Апрель 1816 года

К счастью или к несчастью, в тот день ювелир Рубале ушел обедать домой, оставив свою лавку на попечении невестки Берты, а следовательно, не смог принять Лидию. В течение предыдущих нескольких недель Теруиллиджеру удалось осторожно ликвидировать значительную часть ее личной собственности, но она не была уверена, что готова расстаться навсегда с аметистовым гарнитуром. Поэтому она решила заложить его у Рубале, пока не сможет вновь выкупить его.

Рубале, некогда бывший ювелиром французского королевского двора, торговал также антиквариатом, а иногда ссужал деньги под залог представителям высшего света. Именно для этой цели Лидия и оказалась на незнакомой ей территории Чипсайда. Благодаря неприметному местоположению лавки французский эмигрант обзавелся многочисленной клиентурой из числа джентльменов из высшего общества, которым срочно могли потребоваться наличные, а также тех, кто искал, не удастся ли поживиться чем-нибудь в корыстных целях.

Лидия в течение нескольких дней планировала эту поездку, обдумывая малейшие подробности, вплоть до того, что наденет, где оставит свой экипаж и сколько лакеев будут ее сопровождать. Но она не могла предугадать, что Рубале в тот день уйдет, чтобы пообедать дома. Какая досада!

Каждое мгновение, проведенное здесь, увеличивало ее шанс быть узнанной, а ей меньше всего хотелось, чтобы вокруг заговорили о том, что она побывала у ростовщика. И не только потому, что это вызовет неизбежные вопросы относительно ее состояния, но и потому, что настоящая леди никогда и ни при каких обстоятельствах не посещает ростовщика. А Лидия прежде всего была настоящей леди.

«До сегодняшнего дня», — подумала она.

— Видимо, мне придется прийти в другой раз, — пробормотала она.

Невестка Рубале помотала головой.

— Нет, мадам. Вы не должны доставлять себе лишние хлопоты, — сказала она и, сбросив с плеч просторный старый халат, положила его на спинку стула. — Я сию минуту схожу за ним.

— В этом нет необходимости.

— Меня это не затруднит, тем более что он живет всего в нескольких кварталах отсюда. Месье Рубале не простит мне, если узнает, что вы побывали в его лавке, а я его не позвала.

— Так не говорите ему, — предложила Лидия. — Я всего лишь хотела оценить гарнитур из аметистов с жемчугом. Он… он принадлежит одной моей подруге.

Девушка была хорошо вымуштрована. На ее физиономии не отразилось ни малейшего сомнения в правдивости ее слов.

— Ну конечно! А теперь прошу вас остаться и подождать. Осмотритесь вокруг. Обещаю вам, что это займет всего несколько минут.

И не успела Лидия что-либо возразить, как Берта торопливо вышла из двери, сказав через плечо:

— Ребенок только что угомонился перед вашим приходом и будет спать, пока я не вернусь.

— Ребенок? — эхом отозвалась Лидия, но Берта уже ушла.

Краткий обход помещения лавки позволил выяснить, что в пустом нижнем ящике комода действительно спал ребенок. Лидия понятия не имела, сколько ему лет и какого он пола, да и не хотела этого знать. Он выглядел вполне довольным, и одеяльце, в которое он был завернут, равномерно поднималось и опускалось в такт дыханию.

Лидия, опустившись на колени, стала рассматривать крошечное создание. Став чьей-нибудь женой, она будет обязана произвести на свет одно или несколько таких существ. Эта мысль привела ее в смятение. Будучи единственным ребенком в мире взрослых, она ничего не знала о детях.

Она надеялась, что, когда у нее родятся дети, она будет их любить. Во всяком случае, она полагала, что материнство более приятно, если человек любит своих отпрысков. Ее собственные родители, несомненно, очень ее любили.

Наверное, и она станет любящей матерью. Конечно, если дети будут хорошо вести себя и будут хорошенькими и умненькими. А если нет? Сможет ли она и тогда любить их?

