Разлад между Китаем и Советским Союзом, ставший явным в начале 1960-х годов, называют по-разному: «полицентризм», «коммунистическая ортодоксальность против коммунистического ревизионизма», «новая холодная война», «Мао против Хрущева» и т. д. Но как бы его ни называли, Запад реагировал на китайско-советское столкновение главным образом с удивлением и неким чувством удовлетворения. Для мифического «среднего человека» это событие явилось полнейшей неожиданностью. Привыкнув видеть холодную войну двухсторонней, он считал коммунистический мир крепким и монолитным политическим блоком. Мнение это было внезапно поколеблено. Даже сейчас многие так удивлены и потрясены этим фактом, что не могут приспособить свое мышление к реалиям китайско-советских отношений. Поэтому они склонны рассматривать этот спор в лучшем случае как семейную неурядицу, а в худшем — как дьявольский заговор, рассчитанный на усыпление бдительности Запада, на внушение ему ложного чувства безопасности и доверия.
Спор явился сюрпризом и для специалистов по советским и китайским делам. Их удивило не то, что между русскими и китайцами существуют разногласия, но что эти разногласия могли развиться так быстро и достигнуть такой остроты. Удивительными показались выбор времени для этого конфликта и та уродливая ожесточенность, с которой обе стороны обнародовали его. Даже в конце 50-х годов лишь немногие специалисты могли бы предсказать, что экономически отсталые китайцы, осаждаемые внутренними проблемами и зависящие от помощи и доброй воли Советского Союза, решатся в 60-х годах пойти на разрыв со своими русскими товарищами и бросить Москве вызов в вопросе о руководстве мировым коммунистическим движением. Предсказание, которое можно было тогда сделать, сводилось к тому, что в силу исторически сложившихся отношений между обеими странами китайско-советский спор со временем должен развиться.
Цель данной главы — исследовать основания для подобного предсказания и показать, почему оно представляло бы собой разумное предположение. Мы сделаем это, рассматривая советско-китайский конфликт в исторической перспективе отношений между Коммунистической партией Советского Союза и Коммунистической партией Китая. Главное внимание мы обратим на политические отношения и на соотношение сил между этими партиями до 1956 года. Что же касается более поздних идеологических факторов, то их анализ мы предоставляем другим авторам этой книги.
На первый взгляд логической отправной точкой истории китайско-советских отношений следует считать большевистскую революцию 1917 года. Однако сразу же возникают сомнения, действительно ли эта дата годится для построения ясной перспективы спора. Найти истинное начало любого исторического события — мучительная проблема, которую разные люди решают по-разному. Между Китайской Народной Республикой и Советским Союзом существует множество серьезных разногласий, более давних, чем их государственное существование, и даже предшествующих существованию коммунизма как экономической и политической теории.
Выйдя за рамки прерогатив историка, можно утверждать, что корни китайско-советского разлада тянутся к 1237 — 1240 годам, когда монгольские армии хана Батыя вторглись На землю Киевской Руси и затем в течение 200 лет варварски Угнетали русский народ. Для России это были мрачные времена, отмеченные застоем и отсталостью, тогда как остальная Европа шла вперед через средние века к эпохе Возрождения. Двухвековой гнет азиатских орд оставил глубокий след в сознании русского народа —болезненный рубец, который, конечно, никак не мог способствовать усилению доверия или Дружбы русских с народами Дальнего Востока. Говорилось Даже, что жесткий контроль Советского Союза над Внешней Монголией — это месть России за империю Чингисхана, а также гарантия того, что России больше никогда не будет вновь навязано «татарское иго».
Но будет ближе к действительности, если сказать, что фактически китайско-советские проблемы появились в 1689 году, и царствование Петра Великого, когда Россия подписала свое Первое соглашение с Китайской империей. Нерчинский договор был дипломатической победой Китая в том смысле, что он официально ограничивал русскую экспансию в районах Долины Амура и приморских провинций Сибири, где еще тогда сталкивались интересы обоих государств. Уже в те времена русским и китайцам было трудно договориться. Ни одна из Делегаций в Нерчинске не умела говорить или читать на языке другой стороны. Поэтому первый договор между Китаем и одной из европейских стран составлен и истолкован группой монахов-иезуитов, живших при дворе пекинского императора Канси. Документ был написан на латинском языке.
К XIX веку отношения между Россией и Китаем коренным образом изменились. Если в прошлом речь шла о сильном Китае и относительно слабой России, то теперь последняя стала могучей евразийской империей, имевшей дело с отсталым Китаем — Китаем, раздираемым на части сложными внутренними проблемами, иноземной эксплуатацией и подорванным престижем. Династия Цин постепенно утрачивала свой «данный небесами» мандат на правление. Политика, проводимая русским правительством по отношению к этому явно ослабленному Китаю, в свою очередь тоже оставила глубокий шрам в сознании китайского народа. Тот факт, что в 1949 коду Китай стал коммунистической страной, не означает, что китайцы автоматически забыли, как Российская империя примкнула к западным державам и вместе с ними начала эксплуатировать оскудевающие богатства маньчжурского правительства. Россия всегда стремилась заполучить хороший кусок китайской территории, которую делили другие империалистические государства.
В 1860 году, после того как английские и французские войска захватили Пекин, сожгли великолепный Летний дворец и вынудили императорский двор бежать в Джехол, Николай Игнатьев, искушенный русский дипломат, специалист по делам Дальнего Востока, предложил «добрые услуги» России, взявшейся уладить разногласия между Китаем и европейскими державами. Пекинская конвенция явилась второй серией важных уступок Китая Западу. Игнатьев в качестве «честного маклера» сделал немало хорошего для Англии и Франции, но у китайцев не было особых оснований благодарить его. Затем за «оказанные услуги» русское правительство предъявило Китаю счет — договор, по условиям которого Китай должен был передать России приморские земли за рекой Уссури и признать право России на владение долиной Амура. Нерчинский договор, действовавший около 170 лет, был аннулирован. Русские обеспечили свои позиции в Восточной Сибири, а о гордости России по поводу этого успеха можно судить хотя бы по названию, которое было дано городу, основанному близ маньчжурско-корейской границы, — Владивосток, то есть «власть на Востоке».
С целью «подавления местных мятежей и умиротворения края» в 1878 году русские войска оккупировали долину Или глубоко на территории китайского Туркестана. Русские неохотно согласились уйти из этого района в 1881 году, причем лишь После того, как китайское правительство отказалось примириться с этой новой потерей территории, пригрозило войной и уплатило России один миллион рублей за право восстановить контроль над своей же собственной землей. Если не считать уплаты указанной контрибуции, то это был один из редких случаев в XIX веке, когда Китай выступил против европейской державы и отказался подчиниться ее требованиям.
