— Прыгай! — крикнул ему Эйвери. — Здесь шесть или семь футов глубины, а не мелководье, как с северной стороны.

— Сейчас. — Бернард сбросил ботинки и поднялся, чтобы снять брюки.

На какой-то миг у Эйвери возникло сильное ощущение, будто он перенесся в прошлое. Ему казалось, что он видит перед собой собственную фотографию, только снятую десять лет назад.

Широкие костлявые плечи Бернарда проступали под тонкой тканью рубашки, словно вешалка для одежды. Белые ноги, торчавшие из-под ее подола, были тонкими и длинными, как спички, и заканчивались громадными, похожими на утиные лапы ступнями. С таким сложением, подумалось Эйвери, парень должен держаться на воде как поплавок.

— Ну же, давай!

— Я же сказал — сейчас! — отозвался Бернард раздраженно.

Ухмылка на лице Эйвери сделалась шире.

Решительно выпятив подбородок, Бернард отступил на шаг и оттолкнулся от берега. Быстро перебирая ногами, он сделал сальто в воздухе и, войдя в воду, скрылся под ней. Спустя мгновение он снова появился над поверхностью пруда, отфыркиваясь и шумно ловя ртом воздух. Эйвери подплыл к нему, и довольное выражение на его лице уступило место тревоге.

— Я вижу, тебе редко выдавался случай поплавать.

Он старался сохранять беззаботный тон, памятуя о том, как важно было для него самого скрыть от других свою телесную немощь. Он внимательно прислушивался, боясь уловить у мальчика признаки начинающейся одышки, однако не услышал ничего, кроме ясных отчетливых вдохов, и перевернулся на спину, держась поблизости на тот случай, если Бернарду понадобится помощь.

— Я когда-то учился плавать в этом пруду, — как бы невзначай заметил он.

Теперь уже дыхание мальчика было совершенно нормальным, и он принялся неумело шлепать руками по воде.

— Да? А кто давал вам уроки?

— Никто, — ответил Эйвери. — Однажды я удил на берегу рыбу и нечаянно упал в воду. Мне оставалось либо плыть, либо идти ко дну, и я выбрал первое. А кто учил тебя?

— Мисс Бид.

Ответ мальчика застал Эйвери врасплох. Бернард, верно истолковав выражение его лица, рассмеялся.

— Я и не знал, что ты проводил так много времени в ее обществе.

— Вовсе нет, — ответил Бернард. — Мама предпочитает, чтобы я оставался рядом с нею, когда бываю дома. — Его брови приподнялись треугольником над переносицей. — Мама очень за меня тревожится. Более того, когда она узнала о том, что мисс Бид учила меня плавать, то была так расстроена, что мисс Бид пришлось дать ей слово, что подобное никогда больше не повторится.

По вздоху, вырвавшемуся из груди мальчика, Эйвери заключил, что дальнейшие проделки в обществе Лили пока что не предвиделись.

— Это сущий ад, не правда ли? — спросил он. Бернард не стал делать вид, будто его не понял.

— Да! — воскликнул он. — Это просто нестерпимо! То, с каким испуганным и раздосадованным видом преподаватели смотрят на тебя всякий раз, стоит тебе закашляться, и то, как другие мальчики хихикают тебе вслед, а ты сам поневоле задаешься вопросом, сумеешь ли когда-нибудь достаточно окрепнуть, чтобы быть хоть на что-то годным…

Эйвери кивнул. Обычно сдержанный мальчик теперь вдруг обрел голос.

— А каково тебе чувствовать, что твоя грудь внезапно сжимается, словно на ней сидит невидимый монстр, и ты не уверен, хватит ли у тебя сил сделать очередной вдох?

Эйвери снова кивнул. И это ему тоже было знакомо.

— Иногда… — Бернард потупил голову, но тут же снова поднял ее и бросил на него вызывающий взгляд. — Еще несколько лет назад мне казалось, что для меня самого будет не так ужасно, если я вовсе перестану дышать.

— Бернард…

Лицо мальчика выражало бессильный гнев.

