что-то заставляло ее думать о заботах других, даже о тех, которые ее не касались.

— А кто расскажет? — с мрачным выражением своей бульдожьей физиономии спросил Кэбот. — Изображений леди Агаты нет. И ты слышала: она написала, что несколько месяцев проведет в свадебном путешествии. Когда она вернется и кто-нибудь упомянет эту свадьбу, она не осмелится признаться, что ее здесь не было. Дама будет выглядеть либо круглой дурой, либо мерзавкой. Ее репутация будет погублена, если узнают, что она бросила милую невинную девушку в… — Он остановился, его лицо стало краснее кирпича.

— …в лапы расчетливой мошенницы? — сладким голоском подсказала Летти и невесело усмехнулась. — Ладно, Кэ-бот. Ты прав. Нечего надеяться, что я изменюсь.

Он не возразил, и это еще больше обидело ее, с удивлением заметила Летти. Раньше она посмеялась бы над такой характеристикой и похвалила бы того, кто это сказал: «В самую точку, дружок».

— Есть еще причина, почему ты должна это сделать, Летти, — сказал Кэбот.

— В самом деле? Что же еще, кроме того, что донесешь на меня сэру Эллиоту? Что же?

— Потому что я уверен: если ты не сделаешь этого, то никто другой не сумеет. — Кэбот снова взял ее руку. — Так как же, Летти?

Кроме глупой сентиментальности и желания быть предметом «ухаживания», она искала другую причину для согласия, которая больше подходила той Летти Поттс, которой она была. И нашла ее.

Это будет блестящая постановка! Лучшая за всю ее убогую карьеру.

Спасибо Сэмми, он вовремя напомнил ей, что она — Летти Поттс, бросающая вызов всем и всему.

— Свет, декорации, костюмы. Придумай несколько торжественных выходов, научи невесту, как показать себя с лучшей стороны, — распорядилась она.

— Так ты берешься? Пожалуйста. Я даже отдам тебе деньги, которые прислала леди Агата!

В эту минуту она поняла, что, если сейчас убежит, Кэбот не выдаст ее. Это было не в его характере. Он был добр. Не то что она.

И Летти также понимала: Кэбот не думал, что она поможет Бигглсуортам просто из-за своей порядочности, сочувствия, жалости или иных чувств, которые заставляли таких людей, как сэр Эллиот, Бигглсуорты и доктор Бикон, поступать именно так, а не иначе. Потому что Кэбот считал ее жестокой. Не такой, как они. И был прав.

Только почему ей хотелось расплакаться?

— Летти, — тихо и умоляюще произнес он.

Она смахнула предательские слезы и повернулась к нему.

— Останешься и поможешь этим людям устроить свадьбу, а тем временем будешь спать на пуховых перинах?

— Да.

— Носить дорогие платья?

— Да.

— Есть вкусные вещи и пить тонкие вина?

— Да.

— А потом за хлопоты получишь хорошо набитый кошелек?

— Да.

И буду рядом с ним…

— Конечно, — сказала она. — Думаю, с девушкой могло случиться кое-что и похуже.

 

Глава 18

Не прошло и двадцати минут после того, как Кэбот, давясь словами благодарности, вышел из комнаты, и, прежде чем Летти успела передумать, в ее дверь снова постучали.

Она села на кровати, на которую легла, чтобы почитать, закрыла книгу и спрятала ее под подушку.

— Войдите. — Появилась Анжела с Фейгеном на руках. Лохматый песик определенно потолстел, и вид у него был ухоженный.

— Тетя Эглантина попросила меня отнести к вам Ягненочка, — сказала девушка, усаживая собачку на подушку. Фейген, бросив на Летти беглый взгляд, спрыгнул на пол, направился к двери и уселся перед ней. Повернув голову, он снова посмотрел на Летти.

— По-моему, ему нравиться тетя Эглантина, — заметила Анжела.

Что тут может не нравиться, спросила себя Летти. Он накормлен, в безопасности, впервые в жизни ему хорошо. Наконец-то не надо бояться быть раздавленным экипажами на лондонских улицах или быть пойманным и затравленным на запрещенных собачьих боях.

Она не винила беднягу за то, что ему хочется извлечь максимум удовольствия из создавшейся ситуации. Она сама делала то же самое. Они с Фейгеном вели себя одинаково: оба жили под чужими именами, выдавая себя не за тех, кем были на самом деле. Обоим хотелось, чтобы это никогда не кончалось.

— И тетя Эглантина ужасно полюбила его, — сказала Анжела.

— Так пусть они наслаждаются обществом друг друга, — улыбнулась Летти. — Пожалуйста, выпустите его. Я уверена, он найдет дорогу. Он очень умен.

— Спасибо, — улыбнулась Анжела. — Тетя Эглантина так нуждается в компаньоне. Она никогда не говорила ничего подобного, но я думаю, она будет очень одинока, когда я уеду.

Анжела открыла дверь, и Фейген, вскочив, тотчас выбежал из комнаты. Он даже не оглянулся.

— Вы заняты?

— Занята? — Летти спустила ноги и взяла блокнот, в котором делала записи.

Она старалась не думать об Эллиоте и пыталась отвлечься, изучая «Правила хорошего тона», которые взяла из библиотеки.

— Как раз записывала некоторые идеи для вашей свадьбы.

— Простите, что побеспокоила вас. Я ищу мою книгу и подумала, не видели ли вы ее.

— Книгу? — Летти за спиной затолкала «Правила» поглубже под подушку. Не могла же она признаться, что взяла ее: разве дочь герцога может нуждаться в книге по этикету? — Какую книгу?

— О, глупую книжку о светских манерах, которую я читала, — смущенно призналась Анжела. — Думаю, потом я найду ее.

— Конечно, найдете.

«Сегодня днем. После того, как сама прочитаю ее». Кто бы мог подумать, что в высшем обществе существует так много правил?

Анжела все не уходила, и Летти подумала о том, как она молода и встревожена.

— Слышно что-нибудь еще о Кипе Химплерампе? Девушка густо покраснела.

— Нет.

— Нет? Вот видите, — с довольным видом сказала Летти. — Змееныш попробовал шантаж, помахал приманкой и, увидев, что вы на нее не клюете, снова заполз под камень.

— Вы в самом деле так думаете? — с надеждой спросила Анжела.

— Конечно. Пожалейте себя, Анжи, и забудьте обо всем. Вы должны радоваться жизни, а не переживать из-за какой-то детской выходки.

— Вы не понимаете.

— Что еще я не понимаю? — проворчала Летти.

— Кип такой собственник. Он считает, что между нами были отношения, договоренность…

— Так вот, — рассудительно возразила Летти, — он ошибается. Шантажисты всегда трусливы. Один раз не уступить им, и они отстанут. Больше не беспокойтесь об этом.

Все это было верно, при условии если имя шантажиста не Ник Спаркл. Дрожь пробежала по спине Летти. Она уже давно не вспоминала о нем. Она надеялась, нет, она молила Бога, чтобы Ник отказался от попыток найти ее.

— А что, если он не отстанет? — спросила девушка.

— Вы собираетесь стать маркизой, Анжела. — Летти взяла ее за плечи и сурово посмотрела ей в глаза. — Если Кип Химплерамп что-то потребует, вы просто расправитесь с ним.

Мисс Бигглсуорт побледнела, но ничего не возразила. Она поняла.

— Вот и умница, Анжи, — ласково произнесла Летти. — Из вас получится образцовая маркиза. Анжела неуверенно улыбнулась.

— Я постараюсь.

— Хорошо. — Летти похлопала по кровати. — Подойдит и присядьте рядом со мной. Я тут записала несколько пред ложений, как устроить свадебные торжества.

— О? — произнесла Анжела, усаживаясь рядом с ней Летти хитро улыбнулась.

— Послушайте, дорогая. Вам придется очень постараться. «Невеста, взволнованная приближающимся бракосочетанием, с энтузиазмом занимается приготовлениями к нему», — процитировала Летти ремарку из короткой пьески, в которой играла в прошлом году.

Пораженная нарочито торжественным тоном леди Агаты, Анжи хихикнула:

— Как это у вас получается?

— О, я настоящий кладезь скрытых талантов, — без ложной скромности заявила Летти. — Мне следует быть осторожнее с этими талантами, пока они не довели меня до беды.

— Так о чем же вы думали? — спросила невеста.

— О развлечениях.

— Развлечениях? — удивилась Анжела.

— Да, — кивнула Летти. — Оркестр хорош для обычной свадьбы, но для действительно светских свадебных торжеств нужны более интересные дивертисменты.

— Правда? — широко раскрыла глаза девушка.

— Определенно, — похлопала ее по руке Летти.

По крайней мере они будут, если Летти Поттс позволят

Делать то, чего она хочет. Если мисс Поттс бралась за какое-то дело, она отдавалась ему целиком и полностью. «Отдал пенс, отдавай и фунт», — говаривала Вейда. Летти отдавала

Все, что могла.

Прежде всего она решила, что трем сотням людей, многие из которых были не знакомы друг с другом и принадлежали к самым разным слоям общества: некоторые к местному дворянству, другие к искушенному высшему свету, — для развлечения требовалось нечто большее, чем несколько вальсов. Меньшее было бы неразумно, а точнее, скучно.

Хотя Летти не сомневалась, что сама свадебная церемония должна быть строгой и торжественной, она считала, что последующее действо должно быть… праздничным. Веселым. «Совершенно определенно».

— Какие же развлечения?

Она знала труппу артистов, которые были звездами варьете. С тех пор как прошлой зимой театр закрыли — из-за проблем с лицензией на продажу алкоголя — у них не было постоянной работы. Представление обойдется недорого, приедут артисты сразу же, и они были действительно очень хороши.

— Ну, — протянула Летти. — Что вы думаете о лилипутах?

 

Глава 19

— Прямо принцесса, — восхищенно вздохнула Грейс. Мэри, выглядывавшая из-за ее плеча, молча закивала головой.

— Очень мила, — заключила мисс Эглантина. — Надеюсь, он оценит ее красоту.

Все три женщины, облокотившись на перила галереи, смотрели вниз, где перед зеркалом стояла, нахмурившись, леди Агата, собиравшаяся на вечер к Бантингам. У нее не было причины хмуриться.

Она была одета для вечернего выезда, если это можно было назвать «одета», в платье из мягкого кремового атласа, выгодно подчеркивающего ее фигуру. С плеч спускались пышные рукава из тонкого прозрачного муслина. Из глубокого декольте выступали грудь, плечи, шея. Блестящий атлас, облегая торс, словно расплавленный воск, обтягивал ее тонкую талию и затем, расширяясь книзу, свободными складками падал к ее ногам. Дама слегка повернулась, проверяя, в порядке ли ее изящный шиньон. Жесткая тафта нижней юбки соблазнительно зашуршала.

— Ох, да что вы беспокоитесь, мэм, — не выдержала Грейс. — Вы просто убьете его, не то что э… произведете впечатление.

В ее понимании «произвести впечатление» было ближе всего к «разгорячить жеребца».

Летти подняла руки, затянутые в белоснежные длинные перчатки, и заколола выбившийся локон.

— У него руки прилипнут к ней, — заявила Мэри.

— Тише! — прошептала шокированная Эглантина, а за-I тем добавила:

— Ты так думаешь? — Ей нравилась леди Ага-| та, и надежда получить такую приятную соседку несколько смягчала боль от предстоящей разлуки с Анжелой. Однако еще предстояло преодолеть, гм, пылкость Эллиота, хотя, по-видимому, он получил прощение за свое смелое поведение на крокетной площадке — последние несколько дней каза-| лось, что между ними воцарилось согласие.

— Абсолютно, — кивнула Мэри с видом знатока. На чем основывалась такая уверенность, Эглантина не знала и не хотела знать.

— Точно, — согласилась Грейс. — Вчера он приезжал только ради того, чтобы увидеть леди Агату. Доктор Бикон слышал в прошлое воскресенье, как он просил леди Агату поехать покататься с ним после церковной службы, но леди Агата не поехала… я-то знаю, что она хотела бы, если бы не была так занята подготовкой к свадьбе мисс Анжелы.

— Но ты говоришь, Кэбот уверен, что наши, — Эглантина деликатно кашлянула, — усилия свести их бесполезны.

— Кэбот — старая баба, — презрительно заявила Мэри. Внизу Летти, глядя в зеркало, слегка оскалилась и, склонив набок голову, рассматривала зубы. Мэри подавила смешок.

— Я и не знала, что и леди так делают!

На сей раз Эглантина не одернула ее. Она была поглощена мыслями о сэре Эллиоте и леди Агате. Ей хотелось быть более уверенной. Нельзя сказать, что леди Агата всем своим поведением не показывала, что влюблена в сэра Эллиота. Это было очевидно.

Она розовела, ее глаза сияли, когда она оказывалась рядом с ним, а он… То, как он смотрел на леди Агату, вызывало беспокойство Эглантины, как будто она становилась свидетельницей интимных и страстных моментов.

Но было нечто скрытое, непонятное для нее в поведении леди Агаты. Что-то примешивалось к радости и удовольствию, которое она испытывала в его обществе.

Это «нечто» походило на отчаяние.

В холле Аттикус застал своего сына стоящим перед зеркалом и изучающим свое отражение. Поразительно. Он давно не видел Эллиота в таком волнении, а всю прошедшую неделю он был именно таким.

— Полагаю, от обеда ничего не осталось? — спросил Аттикус без особого интереса.

Мысли Эллиота были далеко, и он не заметил шутливого тона отца, лишь еще пристальнее посмотрел в зеркало.

— Черт, надеюсь, что нет, — пробормотал он, пригладил и без того безукоризненную прическу и поправил безукоризненные манжеты. У него был вид скаковой лошади на старте, такой же возбужденный и нетерпеливый. Аттикуса это радовало. Ему приятно было видеть огонь в глазах сына, когда тот смотрел на очаровательную леди Агату, слышать бархатные нотки в его голосе, когда он говорил с ней.

К тому же леди Агата нравилась Аттикусу. В ее взгляде был веселый юмор, и тонкий ум чувствовался в ее высказываниях. Она не относилась к тем женщинам, которые легко сносят оскорбления или бездумно поддаются увлечениям. И, если он не ошибался, ее несколько беспокоило собственное чувство к Эллиоту.

Это хорошо, с удовлетворением думал Аттикус. Любовь не должна быть спокойной.

В этом крылась проблема в отношениях Кэтрин и Эллиота. Его чувство к ней было «спокойным». По крайней мере таково было мнение Аттикуса, потому что его почтительный, сдержанный сын никогда бы не сказал ничего, что могло бы повредить репутации леди. Аттикус думал, что одной из причин столь внимательного отношения Эллиота к Кэтрин было чувство вины за то облегчение, которое он испытал, когда она расторгла их помолвку.

В. леди Агате Аттикус не находил ничего, что могло бы оставлять мужчину «спокойным». И если Эллиот казался нетерпеливым и пылким, леди Агата в этом не уступала ему. Она могла быть остроумной и кокетливой, но, как только рядом оказывался Эллиот, она терялась и задыхалась от волнения. Что тоже нравилось старику.

— Ты готов? — спросил Эллиот, прерывая приятные размышления Аттикуса.

Профессор оглядел себя:

— Кажется, все на месте. Брюки. Рубашка. Жилет. Фрак. Галстук. Смотри-ка, даже не забыл о ботинках. Да. Думаю, я готов, Эллиот.

— Прекрасно.

Направляясь вслед за сыном к ожидавшей их каргте, Аттикус покачал головой. Он и раньше видел мужчин, которые были так увлечены женщинами, что совершенно теряли голову.

Только он никогда не видел, чтобы такое случалось с Эллиотом.

Аттикус усмехнулся.

У Кэтрин Бантинг был высокий, хорошо поставленный и ужасно слабый голос, которым она после долгих уговоров развлекала своих гостей. Целых сорок пять минут.

Летти ее пение так надоело, что она с трудом сдерживала зевоту. Делать было нечего, разве что сидеть и смотреть, как Фейген теребит лапой Эглантину, ибо никто не смел и слова сказать во время заунывного соло Кэтрин.

Она даже лишила Летти удовольствия сидеть рядом с Эллиотом. Ей было мало того, что она завладела им с первой же минуты после приезда Летти, теперь хозяйка поручила ему переворачивать ноты. О да. Она еще и сама аккомпанировала себе на фортепиано. Достоинства этой женщины были неисчислимыми, если не сказать, сказочными.

Наконец Кэтрин исчерпала свой репертуар, пролепетав слащавую песенку о зайчиках, стрекочущих кузнечиках и прочих тварях, прячущихся в «лесочке».

— О нет. Я просто не могу больше утомлять вас, — жеманно заключила она. — Уверена, среди нас есть и другие певцы? — Она скользнула взглядом по Летти и отвела глаза.

Эта женщина раздражала Летти, все время следила за ней, не позволяя ни на минуту остаться наедине с Эллиотом. И преуспела в этом.

С тех пор как сэр Эллиот сказал, что ухаживает за ней, они виделись каждый день, но ни разу не оставались наедине. Он так и не повторил своих слов и не поцеловал ее.

Казалось, он и хотел этого. Он вел себя как проклятый истинный джентльмен, и это сводило ее с ума!

— Флоренс? — Кэтрин посмотрела на сестру Джеймса Бикона. — Но, моя дорогая, у вас приятный голос. Как насчет «Приди ко мне, милый Робин»? Конечно, вы ее знаете. Она поется вот так… — Миссис Бантинг начала напевать припев.

На этот раз Летги не выдержала и зевнула. Кэтрин умолкла. Пойманная на месте преступления, Летти виновато взглянула на порозовевшее лицо хозяйки. Но она ведь прикрыла рот ладонью…

— Леди Агата! Вы сделали мне знак? — сладким голосом спросила Кэтрин. Летти кашлянула:

— Нет. Я…

— Мне следовало бы догадаться, что вы певица, — сказала Кэтрин. — Женщина с такими явными, — она слегка подчеркнула это слово, бросив взгляд на декольте Летти, — достоинствами.

Летти сжала губы.

— О, окажите нам любезность, спойте! — попросила Кэтрин. Остальные гости повернулись и начали тихонько аплодировать, с ожиданием глядя на леди Агату. Только на лице Эллиота она увидела сомнение. Почему? Неужели он думал, что другая женщина не может сравниться с его бывшей подругой?

Она не только может сравниться, но и превзойти ее. «Зайчики», тоже мне.

— Хорошо, — сказала Лвтти, вставая, — если вы настаиваете.

— Да, настаиваю. Мы настаиваем. Не так ли, Эллиот? — Кэтрин по-хозяйски положила руку на его плечо.

— Только если это не затруднит леди Агату, — осторожно заметил Эллиот.

— Если вы, добрые люди, будете снисходительны, — застенчиво попросила Летти, гости охотно согласились, она улыбнулась и направилась к фортепиано.

— Я могу подыграть вам, — оставаясь любезной хозяйкой, предложила Кэтрин.

— Нет, спасибо. — Летти проскользнула мимо нее и села на табурет у фортепиано.

Играла она не очень хорошо. Ее инструментом был ее голос, но Летти могла подобрать мелодию, и у нее было прекрасное чувство ритма.

Кэтрин нерешительно отошла в сторону. Эллиот сел у стены, с удивлением глядя на Летти.

Летти пробежала пальцами по клавишам, и зазвучала задорная мелодия. Она широко улыбнулась слушателям и запела:

На дереве у речки

Маленькая птичка

Сидела и пела:

«Ива, эта ива!»

Сказала я синичке:

"Птичка ты, синичка,

Зачем поешь ты «Ива, эта ива»?

Пташка — ты дурашка,

Или проглотила ты

Большого червяка?"

Головкой покачала,

Синичка отвечала:

«О, ива, эта ива!»

Песенка всем понравилась. Ведь каждый британец любил Гилберта Салливана. Поразительно.

Эллиот откинулся на спинку стула. Сидя в стороне, он мог наблюдать за ней, не привлекая к себе внимания. Эта женщина была великолепна. Голос — меццо-сопрано, сильное и красивое. Но больше всего его поразила ее манера исполнения.

Выражение лица Летти менялось, на слове «дурашка» оно выражало простодушное недоумение, заставляя слушателей смеяться.

«Она обладает таким даром, — подумал Эллиот. — Умеет находить смешное, заражать людей своим весельем, и они чувствуют себя умными и обаятельными».

Летти слегка откинула голову и протянула руку, приглашая всех петь вместе с ней. И, черт побери, они запели. Он даже заметил, как одна из служанок Бантингов, собиравшая пустые чашки, шептала: «Ива, эта ива». Летти, расхрабрившаяся от одобрения присутствующих, не останавливаясь, перешла на излюбленную песню мюзик-холлов «Чарли-шампанское».

Ее выразительное подвижное лицо стало грубовато-добродушным, она шепелявила и проглатывала звуки, в точности передавая произношение кокни — так изъяснялся герой песенки. Слушатели начали аплодировать в такт.

Хлопать! Его соседи! Как будто они находились в пивной, а не в гостиной лорда Пола Бантинга. И сам Пол, казалось, ничего не имел против. Он хлопал вместе с остальными.

Флоренс Бикон притопывала ногой, а Роза Джепсон раскачивалась из стороны в сторону.

Только Кэтрин оставалась неподвижной, с застывшей на лице улыбкой.

Летти допела куплет «Поэтому меня зовут Чарли-шампанское!» и приложила ладонь к уху, словно прислушиваясь. Гости не растерялись и повторили припев: «Меня зовут Чарли-шампанское!»

Она от души рассмеялась. Все еще заливаясь звонким веселым смехом, взглянула на гостей. И сразу же оборвала смех. Ее глаза расширились. Эллиот повернулся. Там, куда она смотрела, словно увидев призрак, никого не было.

Дама дотронулась до виска и слабо улыбнулась.

— Простите. Я забыла слова.

Вздох разочарования пронесся по комнате.

— Нет, нет. Вы слишком добры, но я должна отказаться. — Летги встала и, поспешно сделав реверанс, пошла по проходу к двери.

Кто она? О да, ему было известно ее имя: Агата Летиция Уайт. Летти для ее близких. И хотя с каждым днем Эллиот узнавал о Летти все больше, у него появилось странное чувство, что тем меньше он знал о леди Агате.

Летти прижимала к себе Фейгена. Она была на волоске от катастрофы. Наслаждаясь успехом, она вдруг увидела этого бедолагу, неподвижно стоявшего в проходе между стульями.

Песик стоял на задних лапках, прижав передние к своему тельцу, готовый прыгнуть к ней на сцену. Хуже того, он держал в зубах ридикюль, принадлежавший Кэтрин Бантинг.

Летти следовало ожидать от него нечто в этом духе.

Актерская жажда внимания неутолима, и Фейген, истинное дитя подмостков, услышав аплодисменты, приготовился исполнить свой номер. Тот, которому научила его Летги. Но она также научила его воровать сумочки у публики. Девушка и представить себе не могла, что он соединит оба искусства. Слава Богу, что больше никто не заметил этого.

Она выхватила у своего пса ридикюль и затолкала его под стул. Слуги найдут его, когда займутся уборкой. Держа Фейгена, вертевшегося в ее руках, она обернулась.

Позади нее собралась небольшая толпа.

— Какой у вас прекрасный голос, леди Агата! — Я давно не получала такого удовольствия. — У вас талант, леди Агата, не правда ли, сэр Эллиот? — Необычайный.

Она повернула голову. Он стоял рядом с ней.

— Леди Агата, — обратился он к ней.

— Сэр Эллиот. — Неужели это ее хриплый шепот?

— Позвольте выразить мое восхищение. Это было очаровательно.

О Боже! Он не должен был так смотреть на нее. От его взгляда у нее закружилась голова, она словно опьянела и…

Он отступил, а его место занял другой джентльмен. Когда Летти подняла глаза, его уже не было. Только через четверть часа она вырвалась от восхищенных слушателей. Летти прошла сквозь толпу гостей, улыбаясь и благодаря за сыпавшиеся на нее комплименты. Она искала его.

Наконец она увидела сэра Эллиота в комнате рядом с холлом, где толпилось много людей. Он сидел у окна, упершись в подлокотник кресла, и, прижав к губам сжатую в кулак руку, внимательно слушал какого-то худого, изможденного человека. Сзади к Эллиоту подошел еще один джентльмен и тронул его за плечо. Марч предупреждающе поднял руку, показывая, что просит не прерывать его, и тот отошел. К Эллиоту, где бы тот ни находился, люди тянулись, как железные опилки к магниту.

Словно почувствовав, что она смотрит на него, Эллиот поднял голову, и их взгляды встретились. Какое-то мгновение им казалось, что в комнате, кроме них, никого нет. Она слышала только биение своего сердца. Губы Эллиота разжались и дрогнули от чуть заметной улыбки.

— Леди Агата? — Кто-то дотронулся до ее локтя. Она с трудом пришла в себя от всепоглощающего ощущения его присутствия, в такое состояние ее приводил лишь намек на его улыбку.

— Да? — Она повернулась. Перед ней стоял мистер Джеп-сон, лицо его приобрело багровый оттенок.

— А… э, вы зашли сюда случайно, леди Агата, не так ли? — смущенно спросил он.

— Конечно, нет, — высокомерно ответила Летти. — Почему вы так думаете?

— Потому что, это… э… курительная комната.

Конечно же. Любой идиот понял бы это. В воздухе висело облако дыма. Десятка два мужчин курили сигары, у других в руках были бокалы с бренди. Дамы… Их вокруг не было. Ох.

— Извините, я искала дамскую комнату. — Дай Бог, чтобы была такая в этом доме.

— Ну да! — обрадовался мистер Джепсон. — Через холл и первая дверь налево.

Перед тем как уйти, Летти взглянула на Эллиота, который по-прежнему был поглощен разговором с седым худым человеком. Летти вышла и, не раздумывая, направилась в гостиную.

Болтовня с местными сплетницами могла оказаться забавной. Она двинулась в направлении, указанном мистером Джепсоном, и увидела, что дверь в дамскую комнату слегка приоткрыта. Летти подошла, ожидая, что ее встретит облако ароматов духов и пудры.

Вместо этого до нее донесся голос Кэтрин Бантинг:

— Конечно, не скажешь, что вульгарна. Летти остановилась.

— Нет, но можно сказать «простовата», — последовал ответ. Это была жена сквайра Химплерампа, Дотти. Она слова не сказала Летти, если не считать небрежного «здрасте». — Знаете, что говорят люди? — с пафосом спросила Дотти.

— Вам ведь известно, что я не слушаю сплетен, дорогая, — ответила Кэтрин, но в голосе хозяйки дома не было осуждения.

— Конечно, но это скорее не сплетни, а предположения.

— О, тогда ничего. Так что же предполагают люди?

— Говорят, что сэр Эллиот, — я воспользуюсь вульгарным выражением, которое здесь уместно, — сражен ею. Летти улыбнулась. Неужели так говорят? Кэтрин рассмеялась. Улыбка исчезла с лица Летти.

— Эллиот? «Сражен»? Глупости!

— Но он действительно ведет себя необычно. | Внимание! Летти насторожилась.

— Надо ли напоминать вам, дорогая, что я была помолвлена с этим человеком? Не хочу быть несправедливой, но Эллиот не из тех, кто дает волю своим чувствам. Если предположить, что они у него есть.

Если таким образом Кэтрин старалась «не быть несправедливой», то Летти не хотелось бы столкнуться с ней, когда той вздумается кому-то напакостить. Летти хотела уйти, опасаясь, что если останется хотя бы ненадолго, то сделает что-нибудь необдуманное.

— Вы и в самом деле не понимаете, что происходит? — спросила Кэтрин.

— Ну, — осторожно сказала Дотти, — мне кажется, он думает, что у нее хорошая фигура? Мой сын в этом уверен. Он говорит, что она…

— Нет, — резко оборвала ее Кэтрин. — Эллиот думает не об этом. — Она вздохнула. — Для меня все совершенно ясно.

Я полагала, что такая проницательная женщина, как вы, Дот-ти, тоже это понимает. Если нет… я ничего не скажу. Но думаю, Эллиот делает страшную ошибку.

— О, скажите!

— Нет. Нехорошо уже, что я думаю об этом.

— Я уверена, что вы от всего сердца желаете сэру Эллиоту только хорошего.

— Конечно!

— Что же вы подозреваете?

— Так вот, — с удовлетворением произнесла Кэтрин, и Летти представила, как та подвинула свой тощий зад поближе к Дотти. — За последние годы Эллиот многого добился, не правда ли?

— Да.

— Он всегда был честолюбивым, а после возвращения с Востока увлекся политикой. Поверьте мне, он не удовольствуется званием «сэра».

— О…

— Вот именно. И чем еще лучше обеспечить себе титул, как не женитьбой на дочери герцога? — Кэтрин замолчала, как бы спохватившись. — Вот я сказала и теперь чувствую себя ужасно! Вы должны знать, что я ничего и никому бы не сказала, кроме вас, дорогая Дотти.

— Конечно, нет, — важно подтвердила та.

— Я только надеюсь, он понимает, куда может завлечь его такая женщина. И, — торопливо продолжала Кэтрин, — вы должны поверить — я лишь беспокоюсь о нашем дорогом Эллиоте.

