— Посмотрите туда, — сказал Уитней, — видите остров? Это очень загадочный остров.
— В чем же загадка? — спросил Ренсдорф.
— На старых картах он называется «Ловушка для кораблей». Красочное имя?.. У моряков суеверный страх…
— Не могу разглядеть как следует, — сказал Ренсдорф. Разглядеть что-либо было действительно трудно — душные, почти осязаемые тропические сумерки быстро окутали яхту.
— А ведь у вас зоркие глаза, — усмехнулся Уитней. — Я помню, как вы за триста метров целились в зарослях. Нет, и ваши глаза не могут увидеть за шесть километров, да еще в безлунную ночь на Карибском море.
— Даже за шесть метров, — уточнил Ренсдорф. — Тьма такая, словно вас завернули в мокрый бархатный занавес.
— В Рио будет светлее, — пообещал Уитней. — Мы придем туда через несколько дней. Пойдем вверх по Амазонке. Будет отличная охота. Не знаю лучшего спорта, чем охота…
— Отличнейший спорт, — согласился Ренсдорф.
— Ягуар не согласился бы с вами.
— Что за вздор! Кто охотится на крупного зверя, тот не философствует. Какое нам дело до ощущений ягуара.
— Ягуар опять же не согласился бы с вами.
— Ба! Согласился, не согласился. У него вообще отсутствует способность рассуждать.
— Возможно. Но вы не откажете зверю по крайней мере в одном, в возможности испытывать страх. Страх боли, страх смерти…
— Да нет же, — засмеялся Ренсдорф, — все это чистейший вздор. Тропическая жара размягчила вас, Уитней. Взгляните реально. В мире существуют две категории живых существ: охотники и добыча. К счастью, мы с вами — охотники… А что, мы уже оставили позади этот загадочный остров?
— Не могу ничего сказать, ужасная темнота! Думаю все же, что мы его уже прошли.
— Вы говорите с облегчением, в чем причина?
— Знаете, у этих мест дурная слава, очень дурная слава…
— Людоедство? — предположил Ренсдорф.
— Не совсем так. Я думаю, даже людоеды не согласились бы обитать в этих забытых богом краях. Вы заметили, что наши матросы очень нервничали сегодня, когда мы шли вблизи острова? Не знаю почему, но морякам что-то известно об этом острове.
— Да, теперь, когда вы сказали, мне тоже кажется… Да и сам капитан Нильсон тоже…
— Конечно. Этот старый швед не побоялся бы самого черта. Тем не менее в его холодных глазах я разглядел какую-то тревогу. Такого выражения я не замечал прежде. На мои расспросы он ответил только, что моряки не любят эту местность. Он спустя какое-то время сам меня спросил, не ощущаю ли я какой-то тягостный дух, веющий со стороны острова?.. Да нет, вы не смейтесь, это серьезно. Как только он так сказал, на меня тут же повеяло чем-то леденящим душу. Мы как раз проходили вблизи острова. Море было спокойно, дул лишь легкий бриз, а на меня дохнуло таким холодом. Этот холод просто возник внутри меня, как внезапное ощущение ужаса.
— Игра воображения! — сказал Ренсдорф. — Суеверие, присущее матросам, легко передается пассажирам.
— Может быть и так. Но временами я думаю, что матросы обладают особенным чутьем, предупреждающим об опасности. Как бы то ни было, я рад, что мы удаляемся от этого зловещего острова. Я, пожалуй, спущусь в каюту, а вы?
— Мне не хочется спать. Выкурю еще трубочку на палубе.
— Тогда, доброй ночи, Ренсдорф. Увидимся за завтраком.
— Доброй ночи, Уитней.
Ренсдорф, оставшись в одиночестве, прошел на корму и уселся там, достав трубку. Ничто не нарушало безмолвия ночи, если не считать равномерного шума двигателя из машинного отделения и плеска воды за бортом.
«Мрак такой, — вяло подумал Ренсдорф, покуривая трубку, — что можно, пожалуй, спать не закрывая глаз»…
Внезапный звук заставил его очнуться. Звук долетел издали с правой стороны. Он повторился дважды. Где-то вдалеке во тьме ночи прозвучали подряд три выстрела. Три выстрела из ружья, тренированный слух Ренсдорфа различил это четко.
Ренсдорф быстро поднялся и подошел к борту. Непроизвольно, чтобы увеличить обзор, Ренсдорф поднялся на борт, держась за канат. Трубка его, наткнувшись в темноте на какую-то снасть, выпала изо рта Ренсдорфа. Он сделал резкое инстинктивное движение, чтобы поймать ее, потерял равновесие и упал за борт. Теплые воды Карибского моря сомкнулись над его головой.
Ренсдорф с усилием вынырнул, крикнул, напрягая силы, но течение, идущее от винта яхты, хлестало его по лицу, а соленая вода хлынула в его разинутый рот, забивая глотку.
Ренсдорф принялся изо всех сил плыть в сторону удаляющихся огней яхты. Сильно загребая руками, он проплыл около ста метров, после чего попытался несколько овладеть собой, ему не впервой было попадать в сложную ситуацию. Шанс быть услышанным был минимален и исчезал окончательно по мере удаления яхты. С большим трудом Ренсдорфу удалось избавиться от намокшей одежды, причем его усилия сопровождались непроизвольным завыванием, звериным воплем. Огни яхты были едва заметны и вскоре исчезли, настала полная тьма.
Ренсдорф подумал о ружейных выстрелах. Они прозвучали в правой стороне. Он поплыл в этом направлении, стараясь делать экономные, равномерные движения. Началась упорная борьба с морем, казавшаяся нескончаемой. Почти теряя надежду на спасение, Ренсдорф машинально считал гребки своих рук. Ну еще сотня, другая взмахов, а что дальше?
