Внутренняя служба составляла значительную часть нашей жизни и отнюдь не способствовала учебе. Здесь вследствие специфики состава девятой роты дела обстояли несколько иначе, чем у «инженеров». На первом и втором курсах все было тяжело и сложно. Младшие частенько дополняли старшекурсников в нарядах, составляя их наиболее трудную и черновую части, например, наряд по столовой, а тем доставались караул и места службы.

Наряд по музею и вовсе был официальным отдыхом; к слову сказать, я лично даже не знаю, что это такое — ни разу мне не посчастливилось там нести службу.

Инженерному факультету, как на выпускном курсе, так и на первом, все было едино — и столовая, и караул, и КПП с музеем.

Во время отпуска инженерного факультета, как я уже упоминал, несение внутренней службы ложилось только на нашу роту, изредка дополняясь силами солдат БОУПа (батальон обслуживания учебного процесса — прим. ред.). Пожалуй, самым нелюбимым был наряд на кухню. Формально ночью можно было отдыхать от отбоя до подъема, однако такого не случалось, потому что пока наряд не выполнял всю работу, в расположение прапорщик-дежурный по столовой курсантов не отпускал. Почти сутки приходилось в рабочей одежде, то есть почти в рванье старого обмундирования, мыть полы и кухонные цеха, убирать и перемывать посуду после приема пищи всего училища. Это порядка шести тысяч разных предметов, включая кружки, ложки, тарелки. Но самым мучительным местом была овощерезка. Почистить несколько ванн картошки и других плодов сельского хозяйства оказывалось делом тяжким и порой затягивалось до утра. Все это возлагалось на троих курсантов, которые туда назначались. Картофелечистка вечно была неисправной.

В наряде по столовой. На переднем плане Закревский и Петренко. На заднем Гавриленко и Пивоваров

Еще троим доставалось мыть посуду и так далее. Однако частенько и помогали друг другу. Точнее, кому сама судьба уготовала такую участь, ибо кидали «на пальцах» — своего рода жребий.

Претенденты на внеурочную работу становились в круг, заранее условливались, с кого начинается счет, и «выбрасывали» пальцы. Командир отделения в этом не участвовал, он только наблюдал, а затем ставил задачу тем, на кого указал перст судьбы.

На особом месте стоял вывоз помоев. На задах училища необходимо было несколько больших пластиковых фляг, предварительно притащенных туда на своем горбу, перелить в самосвал. В тот раз мне выпало принимать фляги в кузове и выливать себе под ноги. Все бы ничего, но в какой-то момент я поскользнулся и нырнул с головой в помои. Отфыркиваясь и кашляя, я немедленно вскочил, но, увы, кухонную «подменку», то есть старую гимнастерку, пришлось сушить на себе. Но здесь, в наряде по столовой, курсанты находили себе развлечение. Например, на мощный рыболовный крючок ловили крыс, сидя на столе для приема пищи, а потом добивали пойманную голохвостую бедолагу ногами.

Обычно нарядов по училищу выпадало около шести в месяц, не считая дополнений других взводов. Нарядов по роте чуть меньше. В худшие времена было значительно больше, и учиться приходилось «между делом», но успевать было надо. Во-первых, от успеваемости зависело, отпустят ли тебя в увольнение, ну и экзамены никто со счетов не сбрасывал. Здесь последствия были тяжелее — пересдача за счет отпуска.

Мне больше нравилось быть в карауле. Костя Кож-мяков разделял мое мнение, и мы постоянно просились именно туда. В свою очередь, наилучшей, по моему мнению, была первая смена. Здесь получалось так, что немедленно после возвращения с поста караульный попадал на прием пищи. Эта мысль так грела душу часовому во время ленивого брожения между учебными корпусами на втором посту, между машинами — на третьем и легкой дрёмы, стоя возле Боевого знамени училища, — на первом. Благо, что времена были спокойные и можно было не особо беспокоиться за сохранность складов. Правда, перед Боевым знаменем еще в те времена была установлена камера наблюдения, которая частенько не работала, а когда включалась, то загорался красный индикатор. Курсанты сразу узнали, что после этого есть несколько секунд, чтобы вскочить со ступеньки и занять свое место, пока видеотехника разогреется, и начнет показывать телевизор в помещении дежурного по училищу.

Караульное помещение находилось очень выгодно для девятой роты, а именно — здесь, в противоположном углу скверика, располагался караульный городок и вход в помещение. Таким образом, когда дежурный проходил в арке между зданиями, а другого пути у него просто не было, то либо караул успевал предупредить дежурного по роте, либо наоборот.