Лидия выпрямилась и отступила на шаг, нечаянно наткнувшись спиной на стремянку. Резко повернувшись, она удержала лестницу и случайно взглянула на верхнюю полку, опоясывавшую комнату. Вверху поблескивал какой-то предмет великолепного темно-синего цвета. Он привлек ее внимание. Лидия чуть помедлила. Она была известна своей импульсивностью, но позволяла себе проявлять безрассудство только в строгих рамках того, что допускало общество. Ввести в моду новый стиль верховой езды? С удовольствием. Раззадорить принца? И это она делала неоднократно. Но лазить по пыльным полкам в лавке ростовщика? Этого делать не подобает.

Но… почему бы нет? Никто не знал, что она находится здесь. Что плохого может случиться? Ненасытное любопытство Лидии вкупе с импульсивностью преодолело присущую ей осторожность.

Она огляделась вокруг и заметила рабочий халат, который сняла Берта. Не раздумывая ни минуты, она надела его, засучила рукава и принялась взбираться по стремянке. Лестница оказалась не очень устойчивой. Но она продолжала взбираться наверх, и теперь стояла уже на верхней ступеньке. На полке, рядом с полуразвалившейся картонной коробкой, стояла и манила ее потрясающей красоты восточная чаша. Наверняка старинная.

Лидия, взглянув на свою находку, широко распахнула глаза. Чаша была китайская. Но к какой она относилась эпохе? Надо бы рассмотреть ее получше…

Ухватившись за край картонной коробки, она потянула ее, желая отодвинуть, чтобы та не заслоняла чашу. Стенка коробки неожиданно оторвалась, и Лидия отдернула руку, толкнув при этом серебряный подсвечник, который покатился к краю полки. Задев поля ее элегантной шляпки, сбив с головы и приведя в полный беспорядок прическу, подсвечник с грохотом упал на пол.

Она затаила дыхание и прислушалась, моля Бога, чтобы не проснулся ребенок. Он не проснулся.

Вздохнув с облегчением, она пригладила упавшие на лицо волосы и слишком поздно сообразила, что испачкала грязной рукой лоб. Проклятие!

Она окинула взглядом заманчиво поблескивающую чашу и привстала на цыпочки, пытаясь отодвинуть разорванную коробку, но та за что-то зацепилась, поэтому достать чашу было невозможно. Придется, наверное, передвинуть стремянку.

В этот момент над дверью лавки весело звякнул колокольчик, оповещая о том, что кто-то пришел. Мгновение спустя приятный мужской баритон произнес:

— Прошу прощения.

Лидия оглянулась. На фоне двери стоял высокий широкоплечий джентльмен со шляпой в руке, и на его золотистых волосах поблескивало солнце.

Пожалуй, это был самый красивый мужчина их всех, кого она когда-либо видела. У него были чеканные черты лица: прямой нос, квадратный, гладко выбритый подбородок с заметной ложбинкой, как у ее отца. Лидия всегда питала слабость к мужчинам с раздвоенным подбородком. Ее отец был тоже потрясающе красив.

Выражение лица у джентльмена было приятным, и держался он очень прямо, но не от смущения, а явно в результате воспитания.

— Не могли бы вы помочь мне? — спросил он.

Лидия поняла, что она неприлично долго пялится на него, как продавщица из лавки, и что он действительно принял ее за продавщицу. Да и кто бы не принял? Волосы у нее взлохматились, стильное платье было закрыто старым пыльным халатом, а лицо испачкано.

Вздрогнув, она пришла в себя. Нельзя допустить, чтобы джентльмен видел ее здесь в таком виде. Трудно было представать себе леди Лидию Истлейк такой чумазой и грязной. Но еще хуже то, что ее застали здесь, потому что леди не заключают вульгарных сделок с ростовщиками. А поскольку продолжать быть «несравненной» и «образцовой» леди — единственное, что ей оставалось, она не собиралась ни с того ни с сего лишаться вдруг даже этих титулов.

