23 глава
«Мы не должны исправлять друг друга
Вернись!
Нам не обязательно говорить «навсегда»
Вернись!»
Я мурлычу себе под нос, подпевая песне Кенни Чесни, которая, по иронии судьбы, тихо звучит из динамиков именно сейчас, когда мы едем на север, вдоль побережья Тихого океана. Я улыбаюсь от совпадения — ведь именно эту песню прислал мне Колтон сегодня, а теперь она играет по радио, пока один из его охранников, Сэмми, везёт меня туда, где сейчас Колтон.
Я тянусь к своей сумке, лежащей рядом со мной, и копаюсь в сменной одежде и прочих вещах, которые самонадеянно взяла с собой. Достаю маленькое зеркальце, чтобы оценить свой внешний вид. Мои волосы собраны на макушке в лёгкий стильный «беспорядок», с локонами, свободно спадающими на спину и вокруг лица. Я кладу зеркальце и поднимаю руки, проверяя завязки на шее, лямки которых держат моё синее платье макси, открывающее спину чуть ниже лопаток. Я мысленно благодарю Хэдди за отличную идею надеть платье. Милое, простое, но достаточно провоцирующее, чтобы его желание заглянуть тебе под юбку не ослабевало — так она выразилась, пока мы допивали по второму бокалу вина.
По мере нашего продвижения на север пышные холмы справа от меня уступают океану слева. Я прижимаю руку к животу, пытаясь утихомирить не весть откуда взявшихся там трепещущих бабочек. Я не должна волноваться оттого, что увижу Колтона, но я волнуюсь. Необъяснимым образом чувствую, что сегодняшний вечер — переломный момент в истории под названием «мы». Я откидываюсь назад и смотрю на бескрайнюю водную гладь, надеясь, что смогу справиться с последствиями этого переломного момента. На мгновение я прикрываю глаза и задаюсь вопросом: как может такая разумная женщина, как я, сознательно идти на предопределённое крушение надежд.
Когда мы въезжаем в Малибу, по радио звучит Red, Тейлор Свифт. Я слушаю строчки, говорящие про него: «Любить его — всё равно, что ехать за рулём «Мазератти» по улице, в конце которой — тупик». Я качаю головой, чувствуя, что достигну своего тупика гораздо раньше, чем хотелось бы, потому что дело касается Колтона. Потому что, вопреки всем разумным доводам, до упора жму на педаль газа, желая знать, к чему это нас приведёт, вместо того чтобы давить на тормоз.
Сэмми поворачивает налево, на улицу под названием Броудбич-роуд, и я выныриваю из своих мыслей, обозревая окрестности. Слева выстраиваются дорогие особняки, закрывая от меня желанную береговую линию пляжей Малибу. Дома оформлены в самых разных стилях: от модерна до Кейп-код в стиле Старого света, с идеальными газонными лужайками, и большинство — за крепкими стенами.
Через несколько минут мы поднимаемся вверх по дороге, и перед нами распахиваются большие деревянные ворота. Мы проезжаем сквозь них, по вымощенной булыжником и поросшей травой подъездной дорожке, и останавливаемся. Сэмми помогает мне выйти из машины, и я оглядываю стоящее перед нами двухэтажное строение. У него неприступный на вид каменный фасад, вверху оформленный как вытянутая буква U, где открытая площадка располагается между двух закрытых частей дома. Отсутствие окон на фронтоне, обращённом ко мне, создаёт эффект крепости, и у меня возникает уверенность, что противоположная сторона дома целиком из стекла, чтобы открывать вид на Тихий океан. На уровне моих глаз, ровно под площадкой, располагаются массивные арочные деревянные двери, и мой взгляд сосредотачивается на них, поскольку они медленно открываются.
В дверном проёме стоит Колтон, останавливая моё визуальное путешествие ленивой медленной улыбкой, приподымающей уголок рта. Его взгляд — как удар под дых. Я борюсь за каждый вздох, впитывая каждый его сантиметр. Колтон — воплощённая сексуальность, в синих поношенных джинсах, чёрной футболке и босиком. Не знаю, почему вид его босых ступней, выглядывающих из-под штанин, так привлекает меня, но он стоит ещё одного остановившегося взгляда. Я заставляю себя опомниться и, несмотря на нервное напряжение, иду к нему, пока его глаза неспешно оценивают мой внешний вид. Дохожу до двери и останавливаюсь перед Колтоном, с улыбкой, не уступающей его усмешке.
— Я предупреждал, что могу причинить тебе боль, и всё же вот она ты, здесь, — бормочет он, очарованный, а в его изумрудных глазах мерцает удивление.
Его слова пронзают моё тело, уходя вглубь, и, прежде чем у меня появляется возможность их оценить, Колтон хватает мою руку и притягивает к себе. Мои ладони прижимаются к его груди, ощущая каждую выпуклость его твердого тела под невероятно мягким хлопком футболки.
— Привет, — выдыхает он с застенчивой улыбкой, его взгляд прикован к моему.
— Привет, — всё, что я успеваю сказать перед тем, как Колтон наклоняется и прижимается к моим губам медленным дразнящим поцелуем, красноречиво говорящим о перспективах этого вечера. Когда он отстраняется, каждый нерв в моём теле гудит и вибрирует.
— Прекрасна, как всегда, Райли, — признаётся он, беря меня за руку и сопровождая к двери. — Добро пожаловать в мой дом.
Значимость его слов не ускользает от меня. Это его дом. Не место, куда он приводит случайных цыпочек. Не удивлюсь, если он пригласил меня сюда, желая продемонстрировать серьёзность своих намерений. Показать, что он пытается пойти мне навстречу.
Когда мы входим в холл, все мысли покидают мою голову. Мне открывается беспрепятственный вид на прекрасную террасу и океан. Стеклянные двери раздвинуты, делая дом доступным лёгкому бризу, дующему от водной глади океана. Мой восхищённый вздох получается громким, в то время как я без приглашения прохожу мимо Колтона на террасу, чтобы несколько мгновений полюбоваться этим зрелищем.
— Как красиво. Я… — бормочу я, поворачивая голову к Колтону и, не зная, стоит ли продолжать свою фразу, неуверенно смотрю на него.
Колтон прислоняется к спинке кожаного дивана цвета шоколада, его руки небрежно засунуты в карманы, а взгляд, встретившийся с моим, настолько интенсивен, что я начинаю стесняться. Ощущение, как будто он видит то, что спрятано глубоко внутри меня: мои надежды, мои страхи, и тот факт, что я влюбилась в него. Неловкое чувство, как будто все мои мысли проецируются на экран и всем видны, и я делаю попытку разрядить накалившуюся атмосферу.
— Спасибо, что пригласил меня сюда, Колтон.
Он отталкивается от дивана и медленно направляется в мою сторону, каждая частичка моего тела ноет от жажды его прикосновений.
— Я рад, что ты здесь. Хочешь экскурсию по дому или выпить чего-нибудь на террасе?
— На террасе, — немедленно отвечаю я, желая насладиться солнцем и прекрасным видом на океан.
Я брожу по просторной террасе, где есть живописный бассейн, зона для приготовления барбекю и самая удобная мебель для террас, которую я когда-либо видела.
— Присаживайся, — говорит мне Колтон. — Хочу предложить тебе на выбор несколько напитков. Как насчёт вина?
— Звучит неплохо, — я игнорирую его предложение присесть и дохожу до края перил, чтобы посмотреть на пляж, простирающийся справа и слева от нас. На ум невольно приходит мысль: каково бы это было — просыпаться с этим видом за окном каждый день? А точнее, рядом с Колтоном, который видит это вместе со мной.
— Я могу сидеть и наслаждаться этим видом целый день, — я пугаюсь его голоса позади меня, потому что не слышала, как он подошёл.
— Это очень успокаивает, — Колтон как бы между прочим присаживается рядом со мной, ставя свой бокал на перила.
— Спасибо. Полагаю, это может сильно отвлекать от насущных дел.
Колтон нежно целует меня в голое плечо и, не отрывая губ, мурлычет:
— Ничего не может быть более отвлекающим, чем ты, когда стоишь здесь сейчас, пока твои волосы развеваются на ветру, а платье вздымается вокруг тебя, намекая своим полётом на твои сексуальные ножки.
Его слова — как электрический импульс для запуска системы — разжигают по всему моему телу огонь желания. Несмотря на тепло его тела, находящегося прямо за мной, по моей коже бегут мурашки.
— Ты пытаешься польстить мне, Ас, чтобы сегодняшней ночью у тебя был секс?
— Если это сработает, то да.
Буду ли я когда-нибудь в состоянии сказать ему «нет»?
— Я уже говорила тебе, — я изображаю незаинтересованность, — что не увлекаюсь автогонщиками.
— Ах… да, — смеётся он, придвигаясь ко мне, упирается бедром в перила, не выпуская моей поясницы. — Я и забыл, что тебя волнуют только бейсболисты, — он делает большой глоток пива, не отрывая от меня глаз. — Хотя я уверен, что тебя можно переубедить.
Я выгибаю бровь и склоняю голову, стараясь скрыть улыбку:
— Боюсь, на это понадобится значительное время…
В мгновение ока Колтон перемещается ко мне так, что моя спина оказывается прижата к перилам, а его руки по обе стороны от меня заключают меня в ловушку. Его крепкое горячее тело прижимается к моему, а губы кривит лукавая улыбка:
— Ты знаешь, что я могу быть очень убедительным, Райли.
Через мгновение его губы атакуют мой рот, а язык проталкивается между приоткрытых губ, сливаясь с моим языком. Я обнимаю его, руками обхватывая плечи. Он углубляет поцелуй, требуя ещё больше и зажигая язычки желания в глубине моего живота. Одна его ладонь обхватывает мою попку и прижимает к нему, пока другая лёгкими порхающими движениями гладит обнажённую спину. От множества ощущений, рождающихся от одного прикосновения, из меня вырывается негромкий стон.
