Я вздыхаю в уютной тишине, благодарная за шанс спастись, даже если только на несколько минут, от высушивающих мозг бессмысленных разговоров по ту сторону двери. На самом деле, люди, ведущие эти разговоры, технически являются моими гостями, но это не означает, что я должна любить их или просто чувствовать себя комфортно рядом с ними. К счастью, Дейн сочувствующе отнёсся к необходимости дать мне время, позволив сделать за него всю рутинную работу.

Стук моих высоченных каблуков — единственный звук, сопровождающий мои основательно рассеянные мысли, пока я брожу по пустым закулисным коридорам старого театра, который арендовала для сегодняшнего события. Я довольно быстро нахожу старую раздевалку и собираю записи, которые оставил Дейн и про которые позабыл во время нашей хаотичной попытки навести порядок перед вечеринкой. И, когда я решаю вернуться на вечеринку, мысленно пробегаю по контрольному списку того, что необходимо выполнить перед началом сегодняшнего, так давно ожидаемого, аукциона. Придира в глубине моего сознания говорит, что я кое о чём забыла. Рефлекторно тянусь к бедру, где в кармане с чётко составленным перечнем задач обычно лежит мой телефон, но всего лишь собираю в кулак горсть медно-красной органзы моего вечернего платья.

«Чёрт!» — бормочу я себе под нос, на мгновение останавливаясь, чтобы попытаться точно вспомнить, что же я упустила. Я прислоняюсь к стене, собранный в рюши лиф моего платья мешает мне расстроенно вздохнуть. Даже при том, что выглядит оно невероятно, проклятое платье должно было продаваться с предупреждением: Внимание! Дыхание не предусмотрено!

Думай, Райли, думай! Прижимаясь лопатками к стене, я неловко переступаю вперёд-назад, пытаясь облегчить давление на пальцы, мучительно сжатые туфлями на десятисантиметровых каблуках.

Аукционные списки! Мне нужны аукционные списки! Я широко улыбаюсь способности моего мозга так много держать в памяти, учитывая, насколько я загружена деталями, являясь, по сути, единственным координатором сегодняшнего события. С облегчением оттолкнувшись от стены, я делаю приблизительно около десяти шагов.

И слышу их.

Сначала по воздуху проплывает кокетливое женское хихиканье, а затем разносится глубокий мужской стон. Я мгновенно цепенею, шокированная дерзостью участников нашего мероприятия, когда слышу неповторимый звук расстегиваемой молнии, сопровождаемый напряжённым, знакомым женским вздохом: «О, да!» в тёмной нише буквально в нескольких метрах от себя. Мои глаза постепенно привыкают к темноте, и я могу различить чёрный смокинг, небрежно перекинутый через спинку стула, а также пару туфель на шпильках, валяющихся под стулом на полу.

Я замираю от мысли, что они могут меня обнаружить и узнать, что их подслушивают, и от собственного любопытства: кто же это настолько храбрый, чтобы творить подобные вещи? Я и за миллион лет не оказалась бы в этом алькове. Нет таких денег, чтобы заставить меня сделать что-то такое на публике. Мои мысли прерываются, когда я слышу шипящее дыхание, и последующий за ними мужской выдох: «Милостивый Иисус!»

От нерешительности я на мгновение зажмуриваюсь. Мне, на самом деле, очень нужны аукционные листы, которые ожидают меня в помещении для хранения в конце этих пересекающихся коридоров. К сожалению, единственный способ достигнуть нужного места — это пройти мимо алькова, который именно сейчас используется в качестве Закутка Любви. У меня нет вариантов, кроме как сделать это. Я возношу молчаливую молитву, что смогу проскользнуть незамеченной мимо их вопиющей нескромности.

И вот я несусь вперёд, держа запятнанное румянцем лицо повернутым к противоположной от любовников стене, ступая на носочки, чтобы не дать каблукам стукнуть по деревянному покрытию пола. Ведь последнее, в чём я сейчас нуждаюсь — это привлечь к себе внимание и столкнуться с кем-то, кого знаю. Немой вздох облегчения вырывается из моей груди, когда моё тайное «цыпочное» передвижение успешно завершается, позволяя невидимой добраться до места назначения.