— Конечно, верю.

«Конечно, — мрачно подумала Летти. — И если вы вери-,те этому, Дотти, то поверите, что ваш сын будет премьер-министром. Во что вы, вероятно, уже верите».

— Леди Агата не сможет оценить такой ум. Мужчины с блестящими способностями редко испытывают глубокие чувства к окружающим. Они целиком отдают себя высоким стремлениям. Это вполне устроило бы умную женщину, но будет очень трудно для такого темпераментного существа, как леди Агата…

«Темпераментного»? — с отвращением повторила про себя Летти незнакомое слово. Оно напоминало «развратный».

— Она ведь из таких, не правда ли? — наслаждаясь новой сплетней, прошептала Дотти. — Горячая женщина. Да когда они с сэром Эллиотом переглядываются, воздух между ними накаляется. Мне прямо жарко становится, — закончила она.

— Гм. Я бы сказала, что эти взгляды в основном исходят от леди Агаты, а не от сэра Эллиота. — В голосе Кэтрин появился заметный холодок. — Если говорить честно, мне жаль ее.

— Жаль?

— О да. Хочу сказать, она явно подвержена истерическим припадкам, как старая дева, и все такое. Бедняжка.

— Кэтрин, вы — святая.

Летти прижала кулачки ко рту, чтобы сдержать готовый вырваться из него поток ругательств, популярных в Вест-Энде. В комнате зашевелились. Подхватив атласные юбки, Летти скрылась за углом и затем направилась в гостиную.

Кэтрин лгала. Эллиот оказывал ей внимание не потому, что принимал ее за дочь герцога. Им, как и ею, владела страсть, а не «темперамент» — черт бы побрал Кэтрин, вбившую ей в голову это слово! Его толкала к ней та же непреодолимая сила, которая владела и ею. Он не мог притворяться. Для этого надо было быть слишком хорошим актером.

Но, если его так влекло к ней, почему он больше не целовал ее?

 

Глава 20

Эллиот поднял голову — она стояла в дверях бильярдной и смотрела на него. Их взгляды встретились, и на мгновение он так остро почувствовал ее присутствие, что ему показалось, она совсем рядом. Он мог поклясться, что видит, как расширились ее зрачки, порозовела кожа, как блестят ее волосы.

Она уже исчезла, а он никак не мог сосредоточиться на разговоре с Уиллом Маккейви. Он даже не помнил, что ему пообещал, но, очевидно, Маккейви был удовлетворен, поскольку отошел с довольным видом.

На освободившийся стул тут же опустился Генри Смит. Но Эллиот больше не собирался давать необдуманных обещаний и договорился встретиться с ним в его конторе в следующий понедельник. И отправился на поиски Летти.

Он нашел ее в зале, в окружении гостей, большую часть которых, как с мрачной усмешкой заметил он, составляли мужчины. Быть в центре внимания давалось ей удивительно легко.

Он остановился, раздумывая, как поступить. Если он хотел быть благоразумным, то следовало держаться от нее на безопасном расстоянии, ибо в этом кремовом платье, с полуприкрытой блестящим атласом пышной грудью, с сияющими глазами, заразительным смехом… Он должен был признаться себе, что вряд ли сможет устоять перед ее очарованием.

Еще час мук желаний и стараний соблюдать строгие правила ухаживаний, принятые в свете, — и он упадет перед ней на колени. Летти, безусловно, этого не знала. Она не представляла себе, как глубоко проникла в его душу.

Но от этого ему было не легче. Ради нее Эллиот был готов собрать всю свою волю, но хотел, чтобы и она хотя бы чем-нибудь показала, что понимает и ценит его усилия.

Однако по ее поведению этого не было заметно. Казалось, ей совершенно не льстит его сдержанность. Более того, эта сдержанность смущала ее. Даже немного раздражала.

Она заметила его. Что-то изменилось. Он приблизился, она встретила его сияющей притворной улыбкой и продолжала очаровывать поклонников, плотной толпой окружавших ее. Эллиот видел ее профиль. Хотя ее кокетство не было направлено на определенного человека, он почувствовал себя отверженным. И ему это не понравилось.

Прозвучал гонг, приглашавший на ужин. Толпа вокруг Летти рассеялась.

Джентльмены отправились разыскивать своих дам, а леди старались держаться так, чтобы их нашли.

Летти осталась стоять рядом с ним. Они помолчали.

— Вы идете? — спросил Эллиот.

— Чуть позднее, наверное. Мне так жарко. — Сказав это, Летти почему-то густо покраснела.

— Могу я подождать здесь?

— В этом нет необходимости.

Он нахмурился, подумав, что, вероятно, не понял ее.

— Уверяю вас, для меня это не необходимость, а удо-|вольствие.

Она пристально взглянула ему в глаза.

— Должна извиниться перед вами, сэр Эллиот.

— За что же? — удивился он.

— Когда я приехала сюда, то думала, что местные жители окажутся простыми людьми, провинциалами. Но вы, сэр, умеете искусно пользоваться словами не хуже любого горожанина.

— Искусно или свободно? — Он посмотрел на нее в упор.

— Не берусь судить. — Она потупилась.

— Но я думаю, это не так, и очень хотел бы знать, почему так упало ваше мнение обо мне.

— Упало? Мое мнение о вас возросло, сэр. Ваше красноречие произвело на меня большое впечатление.

— Я говорю не о своем красноречии, Летти. Раньше он никогда не видел, чтобы эта женщина избегала откровенности, но сейчас она уклонилась от ответа.

— Не понимаю, что вы хотите. Мы едва знакомы.

Он изумленно взглянул на нее. Ему казалось, что он знал ее всю свою жизнь и просто ждал, когда она обретет черты той женщины, которую он искал, став взрослым. Эллиот никогда не предполагал, что Летти не испытывает того же.

— Я охотно исправлю это, — заверил он. Она с вызовом посмотрела на него:

— В самом деле?

— Да. А если вы позволите сопровождать вас к столу, воспользуюсь случаем и постараюсь, чтобы вы лучше узнали меня.

— А как же то, что вы не знаете меня? — спросила она. Он шагнул к ней. Ее словно вуалью окутывал аромат жасмина. Он чувствовал исходящее от ее тела тепло.

— Но я знаю вас, — проговорил он, — знаю. Она вздрогнула и отступила.

— Нет. Вы не знаете.

В ее голосе слышался испуг, а он совсем не хотел пугать ее. И уступил…

— За ужином наверстаем упущенное.

Летги колебалась. На мгновение она показалась до боли беззащитной и растерянной. Но ее нерешительность скрылась под холодной маской.

— У меня есть предложение получше. Я не голодна, а вечер так хорош. Я еще должна взглянуть на знаменитый розовый сад миссис Бантинг. Не хотите ли составить мне компанию?

Летги бросала ему вызов, и Эллиот понял это. Он мог либо отпустить ее одну, что было недопустимо, ибо уже стемнело, либо пойти с ней, что тоже было недопустимо, ибо уже стемнело. Она была незамужней женщиной, а он неженатым мужчиной. И здесь был не Лондон, а Литтл-Байдуэлл, маленький провинциальный городок, где общество и правила приличия не изменились за последние полстолетия.

— Так как же?

— Может быть, мы найдем кого-то еще…

— Я не хочу искать кого-то еще, сэр Эллиот. И не желаю докучать вам. Пожалуйста, не позволяйте мне лишать вас ужина.

Летти напрашивалась на скандал. Он должен был отказать ей ради ее же пользы. Но таким образом он позво-; лил бы ей выйти из дома одной и стать жертвой всяческих <"домыслов.

— Не говорите глупостей, — мрачно сказал сэр Эллиот. — Я с радостью пойду с вами. Вот. — И предложил ей руку.

— Ах вы, льстец! — Она с улыбкой взяла его под руку. — Как я могу отказаться от такого предложения?

Он беспомощно покачал головой. Она была упряма, неосмотрительна и неисправима. Невзирая на безрассудство своего поступка, он успокоился. Может быть, эта неблагоразумная прогулка доставит ему удовольствие. У него было впечатление, что любой мужчина в обществе леди Агаты чувствовал себя так, словно ходил по натянутому канату.

Они прошла мимо немногих отставших гостей и направились к французскому окну — высоким стеклянным дверям, которые вели прямо в сад.

Деревья были окутаны сумерками, листья и трава утратили свой цвет и сливались с потемневшим небом. Он повел ее по дорожке, посыпанной гравием.

— Вы любите розы?

— Они красивы.

— У вас есть розовый сад?

Этот вопрос почему-то вызвал у нее смех.

— Единственные розы, которые я имела, были нарисованы на обоях, — пояснила она, затем добавила серьезным тоном:

— У меня нет времени заниматься цветами. Очень много дел.

— Жаль. И в то же время, — он помолчал, не спуская с нее глаз, — я не мог бы представить себе вас ухаживающей за розами.

— Не могли бы?

— Нет. Это выглядело бы слишком… — он искал подходящее слово, — показным занятием. Слишком светским.

— А я не светская женщина? — осторожно спросила она.

— Вы совершенно естественны, — так же осторожно ответил он.

— Вы снова удивляете меня, сэр Эллиот.

— Просто Эллиот, пожалуйста.

Она бросила на него быстрый взгляд.

— Эллиот.

— И чем же я вас удивляю?

— Обычно… О! Простите. Я не должна употреблять это слово по отношению к вам и себе.

— Какое слово? — не понял он.

— Мой дорогой мальчик, — притворно-нравоучительщм тоном произнесла Летти, — мы недостаточно давно знаем друг друга, чтобы между нами происходило что-то «обычное».

И прильнула к нему. Это было явно наигранное движение. Она не хотела близости, изобретательно и успешно использовав притворство, чтобы избежать ее.

Ее умение ускользать сводило его с ума. Эллиот буквально заставил себя вспомнить о беззащитности, которая до глубины тронула его сердце всего несколько минут назад.

— Так чем, вы говорили, я удивил вас? — спросил он, пытаясь не думать о ее груди, прижатой к его предплечью.

— Обычно я ожидаю, что джентльмен извинится за столь непозволительное замечание. Эллиот насторожился.

— Приношу извинения, если вы считаете, что я позволил себе слишком многое.

— Боже мой! — вырвалось у нее, неестественность исчезла из ее голоса. — Неужели вы всегда остаетесь прежде всего джентльменом? Неужели «что позволительно» и «что непозволительно» для вас важнее того, что вы чувствуете?

Вот оно. Наконец. Это Летти. Рядом с ним была реальная женщина. В ее голосе звучало разочарование. Ее слабая улыбка была печальной.

Он не ответил ей, не зная, что сказать. Ее вопрос был оскорбительным. Неужели она могла подумать, что он ценит хорошие манеры больше, чем чувства… но разве не так?

Разве в последние годы он не подчинял свои чувства разуму, холодной логике?

Она посмотрела на него долгим взглядом, затем с негодованием отвернулась и отняла свою руку. Ему следовало отпустить ее, чтобы она успела вернуться в дом, прежде чем их отсутствие будет замечено.

— Летти… — Эллиот схватил ее за руку, не давая отойти.

Она обернулась и, снова оказавшись рядом с ним, положила руку ему на грудь, где билось его сердце. Он наклонил голову, пытаясь разглядеть выражение ее лица. Мысли путались в его голове. Казалось, каждый его нерв осязал тепло ее ладони. Он ощущал прикосновение ее пальцев при каждом своем вздохе.

— Да?

Эллиот убеждал себя, что больше не целовал Летти потому, что не хотел, чтобы у нее появились какие-либо сомнения относительно его намерений, чтобы не дать ей повода оттолкнуть его. Но это лишь отчасти было правдой.

Он не целовал ее, потому что боялся. Боялся, что ее страстность, как искра, разожжет пламя, которое поглотит их обоих. Пять дней назад, когда она, слегка откинувшись, отвечала на его поцелуи, ему потребовалась вся сила воли, чтобы остановиться. Ему чудом удалось взять себя в руки, обратить все в шутку, но Эллиот не мог обманывать себя: в нем пробудилась страсть, ненасытная и опасная, словно проснувшийся зверь.

Он чувствовал ее. Сейчас. Здесь. Ночь была теплой, а по его телу пробегала дрожь желания, хотя ее рука почти не касалась его. Его, которого раньше никакое желание не заставило бы дрожать.

— Да? — тихо повторила она, он чувствовал ее дыхание. Он взял ее руку и отвел от своей груди.

— Летти. Нам следует вернуться.

— Следует ли? — Она поддразнивала его, он видел ее улыбку. Она освободила руку, и та, словно птичка в гнездо, юркнула ему под манишку, он ощутил ее пальцы на своей коже.

Его словно ударило электрическим током. Прикосновение потрясло его.

— Не надо. — Это было все, что он мог произнести, хриплая мольба против неодолимого искушения.

Она помедлила. На мгновение Эллиот подумал, что Летти уберет руку и останутся только взаимная неловкость и смущение. Она не убрала.

— Миссис Бантинг сказала, что у вас холодная натура.

— Боже мой! — Он не мог этому поверить. Она все глубже забиралась под его рубашку. Он опустил руки и сжал их в кулаки.

— И что вы — бесчувственный. Он лихорадочно искал слова…

— Пожалуйста, Летти.

— И она утверждала, что я интересую вас, потому что я дочь герцога, — чуть заикаясь, закончила Летти. Но это не имело большого значения. Он с трудом понимал, о чем она говорит. Всем своим телом, всеми чувствами он напряженно следил за движением ее руки. — Якобы то, что я дочь герцога, выгодно для вас.

Он услышал, как зашуршал шелк нижней юбки, когда она сделала еще шаг к нему.

— Она говорит правду?

— Нет.

Летти стояла совсем рядом, и он видел очертания ее губ, широкие скулы, четкий овал лица. Она откинула голову назад.

«Весьма неразумно», — подумал он. Сердце его громко стучало.

— Вы ведь не только интеллектуал? — Она обвела ногтем сосок на его груди. Он содрогнулся. — Да? — Ее губы скользнули по его подбородку.

Он схватил ее за плечи, прижал к себе и приник к ее губам.

Она только что ласкала его грудь, твердую как камень и такую же неподвижную, и вот он уже поднял ее и понес куда-то. Посадив ее на землю у ствола рябины, он продолжал жадно целовать ее, обжигая своим пылающим ртом. Он настойчиво разжимал ее губы, его язык ласкал ее, требуя ответных ласк.

Летти обхватила его шею, Эллиот приподнял ее, и она оказалась зажатой между его телом и стволом дерева. Кора царапала ее обнаженные плечи, но она почти не замечала боли.

Он хотел ее. Ее. Этого у нее никто не мог отнять. Никогда. Он хотел ее, а не положения в обществе, которое, как он считал, принесет ему присвоенное ею имя. Он с усилием оторвался от ее губ, уронив голову ей на плечо, дрожь пробегала по его спине и рукам.

Летти прижалась к нему. Он был большим, больше, чем она думала. Выше и сильнее.

Она чувствовала крепкие мускулы его плеч. Выпуклые бицепсы, упругие мышцы длинных ног, все его твердое мужское тело, скрытое великолепной белой рубашкой и брюками с безукоризненной складкой. Но сейчас она чувствовала его напряженность, его нетерпеливое желание.

— Надеюсь, что после пощечины вы снимете с меня обвинения, — тяжело дыша, сказал он.

— Идет, — прерывающимся голосом отозвалась она. — Вы не холодный и не бесчувственный. Он горько усмехнулся:

— Боже мой, нет. Только не с вами.

Она протянула руку и дотронулась до его щеки. Он взял ее и поцеловал в ладонь.

Словно ток пробежал по руке и телу Летги. Хорошо, что он держал ее, потому что ноги у нее подгибались.

Эллиот отодвинулся, и прохладный ночной ветерок пробежал между ними. Она чувствовала, что он приходит в себя. Минута, когда он потерял над собой контроль, истекла. Теперь он снова полностью владел собой.

— Но вы хорошо владеете собой, — осуждающе заме-<,тила она.

— Не так хорошо, как хотелось бы, — возразил он, его | ладони скользнули по ее обнаженным рукам. Летги была не в силах отпустить его. Она хотела, чтобы его руки обнимали ее, его губы целовали ее, а тело горело от страсти.

Она привстала на цыпочки и прижала руки к его груди. Сердце выдало его. Оно сильно и часто билось под ее ладонями. Она осторожно коснулась его щеки.

— Я могла бы заставить вас утратить самообладание.

— Не надо. — Эллиот закрыл глаза.

Он не отрицал, что она взволновала его, и это принесло ей удовлетворение. Он испытывал к ней то, чего не чувствовал к Кэтрин Бантинг. Может быть, даже ни к одной женщине. Летти хотела сохранить это в душе. В памяти. То, что честный, благородный, добрый человек когда-то так сильно хотел ее, что трепетал от страсти.

— Почему не надо? — прошептала она.

Его прекрасные, обрамленные густыми ресницами глаза раскрылись, блеснув в темноте, как черные алмазы. Но улыбка была немного грустной.

— Неинтересно, — ответил он. — Слишком просто.

Ветерок утих. Какая-то птичка возилась в ветвях рябины. Из открытых окон доносились голоса, звон бокалов. Она старалась разглядеть его скрытое темнотой лицо.

— Почему же? — тихо спросила Летти.

— Потому, — ответил он, — что я люблю тебя.

 

Глава 21

Вероятно, она могла бы вести себя умнее. Летти весьма сомневалась, что настоящая леди Агата удрала бы, подобрав юбки, после объяснения в любви. Бойкая расчетливая Летти Поттс тоже так бы не поступила. Беда в том, думала Летти, прижавшись исцарапанной спиной к двери в бильярдную, что она несколько дней не чувствовала себя Летти Поттс.

Она должна была взять себя в руки. Трезво смотреть на вещи. Ей и раньше доводилось видеть, как актеры и актрисы входили в роль до такой степени, что не отличали себя от персонажей, которых изображали.

Она увлеклась ролью, вот и все. Что в этом удивительного? Она одурачила их всех. Особенно Эллиота. И не было ничего странного в том, что одурачила и себя.

Ибо в тот момент, когда у нее так забилось сердце, она чуть не ответила: «Я люблю тебя». Чуть-чуть…

И слава Богу, что не ответила. Он не любил Летти Поттс, как бы она ни обманывала себя этой чепухой, что ему нужна она, а не дочь герцога, которой не существовало.

Завсегдатаи кулис всегда влюблялись в героиню, созданную драматургом, опытной рукой постановщика и искусством осветителей. Что из того, что она сочинила собственный текст и сама придумала мизансцены? Игра оставалась игрой.

Ей следовало бы хорошенько посмеяться над этим. Она почти поверила в собственную мечту. А почему бы и нет это была прекрасная мечта. Чужое имя, перешитые платья и мужчина, полюбивший эту женщину. Как долго она смогла бы сохранять эту иллюзию? Если очень, очень постараться, и как долго она сможет оставаться той женщиной, за которую ее принял Эллиот и которую полюбил? Сердце Летти готово было вырваться из ее груди. В конце концов он узнает, что она не леди Агата. И нельзя надеяться, что его чувства к ней не изменятся после разоблачения.

Но если чувства сохранятся?

Не могла бы она воспользоваться этим? Летти почти убе-па себя, что она именно такая женщина, за какую ее принимал Эллиот. И насколько трудным будет окончательно превратиться в такую женщину? Может быть, она уже пре-атилась. Начала превращаться…

К тому же им не обязательно было оставаться в Литтл-Вайдуэлле. Они могли бы уехать на несколько лет. Она моглa выкрасить волосы, пополнеть или похудеть, изменить произношение, и они снова вернулись бы сюда.

Летти непроизвольно молитвенно сложила руки. Может быть, у них все-таки есть будущее?..

— Никогда не видел его таким взволнованным.

При звуке мужского голоса Летти огляделась. У окна в емном вечернем костюме стоял Аттикус Марч. Войдя в комнату, она не заметила его.

— Сэр?

Он кивнул в сторону окна.

— Мой сын. Он ходит там, в саду.

Профессор улыбнулся. Он был хрупким на вид, высоким, с сутулыми плечами, но его лицо все еще было красиво. И так похоже на лицо Эллиота…

— Вы очень расстроили его, моя дорогая. Надеюсь, вы скоро развеете его печаль.

Летти настороженно посмотрела на него.

— Надеюсь, я не обидел вас. Думаю, что нет. Видите ли, я наблюдал за вами, и вы, похоже, не относитесь к тем молодым женщинам, которые избегают откровенных разговоров.

Хорошо это или плохо? Она не знала и промолчала.

— Посмотрите сами. — Аттикус подозвал ее к окну. Летти, невольно заинтересованная, подошла и выглянула.

Под окном стоял Эллиот. Поднявшийся ветер раздувал фалды его фрака и трепал волосы. За его спиной темнело черное, как бархат, небо. Вдалеке на горизонте сверкали молнии. Приближалась гроза. Она подумала, что найдет в Эллиоте родственную душу.

Его лицо было мрачным и в слабом свете фонаря у балконной двери казалось бледным. Он угрюмо смотрел на дверь, куда она убежала, очевидно, решая, что делать дальше.

— Посмотрите на этого беднягу. Сердитый. Растерянный. Взъерошенный. Нерешительный… — Аттикус, прищурившись, придвинулся ближе к окну. — Бог мой, кажется, он забыл застегнуть верхнюю пуговицу на рубашке. — Он покачал головой. — Будем надеяться, что эта рассеянность пройдет. Сомневаюсь, что королеве понравится, если новый барон будет представляться ей в расстегнутой рубашке.

Королева? Барон? Аттикус говорил об этом так, словно ей все было известно, а Летти и понятия ни о чем не имела.

Профессор вопросительно посмотрел на нее.

— А вы не знали? Эллиот не сказал вам. Простите, дорогая. Я должен был догадаться, что он не скажет, но я полагал… — Он протянул руку. — Вы не доставите старику удовольствие, не уделите мне несколько минут? Пойдемте туда. Там можно сесть.

Он подвел молодую женщину к кожаному дивану и, усадив, опустился рядом.

— Так вот, — начал он, — не мое дело говорить вам об этом, но этот секрет известен всем в Литтл-Байдуэлле. Любой вам расскажет.

— Что расскажет? — спросила Летти.

— О новогодних награждениях. В этом году премьер-министр будет давать рекомендации ее величеству на пожалование Эллиоту титула барона.

Но это значило… Нет. Нет.

— А если королева откажет? — спросила Летти. — Что, если королева не последует рекомендациям премьер-министра?

Аттикус улыбнулся:

— Почему она должна отказать? Марч — старинное и достойное имя. Прошлое моего сына хорошо известно, его поведение безукоризненно, связи безупречны, и он блестяще справляется со служебными обязанностями. Я не думаю, что у королевы возникнут проблемы с его награждением, — с гордостью закончил Аттикус.

Но Летти из всего сказанного услышала только одно — «его связи безупречны».

Были такими до того, как он связался с актрисой мюзик-холла! Если власти каким-то образом узнают о ней… Летти проглотила застрявший в горле ком.

Будущее, так неудержимо манившее ее, ускользнуло, исчезло, угасло, словно пламя свечи, оставив ее в темноте. Надежда, что у сэра Эллиота возможно будущее с актрисой мюзик-холла, была очень слаба. Но у лорда, барона такого будущего просто не могло быть.

Даже если Эллиот смог бы простить ей прошлое, то королева — никогда.

Летти повернулась к Аттикусу и с отчаянием выпалила:

— Но ведь он не обязан принимать титул, не так ли? Брови Аттикуса сдвинулись.

— Нет. Он мог бы отказаться от этой чести, — мягко произнес он. — Но он трудился долгие годы ради этой возможности. Я не понимаю, как он может не воспользоваться ею.

— Но он и так рыцарь, — возразила Летти. — Это достаточно почетно. Титул барона не сделает его лучше или хуже, чем он есть!

— Конечно, нет. — Тревога появилась в глазах старика, но тон оставался мягким. — Но… вы же знаете Эллиота и должны понимать, что ему нужен не титул, а те перспективы, которые он дает.

Летти смотрела на него, думала… и не могла вымолвить ни слова. Разумеется.

— Как член палаты лордов, он сможет сделать карьеру как судья… но это ясно. Вы должны понять, как это важно для него, и я достаточно тщеславен, чтобы думать, что и для страны. — Аттикус похлопал ее по руке и улыбнулся. — Как я заметил, за последнее время мой сын не очень блистал красноречием. Но следует учесть обстоятельства. — Он подмигнул Летти. — Поверьте моему слову. Эллиот очень талантливый оратор, умеющий убеждать. Особенно хорош он, когда говорит о судебных реформах. Перед тем как вернуться сюда из-за моей болезни, он был очень известен в Олд-Бейли.

— Олд-Бейли? — Летти думала, что после Судана он всю жизнь провел в Литтл-Байдуэлле. — Он бывал в Лондоне?

— Прожил там десять лет, — поправил ее Атгикус. Какой же идиоткой она была, когда дразнила его… Марч-старший смотрел на нее с непроницаемым выражением лица.

— Однажды Эллиот сказал, что смерть английских солдат можно было бы оправдать, если бы ценой их жизней были куплены справедливость и свобода. — Он бросил на нее пронизывающий взгляд. — Понимаете? Не амбиции движут Эллиотом, а преданность делу. Имея титул, он добьется очень многого. — Старик с гордой улыбкой откинулся на спинку дивана. — Вы в этом хоть на минуту сомневались?

— Нет. — Она не сомневалась. Врожденная порядочность Эллиота, честность, решительность, стремление к справед-нивости будут грозными защитниками добра. Летти почувствовала гордость. Лорд Эллиот Марч — человек, которого она любит.

«Любит». Она любила Эллиота. За то, что он был великодушным, благородным и честным — качества, в существовании которых она сомневалась и поэтому высмеивала как свойственные людям слабым и сентиментальным. За то, что был таким деликатным с Элизабет Вэнс и так добр к ее отцу. За то, что он старался ради других, делая вид, что это нужно ему самому. За то, что всегда сохранял достоинство в разговорах и не отмахивался от собеседника. За то, что он проявлял щепетильность, когда дело касалось справедливости, и был терпелив с теми, кто не разделял его взглядов.

Но она полюбила его и за то, что его поцелуи возбуждали в ней страсть, томительное желание и сознание своей власти над ним. За то, что ее тело отзывалось, как камертон, на каждое его прикосновение. Она любила его за то, что он был Эллиотом, не похожим ни на одного мужчину, которого она встречала в своей жизни, или могла бы встретить в будущем.

Аттикус пристально смотрел на Летги. Затем, словно прочитав ее мысли и поняв, как она любит его сына, улыбнулся.

— Теперь, когда вы все знаете, каковы ваши намерения в отношении моего сына, леди Агата?

И здесь она могла бы вести себя умнее, думала Летти, торопливо шагая по коридору.

Ей не следовало, не подумав, заявлять: «У меня нет никаких намерений!» — и выскакивать из комнаты, как испуганный заяц.

Но ее намерения были не из тех, которыми можно поделиться с отцом будущего любовника. Любовник. У Летти было немало возможностей завести любовника, но у нее их никогда не было. Ибо она еще никого не любила и не понимала, что заставляло абсолютно разумную, неглупую женщину превращаться в безвольное и слабоумное существо из-за какого-то мужчины.

До сегодняшнего дня.

Она понимала, что у них с Эллиотом не может быть общего будущего. И это не имело значения.

Она хотела наслаждаться любовью с любимым человеком. Это-то она заслужила?

Больше никогда она не встретит такого человека, как Эллиот. Можно потратить всю жизнь на его поиски… Такая удача не выпадает дважды. Немногим женщинам повезло даже один раз в жизни.

Но ей повезло, лихорадочно думала Летти. И она не собиралась упустить ни одной минуты счастья. А им оставались лишь минуты.

Соблазнить Эллиота было бы трудно, но возможно. Она чувствовала, знала его. Надо было заставить его поверить — и, будучи Эллиотом, он поверит, — что это лишь прелюдия к их браку.

Летти замедлила шаги, затем остановилась, пораженная собственной смелостью.

Она не сможет. Он не захочет. Она не посмеет… Что на нее нашло, что она стала строить такие сумасбродные планы?

Ее мучили сомнения, как далеко она может позволить зайти их отношениям. Эта мысль билась в ее голове, а сердце пронзала боль. Она не хотела причинить ему боль. Она решила прийти к нему и украсть минуты счастья, столько, сколько сумеет. Может быть, мисс Поттс действительно была воровкой.

Летти огляделась, словно просыпаясь после беспокойного сна. Она сделала крюк и вернулась к тому месту, где вошла из сада в дом. Из столовой выходили гости.

Она должна была найти Эллиота. Это все, что она знала.

Кто-то схватил ее за руку. Вздрогнув, Летти обернулась. Перед ней стояла Анжела.

— Он хочет, чтобы я сегодня пришла к «ведьмину дереву»!

— Кип? Да его здесь нет, — сказала Летти, ища взглядом темную голову Эллиота в толпе гостей. — Его родители прислали извинения Бантингам. Я слышала.