Внезапно послышался воющий звук из темноты. Этот вой на высокой ноте, очевидно, испускался каким-то зверем, объятым смертельной тоской.
Какому зверю принадлежал этот тоскливый вой? Ренсдорфу было не до разгадок. С пробудившейся надеждой на спасение он поплыл в сторону этого звука. Вой повторился снова и снова и вдруг резко прекратился, оборванный другим коротким и сухим звуком.
«Пистолет» — отметил мысленно Ренсдорф, не останавливая своего движения.
Еще десять минут напряженной работы всего тела. Новый звук долетает до слуха Ренсдорфа, звук, радостнее которого ему не приходилось еще слышать, — звук волн, бьющих в прибрежные скалы.
Провидение, судьба, высшая сила — назовите как угодно словом, то, что вмешивается временами в течение человеческой жизни и направляет ее по своему усмотрению, соблаговолило оставить в живых Ренсдорфа. Волны вынесли его на берег. Ему оставалось только, собрав остатки сил, отползти как можно дальше от воды, прежде чем погрузиться в сон. Когда он очнулся, солнце уже было высоко в небе. Главными ощущениями его были зверский голод и радость спасения от гибели.
Первые рассуждения Ренсдорфа были предельно просты: «Там где стреляют из пистолета, есть люди. Там, где есть люди, есть пища». Последующие мысли были менее очевидными: «А какие это люди? Тем более в местах, пользующихся дурной славой».
Вдоль побережья тянулись джунгли. Сплошное сплетение ветвей и стеблей высокой травы без намека на тропу. Проще было идти вдоль берега, не вступая в заросли. Ренсдорф отправился в путь, временами ступая по воде. Вскоре он остановился. По изломанным окровавленным ветвям можно было догадаться, что какое-то крупное раненое животное вломилось в заросли.
Ренсдорф заметил в траве пустую гильзу. Он взял ее в руку. Его удивило, что гильза была для ружья малого калибра. Нужно быть смелым и уверенным в себе охотником, чтобы атаковать с таким оружием крупного зверя, без сомнения, способного защищать свою жизнь.
Ренсдорф внимательно осмотрел землю и нашел то, что искал, — следы охотничьих сапог. Он пошел по этим следам по краю зарослей вдоль берега, азарт преследования разгорался постепенно и ускорял шаги. Иногда под ноги попадал камень, иногда они скользили по гниющим листьям.
На остров вновь надвигались сумерки.
Уже темнота объяла море и джунгли, когда Ренсдорф увидел огни. Они открылись ему, за поворотом прибрежных скал. Сначала он подумал, что это деревья, потому что огней было много. Однако, продвигаясь в их сторону, Ренсдорф, к своему удивлению, обнаружил, что все эти огни собраны в пределах большой постройки. Это было очень высокое здание с заостренными башнями, которые исчезали высоко во тьме. Насколько мог разглядеть Ренсдорф, это было нечто вроде старинного замка, возвышавшегося на скале. С трех сторон замка эта скала отвесными стенами погружалась в море.
«Мираж», — подумал Ренсдорф. Однако, приближаясь к замку, он уже мог разглядеть огромные ворота из кованого железа, каменные ступени лестницы — нет, все это было реально. Реальной была и массивная дверь с молотком, висевшим в качестве звонка. Все это было реально, но как-то фантастически реально.
Ренсдорф оттянул тяжелый молоток, поддавшийся со скрипом, как будто им уже давно не пользовались, и выпустил его, вздрогнув от неожиданно громкого удара. Ренсдорф вновь отвел молоток и повторил удар. Дверь внезапно отворилась как бы сама собой, словно под действием сильной пружины. Яркий свет хлынул в лицо замершему от неожиданности Ренсдорфу.
Когда он пришел в себя, то первое, что увидел, был огромного роста человек. Сказочная черная борода достигала у него до пояса. Великан держал в руке револьвер с длинным стволом, нацеленный в грудь Ренсдорфу. Из зарослей черных волос на лице бородача глядели на Ренсдорфа маленькие глаза.
— Ради бога не бойтесь, — поспешно сказал Ренсдорф, пытаясь улыбнуться. — Я не грабитель, я упал за борт яхты. Меня зовут Сенджером Ренсдорф, я из Нью-Йорка.
Взгляд бородача оставался настороженным. Револьвер оставался в том же положении, словно бы его держала рука статуи. Нельзя было определить, понял ли он сказанное Ренсдорфом.
— Я — Сенджер Ренсдорф из Нью-Йорка, — повторил Ренсдорф. — Я упал за борт яхты. Я голоден.
Вместо ответа гигант снял палец со спускового крючка и свободной рукой взял под козырек по-военному. Ренсдорф отметил, что одет он был в черную униформу с серой каракулевой оторочкой. Отдавая честь, бородатый щелкнул каблуками и остался в стойке «смирно».
По мраморным ступеням лестницы спускался еще один человек. Этот был худощав, держался прямо и был одет в одежду для вечерних визитов. Он приблизился к Ренсдорфу и протянул ему руку. Подчеркнуто четко и медленно с легким акцентом, усиливающим четкость, он сказал:
— Это огромное удовольствие и большая честь для меня принять господина Сенджера Ренсдорфа, знаменитого охотника.
Ренсдорф машинально пожал протянутую руку.
— Я читал вашу книгу об охоте на леопардов в снегах Тибета. Я — генерал Заров.