— Да, я знаю, с моей стороны это было трусостью. Но я так устал жить в постоянном страхе, доставляя столько хлопот маме и мисс Бид.

— И что же заставило тебя изменить мнение? — тихо спросил Эйвери, сообразив, к своему облегчению, что мальчик говорил в прошедшем времени.

— Мне просто надоело все время беспокоиться из-за того, протяну ли я еще одну ночь или нет. И знаете, что самое забавное?

— Что?

— Чем меньше я думал о смерти, тем легче мне становилось. Я имею в виду, что у меня вошло в привычку слишком взвинчивать себя. — Он отвернулся, слегка покраснев. — Ну, вы понимаете, лежать в постели и размышлять о том, суждено ли мне проснуться на следующее утро или нет.

Эйвери всем сердцем сочувствовал мальчику.

— Потом я вспомнил, как тетя Франциска рассказывала, что у вас в моем возрасте была та же самая болезнь, — продолжал Бернард, — и, думая о том, каким вы стали сейчас, дал себе твердое обещание поправиться, чего бы мне это ни стоило. И тогда я почувствовал себя намного лучше. Не только здесь, — он слегка постучал себя по лбу, — но и здесь, — добавил он, ударив себя в грудь. — По крайней мере мне самому так кажется. Скажите, у вас… у вас тоже были такие же приступы, как и у меня?

— Да.

На лице мальчика отразилось явное облегчение.

— И что, они прекратились?

— Не совсем, — ответил Эйвери, тщательно подбирая слова. — Есть еще такие места и обстоятельства, которых я стараюсь избегать, вещи, за которые я даже не пытаюсь браться. Я шарахаюсь от них, как от чумы.

— Вы? — Бернард не верил своим ушам. — И какие же, например?

— Лошади. Достаточно мне пробыть рядом с ними несколько минут, как у меня возникает ощущение, будто железный обруч сдавливает мне грудь.

Мальчик подобрался к нему ближе.

— Правда?

— Правда. И я советую тебе избегать тех вещей, которые являются причиной твоих приступов. Бернард фыркнул:

— У моих приступов нет никаких причин.

— Тут я с тобой не согласен. Причины есть, и ты сам только что их назвал. Огорчение. Беспокойство. Страх. Я знаю, ты сочтешь нелепым, что настроение человека может так сильно влиять на его физическое состояние, однако я сам не только имел возможность проверить это на опыте, но и получил тому неоспоримые доказательства.

Мальчика, похоже, его слова отнюдь не убедили, однако у Эйвери хватило ума, чтобы не продолжать разговор на эту тему. Бернард, как и все Торны, должен был сам сделать выводы.

— Расскажи мне о своих уроках плавания. На сей раз его ход оказался более удачным.

— Это случилось летом второго года после переезда мисс Бид в Милл-Хаус. Мама и тетя Франциска отправились к соседям пить чай, оставив меня под присмотром Лил… то есть мисс Бид. Было очень жарко, к тому же мисс Бид провела все утро на конюшне…

— Она действительно так дорожит этими своими клячами?

— О да. — Бернард перевернулся на спину, предоставив воде поддерживать его. — Она в них души не чает. В общем, ее разморило от жары, да и меня тоже, и так мы вместе оказались здесь, на берегу пруда. Она спросила меня, умею ли я плавать, и когда я ответил, что нет, сказала, что мне не мешает научиться. Ну и слово за слово… — Взгляд мальчика стал мечтательным. — Она была так прекрасна… — добавил он шепотом.

Еще бы, подумал Эйвери.

— Когда она мокрая, волосы ее блестят, точно глянец, а глаза сверкают, как звезды. Она дала мне поплавать немного на спине, а сама поддерживала меня снизу рукой, и тогда я почувствовал… — Голос Бернарда замер, глаза его затуманились.

Эйвери и сам чувствовал то же. Неудивительно, что парень был так очарован этой темноволосой ведьмой. Мокрая Лили Бид. От одной этой мысли у него пересохло в горле и ледяная вода показалась вдруг теплой.