Нет, китайцы не забыли о своих отношениях с агрессивным северным соседом в XIX веке. Напомнив Кремлю о действиях русского империализма в Средней Азии, китайцы заявили советскому правительству, что русские войска так и не покинули всех китайских территорий, которые они заняли. И Хотя эти притязания китайцев на владение большей частью советской Средней Азии выглядят довольно смехотворными, ситуация все же обретает зловещий характер, когда вдоль границы между Синьцзяном и Казахской ССР то и дело происходят передвижения войск и пограничные столкновения.
Не забыли в Китае и о том, как Россия, руководствуясь экспансионистской политикой царя Николая II, в 90-х годах Прошлого и начале нашего века распространила свое политическое и финансовое влияние на Маньчжурию и Северный Китай. Воспользовавшись Боксерским восстанием, она приобрела широкие права на эксплуатацию маньчжурских железных Дорог и аннексировала Порт-Артур.
Все свидетельствует о том, что унижения, которые гордая, По слабая Китайская империя вытерпела от России, не забыты. В представлении китайцев империалистическая эксплуатация выглядит в общем одинаково, идет ли речь об английских Коммерсантах, французских миссионерах, американских канонерках, русских царских дипломатах или товарищах из Советского Союза, прикрывается ли она такими терминами, как «свободная торговля», «политика открытых дверей», «сферы влияния» или «коммунистическая солидарность».
Хотя до 1917 года в русско-китайских отношениях было Немало трений, все же с исторической точки зрения искать в Них прямые причины нынешнего спора — значит строить лишь Догадки. Однако в отношениях между Советским Союзом и Китаем после 1917 года можно с определенностью проследить Исторические корни этого теперешнего раскола. Ввиду колебаний в китайской политике советское правительство попыталось найти в Китае политическую группировку, которая поддерживала бы советские национальные интересы на Дальнем востоке и одновременно двигала бы вперед дело азиатского коммунизма.
Для достижения первой цели ставка была сделана на партию гоминдана, руководимую Сун Ят-сеном. Что же касается второй цели, то здесь Советы, естественно, обратили .свой взор на молодую коммунистическую партию Китая. По этой причине китайско-советские отношения до конца сороковых годов походили на своего рода треугольник: СССР, националистское правительство и коммунистическая партия Китая. На привилегию признания Советским Союзом и получения от него помощи могла рассчитывать та китайская политическая группировка, которая наилучшим образом содействовала бы текущей советской политике. На протяжении всей эры Сталина в международном коммунистическом движении доминировали национальные интересы СССР. В Китае это означало, что Советы полагались на националистское правительство, отдавая ему предпочтение перед iKHK. Таким образом, корни сегодняшнего китайско-советского спора уходят глубоко в историю самой КПК и ее положения перед лицом всего мира вообще и КПСС в частности.
(Китайская коммунистическая партия была официально учреждена небольшой группой людей в Шанхае 1 июля 1921 года. Хотя группы по изучению марксизма организовывались и в 1918 и в 1919 гг., марксизм как учение оказывал на китайскую интеллигенцию гораздо меньше влияния, чем вдохновляющий пример русской революции. Сун Ят-сен даже послал Ленину поздравительную телеграмму по случаю большевистского государственного переворота. Ленин был весьма этим доволен. Очень немногие деятели с мировым именем посылали ему поздравления по поводу его успеха.
В 1919 году, когда Совет Народных Комиссаров опубликовал «манифест Карахана», уважение Китая к новому русскому правительству возросло еще больше. В манифесте провозглашался отказ от всех прав и привилегий, завоеванных царским правительством за счет суверенитета Китая, и выражались чувства симпатии Советов к угнетенному китайскому народу. В глазах китайцев этот новый шаг России приятно отличался от позиции других европейских и западных держав, которые, стремясь умиротворить Японию, предали интересы Китая на Версальской мирной конференции. «Манифест Карахана» породил в Китае атмосферу доброй воли, тогда как версальское урегулирование вызвало массовую демонстрацию протеста китайских студентов и интеллигенции, состоявшуюся 4 мая 1919 года. Движение Четвертого Мая часто называют первым подлинным толчком к развитию современного китайского национализма.
С 1921 по 1923 год ряды КПК росли, но все же эта партия оставалась очень немногочисленной. Хотя советские лидеры часто повторяли замечание Ленина о том, что «путь в Париж лежит через Пекин и Дели», они видели мало шансов на немедленный успех коммунизма в Китае. Китайская партия была слаба и плохо организована. Китай был разделен между правительством Пекина, гоминдановской организацией Сун Ят-сена в Кантоне и другими провинциальными генеральскими правительствами. Согласно учению Маркса, нужно было какое-то время, пока Китай превратился бы в буржуазное государство, созревшее для пролетарской революции. Агенты Коминтерна и Советов направлялись в Китай для изучения китайской загадки с целью информации советского правительства о том, какая из китайских группировок могла бы наилучшим образом и в течение наибольшего времени удовлетворять советским интересам. Их выбор пал на партию гоминдана. Агенты Коминтерна убеждали китайских коммунистов на их третьем партийном съезде в июне 1923 года, что пока Дучший путь к коммунистическому Китаю—это сотрудничество с гоминданом. Коммунистам советовали объединиться и работать с партией гоминдана. Итак, советское правительство Доверяло и поддерживало гоминдан, а не китайских коммунистов. Такой оставалась официальная партийная линия Москвы с 1923 по 1927 год. Положение китайских коммунистов было Исключительно трудным. С одной стороны, они должны была сохранять свою коммунистическую веру и преданность партии, а с другой — сотрудничать с буржуазными гоминдановскими организациями и пытаться завоевывать в них влияние. В идеологии это означало крайне неприятное балансирование на натянутом канате. Однако у них не было выбора. Они были слишком слабы, чтобы сопротивляться Москве или бросить ей вызов. С самого начала китайская компартия оказалась не Авангардом азиатского коммунизма, а только пешкой в руках Советов, проводивших свою национальную политику в Китае и на Дальнем Востоке.
Не считаясь преимущественно с сельскохозяйственным характером китайской экономики, первые лидеры китайской Коммунистической партии придерживались теоретических позиций ортодоксального марксизма. Как партия коммунисты сосредоточили свои усилия на завоевании лояльности и поддержки немногочисленного класса пролетариев в таких цензах, как Шанхай, Кантон и другие крупные города. Каждый в отдельности они старались утвердиться на влиятельных поСтах в гоминдановской организации. Первоначально они игно Рчровали, а затем и официально осудили деятельность Мао Цзэ-дуна, который в 1925 году взялся за организацию крестьян провинции Хунань. Точка зрения Мао была сформулирована в его докладе Центральному комитету в феврале 1925 года: «Такое руководство бедными крестьянами очень важно. Без крестьянина-бедняка не будет революции. Отвергнуть его — значит отвергнуть революцию». И хотя Мао был одним из учредителей КПК, ни партия, ни Москва не одобрили его неортодоксальной веры в китайское крестьянство как силу, способную произвести революции. Таким образом, в 1925 году с точки зрения официальной коммунистической политики в Китае Мао можно было считать еретиком.