Что особенно бросилось в глаза Ренсдорфу, так это своеобразная красота этого человека, оригинальность и даже странность его лица. Назвавший себя генералом Заровым, мужчина был высокого роста, его волосы были абсолютно седыми. Однако его густые брови и заостренные усы могли бы соперничать с чернотой ночи, из которой явился Ренсдорф. Глаза генерала тоже были черными, скулы его выступали, нос имел породистую форму. Можно прибавить сухощавость черт лица, матовость кожи — словом, это было лицо аристократа, привыкшего, видимо, повелевать.
Он повернулся к гиганту в черной униформе и сделал ему какой-то знак. Гигант убрал пистолет, снова отдал честь и удалился.
— Иван — человек колоссальной силы, — заметил генерал, — беда в том, что он глухонемой. Простодушное существо и вместе с тем со вспышками жестокости, как свойственно его соплеменникам.
— Он — русский?
— Он — казак. Впрочем, и я тоже. — Генерал улыбнулся, показав заостренные зубы. — Однако здесь не место для беседы, мы займемся ею несколько позже. Прежде всего, вас нужно одеть, накормить и дать возможность вам восстановить силы. Все это вам будет предоставлено. Вы попали именно туда, где можно прекрасно отдохнуть.
Иван появился снова. Генерал отдал ему какие-то приказания, беззвучно шевеля губами.
— Прошу вас следовать за Иваном, господин Ренсдорф, — обратился он затем к гостю. — Я как раз собирался ужинать, когда вы пришли. Теперь я подожду вас. Я полагаю, что мои одежды подойдут вам по росту.
Молчаливый Иван провел Ренсдорфа в огромную спальню, особенность архитектуры которой состояла в показе всех деревянных элементов стройки. Кровать под балдахином могла бы поместить шестерых. Иван подал ему вечерний костюм. Надевая костюм, Ренсдорф заметил марку знаменитого лондонского модельера, обслуживающего знать не ниже герцогского звания.
Столовая, в которую его привел Иван, была интересна с нескольких точек зрения: в ней царила средневековая пышность, она напоминала своим резным дубом покои феодала-барона, она вообще поражала размахом — за огромный стол можно было усадить сорок человек.
Все стены столовой были украшены головами львов, тигров, слонов, лосей, медведей, причем это все были такие великолепные экземпляры, каких даже Ренсдорфу не приходилось видеть. За огромным столом сидел в одиночестве генерал.
— Вы желаете коктейль, господин Ренсдорф? — спросил он.
Коктейль оказался превосходным. Ренсдорф отметил, что и все здесь было самого высшего качества — скатерть, хрусталь, серебро и фарфор. Они отпробовали «боршч» — суп, столь милый русскому сердцу, красный густой суп, обильно сдобренный сметаной.
Как бы слегка извиняясь, генерал Заров сказал:
— Мы стараемся, по возможности, сохранять здесь обычаи цивилизованного общества. Прошу вас извинить отдельные погрешности, мы находимся в отдалении от морских путей. Не находите ли вы, что шампанскому повредила длительная транспортировка?
— Нисколько! — с жаром заверил Ренсдорф. Генерал уже представлялся ему, как приветливый хозяин, полный внимания к гостям, настоящий космополит. Правда, одно обстоятельство несколько нарушало это приятное впечатление: всякий раз, когда он поднимал глаза от тарелки, он встречался с внимательным взглядом генерала, как бы оценивающего какие-то его качества.
— Вас, может быть, удивило, что я знаю ваше имя? — спросил генерал. — Но дело в том, что я читаю все книги об охоте, написанные по-английски, по-французски или по-русски. У меня в жизни одна-единственная страсть — охота!
— У вас здесь великолепные экземпляры. Вот, например, голова этого буйвола. Такую огромную я вижу впервые в жизни.
— О! Вы правы, господин Ренсдорф, этот буйвол — это было чудище!
— Я всегда считал, — продолжал Ренсдорф, — что именно такая порода буйволов — самые опасные звери.
Генерал не сразу ответил на это замечание. Он задумчиво усмехнулся.
— Нет, вы ошибаетесь, господин Ренсдорф. Охота на буйволов не самая опасная охота. — Генерал отпил несколько глотков из бокала вина.
Ренсдорф с интересом взглянул на генерала, ожидая продолжения.
— Здесь, на моем острове, в моих заповедных краях, у меня есть охота и поопаснее охоты на буйволов.
— На этом острове водятся крупные звери? — полюбопытствовал Ренсдорф.
— Не только крупные, но самые крупные.
— Неужели?
— Разумеется, сами собой они не появились бы здесь. Я развожу их.
— Кого же вы сюда завозите, генерал? Тигров?
Генерал улыбнулся снисходительно.
— Нет, охота на тигров надоела мне уже давно. Все возможности этой охоты я исчерпал. Эта охота не вызывает у меня азарта и страха. Мне нужен риск, настоящая опасность. Я живу ради опасности, господин Ренсдорф.
— Но что же это за звери? — начал свой вопрос Ренсдорф.
— Я объясню вам, — живо сказал генерал. — Вас это сильно позабавит, надеюсь. Я кое-что придумал, это сенсационно… Позвольте, я вам налью еще стопочку портвейна, господин Ренсдорф.
— Благодарю вас, генерал.
Генерал наполнил стаканчик гостя и свой собственный. Затем он начал несколько патетический рассказ:
— Господь бог создал людей различными. Он создал поэтов. Он создал королей и нищих. Меня он создал охотником. Моя рука предназначена для нажатия на спусковой крючок оружия — так мне, по крайней мере, сказал мой отец. Кстати, он был очень богат, у него было полмиллиона гектаров в Крыму. Это был настоящий охотник. Мне исполнилось только пять лет, а я получил от него в подарок охотничье ружье, маленькое охотничье ружье, изготовленное в Москве по его заказу. Это было ружьецо для стрельбы по воробьям. Я застрелил из этого ружья несколько породистых индюков. Отец не сказал мне ни единого слова упрека, напротив, он похвалил меня за меткость.
