Март 1816 года

— Лучше взгляните сами на эти документы, леди Лидия, — сказал Роберт Теруиллиджер, старший партнер Лондонского королевского банка, элегантной красавице, сидевшей по другую сторону письменного стола.

Она неохотно взяла стопку документов из его рук и начала читать, давая Теруиллиджеру возможность как следует разглядеть ее.

В свои двадцать четыре года, когда большинство молодых леди считаются уже старыми девами, леди Лидия Истлейк отнюдь не собиралась уступать кому-нибудь место одной из самых безупречных леди в высшем свете.

Даже Теруиллиджер, не разбиравшийся в моде — несмотря на то что три его взрослые дочери прилагали немалые усилия, чтобы развить у него хороший вкус, — не мог не одобрить внешний вид леди Лидии Истлейк. На ней была изумрудно-зеленая накидка, отделанная шелковым шнуром цвета беж, на голове — изящная весенняя шляпка, украшенная листьями папоротника и цветами. Блестящие каштановые локоны обрамляли лицо с идеально правильными чертами: маленький заостренный подбородок, прямой носик, темные выгнутые брови и высокие скулы.

Но самой примечательной чертой были ее глаза: обрамленные длинными темными ресницами, экзотически приподнятые у висков, они были такого интенсивного синего цвета, что казались фиалковыми. Поговаривали, что сильные мужчины, заглянув в их фиалковые глубины, могли стать ее вечными добровольными рабами.

Роберт Теруиллиджер был сильным мужчиной. Но для того чтобы держать в узде таких, как леди Лидия Истлейк, требовалось быть очень сильным. Она была своевольна, склонна потакать своим слабостям, но при этом абсолютно очаровательна и способна заражать окружающих своим весельем. Но самое худшее заключалось в том, что она чувствовала себя абсолютно независимой.

С тех пор как три года назад леди Лидия достигла совершеннолетия, она не была подвластна контролю ни одного родственника-мужчины, поскольку никому не была дочерью, сестрой, племянницей, женой, вдовой либо подопечной.

Теруиллиджер не был лично знаком с ее родителями, и пост ее личного банкира достался ему по наследству, но он о них много слышал. Их история какое-то время была предметом пересудов.

После смерти старшего брата Роналд Истлейк стал наследником огромного состояния, в основе которого лежали многочисленные земельные владения благородного семейства, приумноженные благодаря готовности брата вкладывать капитал в торговлю — в буквальном смысле этого слова. Истлейки владели империей, занимающейся морскими перевозками. После старшего брата осталась также его вдова Джулия, которая могла теперь снова выйти замуж.

Было очевидно, что Роналд и Джулия уже довольно давно влюблены друг в друга, потому что едва успел закончиться период траура, как Истлейк убедил Джулию бежать с ним во Францию, потому что в Англии ни один священник не стал бы сочетать их браком, ссылаясь в качестве оправдания на древнюю религиозно-нравственную традицию, не одобряющую брак с вдовой брата.

К счастью, французские священники не были столь сильно привержены традициям.

Учитывая баснословные размеры унаследованного состояния, а также тот факт, что кто угодно мог потребовать расторжения их брака на основании заповеди, запрещающей женитьбу на вдове брата, они решили после бракосочетания больше никогда не возвращаться в Англию, чтобы не ставить свой брак под угрозу. Они укрепились в этом решении еще больше, когда менее года спустя у них родилась дочь.

Судя по всему, в изгнании они чувствовали себя очень хорошо. В международных кругах они были широко известны своим обаянием, склонностью к перемене мест, жизнелюбием и позицией невмешательства. Малолетнюю Лидию они всюду брали с собой. Королевские дворы Европы были площадками для ее игр, а самые дальние оконечности Британской империи — ее задним двором.

Они были знаменитыми, везде желанными, богатыми и влюбленными друг в друга, но, по мнению Теруиллиджера, все это не оправдывало их пренебрежения к будущему своей дочери. Очевидно, мысль о том, что они не всегда будут молодыми и полными сил и что вообще человек не вечен, никогда не приходила им в голову, потому что они даже не подумали заранее позаботиться о своем единственном ребенке, если с ними что-нибудь случится. А с ними именно так и произошло: они погибли в дорожно-транспортной катастрофе.

