Люку казалось, будто его кожа вот-вот отделится от него.

Он слепо полз по огненной земле — вспышки пламени ревели так громко, что он едва мог думать. Удушающий запах гари обжигал ноздри. Здесь не было никаких тропинок, никаких знаков, указывающих путь к выходу. Лишь жар, и свечение, дым, и боль, языки оранжевого и жёлтого пламени.

И голубизна. Его сердце забилось сильнее. Слева от него бушевало огромное пламя, которое отличалось от остальных. По Центру огонь формировал жёлтый палец, но по краям пламя было голубым.

Отличным от другого огня.

Прежде чем он смог передумать, Люк бросился в центр пламени. Обжигающий жар опалил его кожу, и он крепко стиснул зубы, чтобы не закричать. Нахлынувшая боль стала невыносимой.

А затем свет и жар исчезли в мгновение ока.

Он очутился за границей Распутья — в полной темноте, на земле, холодной и твёрдой, как бетон. Он вздрогнул. Каждый вдох причинял боль.

Двигайся, приказывал ему мозг. Он должен продолжать двигаться, даже если понятия не имеет, где находится.

Люк надеялся, что не свалится с обрыва.

Испытывая головокружение, он поднялся на ноги и, с трудом преодолевая каждый дюйм, заковылял сквозь тьму. Ужас окончательно сбил его с толку. Он не мог представить места столь похожего на небытие, на бесконечную пустоту, как это.

Его ноги споткнулись о что-то — может, о камень? По мере того, как он осторожно продвигался вперёд, тьма, казалось, становилась разреженной, не такой плотной. Теперь во тьме стали проглядываться силуэты, появились оттенки теней — его глаза начали привыкать.

Перед ним появились очертания чего-то большого. Он пробежал пальцами по поверхности, изучая острые углы и впадинки тв ради нк на ощупь это был булыжник. Он обошёл его по кругу, плотно прижимаясь одной рукой к холодному камню, чтобы не сбиться. С другой стороны валуна, он услышал слабое журчание воды.

Крошечные огоньки сверкнули вдали. Они выглядели, почти как сверчки. А в небе, два идентичных полумесяца возвышались над горами слева от него.

Отчаяние в нём нарастало, растекаясь по грудной клетке. Он вернулся — вернулся в мир Образов и Фигур, на самый край вселенной.

Вернулся туда, откуда начал.

И теперь он знал, знал совершенно точно, что у него больше не было шансов спасти Жасмин.

Люк больше не мог себя контролировать. Он повернулся, пнул первое что увидел, скинув камень вниз во тьму. Он был так зол, ему хотелось крушить все вокруг. Если Коринфия была права, если всё это было предрешено, он хотел сжечь вселенную целиком.

При мысли о Коринфии ему стало ещё хуже. Ему её сильно не хватало; это было здесь; в этом самом мире, когда она прижалась к нему во сне.

— Почему? — прокричал он во тьму. — Почему? Почему?

— Шшш, — сказал тихий голос позади.

Люк быстро обернулся, нащупывая нож в его кармане. — Кто там?

Тень отделилась от кружившей над ней тьмы. — Ты ищешь спутника? — спросила она приглушенным голосом.

— К-Кого? — спросил Люк.

— Союзника, — сказал другой голос.

— Я не знаю о чём вы… — не успел он закончить, как кто-то схватил его за руку.

— Не бойся, — сказал первый человек. Девушка, подумал Люк, судя по шепчущему голосу. Её черты были скрыты тьмой. В том месте, где она коснулась его, он почувствовал тепло. Злость исчезла; он почувствовал себя удивительно спокойным. Возможно, ему удастся найти Риса. Может, надежда всё же была.

Тёмные фигуры вели его вниз по невидимой тропе. Они остановились перед очередным булыжником. — Мы на месте.

— Где? — Люк начал задавать вопросы, но снова, оба его попутчика успокоили его.

— Всё в порядке. Сперва я тоже был удивлён, — сказал один.

— Мы скучали по тебе, — произнёс другой.