Я всё ещё пытаюсь идентифицировать голос женщины, пока достигаю нужной двери. Неуклюже возясь с её ручкой, торопясь, я, в конце концов, агрессивно дёргаю её на себя, открывая, а затем включаю свет. Пакет с нужными мне листами я положила на полку в дальней части комнаты, и я бегу туда, от растерянности позабыв, что открытое состояние двери нужно зафиксировать. И в тот момент, когда я хватаю ручки пакета, дверь за моей спиной захлопывается с таким грохотом, что хлипкие дешёвенькие стеллажи, скрежеща, содрогаются. Поражённая этим звуком, я бегу к двери в попытке её открыть и обнаруживаю, что рычаг на автоматически запирающемся шарнире разъединён.

Пакет тут же выпадает из моих рук. Звук его удара о бетонный пол, как и шорох рассыпавшихся листов, какофонией разносятся в ограниченном пространстве комнаты. Я пробую покрутить ручку — она вращается, но дверь не двигается ни на миллиметр. Паника уже лижет моё подсознание, но я подавляю её, снова со всей силы накинувшись на дверь. Безрезультатно!

— Дерьмо! — ругаю я себя. — Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо! — ворчу громко, и, сделав глубокий вдох, качаю в отчаянии головой. Мне ещё так много нужно сделать перед началом аукциона. У меня нет времени на недоразумения. И, конечно, у меня нет сотового, чтобы позвонить Дейну, с просьбой вытащить меня отсюда.

Не веря, я закрываю глаза оттого, что опять оказалась в ещё одной нелепой ситуации; моя Немезида сделала свой ход. Длинные, всепоглощающие пальцы клаустрофобии постепенно начинают когтями продираться в моё тело, оборачиваясь вокруг горла.

Сдавливая. Мучая. Лишая дыхания.

Кажется, стены маленькой комнаты начинают постепенно сходиться, наступая на меня. Окружая. Душа. Я борюсь за каждый вздох.

Сердце бьётся с перебоями, пока я пытаюсь остановить растущую в горле панику. Моё дыхание — неглубокое и частое — эхом отдаётся в ушах. Поглощая меня. Истощая способность подавлять преследующие меня воспоминания.

Я барабаню по двери, боясь, что потеряю ту толику контроля, которая у меня ещё есть. По-настоящему. Ручейки пота стекают по моей спине. Стены продолжают сдвигаться. Необходимость бежать — единственное, на чём может сосредоточиться моё сознание. Я снова бьюсь в дверь, отчаянно крича. В надежде, что кто-нибудь в этих пространных коридорах услышит мои вопли.

Прислоняюсь спиной к стене, закрывая глаза и пытаясь отдышаться — это получается не особо быстро, и всё вокруг кружится. Испытывая приступ тошноты, я начинаю сползать вниз и случайно задеваю выключатель. И оказываюсь в кромешной тьме. Истошно вопя, дрожащими руками нашариваю его и снова включаю свет, с облегчением загоняя монстров обратно в подполье.

Но когда опускаю глаза, вижу, что руки мои в крови. Я моргаю, пытаясь отогнать наваждение, но ничего не получается. Я опять в другом месте. В другом времени.

Вокруг себя я чувствую едкий запах поражения. Отчаяния. Смерти.

В моих ушах слышится его мучительное нитевидное дыхание. Он задыхается. Умирает.

Я испытываю сильнейшую, пылающую боль, которая так скручивает внутренности, что начинаешь сомневаться, сможешь ли избавиться от неё когда-нибудь. Даже после смерти. Я слышу собственный крик, который вырывает меня из оцепенения, и я так дезориентирована, что не понимаю, из прошлого этот вопль или из настоящего.

Возьми себя в руки, Райли! Тыльной стороной ладоней я стираю слёзы со щёк и обращаюсь к предыдущему году терапии в попытке сдержать свою клаустрофобию. Я концентрируюсь на отметине на противоположной стене, выравнивая дыхание, и начинаю медленно считать. Сосредотачиваюсь на том, чтобы отодвинуть от себя стены. Отогнать прочь невыносимые воспоминания.

Я считаю до десяти, по крупицам возвращая себе самообладание, но отчаяние всё ещё цепляется за меня. Я знаю, Дейн начнёт меня искать в самое ближайшее время. Он в курсе, куда я пошла, но эта мысль никак не помогает преодолеть мою панику.