После их смерти леди Лидия в возрасте четырнадцати лет стала наследницей одного из крупнейших в Англии неотчуждаемых состояний, а это означало, что собственность принадлежит только ей одной, и она может поступать с ней как пожелает, и не обязана сохранять ее для передачи следующему поколению. Поскольку родни у нее не было, она стала подопечной короны, и принц-регент назначил ее опекуном престарелого сэра Гримли, одного из своих кузенов, человека, финансово ответственного, но вечно отсутствующего у себя дома. Бедная девочка, которая была любимицей дюжины европейских королевских дворов, оказалась единственным ребенком в суссекском доме сэра Гримли, где рядом с ней, кроме наемного обслуживающего персонала, не было никого.

Потом, когда Лидии исполнилось шестнадцать лет, ее взяла под свое крылышко ее крестная и друг детства ее матери, овдовевшая герцогиня Гренвилл, которая представила ко двору многообещающую красавицу. С тех пор они стали самыми близкими подругами, несмотря на разницу в возрасте.

Лидия, достигнув совершеннолетия и унаследовав огромное состояние, освободилась от тех немногих ограничений, которые установила для нее герцогиня, и стала руководствоваться в своих поступках исключительно собственной прихотью. Она знала, что именно так поступали ее родители. Однако в качестве уступки традициям она взяла себе в качестве компаньонки некую миссис Код.

Теруиллиджер бросил взгляд на женщину, сидевшую сейчас рядом с леди Лидией, — маленькую рыжеволосую толстушку, чем-то напоминавшую куропатку.

Вскоре после того как Лидии исполнился двадцать один год, она начала представлять Эмили Код как свою дуэнью, утверждая, что та является ее овдовевшей троюродной сестрой. Ходили слухи, что леди Лидия вызволила ее из сумасшедшего дома, чтобы поставить на эту должность, не желая искать для себя более подходящую — и более требовательную — компаньонку.

Конечно, Эмили Код вполне подходила на роль дуэньи для бойкой и независимой девушки. Она была дружелюбна, снисходительна и обладала похвальной способностью засыпать, сидя в кресле абсолютно прямо. Правда, у нее была склонность «коллекционировать» всякие мелкие вещицы из домов, которые они посещали. В свете об этом знали, и это послужило основанием для распространения слуха относительно сумасшедшего дома.

— Что именно должны сказать мне эти цифры, мистер Теруиллиджер? — спросила вдруг леди Лидия, оторвав взгляд от документов, лежащих на ее коленях.

— Ну-у…

Она заметила направление его взгляда и элегантно взмахнула затянутой в перчатку ручкой.

— Нет ничего, о чем вы не могли бы говорить в присутствии Эмили, мистер Теруиллиджер. Она знает больше моих секретов, чем вы.

— В таком случае слушайте, леди Лидия. Вы банкрот.

Она вздрогнула, потом весело рассмеялась.

— Я была уверена, что у вас есть чувство юмора, мистер Теруиллиджер. — Я уже почти потеряла надежду увидеть когда-нибудь его проявление, но всегда знала, что у вас оно есть.

Он уставился на нее в полном смущении.

— Но… у меня нет комедийного таланта, леди Лидия, — сказал он. — Я говорю совершенно серьезно. Вы банкрот.

Вместо того чтобы ответить, леди Лидия протянула руку и взяла с коленей Эмили пресс-папье. Теруиллиджер даже не заметил, когда эта женщина взяла его. Миссис Код смущенно улыбнулась.

— И из-за этого вы настояли на том, чтобы я отменила приглашение на ленч и встретилась с вами в вашем офисе? Разве это не могло подождать? — спросила леди Лидия.

