Коринфия смотрела на Люка, растворяющегося в воздухе. Она чувствовала себя так, словно проглотила горсть пыли. Единственное, что от него осталось — чёрно-оранжевая бейсболка Великана, насквозь мокрая в тёмном углу крыши.

Она узнала эту крышу. Тень от водонапорной башни падала на то место, где она сама появилась в Гумане десять лет назад, будучи еще ребенком. Там, где раннее солнце освещало асфальт, и он немного походил на пар.

Это был путь-Перекрёсток.

Воспоминание о нём заставило её вздрогнуть. Её вырвали из Пираллиса и кинули через кружащуюся, туманную тьму, в которой она падала сквозь хаос и безвременье. Каждая мышца её тела была натянута до предела, и она знала, что Незримые были злы, растягивая её в разные стороны, чтобы посмотреть, сломается ли она.

Коринфия никогда не ощущала такой жестокости раньше и была смущена и подавлена, когда приземлилась на эту крышу.

Ее тело было скрючено, губы треснули, платье порвано, а спутанный ком волос заменял драгоценную косу, которую она носила в Пираллисе. Это была та же крыша, где Миранда нашла её, съёжившуюся под лучами солнца.

В течение десяти лет она не возвращалась сюда ни разу, так как не знала, как её найти. До этого момента. Это всё не могло быть случайным совпадением. Будучи Судьбой, она выучила одно: случайностей не существовало. Возможно, Незримые испытывали её.

Когда она поневоле заглянула вглубь карих глаз Люка этим утром и осознала, что ей придётся его убить, она почувствовала желание, чтобы вода расступилась и поглотила ее в своей пучине. Его взгляд перевернул у нее все внутри. Его овал лица, странная полуулыбка…и эта глупая футболка с надписью- «Прибрежные Солнечные Рифы», обнажавшая широкие плечи и сильные руки….

Она была Исполнителем, и чувства не играли роли в её жизни, но на одно мгновение, ей стало интересно, какого это было бы — поцеловать его.

Как мог парень, которого она прежде видела всего дважды, пробудить в ней подобные чувства — жар, холод, дрожь? Они проникали в естество и наполнили адреналином. Это были человеческие чувства. За всё время её ссылки в Мир Людей, ничего подобного ранее не было до появления Люка.

Это ничего не значило.

Это не могло что-то означать.

Но почему это должно было быть её судьбой? Эта часть всё ещё беспокоила её, даже не смотря на то, что она никогда не задавала Миранде вопросов, и не интересовалась судьбами, которым она помогала осуществляться ранее. Из-за этого она сомневалась, когда она собиралась перерезать его горло ножом.

Что это означало?

Было ли это потому, что она не могла перестать думать о нём, думать о том, что каким-то способом, он был предназначен для неё? Но это было сумасшествие. Её мысли ничего не значили. В этом и было всё дело. Она должна была делать так, как прикажет мрамор.

Она должна была последовать за ним, найти его. Незримых не заботили рассуждения или критика; всё, что они увидят — это то, что она не справилась. И это именно тогда, когда она была столь близка к возвращению домой.

Её пальцы нашли медальон, висевший на шее и закрыла глаза. Не должно быть ни смятения, ни зла, ни беспомощности. Лишь одна вещь: решительность. Она пересечёт врата, ведущие в Распутье, и найдёт его. Коринфия отступила для разбега, вдохнула полные лёгкие воздуха, стараясь успокоить её пульс, затем побежала.

Её ботинки гремели по крыше. Оттолкнувшись от крошечного уступа, она прыгнула. Ветер подхватил ее.

Будет больно.

Внезапно она вспомнила лицо испуганной женщины, стоявшей на мосту Золотые Ворота. Та стояла покачиваясь, как тростник на ветру, готовая прыгнуть. Заданием Коринфии являлось удержать ее, увести от края. Она вспомнила, как женщина внезапно повернулась и заплакала, как она схватилась за Коринфию, обняв её с такой силой, что та почувствовала боль в груди.

Коринфия оторвалась от крыши. Ей были непонятны захлестнувшие ее чувства.

«Как жаль!»-Пронеслось в ее голове, но мысль исчезла, когда резкий всплеск боли вышиб из нее дыхание.

Всё остальное перестало существовать.