Надо сделать вид, что она та, за кого он ее принимает. Вежливо улыбнувшись, она принялась спускаться с лесенки.

— Да, сэр. Извините, сэр. Я тут занялась уборкой, — сказала она, довольная своим подражанием чипсайдскому акценту, хотя у настоящей Берты никакого акцента не замечалось. Соскочив с последней ступеньки на пол, она вытерла ладони о халат и спросила: — Чем могу вам помочь, сэр?

Мужчина подошел ближе, и теперь она заметила, что глаза у него синевато-серые, опушенные густыми ресницами. А когда он улыбнулся, то стал совершенно неотразимым.

«Кто он такой?» Она знала всех в высшем обществе, но его никогда раньше не видела. И могла поклясться, что никто из ее приятельниц тоже его не видел. Они бы непременно высказались о его чрезвычайно красивой внешности. Однако у него были манеры джентльмена, а сюртук был сшит явно у великого Уэстона.

— Мне сказали, что у вас имеются хорошие прогулочные трости. Я хотел бы на них взглянуть.

— Прогулочные трости? — эхом отозвалась она. Она понятия не имела, были ли у Рубале прогулочные трости. Однако она знала, что в магазине «Литтнер и Кобб» на Сент-Джеймс-стрит они имеются.

— С набалдашником из серебра или слоновой кости, если возможно.

— Понятно, — сказала она и оглянулась вокруг, словно боялась, что их подслушивают. — Слушайте сюда, сэр. Я скажу вам такое, чего, возможно, не должна говорить. — Она окинула его внимательным взглядом. — Потому что вы, как я погляжу, человек хороший, в этом городе новый и все такое прочее.

На какое-то мгновение в его синевато-серых глазах промелькнуло удивление, но он продолжал улыбаться.

— Я действительно хороший человек, — произнес он, начиная забавляться, — и я действительно недавно в этом городе. Но как вы это узнали?

«Потому что, будь иначе, кто-нибудь сказал бы мне о появлении в городе такого джентльмена, как вы», — подумала Лидия. Она с бесцеремонным видом окинула его взглядом.

— Узнала, потому что на вас сюртук новенький, только что с иголочки. Ни разу не перелицован. Брюки и сапоги у вас тоже новые. А шляпа в вашей руке никогда не встречалась с лондонским смогом.

— Вы очень проницательны. И это интригует.

Она с удовольствием бы заинтриговала этого джентльмена, поскольку он заинтересовал ее. Высокий, поджарый, одетый по последней мужской моде, он мог оказаться кем угодно. Единственное, что можно было сказать наверняка: он не лондонский джентльмен. Слишком загорелая кожа, слишком открытый взгляд, а высокая фигура — слишком прямая и… великолепная.

— Что же вас интригует? — спросила она, понимая, что уставилась на него, но позволяя себе делать это, потому что она была Бертой, продавщицей, а Берта никогда не видела мужчин, подобных ему. Правда, их не видела и леди Лидия Истлейк, но она никогда не стала бы так откровенно таращить на него глаза.

— Интересно, что ваш чипсайдский акцент то появляется, то исчезает, — сказал он.

Черт возьми! Лидия даже покраснела. По его словам не было видно, раскусил он ее или нет.

— Я стараюсь улучшить свое произношение. Мой дядя говорит, что, поскольку мне приходится обслуживать леди, я должна говорить как леди.

— Вот оно как? — Он кивнул головой. — Это многое объясняет. Но скажите, что вы хотели поведать мне, прежде чем сказали, что я хороший человек, новый в этом городе?

— Ну-у… откровенно говоря, у нас нет такого выбора прогулочных тростей, которыми вы интересуетесь, как в магазине «Литтнер и Кобб» на Сент-Джеймс-стрит.

Ну вот. Это позволит отделаться от него, пока не возвратились Берта и Рубале… Если не считать того, что ей не хотелось спроваживать его, а он, кажется, и не спешил уйти.