Он пристально всмотрелся в ее лицо, пытаясь сообразить, поняла ли она значение его слов. Правда, она всегда была не в ладу с цифрами, но и дурочкой отнюдь не была. Он не сомневался, что если бы она пожелала, то смогла бы понять всю серьезность своего финансового положения. Поэтому он мог лишь предположить, что она не желала этого делать. Да и зачем ей это? Ведь всегда казалось, что ее финансовые средства неистощимы.

Ему вспомнилась их первая встреча три года назад, когда она вступила во владение своим, казалось бы, безграничным наследством, и он был назначен управлять ее финансами. Ей был тогда двадцать один год, и была она очень красивой, баснословно богатой сиротой.

С точки зрения человека, занимающегося банковским делом, это было не очень удачное сочетание. Он, конечно, понимал, что это он допустил ошибки в управлении ее богатством. Но в условиях ублюдочной экономики того времени большинство банкиров и биржевых маклеров тоже совершали массу просчетов в управлении. Нет, он не собирался винить исключительно себя. Положение на фондовых биржах было ужасным, цены на землю падали, а стоимость продуктов питания возрастала; в течение трех лет наблюдались инфляция и экономический спад. А она была так расточительна.

Губительно расточительна.

— Позвольте мне объяснить это по-другому, миледи. Вашего состояния больше нет. Вы бедны.

— Бедна? — повторила леди Лидия, смакуя слово как нечто экзотическое, но не вызывающее неприятного ощущения. — Что вы подразумеваете под словом «бедный»?

— Бедным называют человека, у которого нет денег. Как, например, когда вы должны больше, чем имеете. — Он похлопал пальцами по стопке счетов, лежащей перед ним на письменном столе.

В фиалковых глазах Лидии вспыхнул огонек понимания.

— А-а, понятно. Значит, все дело в ландо.

На ее лице появилась очаровательная улыбка, и Теруиллиджер был вынужден собрать в кулак всю силу воли, чтобы не поддаться ее чарам. Сейчас его долг заключался в том, чтобы она, покинув его офис, не имела ни малейшего сомнения в угрожающем характере ее положения. Он и без того позволил ей слишком долго пребывать в блаженном неведении.

— Клянусь, я не смогла удержаться, — сказала она, скорчив милую гримаску. — У него были желтые колеса, мистер Теруиллиджер. Как желтые нарциссы.

— Речь идет не только о ландо, леди Лидия, — сказал он. — У вас вообще нет больше денег.

Она нахмурила лоб, несколько удивленная тем, что ее гримаска не возымела желаемого эффекта и он не отказался от своих слов.

— Насколько мало их осталось?

— За последние три месяца, помимо новой яхты и ландо, вы купили шесть картин и фортепьяно для какого-то музыканта…

— Он талантливый композитор, и фортепьяно было ему необходимо.

— Всегда находится какой-нибудь композитор, или артист, или мебельщик, или еще кто-нибудь, кто нуждается в чем-то таком, что вы всегда готовы им дать, — в отчаянии заявил Теруиллиджер.

Конечно, не только расточительность леди Лидии привела ее к разорению; хотя она была страшной транжирой, импульсивной и в высшей степени избалованной. Леди Лидия была при этом очень щедрой и удивительно благодарной. Она была настоящим бонвиваном. От какого-нибудь крошечного цветочка она получала не меньшее удовольствие, чем от известнейших картин, причем удовольствие было таким же искренним. В компании леди Лидии жизнь любого человека становилась ярче. Он видел больше. Чувствовал острее.

— За последние три года, — продолжал Теруиллиджер, — вы облагородили ландшафтами все восемьсот акров земельной собственности в Девоне и сделали весомые вклады в различные фонды помощи солдатам, вдовам и сиротам, а также, — он сверился с листочком, лежащим в стороне от остальных бумаг, — единолично финансировали экспедицию в Северную Африку королевского общества атлантоведов. — Он взглянул на нее в надежде, что она опровергнет последнее из сказанного.

Она не опровергла.

— Они привели мне чрезвычайно убедительные доказательства того, что эта исчезнувшая страна существовала именно в том месте, — сказала леди Лидия и попросила его продолжать.