Прежде чем Люк смог спросить, о чём они говорили, они три раза постучали по внешней стороне камня и он медленно сдвинулся в сторону, будто стоял на колёсиках. За ним показалась каменная лестница, тускло освещённая фонарями.

Когда спутница прошла перед ним, попав под освещение, Люк застыл. Его желудок спазматически сжался, как это случалось на спуске на американских горках. Оно вовсе не было человеком. Оно представляло собой лишь силуэт, невыразительный, безликий.

Образ.

Девушка…существо…осознал Люк, оно больше не было ею.

— Пойдём, — прошептало оно.

Другой человек — тоже Образ — навис над ним, словно внимательно изучая его.

Люк замешкал. Его голова шла кругом. Предполагалось, что Образы были заточены в Океане Теней. Как же этим двум удалось улизнуть?

— Что вы имеете ввиду, говоря, что скучали по мне? — уклончиво сказал Люк.

Второй Образ положил свою призрачную, невесомую руку на руку Люка. — Ты разве не помнишь?

— Мы твои, — сказала Девушка-Образ.

— Мои? — голос Люка пронзил тьму.

— Твои тени, — ответили они одновременно, после чего повернулись и продолжили спускаться по ступеням.

Будучи ошеломлённым и не в состоянии говорить, Люк последовал за ними. По мере того, как он следовал за тенями, его охватило чувство облегчения, или даже победы — как тогда, когда он терял мяч на поле, а потом снова находил его.

Словно читая его мысли, одна из Образов нарушила тишину. — Нас снова разлучат, после этого… — Она направилась вниз по коридору, откуда доносилась тихая музыка.

— Но это не конец, — добавил второй Образ. Его голос был чуть ниже, более резким, похожим на камни, скрежещущие друг о дружку по течению. — Мы снова встретимся. В Распутье. Когда мы наберём достаточно сил для путешествия…

Вскоре, фонарей стало больше, и короткие вспышки смеха раздались в пространстве.

Ступени привели в место, похожее на пещеру. И снова, Люк замер в изумлении. Помещение заполняли тысячи и тысячи людей — по крайней мере, Люку казалось, что они были людьми. Они двигались как люди, но их кожа была того же красноватого оттенка, что и песок на пляже, и выглядела плотной, даже чешуйчатой. Ни у кого не было волос, и было трудно отличить женщин от мужчин.

Должно быть, они были Фигурами.

Каждая Фигура танцевала с двумя неясными тенями — Образами — вальсируя и кружась, ныряя вниз и смеясь. Счастье в комнате было почти осязаемо.

— Ищешь спутника? — припомнил он слова Образа.

Люк оглядел похожее на пещеру помещение, богато украшенное мебелью из мира людей — какая-то была старой и развалившейся, другая древней, как на плоту Риса.

Прежде, чем его тени скользнули в толпу, Люк попросил их подождать. Но, когда они обернулись, он понял, что лишился дара речи.

— Как он сказал, это не конец, Люк, — пожала его руку девушка. Они успокаивающе кивнули, прежде чем исчезнуть в толпе Образов и Фигур. Люк остался один, загипнотизированный.

Когда он отошёл от двери и окунулся в бурлящую массу странных тел, он увидел кое-что, выхваченное светом фонаря — хрустальные серьги Коринфии в ухе одного из танцоров.

Рис!

Когда Люк подошел ближе, Рис запрокинул голову и выпил содержимое какого-то флакона. Он вытер рот тыльной стороной ладони и повернулся к Люку. Его очки свободно свисали, и Люк увидел ужасную рану на месте, где должны быть глаза.

— А-а, ты вернулся, — прохрипел Рис. Его длинные волосы частично закрывали лицо. — Нашёл свою сестру? — Он слегка покачнулся, и Люк услышал запах пота, травы и чего-то приторно-затхлого, как табак.

— Нет, — сказал Люк коротко. — Что здесь происходит? Что это за место?

Рис улыбнулся и поднял бокал. Теперь Люк видел, что он был слегка пьян. — Это праздник, мой друг. Один раз в год, в конце цикла лун, я устраиваю эту секретную тусовку для тех, кто хочет воссоединиться.