— Вот как? — спросил он. — Как мило, что вы сказали мне об этом, хотя от этого может потерпеть убыток торговля вашего хозяина.

— Он не мой хозяин, — сказала Лидия не подумав, но быстро исправилась: — Он мой дядюшка и продает множество других товаров, антиквариат и бижутерию и все такое прочее, сэр, — сказала она и присела в реверансе.

— Это очень мило с вашей стороны, мисс, — сказал он. — Но прежде чем уйти, я хотел бы отблагодарить вас любезностью за любезность, купив что-нибудь в магазине вашего дядюшки. Что вы можете мне порекомендовать?

Что ему показать? Она не имела ни малейшего понятия. Она сомневалась, что он намеревался купить убор из драгоценных камней, только разве для какой-нибудь леди…

— У нас имеется очень красивый гарнитур из аметистов и жемчугов, который уже может быть выставлен на продажу. Не хотите ли взглянуть на него для своей… жены?

— Увы! Я не состою в браке, — сказал он, и уголок его подвижного рта чуть дрогнул. Он отлично понимал, что она затевает. — Так что драгоценностей не требуется. Думаю, что-нибудь для меня. Что-нибудь такое, что понравилось бы вам.

— Мне?

— Да, вам, — сказал он, заложив руки за спину. Боже милосердный, да он никак флиртует с ней? Она была возмущена тем, что джентльмен ведет себя с ней как с продавщицей, но в то же время приятно возбуждена тем, что привлекла его внимание. Она не знала, как ей поступить. Что, если он продолжит оказывать ей внимание? Какая неприятная неожиданность его подстерегала! Ведь ей пришлось бы в таком случае назвать себя!

Очевидно, он заметил ее смятение, потому что взгляд его стал мягче и глаза уже были похожи не на весенний лед, а на туман в сумерках.

— Мисс, — тихо сказал он, — я всего лишь спрашиваю ваше мнение, а не предоставляю вам полную свободу действий.

Она покраснела и почувствовала себя полной дурочкой. Ну конечно же, он с ней не флиртовал! Такой явно знатный джентльмен, как он, не стал бы навязываться девушке, средства существования которой зависят от его доброй воли.

— Разумеется, сэр, — сказала она. — Я просто думала о том, что могло бы здесь заинтересовать вас, — сказала она. Надо ей подумать как следует, чтобы не выставить себя на посмешище. Она взглянула на стремянку, и ей в голову пришла удачная мысль: — На верхней полке стоит великолепная восточная чаша, которая, возможно, вас заинтересует.

— Звучит многообещающе, — сказал он.

— Позвольте я ее сниму, чтобы показать вам. — Едва успела она поставить ногу на первую ступеньку, как его рука — крупная, широкая, с длинными пальцами — ухватилась за поручень выше ее руки. Она повернулась и чуть не наткнулась на него. Он был очень высок. Ей пришлось задрать голову, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Кажется, эта стремянка не очень устойчива, — заметил он.

Она отклонилась назад, стукнулась спиной о лестницу, растерялась и покраснела, словно пятнадцатилетняя дебютантка. Ее подруги умерли бы со смеху, если бы увидели ее сейчас.

— Очень любезно, что вы так беспокоитесь, сэр, но со мной ничего не случится, — сказала она, переступая через поддерживающие стремянку руки. К сожалению, она слишком заторопилась и, поскользнувшись, потеряла равновесие. Она и охнуть не успела, как сильные руки обхватили ее талию, не дав ей упасть, и прижали к широкой крепкой груди. В течение каких-то мгновений она глядела в его глаза. В глубинах их что-то промелькнуло. Кажется, он затаил дыхание. Или она? Нет, это сделала она. А он осторожно поставил ее на пол и отпустил. Его лицо выражало лишь легкое беспокойство.

— Позвольте мне, — сказал он совершенно спокойным тоном.

У нее же сердце колотилось как бешеное.