В конце концов, первоначальное стремление вырваться на свободу побеждает, и я опять молочу по двери руками. Громко крича. Изредка извергая проклятия. Умоляя кого-нибудь услышать меня и открыть дверь. Спасти меня снова.

В моём изнурённом сознании секунды равны минутам, а минуты — часам. Я не знаю, сколько проходит времени, но ощущение такое, что я заперта в этой проклятой, неумолимо сужающейся кладовке вечность. Мой крик о помощи бесконечен. Чувствуя себя побеждённой, я снова кричу, опираясь предплечьями на дверь перед собой. Переношу весь вес на руки, опуская на них голову, и уступаю слезам. Сильные рваные рыдания яростной дрожью сотрясают моё тело.

И внезапно я понимаю, что падаю.

Падаю вперёд, но спотыкаюсь о твёрдую фигуру мужчины на своём пути. Мои руки оборачиваются вокруг непоколебимого торса, а ноги остаются неловко согнутыми где-то позади. Мужчина инстинктивно вскидывает руки, подхватывает меня, обнимает, удерживает мой вес, поглощая удар от нашего столкновения.

Я поднимаю голову, выхватывая взглядом копну тёмных волос, как бы в беспорядке торчащих в разные стороны, бронзовую кожу, лёгкую щетину на лице… а затем натыкаюсь на его взгляд. Электрический удар — почти осязаемой энергии — пронзает меня, когда мои глаза встречаются с этими осторожными полупрозрачными зелёными радужками его глаз. В них быстро вспыхивает удивление, но интрига и интенсивность, с которой он оценивает меня, нервируют, несмотря на немедленную реакцию на него моего тела. Потребности и давно забытые желания наводняют меня от этого простого соприкосновения взглядов.

Как так получилось, что из-за совершенно незнакомого мужчины я позабыла панику и отчаяние, поглощавшие меня буквально пару секунд назад?

Я очень ошибаюсь, когда, разорвав зрительный контакт, ненароком смотрю на его рот. Полные, скульптурно очерченные губы сжаты, пока он пристально меня рассматривает, а потом они очень медленно растягиваются в кривую плутоватую усмешку.

О, как я хочу почувствовать этот рот на себе — где угодно и сразу везде. О чём я, чёрт побери, думаю? Этот парень совсем не из моей лиги. Да между нами сотни световых лет!

Я отвожу взгляд в сторону, успевая заметить, как веселье наполняет его глаза, как будто он прочёл мои мысли. Я чувствую, как от моего затруднительного положения и непристойных мыслей смущение медленной приливной волной затопляет лицо. Моя хватка на его мускулистых бицепсах усиливается, пока я опускаю свой слишком заинтересованный взгляд в попытке избежать его откровенной оценки и стараюсь восстановить душевное спокойствие. Пытаясь подняться на ноги, я случайно спотыкаюсь и снова утыкаюсь в своего спасителя; моему чувству равновесия серьёзно угрожают, так нечасто используемые мною, заоблачной высоты каблуки. Я отскакиваю от него, попутно проволочившись своей грудью о его твёрдый торс, отчего все мои нервные окончания начинают полыхать огнём. Крошечные взрывы желания шевелятся и щекочут меня где-то в глубине живота.

— О… хм… Простите, — я вскидываю руки, растерянно извиняясь. Шаг назад позволяет мне оценить его внушительные размеры; парень выглядит ещё более обезоруживающе. Несовершенное совершенство, чертовски сексуальный, с высокомерной ухмылочкой и аурой, источающей неприятности.

Он поднимает одну бровь, заметив, как внимательно я его изучаю.

— Не стоит извиняться, — произносит великосветским тоном с лёгким намёком на близкий предел вседозволенности. Голосом, на одном выдохе вызывающим образы мятежа и секса, добавляет:

— Я привык, что женщины падают к моим ногам.

От этой заносчивой интонации я высоко поднимаю голову. Я могу только надеяться, что он шутит, но загадочное выражение его лица ни о чём мне не говорит. Он видит мою реакцию, в его глазах появляется изумление, а затем его самоуверенная улыбка становится шире, углубляя и без того явную ямочку на его подбородке. Несмотря на сделанный шаг назад, я все ещё очень близко к нему. Слишком близко, чтобы собраться с мыслями, и достаточно близко, чтобы ощущать на своей щеке его дыхание, чувствовать чистый запах мыла, смешанного с тонким естественным ароматом парфюма.