— Я думал, что Фигуры боятся Образов, — сказал Люк. Но даже когда говорил, он понимал, что это неправда. Они не выглядели испуганными. Они выглядели… радостными. Свободными. Фигуры и Образы смеялись и дурачились и танцевали без передышки. Это было настолько интимно, что ему хотелось отвернуться, но в то же время, он был очарован.

— Это старое поколение боролось и запрещало Образы. Молодые Фигуры хотят только воссоединения. У них нет страха, который был у предков. — Рис покачал головой. — Они знают, только чувство разделения.

Люк наблюдал за двумя Образами, кружащимися под ручку со своими Фигурами в самом центре комнаты. Он почувствовал боль глубоко в груди. Жасмин бы понравилось это место — энергия, возбуждение. Танцы с тенями.

Он вспомнил уличный концерт, на котором они с Жас были несколько лет назад. Она танцевала всю ночь без остановки, её волосы метались из стороны в сторону так быстро, что она даже пошутила, что могла бы использовать их в качестве оружия. В воздухе пахло сигаретами, пачули и солнцезащитным кремом, и, помнится, он подумал, что ему нужно все это запомнить — как она выглядела, её запах, как она танцевала, как она заснула в поезде по дороге в гостиницу, положив голову ему на плечо. Будто он уже знал, что все начнёт разваливаться. Что она вырастет и станет упрямой, неуправляемой и капризной, и что он не сможет защитить её.

— Разве ты не видишь? — сказал Рис вполголоса. — У них должны быть их Половинки. Их теневые Я. Разве не ради этого все это — найти того, кто заставляет вас чувствовать себя снова целым?

Когда Люк наблюдал за Фигурой, которая вращалась быстрее, он обнаружил, что она, казалось, сливается со своим Образом так, что они становятся неотличимы, синхронно двигаясь в тандеме. Музыка была неистовой, полной радости и тоски. Все Фигуры и Образы соединились, слились друг с другом, стали едиными. Даже Рис вскоре был сметён своим Образом, втянут в середину зала, где для него было приготовлено место.

Музыка изменилась и пол завибрировал от тяжёлых ударов. Медленно стартовавший ритм набирал скорость.

Фигуры и Образы двигались вместе с ним, словно объединённые общим пульсом. Они вскидывали руки. Они кричали, плача от счастья и свободы. Рис окунулся в толпу и исчез из поля зрения. Он выглядел таким счастливым. Таким радостным.

А танец по-прежнему продолжался — быстрее, неистовее — чьи-то руки схватили Люка и втянули в массу волнующихся тел и теней.

Собственное сердцебиение Люка отчаянно отозвалось в груди, когда он был сметён в толпу. Он качался вместе с остальными, позволяя их движениям направлять его. В груди нарастало какое-то давление, которое он не смог бы назвать или объяснить. А потом, когда музыка завершилась бурным крещендо, увенчанным криками радости, мощь которых ощущалась почти физически, нахлынув на него сверху, она принесла с собой лишь одно слово, прошедшее сквозь него пламенем, которое невозможно было оставить незамеченным.

Коринфия.

Когда умерла его мама, она забрала с собой часть его самого. И он не ожидал, что когда-либо снова почувствует себя цельным.

Но это произошло. Он это почувствовал. Какая-то искорка, долгое время похороненная, вернулась к жизни, когда он встретил Коринфию.

Он понимал её. Они были так похожи. Оба взвалили на себя ответственность, которая была слишком велика, слишком тяжела для них. Пытаясь с таким трудом делать правильные вещи, стремясь найти место, куда бы они вписались.

Озарение ударило его словно молния — это Коринфия заставила его снова чувствовать себя целым. С нею всё имело смысл. Осознание этого он ощутил всем телом, до самых кончиков пальцев.

Он любит её.

Она его Половинка.

Он не знал, что чувствовать — облегчение или горе. Она была единственной — теперь он это знал — и он никогда не сможет увидеть ее снова. Охваченный двояким чувством ужаса и благоговения, он выбрался из толпы, затем пробрался по лестнице и вышел сквозь туннель. Ему нужен был воздух.

Оказавшись снаружи он стоял, вдыхая полной грудью, а голова продолжала кружиться от дыма и доносившейся снизу музыки. Сначала он даже не заметил, что рядом вновь возник Рис.