Следуя ортодоксальной марксистско-ленинской линии, Китайская коммунистическая партия зашла в тупик. К 1926 году стало ясно, что китайский пролетариат слишком малочислен, чтобы стать движущей силой общества, и что китайские рабочие не проявляют интереса к коммунизму. В том же 1926 году коммунистическая политика открытых попыток завоевать влияние в гоминдане вызвала немалое раздражение представителей правого крыла этой партии, возглавляемого Чан Кай-ши, пришедшего к ее руководству в 1925 году после смерти Сун Ят-сепа. В лице Чан Кай-ши коммунисты встретили способного и решительного противника. Он заручился лояльностью и поддержкой не только правого крыла гоминдана, но и гоминдановских вооруженных сил, созданию которых он содействовал, пользуясь помощью и консультацией русских. После марта 1926 года он официально запретил всем коммунистам занимать руководящие посты в гоминдане и приступил к очищению от них своей партии. Русские, поверившие было в дружбу Чана, огорчились, но ничего поделать не могли. Они не хотели компрометировать провозглашенное ими дружественное отношение к азиатским массам открытым вмешательством в китайские дела, которое могло бы напомнить старые царистские методы политики силы.
В июле 1926 года Чан Кай-ши начал Северный поход с целью объединения Китая под единым национальным правительством. В 1926—1927 годах КПК, уже теснимая Чаном, оказалась вовлеченной в борьбу Сталина и Троцкого. Эта борьба повлияла на все области советской международной и внутренней политики. Троцкисты считали, что политика Сталина обанкротилась. Вместо нее они отстаивали независимые действия КПК, которые при поддержке СССР привели бы к китайской коммунистической революции. Такая политика соответствовала троцкистской теории «перманентной революции», то есть взгляду, что социализм не может «выжить» в одной лишь России и что поэтому СССР должен непрестанно действовать в интересах всемирного коммунизма.
Сталинская политика была диаметрально противоположна троцкистской и в отношении Китая более реалистической. Сталин не видел непосредственных перспектив победы коммунистов в Китае, ибо КПК была слаба и ненадежна, а также потому, что эта страна сама по себе была слишком отсталой Для успеха коммунизма. В те времена Сталин был заинтересован в дружественном националистском правительстве, которое играло бы на Дальнем Востоке роль буфера против потенциальной угрозы экспансионистской Японии. Альянс между китайскими коммунистами и гоминданом следовало поддерживать, ибо он наилучшим образом соответствовал целям СССР. Такое отношение к Китаю логически укладывалось в идеологическую сталинскую доктрину о «построении социализма в одной стране». До мировой революции было еще далеко; поэтому долг всех коммунистов состоял в том, чтобы подчинить свои местные интересы делу защиты социализма в СССР. Надежды на создание в Китае коммунистического правительства были нереальны. Но националистский Китай был возможен и в большей мере отвечал ближайшим потребностям Советского Союза.
Хотя борьба между Сталиным и Троцким оказалась важной для развития событий в Китае, ее значение все же не следует преувеличивать. Был ли Сталин прав или неправ в вопросе о Китае, это не могло оказать большого влияния на Исход его распри с Троцким. К концу 1926 пода троцкисты практически были разбиты и сталинская политика в китайском вопросе осталась партийной линией Москвы. И даже если бы одержала верх политика Троцкого, вряд ли результат был бы иным. При условиях, которые тогда господствовали в Китае, идеи Троцкого о полной поддержке китайских коммунистов, возможно, и не имели бы успеха. Сталинская политика в отношении Китая в конечном итоге была обречена на провал, но по крайней мере она основывалась на более разумном понимании политической ситуации в этой стране.
Тем временем Северный поход гоминдана развивался триумфально. Успех военных действий против пекинского правительства, а также растущая антипатия к китайскому коммунизму позволили Чан Кай-ши положить конец влиянию и присутствию коммунистов в гоминдане. По мере приближения его армий к Шанхаю местные банкиры и купцы обещали ему финансовую поддержку, если в обмен он примет меры по предотвращению угрозы коммунистического контроля над этим портовым городом. Чан согласился и весной 1927 года ликвидировал шанхайские профсоюзные организации и левые элементы в гоминдане. Китайские коммунисты в Шанхае были сокрушены и загнаны в подполье. Характер отношений между ними и Чан Кай-ши уже не мог вызывать никаких сомнений — речь шла об открытой гражданской войне.
Действия Чан Кай-ши в Шанхае привели к расколу гоминдана. Поддерживаемое коммунистами и советским политическим советником гоминдана Михаилом Бородиным левое крыло, возглавляемое давним противником Чан Кай-ши Ван Цзинь-веем, порвало с Чан Кай-ши и создало в районе Ханькоу, Ханьяна и Учана соперничающую гоминдановскую организацию. То был весьма решительный, но лишенный всякой реальной опоры шаг. Опираясь на верные ему войска, на шанхайских коммерсантов и правое крыло партии, Чан Кай-ши продвинулся вверх по долине реки Янцзы и разгромил незначительные вооруженные силы конкурентного правительства. В апреле 1927 года Чан Кай-ши официально учредил националистское правительство Китая и сделал столицей государства Нанкин. Потом началась пропагандистская война: Чан Кай-ши объявил группу Ван Цзинь-вея марионеткой России, одураченной коммунистами; Ван Цзинь-вей со своей стороны характеризовал нанкинское правительство как военную диктатуру.
Весной 1927 года антикоммунистические выступления имели место также и в Пекине. В древней столице Китая был убит Ли Да-чжао — отец китайского коммунизма. Нескольких других партийных лидеров посадили в тюрьму, правительственные войска совершили налет на советское посольство. В результате обыска в руки китайцев попали документы, из которых явствовало, что Бородин получает приказы непосредственно из Москвы и что, выдавая себя за друга и советника Китая, он заботился не о благе гоминдана, а лишь об интересах советской политики в Азии. Эти разоблачения навлекли позор на Бородина и на правительство Ван Цзинь-вея. Бородина и других русских отправили на родину, началась чистка организации от китайских коммунистов. Вновь стало возможным сотрудничество между Чан Кай-ши и Ван Цзинь-веем. В начале 1928 года силы гоминдана опять слились и возобновилась кампания за воссоединение Китая.
Сталинская политика коммунистического сотрудничества и союза с гоминданом провалились. Разумеется, Сталин не мог и не желал признать, что его политика в Китае была неправильной. Подобное признание укрепило бы положение его противников в СССР и могло бы подорвать его влияние в КПСС.