Не дожидаясь разрешения, он поднялся по стремянке. Ему даже не пришлось подниматься до самого верха, достаточно было просто протянуть руку и снять чашу с полки.

«Кто он такой?»

Он спустился и подал ей чашу.

— Вы ее имели в виду? — спросил он.

— Да, — сказала она, и внимание ее сразу же переключилось на чашу. Она любила такие вещи.

Она пристрастилась к изучению предметов древнего искусства в доме сэра Гримли.

И сейчас она заметила тренированным глазом под синей и белой глазурью оттиски шелковой ткани и булавочные уколы у основания чаши. В ее собственном доме были образцы такого фарфора.

— Китайский фарфор, — пробормотала она. — По-моему, Кань-Си. Здесь видно явно мусульманское влияние и в рисунке, и в нагромождении фигур.

— А вы, оказывается, знаток? — сказал он.

— Просто любитель, — скромно сказала она в ответ. Чаша была в отличном состоянии. — Это великолепная вещь.

Она взглянула вверх. Он пристально смотрел на нее.

— Вы разбираетесь в китайском фарфоре? — спросила она.

— Не очень, — признался он. — Но вещь высокого качества отличу сразу.

— Кажется, я нашел именно то, что хотел.

— Она не такая уж старая, и все же ее можно считать раритетом. — Она не могла удержаться, чтобы не поддразнить его. — Но, возможно, она вам не по карману?

— Я почти уверен в этом, — сказал он, усмехнувшись.

— В таком случае вам, наверное, лучше спросить цену, прежде чем принимать решение.

— Боюсь, что для этого слишком поздно, — ответил он.

Она рассмеялась.

— Вы слишком откровенны, сэр. Это делает вас уязвимым. Какой-нибудь менее честный человек может захотеть воспользоваться в своих интересах вашей искренностью.

Он изобразил низкий поклон.

— Тогда я понадеюсь на все лучшее, что имеется в вашей личности.

— Вот как? Значит, вы полагаете, что во мне есть нечто лучшее, — сказала она, погрозив пальчиком. — А вдруг я полностью меркантильна?

— А вы меркантильны? — спросил он, и Лидия с удивлением взглянула на него.

Он был серьезен. И, несомненно, ждал от нее такого же серьезного ответа. Она не знала, как на это реагировать. В ее окружении джентльмены в разговоре играли словами. Честности здесь не требовалось, был всего лишь своего рода спорт.

У нее разгорелись щеки. Он интересовал ее все больше и больше. Теперь ей хотелось узнать не только кто он такой, но и что он за человек.

— Мисс? — окликнул ее он.

Лидия не собиралась отвечать ему на вопрос о своей меркантильности, тем более теперь, когда она решила променять свою свободу на богатство.

— Боюсь, что я не знаю, какую цену запросит за нее дядя, — вместо этого сказала она.

— Ну, тогда я подожду.

— Нет! Дядя предупредил меня, что вернется не скоро. Может быть, даже через несколько часов. Зачем вам ждать его так долго?

— Но здесь есть что посмотреть. Множество таких неожиданных сюрпризов.

Она запаниковала. Если этот человек поймет, что она изображает продавщицу, он решит, что она настоящий сорванец вроде Каролины Лэм, которая долгие годы выставляла себя на посмешище, не давая проходу Байрону. И он непременно поведает друзьям об этом случае — мужчины всегда рассказывают подобные истории… О нет, только не это!

Может быть, ей сдаться на его милость? Рассказать ему все как есть, и тогда он, как джентльмен, будет обязан сохранить ее тайну. Но все равно будет считать ее сорвиголовой. А ей не хотелось, чтобы он так думал о ней.

И в этот самый момент со стороны комода послышались вопли ребенка. Очевидно, малыш проснулся.

— Это еще что такое? — спросил джентльмен.

— Ребенок! — воскликнула Лидия и бросилась мимо него к ящику комода.

Не размышляя, она схватила ребенка на руки вместе с одеялом и всем остальным, что там было.