И тут я слышу глухой звук и от неожиданности взвизгиваю, разрывая наш поцелуй, потому что чувствую, как что-то настойчиво вторгается между нашими прижатыми друг к другу и к перилам бёдрами. Потом громко смеюсь, рассматривая большущий шар чёрно-бело-коричневого меха, нос которого пытается втиснуться между нами. Красивая и довольно крупная собака извивается напротив нас, её хвост бьётся о перила, а мокрый нос тычется в нас и толкается.
Я издаю лёгкий вскрик восторга от этого приятного сюрприза, когда беру в руки собачью голову.
— Бакстер! — стонет Колтон. — Я прошу прощения, он слегка неконтролируем.
Я воркую с этим нежным гигантом, начиная чесать его за ушами, и он довольно шлёпается на пол, стучит хвостом и урчит от удовольствия.
— Святое дерьмо! Как ты это сделала?
— Что? — спрашиваю я, глядя на Колтона через плечо, в то время как сижу на корточках и продолжаю ласкать собаку.
— Он никого к себе не подпускает, кроме меня.
— Я люблю собак, — небрежно пожимаю плечами в ответ, как будто это всё объясняет, одновременно почёсывая и теребя собачью грудь, и задняя нога пса вытягивается от удовольствия.
— Очевидно, — изумляется Колтон, наклоняясь, чтобы поцеловать собачью голову и почесать его за ухом. Эта картина вызывает у меня улыбку. — Эй, большой парень, ты, как предполагается, должен помогать мне завоёвывать девушек, а не влезать между нами, когда мы целуемся.
Я громко смеюсь, когда в ответ Бакстер неосознанно стонет.
— Он красавец, Колтон.
— Да. Он сторожевой, — говорит мне Колтон, хватая за руку, и тянет за собой. — Я ещё не гулял с ним сегодня, поэтому он на меня сердится.
— Так давай устроим ему прогулку, — я предлагаю пойти на пляж, что кажется мне прекрасной идеей. Колтон поднимает голову, пристально смотрит на меня, морща лоб. — Я что-то не то сказала? Что именно?
— Ты постоянно устраиваешь мне сюрпризы, — говорит он, качая головой.
— Хорошие или плохие? — интересуюсь я, поглядывая на него поверх своего бокала.
— Хорошие, — произносит он нежно, протягивая руку и касаясь свободно висящего у моей шеи завитка волос. — Ты настолько отличаешься от всего, к чему я привык…
О! Да. Я забыла перед приездом перекраситься в блондинку. Под пристальным взглядом Колтона я начинаю волноваться.
— Ну что, идём? — Он кивает на ступеньки, которые ведут с террасы и к пляжу. В ответ я улыбаюсь, и Колтон кладёт руку мне на поясницу, сопровождая вниз по лестнице, при этом проворно отодвигая меня в сторону, когда мимо нас взволнованно проносится Бакстер.
Босиком, бок о бок, мы идём по границе, где сухой песок становится влажным. Колтон периодически бросает Бакстеру мяч, давая тому выпустить свою неуёмную энергию, а мы с Колтоном праздно болтаем обо всём на свете.
— Знаешь, моя сестра очень удивилась, увидев тебя на треке.
— Правда? Я бы так не сказала. При нашей встрече она была такой белой и пушистой.
От моего язвительного тона Колтон грустно улыбается.
— Прошу прощения. Она обычно не такая.
— Хм-хм… — бормочу я, и на моём лице неверие его словам. — Хотя это нормально, потому что, я думаю, она отличается от ТКПБ.
— ТКПБ?
— Твоего Клуба Прекрасных Блондинок.
— О, да ладно! — смеётся он. — Я не настолько плох!
— Ну, Ас! Ты гуглил себя в интернете в последнее время? Видел свои фото с этим полчищем женщин рядом? — Колтон притихает, и мне кажется, я впервые вижу его смущение, проступающее на щеках. И мои мысли тоже не слишком счастливые, учитывая тот факт, что я теперь тоже часть этой орды. И я не уверена, что чувствую по этому поводу.
— Нет, я не гуглил себя, — наконец, произносит Колтон. — Но то, что ты интересуешься мной, когда я не рядом, очень заводит.
Я отворачиваюсь от него и смотрю на дома справа от нас, пряча от Колтона румянец.
Мы ещё идём какое-то время вперёд, погружённые каждый в свои мысли, пока я не останавливаюсь, чтобы рассеянно ковырять песок ногой, зарываясь в него большим пальцем.
Тишину нарушает Колтон:
— Я недавно соврал тебе.
Моя нога замирает, мне интересно, что будет дальше.
— Продолжай, — побуждаю я его.
— Когда ты спросила, не боюсь ли я разбиться на треке, — ох. Ладно. Ничего страшного. — Я думал об этом, лежа следующей ночью в постели. Я хочу сказать, мы все боимся аварии, но стараемся вытеснить этот страх из своего сознания, чтобы он не повлиял на процесс вождения. Полагаю, сказать, что я не боюсь аварии — рефлекторная реакция.
— Ты когда-нибудь попадал в серьёзную аварию? — Я представляю его в искорёженной машине, и мне не нравится чувство, которое эта картина у меня вызывает.
— Пару раз было, и меня это потрясло, — признаётся он, останавливаясь и глядя на Бакстера, пытающегося кусать мелкие волны. — Да, это пугает до чертиков. Хоть это и произошло давно, каждый раз, когда я трогаюсь с места, во мне поднимается этот страх… и в ту минуту, когда я позволю страху взять над собой верх… в этот день я должен буду уйти из гонок.
— В этом есть смысл, — соглашаюсь я, хоть и не могу представить себе себя, гоняющую по треку. Испытывая эти ужасно дезориентирующие и головокружительные ощущения больше одного раза.
— Кроме того, в своей жизни я опасался гораздо худших вещей, — он пожимает плечами, всё ещё глядя в сторону береговой линии. — На треке, по крайней мере, только я сам подвергаю себя опасности… никто больше. Моя спина прикрывает всю мою команду.
И ты не привык к этому. Не привык зависеть от других или нуждаться в чём-то, что необходимо любому организму.
Справа от нас слышен далёкий голос, слабо восклицающий:
— Привет, дорогой!
Колтон смотрит в ту сторону, и лицо его озаряется широчайшей улыбкой, когда он видит фигуру, стоящую у окна второго этажа дощатого дома, с которым мы равняемся.
— Привет, Бетт! — отвечает он и машет в ответ рукой, когда мы проходим мимо, после чего берёт меня за руку. — Это Бетт Штайнер. Ее муж был какой-то магнат программного обеспечения. Он умер в прошлом году, и она мне звонит иногда, если нуждается в какой-нибудь помощи, — он наклоняется, чтобы потрепать юлящего Бакстера, потом подбирает мяч и снова бросает в воду.
Значит, плохой непослушный мальчик заботится о своих пожилых соседях. Разве он не полон неожиданных сюрпризов?
Дальше некоторое время мы идём в уютной тишине, наши пальцы переплетены, руки игриво покачиваются. Дома очень красивые, а сочетание солнца на моём лице, песка под ногами и Колтона рядом согревает моё сердце. Мы следуем за изгибом пляжа, берег которого начинает повышаться, отчего некоторые здания оказываются поднятыми над землёй, и Колтон тянет меня в небольшой грот. Довольно большой камень с плоской вершиной, лежит у основания холма, окружённый слоями зелени, и с него открывается прекрасный вид на океан.
— Я открою тебе маленький секрет, — говорит мне Колтон, помогая мне залезть на камень, а после прыжком подтягивается вверх, чтобы усесться рядом со мной.
— Ну?
— В этом месте, прямо здесь, мой маленький кусочек неба. Мой укромный уголок, чтобы прийти и посидеть, когда мне нужно отдохнуть от всего.
Я склоняю голову ему на плечо, наблюдая за тем, как Бакстер атакует волны, и мне приятно, что Колтон поделился со мной чем-то таким сокровенным.
— Твоё счастливое место, — бормочу я, поднимая на него глаза. Боже, он выглядит великолепно, с взъерошенными ветром волосами и по-прежнему отстранённым взглядом, скрытым за тёмными стёклами очков. Он улыбается мне и оставляет на моём лбу нежный поцелуй.
Потом затихает на мгновение, прежде чем начать говорить.
— Когда я был маленький, я всегда представлял себе это — моё счастливое место, выражаясь твоим языком, куда я поеду, когда…
Он замолкает, и я чувствую, как его тело напрягается от воспоминаний, которые, я уверена, мне никогда не разделить с ним. Я тянусь и кладу ему на колено руку, лениво рисуя ногтями узоры. Знаю, что не должна, но стремление «исцелить» сильнее меня.
— Когда что, Колтон? — чувствую, как он отрицательно мотает головой. — Хочешь, поговорим об этом?
— Детка, это заезженный приём, — говорит он, пожимая плечами, сбрасывает мою руку и спрыгивает с камня. — Я не единственный ребёнок, у которого было тяжёлое детство, — его голос полон эмоций, пока он ходит в паре метров от меня. Я начинаю говорить, но он перебивает меня. — Можешь не беспокоиться, Райли, — он самоуничижительно смеётся. — Я был разбит на части, но ошмётки подобрали и из лучших из них меня собрали заново. Пустая трата денег моих родителей, если ты спросишь меня, видя, что никто из них ничего не смог исправить и подчистить, — его слова еле слышны за шумом прибоя, и я не знаю, хотел бы он, чтобы я их услышала, но когда он их произносит, по моей коже проносится холодок. — Я — порченый товар.
Я хочу дотянуться до него. Сказать ему, что «порченый» человек не помогает пожилым женщинам по хозяйству и не заставляет забытых родителями мальчиков чувствовать себя особенными, заступаясь за них. Я хочу сказать ему, что он достоин любви и реальных отношений, потому что вижу это в его глазах и чувствую за его невысказанными словами, когда он со мной. Убедить, что те страшные, невообразимые вещи, которые случились с ним, когда он был ребёнком, не определяют его суть и его путь сегодня. Но я молчу. Только изучаю взглядом его черты и линии его фигуры, мечтая дотронуться до него, но, не зная, как он это воспримет.