Эллиот должен был быть где-то здесь. Он не мог оставить отца, допустить, чтобы профессор добирался до дома один. Он рассердился? Раздражен?

— Кип прислал записку как раз перед нашим отъездом, — сказала Анжела. — Пишет, что, если я не встречусь с ним, он завтра отошлет письма Хью. Я должна быть твердой, как вы сказали, не правда ли?

Летти невидящими глазами смотрела на встревоженное лицо Анжелы. Она должна была знать, что думает Эллиот. Он не должен был думать, что ей не нужна его любовь. Он не мог, не смел так думать!

— Леди Агата?

Вероятно, она не заметила, как он уехал…

— Да, — пробормотала Летти.

— Вы так считаете? — настаивала Анжела.

— Что? Если дело дойдет до этого, да. Но сегодня ничего не будет, — рассеянно сказала она. — Гроза приближается.

— Вы его не знаете, — прошептала Анжела, но Летти не слышала ее. Она заметила Эллиота и уже пробиралась через толпу.

 

Глава 22

Летти добралась до парадной двери, когда карета Эллиота Марча отъезжала от дома.

Впервые в жизни Летти растерялась. У пьесы не было «следующего акта».

Она брела через комнаты, улыбаясь, бормоча ничего не значившие любезности и безнадежно пытаясь решить, что делать. Наконец от усилий найти выход из неразрешимой ситуации у нее закружилась голова. Она стала искать Эглан-тину, чтобы узнать, не сможет ли Хэм отвезти ее в Холлиз. И нашла ее в обществе Бантингов.

— Мне очень жаль, леди Агата, — извинилась Эглантина услышав ее просьбу. — У Анжелы разболелась голова, и совсем недавно Хэм повез ее домой. Он еще не вернулся, да и я сказала ему, чтобы не спешил возвращаться, потому что собиралась пробыть здесь еще некоторое время.

Анжела уехала. Летги, несмотря на то что была погружена в собственные мысли, почувствовала тревогу-Она взглянула на окно. На стекле блестели капли дождя, а за ним в темноте усилившийся ветер раскачивал деревья.

Не поехала же в такую погоду Анжела на встречу с Кипом? Решительное выражение лица девушки и ее твердый голос всплыли в памяти Летти.

— Если вы себя плохо чувствуете, вы должны переночевать у нас, — предложил Пол. — Не правда ли, Кэтрин?

— Конечно, — деревянным голосом согласилась его супруга.

— Нет, — сказала Летти. — То есть я не хотела бы утруждать вас. Со мной такое случается, мне ничто не помогает, кроме моей настойки.

— Настойка. — Кэтрин обрадован но закивала. — Я вам так сочувствую, дорогая. Я слышала, многие светские дамы слишком чувствительны. — Она быстро взглянула на Дот-ти Химплерамп со злорадным удовлетворением. — Вы должны тотчас же вернуться в Холлиз. Прикажи подать нашу карету, Пол.

Летти горячо поблагодарила ее. Пусть Кэтрин злорадствует, думала она, сейчас есть дела поважнее. Она собиралась рассказать Эглантине об Анжеле и своих опасениях, но передумала. Если ее подозрения не оправдаются, она только навредила бы Анжеле, выдав ее тайну.

Лучше всего было поскорее отправиться в Холлиз одной. Анжела, бедняжка, уже, наверное, в постели.

Спустя десять минут, оставив Фейгена в заботливых руках Эглантины, Летти сидела в карете Бантингов, выезжавшей из имения. Сильный ветер бросал потоки дождя на крышу кареты, оглушительно гремел гром. Летти плотнее запахнула накидку, вглядываясь в темноту. Лошади замедлили ход, переезжая небольшой мостик, ведущий к главной дороге.

Вдалеке при вспышке молнии, словно на картинке из книги сказок, она увидела голые ветви того самого дуба, который называли «ведьминым деревом». Позади в четверти мили от него стоял дом Химплерампов, а еще дальше вверх по дороге угадывались строгие очертания дома Марчей. Сквозь потоки дождя виднелся свет в окнах нижнего этажа.

Значит, он еще не лег спать. Он расстроен? Или ее побег от него заставил его опомниться и даже поздравить себя, считая, что ему повезло?

Вскоре Летти стояла, насквозь промокшая, в большом холле дома Бигглсуортов. Хорошо, что у Мэри хватило храбрости впустить ее, прежде чем дверь заперли на ночь. Но, пока Летти снимала накидку, вновь появилась Мэри в сопровождении запыхавшихся Кэбота и Грейс. На слуг было страшно смотреть, так они были перепуганы.

— Что случилось? — сразу же спросила Летти.

— Мисс Анжела. Она взяла лошадь и ускакала, не взяв с собой никого из грумов.

— О нет, — произнесла Летти, ее худшие опасения оправдались.

— Я не знаю, куда она поехала! — с округлившимися от ужаса глазами воскликнула Грейс. — Я не смогла остановить ее. Я пыталась, леди Агата, но она уперлась. Такой решительной я никогда ее не видела. Пошла прямо в конюшню и велела оседлать ей лошадь.

— Когда dha уехала?

— С четверть часа. Не больше. Я пошлю конюха к Бантингам сказать…

— Нет! — Анжела умрет от стыда, если кто-нибудь узнает, почему она уехала. Еще важнее, чтобы с девушкой ничего не случилось. Гроза усиливалась. Анжелу необходимо было вернуть, и Летти должна была об этом позаботиться. — Кому известно, что ее нет дома?

— Только Грейс Пул, Мэри и мне, — ответил Кэбот, от волнения покусывая нижнюю губу. — А что?

— Слушайте меня, — сказала Летти. — Я догадываюсь, где Анжела. Знаю, куда она уехала, но не могу сказать вам зачем. Однако, смею утверждать, очень важно, чтобы об этом не узнали. Никто, кроме нас, не должен знать. Понятно? — Летти была не настолько наивной, чтобы поверить, что помолвленная девушка могла отправиться в грозу на свидание с мужчиной, который не был ее нареченным, и не вызвать ужасного скандала.

Кэбот и Грейс кивнули, а Мэри, решительно выставив подбородок, сказала: «Ага».

— От этого зависит ее счастье.

Неделю назад Летти бы не поверила, что с такой уверенностью сможет произнести эту мелодраматическую фразу. Но сейчас она верила. Ей самой было наплевать на Кипа с его шантажом и на нежные чувства жениха-маркиза. Но за эту неделю она кое-что поняла, в том числе и то, что если что-то не важно для нее, то это совсем не значит, что это так же не важно для других.

— Я поеду и привезу ее. Если повезет, мы вернемся задолго до Бигглсуортов.

С каждой минутой гроза бушевала все сильнее. Шел не просто проливной дождь — целые потоки обрушились на землю с небес.

— Но у нас нет кареты1 — воскликнул Кэбот. — Хэм уехал за Бигглсуортами…

— Я поеду верхом. — Она усмехнулась, глядя на скептическое выражение лица Кэбота. — А как ты думаешь, кто занимался выгулом белогривых лошадей «предпоследнего султана Мавритании», когда старина Билл напивался?

Она не обратила внимания на озадаченный взгляд Грейс и недоумение Мэри. Дворецкий кивнул.

— Пошли кого-нибудь на конюшню и вели оседлать лошадь. Я…

— Хоббс уже ждет с лошадью у черного хода, — сказал Кэбот. — Я собирался послать его к Бантингам с запиской.

— Хорошо. — Она направилась к кухне, Грейс и Мэри последовали за ней. — Нельзя терять время.

— Ехать должен я, — неожиданно заявил Кэбот. — Я мужчина.

О Боже! У нее не было времени для объяснений.

— Хорошее предложение. Но совершенно неподходящее. Если Анжела увидит тебя, она может сбежать. Только я знаю, где она и по какой причине. Кроме того, — сурово произнесла Летти, — она мне доверилась.

Дворецкий в нерешительности отступил.

— Со мной все будет в порядке, Кэбот, — успокоила его Летти. — С нами все будет в порядке. А теперь я бы не отказалась от сухой одежды.

— Возьмите. — Кэбот открыл узкую дверцу и достал тяжелый клеенчатый плащ. — Он не пропускает воду.

Летти поблагодарила его, надела плащ, который был слишком велик для нее, и, не оглядываясь, отворила дверь, за которой ее ждал грум с лошадью.

Лошадь уже была возбуждена. Сверкали молнии, в воздухе кружились сорванные ветром листья, и наезднице не приходилось подгонять ее. Летти прижалась к шее лошади и направила ее к «ведьмину дереву», благодаря Бога за то, что когда-то имела дело с дрессированными лошадьми в одном из представлений в варьете. В течение нескольких минут ее атласные юбки намокли, а ветер, сорвав с головы капюшон, разметал искусно уложенные локоны.

Стараясь удержаться в седле, Летти не обращала внимания ни на холод, ни на ливень. Она промокла и вздрагивала при каждом раскате грома, но старый дуб был уже недалеко. Наконец она заставила тяжело дышавшую лошадь подняться на холм и остановила ее. Летти пыталась разглядеть что-нибудь сквозь потоки дождя, но не увидела лошади Анжелы. Она приподнялась на стременах. Ничего и никого.

Тревога словно щупальцами сжимала ее сердце. Она не удивилась, не обнаружив здесь Кипа, — только глупец мог выйти из дома в такую ночь, глупец или доведенная до отчаяния девушка.

Анжела должна была быть здесь. Летти не встретила ни одного всадника на единственной ведущей сюда от Холлиза дороге. Она тронула лошадь, делая широкий круг, и проехала около пятидесяти ярдов, прежде чем увидела на земле что-то темное.

Летти мгновенно спешилась и, увязая в грязи, добралась до неподвижно лежавшей фигуры. Это была Анжела. Должно быть, девушка упала с лошади. Короткие вспышки молнии освещали белое как мел лицо и струйку крови, сочившуюся из ее лба.

Боже, пожалуйста, пожалуйста, сделай так, чтобы она была жива!

Летти сунула дрожащую руку под плащ, нащупывая пульс. Рыдание вырвалось из ее дэуди, когда она нашла его.

— Анжела! — закричала она. — Анжела, очнись!

Девушка беспокойно зашевелилась:

— Агата?

Летти снова не смогла сдержать рыдания.

— Да. Да, дорогая. Это я.

Девушка что-то прошептала. Летти еще ниже наклонилась к ней:

— Что, Анжела?

— Вы были правы. Он не пришел. Рыдания Летти перешли в смех:

— Побоялся. Я же говорила, что он трус.

— Вы опытная и умная женщина, — еле слышно сказала Анжела. — Я стараюсь… вспомнить.

— Спокойно, Анжела. Не шевелитесь.

— Мы утонем, если я… не буду… шевелиться слишком долго, — прошептала Анжела.

— Боюсь, что вы правы, — сказала Летти. — Можете идти?

— Надеюсь.

Летти помогла Анжеле сесть и почувствовала, как та вздрогнула от боли. Встав позади, она обхватила Анжелу за талию, пытаясь поставить ее на ноги. Девушка ахнула от боли, но сделала слабую попытку встать. Ничего не получилось. Со стоном она опустилась на землю. «Так я убью ее», — в отчаянии подумала Летти. Она оглянулась, не зная, как поступить. Оставить ее здесь и поехать за помощью было слишком опасно. Анжела уже теряла сознание, она замерзла, промокла. Но и оставаться здесь они не могли.

Летти сказала Кэботу, что найдет Анжелу и благополучно привезет ее домой. Она не сумела. Ей следовало послать Хоббса к Бантингам.

Она опустилась на колени, обхватила бесчувственное тело Анжелы и прижала ее к себе. Окоченевшими пальцами расстегнула свой клеенчатый плащ и, прикрыв им неподвижное тело девушки, наклонилась над ней, защищая от дождя.

Глаза Летти наполнились слезами. Сначала они потекли , медленно, смешиваясь с дождем, затем быстрее, пока не заструились по щекам и шее. Шлюз открылся, и накопившиеся за всю ее жизнь слезы хлынули из глаз, нежданные слезы, ибо Летти Поттс никогда не разрешала себе плакать. Вейда говорила дочери, что та не должна плакать. Никогда.

…Она не позволила себе плакать, когда леди Фоллонтру запретила учителю читать стихи Летти. И когда Вейда возила ее к ее отцу, виконту. Тот стоял у стола, его каштановые волосы были пронизаны лучами солнца, и он смотрел на волосы Летти с приятным удивлением. Пока не увидел глаза Вейды. «Ты не сможешь доказать, что она моя дочь», — сказал он, и Вейда запретила ей плакать.

Даже умирая, когда ее сильное некогда тело превратилось в хрупкий скелет, обтянутый тонкой кожей, она запретила Летти плакать.

Ибо слезы означали слабость; слезы означали поражение. Но, если Летти было наплевать на себя, она страшно боялась за эту девочку.

Она подняла голову и закричала:

— Помогите! Помогите нам, пожалуйста! Помогите!

Из темноты появился Эллиот Марч.

 

Глава 23

Блеснувшая молния осветила его. Лучше бы Летти не видела этого лица.

Ибо в эту минуту добрый благородный сэр Эллиот Марч менее всего был похож на безупречного джентльмена. Он напоминал какого-то водяного духа, явившегося расправиться с недостойными людишками. Он был без шляпы, черные волосы спутаны, вода струилась по его лицу. Темные брови грозно сведены, взгляд мрачен, губы плотно сжаты.

Его огромный черный конь нетерпеливо бил копытами, выпуская из раздувающихся ноздрей клубы пара и вскидывая свою крупную голову. Без усилий подчиняя себе скакуна, он подъехал ближе. Затянутые в перчатки руки сжимали поводья так, как будто он душил их… или ее.

— Я не поверил, когда мне сказали, что вы уехали в такую грозу! — перекрывая вой ветра, прорычал он. — Вы совсем помешались? А где Анжела?

Не спуская с него глаз, Летга осторожно приподняла свой плащ, которым была укрыта Анжела.

— Она, должно быть, упала с лошади. Я пыталась поднять ее, но, по-моему, девочка потеряла сознание.

— Бог мой, — тихо сказал Эллиот, спрыгивая с седла и опускаясь на колени. Опытной рукой он осторожно ощупал затылок Анжелы, шею и плечи. — Возможно, у нее сотрясение мозга, — сказал он. — Мой дом ближе всего. Едемте туда. Вы можете подержать мою лошадь, пока я возьму Анжелу и сяду?

Летти, счастливая оттого, что он взял на себя ответственность, кивнула. Они были спасены. Никто не умрет. Он не допустит этого. Эллиот мог справиться с любой ситуацией.

Она взяла поводья и стояла рядом с конем, когда Эллиот вставил ногу в стремя.

Он поднял Анжелу и наклонился в сторону, удерживая равновесие. Рука девушки безжизненно упала и задела ногу лошади. Испуганный конь взвился на дыбы, нога Эллиота застряла в стремени и вывернулась.

На мгновение блеснули его зубы, сжатые от боли. Летти изо всех сил старалась заставить лошадь опустить голову. Когда она подняла глаза, Эллиот уже сидел верхом рядом с Анжелой, лежавшей поперек седла. Он посмотрел на Летти, ему явно не хотелось оставлять ее одну.

— Поезжайте! — крикнула она, прикрывая глаза ладонью. — Мне надо поймать мою лошадь. Я сразу же поеду за вами. Не беспокойтесь. Я прекрасная наездница!

— Я не могу вас оставить! — крикнул он в ответ.

— Вы должны! Надо отвезти Анжелу! Езжайте!

Он больше не спорил. Что-то сказав, пришпорил коня и исчез зз стеной дождя.

Летти смотрела им вслед.

С девушкой все будет в порядке. Эллиот выполнит свой долг, а она должна выполнить свой.

— Проснись, Кип, — сказала Летти.

— А? — Молодой человек, лежавший на кровати под балдахином, перевернулся на спину, стащив простыни. Даже не потрудился раздеться, с отвращением заметила Летти. Красавчик рыгнул, и Летти сморщила нос от тошнотворного запаха прокисшего пива, донесшегося из-за занавесей.

— Проснись, ты, идиот!

Это заставило его открыть глаза. Мутные глаза.

Даже лучше, что он пьян.

— Эй? Кто вы? Что вы здесь делаете? — Он начал было сползать с кровати, но она ухватилась за простыню, в которой запутались его ноги, и заставила его лечь.

— Вот так. Лежи где лежишь, паренек.

— Леди Агата!

— Сообразительный мальчик.

— Что вы здесь делаете? — Теперь он смутился, сильно смутился. Крохотная искра мысли мелькнула в его покрасневших, опухших глазах. — Послушайте, а как вы сюда попали? Подкупили привратника?

— Нет, — раздраженно ответила Летти. — Никто не знает, что я здесь. Я забралась по стене!

Он явно ей не поверил. Но ее это не интересовало.

— Не важно, как я попала сюда, не так ли? Только ты можешь не беспокоиться, никто об этом не знает.

Он нахмурился, но затем по его лицу расплылась самодовольная улыбка. Он кивнул и, ухмыляясь, приложил к губам палец.

— Я не скажу.

— О, разумеется. — Она переступила с ноги на ногу, и в ее ботинках хлюпнула вода. — Так вот, я пришла за письмом, которое Анжела написала тебе, тебе, жалкому шантажисту, отвратительному лягушонку.

— Эй! — Самодовольная улыбка исчезла, сменившись удивлением и обидой. — Вы не имеете права так говорить со мной!

— Конечно, имею. Я говорю правду. Ты подлый вымогатель, один из самых гнусных, которые требуют за мечты невинных девушек выкуп для своих грязных целей!

Кип попытался сесть.

— Ее мечты? А как же мои мечты? Мы собирались пожениться.

— Ей об этом ничего не известно. Кип обиженно выпятил нижнюю губу.

— Ладно, я еще не просил ее руки, но это не значит, что я не собирался это сделать.

Казалось, он искренне обиделся, и на мгновение Летги смягчилась:

— Она не хочет выходить за тебя замуж, Кип. Он уселся на подушку, заложил руки за голову и ухмыльнулся.

— Ах так? Ладно. Она хотела заниматься «кое-чем» со мной, могу вас заверить.

Вот оно, нежное сердце Кипа. Летти Поттс уперлась кулаками в бока.

— Наглый мальчишка! Позволь мне кое-что объяснить тебе. Как всякую здоровую любознательную молодую девушку, Анжелу интересовали поцелуи. Но в отличие от большинства здоровых любознательных молодых девушек, будучи милой, наивной и настоящей леди, она решила, что, если ей захотелось поцеловать тебя, значит, она в тебя влюблена.

Кип рассмеялся. Довольно противным смехом.

— Да, — сказала Летти. — Мы оба знаем, что это чепуха, не так ли? Анжела сама скоро поняла это. К сожалению, недостаточно скоро. Она первая написала тебе письмо. И она хочет получить его обратно. Она выходит замуж за Хью. Так что давай мне ее письмо, и мы спишем эту попытку шантажа на твою юношескую глупость, а?

Скрестив на груди руки, он злобно прищурился.

— Я сказал ей, что она получит письмо. Только ей надо было прийти за ним. И ничего бы не случилось, кроме того, что уже было раньше. Может, немножко больше. — Парень плотоядно улыбнулся.

— Она прислала меня.

— Ее ошибка.

Летти уже была сыта по горло этим Кипом Химплерам-пом. Она стояла в луже дождевой воды, промокшая до костей, атласное платье становилось с каждой минутой все тяжелее, ноги у нее замерзли, кожа на руках сморщилась, а ей еще предстояло проехать в грозу три мили. Она отдернула полог.

— Это твоя ошибка! Ты отдашь мне письмо, или я погублю твою репутацию.

Он с изумлением посмотрел на молодую женщину, которая мрачно усмехнулась.

— Да, глупый молодой самец, твою репутацию. И когда я сделаю это, ни одна порядочная женщина в Лондоне, не говоря уже о Литтл-Байдуэлле, не захочет и смотреть на тебя. Твои друзья будут смеяться за твоей спиной, а родители — опускать головы от стыда. — Она наклонилась и с силой ударила его в грудь. — Я скажу, что ты пытался соблазнить меня.

— Правда? — с интересом спросил Кип. Затем, скрывая свой восторг, оперся на локти и с притворным равнодушием начал разглядывать свои ногти. — Давайте. Рассказывайте кому хотите. — И с усмешкой посмотрел на нее. — Понимаете, мне наплевать, если весь Литтл-Байду-элл, Йорк, Манчестер или Лондон будут считать меня самим маркизом де Садом. Меня совершенно не волнует моя репутация.

— О, думаю, что волнует. — Он был не просто глуп, он был безнадежно глуп. — Ты не слушаешь меня, Кип. Повторяю, я расскажу всем, что ты пытался соблазнить меня! Но…

Он нахмурился, смысл сказанного с трудом доходил до него.

— Еще скажу, что ты оказался, — она наклонилась к его уху, — неспособным. Он напрягся.

— Недоразвитым.

Она успела отклониться, когда он чуть не подскочил.

— Бессильным.

Он смотрел ей в глаза, не решаясь поверить.

— Холодным.

Едва не задохнувшись, он отбросил простыни, выбрался из постели и бросился в угол комнаты.

— Неполноценным.

Он упал на колени перед секретером и открыл нижний ящик.

— Одним словом, импотентом.

Кип засунул руку в ящик и с радостным криком вытащил из него конверт. Вскочив на ноги, подбежал к ней и, тяжело дыша, сунул его ей в руки.

Ей стало почти жаль его. Почти.

Летти взяла письмо, положила в карман и улыбнулась.

— Спасибо, дружок. — Она повернулась, чтобы уйти.

— Ты стерва, — проворчал он.

— Слабак, — бросила она через плечо. Он побледнел. Она усмехнулась.

— Я всего лишь пошутила, Кип. А теперь — в кроватку, — добродушно посоветовала она. — И если я услышу, что ты хотя бы слово скажешь об Анжеле, если ты неуважительно упомянешь ее имя, то… я бы этого не советовала делать.

Он не ответил, подбежал к кровати, забрался под одеяло и сердито смотрел из-под него, как нашкодивший мальчишка, каким он и был.

— Хороший мальчик.

Летти открыла окно, вглядываясь в пелену дождя. Ливень немного утих, но она не видела ничего дальше двадцати футов. Деревья казались расплывчатыми силуэтами. Летти посмотрела вниз. Стена под ней терялась в темноте.

Она глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Однажды она работала на канате, не так ли? В чем разница между двадцатью фугами лестницы из плюща и дюймовой толщины канатом в тридцати футах от земли?

В страховочной сетке, вот в чем.

У Летти не было сетки, и она не хотела, чтобы ее увидели слуги Химплерампов. Не давая себе времени передумать, молодая женщина перешагнула через подоконник и, увидев, что у Кипа хватило ума остаться в постели, начала осторожно спускаться. Она нащупывала ногой место, куда поставить ногу, и, найдя, уперлась в ветку, но башмачки намокли и стали скользкими, и нога соскользнула. С полминуты Летти висела на руках в двадцати футах от земли, мокрые юбки тянули ее вниз, а дождь ударял в лицо.

Она подумала, не позвать ли на помощь Кипа, но отказалась от этой мысли. Он наверняка оторвет ее пальцы от подоконника.

Падать она не собиралась. Она не могла позволить себе упасть. Она должна была увидеться с Эллиотом. Она пошарила среди листьев, нащупала подходящую опору и осторожно проверила надежность ветви. Ветвь выдержала.

Дождь мешал, но она медленно спускалась по увитой плющом стене. Наконец взглянула вниз и увидела прямо под собой землю. Летти отпустила руки, упав со стены, ударилась о землю, затем поднялась на колени.

Ей не было больно. Она ничего себе не повредила. Она была жива. Анжела была жива. И письмо лежало у Летти под накидкой. Теперь ей требовалась только лошадь, чтобы уехать.

Летти подняла лицо к небу и улыбнулась от радости и острого головокружительного ощущения победы. И увидела перед собой разгневанное лицо Эллиота Марча.

 

Глава 24

— Надеюсь, вам, черт возьми, это доставляет удовольствие, — сквозь зубы проворчал Эллиот. Если прежде он сердился, то теперь просто пылал гневом. В темноте его глаза казались светлыми и злыми.

Летти промолчала. Она не успела сообразить, что он собирается сделать, а Эллиот, схватив ее за плечи, грубо поставил на ноги, его пальцы впились ей в руки.

— Господи, когда я увидел, как вы висите на этой стене… — Он не договорил.

— Анжела? — перебила его она. — С ней все в порядке?

— С ней все будет хорошо. — Эллиот сжал зубы и, повернувшись, потащил ее за собой. Он сильно хромал. Они подошли к тому месту, где Летти привязала свою лошадь. Черный жеребец Эллиота стоял рядом с ней.

Не говоря ни слова, он поднял Летти и посадил в седло, затем сел на своего коня.

— Вы поедете ко мне домой?

Она кивнула. И под проливным дождем они направились к его дому. Слезая с седла, он подвернул ногу и выругался. Летти тут же соскользнула на землю и бросилась к нему, но, встретив гневный взгляд, не решилась предложить свою помощь.

Он взял поводья обеих лошадей и, хромая, решительно направился к конюшне. Не оглядываясь, сказал:

— Дверь открыта. Входите.

Она с тревожным предчувствием вступила в дом. Дом Эллиота.

В центре четырехэтажного здания, сложенного из красного кирпича, находился холл и красивая лестница. За ней виднелся коридор, соединяющий холл с дальней частью дома. По обе стороны вестибюля, в котором стояла Летти, был ряд расположенных напротив друг друга дверей. Одна из них, слева от нее, была приоткрыта.

Летти заглянула внутрь. Эта комната явно принадлежала женщине. Чехлы из яркого с красно-белыми цветами ситца покрывали пару диванов и скамеечку для ног. На изящных резных столиках под стеклянными колпаками стояли фарфоровые фигурки и были наколоты яркие бабочки. Над камином висел портрет черноволосой женщины с двумя кудрявыми мальчиками. Старший казался сдержанным и задумчивым, а младший выглядел веселым и любознательным.

За спиной Летти открылась входная дверь, и она отскочила в сторону. Вошел Эллиот, отряхиваясь как большой спаниель, махая руками и тряся головой. Он стянул сюртук и бросил его на перила лестницы.

— Час назад Бантинги прислали сюда верхового, — сказал он. — Слава Богу, у кого-то хватило ума.

Он промок насквозь, белая рубашка и жилет облепили его руки и грудь. Сквозь ткань Летти видела, как напрягаются его мускулы. Она, покраснев, отвела глаза.

— Простите. Что вы сказали?

— Мост Бантингов затопило, и слишком опасно пускать по нему кареты. Гости останутся у них до утра. — Он мрачно посмотрел на Летти. — Анжела пришла в себя сразу же, как только мы приехали. Да не смотрите на меня так, я говорю серьезно. Я достаточно повидал ран. Она скоро поправится. Обещаю.

Летти кивнула. Если Эллиот обещал, что Анжела поправится, то так и будет. Эллиот никогда не скрывал правду. Не то что некоторые.

— Как вы узнали, куда я поехала? — поинтересовалась она. Ей не пришло в голову спросить его для начала, как он узнал, что они с Анжелой были у «ведьмина дерева». Просто они нуждались в его помощи, и он появился.

— Как только я привез Анжелу и поручил ее заботам моей экономки, то понял, что вы не поехали следом. — Эллиот осуждающе посмотрел на нее. — Я вернулся к «ведьми-ну дереву», но вас там не было, и я поехал в Холлиз. Там вас тоже не оказалось, но я узнал от Кэбота многое, что мне совсем не понравилось. Я не решался верить возникшим у меня подозрениям, но другого пути не было, так что пришлось ехать к дому Химплерампов. Каково же было мое изумление, когда я увидел вас спускающейся по стене. Хотя, если подумать, мне не следовало удивляться. Вы уже однажды проявляли некоторый интерес к плющу, — закончил он, снова сжав зубы.

Летти сглотнула слюну. У него был очень, очень рассерженный вид.

— Я… я должна была достать кое-что, что… что… — начала заикаться она.

— Анжела рассказала мне о письме, — сказал он.

Конечно! Все полагались на сэра Эллиота Марча. Все доверяли ему секреты, рассказывали о прошлых проступках, страхах и своих маленьких преступлениях. Все, кроме нее. Но ведь ничьи преступления не были такими ужасными, как ее.

— Она рассказала мне о требованиях Кипа и объяснила, зачем поехала туда. Может бдеть, нас спасла гроза. Нам повезло.

Не ей повезло, не Анжеле повезло, а им повезло. Сэр Эллиот, джентльмен, уже взял на себя ответственность, и их проблемы стали его проблемами.

— Как я уже сказал, я поговорил с Грейс Пул и Кэботом. Они очень хотят помочь и готовы рассказать всем, кто будет этим интересоваться, что я бе9покоился о вас и Анжеле, потому что вы оставались в такую грозу одни в доме, и привез вас сюда. Вам понятно? Вы согласны со мной? — почти грубо спросил он.