— Спасибо. Благодарю вас, — задержав дыхание, отвечаю я. Я вижу, как бьётся жилка на его сжатой челюсти, пока он снова всматривается в меня. Почему этот человек заставляет меня нервничать и чувствовать себя так, будто я должна оправдываться за случившееся?

— Дверь захлопнулась за мной. Её заклинило. И я запаниковала…

— С вами всё в порядке, мисс…?

Я медлю с ответом, в то время как одна его рука охватывает мою шею сзади, притягивая ближе, но всё ещё не сдвигая с места. Другой рукой он проводит вверх-вниз по моему голому предплечью, я думаю, чтобы убедиться, что физически я не пострадала. Я чувствую, как обжигающее прикосновение кончиков его пальцев посылает искры по моей обнажённой коже, и вдруг остро осознаю, что его чувственный рот что-то шепчет напротив моего рта. Мои губы раскрываются, а дыхание прерывается, когда его рука гладит мою шею, а затем костяшками пальцев мягко спускается вниз по моей щеке. И у меня совсем не остаётся времени, чтобы как-то оценить своё замешательство, смешанное с изрядной долей желания, которое струится сквозь меня, когда я слышу его бормотание: «О, чёрт побери…» за секунды до того, как его рот оказывается на моём. Я задыхаюсь в полнейшем шоке, мои губы издают дрожащий звук, который сразу поглощает его рот, получая возможность ласково провести по моим губам языком, медленно проскальзывая между ними.

Я упираюсь в его грудь руками, пытаясь противостоять непрошенному поцелую совершенно незнакомого человека. Пытаясь сделать правильно, так, как подсказывает мне логика. Пытаясь отрицать очевидное желание моего тела. Подавить потребность взять, как делает это он. Отказаться от запретов и позволить себе насладиться этим случайным моментом.

Наконец, в борьбе между жаждой и благоразумием побеждает здравый смысл, и мне удаётся чуть-чуть отстраниться от него. Его рот отрывается от моего, мы тяжело дышим в лицо друг другу. Его взгляд, дикий от похоти, настойчиво цепляется за мой. Мне трудно игнорировать ростки желания, цветущие глубоко в моём животе. Неистовый протест, кричащий в моей голове, тихо умирает на моих губах, поскольку я уступаю пониманию, что хочу этот поцелуй. Я хочу чувствовать то, чего была столько лишена — в чём я специально себе отказывала. Я хочу позволить себе действовать в этот момент опрометчиво и получить «тот поцелуй» — из книг, в которых пишут об обретённой любви и потерянной добродетели. Ибо в глубине души я знаю, что этот поцелуй создан для меня.

— Решайся, сладкая, — приказывает он. — Мужчины — такие нетерпеливые создания.

Его предупреждение, а также сводящая с ума мысль, что такая простушка, как я, заставила такого мужчину потерять контроль — всё это сбивает меня с толку, запутывая, и так и не давая отказу слететь с моих губ. Он использует моё молчание в своих интересах, и похотливая улыбка приподнимает углы его рта, пока рука на моем затылке, сжимает меня сильнее. Вдох, и его губы обрушиваются на мои. Исследуя. Пробуя. Требуя.

Мое сопротивление бесполезно и длится всего пару секунд перед тем, как я сдаюсь ему. Мои руки безотчётно проводят по шероховатой небритости его щёк, двигаясь дальше, к шее, а пальцы запутываются во вьющихся волосах, спускающихся поверх воротника. Низкий стон рождается в глубине его горла, питая мою уверенность, призывая меня раскрыть губы и получить от него больше. Мой язык переплетается с его, танцуя. Медленный, обольстительный балет, подчёркнутый хриплыми стонами и задыхающимся хныканьем.

У его губ вкус виски. Его уверенность источает мятеж. Его тело рождает взрыв похоти в моей киске. Опасное головокружительное сочетание, сигнализирующее: он — плохой мальчик, и некая хорошая девочка должна от него бежать. А его настойчивость и искусное мастерство намекают на масштабы того, что можно получить в процессе. В голове возникают потрясающие образы: спина прогибается, пальчики ног оттягиваются, секс, во время которого сминаются простыни, — всё это, несомненно, так же захватывающе, как и поцелуй.