Коринфия провалилась в кружащийся хаос огней и звуков- это было Распутье.

Нечеловеческие звуки вторили эхом вокруг неё: крики и стоны, горечь испорченных или потерянных душ, которые были изгнаны в междумирье. Ей казалось, что её голова взорвётся. Она падала в бесконечную пустоту.

Если она утратит контроль, то потеряется в Распутье! Ей надо успокоиться.

Сконцентрируйся! Дыши!

Всё ещё крепко сжимая медальон, она потянула за застёжку и крышка с щелчком открылась. Балерина внутри ореха закружилась под звуки металлической мелодии.

Сердце Коринфии подпрыгнуло, когда движения танцовщицы начали замедляться. Она зачарованно наблюдала за ней. Куда она укажет? Домой, или к Люку?

Девушка закрыла глаза и представила мягкий мох и сумеречный воздух, наполненный гудением светлячков, аромат цветов в Великолепных Садах, каменные скульптуры, которые ревниво обрамляли реку, текущую сквозь время.

Нет. Коринфия хотела вернуться домой, но для этого необходимо было выполнить одно условие — она должна убить Лукаса. И она вызвала в памяти его образ — черные волосы, квадратная челюсть, тепло его рук, держащих ее за талию, когда они стояли по колено в воде.

Ее глаза распахнулись, и воздушные потоки замедлились. Она ощутила нарастание стабильности, когда пожелала, чтобы балерина нашла его. Та замедлилась до остановки, наконец указав на колечко зеленовато-голубого тумана. Он вился справа, и Коринфия повернулась в том направлении. Вопли начали отступать, стук в ее голове уменьшился.

Земля затвердела под её ногами. Туман опадал до тех пор, пока не свернулся вокруг её ног, словно ленивый кот. Подождав, пока он полностью рассеется, она двинулась вперед, в указанном направлении. Тысячи миров соединялись в Распутье, и если она выберет не тот, то может потеряться навсегда. Он может потеряться навсегда- Лукас.

Люди, путешествующие по Распутью между мирами, шли против фундаментальных законов вселенной. Только Вестникам и Исполнителям было разрешено перемещаться по ним. Одно было ясно: она была виновата в том, что Люк ускользнул.

Но виток тумана всё ещё слабо висел в воздухе, и она могла почувствовать его человеческий запах — что-то немного острое и нежное, как гвоздика. Смутные силуэты деревьев вырисовывались перед ней. Вскоре действительность уплотнилась и она оказалась в лесу. Воздух казался густым и тёплым, он оседал влагой на её коже, которая, практически мгновенно, испарялась.

Коринфия видела мир Кровавых Нимф на огромных каменных картах в саду Пираллиса — те изображали целый план вселенной. Где камни, как сама вселенная, непрерывно перемещались и изменялись. Но она знала, что каждый мир был связан с центром иномирья.

Она точно не знала, где именно существовал этот мир, но было ясно, что он был далеко от Пираллиса Терра. Большая его часть была покрыта лесом, а вдали просматривался нескончаемый туман.

Другие Судьбы рассказывали истории: знания накапливались в мраморных камнях веками, шепот иномирья просачивался из Распутья. Нимфы, жившие здесь, были паразитами, питавшимися кровью разумных существ. Они добились в ветвях деревьев и хорошо охраняли свой лес.

Похожее дерево произрастало и в Мире Людей. Там оно называлось Плакучей ивой, словно эти страдания передавались сквозь миры. Она провела рукой по бахроме лёгких ветвей, которые выглядели такими тонкими и нежными, что готовы были разорваться даже от небольшого усилия. Ветви перемешались, спутались от ее прикосновения. Стебли обернулись вокруг запястья с лёгким усилием, словно дерево хотело поиграть.

Коринфия знала, что это было не так. В то время как деревья казались жертвами Нимф, они могли быть столь же жестоки, как и их хозяева-кровопийцы. Она медленно потянулась к ножу, но вспомнила, что он канул в пустоту вместе с Лукасом.

Девушка осторожно высвободила запястье из ветвей и отступила прочь от дерева. Разгневанное шипение наполнило воздух и дерево задрожало, кончики его ветвей встрепенулись и ощетинились, словно хлысты. Пронзительный стон раздался позади неё. Коринфия повернулась.

