Фиа опустилась на стул у окна. Еще раньше она поставила его так, чтобы свет, проникающий в комнату через окно, хорошо освещал лицо того, кто сидит на этом стуле. После напряжения от вчерашней встречи с отцом утренний свет был к ней недобрым, и малейшая морщинка становилась заметной. Фиа перебирала письма.

– Не понимаю! – воскликнул Пип. Он пришел минут десять назад и все это время оставался на ногах, отказываясь сесть.

Фиа тяжело вздохнула, ясно показывая, что пытается подавить раздражение, и холодным взглядом окинула юношу. Он был еще бледен, лицо его осунулось и похудело, но передвигался он уже свободно, и дыхание у него было ровное.

– Что ты не понимаешь? – спросила она с нескрываемым раздражением. – Я уже давно собиралась съездить куда-нибудь с близким мне человеком. Меня не будет около двух недель или чуть больше. Что же здесь непонятного? – Ложь далась ей легко. Мысль спрятаться здесь, пока другие будут думать, что она в отъезде, казалась ей удачной.

– Кто этот друг? – требовательно спросил юноша.

Фиа взяла серебряный нож для вскрытия писем. Нельзя позволить втянуть себя в эмоциональную сцену. Иначе ей пришлось бы отвечать Пипу не так холодно, как ей хотелось, и он убедился бы, что его и Фиа связывают какие-то чувства.

– Я не думаю, что это касается тебя.

Молодой человек еще больше побледнел. Он был явно смущен.

– Что я сделал? Почему ты переменилась ко мне? – терялся в догадках Пип.

– Неужели? – удивленно прозвучал голос Фиа. – Отчего ты так решил?

На мгновение ей показалось, что он откажется отвечать. Но он был слишком молод и неопытен, да ко всему еще не до конца оправился после ранения. Поэтому было совершенно естественно, что ему хотелось именно сейчас уколоть ее, сделать тоже больно.

– Ты стала черствой и бесчувственной, – воинственно произнес он. – Я хочу знать почему?

Фиа молчала, словно обдумывая услышанное и выбирая слова. Судя по виду, резкий тон юноши совершенно не задел ее. Будто и не было этой тупой боли в ее сердце. Она первой прервала неловкое молчание.

– Мой милый Пип, наверное, это ты изменился, – наконец сказала Фиа. – Возможно, близость к трагическому концу повлияла на твое восприятие жизни и людей, – пояснила она с небольшой запинкой.

– Ты хочешь сказать, что всегда была такой холодной и бесчувственной? – в недоумении допытывался Пип.

– Нет, вовсе нет, – рассмеялась Фиа. – Я только говорю, что, вероятно, никогда не была той сентиментальной особой, за которую ты меня принимал, но теперь ты это понял. Очень жаль, если действительность разочаровала тебя. Но в свою защиту должна сказать, что большинство мужчин не согласились бы с тобой. – Фиа опустила глаза, юноша покраснел.

– Может, вы и правы, леди Фиа. – Пип закусил губу от досады. Послышался осторожный стук в дверь.

– Войдите, – разрешила Фиа, радуясь, что их прервали. Дверь открыл дворецкий.

– Леди Фиа, я... – Он заметил Пипа и остановился. – Кажется, я не вовремя.

– Нет-нет, – возразила Фиа, – мы уже закончили. Не так ли, Пип? – Юноша хотел было запротестовать, но передумал.

– Разумеется, мадам. Но позвольте сказать, мне известно имя того друга, с которым вы собираетесь путешествовать. – Брови Фиа в изумлении взметнулись вверх. Поскольку ее предполагаемый отъезд и компаньон были вымышленными, ей стало интересно, о ком подумал юноша.

– Неужели? – с живостью обратилась она к нему.

– Да, – сердито продолжил юноша. – Ради того образа, который когда-то был в моем сердце, позвольте предупредить вас в отношении его.

– Да, конечно, – пробормотала Фиа в растерянности. – Только вот кого?

– Видите ли, Томас Донн однажды утверждал, что он мне друг. Но теперь вы сами можете убедиться, насколько он ценил наши отношения. Он воспользовался моим ранением, чтобы приблизиться к вам, а теперь хочет увезти вас за границу.

– Томас Донн? – повторила растерянно Фиа. – Он сказал вам, что уезжает из Лондона со мной?

– Нет, – ответил Пип. С растерянным видом он переминался с ноги на ногу, однако не собирался отказываться от своих слов, – но Томас сказал мне, что через несколько недель покинет Лондон, а когда он навестил меня, пока я поправлялся, то говорил о вас. В то время я подумал, что он недолюбливает вас и явно не одобряет вашего поведения, но теперь я понял, что под этой маской он скрывал свои подлинные намерения. – Пип замолк, глубоко вздохнул и закончил: – Я не настолько глуп, мадам. Я понимаю и вижу, что к чему. – Он горько усмехнулся. – Подумать только, а еще предупреждал, чтобы я не связывался с вами.

– Да-да, что ж, – быстро нашлась Фиа. – Мужчины всегда ставят собственные интересы выше интересов других, даже выше интересов своих друзей.