Летти кивнула и вдруг заметила собственное отражение в зеркале. Она в ужасе отвела глаза. Как несправедливо. В то время как он походил на морского бога в облике человека, она выглядела словно мокрое чудовище. Из-под клеенчатого плаща грязными складками свисали ее юбки. Спутанные волосы как веревки опутывали шею, а лицо было таким бледным, что кожа казалась синеватой.

— Не расскажете ли мне, зачем вы лазили по стенам Химплерампов? — спросил он с таким видом, словно кто-то принудил его задать этот вопрос.

Их взгляды встретились в зеркале. Впервые за всю сознательную жизнь Летти не могла придумать правдоподобное объяснение своему поступку. Она и не пыталась. Она устала говорить чужие слова, устала от лжи.

— Я поехала, чтобы забрать письмо Анжелы у Кипа Хим-плерампа. И взяла его.

— Кип Химплерамп видел вас? Она кивнула.

— Он расскажет кому-нибудь?

— Нет. Ручаюсь.

У него был такой отчужденный вид. Такой холодный, сосредоточенный. Она оскорбила его, но ведь она этого не хотела.

— Эллиот, я должна вам что-то сказать. Моя реакция на то, что вы мне сказали сегодня…

— Ладно, — перебил он. Очевидно, он не хотел обсуждать их отношения. — Но на всякий случай, может быть, мне стоит навестить утром моего юного соседа.

Боже мой, подумала Летги с замиранием сердца, возможно, он пожалел, что сказал ей о своей любви! Она почувствовала пустоту в груди, и в этой пустоте билось ее сердце.

— Все устроится наилучшим образом, — выдавила Летти.

— Мне хотелось бы знать, — осторожно сказал он, — очень хотелось бы знать, почему вы рисковали жизнью и изображали ночного вора перед этим… мальчишкой. Вас же могли убить!

Последние вырвавшиеся у него слова заставили Летги вздрогнуть. Он заметил это и тихо выругался, схватившись за голову.

— Где вы научились так лазить? — Он беспокоился за нее. От этой мысли у Летти закружилась голова. — Детская бравада? Вы даже не удостаиваете меня ответом, — проворчал Эллиот. — Могу я предложить вам снять мокрую одежду?

Она попыталась снять плащ, но дрожала так сильно, что у нее стучали зубы. Онемевшие пальцы не слушались. Она не успела опомниться, как Эллиот, оттолкнув ее руки, умело расстегнул пуговицы клеенчатого плаща. Взяв Летти за плечо, он повернул ее и снял с нее плащ. Очень быстро и равнодушно. — Спасибо. Он холодно посмотрел на нее. — Мне не нужна ваша благодарность. — Эллиот собирался сказать что-то еще, но передумал и бросил ее плащ на перила рядом со своим. — Вам надо переодеться. У нас нет

Никого, кроме экономки, миссис Николе. Она сейчас с Анжелой, но уверен, она вам поможет.

— Не нужно, — сказала Летти. — Я обойдусь. Правда.

Она нужна Анжеле.

— Хорошо. — Эллиот указал ей на лестницу и последовал за ней. Мокрые юбки шлепали по ступеням. Она слышала, как позади медленно поднимался хозяин. Наверху она оглянулась. Лицо Эллиота приобрело землистый оттенок и страдальчески сморщилось от боли.

— Эллиот, пожалуйста. Могу я чем-нибудь помочь вам?

Мгновенно выражение его лица стало отчужденным и надменным; истинный британский джентльмен, который, закусив губы, встречает свою гибель.

— Ничем. Благодарю за заботу. — Он указал на короткий коридор. — Анжела в той спальне, налево. Ваша комната через две двери от ее.

— Эллиот, пожалуйста… — нерешительно сказала она.

— Уверен, вы найдете все необходимое, — перебил Эллиот и, стараясь держаться прямо, направился в противоположную сторону. Он не оглянулся.

Прихрамывая, Эллиот вошел в свою спальню, достал из небольшого шкафчика стеклянную бутылку с коричневой жидкостью и налил добрую унцию в маленький стаканчик. Поморщившись, он закинул голову и выпил содержимое.

Морфий.

Ему не нравилось его действие. Он затуманивал сознание и странно влиял на его чувства, но как обезболивающее был незаменим. А сегодня, видит Бог, боль была невыносимой.

У него возникла идея попробовать сосредоточиться на нестерпимой боли в бедре, чтобы отвлечься. Но усомнившись, что это отвлечет его мысли от нее, он предпочел наркотик. Если повезет, он сможет забыть, что сейчас она в его доме, спит в его постели, чего ему и хотелось, но совершенно при других обстоятельствах.

Теперь, когда Анжела и Летти были найдены, Эллиот впервые позволил себе обдумать события, которые заставили его уехать из дома Бантингов.

Он признался, что любит ее. Он никогда не говорил этого ни одной женщине, а когда сказал ей, она побледнела как мел. Летти явно была поражена. Как и он сам. Но едва слова были произнесены, он понял, что это правда: бесспорная истина.

На какое-то мгновение нечто вызвавшее радость в его душе мелькнуло на ее выразительном лице, но тут же сменилось выражением ужаса. И она убежала. Могла бы бежать не так далеко или не так быстро… При воспоминании об этом его пальцы сжались в кулаки.

Он пытался остаться среди гостей как ни в чем не бывало, но мысли о том, что Летти избегает его, что в его обществе она начинает нервно смеяться, что его полная жизни, отважная, беспечная Летти при нем становится скованной и неловкой, — этой мысли он не мог вынести.

Но дома было не легче: пометавшись взад и вперед по комнате около часа, Эллиот осознал: он предпочтет сохранить хотя бы подобие дружеских отношений с Летти, чем совсем потерять ее.

Он написал ей письмо с объяснением, что больше никогда не нарушит дружбы, которая так дорога ему и уже возникла между ними. Пусть ее не тревожит, что когда-нибудь он опять заговорит о своих чувствах. Во всяком случае, таковы были его намерения. Он молил Бога, чтобы тот дал ему силы выполнить этот зарок.

Затем, не желая терять времени и поскорее помириться с ней, Эллиот под дождем помчался в Холлиз с намерением отдать письмо Кэботу, чтобы тот передал его, как только Летти вернется домой. С этого момента началось черт знает что.

Эллиот налил полстакана бренди и залпом выпил, чтобы смыть с языка горечь морфия. Опыт показал ему, как хорошо алкоголь усиливает действие наркотика. Тот действовал недостаточно быстро.

Он расстегнул жилет и, сняв его, бросил на стул. Затем освободился от галстука и воротничка рубашки и, расстегивая ее, подошел к окну и посмотрел в темноту.

Анжела рассказала ему о Кипе и своем письме, как только они обнаружили, что Летти не приехала вслед за ними. Он не мог поверить, что она решилась забраться в дом Хим-плерампов, чтобы достать это проклятое письмо. Он невольно улыбнулся. Как он ее называл? Беспечной? Больше подошло бы «безрассудной».

Улыбка погасла, когда он вспомнил, как похолодел от страха, увидев висящую на стене Летти и поняв, что ничем не может ей помочь. Он никогда не испытывал подобного ужаса. Ни во время войны или мира, ни в опасности, ни перед неизбежным поражением — ни разу в жизни. Когда она очутилась на земле, ему потребовалась вся сила воли, чтобы не сжать ее в своих объятиях.

Но он не имел на это права. Она достаточно ясно дала ему понять, что не хочет этого. Письмо с обещанием не докучать ей лежало запечатанным у него в кармане, горьким напоминанием о его обещании самому себе.

Если он останется лишь другом женщины, которая стала для него такой желанной, это, вероятно, убьет его. Но что он должен был сделать? Эллиот утратил способность размышлять. Мысли исчезали, как и боль в ноге, в результате постепенного действия морфия. Он уперся ладонями в подоконник.

Сейчас она уже спит, яркие каштановые волосы разметались по белоснежной подушке, кожа нежно розовеет… Он прижался лбом к холодному стеклу.

Всю жизнь он подчинял свои чувства разуму, стараясь сохранять самообладание, не переходить границы, поступать справедливо и предусмотрительно. Эллиот горько улыбнулся.

Потребовалось тридцать три года, чтобы он почувствовал это сильное горько-сладкое биение собственного сердца. Сколько должно пройти времени, прежде чем оно успокоится?

— Эллиот. Ее голос.

— Эллиот, пожалуйста. Повернитесь.

— Зачем? Вас же здесь нет, — рассудительно ответил он, невзирая на свое состояние. — Вас создали морфий и бренди. И страсть, — добавил он. — Непреодолимая страсть.

— Я действительно здесь. Пожалуйста. Мне трудно. Повернитесь.

Что это могло изменить? Он повернулся, и у него перехватило дыхание. Она стояла в дверях его комнаты, закутанная в старый халат его отца. Ее блестящие распущенные волосы струились по спине и словно вуалью покрывали ее плечи. Из-под халата выглядывали босые ноги. Маленькие, узкие, хрупкие, как крылья чайки, и невероятно трогательные.

Ей не следовало находиться здесь. Но ведь она не знала о морфии и бренди. Она не знала, что сдержанность, которую он всегда считал святым долгом и своим самым страшным испытанием, казалось, утратила свой смысл.

— Возвращайтесь в свою комнату.

Летти не двинулась с места. Ее щеки и шея пылали.

— Не могу, — прошептала она.

Он сжал за спиной руки, лежавшие на подоконнике. Он боялся пошевельнуться.

— Значит, вы — искательница приключений? — Он хотел придать голосу шутливый тон, но голос прерывался.

— Похоже на то. — Но это произнесла не авантюристка, а растерянная, как и он, истосковавшаяся по любви женщина.

— Господи, Летти. У вас совсем нет инстинкта самосохранения.

— Видимо, нет.

«Ей не нужна твоя любовь», — сурово напомнил он себе, надеясь, что это придаст ему сил устоять. Устоять перед ней, ибо она решила соблазнить его. Это понял бы и неопытный юнец. В ней не было ничего похожего на коварство. Ожидание, волнение, кокетство — да, но и тревога, напряжение и неотразимая прелесть.

Она направилась к нему, ее грудь выступала, слегка волнуясь под темно-красным шелком. Бог мой, под халатом ничего не было!

— Мне холодно.

Он не должен этого делать. Он не сделает этого. Это было против принципов, на которых строилась вся его жизнь.

— Я дам вам еще одно одеяло.

— Мне нравится вот это. — Она указала на голубое пуховое одеяло на его постели.

— Возьмите, — сквозь зубы произнес Эллиот и, сдернув одеяло, швырнул его ей. Летти не сделала даже попытки поймать его, и одеяло упало на пол.

Она медленно наклонилась, принимая соблазнительную позу. Посмотрела на него через плечо, вызывающе тряхнув распущенными волосами…

— Не надо!

Она убрала волосы с лица и улыбнулась лукавой, понимающей и безжалостной улыбкой.

— Вы не понимаете, Летти. — Сэр Эллиот старался сохранить остатки самообладания. Он был цивилизованным человеком. Как бы его ни соблазняли, он всегда владел собой. Он не только жил по этому правилу, но и верил в него. Но его никогда не испытывали таким образом и так жестоко. Он желал ее. Он до боли желал ее.

— Мне не хотелось бы оставлять вас неудовлетворенным. — Она держала в руках одеяло. Он слишком поздно понял, что дал ей повод подойти ближе. Она прошла к кровати совсем близко от него, все еще загадочно улыбаясь, он вдохнул аромат ее духов… Он сам не понял, как это произошло. Летти проходила мимо него, и в то же мгновение оказалась в его объятиях, а он прижимался к ее губам, оглушая, обжигая ее своей всепоглощающей страстью.

Она приникла к нему. Губы раскрылись ему навстречу. Она ласкала его, его плечи, руки, грудь, проникая под распахнутый ворот его рубашки, разжигая его.

Эллиот сорвал пояс с ее талии и обнажил ее плечи. Летти отпрянула, в ее взгляде уже не было ни вызова, ни лукавства, он был растерянным и немного испуганным.

— Может быть… я… мне не следует… нам не следует…

— Поздно. — Для него теперь не существовало ни правил, ни законов. Только требования: страсть, желание, любовь. — Ты знаешь это не хуже меня.

Он медленно опустил-ее, прижимая к себе, она, скользя по его телу, почувствовала, как оно напряглось от переполнявшего его желания. Ее груди касались его груди, халат зацепился за его пояс, а полы сбились у нее на бедрах.

Летти дрожала. Ее пальцы касались паркета, но колени ослабли и подгибались. Он опустил руки, но не отступил. При каждом его вдохе их тела на мгновение соприкасались, создавая мучительную близость.

Затуманенным взглядом она посмотрела ему в лицо. В поисках опоры ухватилась за его рубашку, упираясь пальцами в твердую мускулистую грудь.

— Если хочешь уйти, уходи. Последняя возможность, Летти. Последняя возможность для нас обоих. — Он наклонился и коснулся ее губ. — Но я думаю, ты должна остаться. Останься…

Она чуть отодвинулась. Он не отрывался от нее, теперь лаская ее ушко.

«Останься». Она чувствовала его горячее дыхание, дрожь пробегала по ее шее и плечам.

Отпустив, Эллиот больше не касался ее руками, но в то же время она всем телом ощущала его, его страсть возбуждала ее, приковывала к месту, томила ожиданием…

Он легко дотронулся до ее груди, обвел ее пальцами и, найдя сосок, начал поглаживать мягкую шелковистую кожу вокруг него. Он не сводил взгляда с ее лица, взгляда, пугающего Летти своей настойчивостью, немигающего и завораживающего.

Она его не узнавала. Сдержанный, благовоспитанный сэр Эллиот исчез, перед ней был незнакомец, бесцеремонно игравший ее телом, но его горящий страстью взгляд переворачивал всю ее душу.

— Пожалуйста, — прошептала она. Его рубашка была расстегнута, и Летти возбуждал вид обнаженной мужской груди, поросшей темными волосами.

— Зачем ты пришла сюда, Летти? — шепотом спросил он, касаясь нежным поцелуем ее губ.

Она не могла сказать правду: пришла, чтобы отдаться ему. Ибо, сказав, что любит его, дала бы ему возможность и полное право думать, что ничто не помешает узаконить их отношения. В мире, в котором жил сэр Эллиот, люди, любящие друг друга, вступали в брак.

Она должна была уйти, вырваться отсюда, но не могла. Уйдя, Летти потеряла бы единственный шанс познать любовь.

А она хотела этого. Так сильно. Ее кожа пылала, руки и ноги дрожали от предвкушения. Желание переполняло ее тело. А что, если он прогонит ее? Как жить дальше? Даже не узнав таинства любви?

— Я пришла переспать, — в отчаянии выпалила она.

Он словно окаменел. У нее замерло сердце. Летти затаила дыхание, пытаясь понять, что кроется за непроницаемым выражением его лица, и отгоняя охвативший ее страх.

Почему он не хочет обнять ее? Не скажет что-нибудь?

Когда он наконец заговорил, его ответ не вызывал сомнений:

— Тебя привела похоть? Тогда все просто. Не отрывая от нее взгляда, он быстрым ловким движением расстегнул брюки.

Прежде чем она поняла, что он намеревается сделать, он распахнул ее халат и наклонившись, ухзатил ее за бедро, а другой рукой приподнял за ягодицы. Он перекинул ее ногу через бедро и прижал самым чувственным и интимным местом к своему обнажившемуся телу.

Она задохнулась от неожиданной близости и, чтобы не упасть, обняла его за шею.

Поза была ужасной. Летти ощущала его твердую плоть, грубо-настойчивую и возбуждающую. Его кожа обжигала, тело напряглось.

— Эллиот…

Он не ответил, его взгляд заставил ее смолкнуть. В нем было только грубое желание. Он сделал несколько шагов, пока ее плечи не уперлись в стену. Прижал раскрытые губы к ее шее, бедрами вдавливая ее в стену. Он сделал несколько медленных движений, и волны наслаждения пробежали по ее телу. Летти вцепилась в его плечи, охваченная этими первыми волнами желания, которым не могла сопротивляться, испуганная и в то же время испытывая сладкий восторг и желая доставить ему такое же наслаждение, какое он давал ей.

Даже сквозь рубашку она чувствовала, как напряглись его мускулы, гладкие и твердые. У нее перехватило дыхание, когда он медленными, короткими толчками стал входить в нее. Это делало ее наслаждение еще острее. А он добавил еще одну мучительно сладкую пытку, приподнимая и опуская ее в такт своим движениям.

— Эллиот, Эллиот. — Она тяжело дышала.

Он не ответил. Выражение его лица было застывшим и напряженным, на шее выступили вены. Он ни о чем не думал, поглощенный лишь желанием получить сексуальное удовлетворение.

Летти тоже не могла думать, а могла только чувствовать. Она не ожидала, что он такой большой, широкоплечий, тяжелый, что его кожа такая горячая, гладкая, как шелк, волосы влажные и прохладные…

Летти хотела большего. Она хотела ощущать его внутри себя. Быть полной им. Хотела закончить этот древний обряд.

Она закрыла глаза. Бедра двигались в одном с ним ритме. Она услышала, как он шумно вобрал в грудь воздух. Вдруг схватив ее другую ногу, он поднял Летти еще выше, до уровня своей талии. Она была обнажена, и он… Затрепетав, она почувствовала уже знакомую твердую плоть. Ее ноги невольно напряглись.

Он застонал и, подняв голову, начал целовать ее — властно, настойчиво, почти со злостью. Она отвечала на его поцелуи со все возрастающей страстью.

Эллиот вошел в ее мягкую теплую глубину. Она услышала, как он тяжело задышал, почувствовала, как он обхватил ладонями ее лицо и с силой прижал ее к стене.

Его горячее дыхание обжигало ей губы. Она открыла затуманенные глаза, вся во власти возбуждения и неутоленного желания, и встретилась с его горящим взглядом.

— Я хочу видеть тебя. Хочу видеть, как ты входишь в меня.

Она ахнула от боли, когда всем телом старалась принять его.

Что-то мелькнуло в его глазах. Он замер, его грудь вздымалась, как кузнечные мехи, смуглая кожа была покрыта капельками пота.

Но эта пауза показалась ей страшнее боли.

— Нет. — Она шевельнулась. Он стиснул зубы. Закрыл глаза, но не пошевелился.

Она сползла вниз, совсем немножко. Его лицо исказилось. Она опускалась, вбирая его внутрь себя, не обращая внимания на боль, чувствуя лишь, как он наполняет ее.

Желание вспыхнуло с удвоенной силой.

— Пожалуйста, — погфосила она. — Пожалуйста, сделай это опять.

— Бог мой! — вырвалось у него, хотя доселе он сдерживал свою страсть. Он жадно и нетерпеливо овладевал ею, доводя ее до исступления. — Отдайся этому, — хрипло попросил он.

Летти послушалась. Откинула назад голову и почувствовала его всем своим телом, вокруг себя, внутри, над собою… Они стали одним целым. Летти погрузилась в наслаждение, пронзительное и блаженное, оно словно укачивало ее, и она разрыдалась от его чистой красоты, а потом сникла, словно карточный домик, рассыпавшийся под дуновением ветра.

Когда все кончилось и ее руки бессильно опустились, Эллиот отодвинулся от нее, все еще возбужденный и неудовлетворенный. Он легко поднял ее на руки и отнес на кровать.

— Ослабевшая и растерянная, она смотрела, как он стоит и расстегивает рубашку. Он снял ее и быстрым движением отбросил в сторону. Он был красив, именно таким она и представляла его тело — атлетически сложенный, худощавый, с сильными изящными руками и ногами. Полоса темных волос, покрывавших его грудь, сужалась к плоскому животу с выпуклыми мышцами.

Он спустил с бедер брюки, и ее восхищение его телом сменилось испугом.

— Что вы делаете?

— Мы переспали, — мрачно сообщил он. — А в оставшееся время займемся любовью.

 

Глава 25

Впервые в жизни Эллиот испытывал такой гнев. Стоя перед ним, дрожа как осиновый лист, она заявила, что хочет «переспать» с ним, будто он был каким-то ничтожеством, которым она хотела воспользоваться для приобретения опыта, а не мужчиной, полюбившим ее за сердце и стойкость духа.

Он не собирался заходить так далеко, но его томление, отчаяние и страсть оказались сильнее его воли, и им владела лишь одна мысль, одна цель: она хотела секса.

Прекрасно. Он был готов показать ей, что такое секс.

Но, когда наступила глубокая ночь, когда гроза наконец утихла, они оба познали любовь.

Он посмотрел на женщину, лежавшую рядом с ним в глубоком забытьи. Висевшая под потолком лампа освещала ее мягким рассеянным светом. Красноватые блики играли в ее волосах. Нежная кожа обнаженного плеча светилась, словно покрытая золотистым лаком.

Белоснежные простыни сбились на ее бедрах. Одна рука была вытянута, голова откинута, словно застывшая в экстазе, но в своем блаженстве Летти оставалась слабой и беззащитной.

В нем снова шевельнулось желание. Они провели в постели несколько часов. Эллиот не мог требовать от нее большего. В ее страсти он почувствовал привкус отчаяния, которое ей не удалось скрыть. В чем бы ни была причина, он хотел избавить ее от этого.

Он любил ее и знал, что она любит его. Летти этого не говорила, но ее губы, руки, ласки свидетельствовали об этом убедительнее слов.

Летти помогла ему заново понять себя, собственное сердце, свою способность наслаждаться, страдать, любить. Он не мог вернуться в прошлое. И, видит Бог, он не хотел возвращаться. Теперь, когда узнал, что она любит его.

Он прижал ее к себе, желая только чувствовать ее близость, и закрыл глаза. Но сдсоро усталость и морфий победили, и он тоже уснул.

Бледный утренний свет просочился в комнату. Летги мгновенно проснулась. Страх уже сжимал ее горло, словно электрический ток пробегал по всему телу. Она лежала в объятиях Эллиота, положив ногу на его бедро.

На одну короткую минуту она отогнала от себя мысли, всем своим существом впитывая ощущение крепкого мужского тела, мускулов его руки, обнимавшей ее талию, бархатистой кожи на его груди. Но тревога не позволила ей наслаждаться, и она взглянула ему в лицо.

Он был прекрасен. Отросшая щетина сделала его лицо еще более мужественным, густые ресницы отбрасывали на щеки тень. Морщинка пересекала его лоб между бровями, а уголки рта опустились, будто ему снилось что-то тревожное.

Боже, он возненавидит ее, когда узнает, кто она. Она должна была уехать. Исчезнуть.

Слезинка покатилась по щеке Летти. Ей нельзя было плакать, нельзя его будить. Она просто взяла что смогла, воровка собрала украденные минуты взятой взаймы жизни и готовилась сбежать.

Она не могла оставаться, ей было больше нечего дать ему. Больше не о чем лгать.

Осталась только правда. Она любила его.

И она не хотела видеть, как его любовь превратится в ненависть.

Она струсила. Она всегда была трусливой, боялась любви. Слишком много примеров показывали ей, какие опасности таит в себе любовь. Слишком много примеров убедили ее, что лучше прожить жизнь веселой самозванкой, играя ту роль, которая позволяла безнаказанно ускользнуть, если ваше присутствие оказалось нежелательным.

Она боялась любви до такой степени, что не могла даже убедительно спеть любовную песенку.

Жалкая певичка из мюзик-холла и трусиха — вот кто она. В этом вся Летти Поттс.

Пора было выбираться, пока он не проснулся.

Осторожно она сняла его руку и слезла с кровати. Накинула шелковый халат и, выскользнув из комнаты, побежала по пустому коридору в свою спальню.

Она натянула свое мокрое грязное бальное платье, нашла клеенчатый плащ и уже через двадцать минут вошла в комнату Анжелы. Приятная седая женщина похрапывала в углу в кресле, сняв туфли и положив ноги на маленькую скамеечку. Это была заботливая миссис Николе.

Летти на цыпочках подошла к Анжеле. Девушка спокойно спала, дыхание было ровным, цвет лица здоровым. Летти улыбнулась. По крайней мере проблемы невесты маркиза довольно легко были решены.

Девушка пошевелилась и открыла глаза.

— Леди Агата?

— Тихо. Мы ведь не хотим разбудить почтенную миссис Николе? И пожалуйста, друзья называют меня Летти. От удовольствия щеки Анжелы порозовели.

— Летти. Где вы были прошлой ночью? Я так беспокоилась, и сэр Эллиот был вне себя.

Несколько дней назад Летти польстило бы, что она расстроила Эллиота. Сейчас она чувствовала только свою вину, но изобразила задорную улыбку.

— Я ездила за вашим письмом, милочка, — шепотом сообщила она. — Нельзя, ч/обы компрометирующие послания ходили по рукам, не так ли?

— Вы достали? — изумилась Анжела. — Вы… вы его получили?

— Да. — Летти вынула письмо из кармана плаща и протянула Анжеле.

— А Кип? — спросила Анжела, глядя на письмо. — Он не рассердился? Смирился с тем, что я люблю другого?

Летти стоило большого труда удержаться от резкого замечания о том, что бы мог сделать разозленный Кип Хим-плерамп, но она ничего не сказала. Не ее дело интересоваться, как расценивала Анжела свою прошлую дружбу с Кипом. Это еще один урок, который она извлекла из своего пребывания в Литтл-Байдуэлле.

— Он все понял, — коротко отозвалась Летти.

Увидев, как похорошело юное личико Анжелы от появившейся на нем счастливой улыбки, Летти обрадовалась, что достала это проклятое письмо. Энергия, с которой Анжела разорвала намокшее послание на мелкие кусочки, свидетельствовала о ее быстром выздоровлении.

— Как я могу отблагодарить вас, леди… Летти?

— В следующий раз диктуйте свои послания, — сухо предложила Летти.

— Впредь я буду писать письма только моему Хыоги.

— И не называйте маркиза «Хьюги», — посоветовала Летти. — По крайней мере в присутствии других людей. Анжела кивнула с серьезным видом и спросила:

— Вы видели сэра Эллиота?

Вопрос застал Летти врасплох. Ее щеки вспыхнули, и по заинтересованному выражению лица Анжелы она поняла, что сильно покраснела. К счастью, девушка была слишком хорошо воспитана и ничего не сказала.

— Да. Я поблагодарила его за помощь. — Летти осознала, что ее голос звучит неестественно, но ничего не могла с этим поделать. — А сейчас я должна вернуться в Холлиз. Как можно скорее.

— Почему?

— А, да потому, потому что… сэр Эллиот не подумал, в каком положении я окажусь, когда придумывал свою историю о том, как забрал нас из вашей усадьбы во время грозы. Будет трудно объяснить, почему я не переоделась, прежде чем поехать с ним. Так что, понимаете, я должна вернуться туда раньше вашего отца и тетушки.

Слава Богу, она еще могла что-то соображать. Объяснение звучало вполне разумно.

— Но что же мы тогда скажем? Почему я здесь? Одна! — Анжела в испуге широко раскрыла глаза. — Я хочу сказать, ну, сэр Эллиот очень старый и почтенный человек, он выше чего-либо неподобающего, но все-таки…

Если бы она только знала, подумала Летти.

— Анжела, не беспокойтесь. Я расскажу всем, что мы обе поехали с сэром Эллиотом вчера вечером, но, выходя из кареты, вы поскользнулись и ударились головой. Я объясню, что вернулась, как только рассвело, чтобы быть там к приезду вашей тетушки и отца и сообщить о происшедшем.

Анжела приподнялась, опираясь на подушки.

— Но все равно это значит, что я была здесь ночью одна. Я незамужняя женщина, а он…

— Миссис Николе была с вами всю ночь. Она все еще здесь. Спит, если вы уже не разбудили ее. Ваша репутация в безопасности.

Девушка облегченно вздохнула.

— Конечно. — О,на смущенно взглянула в угол на фигуру в кресле. Миссис Николе спокойно похрапывала. — Как я глупа. Я должна была бй знать, что сэр Эллиот примет все меры, чтобы не скомпрометировать леди.

— Все меры, — тихо подтвердила Летти.

— По правде говоря, — лукаво усмехнулась Анжела, — если бы он считал, что допустил хотя бы малейшую небрежность, ограждая репутацию леди, он в первое же воскресенье оказался бы в церкви с требованием огласить предстоящий брак. Он так строго соблюдает приличия.

Девушка не могла знать, что каждое ее слово вонзается словно нож в сердце Летти.

— В самом деле? Мне пора идти. Лучше спуститься по черной лестнице, пока не появились слуги.

И найти темный уголок, забиться в него и умереть.

— Хорошо. — Анжела протянула руки, и через мгновение изумления и неловкости Летти наклонилась и обняла девушку. — Теперь я могу забыть о Кипе, о письме и думать только о вашем удивительном плане празднования нашей свадьбы. О, Летти, само небо послало вас, — с волнением прошептала Анжела, — потому что все наладил'ось.

Должно быть, ее послал сам дьявол.

Другого, более разумного объяснения не было. После того как она разбудила в нем страсть, после блаженства их близости, после того как, победив его замкнутость, эта женщина вошла в его сердце, она покинула его. Не сказав ни слова, не оставив даже короткой записки с каким-нибудь объяснением, а лишь воспоминания о любви, огонь в крови и пылающий в душе гнев.