Я настолько сосредоточена на Колтоне, что не замечаю появившегося рядом Бакстера, до тех пор, пока он не решает отряхнуть мокрую шерсть, обрызгивая меня с ног до головы. Я громко визжу от холодных капель, жалящих мою кожу. Колтон резко оборачивается, чтобы посмотреть, что случилось, а потом запрокидывает голову и весело хохочет надо мной. Глубоким, искренним смехом, который освещает его лицо, и его напряжённые плечи расслабляются.
— Бакстер! — возмущённо кричу я, пока Колтон идёт обратно ко мне, снимая очки и цепляя их на горловину футболки. Я смотрю на него, притворно надув губы. — Теперь я вся мокрая!
Колтон встаёт вплотную передо мной, всё ещё сидящей, располагаясь между моих ног. Благодаря камню, наши глаза оказываются практически на одном уровне. Медленная непристойная ухмылка растягивает его губы, и он выгибает бровь:
— Вся мокрая, да? — спрашивает он, хватая меня за бёдра и притягивая к себе, его пах прижимается к моему. — Мне нравится, когда ты вся мокрая, Райлс.
От его потемневшего взгляда, намекающего на страсть, вожделение и многое другое, я громко сглатываю. Колтон склоняется ко мне, скользя руками по плечам, его большие пальцы потирают мою кожу, спускаясь к впадинке между ключиц, а его губы прижимаются к моим. Я поднимаю руки, едва касаясь ногтями его груди, и затем веду ладони к его затылку, зарываясь пальцами в волосы, тяну его на себя, углубляя поцелуй. Низкий стон, родившийся в глубине его горла, возбуждает и воспламеняет меня, посылая раскалённое добела пламя вожделения к каждой клеточке моего тела. Несмотря на шквал ощущений, которые вызывают его губы, поцелуй его медленный и нежный, как ленивый воскресный день. Легкими касаниями, с медленным облизыванием языком, слегка смещаясь к уголкам губ, воздушными шёпоточками, он проникает мне в душу и овевает бурей моё сердце. С дрожащим вздохом, целуя под конец кончик моего носа, Колтон отстраняется.
Боже мой, парень точно знает, как зацеловать женщину до беспамятства. Если бы я сейчас стояла, то мне явно понадобилась бы помощь, потому что колени мои ослабли.
Колтон отклоняет мою голову, чтобы встретиться со мной взглядом. Под пристальной напряжённостью его взгляда я смущаюсь. Он просто нежно улыбается мне и качает головой, словно не веря во что-то, о чём я не имею представления. Бакстер тычется в него, явно недовольный недостатком внимания к себе, и Колтон смеётся, опуская руку и гладя собачью голову.
— Ладно, Бакс, я не забыл про тебя! — Он берёт из собачьей пасти мяч и поворачивается, чтобы запустить его в сторону пляжа. Я спрыгиваю с камня, наблюдая, как Бакстер несётся по пляжу, поднимая тучи песка.
— Он быстрый! — Я ощущаю, как руки Колтона оборачиваются вокруг моей талии, притягивая к себе. Он крепко обнимает меня, моя спина прижата к его груди, а его подбородок опускается на моё плечо. Моё тело расслабляется и в то же время оживает от ощущения тепла его тела, прижатого к моему. На мгновение я прикрываю глаза, впитывая эту вышедшую из-под контроля привязанность, которую Колтон так редко показывает.
— Ммм, ты всегда так хорошо пахнешь, — он прижимается лицом к моей шее, и я чувствую вибрацию воздуха от его слов против чувствительного местечка возле моего уха, к которому приближены его губы. — Меня пугает то, как легко я могу потеряться в тебе.
Я затихаю от его слов. Поскольку я хочу и нуждаюсь в том, чтобы услышать эти слова, моё сознание выбирает это время для сомнения и неверия, заявляя о своём существовании. В моей голове вспыхивают картинки. Страница за страницей — фотографии из интернета с Колтоном и его клубом блондинок. Он такой сладкоголосый. Такой умелый. Скольким женщинам он произносил эти слова? Скольким ещё он шептал милые глупости, рука об руку гуляя с ними вдоль пляжа и заставляя чувствовать себя единственными в мире?
— Что с тобой, Райли? — Со мной? Как он узнал? — Я просто ощутил, как всё твоё тело напряглось. Что происходит в твоей красивой и загадочно размышляющей головке?
Я трясу головой, от своих мыслей, чувствуя себя глупо и всё же боясь услышать ответы. Когда я пытаюсь отстраниться, руки Колтона удерживают меня.
— Ничего особенного, Колтон, — вздыхаю я.
— Расскажи мне.
Я делаю глубокий вдох и набираюсь смелости, чтобы вслух произнести два слова, крутящихся в моей голове:
— Почему я?
— Почему ты что? — спрашивает он со смятением в голосе, разжимая объятия. Он уже отпустил меня, но я ещё отстраняюсь на шаг и стою к нему спиной, так и не набравшись храбрости спросить его в лицо
— Почему я, Колтон? Почему Я здесь? — Я слышу его глубокий вдох позади меня. — Почему не одна из десятков женщин, которые были до меня? Есть ведь множество других, которые намного красивее, сексуальнее, стройнее… Почему здесь я, а не одна из них?
— Для человека так уверенного в себе странный вопрос, и он меня удивляет, — его голос раздаётся гораздо ближе, чем я ожидала. Мы стоим какое-то время в молчании, и, когда я по-прежнему не поворачиваюсь, он берёт меня за плечи и разворачивает к себе сам.
— Посмотри на меня, — командует он, удерживая мои плечи до тех пор, пока я не подчиняюсь. Он качает головой, в его глазах неверие, и, мне кажется, он слегка удивлён. — Прежде всего, Райли, ты очень красивая и невероятно чувственная женщина. А твоя попа, — Колтон делает паузу, и гортанный звук, который вырывается из его горла — полный высочайшего одобрения, — то, о чём грезят мужчины, — он фыркает. — Я мог бы сидеть и любоваться тобой весь день.
Его глаза удерживают мой взгляд, и я убеждаюсь в том, что они абсолютно честны. Часть меня очень хочет ему верить. Хочет согласиться с тем, что меня ему достаточно. Он медленно проводит ладонями по моим рукам, перемещаясь с них на бока, медленно двигаясь вниз к бёдрам и потом обратно.
— Что же касается тех женщин: должен признать, сладкая, что все сознательные годы я встречался в основном, с худышками, но, чёрт побери, Райли, твои изгибы так невероятно сексуальны. Они настолько меня заводят, что ты не поверишь. Мне тяжело просто смотреть на тебя и сдерживаться, когда ты идёшь впереди, — он склоняется ко мне, толкаясь в меня доказательством своего возбуждения, и нежно целует в полуоткрытые губы. Потом прижимается своим лбом к моему, пальцами неторопливо поигрывая с завязками от платья на моей шее. — Что же касается того, что они больше не здесь, — шепчет он, и его слова обдувают моё лицо перед тем, как он отстраняется, а его изумрудные глаза горят напротив моих, — всё просто. Наше соглашение закончилось.
Я отступаю, пытаясь осмыслить его последние слова.
— Они просто встали и ушли? — я пытаюсь завуалировать отчаяние в голосе, когда мне вдруг становится очень важно знать, что меня ждёт в конце. — Я имею в виду: почему соглашения заканчивались?
Мгновение перед ответом он просто смотрит на меня:
— Некоторые из них находили тех мужчин, которые могли дать им нечто большее, чем я, в отношениях с другими, на мой вкус, было слишком много драмы, а кто-то уже воображал себе дом, окружённый заборчиком, и целый выводок детей, — равнодушно комментирует он.
— И… и, я полагаю, тогда ты сразу с ними расставался, — он осторожно кивает, шестерёнки в его голове усиленно вращаются, пока он пытается понять, для чего мне эта информация. — Любил ли ты хоть одну из них?
— Боже, Райли! — рявкает он, нервно проводя рукой по волосам. — Что это, к чёрту, за пятьдесят вопросов? — он отходит от меня на несколько футов, и ожесточение, исходящее от него, явно демонстрирует, как далеко я зашла и как много захотела узнать.
Я сажусь на песок, видя, как Бакстер несётся по пляжу, подтягиваю колени к груди, и кручу, и кручу на пальце кольцо.
— Я просто хочу знать, что меня ожидает, — неприметно взглянув в его сторону, я вижу, как он вскидывает на меня глаза. — Чтобы я была готова, — произношу я со вздохом, больше для себя, но знаю, что он слышит, потому что замечаю, как напряглись желваки на его челюсти. — Ты говорил, что разрушаешь всё хорошее. Мне нужно знать, любил ли ты кого-нибудь из них?
Он ходит мимо меня, проводя руками по волосам. Мне приходится вытягивать шею, чтобы встретиться с ним взглядом.
— Я не способен любить, Райли, — бесстрастно произносит Колтон, и его голос полон шепчущих призраков, в то время как он потерянно смотрит на море, засунув руки в карманы. — Я давно усвоил, что, чем больше ты хочешь кого-то, чем сильнее жаждешь быть с ним, нуждаешься, любишь его… Не важно. Рано или поздно, в любом случае он оставит тебя, — Колтон подбирает ракушку и бросает её. — Кроме того, кто-то может сказать, что любит тебя, но слова оказываются лживыми, а действия специально придуманными, чтобы показать то, чего на самом деле нет.
От его слов по моему телу пробегает дрожь. Какой ужасный, печальный выбор жизненного пути. Всегда хотеть, но никогда не позволять себе иметь, потому что думаешь, что это будет отнято без предупреждения. Быть настолько раненым, что думать, будто боль приносят слова и действия, а не люди, стоящие за ними. Моё сердце обливается кровью о маленьком мальчике, который жил в пустоте, лишённый безусловной любви. Оно болит за этого мужчину передо мной. Он полон жизни и страсти, и возможностей, но сам отвергает ту свою часть, которая сделала бы его цельным.