— Я уж не говорю о том, что в трех отдельных домах содержится полный штат обслуживающего персонала, а также о лошадях, платьях, шляпках, драгоценностях, еженедельных посещениях салона, приемах и балах…

— И правильно делаете, что не говорите, — заметила леди Лидия. — Вы меня не так поняли, Теруиллиджер. — Я не хочу знать, на что я растратила свои деньги, а хочу знать, насколько большой урон понесли мои финансовые средства.

— Их больше нет, — сказал Теруиллиджер.

Она пристально поглядела на него и, увидев, что он не дрогнул, сказала:

— Я продам дербиширскую ферму.

— Она уже продана.

Она нахмурила брови.

— Вот как? Когда?

— Три месяца назад. Я написал вам и спросил, как вы намерены финансировать поиски Атлантиды, а вы написали в ответ, чтобы я продал то, что сочту необходимым. Я так и сделал. Я посылал вам соглашения с курьером, и вы их подписали!

— Ах да, припоминаю. Но ведь наверняка что-то осталось после продажи.

Он покачал головой.

— Продайте один из домов.

— Они все выставлены на продажу, но пока никто не откликнулся на предложение, и я сомневаюсь, что кто-нибудь заинтересуется. В наши дни мало желающих купить дом без земельного участка.

— В-таком случае продайте каменноугольную шахту, — решительно заявила она. — Мне никогда не нравилось владеть…

— Добыча угля там больше не ведется.

— Ладно, — сказала она тоном человека, который сдается под натиском неразумного требования. — Продайте какие-нибудь акции.

— После окончания войны фондовая биржа потерпела крах. Я пытался предупредить вас, но вы меня не слушали. Ваши акции больше практически ничего не стоят.

Наконец-то ему, кажется, удалось пробиться сквозь стену, которой окружили ее богатство и привилегированное положение. Ее улыбающиеся губки задрожали.

— Скажите, чтобы Хоникатт продал мои доли в индийском торговом флоте, — сказала она, назвав имя человека, управлявшего компаний по морским перевозкам, за счет которой главным образом и финансировалась империя Истлейков.

Теруиллиджер молча смотрел на нее.

— В чем дело?

— Но… — замялся он смущенно, — флотилии больше нет.

Она нахмурила лоб.

— Как так нет флотилии? Судя по последним сообщениям, они готовились возвратиться из Индии полностью загруженные.

— Две недели назад все пять судов были захвачены пиратами у восточного побережья Африки. Я писал вам об этом. Дважды. Я просил вас о встрече, но…

— А их экипажи? — прервала она его, побледнев.

— В вашей компании по морским перевозкам нашлось ровно столько денег, чтобы заплатить требуемый выкуп, — поспешил заверить он, и она вздохнула с облегчением. — Все живы. Но судов и грузов, увы, больше нет! Было бы лучше, если бы вы читали мои письма, — сказал он.

— Жаль, что я их не читала, — пробормотала она. — Тогда бы я не стала покупать это ландо.

Расстроенный, он наблюдал за ней и говорил себе, что сделал все, что мог, а мог он лишь посоветовать ей, хотя леди Лидия его советами пренебрегала. Да и советы у него были последнее время ненадежными, как и у большинства финансистов, банкиров и инвесторов: все они были просто не способны предусмотреть столь затруднительное финансовое положение, в котором оказалась страна.

В ее ситуации в значительной степени была виновата она сама. Но почему в таком случае ему так тяжело? Не он командовал этой флотилией, не он транжирил деньги, не он устроил крах фондовой биржи.

Он чувствовал себя ужасно потому, что искренне симпатизировал леди Лидии. Она была подобна пламени, которое ярко горит, завораживает, согревает, но иногда может оказаться разрушительным. Кому же захочется видеть, как такое пламя угасает?

— Понятно, — сказала наконец леди Лидия. — Что я могу сделать?

Это был не тот случай, когда можно отвечать уклончиво.