Эллиоту удалось сохранить спокойствие в разговоре с Анжелой, которую миссис Николе кормила с ложечки.

— Леди Агата говорила, когда собирается вернуться?

— По-моему, нет, — ответила девушка. — Она сказала, что должна спешить, чтобы все подготовить к свадьбе до своего отъезда.

— Отъезда? — Более внимательный собеседник мог бы заметить тревогу, прозвучавшую в голосе сэра Эллиота. Анжела огорченно опустила уголки губ.

— Да. Ей необходимо готовить другое свадебное торжество. Она может остаться, только чтобы закончить приготовления, а затем собралась вернуться в Лондон.

— Вот как? — Эллиот улыбнулся. Улыбка получилась странноватой — губы были крепко сжаты. — Хорошо, мне лучше уйти, а вы поправляйтесь, мисс Анжела. Полагаю, скоро отец и тетушка навестят вас. Я провожу их к вам, как только они приедут.

— Спасибо.

Эллиот поклонился, вышел из комнаты и закрыл за собой дверь. В коридоре он ровньщ и негромким голосом произнес все известные ему ругательства.

Как у бывшего армейского офицера, у него был богатый запас таких слов.

 

Глава 26

— Профессор Марч, без сомнения, должен быть доволен приемом. Все веселятся, а мисс Анжела прекрасно выглядит, — прошептала Мэри на ухо Грейс, стоя у завешанного белым покрывалом буфета в дальнем конце длинной гостиной. Их прислали из Холлиза, поскольку у Марчей не хватало слуг для приема большого количества гостей. Миссис Николе, благослови ее Бог, вполне справлялась со воими обязанностями в будни, но ее нельзя было назвать поваром — то есть тем титулом, который присвоила себе Грейс с тех пор, как леди Агата поручила ей испечь свадебные пироги к свадьбе Анжелы. Все гости собрались вокруг леди Агаты в другом конце комнаты, и Грейс с Мэри могли спокойно поболтать.

— Даже не подумаешь, что прошло меньше недели с тех пор, как она ударилась головой и лежала в постели, правда? — тихо заметила Грейс, наблюдая за маленькой рукой, которая высунулась из-под скатерти и начала шарить по столу, подбираясь к засахаренным фруктам. Томми Джепсон, не иначе.

— И выглядит счастливой, я ее давно такой не видела, — согласилась Мэри. Она тоже заметила на столе ручку и легонько стукнула ее по пальцам, но негодник уже успел стянуть кисть винограда. — Перестала нервничать, я так думаю.

— Плохо, что дела у леди Агаты с сэром Эллиотом идут не очень-то хорошо, — заметила Грейс, добавляя пирожков на серебряное блюдо рядом с чашей пунша.

Мэри поджала губы.

— По-моему, вы ошибаетесь. Ясно как день, что он по уши влюблен. Меня прямо дрожь берет, когда вижу, как он не сводит с нее глаз, думая, что на него никто не смотрит. — Она слегка покраснела, вспомнив лицо сэра Эллиота, когда в прошлое воскресенье в церкви тот смотрел на леди Агату. Вот уж воистину, так в церкви не смотрят.

— Ну, это правда, — согласилась Грейс. — Да только ему не часто удается посмотреть на нее. Всю неделю леди Агата не выходила из комнаты, все трудилась. Стала бледная, а глаза покрасневшие. Она заболеет от такой работы!

Грейс взяла с блюда печенье и, приподняв скатерть, поманила им кого-то под столом. Высунулась маленькая ручонка, схватила лакомство и исчезла. Из-под стола донеслось радостное хихиканье. Томми Джепсон и его сестренка Сара.

— Я думаю, — недовольно сказала Мэри, понизив голос, — леди Агата немного… боится сэра Эллиота.

— Боится? — усмехнулась Грейс. — Мэри, наивная ты гусыня. Он очаровал ее. А она из-за этого чувствует себя несчастной. Хотя почему красивая женщина, за которой ухаживает такой мужчина, как сэр Эллиот, несчастна, выше моего понимания.

— Может, она считает, что не может выйти замуж за человека, который намного ниже ее по положению? — предположила Мэри.

— Какому положению? — возмущенно прошипела Грейс. — Это все в прошлом, Мэри. Вспомни, что леди Агата предлагает свои услуги любому, у кого достаточно денег.

— Все в прошлом, — с горячностью прошептала Мэри, — и все равно она дочь герцога.

— Да, да, — раздраженно согласилась Грейс. — Но несмотря на это, она, кажется, не ставит себя высоко. Кроме того, яснее ясного, что она в него влюблена.

— Почему ты так думаешь? — прошептала незаметно подошедшая к ним Эглантина.

Ягненочек, устроившийся у нее на руках, с надеждой смотрел на пирожки.

— Она несчастна, — пояснила Мэри.

Эглантина повернулась и внимательно посмотрела на леди Агату, стоявшую в другом конце комнаты. Справедливость слов горничной не вызывала сомнений. Напряжение последних дней наложило печать-яа ее удивительное лицо. Темные круги пролегли под глазами, а лицо леди Агаты казалось восковым. Из тяжелого шиньона выбился локон. Она словно похудела за эти дни.

— Она слишком много трудилась, — тихо сказала Эглан-тина.

— До мозолей на ладонях, — подтвердила Грейс Пул.

— Работала по ночам, — закивала Мэри.

— Может быть, поэтому она не может уделить и минуты моему сыну, — тихо произнес за их спинами Аттикус. Все три женщины чуть не подскочили. — Я и не подозревал, что вы настоящая рабовладелица, Эглантина.

Мэри и Грейс даже не потрудились возразить профессору. Весь Литтл-Байдуэлл знал, что Эглантина Бигглсуорт — добрейшая душа.

— О, — огорчилась сама Эглантина, — как дурно вы, должно быть, думаете о нас, профессор Марч, если говорите такие вещи. Поверьте, что мы проявляем интерес к леди Агате и Эллиоту только потому, что любим их обоих.

Аттикус успокоил ее:

— Вам не за что извиняться или менять такую захватывающую тему вашего разговора. Можно сказать, я заинтересованная сторона. И, надеюсь, вы не осудите меня, если я признаюсь, что у нас общие интересы.

Женщины с изумлением смотрели на него. Он кивнул:

— Это правда. Последние несколько дней я только и делал, что расхваливал Эллиоту леди Агату, пока почти не убедил жениться на ней самого себя.

Эглантина хихикнула, а Мэри осуждающе покачала головой:

— Она не выйдет за вас. Ей нужен сэр Эллиот.

— Так почему же она не берет его? — трагическим шепотом осведомился Аттикус. — Эллиоту так надоело слушать мои восхваления, что он наконец сказал мне, — прошу извите за грубое выражение, но я привожу слова сына, чтобы доказать, в каком он состоянии: «Если бы, черт побери, я знал, что делать, разве я уже не сделал бы этого? Леди не желает меня видеть!»

— Он прав, — с грустью согласилась Эглантина. — Леди Агата не хочет видеть его. Когда он появляется у наших дверей, она убегает наверх. Если он приглашен к обеду, то она слишком занята, чтобы сойти вниз. Сегодня приехала сюда только потому, что я ей сказала, что Эллиота вызвали по судебным делам.

— Но его никуда не вызывали, — заволновался Аттикус. — Он в зале, разговаривает с Энтоном.

— Знаю, — спокойно ответила Эглантина. Прошла целая минута, прежде чем они поняли смысл ее слов.

— Не может быть, мисс Эглантина! — выдохнула Грейс Пул. Аттикус усмехнулся, а Мэри одобрительно улыбнулась.

— Вот он, — шепнула служанка.

В комнату вошел Эллиот. Наклонив голову, он внимательно слушал Энтона. Черные брови были нахмурены. Эглантина увидела, как он поднял голову и увидел леди Агату. Зрачки его глаз сузились, он пристально смотрел на нее.

Эглантина перевела на нее взгляд. Леди Агата тоже заметила сэра Эллиота. На мгновение она замерла на месте. Ее глаза потемнели и засветились, губы раскрылись, а затем она быстро огляделась по сторонам, как бы измеряя расстояние до ближайшей двери. Попятилась… Не спуская с нее глаз, он направился к ней.

Ей некуда было бежать. Она быстро повернулась к двери, ведущей в сад, но полковник Вэнс, уронив трость прямо ей под ноги, загородил дорогу. Ей ничего не оставалось, как поднять палочку, а когда она вложила трость в его сморщенную руку, Эллиот уже стоял рядом с ней.

Гости притихли, словно понимая, что перед их глазами разыгрывается драма. Даже на расстоянии Эглантина видела, как побледнела леди Агата, как напряглась всем телом, будто ожидая нападения, и тревога мелькнула в ее глазах. Эллиот, напротив, казался олицетворением спокойствия. Он взял руку, которую она невольно протянула ему, склонил темную голову, поднес руку к губам и нарочито медленно поцеловал дрожавшие пальцы с такой страстностью, какую обществу Литтл-Байдуэлла еще никогда не приходилось видеть.

Присутствовавшие в зале дамы восприняли это по-разному, но ни одна не осталась равнодушной.

Большинство наблюдало за парой с легкой завистью, кое-кто с любопытством, некоторые были шокированы, но только одна была на грани обморока: сама леди Агата.

— Обед! — громко подсказала Аттикусу Грейс.

— Что? — переспросил он.

— Объявите, что обед подан! — настойчиво повторила Грейс. — Он предложит ей руку. У нее не будет другого выбора, кроме как взять его под руку, а затем…

— А! — кивнул Аттикус. Он выступил вперед и кашлянул. — Дорогие мои друзья, — объявил он, — позвольте пригласить вас к столу!

Эллиот с хищной улыбкой взглянул на леди Агату. Та вздернула подбородок, принимая вызов. Хотя Эглантина не слышала, что он сказал, но было ясно, что джентльмен просит разрешения проводить леди Агату к столу. Леди Агата колебалась, затем дотронулась пальцами до висков и покачала головой. Эллиот застыл на месте.

Леди Агата убежала. Эллиот бессознательно сделал шаг и остановился. Его лицо было непроницаемым, только напряженность фигуры выдавала его чувства.

Сердце Эглантины сжалось от сочувствия к нему.

— Вас что-то расстроило, мисс Эглантина? — Кэтрин Бантинг, направлявшаяся вместе с другими гостями в столовую, задержалась возле мисс Бигглсуорт.

Не успев подумать о том, что говорит, Эглантина ответила:

— Боюсь, Эллиот очень страдает оттого, что леди Агата его избегает.

— Страдает? Эллиот? Сомневаюсь, — с довольным видом улыбнулась Кэтрин. — Возможно, его гордость задета. Эллиот очень гордый человек. Конечно, у него есть основания для этого, — добавила она.

— Кэтрин, дорогая, вам лучше быть поосторожнее в выражениях, иначе люди подумают, что вы бессердечны, — холодным тоном тихо заметил Аттикус. Профессор слышал, что эта женщина сказала о его сыне, и это рассердило его.

Вспыхнув, Кэтрин резко повернулась к нему:

— Уверяю вас, я не бессердечна. Ее глаза блестели. Черт побери, она была готова расплакаться. Аттикус поспешно предложил ей руку.

— Кэтрин, — громко произнес он, — могу я попросить вас перед обедом взглянуть на мой гелиотроп? На нем что-то мало листьев.

Дама на секунду заколебалась, но потом позволила увести себя в сад, где они могли остаться одни.

— Простите меня, дорогая, — сказал старик. — Я только сейчас понял.

Она не стала притворяться, что не поняла его. Это было ни к чему.

— Пожалуйста, не извиняйтесь, — ответила Кэтрин. — в этом нет никакой необходимости. Я вполне довольна своей жизнью и Полом. — И глубоко вздохнула, надеясь, что, высказав то, что думает, наконец избавится от этих мыслей. —. Все эти годы Эллиот делал вид, что стойко переносит удар который я нанесла ему, выйдя замуж за его лучшего друга. Полагаю, я должна быть ему благодарна за это. Я предпочла, чтобы думали, что я разбила его сердце, а не жалели меня. — Миссис Бантинг усмехнулась, заметив выражение лица Аттикуса. — Видно, что даже вам он. ничего не рассказал. Как это на него похоже.

Аттикус молча смотрел на нее.

— Да, я сама разорвала наши отношения. И с тех пор успокаивала себя, убеждая, что война изменила его, сделав человеком, которого я не могла бы любить. Истина же не так приятна. Видите ли, это я — женщина, которую он не мог любить.

— Дорогая — с сочувствием проговорил Аттикус. — У меня нет сомнений в том, что Эллиот когда-то любил вас.

— Да, — кивнула она, — любил. Но даже тогда, когда он был молод, вы помните, с каким жаром он обсуждал разные вещи, в какой восторг приходил от самых простых поступков? Все это были лишь увлечения. Ничего глубокого.

— Дорогая моя… — Аттикусу хотелось утешающе похлопать Кэтрин по руке, но дама отдернула ее.

— Я знаю. Потому что он никогда… Любовь ко мне никогда не возбуждала его.

Перед его отъездом в Судан Кэтрин пришла к нему, зная, что в его объятиях найдет то, что все время ускользало от нее, скрытую в нем страсть, которую ей не пришлось узнать, но так сильно хотелось. Эллиот сказал, что слишком уважает ее, что могут быть последствия, что он не может позволить себе подвергать ее риску.

— Когда он вернулся таким изменившимся, я обрадовалась. Вы понимаете меня, Аттикус? — Никогда прежде Кэтрин не называла профессора по имени; они не были близки друг другу, несмотря на соседство и на то, что оба занимали такое большое место в жизни Эллиота.

— Думаю, что да.

— Человек, которого я любила, никогда не существовал, я придумала его. Я не могу примириться с тем, что я не могла заставить его… — Она умолкла. — И с тем, что она добилась того, чего не сумела я.

Как она ненавидела леди Агату, ее смех, сияющие глаза и свободные манеры!

— Но правда, я и не старалась. — Она гордо подняла голову. — К тому времени когда Эллиот вернулся, мы с Полом уже сблизились. Он любил меня со всей той страстью, которую я ожидала от Эллиота. — Кэтрин с гордостью посмотрела на Аттикуса. — Когда Пол признался, что любит меня, у него в глазах были слезы. Слезы. — Она с вызовом взглянула на старика. — Вы можете представить Эллиота плачущим? О чем-нибудь? О ком-нибудь?

Аттикус молчал, и это было ответом. Она допустила ошибку, ей не следовало делать этого признания.

— Он был так одинок, Кэтрин. Он всю жизнь искал женщину, которую бы полюбил со всей страстью, всем сердцем, — так, как любит вас Пол.

Пол Бантинг. Ее муж. Она никогда не сомневалась в его любви. Он был рядом. Всегда. Поддерживал ее, восхищался ею, обожал ее.

— Вероятно, настало время отпустить старых поклонников, — заметил Аттикус, и в его осторожных словах она увидела внимание и уважение, которые ей всегда оказывал его сын.

Отпустить Эллиота? Он никогда не принадлежал ей. Но у нее была гордость. И Пол.

О чем только думала леди Агата? И что же она натвори-ла? Еще не разобравшись в собственных намерениях, Эглан-тина оказалась рядом с Эллиотом. Она даже испугалась, что тот не станет с ней разговаривать, но он был слишком хорошо воспитан.

Мисс Бигглсуорт даже не пыталась быть деликатной. В свое время она видела, как Эллиот Марч впервые перелезает через забор, и била его по пальцам, когда он воровал яблоки из ее кладовки. Она его любила.

— Леди Агата усердно трудилась, чтобы поскорее закончить приготовления к свадебному торжеству, — объяснила она. — Каждый день ей присылали десятки телеграмм, заказов и договоров. Она лично следила за изготовлением сотни шелковых вееров на свадебные сувениры.

— У нее есть причина, чтобы чувствовать себя усталой, — вежливо согласился Эллиот.

— О да! — обрадованно воскликнула Эглантина. — А еще она сделала эскизы для букетов и начертила план, как расставить стулья. Совсем по-модному, признаюсь, но очень разумно. — Она объяснила, что места, с которых лучше всего видно свадебную церемонию, должны быть предоставлены семейству маркиза. И нашему, конечно.

— Должно быть, она была очень занята.

— Я уверена, она не уехала бы с вечера, если бы в этом не было крайней необходимости.

— Не сомневаюсь, что вы правы.

Вот так, с удовлетворением подумала Эглантина. Сэр Эллиот уже не казался таким напряженным. Безупречные манеры помогали ему держать себя в руках. Он даже улыбнулся ей, как вежливый джентльмен, каким она его знала со времени его возвращения из Судана.

— Вы извините меня, мисс Эглантина? — спросил он, и она кивнула.

Он неторопливо, но целеустремленно вышел из гостиной. Не направился в столовую, как ожидала Эглантина, а прошел в холл и осторожно закрыл за собой дверь.

Неожиданно раздавшийся грохот заставил мисс Бигглс-уорт подскочить. Она поспешно подошла к двери в холл и, открыв, выглянула. Там никого не было. Только большая фарфоровая ваза, обычно стоявшая на столе, валялась на полу, разбитая на мелкие осколки.

Будто кто-то швырнул ее о стену…

…Летти услышала, как одна из горничных разговаривает с кем-то, чей голос был очень похож на голос Эллиота. Она вскочила и выронила веер, который вышивала. В ней боролись противоречивые чувства — страха и радости, но победил рассудок. Эллиот никогда не бросил бы своих гостей. Она наклонилась, чтобы поднять веер.

— Летти.

Она резко выпрямилась, прижимая к груди, как талисман, свой веер. Эллиот был так красив и так суров. Он испытующе смотрел ей в лицо, и ей хотелось знать, что он видит, хотелось не выдать своей сердечной боли.

Ее охватило желание подбежать к нему, почувствовать его руки, обнимающие ее.

Все это было сейчас возможно. Но она стояла неподвижно, и это было самое трудное, что ей приходилось делать за всю жизнь.

Сознание, что любая радость, которую испытает она в его объятиях, будет мимолетной, останавливало ее. Этот мир не исчезнет, прошлое вернётся и вырвет ее из его объятий. И чем дольше она будет оставаться в Литтл-Байдуэлле, тем вероятнее, что рана, нанесенная их разрывом, окажется смертельной… для них обоих.

Он стал рыцарем, скоро будет бароном. Он должен хранить честь своей семьи, оправдать оказанное ему доверие и почет.

— Так не может больше продолжаться. — Его тон не допускал возражений. — Это абсурд.

Он был прав, это не могло продолжаться. Она все время надеялась, что счастливый конец возможен. Должен же был быть какой-то выход. Во всех популярных пьесах бедной девушке удавалось вопреки всем препятствиям завоевать сердце прекрасного аристократа.

Но здесь был не мюзикл, и хеппи-энд, на который рассчитывала Летга, не предусматривался…

Сэр Эллиот осторожно приблизился.

— Летти. Ты не можешь сказать, что равнодушна ко мне. Я не поверю.

Она не могла этого отрицать. Он протянул руку. Она покачала головой, боясь, что, если он подойдет ближе, вся ее решимость пощадить их обоих исчезнет.

— Не отталкивай меня, Летти. Я не вынесу этого. Я не буду слишком настойчив, — сказал он. — Я поступил… плохо. Понимаю. И знаю, что такая женщина, как ты, ожидает определенного отношения…

Он замолчал и отвел взгляд.

— К черту, Летти, на свете больше нет таких женщин, как ты, — неожиданно с яростью заявил он. — Как я могу соблюдать какие-то правила, когда все во мне требует, чтобы я слушался своего сердца? Знаешь, — он пронзительно посмотрел на нее, — с тех пор как я полюбил тебя, я не пожалел ни об одном слове, взгляде, прикосновении! И я так уверен, что люблю тебя, так уверен в нашей любви, что не могу понять, как ты можешь сожалеть о чем-то. — Он грустно улыбнулся. — Любовь к тебе сделала меня чудовищным эгоистом, дорогая. Но так и есть. Я не боюсь сделать ложный щаг, потому что не могу поверить, что так страшно ошибаюсь, и ты отвернешься от меня. — Он всеми силами души старался убедить ее. Но она не нуждалась в убеждении. Она знала, что он любит ее.

— Я никогда не смогла бы отвернуться от тебя, — тихо выдохнула она.

Он не слышал. Он отошел на несколько шагов и обхватил руками голову. Когда он снова заговорил, его волнение утихло, а голос был звучным и страстным:

— Сердце, так глубоко убежденное, не может существовать в одиночестве. Мне нужна твоя любовь, Летти. Все, что я прошу, — дай мне шанс убедить тебя. Скажи, чего ты хочешь, и я сделаю это. Но не убегай. Не отказывайся от любви. Не лишай нас любви.

Боже, когда он так говорил, она почти верила, что он не думает об условностях, достоинстве или обществе и что любовь к ней — самое главное в его жизни. Летти задрожала при этом проблеске надежды.

— Я не смею. Все намного сложнее, чем кажется, и я… мне стыдно.

Его лицо помрачнело. Взгляд стал острее.

— Я не ожидал, что все будет легко, Летти. Доверься мне, и, клянусь, я все исправлю. А стыд… я убежден, ты не сделала ничего, что нельзя было бы простить.

Она верила ему, помоги ей, Боже. Надо было только во всем признаться. Она протянула руку, и он мгновенно оказался рядом, поднес ее руку к губам и поцеловал.

Она невольно подняла другую руку к его склоненной голове. Дрожащие пальцы тянулись к его темным мягким волосам, которые ей так хотелось погладить.

— Летти, — прошептал он, — пожалуйста, доверься мне,

— Я доверяю. Хочу доверять. Я…

— Леди Агата! — раздался у дверей встревоженный голос Кэбота. Летти в смущении оглянулась. Она даже не слышала, как он постучал, а теперь дворецкий стоял в дверях с лицом, искаженным от ужаса.

Эллиот медленно распрямился, с выражением гнева на лице, таким же несвойственным ему, как и унижение.

— В чем дело, Кэбот? .

— Джентльмен к леди Агате.

— Джентльмен? Какой джентльмен?

За спиной Кэбота возникла фигура. Среднего роста мужчина с выпуклой грудью и мощными плечами. Войдя, он снял щегольской котелок, и густые светлые волосы засияли в лучах вечернего солнца, словно золотые монеты. Он выследил ее. Квадратное грубовато-красивое лицо расплылось в самодовольной улыбке.

— Ну, Летти, дорогуша, — сказал он с неисправимым просторечным акцентом, — Это я, твой женишок, Ник Спаркл.

 

Глава 27

— Неплохо ты тут устроилась, Летти, девочка, — сказал Ник. Заложив руки за спину, он ходил по библиотеке, разглядывая и оценивая находившиеся там вещи.

Летти не сводила с него глаз. Ей казалось, что она видит кошмарный сон. Она задыхалась, в висках у нее стучало.

Эллиот ушел через несколько минут после появления Лика. Всего лишь на одно мгновение его взгляд остановился на Летти, и она увидела в его глазах шок и боль от ее предательства, но перед ним возник Ник и начал трясти его руку, представляясь. Эллиот отвечал спокойно, на его лице не осталось и следа от тех чувств, которые только что владели им, будто они существовали лишь в воображении Летти. Он больше не взглянул на нее, даже прощаясь с ними.

Что-то в ней погибло. Что-то драгоценное, хрупкое и жизненно важное было потеряно безвозвратно.

— На этот раз ты оказалась ловкой, Летти. Неудивительно, что ты стала вся такая гордая и неприступная! У тебя были свои планы. Получше, чем у меня.

— Как ты нашел меня? — ничего не выражавшим голосом спросила она.

— Старина Сэмми выдал тебя, любимая, — кивнул Ник в сторону, где с несчастным видом стоял дворецкий.

— Прости, Летти, — сказал Кэбот. — Я не подумал, когда писал Бену, что он скажет ему.

— Да ладно, Сэмми, не вини старого негодяя. Он не очень охотно поделился сведениями. Пришлось его немного припугнуть.

Кэбот покраснел от гнева и шагнул к Нику. Словно дешевая маска упала с лица Ника Спаркла — на нем появилось выражение жестокости, отражавшее истинную натуру этого человека.

— На твоем месте я бы не делал этого, Сэмми, — весело сказал он. — Я выпущу тебе кишки.

— Послушай его, Кэбот — Летти встала между ними. — Он прав. Ты только пострадаешь.

Ник выжидающе смотрел на дворецкого. Когда cтало ясно, что тот не собирается драться, он презрительно усмехнулся и повернулся к Летти:

— А ты успокойся. Я не тронул того дурака. Только намекнул ему, что он немного староват бегать по сцене и если сказать словечко на ухо директору труппы, то к вечеру его выбросят на улицу.

Лицо Спаркла приняло обиженное выражение. — А что ты подумала, Летти? Что я обижу старика? Ты должна бы знать, что я не из таковских. Или ты думаешь, что парень должен носить шелковый галстук, как твой приятель-джентльмен, чтобы иметь тонкие чувства? — со злостью спросил он.

Она не собиралась обсуждать с ним Эллиота и отвернулась. Он схватил ее за плечо, Летти поморщилась. Дворецкий снова насторожился.

— Все в порядке, Кэбот, — торопливо сказала Летти. — Я буду тебе признательна, если ты пойдешь в холл и встретишь Бигглсуортов. Мне надо поговорить с Ником.

Кэботу это не понравилось, но он послушался. Как только он вышел, Ник плюхнулся на покрытый чехлом диван, его клетчатый костюм и гетры были в этой обстановке так же неуместны, как… как и певица из мюзик-холла, мрачно подумала Летти.

Видимо, эти мысли каким-то образом отразились на ее лице, потому что улыбка Ника стала еще шире.

— Ну, моя девочка. Немного горечи во всей этой сладости.

— Ты должен уехать, Ник. Это не то, что ты думаешь. Я совсем не задумывала ничего подобного. Просто нашла билет и приехала сюда, а люди приняли меня за…

— Эту самую леди Агату, — кивнув, перебил Ник. — Знаю. Бен показал мне письмо Сэмми.

— Кэбота, — тихим голосом поправила Летти. — Его имя Сэмюэль Кэбот.

— Называй его как хочешь. Для меня и для всех он — Сэм-Сэм, Мальчик с собачьей головой. Как и ты — Летти Поттс, когда-то артистка мюзикла, но чаще артистка в других делах, а?

Ей стало, нехорошо. Услышав это, сказанное вслух, она поняла, кто она и кем она всегда была. Раньше Летти думала, что мошенничество — не более чем шутка над людьми, которые достаточно богаты и такими останутся. Она не видела в нем ничего плохого. До сих пор.

Дело было не в деньгах. Бигглсуорты и им подобные не пострадали бы, лишившись нескольких серебряных вещей. Дело было совсем в другой краже, краже, о которой до этого момента она и понятия не имела: украсть их доверие, злоупотребить им. Жертвы такого воровства всегда тяжело переживают обман.

Ник покачал головой:

— Я поручу это тебе, Летти. Ты всегда ухитрялась выходить сухой из воды. И на сей раз у тебя все отлично получилось. — Он погрозил ей пальцем. — Но не вздумай говорить мне, что не собираешься извлечь пользу из своей удачи, я тебя знаю, Летти. Никогда не упускаешь случая поживиться и теперь не упустишь. Так что хватит об этом. Что ты задумала?

Она с отвращением смотрела на него. На этот раз он ошибался. Она не могла обмануть этих людей. И не собиралась этого делать.

— Никакого обмана, Ник. Я всего лишь помогаю этим людям за мягкую постель и хорошую пищу. Как только я закончу, уеду, и это святая правда, хочешь верь, хочешь не верь.

Самодовольная улыбка исчезла с его лица.

— Я не верю.

Он встал и, подойдя к ней, толстыми короткими пальцами взял ее за подбородок.

— Не думай, что я не понимаю тебя, моя девочка. Ты приехала сюда, за тобой ухаживают, как за королевой, все вокруг такие милые и приятные, и очень скоро ты начинаешь думать, какие они достойные люди и как стыдно оскорбить их чувства. И тебе, похоже, понравилось чувствовать себя такой добренькой и хорошей. Ты нравишься сама себе!

Летти как завороженная с ужасом смотрела на него. Слова Ника были слишком близки к истине. Что, если она заблуждалась? Что, если она убедила себя, что изменилась только потому, что это ничего ей не стоило, ей или кому-нибудь еще?

Спаркл заметил ее смущение и улыбнулся. В нем всегда странно сочетались проницательность и жестокость. Именно это делало его мастером своего дела.

— Легко быть добродетельной, когда спишь на пуховой перине. Но это все не настоящее, любовь моя. Пора проснуться, Летти. — Он подошел ближе. — Как это бывает в волшебных сказках? Принцессу будят поцелуем.

Он взял ее за плечи и наклонился. Летти не шевельнулась, стараясь лишь скрыть свое отвращение, когда ее коснулись его губы. Он целовал ее десятки раз, но сейчас это было ужасно, это было не только насилие, но и предательство. Она предавала не только Эллиота, но и себя.