Он снова перевернулся и нырнул под воду, достигнув дна, и затем поплыл сквозь заросли переплетавшихся стеблей кувшинок. Прохладная, мягкая как шелк вода заполнила его глаза и уши, приглушая звуки и делая расплывчатыми очертания предметов. Пучки мерцающего солнечного света пронизывали зеленый полумрак золотистыми коридорами. Мелкая рыбешка шмыгала мимо, исчезая среди водорослей. Он отдался всецело этой спокойной, холодной, бесстрастной красоте, представлявшей собой такой резкий контраст с иной красотой — пылкой и опасной. Несколько минут спустя он снова появился над поверхностью.

— Где вы были? — раздался рядом испуганный голос Бернарда. Эйвери обернулся. Мальчик стоял по пояс в воде. — Вы провели столько времени под водой, что я уже подумал…

Парень выглядел обеспокоенным. Когда в последний раз хоть кто-нибудь так из-за него суетился?

— Извини меня, старина, — ответил Эйвери спокойно. — Хотя я и учился плавать здесь, однако у меня была возможность усовершенствовать свое искусство на одном из островов Полинезии. Мне ни разу не удавалось задерживать дыхание так долго, как это делали местные ловцы жемчуга, зато я вполне могу поспорить в этом отношении с любым европейцем. Мои спутники даже заключали на этот счет пари. — Чаще всего на бутылку спиртного, однако парню вовсе не обязательно было об этом знать.

— Вы бывали во французских колониях? — спросил Бернард. — Я не помню, чтобы вы упоминали об этом в ваших письмах.

— Всего месяц или около того. Я сделал там короткую остановку на пути в Австралию.

— Вы почти не рассказывали о ваших приключениях с тех пор, как приехали сюда.

— Гм…

Эйвери нехотя подгреб к нему поближе. Небо над их головами было покрыто слоистыми облаками оттенка слоновой кости. Где-то рядом в кустах боярышника раздавался щебет малиновки. До чего же здесь было красиво! Сколько тишины и умиротворенности в этом пейзаже — таком знакомом и близком, проникнутом чисто английским духом! Он жаждал этой красоты, этого покоя больше, чем чего-либо еще в своей жизни. Как, впрочем, и она тоже.

— Мне кажется, нет нужды докучать дамам… Как там мисс Бид назвала мои рассказы? Ах да. «Сказками для детей старшего возраста».

— Она просто чудо, правда?

— Признаться, это не то слово, которое я сам бы употребил, но я согласен с тем, что она незаурядная женщина.

Если Бернард и заметил недостаток уважения в его тоне, то ничем этого не показал.

— Не помню, говорил ли я вам, как здорово, что вы согласны оставить мисс Бид здесь, в Милл-Хаусе, если ей не удастся его унаследовать.

Жить вместе с Лили? Под одной крышей? Эта мысль его поражала… нет, черт возьми, внушала ему ужас!

— Послушай, Бернард, мне кажется, я ни разу не говорил о том, что она…

— Нет, говорили! — настаивал Бернард. — Вы обещали мне позаботиться о ее благополучии. Я всегда считал, что вы не из тех людей, которые способны отказаться от своих обя…

— Лучше не продолжай, — прервал его Эйвери, поднимаясь из воды, словно разгневанный Посейдон. И снова он вынужден был отдать мальчику должное: тот твердо стоял на своем. Пусть коленки у него дрожали, но все же он не уступал ни на йоту. — Я же сказал тебе, что позабочусь о ее будущем, и сдержу слово.

— Позаботиться о ее будущем совсем не то же самое, что позаботиться о ее благополучии. Благополучие подразумевает счастье, а она может быть счастлива только здесь, в Милл-Хаусе. Она так любит этот дом.

— Знаю. И я твердо намерен проследить за тем, чтобы мисс Бид ни в чем не нуждалась и… да, и была счастлива, хотя смею предположить, что если она станет владелицей Милл-Хауса, мое счастье будет заботить ее меньше всего. Мне самому очень нравится это место, если ты до сих пор еще не успел этого заметить.