Не обращая внимания на мою задумчивость и охватившую меня жалость к одинокому мальчику в нём, Колтон продолжает:
— Думаю ли я, что мог бы полюбить какую-нибудь из них? Не уверен, Райли. Я знаю, каких чувств от меня они хотели. Что хотели, чтобы я демонстрировал им в ответ, и какой взаимностью отвечал, но я уже говорил тебе — я на это просто не способен, — он пожимает плечами, будто приводя незначительный факт из своей жизни. Потом Колтон поворачивается ко мне с тенью улыбки на губах и, в свою очередь, спрашивает: — А что насчёт тебя, Райли? Ты когда-нибудь любила?
Мгновение я смотрю на него, а затем перевожу взгляд на волны, в поисках воспоминаний, которые от времени подёрнулись дымкой забвения. Когда они приходят ко мне, на моих губах появляется задумчивая улыбка:
— Да, было такое дело.
— Бакстер, сюда! — кричит Колтон, протягивая руку, чтобы помочь мне подняться с песка. — Давай вернёмся, — говорит он, держа меня за руку, и от меня не ускользает тот факт, что он никак не отреагировал на мой ответ. Мы идём в молчании, и я чувствую, что он хотел бы знать больше, но не решается спросить.
Колтон вздыхает.
— Я не имею права даже чувствовать себя таким образом, — произносит он, проводя рукой по волосам, — учитывая моё прошлое… — он замолкает на полуслове, встречаясь со мной взглядом. — Почему это так задевает меня? Почему мысль о тебе с кем-нибудь сводит меня с ума?
Части меня нравится тот факт, что Колтона зацепило. Я упиваюсь мыслью, что значу достаточно, чтобы быть для него важной.
— Ты же, конечно, не думаешь, Ас, что я прождала всю свою жизнь, чтобы стать твоей игрушкой, а? — смеюсь я, пожимая плечами и чувствуя себя неловко, потому что догадываюсь, какой следующий вопрос он собирается задать. Я редко рассказываю о том, что произошло. Никогда не рассказываю о последствиях. Из-за немыслимой потери, о которой никогда не смогу забыть. Из-за отвратительных, бездушных слов, сказанных мне его семьёй. Их обвинения преследуют меня и по сей день.
Несмотря на прошедшие годы, я всё ещё испытываю адскую муку, когда рассказываю об этом. Время немного размыло события за те два года, что прошли с момента аварии. Но картины той катастрофы, запечатленные в моей памяти, никогда не померкнут. Вина по-прежнему давит на меня, порой так сильно, что мне трудно дышать и двигаться. Прошлое мешает мне жить дальше. Рискнуть и оставить прошлое в прошлом. Использовать свой шанс на отношения с Колтоном. Я пытаюсь скрыть возникшую от воспоминаний пронизывающую меня дрожь, и пытаюсь взять себя в руки, чтобы выглядеть достойно.
Колтон смотрит на меня с тенью улыбки на губах:
— Выкладывай, сладкая. Что случилось?
Я делаю глубокий вдох.
— Особо рассказывать и не о чем, — начинаю я, утыкаясь взглядом в песок, по которому мы неспешно идём. — Мы дружили ещё со школы, вместе пошли в один колледж, обручились, планировали свадьбу… — я чувствую, как Колтон весь напрягся от моих последних слов, сжимая пальцами мою руку. — И он погиб немногим больше двух лет назад. Конец истории, — я бросаю взгляд на Колтона, обнаруживая, что он в упор смотрит на меня. Я рада, что слёзы, которые обычно наполняют мои глаза в этом случае, не появляются. Как неловко любить одного человека и плакать о другом.
Колтон резко останавливается, так, что моя рука дёргается, пока я по инерции двигаюсь вперед, и я пошатываюсь. Его глаза ищут мои, и их заполняет сочувствие.
— Соболезную, — произносит он мягко, притягивает меня к своей твёрдой груди, оборачивая вокруг меня руки. Я зарываюсь лицом в его шею, находя утешение в ровном биении пульса под моими губами. Я обнимаю Колтона в ответ, вдыхая его восхитительный запах, такой чистый и такой утешительный. Он оставляет на моей макушке нежный поцелуй, и его нежность настолько неожиданна, что в глубине моего горла встаёт ком и жгут слёзы.
— Спасибо, — шепчу я, откидываясь назад, чтобы посмотреть ему в лицо, и мягко улыбаюсь.
— Может, хочешь поговорить со мной об этом? — предлагает он, проводя ладонью по моей руке, берёт за кисть и подносит её ко рту, целуя.
Хочу ли я поговорить об этом? На самом деле — нет, но он заслуживает узнать мою историю. По крайней мере, большую ее часть. Колтон снова притягивает меня к себе, обнимает, и мы продолжаем свой путь.
— В моей истории действительно нет ничего особенного. Мы с Максом словно были предназначены друг другу. Он был старшеклассником, я училась в младшей школе. Типичный школьный роман. Походы на футбольные матчи, выпускной, первая для обоих близость, — я с безразличным видом пожимаю плечами, скрывая потрясение, вызванное этими воспоминаниями. — Я переехала за ним, когда он поступил в Калифорнийский Университет в Лос-Анжелесе, жила с ним, а когда перешла на последний курс, мы обручились, — я смотрю, как Бакстер снова кусает волну, и это немного отвлекает меня от того, что я собираюсь рассказать.
— Однажды в выходные Макс решил удивить меня поездкой. Он сказал, что это то, что доктор прописал, прежде чем… — я колеблюсь, задаваясь вопросом, как мне продолжить дальше. Поддерживая меня, Колтон пожимает мне руку. — У нашего путешествия не было какого-либо определённого пункта назначения, поэтому мы просто ехали по дороге, разглядывая пейзажи. Никто не знал, что мы куда-то поехали, поэтому никто не ждал нашего возвращения домой. Мы держали путь на север и доехали до Маммота, проехали его и свернули на двухполоску недалеко от городка Джун-Лейк. К счастью, зима была малоснежная, поэтому сугробов вокруг не было. Так, немного снежного пуха здесь и там. Был ранний день, я была голодна, поэтому мы решили поискать подходящее место для пикника. Так глупо... — я трясу головой. — У нас с собой были сотовые, но бесполезные — мы отключили их, чтобы попусту не тратить зарядку батареи, — я останавливаюсь, нуждаясь в паре минут, чтобы вспомнить те последние беззаботные мгновения, прежде чем наша жизнь безвозвратно изменилась. Я высвобождаюсь из-под руки Колтона, обнимаю себя руками, стремясь сдержать бьющую меня дрожь. Чувствуя мои мучения, Колтон снова обнимает меня, его тело окружает моё.
— Вы были очень молоды, Райли. Вы не сделали ничего плохого. Не приписывай всё, что случилось, себе, — говорит он так, будто знает, что чувство вины ежедневно разъедает меня, как болезнь.
Я внимаю его словам, благодарная за то, что он их произнёс, но всё ещё не верю им.
— Мы как раз повернули за очередной поворот на той извилистой дороге, по которой ехали. Там стоял лось, и Макс свернул в сторону, чтобы не столкнуться с ним, — я слышу, как Колтон втягивает в себя воздух, уже догадываясь, чем всё закончится. — Мы вылетели на встречную полосу, и шины захватили край обочины, потому что Макс слишком сильно вывернул руль, уворачиваясь. Не знаю. Всё произошло так быстро, — я вновь содрогаюсь, и Колтон крепче сжимает вокруг меня руки, как будто их сила может предотвратить неизбежное. — Я помню, как увидела первые деревья, когда мы перелетели через край дороги и стали падать в овраг. Помню, как Макс матерился, и это было странно, потому что он редко ругался, — мой желудок подымается к горлу, в то время как я вспоминаю чувство невесомости, когда автомобиль оторвался от земли и, увлекаемый центробежной силой, крутанул меня как тряпичную куклу, падая вниз. Я вытираю рукой одинокую слезинку, что скатывается из уголка моего глаза. Качаю головой. — Я уверена, ты не хочешь всего этого слышать. А я не хочу разводить сырость в наш вечер, — чувствую, как он отрицательно мотает головой, которая покоится на моём плече. Его руки крест на крест обёрнуты вокруг моих плеч, и я поднимаю ладони, цепляясь за них пальцами.
— Нет, пожалуйста, продолжай, Райли. Я очень ценю, что ты делишься этим со мной. Позволяешь мне узнать и лучше понять тебя.
Может, если я откроюсь ему, он будет чувствовать себя достаточно комфортно, чтобы, в свою очередь, рассказать мне о своём прошлом. Это моё подсознание подсказало мне всё рассказать ему?
Я надеюсь, что он ответит на подобное подобным? Пару секунд я размышляю над этим и понимаю, что, так же, как я надеюсь на это, реально другое — в первый раз за долгое время рассказывать об этом мне легче.
Прежде чем продолжить, я делаю судорожный вздох.
— Следующее что я помню — как пришла в себя. Уже темнело. Солнце перевалило за гребень горы, и мы оказались в тени глубокого оврага, куда свалились. Запахи — о, мой Бог — они были чем-то, что я никогда не забуду и всегда буду связывать с тем днем. Смесь вытекшего бензина, крови и разрушения. Мы были на самом дне оврага. Машина лежала боком, я оказалась выше, а Макс ниже. Автомобиль был искорёжен. Мы столько раз перевернулись, что внутренне пространство смялось и уменьшилось в два раза. И я слышала Макса. Звуки, которые он издавал, пытаясь дышать, чтобы жить, были ужасны, — я содрогаюсь, вспоминая их, они до сих пор слышны в моих снах. — Но звуки говорили о том, что он жив. И какое-то время, в первые моменты, когда он очнулся, он держал меня за руку, пытаясь сдержать страх от того, что приходишь в сознание в том аду, в котором мы оказались.