— Поскольку вашей собственности — материальной и прочей — больше нет, за счет вашего личного имущества можно будет покрыть последние неоплаченные долги, и у вас останутся лишь средства на то, чтобы вы могли жить скромно, но достойно.

— Достойно? Это звучит обнадеживающе, — сказала она, воспрянув духом. — А что именно это означает?

— Я оцениваю это в двести пятьдесят фунтов в год. Этого достаточно, чтобы иметь маленький городской дом, служанку и кухарку. Возможно, еще дворецкого.

— Боже милосердный, — взмолилась она, откинувшись на спинку кресла. — Я нищая.

Она именно так это понимала, потому что в ее мире — единственном, который она знала, — среди элиты высшего общества именно так могло пониматься ее положение. Жизни, которую она знала до сих пор, больше не существовало. Даже в доме сэра Гримли она жила как маленькая принцесса, окруженная всем мыслимым комфортом и роскошью.

— И Эмили тоже?

— Боюсь, что нет. Возможно, ей придется вернуться туда, где вы ее нашли, — извиняющимся тоном сказал Теруиллиджер, взглянув на Эмили Код.

— Послушайте, Теруиллиджер, вы говорите это так, будто я случайно перевернула какой-то камень и нашла под ним ее. Но это не так и она не может вернуться. — В ее голосе чувствовался окончательный приговор, который не подлежит обсуждению, причем едва ли кто-нибудь мог заподозрить такую железную волю у веселой светской красавицы.

Услышав ее слова, Эмили Код успокоилась.

— В таком случае не будет дворецкого, — сказал он.

Леди Лидия на мгновение задумалась, потом сказала:

— Не думаю, что я смогу так жить.

Он тоже так не думал, но все же сказал:

— Многие люди обходятся без дворецкого.

— Нет, — сказала она, покачав головой. — Извините, но я не смогу быть бедной. От меня зависит слишком много людей. Ремесленники и купцы, поставщики вин, торговцы и люди других профессий.

— У них есть и другие клиенты.

Скорее раздраженная, чем оскорбленная, она нахмурила брови.

— Мне кажется, что вы не вполне правильно оцениваете мое положение, Теруиллиджер. Я не просто один из членов высшего общества, я… — она поискала подходящее слово, — я индустрия.

Может быть, она его разыгрывает? У нее всегда было очень своеобразное чувство юмора.

— Теруиллиджер, — сказала она с некоторым раздражением. — Я ужинаю в каком-нибудь ресторане и тем самым создаю ему репутацию. Я приобретаю вино определенной марки для своего званого ужина, и не пройдет даже недели, как виноторговец будет завален заказами на последующие пять лет, а виноделы, изготавливающие это вино, обеспечат себе безбедное существование на десяток лет. Я пользуюсь какими-то духами, и это гарантирует не только популярность аромата, но и благосостояние парфюмера. То же самое можно сказать о фабрике, которая производит шелк для моих платьев, о музыканте, которого я слушаю, о композиторе, новой сонатой которого я восхищаюсь, о сыроварах, чья продукция появляется у меня среди закусок, о модистке, о коневоде… — Она внимательно вглядывалась в его лицо, не вполне уверенная, что он ее понимает.

Как ни удивительно, он был вынужден признать, что она права, и у него снова промелькнула мысль, что леди Лидия при всем ее кажущемся легкомыслии отлично понимает мир, в котором живет.

Правда, в высшем свете было множество законодателей моды, но никто из них, не считая Бо Браммела, не мог владеть воображением публики так, как леди Лидия Истлейк. Где бы она ни появлялась, собирались целые толпы. Люди поджидали ее возле магазинов, куда она обычно заходила, или стояли вдоль Роттен-роу в надежде увидеть, как она проезжает мимо в своем ландо.

— Ну, что скажете, Теруиллиджер?

— Единственное, что я могу вам посоветовать, это найти очень богатого мужа.

— Вы имеете в виду — выйти замуж? — Она сказала это так, как будто он только что предложил ей продавать цветы в Ковент-Гардене.

Он кивнул.