Ник отстранился. Его лицо безобразно исказилось, а голос стал грубым:

— Так вот в чем дело, а? Ты и этот чернявый тихоня. Я мог бы догадаться, что мягкой подушки и жирного пирога недостаточно, чтобы ты забыла всех и все. Чего же не хвата-то? Как далеко вы зашли с ним, Летги?

— Ты мелешь чушь, — отрезала она. Ник всегда был ревнивым. Однажды он даже избил слишком настойчивого поклонника. Она боялась думать, что он мог бы сделать с Эллиотом, если бы захотел.

Спаркл прищурился.

— Посмотри на себя. Обозлилась, как будто я замараю его имя, лишь говоря о нем!

— Ты говоришь глупости, — холодно повторила она. — Он рыцарь.

— И думает, что ты герцогская дочка! Это тоже хорошо. Потому как, если бы в нем было достаточно красной, а не голубой крови, чтобы заняться тобой, я бы убил его. Черт! Да не смотри на меня так из-за другого мужчины!

Непритворная обида блеснула в его зеленых глазах. На скулах загорелись красные пятна.

— Черт бы тебя побрал, Летти. Черт бы тебя побрал! Думаешь, ты слишком хороша для такого, как я?

— Нет, Ник, — ответила она, протягивая руку. — Нет, это не…

— Заткнись! — Он с такой силой оттолкнул ее, что Летти покачнулась. Ник хотел поддержать ее, как бы сожалея о своем поступке, но его лицо снова исказилось, и он опустил руки. — Я любил тебя, Летти. Ни один мужчина не любил так женщину, как я любил тебя.

— Ник…

— Обращался с тобой, как с королевой. Да. Как с настоящей леди. Никогда не тащил тебя в постель, никогда не требовал больше, чем ты хотела дать, потому что всегда думал, что мы поженимся и ты будешь моей и оценишь мое терпение. Потому что мне было не все равно, что ты думаешь, Летти. Я делал, что ты хотела. Его глаза покраснели.

— Я никогда не обижал тех, кто был дорог тебе. Даже когда пытался заставить тебя по моему смотреть на вещи, на те маленькие хитрости, которые я придумывал. А я мог бы! Мог бы принудить тебя, сломав кому-нибудь ногу или руку. Но я не сделал этого. Потому что не хотел обижать тебя, Летти.

Он любил ее. По крайней мере настолько, насколько Ник был способен любить. И он был искренне убежден, что поджог дома, в котором она жила, и угрозы директорам театров были с его стороны благотворительностью. И Летти, любовь которой так же была безнадежна, как и чувство Ника к ней, понимала его боль.

— Ник, — мягко сказала она. — Мне так…

— Не смей этого говорить! — с яростью закричал он. — Никто не смеет жалеть Ника Спаркла. Никто. Особенно какая-то глупая корова, напустившая на себя важный вид. Думаешь, ты будешь ему нужна, когда он узнает, что ты мошенница?

— Знаю, — спокойно сказала Летти. — Я все знаю. Но это ничего не меняет. Я все равно не стану помогать тебе, Ник.

— Послушай, — не обращая внимания на ее слова, перебил Спаркл. — У меня есть свой план, и ты участвуешь в нем. Просто постарайся, чтобы эти Бигглсуорты были довольны тобой еще несколько дней, а остальное предоставь мне.

— А если я не захочу?

— Ну и ладно. Думаю, мне придется уехать. Она подняла глаза, неожиданно у нее появилась надежда.

— О, Ник!

Он погладил ее по щеке.

— Конечно, я напишу записочку этому сэру Эллиоту и этим Бигглсуортам. Совсем коротенькую записочку о том, чем занималась леди Агата последние пять лет. Ты знаешь. Немножко о ясновидении, игре в наперстки…

— Я поняла, Ник. Можешь не продолжать. Он больно ущипнул ее за щеку.

— Вот и ладно. Значит, как я и сказал, ты будешь делать то, что делала, а я займусь остальным. Тебя это устраивает, Летти?

Она с презрением посмотрела на него. Он слегка хлопнул ее по подбородку.

— Я так и думал.

Гости Аттикуса разъехались. За балконными дверями в саду благоухала теплая ночь.

Прекрасный вечер. В такой вечер хотелось ухаживать за женщинами, что, как полагал Аттикус, и делал Эллиот после исчезновения из дома. Он думал, что сын уехал вслед за леди Агатой. Но возможно, он ошибался, потому что Эллиот отсутствовал недолго.

Когда Мэри шепнула ему, что сэр Эллиот вернулся, профессор ожидал, что тот присоединится к гостям. Он не появился. Проводив гостей, Аттикус отправился на поиски сына. Он нашел его в библиотеке. Эллиот расхаживал из угла в угол, как тигр в клетке.

— Жаль, что леди Агата почувствовала себя плохо, — осторожно начал Аттикус.

— Да. — Эллиот остановился.

— Она не производит впечатления женщины слабого здоровья.

— Нет.

Аттикус знал своего сына. Тот отличался гордой замкнутостью. Он никогда не жаловался, не рассказывал о cвоих проблемах и скрывал свои чувства. Под влиянием этой женщины он менялся. Но сейчас…

— Эглантина сказала, что леди Агата была слишком усерд. на, так старалась закончить приготовления к свадьбе до своего отъезда. Без сомнения, этим объясняется ее нездоровье

— Уверен, что ты прав, — пробормотал Эллиот, вглядываясь невидящими глазами в темноту.

— Ты ездил узнать, как она себя чувствует? — тихо спросил Аттикус. — Надеюсь, с ней все в порядке? Эллиот, нахмурив брови, посмотрел на него.

— Простите, сэр. Что вы сказали?

— Как ты нашел леди Агату?

— С ее женихом. — Складка на лбу Эллиота стала еще глубже, выражение лица сделалось задумчивым, а в голосе прозвучало отчаяние. — Нет, она не выглядела нездоровой.

Аттикус, собиравшийся что-то сказать, забыл закрыть рот. Сознание, что их предали, оглушило его. Ни своим поведением, ни словом, ни намеком леди Агата не давала повода предполагать, что она помолвлена. Как эта женщина посмела так жестоко и равнодушно играть чувствами Эллиота? Как посмела притворяться свободной?

— Бог мой, Эллиот. — Аттикус был ошеломлен. — Я и представить не мог… я… я не знаю, что и сказать. Мне не приходило в голову, что у нее может быть жених.

— Это никому не приходило в голову, — медленно произнес Эллиот. — Никому.

— Эллиот,. — заговорил Аттикус, но сын взял со стула брошенное на него пальто.

Я съезжу в деревню, — сказал он. — Не жди меня, ложись спать.

* * *

— Мы не можем допустить, чтобы Спаркл ограбил Бигглсуортов. Особенно после того, как он уже объявил себя женихом леди Агаты. — Кэбот расхаживал взад и вперед по комнате Летти, сжимая в кулаки заложенные за спину руки. — Ты представляешь, какой будет скандал? Бигглс-уорты станут посмешищем в обществе: сначала их обманула мошенница, притворявшаяся дочерью герцога, а затем обокрал ее сообщник! Я не удивлюсь, если Шеффилды отменят свадьбу.

У Летти от чувства вины и раскаяния дрожали руки. Она сжимала и разжимала их, стараясь унять дрожь, ей хотелось избавиться от необходимости думать. Она ничего не могла сделать, кроме того, что уже делала.

Кэбот остановился.

— А ты знаешь, что он сейчас внизу, с Бигглсуортами? Втирается к ним в доверие, рассыпается в любезностях и притворяется обиженным и удивленным, что ты о нем им не рассказала. — Он тяжело вздохнул. — Как ты знаешь, он умеет изображать джентльмена, когда захочет. Молодой шикарный притворщик, достаточно воспитанный, чтобы казаться настоящим. Ты сама его этому научила.

Летти сжала руки.

— Знаю.

— Он рассказал им, что и дня не может прожить в разлуке с тобой и что он уверен, они его поймут, и, кстати, нет ли какой-нибудь маленькой гостиницы, где он мог бы поселиться, пока он здесь? Меня просто передернуло, когда я это услышал. Мисс Эглантина сделала то, что и следовало от нее ожидать. Она пригласила его погостить здесь.

— О нет, — прошептала Ле^тги, опускаясь на край кровати. — Бедная Эглантина.

— Да, — согласился Кэбот. — И при этом у нее был ужасно виноватый вид.

— Виноватый? — удивилась Летти. — В чем же она виновата?

— Ах, Летти, — с отчаянием сказал Кэбот. — Разве ты не заметила… конечно, нет, ты так была увлечена им, и они именно этого и хотели.

— О чем ты говоришь?

— Мисс Эглантина и слуги изо всех сил старались свести тебя с сэром Эллиотом.

Боже мой. Глупые. Милые…

— И ты позволял им делать это?

— У меня не было выбора, — возразил Кэбот. — Как я мог объяснить, что вы не подходите друг другу? И откуда я мог знать, что их интриги принесут плоды?

Она посмотрела на него.

— Не отрицай, Летти. Я сам видел, как вы относитесь друг к другу. — Его отеческое неодобрение неожиданно сменилось отеческим раздражением. — И о чем ты только думала, черт возьми?

— Я не думала, — призналась Летти. — Я чувствовала. Я до сих пор чувствую. Помоги мне, Боже… И мисс Эглантина тоже в этом участвовала?

— Да. И судя по тому, как она выглядела, когда ей представился твой «будущий муж», жестоко раскаивается в том, что вмешалась в твою жизнь. Она никогда не делала ничего подобного. Должно быть, ей очень этого хотелось.

— Если ты стараешься заставить меня почувствовать себя виноватой, то ты опоздал.

Дворецкий снова тяжело вздохнул:

— Прости меня, Летти. Я виноват не меньше тебя. Но мы должны помешать Нику огорчить их больше, чем… ну, мы должны!

Летти встала.

— Он не ограбит Бигглсуортов. Обещаю.

Она подняла саквояж, в котором были сложены вещи леди Агаты, и вытряхнула содержимое на кровать. Она начала складывать в него теплую одежду, которую могла бы носить на пакетботе, пересекающем Северное море.

— Что ты собираешься делать? — спросил он.

— Напишу сэру Эллиоту письмо и расскажу, кто такой Ник Спаркл, и кто я, и что он задумал. И что собиралась сделать я.

— Но, Летти…

— Как только рассветет, я поеду в Литтл-Байдуэлл. Пассажирский поезд отходит в десять. Я уеду на нем. — Она уложила блузку. — Если ты подождешь отправлять письмо сэру Эллиоту до полудня, буду тебе очень признательна.

Кэбот нахмурился:

— А как же Ник? Что, если он начнет разыскивать тебя?

— Не начнет. Ник Спаркл не встает рано без необходимости. Если спросит обо мне, скажи, что я заболела и лежу в постели. Он охотно поверит.

Кэбот кивнул:

— Хорошо. Ты помешаешь Нику обокрасть Бигглсуортов, но как же скандал? Что будет с мисс Анжелой?

Неужели у этого клубка, который она должна распутать, не будет конца? Летти на минуту закрыла глаза. Она должна сосредоточиться на мысли об Анжеле. Не думать об Эллиоте. О том, с каким выражением лица он будет читать ее письмо, об отвращении, которое почувствует, о том, как горько будет сожалеть, что сказал ей о своей любви.

— Скажи Бигглсуортам, что раньше я работала у леди Агаты. Тебе поверят. — Летти подняла руку, предупреждая его возражения. — Ты как-то говорил, что поддержать меня будет в интересах леди Агаты, когда она вернется в Англию. А если не вернется? Кто опровергнет мое утверждение, что я была ее помощницей? Ник? Мы с ним встретились всего лишь пять лет назад. С тобой мы знакомы дольше. Ты сможешь подтвердить мои слова… Расскажи Бигглс-уортам, что я попала в дурное общество только после смерти моей матери. Скажи, что я знала свое дело, и все пройдет прекрасно, только не надо ничего говорить обо мне Шеф-филдам.

— И ты думаешь, что никто в Литтл-Байдуэлле не расскажет Шеффилдам? — с сомнением спросил дворецкий.

— С кем в маленьком городишке мамаша маркиза Кот-тона пожелает делиться сплетнями? — ответила Летти. Она защелкнула замочек саквояжа. — Нет. Надо только пережить свадьбу, и все кончится. Потом, если возникнут какие-то слухи, это лишь оживит приемы у Шеффилдов. Чем забавнее скандал, тем приятнее его смаковать.

То, что вынесут на обсуждение ее жизнь, ее сердце, не имело значения, об этом все забудут, когда подадут второе блюдо.

Кэбот взглянул на нее и отвел глаза.

— Что-нибудь может помешать Бигглсуортам сделать все, что ты задумала для свадебного торжества? Летти покраснела.

— Почти все готово, — тихо сказала она. — Грейс Пул и ресторатор позаботятся об угощении и обслуживании. Все декорации заказаны. Сувениры и гирлянды готовы. Анжела, Эглантина и ты знаете, как все устроить, и, не сомневаюсь, слуги справятся. Я оставлю эскизы. Мэри убирает мою комнату и, конечно, знает, где лежат все счета, квитанции и письма. Не беспокойся. Все, с кем я имела дело в Лондоне, надежны и заслуживают доверия.

Она подумала, как забавно это, должно быть, звучит в к-человека, собирающегося сбежать, и улыбнулась. — Я сказала это совершенно серьезно, Кэбот. Будет не-зсто, но это выполнимо.

 

Глава 28

Хмурый серый рассвет пропитался влагой, она каплями оседала на спинах, запряженных в телегу лошадей, которые стояли у лавочки зеленщика. Пионы перед кондитерской сгибались под тяжестью росы, а кружевные занавески на окнах кафе обвисли.

Летти, зажав в руке билет, стояла на платформе. Полчаса назад Хэм привез ее на станцию. До отправления поезда оставался еще час.

В такую сырую погоду на улицах было мало людей. Летти погода не пугала.

Свежий воздух был насыщен весенним ароматом зелени и тяжелым запахом земли.

Эти запахи пробудили в ней воспоминания о том, как они с матерью шли рядом по деревенской дороге. Она тогда думала, что ее место там, пока Вернис Фоллонтру не сказала ей, что это не так. Девочкой она мечтала о том, как отец любил бы ее, если бы имел для этого возможность. А потом Летти думала, что ее домом стал мюзик-холл, а актеры — ее семьей, пока не умерла мать, а Альф так горевал, что не мог работать. Затем она узнала, что в ее «доме» нет места для девушки, которая не носит трико и говорит с благородным акцентом. А когда Летти нашла работу в музыкальных постановках, ей сказали, что она недостаточно эмоциональна чтобы играть большие роли.

Всю жизнь она искала и умела находить выход из трудных ситуаций. Однажды ночью, — вскоре после смерти матери, после того самого вечера, когда Ник Спаркл впервые угостил ее шампанским, а девушка из кордебалета бросилась в Темзу, потому что была беременна, — в ту бессонную ночь Летти приняла решение, что отныне все будет происходить для нее, а не с ней.

Никакой доброты, потому что ее нет в мире; побольше смеха, ибо, если смеешься ты, не смеются над тобой; не желать того, чего не можешь получить, потому что в этом мире ничего не дают; вот какой стала Летти Поттс.

Или она так думала.

И вот она снова здесь, с саквояжем в руках, в ожидании следующего акта.

Ведь она всего лишь странница.

Но жизнь все-таки пока не загнала ее в угол. Летти улыбнулась. Она все еще стояла на ногах и сохранила силы для побега. Молодая женщина посмотрела вниз. Фейген, наоборот, казалось, не испытывал ни малейшего желания бежать, идти или даже стоять. Он с несчастным видом свернулся у ее ног и с тоской в глазах смотрел на нее.

Он не хотел идти с ней. Пришлось заманить его куском колбасы и вести на плетеном шелковом поводке. Что-то сжало ей горло.

Никогда в жизни Фейген не ходил в ошейнике. Он всегда следовал за ней как тень, потому что, если бы она исчезла, он остался бы совсем один на этом свете. Она была единственной его опорой, и в этом была его заслуга, а не ее. Летти принимала преданность песика как должное.

— Ладно, Фей, — ласково сказала она. — Наше приклю-рение закончилось. Вот увидишь, будут другие. Мы поедем в {орвегию. Как ты думаешь, селедка вкусная? Подожди, пока яе попробуешь семгу!

Он смотрел туда, где остались Холлиз и Эглантина. Эглантина, которая никогда не принимала его привязанность как должное.

— Мы можем начать все с начала, и, видит Бог, разве нам не повезло?

Фейген встал и отошел от нее, насколько позволял повок. Улыбка застыла на лице Летти.

— Добрый день, леди Агата! — кивнула няня миссис Джепсон, толкавшая коляску с орущим во всю силу своих легких Джепсоном-младшим. Над головой с печальным криком кружились чайки. Из-под платформы выскочила кошка и побежала через улицу. Фейген равнодушно наблюдал за ней.

— Ладно уж, — прошептала Летти, развязывая поводок ,на его шее. — Только заботься об Эглантине, слышишь?

Фейген склонил набок свою мохнатую голову и серьезным непроницаемым взглядом посмотрел на нее. Он не лизнул Летти в лицо. Он был не из тех псов, которые лижутся. Но он нерешительно махнул хвостом и, увернув-„шись от телеги кузнеца, затрусил по улице обратно к Эглантине, домой.

Летти со слезами на глазах смотрела на него. Ей так хотелось вернуться, что, казалось, душа вот-вот вырвется из ее груди и полетит вслед за ним. Но она не могла. Она не была . леди Агатой Уайт. Она была Летти Поттс, как бы ее ни называли. Она шмыгнула носом, пытаясь задорно улыбнуться, но это ей не удалось.

Одним-единственным способом она могла бы разобраться, какая часть леди Агаты была Летти Поттс и какая часть Летти Поттс была леди Агатой. И это было неосуществимо. Она посмотрела на небо. Стая чаек удалялась к горизонту, в сторону моря. Вдалеке темной точкой бежал по дороге Фейген. «Давай, Фей, — прошептала она, — быстрее».

Летти крепко сжала билет и ждала, когда ею снова овладеет радость свободы, как это уже случалось десятки раз, сознание того, что она проскочила сквозь закрывавшиеся ворота или ускользнула от наброшенной сети. Но радости не было. Летти опять убежала, но не обрела свободу. Ее давно, очень давно загнали в угол.

Неожиданно она поняла, что есть только один выход. Разорвала билет, поправила шляпу и спустилась с платформы.

Кем бы она ни была, Летти Поттс не была трусливой.

…Растерянный клерк проводил посетительницу в кабинет Эллиота. Судья сидел за столом, заваленным книгами и бумагами. Смуглый молодой человек, в котором она узнала местного констебля, стоял по другую сторону стола. Увидев ее, Эллиот встал. Молодой констебль, заикаясь, поздоровался и сообщил, что ему пора идти.

Эллиот вышел из-за стола и приблизился к ней. Его лицо выражало внимание, а его поведение оставалось, как всегда, безупречным. Она искала в его лице признаки страдания и горечи, которые он, как она знала, испытывал, когда Ник представился ее женихом. Губы Эллиота были сжаты, в глазах она видела лишь усталость.

— Леди Агата, не желаете ли сесть?

— Предпочла бы постоять.

— Тогда, будьте добры, не подождете ли, пока я провожу констебля. Я вернусь через несколько минут.

— Конечно.

Он закрыл за собой дверь, оставив ее в кабинете. Она прошла в кабинет, оглядываясь по сторонам. Это была комната, предназначенная для работы, обстановка ничего не говорила о ее хозяине — мебель неприглядная и не очень удобная, шкафы все разные и забитые бумагами. На столе были веером разложены письма.

Она мельком взглянула и с удивлением заметила несколько знакомых имен. Письма были от политических деятелей и лидеров тред-юнионов. Летти отступила, слегка сведя брови. Она и понятия не имела, что Эллиот пользуется известностью среди лондонской политической элиты. Но разве его отец не упоминал об этом?

Дверь распахнулась, и вошел Эллиот.

— Пожалуйста, присядьте.

Она покачала головой. Она не могла притворяться, что решила нанести ему светский визит. А он, разумеется, не мог сесть в ее присутствии.

— Как вам угодно. Кевин, пожалуйста, сходите к Шримптону и принесите нам чаю, — попросил сэр Эллиот клерка, прежде, чем обратиться к ней.

Он выглядел точно так же, как и в день их первой встречи. Крахмальная рубашка не могла быть белее и свежее. Серый шелковый галстук идеально завязан. Безупречным кроем темно-синего сюртука, обтягивавшего его широкие плечи, мог бы гордиться любой портной. Даже волосы были аккуратно причесаны.

Только выражение лица изменилось. Оно казалось холодным и выражало вежливый интерес и недоверие. Он даже не подошел к ней. Как будто Летти была клиенткой, а не женщиной, с которой он делил ложе.

— Вы желали меня видеть по какому-то поводу, леди Агата? — спросил он. По тону она почувствовала, как ему трудно сохранять спокойствие.

— Да. — Летти набрала в грудь воздуха. — Я не леди Агата Уайт.

Он сдвинул брови. Она ожидала взрыва негодования. Ничего не произошло.

— Мое имя — Летти Поттс, — заторопилась она, боясь, что, если остановится, то у нее не хватит мужества продолжать. — Я актриса, играю в музыкальных комедиях. — Она с трудом заставила себя взглянуть на него. Было невозможно прочесть мысли, скрывавшиеся за настороженным выражением его глаз. — По крайней мере, — сказала она, — этим я занималась большую часть времени.

Он пристально посмотрел на нее:

— А чем вы занимались вне сцены? Она сглотнула.

— Работала с Ником Спарклом. — На мгновение он выдал себя, невольно скрипнув зубами.

— Вашим женихом?

— Нет! — вырвалось у нее. — Я никогда… вы знаете, никогда… я бы никогда… — Единственное, что Летти не могла допустить, — это чтобы он считал ее способной на такое оскорбление. — Я никогда бы не легла с вами в постель, если бы была помолвлена с другим.

Мускул дернулся на его щеке.

— Летти…

— Пожалуйста, не перебивайте меня. — Она не могла позволить ему думать, что решила воспользоваться их отношениями, чтобы избавиться от прошлого. — Мы с Ником выманивали у людей деньги. Это было так просто. Я изображала даму, заманивала простаков в ловушку, подстроенную Ником. А затем Ник обирал их.

Она не могла выразиться яснее и не могла сделать сказанное менее неприглядным. Именно этого она и хотела.

— Понятно, — сказал Эллиот. — А что затевалось в Литтл-Байдуэлле?

— Ничего. Все произошло случайно.

Он отступил, словно она его ударила. Она слишком поздно поняла, как он мог истолковать ее слова. В отчаянии Летти вскрикнула.

— Мой приезд сюда был случайностью, — пояснила кона. — У Ника был план, он хотел провернуть одно дело, мошенничество. Я не хотела участвовать в этом, а когда я отказалась, он сделал так, чтобы меня не взяли туда, где я могла бы честно зарабатывать деньги. Когда я еще раз отказалась, он поджег дом, в котором я жила, рассчитывая, что у меня не останется другого выхода.

Слова лились потоком, сердце бешено колотилось. Летти сжала руки с такой силой, что онемели пальцы. Но она боялась остановиться. Она упорно смотрела в пол, потому что боялась, что, взглянув на Эллиота, утратит всю свою смелость.

— И я сбежала. На вокзал. Только у меня не было денег на проезд, и я не могла купить билет, а тут появилась эта леди, с ней был француз, и он уговорил ее уехать с ним, выйти за него замуж, и она, уходя, обронила билет, а я… — Она подняла глаза. — Я просто воспользовалась удобным случаем.

Он с непроницаемым выражением лица пристально смотна нее.

— Я не собиралась выдавать себя за нее, — откровенно вризналась Летти. — Это не приходило мне в голову, пока я не вышла из вагона, а все эти люди смотрели на меня так, как будто Бог прислал им меня в ответ на их молитвы. И даже тогда я ничего бы не сделала, если бы кто-то не сказал, что вещи прибыли и дожидаются хозяйку. Вы понимаете, у меня ведь ничего не было. Все вещи сгорели. Это и решило дело, потому что я нехорошая.

— Почему вы ничего не сказали?

— В тот день в карете я пыталась предупредить вас, чтобы вы не доверяли мне. Но клянусь, я не хотела причинить кому-то вред, может быть, за исключением леди Агаты. Но ей ее багаж был не нужен. Он нужен был мне.

Вот так. Рассказ, который она готовила по дороге сюда, был почти закончен.

— Так я попала в Холлиз. Только все оказалось не так просто, как я предполагала… Там была Анжела с ее проблемами с этим дрянным мальчишкой, и Эглантина, чье сердце разрывалось от разлуки со своей крошкой, еще до того как птичка вылетит из гнезда, и Энтон, обеспокоенный тем, что они недостаточно хороши для Шеффилдов, и… — «И вы». Выдохнув Летти продолжала:

— Я знала Кэбота еще с тех пор, когда мои родные участвовали в представлениях в варьете. Не успела я опомниться, как он убедил меня, что я могу справиться с этими свадебными делами и никто не пострадает. Но Ник нашел меня… — Закончив, Летти закрыла глаза, все-таки она была не такой уж храброй.

— Никто не пострадает, — услышала она его слова, произнесенные странным тоном.

Она открыла глаза. Лицо Эллиота застыло, но в глазах была боль, которую он не сумел скрыть. Этого Летти не могла вынести. Она подошла к Эллиоту, собираясь коснуться его, но он схватил ее за плечи, ему стоило большого усилия, чтобы не встряхнуть ее.

— Ты подумала, что я сказал, что люблю тебя, для того, чтобы затащить в свою постель? — требовательно спросил он.

— Нет, — горячо запротестовала она. — Нет!

— Как ты могла подумать, что никто не пострадает, когда позволила мне полюбить тебя, позволила мне… Как ты смела подумать, что от этого не страдают?

Ее лицо побледнело; пораженная, она смотрела на него. Он выдержал столько, сколько смог он не был так силен, как бы ему хотелось. С того момента, как Летти вошла в комнату и стало ясно, что она пришла, чтобы объясниться, он растерялся, утратил ясность мыслей. Сначала его охватило сомнение, затем он стал осторожен. Наконец, он увидел, что ее страдания так же искренни, как и ее раскаяние. И то, что она не сделала ни малейшей попытки обелить себя, вызвать его сочувствие или хотя бы снисходительность, заставило его снова влюбиться в нее.

Она не была леди Агатой Уайт. Его это не волновало. Она была храброй и отважно старалась исправить последствия своего поступка. Легко быть честным, когда честность вознаграждается, и совсем не просто, когда за нее грозит наказание. А она была здесь и объявляла о своей виновности. Она не просила прощения, он понял это. Она хотела искупления.

Но, когда она сказала, что не думала, что кому-нибудь принесет страдания, Эллиот возмутился сказались бессонная ночь и ревность, глубоко ранившая его в ту минуту, когда вульгарный незнакомец заявил свои права на нее.

— Прости, — сдавленно произнес он. — Я не имел никакого права…

— Ты имел полное право — горячо возразила она. — Я думала только о себе. Я хотела, чтобы первый раз… у меня это было с человеком, которого я люблю. И который любит меня… — Ее губы жалобно скривились. — Или хотя бы любил женщину, которой он меня считал.

После ее ответа гнев окончательно покинул его. Она его любила. Остальное не имело значения.

— Летти… — Он взял ее руки. — Летти, я… Слова вылетели из его головы, когда он увидел темные лиловые синяки на ее запястьях.

— Это сделал он?

— Не важно. — Она попыталась отнять свои руки. Эллиот увидел на ее лице страх. Он мог поклясться, что она не впервые столкнулась с насилием.

— Пожалуйста, — прошептала она. Страх за Эллиота сжимал ее горло. Она видела в его загоревшемся взгляде жажду возмездия, видела, как напряглись его шея и плечи. Он только пострадал бы. Ник был силен и безжалостен. Он боролся не как джентльмен он боролся любыми подручными средствами. — Пожалуйста, это случилось нечаянно. Ник не хотел причинить мне боль…

Короткий стук в дверь перебил ее. Эллиот отпустил Летти и отступил в сторону.

— Войдите.

В кабинет вступил Ник Спаркл. Его широкая улыбка исчезла, когда он увидел Летти, но он с уверенным видом прошел по комнате, направляясь к ней.

— Агата, дорогая моя, — развязно сказал он. — Так вот ты где. Кучер Бигглсуортов сказал мне, что отвез тебя в Литгл-Байдуэлл на весь день. Я представить себе не мог зачем. Тут нечем заниматься целый день. — Его глаза злобно сверкнули в сторону сэра Эллиота, хладнокровно, оценивающе разглядывавшего его. — Или есть чем?

В его словах слышался грязный намек. Лицо Эллиота вспыхнуло. Летти поспешила встать между мужчинами, как раз в эту минуту вернулся клерк с деревянным подносом.

Смущенно улыбаясь, он поставил поднос на стол Эллиота.

— Чай, — сказал Ник. — Как мило. И как похоже на тебя, Агата, так быстро заводишь близких друзей.

— Мне не нравится ваш тон, мистер Спаркл, — заметил рллиот.

— В самом деле? А мне не нравится ваша фамильярность С моей невестой.