— Что ж, тогда ответ на вопрос, как вам следует поступить, очень прост.

— Да? — Эйвери с язвительным видом приподнял брови. — Пожалуйста, просвети меня.

— Вам надо на ней жениться.

Лили вернулась домой поздно, проведя всю вторую половину дня в городе, где ей пришлось препираться с зеленщиком из-за очередного счета. Сославшись на головную боль, она удалилась к себе в комнату и оставалась там до самого вечера, пытаясь собрать остатки воли, чтобы побороть в себе все чувства к Эйвери Торну.

На следующее утро она заплела волосы в тугую косу и решительным шагом вошла в комнату, где им обычно подавали завтрак.

Эйвери там не оказалось. Что ж, тем лучше. Все равно у нее не было никакого желания видеть его сейчас.

Франциска тоже еще не появлялась, однако Эвелин подняла на нее глаза со своего места рядом с инвалидной коляской Полли Мейкпис и одарила ее улыбкой, одновременно наливая их гостье чай. Лили присмотрелась к Полли. Без сомнения, состояние ее заметно улучшилось. Вид у нее теперь был куда более спокойный… даже благодушный.

— Доброе утро, мисс Бид. — Бернард подошел к ней и подвинул ей кресло.

— Благодарю тебя, Бернард, но мне кажется, что мы вполне можем обойтись без церемоний, — ответила Лили, садясь на свое место.

— Что вы, мисс Бид! — воскликнул Бернард. — Я имею в виду, что мне не хотелось бы с вами спорить, но, будучи джентльменом…

— И что это вдруг нашло на тебя и на твоего кузена? — не сдержалась Лили. — Я бы не сказала, что у него это хорошо получается. Он слишком шумен, деспотичен — причем без малейших признаков какого-либо такта, — резок и груб. В нем нет ни обаяния, ни учтивости, ни даже простой вежливости!

Девушка подняла глаза и поймала на себе изумленные взоры присутствующих.

— По-вашему, я не права? — осведомилась она вызывающим тоном.

— О ком вы говорите, мисс Бид? — спросила Полли. Лили развернула салфетку.

— Об Эйвери Торне, о ком же еще? — Она бросила в чашку несколько кусков сахара и принялась помешивать ложкой чай.

Эвелин и Полли обменялись многозначительными взглядами. Бернард, если это вообще было возможно, смутился еще больше.

Тут дверь, ведущая на кухню, распахнулась и в комнату вошла запыхавшаяся Мери, толкая перед собой тележку. Не утруждая себя формальностями, она принялась перекладывать с переносной жаровни прямо на стол блюда с тонкими ломтиками ветчины и бекона, печеньем и горячими лепешками, вареными яйцами и копченой рыбой и, наконец, глубокие тарелки с овсяной кашей.

И все это ради Эйвери Торна, который даже не соизволил здесь появиться, чтобы оценить по достоинству их труд, неблагодарное создание!

— Мери, пожалуйста, не забудь напомнить мне о том, чтобы я поговорила с миссис Кеттл касательно еды, которую она в последнее время готовит слишком в большом количестве.

— Что вы, мисс Бид! Подросткам вроде нашего мастера Бернарда, — тут горничная лукаво подмигнула мальчику, который удивленно уставился на ее огромный живот, — не говоря уже о взрослых мужчинах вроде мистера Эйвери, нужно много есть, чтобы набираться сил.

— Бернарду — может быть, но мистер Эйвери и без того кажется мне достаточно сильным, — возразила Лили.

— Ваша правда! — подхватила Мери, испустив восторженный вздох, после чего принялась накладывать овсяную кашу в тарелку Бернарда. — Вчера вечером он перенес Кэти наверх через три лестничных пролета, да так легко, словно она сама ребенок, а не носит дитя под сердцем!

— Значит, он нес ее до самого верхнего этажа? — спросила Эвелин.

— Ну да. Он как раз проходил мимо, а эта девица возьми и бухнись вверх тормашками, как корова под топором мясника, поэтому ему пришлось тащить Кэти в ее комнату, а та всю дорогу ему улыбалась, будто пьяница, добравшийся до кувшина с вином, — произнесла Мери в порыве справедливого негодования.