Несмотря на мое подчинение, я знаю, что это неправильно. Я слышу, как сознание требует, чтобы я остановилась. Потому что обычно я не веду себя подобным образом. Я совершенно не такая девочка. И с каждой продолжающейся лаской я предаю Макса.

Но, боже, как же невероятно хорошо я себя чувствую! Я хороню свою рациональность под всесокрушающим желанием, которое бушует в каждом нервном окончании моего тела. В каждом вздохе.

Его пальцы поглаживают заднюю часть моей шеи, в то время как его другая рука путешествует вниз, к моему бедру, каждым прикосновением попутно зажигая жаркие искры. Загибая мою руку, он прижимает её к моей пояснице, а меня — к себе. Претендуя на меня. Я чувствую его внушительную эрекцию, которая упирается в мой живот и посылает электрические разряды в мою промежность. От этого я становлюсь чертовски нуждающейся и жаждущей. Передвинув свою ногу, он вклинивается между моими ногами, надавливая на вершину моих бёдер, что вызывает во мне сильную боль-удовольствие. Я толкаюсь к нему ближе, мягко хныкая, поскольку жажду большего.

Я тону, ощущая его, но всё же не согласна прерваться даже на мгновение, чтобы глотнуть воздуха, в котором так отчаянно сейчас нуждаюсь.

Он покусывает мою нижнюю губу, пока его рука спускается по моей спине, сминая мой зад; удовольствие спиралью раскручивается внутри меня. Я царапаю коготками его шею, пока заявляю о своём претенциозном желании.

— Иисус, я хочу тебя прямо сейчас, — его хриплые придыхания между поцелуями усиливают боль, скручивающую мои мышцы ниже талии. Рука с моего затылка медленно спускается от шеи по ключице до груди, обхватывая ее. Я издаю тихий стон от касания его пальцев, потирающих сквозь ткань платья затвердевшую вершинку моего соска.

Моё тело готово согласиться на его предложение, потому что я тоже хочу этого мужчину. Я хочу чувствовать на себе его вес, ощущать трение его голой кожи о мою наготу и ритмичное движение его члена во мне.

Наши сплетенные тела натыкаются на небольшую нишу в коридоре. Он прижимает меня к стене, наши руки и ноги неистово охватывают друг друга, ощупывая и пробуя на вкус. Едва касаясь, стремительным движением он опускает руку вниз, к подолу моего коктейльного платья, находя выгодное положение, когда задевает кружевной верх моих высоких чулок.

— Милостивый Иисус! — бормочет он против моего рта, мучительно медленно ведя рукой по моей внешней стороне бедра к небольшому треугольнику кружева, который служит, скорее, художественным оформлением моему телу, нежели считается трусиками.

ЧТО? ТЕ САМЫЕ СЛОВА! Когда эта мысль, наконец, доходит до меня, я отшатываюсь, словно вставая на дыбы, и изо всех сил давлю ему на грудь, пытаясь оттолкнуть подальше. Это те же слова, которые я слышала ранее в темной нише в начале коридора. Они ушатом холодной воды обрушиваются на моё либидо. Какого чёрта? Что, к дьяволу, я делаю вместе со случайным парнем в случайном месте? И самый важный вопрос: почему это происходит сейчас, в разгар моего самого важного в этом году мероприятия?

— Нет. Нет, я не могу этого сделать, — делая шаг назад, я дрожащей рукой прикрываю распухшие от его поцелуев губы. Его изумрудные, затемнённые желанием, глаза впиваются в мои. В них моментально зарождается гнев.

— Слегка поздновато, сладкая. Выглядит так, будто ты уже это делаешь.

От его сардонического замечания по мне тут же проносится вспышка ярости. Мне хватает ума сообразить, что я — одна из многих его завоеваний за сегодняшний вечер. Я оборачиваюсь, и от его самодовольного взгляда мне хочется швырнуть ему в лицо пару оскорбительных замечаний.

— Кто, чёрт побери, ты думаешь, я такая? Чтобы так ко мне прикасаться? Использовать меня в своих интересах? — выплёвываю я в него, используя гнев, чтобы отогнать боль, которую сейчас испытываю. Даже не знаю, чем я расстроена больше: своим согласием подчиниться его напору или фактом, что он обманул меня, изобразив лихорадочное состояние, хотя на самом деле развлекался, убивая время? Или мне стыдно потому, что я поддалась его сногсшибательным поцелуям и умелым пальцам, даже не зная его имя? Я никогда бы так не поступила при обычных обстоятельствах.