Каковы бы ни были подозрения Пипа, как бы ни страдал юноша от ревности, но намерение Томаса покинуть Лондон не имело никакого отношения к Фиа. Она отвернулась от Пипа и посмотрела на Портера, который все еще молча стоял на пороге.

– Только мужчины? – спросил Пип.

– Нет, конечно, женщины тоже так поступают. – Фиа обернулась и посмотрела на него через плечо. – Благодарю тебя за беспокойство. – Пип не ответил. – Кажется, Портер хочет мне сказать что-то личное. – Она дала понять Пипу, что разговор закончен, но сделала это несколько резко. Пип покраснел и направился к выходу.

Фиа выждала некоторое время, услышала, как хлопнула входная дверь, и устало поинтересовалась у дворецкого:

– В чем дело, Портер?

– Я знаю, мадам, что это не мое дело вмешиваться в ваши намерения, судить о ваших друзьях и почитателях...

– Пожалуй, – согласилась Фиа с иронией в голосе.

–...но я бы плохо выполнял свои обязанности, если бы не заподозрил, что кто-то хочет проникнуть к вам и сделать что-то плохое. Ведь если бы в таком случае я не предупредил вас, это означало бы, что я не справился со своими обязанностями. Не так ли?

– О Боже, Портер! К чему все это? Если это чисто риторический вопрос, боюсь, я не смогу тебе ответить.

– Вовсе нет, леди Фиа. Я просто хотел убедиться в ваших пожеланиях.

– О, понятно. Если говорить о моих пожеланиях, так вот: если ты заподозришь, что против меня что-то замышляют, я буду признательна, если ты предупредишь меня заранее.

Портер кивнул:

– Тогда, мадам, я должен согласиться с подозрениями мистера Лейтона относительно капитана Донна.

– Почему? – Лицо Фиа сделалось серьезным.

– Потому что сегодня утром капитан Донн приходил к вам с визитом.

– Что? – удивилась Фиа. – Почему мне не доложили?

– Потому что капитан Донн предупредил лакея, молодого парнишку по имени Боб, чтобы тот вас не беспокоил. Он пришел рано, слишком рано для визита к такой даме из общества, как вы. В это время господа обычно еще спят. Он хотел видеть вас, а когда Боб сказал, что вы еще никого не принимаете, рассмеялся в смущении и объяснил, что желание видеть вас заставило его забыть о приличиях. Тогда Боб решил, что капитан – один из ваших поклонников, который потерял от вас голову. Капитан принялся расспрашивать Боба о ваших привычках, когда вас лучше всего застать дома, о вашем расписании, когда вы бываете одна. Его интересовали такие подробности.

– И Боб рассказал ему? – Фиа нахмурилась. Портер поморщился:

– Боюсь, что да, леди Фиа. Капитан щедро отблагодарил его и ушел. Он также попросил Боба не упоминать о его визите, потому что ни к чему даме знать, что мужчина жаждет ее видеть. И Боб, который совсем недавно получил отставку у своей девушки, согласился с капитаном Донном. Он случайно упомянул о его посещении только сейчас, когда увидел, что к вам с визитом пришел мистер Лейтон. Ему показалось несколько странным, что столько господ приходят к вам до ленча. Уверяю, мадам, это слова Боба, а не мои.

– Разумеется, разумеется, – пробормотала Фиа. Мысли ее смешались. Она посмотрела на письмо, которое прислал ей Джеймс Бартон накануне. Прочитав его, она поначалу решила, что это обычная осторожность Джеймса, но теперь...

Портер по-прежнему стоял в дверях. Фиа внезапно приняла решение.

– Благодарю вас, Портер, и за верность, и за усердие. Однако беспокойство ваше необоснованно. Я действительно собираюсь на время уехать из Лондона. Возможно, даже сегодня днем, а может, и нет. Планы мои еще не определились и зависят от моих капризов. Сообщите об этом прислуге.

Если Портер и удивился, то многолетний опыт позволил ему это скрыть. Он только поклонился и коротко ответил:

– Слушаюсь, миледи.

Когда Гунна с чашкой горячего шоколада на подносе вошла в комнату, Фиа стояла перед открытым гардеробом. Горбунья вопросительно посмотрела на нижние юбки, платья, шелковые чулки, корсеты, разложенные на кровати, стульях, кушетке – везде, где только можно.

– Так ты все-таки собираешься, – произнесла горбунья. – Неудивительно. В этом городе и святой согрешил бы, а ты, дорогая, далеко не святая.

Фиа посмотрела на шелковую нижнюю юбку, которую держала в руке, отложила ее и вместо нее взяла простую зеленую.

– Хватит тебе, Гунна.

Горбунья поставила поднос на туалетный столик.

– Что ты делаешь, милая? – спросила она.

– Готовлюсь к похищению. – Фиа бросила на кровать четыре пары шелковых чулок, подумала и добавила к ним еще одну.

– Что? – удивилась Гунна, не ожидая услышать такое, и вперила в Фиа свой выразительный глаз.