Первого моего медведя я убил на Кавказе, мне было десять лет. Вся моя жизнь — это затянувшаяся охота. Я вступил в армию, это было обычно для дворянских детей. Я командовал казачьим эскадроном. Но моей истинной любовью оставалась одна лишь охота. Я охотился на всех существующих зверей и в самых разных странах. Я не мог бы даже приблизительно назвать вам количество убитых мною зверей.
Генерал сделал долгую затяжку сигаретой.
— После разгрома России я покинул родину. Царскому офицеру слишком рискованно было оставаться. К счастью, я успел сохранить значительную часть моих богатств, распродав их вовремя и переведя деньги в Америку. Слава господу! Я избежал участи многих русских эмигрантов. Мне не придется открывать чайную в Монте-Карло или работать шофером в Париже.
И, конечно, я продолжаю охотиться: гризли — в ваших американских скалистых горах, крокодилы Ганга, носороги восточной Африки. Этот огромный буйвол, который привлек ваше внимание, именно в Африке я сразил его, что, впрочем, стоило мне шестимесячного пребывания на больничной койке. Едва я поднялся на ноги, сразу же отправился охотиться на ягуаров в лесах Амазонки. Мне сказали, что это очень коварные звери. Я не могу с этим целиком согласиться. Казачий генерал глубоко вздохнул, как бы снимая груз нахлынувших воспоминаний.
Нет, скажу вам, ягуар не дотягивает до уровня хладнокровного охотника, вооруженного крупным калибром. Да, это было разочарование. И пожалуй, не столько охота на ягуаров была причиной горького разочарования… Я лежал в походной палатке, я не мог уснуть, меня мучила страшная головная боль. И вдруг меня словно осенило, я понял, что мне вообще стала приедаться охота. Охота, которая была всей сутью моей жизни! А заметьте, я слыхивал, что в Америке бизнесмены погибают, если отказываются от главного дела своей жизни.
— Да, да, это совершенно верно, — подтвердил Ренсдорф.
Генерал усмехнулся.
— Я-то совсем не собирался погибать. Нужно было что-то предпринять. Надо вам сказать, господин Ренсдорф, что я обладаю логическим мышлением. Да и как иначе, на охоте столько проблем всегда!
— Совершенно согласен с вами.
— Тогда я задал себе такой вопрос, — продолжал генерал, — почему охота утратила для меня свои чары? Вы гораздо моложе меня, господин Ренсдорф, вам еще не пришлось столько поохотиться, как мне, но все же, может быть, вы тоже ответите на вопрос, который я задал себе?
— Нет, нет, я не смогу. А что же ответили вы?
— Мой ответ оказался простым. Охота перестала быть игрой, развлечением. Она стала слишком облегченной. Я уже не мог, совершенно не мог упустить добычу. Нет ничего скучнее, чем техническое совершенство.
Генерал зажег новую сигарету и сказал:
— У зверей не осталось ни единого шанса спастись от моей пули. Поймите, я не хвастаюсь. Я просто излагаю математическую аксиому. У зверя нет ничего, кроме лап и инстинкта. Инстинкт не может состязаться с разумом. Как только мне открылась эта простая мысль, я понял, что это трагический пункт в моей жизни. Я уверяю вас, господин Ренсдорф.
Ренсдорф, заинтересованный рассказом генерала, даже склонился в его сторону.
— И тогда я понял, что мне надо сделать.
— Что?
— Я должен был изобрести совершенно нового зверя для охоты.
— Изобрести зверя?! Вы шутите?
— Я никогда не шучу, когда говорю об охоте. Да, я должен был придумать нового зверя. И я его придумал. И тогда я купил этот остров. Он идеально подходил для моих намерений. Здесь есть джунгли, запутанная сеть звериных троп, холмы, болота!..
— Да, но что это за зверь?
— О! Этот зверь открыл мне новые чары охоты. Я снова могу охотиться беспрерывно, и я никогда не скучаю на охоте. Борясь с этим зверем, я должен напрягать все силы моего ума и тела.
Недоумение и любопытство явно выражались на лице Ренсдорфа.
— Мне нужен был идеальный зверь для охоты. Этот зверь должен обладать смелостью, хитростью, а главное способностью рассуждать.
— Способностью рассуждать?! Но ни один зверь не способен на это.
— Мой дорогой друг, разрешите так назвать вас. Мой дорогой друг, такой зверь существует.
— Но вы не хотите, надеюсь, сказать, что это…
— А почему бы и нет?
— Я не смею поверить, что вы говорите серьезно.
— Я всегда говорю серьезно об охоте.
— Об охоте? Боже милосердный! Но ведь это уже не охота, это убийство!..
Генерал рассмеялся очень добродушным смехом. Он как-то даже игриво взглянул на озадаченного Ренсдорфа и сказал:
— Я не могу поверить, что современный молодой человек вашего уровня культуры может сохранить такой старинный романтический взгляд на сущность человеческой жизни. Вспомните недавнюю войну…
— Не ждите от меня снисходительности на этом основании, — сухо сказал Ренсдорф.
Генерал продолжал смеяться.