На разряжании оружия в карауле

Жизнь в карауле текла совсем иначе, чем в училище. По своему распорядку и по своим правилам. На первом курсе было сложнее. Начальник караула — поначалу курсант старшего курса — гонял молодежь по полной программе, не самоутверждения ради, а службы для, то есть без злости и издевательств, но с поучениями, разбором ошибок и долгой зубрежкой устава Г и КС (гарнизонной и караульной службы). Это было благо, потому что, изучив все необходимое очень быстро, впоследствии и затем можно было отдыхать.

Запомнив назубок все связанное с караульной службой, отработав команду «Караул, в ружье!» до такой степени, что некоторые даже умудрялись не просыпаться, занимая положенное место в караулке по боевому расчету, можно было и отдыхать, и есть в свое удовольствие. Лично у меня было два места для сна. Одно законное — в комнате отдыхающей смены и другое — на столе для чистки оружия, с уставом в руках. Таким образом, отдав службе очередные два часа на посту, я приходил в караулку и спал еще по два часа поочередно в каждом месте моего отдыха, правда, приемы пищи отнимали некоторое время.

Однажды мы умудрились приволочь в караулку телевизор и даже надежно спрятать его, когда к нам с проверкой заявился проверяющий. Потом стало еще легче. Дело в том, что однажды вдумчивый и рациональный Коля Курганский предложил скинуться и купить портативный телевизор. Все, конечно, отказались, пожалели по три рубля, но Коля таки его купил за свой счет и оказался в очень выгодном положении. Теперь в плане досуга все стали от него зависимы, потому что телевизор был только там, где находился сам хозяин. Он мог его и одолжить особо нуждающимся, но… преференции такой ситуации вполне очевидны. В моей памяти навсегда врезался еще один случай, связанный с караульной службой, который мог стать для меня роковым, но об этом позже.

Особо ответственным местом был наряд по штабу и посыльным дежурного по училищу. В их обязанности, кроме всего прочего, вменялось предупреждать, заинтересованных должностных и не очень лиц (начальника караула, дежурного по роте, «самовольщиков» и пьющих прямо в расположении) обо всех передвижениях проверяющих, включая ротного.

Быть дневальным по КПП или автопарку было достаточно легко. Поспать здесь удавалось едва ли больше четырех часов, зато в остальном служба была не беспокойной. Особенно в автопарке — эту должность можно было бы назвать «дневальный по «сучьему» парку». Нельзя сказать, что доморощенные ловеласы так стремились туда попасть, но уж если им выпадало счастье там дежурить, то своего шанса они не упускали.

Стоят (слева направо) Скирта, Гринь, Бронников, Зайков, Бледных, Рачкевич, Старченко. Сидят (слева направо) Демин, Пушкарев-мл, Галаев, Максимов

Здесь умудрился особой оригинальностью блеснуть все тот же Рачкевич. Он устроил себе любовное свидание в танке Т-34, который стоял испокон веков возле тыльных ворот автопарка, которые выходили аккурат к «сучьему» парку. Потом он долго ходил, потирая бока, и ворчал о крайней неприспособленности бронетанковой техники времен Великой Отечественной к подобного рода занятиям. Полагаю, что его мадмуазель тоже получила травмы. Однако это все-таки был не такой драматичный случай по сравнению с тем, что случилось с Андреем Дороховым.

Однажды вечером он прогуливался по Рязани с мимолетной дамой, одновременно подыскивая укромное местечко для любовных утех. В какой-то момент он краем глаза увидел, как прямо на него в замахе мчится мужик, а позади него еще один, с не менее агрессивными намерениям. Андрей, как настоящий спецназовец, отреагировал мгновенно — он присел, и удар тяжелым кулаком прошел выше него. Дама, его сопровождавшая, не была столь натренирована, поэтому была застигнута врасплох и, получив сильнейший удар в ухо, упала как подрубленная. Ошалевшие мужики, очевидно, только сейчас разглядев, что напали не на того человека, кинулись извиняться перед Дороховым. «Извини, извини, друг, мы обознались!» — наперебой говорили они. Даму все вместе привели в чувство и поставили на ноги. После недолгого обсуждения, в котором мнение пострадавшей женщины оказалось превалирующим, виновники были прощены за две бутылки водки — по одной с носа. Конфликт исчерпался. Как утверждал Андрюха, в результате любовных посиделок и после обильных возлияний дама осталась более чем удовлетворенной.

Почти сразу после получения лейтенантских погон в своей части Андрей попал в тяжелую автокатастрофу и навсегда потерял здоровье.

О наряде по музею я уже упоминал, то и не наряд был вовсе. Так, увольнение на двенадцать часов, потому что дежурили только ночью с девятнадцати часов до семи.

Самым худшим, на мой взгляд, был все-таки наряд по роте. Целый день уборка на глазах у старшины, командира взвода и ротного — не лучшее времяпрепровождение.