— Вам следовало бы это сделать несколько лет назад. Вам следовало бы объединить свое состояние с другим, равным по величине, а самой соединиться в браке с мужчиной, сторонником концепции экономии. С уравновешенным, совестливым, заботливым человеком, обладающим безупречной репутацией, который сумел бы многократно увеличить чистую стоимость вашего состояния и давал вам при этом щедрую сумму на карманные расходы.

— Щедрую сумму? Частицу того, что уже принадлежит мне? — Она пожала плечиками. — Но вы правы: мне, наверное, придется подумать о замужестве, — сказала она.

— Неужели дела настолько плохи? — тихо спросила Эмили.

— Боюсь, что это так, Эмили, — сказала леди Лидия. — Все говорит о том, что я должна выйти замуж, — добавила она замогильным тоном.

Легче сказать, чем сделать, подумал Теруиллиджер.

— Ну, что еще, Теруиллиджер? — спросила леди Лидия, заметив мрачное выражение его лица. — Может быть, земля разверзлась и поглотила мой городской дом?

— Могу ли я высказаться откровенно? — спросил он, уверенный, что собирается переступить грань дозволенного. Но у него было три дочери, каждую из которых он успешно выдал замуж, и уж он, несомненно, знал кое-что о том, как заключаются браки. Хотя он не принадлежал к высшим кругам, как леди Лидия, он подозревал, что у холостяков из высшего света в принципе те же заботы и требования, как и у людей его уровня, только в сильно увеличенном масштабе. Он чувствовал себя обязанным дать ей совет, потому что отчасти ощущал ответственность за то, что она оказалась в такой ситуации.

— Вне всякого сомнения, — ответила она.

— Леди Лидия, в течение многих лет вы отвергали предложения о вступлении в брак, которые делали вам самые лучшие и богатые джентльмены из высшего света. Поэтому едва ли найдется достойный холостяк, который рискнул бы испытать унижение, получив отказ во второй раз.

— Я уверена, что есть еще несколько мужчин, которые не предлагали мне вступить с ними в брак, — сдержанно заметила она.

— Правильно, — медленно произнес Теруиллиджер, — но, учитывая все положительные качества отвергнутых претендентов, разве кто-нибудь с менее внушительной родословной станет рассчитывать на ваше согласие, когда вы прогнали тех, кто их превосходит по всем статьям. Боюсь, что за вами прочно закрепилась репутация неприступной.

— Так вы думаете, что мне никто не сделает предложение? — с явным удивлением спросила она.

Он нервно покашлял, пытаясь нащупать тонкую грань между искренностью и деликатностью.

— Я думаю, что мужчины, удовлетворяющие вашим конкретным требованиям, отличаются, как и вы, своей гордостью. Как только станет известно о ваших финансовых проблемах, сразу же будет ясно, почему вы перестали быть неприступной.

— Но ведь каждый вступает в брак, чтобы улучшить свое положение — финансовое либо социальное, — сказала она. — Пусть даже я не принесу в приданое богатства, зато я дам древнее, благородное имя.

— Вы абсолютно правы, — сказал он. — Но то, как вы держали себя в последние годы, заставило общество поверить, что вы считаете себя выше всяких династических соображений. Вы приобрели репутацию человека, который стремится лишь доставить удовольствие самой себе, не считаясь с мнением других.

— Да, я такая. Вернее, была такой, — поправилась она.

— Вот именно, были такой, — сказал он. — Найдутся люди, которые будут злорадствовать по поводу того, что обстоятельства заставили вас изменить свое отношение к браку. В том числе бывшие женихи и соперницы. — Он подумал, как бы получше сформулировать следующую фразу, но в конце концов банкир в нем возобладал и он сказал: — Они, возможно, захотят обесценить вас в глазах потенциальных женихов.

Такая низость поразила ее.

— Каким же образом они смогли бы сделать это?

— Они постараются объявить ваши прошлые отказы сплошным притворством и подбросят мысль о том, что вы находитесь в отчаянном положении.

— Но я действительно в отчаянии.