— Нет, вы чрезвычайно интересны! Я не ожидал, что в наши дни даже среди американцев можно встретить образованного человека с такими наивными представлениями. Я бы даже разрешил себе заметить, что нахожу в вас отголоски викторианской эпохи. Нет, это как если бы в современном лимузине была предусмотрена шкатулка для нюхательного табака. У вас, несомненно, были в родне пуритане. Ради бога, не обижайтесь на меня. Для американцев это так свойственно. Но я готов поспорить, что все эти идеи враз улетучатся, как только вы побываете на моей охоте.
— Благодарю вас, но я охотник, не убийца.
— Бог мой! — воскликнул генерал, нисколько не задетый за живое. — Ну зачем этот несправедливый ярлык. Я ручаюсь, что докажу необоснованность вашей щепетильности.
— Вы так думаете?
— В жизни побеждают сильные. Слабые рождены для удовольствия сильных. Я отношусь к сильным. Почему же мне не воспользоваться их привилегиями?
Когда я охочусь, я уничтожаю отбросы общества. Я охочусь на цветных, черных, бывших матросов с грузовых кораблей, беглых арестантов и прочую шваль. Белый человек с чистой кровью и даже породистая собака стоят дороже дюжины этого сброда.
— Однако, это люди, божьи твари, — возразил Ренсдорф.
— Совершенно верно, — согласился генерал. — Именно потому я и охочусь на них. Это меня развлекает. Они более или менее способны рассуждать, а это делает их опасными.
— Откуда же вы их берете?
Генерал хитро прищурился.
— Этот остров называют «Ловушкой для кораблей». Иногда корабли и в самом деле попадают в эту ловушку. Иногда я и сам помогаю року. Вот извольте подойти к этому окну.
Ренсдорф подошел к окну и увидел через него морской простор.
— Присмотритесь внимательнее, смотрите вон там, вдали у горизонта.
Ренсдорф напрягал зрение, но ничего не мог увидеть в темноте. Генерал надавил на кнопку у окна, и в просторах моря вспыхнули огоньки.
— Вот, — сказал добродушно генерал, — эти огни показывают канал, которого в действительности нет. Это верный путь кораблю к гибели. Скалы разбивают его, как я разламываю скорлупу ореха.
Генерал взял со стола орех, бросил его на пол и раздавил, наступив на него.
— Да, естественно, чтобы устроить эту иллюминацию, требуется электричество, — генерал словно бы отвечал на подразумеваемый вопрос, — и оно у нас есть, а как же иначе, мы стремимся сохранить здесь цивилизацию.
— Цивилизацию! При этом стреляете в людей.
Наконец-то в черных глазах генерала промелькнуло гневное выражение, но в его словах сохранилась преувеличенная любезность:
— Я должен отдать честь вашей добропорядочности, мой молодой друг, и тем не менее хочу убедить вас, что в моих поступках нет и доли того, что вы усиленно стараетесь им приписать. Нет, такого варварства я себе никогда бы не позволил. Я принимаю у себя спасшихся от кораблекрушения и стремлюсь создать им максимальные удобства. Они быстро восстанавливают свои физические силы. Да вы и сами убедитесь в этом буквально завтра.
— Что вы хотите этим сказать?
— Мы заглянем в тренировочный зал, — объяснил генерал, любезно улыбнувшись. — Он находится в подвале. В настоящий момент у меня тренируются около дюжины учеников, назовем их так. Все они с испанского судна «Сан Лукар». Этому судну не повезло, оно разбилось о скалы. Я бы сказал, что эта партия товара не отличается высоким качеством. Сплошь матросы, привычные к палубе и снастям и не приспособленные к условиям джунглей.
Генерал поднял ладонь, и Иван, прислуживающий за столом, подал крепкий кофе по-турецки. Ренсдорф с трудом сдерживал желание выразить негодование, вызванное цинизмом генерала.
Генерал продолжал:
— Поймите же наконец — это игра, все идет по правилам азартной игры. Я предлагаю любому из них партию игры в охоту. Игрок получает провизию и отличный охотничий нож. Я ему даю три часа, прежде чем вступить в игру. По условиям игры я вооружен пистолетом малого калибра, очень малого. Кроме того, этот пистолет эффективен лишь на очень короткой дистанции. Если моя добыча ускользнет в течение трех дней, причем отсчет идет минута в минуту, то игрок считается выигравшим. Если мне удается в эти три дня обнаружить его — он погибает.
Генерал сопроводил это высказывание спокойной, самодовольной улыбкой.
— Если кто-либо не пожелает изображать зверя на охоте?
— Разумеется, я предоставляю свободу выбора. Для меня игра имеет смысл лишь на условиях обоюдного согласия. Если человек не хочет играть со мной, я передаю его Ивану. Во времена царского правления Иван имел честь быть исполнителем барских наказаний. Он хорошо орудует плетью и любит это занятие. Могу сказать вам, господин Ренсдорф, что до сих пор все без исключения предпочитали играть со мной.
— А что же с тем, кому удается у вас выиграть?
— Пока еще я ни разу не проиграл. Впрочем, никто из моих соперников не поставил меня перед трудностями, все их попытки уйти от преследования весьма примитивны. Чтобы сказать точнее, иногда кто-либо из них превышает элементарный уровень. Был даже один, которому я едва не проиграл. Пришлось прибегнуть к преследованию с собаками.
— Собаками?!
— Да, вот извольте взглянуть, — генерал пригласил Ренсдорфа к окну. Двор освещался светом из окон. Ренсдорф увидел несколько огромных черных собак.
— Неплохая свора, — заметил генерал. — Эти псы охраняют мой дом, их спускают с цепи с наступлением темноты. Горе тому, кто попробует в это время войти в мой дом или выйти оттуда. А теперь я хотел бы показать вам мою новую коллекцию трофеев. Вы не желаете пройти в мою библиотеку?