— Что-то от головы? — спросил он, наклонившись ближе.

Люк почувствовал его дыхание. Было ясно, что Рис выпил чего-то горячительного. Он распахнул полу куртки и полез за подкладку, вынимая один из своих флаконов. Пока он это проделывал, лунный свет выхватил разнообразное содержимое его куртки. Одна вещь, в частности, вывалилась и повисла на цепочке, прикрепленной к его талии. Это напомнило Люку античные часы, но форма была иной. Как бы то ни было, почему-то это выглядело до невозможности знакомым.

— Что это? — спросил Люк с неожиданной настойчивостью.

Рис пожал плечами и подхватил предмет помахивая им в руке.

— Компас? Давным давно я смастерил кое-что, — пробормотал он невнятно. — Это была часть пары. Бестолковая, думаю, затея. Это должно было кое-что означать, но свою часть она потеряла…. — Он замолчал.

— Кто — она? — спросил Люк, беря вещицу в руки и переворачивая её.

— Миранда, — ответил Рис, с пренебрежением и тяжёлой грустью в голосе. — Любовь больше любого из нас, мой мальчик. Она подчиняется собственным правилам. Ради любви я потерял всё. Даже глаза.

— Любовь сделала вас слепым? — Спросил Люк недоверчиво.

— Не слепым, дурак. — Рис вдруг повернулся и схватил Люка за плечо. Его хватка была твердой и крепкой. Он словно смотрел в самую душу Люка. — Я повернул время, — прошептал он. — Даже Незримым было не под силу остановить меня. И оно того стоило. Даже при том, что я потерял и её, тоже… — Его голос затих, и Люк наблюдал, как он извлёк из своей куртки ещё один флакон и пошатываясь поднёс его к губам.

— Вы… вы были одним из? — Сердце Люка бешено заколотилось. Был ли Рис Радикалом, о которых ему рассказывала Коринфия? Тогда Люк не понял, что она имела в виду под словом Радикал — это звучало, как вариант анархиста вселенских масштабов. Теперь он понял, что его определение могло быть не столь далёким от истины.

Рис энергично вытер рукавом рот:

— Время… пространство… они льются, как река. Только любовь неизменна. Помни это. — Рис попытался засунуть медальон в карман, но пока он возился, медальон, щёлкнув, раскрылся. Люк застыл — он узнал мелодию, которая вдруг поплыла в воздухе. Это был тот же мотив, который играл в медальоне Коринфии. Медальоны были почти идентичны.

Только внутри была не балерина.

Там был лучник. Лук натянут, тетива удерживала стрелу, которая указывала вверх, в небеса. Он медленно развернулся и остановился, Рис посмотрел на точку в небе.

— Куда показывает компас? — Спросил Люк.

— На то, чего я желаю больше всего. Мертвая звезда. — Рис качнулся вперед, решительно, словно он мог подняться по невидимой лестнице в небо, к этой призрачной звезде. Но он запутался в собственных ногах и упал прямо на Люка.

— Спокойнее, — сказал Люк, подставляя Рису плечо. Недолго думая, он свободной рукой расстегнул цепочку на талии Риса и освободил компас. Одним плавным движением он сунул его себе в карман. — Давайте-ка, я проведу вас обратно внутрь.

Поддерживая, Люк повёл Риса внутрь. Рис двигался неуклюже, шатаясь из стороны в сторону, напевая в такт музыки и пытаясь приобщить Люка к танцу. Люку наконец удалось запихнуть его в большое кресло в непосредственной близости от кольца танцоров. Когда он собрался уходить, Рис потянулся и схватил его за руку. Свет свечей отражался от налитых кровью белков в глазах Риса.

— Люди постоянно нас бросают, но это не значит, что они нас не любят, — сказал он. — Вы должны за это держаться, что бы ни случилось.

Посреди праздника, Люк подумал о своей матери, словно она была жива, в первый раз за много лет.

— Прости, — прошептал Рис, закрывая глаза и роняя голову на грудь.

И Люк знал, может быть, когда-нибудь, он сможет это сделать.