— Тебе нужна минутка передохнуть? — спрашивает Колтон, нежно целуя меня в голое плечо.
Я отрицательно качаю головой:
— Нет, я бы хотела поскорее закончить.
— Хорошо. Не торопись, — мурлычет он, и мы продолжаем свой путь.
— Я запаниковала. Мне нужно было позвать на помощь. И только когда попыталась пошевелиться, чтобы отстегнуть ремень безопасности, почувствовала боль. Правая рука не двигалась. Явно была сломана в нескольких местах. Я вынула левую руку из руки Макса и попыталась ею отстегнуть ремень, но его заклинило — как потом показало расследование, по странной причуде производителя металлический разъём в механизме заблокировался от столкновения. Помню, как посмотрела вниз и почувствовала себя как во сне, когда поняла, что вся в крови. Голова, рука и вся нижняя часть туловища просто кричали от боли, такой сильной, что я предпочла бы умереть, только не испытывать её вновь. Было больно дышать. Двигать головой. Я помню голос Макса, бормочущий моё имя, и я взяла его за руку в темноте. Я сказала ему, что собираюсь позвать на помощь, и что он должен держаться. Что я люблю его. Потом взяла осколок стекла. Пыталась использовать его, чтобы разрезать ремень, но всё кончилось тем, что я поранила ладонь и ткнула себя в живот. Это было ужасно. От боли я периодически теряла сознание. А когда приходила в себя, ослепляющая паника пробивала меня снова и снова.
Мы доходим до дома Колтона, я смотрю на Бакстера, энергия которого кажется неиссякаемой. Колтон садится на нижнюю ступеньку крыльца и тянет меня вниз, чтобы я села рядом с ним. Кончиками пальцев я вырисовываю на песке бессмысленные фигуры.
— Ночью было холодно, темно и страшно. Когда же от рассветного солнца небо стало светлеть, дыхание Макса стало тяжелым, поверхностным и редким. У него было очень мало времени. Всё, что я могла — держать его руку, молиться за него, разговаривать с ним и повторять, что всё будет хорошо. Говорить ему, как я его люблю. Через несколько часов он умер, — я провожу ладонью по щеке, убирая навернувшиеся слёзы, которые пытаются стереть из моей памяти образ Макса, когда я видела его в последний раз. — Я была на краю. Теряла силы от потери крови, чувствовала, что с каждым часом слабею, и мне становится всё хуже. И всё это в комплекте с паникой. Я была в ловушке, и чем дольше оставалась в машине, тем больше ощущала, как она смыкается вокруг меня.
— К вечеру второго дня клаустрофобия почти задушила меня, и я совершенно потерялась. Я не могла больше вынести боль и чувство поражение, и металась в страхе и гневе, и с вызовом, что всё же не хочу умирать! Эти мои движения каким-то образом выбили из приборной панели мой сотовый, застрявший в ней, когда машина кувыркалась по склону. Телефон упал передо мною на пол, — я глубоко вдыхаю, вспоминая, как эта ситуация заставила меня собрать все мои силы, каждую крупицу решимости, чтобы я сосредоточилась и смогла заполучить телефон. Мой спасательный круг. — Мне казалось, на то, чтобы поднять его, ушли часы, и когда я всё-таки включила его, связи не было. Я была опустошена. Начала орать что-то бессмысленное в пустоту, и тут в голове моей что-то щёлкнуло — я вспомнила историю, которую слышала в новостях. О том, как пропавших туристов нашли по ping-сигналу (прим.перев. сокращение от Packet Internet Groper — отправитель пакетов интернета — программа, используемая для проверки доступности адресата путем передачи ему специального сигнала и ожидания ответа) мобильного телефона, несмотря на то, что сеть не ловилась. Я знала, что из-за моего отсутствия сегодня утром на работе кто-нибудь позвонит Хэдди, и механизм поисков запустится. Она человек, который сразу забеспокоится, тем более она знала, что утром у меня была назначена важная встреча, которую я бы ни за что не пропустила. И я посчитала, что, возможно, нас ищут и смогут отследить мой телефон и определить наше местоположение. Шансы такого исхода были очень малы, но это была моя единственная надежда, — кончиком большого пальца я прикасаюсь к своему кольцу. — И я уцепилась за эту надежду, и одной моей мыслью было — только бы это сработало.
— Даже не знаю, что сказать, — прокашлявшись, произносит Колтон. Я уверена — он никогда бы не подумал, что у меня такая история. Тем не менее, мне импонирует его сострадание, при том, что он объявил себя человеком анти-драмы. Потому что моя история — определённо драма.
— Тут ничего и не скажешь, — пожимаю я плечами, тянусь к нему и нежно прикасаюсь ладонью к его щеке. Молча благодаря его за предоставленную возможность выговориться и за то, что слушал, не делая никаких замечаний. Не советуя мне, что нужно было делать, как это говорили мне другие. — Чтобы найти меня, у них ушло ещё почти полтора дня. К тому времени у меня начались галлюцинации. От холода и попытки мысленно выбраться за пределы машины. Увидев спасателя, я решила, что это ангел. Он заглянул в окно машины, стоя против света, и солнце сотворило вокруг него ореол. Позже он рассказал мне, что я кричала на него, — я тихо смеюсь, вспоминая. — Назвала его сукиным сыном, и что он ещё не может меня забрать. Что я ещё не готова умереть.
Колтон тянет меня, усаживая к себе на колени, чтобы баюкать между ними, как в колыбели, и нежно целует следы от слёз на моих щеках.
— Почему меня не удивляет, что ты хотела прогнать ангела? — смеётся он, прижимаясь губами к моему виску. — Ты отлично умеешь отчитывать людей, — дразнится он, напоминая нам обоим, сколько раз я проделывала это с ним.
Я прижимаюсь к Колтону, погружаясь в него, благодарная за подаренный мне комфорт. Закрываю глаза и позволяю солнечным лучам и теплу его тела растворять холод в глубине моей души.
— Я говорила тебе, Ас. Багаж.
— Нет, — произносит он. Его подбородок покоится на моей макушке. — Это просто ситуация, которая абсолютно вышла из-под вашего контроля.
Хотелось бы мне, чтобы все так считали. Пожимаю плечами, прогоняя прочь эту заблудшую мысль.
— Слишком много грусти в такой чудесный вечер, — вздыхаю я, откинувшись назад и глядя на Колтона.
Он задумчиво мне улыбается.
— Спасибо, что рассказала мне свою историю. Уверен, говорить об этом было нелегко.
— Что ты собираешься теперь делать?
Колтон ухмыляется и хватает меня за талию, поднимая со своих колен, пока встаёт сам. Он не отпускает меня, поднимая всё выше, игнорируя мои усиливающиеся вопли — потому как я понимаю, что он задумал — и кладёт себе на плечо.
— Я тяжёлая! Отпусти меня! — визжу я, пока он начинает трусить вверх по лестнице. Я бью его по заднице, но он просто продолжает идти.
— Прекрати дёргаться, — смеётся он, шлёпая меня в ответ. К тому моменту, когда мы оказываемся наверху лестницы, мои бока болят от смеха, и Бакстер громко лает рядом с нами. Колтон продолжает меня нести, хоть мы и достигли террасы, и я снова бью его.
— Опусти меня вниз!
— Я сдерживаюсь из последних сил, чтобы не бросить тебя прямо сейчас в бассейн, — предупреждает он.
— Нет! — я визжу и дико пинаюсь, когда он разворачивается, чтобы показать мне, насколько близко мы к краю. Он топчется там пару мгновений, пока я кричу, но потом делает большой шаг назад, и я облегчённо оседаю. Он останавливается, тянет мои ноги вниз, и я медленно скольжу по его телу. Моё лицо ещё не приблизилось к его, когда он сжимает объятия, заставляя меня повиснуть в воздухе, в результате моя грудь оказывается прижатой к его.
— Вот эта улыбка мне нравится, — мурлычет он, овевая моё лицо своим дыханием.
— Очень смешно, Ас! — выговариваю я ему. — Ты… — мои следующие слова заглушаются его ртом, захватывающим мой. Мягким, нежным и упорным, и я уступаю ему. Нуждаясь в этом настоящем мужчине, который может заставить меня забыть моё прошлое и напомнить мне, почему это нормально — двигаться дальше. Мы тонем в поцелуе, Колтон позволяет мне сползти по нему оставшуюся часть пути, я держу в ладонях его лицо. Мозоли на его пальцах царапают обнажённую кожу моей спины, когда он скользит ими вниз, чтобы схватить меня за бёдра.
Я хнычу в знак протеста, потому что он отпускает меня. В его глазах — неузнаваемые эмоции, которые я не могу прочитать.
— Ты хочешь кушать? — спрашивает он.
Да, тебя. Я закусываю нижнюю губу, не давая этим словам вырваться, и киваю.
— Конечно, — отвечаю я, отступая от него, поворачиваюсь, и вижу слева от нас накрытый стол. — Что? Как?
Колтон улыбается:
— У меня особенные возможности, — смеётся он, подводя меня к столу и отодвигая стул. — Спасибо, Грейс, — кричит он в сторону открытой входной двери, и я слышу оттуда слабый ответ.
— Твоё секретное оружие?
— На все времена! — Он наливает нам вина. — Грейс лучшая. Она заботится обо мне.
Счастливая женщина.
— Пахнет вкусно, — говорю я, пригубив вино, пока Колтон открывает блюдо, на котором разложена курица с артишоками и паста «Капеллини».
— Одно из моих любимых, — заявляет Колтон, откусывая немного. Потом наблюдает за тем, как я пробую еду, и я вижу, как он заметно расслабляется, после того как я издаю одобрительное мычание.
Трапеза получается лёгкой и располагающей. Еда превосходная, и я скептически воспринимаю слова Колтона о том, что Грейс ни с кем не делится своими рецептами. Я убеждаю его, что найду способ разговорить её.