— Прошу извинить меня, генерал, но я неважно себя чувствую.
— Да, да, вы правы! Проплыть столько после случайного падения за борт… Вам необходимо выспаться в нормальной обстановке. Ручаюсь, завтра вы себя почувствуете совершенно другим человеком.
Ренсдорф решительно направился к двери.
— Искренне сожалею, что мне не удалось сильнее заинтересовать вас нынешним вечером, — сказал генерал ему вслед. — Доброй ночи.
Добравшись до постели, Ренсдорф почувствовал неимоверную усталость во всем теле. Несмотря на это он не погрузился немедленно в сон, как следовало бы ожидать. Хотя тело его было налито тяжестью, нервное напряжение продолжалось, и он лежал с открытыми глазами. В один момент ему показалось, что он слышит чьи-то осторожные шаги за дверью спальни. Он вскочил с постели и хотел резко открыть дверь, но она не поддалась. Ренсдорф подбежал к окну. Его спальня находилась в верхней части одной из башен. Огни в замке были погашены. Царила тьма и молчание. В небе плыла луна. Ее слабый свет позволял различать внутренность двора. Иногда из темноты на освещенные участки выбегали огромные черные собаки. Ренсдорф вернулся в постель. В конце концов сон одолел его, и, засыпая, он услышал отдаленный выстрел.
Генерал Заров вышел к завтраку в отличном твидовом костюме. Он справился о самочувствии Ренсдорфа, а затем сказал утомленно:
— Не могу похвалиться бодрым настроением, господин Ренсдорф. Возвращается прежняя болезнь. Снова надвигается на меня скука. Вчера явно ощутил первые симптомы.
Генерал свернул в трубку блин и стал макать его в растопленное масло.
— Сегодня ночью охота плохо удалась. У меня была такая надежда на этого могучего негра. Ничего не получилось. Он не придумал ничего интереснее, чем бежать сломя голову по прямой линии. Беда с этими матросами, они страшатся углубиться в джунгли… Вы не попробуете этого шабли, господин Ренсдорф?
— Генерал, — сказал Ренсдорф, — я намерен покинуть ваш дом сегодня же.
— Мой друг, — удивился генерал, — вы только приехали сюда мы еще не поохотились вместе.
— Я намерен уехать сегодня же, — твердо повторил Ренсдорф.
Генерал внимательно смотрел на него, и вдруг его черные глазки радостно сверкнули.
— Сегодня вечером мы с вами отправимся на охоту. Отпробуйте этого шабли, оно превосходно.
Ренсдорф отрицательно покачал головой.
— Нет, генерал, я не хочу охотиться.
— Как вам угодно, друг мой. Но, может быть, вы предпочтете общение с Иваном?
— Что вы хотите сказать?
— Неужели…
— Друг мой, я еще раз напоминаю, что, когда я говорю об охоте, это всегда серьезно. И потом, оцените мою идею сами, — генерал поднял бокал. — Я хочу выпить в честь самого достойного соперника. Игра будет стоить свеч!.. Ваш мозг против моего… — генерал все больше воодушевлялся, — гроссмейстерская партия на шахматной доске джунглей!..
— И если я ее выиграю? — хриплым голосом спросил Ренсдорф.
— Я с огромной радостью признаю себя побежденным. Моя яхта высадит вас на континент.
Генерал легко догадался, о чем подумал Ренсдорф.
— О! Вы можете быть уверены. Честное слово дворянина и охотника! Но и с вашей стороны… Надеюсь, вы сохраните в тайне нашу встречу.
— Вряд ли я себя свяжу таким обещанием.
— Ах вот как! — воскликнул генерал. — Впрочем, мы поговорим на эту тему через три дня за бутылкой шампанского от вдовы Клико.
Генерал отхлебнул вина из бокала и продолжил уже деловым тоном:
— Иван вам даст все необходимое: одежду, провиант и охотничий нож. Я вам советую обуть мокасины, они почти не оставляют следов. Избегайте большого болота в юго-восточной части острова. Мы его называем болотом смерти, там зыбучие пески… А теперь, я прошу у вас извинения — после завтрака у меня в обычае сиеста. Вы, пожалуй, не сможете поступить так же, вам нужно готовиться. Можете себе позволить вздремнуть не более часа. Засим до свидания! — и генерал своим тоном подчеркнул буквальный смысл слов этого приветствия, — до свидания!..
Иван принес охотничью одежду цвета хаки, рюкзак с провизией и большой нож в кожаных ножнах.
Уже в течение двух часов Ренсдорф пробивался через заросли джунглей.
Когда за ним закрылись ворота, состояние его было сложным, он не мог хладнокровно оценить свое положение. Первая мысль, овладевшая им, как бы, помимо его воли, была: отдалиться как можно дальше от генерала Зарова. Повинуясь этому инстинктивному выбору, Ренсдорф устремился прямо вперед. Однако постепенно ему удалось побороть в себе страх и более хладнокровно определить свой план. Он понял бессмысленность бегства по прямой линии, которое окончилось бы выходом к морю. Разумнее было приспособиться к условиям ограниченности территории и действовать в этих рамках.
«Надо дать ему след», — решил Ренсдорф и, сойдя с подобия тропы, по которой он бежал, не заботясь об оставляемых следах побега, углубился в заросли. Он проложил несколько петель следов, стараясь делать их по-возможности запутаннее. Затем он воротился, припоминая все, что знал об охоте на лис.