Ничего.

Над её головой, возвышался огромный навес из ветвей, которые едва пропускали солнечный свет, сквозь него дюжина Кровавых Нимф наблюдала за ней. Их кожа была окрашена различными оттенками синего и зелёного так, что они идеально сливались с листвой.

Позади неё вновь послышался стон. На этот раз, когда она повернулась, то одна из Нимф уже оказалась всего в нескольких шагах от неё.

Она была бледно-желтой и практически прозрачной, с тонкими красными венами, просматривающимися сквозь кожу на её лице. Её ниспадающие волосы соответствовали цвету кожи. У неё были раскосые глаза без век цвета аметиста. Нимфа снова издала звук, напоминающий жужжание громадного насекомого. От страха кожа Коринфии покрылась мурашками.

Остальные Нимфы также перемещались все ближе и ближе, и вскоре воздух наполнило нарастающее, пронзительное гудение. Шум неимоверной болью заполнил голову Коринфии. Деревья покачивались, словно танцевали под собственную песню.

— Я не причиню вам вреда. Я быстро.

Коринфия надеялась, что Нимфы не учуют её страх. Они снова замолчали, наблюдая за ней. Знали ли они, кем она была? Могли ли Исполнители воплощать судьбы здесь? Могла ли она защитить себя, при необходимости?

В Мире Людей, Коринфия была Исполнителем. Здесь же, это было неясно. Она никогда не вредила другому созданию по собственному желанию, даже не знала, могла ли. Последствия могли быть катастрофичны. Она потеряла единственный мрамор и была изгнана за это в Мир Людей. Какое наказание ей могли присудить за убийство Нимфы, не предназначенной для убийства?

Еще несколько пар светящихся аметистов- глаз уставились на нее сверху сквозь полог листвы. Сколько их там, наблюдающих за ней, выжидающих?

Коринфия медленно попятилась от Нимфы, обрадовавшись, что та не преследовала ее, и потом быстро вернулась на тропинку. Нимфы продолжали внимательно следить за ней. Коринфию больше беспокоило то, что они обнаружат Люка раньше нее.

Девушки, блуждавшие по этому миру, могли закончить как Кровавые Нимфы — стать паразитами, убийцами, превратиться в бледных, злобных созданий с острыми зубами и глазами без век. Но парни? Парней дразнили, мучили и медленно выпивали их кровь, пронзая кожу острыми зубами в тысяче разных мест. Они служили пищей этим деревьям.

Коринфия ускорила шаги. Ей нужно найти Люка прежде, чем с ним что-нибудь случится. Он должен умереть от её руки. Так показал мрамор. От её ножа.

По-другому это истолковать было невозможно.

Её судьба зависела от его судьбы.

Если она не найдёт Люка, если она его не убьёт, как показал мрамор — сжимающей нож рукой — ей никогда не будет дозволено вернуться в Пираллис. Тоска по Родине захлестнула Коринфию с такой силой, что она чуть не споткнулась.

Тысячи дорог спиралями вились в разные стороны, неожиданно обрываясь, или меняя направление, лишь для того, чтобы проделать круг и вновь вернуться в самое начало. Если Коринфия заблудится в этих лабиринтах, она вряд ли сможет найти выход и станет жертвой переменчивого настроения Нимф.

Коринфия остановилась и закрыла глаза. Лёгкий ветерок смахнул завиток её волос на шею, и порыв сладкого, необычного запаха наполнил её лёгкие. Острая суровость Мира Людей медленно исчезала из её мыслей, а её прежние чувства возвратились, обострились. Едва уловимое видение возникло в её мыслях и она, прикрыв глаза, погрузилась в него. Стало слышнее нежное пение птиц, шелест листвы, постукивание ветвей под возней Нимф где-то над её головой — они трапезничали. Она не осмеливалась посмотреть вверх, боясь увидеть то, что не могло остаться незамеченным.

Затухающий аромат гвоздики, выделяющийся на фоне разнообразия сладких цветочных запахов, повел ее по узкой дорожке вправо. След вел вглубь леса, туда, где солнечный свет почти растворился среди теней и тумана. Несколько раз Коринфии пришлось останавливаться и возвращаться назад, отыскивая следы исчезающего запаха, но она всегда находила его снова. Ее навыки слежения были в данный момент не такими острыми как раньше, но они возвращались по мере того, как она их использовала.

