Годы, проведенные в казарме, сыграли свою роль. Уклад жизни стал настолько привычным, что об ином, может, и мечтали, но по-другому себя уже не мыслили. Физическая подготовка каждого из нас заметно выросла. Ваш покорный слуга, будучи одним из самых дохлых во взводе, перед госэкзаменами делал пятнадцать выходов силой на перекладине, из них почти половину сразу на обе руки.

Мы кое-как доучивались, выезжали на стрельбы, играли в карты на самоподготовке, занимались спортом по мере желания, ходили в караул по мере необходимости, изредка бегали в самоходы, да и то по делу, например, сфотографироваться на удостоверение инструктора по ВДП или в цивильную парикмахерскую. Изредка попивали водочку, но тоже в основном по поводу, не без причины. Было все равно: спать или не спать, как и чем питаться, мерзнуть, мокнуть или дремать в кузове машины.

Многого из того, что мы теперь умели, не было в программе обучения. Например, упомянутое уже мной каратэ кёкусинкай. Владение ножом или саперной лопаткой отрабатывалось в свободное время, передавалось от старших к младшим, а истоки, я подозреваю, лежали где-то за линией фронта времен Великой Отечественной войны.

Программа обучения также подходила к своему логическому завершению, и это уже чувствовалось. Капитан Оверчук в начале урока рассказывал об армейском укладе жизни в Китае, разумеется, на китайском же языке, а потом обсуждал с нами проблему — какими обоями ему поклеить гостиную в новой квартире, но только уже на русском, и даже демонстрировал образцы.

Преподаватель военного перевода капитан Курков иногда вместо занятий приносил нам свежие номера китайской газеты «Женьмин жибао», бросал на стол и уходил, а мы с увлечением читали о том, как «советские оккупанты» воюют в Афганистане. Меня, правда, больше интересовали объявления из культурной жизни Пекина на последней странице газеты или их телевизионная программа.

Преподаватель военного перевода майор Курков

Ротные офицеры тоже перестали докучать дисциплиной, очевидно, полагая, что теперь уже не стоит тратить на нас время и нервы, но старались удержать от крупных «залетов» для нашего же и своего блага. Только непримиримый полковник Ашихмин продолжал воспитывать уже более чем воспитанных и взращенных им самим курсантов, да и то уже из последних сил. Однажды при очередном выезде нас поселили в каком-то гостевом домике на задней линии учебного центра, где мы проспали даже завтрак, и заинтересованный Ашихмин пошел нас искать. Нашел. Отворил дверь, взревел как бык, затопал ногами и убежал. Мы тоже следом за ним на всякий случай смылись, чтобы не подводить нашего замкомвзвода Юру Козлова, правда, было уже поздно.

В караулы нас уже не ставили, но дежурными по роте изредка приходилось нести службу, мобилизовывая себя изо всех сил.

Тот наряд был одним из последних в моей курсантской жизни, а скорее всего, именно последним. Личный состав убыл на самоподготовку, и я открыл ружейную комнату, чтобы подвести баланс оружия в книге выдачи вооружения и боеприпасов, пересчитать еще раз наличность в пирамидах и сверить одно с другим. Из района канцелярии послышался зов Анищенко: «Дежурный по роте! Бронников!» Я сквасил недовольное выражение лица, закрыл комнату, надел маску прилежного службиста и отправился к ротному командиру.

Александр Васильевич встретил меня, слава богу, довольно приветливо.

— Это… того… во-от. Во-от, — промолвил он и замер, подбирая слова к следующей фразе. Я терпеливо молчал.

— Сейчас прибудет капитан Лебедь, выдашь ему АКМС с ПБС, — неожиданно скоро выпалил он. Все-таки военной лексикой «Конь» владел достаточно хорошо.

— Сколько? — уточнил я, чем поставил ротного командира в затруднение.

— Ну. этого… — начал было говорить Александр Васильевич, но тут же умолк. Разговор вошел в обычное русло, и я приготовился задержаться еще минут на десять. Анищенко оперся задом о подоконник, деловито сложил пятерни обоих рук палец к пальцу и задумался. Потом вдруг встрепенулся и раздраженно ответил:

— Сколько-сколько! Один!

— Есть! Разрешите идти? — козырнул я и замер, прижав пальцы правой руки к виску.

— Иди, — буркнул «Конь», сделал шаг к двери канцелярии и тут же исчез в недрах столь нелюбимого нами помещения. Но я этого уже не видел, потому что резво зашагал к выходу.

Действительно, минут через тридцать появился тот самый Лебедь, который впоследствии стал всем известным и далеко не однозначным генералом.

Александр Иванович, будучи сначала командиром курсантского взвода, а затем и роты, в училище звезд с неба не хватал. В свои тридцать лет оставался в звании капитана. Мне трудно сказать, каким он был командиром, но курсанты девятой роты считали его подходящим офицером в том смысле, что когда он заступал дежурным по училищу, можно было смело уходить в «самоход», так как Лебедь тщательностью проверок не страдал, а в нашей роте вообще старался не появляться. В меру пьянствовал, а в известной всей России словоохотливости замечен не был. Весь его юмор был плодом не его личной фантазии, но всеармейского в целом и курсантского в частности фольклора, умело заимствованного весьма к месту и в нужное время.

Капитан Лебедь быстро расписался в книге выдачи оружия, взял автомат и также спешно удалился.

А теперь самое время рассказать, зачем командиру седьмой роты потребовалось специальное вооружение девятой роты. Дело в том, что в третьем батальоне, где Лебедь был командиром роты, в это время начинались экзамены, которые проходили раньше, чем у девятой роты. Среди экзаменов, как я уже упоминал, самым ответственным был экзамен по огневой подготовке. В шестой роте было много потенциальных медалистов и «краснодиплом-ников», которые на стрельбах могли расстрелять, в буквальном и переносном смысле, все свои показатели.

Накануне, то есть в день получения автомата, Лебедь предполагал обустроить на директрисе в Сельцах скрытную позицию для стрельбы в пятидесяти-семидесяти метрах от мишенного поля, по которому должны были вести огонь его курсанты во время экзаменационных стрельб. Затем на следующий день, заняв заранее подготовленную позицию, во время стрельбы достаточно было при появлении мишени совместить свой бесшумный выстрел с очередью курсанта, а уж с такого близкого расстояния поразить цель опытному офицеру не составляло труда.

Судя по тому, что все медалисты остались впоследствии при наградах, так и было сделано. Во время госэкзаменов, очевидно, тоже. Впрочем, это потом подтвердили нам наши друзья.

Я не думаю, что это было личное изобретение Александра Ивановича, так делали многие. Впрочем, объективности ради надо сказать, что подобное было действительно лишь подстраховкой на всякий случай. Все курсанты стреляли очень хорошо, а от случайностей никто не застрахован, разве что с помощью АКМС с ПБС. Так что такое ухищрение можно было считать справедливой подстраховкой.

Удивительное дело, но у нас в роте такое не практиковалось. Может быть, потому, что на самые ответственные экзамены выносились свои, специфические упражнения из того же АКМС с НСПУ либо РПГ-18, либо пистолета тоже с насадкой бесшумной и беспламенной стрельбы.

Нельзя было сказать, что учеба и служба стали такими уж безоблачными. Были склоки с начальством, последующие наказания, нервотрепка, но в памяти все неприятности осели куда-то глубоко мутным осадком и забылись, а в голове остались только чистые и светлые воспоминания.