(Поэтому он прибег к старой и хорошо знакомой тактике. Он заявил, что неблагополучная ситуация в Китае объясняется не плохо продуманной политикой, а неумением китайских коммунистических лидеров проводить ее в жизнь. Основатель и вождь китайской коммунистической партии Чень Ду-сю был обвинен в троцкизме, снят с поста и осужден в августе 1927 года. Нго преемником стал Цюй Цю-бо, подготовленный в Москве и послушный воле Сталина. Через него
Сталин сумел наконец установить твердый контроль над политикой и деятельностью КПК. Однако в 1927 году КПК была слаба, подвергалась гонению и раздиралась внутренними неурядицами. В Москве шансы на дальнейшие успехи коммунизму в Китае казались весьма слабыми. Советские специалисты предлагали китайским коммунистам уйти в подполье и продолжать борьбу против «капиталистического» правительства Чан Кай-ши.
К осени 1927 года в Китае действовали две коммунистические группировки. Регулярная партия, руководимая Цюй Цю-бо, придерживалась ортодоксальной марксистской линии, получали приказы из Москвы и вела полное опасностей подпольное существование в городских центрах. Она все еще пыталась завоевать поддержку безразличного к ней пролетариата. Другая коммунистическая группировка находилась в отдаленных районах (известных под названием «советских Районов», или «красных районов»), в частности в горных пограничных частях провинций Цзянси и Хунань. Первые «красные районы» были созданы Мао Цзэ-дуном в октябре 1927 года. Месяцем раньше Мао организовал в Хунани крестьянское Восстание, вошедшее в историю китайского коммунизма как «Мятеж поры осенней жатвы». Националистские войска быстро подавили этот мятеж, и впоследствии сам Мао признал, что время для него было выбрано неудачное. Китайским партийным руководителям и Москве крайне не понравились бурная деятельность Мао и его сомнительная идеология. Центральный комитет КПК осудил Мао, но к тому времени он уже утратил веру в партийное руководство, за плечами которого не было ничего, кроме долгой истории промахов и неудач. Не обращая внимания на партийное взыскание, Мао продолжал организовывать крестьян и укреплять «советские районы», находившиеся под его контролем.
В декабре 1927 года КПК сама выступила инициатором Восстания в городе Кантоне. На короткое время ей удалось организовать там так называемое правительство Кантонской коммуны. Подобно своей знаменитой парижской предшественнице 1870 года, Кантонская коммуна была вскоре потоплена в крови. Этот провал еще больше усилил недовольство банкротившейся политикой китайских коммунистов. Можно с полным правом опросить, почему же эти коммунисты при всей своей слабости предприняли такой безрассудный шаг. Здесь все дело в Советском Союзе. Сталин хотел спасти свое Реноме, не считаясь с тем, чего это стоило китайским коммунистам. Для реабилитации своей политики в Китае ему был крайне необходим хоть какой-нибудь успех тамошних коммунистов, и поэтому Москва отдала приказ совершить кантонское восстание. В конечном итоге этот эпизод еще больше ослабил китайскую партию, а престиж Сталина так и не был спасен.
Для Мао Цзэ-дуна кантонские события явились предметным уроком: он понял, к каким результатам приводит слепое повиновение приказам Москвы. Он, бесспорно, уже тогда был убежден, что если коммунизму и суждено победить в Китае, то только с помощью китайских методов. Поэтому раскол в партии продолжал усугубляться. Коммунисты называли его спором между элементами правого и левого крыла, но в действительности речь шла о расхождении между ортодоксальной линией Сталина и еретической линией Мао. Таким образом, здесь мы имеем дело с первым китайско-советским расколом, вызванным различными идеологическими подходами к коммунизму.
Ортодоксальные партийные группы продолжали подпольную работу в городских центрах, следовали сталинской политике и тщетно пытались осуществить мечту о пролетарской революции. История этой группировки — это форменный калейдоскоп идеологической и личной борьбы за власть между партийными лидерами. Поскольку провалы и неудачи продолжались, здесь один за другим сменялись руководители, подготовленные в Москве. Типичным для них был Ли Ли-сань, чья политика сводилась к сосредоточению коммунистических атак на главных городах с целью создания городских коммунистических правительств. Ли резко критиковал сельские «советские районы» Мао Цзэ-дуна и его тактику партизанской войны. Деятельность Ли, которого поддерживал Сталин, завершилась в 1930 году неудачной попыткой захватить город Чанша. Ли был смещен и возвращен в Москву для «перевоспитания». Но даже эта неудача не удержала Сталина от продолжения своей упрямой и бесперспективной политики в Китае.
Еретическая партийная фракция продолжала строить и укреплять советизированные районы, основанные Мао и другими. В 1928 году к вооруженным силам Мао присоединилась группа националистских дезертиров под командованием генерала Чжу Дэ. Последний возглавил китайскую Красную армию, которая тогда была официально создана. Впоследствии Чжу Дэ стал военным командующим «советских районов», в то время как Мао ведал политической администрацией. В противоположность политике Ли Ли-саня политика Мао не была авантюристической. Ее целью была консолидации Советов в районе Цзянси—Хунань, создание сильных партизанских отрядов и завоевание поддержки беднейшего крестьянства с помощью широкой земельной реформы, основанной на перераспределении собственности, принадлежавшей помещикам и богатым крестьянам. Успехи политики Мао были неоспоримы с 1927 по 1934 под, когда влияние и престиж ортодоксальных партийных лидеров быстро падали, а сила Мао Цзэ-дуна нарастала. Сталин все еще отказывался понимать марксизм Мао, ориентированный на крестьян. Но еще неприятнее для Сталина было то, что он не имел личного контроля над Мао и его деятельностью. Не было в его глазах страшнее ереси, нежели попытка какой-либо коммунистической грумпы следовать линии, независимой от диктата Москвы.
В ноябре 1931 года коммунистический район в Цзянси был реорганизован в официальную Китайскую Советскую Республику. Мао стал председателем Китайского советского правительства, не получив на это одобрения или благословения ни со стороны Китайской коммунистической партии, ни со стороны Сталина. В феврале 1932 года правительство Мао объявило войну Японии в связи с японским нападением на Маньчжурию в 1931 году. Хотя его вооруженные силы и не были в состоянии оказать японцам серьезное сопротивление, асе же объявление им войны оказалось хитрым пропагандистским ходом. Оно явилось как бы осуждением Чан Кай-ши и националистского правительства за их неспособность защищать Китай, а также получило поддержку интеллигенции и студентов, движимых национальной гордостью и возмущенных бесчинствами японцев в Маньчжурии. Оно понравилось я Москве. Советское правительство испытывало все большую тревогу по поводу японской угрозы Маньчжурии и Северному Китаю и той потенциальной угрозы, которая вытекала из этого для сибирских районов СССР.
К 1929 году Чан Кай-ши победил своих противников на севере и объединил значительную часть Китая. Однако это «объединение» на самом деле было сделкой между националистским правительством и различными группами, возглавляемыми генералами. На бумаге все это выглядело лучше, Нем в действительности. Так, например, успех Чан Кай-ши на севере в значительной мере зависел от сотрудничества и под-Лсржки могущественного политического босса в Маньчжурии Чжан Сюэ-ляна. После 1929 года Чан Кай-ши занялся уничижением различных коммунистических клик в Китае, последних групп, открыто враждебных его правительству.