Тихое шипение остановило её. Звук был спокойный, тише чем зов Нимф. Она всмотрелась в спутанный клубок виноградных лоз. Тысячи огромных, полупрозрачных цветов произрастали посреди залитой солнечным светом поляны, образуя круг. Цветы выглядели почти как охранники, стоявшие спинами друг к другу. Ничего более прекрасного не было даже в садах Пираллиса, где произрастали все цветы вселенной.

Коринфия сошла с дорожки, загипнотизированная красотой переливающихся всеми цветами радуги призматических лепестков. Бутоны были размером с тыкву-переросток, их лепестки заворачивались внутрь. Коринфия подошла ближе, чтобы рассмотреть, что это за особый вид винограда- это была совсем не лоза, а тонкое запястье с зелеными на конце пальцами.

Не Кровавые Нимфы. Пока ещё нет.

Внутри каждого цветка, висела девушка, пронзённая полыми лозами, которые медленно иссушали ее кровь. Коринфия обошла цветы, на языке появился приторный привкус, и мельком увидела тонкую, как лист бумаги, кожу и невидящие глаза, испещрённые кровавыми прожилками голодного растения. Это не преломление света заставляло лепестки менять цвет, это был обмен жидкостей между растением и девушкой. Она в общих чертах догадывалась, как были созданы Кровавые Нимфы, но увиденный вблизи процесс заставил ее почувствовать себя удручённой и больной.

Удручённой. Больной.

Человеческие чувства.

Дойдя до последнего цветка, Коринфия остановилась. Эта девушка лишь начала превращаться, поскольку её волосы были всё ещё чёрными.

«Такого же цвета, как и волосы Миранды», — подумала Коринфия, почувствовав мгновенный приступ боли. Захотелось посоветоваться со своей Попечительницей.

Пестик цветка пронзил кожу девушки прямо на запястье, чуть ниже крошечной татуировки жасмина. Коринфия наблюдала за тем, как кровь девушки медленно вытекала из её тела, переливаясь в растение.

Было ли уже слишком поздно, чтобы как-то помочь её? Коринфия не была уверена. Насколько она знала, процесс превращения был обратим, если прервать его достаточно скоро. Но пройдя определённую стадию, остановить его было невозможно — и человек, и растение погибли бы.

«Это тебя не касается», — словно донёсся до Коринфии голос Миранды, вынуждая её двигаться вперёд. Будущее этой девушки не было ей подвластно.

Кожа девушки уже была призрачно-белого цвета. Скоро, её кожа примет голубоватый оттенок цветка, превращавшего её. Её кровь постепенно заменится жидкостью, которая будет поддерживать в ней жизнь, но лишь до тех пор, пока она сможет питаться как остальные.

Это выглядело ужасно, но что-то притягивало Коринфию ближе, пока она не оказалась всего в нескольких дюймах от девушки. Аромат гвоздик теперь залил всё вокруг, и Коринфия осознала, что она следовала не запах Люка.

Она подняла свою руку, замешкавшись, затем нежно смахнула завиток волос с лица девушки. Девушка пошевелилась и тихо простонала. Её губы окрасились голубым, выглядя как синяк. Коринфия пристально смотрела, не в силах отвести глаз. Какое-то воспоминание нахлынуло на неё, но она не могла точно сформулировать его.

— Эй? — голос Коринфии был мягок, когда она наклонилась ближе к девушке.

Веки девушки затрепетали, и она распахнула глаза. Коринфия не смогла отвести взгляд.

Она осмотрела края поляны и нашла камень, величиной с ладонь, гладкий и заостренный на кончике, словно лезвие топора. Она обхватила пальцами камень и встала перед девушкой.

Лоза была плотной, и резать её едва ли имело смысл, но она не сдавалась, покрепче ухватившись за нее. Желание освободить девушку было единственным, о чём она могла думать. Оно подталкивало её, несмотря на боль, острую агонию лозы.

Чистая жидкость сочилась из среза растения и стекала вниз по её руке. Она обжигала и Коринфия смахнула её. Пульс участился, а пот каплями стекал со лба.

Это не помогало.