Летти сразу же поняла, что Ник понятия не имеет, почему она здесь. Она чуть не рассмеялась. Конечно, нет. Ему бы никогда не пришло в голову, что она может выдать его, при этом выдавая и себя, властям. Он подумал, что она явилась на любовное свидание!

— Извините меня, мистер Спаркл, одну минуту, — сказал Эллиот. Он подозвал клерка:

— Будьте добры, сбегайте к кузнецу. Скажите Кевину, что мне, вероятно, потребуется его помощь с тем мерином, о котором я уже говорил ему.

Молоденький клерк с изумлением посмотрел на него и, кивнув головой, поспешно вышел.

— Не хотели, чтобы парень слышал о ваших делишках, да? — ядовито заметил Ник.

Весь напускной лоск слетел с него. Он был омерзителен.

— Ник, пожалуйста, — попросила Летти.

Эллиот шагнул к Нику, но ее голос остановил его. Он с раздражением повернулся спиной к Нику и, обойдя стол, встал по другую сторону, как будто хотел, чтобы что-то разделяло их.

— Мистер Спаркл, — произнес Эллиот, — какие бы «делишки» ни были у нас с молодой леди, это вас не касается.

— Ладно, вот уж действительно широкий взгляд на вещи, — ухмыльнулся Ник с некоторой горечью. — Может, я немного старомоден, но мне не нравится, когда моя будущая жена вовсю развлекается с другим мужчиной.

— Мне бы тоже не понравилось. Если бы только леди и в самом деле была обручена со мной, — холодно заметил Эллиот. — Но эта дама утверждает, что вы ни сейчас, ни когда-либо не были помолвлены.

Ник, слегка смутившись, уставился на Летти.

— А что же тогда она сказала о нас?

За дверью раздались тяжелые торопливые шаги. Дверь распахнулась, и вошел молодой констебль Браун, а за ним появилась огромная мощная фигура.

— И Гарт с вами? Очень хорошо, — сказал Эллиот, глядя на Ника с неприкрытым отвращением. — Я могу ответить, мистер Спаркл. Она сказала, что вы оба мошенники. Обвинение, которое подтверждается вот этой телеграммой. — Он взял со стола листок бумаги.

Уже через несколько секунд потрясенный Спаркл пришел в себя. При его профессии он бы не выжил, если бы был тугодумом. Он мгновенно развернулся, но ему преграждали дорогу двое крупных мужчин устрашающего вида, один из которых держал дубинку.

— Вы арестованы, мистер Спаркл, за намерение совершить мошенничество, — заявил Эллиот. Его холодный непроницаемый взгляд остановился на Летти. — Как и вы, Летти Поттс.

Она знала, что так и будет. Ведь она за этим и пришла сюда. Чтобы покончить со всем, раз и навсегда расплатиться за все. Однако тяжелый вздох вырвался из ее груди, и голова закружилась.

Летти не сводила огромных глаз с Эллиота, и Ник чуть не набросился на нее. Он рванулся к ней, чтобы взять в заложницы или просто разделаться с ней. Эллиот, отгороженный столом, закричал. Кевин — он стоял ближе всех — схватил руку Ника и безжалостно скрутил. Сунув дубинку под подбородок Ника, он резко откинул яазад его голову. В это время Гарт завел ему за спину и вторую руку.

Спаркл сопротивлялся недолго. Он был не дурак и оценил численное превосходство. Но взгляд, который недавний сообщник бросил на Летти, не сулил ей ничего хорошего.

— Глупая сучка! — прорычал Ник. — Глупая, ни на что не годная потаскуха. Надеюсь, что, как бы ты ни ублажала его, ты пожалеешь об этом!

— Замолчите, мистер Спаркл, — произнес Эллиот ровным и тихим, но убийственным тоном. Должно быть, даже Ник почувствовал, что судья едва сдерживает свою ярость, поэтому он только злобно посмотрел на Летти, плюнул ей под ноги, но смолк.

Только когда его выводили из кабинета, Спаркл в последний раз решился заговорить:

— Надеюсь, это стоило твоей жизни, Летти.

— Я в этом не сомневаюсь, — ответила она.

 

Глава 29

Эллиот попросил клерка отвезти Летти в Холлиз и попросить Бигглсуортов разрешить ей остаться там на некоторое время. На то, чтобы начать следствие, требовалось несколько дней. Ему не хотелось этого, но он не видел иного выхода. Молодая женщина создалась в своих криминальных намерениях, а он был судьей. И в то время как он без особого труда мог бы предоставить Летти самой себе, она — это было совершенно очевидно — ожидала, что он будет беспристрастен.

Как ни странно, ее слепая вера в его чувство чести и заставляла сэра Эллиота хранить эту честь.

— Что нам с ним делать? — спросил Кевин, кивнув в сторону задней комнаты, в которой они заперли Ника Спаркла.

— Вы когда-нибудь были в Лондоне, Кевин? — ответил Эллиот вопросом на вопрос.

— Нет. Всю жизнь прожил здесь, вы ведь знаете, сэр.

— Значит, пора съездить, — сказал Эллиот. — Сходите на станцию и купите два билета в отдельном купе на вечерний поезд до Лондона. По пути зайдите на телеграф и пошлите телеграмму в полицейский участок на Чейпел-стрит лейтенанту Ранкорну, в которой сообщите, что вы с арестованным Ником Спарклом прибудете на вокзал Паддингтон завтра в восемь часов утра.

Лицо молодого человека просияло от гордости.

— Ух, сэр. Вы серьезно?

— Конечно. И неплохо, если вы еще купите пару замков на окна и дверь.

— Будет сделано. — Лихо щелкнув каблуками, констебль Браун, печатая шаг, вышел из кабинета. Эллиот невольно улыбнулся. Но улыбка мгновенно исчезла, когда он взглянул в сторону импровизированной камеры, где сидел Ник Спаркл. При воспоминании о синяках на руках Летти Эллиота охватила холодная ярость.

Тут дверь комнаты, служившей раньше кладовкой, задрожала от ударов и послышались приглушенные проклятия.

— Предлагаю вам успокоиться, мистер Спаркл, — мягко произнес Эллиот.

— Предлагаете? — с издевкой уточнил Ник. — А что вы сделаете, если не успокоюсь? Арестуете еще раз? — Он злобно засмеялся. Как бы подтверждая его презрение, дверь сно-h ва задрожала, и раздался треск ломающегося дерева.

Так он и дверь вышибет, подумал Эллиот. Он не мог ! этого допустить. Как судья, он обязан был защищать обще-| ственную собственность.

Он отодвинул засов и распахнул дверь. Перед ним, на-|; клонив голову, стоял Ник. Он бросил взгляд на пустой кори-(дор за спиной Эллиота, затем с неприкрытой ненавистью j посмотрел на него.

— А где громила с его кулаками? — с невинным видом ^поинтересовался Ник.

— Неподалеку, — ответил Эллиот.

Ник кивнул, несколько расслабился, но его взгляд не утратил остроты. Он оценивал ситуацию, меряя взглядом ширину плеч Эллиота и его стройную фигуру, большие руки и безупречный костюм Сравнение было явно в пользу Ника. Но ему захотелось убедиться в своем превосходстве. И он допустил ошибку.

— Я вот сидел тут и кое о чем думал, — сказал он и i поджал губы.

— Вот как?

Ник кивнул, задумчиво глядя в потолок, мелкими шагами приближаясь к Эллиоту.

— Я так думаю, что вы поможете мне выйти отсюда. Как мужчина мужчину, вы меня понимаете.

Эллиот не двинулся с места. Намерения этого человека были совершенно очевидны.

— И как я могу это сделать, мистер Спаркл?

— Ну, мне интересно. — Ник злобно оскалился. Он придвинулся еще ближе, на расстояние вытянутой руки, и спросил:

— Она была хороша?

Спаркл бросился вперед, но Эллиот ожидал этого. Он отступил в сторону и, схватив Ника за плечо, развернул его и втолкнул обратно в комнату. Шатаясь, Ник прислонился к дальней стене, он не мог поверить в произошедшее.

— Люди, подобные вам, мистер Спаркл, — начал Эллиот и замолчал, кровь вскипела в его жилах. Он ненавидел это животное за то, как тот говорил о Летти. Ненавидел за синяки, оставленные им на ее руках, ненавидел его непреодолимо и глубоко. — Люди, подобные вам, — с яростью повторил он, — которые действуют по своему первому побуждению, всегда ошибаются, полагая, что и другими людьми так же просто манипулировать, как и ими самими!

Ник, услышав оскорбление, бросился к двери и остановился.

— Вам повезло, что ваши ребята неподалеку, сэр Эллиот, а то бы я показал вам парочку побуждений. Как покажу Летти, вот только выберусь отсюда и поймаю эту сучку.

Эллиот смотрел на него, мгновенно он успокоился и полностью овладел собой.

— Это было ошибкой, — прошептал он.

— Что? — выкрикнул Ник.

Эллиот не ответил. Он улыбнулся, его улыбку нельзя было бы назвать приятной.

— Констебль Браун на станции и пробудет там не менее получаса. Гарт у себя в конюшне. Так вот, парень, здесь есть задняя дверь. За ней в четверти мили к северу есть дорога. Очень оживленная дорога. Много проезжающих. Кто-то едет к морю, кто-то на север, а кто-то на юг. Тебе только стоит остановить одного из них, и через час ты будешь далеко, и мало надежды, что кто-нибудь отыщет тебя.

Глаза Ника сузились.

— О чем вы?

— Я говорю, что единственная преграда между тобой и свободой — это я.

— А зачем это вы мне говорите? — спросил Ник. Его руки инстинктивно сжались в кулаки.

«Попытается ударить снизу, — определил Эллиот, — сначала в, живот, а потом по почкам». И наклонился вперед, готовясь избежать удара.

— Хочу, чтобы ты попытался убежать, — искренне признался Эллиот. — Никогда в жизни я еще не желал чего-нибудь так сильно.

Ник усмехнулся и ударил кулаком Эллиота в челюсть с такой силой, что у того подогнулись колени.

— Рад был услужить, — с издевкой произнес он.

 

Глава 30

Слушание по делу Летти проводилось в парадном зале дома Бигглсуортов, поскольку это помещение было самым большим во всем графстве, единственным, которое могло вместить всех собравшихся присутствовать на допросе самозванки. Общество Литтл-Байдуэлла явилось в полном составе, стараясь занять лучшие места и наполняя зал шелестом голосов.

Все были преисполнены сочувствия к жертвам, Бигглс-уортам. Казалось неизбежным, что скандал коснется свадьбы мисс Анжелы, и все горько сожалели об этом.

Те же, кто благосклонно смотрел на роман сэра Эллиота с «этой женщиной», чувствовали себя оскорбленными.

Это значило, что их симпатии не на стороне обвиняемой. Эта Летти Поттс не только пренебрежительно отнеслась к будущему Анжелы, но она также обманула и их — своим обаянием и заразительным смехом. И они не могли понять, как она могла оказаться такой плохой, когда казалась такой милой. Все, за исключением торжествующей Кэтрин Бантинг, которая с самого начала относилась к леди Агате с подозрением.

Кэбот отгородил дальний угол комнаты шелковым шнуром. За ним поставили стол, позади него стул с прямой спинкой, а впереди боком еще один такой же стул. Здесь должна была сидеть Летти и отвечать на вопросы, которые обвинитель считал бы необходимыми для решения: следует ли передавать ее дело в суд. Остальное пространство было поделено на две заставленные стульями части, разделенные проходом.

Шум в зале усилился, когда через боковую дверь вошел сэр Эллиот, держа под мышкой пару книг. Как всегда, его походка была уверенной, аккуратно причесанные волосы блестели, костюм безупречен. Только его лицо привлекало внимание. Желтоватый синяк расползся на подбородке, а под правым глазом темнела опухоль.

Шепот в зале прекратился. Эта женщина несправедливо обошлась с ними, но сэр Эллиот был влюблен в нее. Какой мужчина не захотел бы наказать женщину, которая так жестоко обманула его? В то же время, зная сэра Эллиота, жители городка верили, что он не позволит своим личным чувствам повлиять на исход слушания. По мнению Литтл-Бай-дуэлла, Летти Поттс невероятно повезло.

Эллиот положил книги на стол и кивнул. Констебль Браун поспешно направился в конец зала и выглянул за дверь. Через минуту дверь открылась и появилась Эглантина Бигглсуорт с непривычным для нее мрачным выражением лица. За ней шла Летти Поттс.

На ней было то самое платье, отделанное сиреневым кружевом, в котором она приехала.

Живописная шляпа, колыхавшаяся на ее блестящих каштановых волосах над бледным лицом, выглядела неожиданно элегантной. Летти, не глядя ни направо, ни налево, прошла к отведенному ей месту.

Из верхних окон зала на паркет падали яркие квадраты света, и, когда она попадала в такой квадрат, становилось видно, что все переживания последних дней наложили печать на ее лицо. Оно казалось восковым. Под глазами выступили голубые жилки. Она шла, и следом за ней, словно ковер, ложилась тишина.

В углу зала Эглантина заняла место за загородкой. Летти опустилась на свой стул. И только когда она подняла глаза на Эллиота, увидела на его лице синяки.

Она приподнялась на стуле, ее губы раскрылись, она чуть не вскрикнула от отчаяния. Летти повернулась, ища глазами Эглантину. Та наклонилась к ней.

— Говорят, у них с мистером Спарклом что-то произошло, — прошептала она. — Если это вас утешит, доктор Би-кон сказал, что мистеру Спарклу здорово досталось. Его пришлось нести на станцию.

Летти немного пришла в себя от этих новостей. Она горько улыбнулась:

— Как это может меня утешить, если я знаю, что Эллиота никогда бы не ударил незнакомый человек, если бы сюда не приехала я?

— Мы редко предвидим последствия своих поступков, дорогая, — мягко заметила Эглантина.

Эллиот кивнул. Констебль вышел на середину зала и громким голосом попросил всех сесть. Сэр Эллиот поднялся со своего места.

— Это слушание проводится с целью определения: было или не было совершено преступление мисс Летти Поттс, — объявил он. Послышались взволнованные голоса. — В течение последних четырех дней я постоянно держал связь с судебными представителями Лондона относительно преступной деятельности мистера Николаса Спаркла, которому предъявлен ряд обвинений. Он предстанет перед судом.

В зале зашептались.

— Пожалуйста, — попросил Эллиот. Все умолкли. — Мистер Спаркл упорно обвиняет мисс Поттс в том, что она помогала ему в его преступных действиях. Однако лондонская полиция не нашла никого, кто бы желал выдвинуть против нее обвинения, как и не смогла найти никого, кто бы подтвердил ее соучастие в преступлениях мистера Спаркла.

При этих словах Летти вскочила на ноги.

— Это не имеет значения, — заявила она. — Я добровольно призналась, что была в них замешана. Эллиот бесстрастно взглянул на нее.

— Здесь не Лондон, мисс Поттс, — сказал он. — Сядьте, пожалуйста. Не в моей компетенции слушание дел из мест, не попадающих под мою юрисдикцию. Я мог бы выдать вас, если бы вас затребовал Лондон. Но вас не требуют.

— А я… — запротестовала она, но он, подняв руку, заставил ее замолчать. Он казался чужим, абсолютно бесстрастным, и его явно нельзя было переубедить. Летти села.

— Это не означает, что вас нельзя судить за совершенные или совершаемые преступления в Литтл-Байдуэлле. И вас будут судить здесь, если найдется на то основание.

— Слушайте! Слушайте! — закричал сквайр Химплерамп.

— Итак, — Эллиот повернулся к Летти, — начнем…

Через полчаса Эллиот закончил допрашивать Летти. Она совершенно обессилела.

Если она боялась, что он приукрасит истинные причины ее появления в Литтл-Байдуэлле, если думала, что он скроет ее намерение украсть вещи леди Агаты, то ей не стоило этого бояться. Холодно и бесстрастно он расспрашивал ее о последних трех неделях, начиная с пожара в ее доме и кончая появлением Ника Спаркла.

Слушатели сидели как зачарованные. Многие удивленно раскрыли глаза, услышав, что Летти была актрисой музыкального театра. Иные кивнули, словно раньше догадывались. Некоторые поджали губы, когда она говорила о своем решении сбежать.

Летти не могла понять, что люди о ней думали. С тех пор как четыре дня назад констебль Браун привез ее в Холлиз, она ни с кем не разговаривала, кроме Эглантины, а Эгланти-на наотрез отказывалась думать о ней плохо. Но теперь, видимо, все изменится.

Летти оглядела ряды лиц, глаз, с жадным любопытством устремленных на нее, слушавших заключительное слово Эллиота. Лицо Анжелы не выражало ничего, кроме недоумения, Энтон выглядел откровенно растерянным. Позади него сидел Аттикус с хмурым и задумчивым видом.

Лица доктора Бикона и его сестры выражали беспокойство и неуверенность. Джепсоны просто были огорчены. Полковник Вэнс уснул и мирно похрапывал, а сидевшая рядом Элизабет не находила ме,0га своим рукам. У стены в конце зала стояли Мэри и Грейс Пул.

Мэри смотрела на все с отвращением, а Грейс явно сердилась.

Даже Химплерампы притихли, но это Летти могла объяснить. Письмо Анжелы оказалось единственным, о чем не упоминалось на слушании. Летти предполагала, что Химплерампы предпочтут, чтобы все оставалось в тайне.

— Кто хочет что-то сказать или спросить у мисс Поттс, прежде чем я приму решение, подлежит ли она суду?

В зале снова зашумели. Летти в растерянности ждала. Все произошло не так, как она себе представляла. Она думала, что ее уже арестовали. Вместо этого оказалось, что она «вроде бы» под арестом, но и это было неясно.

— Да, миссис Пул? — сказал Эллиот.

Экономка четким шагом прошла по проходу и повернулась лицом к залу. Она раскраснелась, но держалась с достоинством.

— Кажется мне, — сказала она, — что если мы будем судить строго по закону, то никакого преступления против кого-либо в Литтл-Байдуэлле совершено не было.

— Это не совсем так, миссис Пул, — спокойно заметил Эллиот. — По ее собственному признанию, мисс Поттс пользовалась и перешивала одежду леди Агаты Уайт, и, опять-таки согласно ее признанию, едва ли леди Агата сможет пользоваться этими вещами в дальнейшем. Бели только, — он взглянул на сделанные им заметки, — у леди Агаты неожиданно не появится грудь и не исчезнет дюйма три в талии.

В зале засмеялись. Но Грейс Пул было не так легко заткнуть рот.

— Я сказала, сэр Эллиот, никакого преступления не совершено против кого-либо в нашем городе. Строго говоря, сэр, леди Агата не может жаловаться на мисс Поттс, потому что ее здесь нет, к тому же она не живет в нашем городе, и я не понимаю, почему кто-то из нас должен делать это за нее. Кроме того, — она громко шмыгнула носом, — если бы леди Агата делала свое дело, для которого Бигглсуорты наняли ее, то не сидели бы мы все сейчас здесь, разве не так?

Смех в зале превратился в неудержимый хохот.

Кто-то с последних рядов крикнул: «Покажи им, Грей-си!» — от чего экономка покраснела, как свекла, до корней своих неестественно черных волос и просияла от удовольствия.

— Не хотел бы я выступать против вас в суде, миссис Пул, — признался Эллиот.

— Вам это не грозит, пока нам, женщинам, не дано право голоса, вот так-то, — отрезала Грейс.

— О! Нет! — воскликнул констебль Браун. — Прекрати суфражистский вздор, Грейс, или я арестую тебя за нарушение порядка!

Пораженная Летти в недоумении огляделась вокруг. Куда делась их враждебность, обида за предательство? Вся процедура превращалась в веселое представление. Но они должны желать от нее расплаты за обман.

Она нахмурилась, удивленная и обеспокоенная. Где-то в глубине души постепенно росло теплое чувство. Она не доверяла и боялась его. Люди никогда никого не прощали так охотно. В течение четырех дней она привыкала к мысли о тюрьме: холодные сырые помещения, серая одежда, никакой музыки, никакого смеха. Никакого Эллиота.

— Тихо, — сказал Эллиот. — Миссис Пул права. Кто здесь желает выдвинуть обвинения против Летти Поттс и представлять интересы леди Агаты?

Эглантина Бигглсуорт кашлянула и медленно встала. Это был невероятный поступок для женщины, по характеру такой застенчивой, что даже самые рьяные весельчаки смолкли и приготовились выслушать ее.

— Мне думается, что мисс Поттс действовала, защищая интересы леди Агаты.

Несколько человек, подумав, кивнули.

— Леди Агата покинула нас, как указала миссис Пул и как образно выразилась мисс Поттс, на краю пропасти. Мисс Поттс, как сказал бы полковник Вэнс, прыгнула в эту пропасть.

Летти почувствовала, что улыбается. Из этой милой женщины никогда не получится драматурга, если она так путает метафоры.

— Она выполнила работу, которую мы просили сделать леди Агату, и не получила и фартинга за свои труды. Что бы вы ни решили: судить мисс Поттс или нет, я считаю, что мы обязаны поблагодарить ее. И выплатить ей гонорар, предназначенный для леди Агаты.

Летти ахнула. Позади нее Дороти Химплерамп тоже ахнула. Грейс и Мэри радостно вскрикнули. Энтон с важностью надул щеки и сказал:

— Хорошее дело, Эгги.

Анжела встала и обняла тетушку за талию.

— Я обязана мисс Поттс больше, чем благодарностью, — сказала Анжела. Летти услышала, как Дороти Химплерамп за ее спиной чуть не задохнулась от страха. — Она стала моим другом. Она оказала мне неоценимую помощь и советом и делом. И если вы, сэр Эллиот, обвините Летти в каких-то нелепых преступлениях, я сама позабочусь, чтобы у нее был лучший в Англии адвокат!

Эллиот поднял бровь и некоторое время смотрел на девушку.

— Кто-нибудь еще желает высказаться?

Именно этот момент полковник Вэнс выбрал для своего пробуждения. Трость скатилась с его колен, и он поднял голову. Моргая, старик огляделся и нахмурился. Обнаружив рядом с собой дочь, он во весь голос потребовал объяснений:

— Что тут произошло? Что с этой девушкой, которая была леди Агатой?

— Ничего, папа, — так же громко ответила Элизабет. — Они все еще решают.

— Господи, что они решают?

— Преступница ли она! — прокричала Элизабет, покрываясь краской.

— Да конечно, нет! Она дала мне клубничный бисквит, не правда ли? Какой преступник отдаст другому бисквит? — заявил полковник с такой убежденностью, что никто не смог сдержать улыбки. Включая Летти.

Они были самыми добрыми, самыми великодушными людьми на свете. Но она не могла позволить им так просто простить ее. Она заслуживала наказания. Возможно, даже нуждалась в нем. Летти откашлялась, но не успела ничего произнести, потому что вмешался Аттикус:

— Хорошо сказано, полковник. — Он с трудом поднялся на ноги. — Могу я взять слово, Эллиот? Судья кивнул, пристально глядя на отца.

— Мне кажется, перед нами двойная проблема, — начал Аттикус. — Первая — совершила ли мисс Поттс преступление, в котором Эллиот должен обвинить ее, — похоже, разрешена. Никто не желает выдвигать обвинение. А в свете того, что мисс Поттс трудилась вместо леди Агаты, встает вопрос: этично ли вообще дйПать это. Я думаю, мы все согласны, что неэтично.

Зал одобрительно зашумел. Все одобряли слова профессора, за исключением Кэтрин Бантинг, — дама хранила молчание. Летти смотрела перёд собой, потрясенная их великодушием.

— Вторая проблема немного сложнее. Это — скандал. — В зале наступила тишина. — Через месяц с небольшим в Литтл-Байдуэлл прибудет много лондонцев, — пояснил Ат-тикус. — Они пробудут здесь недолго, неделю или около того, а затем уедут домой. Они увезут с собой нашу Анжелу, нашу дочь, племянницу и друга.

Девушка скромно опустила глаза.

— Я уверен, каждый из нас желает Анжеле счастья.

Все закивали, улыбки были полны нежности и доброты, которую все питали к этой милой хорошенькой девушке. Даже Кип Химплерамп выглядел растроганным.

— Мы все понимаем, что, если прибывшие каким-то образом узнают, кто такая женщина, подготовившая свадебные торжества, если им станет известно о ее профессии или о том, как она сюда попала, свадьба Анжелы окажется навеки замаранной скандалом.

Сердитые голоса и мрачные взгляды, которыми обменивались сидевшие в зале, говорили о том, что они уже готовы отыскать и наказать негодяя, который выболтает историю актрисы — устроительницы свадьбы будущей маркизы Шеффилд.

— Мы не можем этого допустить, вы согласны? — Атти-кус подождал, пока крики «нет!» утихнут. — Так вот, если мы арестуем эту бедную девушку, — он указал на Летти, — и отдадим под суд, история неизбежно получит огласку.

Люди в зале встревоженно переглянулись.

— Однако, — строго произнес Аттикус, обводя взглядом всех присутствующих, — есть одна маленькая деталь. Если кто-либо будет задавать вопросы, что маловероятно, мы.все, каждый джентльмен… и каждая дама должны признать, что мисс Поттс была здесь по поручению леди Агаты.

Летти ждала. Она понимала, почему будет лучше, если ее не обвинят в преступлении, — если был шанс спасти Анжелу от унижения, то ради этого стоило отпустить мошенницу-актрису.

Но этого шанса не было.

Летти знала о лжи намного больше, чем каждый из них. Ложь должна быть простой, и о ней должны знать как можно меньше людей. А в зале присутствовало около пятидесяти человек.

Она встала и ясно и убедительно заявила об этом, объяснив, что лгать не имеет смысла.

Аттикус вежливо выслушал, как мисс Поттс объясняет все безумие их затеи, и так же вежливо подождал, пока она сядет.

— Хотя тревога мисс Поттс, безусловно, делает ей честь… — Летти чуть не застонала. Они не должны были так настойчиво приписывать ей качества, которыми она не обладала. — Она не понимает, что значит общество.

Вот это было уже грубо! Летти собралась подняться и уйти, но суровый взгляд Эллиота заставил ее с тихим ворчаньем опуститься на место.

— Вероятность того, что кто-то из нас будет вести долгие разговоры с друзьями и родственниками маркиза Кот-тона, у нас ничтожно мала. За исключением Пола и Кэтрин, конечно. — Он кивнул в сторону Бантингов. — Большинство из нас вообще не будут разговаривать с ними. Нам надо всего лишь утратить дар речи на несколько дней, всего на несколько минут вздень. Осмеливаюсь думать, что мы с этим справимся.

— Конечно, справимся! — воскликнул Пол Бантинг. Но Аттикус прекрасно знал, кого можно считать друзьями Летти и кого врагами.

— А что думаете вы, Кэтрин? — спросил он, глядя в глаза миссис Бантинг. — Можем мы помолчать ради Анжелы?

Та почувствовала себя как кролик в капкане. Но ничем не выдала борьбы, происходившей в ее душе. Она натянуто улыбнулась.

— О, конечно, можем, — отчетливо произнесла она и так же четко добавила:

— Ради Анжелы мы сделаем все.

К ней присоединились другие заявления о согласии, и скоро весь зал поддержал принятое решение. Аттикус повернулся к Эллиоту, сидевшему с мрачным и задумчивым видом.

— Так как же, Эллиот? — тихо спросил он. — Что же будет? Мисс Поттс арестована?

Эллиот поднялся. Летти задрожала под его взглядом. Она боялась, что он отпустит ее, но не меньше боялась и обратного. Она стоя ждала его решения.

— Мисс Поттс, вы свободны и можете идти.

 

Глава 31

В комнату, где обычно завтракали Марчи, ворвалась Мэри — с выпученными глазами, в съехавшем набок чепце:

— Она уезжает в Лондон дневным поездом! Эллиот поднялся из-за стола.

— Хэм привез меня сюда, но вам лучше поторопиться, если хотите остановить ее, сэр Эллиот, сэр…

— Отец, позвони, пожалуйста, чтобы пришла миссис Нине и принесла стакан воды для Мэри.

Аттикус протянул руку к звонку, но Мэри затрясла головой:

— Очень вам благодарна, сэр, но со мной все в порядке, только дайте мне отдышаться. Я должна вернуться и задержать, ее. — Горничная многозначительно посмотрела на Элиота. — А вам надо поторопиться. Она уже шляпу надела! — , сделав это важное сообщение, женщина развернулась и побежала.

Аттикус с беспокойством посмотрел на сына. Он не сорвался, что Эллиот полюбил Летти, и, судя по тому, что видел, мог надеяться на взаимность. Другое дело, смогут : они поступить так, как им подсказывает их чувство.

— Мисс Поттс — необыкновенная женщина, — тихо проговорил старик.

— Рад узнать ваше мнение, — ответил Эллиот.

— А, — кивнул Аттикус. — Значит, ты думал о будущем мисс Поттс.

— По правде говоря, даже слишком много. — Эллиот ишательно следил за отцом. — Вероятно, ей следовало бы сидеть в тюрьме.

— Полагаю, найдутся и такие, кто разделяет эту точку мения, — сухо откликнулся профессор.