К 1932 году Чану удалось разгромить ортодоксальные гРунпы КПК в городских центрах. Чтобы укрыться от преследований, партийным руководителям пришлось бежать в «советские районы», руководимые Мао. Штаб-квартира центрального комитета была переведена из Шанхая в Жуйцзинь, в Район, подконтрольный Мао. Политические позиции этих Руководителей в «советских районах» Мао были крайне слабы, Что привело к еще большему ослаблению контроля Сталина над китайским коммунизмом. Однако растущая японская угроза в Азии и увеличивающаяся опасность нацизма в Европе исключили всякие советские попытки изыскать какое-либо спасительное решение китайской проблемы. Сталин утрачивал контроль над разбитой судьбой китайского коммунизма, а Мао собирал обломки.
В 1932 году перед Чан Кай-ши встал трудный вопрос: продолжать антикоммунистическую гражданскую войну или прекратить ее, чтобы сосредоточить всю энергию националистского правительства на усилении отпора растущей японской агрессии против Китая? В гоминдане имелись влиятельные силы, отстаивавшие и первый, и второй варианты. В конце концов Чан Кай-ши решился на продолжение антикоммунистической кампании и одновременно пытался умиротворить японцев. Впоследствии это роковое решение Чана было подвергнуто весьма резкой критике. Он полагал, что Китай не сможет успешно сопротивляться Японии, пока страна не будет надежно сплочена вокруг националистского правительства. Но такое национальное единство казалось ему невозможным в условиях активной деятельности коммунистов. По его мнению, выступить против Японии можно было лишь после сокрушения китайских коммунистов.
В 1932—1934 годах Чан провел свои четыре «камлании уничтожения» «советских районов». Но «красные районы» выстояли, хотя и вышли из борьбы ослабленными. Огромные затраты националистами денег и живой силы в их длительной борьбе с японцами не только не принесли Китаю успеха, но оказались вредными для него. Кроме того, карательные кампании Чан Кай-ши дали коммунистам превосходное оружие пропаганды. Снова и снова они подчеркивали, что в то время, как Китайское советское правительство ведет войну ради обороны Китая, националистическое правительство умиротворяет Японию и продолжает бессмысленную борьбу против других китайцев. Коммунисты претендовали на роль истинных патриотов и утверждали, что националистское правительство проводит политику, отдающую предательством. Трудно переоценить воздействие этой пропаганды на крестьянское население Китая. Она, безусловно, имела успех и среди студентов и среди интеллигенции.
В 1934 году с помощью военных советников из гитлеровской Германии Чан Кай-ши начал свою пятую и самую крупную кампанию по уничтожению «советских районов». Сопротивление коммунистов было упорным, но начало выдыхаться. Вскоре Мао понял, что удержаться в Цзянси не удастся. В октябре 1934 года, чтобы вырваться из окружения националистов, коммунисты начали один из самых невероятных и героических подвигов в истории — 6000-мильный Великий поход из провинции Цзянси, через полный всяких опасных неожиданностей китайский хинтерланд, к новой базе в лёссовых пещерах в провинции Шэньси. Из 100 тысяч коммунистов, отправившихся из Цзянси, уцелели и в 1935 году прибыли на северо-запад только 20 тысяч человек. Это было высшим испытанием стойкости и преданности китайских коммунистов. Сам Мао в следующих словах описывает их «прекраснейший час»:
«Поход явился также и сеятелем, разбросавшим по одиннадцати провинциям множество семян, которые дадут всходы, листья, зацветут, дадут завязи и в будущем принесут урожай. Одним словом, Великий поход завершился нашей победой и поражением врага. Кто же привел поход к победе? Коммунистическая партия. Без коммунистической партии такой поход был бы немыслим. Коммунистическая партия Китая, ее руководящие органы, ее кадры, ее рядовые члены не боятся никаких трудностей и лишений, кто сомневается в нашей способности возглавить революционную войну, тот очутится в болоте оппортунизма».
Великий поход стал поворотным моментом в истории китайского коммунизма. Во время похода Мао Цзэ-дун был наконец избран председателем Центрального комитета КПК. У партийных лидеров, ориентировавшихся на Москву, выбора не было; они потерпели неудачу, а Мао выиграл. В его руках Находилась и партийная организация и Красная армия. У них Не было ничего. Поддерживаемый людьми вроде Чжу Дэ, Пын Дэ-хуая и Лю Шао-ци, Мао принял на себя руководство партией и решительно ликвидировал все элементы, у которых еще хватило упрямства сопротивляться ему. Руководство коммунистической партией сплотилось в ходе испытаний Великого похода. Он спаял руководителей друг с другом, и образовалась некая элита, преданная Мао и его политике. В этом «Клубе» возникают разногласия, но лишь изредка они требовали чисток. С 1935 года руководство КПК оставалось удивительно устойчивым, что так резко контрастирует с Коммунистической партией Советского Союза с ее внутренними раздорами, партийным террором и чистками.
Кроме того, Великий поход отделил КПК от Сталина и Русских. Как в течение самого похода, так и оказавшись на Иовом месте, партия была почти полностью изолирована от Москвы. Контроль Сталина над событиями в Китае фактически прекратился. К 1936 году КПК стала партией Мао, верной только своему делу и свободно определявшей свою политику. Сталин ответил на это отказом признать руководство
Мао и правильность его идеи для практического применения марксизма-ленинизма в китайских условиях.
В 1936 году Чан Кай-ши, все еще полный решимости избавить Китай от коммунизма, приступил к осуществлению широко задумав-ных планов уничтожения коммунистического режима. Внезапно в декабре по приказу «молодого маршала» Маньчжурии Чжан Сюэ-ляна Чан Кай-ши похитили и поместили в тюрьму города Сиань, столицы Шэньси. Уставшие от гражданской войны маньчжурцы хотели объединения китайцев против японцев, напавших на их родину. Коммунисты решили заступиться за Чан Кай-ши, просить о сохранении ему жизни в обмен на его твердое обещание прекратить гражданскую войну и занять твердую позицию против японцев. Чжоу Энь-лай отправился в Сиань, чтобы заверить Чан Кай-ши, что если тот станет во главе объединенного движения сопротивления, то коммунисты поставят Красную армию под его командование и превратят «советские районы» в часть националистской республики. Коммунистическое вмешательство в Сиане было важнейшим фактором, обеспечившим освобождение «генералиссимуса» из плена.