Мы говорим о работе, и Колтон интересуется, как себя чувствует Зандер. Я отвечаю, что он не произнёс больше ни слова, но, кажется, сейчас активнее реагирует на людей, и это хорошее продвижение вперёд. Я сообщаю Колтону, что за ним окончательно закрепился статус героя, и что мои воспитанники до сих пор не могут перестать вспоминать, как он привёз их в школу. Объясняю про следующие этапы получения разрешения для некоторых новых проектов, по которым «Всеобщая забота» получила зелёный свет.
Он рассказывает мне, что, наряду с обычными делами в «КД Энтерпрайзес», был занят общением со СМИ по поводу предстоящего сезона. На прошлой неделе снимался в рекламе Merit Rum — участвовал в фотосессии для их новой маркетинговой компании — а также принял участи в подготовке к IRL (прим.перев. IRL IndyCar — серия американского чемпионата по автогонкам, созданная в 1994 г.).
Мы тонем в расслабляющем ритме, делясь друг с другом, и то, что в других отношениях было бы для меня сюрреалистической постановкой, сейчас ощущается нормальным.
Когда мы заканчиваем ужинать, Колтон предлагает мне быструю экскурсию по остальной части дома — то, чего я втайне желала. Он ставит на стол наши бокалы и берёт меня за руку. Сначала показывает кухню, в современном стиле, с гранитными поверхностями теплого цвета и противопоставленным им первоклассным современным оборудованием из нержавеющей стали.
— Ты готовишь, Ас? — спрашиваю я, пробегая пальцами по гигантской столешнице, пока обхожу её, а мысли мои убегают в прошлое, вспоминая другую столешницу. И когда он молчит в ответ, я поднимаю глаза, встречаясь с ним взглядом, и вспыхиваю, понимая, что он вспоминает о том же самом.
Он только качает головой и ухмыляется мне:
— Я могу слепить себе пару бутербродов, если очень нужно.
— Здорово, — бормочу я, пока он увлекает меня в следующее помещение — гостиную с видом на кухню. Глубокие, шоколадного цвета кожаные диваны, созданные для того, чтобы погрузиться в них, как в забвение, полукругом выстроены напротив большого телеэкрана. Он приводит меня в кабинет с богатой мебелью из кожи и тёмного дерева, который буквально дышит мужественностью. Большую часть пространства занимает широкий стол, вдоль стен выстроены книжные стеллажи, а у дальней стены стоит одиноко прислонённая к стене акустическая гитара.
— Ты играешь? — спрашиваю я, кивая на гитару.
— Только для себя, — неожиданно мягким голосом произносит он, и я оборачиваюсь, чтобы взглянуть ему в лицо. Он пожимает плечами. — Это помогает мне размышлять о разных вещах. — пока он говорит это, я прохожу по кабинету, ведя рукой по книжным полкам и рассматривая стоящие тут и там семейные фотографии. — Я не играю для других.
Я киваю головой в ответ, понимая потребность занять себя чем-то, когда в голове крутятся беспокойные мысли. По-прежнему двигаясь вдоль книжных полок, я останавливаюсь, потому что моё внимание привлекает одна фотография. На ней совсем молодой Колтон, уставший, но ликующий, в гоночном комбинезоне, стоит перед своим болидом, руки подняты в победном жесте, на взволнованном лице широкая улыбка, и сверху льётся дождь из конфетти. Единственная помеха на этой картинке — женщина, которая обнимает его за талию. Она буквально поедает Колтона взглядом полным любви, обожания и почтения. Я узнала бы это лицо где угодно.
— Что за фотка? — спрашиваю я небрежно, разворачиваясь к нему, расслабленно опирающемуся о дверной косяк, пока я рассматриваю его вещи.
— Какая? — Он склоняет голову, двигаясь в мою сторону. Я отхожу назад, вопросительно указывая на фото.
На его губах появляется рефлекторная улыбка, а глаза вспыхивают.
— Это моя первая победа на трассе Indy Lights (прим.перев. автогоночный чемпионат, проводящийся с 1986 года, как гонка поддержки и младший дивизион одного из главных первенств «чампкаров»), — Колтон качает головой, вспоминая. — Боже, что это был за год!
— Расскажи мне об этом, — он удивлённо выгибает брови, будто сомневаясь, что мне действительно может быть интересен его рассказ. — Я хочу знать, — уверяю его я.
— Это был мой второй год в качестве гонщика, и я думал прекратить участвовать в гонках, если не смогу одержать тогда победу. Я много раз был близок к ней, но всегда что-то мешало, — он протягивает руку и берёт фотографию, чтобы взглянуть на неё. — Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что по неопытности делал много ошибок, отчего и возникали проблемы. Но тогда я был расстроен и испугался, что потеряю то единственное, что действительно любил — из-за слишком большого эго, нежелания слышать других. Некоторые вещи никогда не меняются, да? — Он смотрит на меня, а я улыбаюсь в ответ. — В общем, в той гонке, казалось, всё шло плохо. Отрегулировать автомобиль как надо не получалось, потому что погода была неустойчивой. Слишком много переменных, чтобы всё учесть. Однако мы справились, несмотря на отставание в пять кругов. Сдал лидерство, глупо рискуя, чего не должен был делать, но в итоге это «окупилось», и мы выиграли.
— Первая победа из многих? — Я забираю снимок из его рук и снова его изучаю.
— Верно, — улыбается он. — И в этом сезоне я надеюсь на большее.
— Кто это? — спрашиваю, показывая на Тони, истинную причину моего интереса.
— Вы не встречались с Тони на треке в тот день, когда ты привозила мальчиков?
— А, — изображаю я тупенькую, — это та, с которой ты разговаривал перед тестами?
— Да. Я извиняюсь. Думал, вас представили друг другу.
— Хм-хм, — я ставлю рамку с фото обратно на стеллаж и следую за ним, выходящим из кабинета. — Она уже тогда у тебя работала?
— Нет, — усмехается он, проводя меня в небольшое помещение, где стоят несколько гоночных сувениров, огромный телевизор с плоским экраном и бильярдный стол. — Она друг семьи, и мы вроде как росли вместе. В колледже мы некоторое время встречались, и в наших семьях уже давно ходит шутка, что однажды мы поженимся.
Ух ты! Я в самом деле это услышала? Только парень может без всякой задней мысли ляпнуть такое женщине, с которой в данный момент делает то, что делают вместе мужчина и женщина. Их семьи надеются на их брак? Твою мать! Я громко сглатываю, когда он заводит меня в гостевую комнату.
— Почему вы расстались?
— Хороший вопрос, — вздыхает он, посылая мне странный взгляд, и я задумываюсь, а не слишком ли очевиден мой исследовательский интерес к нему? — Не знаю. Мы были слишком хорошо знакомы. Я воспринимал её как младшую сестру. И другие отношения у меня с ней просто не получились. — Он пожимает плечами. — В то время, когда было сделано это фото, мы ещё встречались. После мы остались хорошими друзьями, кроме того, она — одна из немногих, кому я действительно могу доверять и от кого завишу. Когда она закончила колледж со степенью по специальности «маркетинг», а я решил организовать свою корпорацию, она помогла мне. Она была хорошим специалистом, и когда «КДЭ» стала реальностью, я предложил Тони работу.
Что ж, хотя бы с его стороны отношение к ней платоническое, потому что сама Тони точно рассчитывает на большее. Я отрываюсь от наблюдения за океаном сквозь стеклянную стену и бросаю взгляд на Колтона. Он протягивает мне руку:
— Пойдём, я покажу тебе второй этаж.
Мы поднимаемся по более широкой, чем в обычных домах, отдельно расположенной лестнице с каменными ступенями, и у меня снова возникает ощущение, что Колтон живёт в средневековой крепости. Я говорю ему, что ожидала холодной и неприветливой обстановки, но обнаружила прямо противоположное. Колтон поясняет, что выбрал каменную облицовку потому, что она не требует особого обслуживания в условиях постоянного изнашивания из-за натиска песка и ветра с пляжа.
Когда мы достигаем верха лестницы, перед нами открывается помещение, являющееся частью террасы, которую я разглядела, когда стояла перед фасадом дома.
— Думаю, я достигла небес, — бормочу я, двигаясь по внутренней, а потом и внешней части террасы.
Свет фонарей обволакивает верх решётки, увитой виноградной лозой, мерцая в темнеющем небе. Четыре шезлонга, в которых я могла бы погрузиться и потеряться, умело «встроены» в пространство террасы.
Колтон хихикает над моей зачарованностью, утаскивая меня за руку обратно.
— Мы успеем насладиться этим местом позже, — произносит он, картинно поигрывая бровями.
— У мужчин всегда одно на уме, — поддразниваю я его, но мои слова замирают на губах, когда он вводит меня на порог своей спальни. — Ничего себе! — я шумно вздыхаю.
— А вот и мое любимое место в доме, — говорит он, и я понимаю почему. Посреди комнаты с видом на океан устроена огромная кровать. Интерьер выдержан в мягких коричневых, синих и зелёных тонах. У наклонной стены расположен двухместный диванчик, напротив него журнальный столик, на котором вперемешку валяются книги и журналы. В противоположном углу рядом с камином — большая собачья лежанка, с пожёванными игрушками и скомканным синим одеялом. Центральной точкой комнаты, как и в зале внизу, является стена из стекла — с открытым окном и бризом, дующим с океана.
— Я понимаю, почему, — говорю я, потому как меня тянет к стеклянной стене — стоять и смотреть на далёкие огни судов и судёнышек, которые держат свой путь домой. Я вижу силуэты сёрферов, которые ждут свою волну, чтобы оседлать её. — Это в самом деле волшебное место.
Колтон застаёт меня врасплох, когда подходит вплотную, и я чувствую его руки, которые скользят по моей талии и притягивают меня, прижимая к его груди, а сам он утыкается носом в мою шею.