— Что ж, — задумчиво сказала Лили, мысленно поздравив себя с тем, что ей удалось сохранить внешнее спокойствие, — не забудь напомнить мне, чтобы я непременно провела с тобой, Кэти и Терезой небольшую беседу по поводу вашей странной неспособности удержаться на ногах в присутствии мужчины!

— Хорошо. — Мери рассеянно кивнула ей, после чего снова обернулась к Эвелин:

— И вот еще что. Вы знаете тот большой стол на кухне? Тот самый, с мраморной крышкой, на который миссис Кеттл вечно натыкается потому, что он стоит слишком близко к двери?

— Да, — отозвалась Эвелин.

— Он его переставил. — Нагнувшись через плечо Бернарда, горничная добавила ему в кашу патоки. — 'Но и это еще не все. Знаете то огромное цветное окно на чердаке под самой крышей?

— Конечно, знаю, — ответила Франциска, вплывая в комнату. — Боюсь, что это одна из немногих вещей в доме, имеющих подлинную архитектурную ценность.

Бернард тут же вскочил на ноги и подвинул тетке кресло.

— Неужели оно действительно такое дорогое? — спросил мальчик, вернувшись на свое место.

— Да, насколько мне известно, — отозвалась Франциска. — Но пока это жадное выражение не успело прочно обосноваться на твоем лице, хочу тебе напомнить, что Милл-Хаус вместе со всей обстановкой должен в конце концов достаться либо Лили, либо Эйвери. О тебе тут даже речь не идет.

— Да, я понимаю. Мне просто любопытно, зачем кому-то понадобилось вставлять такое дорогое окно в обычном фермерском доме.

— Наверное, для того, чтобы пустить людям пыль в глаза. — Франциска с добродушной улыбкой посмотрела на племянника. — Ну так что же с этим окном, Мери?

— Мистер Эйвери его вымыл.

— Что?! — изумленно воскликнула Лили.

Мери снова кивнула, одновременно добавив в тарелку Бернарда взбитые сливки.

— Он сделал это, вися на веревке, прикрепленной к коньку крыши. По его словам, он научился этому трюку где-то в Ги-ма-луйс-ких горах. Ну же, ешьте, мастер Бернард. — Она по-приятельски потрепала мальчика по плечу.

— Но ведь это же очень опасно! — вскричала Лили. — Он мог упасть и разбиться насмерть. В жизни не слышала подобной нелепости!

— Я уверена, Лили, что Эйвери случалось заниматься куда более рискованными вещами, чем мытье окон, — заметила Франциска.

— Кроме того, кто еще мог сделать это за него? — подхватила Эвелин, прервав на короткое время свой разговор с Полли Мейкпис.

Полли тут же вмешалась в спор:

— Не будь моя нога в гипсе, я бы с большим удовольствием вымыла все окна в вашем доме. Я не вижу оснований, почему женщина не может висеть на веревке с тем же успехом, что и мужчина.

— Я нисколько не сомневаюсь, что вы способны справиться с любой задачей, которую на себя возьмете. — Эвелин успокаивающим жестом потрепала по руке Полли, что немало удивило Лили. Ей всегда казалось, что Эвелин недолюбливала Полли Мейкпис, однако в последнее время эти двое практически не расставались.

— Я согласна с мисс Мейкпис. Мы сами или горничные в состоянии выполнить любую работу в доме, какая только потребуется. У меня есть сильное подозрение, что Эйвери Торн этим поступком хочет показать мне, насколько лучше он подходит на роль хозяина Милл-Хауса, чем я. Что ж, — глаза Лили превратились в щелочки, — пусть себе делает что хочет.

Лили бросила взгляд на часы. Было уже довольно поздно. Вероятно, сегодня ей удастся избежать встречи с Эйвери

Торном. Она гордо выпрямилась. Нет, лучше уж покончить с этим поскорее. В конце концов, это был всего лишь поцелуй. Правда, он надолго лишил ее присутствия духа, и она провела слишком много часов, воскрешая в памяти прикосновение его губ, тугие мускулы, напрягшиеся под ее ладонями, его жаркое дыхание и… Она откашлялась.