Почему же отношение коммунистов к их старому врагу так внезапно изменилось? На это можно дать несколько ответов. Во-первых, действенное сопротивление японской угрозе мог оказывать только единый Китай. Коммунисты искренне хотели помочь стране в защите против иностранной агрессии. Ro-вторых, они хотели положить конец националистским карательным кампаниям. Не было гарантии, что коммунисты выдержали бы настоящую атаку войск Чан Кай-ши на Фу-синь. В-третьих, Москва добивалась окончания китайской гражданской войны и создания единого фронта против Японии. Лишь одним месяцем раньше, в ноябре 1936 года, Япония объединилась с нацистской Германией в антикоминтер-новском пакте. Сталина страшно беспокоила мысль о возможности объединенного фашистского нападения на СССР. Мощное военное усилие Китая против Японии могло бы предотвратить такое нападение.
Независимо от того, что Мао Цзэ-дун испытывал лично к Сталину, он был недоволен ситуацией, сложившейся к 1936 году. КПК все еще твердо верила в марксистско-ленинскую доктрину международного коммунистического движения. Сталин и СССР были лидерами всемирного коммунизма, и Мао был рад возможности завоевать признание Москвы и заручиться ее доброжелательством. Инцидент в Сиане дал Мао эту возможность, одновременно позволив ему сохранить свободу действий в Китае. Таким образом, сочетание обстоятельств привело к воскрешению нелогичного союза китайских коммунистов с националистами, союза, который распался всего лишь за десять лет до этого.
Новый союз оказался недолговечным и непрочным. Его не могло скрепить даже давление войны, которая велась единым фронтом. К 1939 году китайско-японская война вступила в такую жестокую фазу взаимного истощения, когда ни одна сторона не могла надеяться на полную победу. Альянс коммунистов и гоминдана начал распадаться. В 1939 году были сброшены маски сотрудничества, дружбы и единого фронта. Националистские силы вновь начали осаждать районы, занятые коммунистами и соединениями Красной армии. После 1939 года советская позиция по отношению к событиям в Китае не изменилась. Занятый собственной борьбой не на жизнь, а на смерть с Западом, СССР надеялся, что Япония, прикованная к Китаю и тихоокеанскому району, не сможет угрожать Сибири. Для этого и были необходимы объединенные военные усилия Китая, и Москва считала Чан Кай-ши наилучшей кандидатурой для руководства этими усилиями. Мао Цзэ-дуна и Китайскую коммунистическую партию Сталин считал ненадежными и как коммунистов и как союзников. Таким образом, в ходе китайско-японской войны советская политическая и материальная помощь шла не коммунистическим силам, а националистам. Русские пушки использовались в Китае для того, чтобы убивать коммунистов. Мао не мог забыть этого нового предательства.
Вторая мировая война ознаменовала еще один важный Поворот в судьбах китайского коммунизма. Под давлением японской агрессии рослн и укреплялись китайский патриотизм и чувство национального достоинства. Коммунисты играли на патриотическом подъеме, наконец-то охватившем псе китайское общество вплоть до деревни. КПК отставила на второй план свою коммунистическую идеологию, делая Упор па националистские лозунги. Она изображала себя как Сонимую сторону, как единственную партию, искренне стремящуюся воевать против японцев, единственную группировку, готовую забыть прошлые разногласия для блага Китая. Эта позиция в сочетании с расширением масштабов земельной реформы завоевывала симпатии все большего количества крестьян и интеллигентов. Коммунистическая партия набиралась сил и энергично продолжала войну против Японии независимо от рекомендаций Советов и их помощи. КПК пьнила из этой войны ничем не обязанная Сталину за свой престиж.
Бодрость и энергичная деятельность в «советских районах» резко коктрдотировали с обстановкой застоя, падающим моральным духом и политической коррупцией, которой была заражена партия гоминдана. Трагедией Китая был распад националистского правительства под влиянием второй мировой войны, так же как трагедией России в 1917 году явился развал Временного правительства в результате первой мировой войны. К концу войны, в 1945 году, коммунисты предложили китайскому народу более светлые перспективы, чем это могла сделать любая другая политическая группировка. Советский Союз не видел всей этой ситуации, как не видело ее ни одно западное правительство.
Идеологические трения между СССР и китайскими коммунистами усилились во время войны, когда Мао опубликовал свою статью «О новой демократии». Мао писал, что Китай нуждается в помощи дружественного Советского Союза дл!Я того, чтобы завоевать свободу и избавиться от империализма. Но прежде, чем прийти к социализму, продолжал он, Китаю придется пройти через демократическую стадию, основанную на союзе революционных классов. Эта теория значительно отличалась от марксистско-ленинского учения о пролетарской диктатуре. Новая демократия не только допускала существование других политических партий, но и отстаивала необходимость сотрудничества и союза с ними. В России после 1918 года все политические организации, кроме коммунистических, были решительно ликвидированы. В 1940 году Мао переработал ряд основных ленинских принципов, чтобы приспособить их к китайской действительности и силам Китайской коммунистической партии. Советы расценили это как самый отвратительный «правый уклон» и «ревизионизм». С идеологической точки зрения история китайско-советских отношений не знала никаких компромиссов. И если недавно китайцы обвиняли Хрущева в трусливом отходе от ленинской ортодоксальности, то в 1940 году русские утверждали, что китайские товарищи повинны в пересмотре ленинских положений.
После шестидневной войны с Японией в августе 1945 года Советская Армия оккупировала Маньчжурию. Стремясь возместить свои промышленные потери на западе, русские демонтировали индустриальные предприятия, построенные японцами в Маньчжурии, и отправляли их в СССР. Трудно переоценить, насколько это осложнило последующие усилия китайцев в области развития их промышленности. Само собой разумеется, что их ущерб не был компенсирован тем, что Советская Армия передала китайским коммунистам захваченное ею японское вооружение. Хотя советская помощь и была полезна китайским коммунистам, она все же едва ли была тем решающим фактором, который определил исход гражданской войны в Китае. Армия Чан Кай-ши вновь овладела некоторыми из самых крупных городов и рядом железнодорожных магистралей Маньчжурии, но действия Советов Помешали националистам заново оккупировать всю эту провинцию. Вооруженные силы Мао быстро заполнили образовавшийся здесь вакуум. Помимо передачи японского трофейного оружия, это было подлинным вкладом СССР в дело Мао.
В 1945 году Сталин не мыслил себе коммунистического Китая. Ему хотелось видеть Китай сильным, способным ско-вьгвать влияние Соединенных Штатов в Азии, влияние, которое в его представлении заменило японскую угрозу. Поэтому он все еще возлагал надежды на националистское правительство. И снова Чан Кай-ши получил признание и помощь Советов. Мао Цзэ-дуна игнорировали. Ему предложили искать Примирения с Чаи Кай-ши в интересах единого Китая. Вполне очевидно, что после второй мировой войны силы китайских Коммунистов были оценены Москвой так же неверно, как и Вашингтоном. И русские, судя по всему, верили в миф, будто Китайские коммунисты — это лишь группа «аграрных реформистов».