Раздражающий до бешенства факт: я не знала, на чьи действия больше сержусь — свои или его.

Он продолжает смотреть на меня, кипя от злости, с негодованием глядя мне в глаза.

— В самом деле? — насмехается он надо мной, склонив голову набок и потирая рукой свои губы, скривившиеся в снисходительной усмешке. Я слышу звук от трения его пальцев, скребущих по щетине. — Вот как ты решила поиграть? Разве ты не принимала активное участие в происходящем? Не ты ли почти рассыпалась только что в моих руках? — он язвительно смеётся. — Не обманывай своё маленькое чопорное самомнение, что ты не наслаждалась процессом. Что не хотела большего.

Он делает ко мне шаг, желание позабавиться и что-то ещё более тёмное пылает в глубине его глаз. Подняв руку, он проводит пальцем вниз по линии моей челюсти. Несмотря на естественную реакцию отодвинуться прочь, тепло от его прикосновения вновь воспламеняет тлеющую глубоко в моем животе жажду. Я молча костерю своё тело за такое предательство.

— Давай-ка проясним одну вещь, — рычит он мне. — Я. Никогда. Не. Беру. То. Что. Не. Предлагают. И мы оба знаем, сладкая, что ты себя предложила, — усмехается он. — Охотно!

Я рывком убираю свой подбородок от его пальцев, отчаянно желая быть тем человеком, который к каждому случаю может подобрать правильные, соответствующие слова. Но я не тот человек. Правильные слова обычно приходят ко мне спустя несколько часов, и остаётся только жалеть, что я не произнесла их вовремя. Я знаю, что позже так и случится, потому что сейчас я не могу придумать ни одной фразы, чтобы упрекнуть этого самоуверенного, но абсолютно точно выразившегося мужчину. Он уменьшил меня до состояния комка нервов, тянущихся к нему в просьбе, чтобы он прикоснулся ко мне снова.

— Эта ничтожная беззащитная фигня может сработать с твоим парнем, который считает тебя китайской фарфоровой вазой на полке, хрупкой и приятной на вид. Редко используемой, — он пожимает плечами. — Но признайся, сладкая: это скучно.

— Мой парень… — я запинаюсь. — Я не хрупкая!

— Неужели? — отчитывает он меня, поднимая руку, чтобы удержать мой подбородок на месте, пока вглядывается в мои глаза. — Ты просто думаешь, что ведёшь себя так.

— Отвали! — я дёргаю подбородком в сторону от его пальцев.

— Оооо, да ты маленькая злючка! — Его высокомерная улыбка очень раздражает. — Мне нравятся злючки, сладкая. От этого я хочу тебя намного сильнее.

Вот хрен! Я как раз собиралась заявить ему, какой он, по всей видимости, развратник. И то, что я в курсе о его «знакомстве», состоявшемся в укромном месте в коридоре незадолго до того, как он нашёл меня. В то время как я пристально смотрю на него, где-то в затылке настойчиво долбится мысль, что он напоминает мне кого-то, но я отталкиваю её. Я просто растерялась, вот и всё.

Я уже, было, начинаю открывать рот, как слышу за спиной голос Дейна, который зовет меня по имени. Меня затопляет облегчение, когда я оборачиваюсь и вижу, что он стоит в конце коридора и как-то странно на меня смотрит. Скорее всего, озадачен моими взъерошенным состоянием.

— Райли? Мне действительно нужны те списки. Ты забрала их?

— Я немного отвлеклась, — бормочу я, оглядываясь на мистера Высокомерие позади себя. — Я уже иду. Просто я… подожди меня, ладно?

Дейн кивает мне, а я поворачиваюсь к открытой двери хранилища и быстро собираю разбросанные по полу листки так изящно, как только это возможно, и засовываю их в пакет. Я выхожу из хранилища, избегая встречаться с изумрудными глазами, и направляюсь к Дейну. Тихо вздыхаю, довольная оттого, что возвращаюсь на знакомую территорию, когда слышу голос позади себя:

— Наш разговор ещё не закончен, Райли.