Почувствовав в голосе старухи нескрываемое удивление, Фиа повернулась к ней и улыбнулась. Ей редко удавалось чем-либо удивить Гунну.

– Готовлюсь к своему похищению, – повторила она безмятежно, посмотрела на часы, стоявшие на камине, и добавила: – Оно может случиться в любую минуту.

– Пожалуйста, объясни, Фиа, да попонятнее, – проговорила Гунна. Изуродованное лицо старухи оставалось серьезным.

– Уже некогда, Гунна, – поспешила отделаться Фиа.

– Найди время, – сурово потребовала старуха.

Фиа не хотела сейчас вступать с ней в спор. Старая шотландка, несомненно, добьется своего, убедит ее, что планируемое похищение – всего лишь игра воображения Фиа. А мысль о похищении пришла ей в голову потому, что она поняла замысел Томаса Донна – сделать все, чтобы избавить Джеймса Бартона от ее влияния.

Фиа решила подыграть Томасу. Только так можно решить сразу несколько проблем. Во-первых, она выполнит волю отца и исчезнет на некоторое время, за которое Джеймс успеет встретиться с отцом, и, таким образом, это, возможно, пойдет на пользу Джеймсу. Именно ее отсутствием будет объясняться его несчастный вид при встрече с отцом. Во-вторых, это помешает Томасу сорвать ее замысел. И последнее, но не менее важное – позволит ей отомстить шотландцу, и это будет сладкая месть.

Фиа раскрыла саквояж и принялась складывать в него одежду. С собой надо взять не слишком много, чтобы Томас не догадался, что она раскусила его план. Она повернулась. Глаза ее загорелись, когда она заметила очень женственную соблазнительную утреннюю накидку из фиолетового тюля. Места она займет совсем немного, ее надо обязательно взять.

– Фиа, – в голосе Гунны слышалось явное предупреждение. Фиа спокойно взглянула на старуху.

– Не нужно волноваться, Гунна. Меня хочет похитить один человек, чтобы не соблазнил другой, – пояснила она любезно.

– А-а! – воскликнула старуха. – Вот уж не думала, что доживу до того дня, когда леди Фиа Меррик так легко проведут! – вознегодовала Гунна.

– Не думай, что я такая доверчивая, Гунна. Я уже не наивная девочка, – энергично возразила Фиа.

Гунна уставилась на Фиа своим единственным глазом. Похоже, она вполне удовлетворилась тем, что увидела. Она хмыкнула и присела на край кровати.

– А кто тот святой, который решил избавить Лондон и всех мужчин от такого дьявола, как ты?

– Томас Донн.

– О нет! Только не он. Кто угодно, но только не он. Ты же еще девочкой была без ума от него. Нет-нет, я не допущу, чтобы ты оказалась в его руках, – торопливо вскинулась Гунна.

– Гунна, милая, – попыталась улестить ее Фиа.

– Не надо называть меня милой. Этим ты никогда ничего не могла от меня добиться. И сейчас не поможет.

– Ну ладно, Гунна. – Фиа встала, и голос ее зазвучал иначе. – Тогда слушай. Тебе придется поверить мне. Если я уеду с Томасом Донном, я могу быть совершенно спокойна, что ему не удастся помешать моим планам. А планы мои таковы: я хочу вернуться в Брамбл-Хаус. Я хочу, чтобы мы все вместе там жили – я, ты и дети. Я хочу навсегда избавиться от власти отца. Я хочу сделать это для нас. – Единственное, о чем она не сказала Гунне, так это о предполагаемой мести Томасу Донну.

– Не знаю... – теряясь в догадках, начала Гунна, приложив ладонь к изуродованной щеке.

– Все будет хорошо. Все, что я делаю, очень разумно, – заверила ее Фиа.

Гунна задумалась, потом хлопнула себя по коленке и сказала:

– Что ж, тогда я с тобой.

– Нет, Гунна, нет. Он никогда не согласится, чтобы ты меня сопровождала... И потом... тебе нужно остаться здесь с Кеем и Корой. Она может появиться так же неожиданно, как Кей. – Конечно, нечестно использовать привязанность Гунны к детям, но Фиа уже давно поняла, что если хочешь добиться своего, то сделать это честным способом не всегда возможно.

– М-м-м, – протянула старуха и покачала головой, – не нравится мне все это, особенно этот человек.

– Он не обидит меня, – убежденно отозвалась Фиа. Гунна посмотрела на нее с тревогой:

– Мне казалось, что он не из тех, кто добивается своего силой.

– Ну, со мной его штучки не пройдут, – заявила Фиа, однако, пожалуй, мало утешила старую женщину. Но, по крайней мере, та перестала возражать. А когда Фиа защелкнула замок на саквояже и поставила его у двери, Гунна поцеловала ее в щеку и ушла, пообещав следить за домом. Фиа свободно вздохнула и проговорила вслух то, чего не стала говорить Гунне: – Его штучки не пройдут со мной, но я уверена, что добьюсь от него того, что надо мне.