Лоза была узкой и плотной, а камень — недостаточно острым. Она остановилась, чтобы перевести дыхание, оглянулась в поисках чего-то поострей, и почувствовала, как воздух вокруг неё начал вибрировать.

Рябь тонким узором пробежала над её головой, и листья прошептали слова, которые она не смогла разобрать. Ветви сомкнулись, поглощая голубое небо.

Тихий стон Нимф нарастал, пока не превратился в почти оглушительное крещендо. Приступ боли взорвался в голове Коринфии, она бросила камень и зажала уши руками. Шум бросил ее на колени. Было такое чувство, будто в тело вонзил и нож, заставляя всё тело пульсировать от боли.

Она боролась с желанием закричать, когда давление в ее голове стало нестерпимым. И когда казалось, что все в ней вот-вот взорвется, звук резко прекратился. Тишина была оглушительной, прекрасной.

Медленно Коринфия отняла руки от ушей и упёрлась пальцами в землю, готовясь подняться. Ноги дрожали, слабое жужжание продолжало эхом раздаваться в голове. Взору медленно возвращалась ясность, она несколько раз глубоко вдохнула. Перед ней беззвучно опустилась Нимфа, обнажая зубы.

Коринфия присела на корточки и попятилась. За спиной послышалось шипение. Обернувшись, она увидела ещё одну Нимфу, которая подобралась достаточно близко для нападения — она следила за ней, сузив глаза.

Остальные Нимфы спускались с деревьев, методично окружая девушку.

— Мне очень жаль. Я никому не хотела причинить боль.

Что на неё нашло, заставляя попытаться освободить девушку? Побуждение, как далекое туманное воспоминание, и это, очевидно, было ошибкой.

— Я кое-кого искала, но его здесь нет. Не могли бы вы направить меня к порталу, я уйду и никогда не вернусь.

Ответом было низкое сердитое гудение.

Длинные плети лоз отделились от деревьев и заскользили по земле, словно крупные зелёные змеи. Деревья начали склоняться ближе, сплетая ветви, образуя ограду, и она знала, у неё не оставалось шанса, чтобы ускользнуть. Жужжание Нимф снова начало нарастать. Лозы сомкнулись, охватывая её ноги и потянули её с такой силой, что она упала на спину. Другие лозы обвились вокруг её запястий, прижимая её к земле.

Внезапно, тихий рокот, словно раскат грома, доносящийся издали, многократно завибрировал по земле. На мгновение все растения застыли, и поляна погрузилась в тишину. Даже Нимфы перестали стонать. По какой-то неведомой причине они стали отступать.

Рокот становился всё громче и постепенно превращался в тысячи бьющихся крошечных крылышек. Полог из ветвей над ней разомкнулся, и Коринфия увидела огромное тёмное пятно в небе: облако из крошечных крылатых насекомых роем устремилось к ней. Коринфия почувствовала, как кровь внутри неё заледенела.

Шершни.

Паника парализовала ее, не давая вздохнуть. Охваченная страхом, она стала рваться из захвата плетей растений, пинаясь ногами, выбиваясь и толкаясь, но лозы лишь усилили хватку.

Первый шершень ужалил её за бедро, и жгучая вспышка огня пронзила ногу. Ее крик жадно поглотился растительностью, будто деревья питались её болью.

Больше ожогов: на её животе, её левой руке, на запястье, один мучительный удар за другим. Она едва заметила, как лозы ослабли и соскользнули с неё. Яд шершней разливался по телу; он постепенно вызывал онемение конечностей. Когда она повернулась на бок, её зрение затуманилось, и вид деревьев завибрировал, ускользали от её взора. Поляна тускнела. Была ли уже ночь?

Её тело было столь тяжёлым…

Она хотела спать…

Смутно, ей показалось, что она увидела среди деревьев просвет в форме дверного проема.

Её тело быстро немело; жар — невыносимым. Но её разум погружался в спокойствие и тишину. Коринфии показалось, что откуда-то раздается музыка, будто медальон открылся и призывал её… Её разум работал медленно, как балерина на подставке…

Коринфия осознала, что умирает. Это была плата за её настырность. Это было её искупление.

Едва в сознании, она увидела, как в стволе дерева проявилась дверь, из которой по направлению к ней потянулась рука. Ее грубо ухватили и все сознание провалились в темноту.