— Чёрта с два не закончен, A.C.E. (прим. Заносчивый, Самовлюбленный Эгоист) — бросаю я через плечо; в голове мелькает мысль, насколько идеально подходит ему эта аббревиатура. Я торопливо спускаюсь в зал, распрямив плечи и высоко подняв голову, в попытке сохранить свою гордость целой и невредимой.

Я быстро дохожу до Дейна, моего самого близкого доверенного лица и соратника по работе. Беспокойство запечатлено на его мальчишеском лице, пока я подхватываю его под руку, утаскивая назад, в сторону вечеринки. Как только мы проходим через закулисную дверь, я с облегчением выдыхаю, с удивлением обнаруживая, что задержала дыхание на всё это время, и прислоняюсь к стене.

— Что, чёрт побери, с тобой случилось, Райли? Ты выглядишь как сексуальный беспорядок, — его глаза оглядывают меня сверху донизу. — И имеет ли это отношение к тому Адонису, который стоял рядом с тобой?

Здесь всё имеет отношение к Адонису, хочу сказать я Дейну, но почему-то не говорю.

— Не смейся, — говорю я, глядя на него с осторожностью. — Дверь в хранилище захлопнулась, и её заклинило, а я застряла внутри.

Дейна душит смех, и он смотрит в потолок, чтобы сдержаться.

— Это могло случиться только с тобой!

Я по-дружески толкаю его в плечо, радуясь, что вернулась на знакомую почву:

— На самом деле, это не смешно. Я запаниковала. Испытала приступ клаустрофобии. Свет погас, и это вернуло меня к аварии. — В его глазах вспыхивает беспокойство. — Я разволновалась. Тот парень услышал мои вопли и освободил меня. Это всё.

— Неужто всё? — с сомнением спрашивает Дейн, рассматривая меня подозрительно сощурившимися глазами, поскольку знает меня достаточно долго. Я киваю:

— Да. Я просто действительно потерялась, где-то на минуту. — Ненавижу лгать ему, но сейчас это самый верный способ действовать. Чем увереннее я буду это утверждать, тем быстрее он отстанет.

— Ладно. Жаль, потому что, девочка, тот парень был чертовски хорош! — Я смеюсь над ним, в то время как его рука охватывает меня в быстром объятии. — Иди, освежись. Передохни, а затем ты будешь нужна нам, чтобы пообщаться с гостями и поболтать. У нас есть около тридцати минут до начала аукциона.

***

Я вглядываюсь в себя в зеркало в ванной комнате. Дейн прав — я выгляжу ужасно. Моими стараниями разрушена большая часть кропотливой работы моей соседки по комнате, Хэдди, возившейся с моими волосами и макияжем весь вечер. Я беру бумажное полотенце и пытаюсь стереть остатки туши с лица, чтобы хоть как-то ликвидировать нанесённый ущерб. От слёз мои глаза цвета аметиста приобрели красные круги, и лучше мне не удивляться, почему моя помада уже не идеально обрисовывает контур губ. Пряди каштановых волос выпали из-под заколки, а шов на платье ужасно перекосило.

Я слышу глухие басы музыки с другой стороны стены. Они служат фоном для голосов, принадлежащих сотням сегодняшних потенциальных жертвователей. Я глубоко вздыхаю и на мгновение прислоняюсь к раковине.

Мне понятно, почему Дейн подверг сомнению мой рассказ о произошедшем, и что мистер Высокомерие не имеет к этому отношения. Я выгляжу совершенно растрёпанной!

Я поправляю своё платье, чтобы декольте в форме сердца приняло нужную форму, приводя положение моих больше-чем-достаточно «девушек» в правильное. Провожу руками по бёдрам, там, где ткань плотно облегает мои изгибы. Начинаю заправлять выбившиеся из пучка волосы, но затем останавливаюсь. Волнистые завитки возвращаются к прежнему состоянию, и я решаю, что мне нравится, как эффект от них смягчает мой внешний вид.

Я лезу в сумочку, которую принёс мне Дейн, чтобы освежить макияж. Немного туши к моим естественно густым ресницам, и карандаша для подводки глаз. Ну вот, глаза уже выглядят лучше. Не суперкруто, но лучше. Я смыкаю губы, чтобы распределить помаду по всей их поверхности, тру одну об другую и, затем, промокаю их.

Получилось не так хорошо, как у Хэдди, но всё равно неплохо. Что ж, я готова присоединиться к веселью.