— Но я не вхожу в их число, — твердо заявил Эллиот.

— О? Я тоже.

— Прекрасно, — сдержанно ответил Эллиот, но затем улыбнулся. — Простите меня.

Его смуглое лицо приняло привычное выражение спокойного достоинства.

Отец, я люблю Летти. Я никого и никогда так не любил, и прежде чем вы мне скажете об опасностях, кроющихся увлечении подобной женщиной, потому что ее положение так отличается от моего, позвольте мне заверить вас — то же. самое я говорил сам себе тысячу раз.

Аттикус надеялся, что бедный, благородный глупец по крайней мере не говорил этого мисс Поттс. Будучи женщиной с тонкими чувствами, она бы…

— Это не правда, — сказал Эллиот. — Я люблю ее не за то она, какая она.

— То есть?

Выражение такого неописуемого блаженства появилось худом лице Эллиота, что у Аттикуса перехватило дыхание.

— Женщина, готовая отдать другому свой бисквит.

* * *

Летти положила на стол Эглантины стопку бумаг. Она была рада, что успела подготовить подробные указания. Она взглянула на стенные часы. Лондонский поезд отходил в полдень. А пока у нее было время, чтобы ждать и расхаживать по комнате.

Воспоминания нахлынули на нее. Куда он вчера ушел? Что он думал? Жалел ли, что признался ей в любви? Увидит ли она его когда-нибудь? Если она например, как-нибудь случайно будет проходить мимо палаты лордов, не увидит ли она, как он выходит и садится в , направляясь на поздний ужин? С дамой? С настоящей леди?

— Мисс Поттс?

Вздрогнув, Летти обернулась. Погруженная в свои мысли она не услышала, как вошла Эглантина. Хозяйка дома держала на руках Феигена.

— Да, мисс Эглантина? Эглантина протянула ей песика.

— Я принесла вам Ягненочка. Понимаю, что со всеми этими событиями и прочим вы забыли о нем. — По осуждающему выражению лица дамы было ясно, что она думала о таком невнимании.

— Его зовут Фейген. По крайней мере так я его называла. Я подозреваю, что вы можете называть его как вам угодно, и вскоре он будет отзываться на это имя. Он умный бродяга. — Летти решилась:

— И я не забыла о нем, мисс Эглан-тина. Он сам захотел остаться.

Глаза пожилой женщины широко раскрылись.

— Он никогда не принадлежал мне, просто был товарищем, идущим той же дорогой, вот и все. Я никогда не думала, что мы всегда будем вместе, и, похоже, была права. — Она улыбнулась Эглантине, с изумлением смотревшей на нее. — Почему он снова должен искать то, что уже нашел? Того, кто любит его, как любит и он сам.

— О, мисс Поттс…

— Летти, пожалуйста.

— Вы шутите. Собаки не могут любить. Летти покачала головой:

— За эти последние дни я поняла одну вещь. Никто из нас не может сказать, кого мы можем любить и хорошо ли это, возможно ли или прилично. Это просто существует, мисс Эглантина. Любовь просто существует.

— Вы уверены? — Эглантина медленно убрала протянутые руки. Фейген, успокоившись, прижался к ее тощей груди.

— Это не важно, — ответила Летти, чувствуя, как у нее першит в горле. — Важно, что он уверен.

— Благодарю вас, — прошептала Эглантина. Ее глаза увлажнились, и худые руки, Щадившие голову песика, задрожали. — Я вам так благодарна.

В дверь осторожно постучали, и Эглантина, охваченная переполнявшими ее чувствами, предоставила ответить Летти.

— Войдите.

Кэбот открыл дверь и отступил в сторону:

— Сэр Эллиот.

Она не ожидала снова увидеть его, и его появление заставило затрепетать ее сердце. Он был так хорош собой: безупречно одетый, мужественный и прекрасный. Но кое-что указывало, что джентльмен торопился. Его манжеты были чуть смяты, а галстук слегка съехал набок.

Летти захотелось его поправить.

Эллиот не сводил с нее глаз, и все его тело напряглось. Потом он взглянул на Эглантину.

— Не будете ли вы так добры, мисс Эглантина, и не позволите ли мне несколько минут поговорить с мисс Поттс? — От звучного бархатного голоса у Летти по спине пробежали мурашки.

Мисс Бигглсуорт не ответила. Не выпуская из рук Фейгена, она проскочила мимо Эллиота и закрыла за собой дверь.

Утренний свет, проникавший сквозь окна, бросал голубоватые блики на его волосы.

Морщинки в уголках необыкновенных глаз стали заметнее, как и складки вдоль носа и у губ. Синяки немного побледнели и приобрели желтоватый оттенок.

— Мне так жаль, что он ударил вас.

— Уверяю, это было взаимно. — Он засветился своей обезоруживающей улыбкой. — Наверное, мне не следовало этого делать. Я так по-детски дал выход своим чувствам. — И с усмешкой добавил:

— Но я получил огромное удовольствие.

Летти не удержалась от смеха. Глаза Эллиота потеплели оттого, что он развеселил ее.

— Он не слишком сильно побил вас? — спохватилась она.

— Нет. Хуже всего то, что я не могу хвастаться, как я разделал этого убл… прохвоста.

— Почему же не можете? — спросила она все еще с веселым любопытством. Он пожал плечами:

— Это не принято. Вы подумаете, что я груб. Ее улыбка исчезла.

— Никогда.

Это единственное слово мгновенно вернуло его к реальности. Эллиот заложил руки за спину, и Летти показалось, что он не знает, как начать и что сказать. Такая нерешительность была несвойственна ему. Он нахмурился, взглянул на нее, снова свел брови и сделал несколько шагов. Резко остановился.

— Чертовски интересная шляпа. Такой я еще не видел, — сказал он, глядя на ее головной убор.

Летти ожидала чего угодно, но не этого. Ее недоумение успокоило его, и, подойдя ближе, Эллиот с одобрением начал внимательно разглядывать ее шляпу.

— Оригинальная, вызывающая и в то же время очень кенственная. — Он перевел взгляд на ее лицо. — Только вы можете носить именно такую шляпу.

Она не знала, что ответить, не понимала, к чему он ведет азговор. Она могла только беспомощно стоять перед ним, хотелось поправить его галстук, хотелось, чтобы Эллиот обнял ее.

— Мэри сказала, что вы сегодня уезжаете. Возвращаетесь в Лондон.

Она кивнула.

— Не слишком ли поспешно? Я хочу сказать, — предполагалось, что вы закончите приготовления к свадьбе Анжелы.

— Я закончила, — ответила она. — Можно сказать, закончила. Сделала эскизы и написала инструкции. Ресторатор и виноторговец уже готовятся, и для обслуживания наняты слуги. Всем уже объяснили их обязанности. Все сделано.

Его это не убедило.

— Но должен же кто-то возглавлять все это? Впервые после его появления Летти улыбнулась:

— Грейс Пул и Мэри вполне справятся.

— Ясно. — Казалось, он был недоволен, и она его понимала. Он ведь не знал этих женщин так хорошо, как она.

— Все будет хорошо, — пообещала она насколько могла убедительно. — Кроме того, сегодня утром я получила телеграмму. Я должна выступать свидетельницей по делу Ника.

Эллиот нахмурился:

— И вы это сделаете?

— Да, конечно.

— Если его освободят, вы не боитесь, что он захочет отомстить? — спросил он.

Выражение его лица стало угрожающим. Неужели он все еще любил ее?

— Нет, — преодолевая волнение, ответила Летти. — То есть я не верю, что его могут освободить.

Эллиот приблизился к ней. Вид у него был суровый, он явно был встревожен.

Несмотря на то что она сделала, несмотря на то что она на одну ночь украла его любовь, он все еще любил ее…

— Но если Спаркла все же освободят? — настаивал он. Она больше не могла сдержаться — протянула руку и поправила узел на его галстуке.

— Вот поэтому я и хочу дать показания. Чтобы его не освободили!

— Если ты выйдешь за меня замуж, я позабочусь о твоей безопасности.

Ее рука застыла в воздухе. Он взял ее в свои теплые ладони. Она заметила легкие ссадины на суставах его пальцев. Темные волоски у манжет.

«Будь осторожна, — предупредила себя Летти, хотя ее сердце бешено колотилось, а колени подгибались. — Этого следовало ожидать; все здесь связано между собой».

Они провели вместе ночь; она была девственницей. Для него не имело значения, что она была незаконнорожденной и преступницей. Он видел свой долг в том, чтобы жениться на ней, это было делом чести. И он женился бы, ни словом не выдав своего сожаления, ибо такова была его натура. Сэр Эллиот был джентльменом до мозга костей.

— Летти, пожалуйста, окажи мне честь, стань моей женой. Стряхнув с себя оцепенение, она выдернула руки.

— Нет, нет. — Она старалась говорить беззаботно. — В этом нет необходимости. Клянусь. Ник никогда не сделает мне ничего плохого. Правда. Он грубиян, но не убийца. И думаю, что после суда, даже если его отпустят, во что я никогда не поверю, он не станет убийцей. И утратит свое влияние в Лондоне…

Эллиот с мрачным видом пристально смотрел на нее.

— Я неудачно выразился. Я хочу жениться не для того, чтобы защитить тебя. О да, я хочу тебя защитить, но это не… — Он замолчал и нежно погладил ее по щеке тыльной стороной ладони, покрытой ссадинами. Она невольно закрыла глаза. — Я люблю тебя, Летти.

— Эллиот, — вырвалось у нее с безнадежным вздохом.

— Это правда. Я люблю тебя. Полюбил тебя, как только увидел твою улыбку. Пожалуйста, Летти, посмотри на меня. Она открыла глаза и увидела, что он говорит искренне.

— Я люблю тебя, Летти. Я не хочу жить без тебя.

— Как ты можешь любить меня? — спросила она, заставляя себя сказать то, что убьет нежность в его глазах. — Ты меня совсем не знаешь. Ты знаешь леди Агату, придуманный персонаж, роль, которую я играла.

Он покачал головой, делая возражение мягким, но уверенным.

— Я влюбился не в персонаж, не в титул, не в профессию. Я влюбился в тебя не из-за твоего прошлого или вопреки ему. Я люблю тебя за глубину твоих чувств и страстность, за то, что, когда я вижу свое отражение в твоих глазах, я становлюсь лучше, чем я есть. Я люблю тебя за твой искренний смех. За то, что ты ввела в гостиную дворняжку так, словно это был принц, и за то, что подарила его. Я люблю тебя, Летти.

— Нет. — Чем больше ей хотелось верить ему, тем сильнее она сопротивлялась. Он должен был выбрать кого-то из своего класса, женщину, которая была бы настолько же настоящей леди, насколько истинным джентльменом был он сам. И он так и сделает. — Ты поедешь в Лондон, станешь бароном, встретишь какую-нибудь хорошую красивую леди, которой ты сможешь гордиться, которая будет равной тебе по рождению и знатности.

— Нет, — печально сказал он, — не будет этого. Она расхохоталась — натужно, страшно.

— Будет, увидишь. Это только кажется… только сейчас тебе так кажется. Ты ведь смирился с замужеством Кэтрин. А вы живете в одном городе. А нам не придется встречаться, чтобы напоминать нам… тебе о прошлом. Лондон так велик.

Его глаза, казавшиеся огненными колодцами, пронзали ее.

— Ты не Кэтрин. Это совсем другое. Я обещаю тебе, что, если ты мне откажешь, во всем мире не найдется такого большого города, где мы могли бы скрыться друг от друга. Весь наш остров будет слишком мал.

— Эллиот…

— Замолчи, пожалуйста, — хрипло произнес он. — Если ты чувствуешь, что не можешь выйти за меня, то не надо никаких объяснений.

Непроницаемая маска легла на его лицо, но она успела увидеть, какую глубокую рану нанесла ему. Она не могла позволить ему думать, что он полюбил ее безответно, не могла даже ради спасения собственной души.

— Эллиот, я люблю тебя.

Маска спала с его лица. Глаза вспыхнули.

— Тогда выходи за меня. Или скажи, что не любишь.

— Я не могу.

— Послушай, Летти. Я не хочу галантных сдержанных отношений. Не хочу каждый день желать образцу добродетели доброго утра и доброй ночи у дверей ее спальни. Я не желаю учтивости и пристойности в нашем союзе!

Резким движением он схватил ее и привлек к себе. Серебряные шпильки посыпались из ее волос и засверкали на темно-красном ковре, как звездочки на багровом небе. Его глаза потемнели и загорелись, такие же чувственные и полные нежности, как и его прикосновения.

— Я хочу тебя, Летти, какой бы ты ни была. Такой, как ты выходила бы из ванны, а твои влажные волосы опутывали бы мои руки и падали мне на грудь. Я хочу тебя холодной и величественной, жаждуще и,''ссоры и стыдящейся своей вспыльчивости. Я хочу тебя раскрасневшейся от работы и порозовевшей после сна. Я хочу, чтобы ты дразнила меня и возбуждала, была серьезной и задумчивой. Я хочу видеть в тебе все чувства, все настроения, видеть их всю оставшуюся мне жизнь. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной, Летти, поддерживала меня или спорила со мной, помогала мне или позволяла помогать тебе. Я хочу быть твоим другом и любовником, твоим ментором и учеником.

— И когда ты станешь бароном, ты захочешь, чтобы я носила корону? — затаив дыхание спросила она.

— Конечно, — ответил он. Но она заметила крошечную искру сомнения в его потемневших глазах. И поняла. Она так хорошо его узнала. Он бы с гордостью надел на нее эту корону. Дело было в том, что короны не будет.

Королева никогда не удостоит титула барона человека, женившегося на актрисе мюзик-холла.

Летти это знала. Ей объяснил Аттикус. С той поры все ее самые смелые мечты разбивались об это непреодолимое препятствие.

Она заставляла себя трезво смотреть на все, что их разделяло, не только на прошлое, но и на будущее. Дело было не только в том, что она чуть не стала преступницей, а он был судьей, но и в том, кем бы он мог стать: бароном, членом палаты лордов, «могущественным защитником добра».

Дав согласие выйти за него замуж, Летти Поттс не только лишила бы этого незаурядного человека баронства, — она нанесла бы вред всем тем людям, которых он когда-либо смог бы защитить. Она долго с грустью смотрела в его глаза, затем с нежностью дотронулась до его щеки.

— Я люблю тебя, Эллиот. Клянусь, до приезда сюда я не понимала, что значит это слово. Ничто на свете не сделало бы меня более счастливой, чем возможность быть твоей женой. Но я не могу.

— Бога ради, Летти, почему? — простонал он.

— Королева никогда не сделает тебя бароном, если ты женишься на мне.

Он не отрицал этого. Только взял ее руку и пылко поцеловал.

— Я тридцать три года прожил без баронства; уверяю тебя, проживу и дальше без этой чести, — сказал он, его теплое дыхание нежно ласкало ее кожу. — Я не знаю, проживу ли я без тебя, но твердо знаю, что не хочу жить без тебя.

Она, почти не прикасаясь, провела рукой по его шелковистым волосам.

— Не только ради тебя, мой самый… Это не только ради тебя.

— Так ради кого же? — Он повернул голову и посмотрел ей в глаза, требуя ответа.

— Ради тех, кто нуждается в твоей защите. Ради солдат, и детей, и женщин, работающих на фабриках, и ради муж-чин-, трудящихся в шахтах… Ты нужен правосудию, Эллиот. Оно и так уже слепо, но не должно быть еще и немым.

Он опустил руку Летти и с тихим проклятием отстранился от нее.

— Ты не можешь так поступить. Не можешь отнять у нас будущее ради каких-то безымянных людей.

Но она видела его муку, терзания его совести, когда Эллиот Марч произносил эти слова.

— Эллиот, ты сказал, что ты увидел себя моими глазами и стал лучше. То же и со мной. Не лишай меня моего благородства. Не делай меня хуже, чем хотел бы видеть меня, чем я могу быть. Как я смогу испытывать истинную радость, зная, что купила свое счастье ценой того, что тысячи людей останутся неуслышанными, или получила то, что они потеряли? Как смогу быть счастлива, зная, что, выйдя за тебя замуж, я сделала тебя незначительным человеком?

Его лицо выражало отчаяние и муку, на которые она обрекала его.

— А как же я, Летти? — обратился он к ней. — Как же мое желание купить наше счастье? Много ли я видел его, кроме твоей любви? Неужели это все, что посылают мне небеса? Единственный глоток счастья на всю оставшуюся жизнь? Единственный, чтобы я каждый час своего существования чувствовал, что я потерял? — с такими болью и гневом закончил он, что глаза Летти налились слезами. — Я не верю! — Он схватил ее за плечи и слегка встряхнул. — Есть же какой-то выход. Должен быть. Я с этим не смирюсь!

— Каких слов ты ждешь от меня, Эллиот? — спросила она.

— Дай мне что-нибудь, Летти. Что-нибудь. Какую-то искру надежды…

Она могла дать ему надежду. Но ей стало бы еще тяжелее, потому что она понимала — это пустая мечта. Когда он осознает это, его боль уже утихнет. Летти не могла отказать ему. Она не могла причинить ему лишнюю боль.

— Приезжай ко мне, когда станешь бароном. После того как займешь место в палате лордов, найди меня. Если у тебя еще будет желание жениться на мне, я стану твоей женой.

Он испытующе смотрел ей в глаза. Руки впились в ее плечи.

— Клянешься? Когда я стану членом палаты лордов, ты выйдешь за меня замуж?

— Да.

— Я заставлю тебя выполнить свое обещание.

 

Глава 32

Страницы светской хроники из лондонской газеты «Геральд»:

Свадьба мисс Анжелы Фрэнсис Бигглсуорт с лордом Хью Дентоном Шеффилдом, маркизом Коттоном, состоялась в субботу в Холлизе, имении отца мисс Бигглсуорт в Литтл-Байду-элле, Нортумберленд. Длинный список гостей включал имена самых знатных членов высшего общества и многих друзей и знакомых невесты из соседних имений…

Далее опущены три абзаца с перечислением имен тех, кто присутствовал на церемонии, и две колонки, посвященные подробному описанию туалетов гостей.

… Свадебные торжества отличались не только пышностью, но и оригинальностью, чего и следовало ожидать от агентства «Уайте. Свадебные торжества», но в данном случае церемония превзошла все ожидания своей новизной и изобретательностью.

После венчания из церкви жениха и невесту отвезли в коляске потрясающей красоты, покрытой лаком цвета слоновой кости, украшенной живыми цветами флердоранжа, что давало эффект японского папье-маше с перламутром. Этот прелестный восточный цветочный мотив присутствовал и в последующих торжествах.

В имении гостей встречали слуги в восточных одеяниях; женщины, одетые в кимоно, и мужчины в широких шелковых штанах и блузах приветствовали их молчаливыми поклонами. Весь вечер они с искусно разыгранным раболепием обслуживали приглашенных.

От дома гостей повели по извилистым дорожкам, усыпанным благоухающими цветами жасмина, через увитые цветами арки, над которыми взлетали шелковые воздушные змеи самых разнообразных цветов и причудливых форм — в виде золотых рыбок, ласточек и бабочек.

Позади старинного дама Бигглсуортов перед гостями предстал небольшой зеленый холм, на вершине которого стояли несколько пагод, а у подножия, под ветвями цветущей рябины и буковых деревьев, были установлены шатры из яркого полосатого шелка. По зеркальной поверхности живописного озера скользили миниатюрные китайские лодочки, а из них доносилась голоса секстета певцов, таких маленьких, что их можно было принять за детей, мелодично и виртуозно исполнявших популярные баллады.

В шатрах на длинных столах стояли приборы из тонкого китайского фарфора и серебра. Возле каждого прибора лежали маленькие сувениры: для джентльменов — красные шелковые фески с черными кисточками для курительных комнат, а для дам — изящно раскрашенные шелковые веера с изображением местных пейзажей…

(Далее опущено подробное описание различных блюд, которые подавались к столу, включая целую колонку, посвященную свадебному торту, испеченному дотоле еще неизвестным в Англии чародеем кулинарного искусства, миссис Грейс Пул.)

…Благовония, курившиеся в маленьких керамических чашечках, расставленных в шатрах, наполняли их ароматом, столь же приятным, как и голоса певцов. У берега плавали лебеди. Когда стемнело, зажгли бумажные фонарики, которые, раскачиваясь от легкого ветерка, бросали причудливые тени на эту восточную страну чудес. Но празднество еще не закончилось. Когда стало совсем темно, посреди рододендронов и в сосновой

3U

Още рядом с холмом вспыхнули волшебные огни, предваряя появление труппы восточных акробатов, великолепно исполняв-Iших удивительные трюки. После этого наступило красочное завершение праздника, за озером взлетели фейерверки, ярко освещая ночное небо.

Единодушное мнение тех, кому посчастливилось оказаться среди гостей на этом удивительном, необыкновенном празднике, сводилось к тому, что, к великому сожалению всего общества, подобного торжества в этом году больше не будет…

Приводимый ниже отрывок взят из рецензии в «Лондонском наблюдателе», посвященной постановке «Цыганки». Статья была опубликована приблизительно спустя шесть месяцев после предыдущей.

…Мисс Летти Поттс в роли Арлен — настоящее открытие. Возможно, зрители помнят мисс Поттс по прошлогодним выступлениям в нескольких одноактных пьесках, когда ее хвалили за прекрасное сопрано и восхитительный комедийный талант, но отмечали отсутствие у нее глубины чувств, необходимой для того, чтобы покорить публику. Ясно, И/ио эта критика оказалась преждевременной, ибо в роли цыганки-аристократки мисс Поттс поет со страстью и искренностью, которая поражает… Ария «Мне снилось, что живу во мраморном дворце» заставила публику подняться с мест. Хотя сама ария — образец сентиментальности, мисс Поттс наполнила ее такой тонкостью чувств и выразительностью, что ни у кого в зале глаза не остались сухими. Браво, мисс Лоттс, браво.

Еще месяц спустя «Лондвйский наблюдатель» поместил внизу страницы, отведенной политике, небольшую заметку.

Сегодня лорд Эллиот Марч, которому недавно был дарован титул барона Марча Байдуэлла, по получении предписания королевы займет свое место в палате лордов на открывающейся сессии парламента.

Летги сложила газету и отдала ее мальчику-посыльному.

— Спасибо, что, несмотря на дождь, ты принес ее, Винни. Отнеси в мою костюмерную, вот молодец, только не клади газету на баночки с гримом. Я хочу сохранить ее чистой, понял?

— Понял, мисс Поттс, — сказал мальчик и вышел исполнить ее поручение. Летти посмотрела ему вслед, уныние начинало овладевать ею.

Значит, это произошло сегодня днем. Эллиот занял свое место в палате лордов, и мир станет лучше. Раздвинув занавес, она посмотрела в зал. Публики было много, несмотря на грозу.

У них обоих все сложилось. Эллиот стал бароном, а она сделала карьеру певицы, о которой всегда мечтала. Надо было радоваться. И Летги радовалась.

В конце концов, она и не ожидала от него вестей. Она предвидела — он опомнится. И он опомнился. Ни разу он не дал ей знать о себе, не искал встреч. Ни разу не пришел в театр посмотреть на ее игру…

Она это точно знала; она просила управляющего следить, не придет ли он. И никто, тем более директор театра, стремящийся привлечь знатную публику, не мог бы не заметить присутствия одного из многообещающих политических деятелей. Нет, сэр Эллиот не приходил послушать ее, хотя бывал в других местах. Газеты любили его…

Его видели делающим покупки в одном из самых дорогих магазинов с дочерью богатого филантропа. Он обедал с вдовой выдающегося политика. Бывал в опере и раматическом театре, но никогда не бродил по Вест-Энду. Казалось, он не хотел попадать в затруднительное положение при случайной встрече с ней.

Да, газеты любили нового лорда. А как его можно было не любить, с усмешкой спросила себя Летти. Портреты были неудачными, но и на них Эллиот выглядел красивым, хотя и несколько суровым.

Когда он улыбался, фотографы, вероятно, сбегались к нему толпами. Но он не часто улыбался. В газетных статьях его характеризовали как серьезного, непреклонного, решительного человека. Он серьезно относился к своим обязанностям. И серьезно относился к жизни.

Об этом Летти жалела. Жалела его. Потому что когда-то он охотно смеялся. С ней…

Жаль, если утратил эту способность.

— Две минуты, мисс Поттс, — шепнул режиссер, когда первый акт подходил к концу.

Она наблюдала, как заканчивается самая напряженная сцена первого акта: маленькую девочку, которая играла Ар-лин в детстве, хватали цыгане и уносили со двора ее отца.

Публика ахнула, рабочие сцены опустили занавес. Они заполнили сцену, меняя декорации. Летти поправила на груди рваную пеструю шаль и тряхнула гривой по-цыгански распущенных кудрей так, чтобы волосы рассыпались по плечам.

Потом быстро вышла на сцену и легла на пол. Действие во втором акте происходило двенадцать лет спустя. Летти закрыла глаза, стараясь сосредоточиться на роли. Она была Арлин, похищенной дочерью аристократа, любимым приемышем цыганского табора, хорошо обученной их хитростям и обману, но все еще помнившая другую жизнь, другие времена…

Она почувствовала движение воздуха от поднятого занавеса и услышала шепот публики. Дождалась своей реплики и открыла глаза. Свет рампы ослеплял, а вокруг мелькали яркие краски, танцующие цыгане окружали ее.

Она играла эту роль более тридцати раз, и в душе понимала ее фальшь, банальную напыщенность и всю сентиментальность чуши, которой сама возмущалась. Но сегодня… сегодня…

Может быть, потому, что закрылась дверь перед ее самой большой надеждой… Может быть, потому, что Летти воочию увидела свидетельство его успеха и знала, что любит его так сильно, что способна даже отказаться от него… Слова арии, как в зеркале, отражали то, что она пережила в Литтл-Байдуэлле, то короткое, как сон, время, когда она была леди и ее любил джентльмен… И ее сон тоже оборвался, но не потому, что Летти была влюблена.

Какова бы ни была причина, она пела так, словно у нее разрывалось сердце, так, будто каждое слово было мольбой, каждая фраза звучала как умирающая надежда. И в то же время ее сон был так прекрасен, что даже воспоминания о нем наполняли ее сердце невыразимой радостью… и любовью.

Когда Летти закончила, никто в переполненном зале не шелохнулся. Все затаив дыхание смотрели на очаровательную женщину, стоявшую на коленях посреди сцены.

Тут двери в конце зала распахнулись. Удивленная неожиданным шумом, Летти вгляделась в темноту. Она ничего не увидела, но услышала взволнованный шепот публики и топот быстрых шагов. Шаги приближались к сцене.

И вдруг перед ней внизу за рампой появилась высокая фигура. Опершись рукой о край сцены, мужчина легко вскочил на сцену.

Это был Эллиот. Белый галстук сбился набок, а с темных волос стекала вода.

Дождь промочил его одежду, но глаза сияли из-под черных ресниц, а подбородок был упрямо вздернут. Она с изумлением смотрела на него. Он шагнул к ней. Публика затаила дыхание.

— Сегодня в пять часов я занял свое место в палате лордов и провел там все вечернее заседание, — негромко, но так, что слышал весь зал, произнес он. — Когда я вышел, я не нашел кеб, а ждать не хотел, поэтому прошу извинить меня за мой вид.

У нее перехватило дыхание.

— Прости мой внешний вид, — торопливо повторил он, — и сдержи свое обещание.

— Обещание? — Этого не могло быть. Актеры, находившиеся на сцене медленно отошли назад, оставив их одних на середине.

— Ты сказала, что я могу прийти к тебе, когда займу место в палате лордов, и тогда ты выйдешь за меня замуж.

Но… Должно быть, это сон. Наваждение. Его здесь нет. Он даже не написал ей ни строчки.

— Ты даже не написал мне ни строчки, — словно в бреду пробормотала Летти.

Он взял ее за плечи, нежно, но уверенно, и он совсем не походил на видение! Он был из плоти и крови, мужественный и сильный, он был Эллиотом, Боже мой!

— Я не решался. Знал: если я когда-нибудь увижу тебя, у меня не хватит сил или решимости держаться в стороне, а ты не согласишься ни на что, кроме самого лучшего, что я могу дать, и не только ради себя, но и ради меня. Поэтому я не писал и не приходил, но только Богу известно, какая это была мука. Ты должна избавить меня от нее! — потребовал он, его глаза сверкали страстью и обещали все, чего ей когда-либо хотелось. — Должна!

И, не в силах больше переносить страдания разлуки хотя бы еще минуту, барон Марч на глазах восьмисот зрителей заключил восходящую звезду сцены Летги Поттс в свои объятия.

— Ты должна выйти за меня. Дорогая моя, прекрасная, отважная Летги, — сказал он, понижая голос, так что только она могла его слышать. — А теперь быстро, пока я тебя не начал целовать на глазах всех этих людей, соглашайся!

Она улыбнулась, охваченная восторгом, опьяневшая от счастья, и осыпала поцелуями его подбородок, щеки, шею и губы.

— О, да, — ответила она. — Да, да, да!

Летги Поттс никогда не была глупой.