— Такая честность пойдет вам во вред. Не многие мужчины захотели бы, чтобы их будущая жена была предметом насмешек среди друзей или они сами считали бы себя последним шансом отчаявшейся женщины.

Она тихо охнула, услышав столь неприятные слова.

— Конечно, никто не захотел бы этого.

— Поймите меня правильно, леди Лидия, — сказал он. — Я не сомневаюсь, что вы получите множество предложений, как только станет известно, что вы заинтересованы в браке, но джентльмены, которые сделают предложения, будут, возможно, уже не такими, каких вы выбрали бы несколько лет назад.

— Как вы себе представляете, какого же рода джентльмены будут теперь ухаживать за мной?

— Ну что ж, — сказал он, тщательно подбирая слова, — я бы сказал, что это будут либо джентльмены, которым будет достаточно вашего имени и родословной, или же мужчины, у которых осталось мало времени, чтобы произвести на свет наследников.

— Понятно, — сказала она. — Иными словами, честолюбцы, пытающиеся занять более высокое положение в обществе, или старики, находящиеся в таком же отчаянии, как и я.

— В большинстве своем, — признался он.

— Боюсь, что из этого ничего не выйдет, — сказала она.

— Нет, ничего не выйдет, — вставила миссис Код, кивнув в знак согласия.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил он.

— Я не выйду замуж за выскочку, чтобы стать средством для его продвижения вверх по общественной лестнице. И не выйду замуж за старика, чтобы стать для него племенной кобылой, — заявила она.

— Не думаю, чтобы ситуация была настолько мрачной. Несомненно, существуют здоровые молодые наследники с менее значительным состоянием, которые будут в восторге, если вы хоть капельку приободрите их.

— На какое «менее значительное состояние» я могу рассчитывать?

Он не хотел ей лгать. В высших эшелонах того мира, в каком жила леди Лидия, браки заключались, чтобы поддержать пошатнувшуюся финансовую империю либо сделать ее более мощной. Только в крайне редких случаях двое людей вступали в брак по каким-либо другим причинам.

— На весьма существенную величину, — сказал он.

— Это мне тоже не подойдет. Если мне придется выйти замуж, то я как минимум ожидаю, что буду продолжать жить так же, как живу сейчас.

Он понятия не имел, как ей ответить. Она говорила это так, как будто думала, что у нее есть выбор.

— Кто знает, насколько велика моя задолженность? — спросила она.

Теруиллиджер поднял руку.

— Обычно предполагается, что в светском обществе каждый имеет долги. Это не означает, что вы потеряли состояние, проиграв его за один вечер. У вас нет никакой серьезной непогашенной задолженности. Вы разбросали свое состояние по очень многим сферам деятельности, леди Лидия.

— И получала от этого огромное удовольствие, Теруиллиджер, — сказала она, улыбнувшись. — Многие ли знают о том, что произошло с флотилией?

— Пока никто не знает. Как только информация об этом распространится, тяжелые финансовые последствия случившегося испытают на себе все участвующие стороны, включая этот банк. Я, разумеется, буду хранить молчание, но слухи все равно скоро начнут распространяться.

— Когда вы ожидаете возвращения членов экипажа?

— Видите ли, нам надо сначала послать за ними суда, а потом привезти их сюда. Чтобы обогнуть мыс, потребуется много времени. Я сказал бы, от трех до четырех месяцев.

Она на мгновение задумалась.

— Мне нужен этот сезон, мистер Теруиллиджер. И чтобы в течение всего сезона меня не донимали никакими предположениями о том, что я в отчаянном положении.

— Зачем это?

Она поднялась на ноги.

— Затем, чтобы мой будущий муж, прежде чем узнать о моей бедности, был настолько убежден, что мы с ним созданы друг для друга, что эта информация вызвала бы у него не более чем легкое разочарование.

— И кто же, позвольте узнать, этот будущий муж?

— Силы небесные, Теруиллиджер, — сказала она, жестом показывая Эмили Код, чтобы она тоже встала со стула. — Об этом я буду знать, только когда встречу его.