Когда наступила ночь, ноги Ренсдорфа уже дрожали от усталости, руки и лицо были исцарапаны колючками. К этому моменту Ренсдорф находился на возвышенности, заросшей густо деревьями. Если бы даже он не был так утомлен, если бы его силы были совершенно свежими, двигаться наобум в полной темноте было безумием — Ренсдорф отлично понимал это. Прежде всего нужен хотя бы короткий отдых, иначе силы просто иссякнут. «Я был лисой, — подумал Ренсдорф, — теперь стану рысью». Пришлось очень осторожно и точно, призвав на помощь весь опыт охотника, проделать сложную в условиях темноты операцию: не оставя никаких следов, отыскать и устроиться для отдыха в надежном разветвлении подходящего дерева. Когда ему удалось это, короткий отдых вернул самоуверенность. «Каким бы ловким не был охотник, пусть и таким, как генерал Заров, — подумал Ренсдорф, — ему не найти меня на этом дереве. Разве, что это будет сам дьявол, хотя, как знать, может быть генерал и есть дьявол».
Ночь, таящая множество невидимых угроз, тянулась нескончаемо. Ренсдорф не мог уснуть. Ближе к рассвету, когда грязновато-серым светом начало обозначаться небо, раздались крики потревоженных птиц, и немедленно обострившееся внимание Ренсдорфа отметило это. Кто-то вспугнул птиц в той стороне леса, продвигаясь сюда. Ренсдорф распластался в своем укрытии и сквозь листву следил за появившимся человеком. Генерал Заров шел осторожно, неторопливо, очень внимательно смотря на землю. Он остановился рядом с деревом, укрывшим Ренсдорфа. Привлеченный чем-то, он даже опустился на колени. Первым желанием Ренсдорфа было одним прыжком упасть с дерева, как это делают звери, однако, он сразу заметил пистолет в руке генерала.
Коленопреклоненный охотник пребывал некоторое время в позе глубокого раздумья, затем поднялся на ноги. Он раскрыл портсигар и взял сигарету. Ноздри Ренсдорфа ощутили запах крепкой сигареты. Тем временем взгляд генерала перешел с земли на ствол дерева. Генерал начал методично, сантиметр за сантиметром, осматривать его. Все мышцы Ренсдорфа были готовы к прыжку.
Вдруг генерал остановился в изучении ствола дерева, не доведя осмотр до высоты, на которой скрывался Ренсдорф. Прислонившись спиной к дереву, генерал сделал глубокую затяжку и пустил дым очень аккуратным колечком, после чего он спокойно и даже расслабленно направился в ту сторону, откуда пришел. Хруст сухих сучков под его охотничьими сапогами доносился все слабее и слабее. Напряжение, в котором пребывал все это время Ренсдорф, вылилось глубоким вздохом. Но это не был вздох облегчения. Теперь, когда Ренсдорф снова получил какой-то интервал времени для размышлений, он понял, какими сверхъестественными способностями обладает генерал. Дойти до конца по сильно запутанному следу, в зарослях джунглей, во тьме ночи! Ренсдорф был уверен, что генерал понял, где укрылась его добыча. Это было первое заключение Ренсдорфа.
Но еще страшнее была его вторая мысль, она внушала леденящий ужас. Ренсдорфу не хотелось верить тому, в чем убеждал его разум. Генерал играл с ним! В его распоряжении было три дня преследования, он хотел продлить удовольствие игры. Один день был завершен. Ренсдорф оказался теперь просто мышью, генерал Заров был котом.
«Только не терять хладнокровия!» — попытался успокоить себя Ренсдорф. Он спустился на землю и пошел сквозь лес. Пройдя около трехсот метров, он остановился около большого засохшего дерева, задержавшегося в своем падении на вершине более низкого живого дерева, послужившего подпоркой. Ренсдорф снял рюкзак, достал из ножен охотничий нож и принялся за дело, собрав воедино все силы. Когда он закончил работу, то свалился на землю, укрывшись за грудой ветвей, лежавших в сотне метров от засохшего дерева. Ждать не пришлось долго. Кот возвращался играть с мышью.
Генерал приближался по следу с уверенностью охотничьей собаки. Его черные глазки мгновенно замечали все, тем не менее он был поглощен своим занятием, видимо доставлявшим ему особое удовольствие. Сосредоточенность сыграла с ним на этот раз плохую шутку — он угодил в ловушку Ренсдорфа, прежде чем заметил ее. Нога генерала задела ветку, служившую спусковым крючком. Как только генерал коснулся этой ветки, он сразу почуял опасность и отскочил, но недостаточно быстро. Дерево-подпорка рухнуло вместе с засохшим деревом. Генерал получил скользящий удар по плечу. Все же он отскочил достаточно быстро, чтобы не оказаться раздавленным. Генерал покачнулся, но устоял на ногах и даже не уронил револьвер.
— Ренсдорф! — крикнул генерал. — Я вас поздравляю, немногие люди умеют сооружать малазийскую западню. К счастью для меня, я охотился и в тех краях тоже. С вами интересно состязаться, господин Ренсдорф. Сейчас я уйду, чтобы заняться ушибленным плечом. Ушиб не очень серьезный. Ждите моего возвращения, я вернусь к нашей игре.
Когда генерал ушел, Ренсдорф продолжил свой побег. Теперь это уже был самый настоящий побег, паническое бегство. Он был охвачен паникой несколько часов. Снова настали сумерки, сменившиеся вскоре темнотой. Темнота не остановила Ренсдорфа. Мокасины его ступали теперь по более мягкой почве, растительность стала более густой и пышной. На Ренсдорфа напала мошкара, досаждавшая укусами. Неожиданно нога Ренсдорфа увязла в топкой почве. Он сделал усилие, но трясина засасывала ногу, как огромная пиявка. С огромным усилием ему удалось высвободиться.