— Успокойся, успокойся, малышка… — заворковала она, прижимаясь к его влажной головке.

Ребенок заорал громче.

Она беспомощно взглянула на великолепного джентльмена. Он, кажется, тоже запаниковал.

— Это ваш ребенок? — спросил он.

— Нет, что вы! — возразила она. — Оно… оно принадлежит моей кузине.

— Оно? — переспросил джентльмен.

— Я имела в виду «дитя», — пояснила совсем расстроенная Лидия. — Что мне делать?

— Понятия не имею, — сказал он. — У меня нет не только жены. Детей у меня тоже нет. Но, по-моему, он голоден и ищет материнскую…

— Это я знаю, — оборвала его Лидия, чувствуя, как краска залила ее лицо.

— Кстати, кто он?

— Ребенок, конечно.

— Я спрашиваю, девочка это или мальчик, потому что вы продолжаете называть его «оно».

— Разве вы не слышали? Это мальчик, — сказала она наугад.

Она переложила ребенка на другую руку, прервав его бесплодные поиски. Он протестующе заорал.

— Похлопайте его осторожно, — предложил джентльмен.

— Мне показалось, что у вас нет детей.

— Но у меня есть племянницы и племянники, и их нянюшка похлопывала их, если они кричали.

Лидия не успела воспользоваться этим предложением. В лавку через заднюю дверь вбежала Берта, в тревоге протягивая к малышу руки.

— Мой беби! — воскликнула она, выхватив ребенка из рук Лидии, и маленький Рубале сразу же успокоился. — Прошу прощения, — сказала она.

— Это я должна просить у тебя прощения, кузина, тебе потребовалось гораздо больше времени, чтобы выполнить мою просьбу, кузина.

Берта хотела что-то сказать, но, заметив, как Лидия подала ей сигнал, покачала головой.

— Значит, мой дядя закончил обед? — спросила Лидия.

— Дядя? — удивленно переспросила Берта.

— Кто же еще? — усмехнулась Лидия. — Боюсь, что материнство плохо отразилось на твоих умственных способностях. Страшно даже подумать, что может произойти, когда ты родишь следующего ребенка. Ты и меня сможешь принять за какую-нибудь леди. А какая леди может появиться в лавке ростовщика да еще в таком виде? — Лидия многозначительно взглянула на свой халат и грязные руки. — Она стала бы объектом всяких неприличных сплетен.

— Что правда, то правда, — сказала Берта, начиная наконец подыгрывать Лидии. — Материнство превратило меня в безмозглую курицу. Но я хотела сказать, что отец идет следом за мной, так что тебе можно уходить. А я с большой радостью помогу этому джентльмену.

Умная девочка, с облегчением подумала Лидия. Она не только предупредила ее, что здесь с минуты на минуту появится Рубале, но и дала ей повод передать клиента в ее руки.

— Спасибо, — с благодарностью проговорила Лидия.

Джентльмен, заложив руки за спину, глядел на нее со странной нежностью.

Она почти не сомневалась, что увидит его снова. Покрой его сюртука, завязанный изящным узлом шейный платок, умение держаться с окружающими — все говорило о его богатстве и хорошем вкусе. Она не сомневалась также, что он ее не узнает. Лишите леди модных вещичек и поместите в чужую для нее среду, и редкий мужчина или женщина узнают в ней свою знакомую. Так уж устроен мир. Ее мир.

Берта сказала, что надо поторопиться. Но что-то ее задерживало.

— Надеюсь, вам удастся договориться относительно цены на найденную вами вещь, сэр, — сказала она.

— Спасибо. Уж я постараюсь сделать все возможное, чтобы стать ее обладателем.

Глаза у него были необычайно выразительными.

— Поторопись, иначе остынет обед. А ты ведь знаешь, как мама к этому относится, — сказала Берта.

— Да. Спасибо. И вам, сэр, желаю всего доброго, — сказала она и торопливо вышла.