— Спасибо, — бормочет он, а я склоняю голову, подставляя шею под череду лёгких как пёрышко поцелуев, спускающихся к моему плечу и обратно. В ответ на его прикосновение моё тело содрогается и с губ срывается мягкий вздох. Его рука по диагонали спускается на мой живот, прижимая меня к нему, вжимая мои округлости в его твёрдые формы. Его рот снова оказывается рядом с моим ухом, целуя чувствительное местечко прямо под ним, у роста волос.
— Могу я сказать тебе, насколько я рад тому, что ты здесь? — шепчет он, и его дыхание щекочет моё ухо.
Я делаю вдох в ответ, откидывая голову ему на плечо:
— Спасибо за этот вечер, Колтон.
Он усмехается:
— Я надеюсь, ты не намекаешь, что всё закончилось, потому что я только начал, — его ладони движутся вверх и вниз по моим бокам, а кончики пальцев задевают внешнюю сторону грудей. Как крошечные намёки на то, что будет впереди. Я прогибаюсь к Колтону от этих прикосновений, моё тело гудит от желания, а сердце упивается его нежностью. Я запрокидываю голову, а он склоняет свою, изгибая шею так, что даже в нашем неудобном положении его рот захватывает мой. Его язык проникает в него, раздвигая губы, облизывая их. Дразня. Охватывая. Переплетаясь с моим языком. Пробуя. Поклоняясь. Я разворачиваюсь к нему лицом, желая большего, чтобы утолить своё ненасытное влечение. Он прижимает меня к стеклянной стене, обрамляя руками мою голову, в то время как его тело вжимается в моё. Когда я кусаю его за нижнюю губу, пробегая затем по его небритой нижней челюсти языком, Колтон издаёт придушенный вздох. Я дотягиваюсь до его уха и тяну за мочку зубами.
— Нет, — дышу ему в ухо, — определённо, вечер только начинается, Ас.
— Райли, — стонет он мое имя, полный абсолютного одобрения.
От этой его непроизвольной реакции я ощущаю прилив сил. Хочу показать ему, какие чувства он во мне вызывает. Показать действиями, поскольку не способна выразить это словами.
Я погружаю язык в ямку между его ключицами, жёсткие волосы щекочут мои губы, запах Колтона обволакивает меня, и я провожу дорожку из поцелуев к другому его уху:
— Я хочу распробовать тебя, Колтон.
Слышу, как от моих слов он резко втягивает воздух, и его руки внезапно оказываются у моего лица, заключая его в колыбель ладоней. Колтон отстраняет моё лицо от себя, поглаживая большими пальцами мои губы, опухшие от его поцелуев. Его глаза всматриваются в мои, выискивая там что-то, ему одному известное, но те эмоции, что я вижу в его глазах — это всё, что мне нужно знать. Мы, казалось, целую вечность пристально смотрим друг на друга, затянутые в омут обоюдного желания. Наша молчаливая интерлюдия длится ещё некоторое время, пока Колтон не говорит со стоном: «Боже, да, Райли!», после чего обрушивает свой рот на мой. Его поцелуй похож на взрывной выплеск всего того, что я увидела в его глазах: жадность, страсть, пылающая потребность и неожиданная безотлагательность. У меня даже нет шанса предложить что-либо в ответ, потому что Колтон просто берёт то, что ему нужно, и я охотно подчиняюсь его невысказанным приказам. Вручая в его руки свой разум, тело, сердце и душу.
После поцелуя я подаюсь назад, и похотливое выражение в моих глазах останавливает Колтона от того, чтобы притянуть меня обратно. Наши грудные клетки вздымаются в нетерпении. Я закусываю нижнюю губу, и мой рот растягивается в дьявольской усмешке. А мысли поворачивают на то, насколько я хочу спуститься языком по его телу, чувствуя дрожь в ответ на моё прикосновение.
Я тянусь к нему рукой, удивлённая этой распутной женщиной, которую Колтон из меня выпустил. Пассивная, застенчивая девушка Макса, для которой предложить секс при свете было верхом отваги и предприимчивости — пропала. Колтон заставил меня захотеть такое, чего я и помыслить не могла. Благодаря ему я почувствовала себя сексуальной. Желанной. Необходимой.
Я комкаю низ его футболки, задирая её, пока мои ладони не касаются его живота. Провожу ногтем поперёк пресса, чуть выше пояса джинсов, и ухмыляюсь от того, что его губы размыкаются, а глаза темнеют от абсолютной потребности только от одного моего прикосновения.
Я тяну его футболку вверх, пытаясь снять.
— Позволь мне, — сипит Колтон, поднимая руки и хватаясь за ворот, и одним рывком, как человек, который не боится испортить причёску, стягивает с себя одежду.
— Прям как я люблю, — бормочу я, оглядывая его скульптурные плечи и поджарый торс вместе с дорожкой волос посреди сексуальных V-образных мышц, скрывающейся за поясом штанов.
— Я весь твой, делай что хочешь, — выдыхает он с сексуальной ухмылочкой, намекая на всякие грязные штуки, которые он хочет, чтобы я с ним сделала. Вытягивает руки по швам, предлагая мне себя.
Я протягиваю руки, хватаюсь за его шею и притягиваю его лицо к своему. Прижимаюсь губами к его губам, атакуя его рот языком и пряча его каждый раз, когда Колтон пытается контролировать поцелуй.
— Я. Хочу. Тебя, — шепчу я.
Мои пальцы движутся вниз по его груди, едва задевая её, ногти мягко царапают кожу, отчего его тело дёргается в ответ. Рот следует тем же путём, но гораздо неторопливее. Колтон откидывает голову и издаёт тихий стон, полный чистого удовлетворения, когда приостанавливаясь, я облизываю плоские кружки его сосков. Колтон опускает мои руки вниз, скользит ладонями по моим плечам, начинает возиться с завязками платья на моей шее.
— Нет-нет-нет, — останавливаю я его, желая соблазнять его по собственному сценарию. Смотрю на него из-под ресниц, пока приоткрытыми губами осыпаю поцелуями его торс, спускаясь всё ниже. — Моя очередь, Колтон.
Делаю шаг назад, и, не прерывая зрительного контакта, поднимаю руки к шее, медленно развязывая тесёмки платья.
— Здесь немного жарковато, тебе не кажется, Ас? — заигрываю я, поглубже вдыхая для храбрости, и позволяю материалу неспешно соскользнуть с моего тела. Я вижу вспышку пламени в глазах Колтона, когда он видит, что оказалось под платьем. На мне роскошный комплект нижнего белья — лифчик без бретелек и трусики от Agent Provocateur — из тёмно-фиолетового кружева, мало что скрывающий и выгодно подчёркивающий мои формы, создающий для такой скромницы, как я, откровенно сексуальный образ.
— Господи Иисусе, женщина! Одного твоего вида достаточно, чтобы свести с ума самого здравомыслящего человека, — растягивая слова, произносит Колтон, пока блуждает взглядом вверх-вниз по моему телу. Он потирает пальцы, как будто его руки чешутся прикоснуться ко мне. Я делаю к нему шаг, моё тело гиперчувствительное оттого, что ощущает всё, между нами происходящее. Я тянусь и кладу ладони на грудь Колтону, его тело дрожит в ожидании.
Спускаюсь руками вниз и расстёгиваю две верхние пуговицы его джинсов, снимая часть напряжённости с явной выпуклости на его штанах. Мои ладони скользят под подкладкой его джинсов и «боксёров», хватая за твёрдые мышцы его великолепной задницы. Едва касаясь, веду пальцами обратно по его пояснице, пока мой язык прослеживает дорожку волос, спускающуюся вниз от его пупка. Не отрывая взгляда от его глаз, опускаюсь на колени и очень медленно расстёгиваю оставшиеся три пуговицы.
Он завороженно смотрит на меня из-под отяжелевших от желания век, разомкнув губы и с ощутимой жаждой. Я спускаю с него штаны и «боксёры», выпуская его напряженный член на свободу. Провожу пальцами по тёмной поверхности волос и обхватываю ладонью основание. Наклоняюсь вперёд и слышу, как Колтон втягивает в себя воздух, когда я обвожу языком вокруг колоколообразного наконечника, а затем трепетно провожу им к основанию и обратно к головке. Одна моя рука неторопливо движется вверх-вниз по всей его, увитой венами, длине, в то время как другая берёт в ладонь его яички, мягко царапая округлости ногтями.
Поднимаю глаза на Колтона и оказываюсь поглощённой его взглядом, наблюдающим за мной. Его челюсть сжимается в предвкушении, пока мои пальцы дразнят его, и когда я очень медленно беру его член в рот, Колтон вздрагивает от удовольствия, запрокидывая голову, и шипит: «Чёёёёррт, Райлииии!»
Пока я нежно дразнюсь, поглощая только «шляпку», потирая языком чувствительную ложбинку ниже края головки, моя рука вращается вокруг его оси, так что я стимулирую его сразу и трением, и влажным теплом.
Вдоволь потомив Колтона, так, что я чувствую, как напряглись его бёдра от предвкушения развязки, я плотно смыкаю губы и зубы и поглощаю его член на всю длину, до тех пор, пока не ощущаю, как он ткнулся мне в заднюю стенку горла. Из губ Колтона вырывается и наполняет комнату гортанный стон, а мускусный вкус его возбуждения, как доказательство его вожделения ко мне, рождает изысканную боль, пронзающую всё моё нутро.
Я снова насаживаю голову на его ствол, горло сжимается, когда я достигаю максимальной глубины, а потом медленно вынимаю его, держа язык прижатым к его внешней стороне. Чувствую, как пальцы Колтона запутываются в моих волосах, когда внутри него растёт блаженная необходимость освобождения.
Он резко выдыхает слова, умоляюще произнося моё имя, требуя, чтобы я двигалась быстрее. Ещё быстрее. Я заглатываю его ещё глубже и захватываю ещё жёстче. Чувствую, как плоть у меня во рту набухает и ощущаю каплю его пикантного вкуса — признак того, что его оргазм близко.