Ренсдорф понял, что он попал к болоту смерти с его зыбучими песками. Рыхлость грунта навела его на мысль. Он отошел на десяток метров от границы зыбучих песков и принялся рыть землю. Во время войны он был во Франции, и ему приходилось рыть укрытия. Тогда каждая минута промедления тоже стоила жизни. Но минуты того времени — это были часы, по сравнению с минутами, которые были в его распоряжении сейчас.
Яма углублялась. Когда Ренсдорф зарылся выше плечей, он выбрался из ямы, срубил несколько тонких деревьев, пригодных для кольев, и заострил их. Эти острые колья Ренсдорф вкопал в дно ямы. Из стеблей и веток он сплел крышу ямы. Закончив всю эту в очень большой спешке совершенную работу, Ренсдорф в изнеможении опустился на землю, спрятавшись за корнями вывернутого бурей дерева.
Ренсдорф чувствовал, что преследователь находился где-то рядом. Вскоре послышался и приглушенный звук шагов по мягкой земле. Шаги были торопливыми, генерал спешил. Ренсдорф из своего укрытия не видел приготовленную ловушку. Не видел он и приближавшегося генерала. Зато он услышал треск ветвей, падение и крик. Ренсдорф и сам едва удержал крик, но его крик был бы криком победителя. Он поспешил к своей западне и в ужасе остановился. На расстоянии метра от ямы стоял человек с электрическим фонариком в руке.
— Отличная работа, господин Ренсдорф, ваша западня для тигров, как их делают в Бирме, вполне стоит жизни лучшего из моих псов. Вы заработали еще одно очко. Хочется посмотреть, что вы придумаете против целой своры. Я возвращаюсь домой, спасибо за очень интересный вечер.
На рассвете Ренсдорф проснулся на границе с болотом смерти. Издали слышался неясный шум, но Ренсдорф вскоре понял, что это лает свора собак. Ему предстояло еще одно испытание страхом.
Нужно было принимать решение.
Оставаться на месте и ждать — равносильно самоубийству. Бежать? Но и это не выход, поражение неизбежно. Ренсдорф напряженно думал. Что-то нащупывалось, какой-то проблеск надежды. Ренсдорф расстегнул ремень и пошел в сторону от болота.
Лающая свора собак приближалась, и приближалась быстро. Ренсдорф влез на дерево, росшее на небольшом бугре. На расстоянии полукилометра он увидел, как шевелятся ветки кустов вдоль русла ручья, разглядел сухощавую фигуру генерала Зарова. Впереди генерала шел Иван. Казалось, его увлекала вперед невидимая сила. Ренсдорф догадался, что Иван ведет собак на поводу.
Они окажутся здесь с минуты на минуту. У Ренсдорфа осталась в запасе военная хитрость, которую он узнал от туземцев в Уганде. Он подполз к молодому деревцу с упругим стволом и привязал к нему охотничий нож, направленный в сторону тропы. Лозой дикого винограда он оттянул и закрепил ствол дерева. После этого он побежал изо всех сил. Лай собак все усиливался, они уже бежали по совсем свежему следу.
Ренсдорф остановился перевести дыхание. Вдруг лай собак оборвался, и сердце в груди Ренсдорфа словно бы тоже оборвалось. Очевидно, собаки добежали до ножа.
Ренсдорф взобрался на дерево и посмотрел в ту сторону. Его преследователи стояли на месте. Надежда на спасение вновь растаяла, потому что Ренсдорф заметил генерала, стоявшего в долине ручья. Он был цел и невредим. Ивана не было видно. Нож все-таки сделал свое дело, хотя и не так, как было задумано Ренсдорфом.
Едва ноги Ренсдорфа снова коснулись земли, как лай собак возобновился. Не оставалось ничего, кроме бегства. Ренсдорф бежал в сторону просвета в чаще. Когда Ренсдорф достиг его, он оказался на берегу. Это была бухта, и на другой ее стороне возвышался зловещий серый замок.
Под ногами пенилось и клокотало море. Ренсдорф замер на пятиметровом обрыве, последней точке своего пути. Лай своры приближался. Ренсдорф, сильно оттолкнувшись, чтобы дальше отлететь от берега, упал в море.
Генерал остановил свору собак возле того места, откуда бросился в море Ренсдорф. Несколько минут он неотрывно смотрел на темно-зеленые волны бухты, потом сел на скалу, в том месте, где только что стоял Ренсдорф, и стал закуривать сигарету.
Вечером генерал Заров ужинал в одиночестве. На столе стояли лучшие вина из его погреба. Праздничность ужина слегка омрачалась двумя обстоятельствами: генерал понимал, как трудно будет найти замену Ивану и потом добыча все-таки не попала в его руки. «Американец испортил хорошую игру», — с досадой думал генерал, наливая в бокал из бутылки с Шамбертеном.
Позже, в библиотеке генерал пытался поднять себе настроение, перечитывая страницы Марка Аврелия. В десять часов он прошел в спальню, ощущая во всем теле приятную усталость, запер дверь на ключ. Спальня слабо освещалась лунным светом. Генерал подошел к окну и посмотрел во двор. Собаки, как обычно, метались по двору. «Ладно, — подумал генерал, — в следующий раз им повезет». Он отошел от окна и включил свет. Из-за полога постели вышел человек.
— Ренсдорф! — крикнул генерал. — Как вам удалось?! Впрочем, поздравляю, вы выиграли.
Ренсдорф не откликнулся на поздравление генерала. Помолчав, он сказал тихим, угрожающим голосом:
— Моя роль зверя не окончена еще, генерал. Готовьтесь.