Провал западных попыток покончить с гражданской войной в Китае и образовать там коалиционное правительство Широко известен. Гражданская война продолжалась в самых ожесточенных формах. И лишь когда возможность полной Победы коммунистов стала очевидной, линия Советов изменилась и они стали поддерживать Мао Цзэ-дуна. (Анализ Причин победы коммунистов выходит за рамки этой главы.) В октябре 1949 года была провозглашена Китайская Народная Республика. Чан Кай-ши был вынужден покинуть континент и обосноваться на Тайване.
Москва с радостью восприняла весть о триумфе коммунистов в Китае, и СССР быстро признал правительство Мао. Коммунистический Китай — антизападный и приверженный Целям мирового коммунизма — это было больше, чем Сталин Мог мечтать. После прежних неудач в Греции, Берлине и Югославии коммунизм вышел из состояния упадка и поднимался на гребне новой волны. Однако можно спросить, действительно ли Москва отнеслась к новостям из Китая с тем энтузиазмом, который Советы выказывали по этому поводу. Куда более вероятно, что Сталин следил за возникновением Красного Китая со смешанными чувствами. То не был слабый восточноевропейский сателлит, чья победа и существование зависели от Советского Союза. Дело шло об огромной стране, добившейся победы коммунизма при весьма незначительной помощи со стороны России. Дело шло о стране, население которой было по меньшей мере втрое больше, чем население Советского Союза, стране, которая при наличии соответствующего руководства могла бы развить великие динамические силы. Мучительнейший вопрос терзал умы государственных деятелей по обе стороны железного занавеса. Станет ли Китай еще одной страной-сателлитом, взирающей на Москву в ожидании помощи и подкрепления, или же ему суждено превратиться в полноправного партнера СССР в коммунистическом мире? Является ли этот коммунистический мир гигантским, монолитным блоком, управляемым Сталиным, или же это блок стран с двумя столицами — Москвой и Пекином? В конце осени 1949 года ответ на этот вопрос еще не был ясен.
Сателлит или партнер? Намек на ответ на этот вопрос можно было получить из девятинедельного пребывания Мао в Москве, начавшегося в декабре 1949 года. Это была его первая поездка за пределы Китая, и казалось, что он приехал, чтобы воздать должное Сталину, восседавшему на троне мирового коммунизма. Однако Мао прибыл в 1949 году в Москву, чтобы потребовать советской помощи и поддержки своему новому правительству. В соответствии с лучшей марксистско-ленинской традицией он приехал также, чтобы продемонстрировать монолитное единство международного коммунизма. Таким образом, ответ на вопрос «сателлит или партнер?» оказался затемненным широковещательными заявлениями о дружбе и солидарности.
Из поверхностного анализа этих московских встреч явствовало лишь одно: Мао и Сталин были всегда ближайшими друзьями, годами сотрудничавшими в обстановке полной гармонии во имя рождения Красного Китая. Однако встречи со Сталиным были, по-видимому, нелегкими для Мао. Сталин не принадлежал к числу людей, способных простить и забыть прошлое. За фасадом солидарности скрывалась атмосфера Жесткого торга. Китайцы получили лишь небольшую часть Помощи, которую они требовали. За нее они обязаны были платить продовольствием, сырьем, предметами широкого потребления и уступками в Маньчжурии и в Порт-Артуре. Сталин претендовал на особые права в Китае, что превращало «манифест Карахана» 1919 года в сплошное издевательство. Мао пришлось принять условия Сталина. У него не было альтернативного источника помощи, куда бы он мог обратиться.
Самой действенной помощью, оказанной СССР, была посылка советских инженеров и техников, в большой степени содействовавших индустриальному развитию Китая после 1950 года. Без их помощи промышленный прогресс Китая шел бы гораздо медленнее.
Корейская война внесла серьезные осложнения во вновь возникший китайско-советский альянс, но она также дала обоим партнерам и известные выгоды. Вряд ли можно сомневаться, что вторжение из Северной Кореи было совершено с одобрения или даже по приказу Москвы и что Сталин «предложил» Китаю вступить в войну. Получив обещание полной советской помощи и поддержки, Мао согласился.
Участие в войне в Корее не только укрепило коммунистическое господство в Китае, но и явилось большой моральной победой, предметом национальной гордости. Отсталый Китай с его огромными людскими ресурсами не дал нескольким передовым империалистическим державам сдвинуться с мертвой точки — переступить тридцать восьмую параллель.
Старый, циничный анекдот, что корейская война оказалась безрезультатной потому, что у китайцев было столько людей, сколько у объединенных наций было пуль, быть может, и вызывал кривые усмешки на Западе, но в Китае он не Звучал как шутка. Война застряла в центральной Корее, и это привело к совершенно невозможному напряжению всех Ресурсов Китайской Народной Республики. Мао считал, что Советский Союз не выполняет своих обязательств. Обещания помощь поступала в недостаточном объеме, и Китаю приходилось расплачиваться все большим количеством живой силы и материалов. В тот момент его истории такая цена была ему не по карману.
Зимой 1952/53 года только русские не понимали, что корейская война — это страшный кошмар. Для Сталина это был идеальный тип войны. В то время как СССР, живя в условиях мира, наращивал свою мощь и испытывал оружие, империалистический Запад изматывался в Корее. В то же время и Китай истекал кровью, иссякали его ресурсы. Народная республика зависела от помощи и поддержки Советского Союза. Понятно, что угроза советского вмешательства явилась главным фактором, удержавшим объединенные нации от перенесения войны на территорию континентального Китая. Шаг за шагом корейская война все больше превращала Мао в сателлита, но никак не партнера СССР. Продолжение войны могло бы истощить Китай до предела. Выход из войны против советских желаний мог подорвать китайско-советский союз и монолитный коммунистический мир.
Иосиф Сталин умер в марте 1953 года. Китайцы воспользовались образовавшимся в связи с этим вакуумом власти в Москве и попросили, чтобы не-сказать потребовали, окончить войну в Корее. После смерти Сталина Мао остался самым главным и старшим государственным деятелем коммунистического мира. В СССР остались лишь «маленькие люди» вроде Маленкова, Молотова и Булсанина, которым предстояло «надеть сапоги» гиганта Сталина. Тогда никто еще не обращал внимания на державшегося поодаль бывшего шахтера Никиту Хрущева. Один лишь Мао казался титаном, способным понести вперед знамя марксизма-ленинизма-сталинизма. Так к этому триединству коммунистических догм прибавилось новое слово — «маоизм».
Мао принялся за построение политико-экономической системы по образцу, соответствующему его собственным идеям приспособления социализма к китайским условиям. Еще в 1942 году он сформулировал свой основной принцип: «Теорию и практику можно сочетать только в том случае, если члены Китайской коммунистической партии усвоят точку зрения, концепции и методы марксизма-ленинизма, применят их к Китаю и построят теорию… основанную на реальных фактах китайской революции и китайской истории».