— Райли, — скрежещет Колтон сквозь стиснутые зубы, — я так кончу, детка. Я хочу быть глубоко в тебе, когда это сделаю.
С этими словами его ладони охватывают мои плечи, останавливая меня. Его тяжелый член всё ещё остаётся у меня во рту, я смотрю на Колтона и вижу удовольствие, разлитое по его лицу. Мужчина на грани потери контроля. Он вздрагивает, когда я втягиваю щёки и плотно насаживаюсь на него ещё один, последний, раз.
Я не успеваю и глазом моргнуть, как Колтон ставит меня на ноги и с неистовым желанием сминает мой рот своим. Ощущения закручиваются внутри спиралью, пока он прижимает мою спину к стеклянной «оконной» стене. Ожидание последующих событий усиливает напряжение у меня в промежности.
Иглы необузданного желания прошивают моё тело до самой сердцевины, когда его шершавые пальцы прокладывают себе путь под мои намокшие трусики. Он нежно раздвигает мои складочки, находя пульсирующий, жаждущий его внимания клитор. Во мне растет головокружительное желание большего, пока его пальцы творят чудеса, стимулируя средоточие моих нервных окончаний. Его рот опустошает мой, наполняя меня его захватывающим вкусом и требуя ответов, которых вкрадчиво добиваются его пальцы.
— Я хочу тебя в себе, Колтон! — выпаливаю я, разрывая наш поцелуй. Эти слова служат ему сигналом к действию, и Колтон подхватывает меня, оборачивая мои ноги вокруг своих бёдер. Тонкие тесёмочки, соединяющие кружевные треугольнички моих трусиков, лопаются, потому что Колтон срывает их с меня.
Я больше не контролирую ситуацию. Это понимание посылает сквозь меня неожиданно острые ощущения, но мысль недолгая, потому как Колтон поднимает меня за бока, прижимая плечами к стене, и одновременно погружается в меня до упора. От моментального чувства наполненности я издаю нечленораздельный выкрик, и Колтон замирает, позволяя мне привыкнуть к нему.
— Боже, Райли, — судорожно выдыхает он, утыкаясь лицом в мою шею. От нежности его рта, вырисовывающего узоры на моей коже, я вцепляюсь пальцами в его сильные плечи и медленно обхватываю его ногами.
— О, сладкая, — задыхается он, качая бёдрами, выходя из меня и снова погружаясь в мою трепетную мягкость. Его тело скользит против моего, руки зажаты между стеклом и моими бёдрами, прижимая меня к нему и помогая протолкнуться как можно глубже. Я прерывисто дышу сквозь полуоткрытые губы, моё тело расслабляется и нагревается одновременно.
— Колтон! — хнычу я, принимая его ненасытный темп, который толкает меня к пропасти. Заполняя до предела, когда я не смогу сдержаться. Соединяя нас всеми мыслимыми способами. В ушах стучит кровь, ощущения фейерверками пронзают тело, когда мы находим единый ритм.
— Держись, Рай! Ещё не время! — приказывает Колтон, ускоряя темп и приближая меня к грани. Из наших лёгких вырываются короткие резкие вдохи, руки сжимают покрытую потом плоть, а рты жадно набрасываются на те части тела друг друга, до которых могут дотянуться.
Я чувствую, как моё тело оживает в предвкушении, в то время как Колтон ужесточает трение внутри меня.
— Колтон! — предупреждаю я, моя плоть сжимается вокруг него.
— Да, детка, да, — выкрикивает он, и я не могу больше сдерживаться ни секунды. Мои бёдра сводит спазмом, я падаю через край, теряясь в забвении от взрыва внутри меня. Интенсивное сокращение моих мышц доводит Колтона до освобождения, и он следует за мной. С его губ слетает рождённая удовольствием мольба, а сам он утыкается в изгиб моего плеча, пока его тело содрогается от разрядки.
Мы остаёмся некоторое время в таком положении, слитые в единое целое и замкнутые друг на друге в этот момент, а потом медленно сползаем на пол. Сидим, сплетясь, моё лицо прижато носом к его горлу, а его руки обвивают меня.
И в этот момент я целиком и полностью его. Поглощённая им. Потерянная в нём и этом моменте настолько, что меня пугает сила моих чувств.
Мы продолжаем всё так же сидеть, запутанные друг в друге, зачарованные, молчаливые. Лишь ленивое поглаживание пальцами охлаждающейся кожи и отзвук наших сердец, стучащих в унисон — вся коммуникация, которая нам сейчас нужна. К тому моменту, когда наше затруднённое дыхание успокаивается, наступает ночь, вокруг опускается темнота, оставляя нас залитыми лунным светом.
Я боюсь говорить. Боюсь испортить глубину момента между нами, помня о двух других эпизодах, когда мы были близки, а потом всё закончилось менее позитивно.
— Ты в порядке, Ас? — спрашиваю я, наконец, моя нога затекла и мне нужно подвигаться. Колтон невнятно что-то произносит, и я смеюсь над ним, довольная, что довела его до такого состояния. Я пытаюсь отстраниться от него и опереться спиной о стекло позади меня, но он просто перемещается вместе со мной так, что теперь его лицо покоится в сгибе моей шеи. Колтон издаёт вздох, полный удовлетворения, пронзая меня этим в самое сердце.
Мне на глаза попадаются мои разорванные трусики, валяющиеся на полу, и я хихикаю.
— Что это на тебя нашло, что ты порвал мои трусики, а? Я бы с удовольствием сняла их для тебя сама, — я маняще провожу по его спине ногтями.
— Это слишком долго, — фыркает он в ответ, при движении щекоча небритой челюстью мою ещё очень чувствительную кожу.
— Это был мой любимый комплект. Теперь у меня нет пары к этому лифчику, — я в притворной обиде надуваю губки.
Колтон отстраняется от меня с порочной улыбкой на губах и смехом в глазах.
— Скажи мне, где они продаются, и я куплю тебе сто таких комплектов, если ты будешь каждый вечер демонстрировать себя в них, как это сделала сегодня, — Колтон склоняется ко мне, оставляя на моих губах томный поцелуй. — А ещё лучше, — произносит он, отстраняясь и проводя пальцем вдоль линии кружев моего бюстгальтера, — если это такой чудесный лифчик, тебе стоит носить только его и ничего другого под одеждой. Это так сексуально, — бормочет он. — Никто и не будет знать.
— Ты будешь знать, — возражаю я, выгибая бровь.
— Да, я буду, — он дьявольски усмехается. — И это будет тяжко — знать и целый грёбаный день думать об этом.
Я смеюсь. Глубоким открывающим душу смехом, потому что меня переполняют эмоции, от которых я буквально захлёбываюсь.
— Мы собираемся вставать с пола? — спрашивает он меня, сдвигаясь и распрямляясь. Затем поднимается, протягивая мне руку и помогая встать на ноги. — Ванная вон там, — указывает он на проход слева от кровати, — если захочешь привести себя в порядок.
— Спасибо, — бормочу я, внезапно осознавая свою наготу и стесняясь, несмотря на то, что только что произошло между нами. Я поднимаю с пола платье, прикрываясь им спереди, и ищу то, что осталось от трусиков.
— Какого…? — вопрошаю я, когда не нахожу их. Поднимаю взгляд и вижу, как Колтон смотрит на меня, натягивая джинсы на голое тело, а остатки моего нижнего белья торчат из его переднего кармана. Он останавливается, когда встречается со мной взглядом.
Оставляя ширинку не застёгнутой, Колтон идёт ко мне, протягивая руку и забирая у меня платье. Я пытаюсь удержать его, но поздно понимаю его намерения.
— Ради Бога, Райли, нет повода стесняться. После того, как только что стояла передо мной в таком виде? — Он качает головой. — Ты чертовски горяча, и уверенность в себе — даже сексуальнее, сладкая — он чувствует беспокойство, которое у меня ещё осталось, наклоняется, оставляя поцелуй на моих губах. — И не то чтобы я не видел тебя обнажённой раньше, — ухмыляется он, держа платье подальше от меня.
Я пристально смотрю на него, голая, за исключением лифчика, стараясь не ёрзать. Его комплимент омывает меня, слегка ослабляя мою неуверенность. Я обычная простушка, а передо мной Колтон чёртов Донован. И он говорит мне, что я сексуальная. Что ему нравятся мои изгибы. У меня возникает желание ущипнуть себя. Но вместо этого я загоняю свою неуверенность подальше и говорю себе, что я могу это сделать. Медленная улыбка приподнимает уголок моего рта, когда я смотрю на платье в руке Колтона, прежде чем весьма осознанно пройти мимо, не делая попытки забрать свою одежду, а уверенно иду в ванную.
Я чувствую его улыбку, хотя не вижу его лица, когда поворачиваю за угол и вхожу в огромную ванную комнату, облицованную гранитом и обработанным камнем. Выдыхаю, позволяя себе больше не задерживать дыхание, и горжусь собой и своей храбростью. Бросаю взгляд на своё отражение в зеркале и приятно удивляюсь своей сумке, лежащей на тумбе. Должно быть, её принесла Грейс.
— Ты можешь воспользоваться одной из моих футболок из стопки в шкафу, — кричит мне Колтон из спальни.
— А… Ладно, спасибо.
— Я пойду принесу нам выпить. Выпущу погулять Бакстера. Я скоро вернусь. Плещись в своё удовольствие.
— Да-да, — отвечаю я, пока брожу по нелепо огромному пространству.
Я иду к открытому дверному проёму, чтобы обнаружить за ним гардеробную, в котором одна сушилка для белья заставила бы Хэдди плакать. Внимательно оглядываю внушительное количество футболок и останавливаюсь на серой. Прижимаю ткань к носу и чувствую запах моющего средства, который составляет, по крайней мере, одну часть аромата Колтона, который я так люблю.
Я принимаю душ, освежаю макияж, надеваю трусики-шортики, которые взяла с собой — да, даже я предполагала такой исход — и влезаю в футболку Колтона.