— Можно было бы надеяться, что человек, считающий себя джентльменом, не станет утруждать прислугу, опаздывая к завтраку.

— Вы хотите знать, где сейчас мистер Торн? — спросила Полли.

— Нет, — ответила Лили. — Я просто высказала вслух свое замечание. Могу вас заверить, что отсутствие мистера Торна меня нисколько не заботит — если не считать того, что он доставляет лишние хлопоты моим горничным.

— Он никому не доставляет хлопот, потому что его нет дома! — певучим голоском вставила Мери. — Он уехал.

Лили показалось, будто она подступила к самому краю разверзшейся под ногами пропасти. Неужели ее поступок вызвал в нем такое отвращение, что он был уже не в силах оставаться с ней под одной крышей?

— Ты хочешь сказать — навсегда? — хрипло прошептала она.

— Нет, — ответила Мери, забрав тарелку Бернарда и направившись к Эвелин. — Он просто уехал на несколько дней в Лондон, чтобы наведаться к портному. Бог свидетель, ему нужны новые костюмы. Мы с Терезой уже устали распускать швы на тех, которые он с собой привез.

Наведаться к портному. Ах да. Она совсем об этом забыла. Лили с трудом удалось выровнять дыхание, однако невозможно было скрыть от самой себя облегчение, волной нахлынувшее на нее, и радость от сознания того, что она видела его не в последний раз.

Боже правый! Ей придется как-то с этим бороться. Ведь он собирался отнять у нее Милл-Хаус — тот самый Милл-Хаус, ради которого она прилагала столько усилий и трудов и который один мог служить порукой ее будущего, ее безопасности… ее независимости.

— Ты что-то вдруг погрустнела, моя дорогая, — обратилась к ней Франциска.

— Вы позволите мне вас покинуть? — спросил Бернард.

— Да, как тебе будет угодно, — ответила Эвелин.

Бернард вышел из-за стола, чуть было не столкнувшись на пороге с Терезой. Здесь ему пришлось остановиться, так как огромный живот горничной заполнял собой почти весь дверной проем.

— О, мисс! — простонала та жалобно. — Произошло нечто ужасное. Я о той китайской вазе, что стояла в гостиной. Так вот, ее кто-то разбил! Она разлетелась на множество мелких кусочков. Клянусь, я не делала этого, мисс!

— И я тоже! — тем же хныкающим тоном подхватила Мери.

— Довольно! — отрезала Лили. — Меня не волнует, кто разбил вазу. Все равно это не имеет ни малейшего значения.

— О, Лили! — На светлых глазах Эвелин выступили слезы. — Эта севрская ваза стоит не одну сотню фунтов. У служащих банка есть полный список всех ценностей, находящихся в Милл-Хаусе, и они наверняка потребуют найти ей равноценную замену, прежде чем начнут подсчитывать доходы и убытки за время твоего правления. Откуда ты возьмешь деньги, чтобы возместить стоимость вазы?

Лили спокойно поднялась с места. Сейчас ей прежде всего следовало проследить за тем, чтобы из гостиной убрали осколки, и разобраться, кто же все-таки разбил вазу.

— Это не настоящая севрская ваза, — пояснила она пятерым присутствующим. — Несколько лет назад, когда Бернард впервые приехал в Милл-Хаус, я попросила местного ремесленника сделать для меня точную копию. Настоящая ваза уже давно убрана в кладовую, где она находится и сейчас. — Окинув взглядом их ошеломленные лица, она добавила:

— Учитывая то, что Бернард с ранних лет обладал склонностью бить хрупкие предметы — привычка, от которой он, к счастью, с возрастом избавился, — любое другое решение с моей стороны было бы неразумным. При всех моих недостатках меня никак нельзя упрекнуть в отсутствии разума.

Кроме тех случаев, когда в деле замешан Эйвери Торн, поддразнил ее внутренний голос.