Далее Мао укрепил власть коммунистической партии с помощью различных «кампаний»: кампании «трех анти» (реформа и реорганизация партии), кампания «пяти анти» (против китайских и иностранных капиталистов) и даже «антимушиной» кампании! Проводились кампании под лозунгами «Сопротивляйся Америке!» и «Освободим Тайвань!», рассчитанные па разжигание китайского национализма. Коммунистический тоталитарный контроль утвердился повсюду — от Пекина до каждой деревни, улицы и семьи в стране. Центральная правительственная власть стала значительно сильнее, чем во времена господства могущественных императоров прошлого. Следуя классической традиции мандаринов, Мао начал постепенно исчезать из поля зрения общественности и обретать в глазах народа ореол таинственности и божественности, некогда окружавший «сына небес». Контроль над мыслями, пропаганда и «промывание мозгов»—все это стало в Китае важным средством консолидации коммунистической власти.
Коммунисты Китая начали быстрое движение в сторону социалистической системы в сельском хозяйстве и промышленности. Одна стадия развития сменяла другую, причем Происходило это прежде, чем народ мог понять, что в сущности происходит: от бригад взаимопомощи к крестьянским Кооперативам и далее к коллективизации сельского хозяйст-8а. Мао попытался сделать за пять лет то, на что Советам Потребовалось почти сорок лет. Мао игнорировал как ошибки, так и успехи в деле построения социализма в СССР.
К 1956 году борьба за власть в русской коммунистической Партии по существу завершилась. Никита Хрущев выплыл на поверхность и заполнил вакуум, образовавшийся после Сталина. В СССР началась новая эра. Хрущев понимал, что сталинизм не может оставаться неизменным под названием хрущевизма. Свои перемены он начал исторической антисталинской речью на XX съезде КПСС, где разоблачил ужасы режима своего предшественника и высмеял убожество культа личности. Речь показала также авторитетность и твердость самого Хрущева. Потребовался новый гигант, чтобы развеять лиф о власти Сталина, еще живший в России в 1956 году.
Можно считать, что сегодняшний китайско-советский раскол уходит своими корнями непосредственно в упомянутое выступление Хрущева в 1956 году. Эта речь вознесла престиж Хрущева на уровень, равный, если не превосходящий, престижу Мао. Если культ личности и тоталитарная диктатура были в Советском Союзе при Сталине злом, то разве не было очевидным, что они зло и во всяком другом коммунистическом государстве? Немедленные результаты политики Хрущева в Восточной Европе — восстания в Польше и Венгрии — также сильно обеспокоили китайцев. Им казалось, что новая советская политика ведет к развалу коммунистического блока. Китайские представители устремились в Восточную Европу, чтобы поправить ущерб и восстановить единство. (Отмечалось, что со времен завоеваний хана Батыя это было первым прямым вмешательством Восточной Азии в европейскую политику.) В 1956 году Китай был заинтересован в сохранении целостности коммунистического блока. Китай нуждался в помощи и моральной поддержке, которые оказывал ему единый коммунистический мир. Поэтому китайцы старались поправить и загладить ошибки Хрущева.
После 1956 года враждебность между Мао и Хрущевым продолжала подспудно разгораться. В то же время в Китае происходили значительные события: расцвет и увядание «ста цветов», катастрофический «большой скачок вперед» и создание системы коммун. Все это сильно раздражало Хрущева и Советы вообще, поскольку давало китайцам повод открыто утверждать, что стадия «чистого коммунизма» может быть достигнута Китаем быстрее, чем другими странами.
В конце 50-х годов китайские лидеры начали ставить под сомнение целесообразность и необходимость коммунистической солидарности. Как можно сохранить единство, если Хрущев идет по пути ревизионизма, который, по их мнению, является предательством истинных принципов марксизма-ленинизма? И хотя в течение еще нескольких лет сохранялся фасад единства, Китайская Народная Республика начала предлагать коммунистическому миру альтернативу московскому руководству. Пекин стал превращаться в новый центр абсолютной коммунистической истины. Между СССР и Китайской Народной Республикой всерьез началась борьба за руководство, несмотря на тот факт, что двоевластие в международном коммунизме уже само по себе являлось предательством марксизма-ленинизма. Теперь были два лидера, два пути, по которым предлагалось следовать народам, и два истолкования учения Маркса и Ленина, каждое из которых претендовало на то, что именно оно является правильным-Полицентризм, перестав быть теорией, стал реальностью.
В конце 50-х и начале 60-х годов новые области конфликтов и разногласий прибавили ожесточенности к прежним распрям — личное соперничество между Мао и Хрущевым, «бумажные тигры» и ядерное оружие, неизбежность войны, проблема Тайваня, Куба и советская помощь иностранным государствам. Почему, спрашивали китайцы, СССР дает нам, коммунистической стране, так мало в сравнении с тем, что нам нужно, тогда как он оказывает существенную и неограниченную помощь некоммунистическим странам вроде Ирака, ОАР и Индии? В дальнейшем конфликт обострился из-за таких вопросов, как пограничные столкновения Китая с Индией, пограничные споры между Китаем и самим Советским Союзом, возник даже расовый вопрос — Китай начал рассматривать Россию как одну из белых рас, стремящуюся эксплуатировать цветные расы.
Если учесть все эти прошлые и нынешние разногласия, то китайско-советский спор выглядит уже не удивительным, а неизбежным. Именно это историческое сочетание разногласий привело к тому, что сегодня мы видим, как коммунистический мир переходит от монолитного единства к полицентрической разобщенности. Недавно в редакционной статье газета «Нью-Йорк таймс» писала: «Китайско-советский опор о «сосуществовании» и о «воинственности» в действительности является маскировкой исторической борьбы за власть между Россией и Китаем, которые теперь соперничают за высшее влияние в коммунистическом мире».
Почти 4000 лет Китай считал себя Средним Царством, Центром мира, единственным носителем цивилизации, окруженным варварскими племенами. Все правительства Китая — Императорское, националистическое и коммунистическое — не смогли освободиться от этого унаследованного взгляда на Мир. С точки зрения китайца, его страна не может оставаться надолго подчиненным сателлитом или даже равноправным партнером. Она должна быть центром мира.
С 1917 по 1949 год Советский Союз был сам таким центром и единственным вождем всемирного коммунизма. Сегодня советские руководители, естественно, не желают уступить это свое превосходство потенциальному гиганту, каким является Китай. И Советский Союз, и Китай учат в настоящее время урок, который можно найти в любом школьном учебнике по истории. Международные союзы, блоки и альянсы, как правило, со временем оказываются непрочными, и это независимо от того, основаны ли они на дружбе, выгоде, экономических соображениях или общей идеологии. Такие союзы не могут постоянно выдерживать давление национальных интересов. В теперешнем китайско-советском конфликте историческое наследие и национальные интересы обеих стран берут верх и рвут узы, созданные учением Карла Маркса и Бенина.